Аннотация: За много лет, что я писал сагу о некроманте Фессе, накопилось много невошедшего в "канонические тексты". Привожу это в порядок и потихоньку выкладываю.
- Запомни, парень, две вещи, если, конечно, хочешь со мной остаться. Ну, или хотя бы выжить. Только две, большего от тебя пока что не требую.
- Я весь внимание, мастер.
- Ни один человек ни разу не смог одолеть ни одного вампира в "честном поединке". Чего ёжишься? Так оно и есть. Почему оно так, разумеешь?
- Да, мастер. Невероятно сильны, быстры, почти не замечают ран, могут быть убиты лишь прямым ударом в сердце или срубанием головы.
- Молодец, учил. Самый сильный силач нашего рода рядом даже с самым слабеньким упырём - что кутёнок. Самый быстрый бегун - что черепаха. Ну и так далее, парень, и так далее. Не дрожишь ещё пока?
- Никак нет, мастер.
- Это правильно, что не дрожишь. Так вот, вторая вещь, которую тебе знать надо - ни один вампир ни разу не смог одолеть... кого?
- Себя, мастер. Свою природу одолеть они не могут.
- Молодца. Именно что их природу. Упырь не может не жрать, вот и весь сказ.
- Как и мы, мастер...
- Ёрничаешь, парень? Это хорошо, это правильно, но только до некоего предела. О коем тебе и напомнит мой подзатыльник.
- Ой!
- Ничего, терпи. Сам знаешь, я без дела рук не распускаю. Так вот, ты сказал верно - упырь не может не жрать. Таково его упырье естество, и там где мы, люди, можем себя сдержать, поголодать, если надо, последнюю краюху отдать тому, кто ещё пуще нашего мучается - то упыри никогда... что сказать хочешь, парень?
- Так ведь люди-то, мастер, люди они тоже все разные бывают...
- Правильно говоришь. На иного посмотришь - ей же ей, иной упырь краше покажется. Да, хуже вампиров люди порой. Не зря ж из них самые злые кровососы и получаются. Не из эльфов там или орков - а из людей.
- А из гномов, мастер?
- Ни разу не слышал. И не встречал. И никто не встречал. Гюнтер плёл что-то такое, ну так на то он и Гюнтер, чтобы языком молоть. А вот знавал я одну чародейку, Кларой Хюммель звали, чтоб ты знал, не нашенская она - так она говорила, что не родился ещё такой упырь, чтобы гнома смог бы обратить. Мол, у гномов совершенно невероятная резистентность к такого рода делам.
- Ре-зи... что? Простите, мастер...
- Ничего, парень, я сам это слово только с десятого раза выговорить смог правильно. Устойчивость это. Но неважно, главное - что гномов-упырей мне досель не встречалось и, сподоби силы заокраинные, и не встретится. А у нас с тобой дело тут простое - найти упыря здешнего и поступить с ним соответственно. Как князь велел и за что деньжат нам отсыпал. Опять спросить чего хочешь?
- Д-да, мастер... а почему мы этих упырей по одному ловим? Ловим по одному, а они всё лезут и лезут. И народ на рынке болтает, что, мол, есть тайное вампирье царство за горами, оттуда они к нам и пробираются и, пока стоит оно, ничего с кровососами мы не сделаем. Одного на кол посадим - трое других появятся.
- В корень зришь, парень. Это хорошо, это правильно. Я не я буду, если из тебя толка не выйдет. А про "царство" ты не слушай. Нет его. Я бы знал. Даже Гюнтер о таком врать остерегается. Но правильно ты говоришь, что лезут они откуда-то; да, верно, лезут. Сидит где-то в Гнилогорье старый их верховодник, пахан, знаешь, как у воров бывает. Главный над ними, стало быть. Сидит сиднем, никуда сам не вылезает, летает нетопырём разве что, кровь сосёт осторожно и с оглядкой, головы не теряет. Да и зачем ему, такому его мелкие подручники всё сами приносят-приводят. И вот чтобы до этого пахана добраться, надо сперва лишить его тех самых подручников, не дать мелким выкормышам силу набрать, вскрывать их по одному, как нарывы. И знаешь, что тут главное?
- Что, мастер?
- Сам не сообразишь? Зря я тебя хвалил?
- Э-э-э... Сажать их на колы быстрее, чем они появляются?
- В точку. Никакой упырь, даже самый старый и сильный, не может себе творить новых неисчислимыми ордами. Высосать кровь, убить, сожрать сердце и печень - это пожалуйста, это когда угодно. А новых упырей создавать - нет, не может.
- А сколько же... сколько ж в день? Одного, двух, трёх?
- Не знаю, парень. Дорого бы дал за то, чтобы знать. Даже чародейка Хюммель, хоть огонь-баба была и дралась так, что, пожалуй, даже с вампиром бы на мечах потягалась, того не знала. Мол, у каждого свой лимит.
- Лимит, мастер?
- Предел, значит, край-граница. Любила фрау Хюммель мудрёные словечки, которые кроме неё никто не и не слыхивал... В общем, пока до главного упыря нам не добраться, надо, чтобы его птенчики-вороняточки тут гнезда б не свили. Всё понял, парень?
- Да, мастер.
- А чего ж не спрашиваешь тогда, как станем с упырями справляться, если ни один человек их в бою не одолеет?
- Ну так вы, мастер, живы покамест. Значит, можно справиться. А как - вы мне скажете, когда нужно будет.
- Ты мне тут в покорность не играй, парень. Когда имеешь дело с кровососами, головой своей нужно думать, а не указаний мастера ждать. Покуда дождёшься, сам не заметишь, как упырьей сытью сделаешься. Доставай самострел.
* * *
У костра в осеннем лесу, прозрачном и лёгком, где струятся по ветру серебристые нити паучков-странников, сидели двое. Рядом паслись, уткнувши морды в опавшую листву, два здоровенных тягловых варана. Время от времени то один, то второй поднимали чешуйчатые головы, глядели окрест янтарными глазами, где отражалась лишь неземное блаженство - вараны всегда блаженствовали, когда ели, а есть им было всё равно что: солому, сени, кору, сгнившие овощи или вот как сейчас, опавшие листья.
Старший, наполовину седой, кряжистый и широкоплечий мужчина со впалыми щёками и кустистыми бровями, нависшими над тёмными глазами, пошевелил дрова в огне. Лето уже убегало, утекало на дальний юг, с севера тянуло холодом, ветер обнажал чёрные изломанные ветви старых вязов. Старший поправил застёжки, потуже запахнув видавшую виды кожаную куртку, натянул шерстяной капюшон. На вид ему можно было дать лет сорок, загорелая кожа выдавала того, кому пришлось отмерять этим летом немало лиг под открытым небом. Он носил не меч, как большинство у людей, но гномью секиру, всю усаженную шипами и крюками. Такое оружие делается только под конкретную руку; взявший её впервые наверняка счёл бы все эти ухищрения ненужными и неудобными.
На поваленном бревне рядом с человеком лежала пара небольших двух дужных самострела. Такими частенько щеголяют городские воры, строя из себя не боящихся "мокрого дела" крутых, да их держат в будуарах дамы полусвета - на всякий случай. Толку от этих игрушек в серьёзном деле никакого, стрела едва ли пробьёт тяжёлый рыцарский доспех; однако и старший из путешественников, и его младший товарищ - каждый имели по паре таких арбалетиков.
Второй путник, совсем молодой и безусый мальчишка был... в общем, совсем молодым и безусым мальчишкой. С румяными щёками и нежным пушком на подбородке. Он тоже носил добротную кожаную куртку, кожаные же порты и высокие сапоги; у пояса юноши висел длинный кинжал явно гномьей работы.
- Князь велел нам торопиться, - старший поднялся, вытянул руку в перчатке без пальцев над костром. Пламя послушно зашипело и угасло. - Что, парень, красивая дочка-то была у князя?
- Загляденье, - опустил голову младший. - Её весь город любил, мастер. Добрая она была, светлая вся. Князь Предслав-то, того, грозен бывал. Строг, хоть и справедлив и всякая вина у него была виновата. Бывает, разойдётся, ногами затопает, кулаком по столу так, что доски трескаются, даже княгиня, уж на что не робкого десятка, а и та к нему при таких делах подступиться боялась, а Елене хоть бы что. Подойдёт, обнимет, утишит, утихомирит. Князь потом поворчит ещё, да и простит. Не в поруб отправит, а всего лишь плетей велит вкатить десяток. Князь, он ведь отходчивый, зла не помнил.
- Смотрю, парень, ты неплохо в делах княжьего дома разбираешься. Словно своими глазами видел.
- Случалось и видать, - паренёк опустил глаза. - У нас ведь как - суд за стенами не прятали, князь всегда все вины на торжище разбирал.
- А... - неопределённо протянул старший. - Тогда вставай, парень. Дорога неблизкая, а нам ещё след упырька того искать.
* * *
Вараны с неожиданной резвостью перебирали лапами, шлёпая по вечным не просыхающим лужам на тракте. Осенние леса сгущались, наваливались с боков, деревни и заимки кончились, уступив место непролазным чащам. Сорванные жёлтые и коричневые листья кружились над головами, словно в панике удирая от какой-то незримой опасности.
Последнее село встретил охотников пустыми и брошенными домами. Мало кто озаботился даже подпереть двери колом.
- Гляди, - мастер остановил своего варана и тот немедля потянулся мордой к облетевшему кусту жимолости. - Что скажешь, парень?
Юноша прищурился, лицо как-то разом постарело, сделавшись холодным и жёстким.
- Бежали в страхе, мастер. Добро раскидано. Ворота не заперты. Даже колодцы не закрыли.
- Верно. А ещё... чуешь чего-нибудь?
Юноша послушно принюхался.
- Т-трупами не пахнет, мастер.
- А что это значит?
- Что их тут нет? - не слишком уверенно отозвался ученик.
Старший покачал головой.
- Смотри внимательнее.
- О! - юноша вдруг покраснел. - Простите, мастер. Где мои глаза были... упырьи метки под окнами - там, там и ещё вон там.
Бревенчатые стены изб носили следы когтистых лап - крупнее волчьих, но меньше медвежьих.
- Ну, парень, а зачем он, спрашивается, в дом лез, уже перекинувшись?
- Голодный, - без запинки оттарабанил юноша. - Не только кровь выпить, он ещё и тело сожрать должен был.
- Верно. А что это значит? Зачем ему человечина понадобилась?
- Совсем молодой, значит. Не преобразился ещё до конца, в силу не вошёл. И года ему нет. В такое время упырям не только кровь требуется, им ещё и мясо подавай. С-сырое... - он отвернулся, слегка побледнев.
- Ничего, привыкнешь, - бросил мастер. - Поначалу оно всегда так. Ну, а отчего ж тогда трупами не пахнет, если он тут совсем недавно побывал - метки вон, совсем свежие, и недели не прошло? Конечно, ночи холодные, но так у нас с тобой и нюх не как у всех. Ну, отвечай!
- М-молодой упырь с-съедает всё, не только сердце и п-печень... Блэ-э-э!!!
- Не переводи еду зря, парень. Знал бы, не дал б тебе завтрака. Но говоришь всё верно. Он не только внутренностями закусил, он и кости все изглодал. Череп не исключая. Клыки-то у него уже ого-го, не смотри, что "молодой". След-то его, низовой, взять сумеешь?
Юноша кивнул. На висках его блестел пот.
- Тогда давай. А я посмотрю. Это нетрудно должно быть - молодые, когда нажрутся, осторожность теряют совершенно.
Ученик кивнул. Гибким движением соскользнул с седла, направился прямо к дому, где виднелись следы когтей. Задержался на мгновение, сжимая и разжимая кулаки и покачиваясь с носка на пятку, пока наконец не решился и не заглянул внутрь через чёрную рваную рану окна. Зашипел сквозь зубы.
- Смотри-смотри, - прикрикнул старший. - След там начинается, там ты его и брать должен.
Из обширного нагрудного кармана ученик выудил скляницу с зеленоватой жидкостью внутри и притёртой пробкой. Аккуратно капнул на каждую из оставленных когтями отметин, с силой дуя на падающую каплю так, чтобы она угодила точно на белое разодранное дерево.
- Теперь смотри, да внимательно! - вороном каркнул мастер.
Паренёк оттолкнулся от стены, пошёл кругом, зажмурившись и расставив руки, словно ловил кого-то невидимого. Старший, похоже, тоже что-то видел, потому что пару раз досадливо поморщился, когда юноша спотыкался на ровном месте и начинал беспомощно топтаться, тыкаясь туда-сюда.
У него под ногами вспыхнуло подобное зеленоватой цепочки следов, босых человеческих ног, но странно и жутко изменённых. Слишком длинная ступня и пальцы, слишком длинные ногти - скорее, когти - упиравшиеся в землю при каждом шаге.
Следы убегали прочь от деревни, прямо на запад, где на горизонте синеватым маревом блазнились далёкие пока ещё горы.
- Молодец, - хрипло выдохнул старший и тоже утёр пот. - Теперь-то он уже никуда не денется, выродок.
Юноша ничего не ответил, лишь судорожно глотал воздух широко раскрытым ртом, словно опрометью промчавшись целую лигу.
- Молодец, - повторил мастер и хлопнул ученика по плечу. - Ты гада нашёл - тебе его и кончать.
* * *
- Слушай ещё, парень. Не бывает хороших вампиров. Это только в сказках случается - мол, они все такие тонкие, возвышенные, непонятые. Дескать, они и кровь-то сосут неохотно.
- Сосут и плачут.
- В точку. Плачут, но сосут. Или другая байка - якобы бывают такие недовампиры, что со своей упырьей сущностью борются, хотят оставаться людьми и даже воюют с другими вампирами. Тоже не бывает. Бьюсь о заклад, что хочешь проставлю, это сами упыри и придумали. Чтобы лишить нас силы, ослабить решительность. Обмануть врага, внушить ему к тебе жалость - считай, уже полдела.
- А на самом деле всё это ведь враки, да, мастер?
- Самые что ни на есть завиральные враки. Помни, парень, вампирья отрава такова, что сломит любого. Самого храброго, жёсткого, непримиримого. Был у меня дружок, вместе начинали учениками. Я по сравнению с ним тогдашним - нюней бы прослыл и размазнёй. У него упыри всю семью высосали, медленно, ночь за ночью. Они умеют. Друг мой после этого дал страшную клятву, принял знак Моррид, богини смерти, что не знать ему покоя, покуда хоть один упырь творит тут зло. И убивал он их - безжалостно. Не только их, но и их прислужников, не-вампиров, обычных людей, как мы с тобой, что приняли их руку. Слыхал ведь о таких?
- Слыхал, мастер. Ещё слыхал, что такими Гнилогорье и держится. И про короля Фредерикса тоже слыхал.
- Молодец. Про короля этого после речь поведём, а сейчас про своего дружка дорасскажу. Не жалел он никого, кто под вампирью десницу пошёл, неважно, из страха ли, по неволе иль желая какой ни есть власти с богатством.
- Совсем никого не щадил, мастер?
- Совсем. Детей сам в огонь кидал - мол, из них всё равно только упырьи слуги вырасти и могут. Именем Моррид такое творил, что кровь в жилах стынет - однако упыри одного имени его боялись. А уж кто им служил - те от одних слухов, что он в их края направляется, бросали все пожитки и наутёк. Ничего не боялся, сам-друг троих старых упырей завалил, одного за одним. И втемяшилось ему, что может он так же справиться сам и с тем самым паханом, о котором я речь вёл. Я ему - да куда ж ты, никто толком не знает, где этот пахан вообще, какая у него стража, входы-выходы - ничего не известно! Схарчат тебя там, говорил я ему, обратят, и станешь ты таким лютым упырём, что... а, да чего уж теперь. Друг мой рассмеялся только, мол, не зря легенды ходят, что есть такие вампиры, что смогли остаться людьми, обретя при том упырью силу. Теперь-то я понимаю, что загордился он, решил, что даже волшебство кровососов ему нипочём; а, может, крепко уповал на заступничество Моррид. Однако, парень, не защитила она его. Ушёл он как раз в то самое Гнилогорье, да и не вернулся. Точнее, вернулся - да только уже не он.
- Его... обратили, да, мастер?
- Обратили, парень. Не убили, не высосали досуха, не скормили молодым упырям. Много сил потратили, но обратили. Не осталось в нём ничего людского, ничего нашего. Упырь лютый, вот и весь сказ. Что спросить хочешь, парень?
- А... мастер... что ж с ним потом-то сделалось?
- Да что ж с ним сделается? Дорожка у него одна была, не свернёшь, не остановишься. Кровь пил, людей губил - всё как положено. Делать нечего - собрались мы с друзьями-приятелями, покумекали, да и вышли против него все вместе. Не для честного боя, запомни, парень, но чтобы упыря наверняка уложить. Ну и уложили. Не сразу, не вдруг - но уложили. Хотя, скажу я тебе, попотеть пришлось. Недаром ведь он у нас слыл мало не лучшим.
Ничего в нём людского не осталось, парень. Ни капли, ни грана, ни крошечки. Хотя... нет, кое-что оставалось до самого конца.
- Гордость, мастер?
- Тут ошибся, парень, да и не мудрено человеку добром ошибиться. Хитрость осталась, самая гнилая, самая подлая. Когда уже завалили мы его, стрелами утыкали, серебром протравили, когда оставалось последнее дело - голову срубить, а тушку -на кол, ну или всего целиком на кол, чтобы не сразу б помер окончательно, чтоб помучился, всех им погубленных вспоминая - завыл он, задёргался, нас по именам звать начал. Дескать, как же так, друзья, помилосердствуйте, мы ж с вами пуд соли съели, одним одеялом укрывались и невесть сколько раз спины друг другу прикрывали, жизнь спасали. Правду говорил, парень, вот что самое гадкое-то выходило. У одного костра с ним спали, последней коркой делились, и, да, каждого из нас он хоть по разу, но спас. А он лежит, кровью харкает, хрипит, и просит, мол, погодите, не убивайте, я теперь другим стану, упырьи схроны-тропы укажу, сам против них выйду... и всё такое прочее. Что замер, парень? Ждёшь, чем дело кончилось?
- Уг-гу, мастер.
- Ничем особенным. Увидел я, что даже иные из наших заколебались, дрогнули, ну, и пошёл к нему. Он увидел - и, поверишь ли, парень, лыбиться стал, обрадовался. Дескать, кто другой бы оказался - решил, что кончать его идут. А у меня в руке ещё скляница была, он решил - с эликсиром. И забулькал, заблекотал - спасибо, дескать, дружище, верил я в тебя, не сомневался, и ты не сомневайся, верь, мы теперь этих кровососов к ногтю возьмём. Ты ведь мой друг лучший, мой друг единственный, ты мне ближе брата был...
- А вы, мастер?
- А что я? Я ничего. Скляница у меня в руке и впрямь была, да только не с эликсиром, а с кислотой. Специально у алхимика, мэтра Бонавентуры, брал на этот случай. Кислота с серебром, истёртым в порошок. Верное средство, запомни, парень. Присел я около него...
- Так ведь рисковали-то как, мастер!
- Рисковал, не без того, парень. Но иначе нельзя тогда было. Все наши должны были увидеть...
- Что?
- Давай дорасскажу. Подошёл я, значит, и говорю - дай приподниму тебя. И приподнимаю, а в правой руке склянку держу. Ну, и...
- И что же, мастер?!
- Помнишь, что я тебе говорил, парень, насчёт того, что ни один вампир одолеть не может?
- Свою природу, да, мастер?
- Именно. На то мой расчёт и был. Цапнул он меня, в левую руку впился, едва только смог. Руку-то я рассадил до крови, нарочно, само собой - он и не сдюжил. И не мог никогда сдюжить.
- А как же вы, мастер?...
- Неужто думаешь, парень, я зря ту склянку держал наготове? Влепил ему её прямо в морду, о клыки разбил. Мало его не показалось, парень, мало не показалось. Орал и катался он славно - пока кислота язык с гортанью не разъела, а мы ему кол не наладили. И головы рубить не стали. Не заслужил. Уж слишком лихо душегубствовал. На колу-то заговорённом упырям ой, как не сладко, томно им там, скушно, как бабушка моя говаривала. Дохнут медленно, а деться никуда не могут. Главное, парень, насадить как следует, чтобы острие кола у него, проклятого, из поганой его пасти бы вылезло. Люди, которых на казнь такую осуждают, уже десять бы раз померли, а упырям ничего, только воют. Вот и этот - долгонько выл. Целую седьмицу, пока мы ему его убийства перечисляли. Ничего, не ёжься, парень. Друга моего, который мне и впрямь ближе брата приходился - там не было. Погиб он, друг мой, загрызли его упыри. Одна личина, пустая оболочка и осталась.
Так что запомни, крепко запомни - с упырём разговор может быть только один. Хоть отец твой то был раньше, хоть мать, хоть жена, хоть сын любимый или дочурка, сердца отрада. А промедлишь хоть миг, поколеблешься - и всё. Или сожрут тебя, или выпьют досуха, или, что хуже всего, сам вурдалаком сделаешься. Одним из них.
Понял ли, парень? Крепко ли понял?
- Крепко, мастер.
- Так что смотри, если и со мной что подобной случится - меня ни в коем случае не слушай, на посулы не ведись. Где у нас кислота с серебром толчёным, ты знаешь.
- З-знаю...
- Вот и не промедли в ход пустить.
* * *
Облетающие леса плавно скатывались вниз по долгим, пологим склонам. Пламенела ставшая добычей осени листва, над головой нависали серые тучи, сеявшие нудным мелким дождичком. Оба путника в пути говорили мало, низко надвинув обширные капюшоны дорожных плащей, из кабаньей шкуры с густым ворсом, тщательно смазанные жиром.
Ездовым же варанам всё было нипочём, их широкие лапы шлёпали себе по глинистым лужам, а сквозь толстую чешуйчатую шкуру, казалось, не пробьётся никакой ветер. Жрать им было что, и они жрали.
На пустом заброшенном тракте охотникам после брошенной деревни не встретилось ни одной живой души. След упыря тоже шёл прямо по дороге, вампир никуда не сворачивал - зачем?
- Почему он не перекинется, мастер? Зачем ноги сбивает, ведь мог бы и волколаком проскакать, и летучей мышью полететь.
- Это уж ты мне должен сказать, парень! Чему я тебя учил, спрашивается?
- Слишком молодой? Силы не хватает?
- Именно. Упырю, чтобы перекинуться, надо обязательно сердца и печени нажраться, да побольше. То, что он в той деревне слопал, только и хватило ему дальше преображаться, а на всякие хитрозадые штуки ничего и не осталось. Вот почему мы его и нагоняем. Молодые упыри не шибко-то любят даже под осенним солнышком разгуливать, даже когда оно в тучах и моросит весь день. Отсыпается, гад, где-нибудь под корнями, думает, никого у него на хвосте нету, вернётся к своим, что называется, во чести и славе, хотя какие у этих мразей честь и слава...
- Мастер, а как же он - кровь не пьёт, человечину не ест? Как выживает?
- Он хоть и молодой, да не столь уж глупый. Печень и сердце позволяют им какое-то время выдерживать без кровопитий. Лишняя причина не перекидываться - так ему запаса дольше хватит.
- А что ж потом? Когда запас кончится?
- А вот тогда ему уже надо кровушки. Никуда не денется, рехнётся от голода.
- Да, мастер, но кого ж он так кровососить-то станет?
Старший из охотников ответил не сразу. Из-под низкого капюшона голос его доносился глухо, словно издалека.
- Не знаю, парень. Прав ты, места здесь пустынные и чем дальше по тракту - тем безлюдней. Последние сёла тут запустошились уже лет пять тому как. А ещё дальше - Вирр, пограничная река, за ней - болота, топи, ещё за ними - Гнилогорье. Там народу испокон веку не бывало. И вот как упыри там гнездятся - ума не приложу. И никто из наших не знает. Дружок-то мой бывший, он туда сходил, да назад упырём вернулся, ничего не рассказал.
- Может ещё дальше на закат ходят?
- По-другому не выходит, парень. Вампиры, они ж как волки - если стая всех лосей или оленей в округе загонит-сожрёт, так и сама от голода погибнет, если в другие места не уйдёт. Упыри всё глубже в наши владения лезут, ко князю Представу, к тому же королю Фредериксу, хотя с последним дело, боюсь, ой как нечисто - а там, откуда идут, живых людей уже не осталось. Но всякий раз такие концы отмахивать - это даже старым упырям не под силу. Им бы гнёзда в наших краях свить, а на это только молодняк их отваживается. Вот и боюсь я, что зреет у нас под боком, в Гнилогорье, такое, что во сне приснится - от ужаса и не проснуться можешь, сердце лопнет.
- И, м-мастер, неужели мы...
- Нет. Что я тебе говорил, парень, насчёт упырей, недавно обращённых? Наше дело вот именно этого вурдалака взять, не дать ему за Вирр ускользнуть - ну так мы и не дадим. Мы у него уже почти за самой спиной, ещё день-два - и нагоним.