Наступила страшная тишина. Она вытесняла все остальные ощущения, даже ощущение боли. Казалось, что именно она сковывает тело неподвижностью. Эту тишину хотелось выдавить из себя, наполнить мир звуками и светом. Но усилия воли разбивались о стену, а сознание отдавало на это последние силы, отказывалось служить, ускользало в небытие. Он попытался зацепиться за что-то существенное, вспомнить её лицо. Но вместе этого получались лишь смутные очертания, боль и размытые картинки ...
Машина лениво катилась по затерянной в лесу дороге. Он несколько раз пробовал прибавить газ, но машина сразу же попадала колесом в очередную неровность дороги, вздрагивая всем телом. Поэтому он сбросил скорость и ехал не торопясь, так, как позволяла старая бетонная дорога, изначально покрытая асфальтом, из числа тех, которые сетью опутали леса вокруг города. Со временем асфальт разрушился и восстанавливать его никто не собирался, поэтому вся дорога была покрыта коварными проплешинами ям. Она полулежала в кресле, закрыв глаза. Со стороны можно было бы подумать, что она спит. Но он слишком хорошо знал её, чтобы в это поверить. Он знал, что в машине она не спит никогда, что она просто закрыла глаза, желая остаться один на один с собой, отдохнуть от внешних впечатлений и раздражителей. Он не обижался на это, зная, что это происходит вовсе не от того, что ей с ним не интересно общаться. Просто для неё данный отдых является необходимым для того, чтобы снять напряженность восприятия.
Он открыл окно, и в салон ворвался яркий и слегка агрессивный вкус летнего утра. Дорогу с обеих сторон обступали деревья, дыша прохладной росой. Внезапно из-за верхушек деревьев стала видна огромная крыша военного объекта. Радиолокационная антенна напоминала карточный домик, увеличенный до фантастических размеров, отчего весь пейзаж приобретал странный нереальный вид. Однако, по мере приближения в объекту, становились видны его пропорции в отношении к окружающим предметам, отчего он становился более реалистичным. А когда стали видны следы разрушения, дырки от отломанных местными жителями элементов антенны, то картина из величественной превратилась в жалкую. Легкий поворот дороги снова спрятал объект за деревьями.
Почувствовав сквозьняк из приоткрытого окна, она слегка повела плечами, закуталась поплотнее в куртку и отвернулась к окну, не открывая глаз. Он бросил короткий взгляд на её тело, изогнувшееся в легком напряжении, и снова повернулся к дороге.
Она не хотела ехать рано, с недовольством сказав, что, не сумев хорошо отдохнуть, будет чувствовать себя весь день разбитой. Но он настоял на том, чтобы выезжать с рассветом, чтобы целый день был в их распоряжении, о чем сейчас слегка сожалел. Лишний час времени не делал погоды, но с самого начала поставил его в положение того, кому делают одолжение, изначально создал неуютное настроение.
Лесная дорога делала плавный поворот в сторону, а от неё отходила небольшая грунтовая колея, которая шла вдоль забора, огораживающего участки. Вскоре забор обрывался толстыми бетонными столбами с крюками для ворот, на которых самих ворот, впрочем, не было. Он ни разу не был у неё на даче и совершенно не представлял, как найти дом, поэтому был вынужден прервать её уединение за закрытыми глазами. Он положил руку ей на колено и мягко погладил:
- Милая, просыпайся. Мы приехали.
Она открыла глаза и еще сильнее закуталась в куртку, хотя раскручивающееся утро приносило все больше тепла.
- Поезжай прямо по дороге до первого поворота направо.
Он медленно двинулся вперед, попутно рассматривая дома. Большинство домов были небольшого размера, в основном двухэтажные из кирпича, совсем не встречалось дворцов-монстров. Только на одном участке у самого забора был виден недостроенный скелет огромного особняка, окруженный заросшим участком. Он выглядел совершенно неуместно среди аккуратного поселка. Заметив его взгляд, она сказала:
- Этот участок один из немногих, застраиваемых посторонними. Несчастливое какое-то место, сколько раз он уже перекупался, но никто так и не смог достроить на нем дом.
- А как оказалось, что этот участок отдали посторонним? Ведь, если я не ошибаюсь, поселок строила фирма твоего мужа. Не хватило денег у своих?
- Там какая-то странная история, я даже не знаю толком. То ли часть участков давали в качестве взяток кому-то из местных, то ли на вполне законных основаниях продавали на сторону. Но, хочешь верь, хочешь нет: остальные участки у нас редко продают, а этот несколько раз переходил из рук в руки, и с каждым из его владельцев что-нибудь случается.
- Тогда давай объедем его стороной, - рассмеялся он
- Нам в любом случае поворачивать в другую сторону,- серьезно ответила она.
После нескольких минут пути она велела ему остановиться у высокого, но не сплошного забора, за которым находился двухэтажный кирпичный дом, казавшийся не слишком большим. Впрочем, он был уверен, что это впечатление обманчиво из-за правильной формы дома, смотревшего на дорогу торцом. Она сама не стала выходить из машины, а просто молча отдала ему ключи от ворот и дома на странном брелке в виде мохнатой белки с зеленым глазом, предлагая открыть ворота и загнать машину на участок. Это показалось ему немного странным, ведь это был её дом, а он здесь находился первый раз. Но, с другой стороны, возможно, таким способом она ему давала понять, что на сегодняшний день считает его хозяином дома, не хочет, чтобы он был в роли гостя. Но, как бы то ни было, он открыл ворота, ожидая скрипа петель. Но, к его удивлению, ворота не скрипели, что могло говорить как о том, что воротами часто пользуются, вопреки её словам, что на даче она бывает редко, так и об аккуратности хозяев, регулярно смазывающих петли. Проехав через ворота, он остановился на площадке для машины, выложенной плитками, и замкнул ворота изнутри.
Она по-прежнему не выходила из машины. Почувствовав легкое раздражение от того, что из-за этого он попадает в глуповатое положение, не зная, как себя вести дальше, он открыл дверь машины с её стороны. Но когда он скользнул по ней взглядом, то раздражение улетучилось, напротив он почувствовал нежность. Восприняв его настроение, она посмотрела на него с улыбкой и с едва уловимым кокетством, слегка повернувшись боком, вышла из машины. Сведя руки в замок над головой, она протяжно и сладко потянулась, по-прежнему молча улыбаясь. Не желая мешать ей в этом, он не стал обнимать её, но не удержался от того, чтобы провести рукой по её груди, спине, талии, чувствуя, как её тело растянуто напряженностью позы.
Утро уже вступило в свои права, и воздух терял последние остатки ночной прохлады, наполняясь сухим теплом. Она стояла с закрытыми глазами и глубоко дышала, как будто хотела впитать в себя остатки свежести. А затем, открыв глаза и резким движением опустив и разомкнув руки, она пошла к дому по мягкой, хотя и не очень высокой траве. Он шел рядом с ней, на ходу прикидывая, какой ключ подходит к замку в доме. Увидев, что замок необычный он без труда выбрал нужный ключ. Она бросила на него короткий взгляд и едва заметно усмехнулась, оценив продолжение её игры.
Дом, как он и ожидал, оказался немаленьким. Из коридора, пустоту которого нарушала только вешалка у входа, двери вели в большую гостиную с камином, уставленную тяжелой, массивной мебелью, на кухню, оборудованную по современному образцу, безо всякого намека на стиль загородного дома, и еще в одну комнату, плотно закрытую как будто на замок. Сняв обувь и обувшись в мягкие домашние тапочки, она прошла в гостиную, подошла к комоду и, раскрыв дверцы, стала сосредоточенно что-то доставать, убирать, переставлять.
Оставив её за этим занятием, он вернулся на улицу к машине за вещами. Однако вещи доставать сразу не стал, а вместо этого прошел за дом, на участок. К его удивлению, дом, в самом деле, производил впечатление, что в нем редко кто бывает: он не нес на себе печать хозяина, был хотя и уютным, но достаточно безликим, как гостевой дом. Поэтому позади дома он надеялся, наконец, увидеть то, что бывает скрыто от посторонних глаз с фасада и то, что много может сказать о хозяевах. Но сзади дом также был чистым, аккуратным, безликим. Он усмехнулся, удивившись своему странному желанию найти её связь с домом. Ведь она сама говорила, что здесь практически не бывает. Когда он обошел участок по периметру и вернулся к машине, она все еще не выходила из дома.
Достав вещи из машины, он занес их в дом. Её не было видно, и он остановился у порога, решая куда пройти с вещами. Её голос раздался откуда-то со второго этажа:
- Оставь сумки у порога, я сейчас спущусь, разберу.
- Я сейчас поднимусь к тебе.
- Не нужно, я уже иду - напряженно ответила она и через несколько мгновений показалась на лестнице. Она сменила куртку и джинсы на открытый сильно декольтированный топ без рукавов и короткую широкую юбку. Когда она спускалась по лестнице, то юбка мягко развивалась, открывая её ноги. Он улыбнулся:
- Я себя почувствовал просто школьником. В годы моей школьной жизни считалось большой удачей пройти по лестнице так, чтобы заглянуть девочке под юбку. В какой-то момент это стало такой эпидемией, что руководство школы даже разделило лестницы для девочек и мальчиков.
- Честно говоря, никогда не понимала, что же такое мальчики хотят там увидеть, ради чего идут на такие сложности. На пляже можно увидеть как минимум не меньше.
- Это что-то на уровне инстинктов: то, что под юбкой как магнит притягивает мужские взгляды. На пляже все открыто и понятно. А под юбкой - потайная дверца.
Спустившись с лестницы и взяв сумку с продуктами, она прошла на кухню. Не успев перехватить сумку, он просто последовал за ней и сел за стол. Вопреки его ожиданиям она не стала убирать продукты, а просто поставила сумку на стол и ушла из кухни в комнату. Он снова последовал за ней, хотя её движения по дому начинали вызывать у него легкое раздражение. Поэтому, когда она снова собралась идти наверх, у самой лестницы он остановил её объятием и поцеловал. Когда их губы разомкнулись, она, улыбнувшись, сказала:
- Может быть, пустишь меня наверх?
- Пойдем, посидим немного в комнате.
- Неужели тебя не прельщает перспектива заглянуть мне под юбку?
- А я могу легко сделать это в комнате.
- Но там пропадет фрейдистское обаяние, как ты её называешь, "потайной дверцы"? На диване, как на пляже, все понятно и предопределено.
Тем не менее, она легко позволила увести себя в комнату. В тот момент, когда они проходили через дверной проем, он услышал наверху легкий шорох, как будто там кто-то находился. Он на секунду остановился, прислушиваясь. Но она настойчиво повлекла его дальше, к дивану. Он сел с края дивана, облокотившись на спинку, а она легла, вытянувшись в струнку и положив голову ему на колени.
- Какой-то странный звук мне послышался. Кто там у тебя живет?
- Парочка рабов и сорок бочек арестантов. Кто там может быть? Наверное, просто дом поскрипывает.
- Ну да, и постанывает, недовольный тем, что мы его потревожили.
- Или наоборот, довольный, что мы приехали, нарушили его скуку и одиночество. И теперь подглядывает за нами, ожидая, что мы будем делать дальше.
- Но мы ведь его не разочаруем, - игриво сказал он.
- Подожди, - торопливо сказала она, отодвигая его руку, явно увлеченная разговором - а возможно там живут наши чувства.
- Наши чувства живут в нас и наших отношениях.
- Возможно, что это мы так думаем. А на самом деле те места, где мы бываем, наполняются нашими эмоциями, впечатлениями. Которые, в свою очередь, вытесняются новыми. Но если из какого-то места уезжаешь надолго, то наши ощущения там остаются и наполняют это место собой, создают его атмосферу.
- Тогда срочно поднимусь наверх, узнаю, что здесь происходило раньше, - рассмеялся он - но своё дело твои привидения сделали. Я потерял ощущение уединения с тобой. Пойдем погуляем в лес, пока еще не очень жарко.
- Давай сначала позавтракаем, - она встала с дивана и пошла на кухню, откуда вскоре послышался легкий шорох раскрываемых пакетов.
Несколько минут он, не двигаясь, сидел на диване, невольно прислушиваясь к звукам наверху. Но на этот раз ничего не услышал и присоединился к ней в тот момент, когда она стояла у плиты, глядя на шипящий кофе в турке.
- Садись за стол, раскладывай бутерброды.
- Я кофе не буду, сделаю себе чай.
Он положил бутерброды на пластиковые тарелки, которые она расставила на столе. Обычно он просто укладывал ветчину на хлеб и оставлял прямо на столе, но знал, что она не любит беспорядок, поэтому на этот раз разложил все аккуратно. Она села напротив и молча смотрела на него, время от времени поднося к губам чашку с кофе. Он спросил, деловито поглощая бутерброды:
- А почему ты не ешь? Сама ведь предложила позавтракать.
- Я просто смотрю на тебя, как ты ешь. Когда человек что-то делает с видимым удовольствием, на это приятно смотреть.
- Мне доставляет удовольствие все, что мы делаем вместе.
- Неужели все? - рассмеялась она, встав из-за стола и небрежно бросив чашку в раковину - тогда будешь мыть посуду, скажи спасибо, что её немного.
- Хорошо, а ты пока готовься, сейчас пойдем гулять, - ответил он, подходя к раковине и открывая воду.
- Интересно, а как я в твоем понимании должна к этому готовиться? - остановившись на ходу спросила она.
- Прежде всего, настраиваться на позитивный лад.
- То, на какой лад я настроена, зависит, прежде всего, от тебя, - ответила она, погладив его по спине и выходя из кухни.
Когда он закончил и вышел в коридор, она уже ждала его, прислонившись к дверному косяку. Он успел заметить её напряженное выражение лица, прежде чем она спрятала его за улыбкой:
- Я уже готова и жду тебя, пойдем.
Она сменила домашние тапочки на кроссовки, и они вышли на улицу.
- Куда пойдем, где у вас здесь самые интересные места для прогулок?
- Я ведь говорила тебе раз двести, что здесь бываю редко, поэтому мало что здесь знаю. Будем вместе разведывать достопримечательности.
- Тогда просто пойдем вперед. Поскольку нам все равно, куда попасть, то и все равно куда идти, куда-нибудь обязательно попадем, - улыбнулся он
- Главное, чтобы от тебя не осталась одна улыбка, - рассмеялась она в ответ.
Выйдя за калитку, они пошли по улице в сторону, противоположную той, откуда приехали на машине. Когда они дошли до забора, огораживающего территорию, то увидели, что дорога поворачивает вдоль него и вскоре обрывается, а наружу ведет проем в заборе, загороженный двумя поставленными крест-накрест досками.
- Не очень то сильная защита территории, - рассмеялся он.
- А её особенно никто и не защищает. Тем более, что если кто-то захочет, то он и через забор переберётся. Ну что? Пойдем наружу или просто погуляем по дорожкам?
- А как бы ты хотела?
- Конечно, наружу. Ты же знаешь, как я люблю гулять, но без тебя гулять мне страшновато. А с тобой мне спокойно, я чувствую себя в безопасности.
Он понимал, что, скорее всего, она говорит это просто для того, чтобы сделать ему приятно, но подсознательно все равно наполнялся гордостью. Потому что любой мужчина хочет ощущать себя защитником, надежной стеной. Отодвинув доски в сторону, он подал ей руку, приглашая следовать за ним.
Сразу за участками начинался лес, но как далеко он простирался, понять было невозможно. С первого взгляда он не выглядел заповедным, казался чем-то вроде лесополосы. Но это впечатление вполне могло быть обманчивым, вызванным теми неприглядными признаками цивилизации, которые выдают близкое присутствие человека. Тропинка, которую они выбрали, уходила перпендикулярно забору прямо в лес. Поначалу тропинка была узкой, и они могли пройти только по одному: он шел впереди, а она за ним. Но постепенно лес становился менее густым, а деревья более высокими. И вскоре они снова смогли взяться за руки. Несмотря на то, что вокруг стало более просторно, воздух стал прелым, как будто теплая влага удерживалась властной тенью огромных деревьев гораздо сильнее, чем сухими ветками кустарника. Яркий аромат хвои кружил голову и вызывал желание опуститься на землю. Качаемые ветром верхушки деревьев создавали величественный шепот.
Она слегка прикрыла глаза, не глядя куда идет, а просто следуя его движению. Он с улыбкой смотрел на её слегка шевелящиеся губы, как будто она неслышно разговаривала с кем-то.
- О чем ты сейчас думаешь? Ты как будто далеко отсюда?
- Я и в самом деле была далеко,- улыбнулась она, открывая глаза - Я редко себе это позволяю, но сейчас мне было приятно это делать, потому что держала тебя за руку и знала, что в любое мгновение, когда захочу, смогу вернуться.
Она остановилась и, повернувшись к нему, прижалась к его груди. Обнявшись, они стояли молча, вдыхая плотный сырой воздух. Разговаривать не хотелось, казалось, что любые слова, любые движения нарушат ощущение единения с лесом. Минуты проходили чередой, а они так и стояли, раскрашенные пестрыми лучами проходящего через ветки солнца. Его светлое и легкое настроение постепенно сменялось острой, почти болезненной нежностью, желанием слиться с ней. Он тихо прошептал ей на ухо те слова, которые так давно зрели в их отношениях, но которые до этого момента так и не были сказаны. Не открывая глаз, она одними губами обозначила ответ:
- Я тоже...
Он поцеловал её волосы и сказал:
- Пойдем домой, хочется побыть с тобой наедине.
- А разве мы сейчас не наедине?
- Нет, сейчас весь мир подсматривает за нами.
- Хорошо, пойдем, - неохотно ответила она.
Всю дорогу к дому они молчали, как будто боялись нарушить настроение, рожденное в лесу. Когда они вошли в дом, он почувствовал её напряженность: странным образом дом влиял на неё. Взглянув на часы, он с удивлением увидел, что в лесу они провели почти два часа, хотя ему казалось, что прошло всего минут пятнадцать. Его охватила странная паника от того, что время утекало между пальцев, но из этого неприятного оцепенения его вывел её голос из гостиной:
- Принеси мне что-нибудь выпить, я немного устала.
Он зашел на кухню и открыл холодильник, пытаясь найти, что предложить ей. На его удачу в холодильнике он увидел начатую бутылку Мартини и пакет сока. Сделав коктейль, он пошел к ней в комнату.
- Как быстро летит время, наверное от того, что мне с тобой безумно хорошо - сказал он, усаживаясь на диван у неё в ногах.
Она лежала с закрытыми глазами, согнув ноги.
- Просто произошло нечто очень важное, а это всегда занимает целую вечность, а иногда даже вечности не хватает.
- Ты не спишь? Я думал, что ты дремлешь.
- Нет, я пытаюсь ощутить, что означает этот момент для нас с тобой. - она открыла глаза и села на диван рядом с ним, поджав ноги - знаешь, Ницше писал о том, что человеческий дух в своем развитии проходит три этапа: поначалу существует как верблюд, который затем превращается во льва, а лев - в ребенка. А мне кажется, что отношения мужчины и женщины проходят тот же путь.
- Странная компания, - улыбнулся он - и что же это может означать?
- Отношения рождаются как верблюд: они тянут на себе груз старых связей, обязательств, привычек. Свою силу они отдают этой ноше, которую не могут сбросить. Но постепенно верблюд превращается во льва. Мужчина и женщина становятся все ближе друг другу, их жизни сплетаются во все более тесный клубок, который начинает ощущать и осознавать себя, свою значимость и свою волю. После чего бросает вызов главному врагу, которого он до этого нес на себе: старым ценностям. Хранитель этих ценностей похож на огромного дракона, который отрицает волю и желание, защищая долг. Лев еще не рождает новый мир, но уже готов вести войну со старым, завоевывая себе свободу от него, отвоевывая право на существования своим желаниям, но при этом странным образом воспринимая себя как хищника, который совершает нечто крайне жестокое. И из этой борьбы рождается ребенок, который есть начало нового мира.
Он смотрел на неё с обожанием, наслаждаясь звуком её голоса, который гармонично сочетался с теми словами, которые она говорила.
- Красиво звучит. Тем более, что в отношениях мужчины и женщины философский итог отношений совпадает с тем, что на самом деле происходит в жизни. Впрочем, в жизни бывает по разному. Сила чувств может быть такой, что сразу сметает все старые условности и привычки. Бывает и наоборот: отношению могут так никогда и не создать своих собственных ценностей.
- Это говорит только о том, насколько быстро происходит превращение, - почти безразлично ответила она и снова легла на широкий диван, зарыв глаза. Он лег рядом с ней, и долго гладил её взглядом. Минуты проходили в тишине, которая, однако, не была пустой, а как будто обретала плоть, наполнялась тугим желанием. Он прислушивался к её теплому дыханию, пытаясь понять, спит она или нет. Одного прикосновения к ней оказалось достаточно для того, чтобы уместить весь окружающий мир в тесное кружево их объятий и поцелуев. Поначалу он пытался определить, чего же она хочет на этот раз: жесткого натиска или тонкого чувственного слияния. Но потом просто окунулся в неё, оставив разум и понимание в другом мире, соединяясь с ней в неразделимое целое, которое наслаждается единым желанием. Горячий ритм удовольствия сменился мягкими нежными ласками и теплыми тихими словами, которые понемногу теряли кусочки смысла, перемешивались со странными видениями по мере того, как он погружался в сон...
Он лежал на мягком ковре из странных ароматных цветов...их густой тяжелый запах кружил голову, наполняя е странной тянущей болью... легкий ветер шевелил цветы, которые мягко касались его обнаженного тела, вызывая смешанное ощущения щекотки и легкого возбуждения... соприкасаясь друг с другом, цветы издавали странную музыку, как ему показалось поначалу вальс цветов... но, прислушавшись, он понял, что это не вальс, что воздух вокруг наполнен жестким гитарным роком... "what shall we do to fill the empty spaces"... он мучительно пытался понять, что эта за музыка, знакомая еще с детства, но никак не мог ухватить смысл слов и осознать мелодию... тем временем ветер качнул цветок, который оказался над самым его лицом, и от этого как будто вырос до огромных размеров, но продолжал расти наполняя собой все небо... цветок вырос до огромных размеров, поднял его с земли, закружил в странном танце в ритм чеканному року... вся эта сцена показалась ему безумно знакомой, он понял, что раньше видел её в кино и знал, что будет дальше: цветок проглотит его... но дурманящий аромат лишал воли к сопротивлению, заставлял обмякнуть пустой куклой вокруг стебля цветка... огромные лепестки цветка набухали и раскрывались в неутолимой жажде... странный страх ... . one look at a thing like that would scare the piss out of you ... the damned thing looks ravenous . . . . snap-snap . . . . and you're gobbled up ... лепестки раскрылись совсем ... внезапно цветок превратился в дракона поначалу черного, но постепенно наполняющегося ярим светом... чешуйчатый дракон, искрясь, лежит на дороге и со странной улыбкой что-то тихо шепчет...
Когда он открыл глаза, то увидел, что она не спит, а обнаженная сидит в кресле, молча и пристально глядя на него.
- Ты ворочался во сне и стонал. Видел плохой сон?
- Просто какой-то странный. Танец цветка.
- Вальс цветов? - мягко улыбнулась она
- Нет, скорее танец из фильма "Стена", помнишь такой? И еще фраза из "Opus Pistorum" Миллера, не знаю уж, как я сумел её запомнить - и он повторил приснившуюся фразу вслух
- Да уж, достойное сочетание, - улыбнулась она, но уже по другому, на этот раз как-то враждебно - извечная мужская фобия перед женщиной. Лично мне всегда казалось, что этот психоаналитический страх не что иное, как банальная трусость, боязнь ответственности, причем ответственности не столько перед женщиной, сколько перед собой. Но в любом случае эта фобия тоже относится к тем преградам, которые приходится преодолевать отношениям.
- А какие женские фобии им приходится преодолевать?
- А вот когда мне приснится характерный сон, то тогда и будем его обсуждать, -рассмеялась она, на этот раз легко и весело.
- Долго я спал? Что-то не могу найти свои часы, куда-то задевал их.
Она продолжала смеяться:
- Ты каждый раз не можешь найти свои часы. Я так и не поняла, зачем ты их всегда снимаешь. Но еще труднее понять, почему их нельзя положить рядом, а обязательно нужно запрятывать.
- Так ты ведь любитель психоаналитических ассоциаций. Вот для тебя еще один пример. Типичное запрятывание по Фрейду: я прячу часы и не могу их найти, потому что хочу защититься от течения времени, не хочу, чтобы наше с тобой время таяло, чтобы настал момент когда нам придется расставаться.
Внезапно она стала серьезной и даже слегка враждебной.
- Не нужно сваливать на ни в чем не повинный Rado или Longine то, в чем должны разбираться живые люди. Если бы люди обладали хотя бы десятой долей правильности и самоуважения часов, то многие вещи в мире решались бы по другому.
- А мне кажется, что самые яркие отношения рождаются как раз не тогда, когда соблюдается пунктуальность, а когда рамки преодолеваются.
- Может быть и самые яркие, но и самые губительные. - ответила она, резко вставая с кресла и подводя черту теме.
Он наслаждался видом её обнаженного тела, выглядевшего совершенно гармонично. Её нагота не была вызывающей и кокетливой, а скорее естественной и непринужденной. Ему хотелось, чтобы она оставалась обнаженной весь вечер, поэтому он испытал откровенное разочарование, когда она надела легкий топ, оставлявший открытыми плечи, и короткую широкую юбку. Впрочем, отсутствие нижнего белья неожиданно волновало и будоражило фантазию. Лежа на диване, он протянул руку, призывая её к себе, но она лишь слегка показала ему язык. От этого наивного и милого жеста он весь наполнился нежностью, которая почему-то не спешила реализоваться в какие-либо действия. Но действий она от него и не ожидала, а просто с удовольствием купалась в его восхищенном взгляде. Не переставая улыбаться, она вышла из комнаты, и вскоре из кухни послышался шум посуды. Он с улыбкой подумал, что кухонные шорохи все равно остаются звоном посуды, даже если практически вся посуда одноразовая пластиковая. Встав с дивана, он, не одеваясь, последовал за ней.
Когда он зашел на кухню, она стояла у стола, что-то колдуя с едой. Его слегка обидело, что она не оглянулась посмотреть на него, и вообще никак не отреагировала на его появление, молча занимаясь своим делом. Но держать паузу будучи голым ему показалось глуповатым, поэтому он спросил, стараясь выдерживать нейтральный тон:
- Помочь тебе накрыть на стол?
- Конечно, помоги, - ответила она по-прежнему не поворачиваясь от стола - мы будем ужинать в гостиной, можешь пока стол подготовить.
- Я бы с удовольствием, да только что-то я не видел в гостиной никакого стола.
- А ты что-нибудь придумай, прояви смекалку, - рассмеялась она
- Пойду похожу по дому, поищу стол, - без улыбки ответил он, не находя в этой ситуации ничего смешного.
Внезапно она стала серьёзной, резко оборвав смех:
- Я пошутила. Складной стол стоит за шторой в гостиной, тебе нужно только прикрутить к нему ножки.
Стол он нашел там, где она и сказала. Он оказался достаточно странным: изысканная крышка из дорого массива дерева с центральным стеклом с напылением никак не гармонировала с грубоватыми ножками, прикручивавшимися слегка заржавевшими винтами. И высота стола была необычной: не журнальный столик, но и не полноценный высоты. Правда, как оказалось, его очень удобно ставить около дивана.
Она показалась в дверях комнаты с подносом в руках и с улыбкой сказала:
- Ну вот видишь, обычно разговор ведется о завтраке в постели, а у нас с тобой получается практически ужин в постели. - бросив взгляд на то, как он раскинулся на диване, она продолжила - когда ты лежишь на диване, он кажется совсем маленьким.
- Это хорошо или плохо?
- Это никак, просто отмечаю факт, - бесстрастно ответила она, деловито расставляя тарелки на столе. - принеси из кухни шампанское и водку, они в большом холодильнике.
Кода он вернулся, держа в руках две слегка запотевшие бутылки, то стол уже имел практически законченный вид, который ему придавали красивые хрустальные бокалы и рюмки, странно смотревшиеся рядом с пластиковой посудой.
Они заканчивали приготовления к ужину в странной тишине: каждый думал о своём, и ни у кого не было желания нарушать паузу. За стол они сели оба на диван, а не друг напротив друга. За счет этого, когда они поворачивались к столу, то оказывались каждый сам по себе. Но зато, отложив в сторону еду, они были в близком контакте. Из-за этого ужин получался рваным: как будто разбитым на отдельные кусочки. И разговор не протекал плавным потоком, а легко перескакивал с темы на тему, не задерживаясь ни на одной из них.
Когда он открывал шампанское, она слегка напряглась и отстранилась от него. Но он обращался с бутылкой крайне умело, и только легкий хлопок и дымок из горлышка свидетельствовали о том, что опасность миновала.
- Мне нравится, когда шампанское открывается не слишком громко, - произнесла она с легкой улыбкой, - когда много шума, а тем более пены, то это нарушает интимность момента, рождает ассоциации с разгульным весельем.
- А разве интимный ужин не может сопровождаться разгульным весельем?
- Нет, не может, - отрезала она, и продолжила без перехода, но тем же тоном - тебе понравился дом?
- Дом сделан толково, но выглядит каким-то обособленным.
- Что ты имеешь в виду?
- Дом самодостаточен, он не требует обитателей, и ты кажешься не его хозяйкой, а просто гостьей. Впрочем, и враждебности с его стороны я не ощущаю, скорее безразличие. Правда, я не видел второй этаж, возможно именно там и кроется вся суть дома.
- Там нет ничего интересного, просто две спальни. Ну а дом вынужден быть самодостаточным, ведь он большую часть времени проводит в одиночестве. Так бывает и с людьми: когда человек долгое время один, то рано или поздно привыкает к этому.
Разговор снова прервался поворотом к столу. Когда он раскладывал еду по тарелкам и наполнял бокалы, краем глаза он заметил, что она застыла в напряженной позе и смотрит в одну точку. Сначала он хотел привлечь её внимание поцелуем, но потом передумал и решил не выводить её из этого состояния задумчивости, выпил один и продолжил еду, изредка поглядывая на неё, пытаясь понять, о чем она думает, в какие глубины погрузилась. Внезапно наверху послышался тихий скрип, который сразу вывел её из отрешенности. Слегка вздрогнув, она взяла бокал и молча поднесла к губам. Она медленно потягивала шампанское, сохраняя молчание. А затем мягко улыбнулась:
- Давай выпьем за нас с тобой.
- Давай лучше за тебя
- Нет, за нас с тобой, как единое целое. Хотя до этого еще очень долгий путь.
Он залпом выпил холодную водку и, быстро поставил рюмку. Она, не отрываясь, смотрела на него, ожидая, что он скажет в ответ. Но он лишь молча заключил её в объятия и долго не отпускал, крепко прижав к себе. Он ощущал запах её волос и тепло её дыхания. Её близость наполняла его желанием, которое он не мог, да и не хотел больше сдерживать. Он укутал её теплом своих ласк, и ему казалось, что воздух в комнате стал напряженным, тугим, звенящим от силы желания и страсти. Он с наслаждением ощущал как, входя в неё, он тем самым принимает её в себя, растворяет в себе. И оргазм не давал расслабление, а лишь ощущение временного отдыха, внутренне оправдание паузы в горячем болезненном желании продолжить ласки. Он ощущался не как катарсис, а как плацдарм на пути к дальнейшему сближению. Свернувшись клубом, она положила голову ему на плечо, а он мягко гладил её волосы. В этом простом и вечном действии было такое внутреннее освобождение и сближение, какого не давал даже страстный секс. Она закрыла глаза, и он уже в который раз за сегодняшний день гадал, спит она или нет. Аккуратно освободив плечо, он приподнялся на диване и взял её бокал со стола:
- Хочешь выпить?
- С удовольствием, - ответила она и села, прислонившись спиной стене, но по-прежнему не открывая глаз.
- О чем ты сейчас думаешь? Почему не открываешь глаза?
Она ничего не ответила, но выражение её лица изменилось, стало более мягким, расслабленным. Он тоже молчал, и пауза наполнила воздух. Наконец, она открыла глаза и мягко улыбнулась:
- Я знаю, что ты хочешь дать мне прочесть. Видела рукопись в машине.
- Да, я закончил эту повесть вчера. Любопытно, что все по-прежнему говорят рукопись, хотя давным-давно все их пишут на компьютере.
- Просто "рукопись" более личностное слово, чем пустое "распечатка". А рукописи все же имеют в себе нечто мистическое, они несут в себе часть души автора, которая затем расходится по книгам, в результате чего эмоциональная насыщенность снижается.
- А мне кажется, что это зависит от того, кто читает книгу, насколько ему близок автор, насколько он хочет проникнуть в его душу. Вот и проверим это, - с улыбкой сказал он, вставая с дивана - пойду принесу из машины, а не то забуду потом.
- Иди ко мне, потом сходим вместе, все равно собирались идти гулять.
Он быстро вернулся к дивану и постарался обнять её, увидев в этих словах зов с её стороны. Но она мягко отстранилась от него и застыла на несколько мгновений, как будто решалась, но никак не могла решиться сказать ему что-то. И, в конце концов, обняла его и уложила на диван. Но не объятием страсти, а объятием нежности. Эта нежность обволакивала, успокаивала, усыпляла. Сон сковывал мысли, опрокидывал в небытие. Он старался стряхнуть сон, не отдавать ему драгоценные минуты. Но её тихое ровное дыхание рядом не оставляло шансов удержаться в сознании. И он заскользил в кроличью нору вслед за ней. И вскоре наступила тишина, которая, будучи спутницей ночи, странным образом диссонировала с ярким светом, наполнявшим комнату. Электрический свет струился из окон дома, неровными языками лизал ровный газон, соперничая с лунными отблесками. Свет бежал по остывающей в ночи траве и неровной полоской ложился на стопку листков на заднем сидении машины. Они недовольно раскинулись, обижаясь на неожиданное невнимание к себе. Они слегка сдвинулись на сидении под собственной тяжестью, как будто разминая затекшие члены. Но вскоре страницы успокоились и расправили строчки, складывающиеся в текст, еще ни разу не прочитанный посторонним взглядом...
Открыв глаза, он некоторое время не мог понять, где находится. Он с трудом выныривал из черного забытья, не расцвеченного картинками снов. Несмотря на долгий крепкий сон, он не чувствовал себя отдохнувшим и свежим. Напротив, все его тело и сознание наполняла тяжесть, не растворяемая даже ярим светом летнего утра.
Она тихо спала на кровати, повернувшись к нему спиной и укутавшись в простынку, которой она укрылась вместо одеяла. Он положил руку ей на бедро, пытаясь восстановить контакт, нарушенный сном и отрешенностью её позы. Однако она, недовольно пошевелившись, отодвинулась, и от этого ощущение отчуждение еще больше усилилось. Он нервно заворочался, решая то ли оставаться в кровати, пока она не проснется, то ли встать, оставив её одну. От его движения она открыла глаза и, погладив его грудь, оставила руку у него на плече. Удивительным образом, это не сближало их, а наоборот, как будто устанавливало непреодолимую дистанцию.
Это ощущение усиливалось сухим светом утреннего солнца, проникающего в комнату. Наступающий жаркий день с самого утра не давал прохладной свежести, а был шершавым и бесстрастным.
Она откинула одеяло, при этом её лицо напряглось в легкой гримасе, как будто внезапно она вспомнила о чем-то неприятном. Но её лицо он наблюдал лишь мгновение: она быстро встала с кровати и, не одеваясь, направилась в ванную. Нежная кожа ей спины была разрисована беспорядочными полосами отпечатавшихся складок простыни. Вскоре из ванной послышался шум душа.
Не дожидаясь пока она вернется, он встал и оделся. Проходя на кухню, он на мгновение остановился у лестницы, ведущей на второй этаж, чувствуя странный позыв подняться наверх. Он усмехнулся, вспомнив её вчерашние слова про дух дома, и прошел мимо. Странным образом вчера её слова казались завораживающей частью реальности, а сегодня - просто милой выдумкой. На кухне он открыл холодильник, пытаясь придумать что-нибудь на завтрак. На полочках он увидел вчерашние бутерброды на пластиковых тарелках, укутанных в пленку. Он и представить себе не мог, когда она успела упаковать бутерброды. Внезапно он подумал о том, что на столе осталось много еды после ужина, но возвращаться в комнату не хотелось. Шум воды прекратился, и он ожидал скоро увидеть её. Он поставил чайник, который вскоре зашипел свистом нагреваемой воды, расставил тарелки на столе, достал чашки и налил заварку от чая. Совершенно не представляя, что еще подготовить для завтрака, он просто сел за стол, ожидая её и пытаясь по звуку определить её передвижения по дому. Но нарастающий шум чайника не позволял это сделать. Внезапно чайник щелкнул, отключаясь, и наступила странная тишина. Ни одного звука не было слышно, как будто она ушла из дома, оставив его одного. Чтобы скрыть это неприятное ощущение, он встал из-за стола, намереваясь искать её, но почему-то не подумав о том, что может просто позвать её.
Но сквозь дверной проем увидел, как она спускается с лестницы со второго этажа. Она шла босиком, поэтому её движения были почти беззвучны. На ней была одета большая светлая мужская рубашка, которая красиво показывала её ноги. На мгновение его кольнула игла острого желания, но её мягкая улыбка его погасила, укутала.
- Тебя долго не было. Гуляла по дому?
- Просто искала одежду, которая тебе могла бы понравится, - ответила она, продолжая улыбаться. Оглядев стол, она одобрительно продолжила:
- Вижу, что ты тоже решил мне понравиться?
- Я, в общем-то, ничего особенного не сделал, просто поставил на стол то, до чего смог дотянуться.
- Женщинам очень нравится, когда утром мужчина готовит завтрак, даже если это и не пресловутый кофе в постель. Возможно потому, что понимает, какой это для мужчины подвиг, что-нибудь сделать на кухне с утра, и ей приятно, что ради неё он так жертвует собой.
- А мне кажется, что дело в том, что женщине просто приятно видеть мужчину , что называется, на хозяйстве. Так она больше ощущает его как своего мужчину, который ей принадлежит.
- Как бы то ни было, этот тест ты тоже прошел, - ответила она почему-то очень серьёзно.
- А какие еще я прошел тесты?
- Вот сейчас рискуешь не пройти тест на занудность, - по-прежнему серьёзно продолжила она и, обняв его, так же серьезно и немного строго поцеловала его в губы.
Он почувствовал напряженность её губ, попытался поцелуем успокоить её, наполнить своим теплом и желанием. И постепенно она становилась все более расслабленной в его объятиях, её губы отдавали себя его поцелую. Когда она выскользнула из его рук, то выглядела совершенно спокойной и мягкой.
- Давай пить чай, мне хочется согреться.
Они завтракали в странной сосредоточенной тишине, как будто каждый думал о своем и не хотел отвлекаться от своих мыслей. Когда завтрак закончился, то пауза стала откровенно тяжелой, даже мрачноватой. Он прервал молчание, вставая из-за стола.
- Мне уже пора ехать.
- Я знаю, что ты уже опаздываешь.
- Так чудесно было с тобой.
- Мне было не просто чудесно, мне кажется, что случилось что-то очень важное. - не отрываясь она смотрела на него, не вставая из-за стола. Под этим взглядом было сложно уйти, и она помогла ему, улыбнувшись и также поднявшись, чтобы проводить его.
Он шел по мягкой сухой траве к машине, не оглядываясь. Она осталась в дверном проеме, не провожая его до самой машины. Их прощальный поцелуй был долгим и, почему-то, слегка болезненным. Она долго не отпускала его, когда ему казалось, что поцелуй уже заканчивается, она снова, крепко до боли, принимала его в себя. Он не знал, сколько продолжалось их объятие, но когда их губы разомкнулись, и, повернувшись он пошел по дороже, место расслабленной усталости заполняла тянущая тоска.
Отрывая дверцу, он краем глаза увидел сдвинувшиеся на заднем сидении листки его повести. Он сел на сидение и, полуобернувшись, протянул руку назад и поправил стопу листков. И лишь заведя двигатель, он посмотрел назад. Её уже не было в двери, а сама дверь была плотно закрытой. Он скользнул взглядом по дому, и увидел в окне верхнего этажа силуэт. Отрыв окно, он помахал ей рукой и медленно поехал к воротам.
Закрыв дверь, она быстро поднялась наверх и подошла к окну. Скрестив руки на груди, она смотрела на происходящее внизу, как будто на экране кино. Он сел в машину, что-то поправил на заднем сидении, завел машину и, открыв окно, помахал ей рукой. Затем подъехал к воротам, вышел из машины, открыл створки, выехал наружу. Закрывая ворота, он снова посмотрел в её сторону, показал на задвижку, напоминая, чтобы она не забыла закрыть ворота изнутри, снова помахал рукой и приложил пальцы губам в воздушном поцелуе. После чего скрылся за закрывающимися, как занавес, воротами.
Несколько минут она продолжала неподвижно стоять у окна, не отрываясь глядя на закрытые ворота. Её голос раздвинул натянутую тишину.
- Зачем ты приехал?
- А почему я не могу приехать на свою собственную дачу. Ты можешь успокоиться: я вовсе не следил за тобой, просто заехал забрать книги, и был очень удивлен, увидев, что вы приехали. Ты ведь никогда не ездила сюда по доброй воле. Или это просто такая легенда?
- А почему ты не уехал? У тебя для этого было много возможностей?
- Этот же вопрос я могу задать тебе. Или ты никак не могла отказаться от такого романического свидания.
- Твоя ирония неуместна. Мне было сложно объяснить, почему так внезапно понадобилось уехать, а ты мог просто уйти и все. Честно говоря, ты в этой ситуации выглядишь очень неприглядно, независимо от того, имеет ли место с твоей стороны извращенный интерес, или просто желание сделать мне гадость.
- Ты думаешь, что ты выглядишь очень привлекательно? Тоже мне Мастер и Маргарита ... Отбросив всю романтическую риторику, получается обычное бытовое блядство.
Резко хлопнув дверью, она вышла из комнаты и спустилась вниз. Сев в кресло с ногами, она откинула голову на спинку и попыталась прогнать изнутри тяжесть и тоску. Но острая боль нарастала в голове нервной тревогой, которая взорвалась резким криком. Она не поняла сама, то ли крикнула вслух, то ли внутри себя, но после этого наступило тяжелое больное опустошение...
Машина ровно катилась по уже знакомой дороге, с удовольствием повторяя её изгибы. Под ярим утренним солнцем дорога блестела от жары, создавая ощущение мокрого асфальта. Он смотрел прямо на дорогу, не замечая утреннего леса. В голове он прокручивал весь вчерашний день, вспоминал её слова, ощущения от её прикосновений. Сознание не давало удовлетворения собой, и он снова прокручивал в голове их диалоги, и сейчас, в этих виртуальных диалогах, находил неожиданные слова и нестандартные мысли, которые могли бы показаться ей интересными. На краю дороги он увидел знак, извещающий о крутом изгибе, и машинально сбросил скорость, отметив, что на S-образном изгибе деревья вплотную подходят к дороге. Машина мягко вписывалась в поворот. Внезапно в районе левого колеса послышался резкий удар, и машину бросило в сторону, вырывая руль из рук. "Рулевая тяга" - механически отметило сознание, пока он машинально крутил руль, пытаясь выйти из заноса, не осознавая, что на безумное движение машины это не влияет. Раздавшийся через несколько мгновений удар о дерево странным сюрреалистическим образом исказил пропорции машины, сжимающей и разрывающей тело.
После чего наступила страшная тишина, выкачивающая силы и волю. Высасывая последние силы к борьбе, тишина протащила его через стену боли и опрокинула в черноту...
Резкий запах бензина взорвался ярким факелом огня, который недовольно поглотил уже безжизненное тело и обрушил своё зло на стопу бумаг, быстро сворачивающихся в черные искореженные листья...