"На следующей неделе в Бостон приезжает цирк, так не сходить ли нам всей компанией? - предлагал Эдмунд в письме Набокову, - К тому времени Ваш сын уже оправится после операции на гландах? С учетом этого обстоятельства, наверное, было бы лучше отложить до конца надели - а вообще они вплоть до воскресенья дают по два представления ежедневно, так что в принципе мы можем выбрать любой день".
И еще одно свидетельство близких отношений Набокова и Эдмунда Уилсона - письмо Владимира от 9 августа сорок второго года, рассказывающее об одном из его любимых удовольствий - ловле бабочек. "Это ни с чем не сравнимое удовольствие - в душную ночь широко распахнуть окно и смотреть, как они летят на свет. У каждой свои виды на лампу: одна тихо усядется на стену, предпочитая расслабиться перед тем, как сдаться в плен, другая будет биться об абажур, пока не рухнет на стол с обожженными глазами и подергивающимися крыльями, третья исползает весь потолок. Нужно иметь наготове несколько стаканов, на дно которых кладется ватка, смоченная углекислотой; стаканом накрывается насекомое. Когда оно затихнет, его перекладывают в другую посудину, чтобы затем приколоть булавкой. Сегодня ночью я приготовлю для них сладкую приманку: смешивается бутылка крепкого пива, два фунта коричневого сахара ( или патоки ) и немного рома. Перед наступлением сумерек берешь чистую кисть, намазываешь этой смесью десяток стволов ( лучше всего старых, покрытых лишайником ) и ждешь. Они появляются вдруг, невесть откуда, и, усевшись на поблескивающую кору, показывают свои малиновые подкрылья ( особенно яркие в луче фонарика ), и тут ты накрываешь их стаканом, начиная с нижних. Попробуйте сами, Пончик ( прозвище Эдмунда Уилсона - И.П. ). В мире нет благороднее спорта".
Эдмунд Уилсон покупает книгу Набокова "Горний путь", о чем сообщает в очередном письме. Набоков в ответ пишет, что рад за него, однако художественные достоинства самой книги невелики, это "довольно жалкая вещица". "Стихи были написаны в юношеском возрасте и под сильным влиянием поэтов-георгианцев, Руперта Брука, де ла Маара и других". Также сборничек содержит, по словам Набокова, "очень скверный перевод" одного из стихотворений Китса.
Еще одно свидетельство доверительности между Эдмундом и Владимиром - письмо Набокова от 24 ноября 1942 года. "Дорогой Пончик, - пишет Набоков, - в прошлую среду, вместо того чтобы оказаться в Виргинии, я оказался в постели с сильным гриппом. Дмитрий тоже. В России эту болезнь окрестили "испанка" ( испанская дама )".
В письме от 23 апреля 1943 года: "Дорогой Пончик, ты собирался мне рассказать об одном известном тебе местечке в Нью-Мексико, когда нам что-то помешало. Пожалуйста, расскажи поподробней. Нам нужен скромный, но хороший пансион в холмистой местности. Я помню, как охотился в каком-то месте, связанном с Лоренсом. Мы хотим провести лето где-нибудь на западе - еще один летний сезон с золотарником я просто не вынесу".
Весьма охотно рассказывал писатель Эдмунду о своей семье. В одном из писем: "Вера немного разочарована местным климатом - в этом каньоне всегда дует холодный ветер. Дмитрий отлично проводит время, ловя бабочек и сусликов и строя запруды. Будь здоров, дорогой другъ".
"Как насчет того, чтобы приехать на День благодарения, - отзывался Эдмунд, - 25 ноября, повторив свой визит трехлетней давности ( когда ты сочинил свое великолепное стихотворение о холодильнике )? Уж постарайтесь. Этим праздником мы закроем наш здешний сезон и постараемся создать для тебя особые неудобства, дабы ты потом написал нечто достойное в "New Yorker"".
В другом письме Эдмунд продолжил волнующую его тему: "Дорогой Владимир, мы абсолютно рассчитываем на вас в День благодарения. Если вы нас подведете, это будет непростительно, поскольку мы собираемся заказать огромную индейку с расчетом и на вас троих тоже. А еще очень важно, чтобы мы нашли время и посмотрели эти переводы".
"Дорогой Пончик, пожалуйста, не заказывайте огромную индейку, - написал Набоков в ответном письме, - у Дмитрия опять сильная простуда с температурой, и нам не хотелось бы телеграфировать в последний момент "не можем приехать"".
Набоков писал Эдмунду даже о зубах. "Вставная челюсть будет готова только на следующей неделе - и теперь я оральный инвалид. Врач сказал, что о поездке на мыс Код не может быть и речи. Такое вот горькое разочарование. Я лежал на кровати и стонал, по мере того как заморозка уступала место обжигающей боли - и так как работать я не мог, то возмечтал о хорошем детективе". Эдмунд ответил так: "Дорогой Владимир, мы с огромным сожалением узнали про твои проблемы с зубами. Не позволяй им вырывать слишком много - в Америке они рады стараться. У меня несколько зубов, которые дантисты давно предлагали удалить, благополучно стоят по сей день". Тема зубов получила продолжение в письме Набокова от 28 ноября 1943 года - "Дорогой Пончик, я бы хотел приехать в пятницу вечером ( я теперь орально вооружен превосходно клацающей вставной челюстью ), если это возможно".
Эдмунд также одалживал писателю.. носки. "Дорогой Пончик, - пишет Набоков в корреспонденции в январе сорок четвертого, - посылаю тебе носки, которые ты мне одолжил, и мой перевод из "You-gin One-gin". Я протер дырку в одном из них, и Вера сомневалась, достаточно ли простенькой штопки, но потом она обратила внимание на то, что на ее носке Мэри применила тот же пестроватый рисунок, и решила, что сойдет".