Аннотация: Марк выполняет поручение Димы и становится чуть мудрее
Глава 4. Я постоянно перехожу границу между мирами.
Я просыпаюсь на заднем сидении сто пятьдесят шестой маршрутки. У меня между коленей зажата десятилитровая кега Гиннеса и пакет, в котором жаренные куриные крылышки, креветки, сваренные на пиве, какие-то еще деликатесы, в общем аппетитный такой завтрак, жаль, что не мой. А я очень голоден. И я слишком трезв и устал, чтобы спокойно сидеть и впитывать осознание того, что об меня просто вытерли ноги и напоследок использовали как бесплатную рабочую силу.
Как же я вообще позволил им так со мной поступить.
Мне кажется, будто та смена в клубе была годы назад, хотя я еду всего час, значит смена закончилась полтора часа назад. Маршрутка останавливается у захудалой бетонной будки с надписью "Приветнинское", я прошу остановиться, вылезаю. В принципе, кега не тяжелая, но она тяготит. Утро обдувает теплым ветерком с Финского залива, со мной из маршрутки выходят две парней во всем черном, с пакетами, набитыми позвякивающими бутылками пива и с полотенцами на плечах. Один из них хищно посматривает на кегу Гиннеса у меня в руках, второй вдруг начинает говорить слишком громко, и пугает меня:
- Слышь, что тут Маринка недавно зажгла, я вообще обомлел. Она короче пирог состряпала, я принес свою половину за комп, сажусь, "дотку" запускаю, она говорит, типа, это не твой кусок, а мой. Я спрашиваю, а где тогда мой, а она такая: так я его съела уже. Ха-ха-ха.
Я посмеиваюсь, но тут же понимаю, что зря. Только я представляю себе эту картину с пирогом, как в моем воображении тут же всплывает образ Юли, с пирогом на горячем подносе в руках и лужей свежей багровой крови под ногами, обутыми в розовые тапочки-зайчики. Я ставлю кегу на землю, сажусь на нее, и закуриваю.
Парни в черном под обоюдный смех уходят в сторону пляжа а я докуриваю, выбрасываю окурок, хватаю в руки кегу и пакет с едой и иду по нагревающемуся асфальту к пункту назначения. Вокруг красивые коттеджи, облепленные вдоль каменных заборчиков кустами и крапивой, ездят машины, и я постоянно схожу с дороги в канаву, с высокой травой.
Я захожу в проулок, где, как мне кажется, должен стоять тот самый, нужный мне участок. Но не нахожу его. Даже намека на нужную мне улицу тут нет. Я решаюсь обратиться к лучшему навигатору пригородного района, к местным. Вижу как открываются ворота одной из оград, выходит мужик за сорок немного грузинской внешности, с серой стильной бородкой. Я спрашиваю:
- Извините, не подскажите, где здесь улица Пляжная, дом сто сорок второй?
- У-у-у-у. - Говорит он и улыбается. - Вы, молодой человек, пройдетесь, я вам скажу. Это дальше по улице вон в ту сторону. Идти километров десять, примерно, так что советую спланировать место для ночевки.
- Бля. - Говорю я, сажусь на кегу, достаю из пачки последнюю сигарету, прикуриваю, и вместе с дымом втягиваю осознание своей собственной дури. - Мне нужно было проехать еще пару остановок. Ну, что, бывает. Нужно принимать ответственность за совершенную дурь, так меня отец учил.
- Так давайте, я вас подвезу. Я, видите ли, в ту сторону направляюсь.
- А я думал, в десять утра в понедельник все наоборот, едут исключительно в Питер, а не от него.
- Если я когда-нибудь начну ездить в Питер в десять утра в понедельник, можно смело впадать в депрессию и спиваться. В Питере можно бывать только зимой, когда на улицах никого нет, ночью в будние дни.
- Чем же вы таким занимаетесь, если можете себе такое позволить? - Спрашиваю.
- Я та сила, что вечно пытается сделать добро, а получается какой-то бред несусветный. - Смеется он. - Я писатель.
- И вот теперь мне стыдно, что я вас не узнал. Будто я какой-нибудь дебил необразованный.
- Ну, тут стыдиться нечего, я же не звезда какая, и не президент. Мне кажется, этой стране тогда настанет конец, когда перестанут узнавать не писателей, а вообще всех кроме президента, а то уже сейчас хотя бы на одном канале по телевизору, но уж точно наткнешься на его очаровательное... хм... лицо. - Он открыл ворота, зашел в них, через минуту из ворот выехал черный джип, и мужик пригласил меня сесть в салон. - Закидывайте свой багаж в багажник.
Я закинул, сел на переднее пассажирское сиденье.
- Ничего не имеете против музыки? - Спрашивает он.
- Нисколько.
Он включает на магнитоле Металлику, и мы стартуем, в такт потряхивания писательской головы. Он активно подпевает и иногда извиняется за то, как себя ведет. Я уговариваю его не извиняться, ведь я гость в его машине.
Мы знакомимся, его зовут Абрам Гирандешвили, что весьма очевидно. Он не страдает манией величия, и вообще он простой такой мужик, не голосует за действующего президента, пьет только водку и закусывает ее салом. Я предполагаю, что он должен бы пить хорошее вино, на что он отвечает:
- Не все грузины пьют вино и знают толк в шашлыках, я вот в России родился и пил грузинское вино всего раз в жизни. И мне не понравилось. А водка -это то, что нужно. Причем, нужно пить водку средней цены, рублей за триста за пол литра. Все, что дороже - цена накручена, все, что дешевле - барматуха. А вы, кстати, Марк, чем сами то занимаетесь, раз уж едете за город в понедельник утром, да и еще с таким праздничным багажом.
- Ну, я был барменом. До этого утра.
- О, обожаю вашего брата, вы такие истории рассказываете, каждая - просто ненаписанная книга.
- Уверен, напишете еще. Только не из моих уст. Я, как бы это сказать, успел отработать всего один день.
- Понравилось?
- Да, можно сказать, это может спасти мне жизнь. Если не слишком пафосно звучит.
- Литература и жизнь гораздо пафосней, чем нам кажется, само слово, которое определяет пафос обычно произносится людьми, которые этим пафосом всем в лицо тыкают, как старым вялым членом. Простите за грубость метафоры, с утра я не особо талантлив.
- Это ничего, я вообще не располагаю талантами.
- Так вот что, Марк. Вы парнишка явно умный. Вы просто обязаны, ясно вам, обязаны делать то, что вам нравится. Если вас уволили, боритесь, выжмите им мозги, достаньте их. Либо добейтесь своей работы либо заставьте их вас ненавидеть. Это ключевое, что должен делать человек вашего возраста. А я буду к вам приходить, пить у вас водку и слушать ваши истории.
- Спасибо за совет, но не уверен, что так получится. Я не особо борец.
- Каждый - борец. Вы либо умираете в куче того, чего не хотите, либо в том, чего хотите. серьезно. я вот когда захотел стать писателем, навлек на себя ненависть матушки, а за ней и отца. Я все похерил, но верил в себя. Реально, я раз шесть или семь был на грани голодной смерти, я воровал, жил в подвале. Но писал, писал на листочках, собирал информацию отовсюду, откуда мог. Я просто дрался. Первую мою книгу не хотели печатать. Нигде. Ничего не объясняли, просто не печатали. И я пришел в издательство, притворился, будто уборщиком на работу устраиваться. И меня в кабинет кадровика пустили. Оттуда я к главному редактору прошмыгнул. Он, разумеется, тут же охрану вызвал, но я был так разгневан на него, что ему пришлось объяснить мне, чтобы успокоить, почему он не печатал мою книгу. Книга, кстати, была о богачах Голливудских. Мне это ему напомнить пришлось, потому что он в день по тридцать таких книжечек в мусорку выкидывает. Так вот, он сказал мне, что я не писатель, а дормоед, что книга пустая, безвкусная, ни персонажей, ни сюжета, ни стиля. Пустая, говорит и все тут. Надо, говорит, писать о том, что знаешь. И меня выкинули оттуда. И я написал за месяц книгу о бомжах. И стал знаменит. Ну, и вот так и вышло. Нужно просто понять, от чего тебя прет, понимаешь, и просто джаст дуинг зис. Иначе пиздец. О, мы приехали. Ближе подвезти не могу, прости, и так уже на час опоздал.
- Спасибо вам, Абрам.
- А вы это, чирканите мне ваш номерок или скажите, где вас через пару дней найти можно будет.
- У меня нет телефона, я его бомжу подарил.
- А вы, я смотрю, искренний, честный и добрый дурак, простите, конечно. Тогда вот что мы сделаем.
- Он пишет свой номер, дает мне бумажку и говорит:
- Обязательно пригласите меня, когда будете работать, я приеду и поговорим.
- Хорошо, Абрам. Спасибо вам огромное.
- И еще, молодой человек Марк, делайте только то, что вам нравится. Ну, за исключением моментов, когда что-то, что вам не нравится, может привести вас к тому, о чем вы мечтаете.
- Договорились.
Мы пожали друг другу руки, и я пошел к дому номер сто сорок два. За поворотом налево, там немного прямо и направо, а там, бабушка с ведром, полным соленной рыбы, говорит, что я прошел слишком далеко, и пропустил поворот. Я возвращаюсь, прохожу в нужный мне проулок и вижу просто колоссальной высоты каменные стены. Просто дворец какой-то. Я подхожу к толстым деревянным воротам, жму кнопку звонка справа от двери.
В руках у меня все еще лежит бумажка с номером писателя. Я кладу ее в карман, где уже что-то лежит. Я достаю это что-то и обнаруживаю другую бумажку. Склеенную ликерами и сиропами, я аккуратно разворачиваю ее и вижу полустертый номер. И имя: Марфа. Я смеюсь. Я понимаю, что это-то небесное. Я вспоминаю ту самую бутылку воды почти неделю назад и понимаю, что должен последовать совету писателя. И то, что я хочу Марфу. Марфу, ха-ха-ха. Назвали же. Я пытаюсь разобрать номер, но три цифры окончательно стерлись. У меня тысяча вариантов ее номера. Ну что ж, вызов он и есть вызов.
Ворота открываются. Охранник в типичном камуфляже смотрит на меня с минуту, изучает, наверное, и говорит:
- Ты не Люциус.
- Это Люся, что-ли? Так его уволили.
- Впусти его. - Слышится пьяный голос на заднем плане. Охранник, что открыл дверь, резко оборачивается, подает какие-то сигналы, и я вновь слышу пьяный голос:
- Никуда я не уйду. Я что, раб ваш, что ли? Охуели совсем. Да мне срать, докладывайте. Впустите парня, устал он, надо его накормить. Нет, я сам его накормлю... Как это не Люциус? Ладно, ясно.
Вот тут я успокаиваюсь. Значит, никто меня держать не будет, мне не придется составлять компанию какому-то пьяному затворнику.
- Да, ну хоть какой-то живой человек, а не вы, рожи каменные, големы, блять. Впустите!
- Проходите. - Говорит охранник, что открыл дверь.
- Да, я, вообще-то не хочу...
- Сказали, входите, так входите. - Говорит он и хватает меня за шиворот рубашки, затягивает во двор.
А там два дома, один гостевой, плотно прилегает к стене двора, простой такой домик, из бруса. Второй, красивый двухэтажный дом в японском стиле. Ничего лишнего, справа раскинулся сад, с вишневым деревом, яблоней, какими-то еще кустами. Все красиво и просто. А еще я вижу за домом край от японского сада камней. И я понимаю, что я просто хочу там остаться. Совсем одному остаться. Теперь я понимаю пьяный голос. Я бы тоже был бы рад разбавить компанию этих мордоворотов.
Кстати о них. Стоят двое, как двое из ларца, почти одинаковые, только один с более южной внешностью, кожа темнее, волосы угольно черные, а второй такой бледненький, с узким носом и пронзающими глазами. За ними рядом с крыльцом гостевого домика сидит в шезлонге мужчина, нормально его не рассмотреть, и эти амбалы его закрывают.
- Руки в стороны. - Говорит тот, что темнее и я повинуюсь. Он ощупывает меня, руки скользят по мне ловко и умело и мне в голову не приходят тупые сексуальные шутки. Чувствуется профессионализм. Второй открывает пакеты, трясет кегу, пробует еду. Господи, думаю я, куда же я попал?
- Вкусно, Белый? - Спрашивает пьяный голос.
- Ага.
Черный говорит мне:
- Вывернуть карманы.
Я выворачиваю. Он берет в руки листки с номерами, смотрит на них, и кладет себе в карман. Я неловко пытаюсь выказать сопротивление, на что он отвечает:
- Все в порядке, вернем, когда будешь уходить. Он чист.
Они расступаются, и я стою и смотрю на фигуру в шезлонге. Я видел этого человека на портретах по всему клубу. Я узнаю его. Это такой грузный мужчина, в шортах и без футболки, с толстым волосатым пузом и трехдневной бородой, с седыми прядями и тяжелым взглядом.
У него под ногами месиво из грязи, из шланга на грязь течет вода. Рядом стоит еще один шезлонг.
И у меня возникает самый тупой вопрос, который я могу задать:
- А вы не могли охрану поприличнее нанять, а то эти какие-то некультурные?
- Да, эти вообще говнюки, мне их продали, как будто дешево, а по гарантии не вернуть. Да и прикипел я к ним как-то, привык. Как тебя зовут?
- Марк.
- Ага, хорошо. Марк, зайди на веранду, там станция стоит, поставь кегу и налей нам выпить.
И я безропотно поднимаюсь на веранду, нахожу пивную станцию, все это под суровыми взглядами охранников, подключаю кегу, беру железную кружку с крышкой, наливаю в нее пиво, иду обратно к шезлонгу, даю ее мужику ручкой к нему.
- Себе тоже налей. и сядь сюда. А то Лелек и Болек подумают, что ты меня отравить хочешь.
Я наливаю и себе, сажусь в шезлонг, но спокойно посидеть не могу, сажусь по другому и вступаю в грязь, заляпываю и без того залитые лонг-айленгом кеды.
- Ты не мороси. - Говорит он. - Снимай ботинки, опусти ноги в грязь. Все мы из земли вышли. Мы к земле должны ногами ближе быть. Энергия земли к нам ближе будет, легче ее впитать будет. Выпьем.
- Простите, но вы же Филипп, да? - Спрашиваю я.
- Ага, Филипп я. - Кивает он и три больших глотка. Довольно говорит "Ахххх", и слегка рыгает. - Просто нектар, нектар и никак иначе.
- А что это за шоу на входе? От поклонниц прячетесь? - Я как-то слышал историю, что он успел переспать с половиной Питера еще в девяностых, а вторая половина была для него просто в довесок в нулевых.
- Еще бы. У меня поклонников много. Но это я не могу рассказывать, пойми. Вообще, сиди и молчи, блять, слушай тишину. Не понимаю людей. Нравится им всякое яркое и громкое, клубы там, бабы нервные, не понимаю. В тишине наше все. В тишине блаженство, рай в тишине. И в темноте, понимаешь? В темноте и тишине рождаются лучшие вещи. Так что опусти ноги в грязь, сядь удобно, пей свое пиво и заткнись, ради бога.
Я так и сделал. Опустил ноги в грязь, выпил Гиннеса и уснул.