Утром проснулся, на удивление, бодрым. Солнце светило в глаза, птицы пели на все голоса, где-то мычали коровы и лаяли собаки. Петро ворвался к нам, растормошил, заставил окатиться холодной водой, в столовой - накормил яичницей с беконом, напоил крепким кофе с молоком. И вот мы уже трясемся в его бронированном патриотическом Уазике, щурясь от ярких блесток на поверхности моря по правому борту.
На границе подумал, вот сейчас помолимся и станем невидимыми, и нас пропустят, словно мы призраки. Не тут-то было! Пограничники проверили документы, пронзили бдительным взором, перетряхнули сумки с вещами. Зато Петро прошел мимо заставы незамеченным, что объяснил просто: "Я тут каждый день мотаюсь, ко мне привыкли".
Далее последовало небольшое испытание. Петро привел нас к отвесному скату горы и, как ни в чем не бывало, стал уверенно широким шагом подниматься вверх. Игорь, невозмутимо сопя, последовал за ним. Я же, сделав три, четыре шага, попал ногами на осыпь, упал на четвереньки и дальше полз, обдирая ладони, локти и колени до крови. Подо мной осыпались камни с ракушками, мне приходилось цепляться за скальные выступы, но и они оказывались не твердыней, а болтающимися, качающимися каменюками, на которые не было никакой управы. Но я дополз на самый верх горы, уперевшись потной мордой лица в огромные ботинки великана. Сей богатырь стоял на вершине, иронично наблюдая за моими потугами. Наконец я выпрямился и оглянулся. От страха закружилась голова - в шаге от меня зияла пропасть метров пятьдесят глубиной. Великан, снизойдя к немощи хилого брата, протянул мне кусок ваты, намоченный йодом из пузырька. Я обработал раны, покрылся бордовыми пятнами и поблагодарил медбрата. Игорь не удержался от комментария:
- Сейчас на восхождении ты сдирал с себя всё мирское. Так надо, ведь мы к старцу идем, а это всегда подъем в гору.
- Кстати, старец, - сказал Петро, - обычно проживает не здесь, а за двумя перевалами. У него там своя классическая пещера отшельника. Здесь он гостей принимает, а Василий, - кивнул в сторону великана, - охраняет келью от ненужных гостей.
- Почему же именно я весь исцарапался? - проворчал я. - У вас-то ни одной ранки.
- Пока ты флиртовал с Кармен, - ехидно прогудел Игорь, - мы с Петром переобулись в альпинистские ботинки с шипами. - Он приподнял рифленую подошву для обзора.
- Почему же на мою долю шипов не досталось? - спросил я обиженно.
- Ты будто первый день путешествуешь, - язвительно заметил Игорь. - К экстремальным восхождениям надо готовиться заранее и очень серьезно. Ну а если не подготовился, значит в том есть некий сакральный промысел. Например, ободраться до крови.
- Убедил, - кивнул я, - так и быть, прощаю... "Не до семи, а до седмижды семидесяти раз".
- Вот это по-нашему! Петро, идем дальше.
Наконец, мы прошли в глубь небольшой долины, заросшей кустарником и колючими елями и, раздвинув ветви, вошли в домик, сбитый из ветхих досок, поросших мхом. Наверное, с помойки, подумал я. Старец принимал гостей, стоя лицом к иконам, бумажным, не раз промокшим, покоробившимся. В этом был какой-то отшельнический шик. Особенно приятно было узнать лампадку красного стекла, которую узнал по приобретению на нашем рынке. Внизу, на земле стояла пятилитровая емкость с лампадным маслом, тоже знакомая. Старец повернулся к нам и благословил широким крестным знамением.
Все же меня не оставляло недоумение насчет несостоявшейся невидимости, вот почему второй вопрос к старцу был:
- Почему ваша наука, отче, не сработала? Почему мы не стали невидимками?
- Какая в том необходимость, вы же с проводником. Да и смиренней так, а то гордынька вскипит, потом вас отмаливай. А насчет невидимости, так вы для зла такими и были. Вы не представляете, сколько раз я от вас беду отводил. Как отец Серафим вас из полы в полу передал, так я и принялся защищать, за каждым шагом наблюдать.
Это был второй вопрос - первый прозвучал так:
- Ехали мы к неизвестному старцу Никите, а попали к знакомому монаху Иоанну. Вас что, повысили?
- Да, посхимили, - кивнул он. - Вот и имя сменил. Ну да, что мы о пустяках! Некогда нам, время поджимает. Покойный отец Серафим перед преставлением велел вас просветить насчет Царя грядущего.
- Так нет же его еще! - вырвалось у Игоря. - Заждались уже!
- Во-первых, есть, - едва заметно улыбнулся старец Никита. - Он среди народа, но явить себя пока не имеет возможности - нет на то воли Божией. А во-вторых, не заслужили... В девяностые годы, пока народ ходил на крестные ходы, пока собирались у государевых мироточивых икон, молились - казалось, вот-вот Господь явит Царя. Но, как это часто бывает, за суетой, за делами житейскими, стали терять ту самую энергию, которая называется "эсхатологическим напряжением". Но и тут прослеживается воля Божия. Помните, наверное, из пророчеств, что Царь - человек военный, он придет победителем в страшной войне. Вот так: у них там антихрист объявит себя королем вселенной, а у нас будет свой удерживающий, свой Царь, божий помазанник.
- Думаю, сейчас уже можно сказать, - Игорь кивнул в мою сторону. - Человек, который представился Царем грядущим был в гостях у Макарова. Так это, или нет?
- Так, ребятки, так, - сказал он тихо. - Только правильно, что об этом не говорите. Ведь тут разные ходят, в цари метят, только жульё таковое сердце православное сразу обнаруживает и гонит от себя. Приходили и ко мне такие... Видели моего келейника? Василий казак в десятом поколении. Он как подойдет к такому "претенденту на престол", как возвысится над ним на две головы, как поведет плечами с косую сажень - так и сдувает их, как ветром ураганным.
- А настоящий-то был? - спросил я с нетерпением.
- Был, - опять же тихо произнес старец Никита. - Одно скажу: благородный человек, воин-победитель, веры кристальной, воли стальной! Когда его увидел, не было у меня сомнений, кто ко мне, убогому, пришел. Как увидел его, так из сердца хлынула молитва благодарения и, знаете что - хотелось умереть за него. Вот так прямо в тот миг, отдать жизнь за Царя. Он прозрел это, улыбнулся и сказал: "Умирать не дозволяю! Кто же мне служить будет, ежели все за меня станут помирать!" - Старец поднял на нас глаза, внимательно всмотрелся, сказал: - Вот почему я вас позвал. Грядущему Царю нужны служивые, нужны дворяне, министры, воины.
- А какая задача стоит перед нами? - спросил я.
Видимо, в глубине моего сердца обнаружилось то же благодарение, то же страстное желание отдать жизнь за Царя. Это не прошло мимо сознания старца, он кивнул мне и неожиданно сказал:
- Задача такая - создать крепкую семью, нарожать детишек побольше, да воспитать их как положено. Игорь, как там в твоей книге песня есть. Там слова такие... прозорливые, прямо для Алексея:
Как бы мне, рябине,
К дубу перебраться.
Я б тогда не стала
Гнуться и качаться.
Тонкими ветвями
Я б к нему прижалась
И с его листами
День и ночь шепталась
- Так вы мои книги читали? Здорово!
- Читал, - кивнул он Игорю. - И не только я, убогий, но Сам! И он также оценил твои писания, так что, как говорится, в добрый путь. - Повернулся ко мне и с улыбкой произнес: - Так что твоя Веточка ждет тебя, чтобы к тебе прижаться. Тут, рядом ждет. Мы ее сюда вызвали. Всё понятно?
- Если честно, вы меня ошеломили! - произнес я, опустив глаза.
- Ты же только что умереть за Государя хотел. Так вот не умирать, а жить - полной грудью дышать, радоваться самому и радовать семью. Это, знаешь ли, тоже подвиг еще тот! Не каждому дано. А то, знаешь ли, не апостольская радость, а гнилое уныние все чаще проникает в народные массы трудящихся. А вы радуйтесь и заражайте народ оптимизмом, улыбкой, энергией созидания, надеждой!
- А мне? - вскочил Игорь, надеясь получить благословение получше. - Мне-то что делать?
- Тоже самое, только еще писать. Но так писать, чтобы народ православный приготовить и к явлению Царя, и к войне победной, и к возрождению Руси святой. Думаю, не самым последним помощником тебе будет Алексей - вон сколько добрых дел вы в паре успели натворить. А сколько еще впереди! И напоследок: вы здесь не первые, и далеко не последние. Государь уже сейчас призывает своих людей на служение. Придет время, еще удивитесь, сколько вас было. А что пока незаметны... так ведь так надо.
- Сейчас нам идти обратно? - спросил я.
- Верно, - кивнул старец. - Только, Игорь, отдай свои альпинистские ботинки Алексею, а сам пойдешь босиком. В наказание. Василию передайте от меня три дня строгого поста за то, что не сбросил вам веревку, чтобы легче было на гору карабкаться. - Оглядев поникшее сообщество, ухмыльнулся и продолжил: - Чуть позже можете вернуться. Я вас в свою пещерку свожу, если будет желание. А то ведь после "экстремального восхождения", - показал пальцем на пятна йода на моем теле, - и последующих судьбоносных событий... - Он таинственно улыбнулся. - Может статься, и не рискнете. Только, как там у вас в миру? Если захотите организовать мальчишник - это ко мне, милости просим. Запомнится на всю жизнь.
Спуститься с гор
На подходе к Форпосту, увидели скопление ветеранов. Выглядели они возбужденными. Под безразмерными плащами цвета хаки топорщились автоматы. Нам навстречу вышел Макаров и, скосив глазом, прошептал:
- У нас очередное ЧП, теперь с Кармен в главной роли.
- Что, девушка решила побороться за свое счастье? - проскрипел я, вспомнив ее угрозу. - Что натворила?
- К нам приехали отдыхающие, две приличные дамы - она стащила мой автомат, гранату и захватила их в заложники. Они сейчас на дебаркадере.
- Понятно, - кивнул я. В голове пронеслись слова старца о свадьбе, мальчишнике, намеки на нежданную встречу. - Ну что, пойдем проторенным путем?
Нас с Игорем облачили в бронежилет, отслужили молебен, глотнули кофе и по трапу продвинулись в сторону стационарного плавсредства.
- Как думаешь, это противник из преисподней достаёт? - прошептал боевой соратник.
- Скорей всего... Но, как учит один мой знакомый друг, все события в нашей жизни происходят по промыслу, не так ли?
- Всё шутишь, юморист! - через силу улыбнулся друг.
- А тут или шутить, или паниковать. Я выбираю первое.
Я постучал в дверь, за которой в прошлый раз скрывался горе-террорист. В ответ раздался выстрел, женский вскрик и истеричное "чо надо?", как я понял исходящий от тревожной девушки по имени Кармен.
- Ага! Вот и вы у меня сейчас понервничаете! Не всё же мне одной.
Дверь медленно открылась, мы вошли. Первое, что бросилось в глаза, обрез автомата, направленный в живот, второе - граната в поднятой девичьей руке.
- Дверь закрыть, стоять на месте! - скомандовала террористка, насмотревшаяся триллеров категории "В", или "С".
Наконец она отошла в сторону, открыв для нас задний план. Ну, Вета еще выглядела прилично, только слегка побледнела. А вот из-за ее тонкой спины выглянула незнакомая женщина - эту сотрясал нервный озноб.
- Это моя бывшая, - пояснил Игорь.
- Понятно, мне всё понятно, - пропел я снова. - Как это у вас, террористов принято, предлагаю замену - возьми нас, а женщин отпусти. Мы тут по-свойски, по-культурному разберемся.
- Ага, размечтался! - девушка скривилась, её некогда красивое лицо исказила язвительная гримаса противника. - Это чтобы вы с этими лохушками обженились, а мне опять в одиночестве куковать! Не выйдет! Как там в кино с Михалковым: не доставайтесь же вы никому! Мне все-равно не жить - меня Макаров порешит по-любому, так что лучше я и вас с собой в ад утащу, ха-ха-ха!
- Понятно, понятно, - меня словно заело, как испорченную пластинку. - Значит по-хорошему у нас с Володечкой не получится?
- С кем? - спросила Кармен. - Что ты мне впарива...
- Тогда получай: "Да воскреснет Бог и расточатся врази Его..." - произнес я, как приговор, размашисто перекрестясь. Игорь подключился к молитве, и даже наши женщины шепотом произнесли грозные огненные слова.
Кармен вскрикнула, скорчилась будто от удара в живот, выпустила из руки гранату. Пока Игорь хватал ее, проверяя чеку, я рассмотрел, как террористка давит что было сил на спусковой крючок автомата. Только по счастью, предохранитель оказался в верхнем положении - блокирующем стрельбу. Ветка рывком бросилась на Кармен, я поспешил на помощь, выхватив автомат из рук придавленной к грязному полу несчастной девушки. Отдал оружие Игорю, а сам выкрутил руки террористки, надев на тонкие запястья наручники, висевшие на поясе.
- Ну всё, успокоились! - гаркнул я. - Давайте поговорим.
Кармен выглядела так, словно только что проснулась. Она выпученными глазами озиралась, как загнанный зверь, ничего не понимая.
- Как видите, девушка стала жертвой нападения нечистого духа. Он нас с Игорем давно преследует. Так что теперь Кармен необходимо подвергнуть суровой церковной отчитке. Кто не знает, это изгнание нечистых духов. Я попробую это всё объяснить Макарову, хоть если честно он очень рассержен, ведь кража боевого оружия - за это и пулю в лоб сгоряча можно получить. Но, как говорится, христианам положено прощать... даже такое. А теперь - я хлопнул в ладоши, - всем спасибо! Вы были на высоте.
Игорь вывел трясущуюся от страха террористку наружу. Я прогудел ей вслед: "Она просто очень хотела замуж! Вполне естественное желание. Простим же её!"
Мы с Ветой наконец-то обнялись. Она как веточка рябины из песенки Игоря прижалась ко мне всем худеньким гибким телом. В голове пронеслось видение: она танцует медленный, подняв руки, раскачиваясь, уподобляясь длинным водорослям, которые плавно колыхались в лучах солнца, пронизывающих толщу морской воды.
- Гм-гм, - кашлянула "бывшая" Игоря, мы смущенно отпрянули друг от друга и взглянули на нее. - Простите, ребята, мы не познакомились. Меня зовут...
- Аня! - продолжил я. - Игорь рассказывал о тебе.
- Надеюсь не всё?
- Всё, что знал. Не знаю как у вас, а у православных сокрытие правды - ложь. Одно точно скажу - Игорь тебя любит, он тебя простил, а девочку часто видел во сне. У неё, кажется, еще глазки какие-то необычные. Перламутровые, что ли. Кстати, где она?
- Я на всякий случай сняла комнату в одном уютном домике. Там была чудесная девочка - вот они с дочкой и подружились. Как чувствовала, что-то случится, вот и оставила ее дома.
- Что с твоим Кириллом? - спросил я, с трудом вспомнив имя ее приятеля.
- Всё нормально, - кивнула Аня печально. - Наложил на себя руки.
- Какой ужас! - воскликнула Вета.
- Это точно... Меня звал с собой, но я отказалась. У меня же дитя малое. По сути, дочка меня и спасла.
- А как сюда попала? Тоже, поди, неспроста?
- Да, это точно, - промолвила Аня смущенно. - Как всё... случилось, вернулась в наш Энергетик. В церковь зашла, исповедалась со слезой. Вот батюшка наш и рассказал об Игоре. Сказал, что осел на время в Ученом доме. Я - туда, а Михалыч ваш сказал, что искать Игоря нужно в приморском поселке. Взяла дочку, села в поезд - и вот мы здесь. Уже вторую неделю...
- Ну-у-у, Анечка, дорогая, что же ты плачешь? - Вета обняла боевую подругу. - Видишь, как всё прекрасненько получилось. Неужели не видишь в этих событиях, как говорит твой Игорь, промысел Божий! Теперь-то у вас и у нас всё будет как надо. Как надо Господу. Все мы в Его любящих руках, все мы в Его любви.
Вошли Игорь с Макаровым. Мой друг выглядел растерянным, искоса поглядывая на Аню, ветеран же сиял, как надраенный латунный тазик для варенья.
- Макаров, ты прости Кармен, - попросил я. - Это бес её попутал.
- Да знаю, простил уже. Она как меня увидела, на коленки бухнулась и зарыдала на всю ивановскую. Как такую не простить... Да я и сам виноват, не запер оружие в сейф, как положено. - Он пристально вгляделся в лица женщин. - Петро мне уже доложил, что старец Никита благословил два союза любви. Так что готовимся к венчанию и к пиру на весь мир.
Я глянул на Игоря, который не отрываясь разглядывал Аню, словно лаская глазами. Кажется, у них все будет хорошо. Ну может не сразу, но чуть позже - точно.
Вдруг ощутив себя потным, вонючим - все-таки невеста рядом - удалился в душ. Вышел наружу, замер, любуясь открывшейся перспективой.
А вот Вета! Моя и пока не моя... Стоит ко мне боком, глядит из-под козырька ладони на блискучее море, щурясь, нашептывая под нос что-то свое, девичье. Стоит Вета скромно отстранившись, словно и не планирует "перебраться и прижаться", но это пока! На самом деле, благословением старца наш союз предопределен и желанен. Не хочется прерывать ее воспарения, полета мысли над блистательной морской пучиной, стояния у черты, на границе мечты и реальности - но надо.
- Есть мнение, - я улыбнулся, - нам с тобой необходимо создать семью и родить много будущих наследников.
- Насчет мнения понятно. - Потупила очи Вета. - А ты? Любишь или подчиняешься приказу?
- И то, и другое, - кивнул я, глядя ей в глаза. - Много лет тебя носило по периферии моего сознания, пока я мог только любоваться тобой, робея подойти. Много лет на полном серьезе я считал тебя моей суженой. Тебе, конечно, признаться не мог. А потом была встреча у Вахтанга, и наш получасовой роман, вместивший в себя энергию многих лет тайной влюбленности. Когда и это чудо ушло, как заряд молнии в землю, я смирился и решил ждать. Продолжал надеяться, что ты снова найдешься, и наша взаимность возгорится. И вот в Ученом доме, я встречаю тебя, твои коленки под столом напоминают мне о чем-то настолько сладком и родном - но только в ресторане, когда ты открылась мне и рассказала о позоре, отъезде в Британию, пластической операции - только тогда меня снова ударила прежняя молния: это она, и на этот раз всё случится как надо.
- ...И ты удрал с Игорем в турпоход, - продолжила за меня язвительная Вета.
- Я же объяснил: на этот раз была уверенность, что всё произойдет, как надо нам с тобой и Богу. Неужели не видишь, мы связаны навечно.
- Бедный, бедный мой Лешенька, - чуть не плача, произнесла она, - я же такая противная!
- Я знаю...
- Ты потерпишь?
- Конечно. - Порывшись в памяти, извлек следующее: - "Терпение - есть постоянство в добре, твердость и мужество души, проявляющиеся в безропотном, охотном и великодушном перенесении жизненных трудностей, скорбей и искушений, попускаемых Богом для научения христианина смирению, любви и преданности воле Божией и Его святому Промыслу".
- Подкреплять собственное мнение цитатой из святых отцов - это обязательно?
- Да, конечно.
- Согласна.
- Что же дальше? - Поднял глаза, вглядываясь в туманное будущее. - "И пошли они по жизни, взявшись за руки, а рядом подпрыгивали трое... хотя нет, вон там еще двое... короче, пятеро или шестеро милых деток" - это из будущей книги нашего летописца Игоря, в части главы под названием "Алешкина любовь".
- Красиво излагаешь!
- Еще красивше это будет в натуре, - пошутил я, получив тычок в бок девичьим локотком. - Опять нырнул в закрома памяти, на сей раз извлек следующее: - "Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много".
- Будешь бит много, - согласилась Вета. - Но ты потерпишь?
- Куда же я денусь.
Мальчишник
На сей раз мы с Игорем прошли таможню аки призраки бесплотные, всего-то опустив очи долу с Иисусовой молитвой в гортани, зато Петра всего с ног до головы обыскали, а рюкзак особо бдительно перетряхнули. Да и взбирались на гору не по отвесной скале, а пологим склоном с утоптанной тропой, в окружении цветов, кустарника ежевики и душистой хвои. С неба солнышко нежно поливало путников рассеянным светом, то снизу то сверху блистая вспышками прозрачных радуг.
- Что-то слишком хорошо на этот раз, - протянул Игорь.
- Тебе не нравится? - спросил я.
- Знаешь, мнится мне, когда мягко стелят, больно падать придется.
- Ну не больней, чем мне в прошлый раз, - огрызнулся я.
- Ой, не скажи... - проворчал он, - может быть в сто раз больней. А ты в тот раз оказался на высоте. Я тобой просто любовался.
- Моими ссадинами с кровью, гноем и йодом?
- Не-а, твоим кротким нравом и смиренным перенесением невзгод. - Игорь глянул искоса, улыбнулся и тихонько прошептал: - Хочешь, небольшое пророчество?
- Не-а, мой кроткий нрав отвергает то, что твой мишелюс настрадал.
- Обиделся, - констатировал он. - Прости. Ладно, я все-равно скажу. Зря что ли ворон накаркал... Короче! Мы с тобой, Алеша, идем навстречу рокировке. Еще короче - меня на пенсию, тебя в авангард. Хоть, если честно, мы уже итак...
- Что старец благословит, то и примем. С миром.
- Эт точно!.. - дернул он головой, выражая согласие, только все же не преминул добавить: - Ох, у мудёр же ты, братищща! А так и не скажешь...
На этот раз старца Никиты в гостевом домике не оказалось. Оттуда вышел большой Василий с простертыми ручищами.
- Предлагаю взбодриться чайком с лепешкой - и сразу в путь.
Оказывается, этот богатырь умеет разговаривать. Мы вошли в пустой домик, втянули аромат ладана и медового воска, помолились как сумели, выпили по кружке крепкого чая, проглотили по паре лаковых лепешек с курагой, смахнули пот со лба. Петро остался дом сторожить, а мы вышли из сумрака, проморгались и последовали за Василием. Подошли к пологому склону горы, перед нами открылась долина, утопающая в голубом сиянии.
- Видите перевал? - Вскинул Вася ручищу. - Нам туда.
- Пешком? - спросили мы хором.
- Можно, конечно и так, но лучше технически.
Он подошел к зарослям высокого кустарника, раздвинул колючую чащу, и перед нами открылось удивительное устройство, напоминающее канатную дорогу, только с виду хлипкой конструкции.
- Не бойтесь, раз это сооружение выдерживает нас со старцем, то уж вас точно повезет как в такси. Только вниз лучше не смотреть. Я - в первую телегу, вы хором во вторую - и вперед.
Когда наш богатырь загрузил свое тело в первую тележку, стальной канат натянулся и слегка прогнулся. Мы осторожно забрались во вторую, покачались для уверенности и - понеслись по наклонной вниз.
- Ну, ладно вниз, а как мы в гору взбираться будем? - просипел Игорь у меня за спиной.
- Что-то мне подсказывает, - произнес я, повернувшись к нему, - что возвращаться будем по морю.
- Или на вертолете, - предположил он.
- Да не волнуйтесь вы! - воскликнул Василий. Оказывается, он расслышал наш диалог. - Видите, над головой коробочка? Там двигатель, который нас тащит по канату. А еще заметили - никакой качки. Это гироскопический стабилизатор, тем же моторчиком раскрученный.
- А! про гироскоп я помню из школьной программы, - добавил Игорь. - Это такое устройство, которое не подчиняется закону гравитации. Наш учитель физики раскручивал тяжелый диск, а потом на пальчике поднимал, как соломинку. Очень впечатляет. Чувствую и здесь заботливую руку Макарова.
...Ага, вниз не смотреть! Я только туда и опускал взор - в пропасть, в резкую темноту ложбины, куда солнце доберется ближе к закату. Поначалу-то, конечно, страх пробирал до позвоночника, но - что значит привычка! - уже минут через пять я любовался горным пейзажем, как обычный турист местной экзотикой. Игорь у меня за спиной тоже затих. Я оглянулся - он наоборот запрокинул голову, любуясь полетом легких серебристых облаков, перебирая губами Иисусову молитву. Вася в пяти метрах впереди нас рассекал густой воздух и смотрел вперед, капитаном шхуны, попавшей в шторм. Под нами проплыл перевал, который был виден с места нашего старта. Вот мы и стали притормаживать. На лысом плато, похожем на вертолетную площадку, мы увидели черный силуэт - это старец наблюдал за нашим приземлением, опираясь на гладкий посох, отполированный руками странников, наверняка не одного и не двух.
Мы выскочили из тележки, попав в объятия старца.
- Не сильно испугал наш способ передвижения? - спросил он с улыбкой.
- Наоборот, - произнес Игорь, едва справляясь с легким трясением нижней челюсти. - Здорово! Давно я так не молился!
Дальняя келья, как принято, стояла в густых зарослях колючего кустарника. Чтобы войти в "рецепшн отеля", пришлось побороться с кусачей горной растительностью. Зато внутри домик оказался просторным двухэтажным коттеджем с четырьмя комнатами-кельями и столовой с длинным столом. Куда ни глянь - всюду иконы, среди которых выделялись старые, выцветшие бумажные иконки, заключенные в рамки. Но были тут и новые, сверкающие серебром и позолотой, а вот и вообще старинная, темная, с ковчежком в дубовом киоте.
- Иконы достались по наследству от прежних "граждан неба", - пояснил старец. - А "отель" этот Макаров соорудил, с помощью своих бойцов невидимого фронта. Кстати, канатная дорога - тоже его рук дело. Он подсмотрел у наших соседей-отшельников, немного усовершенствовал и соорудил это "чудо света". Сейчас, ребятки, отдохните, поешьте нашей чечевичной похлебки - и приступим к обещанному "мальчишнику". Обещаю - скучно не будет!
Отдыхать нас повел Василий к горному водопаду. Появился он тут с тех пор, как поселился старец. Я удивился этому необычному природному явлению - здесь, на вершине горы, из расщелины вертикальной скалы струился хрустальный поток, стекающий в долину, где выращивали овощи, ягоды и плодовые деревья. Но как создавался необходимый напор воды? Тут, наверняка метров сто до ближайшего уровня подземной воды.
- Да, вот так, отслужил старец молебен на обретение источника, - словно подслушал мои мысли Василий, - ударил своим чудодейственным посохом - и сразу водичка полилась. Да вы не теряйтесь, раздевайтесь и становитесь под струю.
Сбросил с себя промокшую гимнастерку, брюки и спокойно вошел под струю. Мы последовали его примеру. Только спокойного обливания у нас не получилось - вода обожгла холодом, по плечам, по голове забарабанили струи, разбитые на хрустальные фрагменты. ... Мы визжали, как девчонки, клацая зубами. Василий сохранял на суровом челе выражение, называемое физиономистами "покерным лицом". Мы выскочили из-под струи веселыми, бодрыми, полными сил и устремлений.
Пока одевались, пока пробирались вслед за телесным бульдозером Васи сквозь колючую чащобу, я пытался прислушаться к себе, пытаясь уловить желание поесть. Но - увы - есть не хотелось. Я оглянулся, скользнул взыскующим оком по окрестным гористым лесам, по высокому небу - да где же тут в дикой природе вот так запросто найти пропитание. Отсюда, наверное, полное отсутствие требований желудка - еды, и побольше! Но вот мы дошли до кельи, вошли в трапезную, старец встал на молитву, Василий немой тенью накрыл на стол, расставив чашки-плошки, кастрюлю с похлебкой, поднос с хлебом. В нос ударил дивный аромат распаренной чечевицы в томате - и вот тебе аппетит! Старец улыбнулся и сказал:
- После трапезы отдохните в кельях часика полтора, а как встанете, приступим к "мальчишнику".
С послеобеденным сном повторилось тоже, что и с трапезой. Как только я принял горизонтальное положение, как бодрость с молодецким бурлением энергии - испарилась, и я успешно погрузился в теплый омут сна.
Сон прибавил нам сил, мы по очереди встали на колени, "сдали грехи", который монах безжалостно сжег своей епитрахилью и разрешительной молитвой. Напоследок сказал:
- Насколько я сумел заметить, вы с легкостью переходите из обычного состояния в вышеестественное. Так что будем считать, к следующему испытанию вы готовы.
- Испытанию? А как же обещанный мальчишник? - проворчал Игорь.
- Это оно и есть, - успокоил его старец. - А сейчас расходимся по кельям и приступаем к практической мистике.
Пожалуй, началось это с Сергея-Сельдерея. Я уж и думать о нем забыл, а тут нарисовался вышеозначенный овощ во всей красе - да еще на месте покойного старца Серафима в его же лесной обители. Увидев меня, отец Сельдерей, прервал мою исповедь на середине и сходу прописал епитимию. Ну, думаю, понятно - бывший совоздыхатель по Ветке решил отомстить. За какой-такой смертный грех, спрашиваю, эдакая суровая кара? А за гордыню твою сатанинскую, ответствует отец Сельдерей, так что изволь отработать епитимийку, соответствующую тяжести греха, получи и распишись. Благослови, отче, говорю ему, приспустив очи долу, послать тебя по адресу, соответствующему тяжести твоего безумия - и выскочил из храма.
Иду по лесу, сшибая ветви листвяные и лапы хвойные, не то что иду - бегу! А на душе такая свежесть, будто старый зэк откинулся на вольную волюшку! Тут тебе и солнце сияет и птички поют, и ароматы духмяные - всё мне ветром в паруса, всё в головокружительную свободу! Вот я уже и вещички собрал, денег побольше снял в банкомате, рассовал по карманам, тормознул попутку - и на юга. "Я еду к морю, еду, Я еду к ласковой волне, Меня счастливей нету, Меня счастливей нету На всей земле-е-е!"
Веселый парень Жорик за рулем бээмвэ, вполне соответствующий нравом вольному настрою шальной моей души, смеялся моим шуткам, радовался моей радости, и всё было как нельзя лучше. Гнал он свою помятую "бэху", как наездник горячего коня, не успел я выстрелить серию анекдотов, сидевших в памяти занозами, не успел проголодаться, чтобы перекусить в дорожной закусочной, как оказался на берегу моря, аккурат у пристани с моторной яхтой, капитаном и владельцем которой по счастливой случайности оказался вышеуказанный Жорик. Сгоняли мы за горизонт, там засели за праздничный ужин с вином, с танцами на задней палубе в стиле буги-вуги, а на закате - уставшие, сыто-пьяные, угомонились каждый в своей каюте.
Раннее утро встретили в обществе новых друзей. Они на старенькой "казанке" подвезли к нашему столу от щедрот своих душ много-много вина и много еды...
Все эти события проплывали перед моим неверным сознанием в темном сыром подвале, где я оказался после завершения праздника свободы. Не представлял себе, сколько провел суток в подземелье, куда подевались гостеприимные друзья и что у меня впереди. Когда концентрация безответных вопросов достигла апогея, а голод с промозглой сыростью довели меня до состояния дрожащего овечьего хвоста - дверь моей темницы распахнулась, и с огромным черным псом на привязи появился черный человек в черной кожаной одежде с дубиной в руке. Не поприветствовав, не пожелав доброго утра, не поинтересовавшись состоянием здоровья и настроения, черный человек сразу приступил к применению дубинки в части моего избиения, под аккомпанемент звериного рычания пса. Завершив воспитательный процесс, черный человек схватил меня за волосы и вытащил наружу, в просторный двор, наполненный черными людьми.
Успев отвыкнуть от криминального беспредела, привыкший к тому, что рано или поздно приходит помощь с торжеством справедливости, я озирался в поисках хотя бы одного дружеского лица. Но вместо доброго сочувствия на лицах окружавших меня людей я видел только злобу и ненависть.
- Что будем с этим делать? - спросил мой конвоир с собакой на привязи.
- Распни! Распни его! - заорала толпа черных людей.
- За что? - спросил я жалостно, сквозь дробный стук собственных зубов.
- А за всё хорошее! - вскрикнул кто-то из толпы. В ответ послышалось то ли ржание, то ли собачий лай.
Далее последовали манипуляции с привязыванием рук и ног к большому деревянному кресту. Уточню - моих рук и моих ног. Почему не гвоздями, а веревками? - вяло прошелестело в гудящей голове. И что это за суд такой неправильный? Да и кто здесь судья? Эта черная безликая толпа?
Когда меня распяли, боль из жгучей притупилась в тупую саднящую, на минуту установилась мертвая тишина, у меня появилась возможность помолиться перед... казнью, что ли... В это мгновение мне на плечо присел черный ворон и... со мной заговорил.
- Ну хоть с тобой напоследок пообщаться, - прошептал я, вспомнив слова Игоря о каком-то вороне, накаркавшем ему пророчество. - А ты кто, птичка?
- Не чли ли в Писании, как я пророка Илию, преподобного Павла Фивейского с Антонием Великим хлебом кормил? - так же тихо произнес ворон, сверкнув черным глазом.
- Это сколько же тебе годочков, птица? - удивился я.
- Не о том думаешь, мальчишка! - укорил он меня.
- А о чем в таких случаях думают? У меня опыта по этой части маловато, - пожаловался я.
- В таких случаях молятся обычно! - каркнул он ворчливо. - Ох, и молодежь пошла! А еще сподобился такой чести - распятия! Да тебя впору в кювет придорожный бросить за такое разгильдяйство.
- Ну, ты тоже, не очень-то! - осадил я птицу. - "В кювет бросить"... Ишь чего удумал! - Потом почему-то застыдился. И кого - какой-то старой птицы... Но помолиться все же надо. Животное право, а я не прав, даже лев, если честно.
Стоило мне сосредоточиться на словах молитвы, как полыхнула она, родимая, газовым факелом высотой до самого звездного неба (по телевизору как-то видел - страшное зрелище). Странное дело - обычно молитва приносила мир душе и вот это верное ощущение, что дело это нужное и Богу приятное. ...А тут! Толпа черных людей очнулась, да как заорёт, как зарычит! Гляжу, а в толпе той все мои враги, "ненавидящие и обидящие мя" - с детства до последнего дня моей непутевой жизни. Самое печальное то, что среди них разглядел и тех, которых считал друзьями, соседями, сотрудниками. Они орали "распни его!", они ревели и рычали, лаяли и проклинали. За что, люди!.. И вот они уже и не люди - толпа черных существ превратилась в стаю остервенело рычащих черных псов. За что, собачки!.. Откуда у вас такая ненависть ко мне!
Уж лучше бы меня сразу дубиной по репе, или там - ножом в сердце, ну или на худой конец - очередью из автомата в грудь. Лучше бы сразу, чем наблюдать битый час злобное рычание, эти глаза, налитые кровью, брызжущие ядом пасти с клыками. Уж лучше бы сразу...
- Что, Алексей, боль от веревок притупилась? - прокаркал ворон. - Видимо, тебе кажется, эти черные люди пожалели твою чуткую душу?
- Нет, не кажется! - проблеял я, предчувствуя неладное.
- И все-таки, получи небольшой довесок, - прошипела птичка, - чтобы мучения достигли нормативной кондиции.
- Он еще и по-умному каркать умеет, - проворчал я, пока "мою чуткую душу" не пронзила адская боль. - А-а-а-ай! - вскрикнул я и погрузился во тьму.
В той густой тьме, пропахшей потом, кровью и ужасом, меня, одетого в военную форму с нашивками ВС РФ, схватили когти полу-зверя, полу-человека и швырнули в лужу запекшейся крови. Для начала милая чернобровая девушка прострелила из автомата моё колено. Острая боль прожгла ногу, вонзившись в мозг раскаленной стрелой. Девушка улыбалась. Она выхватила нож, торчавший в бедре лежавшего в луже соседа, и принялась аккуратно расстегивать мои брюки. "Ось тут мы и побачим, шо там в тэбе такэ гарнэнькэ сховалося!" Так, понятно, сейчас будет покушение на мое мужское достоинство. Но у меня еще нет детей! Ужас от столь позорной перспективы перекрыл даже боль в колене. Из центра мозга полыхнул взрыв ярости. Мое тело изогнулось на подобие пружины, выстрелив единственным оставшимся в боекомплекте оружием - оскаленные зубы вонзились в нежное горло склонившейся надо мной девушки. Раздался треск лопнувшей трахеи, разорвалась артерия, в рот брызнула теплая соленая струя, на миг ослепив алым пионерским галстуком глаза. Девушка рухнула в нашу общую с раненным соседом лужу. В ту же секунду, не обращая внимания на поверженную любопытную озабоченную нацистку, выскочил из тьмы плечистый парубок с жовто-блакытной нашивкой на плече и, схватив меня за одежду рванул на себя. Я повис над полем боя рваным мешком с трясущимися внутренностями. Потом я падал. Долго и некрасиво, совсем не так, как хотелось бы, как падают в военном кино настоящие герои. Сначала кобчик, затем спина, а потом и затылок шмякнулся о жесткий мокрый асфальт. Раздалась ругань с обидными включениями "москаль", "свыня поханая", по ушам, по животу, по черепу прокатилась очередь вонзившихся в тело осиных жал.
Видимо, посчитав меня убитым, стрелок вернулся к соратникам, которым пришлось отбиваться от внезапно обнаруженного в черных кустах противника. Нападавшие почему-то ругались на жуткой смеси польских, арабских и английских неприличных выражений. Это что же, наёмники из нацистского заградотряда спасли мне жизнь? Невероятно... А еще более невероятно то, что после множественных ранений я оставался жив. Вспомнив о Ветке, о нерожденных детях, о ненаписанных книгах, до меня дошло, что мучения у меня еще впереди, и будут они, как у Лота в Содоме - изощренными, долгими, на грани отчаяния.
Однако, ворон вернул меня на крест. А, я понял! От бессилья и тупой протяжной боли, я на миг потерял сознание, что милая черная птичка не преминула использовать для усиления эффекта. Пустив по онемевшему телу мышечную волну, убедился в отсутствии пулевых ранений и наличии нетронутых гарной чернобровой дивчиной мужских органов, я даже несколько успокоился.
Перед моим сознанием, очищенным страданиями и страхом, проплыли кадры из фильма "Страсти Христовы" Мэла Гибсона. Помнится, позвонил из города Парижа знакомый игумен, выполнявший тайную миссию по воссоединению Русской православной и Зарубежной церквей. Батюшка только что вернулся из кинотеатра, поэтому сбивчиво, преодолевая возбуждение, накричал в трубку, что фильм произвел фурор, у кинотеатров дежурят конная полиция с автомобилями реанимации, куда из киношного сумрака выносят одного за другим особо чувствительных зрителей в обморочном состоянии. Он посоветовал найти пиратскую копию и обязательно просмотреть, что я и сделал на следующий день. Конечно, особый акцент в фильме чисто по-католически делался на физических мучениях Иисуса Христа. С особой экспрессией демонстрировались пытки, избиения, бичевания Спасителя. Профессионально показаны тонкости распятия с пробоем кистей рук и ступней ног толстыми коваными гвоздями. Подумалось, именно во время показа этих кадров, зрители падали в обморок и даже умирали от инфаркта. Не скрою, и мои очи испустили не одну скупую мужскую слезу... Тогда я подсознательно ожидал, когда же, согласно Евангелию, Спаситель начнет молиться Отцу о прощении тех, кто издевался, бичевал, распинал Его. Уж слишком много там было телесных мучений, уж слишком ослаб Мученик, едва шевеля окровавленными опухшими губами. Но они прозвучали!
И вот сейчас эти слова "Прости им, ибо не ведают, что творят!" - пронзили меня стрелой в самое сердце. ...И мне стало невыносимо стыдно. Какой же я христианин, если внутренне горжусь тем, что перегрыз девушке горло, если до сих пор пылает мозг острым желанием самой страшной мести! Я пропищал "Прости им..." - и вдруг живой огонь, тот самый светлый, рождающий жизнь, возбуждающий прощение и молитву за врагов - окатил меня с головы до ног. Куда-то сразу исчезла месть, истаяла сотрясавшая меня злоба. В голове пронеслось: "Не бывает наказания без вины!", если со мной произошло такое!.. Значит и я виноват перед моим Иисусом. Виноват не менее, а может даже и поболее тех палачей, которые окружили меня сейчас, которые убивали меня полчаса тому назад. Все мы виноваты перед Богом! Все!..
Молитва о прощении врагов моих, палачей наших, "ненавидящих и обидящих" - вспыхнула животворящих огнем и сожгла остатки злобы внутри. И подумал я тогда, как хорошо было бы именно в таком состоянии души покинуть землю и взойти туда, куда стремится сердце христианина.
Обратно погрузился в дремоту, опять накатила слабость и тягучее уныние. Неужели еще не всё, прошелестело в тяжелой голове.
И вдруг случилось то, о чем молился, о чем мечтал в самом потаенном уголке души - на грани полного отчаяния, среди трясины черного уныния и горячей надежды - пришло избавление!
Через высокий забор, ограждавший позорное судилище, перелетел прекрасный белый конь с мощным всадником в седле - а в деснице его меч булатный, а на главе его - корона царская! Забор слева от меня рухнул, увидел я Игоря, распятого на кресте. Только другу моему досталось поболе. Запястья рук и стопы ног его пронзали железнодорожные костыли. Перед распятием его, видимо, жестко отхлестали бичом, следы от которого виднелись по всему телу и даже на лице. Кровь от побоев и "ран гвоздиных" успела свернуться и почернеть. Голова мученика со слипшимися волосами, безвольно свисавшая, с трудом поднялась, он тряхнул ею и - вымученно улыбнулся неожиданному появлению освободителя.
Лишь Белый Всадник на белом жеребце взмахнул мечом, как полетели головы черные с плеч, как завизжали псы, забившись в расщелины земные, как слетели оковы с рук наших и ног наших, и оказались мы стоящими на коленях перед торжествующим царственным воином, а он, коснувшись мечом наших голов, зажег в нас огонь силы нечеловеческой, мощи божественной. Очистил нас с другом от крови, грязи, одел в белые одежды. Указав мечом направление на запад, возгласил гласом грозовым: "За Царя, за Родину, за Веру - вперед, на врага!" И улетел всадник по ратным делам победным, и остались мы стоять на коленях и молиться благодарственной молитвой, самой чистой и сладкой.
И взошло солнце над вершинами гор, и вышли мы из сумрака на свет Божий - и понял я, что наконец-то стал настоящим христианином. Потому что стал причастником страстей Христовых. Что понял Игорь, он предпочел умолчать, оставив самое главное для разговора со старцем Никитой, но и друг мой преобразился до неузнаваемости, он сиял, светился, улыбаясь одними уголками губ.
Старец, вопреки нашим предположениям, не разделил нас, а пригласил обоих в свою келью.
- Что непонятно, спрашивайте, - сказал он после долгой паузы.
- Нам что, рассказать, какие "мальчишеские" приключения с нами случились? - спросил Игорь, как мне показалось, с обидой.
- Зачем? Я был с вами, и все видел и слышал, - пояснил отец Никита. - В том вашем приключении имелись кое-какие символические события, вот о них и следует поговорить.
- Белый Всадник, - произнес я задумчиво, - образ царя-освободителя. Это понятно. Что государь призывает на служение, тоже ясно. А что означает наше огненное преображение от касания меча?
- Если вы заметили, Всадник был в образе не царском, а воинском. Значит, помазание на царство у него еще впереди. Когда случится это великое таинство, нам знать не дано. Вполне может случиться, что вы к этому времени постареете, придет время болезней, дряхлости. Ну и чтобы вы не опустили руки, а находились в постоянной готовности к служению - вам и показан образ огненного преображения.
- Это что же, - глядя исподлобья, промолвил Игорь, - мы в момент помолодеем, даже если превратимся в дряхлых стариков?
- Да, - кивнул старец, - примерно так.
- А почему у нас с Игорем были разные мучения? - спросил я. - Ему-то явно больше досталось. Вон, с него до сих пор шрамы не сошли.
- Игорь дольше тебя, Алексей, верит, молится, странствует и... пишет книги. По трудам и воздаяние.
- Так я и думал! - воскликнул Игорь. Глянул на меня. - Помнишь, про ворона тебе сказал? - Посмотрел на старца. - Отныне, Алексею писать, а мне на пенсию?
- Размечтался, - буркнул я. - Да на тебе еще пахать можно!
- Верно, - согласился старец, - отдохнем там. - Он указал на большую икону Страшного суда, причем палец его направился в ту часть, где Господь со святыми, а не... ниже.
- Если честно, - прошептал Игорь, - я уже сейчас чувствую усталость. Никогда раньше странничество не бывало таким трудным.
- Это потому, что я прицепом шел рядом, - предположил я. - А еще твоя встреча с бывшей отняла много сил.
- Точно, - согласился старец. - Сопровождать неофита и прощать неверных - это непростой труд. А ты еще удивляешься, почему тебе достались такие суровые испытания. Так вот тебе еще одно подспорье для преодоления - глянь в зеркало, ты же, несмотря на ворчание аж светишься! Вот увидите, вернетесь к своим дамам, к Макарову - они вас не узнают, так вы помолодели, да посвежели. Это и есть результат той самой прикладной мистики, ради чего мы всё это и затеяли. Это и есть образ того преображения, который у вас впереди. - Старец встал и, хлопнув ладонью по столу, произнес: - Начинайте сотрудничество. Для начала пусть Алексей набросает свою книгу, а Игорь поможет. Дело-то в чем? Раз уж государь призывает вас к служению, вы должны уметь не только говорить, не только писать, но и учить неофитов. Так уж повелось, чем выше уровень руководителя, тем больше книг он пишет, видимо есть что сказать. Как говорится, мыслям и идеям в голове тесно, вот они и выплескиваются на бумагу... Или на что сейчас? На жесткий диск компьютера. Да?..
- Что-то расхотелось от вас уходить, - сознался я. - Может, позволите еще тут пожить? В тишине и во свете.
- Если Игорь не против, - улыбнулся старец, глянув на поникшего было друга, - поживите еще, да начните книгу.
- А я что? - внезапно просиял Игорь. - Только за! Хорошо у вас тут, тихо и спокойно.
- После бури всегда штиль наступает, - напомнил старец. - Пользуйтесь моментом.
Начало продолжения
- Да, вот еще что, - остановил нас отец Никита, - вижу ваше нетерпение, посему предлагаю скрыться в месте сугубого уединения. Сюда в любое время могут нагрянуть гости, там же никто не побеспокоит. - Он взмахнул рукой. - Ступайте по тропинке, спуститесь вниз, поднимитесь вверх и на соседней горе увидите такие же густые кусты. Там древняя сакля отшельника. Занимайте и пишите на здоровье, да благословит вас Господь.
Отправились по тропинке, не прерывая беседы.
- Не знаю, как это назвать по-научному, - сказал я, - но у меня уже началось!
- Да что тут называть, тем более по-научному, - перебил меня Игорь. - Вдохновенье это. У меня, кажется, тоже.
- Это так здорово! - воскликнул я, почувствовав таинственные вибрации в груди. - Как-то мне рассказывала одна беременная девушка...
- Девушка? Беременная? - улыбнулся друг.
- В смысле, не вполне замужняя, - уточнил я. - Так вот срок у нее был малым, но она уже почувствовала, как в ней зародилась новая жизнь - по этим вибрациям.
- Насчет, так называемых "беременных девушек", более-менее понятно, а как у тебя?
- Примерно также. Ничего определенного, просто всё уже здесь. - Хлопнул себя по лбу. - Представляешь, еще ничего нет, а оно уже есть!
Пока разговаривали, успели спуститься под горку и взойти на вершину, раздвинуть колючки, открыть дверь сакли и даже войти внутрь и включить свет. Игорь хлопнул меня по плечу:
- Ты его видишь? - прохрипел он, показывая на икону. - Это "Иоанн Богослов в молчании". Как впервые обнаружил в храме Святых Отцов Вселенских соборов Свято-Даниилова монастыря, так он меня всюду и сопровождает. Это очень хороший знак!
- Так, может сразу и начнем?
- Конечно, только для начала помолимся. Призовем Духа Святого, затем - акафист любимому апостолу Христа.
Пока молились, Игорь по карманному молитвослову, я по книжечке акафистов, найденной под иконой на стареньком скрипучем аналое с новой парчой... Пока нас окутывал голубоватый дымок ладана с поплавка горящей лампады...
...У меня перед глазами пронеслась вся моя жизнь, день за днем, год за годом. Вот я лежу в кроватке, со страхом наблюдаю, как из темного угла комнаты выползает нечто черное, страшное, на кривых волосатых козлиных ногах, я сжимаюсь от парализующего страха, даже не могу вскрикнуть, чтобы позвать на помощь маму. Внезапно вспыхивает свет, и во свете появляется высокий златокудрый юноша в серебристой одежде, он взмахивает огненным мечом и властно прогоняет чудовище вон, потом крестом благословляет меня, легонько касается рукой моей головы. Я, спокойный, засыпаю, а меня осеняет ароматное облако, медленно тающее в сумраке комнаты.
Вот я рассказываю бабушке об этом происшествии, она объясняет, кто такой ангел Божий и почему детей крестят - для защиты и вразумления. Она учит меня простым молитвам, я повторяю за ней, а на душе становится также светло и спокойно, как тогда в кроватке под защитой ангела.
В детском саду я смертельно влюбляюсь в девочку невыносимой красоты, в белых бантах, в белом платье, с большими смеющимися глазами. Мы идем по парку, взявшись за руки, едим тающее на жаре мороженое, я абсолютной счастлив, девочка тоже улыбается, нам очень хорошо вместе. Она с родителями уезжает в Сибирь, я провожаю их на поезд, у меня по щекам текут слезы, ребята с нашего двора смеются надо мной, а мне все равно - в груди все обрывается и там возникает черная пропасть, в которую готов рухнуть, потому что жить мне теперь не с кем и не для кого - она всё-всё самое светлое увезла с собой в том железном безжалостном поезде.
В школе вдруг понимаю, что учеба доставляет мне удовольствие, учителя меня любят, одноклассники - лучшие друзья, мы вместе разбираем задачки, собираем металлолом, ездим на катере по реке, до головокружения играем в волейбол, учимся танцевать вальс, я снова и снова влюбляюсь в девочек, даже дерусь из-за них со школьными хулиганами.
В институте увлеченно работаю над курсовыми, сдаю зачеты, экзамены, собираю картошку в колхозных полях, езжу в стройотряды, выступаю на сцене со стихами, защищаю диплом - и каждый день открываю для себя что-нибудь новое.
Что самое главное - вот сейчас, когда звучат слова молитвы, когда мы с Игорем переходим во свет, откуда вся наша жизнь представляется вполне осмысленным потоком событий, череду которых непрестанно направляет невидимая всесильная рука Промысла.
- Давай же, давай поскорее начнем! - умолял я наставника. - Мне как, писать на бумаге?
- Раз тебя, Алёш, так распирает, то лучше наговаривать на диктофон, а потом расшифруем и запишем буквицами на скрижалях авторских листов.
- А где этот диктофон? - оглядывал я пещеру аскета.
- Да вот он! - Игорь достал из рюкзака, который никогда не снимал, планшет и протянул мне, подключив съемный микрофон. - Сюда говори, а потом разберемся. Сейчас главное - "клёв" не пропустить. Образно это, понимаешь... - прошептал он, доставая свою тетрадку с карандашом.
Но я уже взял в руки планшет, закрепил прищепкой микрофон к лацкану куртки - и улетел мысленно в те дивные дали, где проживали герои прошлых дней, где мы учились жить, дружить, любить, верить.
Садился за стол и говорил, вставал, разминая ноги, наливал чай из термоса и говорил. Выходил из домика, озирал окрестности и говорил. Ложился на жесткую кровать и шептал в микрофон. Под утро забылся прозрачным сном, но и во сне продолжил созерцание панорамы распахнутых передо мной пространств, черных низин, зеленых долин и синих высот. И всюду люди - родные и чужие, друзья и враги - все они открылись мне совсем не такими, как в обыденной жизни, а освещенными истинным светом моего прощения, молитвы за них. При этом меня всего наполняло чувство острой необходимости молиться, склоняя бесконечную милость бесконечно любящего нас Бога любви. Мои слова, проистекающие из глубины сердца, восходили в Небеса и, отражаясь от сияющих высот, возвращались ко мне очищенными от страстей, мирными и пронизанными тихой любовью.
Я летал по иным мирам, спускался во мрак и взбирался по отвесным скалам вверх. Пронзал океанскую пучину первозданного света - и бродил по земле босиком. Мы проживали по-настоящему глубокую жизнь, полную Божественного смысла. Наши страдания не повергали в отчаяние, наши потери приносили немыслимые богатства, каждый вздох со словами Иисусовой молитвы, каждое благодарение воссоединяли нас с Богом Словом, Богом любви и милости, а в конце пути торжественно сверкало истинное совершенство Царствия Небесного.
Я пил из безбрежного источника и не мог насытится, я парил на ангельских крыльях - и не мог и не хотел остановиться. Из сокровенной глубины памяти всплывали счастливые воспоминания о таких же полетах на крыльях моего ангела по красотам рая, когда мой вестник, мой вдохновитель говорил мне: "Смотри, дитя, и запоминай, потом, когда подрастешь, тебе предстоит всё это описать, а я тебе помогу!" И я описывал, словами, голосом, шепотом, чернилами по бумаге, клавишами на мониторе - не важно, только бы успеть, только бы не умереть раньше, чем закончу. Только бы не растерять в затяжном омуте тщеславия - самого страшного вора. Не бойся, уверял меня ангел, не умрешь, не позволю ограбить, я с тобой во все дни жизни.
За три дня и три ночи мне удалось завершить работу над самой трудной частью моей и нашей жизни - до принятия в сердце Того, Кто сказал: "Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною" (Откр. 3, 20)" Следующие части книги, наверное, будут еще трудней, но уж хотя бы всегда найдутся наставники, которые найдут ошибки и помогут исправить, а самое главное - всегда отвесят оплеуху, как Христа ради юродивый Задонского монастыря монах Аарон и, ударяя святителя по щеке, говорит: "Не высокоумствуй!"
Проспав сутки без задних ног, проснулся, оглянулся и, вспомнив вдохновенные труды, улыбнулся. Игорь, сидевший над тетрадкой за столом, встал и позвал наружу. Там стоял старец Никита, опираясь на посох, ожидая нашего появления.