Пересвет Александр Анатольевич : другие произведения.

Новый Солдат Империи. Книга 2. Вира Кровью

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В книге описываются события, происходившие в Донбассе в 2014-м - в начале 2015 года. В центре повествования - судьба одного из воинов Луганской Народной Республики, командира разведывательного подразделения, который оказался вовлечён в целый водоворот различных событий - от большой политики до собственных личных конфликтов. Он оказывается в визире одновременно и луганских правоохранителей, и украинских спецслужб, он переживает покушение на себя и свою девушку, он запутывается во взаимоотношениях с женщинами и с политикой. Одновременно он продолжает участвовать в боевых действиях против украинской армии, прежде всего - против нацистов из карательного батальона "Айдар", которым мстит за убийство своего отца. Но кроме личных мотивов в этой войне у него есть и политические - герой мечтает о восстановлении великой Империи равных, где люди выделяются не по национальному признаку, а исключительно своими заслугами перед государством. Книга написана на основе реальных событий. Впрочем, все совпадения случайны.
  НОВЫЙ СОЛДАТ ИМПЕРИИ
  
  Книга 2. ВИРА КРОВЬЮ
  
  
  
  Глава 1
  
  Отдельный разведбат принял Алексея не очень приязненно. Несмотря даже на наличие знакомых ребят.
  Алексей стоял перед командиром, изучавшим приказ о переводе капитана Кравченко в отдельный разведывательный батальон корпуса Народной милиции. Суровый, плотно сбитый, словно излучающий мощь, вполне себе комбат.
  Да и новое место службы вполне на внятном армейском уровне. Бывший военный городок. Стандартно-добротная советская казарма в три этажа, отдельное штабное здание, плац с разметкой для строевой. И даже спортгородок. Хорошо устроился товарищ Перс, и порядок явно поддерживает.
  Рядом высилось пятиэтажное строение, то ли недостроенное, то ли растащенное - без окон, без дверей, что называется. Надо будет узнать, нельзя ли здесь устраивать боевые тренировки при захвате зданий.
  Первый вопрос Перса удивил:
  - Стрелять из чего умеешь?
  - Из всего, - удержался, чтобы не пожать плечами Алексей. В армии у вышестоящего начальника по определению больше прав, нежели у подчинённого. А у кого больше прав - больше и ума. Тоже по определению. Не согласных с этим отсеивают ещё в училище.
  Перс бросил взгляд исподлобья:
  - Из австралийской F-90, пожалуй, вряд ли...
  - Так её ещё только на выставке показали, - сделал лицо кирпичом Алексей. Судя по вопросу, командир следит за оружейными новостями. Поскольку Кравченко следил тоже, - впрочем, теперь уже нет, потому как нетбук его приказал долго жить после взрыва в квартире, - сейчас должен был изобразиться небольшой момент истины для будущего взаимопонимания с начальником.
  Взаимопонимание наступило.
  - Ладно, - усмехнулся Перс. - Будем считать, что в теме. Ты из штатного, имею в виду, чем владеешь? Про "винторез" твой знаю, слушок дошёл...
  Ещё бы! - усмехнулся про себя Алексей.
  
  * * *
  
  Такое оружие ценилось здесь никак не меньше маузера во времена гражданской - той, почти столетней давности. Царский подарок сделал Ященко при увольнении из "Антея", что уж говорить. Кравченко тогда, летом, в очередной раз аж обалдел от осознания подлинных возможностей своего шефа, когда раскрыл переданный им бокс и обнаружил у себя в руках подлинную мечту - винтовку специальную снайперскую 6П29..
  В своё время, на пятидневной войне Алексей так и не удостоился получить её во владение. Как-то даже до его разведроты не дошла эта прелесть. У осетин, видно, осела. Но в руках это оружие разведчик Кравченко держал, конечно. Круг его общения включал ребят, которые "винторезом" ещё с первой чеченской пользовались. Пострелять тоже удалось. Ощущения остались... Незабываемые. Будто и не целишься вовсе. А жалишь. Навёл - и вроде само в цель попало. Гиперболоид инженера Гарина. Ощущение, что ты щелчком сбиваешь цель на расстоянии в 300 метров.
  Растроганный Алексей не знал, что сказать шефу. Но взгляд его, видно, был столь красноречив, что тот ухмыльнулся и шлёпнул его по плечу: "Владей, доброволец!".
  Вторым важным подарком было выходное пособие. Даже привыкший к сытной зарплате Алексей приятно удивился его размеру. "Это включая премию", - пояснил Ященко. И намекнул: "И чтобы твоим было на что жить". Ну, да. По величине выданная сумма как раз приближалась к его полугодовому жалованью. С горкой. Которую тот же Ященко порекомендовал потратить на всякие полезные штучки. Начиная от качественного камуфляжа и заканчивая некоторыми полезными "обвесами".
  С его пораненной ногой берцы со специальными вставками - вещь крайне полезная. Как и набор линз и защитных очков - с его порезанным глазом. Офтальмологи, конечно, сделали, что могли, включая лазерную коррекцию, но неровное глазное яблоко и лазером не обстругаешь до идеально круглого. Хорошо, что левым глазом целиться не надо...
  Наконец, третьим подарком были необходимые бумаги и документы. Разрешения на оружие. Удостоверение сотрудника постороннего ЧОПа. Легенда биографическая на страничку. Оную рекомендовалось выучить и далее творчески развивать. "Не будем облегчать оппонентам жизнь, - пояснил такую, излишнюю на взгляд Кравченко, секретность Тихон. - Ты там засветишься всяко, а лишнее внимание к нашему доблестному охранному заведению нам ни к чему. Не говоря о большем...".
  Алексей подтянулся: понял. Но шеф улыбнулся дополнительно: "В плен ты, рассчитываю, не попадёшь...".
  Кравченко ещё прежде и сам для себя это решил. Но холодком по позвоночнику протянуло...
  Ященко снова значительно поглядел на своего уже бывшего подчинённого. Помолчал.
  "Но дело не в этом, - ага, любимая присказка пошла! - Я куратору пояснил твои мотивы. Он в целом согласен. Месть за отца и всё такое. Но пока, сам понимаешь, помогать тебе будут минимально. Поглядят для начала...".
  Алексей прокашлялся, сказал: "Я и не претендую. Тем более - мне покамест свои задачи решить надо...".
  "Это все понимают, - оборвал Тихон. - Никаких задач тебе сверху никто не нарезает. Покамест, - передразнил. - Но ежели с хорошими людьми работать будешь, они же тебе и помогут".
  "Да я и не отказываюсь, - откинулся в кресле Алексей. - Только как я узнаю, кто из людей - хороший?".
  Ященко ухмыльнулся: "Не волнуйся. Они сами к тебе подойдут. Привет от меня передадут. Скажут: мол, кланяться велел".
  Хм, ясно. Судя по нехарактерному для шефа обороту речи, это будет служить паролем.
  Ну и последним подарком от фирмы была переброска его на границу с ЛНР. На машине. Причём сидели в ней трое ребят абсолютно бандюганного вида. Просто родом из девяностых! Один колоритен донельзя. Ростом чуть пониже Алексея, но поквадратнее и помассивнее, с плавными ухватками самца гориллы.
  За всю дорогу от Москвы до границы не обмолвились они и тремя десятками фраз. И те - чисто по делу. Говор ростовский. Повадки... Ну, это не опишешь. Высокомерная лихость "крутых" в сочетании с профессиональной предусмотрительной опаской опытных боевиков. И поразительной незаметностью для представителей государственных правоохранительных органов.
  При всём своём опыте примерно в такой же мимикрии Алексей не уставал восхищаться этими парнями. Впрочем, нельзя было совершенно исключать, что предусмотрительный Ященко действительно мог для переброски своего бывшего сотрудника призанять боевиков у какой-нибудь бандитской структуры.
  На переходе всё оказалось проще, чем Алексей ожидал. "Бандюганы", не забывшие перед поворотом на границу свернуть на какую-то рембазу и сменить там номера на украинские, протопали к строению, где сидели погранцы. Что-то там, судя по всему, перетёрли. Потом вернулись к машине, ещё минут десять покурили. А дальше просто проехали через открытый на "нуле" шлагбаум.
  За переходом его уже ждал Юрка Семёнов. Дочерна загорелый, живописно обряженный в максимум военно-ценного для современного бойца, светлозубо улыбающийся. И сказавший заветное: "Тихон Иваныч кланяться велел...".
  "На одного человечка выйдешь, - вспомнились сразу слова шефа. - Юру Семёнова помнишь, десятника?"
  Странный вопрос: Семёнов как раз два месяца назад уволился. Ещё бы не помнить! Потому как со скандалом ушёл. Но ведь Ященко бесполезных вопросов никогда не задаёт. Значит, со значением это - "помнишь"...
  "Он сейчас у Бледнова, который Бэтмен. Позывной у него там - Злой, - заговорил снова шеф. - Не смотри, что он вроде бы с криком уволился. Это так надо было".
  И вот - Юрка. Рядом с ним стояли ещё двое. Тоже ладных, тоже "упакованных" по самое не могу, высоких и даже... ну, грациозных, что ли. Вот как гепард или тигр - совершенной грацией совершенного хищника.
  Они-то, державшиеся поначалу, в отличие от Юрки, с холодком, позднее разъяснили, что по нынешним временам у них "на республиках" после нескольких весьма досадных случаев в подразделениях вооружённых сил Новороссии уже нет прежнего доверия к "добровольцам" и "волонтёрам". Если тех, понятное дело, не знает кто-то из доверенных своих. "Тех, которые самоходом, - рассказал один из парней, - тех поперву на подвал на недельку. Там допросят. Иной раз и с членовредительством - ежели доверия человечек особого не вызывает".
  "Потом выпустят, - добавил Юрка, - но часто оружие сразу не дают, а дозволят пока окопчики покопать. И тоже смотрят". "За тебя Злой поручился, - резюмировал третий из встречавших, кивнув головой на Семёнова. - А так бы тебя в оборот взяли. Особенно казачки здешние, - ухмыльнулся он. - У атамана Лозицына порядочки суровые. А по тебе вон видно: в "гражданке", а матёрый. Подозрительный".
  Все засмеялись, будто это звучало смешно.
  Через час Алексей Кравченко стоял перед Бэтменом, который осматривал его своими светлыми, немного навыкате, холодными глазами. Чем-то схожими с глазами Тихона Ященко...
   "С Бэтменом можешь работать вполне, - вспомнились слова шефа. - Сан Саныч правильный человек. Людей, конечно, на подвале держит - да у кого там их нет, подвалов-то... Ребята есть там у него сложные. Реально злые ребята есть. Но сам Сан Саныч парень нормальный. И, в общем, наш. Ну, тёрки у ЦК с ним некоторые происходят, но в целом он ситуацию понимает, в государственность готов впрягаться. Иное дело, что в ЦК тоже разные векторы имеются...".
  А в Новый год Сан Саныча убили...
  А его бывшему бойцу и соратнику Бурана велели спрятаться на войне, перейдя в ОРБ к Персу, сидеть пригнувшись и не отсвечивать, пока всё не уляжется. А он пошёл всё же попрощаться с боевым другом. Вот и засветился. Да там ещё чего и наплели - эти, прежние захребетники Бледнова.
  
  * * *
  
  - Итак, кроме винтореза каким оружием владеешь? - продолжал расспрашивать Перс.
  Алексей ответил, снова подавив желание пожать плечами:
  - Знаю АК - всех модификаций...
  - Да со стрелковкой и так ясно! Из станкового что, из крупняка, тяжёлого, мины?
  - Виноват! Прошёл весь учебно-тренировочный комплекс огневой подготовки. Ну и в войсках попользовался, чем успел. КПВ знаю, "Корд", "Утёс", "Печенег", ну, "калашниковы", конечно. Стрельбу из РПГ знаю всю, ДП-64 пробовал, СПГ-9Д и ДН. "Пламя" нормально знаю, "Козлика" пробовал. Стрельбу с БМП освоил, БТР - само собой...
  - Слыхал, у вас там и водолазная подготовка была? В Новосибирском твоём...
  - Была, - кивнул Кравченко. - Но мне не досталось. Больше пришлось на вододроме купаться - учились преодолевать водные преграды.
  Командир уловил его растущее недоумение.
  - Небось, думаешь, для чего все эти вопросы? Вижу, думаешь. Просто хотел уточнить базовую подготовку. О ваших делах с Бледновым наслышан. Были сведения, что ты у него несколько операций планировал.
  Алексей пожал плечами - всё же не выдержал.
  - Знаю про особый статус, что ты себе выпросил, - усмехнулся Перс. - Но не особо тебя слушали. Неважно. Знаю, что ты и в бригаде, по сути, сам планировал работу разведки. И потому хочу сказать тебе, капитан, одну важную вещь. У меня ты этим заниматься не будешь.
  Он изучающе ощупал взглядом глаза Алексея.
  - Ты только не обижайся, - добавил примирительно. - Просто у меня штаба, положенного по штатам ВС РФ, нет. Ну, по сути. А есть у меня хороший начальник штаба. По должности - заместитель по оперчасти. Планирует операции, выходы и так далее. И делает своё дело хорошо. А тебе хочу предложить должность зама по боевой. Вместо зама по вооружению. Или, вернее, - вместе. Проще говоря, натаскивать бойцов на правильную войну. Сказали, что ты это умеешь. И мне важно, чтобы вы дополняли друг друга, а не гасили. Понял меня?
  - Так точно, - ответил Кравченко.
  - Поясню ещё, - добавил командир. - Не тебе рассказывать, как и из чего вырастало наше ополчение. И как воевало. И до сих пор у нас, сам знаешь, - кто в лес, кто по дрова. Первый батальон прямо, остальные... кто направо, кто налево, кто назад. А кто вовсе решил в расположении остаться, ибо дела. То же и в штабах. И даже кураторы ситуацию улучшить - не так, чтобы... Ну, в общем, пока получается медленно и вообще не очень. Понятное дело: если даже дюжину батек Махно собрать в одном корпусе, они от этого вольницей страдать не перестанут. Которая в наших условиях, сам знаешь, сразу переходит в страдание хернёй...
  Алексей невольно вспомнил инцидент с Сан Санычем. А слушайте: тот ли самый пресловутый Штраус его завалил по приказу ли то ли Главы, то ли Москвы? Ни тому, ни другой гибель начштаба 4-й бригады - ни для чего. А вот собранные в одну военную структуру "батьки Махно" неизбежно обязаны начать выявлять крутизну одного относительно другого. Бэтмен был - или, вернее, обещал стать - крут. И его вполне могли захотеть превентивно вывести из борьбы. Из уже начавшейся борьбы...
  Н-да... А ведь - вариант...
  - Так вот я такого не хочу хотя бы на уровне своего батальона, - между тем продолжил Перс. - Про твою самостийность и отдельную войну всем известно. Но Куга, Игорь Кудасов, начштаба, тоже себя не на помойке нашёл. Он вообще из казаков. Не из этих, кстати, местных милиционеров да сантехников, которым Лозицын кубанки на головы надел и "новым казацтвом" объявил. А из настоящих, из донских. Так что хоть тебя и уважаемые люди рекомендовали, но я разорвать вам батальон не дам! Понял, Буран?
  Алексей кивнул:
  - Я про Кугу слышал. Лично не знаком, но уважаю. А по убеждениям своим - вообще под каждым твоим словом подпишусь! Должность любую готов исполнять со всем своим старанием. И поверь, говорю не для того, чтобы, типа, заранее прогнуться. А по факту. Меня как раз боёвка тянет больше, чем оперативка. У Бэтмена просто деваться было некуда, когда видел, как эти, как ты говоришь, "милиционеры и сантехники" операции боевые планируют. Как офицеру - больно было!..
  - Ладно, - ещё раз внимательно рассмотрев его глаза, помягчел Перс. - Познакомлю ещё вас. Посмотрю. А пока - проехали. Будем считать главный вопрос решённым. Поздравляю, товарищ капитан, с началом службы в отдельном разведывательном батальоне корпуса Народной милиции Луганской Народной Республики!
  
  * * *
  
  Дальше как обычно: постановка на довольствие, место в казарме, знакомство с каптёркой, оружейкой. Обычная армейская упорядоченность, пусть и с непременным налётом привычной партизанщины. Или нет, скорее, семейности, что ли. Да и понятно оно: ещё два месяца назад вся луганская армия представляла собою набор отдельных самостийных отрядов, сплочённых не столько дисциплиной, сколько чем-то вроде "понятий" и ощущением общего дела и общего риска. Ещё недавно сам Алексей жил и воевал в подобном отряде. Да и давно ли у них по располаге народ слонялся чуть ли не в трусах, но с автоматом. Ну, не в трусах, потому как поварихой у них была тётка Ганна, которая иной раз и тряпкой могла наладить меж лопатками за, так сказать, "неуставной вид"...
  Эх, времена были... Чистый военный коммунизм! А вспомнить, как такие же добро-строгие "тётки Анны" кормили бойцов прямо в подвале обладминистрации! Конечно, своих, в основном, кто в охране-карауле, но и пришлым солдатикам в миске макарон по-флотски не отказывали. Алексей тогда несколько раз оказывался по делам в администрации - там же тогда, считай, вся государственно-социальная жизнь бурлила, как в Смольном. Вот его пару раз в ту "столовую" и затаскивали. Которая, кстати, для всех действовала, по талонам каким-то...
  В общем, у Перса была ещё не российская армия, но уже армия. Вот только сферы компетенции своих офицеров командир вынужден был разводить вручную. Отсюда и возник тот странный разговор о том, каким оружием владеет Буран, чтобы сразу нарезать ему кусок службы, где он не пересекался бы с другим замкомбатом. Что ж, тем лучше. На новичков во всех армиях всегда поглядывают со здоровым недоверием. А уж начинать с конфликта - последнее дело. Да и не по нраву это было самому Кравченко.
  Первый полноценный день службы в новом подразделении проскочил, словно заяц перед трамвайным контролёром, - вот он вроде весь перед тобой, а вот его уже и след простыл. Знакомство с личным составом, приём дел, приём оружия, бумаги одни и бумаги другие... И разговоры, постоянные разговоры с постоянным прощупыванием. Да что тут такое, в этом ОРБ, реинкарнация НКВД, что ли?
  Нет, этот интерес не назвать было враждебным. Но вот изначально критическим - вполне. От этого Кравченко несколько терялся. Пожалуй, такой приём он ощущал впервые в жизни.
  И только под вечер Алексей догадался о причинах того холодка, с которым его приняли, - когда начштаба, Куга, после разговора о ближайших планах боевой подготовки, спросил как бы вскользь:
  - На тебя вообще надолго рассчитывать? Или покуда с Бэтменом не утихнет?
  Кравченко воззрился на него поражённо. Армия, конечно, - большая деревня, а уж особенно такая маленькая армия как луганская. Но чтобы вот так понять его перевод в ОРБ!..
  Нет, вообще Игорь Кудасов оказался нормальным парнем. Когда Алексей выдал в ответ идиоматическую фразу, выражающую, как обозначают в цензурной литературе, крайнюю степень удивления, тот предложил "нацедить коньячку", обосновав это туманным "раз уж всё равно вместе служить", и попросил пояснений.
  Как выяснилось в ходе разговора, против Алексея сыграли два обстоятельства. Что команда насчёт него пришла из штаба корпуса - это так-сяк, хотя ни в какой армии не любят блатных офицеров, приходящих по командам из вышестоящих штабов. То, что отдельный разведывательный батальон никак нельзя было назвать тихой тыловой синекурой, и перевод сюда означал перевод на остриё боевых действий, самих разведчиков, естественно, ни в чём не убеждало. Своё подразделение всегда кажется центром мира, и появление в нём чужака "по блату" всегда встречается с насторожённостью.
  Но гораздо больше негатива вызвало то, что до комбата в штабе корпуса дошло, будто Бурана в его батальон требовала засунуть ГБ. Дальше офицеры, до которых, конечно, дошли слухи о чьей-то расправе с Бледновым, прикинули, как сказал Куга, хрен к носу и вывели цепочку: Буран был с Бэтменом - Бэтмена убивают - Бурана ГБ прячет под Персом в ОРБ. Кто в чём виноват, не ясно, но подстава для Перса очевидная.
  Так вот почему сам Перс разговаривал с ним так колюче!
  Да и Куга после ещё одной соточки подтвердил, что слух прошёл нехороший. Будто Буран как-то связан с ГБ, и то ли подставил Бэтмена, то ли бегает от тех, кто его подставил. Или вообще шашни имел с его замшей Лариокой, отчего и свалил из ГБР "Бэтмен". За Перса тут любому горло порвут и не почешутся, а у него - такая вот проекция на бывшего командира...
  Н-да, вот так попал, сокрушённо подумал Алексей, зажмурившись от такого известия. Слухи вообще липкая вещь, а в армии - особенно. До конца не отмоешься никогда. Старый лейтенантский залёт могут вспомнить и через двадцать лет - как раз когда в академию нацелишься. А уж слухи...
  Нет дыма без огня: Мишка ведь действительно договорился с Тарасом, чтобы спрятать Бурана в ОРБ. И спрятать именно из-за дела Бэтмена! И с Лариокой были проблемы и тёрки - когда поднакопилось за ней разных звоночков по поводу слишком уж вольного - или, точнее сказать, тёмного - обращения её, фактически зампотылу Сан Саныча, с жалованьем ополченцев и гуманитарной помощью. Усугублялись проблемы и тёрки тем, что сама Лариска инициативно делала телодвижения навстречу Алексею - то ли с женским интересом, то ли подставить хотела по мужской линии перед Сан Санычем...
  Вообще подобного рода бабы возникали возле популярных командиров ополчения с какой-то угрюмой закономерностью, особенно на первом этапе. Начиная с Беглова и заканчивая Головным, о начальнице информотряда которого Жанне Мишка вообще отзывался как об агенте СБУ... Ну, видимо, имел основания: и так многие знали, что её муж, журналист из родного Кравченко Алчевска Юрий Буков добровольцем вступил в тот самый "Айдар". Митридат сказал, что информацию тому сливала наводчица из Луганска, некая Нартоломова - и очень похоже на то, что сливает информацию и жена.
  Майор, видя подавленное состояние Алексея, набулькал ещё по одной.
  - Не, ты, Лёша, не думай, что тут все тебя за гэбэшника блатного считают, - раздумчиво сказал он. - Есть ребята, которые тебя при Лутугино видели, в Хрящеватом. Про Цветные Пески слыхали, грамотно засаду устроили. Рассказывали, что у Смелого ты крови укропам тоже немало выпустил. Просто на каждый роток не накинешь платок. Ты же от Бэтмена почему-то ушёл сразу после боёв под Смелым. А теперь вообще непонятно что вокруг Бэтмена происходит. И вот и есть некое сомнение: что, мол, хвост за тобой именно от него и тянется. И занесли его сюда ребята из МГБ. Опять же никто не против - и там есть свои парни. Да только что думать остаётся людям? Что ты в каких-то операциях госбезопасности работаешь? Тогда с чем, с какой операцией к нам пришёл?
  Алексей слушал эту спутанную - какими, видимо, и сами слухи были, - речь Куги и несколько ошалевал. Он никогда не рассматривал свою биографию здесь, на Луганске, с такого угла. Для него-то всё было личное. Практически случайное. С Сан Санычем расстались по-дружески. Разошлись, но не расплевались же. И Лариока навредить не успела. В бригаду попал - так она как раз заканчивала формирование, офицеры класса Бурана там всяко нужны были. А что она, бригада вторая, политически, типа, из-под Сотницкого выросла, а Бледнов с ним со времени выборов в контрах был, - так и что? Бледнов и с Головным в контрах был, аж с мая, по разговорам, отношения были разорваны. Политика - одно, а война - выше неё. Вот с Фильчаковым у Алексея дело до горячей войны едва не дошло, но это же не мешало ту же засаду у Цветных Песков вместе спланировать.
  Хотя... Да, помешало - именно командир русских националистов настоял на том, кривом, варианте, из-за которого не весь "Айдар" удалось завалить.
  Ну, неважно. Короче, какие у него могли быть умыслы-замыслы во всех этих переходах? То, что ему "айдары" квартиру размолотили, - это, что ли, его умысел? Или в том, что кому-то он, капитан Кравченко, может быть нужен в видах отработки связей Сан Саныча?
  В общем, только руками развести.
  Алексей и развёл:
  - Понимаешь, Игорь, я-то сам хренею с такой трактовки. Хотя, да, наружно так и получается. И что такое слух в армии, знаю прекрасно. Потому бегать и рассказывать, что хвостик за мной не гэбэшный, а "айдаровский", не стану. Пусть будет, как будет. На боевых само всё проявится...
  Но начштаба уже впился в него глазами:
  - Ну-ка, ну-ка? Это что за хвост "айдаровский"? Не секретный, надеюсь?
  Алексей не знал, какие подробности ему позволено раскрывать из того, что произошло за последние три дня, а какие - нет. Никаких ограничений в этом смысле на него никто не накладывал. Может, забыли просто, но тем не менее...
  Так что в ответ на живой интерес начштаба к "айдаровскому" "хвосту" Кравченко всё же достаточно скупо, но поведал свою историю. Как приехал из благополучной Москвы, уйдя с благополучной работы, чтобы тут отомстить за убийство отца. Как в меру сил прореживал ряды нацистов. Как в итоге дождался обратки - как обычно для нациков, подлой и неизбирательной, без внимания на гражданское население. Как в больнице, куда угодила контуженная при взрыве в квартире подруга, пришлось отбиваться от бандитов. Как те, получив по сопатке, взяли в заложницы раненую женщину. Как Алексей вкупе с комендантскими и гэбэшными парнями её освобождали. Как попутно растрясли банду "Тетриса".
  Про комендантского крота, как и про укропского резидента, Алексей не сказал. Это были не его личные дела, не его тайны. Но хватило и того, что было рассказано. Куга стал смотреть на него с куда большей симпатией, чем в начале разговора. А после замечания Кравченко: "Вот так и завязался я с ГБ..." - Игорь, чуть ли не оправдываясь, заговорил: мол, никто тут против ГБ ничего не имеет. А что Бортник раньше на СБУ работал - так раньше все на Украину работали. Просто, думали, чужака к нам заслали, вот и насторожились ребята. А Куляб так и приборзел немного на волнишке-то. А он, Буран, оказывается, свой, боевой офицер, да к тому же утёрший нос и ГБ, и комендатуре. Так что всё путём, Алексей Саныч, ребята таких уважают. А на боевых себя покажешь - так и весь свой будешь!
  Вот ведь, подумал тогда Кравченко. Всей республике без году неделя, а ревность между силовыми ведомствами уже тут как тут. Раньше он этого как-то не замечал. Летом все отбивались по мере сил, и особой разницы ещё не было, кто там воюет от комендатуры, а кто, условно, от прокуратуры. Которой, правда, тогда не видно и не слышно было.
  Да, собственно, та же родная ГБР "Бэтмен", когда Луганск патрулировала, одновременно ведя бои по периметру - уже по периметру, да! - она в себе тогда все функции объединяла: и армии, и комендатуры, и ГБ, и прокуратуры. Последнее, как оказалось, - к сожалению...
  
  ***
  
  Итак, авторитет в личном составе батальоне надо было завоёвывать. Неформальный, человеческий. Личный. Началось такое завоевание на первом же занятии по рукопашке.
  Алексей начал тренировки с того, что двумя пальцами взял газетный лист за уголок, вытянул руку. Потом отпустил газету и тут же ударил по ней кулаком правой. Кулак пробил в газете дыру и вышел на другую сторону.
  Не так проста, оказывается, эта единственно выжившая в прифронтовом Луганске газетка под забавным названием "XX век". Бумага мягкая, норовит облепить кулак, а не сопротивляться ему. Впрочем, Алексей заранее к этому примеривался, соответственно усилив резкость удара. Хотя пока это было - ерунда. Пробить лист формата А3 кулаком сможет и мальчишка.
  - Это упражнение первое, - оглядел он внимательно наблюдавших за его манипуляциями бойцов. - Упражнение второе - разделить этот лист пополам и так же прорвать его ударом кулака.
   Продемонстрировал половинку прежнего листа - стало быть, теперь формат А4. Как обычный машинописный. Точно так же подвесил его перед собою в воздухе и резко пробил.
  Физическая форма не подвела, несмотря на ставшие более редкими возможности потренироваться в упражнении, которое им давал в училище преподаватель по физо.
  - Упражнение третье - ещё раз пополам и опять бить, - проговорил Алексей. - Честно скажу, мужики, не уверен, что сейчас у меня получится. Давненько не упражнялся. Но попробую.
  Сосредоточился, пару раз мысленно прогнал удар перед сознанием, намечая ту точку за листом, в которую надо пробить. Чтобы энергетика удара воспринимала преграду не как конец работы, а просто как незначительную помеху.
  Так же их учили и кирпичи голой рукой пробивать - бьёшь не в него, а в точку за ним. На деле - для девушек, конечно, упражненьице. В том смысле, что производит на них неотразимое впечатление и помогает дамам положительно решить дилемму "дам" или "не дам". Практической надобности в таком ударе нет - не стенки же пробивать. Для этого есть другие инструменты. Да и на кирпич ещё посмотреть. Силикатный, белый, к примеру - так его не проломишь, только руку повредишь.
  А вот этот вроде бы детский, невинный удар в лист бумаги как раз здорово оттачивает остроту удара. Что разведчику куда как полезно в его службе. Пусть и говорил их препод в училище, что все эти боевые единоборства в современной армии - так, для развлечения, ибо судьбы нынешних боёв решает хорошее наведение с помощью электроники и правильно применяемая огневая мощь, - но для полевой фронтовой разведки рукопашка была и оставалась одним из ключевых звеньев подготовки хорошего бойца.
  Подготовка в отдельном разведбате в этом смысле как раз несколько хромала. Естественно: подразделения здесь собирались не из "волков" спецназа ГРУ ГШ ВС РФ и не из десанта или морской пехоты. А многие явно пришли вообще с гражданки. Выглядят и ведут себя соответственно. Панибратством не назовёшь, но, как и во всей новосотворённой армии ЛНР, отношения здесь больше напоминают партизанские. В обоих смыслах: в том числе и в том, когда в армию на сборы запасники призываются, которые "партизаны" в кавычках. С тем отличием, что здесь всё же так не пьют.
  Разумеется, совсем уж механизаторов тут было мало, но... и они тоже были. И всего остального - сборная солянка. То есть и десантники, конечно, и морпехи, и бывшие войсковые разведчики тут присутствовали, но в целом "боёвка" в ОРБ несла на себе те же родовые пятна, что и вся ещё только сколачиваемая Народная Милиция. Да батальон и создан был пару месяцев назад, 5 ноября!
  Понятно, отчего Перс сразу бросил нежданно переведённый к нему офицерский кадр на подтягивание боевой подготовки у батальона. Проверку огневой, естественно, Кравченко за первый день в части устроить не мог, но по физике основу просмотрел внимательно. В целом остался доволен. А потом отобрал командиров взводов и отделений и решил с ними прокачать несколько начальных уровней, чтобы те потом стали работать по теме с бойцами. Упражнение с газеткой - баловство, конечно, но как раз очень полезное на начальном этапе. Тем более что им можно заниматься вне графика самой физподготовки, который ещё предстояло изучить и откорректировать.
  За секунду до удара Алексей выгнал из организма зацепившуюся за спинной мозг опаску, что не выйдет пробить этот вшивый листочек. Мыслишка такая - сродни паникёру в бою, немедленно лишает тело уверенности в победе, хотя бы и победы над четвертушкой бумаги с оборванной подписью: "Учредитель и главный редактор - Юрий Юр...". Хороший, наверное, дядька, раз продержался сам и сохранил газету свою в это тяжкое для Луганска лето. Прости, что придётся тебя стукнуть от души...
  Подготовка - а сколько раз с ребятами на спор вот так дрались с газетками, обрывая их на четвертушки и восьмушки - не подвела. Чутку смухлевал, правда: ударил не кулаком, а костяшками пальцев - для меньшей начальной площади соприкосновения с объектом, - и пробития добился.
  В группе офицеров и сержантов послышался рокоток одобрения. Но кто-то с наглецой произнёс:
  - Это любой может. Это ж газетка!
  Алексей живо обернулся:
  - Кто сказал?
  Выдвинулся один, молодой. Крепкий.
  - Лейтенант Охрименко, позывной Куляб.
  Да и морда с наглецой, да. Вчера не видел парня, не было его на "поляне", накрытой по случаю прибытия к новому месту службы.
  - Попробуйте, товарищ лейтенант, - по-уставному продемонстрировал дистанцию Кравченко, желая с самого начала окоротить наглеца. - Попробуете сразу с третьего упражнения или с начала пойдёте?
  - С третьего, - не стал отступать лейтенант. - Мы из десанта, смогём.
  Десантура тут, как заметил Алексей, себя держала "первой среди равных". Щеголяла в своих голубых беретах - неважно, из каких времён и стран. В смысле - кто с российским триколором на левом ракурсе, кто в "чистом" - это явно украинский флажок на помойку пошёл. А один, пожилой уже, седатый дядька вовсе с советским флагом берет носил, вполне лихо заломленный. На фоне ушанок у прочих бойцов десантники смотрелись отдельной корпорацией.
  Один в ОРБ, правда, чёрным беретом морпеха себя этой корпорации противопоставлял. Алексей с ним ещё не знаком, но заранее симпатизировал. Противостоять десанту, хоть и на таком уровне, - характер нужен.
  Майор Куга, начальник штаба, задержавшийся, чтобы посмотреть на первые шаги нового замкомбата, хмыкнул с подзадором, пригладив щегольские, "дудаевские" усики:
  - Давай, давай, Петька, только не опозорься...
  Кстати, сам Куга тоже в десантском берете тут стоял.
  Куляб взял листок газеты небрежно, снисходительно. Ударил хорошо. Подготовленный парень, видно сразу. Ударил - и удивился. Не порванный газетный лист спланировал на пол.
  Пара человек захихикали. Алексей промолчал. Не хотелось сразу заводить какие-то трещинки в отношениях с новыми сослуживцами.
  - Ещё разок, - с несколько искусственной широтой ухмыльнулся лейтенант.
  Но не удалась и эта попытка.
  Охрименко с вызовом взглянул на Алексея:
  - Ладно, капитан, сдаюсь. Покажи, в чём секрет.
  Вызов в его глазах, однако, не погас и совершенно контрастировал со словами Куляба. Непростой, похоже, парень.
  - Да секрета особого нет, - тем не менее, миролюбиво ответил Буран. - Это, в общем, не физо, а так, для отладки техники удара. Надо только не с силой бить, а резко. Как змея бросается. Мы в училище тоже поначалу фокусом посчитали бесполезным, а потом мне пару раз на выходах это дело пригодилось...
  Но про себя думал: "Не хлебнуть бы с этим парнем лиха. Эх, ребят бы моих сюда...".
  Действительно мощный командир Перс свой батальон - хотя какой там батальон, по сути, усиленная мотострелковая рота - держал в руках. Но не больше. В том смысле не больше, что армией ОРБ становился... ну, через давление. Бойцы командира уважали, слушались, да и дисциплина была на уровне. Но - как бы на личном уровне. Лично командира слушаем. Лично его приказы исполняем. Лично его дисциплину поддерживаем.
  Не стали они той машиной, которая и выделяет армию из всех других человеческих институтов. Бойцам вполне искренне казалось, что раз на выходах и боевых у них в порядке, потерь нет, - то служба идёт как надо. А на деле это являлось не службой, нет - а... Неким вооружённым бытованием, что ли. Пусть и во имя защиты родины.
  И так было, собственно, по всей луганской армии.
  Только проблема заключалась в том, что бытование - оно и есть бытование. Вооружённость и участие в боях лишь придаёт ему неповторимый аромат мужественности. Мужественности в изначальном смысле слова - жизни настоящих мужчин. Ибо если ты вооружён и охотишься - кто ты ещё? Не шпак же городской? - а такие тут тоже были. Понятно, уже бывшие, - если сами захотели уйти в жизнь вооружённых мужчин.
  Но, как говорится, можно девушку забрать из деревни, а вот деревню из девушки... Вот так из иного очкарика - и такие тут были, несмотря на принадлежность к разведке, - не уходил никак и город. В смысле его суетливости и необязательности - он ведь приучает, город, к определённой расслабленности. Ибо громаден. А потому снисходителен.
  В итоге всех этих не убираемых в один миг обстоятельств жизнь в луганской армии во многом была сродни казацкой - настоящая дисциплина только в строю и в бою. В остальное время - пионерлагерь. И Кравченко, который сумел поставить подобие армейской дисциплины в своём бывшем подразделении, с некоторой критичностью оценивал то, что видел покамест в ОРБ.
  Но не это беспокоило Бурана. Его волновал вопрос, как бы не перегнуть палку в самом начале новой службы, не восстановить против себя ветеранов. Он сам сейчас под десятками придирчивых глаз, и каждый его перегиб будет неприятно отзываться на его отношениях с сослуживцами. А ему с ними ещё ходить на выходы.
  Но и тютей показаться нельзя. Это армия. Иначе сядут и не слезут. Свесят ножки, да ещё и за уши дёргать будут. Мужское общество - тут всегда идёт гласная или негласная битва за лидерство.
  Поэтому услышав от уверенного в себе Куляба - "всё равно херня, детские игрушки, у нас в десанте такой ерундой не занимались", - Алексей спросил:
  - А ты кем был в десанте, лейтенант?
  Охрименко смерил его взглядом едва ли не свысока:
  - Командиром отделения спецназа.
  Ага, значит, лейтенанта уже здесь получил. Вроде как Еланец при своей "Ноне".
  - А сам откуда?
  - Из туркестанских русских, слыхал про таких? Из Ташкента с родителями выехали в Россию. А там Воронеж, хрен догонишь. А зачем тебе это?
  Алексей помолчал, внимательно изучая его лицо.
  - Да просто думаю я, лейтенант, что полагаешь ты себя круче яиц. А главное - круче меня, - затем медленно, с нажимом произнёс он, глядя парню прямо в глаза. Оно ведь так - чтобы не плодить конфликтов, надо сразу поставить себя. На подобающее место. И если это место будет... хм, на подобающем месте, то и другие согласятся не только с тобой, но и с твоей расстановкой уже их по соответствующим местам. Если перегибать палку в службе с первых шагов действительно не стоило, то перегнуть её с одним и в чисто мужском разговоре - это даже необходимо.
  - Но я тебе берусь доказать, что это не так, - продолжил Кравченко. - И что херня в моей сфере ответственности, а что - нет, буду решать я, а не ты. И одобрения моих решений я буду ждать только от командира, а не от тебя. Что, готов принять мои доказательства этой мысли?
  Лейтенант побледнел. Не от страха, конечно, - от охватившего его гнева.
  Ответил, тем не менее, сдержанно:
  - Вы начальник, товарищ капитан, вам виднее.
  И добавил, приметно усмехнувшись:
  - Конечно.
  - Не понял, - протянул Кравченко. - Ты что, струсил, лейтенант? Мы же здесь не в строю. У нас вроде как физо. И я тебе предлагаю честно побороться и проверить, чьи приёмы - херня, а кому ещё надо им поучиться. Ну? Вот, в присутствии начальника штаба заявляю тебе, что на данный момент я тебе не начальник, а спарринг-партнёр. Победишь меня - делай, что хочешь, я больше в твою подготовку не лезу.
  - А если нет? - дерзко поинтересовался Охрименко. Дерзость напускная, явно: то, что он поинтересовался, что будет в случае его проигрыша, уже говорит о том, что он этот проигрыш допускает. В отличие от того же Бурана.
  - А если я - ты мой с потрохами, - отрубил Алексей. - И бойцам своим пояснишь, что в боевой подготовке "херни" не бывает. По крайней мере, у меня. Принял?
  И стал демонстративно расшнуровывать берцы.
  - Принял, - после паузы ответил Куляб.
  Вообще, если честно, в глубине души Алексей тоже давил сомнение, то ли он делает. Парень незнакомый, подготовка его неизвестна. Спецназ десантуры, пусть и на уровне сержанта-срочника, - это серьёзно. Конечно, с приёмчиками, отработанными в "Антее", одолеть такого противника есть все основания, - но это если биться по-настоящему. Недолгая мясорубка на блоках, во встречном движении прорываясь через удары начавшего наступление оппонента, - и ценой некоторой боли ты его вырубаешь. Особенно полезно при битве на ножах, которую никогда лучше не затягивать, - во избежание ненужных случайностей.
  Но сейчас-то этого всего не будет. Надо отмахаться от десантника на кулачках, что называется. Причём быстро, эффектно, но без тяжких телесных. Это надо думать. А как, не зная манеры противника?
  Ладно, бой покажет.
  Бой показал. На деле вышло не очень серьёзно.
  У парня была вполне надёжная, но кондовая подготовка. Ну да, из той серии, что дают солдатам. Что он сам своим давал: "Делай - раз! Делай - два!". Правда, сверху у Охрименко было наложено нечто более качественное. Что, видно, и помогало парню поддерживать свой авторитет в стычках. И в собственных глазах.
  Так что Алексей уже через десяток секунд приноровился угадывать следующий выпад оппонента. Начал его довольно эффективно встречать, добавив в свою оборону элементы из той квази-восточной смеси, что они отрабатывали ещё в училище. И чуть-чуть из казачьего, из того, что сам ли Ященко или кто до него переложил из сабельного боя на ручной. Изобретение на самом деле гениальное, ибо в "ручных" единоборствах привычка к холодному оружию как раз больше мешает: привыкает рука к инструменту, а мозг - к дистанции. Но если уж отработал такое переключение-подключение, то вот эта манера не отбивать чужую руку, как и чужой клинок, а отжимать - она даёт определённое преимущество.
  Поэтому схватка их со стороны, должно быть, выглядела забавно. Лейтенант старался достать и забить Алексея ногами и руками, напирая буквально пыром. Но каждый раз промахивался, не понимая, отчего. Бедняге Охрименко не хватало прежде всего комплексности: он не очень умел переводить одно движение в другое без пауз и слома общего рисунка. У него получалось, как в кино про каратистов - серия разных ударов. Но именно серия, - а не один многоэлементный удар, как надо.
  Так что Алексей вскоре нащупал манеру Куляба, а затем определил и свою для данного боя. Он уклонялся, плавно, но быстро отжимая руки-ноги оппонента в неудобных для него направлениях, отчего тот терял равновесие, вызывая усмешки и покачивания головой у зрителей. Какому-нибудь гражданскому вообще должно было казаться, что лейтенант сам пролетает мимо Кравченко. Алексей тоже проводил удары - только обозначая их, конечно, звонким хлопком, в основном, по спине.
  Нет, парень был хорош, чего уж там. Просто с другим уровнем. И, прежде всего, с другим уровнем натренированности. Реакция его явно была слишком размягчённой для, скажем, ежедневно проводимых отработок. Оно, конечно, и сам Алексей здесь, на войне, тоже не каждый день уделял время подобным тренировкам. Но всё у него был Злой, с которым они спарринговали если не каждый вечер, то раза четыре в неделю точно.
  Надо отдать должное Кулябу ещё в одном отношении. Он не стал бычить, как только понял, что проигрывает. Он остановился, тяжело дыша, - что ж, и чемпионы мира по боксу нуждаются в отдыхе через три минуты поединка, - потом наклонил голову и произнёс, делая паузы на вдохах:
  - Всё... убедили... тащ капитан... Прошу прощения... был неправ...
  Алексей протянул ему руку:
  - Да ладно, проехали... Работаем?
  - Работаем! - улыбнулся Охрименко.
  Это было важно - заполучить доброжелательный контакт с подобного вот рода энергичными, пусть с наглинкой, бойцами батальона. Потому что уставов в луганской армии пока ещё не было - ходили лишь неопределённые слухи об их разработке, - а потому организационную структуру своих частей и подразделений каждый командир определял едва ли не самостоятельно. Ну и делалось это, естественно, с опорой на уставы вооружённых сил прежде всего России. А там командиру батальона никакого зама по боевой подготовке не полагалось. Там вообще два офицера в управлении - начштаба и зам по вооружению. А поскольку Перс сам был офицером родом из российской армии, то и оргструктура у него была похожа на ту.
  И в ней Буран оказывался фигурой... ну, несколько левой. Едва ли не дополнительной. А потому рассчитывать на одно лишь формальное положение в структуре ОРБ не стоило.
  
  * * *
  
  Когда дежурный по подразделению передал вызов к командиру, Алексей отправился к Персу, ни о чём особенно не волнуясь. Ну, то есть, как всякий офицер, вызываемый к начальству, он обозрел задним числом прожитые после крайнего общения дни и часы - в поисках возможных залётов, своих и в особенности подчинённых. Однако во всех делах последнего времени ничего сильно косого он не вспомнил. А раз так, то о причинах сегодняшнего вызова размышлял конструктивно. Может, задумало командование, наконец, некую генеральную разведку укропских намерений, для которой сил обычной войсковой разведки недостаточно и нужны уже спецы отдельного разведбата Корпуса?
  Он себя почти убедил в этом, пока шёл к штабу. Начал даже прикидывать, кого в каких расчётах отправит, а с какой группой пойдёт сам. Однако на пороге кабинета комбата пришлось сделать усилие, чтобы не выдать крайнего своего удивления. Ибо был тут не только сам командир батальона Перс и вполне уместный для предполагаемого разговора начальник штаба Куга. Кроме них, в командирском кабинете находились Тарас, друг его собственного друга Мишки-Митридата из штаба корпуса. Рядом с ним излучал начальственный вид какой-то седоватый, армянистого вида военный, без знаков различия, но явно привыкший к погонам с двумя просветами и разместившийся не более и не менее, как на месте Перса. Ещё был здесь дядька вида столь ни о чём, что его ведомственная принадлежность не вызывала никаких сомнений.
  Ни хрена себе депутация! Это ж по какому такому поводу явно корпусного уровня начальство посетило сей скромный уголок? И с чего понадобилось вызывать пред светлы очи скромного капитана? Что-то явно произошло нештатное, раз такая делегация собралась в штабе! Штабной высокого ранга, контрразведчик Тарас, дядька из ГБ. Но - один. Без Митридата, про дружбу которого с Бураном все знали.
  Кравченко подобрался. Ведь гэбэшник! И без Митридата! И Тарас. Его какая нужда сюда пригнала?
  А Митридат - не только его друг в ГБ. Мишка в ГБ работает эмиссаром от ЦК. И наблюдателем, соответственно. Если его тут нет, а... Значит... Значит?
  Стоп-стоп-стоп! А не по его ли, Алексея Кравченко, душу они все пришли?
  А что! Всё сходится: командование, политуправление и особый отдел! И МГБ! Как раз для объявления решения, предъявления ордера и...
  Значит, продолжение новогодних событий. Как началось с убийства Бэтмена и продолжилось выстрелом из гранатомёта в его, Алексея, окно квартиры, так и продолжается, что ли? Хотя больше недели уже прошло. И казалось, та череда происшествий - взрыв в квартире, захват его девушки в заложницы бандитами из "Тетриса", ответный рейд на "Тетрис" и арест их главаря по кличке Лысый - завершилась к всеобщему удовлетворению. ГБ - с его, Алексея Кравченко помощью - раскрыла шпионскую сеть в республике, комендатура вычистила "крота" из своего состава, по ходу обезглавлена риэлторская мафия - ну ладно, пусть не мафия, но крышующая её банда, но тоже неплохо.
  За что арестовывать?
  Может, это они награждать его пришли?
  Нет, для этого морды какие-то у всех чересчур сосредоточенные. А у Перса на лице вообще нешуточная озабоченность написана.
  Тогда повод для визита вырисовывается чётко. Всё же - арест...
  Потому что, несмотря на предупреждения Митридата, побывал Алексей намедни на похоронах Сан Саныча Бледнова! И не один, а с Юркой Семёновым. Хоть заранее и не сговаривались, а не могли они не попрощаться в последний раз с бывшим командиром!
  
  Глава 2
  
  Задание редакции Александр Молчанов получил непосредственно от главного редактора Российского информационного агентства Филимонова - редкая честь, чтобы вот так, лично! Съездить в разрушенный Первомайск, поговорить с мэром этого самого обстреливаемого города ЛНР и сделать репортаж. А потом добраться до сровненного с землёй села Сокольники и посмотреть, как воюют казаки Сонного. И тоже репортаж, хотя это, в общем, нехарактерно для новостного агентства. Но есть заказ такой, намекнул Филимонов.
  Интересно, что за заказ, раз на таком уровне задания передаются! Хватило бы и его непосредственного начальника, Андрюшки Колесова.
  И как раз вчера случилось неординарное для юной республики событие - с официальным визитом приехала целая делегация из Союза писателей России. С представителями самого высшего уровня, во главе с секретарём.
  И принимали их тут на уровне. Официально - только что созданный в республике свой союз писателей. Во главе с Глебов Добровым человеком, которого Александр заочно уважал... После того, как почёл он его книгу о непредставимой, казалось, тогда гражданской войне на Украине. Из текста шёл настолько густой реализм, что казалось, не фантастику в жанре альтернативной истории читаешь, а впитываешь саму действительность.
  То, что он ещё слышал о Доброве, заставляло уважать не только за пронзительный дар предвидения, но и как человека. Воевал в Афгане, получил там контузию. Здесь, в ЛНР, сразу на правильной стороне остался, не бежал, не прыснул беженцем в какие-нибудь русские глубины...
  Буквально пару недель назад Александр имел удовольствие познакомиться с этим провидцем, когда Сашка Корзун затащил его в Луганское информбюро - агентство, где сам стал недавно работать. Хотя - что значит затащил? Молчанов и сам с нетерпением считал лестничные пролёты, поднимаясь на пятый этаж бывшего Дома Советов. Хотя то ещё было удовольствие - в сталинском присутственном монументальном строении топать вверх, да пешочком, когда лифт отключён.
  В общем, познакомиться лично с таким писателем Александру было очень интересно. Тем более что общие темы образовались быстро - от существа работы в информационном агентстве до Афганистана. Особенно после того как выяснилось, что оба оказались связаны через Ахмад Шаха Масуда. Только Глеб воевал против этого знаменитого афганского командира, а Александр - за...
  
  * * *
  
  Афганистан вообще врезается в сознание, как осколок в сердце. Эта совершенная, законченная отстранённость природы - как на Луне... Эти розовые клыки гор, когда с них каплей крови скатывается вечером солнце... Этот перепляс лучей света там, где тоннель Саланга превращается как бы в галерею по ту сторону перевала... Эти невероятного цвета скалы за Ташкурганом...
  И люди там... Они тоже - лунатики. Не из нашего мира. Очень душевные - и очень жестокие. Наивные, как дети, - и хитрые, как дьяволы. До изумления неграмотные - и в то же время знающие что-то такое, что нам никогда не будет доступно. Очень бедные - и очень гордые...
  Их можно уважать - они с одними мотыгами обиходили и обжили эти бесчеловечные горы и пустыни. И их остаётся жалеть, потому что те же пустыни и горы еще долго, если не никогда не позволят им вырваться из замкнутого круга их натурального хозяйства. У них нет ресурсов. Поэтому у них нет промышленности. Поэтому у них нет заработка. Поэтому практически нет платёжеспособного спроса. И поэтому не на что развить производство, даже если бы его имело смысл здесь размещать...
  А тут ещё война, война, что называется, две тысячи лет. И Масуд - один из её ярчайших порождений, сумевший завоевать неподдельное уважение даже советских военных, хоть они и были врагами...
  Раз в резиденции Дустума в Мазари-Шарифе, где в 1996 году командированный от "Огонька" русский журналист Молчанов, вкушая настоящий восточный виноград (ох и скрутило потом кишки с непривычки!), расспрашивал генерала о перспективах борьбы с талибами. Беседу их прервал звонок от Масуда с приглашением посмотреть на штурм Кабула. Александр не мог тогда не напроситься в компанию к дустумовскому наблюдателю.
  Дело в том, что узбек Дустум и таджик Масуд был тогда временными союзниками в борьбе против талибов, как раз незадолго перед тем захвативших Кабул и продвинувшихся до самого Саланга. Каковое прискорбное событие, собственно, и было причиной для командировки Молчанова в Афганистан. И теперь Ахмад Шах приглашал, естественно, не московского журналиста, а самого Дустума поучаствовать в отборе столицы обратно.
  Дустум то ли вообще не хотел в этом участвовать, то ли желал сперва присмотреться, как пойдут дела у союзника, с которым ранее успел повоевать - Восток дело тонкое! - и решил ограничиться посылкой к Масуду наблюдателя. На рекогносцировку, как было официально сформулировано. Наблюдатель - тоже генерал, аж с четырьмя звёздочками (и четырьмя жёнами, как потом выяснилось в ходе разговоров во время длинной дороги), по имени Хизбулла - был выпускником Минского военного училища и неплохо говорил по-русски.
  ...Когда на КПП в стороне от Чарикара было объявлено, что русский журналист хочет встретиться с Ахмад Шахом Масудом, изучающие взгляды его боевиков разом обратились на этакое диво. Причина внимания была проста: Молчанов оказался первым русским в самом логове "Панджшерского льва" после вывода советских войск. Не считая тех пленных, кто принял ислам и остался жить здесь. И воевать в рядах моджахедов Масуда. С одним Александр даже познакомился потом. Здоровый рыжий мужик. И он ничего не хотел передать домой...
  Да, масудовское логово производило впечатление! Когда тебя просят подождать, пока вождь проведёт совещание со своими командирами, и в саду его особняка рядом с тобой собираются прокалённые боями бородатые "духи", с явственно источаемым запахом убийств за душой, и искоса поглядывают на тебя, и чему-то усмехаются, - ты испытываешь запоминающиеся ощущения... Словно сидишь в клетке со львами - когти у этих зверей покуда убраны, но от мягких лап явственно тянет ароматом крови...
  Рядом суетится обычный афганский городишко, но "масуды" живут вне его - своим "куренем". За забором, кучно, хотя и в обычных домах, а не, скажем, в палатках. Женщин нет, нет быта. Женщины, хозяйство, скотина, мотыга - всё по ту сторону военного бытия. Зато вооружены все. И все - словно на боевом дежурстве. Подтянутые, ладные, бородатые, уверенные в себе воины. Почти нет той разношёрстности в одежде, которой отличались воины других афганских армий - основная масса не в национальных нарядах, а в хорошо пригнанном камуфляже. Как ни забавно - гэдээровского производства. То есть антикоммунистические моджахеды Масуда были одеты в форму Национальной народной армии исчезнувшей ГДР! Мать история, как же ты прыгаешь!
  Или ещё один афганский сюр перед глазами Молчанова: в масудовском лагере встречаются и целуются два выпускника советского военного училища. Один - тот самый Хизбулла - служит у Дустума, другой у Масуда... Э-эх, родился ли в Афганистане свой Шолохов?
  Дисциплина у "масудов" железная. Никакого, разумеется, спиртного. Даже курить Ахмад Шах не рекомендует. Всего лишь - но, как сказал один из командиров, к "рекомендации" этой лучше относиться, как к приказу. И то - когда увидишь, как вскакивают эти много чего повидавшие рубаки, едва в комнату входит Вахит, начальник секретной полиции Масуда, понимаешь, куда делись недисциплинированные...
  Зато сам Масуд - воплощённая тишина и корректность. Та самая корректность, когда сила, угроза и власть в твоих руках настолько велики, что можно позволить себе полное спокойствие по отношению к человечкам. Но говорил он вещи сенсационные по тем временам.
  "Хорошо, вот что я скажу частным образом, - после паузы тихо проговаривает он, поднимая глаза. - Мы воевали не против русских! Мы боролись против созданного советскими манипуляциями антинародного режима НДПА. Это же террористы были! Они нарушали наши обычаи, совершали убийства, насилия. Над целым народом насилие! Особенно против интеллигенции НДПА свирепствовала. А советские пришли их поддерживать, по сути, покрывали этот преступный режим. Ваши слепые коммунистические вожди за своими идеями реальности не видели. Они просто не на тех поставили! Если бы они поддержали не НДПА, а её противников, то и сегодня, возможно, оставались бы в Афганистане в качестве советников, строителей, разработчиков ресурсов"...
  "Но сегодня НДПА уже нет, - возразил Александр. - Значит ли это, что в случае вашей победы отношения между нами и вами могут стать хорошими? Может быть, даже союзными?".
  "Почему бы и нет? Понимаете, мы же тогда боролись с советскими. Но их больше нет, нет больше того государства, которое пришло нас покорять. На его месте возникла новая страна - Россия. А с Россией у нас никогда не было плохих отношений - ни до её революции, ни после нашей. Наш союз вполне возможен".
  "И военный?".
  "И военный тоже. А что такого?".
  Как, должно быть, ему хотелось сказать эти слова не простому журналисту, а кому-нибудь из серьёзных, ответственных лиц России. Но не было их рядом. Ответственные вовсю ту самую Россию делили...
  Вот после этого Молчанову и довелось "повоевать" за Масуда. Поучаствовал, можно сказать, вместе с ним в штурме Кабула. Полежал под бомбами и даже лично пострелял из "зушки" по талибскому МиГ-21, заменив раненого афганского бойца.
  По дури, конечно. Просто проснулась старая армейская память. Залезать под танк, куда его настойчиво подпихивали растерявшиеся моджахеды Масуда, не хотелось категорически - из МиГа не бог весть какой бомбардировщик, но попади его ракета в эту раскорячившуюся возле дувала безвестного селеньица железяку, то будет гарантированный закрытый гроб. А если учесть, что он тут один русский, то и в закрытом гробу до родных берёзок не довезут. Тут и закопают. До захода Солнца, по мусульманскому обычаю.
  В общем, почти по поговорке: жить захочешь - не только за "зушку" ухватишься...
  С другой стороны, и забавно там было, под Кабулом...
  Ахмед, командир подразделения на этом блок-посту - по рангу ближе к нашему взводному, кажется, - на сложном английском объявил, что левее масудовские бойцы хорошо продвинулись к Кабулу. Вроде бы даже аэродром в Баграме взяли.
  "А мы-то почему стоим?".
  Ахмед посмотрел, как на дурака.
  "У басмачей, - ей-Аллах, так и сказал: "басмачей"! - там же блок-пост. Нас эти скалы разделяют и мы друг друга не видим. Поэтому мы по ним не стреляем, а они - по нам. А если мы выдвинемся, они ж нас увидят, начнут стрелять...".
  И тут из-за скал, с талибской стороны, выплывает автобус, набитый людьми. Гражданский, рейсовый! Кабул - Пули-Хумри - Ташкурган - Мазари-Шариф. Пассажиры выглядят вполне спокойно. Шофёр останавливаться не собирается - какие там досмотры, шпионы, диверсанты, вы о чём? Зрелище сюрреалистическое: тут дымятся домики, всё же задетые ракетами талибского самолёта, один из воинов почему-то радостно демонстрирует громадный осколок. Вокруг - поломанные квадраты разрушенных домов и пропылённый глиняный лом дувалов покинутого посёлка. Танк нервно пушкой дёргает. Сзади "Луна" рокотнула, куда-то в сторону Кабула отправила ракету... А мимо всего этого степенно рассекает рейсовый автобус, словно взрослый дядька проходит во дворе через ватагу играющих в войну детишек!
  Представить только: немцы в Снегирях окопались, наши напротив, а рейсовик "Истра - Тушино" знай себе спокойно по расписанию дефилирует...
  Не смог Масуд тогда взять Кабул. А если взял бы? Он был врагом, но он был редким для Востока врагом - благородным. А лично Александру стал другом. По крайней мере, так обозначил генерал Хизбулла смысл церемонии, когда Ахмад Шах подарил Александру свою "масудовку" - традиционную афганскую ермолку с закручивающимися кверху в валик краями...
  
  * * *
  
  Вспомнили с Глебом эпизоды каждый своего Афганистана - несравнимые, конечно, но всё равно остро памятные. Как сама эта страна. Договорились встречаться. Как и с главным редактором Луганскинформбюро - сильнейшим, чувствуется, дядькой, несмотря на подчёркнуто скромные манеры. Забавным показалось совпадение его фамилии с девичьей фамилией матери Александра. Может, ещё и родственники какие дальние?..
  И вот вчера та встреча получила продолжение - не только по работе, но и по личному предложению Доброва Александр стал участником разговора луганских и российских писателей. В банкетном зале ресторана, организованном лично помощником главы республики. Тосты, блестящие глаза, всё большая раскованность в мыслях. Там и проговорился Александр про завтрашнее задание посетить фактически линию фронта.
  Конечно, писатели тоже захотели побывать на этой линии, ощутить её горячее дыхание! Кто бы этого не захотел на их месте! Тем более - большинство среди них молодые ребята. Нет, глава российского писательского союза, пожилой уже мужик, из возраста поиска приключений уже вышел. Ему больше было интересно на верхах работать. Ведь как он профессионально, несколькими вопросами разговорил замкнутого и довольно косноязычного премьера! А молодые сразу вскинулись, когда Александр объявил, что получил от своего начальства приказ слетать на "передок".
  В конце концов отобрались двое. Вроде бы сами. Но по факту именно он, Александр, втянул их в историю, которая уже обернулась к ним своими клыками! И кто снимет с него ту вину?
  Провожатым взяли Сашку Корзуна. С ним, на его машине они всю республику объехали. Изначально контакт передал предшественник в Луганске - оказывается, ещё раньше была договорённость, что Корзун предоставляет корпункту агентства свои водительские услуги, за что получает некие деньги. Только самому ему такая работа не одними лишь дополнительными деньгами была выгодна: ушлый Сашка репортёрил ещё и на "Инфо Ньюс". И на выездах соединял приятное с полезным: подрабатывал и водителем-гидом, глубоко знающим здешние реалии и расклады, и корреспондентом, оказывавшимся в нужное время в нужных местах в рамках чужих редакционных заданий.
  Конечно, и в этот раз поехали на Сашке. Он договорился с командиром казаков Сонным, которого хорошо знал, чтобы тот выделил сопровождение и охрану.
  И всё, казалось, шло нормально. Не в первый раз мотались они подобным образом к линии соприкосновения. Не первый раз и в приключения попадали.
  Да вон хоть как в тот же Первомайск по приглашению главы города Лещенко ездили. Под совершенно яростный обстрел попали! Молчанов там в первый раз в жизни узнал, что летящий снаряд, оказывается, можно увидеть собственными глазами! Не в подробностях, конечно, - скорее, тень, размазанную по небу. Но тем не менее... Воткнулся тот снаряд в соседний дом, перелетев развалины, где они пересиживали обстрел. Иначе, поди, там бы и остались. Как остались местные старушка и женщина лет тридцати пяти...
  
  ***
  
  Как их блокировали, Молчанов не понял. Просто вдруг раздались характерные хлопки выстрелов из автомата, крики, последовал резкий удар по тормозам, так что он едва не выбил головой лобовое стекло. Маловат "Матиз" у Сашки, а пристёгиваться здесь не принято. Занос, визг резины, но машина устояла на колёсах.
  Может быть, надо было, наоборот, ускориться во весь газ и проскочить место нападения? Да что уж рассуждать, когда же инстинкт действует...
  Он как мог быстрее вывалился из машины, увидел, что задняя дверь с его стороны, где сидел Сергей Зайцев, закрыта. Крутанулся к ней, открыл, рванул на себя этого гостя-писателя, ещё не сообразившего, что это в них, именно в них стреляют. Бросил взгляд на другого. Этот в порядке, видать, опытный: лежит у колеса, не отсвечивает. Сашка Корзун залёг рядом. А вот казачки горят. Куда-то им попало так, что автомобиль вспыхнул сразу. Двое успели выскочить, но один лежит неподвижно, а второй всё никак не справится с собственным автоматом. Видно, ранило парня...
  Двое других так и остались в машине. И только и остаётся пожелать, чтобы сразу их убило пулями: сгореть заживо - жуткая смерть...
  Сразу ясно стало: это не случайный инцидент, это нападение всерьёз, со стрельбой и жертвами. Как это, не понятно - на нашей территории? Типа - как на беднягу Бледнова?
  Вот влипли!
  Кому же это надо - вот так напасть на журналистов? Ошибка?
  Нет. Очень уж споро и ловко действовали вынырнувшие в зимнем камуфляже из снега. Быстро осмотрели место, убедились, что казаки мертвы. Не криминал. Укропы? А кому ещё быть? Если кто и выдвинулся, услышав перестрелку, от блок-поста, не успеет.
  Оп-па, а того, раненого-то казака и нет! Смылся под шумок? Вот молодец! Что он мог тут сделать один? А так хоть информацию о похищении до наших донесёт...
  Другие диверсанты - Александр перестал в этом сомневаться - жёстко, едва не пинками, подняли не сопротивлявшихся гражданских. Скрутили им руки пластиковыми стяжками и поволокли в "зелёнку". Точнее, к лесозащитной полосе справа от поля.
  Там ждала "буханка", одно зеркало которой было украшено георгиевской лентой. За рулём сидел гражданский. Из местных, что ли? Интересные дела!
  В салон их впихивали тоже быстро и безжалостно, невзирая на состояние, - а поди-ка, не запыхайся, пробежав метров триста со связанными руками, да ещё через балочку перекарабкайся!
  Сумки писателей тоже забросили в салон. Хорошо, нетбук дома оставил - вся работа там. А значит, и люди, с которыми разговаривал, брал интервью, которых фотографировал. Хоть тут повезло - никого не подставил! А то хорошая добыча для разведки была бы, какая бы из них ни стояла за напавшими военными.
  До слёз жалко было ребят - весёлых, чубатых, с этим прелестным казачьим говорком! Десять минут назад разговаривали, шутками обменивались - и вот! Лежат, кто убитый, кто в машине обугливается горящей.
  Никто до сих пор не сказал ни слова. То есть Сергей что-то пытался вякнуть протестующее, но получил затыльником автомата болезненный удар по рёбрам, вкупе с очень угрожающим шипением диверсанта, и предпочёл замолчать.
  Визжа и качаясь, "буханка" выбралась на неровную дорогу, прибавила скорости. Потом свернула на совсем убитую дорожку. По правую сторону проволоклись домики заброшенного вида - похоже на дачный посёлок. Александр старался запоминать всё: мало ли, как жизнь обернётся, может, придётся по этому пути к своим выбираться...
  Дальше была высадка из машины, снова бег по пересечёнке. Открылась река. К ней их и погнали. Совсем плохо. Судя по расстоянию, которое проделали, доставляют в расположение укропов. Значит, украинская разведгруппа. Точнее, разведывательно-диверсионная, раз людей на дорогах выкрадывает, а потом на свою сторону волочёт... Значит, вся эта провокация - чья-та продуманная операция с некоей сверхзадачей.
  Два журналиста, два писателя. Аж из самой Москвы! Хороший пропагандистский, а затем и обменный материал! На ту же Мавченко, к примеру. Хотя, ту, пожалуй, не отдадут - слишком большая ставка на нее. Да и следствие официальное идёт. А вот обменять их на кого-нибудь ценного из тех, кто в руках ополченцев, - вполне возможно!
  Поможет ли аккредитация журналистская? Всё же - собкор РИА. Душу, конечно, потерзают, но в конце концов передадут России. Оружия у них нет, все - в гражданском, к тому же взяты группой захвата не на украинской стороне, а на своей, пусть она и не признана...
  И кто же мог их сдать укровской ДРГ, чтобы она вот так точно знала маршрут? И каков вес разработчика этого плана, коли диверсанты не побоялись напасть на группу гостей вот так, почти на глазах у ополченцев, в близком их тылу?
  А может, свои слышали перестрелку и уже мчатся сюда на выручку? Сколько там до Первомайска осталось - он даже виден был уже. Перемирие же, по идее, - обстрелы должны привлекать внимание...
  
  * * *
  
  Но дальше стало совсем плохо. Скорость движения не уменьшилась, зато с боевиков на их стороне словно спало какое-то самоограничение. Ну, да, прежде они торопились молча и деловито, чтобы с чужой территории уйти. А теперь они уже на своей. То есть добычу взяли, к себе домой принесли, и отныне любое её, добычи, сопротивление - злостная диверсия против таких удачливых захватчиков.
  Чуть охолонули только через километр, а то и больше, - когда добежали до места, где за деревьями пряталась ещё машина. На сей раз - медицинская, скорой помощи. Да, ничего себе организация! Как в кино про лихие 90-е...
  Поскольку шестеро бандитов и четверо заложников в машину не помещались, то пленников просто покидали на пол, а похитители уселись на них сверху.
  Это было тяжело и унизительно. А вот диверсанты ощутимо расслабились.
  - Смирно лежите, москалики, - издевательски произнёс один из них. - А не то прирежем вас здесь, и фамилий не спросим...
  И довольно захохотал. Ему вторили другие.
  - Ничего, небось, недалёко, - проговорил другой, причём на совершенно чистом, даже "московском", русском языке. - Дальше ещё машина ждёт. Помните нашу доброту. Могли бы вас дотуда пешком гнать, пока не сдохли бы...
  При этом край его берца болезненно впился в позвонок Молчанова. Нарочно ведь давит, гад!
  Плюс дорога тут ... Подбрасывало так, будто ехали по воронкам. А может, по воронкам и ехали? Ведь передний край. Впрочем, тут, на Донбассе, и без всякой войны трассы республиканского уровня так разбиты, будто их бомбили. Похоже, все годы незалежности никто их не ремонтировал.
  Было больно, тяжело и унизительно. И ничего не сделаешь! Уже и кисти рук начали затекать...
  Но всё когда-нибудь заканчивается.
  Машина затормозила. Похитители выбрались наружу, не преминув напоследок вальяжно пройтись ребристыми подошвами берцев по пленникам.
  Корзун не выдержал, прошипел зло: "С-суки"...
  - Ну-ну, - лениво, вроде бы даже одобряя, проговорил последний из покидающих салон бандитов. - Скоро ты иначе запоёшь. А я тебя отмечу, чтобы запомнить!
  И прицельно пробил ему прикладом по лицу. Что-то рассёк, потому что сразу показалась кровь. Но силу удара, видно, умерял - Александр представлял себе вполне отчётливо, как выглядит настоящий удар прикладом по голове...
  Их выволокли наружу. Невдалеке виднелась какая-то деревенька. Рядом стояла новая машина - милицейский "Уазик". Точнее, даже "бобик" с зарешёченной конуркой сзади для перевозки задержанных.
  Тоже грамотно стояло авто - за деревьями, надёжно укрытое от взглядов с "той стороны".
  Возле него кучковались четверо военных - сплошь в цветах украинского флага. С шевронами с изображением хищной совы, нацелившей когти на добычу, и с надписью "З нами Бог" над нею.
  А, понятно. У Александра непроизвольно заходили желваки. Под ложечкой коротко засосало. Батальон "Айдар". Бешеные твари, нацисты настоящие. И шеврон этот с совою. Ну, да, по тем сообщениям судя, что появляются даже в украинских СМИ, о лютой страсти контингента батальона "Айдар" грабить, мародёрничать, воровать у своих же, - самый тот бог для них хищная сова. В точку.
  Надпись "Айдар" на шевронах тоже, естественно, присутствовала. И Александр окончательно убедился, что они вместе с московскими писателями стали целью какой-то тщательно разработанной провокации. Да и то сказать: по первому же сказанному диверсантом слову "москалики" сразу можно было понять, что похитители знали, по кому работают. И ждали именно их.
  Интересно, где же это такая голосистая "птичка" засела в ЛНР, если только утром и только с казаками окончательно согласовали маршрут, а тут о нём уже знали?
  Между тем, старший из нападавших начал доклад:
  - Пане сотнику, в ходе проведения дозора нашей группой обнаружены четверо неизвестных, тайно пробиравшихся вглубь наших позиций. Было проведено задержание неизвестных с целью дальнейшего выяснения их личностей и намерений. При них обнаружены оптические и электронные приборы слежения, фотоаппараты и видеокамеры. Передаём задержанных в ваше распоряжение для проведения дальнейших следственных действий...
  Ага, ну точно, провокация, значит. Началось. Да, вон и на камеру телефона съёмки ведутся...
  - Мы протестуем! - быстро, но, кажется, зря вмешался Фёдор Прибылов, второй писатель из их группы. - Мы были похищены этими людьми с территории ЛНР! Мы...
  Короткий удар прикладом прилетел ему в загривок, и Фёдор упал на колени.
  - Ах, ЛНР? - протянул тот, кого назвали паном сотником, с подчёркнутым презрением. - Протестуете? Похитили?! А ну-ка, документы мне, быстро!
  Синхронно клацнули затворы автоматов. Демонстрация, конечно, но на психику действует.
  Один из похитителей полез по карманам задержанных.
  - Та-ак, - радостно осклабился "айдаровец", даже не раскрыв ещё бордовые книжечки. - Россияне, значит? Значит, фиксируем: российские граждане обнаружены в зоне проведения антитеррористической операции, и со шпионской аппаратурой!
  Тут он взял в руки украинский паспорт Сашки:
  - А это что за красавец такой? Корзун, Олександр Мыколайович, громадянин Украины. Та-ак... Москалям продался, собака? Вместе с ними шпионил?
  Сашка гордо поднял подбородок:
  - Я не шпионил. Я журналист! Выполнял редакционное задание на своей территории!
  - Тут всё - территория Украины! - рявкнул "сотник". - Временная оккупация части Украины бандитско-москальскими войсками ничего не меняет. И не отменяет её международно-признанных границ! И статуса!
  Ишь ты, да он, кажется, интеллигент! Вон как грамотно выражается...
  А "сотник" уже вошёл в раж. Он велел обыскать Сашку на предмет журналистского удостоверения и аккредитации.
  Вместо второй нашли только заверенную штампиком комендатуры карточку-пропуск на время комендантского часа. А от первого документа командир бандитов пришёл в ещё более неистовую ярость. Даже, кажется не поддельную, настоящую.
  Это была редакционная карточка с надписью "аккредитационное удостоверение прессы" и за подписью руководителя пресс-службы главы правительства ЛНР. Но с печатью почему-то "Штаба армии Юго-Востока".
  - Да ты, падла, точно сепарский шпион! - заорал "сотник", потрясая документами. - Ваша пресса - это пропагандистская бомба под Украину! Это сурковская пропаганда! Это российско-бандитская армия её создала! И даже печати свои приложила! Да то, что ты в Луганске остался, когда его сепары с москалями захватили, - уже преступление! А ты ещё на них и работаешь!
  - Самый борзый из них, - поддакнул один из похитителей, тот самый, что "пометил" Сашку ударом автомата. - Орал на нас, обзывался,..
  Корзун ещё выше поднял голову и усмехнулся презрительно. Чёрт, он пронзительно стал похож на молодогвардейца, какими их изображали в том старом фильме! Со связанными сзади руками, избитый, в крови, но не сломленный, с гордо поднятым подбородком.
  Хотя всё же и боялся Сашка - опытный Александр это чувствовал, - но держался абсолютно мужественно.
  - В Луганске всем такие дают, - решил он выручить коллегу. - У них других печатей просто нет, потому что армия только свои печати у корреспондентов признаёт. У меня такая же аккредитация...
  - А ты кто такой? - взвился "айдаровец". - Тоже шпион сепарский?
  - Нет, - спокойно пожал плечами Александр. Вот теперь было ощущение, что смерть близка и реальна. Но промолчать, не попытавшись защитить Корзуна, он не мог. - Я корреспондент РИА...
  И поймал очень внимательный, даже какой-то облегчённый взгляд "сотника"...
  
  * * *
  
  Не помогло его вмешательство Сашке Корзуну, не спас он этого талантливого, старательного, доброго парня. По команде "сотника" того отвели в сторону и приказали петь украинский гимн. Глумливо добавив: "Перед смертью".
  Сашка отказался. Сплюнул кровь под ноги окружившим укропам: "С хера бы? После того, что вы у нас натворили? Да у нас все теперь ненавидят этот ваш гимн и вашу тряпку сине-жёлтую...".
  Его начали бить, приговаривая: "Ты же украинец, сука... Украинец, бля...". Сашка только матерился и выкрикивал: "Нацисты! Шваль вы фашистская, а не украинцы!"...
  Когда Сашку поставили, наконец, на ноги, стало ясно, что сейчас произойдёт.
  Корзун - видно было - сам это тоже понимал.
  Но сплюнул на размочаленный снег кровавую слюну, усмехнулся и прохрипел - с физически ощущаемым презрением:
  - Если такие, как вы - украинцы, то я...
  - Стойте! - выкрикнул Молчанов, хотя понимал, что ничего изменит. На лице Корзуна уже стояла "печать ангела", которая каким-то образом всегда предвещает смерть. Черты лица обостряются, глаза словно поворачиваются вовнутрь, щёки западают...
  - Я - русский, - выдохнул Саша перед тем, как раздались выстрелы...
  
  Глава 3
  
  На душе потяжелело, стало нехорошо. Так бывало в детстве, когда тащил со школы двойку. Однако капитан Кравченко не подал намёка. Он молодцевато отдал честь, доложился, получил ответное короткое: "Присаживайся".
  Даже в этом одном слове звучало напряжение. Все сидели смурные, задумчивые, словно у гроба родственника. Неохота им отправлять на подвал не самого плохого офицера?
  - Значит, так, товарищ капитан, - ого, как официально начал командир! - Недавно вы сформировали разведывательно-диверсионную группу, включив в неё некоторых из лучших разведчиков Народной милиции. Не только из нашего особого батальона, - не преминул он подпустить небольшую саморекламку, - но и из других подразделений и соединений - из второй и четвёртой бригад. Группа боеготова, взаимодействие отработано хорошо.
  Ага, это же он больше для гостей говорит! Полноценных тренировок было только дня два, между которыми Рождество. Да сегодня вот с утра. И то оторвали. Перс прекрасно знает, что взаимодействие как раз пока не очень. Особенно между тройками. Буран добивался предупреждающего понимания друг друга, на уровне инстинкта! Чтобы мыслили одинаково, а не как на вчерашней тренировке спонтанной засады. Куляб за Злым попросту не успевал сообразить и среагировать.
  - На данный момент появилась срочная работа, очень важная, - продолжал командир. - Доложите, готова ли ваша группа к выполнению ответственного задания в тылу врага? Очень важного задания?
  Алексей ещё раз бросил быстрый взгляд на присутствующих. В тылу? Обычно разведка шебуршала на ЛБС, на нейтралке, подгаживая по мере возможностей опорным пунктам укропов и выявляя их систему обороны. В тылы противника ходили редко и по особым поводам. Сопровождая, например, какую-то группу дальнего замаха, как вон перед Новым годом...
  Что это может быть за задание такое, "ответственное" на "минусе"? Подорвать чего? Генерала укропского схитить? У него ребята всё же не спецназёры, а разведчики, хоть и с подготовкой повыше средней. Да и не группа это, а два звена всего. Сразу бросать её глубоко за "ноль" - это не слишком... осторожно, скажем так. Так что как бы тут не сглупить. Отказаться не имеешь права, но сказать "готовы", а потом мямлить что-то тягучее, понимая, что не по плечу задача, - еще хуже.
   - Группа готова исполнить любое задание, товарищ подполковник! - со всем уставным рвением отрубил Кравченко. И поддержал немудрящую рекламку со стороны командира: - Как зам по боевой подготовке могу доложить, что во всём батальоне любая группа готова исполнить любое задание!
  Отрапортовав как положено и заметив одобрение в глазах командира, Алексей продолжал прокручивать в голове варианты.
  Перс и Куга - свои. Они бы не сказали: "Очень важное задание". Формулировка явно не от них. И что касается его группы, то они отчётливо знают её состояние. Значит, это инициатива гостей. Откуда они знают его? Да так, чтобы верстать задачу сразу на него, пренебрегая другими, куда более сколоченными группами батальона?
  Тарас на него навел? Но он знает Бурана со слов Мишки, вместе на выходах они не были. Но Тарас завязан на пропаганду и пиар. Значит, полковник - Алексей мысленно наделил второго штабного этим званием - получил установочную информацию на Кравченко от него, от Тараса. Получается, этот полковник либо что-то по замполитной части, либо бери выше - куратор.
  Теперь МГБшник. Этот так просто не просчитывается. На опера не смотрится. Сидячий. Штабной. На фоне военных гостей должен представлять какой-нибудь политический отдел в их конторе.
  Бэтмен, которому сегодня как раз девять дней, и душа его уже принесена на поклонение к Господу, здесь ни при чем. "Айдаровское" покушение на Новый год? Надо забить что-то "айдаровцам" по их раскрытой сети? Но тогда было бы больше контрразведчиков и комендачей, тот же Томич. Значит? Значит, что-то нацики наделали. Причём политически враждебного, раз тут замполиты в основном.
  Замполитами они, конечно, не были, но Кравченко привык называть так офицеров этой специальности по рассказам отца и, так сказать, старших товарищией. Армия - штука консервативная...
  - Во орёл, - проворчал "армянин", впрочем, невредно. - Любая - любое. Прямо мечта...
  И неожиданно кинул прямо в лоб:
  - Слыхал, у тебя, капитан, были какие-то проблемы с батальоном "Айдар"?
  Ну, точно! "Айдар"!
  
  * * *
  
  За эти последние дни он не раз задумывался, не перешёл ли всё же известных границ в своей мести убийцам отца?
  Не потому задумывался, что от нацистов прилетела ответка в виде гранаты в окно и похищения Ирины. Само как-то получилось, спонтанно. Нет, кара тем, кто казнил его отца за верность родине и убеждениям, должна постигнуть каждого, кто участвовал в том грязном убийстве. Он, Алексей Кравченко, обещал это душе Александра Кравченко, и слово своё, сына отцу, сдержать обязан. Это не обсуждается.
  Сомнения вызывало другое - не слишком ли он лютовал в этом походе воздаяния? Он всё же солдат, а не "зорро недорезанный", как Мишка Митридат сказал. И всё же уже не лето и осень, когда по донбасским степям гонялись друг за другом идейные отряды - майданутых украинских нацистов в одной стороны и местных ополченцев вкупе с добровольцами за "Русский мир" с другой. При всей жестокости того противостояния это ещё не была настоящая гражданская война. По совести если, это была война идейных энтузиастов с обеих сторон. И, значит, охота была взаимной.
  Очень скоро выяснилось, что всё - по-серьёзному. Это поначалу ребята на велосипедах могли отжать у солдатиков "Нону" голыми руками. И воинские части, тут, на Луганске, могли захватывать, просто пригласив матерей забрать своих сыновей, а остальных - на автобусах отправив на их Западенщину.
  Всё кончилось, когда энтузиасты-нацисты осознали по-настоящему, что вместе с Киевом сумели получить в свои грязные клешни целое государство. И на базе уже его, государства, аппарата погнали воевать простых мобилизованных мужичков. Воевать уже как следует...
  А сами взяли на себя не опасную военную работу, а труд по зачистке захватываемых территорий от "врагов нации". Пошли аресты, пытки, расстрелы, просто издевательства...
  В ответ и с другой стороны места первых, "политических" энтузиастов заняли боевые работники. Точнее, становились рядом или под их команду - первые энтузиасты закономерно вырастали, как вон тот же командир "Зари", ставший главой республики, или как его тогдашние комвзводы, доросшие до командиров бригад. Нет, их не призывали, этих работников войны, не мобилизовали, как украинцев. Они вставали в строй сами. Чтобы защищать свою землю и мстить за убитых родных. Им просто ничего другого и не оставалось, когда нацисты - по дури ли своей, по убеждениям - начали терроризировать города и сёла артобстрелами и карательными акциями против "сепаратистов".
  Другие сидели по домам, а кто и по ресторанам. Для них ничего не поменялось - и не хотели они в чём-то участвовать. Если однажды обстоятельства не заставляли...
  Алексею как-то рассказывали историю одного ополченца, которому позвонили по мобиле с той стороны и предложили послушать, что происходит с его семьёй. И он слушал по громкой связи, постепенно седея, как кричат под муками его отец и мать, как воет жена, которую насилуют на глазах у шестилетнего сына, а затем режут сына у неё на глазах, а потом убивают её саму...
  После такого... Не просто воевать пойдёшь. Ты пойдёшь люто и страшно убивать всех подряд, кого только увидишь во вражеской военной форме. И скоро погибнешь сам. Потому что не будешь ты, не захочешь ты беречься - ибо не так важна тебе своя жизнь, как важна ещё одна смерть на той стороне...
  Подчас возникало ощущение, что киевские нацисты специально устраивали дикие карательные акции, чтобы бывшие сограждане уже никогда не смогли жить вместе. Чтобы рассечь, развалить народ на две ненавидящие друг друга части. Чтобы одна была у людей жажда - убивать друг друга...
  Кажется, нацисты добились своего. Друг против друга стоят уже не энтузиасты-добровольцы. Стоят два разных народа в лице своих регулярных армий. И война между нами уже не гражданская, а полноформатная. Когда убиваешь любого на той стороне, не глядя на то, нацист это упоротый или мальчишка, мобилизованный прямо на вокзале. И уверен, что - прав ты. Потому что по ту сторону уже не соотечественник, а враг.
  И ненавидишь ты уже не только его, но и всё, что он несёт с собою. Как уже было это в Великую Отечественную, когда ненавидели не только всё фашистское, но и всё немецкое. А тем более когда тут, на интернациональном, вернее, наднациональном Донбассе пытаются внедрить "украинскую", нацистскую по сути идею. Они пришли сюда, в эти места, отвоёванные когда-то Россией у степняков и турок, где всё построено русскими, имперскими руками ещё тогда, когда самого понятия "украинец" в природе не было. На горбу России взращённые, милостью России признанные, великодушием её оделённые землями, производствами, армией - да всем! - они пришли теперь сюда со своими убогими селюкскими представлениями, как тут всё должно быть! На историческую, культурную, а главное - ментальную территорию России! На Донбасс, который именно за это всегда так высокомерно презирали! Когда Укрия всю свою недолгую историю сидела на донбасском сырье, труде и деньгах, только проедая и продавая советский задел! Не дав, как говорится, миру ни мысли ценной, ни как там? - гением начатого труда. И дальше... это...
  Эх, любил же Лермонтова в восьмом классе, зачитывался! А! - насмешка горькая обманутого сына над промотавшимся отцом! Точно! Промоталась Украина, спустила своё наследство дерьмом в унитаз истории. И сама туда же смылась после самоубийственного последнего майдана! Или предпоследнего? Чтобы последний вообще точку поставил?
  Неважно! Главное, что заявился этот вечно чужой промотавшийся "папаша" на Донбасс, который его, бездельника и гуляку, фактически и содержал всю жизнь. И решил втащить в свои фашистские разгулы. Чтобы было кому их финансировать. Ведь сами-то хохлы - не украинцы, а хохлы профессиональные! - что они сделали за двадцать три года незалэжности? Родили идею древней Укрии от самых от питекантропов? Украли общерусскую историю и назвали её своею? Избрали всю гниль предательскую из истории и назвали её своими национальными героями?
  Ну так давайте! Только не лезьте с этим к нам. В нашей, общерусской, истории все эти мазепы-бандеры - враги наши. И значит, земля ваша - не здесь, где мы их победили. Ищите себе свою землю, где предательство и измена в чести. Можете к шведам отправляться. Как Мазепа. Или вон рядом с фашистами в землю лечь, которым Бандера с Шухевичем прислуживали. А к нам не ходите. Приходили уже, мы помним. Полицаями на Донбасс приходили, карателями! Мальчишек и девчонок живьём в шахты бросали за десяток рукописных листовок!
  Да и вообще! Как это так? Отделившаяся от Союза Украина - это хорошо и здорово, это свобода и всяческое благо. А отделившийся от Украины Донбасс - это сепаратизм и зло. Логика где? Где конец освобождения и начало сепаратизма? Отчего бы нам таким порядком и каждую деревню незалежной территорией не объявить?
  И опять убеждался Алексей, размышляя над смыслом своего участия в этой войне: не мститель он уже. Здесь, на родине своего детства, на первой своей родине, он воюет ради защиты своего народа. Где-нибудь в Москве, может быть, это кажется пафосным. Наверное, и ему самому казалось бы, не случись того что случилось и останься он в ЧОПе "Антей-М", где, несмотря на некоторые задания в интересах государства, не чувствовал он себя воином за народ. А здесь... Здесь всё иначе. Когда увидишь девушку с оторванными ногами, которая ещё не понимает, что умирает, и всё беспокоится, куда отлетел во время взрыва её пакет с только что купленным хлебом для семьи. Когда увидишь не зарытую до конца могилу, куда те же каратели из "Айдара" наспех стаскивали тела забитых ими людей, мужчин и женщин. Когда увидишь фотографию той девчонки в Горловке, "Донецкой мадонны", убитой вместе с маленькой дочкой на руках...
  Вот тогда ощущение пафоса куда-то уходит. И остаётся твёрдое, до кристаллической резкости понимание: ты действительно должен их защитить от этого чёрного, адского зла фашизма.
  Не мститель уже больше ты, Лёша, а защитник. Не мстить тебе надо дальше, а - защищать...
  И вот какие на этом фоне у капитана Кравченко проблемы с "Айдаром"?
  - Никак нет, - твёрдо доложил Алексей. - Проблемы у них со мной!
  - Какого же рода? - полюбопытствовал штабной.
  Буран перевёл взгляд на Перса, затем вновь посмотрел на собеседника:
  - Прошу простить! Информация об этом носит служебно-оперативный характер. Не имея чести знать ваши полномочия и допуск, не имею права раскрывать её.
  Аж самому понравилось, как сказал. Прямо как "его благородие" в старой императорской армии!
  "Армянин" хмыкнул.
  - Они все у тебя такие уставники? - обернулся он к комбату.
  - Капитан Кравченко - кадровый армейский разведчик, - туманно выдал тот полную правду.
  Ну, правильно: далеко не все в ОРБ были "уставниками". Как и вообще в разведке. Разведка во всех, наверное, армиях мира отличается известной вольностью в "уставособлюдении". Что, конечно, не касается порядка исполнения боевого приказа.
  
  Глава 4
  
  Сашка.. Сашка... Сашка...
  Не уберег Александр Молчанов соратника своего и друга. Сам в жизни дважды уберёгся - точнее, Бог уберёг, когда на расстрел его водили.
  Раз - в Афганистане. Какой это был год? Девяносто седьмой, что ли? Да, точно! А перед тем - в Чечне. В девяносто шестом. Когда они, группа журналистов, чин чином, в сопровождении пресс-офицера, оказались возле комендатуры Гудермеса. Или Шатоя? Нет, Гудермеса, Шатой был позже. А тогда была весна, грязь непролазная, всё вокруг какое-то серое и тоже грязное. Серое небо, серые горы, серые лица. Уже тогда - это уж задним числом понятно стало - серость лиц солдат и офицеров предвещала нелепый и позорный результат всей той нелепой и позорной войны.
  Он, кстати, и сейчас считал ту войну нелепой и позорной. Нет, к армии претензий не было - она делала всё, что могла сделать в том своём состоянии. Претензии были к политикам, которые загнали ситуацию в тупик сначала в Москве, а затем и там, в Чечне. И сами себя загнали. А осознав это, начали, как и положено политикам, судорожно изворачиваться и предавать, пытаясь вывернуться из тупика хоть по трупам, хоть по дерьму.
  И все это чувствовали - и армия, тяжко убеждённая, что её предали, воевавшая только потому, что надо было отбиваться и мстить, и чеченцы, поймавшие кураж и убеждённые в своей правоте.
  Вспомнился тот охранник Дудаева, с которым разговорился в кулуарах очередных переговоров в Москве. Тот желал, конечно, покрасоваться перед мальчишкой-репортёром ловил кураж, но притом говорил вполне адекватные вещи:
  Вы, русские, странные люди! Вы набросились на Чечню, словно звери. За что? Зачем? У нас же, если откровенно, никто по-настоящему не представлял себе Ичкерию вне России. Ну, там, чтобы закрытые границы, в Москву не поехать, деньги разные... Нам это не надо было. Независимость от Кремля - это да. Наша земля - мы решаем, как на ней жить. Это же правильно? А нам за это - по морде.
  Рассуди сам, - продолжал охранник Дудаева. - Вот захватили какое-то село - что надо делать? Собрать сход, поклониться старейшинам, объяснить, зачем, что и чего... Люди покричат, но смирятся. А что происходит? Русские входят, тут же начинаются избиения, расстрелы, грабежи. Мужчины уходят мстить".
  Передёргивал он, конечно. С мирным населением поначалу пытались обращаться только по-хорошему. А потом выходило, что слово старейшин ничего не значило, и доверившееся им подразделение федералов получало свой жестокий урок. За ним, уносившим кровавые сопли, приходили внутренние войска. Которые действовали, мягко говоря, не всегда гуманно.
  Это и есть Молох войны. Тот чеченец утверждал, что русские чуть ли не нарочно загнали мужчин в отряды Джохара. А что здесь, на Донбассе? Александр, хоть и недолго тут в командировке - в октябре сменил Витальку Голощёкина, - но поездить по республике успел. И по Донецкой - тоже. Наслушался от людей, что творили украинские солдаты. Или нацбатовцы - народ не особо вникал.
  А что с другой стороны? Осенью заезжали они с тем же Сашкой Корзуном в Новосветловку. С людьми пообщались, больницу разрушенную посмотрели, в церковь заглянули. Люди в августе здесь попали между молотом и наковальней, и основной урон нанесли им не укропы, а "отпускники". И хоть знали все, что "свои" снаряды попадали в церковь, куда загнали население деревни "айдаровцы", - всё равно с благодарностью вспоминали освободителей. Разве что батюшка, очень интересный, очень христианин, очень с душою проповедовавший, - пару раз смиренно высказался в том смысле, что стратегия возвращения к России хороша, но тактика хромает, коли людей оставляет без жилья...
  Эх, научиться бы нам "мягкой силе"... Не на той стороне она. И никогда не ограничиваются ею те, кто так ладно научился пользоваться. Тот же батюшка с содроганием вспоминал две недели торжества карателей в их селении. И сам он, и прихожане категорически - категорически! - отказывали Украине в малейшем праве управлять их жизнью.
  То же, что в Новосветловке, говорили в Лутугино, в Красном Луче, в Брянке, в Луганске, наконец! Никогда больше эти люди, населяющие эту красивую землю, не вернутся в состав Украины после всего, что укры здесь с ними сотворили. Это было мнение общее. Даже если не вспоминать о частностях - импульсивных, но очень показательных. Когда, например, по вечной журналистской привычке заострять разговор - для точности - брякнул глупость на блок-посту за Миусинском. В ответ на вопрос: "Пресса? Откуда?" - возьми да и скажи: "А если из Киева?" Надо было видеть реакцию ополченцев, мгновенно напрягшихся, мгновенно разрезавших его ножами тут же остальневших глаз, мгновенно бросивших руки на оружие...
  "Не шути больше так, - посоветовал тогда сопровождавший офицер из военной полиции ДНР, быстрой шуткой примявший эту бестактность. - Тут люди нервные, у них столько счетов к укропам накопилось, что такие подколки давно понимать разучились...".
  А потом оказалось - вполне лёгкие ребята. Вон Ленину, что перед шахтой на постаменте стоит, каску на голову водрузили и тубус гранатомёта прямо в протянутую ладошку вложили. "Главный наш, - говорили. - Вместе с нами тут стоит!". Да, но свежий венок у постамента показывал: это не непочтение и не глумление. Тем более что на груди Ильича закреплена была такая же гвардейская лента, как и на ополченцах. Это были шутки и подначки между своими. Между теми, для кого каменный памятник - тоже боец, и "Муху" он в руке держит - по делу...
  Он повернулся. Чёрт, руки за спиной совсем затекли. Не мальчик, сорок пятый годок уже на исходе. Сосуды не те, кровь до кистей с трудом доходит. Суставы плечевые не зудят, а стонут, выворачиваясь вслед за притянутыми чуть ли не локоть к локтю руками. Хорошо, твари фашистские, постарались, с дополнительным садизмом...
  И всё равно не хотелось унижаться перед ними, просить ослабить путы, перевязать руки вперёд. Гордость мешала. Прогибаться перед эсэсовцами этими новоявленными? Да ни в жизнь! Перед этими даже не крысами, а... блевотиной, исторгнутой отравленным на майдане народом...
  Такая же брезгливая гордость и тогда, в Чечне, не дала ему согнуть голову перед пьянющим в хлам прапором, который начал что-то орать про журналистов-предателей, когда пресс-офицер завяз в недрах комендатуры, и группа гражданских в неположенном месте в неположенное время слишком долго оставалась одна. Вот и прицепился красномордый толстощёкий герой с выкаченными то ли в спиртовом амоке, то ли от общей дури глазами.
  Что уж он там орал, сейчас и не вспомнить. Собственно, и вспоминать нечего. Пресса тогда олицетворялась в сознании масс строго в образах "обезьян из ящика" - в телевизионщиках, всех этих Кизелёвых, Свалидзе, Матюк, Максимовецких и прочей либеральной братии. По поводу которой, кстати, и у самого Александра, далеко не любителя коммунистов, возникал общий для множества россиян вопрос, не является ли либерализм синонимом национального предательства.
  Но... Это были 90-е, и журналистов тогда всех ассоциировали с обитателями телевизора и нескольких громких газеток. Доказывать перешедшему на визг прапору, что он - вполне честный репортёр вполне честного "АиФ", к тому же меньше года как вообще в профессии, Александр считал ниже своего достоинства. Тем более что свои законных два года он армии тоже отдал, и не его вина, что не попал на войну. Не было ее в его годы службы. Вывод войск из Афганистана начался как раз в том самом мае, когда его призвали.
  Потому, когда прапор, поощряемый развлекающимися зрелищем приятелями, скомандовал "журналюгам" лечь - прямо в чмокающую чеченскую грязь, - молодой репортёр "АиФа" и не вздумал подчиниться. Он спокойно стоял, засунув руки в карманы, и внимательно смотрел на красную прапорскую рожу. Мотыляющийся в руках у того автомат на него впечатления не производил.
  Потом-то, став поопытнее, немало поговорив с военными, он понял, что творил глупость. И, в общем, действительно поставил на кон свою жизнь ни за понюх табака. Впавший в пьяную шизуху прапор мог запросто выстрелить в непокорного журналиста. И ему за это, скорее всего, ничего особенного не было бы. Армия умеет заматывать "залётные" дела и прятать своих залётчиков. Особенно, когда сама в этом заинтересована и над нею не стоит какой-нибудь важный политикан со своим внезапным политическим интересом.
  Тем более - на войне. Тем более - при Грачёве-министре.
  Как раз в "АиФе" уже стажировался пятикурсник Александр Молчанов, когда подорвали Дмитрия Холодова прямо в редакции "Московского комсомольца". Шум был громадный, на много лет, и суды вполне внятно указали на исполнителей-военных и заказчика - министра обороны. Но чем всё закончилось? Замотали даже такое политически громкое дело...
  В общем, не раз военные в ходе совместных посиделок, когда стадия доходила до обмена байками, крутили пальцами у виска и говорили "братишке Саньке", что он был полный дурак. Прапор? комендантский? да на войне? да пьяный? Да однозначно мог он выстрелить!
  Он и выстрелил. Задержав взгляд на Александре и бешено повращав глазами на манер того артиста, что играл Петра Первого в классическом советском фильме, он проорал снова: "А ну, ложись, команда была!" - пустил очередь прямо у него над головой.
  Кое-кто из журналистов, оставшихся сидеть на корточках, видя, что их коллега продолжает стоять, быстро попадали в грязь. Александр же остался на ногах. Честно говоря, не от какой-то особенной храбрости. Он просто не понял, точнее - не поверил в то, что сейчас произошло. Потому стоял, всё так же холодно глядя на беснующегося прапора. А потом, когда сообразил, падать стало уже поздно. Да и не готов он был это сделать. По-прежнему не готов.
  Наверное, следующая очередь могла стать для него действительно последней. Но тут кто-то из зрителей в погонах ощутил, видно, что шутки кончились. Сразу двое кинулись на прапорщика, отжали ему ствол вниз, а потом и вовсе отобрали автомат. Ещё кто-то начал яростно материться на Александра, будто бы наглостью своей спровоцировавшего стрельбу, а потом и на всех журналюг мира.
  Чем это всё могло закончиться, неизвестно - ибо прапор всё рвался посчитаться с "журнализдью", хоть бы и кулаками. Одни его держали, другая группа военных орала на всех, на журналистов и друг на друга. И таким манером настроение хоть и малой, но толпы быстро распалялось. Шло, так сказать, к общему замесу. Но тут на крыльцо вывалилось начальство, в том числе и пресс-офицер, и конфликт был быстро погашен парой приказных окриков, в которых, впрочем, не матерного содержимого было на два слова: "Отставить!" и "Убрать!"
  Их убрали. Пресс-офицер потом всё извинялся и переживал за свою судьбу: поездка и была-то организована во исполнение новой директивы по налаживанию работы с прессой. К тому времени в первую очередь из-за закрытости армии от гражданской прессы и, более того, высокомерного презрения к ней, информационную войну полностью выиграли чеченские боевики, как раз очень эффективно контактировавшие с российскими журналистами.
  Конечно, контактировали они, прежде всего, с теми, кто работал в холдинге Гусинского. Но Гусинский ещё платил чеченцам деньги, и его Елена Матюк ещё не была похищена, не пропущена по кругу боевиками и не заснята во время сей групповухи, - и потому к ним за информацией тянулась уже не только вся либеральная, но и подчас нормальная пресса. А что? - природа не любит пустоты, особенно природа информации.
  Военные же поняли это поздно, а поняв, начали действовать традиционно топорно. Работать с прессой не умели, армию на работу с ней не мотивировали... То есть результаты и так были плохие, а тут ещё и прапорская пьянь чуть не убила журналиста крупнейшей газеты страны...
  Через какое-то время тот случай стал восприниматься с изрядным розовым флёром. Ну, где-то в глубине души жило приятное ощущение, что он не склонил головы, не упал в грязь - фигурально и физически. Не струсил. Но чего взять от мальчишки, коим он тогда и был? Мужчинство повышало самоуважение, да...
  Так что если убрать из рассмотрения реальные выстрелы пьяного прапора, то всё же забавный инцидент, что ни говори. Наподобие того как коллега его бывший по "АиФу", Сашка Каноткин, по пьяной же лавочке угнал БТР в Ханкале. Сел покататься. Надо полагать, с согласия собутыльников-военных, с которыми бухал тогда. А может, и нет. В смысле - может, и не было согласия, сам он не помнил. Просто слегка протрезвев обнаружил себя за рулём боевой машины, совершенно в одиночку, и гоняющим её по кругу с завёрнутыми в край колёсами. И, как рассказывал, всё никак не мог довернуть баранку, чтобы сделать полицейский разворот. Кажется, поспорил, что сможет. Но тоже не помнил. Вытаскивали его чуть ли не в ходе боевой операции, с вызовом едва ли не спецназа - потому что как на ходу забраться в мечущуюся по плацу боевую машину?
  Скандал вышел знатный, потому как всё это видел какой-то большой начальник. Зато и веселья от пересказа этой истории, обраставшей каждый раз всё новыми и новыми деталями, было море.
  Н-да, нынешняя история, похоже, не кончится весёлыми рассказами... Собственно, весёлых не будет по любому: оставшееся в снегу тело Сашки Корзуна - достаточно мрачная тень на то, что произошло или произойдёт...
  
  ***
  
  Второй раз его тащили на расстрел в Афганистане. И произошло это по пути от генерала Хизбуллы. Да, глупо было отказываться от сопровождения. Но уж больно торопился тот в Мазари-Шариф к своему начальнику с последними новостями и каким-то важным посланием от Ахмад Шаха. Да и что, казалось, могло произойти здесь, в глубине Дустумовских владений, когда большой человек лично сажает русского журналиста в остановленный на блок-посту "МАЗ", чтобы подбросили до Хайратона?
  Допотопный грузовик двигался с одышкой и кряхтением. Пустыня - живая, она вновь откусила часть шоссейного полотна, вывалив на него языки серо-жёлтого песка. Где-то там, сзади, сюда ковыляют два доходяги-бульдозера, а пока нашему древнему ископаемому приходится обиженно реветь, объезжая бархан по целине. Как только он нащупывает колёсами наждак асфальта, внутри его изношенного организма что-то всхлипывает, рычаг передачи со скрежетом встаёт на место, и пустыня начинает уходить назад чуть быстрее.
  Александр всё больше раскаивался, что решился на эту авантюру - добираться самостоятельно. Напряжение в кабине было столь плотным, что казалось, будто всё здесь запаяно в стекло. Старик-водитель изредка бросал на попутчика оценивающие взгляды. В них было все что угодно кроме дружелюбия. Его молодой помощник - то ли сын? - не отрывал глаз от дороги. Но в его безразличии было столько нарочитого, что прямо воочию представлялся направленный на русского автомат. Сзади, на лежанке для сменного водителя молча сидели еще двое молодых парней и таджик средних лет. Самая удобная позиция, чтобы беспроблемно придушить. Или по голове монтировкой... И вокруг пустыня - на десятки километров...
  Что такое человек один среди афганцев и среди пустыни, без защиты и без документов, до омерзения грязный после трёхдневного ползания по блок-постам с налётами и обстрелами, и вооружённый лишь старой видеокамерой с коцанным кассетодержателем на резиночке?... К тому же Александр видел, как напряглись лица тех, кто был в машине, как бритвой резанули по нему глаза старика-водителя, когда на блок-посту прозвучало слово "шурави"...
  Когда старик-водитель зачем-то остановил своего простреленного железного динозавра, секундный страх по-настоящему заставил забиться сердце. Но остановка была вовсе не для того, чтобы прикопать русского в пустыне. Старик достал какую-то коробочку с маленькими зелёными шариками и бросил часть из них себе в рот. Наркотик, что ли? А потом сказал:
  - Москава - карош. Русия карош. Дустум карош. Ахмад Шах карош. Талиба - палох.
  После чего снова пришпорил своего бронтозавра. И тем самым словно разрешил напряжению раствориться в воздухе. Как оказалось, за рулём - беженец от своей гражданской войны, что разразилась в Таджикистане после распада СССР. Беженец был не "вовчиком", не был он и "юрчиком" - не принадлежал, в общем, ни к одной из противоборствующих сторон. Был он - чужая жертва в чужой войне. И теперь вот застрял в Афганистане. Но из слов его лилась такая тоска по родине, причём именно по советской родине, что буквально сжималось сердце! От осознания невозможности хоть чем-то помочь ему...
  Рухнула империя. Вот ещё один её след - эта пробоина в ветровом стекле, прямо против лица... Здоровая, миллиметров двадцать, от зенитного, должно быть, пулемёта. Странно связывала она, эта пробоина, его с тем лейтенантом или прапором, что ехал здесь старшим машины, вглядываясь в горы, с которых и хлестнула ему в лицо последняя очередь...
  И крутился в голове куплет из старой солдатской песни, тех ещё, афганской войны, лет:
  
  Только эхо отзовётся в горах,
  И душа моя домой полетит.
  У него за каждым камнем Аллах,
  А меня кто, сироту, защитит?
  
  Вообще говоря, Афганистан 1997 года уже не был в целом враждебен "шурави". Если в каких-нибудь горах под Джелалабадом к кочевым пуштунам в руки попадёшься - тогда пиши пропало. Но тут, на севере, где узбекский властитель генерал Дустум в Ташкенте дом имел, да и с Россией был вась-вась, - тут всё было внешне мирно. Никто не смотрел враждебно. Чуже, как на чужака, - да. Но без вражды. Время лечит, действительно. Южнее Саланга, в царстве Ахмад Шаха, было наверняка более опасно. Но и там - даже эти самые "львы" "льва Панджшера", эти масудовские головорезы, враждебности не проявляли. Как забыть эти слова: "Ну, руси, будем душман добит"? А этого маленького танкиста на блок-посту, что всё угощал гроздью роскошного винограда? А когда Александр, боясь, что потом пронесёт, отказывался под предлогом, что грязный, мол, виноград, - танкистик с готовностью обмакнул кисть ягод в ведро с не пойми какой водой и радостно протянул её снова?
  Чисто человеческое движение души. После того как Александр поучаствовал минутно в бою, отогнав талибский истребитель от блок-поста. Вроде даже боевое товарищество у него с этими "духами" сложилось. Винограда оторвал пару ягодок - не обижать же человека. Повезло, живот остался на месте. Видать, и впрямь помыл ягоды танкист...
  Ещё одним образом мирного, хоть и воюющего Афганистана в сознании Александра стал тогда продавец под навесом на рыночке в каком-то селении под Чарикаром, пытающийся продать скрученный в бывшем общежитии советских специалистов водопроводный кран. Все остальное, чем торгуют многочисленные дуканщики, - по сути, продукция натурального хозяйства: рис-изюм-кишмиш, ножи-мотыги, ткани ручной выделки. В каждом кишлаке всё это производится, так что вынос этого добра на рынок, где все такие же, как ты, производители риса-кишмиша, товарообмена, по сути, не обеспечивает. И значит, нет прибыли.
  Золотые времена торговли, сказал тогда дуканщик, у которого Александр смеха ради сторговал паранджу для московской жены, ушли вместе с советскими. Солдаты покупали аппаратуру, джинсы, а люди везли это из Кабула и Пакистана. А потом советские ушли. А свои покупать это всё не хотят.
  Точнее, не могут. Люди, для которых галоши - кстати, русские - служат зимней обувью, а одеяла на плечах - зимней одеждой, вряд ли способны очаровываться качеством звучания "Сони". Да им просто нечем и платить. Денег грубо нет. Единственный шанс их экономики - прилепиться к сильному и не сильно озабоченному прибылью донору. Каким когда-то был Советский Союз. Дороги, газопроводы, электростанции. Туннель тот же на Саланге. Ткацкая фабрика в Пули-Хумри, уже, впрочем, разрушенная. Всё - практически за бесплатно. Точнее - за политическую выгоду, за право считать Афганистан в своей политической орбите.
  И, собственно, Афганистан был с этим согласен. Афганцы в большинстве своем считали "руси" если не друзьями, то, скажем, старшими товарищами. Но вот затем кто-то решил поторопиться и подхлестнуть "клячу истории". У нас были самые добрые намерения - помочь "демократической революции", раздать крестьянам землю и воду, дать людям образование, выстроить промышленность. Сколько в этом было холодного стратегического расчёта, сколько старческого маразма последних романтиков мировой революции в Политбюро, - неизвестно.
  Факта два.
  Русские действительно поначалу считали, что выполняют интернациональный долг и помогают афганцам начать жить чуть получше.
  Афганцы действительно поначалу встречали русских цветами.
  Но очень скоро и те, и другие избавились от иллюзий. Место иллюзий заняла кровь...
  Гибель первых военных советников была недобрым знаком. "Демократический" режим Тараки, а затем Амина своими действиями уже начал настраивать против себя собственный народ. И советские "кураторы" начали в сознании людей также связываться с арестами людей и расстрелами непокорных крестьян, с террором правительственных комиссаров и подрывом базовых устоев исламского общества. Большевизм вызывал сопротивление в Афганистане, как когда-то вызывал сопротивление в России - и "советских" всё больше ассоциировали именно с ним.
  Но "советские" упорно держались здесь той политической силы, которая отличалась от любой банальной восточной деспотии только хлёсткими фразами про строительство социализма. Фразами, которые раздражали людей ещё больше.
  Не один человек говорил Александру, что ввод русских войск многие афганцы восприняли поначалу как вмешательство справедливой и защищающей руки "Белого Царя". Который восстановит прежнюю жизнь и даст по мозгам распоясавшимся "хальковцам" и "парчамовцам". И разочарование в этом было неприятным. А каков ответ со стороны застрявшего на родоплеменной стадии исторического развития пуштуна на доставленные чужаками неприятности?..
  Когда проедешь по этой ведущей от Саланга вниз, к Кабулу, "дороге смерти", когда насмотришься на кажущийся бесконечным ряд подбитых советских танков, когда окажешься на передовой вместе с моджахедами, съешь с ними пополам кисть винограда и услышишь весёлое: "А, руси, душман будем долбит?" - и когда от самого Масуда услышишь как бы полуизвинение-полусожаление, что "воевали мы не с русскими, а с советскими, помогавшими антинародному режиму", а с Россией он готов на дружбу и даже на военный союз, - тогда задумаешься: ради чего была та война? Ради чего мы полезли с кулаками в страну, и без всяких "апрельских революций" дружественно настроенную?
  
  * * *
  
  Их машину остановили в Хайратоне - на пороге, можно сказать, своей страны. Через речку. Правда, это был девяносто седьмой год, и Узбекистан, что лежал по ту сторону железного моста, давно уже был не своей страной, но все же...
  Солдатику на посту не понравилось, что чужой "франк" повязал голову чалмой. Да к тому же по-пуштунски. А что такого? Когда по афганским дорогам едешь, нет лучшего амортизирующего средства для защиты головы при встрече с крышей кабины, чем такой валик вокруг черепа.
  Но худшее было впереди. Из всех документов у "руси" на руках - оказалось только удостоверение "Огонька". Паспорт оставался у министра иностранных дел Дустума - был и такой у "генерала Севера". Уж больно быстро тогда сорвались в Джабаль-ус-Сирадж на приглашение Масуда поучаствовать в штурме Кабула. Генерала в сопровождение Дустум выделил, а вот паспорт, отданный для проставления визы, так и остался лежать в Мазари-Шарифе. И теперь постовой совершенно взбеленился, увидев вместо понятного документа книжечку служебного удостоверения.
  Александра вытащили из кабины, один солдат вцепился в воротник, а двое ухватили за руки. Пока его волокли к глиняной стенке дувала, таджик, яростно жестикулируя, что-то доказывал. Имя "Дустум" звучало с частотой пулемёта - Александр успел во время поездки рассказать, по чьему приглашению он здесь. А под конец старик, видно, почувствовал, что не хватает последнего аргумента. Забежал вперёд и встал у солдат на пути. Если по совести, жизнью своей он вписался за бывшего соотечественника
  Как много на свете хороших людей! Какие фашисты их одолеют?
  
  * * *
  
  Ехали долго.
  Писатели подавленно молчали. Не издавали ни звука, даже когда наваливались друг на друга в тесной зарешеченной будке милицейской машины при особенно сильных прыжках её на избитой дороге. Александр со всей силы сжимал и разжимал веки. Нет, не слёзы текли, но глаза щипало почему-то так, будто в них натекал пот, как при тяжёлой работе. Откуда пот? Холодно...
  Бандиты по ту сторону решётки переговаривались редко и негромко.
  А он всё время возвращался к одной и той же мысли. Ведь после убийства Сашки Корзуна их уже не должны оставить в живых. Они же расскажут, как только окажутся на свободе, про то, как и что произошло! Как был убит журналист Александр Корзун. Убит при выполнении своей работы. Они расскажут про то, как подло это было сделано. Каким героем проявил себя этот простой, пусть и с хитринкой на уме, но смелый и верный луганский парень...
  Или? Или они уже не смогут ничего рассказать? Сорок пять скоро исполнится. Если. Если исполнится. Пожил, повидал. Что-то сделал, чего-то не успел, но уже и не важно. Жена есть, у неё хорошая работа, не пропадёт. Сын взрослый. Дом на даче построил. Долгов нет. Поездил по миру, повидал. Побывал на разных концах истории - в Европе и в Афганистане. Побывал на Крайнем Севере и в жаре Индии. Обмакнулся во все океаны - была такая фишка. Неплохие делал материалы, иные даже громко прозвучали. Пара книжек написана, а если ещё одной не будет - то и чёрт с ней! Всё равно народ сейчас книг не читает, в интернете сидит.
  Если честно, не особенно жалко было и попавших в эту переделку писателей. Сдружиться он с ними не успел, книг их ранее не читал. Свои ребята, конечно, поэтому переживается за них. Но не больше. Ведут себя достойно, перед карателями не ползают, о жизни не молят. Хорошие ребята, что уж там. Если выживут, опишут, как оно бывает на войне. Как, оказывается, близок фашизм даже внутри нашей цивилизации - казалось бы, навсегда, насмерть привитой от него в ту войну. Чуть промедлили, дали повод, показали безнаказанность, и вот они, фашисты. Вчерашние обычные парни. Заронили в головы им национализм, дали оружие в руки - и вот оно, пошло месилово из-за кретинской химеры "нация понад усе"!
  Но это всё философия. Мозговая деятельность вокруг реальности. Интереснее было другое. Что же это за цели такие у того действа, что произошло, у того, что производится сейчас над ними, тремя пленниками? На что организаторы провокации всё равно хотят их вытащить, раз жить оставили и куда-то везут? Чего сделать-то планируют?
  Ну, шпионаж пришьют. Это ладно, это фигня. Как пришьют, так и отошьют: статус журналиста, а тем более писателя подобные обвинения в перспективе всё равно рушит. Шпионы под прикрытием писателей? Тоже глупо: есть книги, работы, статьи, вся предыдущая жизнь. Все поймут, что не шпионы они. Шпионаж от имени информационного агентства... Нет, тоже нелепо. Журналист делал свою работу - и только. Овчинка выделки не стоит.
  Скорее, ради какого-то идеологического плюса. Ради пропаганды. Очередная операция в информационной войне. Собкор РИА, выполняя задание агентства, влез на украинскую территорию АТО и там собирал сведения о доблестных бойцах-освободителях... Чтобы потом написать лживый пасквиль? Пожалуй, теплее. Но мелко как-то, мелкотравчато.
  Провокация от имени РИА? Ага, это уже перспективнее... Информационное агентство России впрямую вмешалось в события на Донбассе.
  А как? Какая именно задумана провокация?
  Переход линии фронта? Нет, мало. Участие в боевых действиях? Нет, смешно. Это доказать надо, а ребята только вчера приехали. И приезд их в прессе освещался.
  Так, но берут их на линии соприкосновения. Нет, даже за ней - это-то они смоделировали, бандиты эти. Участие русских писателей в нападении на украинских солдат? Ага, а вот это может быть. Как тогда взъелись на актёра Переченкова, когда он за пулемётом попозировал! Небось, страстно хотелось укропам тогда же и взять его! Вот красота была бы для их пропаганды! Но ничего: актёра не взяли - взяли журналиста. Даже лучше. Корреспондент РИА вместе с российскими писателями патриотического толка участвует в нападении на блок-пост сил АТО! В составе группы боевиков из так называемой "ЛНР"!
  И казачки тут в тему!
  Хм... Но трупы казачков с собой не забрали - что предъявлять? А почему не забрали? Это же самый цимес был бы! Возле той деревеньки вместе с беднягой Корзуном и засняли бы тела нападавших "боевиков". А там уж что ни блей писатели с оставшимся живым журналистом, никто уже ничему не поверит. Ни одному их слову!
  Значит, что-то пошло не так? А что? А мало их было, диверсантов, вот что! Четверых тащить-подгонять - четверо и нужно. Плюс передний дозор, так сказать, пусть и в составе одного человека. И задний. Вот и шесть бойцов! А кому трупы тащить? Некому!
  Тогда почему мало бойцов? А потому что логистика! Больше диверсантов - больше машин. Если одна "скорая" ещё как-то проскочит на глазах у наблюдателей от ополчения, что на той стороне стоят и смотрят, то две машины в одну деревеньку - уже перебор. Даже если машины гражданские. А так - "скорая" и милиция, комплект!
  Выходит, не их мало, а нас много... Да, получается так. А почему? Почему они просчитались с количеством похищаемых? А потому, друг мой, что задание ехать сюда ты получил один! Ты писателей только вечером зацепил, только утром с собою взял! А без них была бы одна машина, два человека! Но тут оказалось две машины и восемь человек. Растерялись диверсанты! Менять рисунок операции вынуждены были на ходу. Может, даже и Сашку застрелили, что не вписывался он в этот рисунок! Да и казачки под писателей сопровождение усилили, себе на беду...
  Тогда что же выходит? А выходит, что про поездку бандиты знали не от казачков и не от кого-то хитрого-тайного шпиона из здешних! Тот бы знал о договорённости прихватить писателей прямо на встрече с ними! А если он у казаков - тоже знал бы, что у них попросили сопровождения с утра! И он о настоящем количестве группы своим передал бы.
  А значит, информация об их поездке ушла сильно заранее. И была она неполная.
  О поездке писателей никто не знал, не рассчитывали на них. Знали о поездке одного журналиста. И она была не вчера придумана. На неё было получено редакционное задание. А кто её заказал? Очевидно: тот же, кто дал редакционное задание. А кто его дал?
  Да ладно!.. Не может быть! Ты охренел, Сашка?
  Да ну, чушь какая-то... Зачем главному редактору РИА подставлять украм собственного журналиста?
  Чёрт, как руки болят! Кисти, кажется, скоро отвалятся! И у ребят, видно, то же должно быть ощущение от собственных рук...
  Нет, Филимонов не мог. Нет мотива. Хотя с другой стороны... С чего вдруг понадобилось ему непосредственно направлять его в Первомайск? Для этого есть, как минимум, зав региональной сетью. Плюс зам генерального, курирующий направление. А главный редактор должен быть стратегом. Обозревать ситуацию орлиным оком, так сказать...Обычно такие вопросы решались на уровне непосредственного начальства. Максимум на уровне Саши Колосова - сколько, блин, Сашек в этой истории собралось! Этот да, этот с нюхом и духом, умеет замутить тему и промыслить её повороты. Но чтобы Филимонов, этот достаточно бездарный клон журналистского чиновника, через его голову корреспонденту команды отдавал...
  Предположим, понравился ему прежний репортаж из Новосветловки. Предположим. Хотя ничего экстра-качественного в нём не было. Пара, разве что, хороших мыслей о войне, высказанных впослед Глебом Добровым.
  И всё равно странно это всё. Особенно ощущение, будто укропские диверсанты их ждали... Именно их две машины и ждали... Или не две?
  Непоняток действительно много - тех, что исподволь напрягали что-то на задах сознания. Например, что указание о мелкой, в общем, вполне местной поездке отдаётся с такого верха... Да вообще не должен главный редактор в такое конкретное планирование работы собкора вмешиваться! Это дело заведующего корреспондентской сетью. А главный на летучке сидит и только говорит завкорсетью: "А что это у нас давно луганский собкор вкусного репортажа не передавал? Давай-ка подстегни его там...". И всё! Вон даже когда Бледнова убили, на своём уровне тему перетёрли, с непосредственным начальством! Не звонил даже тогда Филимонов и непосредственно не вмешивался. А уж на что событие было, не чета рядовой и без информационного повода, в общем-то, поездке в Первомайск...
  И тут вдруг лично главный редактор целого информационного агентства, без всякой острой ситуации посылает корреспондента в определённую точку... Зачем?
  Или - точка была определённой заранее? Потому и ждали их укры в нужном месте?
  Да не, ну чушь, чушь, чушь! Не может он этого сделать!
  Руки, блин, руки!!!
  А почему не может? Он же у нас кто? Он же у нас из белоленточников. Начинал в английской газете, то есть на английские деньги у нас учреждённой. Потом работал главой представительства агентства Ройтерс в России. Потом заведовал информационной службой ИАН - аккурат до того, как аж сам президент это агентство разогнал за антигосударственную пропаганду! И после того тамошние ребята хором привалили в РИА.
  Да он вообще, Филимонов, по слухам, эстонский гражданин! Домишка у него там, в Таллине!
  Блин! А ведь выстраивается непротиворечивая картина!
  Вот только страшна картина-то! Невозможно поверить! Главный редактор главного государственного информационного агентства России в сговоре с украинскими нацистами? Да быть того не может!
  Или - может?
  Мало ли их, что ли, деятелей, кто из ненависти к президенту или из-за идеологической своей линии фашистский Киев поддерживает! Вон хоть Макаревича взять...
  Ой, мама! Ой, беда...
  Александр ещё некоторое время покатал эти мысли в мозгу. Потом наклонился к писателям и тихо, чтобы бандиты не слышали, быстро проговорил:
  - Ребята, вы, главное, не бойтесь. Понял я картину, кто и зачем это организовал. Это я им был нужен. Убивать они нас не будут. И даже бить - не особенно. Мы им нужны живыми и здоровыми. Только стойте на своём - были на своей территории, ехали в Первомайск. Тогда ничего не смогут пришить и выдадут обратно. И...
  Он заметил через решётку, как оборачивается один из похитителей и отпрянул к своей стенке. Только глаза прикрыл в знаке ободрения своим спутникам.
  Ах, как щиплет глаза!
  
  Глава 5
  
  "Армянин" хмыкнул вторично.
  - Разрешите пояснить капитану Кравченко состав вашей... э-э, комиссии? - понял его Перс.
  - Поясните.
  - Это полковник Саркисов, - объявил командир. Ага, не ошибся, значит, Алексей ни со званием, ни с национальностью. - Заместитель начальника штаба корпуса. Так что все права и допуски имеет. Как и другие присутствующие: майор Безуглый, заместитель начальника политотдела корпуса, и подполковник Мешков из МГБ.
  Алексей подобрался. Серьёзная компания, правильно подумал вначале.
  - Лёш, ты не напрягайся так, - подал голос Тарас. Это он, оказывается, Безуглый. А то как-то ни разу по фамилии он не представлялся. - Тут все свои, и дело очень важное. Это я предложил послушать тебя как специалиста по "Айдару". Знаем мы про твою вендетту. И товарищ полковник в курсе. Всё же сколько ты их там, десятка два заземлил?
  Алексей развёл руками, но промолчал. Понимайте, мол, как больше нравится. Дело щекотливое. Да и не снайпер он, чтобы зарубки на прикладе делать или дневник учёта убитых вести. Главное, чтобы не ушли те двое, что ещё за отца кару не понесли. Нет, уже трое - ещё один теперь за Ирку должен ответить.
  Ирине за крайние дни становилось не то что хуже - но как-то не становилось лучше. Врачи не говорили ничего определённого, но и от оптимистичных прогнозов уворачивались. "Надо наблюдать", - вот и весь ответ. Физическое состояние, мол, подтянули, спасибо лекарствам и витаминам... Это Мишка с Лысого вытряс - тот даже посылал своих бандитов на укровскую сторону по своим каналам, чтобы те там добыли всё необходимое.
  Сильна всё же организация у бандюков - босс на подвале сидит, а мафией своей по-прежнему управляет!
  В общем, нужно время - вот к чему сводили разговоры врачи. Да и было тех разговоров... Два всего - не мог себе позволить Алексей каждый день из располаги выходить. И то хорошо, что ОРБ напрямую на линии не сидел, как бригадные батальоны, - там и офицеры по неделям не могли расположение покинуть, пока по ротации не сменятся. Служба есть служба - то дежурство, то дела незавершённые, то за личным составом пригляд нужен. Да два раза на передок ездил - рекогносцировка да личный состав формируемых групп обмять, пусть и без выхода пока на ту сторону...
  - Мы все в курсе, что ты - автор нескольких красивых рейдов за "ноль", - продолжил Тарас. - И хотим попросить тебя о выполнении одной действительно важной миссии. Как раз против "Айдара"...
  - Кхм, - как-то даже выразительно откашлялся Перс. - Я по-прежнему полагаю, что капитана Кравченко надо усилить как минимум ещё одной группой, а также теми средствами, о которых говорил мой начальник штаба.
  Тарас поморщился. Впрочем, не слишком выразительно:
  - Это понятно, вы специалисты, вам и решать. Думаю, штаб корпуса готов будет максимально пойти навстречу, так, Ашот Генрихович?
  Саркисов кивнул солидно:
  - Главное - быстрота. Поэтому так важен командир с опытом. А усилить его - чем сможем...
  Алексей был в затруднении. Разговор шёл так, будто его тут и не было. Его уже отправили на ту сторону и теперь без него решали, что ему на этот выход придать. А он не знает главного - цели выхода! Они знают, а он - нет! Поэтому очень захотелось сказать всем этим начальствующим дядькам Стоп и задать вопрос: что, собственно, случилось?
  Но прояснилось это через несколько минут. Как рассказал Тарас, со вчерашнего дня в республике гостят делегации писателей из России и ДНР. Уровень - весьма высокий: первый секретарь и просто секретарь Союза писателей России, председатель Союза писателей ДНР, десяток "простых" писателей. В Луганске их принимал тот самый глава местного писательского союза Глеб Добров.
  Программа мероприятий утверждалась на уровне советника главы республики по внутренним делам. То есть, по сути, самого Главы. Были делегации и у председателя правительства ЛНР. То есть всё официально, всё на уровне. Сам понимаешь, Лёша, как нужно признание нашей молодой республике.
  Да, общение с прессой действует даже на таких как Тарас! Пафосно заговорил...
  Вечером была общая встреча, банкет, продолжил тот свой рассказ.
  Точно, Мишка что-то такое говорил по телефону, он туда ходил!
  А наутро как-то так вышло, что двоих из гостей повезли на линию соприкосновения. Показать разрушения Первомайска и как туда доходит гуманитарная помощь. Как раз вчера же очередной конвой из России пришёл, прикатил 700 тонн гуманитарки и подарки детям к Рождеству.
  И кто повёз! - местный спецкор здешнего информационного агентства с корреспондентом Российского информационного агентства. Ансамбля, определил Тарас. Оба, бля! Это от главного редактора Луганскинформбюро стало известно, у которого этот его местный репортёр, Александр Корзун, отпрашивался. Причём сослался на необходимость отвезти этого самого корреспондента РИА. Подрабатывал на сопровождении внешних журналистов этот наш Корзун-то.
  Вот там, видно, на банкете, журналисты и с писателями договорились. Одна же шатия-братия, шпана писучая!
  Естественно, в известность о своих планах эта "творческая бригада" шальная никого не поставила - имеется в виду, соответствующие органы в штабе корпуса и МГБ. Договорились только с казачками Сонного, которые на том участке линию держат. Те их, во всяком случае, сопровождали.
  И всё бы, может, нормально было... Конечно, журналюги тут бегают, как попало и с кем попало, надо бы с ними порядок жёстко навести, - но до сих пор Бог миловал. А тут как раз с утра укры отчего-то встрепенулись. После ночного отлупа, видно. Обстреляли 31-й блок-пост и посёлок Донецкий, а затем атаковали. Довольно бойко: силами до роты на каждый пункт с усилением аж в 5 танков и 7 бронемашин. Атака странная - у нас только на 31-м блок-посту 9 танков оборону держат. Значит, устроили просто разведку боем. В данном пункте.
  Саркисов уточнил, что днём укропы из "Айдара" и "Торнадо" пытались форсировать Северской Донец через мост у Станицы. Пока что части 2-й бригады там отбиваются. Активизировались боевые действия вокруг 29-го, 31-го и 37-го блок-постов, обстрелы по всей линии соприкосновения: бьют по Вергунке, Сокольникам, Пришибу, Смелому, базе "Десюлия".
  И вот где-то в это время в лесопосадках у Первомайска пропала та самая группа писателей и журналистов! Сопровождавших их казачков расстреляли прямо в машине. Один успел вывалиться и затихарился где-то неподалёку, раненный. Он и доложил о происшествии, когда до своих добрался.
  - Разрешите уточнить, - вклинился в паузу Кравченко. - А откуда взялось, что диверсанты именно из "Айдара"? В тех местах-то кто только не топчется.
  - Из показаний уцелевшего казака. Как он это определил, непонятно. Но косвенно его слова подтверждаются средствами объективного контроля.
  В ответ на дёрнувшиеся брови Алексея Тарас пояснил:
  - Ну... Есть аппаратурка. "Военторг" поставил. Для РЭБ. Я тут не спец, но, в общем, позволяет отслеживать активность по диапазонам, определять сигнатуры, локализацию. Дальше там как-то по телефонам прослеживание идёт, я в этом не секу. Короче, в этом электронщики разбираются, мы их уже засадили за анализ. Несколько радиообменов удалось засечь и дешифровать... Те не таились особо, и аппаратурка у них не самая передовая. Так что доклад диверсантов мы засекли, а потом по усилившемуся радиообмену локализовали получателей. В Трёхизбенке и Счастье. Сам знаешь, чьи это пункты дислокации.
  По обстоятельствам судя, - добавил гэбэшник, - нацики прекрасно знали, кого ждут, и спланировали операцию хоть и без фантазии, но результативно.
  Да уж, результаты вполне ясные, резюмировал Тарас. Ежели журналистов с писателями быстро не найти и не отбить, то сегодня, край - завтра "айдаровцы" передадут их в Киев. Для полного раздробления в укропской пропагандистской машине. Корреспондент РИА аккредитован только у Володи Новоземельцева, в пресс-службе республики. Значит, с точки зрения официального Киева, - вообще не аккредитован. То есть, незаконное пребывание на территории Украины пришьют только в путь. Местному журналисту - если только почки отобьют, обмен могут устроить.
  Корзун - тот ещё жук, он ещё на какой-то российский "Ньюс" работает. Тоже антизаконная информационная деятельность. С писателями - вообще простор необычайный! Нет за ними такой конторы, как РИА. И литераторы пить крепки, а на излом слабы. После парочки болезненных воздействий вполне могут признать и подписать что угодно. Хоть шпионаж в пользу России! Особенно если укры изобразят, что взяли их на подконтрольной территории. Вот радости-то у всех будет...
  Попали, в общем, журналисты, как кур в ощип. И вытаскивать их надо, пока шум не поднялся. То есть - быстро и надёжно. Пока "айдарики" с Киевом договариваться будут о сумме вознаграждения...
  Но и лезть за ними - всё равно, что голому на пасеку мёд воровать. Вот и посоветуй, авторитетный капитан Кравченко, как лучше организовать такое дело. Тебе ведь исполнить прикажем...
  
  * * *
  
  Хрена себе цветочки! Какими же будут ягодки?
  А время-то, время!
  Уже полдень на дворе! Через четыре часа станет темнеть! А в темноте - какие поиски людей? В темноте хорошо растяжки ставить. Да и то нехорошо: имеется ненулевой риск самому на такой же вражеский подарок нарваться. Причём как раз там, куда ты намерен войти: на ночь укропы окружают свои блиндажи, блок-посты и вообще места ночлега сплошными минными заграждениями из ПМНок и ПФМок. И теми же растяжками. А наутро снимают.
  Встречались уже с этой их манерой. И потом испытывали злобу по отношению к украм и грусть по погибшим товарищам. Как вон по Сухому с Волком - в октябре пошли с казаками в поиск на Крымское мимо укроповских ОП, да там на фугасе и подорвались...
  Да, несмотря на хитрые "военторговские" штучки, исходной информации не хватало. Куда отправили журналистов, неизвестно. Прячут ли их где в расположении или на подвал кинули где-нибудь, - тоже. Одна сплошная неизвестность. Кроме примерного исполнителя - карателей из "Айдара". А те такую ценную добычу будут держать только при себе. Но опять же - где именно? В пионерлагере? В Половинкино, где они вообще пленных держат? В Счастье, на станции? На техцентре? А ну как в Север увезут? Или в Лисичанск? Или в Краматорск?
  Нет, вряд ли. Прав Тарас - такую ценную добычу ушлёпки из "Айдара" будут при себе держать. Значит, что остаётся делать? Подбираться поближе к их кублу и действовать по обстановке. Пленного взять у них и вдумчиво опросить. Из штабных, конечно, что взять с простого боевика?
  А штабного прихватить - та ещё работёнка.
  Подберемся мы к "кровничкам". А то зажились, приборзели немножко. Решили, что могут "ответки" ему, Алексею Кравченко, выстраивать. Ну так будет вам "ответка" на "ответку"...
  Словом, в отсутствие внятной информации действовать надо сперва по стандарту, затем - по обстановке. То есть зайти - а там видно будет, спланируем по месту. А для стандартного выхода понятно, что нужно.
  Алексей начал говорить собранно и напористо.
  Под такое дело, да от такого начальства сразу же затребовал прикомандировать к себе ещё две тройки из своих бывших бойцов - пока прикомандируем, а там и не отдадим. Одну бэху пусть выделят, опричь батальонных. Миномёты, как обычно, - само собой, "Подносы", 2Б11 или сразу "Сани". Туда же "Васильки". С невинным видом всунул в заявку, которую тут же формировал Куга, и 2Б25. Хрен его знает, конечно, завозил ли их сюда "военторг", но чем чёрт не шутит. Дело-то политическое! Под такое могут не то что бесшумный миномёт, но и "Тюльпан" дать и не поморщиться. Ежели они у луганской армии вообще есть, - до рядового капитана такую информацию, естественно, не доводили.
  Саркисов уже и при упоминании 2Б25 как-то хитро поморщился и пробормотал нечто вроде "губа не дура". На что Алексей сразу же наступил пяткой себе на язык. Он-то думал, что эти двое из штаба - замполитского пошиба офицеры, и при всём уважении к тому же Тарасу можно было бы навесить им совсем уж готическую заявку на вооружение. Развести их на дополнительные ресурсы. Заодно и для батальона расстараться. То-то вон Перс не шевелится и делает каменное лицо - понял замысел своего зама.
  Но уж полдюжины "Валов" выделит штаб на такую задачу? И радиостанции, от прослушки защищённые? Это ж - по минимуму!
  Когда же дошло до желательности артподдержки, Саркисов не выдержал:
  - Ты что же, капитан, войсковую операцию задумал? Твоя же работа - в тыл противника просочиться. Это же скрытно делается, а ты что предлагаешь? Сбоем прорываться? Танчиков тебе не подбросить?
  Алексей выпрямился на стуле:
  - Никак нет! Запрашиваемые средства только для входа, а главное - для выхода. Ведь, как я понимаю, заходить придётся прямо сейчас, днём?
  Саркисов кивнул:
  - Чем скорее, тем лучше...
  - Значит, по светлоте, - заключил Кравченко. - Всё видно. Значит, надо огнём отвлечь противника. Пока он огнём отсекается в своих укрытиях от переходящей ЛБС группы, можно просочиться. Есть такой опыт. И выходить скрытно, можно сразу сказать, не получится - с гражданскими-то на плечах! Поэтому и нужно, чтобы арта поработала. На прикрытие. В том числе дымзавесой. А ещё нужны средства РЭБ. Желательно укропам связь погасить. И приборы. То есть - не желательно, а необходимо. Нужен хотя бы "Мандат".
  - Да, губа у тебя не дура, капитан, - теперь уже явственно усмехнулся полковник. Но особого раздражения в тоне его не чувствовалось.
  Вмешался Перс:
  - Так или иначе, пусть не войсковая операция, но что-то похожее должно быть предусмотрено, хоть бы и в резервном варианте. Буран - не новобранец в разведке. Если даже он сомневается, что удастся пройти скрытно, то прикрытие надо обеспечить...
  Саркисов потёр лоб кончиками пальцев:
  - Что ж, это всё разумно, хотя... Сами понимаете, мы не всесильны и не бездонны. Силы и средства сможем выделять по возможности. Но нужен план операции. Сколько вам нужно времени, чтобы составить его?
  Куга переглянулся с комбатом, с Алексеем, потом сказал решительно:
  - Полчаса...
  
  * * *
  
  - Игорь, слушай, - обратился к начштаба Алексей, дотоле ограничивавшийся лишь скупыми репликами при планировании операции и то в ответ на вопросы Куги. Потому что ему в голову пришла мысль и всё больше там прихорашивалась, стараясь понравиться. Хотя в корне противоречила всему, ради чего Буран выдавливал из корпуса так много средств усиления. - Я обещал командиру не лезть в твои дела...
  Куга зримо напрягся.
  - ...и абсолютно буду держаться этого слова. Ну, ты сам видишь. Молчу и не встреваю. Повода не даешь, - подпустил он чуток лести. - Всё здорово спланировал. Но у меня есть одно предложение... Родилось только что. Выслушаешь?
  Куга пожал плечами. Они почти стали друзьями - насколько можно об этом говорить за неделю общения на службе. Единомышленниками? Приятелями? Словом, такими, которые завтра вместе при необходимости выйдут под пули доверят друг другу жизнь. Нормальный дядька начштаба ОРБ Игорь Кудасов! Недели хватило, чтобы понять: с таким в разведку - можно. И кому как не разведчикам судить об этом.
  Одна занозинка в их отношениях всё же была - те самые слова-предупреждение Перса, чтобы Буран не смел встревать и конкурировать с начальником штаба в деле планирования операций. Куга наверняка об этом предупреждении знал, но ничем до сих пор этого знания не выдавал.
  Алексей со своей стороны тоже старательно избегал темы. Тем более что за эти дни ничего и не планировалось такого, что впрямую затрагивало бы Бурана. А что планировалось - в том его мнения и не спрашивали. Возможно, пока. Но тем не менее.
  И вот теперь та самая, сначала совершенно неожиданная, а теперь уже вольготно расположившаяся в голове мысль заставила Алексея решиться отойти от гласно-негласных договорённостей.
  Сам по себе план Куги был вполне хорош. Особенно в условиях крайнего недостатка информации и времени. И даже чуть-чуть нестандартен. Видно, что Игорь тщательно работает с разведданными, владеет обстановкой у противника и материалом здесь. И умело расставляет цели и силы.
  Сначала, по его плану, намечалась демонстрация просачивания разведгрупп сразу в четырёх местах. Везде - "по твоей, Буран, методике" (польстил?): то есть с предварительным обстрелом из миномётов, загоняющим противника в укрытия. Затем назначено подержать укропов некоторое время под гранатомётами и стрелковым огнём, варьируя позиции. "Вреда большого не нанесём, конечно, но пусть понервничают". Поэтому на линии активно обустраиваемой обороны укропов Старый Айдар - Передельское - Геевка - Горшовка - Райгородка будет именно и только демонстрация: "Линия сплошная, обросли бункерами, падлы, поэтому наваливаться ребята будут в основном трескотнёй с места и работой снайперов, а потом отойдут, и пусть героические укры радуются, что отогнали их ответным огнём".
  А вот между опорными пунктами где-то в другом месте просочиться можно: "По балочкам и зелёнке, да в "кикиморах" (кстати, вот чего ты не попросил их у начальства вместе с накидочками изолирующими? - ну да ничего, я их сам в список включил)...".
  Группе Алексея предстояло перебраться на "минус" в десятке километров восточнее - в зелёнке в районе платформы Огородной. Кислый вариант, конечно, по согласному мнению обоих, но по знакомому маршруту в районе Старого Айдара теперь ловить вовсе нечего. Там отвлекающий бенц будет.
  С другой стороны, "возле Огородной и зелёнка напротив, и дачки пустые, и схорониться есть где, и переправа неширокая". "Выступление сразу по темноте, точка сбора - вот здесь, хорошая, прикрытая хоть и зимним, но всё же лесом. Правда, в лесу растяжки наверняка, да железная дорога там рядом, зажать могут качественно, но ты сам не юный пионер, на месте посмотришь. Местность сложная, скрадываться придётся предельно качественно. Сумеешь. До пионерлагеря этого только доберись, а там скумекаешь". "Частоты для связи вот, частоты и сигналы для связи с артиллеристами согласуем, когда они подойдут". "Основные трудности те же: переправа через реку и железная дорога. Значит, лодку резиновую и жёлтые повязки нарукавные в комплект, чтобы если гражданский кто увидит, за укропов принял".
  Это было всё, что можно было выжать за такое время из имеющейся обстановки и условий. Куга-Кудасов действительно молодец, но, боже, как всё зыбко!
  Именно при этой мысли та самая идея буквально ворвалась в голову Алексея. И заставила его рискнуть вызвать ревнивую отповедь со стороны начштаба по поводу нарушения уже согласованных границ компетенций.
  Однако мысль того стоила.
  - Вот что мне, Игорь, подумалось, - продолжил он. - Как бы в дополнение к этому плану. Тут всё верно для обычной ДРГ - никто бы лучше и не придумал. Но смотри: реально всю эту арту и технику нам быстро не подтянуть. Это тебе не группу собрать. То есть время уходит - раз. Дальше: у нас, вишь, задача больше для спецназа - найти и освободить заложников. Тут надо не арту срисовать или снайпера упокоить, а в самом логове злодеев найти пленных и освободить без шума-гама. Значит, тишина нужна. То есть так зайти, чтобы они даже не заподозрили, что у них кто-то шарится по тылам. А тут день, светло. Насторожатся, когда их начнут атаковать. Увезут пленных куда подальше от фронта, в Северск, например. Придётся, блин, тогда штурм дворца Амина изобразить. А мы ведь ни разу не "Альфа"...
  Куга поморщился:
  - Может, они уже в Половинкино сидят, заложники. Пленный нужен, который знает. Не Мыкола с блок-поста, а какой-нибудь их сотник-живоглотник. А где его взять? Только по месту. Ну, то есть, тем же макаром заходить и там уже офицера какого скрасть и спросить...
  - Не совсем, - помотал головой Кравченко. - Есть у меня одна идейка, как туда тихо зайти и под прикрытием всё на месте разузнать...
  
  Глава 6
  
  Лысый выглядел угнетённо. Алексей вполне это понимал. Посиди на подвале у гэбэшников, походи каждый день на допросы, потрясись под прессом психологического давления! Тем более, когда сам понимаешь, что тебе вовсе не угрожают. А всего лишь описывают перспективу. Да ты и сам явственно осознаёшь, что тебя ждёт, когда в военное время не уголовку какую-нибудь шьют, а предъявляют покушение на убийство действующего офицера, работу на врага и измену родине.
  А особенно, когда ты оказался в перекрестье разных воль и интересов...
  Мишка, которого после утверждения нового плана Кравченко снова призвали его курировать, об этом Алексею кратко, но ёмко рассказал.
  Во-первых, комендатура записала себе раскрытие и задержание главарей раведывательно-диверсионной сети Украины в ЛНР. Благодаря этому она не только замела веником под диван свой прокол с тем, что не разглядела крота в своих рядах, но и весьма подняла свой авторитет. И приобрела важные очки в своём вообще-то бесперспективном, но таком захватывающем в нынешней конкретной политической ситуации соревновании с МВД.
  Во-вторых, свой профит закассировало и министерство госбезопасности. Ибо те же шпионы-диверсанты сидели на его подвале и давали крайне интересные показания. Так что буквально за неделю контрразведка ЛНР довольно густо наполнила свою сеть ценным уловом. Большая часть его, впрочем, о своём новом статусе и не подозревает, потому что осталась на свободе, чтобы работать под контролем. В руководстве МГБ люди профессиональные, да и советники его далеко не с пальмы спустились... С их-то опытом работы в Чечне вербовочные заходы в непуганом нацистском планктоне ограничиваются лишь брезгливостью профессионалов.
  Но профессионалы обычно хорошо преодолевают чувство брезгливости...
  В этом смысле Михаил был не вполне откровенен, когда говорил своему другу, что подсаженных на крючок рыбёшек у МГБ в "Айдаре" не было. Ну, то есть, прямо висящих на кукане действительно не было. Но как минимум три удочки уверенно в руках держатся. Не считая Мирона, которого, к сожалению, попалили от восторга и торопливости в той операции, когда выманивали на него укропских кураторов.
  В-третьих же и главных, этот успех был весьма изящно подан в засекреченных рапортах и докладных - а также в Мишкиных "вонючках". Это помогло существенно нарастить реноме МГБ - как в глазах Главы, который, по некоторым данным, тихонько разворачивал прокуратуру в свою личную спецслужбу, так и, прежде всего, в глазах ЦК. Точнее, того сектора, что курировал дела Донбасса, - для более высоких кругов это всё-таки была мелочь.
  Но поднять свой рейтинг хотя бы и на этих уровнях - означало получить довольно зримые преимущества в условиях очень калейдоскопичной политической борьбы в республике. Москва есть Москва.
  То, что калейдоскоп этот менял свои рисунки в подковёрной темноте, то есть для обычного глаза всё равно невидимо, не делало его вращения менее увлекательными для участников процесса. Потому как те, кто в нём участвовал, в этой темноте видели лучше кошек. И предельно точно вымеряли, насколько близко чьи-то когти подобрались, скажем, к министру образования, и вполне уверенно определяли, чьи это когти. Рассчитывали, захочет ли наступить на эту растопыренную лапу ногою Глава. Или побережёт ресурсы на тот случай, если чьи-то клыки нарисуются в непосредственной близости к горлу, например, министра здравоохранения. Или, что гораздо слаще, к министру топлива и энергетики...
  В данный момент, впрочем, о подобных перспективах речь не шла. В данный момент клыки госбезопасности медленно и сладострастно погружались в плоть не столько уже украинской агентуры (это само собой), сколько местного бизнеса. Ходы к которому информация от взнузданной опытной рукой агентуры открыла самые что ни на есть прямые. Ибо какая служба безопасности не мечтает контролировать бизнес? Даже не столько ради дани, сколько ради самого по себе наращения размеров этих вот клыков. Ведь они тоже усиленно растут как раз тогда, когда вволю питаются деньгами...
  Одним из ключиков к схеме причудливого лабиринта донецко-луганско-украинского бизнеса и оказался невезучий Лысый, столь самонадеянно и безоглядно включившийся в чужую игру. Причём игру, где жизни были даже не ставками, а так - косточками домино...
  И теперь он вынужден был в этой игре постепенно, одного за одним, сдавать прежних партнёров с известными ему их комбинациями.
  Завибрируешь тут...
  Разумеется, посвящённый Мишкой в психологические расклады бандита Алексей не испытывал к тому никакого сочувствия. Наоборот, он с удовольствием и каким-то наслаждением - хотя почему "каким-то"? вполне нормальным, которое появляется, когда есть возможность от души отдуплиться по врагу, - сыграл свою роль в наскоро придуманном спектакле...
  Лысого неурочно вызвали из камеры и повели на очную ставку. Выполняя подзабытые уже было команды - "Руки за спину!", "Лицом к стене, не оборачиваться!", "Проходи вперёд!" - он напряжённо размышлял, с кем его сейчас сведёт жёсткая рука гэбэшников. Кое с кем видеться в настоящих условиях не хотелось бы категорически.
  Нет, Чупрына совершенно не жалел о том, что сдал кое-какие связи и людей. Во-первых, не всех и не главных, а только тех, схемы с которыми чекисты или знали, или же эти схемы было не скрыть. А во-вторых, запеть на вилах у чекистов - не впадлу. Хотя, конечно, при ответе это не проканает, но тут уж как кость легла: умри ты сегодня, а я завтра. Повернуться лицом к стенке или поделиться тем, что знаешь, с чекистами - выбор прост.
  Потому-то Лысый с неприятно подсасывающим напряжением ждал, с кем сведёт его ближайшая судьба. Очень не хотелось бы, чтобы его показали кому-то, с кем он работал. Ему здесь ещё жить - он надеялся на это после всего, чем поделился со следователями. И бизнесом заниматься. Конечно, прежнего доверия поначалу всё равно не будет. Люди видели, как его брали, и все знают, что его кинули на подвал. Потому будут внимательно смотреть и считать, когда он отсюда поднимется, не ссучился ли Лысый на вагонке у чекистов.
  Но и тем не в мазу палить его перед своими. И это уже обозначил сам здешний старший кум. Их интерес, мол, - чтобы всё было под контролем, а для этого им не нужны лишние "бучи и коловращения".
  Не то чтобы Лысый сильно верил чекистам - он вообще никому не верил, - но в данном случае соглашался, что шухер в и без того взбаламученном войной бизнесе им нахрен не нужен. И когда он отсюда поднимется, можно понимать, что хвост за ним чекисты спрячут в их собственных интересах.
  Тем неприятнее была для Виталия Чупрыны встреча за железной дверью допросной.
  Очную ставку ему устроили с тем проклятым военным беспредельщиком, из-за которого он оказался в нынешнем положении...
  А Кравченко развлекался.
  Едва он увидел в допросной Лысого, как кинулся на него буквально с медвежьим рыком. Что-то из кино. Типа: "Попался, падла! Замочу, бля! Ответишь, на...!".
  "На..." - это от Гюрзы в Чечне. Тот как-то пытался в очередной раз воспитать из себя интеллигента, потому присказку свою матерную проглатывал. И получалось чудесно: "Для того, чтобы будущее обеспечивать, на... надо людей воспитывать, на...".
  У Кравченко так не выходило - не выходило столь же естественно, имеется в виду. Но подчас, когда пребывал в соответствующем самонастрое, он эти "на..." вставлял в речь не без определённой красоты.
  Следователь МГБ, которому Митридат расписал выгоды задуманного плана, вполне сочувственно слушал рыки Бурана, делая вид, будто изо всех сил не пускает разъярённого свидетеля к подследственному. Даже прохрипел своим:
  - Да держите его, он бешеный!
  Очень натурально ринулся ему на помощь Митридат. За ним повис на Алексее боец, что привёл Лысого. В общем, в медведя, на котором повисли собаки, Бурану поиграть не удалось - зажали его качественно, как не своего. Понятно, на рефлексах все сработали. Видел он однажды, как гражданский очкастый дядька лет за пятьдесят молодого злодея на болевой взял и на землю уложил. А потом сам удивлялся, как получилось: "Надо же, я уж думал, что армейские навыки давно забыл!". Служил во внутренних войсках, оказывается, ещё тридцать лет назад...
  Впрочем, Алексей всё же не без удовольствия исполнил свою роль. Даже пожалел мимолётно, что не дали ему дотянуться до Лысого. Грех был бы, конечно, но желанный. После того, что тот сделал с Иркой, - вообще убил бы эту тварь! И потому он вполне натурально хрипел, очень натурально вырываясь из рук оттаскивавших его от Лысого сотрудников:
  - Ты, падла, девочку мою убил! Не жить тебе, сучара! Я тебя...! Я лично! Я роту подниму! Всех твоих замочу! И хозяев! Хер кто защитит тебя, обсос долбанный! Я тебе, петух ты конченный, приговор вынес, сука! На высшую меру!
  Нет, испуганным Лысый не выглядел. Достаточно опытный бандос. Много чего повидал. И разборок - тоже.
  Но озадаченным он был, да.
  - Э-э, - морщась, как от боли, обратился он к гэбэшникам. - Чё за тема?
  
  * * *
  
  Тему ему разъяснили скоро. Сразу после того как провели процедуру опознания и сверки показаний и отправили злобно катавшего желваки военного восвояси.
  В разъяснениях в очередной раз фигурировали статьи УК, составы, имена и санкции. Лысый прекрасно отдавал себе отчёт, что именно ему шьют. Ещё более серьёзно было то, что он волей-неволей немало наговорил про свои дела, а главное - про дела своих партнёров. Хитрые подходцы у чекистов, ничего не скажешь!
  Да не очень-то и промолчишь, когда тебе каждую минуту предъявляют новое тянущее на "вышку" обвинение: диверсионную деятельность в интересах СБУ, терроризм - это когда девку скрал, - покушение на убийство опять-таки из террористических побуждений. Уголовное производство по части 3 статьи 258 УК Украины. То есть террористичный акт. Надо ли просвещать о санкциях за такое деяние?
  А Лысый террористом не был. Он был обычным вором, главарём относительно мирной банды, даже не банды, а бизнес-сообщества. Так, с силовой составляющей в виде охраны. С Мироном он связался из-за Мышака, а с тем - ради бабок. Нужен бизнесу на войне крючок в армии! Война - это много бесхозного имущества, оружия и насилия. А следовательно, лёгких бабок. Но только поднять их можно вместе с армией, а не вопреки ей.
  И всё шло хорошо, покуда он, Лысый, не ввязался в эти делишки с Мироном. Которые в итоге привели его как раз к совершенно не нужной ему ссоре с силовиками. И ладно бы - ради политики. Ну, там, был бы он националистом. За едину Вкрайну или как там. Но этническому украинцу Виталию Чупрыне было совершенно наплевать на Украину и её жалкие потуги восстановить территориальную целостность. У него был здесь бизнес, у него был здесь рынок для этого бизнеса, у него были прикормленные менты, у него были связи среди депутатов и власти, и он сам уже подумывал о депутатстве. Ибо бизнес - это деньги. Но власть - это очень большие деньги. Даже большие, чем при войне.
  Только это всё здесь, на месте. А вот придут злые киевляне, да с жадными и тупыми "западэньцями" в качестве ударной силы? И тю-тю! Всё достанется им. Причём буквально: повидал уж Виталий, приезжая по делам на "ту" сторону, как дочиста обирают доблестные украинские вояки всё, до чего могут дотянуться. Вплоть до использованного постельного белья... И это не говоря уже о том, с какой жадностью - и на настоящие активы, промышленные и бизнесовые - накинутся здесь киевские победители из властных структур. А что им, донбасским бизнесменам, останется?
  И ещё, главное: все эти майданы, перевороты, антимайданы и контрперевороты потрясли налаженную жизнь и бизнес. А потому Лысый был скорее противником, нежели сторонником первопричины всех этих пертурбаций - майдана в Киеве, этого тупого бунта нищей гопоты за миллионеров против миллиардеров.
  Сам он был луганским. И ему не улыбалась перспектива того, что сюда придут оголтелые нацбатовцы и по праву силы и национальной идеи начнут тут всё разваливать и устанавливать свои порядки. Отожмут бизнес. Здесь, на Донбассе для них все - москали и ватники, - так что объясниться с ними по-хорошему вряд ли удастся.
  А еще до тех времён дожить надо. Пока что по всему выходило ему, Виталию Чупрыне, лоб зелёнкой намазать. Чтобы пуля инфекцию в мозг не занесла. Либо...
  Вот о "либо" и поговорили. Как позже рассказал Мишка, Лысый понимал свои невесёлые перспективы прекрасно. И жить хотел, что естественно. Причём больше всего его возмущало осознание того, что вот ему лоб зелёной мазать намереваются, а его друзья по бизнесу будут дальше процветать. И банду его подберут под себя. А за него, Виталика, выпьют, разве что, рюмочку и кто-нибудь из воров поопытнее произнесёт наставительно: "Теперь понимаете, ребята, почему воровской закон требует не лезть в политику?"...
  Потому когда Чупрыне даже не предложили - скорее, согласились поторговаться за его жизнь, тот был готов к сотрудничеству в очень широких пределах. Разве что заявления не написал с просьбой принять на работу младшим опером, как довольно хихикал Митридат. Но вербовочные бумаги с обещанием сотрудничать с ГБ подписал без особой дрожи пальцами рук.
  Мишку можно было понять - при всём объёме чисто профессиональной работы, что провели с бандитом опытные сотрудники, окончательный дожим Лысого осуществил именно он. Правда, на базе идеи, поданной Бураном.
  Идея была проста, хоть и рискованна: пробраться в тыл украм по каналам, которые наверняка есть у Лысого, ибо не может их не быть. Мафия, как известно, границ не соблюдает. А уж банда Лысого, завязанная на Беса, который вообще большую часть времени проводил в Севере, - и вовсе все дорожки, можно сказать, протоптала. Осталось только Лысого приопустить, - что и было проделано на подвале ГБ через разыгранную истерику. И перевести его в режим сотрудничества. После чего и воспользоваться его ходами.
  И его деньгами. Виталик Чупрына был не из тех, кто излишне прост. В байку, что он должен дать выход, машину и сопровождающих, чтобы бешеный капитан съездил в Лисик купить своей бабе лекарства, он бы не поверил ни разу. И вполне мог уйти в отказ. Ибо и первокласснику было бы ясно, что обиженный капитан воспользуется его услугами только для того, чтобы устроить неприятности своим врагам в тылу у украинцев. Чем не только попалит проходы Лысого на ту сторону, но и его самого. И тогда ему останется до конца жизни умолять ГБ подержать его на своём подвале, где до него не доберутся рассвирепевшие укропы.
  Нет, Виталику просто предложили подумать, что он хочет предложить за свою жизнь и свободу. То, что он оплатит операцию и все лекарства капитановой подруге, - это само собой! И лично подберёт ему квартиру взамен разрушенной - тоже. Тут, веско заявил ему Мишка, лично он блюдёт не только интересы друга, который пострадал по его, Лысого, вине, но и интересы самого Чупрыны. Мол, ты сам видел, что гневается капитан на тебя. А он такой человек, что в пылу дискуссии иногда бывает не сдержан. И если он тебя убьёт - а он это сделает, если с его женщиной всё пойдёт нехорошо, - то пострадают интересы дела. Мы же с тобой ведь продолжим взаимовыгодное сотрудничество, не так ли?..
  Алексей - были поводы - несколько раз уже подмечал за Митридатом эту особенность: при простецких, даже порой панибратских манерах в нём словно сидел, за этими манерами прячась, некий древний ящер. И в иных ситуациях он не то чтобы показывался... Но будто приоткрывал немигающий змеиный глаз. А при том - улыбка. Только не обычная Мишкина, на которую непременно хотелось улыбнуться в ответ. А такая, будто к глазу ящера добавляются его зубки. И это производило впечатление. Становилось не по себе даже тем, кто был с Митридатом в одном окопе. А уж какой эффект проглянувшие ящеровы зубы должны были произвести на побитого и надломленного Лысого - Алексей мог только представить...
  В итоге Виталик согласился на всё. И на сотрудничество, и на квартиру ("и чтобы не дай боже, сам понимаешь"), и на деньги на лечение пострадавшей. А также на сто тысяч долларов за жизнь и свободу ("и зацени, насколько я добр, - ты ведь своим бандитам столько в месяц платишь", - что было не совсем верно, но в данном случае неважно).
  На этом фоне практически незаметным и проскочило предложение переправить по своим каналам неких ребят от контрабандистов, у которых подлючие майданутые активисты с Киева пережали канал. Ну, типа, общественное расследование, как это товары с Украины попадают к сепарам в обход перекрытых законных путей. И теперь у мужиков остался выкрученным товар на той стороне, а сумму на договориться, сам знаешь, через блок-посты просто так не перевезёшь. А у тебя, Виталя, каналы как раз для перевозки есть, ты же сам про них рассказал. Вот и помоги добрым людям, дай команду своим ребятам. А там можешь намекнуть, чтобы подобрали адвоката и сумму, после передачи которой он тебя отсюда и выведет.
  И все разойдёмся довольными. Ты - на свободе с почти чистой совестью. "Контрабасики" - ну, ты не дурак, сам понимаешь, что мы с ними вместе играем - так прямо не отблагодарят, но дальше относиться будут с симпатией. Может, что и замутишь с ними - с нашим участием, конечно. Капитана, врага твоего, мы предупредим, чтобы тебя не трогал. А ты его ублаговолишь, когда твои ребятишки привезут лучших лекарств с той стороны. Причём совет им добрый поторопиться с этим. Ну, а мы - ты сам большой мальчик, всё сам осознаёшь...
  Нет, в бандиты хлюпиков и неженок не берут. Точнее, они там не выживают. Виталик Чупрына выжил и даже поднялся. И неплохо. Поэтому всё Лысый прекрасно осознавал. Что его вербанули на раз. И что теперь он будет ходить под гэбнёю. Как вон те же "контрабасы" ходят, которых тоже, поди, на чём-то вот так же прихватили и заставили работать теперь в долю ГБ.
  С другой стороны, оно ведь и не так плохо - под ГБ работать. Всё же сила. Да, крыша теперь у него будет красная - но зато с большой буквы. В конце концов, при нынешнем беспределе в этом будет большой плюс. И этот плюс - к свободе. Которую он получит, ежели нормально проведут его ребята этих "контрабасов" гэбэшных. А там, глядишь, и в депутаты с помощью чекистов пройти удастся. Вон они какие - вполне продажные чмыри. Ещё и подняться помогут...
  Не знал Лысый одну из любимых фраз Митридата, которая и была реализована в дело в сговоре с Бураном: "Нужно уметь проигрывать. К этой мысли следует постепенно приучать всех своих противников"...
  И ещё одного он не знал: что "продажность" была заложена в сценарий сыгранного с ним спектакля. И когда адвокат действительно занёс деньги следаку, тот честно сдал их под роспись в соответствующую кассу.
  
  * * *
  
  Прикрутить к операции контрабандистов предложил именно Мишка, когда его быстро вызвонили и приказали явиться в небольшое здание на Карла Маркса, где был организован штаб операции и где стояла та самая "военторговская" аппаратурка.
  Дело в том, что лидер контрабандистов Сто первый, в гражданской жизни Артём Марташов, был приятелем Митридата. Причём - это соображение Алексей не выказывал, но в голове держал, - похоже, по линии ЦК, а не ГБ. И был этот Сто первый личностью в некоторых кругах известной, даже легендарной. Алексей тоже про него слышал - как, наверное, и каждый, кто заходил в республику через Изварино.
  Там Сто первый начинал - в первые же дни после начала "Русской весны". Под его началом поставили блокпост на входе. Вскоре наладили трансграничный обмен. Шла как гуманитарная помощь, так и оружие. Как рассказал Мишка, тот первым через Краснодон, через территорию Российской Федерации, через свои ходы наладил снабжение оружием из Южной Осетии - "для тех ребят, которые воевали". Тут имелся в виду Беглов, который тогда оборонял Славянск. Беглов в благодарность назначил его комендантом Изварино, после чего Сто первый на вполне законных основаниях стал набирать и вооружать своих людей.
  А когда до Изварина летом добрались украинские каратели, он, опять же по словам Митридата - Алексей этого не знал, - "свой дом отдал под огневую точку". В отряде у него было уже больше трёхсот человек.
  Укропы тогда на какое-то время всё же смогли оттеснить их. Заняли погранпереход, отрезали границу, дорогу на Луганск блокировали полностью. Но ребята Марташова через границу ходили уже два десятилетия, с самой незалежности, и знали каждую складочку на местности. И трафик пошёл, что называется, степями-полями. А реально - через укромные уголки вдоль границы, которых, в конкретных географических условиях Северного - Изварина - Нижней Гарасимовки и российского Донецка, было более чем достаточно для вдумчивой, хотя и ночной работы. Добровольцев тоже тайно от властей переправляли.
  В общем, когда у ребят Сто первого появились даже миномёты, укропам у Изварино резко поплохело. А там и общая обстановка поменялась, киевскую группировку у Изварино, из 72-й, 24-й мехбригад и 79-й аэромобильной бригады состоявшую, окружили и стали интенсивно множить на ноль.
  Так парни Сто первого выстояли, а сам он был назначен начальником военной полиции Краснодона и Краснодонского района. Это было понятно: к тому времени под ним ходило уже полторы тысячи бойцов.
  Правда, в октябре его сняли, но, как сказал Мишка, "не по злобе", а из высших соображений: "Он ведь у них как папа, у контрабандистов, сам понимаешь. А тут всё-таки государственный пост".
  "Под руководством Сто первого мясо по ночам везут с Украины, - поделился Митридат оперативными данными. - Договариваются с военными: "Мужики, вы стрелять не будете?" Те: "Нет". Приходит паром, мясо везут, сигареты, всё такое. ВСУшники и комендачи тоже договариваются между собой - жрать-то надо...".
  В какой-то мере контрабандисты оказались нужны и выгодны всем - и гражданам по обе стороны линии соприкосновения, и военным, и даже более высоким представителям конфликтующих сторон. Ну и самим себе, разумеется. И даже нацики из нацбатов имели с этого свой гешефт.
  Разве что всякая упоротая шелупонь из Киева время от времени вскидывалась, кричала о недопустимости подкармливания "сепаратистов" и наезжала всякими волонтёрскими и журналистскими группами на переправы через Северской Донец и на КПП у Станицы или шахты "Родина". Иной раз подбирались к месту действия, показывали потом по телевизору, как из грузовика вытаскивают мясо и лодками и плотами переправляют его на противоположный берег. А потом эти активисты тупые ещё и жаловались, что "куда ни обращались - реакции никакой". Ещё бы! - тут у всех глухой договорняк, в котором вы ни хрена не понимаете. А ваши киевские расклады тут всем по фигу. Дураку понятно, что и ваши наезды - тоже договорняк, только киевский. Так на фига нам ради ваших киевских тараканов налаженный бизнес рушить?
  Определенная польза тоже есть - чем больше наездов и жёстче запреты, тем дороже обходы и привлекательнее бизнес. Но вламываться в него с дубинкой - это уже перебор. Потому слишком борзые "разбиральщики" иной раз внезапно попадали под огонь - как всегда, "сепаратистов".
  А ещё, поскольку Сто первый был "наш", как сформулировал Митридат, то "трансграничники" - так, по его словам, они себя называли - благосклонно отзывались на отдельные деликатные просьбы молодой республики. В особенности, когда со взаимным интересом. А кто обеспечивал эту взаимность со стороны ЛНР?
  Вот именно!
  Мишка и предложил использовать возможности - а главное, лояльность - контрабандистов в операции в укропском тылу. Во-первых, оперативно помочь техникой и информацией. Во-вторых, они помогут обеспечить отход. Вместе с мясом, на паромах этих самопальных, возле Станицы.
  "Ну, а как иначе писателей этих вывозить? - спросил он риторически. - Через шахту "Родина" переться - та ещё лотерея: вдруг всё же досмотрят, несмотря на "грев". Бывают срывы у укропов, они же там к концу смены все наполовину бухие стоят. Через промзону и лесопосадки -можно, наверное. Но там ведь секреты расположение своё каждый день меняют. Не укропы подстрелят, так свои казачки могут. Они теперь злые, недавно вон в такси стреляли, что с той стороны по лесопосадке пёрлось. А оно надо? А так среди мяса писак спрячете - и ладушки! Хрен кто догадается! Разве что намокнут немного".
  Мишка предложил схему связи через Настю. Укропы мобилы слушают, значит, надо всего лишь изобразить общение семейной пары, где муж поехал затариться на подконтрольные украм территории. Соответственно, её вопросы-указания, типа: "Фёдоровна, соседка матери, говорила, что в Новоайдаре цены кусаются, лучше в Старобельске на рынок загляни", - означало, что следы похитителей ведут через первый пункт во второй.
  Следы же отсматривала группа, которой управлял тот, первый гэбэшник, что в штаб к Персу приезжал и остался сопровождать операцию. Это под его командованием была та хитрая отслеживающая аппаратура, о которой говорил Тарас. Наименования которой подполковник Мешков не раскрыл, естественно, но заверил, что всё работает отлично, и уже определённые в местах повышенного радиообмена трубки ведут по IMEI и другим параметрам.
  - По этим данным, - уже перед самым отъездом инструктировал Алексея гэбэшник, - после захвата необычная активность электронного обмена возникла возле Тошковки. Потом в Трёхизбенке. Так что, судя по всему, их повезли через Тошковку в Трёхизбенку. Там база у них, сам знаешь. Оттуда пошли по двум направлениям. Одни поехали в Счастье, а другие дёрнулись почему-то в Северодонецк, но город проехали, углубились в лесной массив в направлении Боровеньки. Предположительно, то есть скорее всего, Щедрищево. Что там, мы не знаем. Точнее, до войны был элитный дачный посёлок. Может быть, размещается командование. Или тюрьма для таких вот важных пленников, не то, что подвалы в Половинкино. Это, кстати, будет наша просьба вам, ребята, - разведать, что там и кто.
  В Половинкино он посоветовал не лезть. "Да, операцию тогда надо будет признать провальной, - тяжело вздохнул Мешков. - Но там у них штаб, всё сильно очень укреплено. Попалитесь вы там только, а дела не сделаете. Целая операция нужна, да это не один день нужен на планирование и подготовку...".
  В Половинкино пленных, похоже, не повезли. Не та активность в диапазонах. А вот куда всё же отправили, было неясно. Сами пленники на связь с момента захвата, естественно, не выходили, так что мобилы их по сигнатурам было не вычислить. А из укропских подозреваемых одни переместились из Счастья в Станицу. А вот другие как раз отправились не в Старобельск, рядом с которым штаб "Айдара", а в Новоайдар. Как и куда они поедут - и поедут ли - оттуда, пока вопрос. Но для дальнейшей передачи информации - товарищ Савина, как и предложил старший лейтенант Коренев.
  Настя?
  Старший лейтенант Коренев выглядел серьёзно и по-боевому жёстко.
  - Значит, так, ребятки, - сказал Митридат сухо. - Ваши тёрки на данный момент - наплевать и забыть. Потом разберётесь между собой. Сейчас вы - любящие супруги. Садитесь и воркуйте, как зашифруете сообщения. Где у вас рынок, где магазин, как будете обозначать команду на отход и так далее. Настя мне потом доложит. И побыстрее - время цигель ай-лю-лю!
  И улыбнулся. Не по-мишкински, но и не по-ящерски. По-новому. С теплом, что ли...
  Настя была отстраненна и деловита. На работе самостоятельный котёнок, понятное дело. Достала новые чистые симки, разделила на него с ребятами, на себя с Мишкой и на командира с Кугой. Но это - на крайняк, как решили. Основной трёп - только между ними.
  Телефоны тоже, кстати, новые привезла. Нулёвые.
  И ни словом, ни взглядом не дала понять, будто помнит, что между ними что-то есть. Впрочем, и без того всё должно быть так и не иначе. Все друг другу понаприказывали всякой ограничивающей дряни, колючей проволокой друг от друга отгородились, ощетинились. А то, что так сильно, до дрожи в руках, хочется её прижать к себе... Потому что как ни отгоняй от себя мысль о возможном крайнем случае - или тут уж точно последнем? - всё же в глубокий тыл к врагу идём...
  Да хоть отгоняй, хоть нет - перед каждым боем она фоном всё равно в голову садится, эта мысль... И хочется ей вопреки прижать к себе это ставшее родным тельце, растеплить душу в нём своей нежностью, перетащить частичку её к себе, уложить в сердце к самому дорогому... - чтобы там тепло было при воспоминании о том, что здесь осталось...
  Но... нельзя и этого. Какое право он имеет снова будоражить этой девчонке душу, отщипывать от неё кусок для собственного обогрева? И если мыслишка эта, фоновая, тыловая, вдруг явью станет, - кто он такой и какое право имеет понуждать её к горю и страданию по нему? И так есть кому страдать, в случае чего, зачем ещё этого дорогого котёнка в это втягивать?
  И он тоже был сух и деловит. Только в качестве пароля на "норм" предложил: "Давай, целую". И при штатном возвращении: "Ну, всё, крупой затарился. Готовь нашу постель". Ну, вот захотелось немножко схулиганничать. Что, разве не естественный разговор для супругов?
  Настя посмотрела на него внимательно, отвела глаза, наклонила голову, почесала бровь алой виноградинкой ноготка. Потом глянула из-под бровей - показалось, что хмуро, даже зло - и произнесла медленно:
   - Чтобы только это я от тебя и услышала, понял? И никак иначе...
  "А постель?" - хотел схохмить он. И вдруг понял...
  
  Глава 7
  
  Куда их везли, было не видно. Конвоиры не снисходили до объяснений. Но по всему выходило, что путь получался каким-то мудрёным. Сначала поехали в одну сторону, затем явно развернулись. Петляли, подпрыгивая на дороге, потом остановились.
  Сергей Зайцев, писатель, что помоложе, попросился дать оправиться - а заодно пусть и руки перевяжут, а то отсохнут к чертям. Конвоиры поглумились некоторое время, похохатывая над собственными же плоскими шутками на тему, что сделают с "поганым москалём", ежели тот забрызгает им машину. Но потом несколько образумились, позволили удовлетворить естественные надобности, и даже сняли на время эти пластиковые держатели. Срезали, точнее говоря. Позволили размять руки, потом дали каждому по рёбрам - не очень сильно - и снова загнали в будку на колёсах.
  Рук уже не связывали. Зато завязали глаза и строго предупредили насчёт того, чтобы не вздумали снять повязки.
  Потом куда-то поехали, куда-то приехали. Куда-то повели.
  Вокруг чувствовалось оживление. Судя по гнилостному запаху давно не стиранной одежды, они находились в окружении солдат из ВСУ.
  - Пленные, что ли? - обратился кто-то к их конвоирами.
  - Больше! Четвёртую власть привезли! Журналистов!
  - О! Это хорошо! Ох, и люблю же я пластать этих писак! Нагаечкой! Одно загляденье!
  Говорят по-русски, хотя у второго явное украинское произношение. Не мягкое донбасское "гэканье", а такое глубинное, настоящее. Это что же, даже в карательных войсках на Донбассе русский язык у них является нормативным? Слыхал про это, а тут вот факт увидел. Интересный фактик, надо будет использовать где-нибудь в репортаже.
  Ага! Если он будет, репортаж тот. Пока что всё идёт плохо, ввинчиваясь в какую-то всё более глубокую спираль.
  Ещё чей-то деловитый голос:
  - Сепарские журналюги?
  - Бери выше - россиянские!
  - Ага-а! Дай-как я хоть одного прирежу!
  - Но-но, борзой слишком! Ценная добыча, до штаба ведём...
  Что характерно, диалоги по-прежнему велись исключительно на русском языке...
  Завели в какой-то дом, развели по разным комнатам, снова связали руки. Начали допрашивать уже всерьёз: "Кто такие?.. Кто послал?.. Зачем?.. Какое задание?.."
  Били не сильно, но унизительно. Пощёчины отвешивали. Один "следователь" отчего-то щипаться начал, кожу выворачивать. Сильно, подлец, крутил, тут уж было больно по-настоящему!
  Никакие ответы во внимание не принимались: каратели твердили только одно и то же: "Никакой ты не журналист! У тебя поддельные документы. Ты - вражеский шпион". Ну, агент "Путина-Суркова" - это уж так, дежурно...
  Видя, что Александр стоит на своём (а ещё бы - иное поведение грозило крупными неприятностями, вплоть до смерти, а смерть, как говорится, - достаточно крупная неприятность), главный из допрашивающих начал психовать. Велел найти швабру, долго тряс ею перед носом задержанного, грозился вогнать её в зад по самое горло. Потом придумал идею получше, стал стращать казнью на колу: "Тут у нас фронт, законы тут свои. Мы тут пару сепаров недавно на палю подсадили - ох, как они извивались! Долго умирали...".
  Потом и вправду распорядился заготовить кол, с наслаждением продемонстрировал его Александру.
  В иной ситуации посмеялся бы, пожав плечами: обычной палкой с заострённым концом угрожают. Но сейчас было не очень смешно. Совсем не смешно было, если признаться. Как-то вот верилось, что укроп может реально воткнуть её в человека.
  В каком-то фильме Александр видел, как казнили на колу. Действительно, сидит человек анусом на острие, сползает потихоньку вниз, пропарывая себе внутренности, - а под ним пируют, смеются и поднимают бокалы его враги. Да уж, обидно так помирать. Унизительно...
  Потом "следователь" куда-то вышел, вернулся злой. Сильно, жестоко пырнул пленного носком берца по рёбрам. Александр слетел в табурета и некоторое время корчился в ногах у мучителей, не умея даже набрать воздуха в лёгкие. Блин, как больно-то! Если рёбра сломал, каюк мне - в условиях фашистского концлагеря с этим не выжить. А понятие фашистского концлагеря и поведение этих уродов вполне совпадали.
  Они и были - чистые эсэсовцы. Даром что по-русски говорили...
  - Получи, гнида кацапская, - зло прохрипел допросчик, - За весь украинский народ получи... И радуйся, пёс, что забирают вас отсюда. Только не сильно радуйся: там вас допросят уже по-настоящему! Молить будете о смерти!
  Честно говоря, Александр про себя уже решил, что и сопротивляться не будет ей, смерти-то. Преданный собственным начальством, оказавшийся в ситуации безвыходной, приуготовляемый своими тюремщиками к чему-то явно позорному, он бы сейчас смерть и предпочёл.
  Что есть смерть? Так, если по совести? Все мы, люди, говорил кто-то, - лишь мыслящая плесень, покрывающая планету. Покрываем её шевелящейся коркой из миллиардов себя, где каждый является не более чем клеткой и где смерть каждой клетки бесконечно важна для неё - и не существенна для этой самой плесени. Этакий получается интеграл, распадающийся на бесконечное множество бесконечно малых проявлений. И хотя для каждой личности она - бесконечно велика, ибо бесконечно окончательна, но сама личность есть ничто на весах Бытия. Личность бесконечна лишь в себе и для себя.
  Следовательно, смерть этого "ничта" на весах Бытия и является ничем. И значит, всё это запутанное уравнение сводится в итоге лишь к одному бесспорному решению: сделай так, чтобы в твоём бесконечно великом Личном ты имел право не стесняться своей смерти.
  Как умер Саша Корзун...
  И потому Молчанов был готов умереть сейчас. Не от слабости и отчаяния. От осознания беспомощности своей перед тем, что задумают сделать с ними нацисты. От невозможности не стать для них куском позорно извивающегося от боли мяса.
  А они именно что-то задумали и хотят изобразить на них и из них что-то очень низкое, но очень полезное для себя, для своей хунты, - в этом Александр был уверен уже на сто процентов. И смерть становилась не проявлением слабости и не жестом отчаяния - а последней возможностью смешать планы врагам, последним средством протеста. И борьбы...
  Однако у поганых укропов были другие планы. Их, журналиста и двух писателей, снова согнали вместе, вновь перетянули руки сзади, пинками погнали к машине.
  Ребята-писатели выглядели неважно: у Сергея заплыли оба глаза, из уголка рта протянулся ручеёк крови, уже подсохший. Второй писатель, Фёдор, припадал на одну ногу и вообще как-то неестественно кособочился при каждом движении - то ли рёбра повредили, то ли что похуже - внутри что отбили. Молодые, их и били по-настоящему, чтобы сломать. Сломали? Да нет, по поведению тюремщиков что-то незаметно. Ненавистью пышут, а не удовлетворением.
  Запихали в машину, нарочно, по-садистски стараясь причинить новую боль. Куда-то опять поехали, подпрыгивая на ямах в асфальте. Видать, чужая машина, не жалко. Ур-роды, мать их! -дороги взялись бы тут переложить. Враз бы куча "сепаров" поменяла своё отношение к Украине. А то двадцать лет не делали ни черта, только соки из страны выжимали, а потом ещё и с войною пришли...
  Минут через сорок снова остановились. Задержанных вытащили наружу, кинули лицом в снег. Поодаль ждала другая машина, минивэн или что-то в этом роде.
  Каратели переговаривались, изредка смеясь и попинывая пленных ногами. Вслушиваться в их обмен мнениями не хотелось: пары первых реплик хватило, чтобы понять, что болтовня ни о чём. Будто и не людей передают, а ящики с консервами. На Кавказе барашков так продают. Но здесь не Кавказ. Здесь был снег, холодно - и опять больно вновь затянутым пластиковым ремешком рукам...
  Дальше стало ещё больнее - когда новые их "хозяева" сняли пластиковые петельки и сомкнули наручники. Причём так, чтобы металлическое окружье потеснее сомкнулось вокруг запястий, доставляя дикую боль при любом шевелении.
  Похоже, боль подопечных - единственное, что по-настоящему радовало конвоиров. Когда Фёдор взвыл и начал просить ослабить стальной зажим, те стали, погогатывая, упражняться в остроумии на тему, что у всех свои инструкции, а "поганый москаль" должен выполнять инструкции, данные ему в ФСБ - расслабиться и не ныть, стойко перенося боль во славу Путина.
  В остальном тюремщики выглядели на удивление индифферентно. Словно делали привычную работу. Впрочем, минут через двадцать заскучали, стали снова куражиться.
  - Вы хоть знаете, шпионы, к кому вы попали?
  Все трое промолчали.
  - Ну? - понукание сопроводилось поощряющим к сотрудничеству пинком по рёбрам. Опять Александру.
  - Без понятия, - буркнул он.
  - Мы - ужас всех ватников и москальских оккупантов. Мы из батальона "Айдар".
  Ясно. Значит, из "идейных" карателей. Да, тогда дела действительно худы. Эти не выпустят, пока не отработают по полной всю программу. И программа будет, похоже, весьма насыщенной - судя по тому, что о них говорят, изобретательные сволочи...
  - А прежде мы у кого были? - равнодушно поинтересовался он. Вопрос ни к чему - судя по обращению, все они тут одним миром мазаны. Сработал репортёрский инстинкт.
  - Тебе-то какое дело, кацапчик? - хмыкнул тот же конвоир. Потом всё же ответил. - Тоже наши. Задержали вас наши, привезли к нашим, теперь тоже везём к нашим. Просто не туда отвезли споначалу...
  Пауза. Только колёса бьются о рёбра дороги. У неё, небось, рёбра так не болят. И руки.
  Потому конвоиры опять заговорили. Нацистам было то ли скучно, то ли, наоборот, они отрабатывали заранее обговорённый план по запугиванию пленных, но они стали глумливо вспоминать и хохотать.
  - Одного, помню, в июле ещё захватили. Борзый сначала был, запирался. Так я ему штык-нож в бедро засунул и начал там внутри пластать, мышцу от мышцы отделяя. Загоню лезвие поглубже и покручу там. Ах, как он корчился, гадёныш!
  - Живой? - лениво спросил второй из карателей.
  - Живой, куда он денется. Я ж не зверь какой. Артерию бедренную не трогал. Отдали потом на обмен пленными. Только уж ходить он не мог. Да и вряд ли будет...
  Вся четвёрка, включая водителя довольно зареготала.
  - А мы одного сепара прямо в доме у него задержали, даже не прятался, сволочь! - начал вспоминать другой. - Отлично его потом поучили родину любить. Водичкой обливали и электрошокер втыкали. Как не сдох, сволочь, просто не знаю...
  - А с ними иначе нельзя, с ватниками, - рассудительно проговорил третий. - Они ж человеческого языка не понимают. Вот мы одного прямо из больницы забрали, в Артёмовске. Указали добрые люди, что лежит там сепар с осколочными в груди. Ну, нормально, сперва подвесили за руки, помудохали дубинками по рёбрам, так, для разминки. Всё орал, что, мол, гады мы, фашисты, сволочи... А как ему по яйцам пару раз зарядили, сразу запел...
  - Что, бабьим голосом? - глумливо поинтересовался первый.
  Вновь хохот.
  - Ну, почти. А он же висит, даже свернуться не может. Болеет весь, понимаешь. Заныл: мол, расстреляйте меня. Ну, я ему пистолет в рот засунул и выстрелил...
  - О!
  - Да нет, патрона не было. Вхолостую щёлкнул. Думал, обдрищется. Но нет, крепкий сепар оказался, отборный. Ничего, потом обдристался. Мы его на двое суток в наручники - и в яму. Сидел там, под себя гадил. Воняло, жуть!
  - Они, ватники, все вонючие, - утвердительно прокомментировал первый. - Дикари москальские. И чё, помыли его потом?
  - А то! Из шланга пожарного как наподдали, так едва к стенке не прилип. Но там, зараза, Мыкола Пузо - знаете его, жирдяй полтавский - получше не нашёл ничего, как ему провод бросить, из розетки прямо. Всех убить мог, урод! Говорил потом, мол, хотел сепара перетряхнуть как следует. Но тот уж не выдержал, кони прямо там, в луже, и двинул...
  - Точно, помог сепару жирдяй, - сказал второй. - У нас, помню, одного так долго не отпускали. Задержали на блок-посту возле Попасной. Этих, чистоплюев-офицеров из ВСУ рядом не было, и оформлять вату даже не стали. Хотя, может, он и не боевик был. Синяка на плече не было...
  - Да ладно, - махнул рекой первый. - Все они тут сепары, предатели. Ежели призывного возраста - бери любого, не ошибёшься. Все свои уже оттуда уехали...
  - Во, и наш тогдашний командир, Швед, убили его потом, так же рассудил. Отвезли мы сепара в расположение и стали допрашивать. Не разведчик ли, раз у блок-поста ошивается? Ну, побили, как водится, кровью харкать стал. Попрыгали по грудной клетке, попрыгали на спине - живучий, гад, оказался, только плакал всё. Расстрелять просил.
  Но у нас дураков не было, вроде Пуза того. Посадили его на подвале на трубу, приковали и стали ему кувалдой по пальцам ног бить. Не, точняк, не знал раньше, что люди так визжать могут!
  Опять смех, довольный, сытый.
  - ...Водичкой отливали, в себя приводили. Пока все пальцы не размозжили, не отпустили. Он уж после помер, когда перфоратором ему коленку сверлили. Но тут уж ничего не поделать было: доктор наш сказал - от сердца помер ватник, типа инфаркт. Слабоват оказался...
  Александр не чувствовал ужаса, слушая эти рассказы. Ошиблись фашистёныши, не страшно было. Только омерзительно и... чувство, когда убить хочется тварь какую-нибудь гадостную, злую и опасную. Не из ненависти к ней даже, а из брезгливости.
  Он вспомнил, как разговаривал на эту тему с Глебом Добровым. Не вчера, раньше. Тот как раз кропотливо собирал все свидетельства о том, как обращаются с пленными на украинской стороне.
  
  * * *
  
  Это - система, - рассказывал Глеб, с первого дня занимавшийся обменом пленных и собиравший их показания. Тех, что побывали на подвалах у карателей, под следствием, а то и под судом в "материковой Украине".
  Типичный случай - ополченец из взвода, который в своё время сбил самолёт с известным карателем Бульчицким. В силу семейных обстоятельств, пришлось ему вернуться домой: тяжело заболела мать, необходима срочная операция. Устроился на работу, под чужим именем, разумеется, но его вычислили и арестовали. А дальше ќќ- круги настоящего ада.
  "Сравнивая его рассказ со другими, я убедился, что пытки и издевательства стали стандартной практикой не только СБУ, а всех без исключения силовых структур Украины, - рассказывал Добров. - Схема такая. Где бы человека ни арестовали, по какому бы ведомству его арест ни проходил, его сразу избивают. Избивают жестоко, не заботясь о последствиях. Если умрёт или получит тяжелые увечья - это, как говорится, его проблема. Никого за это не накажут.
  Забивают до состояния, когда человек не может сопротивляться, теряет ориентацию. Если не получается, приступают к целевому членовредительству: ломают руку, например, или пару рёбер. Рёбра почти всегда норовят сломать. Даже трещина или сильный ушиб обеспечивают постоянную боль, которая не позволяет нормально двигаться и соображать.
  Потом надевают на голову полиэтиленовый пакет, как правило, обмакнув предварительно в солярку. Избитый до полусмерти начинает задыхаться. И вдобавок очень туго перетягивают скотчем на уровне глаз. Всё, воля парализована".
  Да уж, нам еще везёт, - криво усмехнулся самому себе Александр. Но это может значить только одно - их хотят для чего-то сохранить в относительно "товарном" виде. Для чего? Вопрос...
  Далее, по рассказу Глеба, задержанного бросают в камеру, как правило, общую. Не кормят. В лучшем случае, есть ведро для естественных надобностей. И начинают вытаскивать на допросы.
  Допросы идут конвейерным методом.
  Начинают с того, что человека раздевают догола. Во всяком случае, в СБУ - обязательно. И снова начинают бить. Могут пристегнуть, если есть к чему, - к крюку на потолке, к арматуре или шведской стенке в спортзале - и просто тупо лупят. Палками, шлангами, трубами, ногами- руками.
  Как правило, палачи в "балаклавах". Бьют сразу несколько человек, сменяя друг друга, пока человек не впадает в состояние грогги. После этого ему суют его "показания": "Либо подпишешь, либо сдохнешь". И всё. Большинство сразу подписывают. Некоторые день-два сопротивляться, но не дольше. Потому что это настоящий пыточный конвейер...
  Потом отволокут в камеру, кинут одежду - и практически не кормят. Через день дают кашу, смешанную с землёй, с песком, с мусором. Правда, по технологии, перестают бить. Разве что для поддержания "тонуса" раз в два-три дня. И так до суда. А там - астрономические сроки..."
  
  * * *
  
  Припоминал этот разговор Александр, и даже последние невзрачные, но колючие кристаллики страха таяли в его душе. Кажется, наоборот должно бы - в ожидании того, что их ждёт. Но нет, затопляла этот холод, поднимаясь в душе, - ненависть.
  Бросая взгляды на сотоварищей по плену, и в их глазах не видел он страха. Не маялись они, примеряя на себя обещанные им муки. Укреплялась, наоборот, душа. В беседе тяжкой сама с собою приходила к гневу и решимости перед ужасом предстоящего. И к убеждению, что нет в одном мире жизни с этими тварями.
  А значит - как бы тяжко ни приходилось телу, слабому человеческому телу, душа будет сопротивляться. Будет противостоять этому миру монстров, что скалили клыки в фашистских байках, что с наслаждением пересказывали друг другу каратели. И даже наручники, казалось, уже не так болезненно впиваются в кожу. И мысли уже не о том, что страшное ждёт их впереди, а о том, как противостоять ему. Как душу свою поставить у него на пути, у этого зла, - раз уж другого оружия не осталось...
  Блин, а ведь надо быть объективным... Ты же журналист, Сашка, ты должен быть наблюдателем. Наблюдай, запоминай. Запоминай всё - и если вырвешься живым, тогда уже закалённым, отточенным как шпагой пером пригвоздишь ты этих нелюдей к столбу позорному. И вскроешь как скальпелем гнойник этих душонок, и выпустишь блевотное их содержимое лужей, в которую да не ступит нога другого человека...
  Конечно, не ново это. И словам мало кто внемлет. Но всё равно надо. Как в Отечественную. Как в Гражданскую.
  Хотя сейчас что? Сейчас и есть гражданская. И не на Украине только. Тут она - частный случай. Гражданская война идёт во всём русском мире.
  И только ли в русском? Да во всём мире! Между мусульманами, между арабами, между мигрантами и коренными в Европе, в Южной Америке и не прекращалась никогда, про Африку вообще молчим. Да и внутри "белой" цивилизации - она же, гражданская.
  Что, наши тёрки с Америкой - межгосударственные? Да вовсе нет! Ибо государству США от государства РФ ничего особенно и не нужно. Тем, кто правит Америкой, в действительности нужна сугубая покорность тех, кто правит Россией. Элит российских. А поскольку эти элиты всё же сильно от народа зависят - ибо органы управления, органы подавления из народа набираются, - то и натравливается народ на народ. На базу, на потенциал. На обеспечение, так сказать. Чтобы покорнее были элиты, этой базы под собою не ощущая...
  И европейцев потому же натравливают на нас. Особенно восточных, которые ближе, и укусы их больнее. А Украина? Она задумана как главная, самая близкая кусачая тварь. И самое главное - всё ещё родная.
  Гражданская война идёт не между украинцами, и даже не между украинцами и русскими. А между бывшими советскими. Между двумя частями недавно одного государства и ещё недавно одного народа. Две части бывшей советской империи и две части одного народа рвут и режут себя по живому, чтобы в итоге оказаться двумя враждебными нежизнеспособными огрызками некогда великой страны.
  С точки зрения США - лакомая цель. Ничего нет лакомее! Разве что ельциноидные ушлепки, например, с Урала, подогретые их послом, объявят себя самостийными. Но это сложно. А тут - лепота: две группы народа режут друг друга на благо веселящегося третьего. Который за океаном.
  И как мало оказалось надо-то! Только устроить пробуждение бацилл нацизма. Словно растопить кусок древнего льда с первобытными микробами, выпустить их наружу! И вот, пожалуйста: ударная сила застрельщиков и активистов гражданской войны готова! А дальше всей логикой войны утягивает за собой всё новые и новые части некогда здорового организма. Как эпидемия.
  Неизбежно навстречу вредоносным бациллам формируются антитела.. Тоже не ангелоподобные, отнюдь. Зубастые. Жестокие. Как у них там, биохимиков... - иммуноглобулины, да! Чтобы нейтрализовать бацилл этих нацистских, они сами погибнут, но организм спасут. А чтобы антинацистские тела одолели нацистские, надо что? Нет, не другой национализм им противопоставить. Те же яйца, вид сбоку.
  И не интернационализм, конечно - спасибо, наелись уже "братушками" предательскими да неграми, выбравшими "социалистический путь развития".
  А что тогда? А только одно и выходит - имперский проект! Где не нация, а народ. Общий, наднациональный народ. Народ государства. Во главе с элитами государства. Из народ же вырастающими.
  Во! Дожил ты, Сашка! Никогда приверженности имперской идее за собой не отмечал. Но достаточно было попасть в плен к нацистам - и как-то само собой вышло.
  Чёрт, ну как же руки болят!
  Нет, он знал, конечно, что это ещё только начало боли. Запугивать-то их конвоиры запугивали, конечно, на психику давили. Но пыточные технологии явно не из книжек вычитали. И значит, всё ещё впереди - настоящая боль. Они, трое, нацистам нужны, а значит, будут всеми средствами ломать их волю и добиваться покорности. Ну так что? Вон Санька Корзун, молодой, светлый паренёк, лежит мертвый где-то в снегу. Ему уж не больно, но в память о нём хотя бы нужно перетерпеть эту боль в руках и плечах. А потом перетерпеть новую...
  Чё-орт, как болят! Болите, суки-руки, сильнее, тренируйте мою волю...
  
  ***
  
  Наконец, куда-то привезли.
  Куда, было не ясно: всем троим на головы натянули чёрные мешки. Надо же, как тут у них всё предусмотрено! Профессионалы, мать их...
  Не видно было, естественно, ничего, но появилось ощущение, что они не в городе. Пожалуй, и не в деревне. Вроде, лес?
  Сердце, вопреки рассудку, выразило желание опуститься вниз. На расстрел привезли? Вот так, сейчас всё и кончится?
  Прислушался к себе. Того доброго, выручавшего прежде ощущения, что - опять мимо, не день ещё его смерти, - этой уверенности теперь уже не было. Подействовали разговоры карателей, что ли? Или и впрямь конец?
  Да нет, не может быть! Нелогично. Похищать их, катать кругалями, а потом просто расстрелять? Не хозяйственно.
  Нет, за всей этой историей явно стояло нечто большее...
  Ага, строения здесь всё же были. По крайней мере, одно, куда их втолкнули, буквально за шкирку таща по ступенькам и недлинному коридору.
  В помещении, где они оказались, пахло как-то по-особому. Привычные запахи кожи, оружейной смазки, металла, которые всегда витают в помещениях, занимаемых военными, присутствовали. Чего-то не хватало. Да, особой примеси тухло-кислого собачьего духа, который почему-то исходит от укропских вояк.
  Какой-то высокий штаб? Конечная цель их путешествия?
  - Вот, - сказали рядом. - Доставили. Смотрите.
  Им сдёрнули с голов мешки. Уффф... Действительно, военные в комнате. Какие, чьи, непонятно: камуфляж не наш, без знаков различия, шевроны непонятные. Трое. Все - в балаклавах, видны лишь глаза и рот.
  Один подошёл, внимательно, словно при покупке, осмотрел каждого пленника. Затем спросил у Александра - видимо, как самого старшего:
  - Кто такие?
  Ага, всё теперь понятно! Вопрос прозвучал с вполне уловимой для русского уха звуковой фальшивинкой. Акцент. На двух словах не определить, чей, но человек явно иностранный!
  - Журналист и писатели из России, - ответил Александр. И добавил на всякий случай: - Гражданские, в командировке по профессиональным делам...
  Иностранец ещё раз внимательно оглядел его.
  - Документы?
  - У них, - мотнул головой Александр на сопровождающих. Этих было двое - остальные, надо полагать, остались в машине. Интересно, это ж куда их завезли, раз "айдаровские" каратели тут не хозяева?
  Документы иностранец изучал долго и внимательно. Особенно внимательно - командировочные удостоверения писателей. Видать, странно для него было, что есть в России какой-то союз писателей, который посылает своих членов в командировки на войну.
  А может, он, Александр, это за него додумывает. А на деле иностранец просто по-своему въедливый и аккуратный. Немец?
  Всё это время в комнате висела тишина. Не нарушали её и оставшиеся двое военных в дальнем углу за столом, на которых Александр не обратил было внимания. Но потом один из них встал, подошёл к пленникам и резко спросил:
  - Чьто деваете тут?
  А, ну этот точно поляк. "В" вместо "л" или, точнее, звук между "в" и "л" - такого, кажется, никто больше произносить не умеет.
  Александр, молчаливо признанный старшим, ответил:
  - Нас насильно привезли. Линию соприкосновения мы не пересекали. На той стороне я лично работаю в качестве официального собственного корреспондента российского информационного агентства. Можете запросить. Мои коллеги - писатели, приехали с гуманитарной миссией. К военным делам отношения не имеем. Международные правила разрешают репортёрам вести их профессиональную деятельность на территории военных конфликтов.
  - На вас нет надпись "Пресса", - возразил поляк.
  - Мы не направлялись в зону боестолкновений, - покачал головою Александр. - Мы ехали по территории ЛНР...
  Сзади возмущённо хрюкнули, но поляк перевёл взгляд на конвоира, и тот притих. "Лишний удар по рёбрам обеспечен", - подумал Александр, продолжая говорить:
  - ...в Первомайск, чтобы там побеседовать с людьми, как они живут на войне. Нас перехватили на той территории и перевезли сюда.
  За дверью раздались голоса, затем она распахнулась, и в комнату кто-то вошёл. Оглядываться Александр не стал, да и не потребовалось: вошедший проследовал к дальнему столу, за которым сидел третий, пока безмолвный иностранец, пожал ему руку, поприветствовал на английском языке.
  Этот был явно здешний: шевроны "Айдара", неуловимые, но явственные ухватки боевика из гражданских, этого общего для обеих сторон порождения войны, причёска неуставного образца с волосами, стянутыми в хвостик. И без маски на лице.
  О чём-то тихо переговорил со своим визави, затем тяжело уставился на пленников.
  Поляк, между тем, отвернулся к своим и стал излагать содержание разговора с Александром на довольно приличном английском. Излагал в целом точно. Затем отдал документы тому, кто остался сидеть в углу. Тот изучил их, передал "айдаровцу". Странный, остро-хищный взгляд, что украинец бросил на Александра, насторожил его. Что-то тут не так. Что-то связывает его и этого впервые в жизни встреченного боевика. Или виделись? Да нет, провалами в памяти до сих пор не страдал. Не было этого человека в его жизни.
  Но флюиды, что текли в его сторону от боевика, ощущались явственно. Вражда, конечно, в них присутствовала, но был и явный интерес. Хищный интерес.
  В чём дело вообще?
  - Кто из вас из РИА? - спросил "айдаровец".
  - Я, - с трудом сглотнув, - во рту отчего-то пересохло - ответил Александр.
  Боевик странно усмехнулся, не отрывая всё того же хищного взгляда от пленника. Но промолчал.
  Потом снова тихо заговорил с третьим иностранцем. Слышно не было, но по всему судя, иностранец был главным. Настаивающий на чём-то "айдаровец" вдруг прервал разговор и обратился к одному из конвоиров:
  - Поясни господам, как было дело.
  Тот напрягся, но докладывать стал чётко:
  - Согласно рапортам членов подразделения, взявшего этих людей в плен, они попытались прорваться в наш тыл в составе диверсионно-разведывательной группы сепаратистов. В неё входило семь человек, все из состава казачьей банды Сонного, согласно собранным на поле боя документам, а также трое россиян. В результате боестолкновения четверо нападавших были ликвидированы, трое россиян взяты в плен, разоружены и находятся перед вами. С нашей стороны потери один убитый и двое раненых.
  Ложь была настолько чудовищна, что Александр онемел. Но не растерялся Зайцев,:
  - Врёт он! Мы писатели, ни на кого не нап...
  Удар прервал его речь.
  - К сожалению для вас, в наших руках документы и оружие убитых бандитов, - с явственным удовольствием произнёс "айдаровец" с хвостиком. - По ним видно, что боевики принадлежали к так называемому "полку" атамана Сонного. То, что вы писатели, не освобождает вас от ответственности за вооружённое нападение на украинских солдат на украинской земле с убийством одного из них. Вашу участь может облегчить только чистосердечное признание и покаяние.
  Поляк бубнил на заднем фоне, переводя разговор для старшего иностранца.
  - Не в чем нам признаваться, - угрюмо бросил Александр. - Ни в каких прорывах мы не участвовали. Ехали в сопровождении каза...
  Удар прикладом по спине заставил и его замолчать. По инерции он сделал два шага, затем отступил на шаг назад.
  - Во всём признаетесь, - веско проговорил "айдаровец". - Будете рассказывать во всех подробностях и даже с художественными деталями, раз вы писатели...
  И он повернулся к иностранцу, возобновив неслышную беседу.
  Так... Вырисовался их замысел. Собираются показывать на пресс-конференциях российских литераторов, обезумевших от своей украинофобии настолько, вместе с сепаратистами напали на украинских солдат.
  Но при чём тут тогда иностранцы? Зачем их к этим-то привезли, то ли инструкторам, то ли наёмникам? Логичнее было в Киев вести! Или куда тут таких полезных для пропаганды пленных возят...
  За столом, между тем, стали говорить чуточку громче, и благодаря тому не сделанному назад шагу Александр начал разбирать отдельные слова. Разговор, судя по всему, выходил для "айдаровца" разочаровывающий. Лицо того всё больше мрачнело.
  - No... - доносилось до Молчанова гнусаво-американское. - ...don`t need... civilians... reason... bucks... too much...
  Да он что, продать нас, что ли, хочет? Ну, дела-а!
  Видимо, узрев по изменившемуся лицу Александра, что он нечто уловил, боевик рявкнул на конвоиров, приказав вывести задержанных из помещения. Те с удовольствием напялили им мешки на головы и пинками выгнали пленников.
  Ну дела... Их, значит, завезли в лагерь наёмников или сразу к иностранным кураторам. И пытались продать. Украинский нацист иначе не умеет. Разве что самый идейный?
  Но на кой чёрт они иностранцам? Те своего пребывания тут не выпячивают. Не вылезут же они на прессу с пленными русскими писателями?
  Бред... Стоп!
  Наёмники наверняка догадались, что засветились перед русскими. Значит?
  Значит, живыми нас отсюда не выпустят...
  Он снова покатал эту мысль в мозгах. Ничего особенного при этом не испытал, видать, и вправду уже свыкся.
  Допустим и другой вариант: их рассчитывают сломить так, что об иностранных наёмниках на укропской стороне они уже не заикнутся.
  
  * * *
  
  Свой "законный" удар по рёбрам Александр получил при посадке в машину. Видать, тот "айдаровец" с хвостиком вышел из штаба наёмников не в лучшем настроении. Не удалось торгануть.
  - Ладно, давайте этих к нам, на пансионат. Там поговорим с ними, поучим, как правильно отвечать надо...
  - Может, в Половинкино? - заикнулся один из конвоиров. - Там это, подвал надёжнее. Опять же - штаб...
  - Завтра отвезём, - отрезал вожак. - То наше дело, чуешь? А в штабе жадных дюже много. Наложат лапу на наш товар, и тю-тю. А я сам на них заработать хочу.
  Хм, усмехнулся про себя Александр, предположение о торговле оказалось верным. Как бы теперь не захотели продать их на органы, коли живыми не удалось. Было такое, находили на освобождённых от карателей территориях трупы находили с вырезанными органами.
  Нет, лично он староват уже для подобной роли. Да с его-то профессией от печени слёзы, небось, остались ...
  "Хвостатый", впрочем, уже разъяснял своему бойцу:
  - Ладно, не удалось втюхать западникам, - завтра их в Киев загоню. Там немало хлопцев, кому свеженькие москали нужны, хоть сто раз писатели. Ещё и лучше: боевики сепарские надоели всем, а тут живые кацапские писатели, в нападении на нас за жопу взяты. И не хрен их в штаб вести. Там СБУшники стукнут своим - и заберут наш товар бесплатно. Понял?
  - А ты тут уши не распускай, - Александр почувствовал удар по загривку. - Для того и говорю при вас тоже, чтобы знали свою роль на будущее. Жить хотите - по-моему делать будете. Что велю. А хотя вам и делать ничего не надо, просто подтверждать будете, что вас спросят. Тогда целенькие и даже здоровенькие в Киев поедете.
  А будете выделываться да ломаться - так мы вам на все ваши ломаки своими ответим. Только для вас это больно получится. Очень. За каждый отказ сотрудничать по кости ломать будем. А потом всё равно в Киев продадим. Для камеры неважно, что у вас рёбра и ноги переломаны. Усадят вас в кресла и улыбаться ещё заставят. А потом - хоть на инвалидном выкатят.
  Да, это было, пожалуй, пострашнее того, уже преодолённого страха смерти. Страх позора.
  Пожалуй, хорошо даже, что на голове мешок. Не досталось карателю нацистскому испытать торжества, не увидел он отчаяния на лице "москаля"...
  - Про нас знают, - справился с собою Александр. - Куда поехали... Узнают, как всё было...
  Ещё удар.
  - Вот умеешь же ты, дядя, настроение портить, - почти безмятежно произнёс "айдаровец". - Ты сейчас по краешку самому жизни идёшь, а мне возражаешь. Счастье твоё, что добрый я, потому что всё равно на вас заработаю. А что узнают - так это ж потом будет. Когда вы уже своё отработаете на мой бизнес. Ну, на наш с хлопцами, - поправился он, чтобы не терять бандитского авторитета в глазах своих подельников.
  - Та пускай сто раз узнают, что как было, - продолжил он лениво. - Важно одно: признание ваше в нужный момент. А через месяц-другой кто вас вспомнит с вашими опровержениями? Ты тут не один такой весь из себя журналист. Я тоже профессионал в этом деле. Хоть и не из Москвы вашей поганой, но целой газетой в Луганске руководил. Пока вы тут, русня проклятая, не начали в свою "русскую весну" играть. Так что не надейся, кацап. Всё сделаете как надо. А как мы это организовали, неважно. Война всё спишет! И каким способом ты добился, чтобы враги работали на тебя, неважно.
  Ладно, задолбал ты меня, - вдруг озлился "журналист". - Покурили, поболтали - и хватит. Пакуйте их, хлопцы, а то вон друзья наши уже косятся. Везём до нас. А там поглядим, как эти москалики извиваться будут, чтобы мы дозволили им наши ботинки облизать...
  
  Глава 8
  
  С бандитами Лысого расстались по-братски или, точнее, по-братански, как у подобного контингента принято. Доехали с ними до поворота на Тошковку. Там должна была ждать связь от контрабандистов Сто первого. С машиной. С чистыми украинскими номерами.
  Самый напряжённый момент был при пересечении украинского блок-поста. Хотя Лысый сделал всё, как обещал, и за рулём бусика, а также рядом с водителем сидели его хорошо проинструктированные "замом" Лысого бандюжата, достаточно было любой случайности, чтобы всё сорвалось.
  Алексей Кравченко не любил случайностей. И ещё он не любил доверяться незнакомым людям в боевой работе. А здесь было именно это: на задание - с незнакомыми людьми, которым не доверял...
  Но вот теперь Буран сидел в глубине лысовского бусика, из всех сил изображая беззаботность, пока сопровождающий их бандит обменивался приветами со сторожащими блок-пост укропами. Приветы, надо полагать, носили вполне финансовый характер, поскольку звучали слова: "Да, сам обещал... Как обычно, двадцатого... Не, ну я-то не лезу в такие дела... Моё дело - пропуск на машину получить... Ладно, пучком, давай, сам не пропадай!".
  Чёрт его знает, какие смыслы могли таиться в этом диалоге. Может, сейчас рванут дверь в сторону, наставят оружие и потребуют выходить. И - амба. Жизнь-то свою они продадут дорого, это без вопросов. И шушеры этой блок-постовой ляжет много. Но задание останется невыполненным.
  Алексей старательно улыбался, слушая совсем распоясавшегося в артистизме Шрека, который рассказывал очередную байку из своего богатого опыта криворожского "пацана".
  Было и впрямь смешно, как он прямо в лицах изображал одного из своих бригадиров. Тот, дескать, чуть ли не в тапочках и домашних трениках вышел вынести ведро с мусором. А мимо проезжали его приятели. Сослуживцы, так сказать, по банде... И предложили ему с ними в Крым поехать. Развеяться с тёлочками. Он возжелал. Домой уже не вернулся, а ведро им в багажник кинул, да и поехал. На два месяца загулял. А по возвращении дикий скандал жене закатил, с битьём, что она, вестей не дождавшись, отпевание заказала и сороковины отметила...
  Так и миновали блок-пост, со смехом. Бандиты Лысого уверились, что везут "своего". И законно предположили, что второй, с подозрительно тяжёлыми сумками, тоже из своих, контрабандистов. Прикинуты мужики нормально, по-пацански. Да, спасибо МГБ, со знанием дела спроворили им в одежонку.
  Группа тихарилась за кустами на обочине за деревней, дожидаясь контрабандистов - всё же доехали быстрее, чем рассчитывали. Оно и к лучшему. Поглядим, те ли явятся. И так ли, как договаривались.
  Наконец, вырос и затих неподалёку шум мотора. Алексей одним взглядом срисовал номера остановившейся на обочине "буханки". Всё было правильно: те самые, которые ему довели перед выходом.
  На дорогу вышли Шрек с Юркой. Убедительные во всех смыслах ("Буран на бандита не тянет, у него через минуту разговора офицерская закваска выходить начинает", курносый Еланчик "простоват, видно, что не бугор"). На условный сигнал оба сидевших в "буханке" человека среагировали тоже правильно: вышли наружу и показали пустые руки.
  Две пары сошлись, поздоровались. Обменялись несколькими словами. Потом Шрек обернулся, махнул:
  - Нормально всё!
  Буран с Еланцем поднялись. Всё было действительно нормально. Обычная стрелка деловых ребят без претензий друг к другу. Просто парни из некой команды встретились с "контрабасами" во исполнение приказа своих боссов. А какие там замыслы-умыслы у этих самых боссов - не их, исполнителей, дело.
  В общем, всё то, как и передали Мешков с Митридатом. И здесь правильный номер машины, правильные документы. Даже страховка на имя Вовки Селиванова - Володимера Селюченко из города Винницы. И некий пропуск под лобовое стекло, с которым, как обещано, на обычных блок-постах не останавят.
  Деньги на Украине по-прежнему творят всякие мелкие чудеса. А иногда и крупные.
  Это ж сколько успели гэбэшники за те три часа, что прошли между изменением плана операции и отработкой тех мелочей - очень не мелких мелочей! для обеспечения довольно авантюрного начинания. Ему-то казалось, главное - тихо войти. А там - раствориться в зелёнке, отловить пленного, аккуратно порасспросить... Обычный выход, только с заменой громкого захода на тихое проникновение под личиной бандитов Лысого.
  Как же велика разница между обычной военной разведкой и разведкой ГБ! Холодок время от времени пробегал по кишкам: справятся ли они, обычные армейцы, с такой задачей? Тут ведь особый уровень оперативной работы под прикрытием. Чему его, армейского боевика, не учили.
  Научили, правда, в охранном предприятии "Антей-М".
  Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест. У них с ЮрьАнатоличем, он же товарищ Злой, определённый опыт в этом деле есть. Да ещё в самом кубле - в Москве! Плюс у них Витька Еланчик, пластун уральский, который ввинтится в любую щель незамеченным. И будет лежать посреди голой степи под ногами у врагов, а те будут и не в курсе, что он тут есть. И напарник у него замечательный, с фантастической реакцией и с внешностью, просто созданной для работы под прикрытием! Шрек по внешности незабываем, но еще труднее предположить, что под нею таится умный и умелый диверс, быстрый, сильный и хитрый, как медведь.
  Шрек (и Злой вторым номером) были назначены на роль основных бандитов ещё в Луганске. Злой - потому что умел вести себя с той неуловимой криминальной грацией, которой отличаются люди, прошедшие школу российского (и украинского тоже, впрочем) беспредела. А то, что он настоящий опер, на лбу у него не написано.
  А Шреку и уметь не надо было: в прошлой, довоенной жизни он хвататнул настоящей бандитской "романтики", вытрясая "лишнее" из разных бизнесменов с подмоченной деловой историей. Иной раз в кубрике он делился воспоминаниями о своей полной приключений жизни, ни в чём, кажется, не раскаиваясь из содеянного. И кое-что из этих воспоминаний было, на вкус Кравченко... скажем прямо, неприемлемо.
  "А что ты командир, так смотришь, - однажды как-то прервался Вовка, заметив обращённый на себя жёсткий взгляд Алексея. - Ты не думай, ни одного трупа на мне нет. Христом Богом поклянусь, хоть встать мне на МОНку в следующем выходе. Кривой Рог, конечно, тот ещё зверинец, но вот лично у нас, начиная с босса, был принцип: честных не трогать. Вот да: по принципу. Хочешь верь, а хочешь - нет. И никакой мокрухи. Напугать до полусмерти - это да, это делали. Так ведь и трясли бизнесов, которые сами грабители были те ещё. А их мне, знаешь, как-то и сейчас не жалко, хотя давно отошёл от тех дел".
  Безгрешных ангелов в подразделении вообще не было: война так или иначе окунает руки солдата в чужую кровь самым принудительным образом. Но одно дело - убивать эти самые вражеские приставки к оружию, как говорил Ященко. А другое - честного коммерса жечь паяльником за то, что честно заработанным не хочет с бандитами делиться...
  Кравченко тогда взгляд свой выключил. Он и сам не заметил, как глаза его пожестчали по ходу смешного поначалу рассказа. И испытал немалое облегчение: ему самому крайне не хотелось, чтобы прекрасный и по человечески очень порядочный, даже добрый этот дядька оказался со следами невинной крови на руках. Слова Шрека было вполне достаточно. Вовка не врал никогда. Как он сам сказал, хватило одного чужого примера, чтобы закаяться ему следовать. В их мафии или как там это у них называлось, от такого быстро отучали. Тем более недопустимо это в разведке, где от полной и безусловной правдивости зависят жизни всех - и прежде всего своя собственная.
  В общем, Шрек был из благородных бандитов. Но настоящих. Или из настоящих, но благородных - не суть. Главное, что отошёл он от тех дел ещё в начале нулевых. Как раз из-за того, по его словам, что банду их самим ходом дел начало уводить от мелкого рэкета против криминальных бизнесменов к более вредным делам.
  То есть бизнес приходил в систему, а вместе с ним приходил в систему и организованный криминал. "Вольные лесные стрелки", подобно их древнему предтече Роберту Локсли из Шервудского леса, уже не имели шансов в условиях, когда бизнесмены слились с чиновниками. И все вместе - с "шерифами".
  В этих условиях небескорыстным, но благородным Робин Гудам оставалось либо работать на тех же криминальных бизнесменов, либо заказывать себе заочное отпевание. Про каковое у Вовки тоже была отдельная история.
  Потому Шрек ушёл сначала в охранники, потом в водители-охранники. Возил бизнесов, защищая на месте и "расплетая забивы" после. Возил спортсменов, каких-то ингушских борцов, от которых сбежал вскоре по-тихому. Возил даже какого-то лихого батюшку, про которого рассказывал уморительнейшие истории. Наконец, создал с бывшими друзьями по своему "шервудскому лесу" фирму, в составе которой стал перегонять автомобили из Европы. Отлично, говорил, дело шло: сами себе бизнесмены, сами себе водители, сами себе охранники. И разруливальщики - тоже.
  При Яныке, правда, этот бизнес начал сам собою затухать. Европа с её машинами сама стала приходить на Украину. И зла на президента Шрек не держал, понимая, что не в нём дело, а в общем. В тенденции, как сказал бы более образованный человек.
  По идее, должен был поддержать майдан, как некоторые из его товарищей по бизнесу, захотевшие, чтобы всё вот так, как в Европе, и немедленно, и сейчас! Вроде даже в автомайдане кто-то мелькал из них.
  Но бурливший на майдане нацизм русского Вовку Селиванова, с его двумя дедами, погибшими на войне, причём одним - от рук "мельниковцев", отвращал на самом глубинном уровне. И он просто держался в стороне от всего этого и ждал, что коричневая пена схлынет.
  Но потом случилась Одесса, и пена совершенно обезумела от безнаказанности. И пошла расплёскиваться по всей стране. Последней каплей стало, рассказывал Шрек, когда его вечером прижала к стене у "Пирамиды" на Косиора компания молодых гопников с девками. И потребовала, чтобы он немедленно заговорил по-украински. Ну, как потребовала? Как обычно: сначала заорали "Славу Украине!", тут же взбесились, что не последовало ожидаемого ответа. Начали наскакивать, зажимать.
  Отчаянные, видать, были щенэвмэрлики. Вовке Шреку с его внешностью героя всем знакомого мультика достаточно было нахмурить красную морду, чтобы развеять иллюзии неразумного. Или те глупые нацики лица его не разглядели в темноте?..
  Как бы то ни было, закончилось всё плохим для гопников образом. Кто-то стукнулся сильно, до бессознанки и сотрясения того дерьма, что было в голове. Кто-то руку неожиданно поломал, а потом и вторую. Ещё один не скоро сможет удовлетворить естественным образом свою прошмондовку шалавную. Которая тоже влетела носом на недешёвую косметическую операцию, когда коготки крашеные решила распустить...
  Да уж, Шрек в гневе бывает весьма необходителен.
  После этого случая он из города ушёл, подался на Донбасс. Здесь помотался, хлебнул уличных боёв в Шахтёрске, позже сидел два месяца в окопах у Мариуполя, потом как-то оказался в Луганске и прибился к роте Бурана. Воевал прилично, хотя опыт имел только от давней армейской срочки на Украине.
  О семье только волновался, которая осталась с матерью под нацистами.
  В общем, судьба судьбою и выбор выбором, но бандитский период Вовкиной биографии бывал подчас - вот как сегодня - весьма полезным. На укровском блок-посту, когда расхристанный воин всё же заглянул в глубь салона, характерная Шрекова морда показалась ему убедительнее всяких документов.
  Впрочем, они-то были в порядке - спасибо МГБ. "Состарить" паспорт до убедительной стадии не было проблемой.
  ...Постояли, покурили. Вовка завёл одну из своих бесчисленных баек. На этот раз по поводу второй машины контрабандистов, на которой те должны были уехать, - солидного, но старого, как бивень мамонта, "мерседеса" 126 кузова. В котором, уверен был Кравченко, расположилась при встрече своя группа прикрытия.
  Дело было с донецкими бандитами, рассказывал Шрек. Дескать, ехали по Артёма, никого не трогали. А у тротуара вот такой же "мерс" стоит. И как раз перед ними у него дверь водительская открывается. И ничего уже не сделать. Так и снёс он, Вовка, ту дверь. Ну, остановился, чё, мол, за херь такая, бампер помял, крыло. А из "мерса" братки вываливаются и уже свои предъявы кидают: попутал, чё ли, фраерок, не видишь, люди стоят, объехать надо. А он, Вовка, уже тогда был честный пацан с Кривого Рога, со своими же и ехал. Тоже предъявы двинули - мол, смотреть надо, когда двери открываешь. Права купил, что ли, или начальник ДАИ подарил? Косяк ваш, чистый. Те крутые тон сбавили, когда им предъявили, под кем криворожские ходят. Короче, не ментов же вызывать. Слово за слово, стрелу из-за какой-то двери забивать не стали, договорились. Дальше встали у обочины, дверь водительскую открыли. Те сдали назад, разогнались, снесли её на хрен, а себе не только бампер, но и фару разбили. Дверь-то Вовка не совсем настежь открыл, а наискосок чутка. Те вышли, за фару не спросили, типа, ну всё, без претензий, пацаны? Да, закрыли тему. Так и разошлись.
  Посмеялись, докурили. Вовка с Еланчиком окурки свои затоптали. Сразу же, повинуясь знаку командира, отошли в сторону, оттянули за собой контрабандистов. Алексей остался на пару с их главным.
  Не то чтобы "контрабасов" использовали совсем втёмную - вождь их, Сто первый, естественно, был в курсе, что надо помочь ГБ. Митридат посвятил. Но лишняя информация и есть лишняя. И дальше Сто первого она не пошла. Теперь всё выглядело и играло так, будто представитель одной группировки обговаривал с представителем другой время, место и характер взаимодействия в целях переправки некоего ценного груза. От имени, естественно, Лысого.
  Партнёр переговоры вёл соответственно. Всё проходило в рамках тех взаимовыгодных отношений, когда "трансграничники" делают свой бизнес со сторонними криминальными структурами. В данном случае, с "риэлторами" Лысого. Это если дойдёт до тех, кому не надо много знать о настоящем содержании акции.
  С новообретённым партнёром договорились быстро. Не в первый раз такие переговоры велись и, надо надеяться, не в последний.
  Контрабандисты готовы были работать сегодня ночью. Оставалось только согласовать порядок связи и опознавания. Там, у Лобачово, будут ждать исполнители, перевозчики. Ваш груз со своим заложат - и нормаль!
  Согласовали и порядок прикрытия от возможных нежеланных свидетелей. Если в СБУ каким-то образом ушла утечка, не поможет. Но это вряд ли - Сто первый со своими людьми в подобном сотрудничестве не замечен, да и не заинтересован. А сама СБУ на Луганщине основательно была разгромлена ещё весной. Списки её агентуры вдумчиво изучили и сделали нужные выводы.
  Всё нужное обговорили, можно приступать к "телу" операции.
  Проводили взглядами контрабандистов, погрузились, поехали.
  Добрались до Лисичанска, здесь уже можно было позвонить, не привлекая особого внимания тех, кто слушает эфир. Во всяком случае, не того внимания, которое обратили бы на изолированный звонок с поля под Тошковкой.
  - Ну чё, кис, я в Лисике. Мукой затарился. Где, ты говорила, огурцы дешёвые? - за эти месяцы здесь он просто на автомате вернулся на с детства родной местный округлый говор с мягким гэканьем. Хоть мать в своё время приложила немало усилий, чтобы вбить рефлекс на произношение твёрдого московского "г". Так, мол, культурно.
  - Только не в Севере! - зачастила Настя на том же "недосуржике". Ей от своего крымского акцента избавиться было тяжелее, но она старалась. - Там дорого, говорят. Баб Ганна с утра за пенсией до банка ездила, на рынок заглядывала, так говорит, в Новоайдарске тоже всё дорого. Так что смотри сам. Да, чуть не забыла! Она, старая, так домой торопилась, что не успела к племяннику завернуть. А у него для неё одеяло ватное есть...
  Не опасно было слово с корнем "вата" произносить? Хотя присутствие россиян зашифровано - лучше не придумаешь!
  - Может, просит теперь, твой заедет, заберёт? Всё равно, мол, на машине и по пути. Он в Счастье, племянник-то, прям у станции. Работает там. Адрес запишешь?
  - Хрена се, по пути! - возмутился Алексей. - Это мне какой крюк делать! И поздно уже, скоро закроют всё на ночь! У него, что ли, ночевать мне? Подумаю, но не обещаю. Позвоню тогда. Всё, целую...
  Не стоит говорить больше тридцати секунд. Не верится, конечно, что у хохлов столь тотальное прослушивание всех мобилок организовано, но бережёного Бог бережёт. Да и ясно уже всё: парней наших завезли в Счастье. А там где их держать как не на ТЭС?
  И как такую точную дислокацию определили? Вроде, там в пределах соты только может быть. Хотя смотря какую аппаратуру гэбэшникам шефы передали. Вон, у тех же "артельщиков" - такие есть средства определения цели по месту, что чуть ли не отдельный укропский "Поднос" в состоянии засечь. В общем, повезло им с участием гэбэшников в операции...
  - Давай, Вова, - сказал он. - Верти баранку к Счастью, пока не стемнело. Нам ещё вокруг станции осмотреться надо...
  
  * * *
  
  За дверью протопали, что-то пробубнили. Раздался короткий вскрик, потом послышалась возня. Кого-то проволокли по коридору. Может быть, даже кого-то из двух ребят из писательской делегации. На допрос. Как в гестапо.
  А что? Даже воображения напрягать не надо, чтобы представить, как оно тогда было. Может, и в войну гестапо в этом же здании располагалось - каратели обычно вольно или невольно демонстрируют преемственность друг у друга.
  Всё остальное сходится. Холодный подвал, стянутые за спиною руки, завязанные глаза. Избитое тело... Грамотно избитое, без синяков и переломов. Эти характерные звуки за дверью камеры.
  Фашисты в допросной. Такие же фашисты. Разве что говорят не по-немецки, а на мове своей хуторской.
  А что? И на той войне бандеровцы с удовольствием исполняли роль допросчиков и переводчиков при гестапо. Легко представить, что гестаповцы просто ушли спать, предоставив заключённых произволу своих местных подручных...
  Мешки сняли, пригнув головы, и завязали глаза тряпками. В промежутке Александр смог увидеть помещение. Пол в виде неровно залитого и растрескавшегося бетона. Стены в кафеле, замызганном, потрескавшимся, частью обвалившимся. Очень похоже на какое-то предприятие. Промзона? Или ТЭС? Стоят же "айдаровцы" на ТЭС!
  Если это она, есть шанс на спасение. По ту, нашу, линию фронта не раз слышал Александр разговоры о том, что между "айдаровцами" и персоналом станции отношения далеко не идиллические. А даже прямо враждебные. Щемят каратели сотрудников, называя такими же "сепарами", что и "на той стороне". Часто избивают, отбирают что понравится. К женщинам пристают. В общем, ведут себя как натуральные оккупанты или полицаи в войну. Постоянные подозрения в саботаже и работе на противника, а потому - регулярные репрессии. А по пьяной лавочке просто терроризируют людей.
  Разговорам таким можно было верить, потому что общение между людьми на гражданском уровне не прекращалось, несмотря на разделившую их линию фронта. Оставались родственники, друзья, бывшие теперь уже сослуживцы. Наконец, просто земляки, которые ходили друг к другу прикупиться товаров - у кого что дешевле, - или снять денег с карточки, поскольку украинские банки в ЛНР не работают. А старики ЛНРовские - ещё и пенсию получить на украинской стороне, в дополнение к той, что только в декабре начали кое-как платить в Луганске.
  Надежда на "своих" была, конечно, призрачной. И всё же таять не хотела, несмотря на трезвые уговоры. С ней было легче, особенно, когда с них, задержанных, снимали обувь, срывали верхнюю одежду, обыскивали, отпуская глумливые замечания. Вокруг веселились "айдаровцы", обмениваясь людоедскими замечаниями на тему, что надо бы сделать с пленными москалями, да ещё и нагло напавшими на их товарищей. Да не просто москалями, а с писаками, главными путинскими холуями и создателями путинской пропаганды. Передёргивали затворы, пугали.
  После этого их снова затолкали в машину. Отвезли недалеко, по асфальту. Вытряхнули, спустили по ступенькам и развели по разным помещениям. Как по камерам. Руки вновь заковали сзади, так, чтобы посильнее болели в суставах. Нги перетянули стяжками. И оставили лежать на холодном бетонном полу.
  Так прошло ещё несколько часов. Время висело, как бревно на ногах у поднятого на дыбу. То, что оно существовало, проявлялось лишь в нечастых звуках снаружи.
  Кого-то протащили по коридору, тот невнятно мычал. Что же за место такое? Про Половинкино говорили так, будто там их тюрьма, "Айдара". А здесь? Изолятор временного содержания? Сто-то вроде частной тюрьмы этого урода? Вряд ли. У нацбатов, конечно, та ещё махновщина, но чтобы собственную тюрьму содержать...
  Хотя что он знает о тюрьмах нацистских батальонов? Вот Голощёкин, прежний корреспондент - тот да, реально успел тут многое узнать, понять, успел во многое вникнуть. Может, вернут парня сюда, когда его, Молчанова, больше не станет...
  Интересно, чем-нибудь наградят посмертно? Как этих, ребят с ТВ. Вообще-то телевизионщики воспринимаются с куда большим пиететом, нежели они, простые агентские журналисты, фактически не известные широкой публике. Хотя именно их сообщения зачитывают телевизионные дикторы в новостях. Может, медаль какую? Нет, не для себя. Ему-то будет всё равно. Для семьи. Для Маришки и Павла. Льготы не льготы, но хоть какое участие со стороны государства... На худой конец, похоронят за счёт агентства, сколько-то деньжат подкинут. Должны ведь?
  По-любому, уйти нужно достойно. Никакого сотрудничества. А если будут любовно болью терзать, как обещал этот подонок с хвостиком? Сломают? Заранее не скажешь. А значит, надо извернуться, что-то придумать, чтобы убили сразу. Упросить, например, чтобы руки развязали. Да накинуться на их главного. Может, тогда пристрелят? Или оскорблять его, выводить из себя, чтобы тот приказал расстрелять наглого пленника? Думай, голова, думай! Не обращай внимания на боль. Пусть она, боль эта проклятая, мобилизует, а не отупляет...
  Глухо раздались два выстрела. Кто-то закричал. Господи, уж не писателей ли моих казнят? Нет, вряд ли. Нужны мы.
  Кого-то ещё за дверью проволокли.
  
  ***
  
  "Хвостатый", когда Александра, наконец, привели к нему, первым делом самодовольно поинтересовался:
  - Слышал выстрелы?
  Александр подтвердил кивком головы.
  - Террорист. Отказывался говорить, вообще сотрудничать не хотел. Надеюсь, ты окажешься умнее, Молчанов.
  Если ты, дурашка, думал этим испугать, то наоборот - дал надежду. Только бы руки развязали!
  Нет, тоже не лыком шиты. Перековали в наручники уже спереди. Александр попросился в туалет, пригрозив, что иначе наделает прямо тут, в комнате. Боевик, которые отводил в замызганный клозет, заявил, что пусть сам достаёт свой грязный отросток. Не баба он, мол, чтобы сепару штаны снимать и щупать.
  Некий тактический выигрыш был налицо: ноги оказались свободны, а руки... Пусть и закованы, но спереди, ими можно многое совершить, чтобы нарваться на смерть...
  Вот только с этим пришлось погодить. Уж больно интересный разговор завёл "хвостатый".
  - Знаю, о чём ты думаешь, Молчанов, - сказал он. - Мол, сейчас изображу покорность, а на пресс-конференции выскажу, что думаю. Знаем, бывали случаи. Только зря ты на это надеешься. Мы записи с вашим признанием здесь заготовим. Не здесь конкретно, в другом помещении. Но всё равно под нашим контролем. Сегодня же ночью. Чтобы завтра с утра был материал для демонстрации. Поэтому всё равно скажете всё, что мне надо. А как там, в Киеве, вас дожимать будут, мне уже не важно. Главное, что здесь я буду с эксклюзивом на вас. И здесь, и в Киеве, и даже в Москве.
  - "Даже"? - язвительно поинтересовался Александр. - В Москве? Вы ж её ненавидите.
  - И что? - лениво парировал боевик. - Москва всё равно большой информационный рынок. Ежели там прозвучишь - здесь горизонты расширяются. До войны так было. Сейчас-то вы агрессоры, с вами всё порвано. Но масштаб остаётся. Если я здесь что-то сделаю, что на уровне Москвы перетранслировать будут, - я тут на коне, в общеукраинском масштабе, понял? Раз, другой - и европейские контракты подвалят...
  Александр усмехнулся:
  - Ну-ну, свежо предание...
  - Дурак ты, - констатировал боевик-журналист. - Вы там в Москве ни хрена наших раскладов не знаете. У местного быдла всё равно Москва центром остаётся. По ней всё сравнивают. Смог зацепиться за Москву - тут пановать будешь. А с таким материалом, как вы, меня и в Москве на руках носить станут, когда вашего Путина скинут.
  - А-а, вот тут я понял, - ещё более издевательски ухмыльнулся Александр.- То-то ваши в Киеве такую пургу несут, что смех и слёзы. Это они в московские выпуски новостей попасть стремятся.
  "Хвостатый" встал, подошёл к нему, несильно, но хлёстко ударил по щеке.
  - Ты не борзей, - посоветовал он почти равнодушно. - А то зачтётся тебе борзота. Один хер я тебя сломаю. Даже без применения силы. Ты хоть знаешь, благодаря кому ты здесь оказался?
  - Благодаря вам, - буркнул Александр.
  - Не-а! - торжествующе возгласил боевик. - Благодаря своим!
  Молчанов изобразил удивление:
  - Как это?
  На самом деле головоломка в его мозгах уже сложилась. Почти. Просто он... Боялся? Нет, не боялся, а... не хотел сформулировать окончательный ответ!
  - А так, что даже в вашем агентстве есть люди, сочувствующие нашему делу. Считающие нашу борьбу правой. Ненавидящие вашего Путина. Не будь дураки, сами нарисовали нам эту красивую операцию: корреспондента РИА ловят возле линии фронта за тем, как он вместе с террористами-казаками ставит мины в полосе украинских войск. Прикинь, корреспондент РИА - настоящий террорист! Мы и убитых найдём, что на ваших минах подорвались. Осудит тебя наш демократический суд, потом обменяем на Надежду Мавченко. Вот тебе ваша агрессивная Россия, засылающая корреспондентов-диверсантов, - раз!
  - Белыми нитками шито, - покачал головой Александр. - У меня биография известная. Все знают, что я - чистый журналист.
  - Ну, это вопрос толкования, - мотнул своим хвостиком командир боевиков. - Вот заснимем вас завтра, как вы на нашей территории мины ставите, - и порядок. Мы ж с тобой журналисты, мы прекрасно понимаем, что публика схавает то, во что хочет верить. А в агрессивную и террористическую Россию хочет верить весь мир. И вы даёте к этому все основания! Да и ты сам написал столько всякой хреновины про "русскую весну" и гадов-хохлов, что собственное начальство задолбал до смерти! А ты думаешь, отчего тебя сюда отослали? Чтобы ты там не отсвечивал, не мешал умным людям агентство твоё правильно преобразовывать.
  Это Молчанов и так давно понял. Вот только на Донбасс напросился сам. Здесь творилась история, где настоящая Россия возрождалась, стряхивая с себя уродливый и уродующий её либеральный кокон.
  Дурак? Может быть. Как говорится, разумное начало в любом человеке всегда есть. Это факт, а не вопрос веры. Проблема в том, что разумного окончания может не быть...
  - А отсюда следует второе, - продолжал "айдаровец". - Дискредитация всех вас, россияков патриотствующих. Патриотизм - последнее прибежище негодяя, верно сказано. Вот он, патриот россиякский, - злоупотребляя своим журналистским статусом, мины ставит на солдат, которые свою родину защищают от террористов. Под это дело наши друзья в вашем агентстве хор-рошую чистку проведут! Только представь, что начнётся, когда тебя на пресс-конференции в Киеве покажут! А у вас выборы близятся. Нужен для правильной, антидиктаторской России такой инструмент как главное информационное агентство? Конечно! А кто мешает? Вот такие, как ты. Занимают должности, которые могут и должны занять правильно настроенные люди. Так что попал ты конкретно, попал грамотно! Вернее, грамотно сдали тебя...
  Он оборвал себя на полуслове. Но, собственно, договаривать ничего и не надо было. Паззл сложился. Главный редактор лично засылает корреспондента поближе к линии соприкосновения. О том предупреждаются руководители нацистского батальона, которые куда более свободны в своих действиях, нежели командиры ВСУ. В итоге командование "Айдара" проводит операцию по захвату подставленного собственным же начальством журналиста, на чём ещё и зарабатывает пропагандистские очки и соответствующие бабки.
  Хорошо придумано, надо признать. Интересно, напрямую Филимонов с этим уродом договаривался или через более высокий уровень действовал?
  Скорее первое. Иначе этот нацик не пытался бы сделать бизнес на их захвате. И для чего надо было ему продавать нас иностранцам? Спросить? Хуже не будет... Вернее, пусть будет хуже!
  - А наёмники иностранные причём? - как мог презрительнее задал вопрос Александр. - Им-то ваша пропаганда по боку. И самим светиться ни к чему...
  "Айдаровец" тяжело, со значением, посмотрел на него. Потом сказал медленно:
  - Догадливый, значит. Вот только тут ты подписал себе смертный приговор этими словами. Наёмников здесь нет. Есть добровольные военные советники. Обучают овладевать своей военной наукой. А заезжали мы к ним зачем... Может, сам догадаешься? Если угадаешь, будем договариваться. Я ведь могу не просто тебя отпустить, но и помочь тебе отбиться от своего начальства.
  - С хрена ли? - поинтересовался Александр. Догадываться ему ни о чём не хотелось: боль в плечах и запястьях мешала сосредотачиваться. - Тебе ж надо агентство наше дискредитировать?
  - Ха! - победно воскликнул "хвостатый". - Мне, патриоту руськой украинской нации, ещё выгоднее, чтобы вы все там друг друга сгрызли. А потом мы к вам пришли бы и восстановили единое государство - Киевскую Русь!
  - Во как? - неподдельно поразился Молчанов. - По Копчинскому прямо!
  - За это многие истинные патриоты выступают, - отрезал нацист. - Это вы, мордва поганая, у нас, настоящих русских - руських - и название отняли, и историю, и земли. Настала пора вернуть всё по исторической принадлежности - в Киевскую Русь.
  Кажется, появился шанс раздразнить этого урода. Историю Древней Руси Александр знал неплохо - детское ещё увлечение.
  - У вас-то?! - хохотнул он. - Да кто вы такие?! Киевская Русь под татарами кончилась! Не удержала государственности, скончалась. И вообще Киевской её назвали только историки, в XIX веке. А была она просто Русь или Русская земля...
  - Давай не свисти тут! - лениво процедил "айдаровец". - Всем известно, что столицей Руси был Киев. Ты не смотри, что сам, мол, московский, а мы тут вшивые селюки. Что, мол, спорим только, что лучше - Полтава или Мариуполь. Мы тоже историю знаем. У меня специальная рубрика в газете была - про подлинную историю Украины...
  - Ту, которая от укропитеков? - нарочито издевательским тоном осведомился Молчанов, вспомнив забавный памфлет, вычитанный где-то в сети. И, изобразив серьёзность на лице, пересказал историю о том, как английские учёные якобы нашли у села Великие Геевцы на Западной Украине древнейшую в Европе стоянку прачеловека - укропитека, или Великогеевской обезьяны. Отличался он особо малым объёмом черепа, способностью высоко скакать и кистью руки с развитой способностью хватать. Он же первым преодолел животный страх перед огнём, что объясняет недавние факельные шествия по городам Украины. А каменный уголь Донбасса - ни что иное как отложения с укропитековских стоянок.
  Он нарывался, конечно. Упрямо. Как, должно быть, солдат, вызвавший огонь на себя в отчаянной ситуации. Решивший, что всяко лучше умереть быстро от собственного осколка, чем попасть в руки фашистам или душманам.
  Вот только солдат тот наверняка, всё равно, в глубине души надеется, что произойдёт чудо, и его не заденет осколком. Или заденет, но не убьёт. Разумом солдат понимает, что поступил правильно, что выхода иного нет - или есть очень поганый. Но душа солдата всё же до конца надеется и молит, чтобы враги все пали, а он уцелел...
  У Молчанова не было теперь даже этого теневого страха и даже этой последней надежды. Он уже вполне увидел тот самый поганый вариант - который ещё похуже будет, нежели смертные муки тела в руках исламистских фанатиков: смертные муки души. И душа тоже это увидела. А потому не просто смирилась с близкой гибелью, но полностью приняла её. Как необходимую и даже желанную меру. Меру того положения, в котором он, Александр, оказался. Меру выхода из него.
  Вот только задача у него посложнее, чем у солдата. Ему надо вызвать огонь на себя не от своих даже, которые всё поймут. Огонь надо вызвать со стороны врага. Который как раз убивать-то и не хочет, а изо всех сил стремится сохранить ему жизнь. Такой вот парадокс...
  В интернете всякие свидомые уроды подобных дискуссий с ним не выдерживали и переходили на жалкий матерный вой. И отфренживали. Может, этот "знаток истории" тоже сорвётся и "отфрендит" его пулей из пистолета?
  Но тот, сука, словно читал его мысли и психовать не собирался. Наоборот, развалился на компьютерном кресле и вальяжно заговорил:
  - История Украины - это последние три тысячи лет. А миллион лет до того - это праистория Украины. Об том недавно один наш академик сказал. Черное море копать или там горы насыпать - это для дебилов, для вас вот, чтобы ядовитой слюной исходили, не ведая, что это мы так над вами издеваемся. А три тысячи лет истории - это наше точно, отдай и не греши. А вы, москали, - финно-угры, которых мы в своё время покорили, оцивилизовали, язык свой дали. А потом вас ещё азиатские дикари отатарили. Поэтому как раз мы - русские.
  Александр засмеялся вызывающе:
  - Дурашка, комзомоль тебя обмануль! Русскими вы стали, когда русский князь Олег из Новгорода в Киев пришёл. А то так и сидели бы по лесам племенами древлян диких да волынян. А через века кто избавил вас от турок да крымчаков? Москва. Потому как сами вы, уроды...
  Задел он нацика! Щёку ожёг новый хлёсткий удар. "Айдаровец" глядел зло и остро. Но взял себя в руки:
  - Провоцируешь? Считай, добился своего. Ответишь. Но не сейчас. Пока ты мне целеньким нужен. И дружки твои. Вот завтра заснимем вас за постановкой мин, а там уж начнём ломать по-настоящему. И ты у меня наглость свою с собственными кишками глотать будешь. А пока я с тобой ещё побеседовать расположен.
  - О чем с тобой беседовать? Вам же историю свою начинать с 92-го года никак не хочется. Вот вы и пытаетесь её вычленить из нашей общей истории. Из истории, кстати, собственного народа, единого тогда! Да ты хоть знаешь, что былины про Владимира Красное Солнышко сохранились на берегах Белого моря? Не здесь. Предания - это ж душа народа. А тут у вас - гуляй-поле с перекати-полем!
  - Да здесь у нас цивилизация была, пока вы не явились! Про битву на Синих Водах слышал, журналюга кацапская? Или у вас в школах про это не рассказывают? Пока ваши князья зады ханам да мурзам лизали, мы под Литвой свободными людьми жили. Почти за двадцать лет до вашей хвалёной Куликовской битвы татар разгромили! А вы ещё сто лет дань им платили, холуи москальские!
  - Мы-то дань платили, зато к себе чужаков не пускали. Князья у нас распоряжались - свои. А вас в Речи Посполитой свои же, ополяченные, холопами сделали, веру чужую навязали, нагнули так, что до сих пор не разогнётесь. Только и прикидываете, под кого бы лечь.
  - Да уж не под вас, москалей клятых. Качайте там свою нефть в своих болотах. Ничего другого не умеете. И еще ползать будете у нас под ногами, чтобы в Европу пробраться. А ей лет десять-двадцать, чтобы с вашей нефтегазовой иглы слезть, нужно. И тогда она всё вам припомнит. А мы поможем. У нас память хорошая. И злые мы.
  - Это мы, видать, слишком добрые. Отродье бандеровское по лагерям раскидали, а потом выпустили вместо того, чтобы в расход пустить.
  Нацик не обиделся, а словно обрадовался:
  - Во! Вот это самое потом повторишь на пресс-конференции! Вот тебе украинцы спасибо скажут - просветишь, что их ждёт, если русские придут!
  - С украинцами столько лет жили мирно и будем жить. В России вообще никого чужими не считают. Живут все, как хотят. Татар, что ли, к ногтю прижимают? Веры лишают, языка родного? Запрещают по-татарски говорить? С чеченами - воевали, а как те опомнились, в состав России вернулись - живут себе спокойно, никто им в душу и в дом не лезет. Захотите строить себе нацию с Бандерой во главе - стройте! Только не на нашей общей земле. В Канаде вон вас уна-унсошные недобитки ждут - не дождутся!
  - Ишь, раздухарился москалик, - хмыкнул "айдаровец". Ты ещё со своей Москвы нас тут делить будешь. Да мы всегда украинцами были и всегда с вами, москалями, раздельно жили.
  Всё же странно... Вроде, ярится нацик, но на нервы не выходит. Вместо того чтобы пистолетом махать, чуть ли не академическую дискуссию ведёт. Ладно, позлим его ещё...
  - Опять врёшь! Даже под поляками население этих земель считало себя русским и православным. Только верхушка из кожи вон лезла в шляхту попасть. Как сейчас лезет в Европу. Это правители ваши - предатели собственного народа. Так что Россия по всему имеет право вымести всех вас, сепаратистов, отсюда. Вопрос чисто в цене. Но у вас при этом раскладе нет даже права голоса. Тем более после того, как начали стрелять и жечь...
  - Нет? Ха! Украина - полноправный член ООН и признанное всем миром государство, - презрительно процедил "айдаровец". - Причём признанное в тех границах, которые Россия нарушила. А то, что Российская империя существовала хрен знает с каких времён, - тут, если следовать даже твоей кацапьей логике, ваша нынешняя эрэфия вовсе не имеет права на, скажем, Калининград, Сахалин и Курилы. Это если только по верхам пройтись.
  - Э-э, вот тут стоп! Законы ООН, как показали ваши нынешние хозяева американцы, существуют только для слабых! Для сильных своё, отдельное право. И Россия, перешедшая в лигу сильных, просто делает на своей территории то, что считает нужным. Но - на своей! Вот так! Даже Сталин в 39-м только земли Российской империи вернул, чужого не взял. Не говоря уж о 45-м.
  С теми Сахалином и Курилами - вообще дерьмо вопрос! Сахалин и Курилы были российскими по праву первооткрывателей и, так сказать, первозанимателей. По части Курил можно ещё спорить, но японцы в этом споре никто и звать их никак. Им не надо было начинать войну в 1904 году - были бы Курилы их. Но полезли на Россию - огребли ответку, хоть и не сразу, а только в сорок пятом. Но огребли же! Вот и потеряли территории в наказание за агрессию.
  - Тогда Украина аж до Кавказа все земли имеет право занять. В ответ на вашу агрессию и аннексию Крыма...
  - Это вам сначала победить надо Россию. Давайте, дерзайте. Но я не о том. Нынче на каждый правовой аргумент в международных делах найдётся с десяток контраргументов. Но один факт неоспорим - что нынешняя ваша хунта пришла к власти в ходе незаконного государственного переворота, к тому же в опоре на фашистов. Уже бывало такое. Но только после фашистского переворота сидеть на жопе и хныкать, что у тебя что-то отняли, - не получится. Или иди, как Гитлер, до Сталинграда - а остановят тебя гораздо раньше, - или сиди молча. А то сил на бабу взлезть имеешь, а вот чтобы с бабой что сотворить - соседа зовёшь.
  - А чего звать-то? Весь цивилизованный мир и так против вас. Мы - только начало ответки. Это к вопросу о нашей победе над Рашкой - когда весь мир против вас поднимется, посмотрим, как вы запоёте.
  - Ну да. И за Наполеоном вся Европа шла, и за Гитлером... А в Париже и в Берлине мы стояли. Только жаль, не добили прихвостней фашистских у себя дома.
  - Ты, кацап, хоть разницу знаешь между фашистами и националистами?
  - Да пофиг! То, что миллионы людей на Донбассе повидали, они зовут фашизмом. И относятся к вам как фашистам. И конец вам будет такой же.
  Ударит? Должен! Нет, собака, только ухмыляется:
  - Дурак ты! И херня это пропагандистская! Мы - не фашисты. Мы - за Украину. Где вот сейчас, здесь, нашими руками и кровью павших героев создаётся новая украинская нация. В том числе и русские в этом участвуют. Я сам - русский по крови. Но - украинец по нации. И ты тут хоть изойди дерьмом на фашистов, но мы - не они. Мы - националисты в самом благородном значении этого слова. Недаром здесь, на Донбассе, целая куча русских воюет против российской агрессии и бандитского сепаратизма...
  - От национализма до нацизма - меньше скока воробьиного. Можешь сколько угодно доказывать, что на Украине фашистов нет, а воюют против собственного населения ангелы в солдатском обличье. Скажи, жители села Сокольники сами дома свои подорвали и сами себя расстреляли в знак раскаяния, что участвовали в референдуме о независимости?
  - Ангелы, говоришь? А хочешь, я тебе предъявлю видео, где сепары местные или приезжие из Ухты на камеру признаются, что убили десятки пленных украинцев? Или это тоже херня пропагандистская?
  - Тухлый номер, - возразил Александр. - Ты ж меня самого завтра выгонишь мины расставлять. Убеждай кого другого, я-то - профессионал. Что ваши ангелы творят на Донбассе, своими глазами повидал. Предположим, я тебе поверил, что ваших пленных расстреляли. И вот что скажу: мне лично погибших украинских ребят ничуть не менее жалко, чем луганчан, донецких или ухтинских. Я про тех из ваших, кого забрили в армию и бросили в эту мясорубку. Но вас, сволочь идейно-нацистскую, я бы сам расстреливал.
  Удар ногой по рёбрам свалил его с табурета. Кажется, на секунду он потерял сознание, но очнувшись, новой боли не почувствовал. То ли адреналин действовал, то ли общее возбуждение. Ну теперь-то, падла, вытащи пистолет! Давай, гад!
  Нет, справился с гневом нацик.
  - Ладно, херня это всё, - неожиданно хладнокровно сказал "айдаровец". - Забить я тебя всегда смогу. И болтал только для того, чтобы выяснить, насколько ты упоротый.
  - Выяснил?
  - Упоротый, куда там! Просто по ходу выяснил, что не журналист ты. Не объективный потому что. Ты должен быть sine ira et studio, без гнева и пристрастия. А ты мне тут целую лекцию прочитал про право России вторгаться и убивать по праву сильного. Ещё исторически обосновал. В общем, спасибо тебе, сам себя ты из журналистов изгнал, а значит, стал тем самым россиянским агрессором. И те, кто запись разговора нашего прослушают, придут к тому же выводу...
  "... Ах ты, сука! - выругался про себя Молчанов. - Думал, спровоцирую, а вместо этого сам на провокацию попался. Как щенок. Смонтируют запись, и готово - московский журналист с целой программой антиукраинских взглядов и вызовов"...
  - В общем, ты попал, - словно прочитал его мысли "айдаровец". - Ты в моей власти, усеки это. Это - моя операция, и отчёта с меня за вас никто не спросит. Прикажу вас завалить здесь - никто не чихнёт, а чихнёт - война всё спишет. Подложим вас с оторванными ногами возле Попасной, зафильмуем, как вы мины ставили, да сами на них подорвались, когда мы стрелять начали. То есть всё будет то же самое для вашей дискредитации - только вы жить уже не будете. И ни при каких обстоятельствах героями вам не стать. Сами не захотите, так тушки ваши будут сотрудничать. Мёртвые не сопротивляются...
  Он зло осклабился, склонившись к пленнику:
  - Так я в последний раз мирно спрашиваю: будешь сотрудничать?
  Прошипеть "пош-шёл ты..." Александр не успел...
  
  Глава 9
  
  Машину приткнули недалеко от газозаправочной станции на выезде из города. Идеальное место, хотя и не без риска.
  К территории пансионата просачивались осторожно. Вряд ли, конечно, укропы в промзоне на собственной территории понаставили растяжек, но чем чёрт не шутит. Хорошо, что уже достаточно стемнело - стояла та лохматая серость перед окончательным приходом зимней ночи, когда вроде бы видно, но одновременно всё сливается, остатки света накрываются побегами темноты, и картинка расплывается и растворяется. ПНВ пока мало пригодны, но без них уже не особо и разглядишь осторожно перетекающие из тени в тень четыре фигуры в тёмном.
  Сюда, к профилакторию, их вывела снова Настя. Алексей представлял себе громадину ТЭС, и не мог представить, где искать похищенных. Нацики "Айдара" располагались неизвестно где... и как. Станция работала. Вроде бы заминировали её, по крайней мере, грозились. Значит, как минимум, посты у соответствующих выводов проводки, у "рубильников", проще говоря. А где там подвалы, пригодные для содержания пленных? Да где угодно!
  С другой стороны, держать пленных на глазах у работяг, что продолжают обеспечивать работу станции, неудобно, да и рискованно. Скрыть нельзя, среди рабочих пойдут разговоры, кто-то увидит, как пленных привозят-отвозят, куда-то надо девать трупы тех, которые не выдержат допроса...
  Где-то ещё, а где?
  "Ладно, - отстукал он эсэмэску, - давай адрес племяша. А то ТЭС большая где искать? Пусть предупредит что останусь у него а то не успею до вечера".
  Ответ пришёл через три минуты:
  "Дом возле перекрестка ленина и республиканской напротив дорожки на Пансионат ТЭС".
  Ага, пансионат нарочно написан с большой буквы. И станция тоже. То есть перенаправляют их от ТЭС к пансионату. Вычислили, что там база у нациков? Наверняка! Иначе бы Настёнка не выделила это слово. Ну, работают! Ну, значит, и нам работать...
  А где он, этот пансионат? Карту, по идее, все помнили, но надо ведь к местности привязаться...
  Проехались по улице Ленина. Правильнее сказать - по улочке. Домики двухэтажные, перед ними деревья, вдоль проезжей части газончики. Идиллия, должно быть, тут была перед войною. Особенно летом, когда всё зеленело вокруг. Жить бы и жить в таком домике! Бегать на пруды вон, или на реку - всё рядом! На стадион. А по вечерам гулять до ДК вдоль этих газончиков по тротуарам, смотреть кино, причём с последнего ряда, и не столько смотреть, сколько целоваться с девчонкой в темноте, как бы случайно кладя ей руку на грудь и с удовольствием ощущая, как замирает подружка в сладкой истоме...
  А совсем вечером сидеть на колченогой самодельной скамеечке в заросшем травою дворе и смотреть на лохматое от звёзд небо. И представлять, как там кто-то сидит точно так же и смотрит на тебя... И снова целоваться, а снова давать волю рукам, и успеть добраться куда-то, покуда её рука не остановит твою уже твёрдо - на пороге самого сокровенного...
  Счастье! Брянск, Счастье - какая разница! Одна русская земля, одни русские люди. Одно счастье! И в этих здешних домиках у здешних парней и девчонок всё было то же самое, и та же судьба...
  Да вот только не та... Не та оказалась судьба у всех у них, кто остался жить - и умирать - на осколках разорванной по живому страны. На клочках только что ещё единого Союза равных, растащенного по углам теми, кто не хотел быть равным. Кто хотел быть особым - и всего лишь по причине, что придумал себе особые права. А те обосновал только тем, что дал себе труд родиться в своей национальности!
  Так ведь и это не главная причина! Это тоже - основание придуманное. Главное же в том, что кто-то - за бездарностью, неумением, глупостью, трусостью - понял, что в большой империи ему пробиться наверх тяжело будет. Ну не сможет он со своим скудным умишком и способностями выделиться заслугами в большой семье! Надо особую заслугу придумать!
  А тут куда уж проще - выдумать себе особую нацию, маленькую, уютную, где сразу все вершины открыты! Хочешь - стань идеологом незалежности своей! В учебники войдёшь! Хочешь - усвой хуторской диалект, объяви его подлинным национальным языком, добавь десяток собственных словесных уродцев - и наяривай на нём стишата, оповидання, басни. Сразу классиком станешь - нет ведь конкурентов тебе!
  Только романы не пиши - там на селюкской мове не выедешь, там ум вложить надо...
  Всё понятно ещё на самом низком уровне: один едет в город пробиваться, другой предпочитает в своём селе председателем сельсовета стать. Потому как справедливо опасается, что в городе ему наверх не подняться.
  Непонятно другое - как тысячи таких же мальчишек, парней, мужиков, как он сам, как Витька, Вовка, Юрка, позволили себя увлечь скаканием и сказками про то, что станут жить "найкрайше", как только расплюются с "москалём"? Как только порвут с ним, убьют его...
  А многим ведь пришлось действительно убить его. И часто - в самом себе...
  Как говорится, эх-х...
  У пожарной части свернули налево, потыкались там меж домами и посадками, приткнулись к какому-то складу. Посидели, дожидаясь нужной темноты, разобрали сумки, обросли оружием, распределили сканеры и ПНВ. Злой взял спортивную сумку с "ксюхами" и гранатами. Если что - со стадиона идём. И штаны спортивные сверху лежат.
  Глупости, конечно. Какой уж тут стадион, когда рядом война. Но и секунда ступора у противника - уже выигрыш. А дальше - как судьба ляжет.
  Сам Алексей шёл - или, вернее, скользил вдоль теней от строений - налегке. Не считая визитницы или как там зовут такие ридикюльчики, в которой покоилась упругая пачка денег. Кое-как пристроил сумку за поясом - мешается, сволочь, но в машине не оставишь, а отдать некому. Пластун Еланец идёт в передовом охранении, ему сейчас полная свобода движений нужна. Потом, перед проникновением на объект, деньги передадутся ему - там уже Бурану, обученному городскому бою, нужно будет двигаться без малейших затруднений.
  Как проникнуть на объект, он ещё не решил. А как тут решать, если никто там не был и ни разу не видел? Лишь приблизительно можно представить себе, что представляет собою небольшой профилакторий в виде двухэтажного здания с вынесенной столовой. Сколько там сейчас народу, какова система охраны. Это понять можно будет только на месте.
  И ещё была надежда - что какими-то коммуникациями строеньице это связано с "материнской" станцией. Не может у такого серьёзного народно-хозяйственного объекта не быть бомбоубежищ или каких-то других укрытий на случай часа "Ч". А как их в своё время наставляли, у всякого убежища есть система вентиляции. В неё часовых не засунешь. Так что молись, чтобы в нужном месте находилась неприметная бетонная будочка, отверстия которой закрыты ставенками решёточкой. Есть такая - считай, ты наполовину уже на объекте.
  Вот только будет ли что-то подобное возле пансионата-профилактория? По идее, - должно. Всё ж край промзоны, станция рядом. А если и не убежище - так всё равно что-нибудь канализационное будет, электрическое. Куча людей ведь ежедневно моется, свет включает.
  Найдём, короче. Часового скрадём и опросим. Опоросим... Хотя и шум, да чёрт с ним!
  Всё это было огромной авантюрой - вот так вот идти на штурм незнакомого объекта без плана и без лада. Но весь их нынешний рейд был одной отчаянной авантюрой - это Алексей понимал теперь вполне отчётливо. Куда более отчётливо, чем когда заезжали на эту сторону с ребятками Лысого. И даже когда колесили здесь, следуя указаниям, что озвучивала Настя.
  Наводки она давала точные, да. Как уж там вели идентифицированные трубки на "военторговской" технике - хоть бы и по спутнику! - Алексей не вникал. Да и не его дело. А если всё это время следили не за теми? И журналистов этих самых сейчас благополучно увозят куда там нужно похитителям... Сейчас вчетвером пойдут они на штурм, а там - пустышка...
  Изначально требовалось найти иголку - пусть четыре - в стогу сена. Кстати, не в одном. Половинкино - тюрьма "айдаровская" - могло? Могло - вот один стог. В Северодонецк могли увезти, где всё кубло укропской оккупационной администрации? Вполне - вот и второй. ТЭС - третий. В Станицу Луганскую, в комендатуру - тоже моглось им отвезти туда пленников. Четвёртый. И куда-то они ещё возле Севера ездили - пятый стожок. Самый интересный, возможно. Да, ещё в Трёхизбенке зачем-то останавливались...
  И везде, что характерно, - целое кубло укропских войск. Разворошишь - тут и останешься. Нет, сами-то, может, и отошли бы, но с четырьмя гражданскими... Бесполезняк. Может, и в самом деле надо было по первому варианту действовать? С огневым налётом, демонстрацией атаки, под ногами у которой группа проникает в тыл к поднятому по тревоге противнику и тихонько шарит у него, нацепив жёлтые повязки на рукава?
  Да хрен его знает, тарщ майор! Которым тебе, Лёша, возможно никогда и не стать в таких обстоятельствах.
  "Я обидел его невзначай, я сказал: "Капитан, никогда ты не будешь майором"...
  Н-да. Ладно. Вот газовая труба, за ней лесопосадка. Так себе лесок, но спасибо и ему. Значит, на месте.
  Разбиться на две боевые пары, как положено. Еланчик и Шрек - по дороге. В город торопятся. Заодно часового срисовывают, а тот пускай на них таращится из-за заборчика. Так себе, кстати, заборчик, сетка-рабица. А начнёт боец тревогу поднимать - вроде как начался уже комендантский час? Тут как с тем динозавром и блондинкой - или встречу, или не встречу. Вроде он не в патруле. Идут ребята с сумками спортивными - и пусть их. Идут себе большой и маленький. Пат и Паташон. Откуда это? Никогда же не знал, что это такое. Да отец так приговаривал, когда о ком-нибудь длинном и коротком рассказывал. Так эти не из тех. Шрек просто большой и плотный, а Еланчик - поменьше и плотный.
  Ладно не о том думаешь. Что часовой делать будет? Каждого гражданского задерживать да досматривать - себе дороже. И так народ здесь волками на нациков зыркает. Сорваться может. А оно конкретному солдатику надо - стать ответственным за всё?
  С другой стороны, не солдатики тут, а добровольцы нацистские. Эти могут и сглупить. По борзоте своей и вседозволенности. Потребует от припозднившихся прохожих подойти. Или наряд поднимет. Да тоже ничего. Ежели подзовёт - в ласковых руках Шрека окажется. Удивится напоследок, чего это у него рожа не зелёная.
  А наряд - пока соберётся, пока добежит. Ребятки уже в лесочке за стадионом растворятся. Зато тут, на станции, бодрствующей смены не окажется. Всё потише. А смена из леса нескоро вернётся. Весной разве что, когда снег растает. Еланец умеет прямо за спиной откуда-то выныривать и в ножи брать. А Шрек с пистолетиком ему поможет. С левой стороны от преследующих, чтобы Витька ему сектор не перекрывал...
  Танцует такой вариант? Плохо танцует, медными яйцами гремя! Но за неимением гербовой...
  Но допрежь всего мы отнорочки поищем воздуховодные, наружу выходящие. Будочку поищем бетонную или хотя бы холмик с решёточкой. Поползаем вдоль заборчика, вторую пару покамест в прикрытии придержав. А как найдём - тогда и пустим её отвлекать часового, когда тут решёточку выламывать придётся.
  Ох, погремим мы медными погремушками!
  А что делать?
  А вот нет будочки! Есть, насколько в бинокль с подсветкой разглядеть можно, отросток от столовой. Или тот самый воздухозасос, или, что скорее, люк для приёма продуктов. А это даже лучше. Это нас точно куда надо приведёт. Вот только отбоя дождёмся, пусть укропчики себе баиньки пойдут. И навестим болезных.
  Вроде бы должно срастись - сползал Юрка по периметру, срисовал часового по огню сигаретки. Курит, подлец, на посту! Не соблюдает устав гарнизонной и караульной. А значит, и все остальные службу волокут как попало. Хорошо, что нацики - гражданские ублюдки. Даже если когда-то служили. В расслабоне находятся.
  Значит, тут какое-то отдельное гнездо. Основная-то база в Старобельске. Не исключено, здесь у них что-нибудь вроде офицерского общежития. Может быть? Вполне. В пансионате-то, в тепле и уюте. А личный состав где-нибудь на станции кукует. Или на техстанции, что-то ведь про неё говорили. Неважно. Когда часового скрадём, узнаем. А там и офицерика изымем, спросим про пленных. Если поднимется шум, то пока тревожная группа от станции добежит, мы тут всё зачистить успеем. И свалим без прощания. Разве что парой растяжечек поблагодарим за приём...
  Складывается? Ну, так-сяк. Погремушечки звенят медные, но лучше вариантов не вырисовывается.
  Всё! Так и решаем. Один остаётся наблюдать из лесочка, остальные к машине. Выжидать нужное время. Или, может, до кафе-бара дойти, что ближе к станции, погреться? Работает он? По идее, может до девяти функционировать.
  С другой стороны, пить нельзя, а мужики, которые вечером даже пива не взяли, подозрительны. Да и на служивых легко нарваться, со станции или с того же пансионата. Привяжутся ещё...
  Ничего, не так и холодно. Посидим в машине, посменяемся. А часиков в одиннадцать и пойдём...
  
  * * *
  
  "Чтоб чужую бабу скрасть, надо пыл иметь и страсть.
  У тебя ж одна забота - на кладбище не попасть..."
  Вот зараза! Привязался куплет из вообще-то любимого "Стрельца Федота". Как будто ритм выстукивал.
  Или молитву.
  Потому что дело сразу пошло вкось. Еланцу всего и нужно-то было, что подползти к часовому у ворот, немножко его стукнуть и уволочь в лесочек, где человечку задали бы пару заинтересованных вопросов. И отпустили бы.
  Душу на покаяние.
  К этому моменту разведчики вызнали уже всё, что можно установить наблюдением: сколько постов снаружи - один, как они контролируются изнутри - спорадически, как и как часто сменяется караул - раз в два часа, как ведут себя часовые - вольно.
  По результатам сей исследовательской деятельности было установлено, что укропы службу тянут как попало, разгильдяют вовсю, за периметром не следят и вообще разговаривают громко и нечётко. Что может означать дополнительное нарушение устава внутренней и караульной службы вследствие употреблённых внутрь организма спиртосодержащих напитков. Причём нарушение систематическое - судя по тому, что оно запросто происходит в карауле. Да и когда укропы на этой войне трезвыми бывают?
  И вот когда оставалось только всем этим воспользоваться в условиях не более сложных, нежели в сержантской учебке, и Еланец уже подполз на дистанцию броска, к фактически упакованному уже часовому, вывалился из двери пансионата второй с криком: "Дай курыть!".
  Нет, ну где логика, а? Как раз тот, что в помещении, должен себе иметь сигареты в заначке, а вот тот, кто снаружи, обязан бдить в ночную тьму и мечтать смениться с поста. Тем более что в ночь подморозило, а это чучело стоит в простом бушлате.
  Нет, Донбасс, конечно, далеко не Новосибирск, где иной раз в карауле тулуп так заиндевеет, что кажется - подожми ноги, и так и останешься в нём висеть, стоящем колоколом. Но и тут январь месяц - он не май ни фига. Так берцы такой часовой в караулке снимет после смены - а яйца из штанин вывалятся. И по полу загремят.
  И вот вам картина маслом! Вместо одного замёрзшего и потому ни на что не смотрящего часового стоят два урода посреди двора, курят и треплются по-украински о каких-то выплатах, которые им должны, но когда дадут и дадут ли - "це пытання". А Витька во всём гражданском лежит в пяти шагах от дорожки и ни хрена с фоном не сливается!
  Вот, сука, прав был майор Передистый, когда говорил: "Устав есть закон военнослужащего! Его соблюдение - долг, его нарушение - смерть!". Этим хохлам что, устав не писан? Добровольцы, блин, волонтёры хреновы!
  И не подстрелишь их просто так - вон, в здании пара окон светится. Не спит кто-то. А кому не спится в ночь глухую, если он находится в расположении воинской части? Правильно, дневальному, дежурному по роте... И какому-нибудь офицерскому... ладно, уроду. Который то ли пьёт в кругу сослуживцев. А значит, дойдя до кондиции, пойдёт проверять боеготовность вверенного подразделения. Либо просто по жизни из штанов выпрыгун и сейчас, оставленный на хозяйстве в качестве дежурного офицера, выжидает ночи поглубже, чтобы с кайфом навалиться на задремавшего дневального.
  Картинкой вспомнилось, как в училище их как-то вот подобного градуса офицеры погнали воевать с Китаем...
  
  * * *
  
  - Рота. Подъём! Тревога!
  Дневальный орёт так истошно, будто попал в руки банды гомосексуалистов.
  Обратный путь из брянского лета, квартирки на улице Ново-Советской и от девочки, которая сидит напротив тебя в коротеньком халатике, открывающем зелёные трусики, на стылый пол казармы в зимнем Новосибирске занимает десятую долю секунды. Взлетают синие птицы одеял, белые призраки курсантских тел низвергаются с коек, десятки пяток выбивают дробь, приземляясь на холодный пол, дыхание и кряхтение сухих глоток, -
  - тревога, рота, твою мать!
  Быстро! Будущих офицеров учили очень быстро строиться по тревоге. Отделенный сержант Ганыш ещё не прочистил горлышко со сна, а курсант Кравченко - шапка на голове - уже в штанах. Ещё полсекунды - обе ноги сразу нырь в сапожки! Гимнастёрку в один рукав, подхватил ремень и бегом к выходу из казармы, на ходу просовывая руку во второй рукав и застёгивая ремень и пуговицы.
  За 15 секунд взвод в строй становится! Только для чего это надо? Неисповедимы пути военного разума...
  Голос ротного подгоняет:
  - Быстрей, воины, мать вашу! Бушлаты, рукавицы надеть!
  И:
  - Открыть ружпарк!
  Опа! Что-то серьёзное! Три часа ночи - непохоже, чтобы на стрельбище собирались...
  Обидно было, помнится, в самом начале службы расставаться с иллюзией. Но, оказалось, это только в кино так солдатики оружие расхватывают - по порядку, автомат за автоматом, как на конвейере. На самом деле перед курсантом сейчас только одна богиня мысли летает: скорее взять, что надо, и в строй! Потому в ружпарке - толчея: один рвётся к пирамиде за своим автоматом, а другой уже бежит от неё, третий им двоим мешает, подсумок хватает, четвёртый в дверях с пятым сталкивается...
  А ротный с замполитом, который по воспитательной, но которого звали по-старому, стояли уже нетерпеливо в хрустящей снежной ночи, когда перед ними постепенно затихали, выстаиваясь, курсантские шеренги.
  Отцы-командиры брезгливо кривили губы и начали своё сообщение с определения, откуда эти недотырки курсантские все появились. Никакого открытия в биологии, они, впрочем, не сделали. Впрочем, они и не про биологию речь свою вели.
  И в том, куда будущие офицеры с таким подъёмом дойдут - тоже не было ничего нового. И что с ними сделали бы, если бы...
   А дальше...
   - Рота, равняйсь! Смиррно! - пророкотал товарищ майор Брюховецкий, как звали командира роты.
  Помолчал несколько секунд.
  Между курсантами просачивались к земле снежинки, тихие, как разведчики в тылу врага.
  Сбоку горела жёлтая лампа, освещая запорошённый свежим снегом круг и делая людей не соответствующими прочему затемнённому миру призраками.
  - Товарищи курсанты! - словно решившись, продолжил командир.
  Сглотнул.
  - Сегодня, в один час тридцать две минуты ночи китайские войска силами до двенадцати армий пересекли границу Российской Федерации!
  Сделал паузу. Получилось красиво. В тишине кто-то потерянно ахнул.
  - За прошедшее время китайские войска на трёх направлениях вклинились на российскую территорию на расстояние до двадцати километров! - продолжал Брюховецкий ронять отрезающие мирное прошлое слова. - Захвачены города Благовещенск и Хабаровск, тяжёлые бои идут на Читинском и Владивостокском направлениях... Наши войска несут тяжёлые потери, - довершил он картину далёкого апокалипсиса.
  Рота молчала. А что тут скажешь? Да и команда "Смирно" не располагает к участию в дискуссии.
  Видно только, что строй покачнулся немного.
  Собственно, в себе Алексей никакой особой тревоги не чувствовал. Пошлют - повоюем. Было, скорее, некое ощущение взгляда в обрывающуюся у самых ног пропасть. И подсасывание в том месте, где у мужчин хранятся будущие дети.
  Но и трепета боязливого не было. Был могучий интерес: ой, какая новая жизнь теперь начнётся!.. И живая готовность в эту жизнь окунуться.
  В общем, не согласен был Алексей с тем курсантом, который ахнул.
  Брюховецкий тем временем продолжал:
  - Наше училище поднято по тревоге и готовится к переброске в район боевых действий. Задача нашей роты - самостоятельно, на лыжах, добраться до аэродрома в 19 километрах к северо-востоку и быть погруженной в самолёты. Нам придётся поторопиться, товарищи курсанты: события на Дальнем Востоке не терпят, выбито много офицеров, вам предстоит их заменить в строю. Вылет назначен через три часа, в шесть ноль-ноль...
  На этом месте волна готовности затопила курсанта Кравченко. В ней утонул первый, самый естественный вопрос, который должен был бы у него возникнуть: какая, на хрен, замена выбывших офицеров курсантами-первокурсниками? В этом случае естественнее заменить их сержантами срочной службы.
  Впрочем, под этой волной готовности к самопожертвованию барахтался, судя по всему, не он один. Потому что никто, ошеломлённый поведанной майором Брюховецким новостью, не догадался озаботиться вопросом, отчего никто больше не бегает по военному городку, почему не слышны звуки процесса приведения других рот в боевую готовность, почему, наконец, надо передвигаться до аэродрома на лыжах, если в училище есть свой автопарк? И какой, к чертям, аэродром к северо-востоку, когда военно-транспортная авиация базируется на Толмачёво, а он, вообще-то, к западу и, вообще-то, через город надо идти... ага, на лыжах! Или на Ельцовку, что ли? Так тот аэродром - к северу...
  И китайцы, китайцы - при чём тут китайцы? Это в старые времена - дядя Эдик рассказывал - были с ними какие-то затыки. А теперь-то Советского Союза нет, президент вон вась-вась с американцами, девяностые годы на дворе - какая война, с какими китайцами?
  ...Лёгкие сомнения начали приходить курсантам в голову примерно через полчаса. Именно из-за лыж.
  Из какого они материала выточены, эти лыжи, не известно, наверное, даже в ЦРУ. Это не узкие и гибкие гражданские лыжи. Это сварганенные под ширину подошвы два куска дерева, без всякого пружинящего прогиба по центру. Хорошо хоть, носки загнуты, а не просто плоские доски на ногах.
   Посерёдке конструкции - брезентовая петля, в которую вставляется носок сапога. К петле прикреплена резинка, которую надевается на пятку. Всё, процесс обувания окончен - вперёд, наследники штурмовых батальонов маршала Жукова! На иных лыжах вместо резинки вообще были брезентовые ремешки. Хорошо, не верёвочки...
  Как бы то ни было, именно битва с собственными лыжами в ночном лесу заставила, наконец, будущих офицеров озаботиться вопросом о войне с китайцами. Ежели таков уровень технического оснащения будущих спасителей Отечества, то как вообще воевать с китайскими агрессорами? Ответы находились немедленно, причём почему-то сплошь в виде ярко высвечивающих ночной лес метафор и эпитетов, издавна составляющих русскую солдатскую речь. И обращены оные были вовсе не к китайцам. Что китайцы? - китайцы мелочь! Надо было вместо доблестных курсантов их лыжи к китайцам отправить - те бы ещё до штурма Хабаровска мира запросили. Ибо страшен тот солдат, который на таких лыжах ещё и воевать может...
  Ведь отчего так гуманен и милосерден к врагам российский солдат? Казалось бы: еле-еле от фашиста Сталинград отстоял, сам мёрз-голодал - ан делится своим пайком с отощавшим немецким пленным! И вот юный Алексей Кравченко тогда, в ходе своей эпической войны с китайцами, понял, отчего это так. Просто русский солдат настолько намучается во время своей службы с техникой и бытом, что враг ему кажется куда меньшим злом!
  Но тем не менее приказ был приказом. И рота брела по заснеженному по грудь лесу с досками на ногах, которые автоматически делали из бойца доброго дедушку Мороза по отношению к любому врагу. Кроме того, правда, кто их сварганил, эти лыжи.
  Не видно было даже звёзд - их загораживают кроны сосен. В этой чернильной темноте глаза можно было смело закрывать и отправлять обратно к зелёным трусикам. Пользы от них - от глаз, имеется в виду, - тут всё равно не было. Разве что время от времени заметить мелькнувший впереди зелёный, как те трусики, просверк от фонарика командира отделения. После чего наступить на лыжи впереди идущего бойца, услышать от него формулу настоящего положения мировой гармонии и ответить подходящим местом из неопубликованного Пушкина. Или Толстого. Времён Севастопольской обороны.
  На войне с китайцами глаза не нужны. Язык там нужен, это да! И знание классиков в части непубликуемых выражений.
  Словом, процесс осмысления ситуации был весьма затруднён. Но в конце концов, среди натужного дыхания, пара из десятков курсантских глоток и равнодушных ко всему ёлок вызрел основной вопрос: а где все? Мы что, одни идём китайца обарывать? И ежели уж страна так вознуждалась в скромных услугах одной курсантской роты - отчего она не сподобилась её в грузовики посадить, а поставила на эти дурацкие лыжи? Там, понимаешь, Хабаровск кровью умывается, а мы тут вёрсты по лесу наматываем, на ежесекундно соскальзывающих с ноги тупых деревяшках!
  Вот так и возникали солдатские бунты - с тихого ропота, переходящего в мат...
  Ещё через час убеждение, что их дурят, стало всеобщим. Дошло даже до распоследних энтузиастов. "Да он пьян же был!" - время от времени слышались бунташные гипотезы относительно мотивов майора Брюховецкого. И без того невысокий темп передвижения стал едва ли не ползущим. Сержанты надрывались зря.
  Завершил ту китайскую войну сам ротный. То ли его курсанты сделали круг по лесу, то ли он каким-то образом обогнал всех - в своих сапожках, ага! - но рота - о радость! - обрела командира.
  Был ли он пьян? Трудно сказать. Во всяком случае, подозрительный взгляд критически настроенного курсанта это не выявил. Видно было лишь отчётливо, что майор Брюховецкий глядел на своих бойцов с презрением, а комментарии, которыми он обменивался с замом по воспитательной части, вряд ли украсили бы послужные списки будущих офицеров. И хотя комментарии эти вряд ли кто позволил бы занести в эти списки в полном виде - впрочем, и в устной форме они были кратки и ёмки до чрезвычайности, - но смысл критики со стороны командира был вполне внятен. На лыжах бегать курсанты умеют не лучше беременных жаб, растянулись все, как вши на лобке у габонской проститутки (и почему - габонской? майор что, служил в Габоне?), третий взвод вообще где-то блуждает, небось, и впрямь к китайцам намылился... В общем, боеготовности никакой, и он, майор Брюховецкий ни к каким китайцам нас не поведёт, чтобы те от смеху не померли. Где их всех хоронить потом?
  Вот так и проиграл Алексей Кравченко свою войну с китайцами...
  
  * * *
  
  Ладно, всё лирика, кроме полового акта от начальства. Тот уже больше тянет на физику.
  Картинка из прошлого мелькнула и спряталась. Оставив, впрочем, тепло на душе. Но сейчас и здесь стоит задачка потруднее, чем найти китайцев под Новосибирском и уконопатить их армейскими лыжами.
  Алексей размышлял, укрывшись от лишних глаз за глухой задней стеной столовой и глядя за угол в зеркальце, что держал в руке буквально на уровне снега. А в нём отражался Витька. И он был в сложной ситуации.
  Двое других фиксировали тыл: Злой - Алексею, а Шрек - Еланцу.
  Размышлять надо было быстро.
  Что мы тут имеем? Тут мы имеем двух бодрствующих часовых, едва не топчущихся по Еланчику. Кроме них, здесь есть ещё некто, кто тоже не спит и жжёт свет вместо того, чтобы спать. И вряд ли это безобидный философ, задумавшийся над несовершенством мира. А кто? Дежурный по части? Жрущие водку офицеры? Какой-нибудь пан капитан, охмуряющий селянку пока свет не станет лишним?
  Наконец, у нас тут есть биллинг или что покруче из разведсредств "шефов", что дало наводку именно на этот объект. То есть имеется информация, которая говорит, что тут сейчас находится - или находятся - некто причастный к похищению журналистов-писателей.
  И этот кто-то нужен живым и целым, чтобы с горячим желанием жить привёл их к месту содержания пленников. Вряд ли оно расположено далеко от этого пансионата - иначе с чего бы он их возил целый день с собою? Где-то рядом их должны держать. На ТЭС всё же? Или даже... тут?
  Есть тут подвал? Какой-то должен быть. Какая-нибудь бойлерная. Или прачечная. Стирали же они постельное бельё постояльцам, когда тут мир был? Или куда сдавали, отвозили? Нет, вряд ли. Не такой уж развитый сервис был тут, в славном городе Счастье. Проще пару-тройку стиральных машин в подвале поставить...
  В общем, не исключено. Примем за вариант.
  Ещё кто тут может быть? Охранники. Если пленные, то должны быть и те, кто их охраняет. Ещё должен тут быть какой-то постоянный или переменный состав постояльцев этого профилактория. Не работяги, конечно, не энергетики. Этих сюда, поди, и не пускают. Как-то так получается все века, что революционеры первым делом захватывают под себя то, чем прежде пользовались другие. У дворян - имения, у буржуев - заводы, у советского государства - построенные когда-то для трудящихся пансионаты...
  Значит, тут, конечно, не типичная казарма, а что-то вроде офицерского общежития. Следовательно, народу не так чтобы много. И комфорт. Относительный, военный, но - всяко не солдатский.
  То есть риск войти в дверь и оказаться в ротной казарме с уставившимися на тебя парой сотен глаз - в разумных пределах невелик. С другой стороны, командный состав обычно более умел и боеготов, нежели средний боец...
  А с третьей - не он ли, не комсостав сейчас и пьянствует в той комнатке, где огонёк горит? А что? - принесли водочки, разложили сала, огурчиков, сдвинули стульчики...
  Стоп!
  А если тут командный состав... А отчего тут не быть комсоставу... скажем, "Айдара"?
  У Алексея натурально коротнуло в мозгу. А вдруг? А ведь и впрямь! Кто у нас ТЭС охраняет? Не "Айдар" ли? Где свободные от дежурства начальники отдыхать должны? Личный состав - на станции, а командиры - почему бы не здесь? Была ориентировка ведь по разведке, будто некое подразделение МВД где-то здесь базируется. А если не МВД, а Нацгвардии, как входящей в состав МВД? А что у нас "Айдар" как не батальон Нацгвардии?
  Сходится! Вот оно, открылось место дислокации айдаровской головки! Жаль, не всей - основной Мордор у них в Старобельске, в Половинкино. Здесь, значит, логово той части батальона, что держит Счастье и ТЭС. На основах ротации, понятно, но тем не менее...
  А ведь может и получиться! Ведь как раз из лично причастных к смерти отца осталось двое и оба они - начальнички! А то и этот, третий, журналюга, из-за которого Ирка...
  Если хоть кто-нибудь из них в этот момент здесь - уже не зря зашли. Прикрутить хотя бы одного из этой троицы - выход этот можно в актив записывать! Может, как раз они там сидят, Гром и Лихой, за окошком со светом, водочку дуют да в картишки играются. Эх, вот бы им туда туза подкинуть, железного, ребристого, с радиусом разлёта осколков в 40 метров!
  Аж ладони зачесались! Но Буран справился с удушливой волной желания немедленно что-то делать. Как раз в этом состоянии не надо делать ничего. Тем более что присутствие здесь именно головки "Айдара" - не более чем предположение. Конечно, похищение писателей - не в стиле ВСУ, а скорее как раз - в их манере, идейных бандеровцев. Но никаких данных о том, что это они здесь, у Алексея нет. Только вдруг вспыхнувшая надежда.
  Да и задача у рейда их другая - писателей на свою сторону вытянуть. Только после этого выход будет считаться удачно окончившимся. Эх, правы они все, кто попрекает Кравченко партизанщиной. Тем, что он чересчур сильно своей личной местью занят. Вот и сейчас эта месть застила мозг ему. Застила было...
  Но что так, что эдак - а соваться в это осиное гнездо на адреналиновом "авось" не есть умное решение. Надо охолонуть, успокоиться и продумать всё. А адреналинчик, что сейчас высыпался в кровь, пускай мягко прогревает и мозги, и мышцы.
  И впрямь - решение пришло как будто само.
  - Э... бойцы! - пьяным голосом прогудел он, появляясь из-за угла столовой. И остановился, качаясь.
  Расчёт был верный: расслабившиеся "бойцы" обернулись к нему просто на чистой моторике. Витьке того было достаточно: за одним из караульных материализовалась маленькая плотная тень - и сразу же повалилась вниз, увлекая за собой того, с кем она слилась.
  Второй часовой тоже падал, получив пулю аккурат повыше сигареты. Пониже мог быть броник, повыше - каска. В шею целить - есть риск не в жизненно важное место попасть, а в мясо. Зато дырка в переносице - очень удачное решение.
  А вот теперь - момент истины. Если за входной дверью ещё кто-то сидит - начкар, например, бодрствует, то сейчас будет шум. Ну, этот случай они обговорили пока ожидали нужного времени в заледенелой машине - расчёт, что удастся всё обделать тихо и взять всех в ножи, вся разведгруппа единогласно принимала как иллюзорный.
  Ну, а раз так, надо быть к этому готовыми. Значит, к замку люка столовской загрузки прикрутили РГДшку, чтобы сразу рвануть, с собой прихватили по паре-тройке "лимонок" и светошумовых "Факелов-С", в кустиках у прореза в заборе приховали свои "ксюхи". Если противник вскроет работу группы, то первая двойка устраивает террор противнику, прикрывая действия второй. А та подрывает замок люка и проникает в здание через столовую, чтобы обследовать подвалы, а при обнаружении пленников вытащить их всё через тот же люк, столь удачно расположенный сзади. И уводить через лесопосадки к машине,
  Сейчас, правда, роли переменились - получилось, что Еланца деблокировал не Шрек, а Буран. И он теперь, соответственно, остался держать выход из здания, пока Витька споро отволакивал снулого укропчика под прикрытие той же столовой. Но сильно диспозиции это не меняло: давно натренировано, и взаимозамена должна осуществляться автоматически.
  Здание молчало. Хлопок ПБ, получается, то ли не услышали, то ли с чем-нибудь спутали. Хотя ночью, в тишине, на открытой местности... Ну, вояки, что там скажешь...
  И на входе, значит, второго поста не было. Ну да - ночь. Один караульный на дверь и на ворота. А начкар у него курить стреляет. В-вояки!
  Но это ладно, это опять лирика. Сейчас надо быстро решать, что делать. Надо допросить пленного. Где и как? В лесопосадку оттащить? Так она маленькая, криков не заглушит.
  И время, время! А ну как хватятся часовых? Кто-то из отдыхающего состава караула отлить захочет - и пожалуйте тревогу!
  Алексей принял дерзкое, на грани фола решение - проникнуть в здание, просочиться в подвал. Караул, если не спит, взять в ножи, чтобы уже не беспокоились ребята по поводу вывода пленных. А пленного допросить прямо сейчас и здесь. Пока темно и тихо.
  Коли нет тут журналистов - ладно, уйдём. Нет, лучше кого-нибудь из командиров айдаровских прихватим. И поговорим после.
  Авантюризм!
  "Чтоб чужую девку скрасть...".
  Собрал своих всё за той же молчаливо-союзной стеной столовки. На всякий случай открутили обратно гранату с люка. Конечно, лучше было бы открутить ещё и замок, но без шума этого не сделать, а шум категорически не приветствовался в данный момент.
  Вояку укропского Витька пристукнул несильно - нижнюю губу не успели повернуть на 180 градусов, как он уже подал признаки недовольства подобным обращением. Очень жаль, нацик, что ты сюда пришёл, здесь таких, как ты, не любят. Поэтому шума не поднимаем, не дёргаемся, а очень тихо, но очень внятно рассказываем о том, что нас интересует. Если жить хочешь.
  Большой палец, придавливающий глаз, и нож, упирающийся в трахею, - прекрасные инструменты для коммуникации! Был бы ты, парень, героем и закричал бы - ну, да, сам бы помер, но и нам выполнение задачи сорвал. Но не герой ты оказался. Жить очень хочешь.
  Да и то верно: герои в каратели не идут. Герои идут в армию, воевать честно и грозно.
  Ну, вернее, если брать конкретно вас, укропов, то с честью и грозою - это уж как получится. И не потому, что вы какие-то ущербные. Или трусы. Вы просто правды за собою не чуете. Вы - пусть и в глубине души - знаете, что воюете против своих. То есть - против себя. Вот ежели бы вдруг так повернулось, что твоя родная Черниговщина тоже против хунты восстала, а тебя мобилизовали и кинули на родную сторону, стрелять и жечь, чтобы нацисты с оседлавшими их олигархами чуть дольше могли твою же родину грабить...
  Нет, добровольцы всякие, которые в нацистские батальоны пошли, - те другие. Другие украинцы. Да и не украинцы вовсе. А такие же, как те, кто в войну за бандерами шёл потому, что знал: на фронт умирать не отправят, зато здесь покуражиться можно вволю. А там - и подняться под новыми-то хозяевами. А что своих для этого резать и рвать придётся по воле этих хозяев - так какие вы мне свои, москали поганые! Или прислужники москалей. Или родственники. Или потенциальные пособники москалей. И так далее. Не говоря уже про такой "бонус" как жиды. С ними вообще ни о чём думать не надо: хозяин сказал уничтожать "низшую расу" - а вы и с удовольствием...
  И что изменилось за семьдесят лет? Опять вы, бандеры шваль, откуда ни возьмись, появились. Как, блин, бациллы чумные! Вроде росли, как мы все, воспитывались на примерах дедов, что чуму ту в ад загнали, где ей самое место. Ан нет! Вновь вас развелось! И опять нам вас в ад загонять...
  Нет, Алексей, конечно, не выговаривал это всё дрожавшему в ожидании самого страшного нацику. Может, и стоило, чтобы размягчить перед допросом. А может, и наоборот - ожесточило бы вражонка, заставило держаться. Сломали бы всё равно - неплохо учили методам полевого допроса. Но время! Время могло в любой момент оборваться криком сменщика, дневального, дежурного офицера, хватившегося часовых на посту. Так что всё приходилось делать в темпе.
  А мысли эти... Мысли так, чтобы, скорее, себя успокоить. Ну, пусть оправдать. Всё же это очень неприятная часть работы разведчика - вот так быстро колоть человека, обещая жизнь за сотрудничество и зная, что обещания своего не выполнишь. Хоть ты, парень, всё из той же полицайской серии, что Хатынь жгла и другие непокорные деревни с непокорными детьми и женщинами заживо, и опять пришёл убивать людей за то, что не хотят в твоей вонючей луже копошиться, а - неприятно. И вдвойне противно оттого, что вполне подтвердил ты репутацию вашу бандеровскую: как собственной смертью запахло - так обделался. Натурально так обделался, вонь пошла.
  Ну, и вёл себя бандеровец как зайчик - послушно и предупредительно. Рассказал, где караульная смена отдыхает, сколько человек в доме, где начальство располагается. Что фактически нет его, начальства: "ваши" озверели с чего-то, стреляют как бешеные - вот и увели командиры бойцов ближе к линии соприкосновения, в Трёхизбенку, чтобы возможные прорывы отсекать. Так и говорили, да. А тут только охрана задержанных, да те бойцы, что с сотником приехали, привезли сюда троих пленных ближе к вечеру. Да, говорили, будто это русские журналисты, наводчики, проникли в украинскую зону.
  Почему троих, должно было быть четверо? Он не знает, ему не докладывали. Да, побили их немножко, журналистов. По приказу начальства. Но несильно, чтобы товарного вида не потеряли. Охраняют? Трое в подвале. Нет, не наши. Ну, в смысле тоже наши, но не из караула, а из тех, кто привёз задержанных. Наш там тоже есть один, у входа стоит. Да, вместе со мной сменяется. Ещё? Да, ещё двое наверху, на втором этаже, в кабинете директора. Одного из задержанных на допрос к начальству провели. Да, сам видел, мимо меня на центральную лестницу выводили.
  Начальство - да, большое. Сотник Молодченко. Он их привёз, россиян, со своими бойцами. Почему сотник, а не старший лейтенант? Из казаков, что ли? Нет, не из казаков точно. Из бандеровцев. Его бойцы говорят, что он, типа, считает себя состоящим в украинской повстанческой армии. Нет, непосредственно ему здешние бойцы не подчиняются. Подчиняются они старшему лейтенанту Смирко. Да, тот ещё днём своих бойцов погрузил и уехал с ними в Трёхизбенку. Но сотник Молодченко - большой человек, он где-то наверху крутится, в самом командовании. Отдельные операции сам проводит. Молодченко - фамилия? Нет, позывной. Фамилию не знаю. Нет, людей с позывными Гром и Лихой тут нет. Да. Известные люди. Но тут их нет, я бы знал.
  Чёрт, жаль! Можно было бы заодно и расквитаться за гибель отца. Ладно, встретимся ещё...
  Стоп! Молодченко, Молодченко... На днях звучала эта фамилия! Мишка? Да, Мишка говорил... Балда, как ты мог сразу-то не вспомнить! Это ж тот же Кудилов, что им с Иркой покушение подсуропил! Из-за которого девочка теперь в больнице лежит и волнуется, что головка у неё обрита после МРТ!
  Ну, гад, вот и привелось встретиться! Эка мы удачно зашли!
  Айдаровец засучил ногами, выгнулся в последнем стремлении уже непослушного тела задержать уходящую жизнь и - затих, обмякнув. Да, парень, неправильно ты оказался в неправильном месте. Причём давно, изначально. Когда убеждения выбирал, которые тебя карателем на Донбасс привели...
  Нет, у нас, конечно, у всех есть право на собственных тараканов в голове. Но - до тех пор, пока мы не объявляем их единственно правильными тараканами. И не начинаем их подсаживать в мозги всем прочим согражданам. А особенно - насилием. А особенно - оружием.
  Эх, тараканы фашистские...
  И не было к этому парню жалости, той, которая нередко останавливала карающую руку Бурана на прежних выходах. Был бы тв простым солдатом ВСУ... Но сам выбрал свою судьбу, когда шёл в нацисты. Теперь лежи тут. Разве что гранаткой мы тебя одарим, чтобы развлёк ты некоторым образом своих огорчённых товарищей, когда найдут они тебя...
  
  Глава 10
  
  Дальше надо действовать быстро. Пусть до смены часовых ещё полтора часа, но война полна случайностей настолько, что их запросто можно приравнять к неизбежностям. Даже нужно, если подольше жить хочешь. Давайте, торопимся, ребята!
  Главное на данный момент - просочиться в подвал. Там, по словам безвременно усопшего, трое, и ещё один на входе. Если этого тихо прикрутим, то с остальными легче. Даже стрелять можно - хлопков ПБС наверху не слышно будет. Затем хватаем двоих писателей и тихо смываемся - через заднюю дверь столовской кухни или через люк. Наверняка у кого-то должны быть ключи.
  Далее Шрек и Еланец отволакивают журналистов в нашу машину и тихарятся там. Если через полчаса мы со Злым не появимся - прогреваете машину ещё пять минут, и если нас всё же нет, то тихонечко уезжаете к Лобачово через Старый Айдар. Мы там ходили, помните, - где блокпосты и секреты, знаете. Объедете или на крайняк обойдёте. Пропуска на машине хорошие, "контрабасы" для себя делали, но всё ж не борзейте, время-то ночное. "Бобика" милицейского у входа номера срисовали? Не "обижаешь, командир", а "так точно!". Потому как не исключаю, что на нём мы отсюда с третьим писателем выбираться будем. Не шмальните там сгоряча, как подъедем. Если за нами тут шухер поднимется, то уходите сами.
  Едете без света, будьте внимательны. В село не въезжаете, там укропов полно. Шрек, "контрабасы" тебя хорошо срисовали, на перекрёстке перед селом свернёшь влево, тут же включишь подфарники на две секунды. В ответ получишь две вспышки по секунде синим фонариком на дорогу. То есть под колёса смотри: на дороге у тебя должно два раза синим появиться, на снегу хорошо видно. Число пароля сто один. Едете, куда они укажут, там у них своя переправа есть, не там, где все переправляются. Плоты там у них. "Контрабасы" всё сделают сами, и машину заберут, так что всё наше забираете. Ясна задача?
  Шрек кивнул и по заведённому ещё в роте порядку кратко повторил диспозицию. В основе всё то же: упокоить часовых, вытащить журналистов. Второе - смыться, не поднимая шума. Третье - совместиться с контрабандистами. С ними уйти.
  Нет, теперь есть и четвёртое. Гадёныша Кудилова прикрутить.
  Входная дверь. Дверь в фойе. Обе прикрыты, но не закрыты. Естественно, начкар - или разводящий, кем он был? - их так и оставил, когда выходил. Ключи от столовой-люка-подвала есть? Да, вот какие-то.
  Затолкав тело, которое Шрек споро приволок с улицы, в администраторскую - или как тут эта комнатка называется, - просочились к лестнице. Здесь разделились. Вовка аккуратно, чтобы не стукнуть, прикрыл створки дверей, оставив щёлку, возле которой и заныкался, чтобы наблюдать за фойе, а заодно и за лестницей сверху. Остальные тихо сползли по стеночке вниз. Да, трудно без плана помещений. Непонятно, где может стоять - или, может, ходить? - часовой. Где засели трое охранников. Как тут вообще всё устроено. Может, шумнуть как-то особенно, чтобы часового привлечь? Нет, слишком рискованно. Раз вышло, на второй не надейся. Известный закон.
  Самый надёжный прибор - зеркальце - показал, что часового в коридоре подвала нет. Прячется где-то, гад и кемарит! Легче от того? Нет, не легче. Надо знать, где он устав нарушает, а то выскочит из-за спины, как чёрт из табакерки - и конец операции!
  Но и ждать некогда. Потихоньку, по одному, стали ввинчиваться в коридор. Сначала Еланец, который сместился на пять метров вправо и замер там, прикрывая товарищей. Затем Буран, который сделал то же самое в направлении налево. Злой прикрывал спины, затем продвинулся вперёд Еланца.
  Отфиксировали обстановку. Пока тихо. Подвал чистый, обычный. Система коридорная. Восемь дверей: две в торцах, две со стороны выхода на лестницу и четыре по противоположной стене.
  Алексей прислушался. Нет, стой! Не тихо здесь!
  Слева послышался какой-то неразборчивый выкрик. Голос женский.
  Он сделал знак ребятам, чтобы прикрыли его, и сдвинулся в направлении звуков.
  Так, одна из дверей приоткрыта. Звуки доносятся оттуда. Очень похожие на стоны.
  Ещё несколько стелющихся шагов. Звуки становятся разборчивее. Борьба? Нет, возня. И снова женский стон.
  А, ну, конечно! Пока подразделение на боевых, караульная смена в отсутствие начальства занимается процессом размножения. Что ж, тем лучше. Снимем часового с бабы - а остальных примем тёпленькими!
  Но тут раздался новый выкрик, уже вполне отчётливый:
  - Ну, не надо, пожалуйста! Я же вам всё уже отдала!
  Ага, ситуация перестаёт быть томной. Похоже, женщина участвует в процессе против своего желания.
  Как всякий нормальный мужик, Алексей сам тоже всегда был настроен на размножиться. Шутил иногда в духе: эх, и чего женщины обставляют это дело такими сложностями? Был бы я девкою - даже на трусы не тратился бы, всё равно постоянно снимать.
  Но будучи именно нормальным мужчиной, он уважал это право женщин на их сложности. И сам с удовольствием участвовал в древнейшей игре между полами. Той, в которой одни со всем пылом штурмуют крепость, а другие с тем же пылом её защищают, но... Постепенно сдавая бастион за бастионом, выкидывают в конце белый флаг. Причём только после сдачи крепости выясняется, что это именно её гарнизон тщательно спланировал и штурм, и оборону. Отдельное внимание уделив тому, чтобы штурмующий из-за слишком упорной защиты не бросил бесперспективное занятие и не ушёл брать другой замок.
  Глаза Бурана сузились. Часовой, конечно, потрафил чужой РДГ, что ушёл с поста, но то, чем он занимается, должно быть наказано радикально.
  Алексей вновь достал своё зеркальце, просунул в приоткрытую дверь. Так, понятно. Какая-то бойлерная, скорее всего, - помещение с висящими кишками трубами. У дальней стены что-то вроде каптёрки - шкафы, явно для инструментов, стол, лежанка. На лежанке - ритмичное движение. У стола - другое развлечение: голая девушка стоит на нём на коленях, руки на затылке, а двое мужиков в камуфляже что-то ей втолковывают, причём один наворачивает её волосы себе на кулак. А вот часовой - кем ещё может быть униформированный человек с автоматом на боку? - в процессе не участвует. Стоит в двух шагах от двери и, судя по всему, просто запитывается зрелищем.
  Больше никаких подробностей Буран не разглядел, поторопившись втянуть руку с зеркальцем обратно. Такая уж штука эти зеркала: вещь в разведке и на диверсиях крайне нужная, но и опасная - даст блик и выдаст тебя самого. Того, что разглядел, достаточно.
  Алексей сделал знак своим приблизиться, указал Юрке держать ему спину, а Витьке - чтобы в нужный момент рванул дверь на себя. Те кивнули - поняли. Кравченко поднял руку с пистолетом...
  В тех судорожных звуках, что бились по бойлерной, характерный плевок выстрела ПБ поначалу остался никем не замеченным. Только стоявший спиной к Алексею часовой вдруг клюнул головой воздух впереди себя и буквально нырнул вниз, на грязный кафельный пол.
  Рядом тихо кашлянул пистолет Злого, и у того бандита, что держал за волосы девушку на столе, подогнулись ноги. Хватку он так и не ослабил, потянул пленницу за собой, и через секунду под столом лежали два тела, причём и девушка освободиться не пыталась. Сомлела, что ли? - попасть в неё Юрка никак не мог, не того класса стрелок.
  Приятель новопреставленного, начавший было оборачиваться к вдруг распахнувшейся двери, словил следующую пулю от ввинтившегося в помещение Бурана.
  Четвёртый, тот, что насиловал девушку на лежанке, слишком, видать, увлёкся. Или никак не хотел отрываться от своего увлекательного занятия. Во всякому случае, он не сразу стал подниматься, и Юрка, в свою очередь вметнувшийся в бойлерную, успел оказаться рядом и пробить ему в ухо кулаком с зажатым в нём пистолетом. Второго удара не потребовалось - насильник со спущенными до колен штанами раскинулся под лежанкой.
  Кто-то завизжал. Алексей развернулся, как ужаленный. Только нам не хватало, чтобы этот визг переполошил тут всех, кого до сих пор не переполошили выстрелы!
  Оказалось, тут была ещё одна девушка, которую он не заметил, когда через зеркальце оглядывал помещение. Тоже голая, она сидела на полу в углу, прицепленная к одной из труб поводком. Другим концом поводок подходил к ошейнику, который был на девчонке. Как на собаке.
  Бедная девочка, визжала именно она. И этот визг надо нейтрализовать немедленно. Две её подруги по несчастью - кстати, тоже в ошейниках, как теперь разглядел Алексей, - находились ещё в ступоре из-за резкой перемены обстановки, ну, а эта решила поголосить, дура. И что за реакция у этих женщин - чуть что визжать? Да на грани ультразвука?
  Он мгновенно подскочил к девушке и зажал голосистый рот, приговаривая:
  - Тихо ты, тихо, тихо, свои, успокойся!
  Но девица успокаиваться не хотела, а стала с необычайной силой вырываться из его рук. Попыталась даже прокусить зажимавшую рот ладонь. Но реакция у Алексея оказалась хорошей - оно ведь и адреналина сколько уже в кровь всосалось! - руку он успел отдёрнуть. И ею же тут же дал девке пощёчину. Легонько, но голова у той дёрнулась, и взгляд стал почти осмысленным. Во всяком случае, паника в нём сменился этакой смешанной со страхом пытливостью.
  Она, наконец, поняла, что появились спасители.
  - Тихо, девочка, тихо, - прошептал Алексей. - Мы свои. Мы вас освободим...
  Девчонка смотрела на него исподлобья, всё так же пытливо, с невысказанным вопросом. Ничего так девочка, хотя без косметики измученное личико её казалось простоватым, несколько сельским. Вот как в хронике 50-х годов выглядели передовые советские доярки.
  Странным образом нагота её не обращала на себя внимание. То есть глаз всё видел - невеликие аккуратные грудочки, волосики на лобке, пупочек беззащитный, - но воспринималось это как некая данность, совершенно не имеющая отношения к вечной игре полов. А может быть, этому способствовало и то, что и от девчонки не исходило никаких сексуальных флюидов, которые даже неосознанно посылает любая женщина в нормальной обстановке.
  Ну да, натерпелась бедная. Да и сейчас вот оказалась свидетелем быстрого и эффективного уничтожения трёх человек. Хотя люди ли они были, эти ублюдки, держащие девушек в ошейниках?
  - Всё? Не будешь больше орать? - спросил Алексей, погладив девочку по голове как бы во искупление необходимой, но нежеланной грубости при пощёчине. - Можешь слушать? Только тихо...
  Девушка кивнула.
  - Тогда слушай, - продолжил Алексей, оглянувшись на её подружек по несчастью. Те уже сидели, тесно прижавшись друг к другу, со страхом и каким-то угрюмым ожиданием глядя на Юрку, который споро пеленал пленного. Молодец Злой! Первым делом запихал тому какую-то тряпку в рот, чтобы не заорал, когда придёт в себя. - Мы - хорошие. Мы пришли освободить наших пленных товарищей. Мы вам зла не причиним. Если хотите, освободим вас тоже. Хотите?
  Девчонка, по-прежнему безмолвная, неуверенно кивнула.
  - Тогда смотри дальше. Я сейчас достану нож. Ты этого не бойся. Я тебя освобожу от этого ошейника. Хочешь?
  Девушка кивнула уже более уверенно. А Алексей отчего-то даже не сообразил, что ошейник можно было бы просто расстегнуть.
  - Вот и ладушки. Вы, девочки, только шум не поднимайте. А то сюда весь дом сбежится. Придётся нам отбиваться, и мы тогда освободить никого не сможем. Договорились?
  Снова кивок. Чувствовалось, как страх постепенно покидает девчонку.
  - Вы сами откуда? И здесь - как оказались?
  - Мы здешние, счастьинские, - хриплым шёпотом ответила освобождённая. Молодец, уже всё поняла насчёт необходимости тишины. - Эти, - кивнула она в район лежанки и стола, где валялись трупы, - нас задержали в городе и привезли сюда.
  - Давно?
  - Не знаю. Давно. Нас отсюда не выпускали. Какое число?
  - Девятое. Ночь на десятое.
  - Значит, четыре дня мы тут...
  Лицо её вдруг исказилось, словно от невыносимой боли. Девочка застонала в голос, потом сама зажала себе ладошками рот, уткнулась Алексею в плечо и заревела, нет, завыла, затряслась от рыданий.
  - Они... нас... тут... все, по очереди... - невнятно и глухо говорила она сквозь всхлипы. - Собак... играть заставляли... "Суки донбасские"... говорили... В туалет... в ведро... при них... И снимали...
  Словно по примеру, на лежанке завыли две другие девушки. Алексей оглянулся беспомощно. Юрка обнял "своих" девчонок, прижал их головёнки к груди. Рыдания стали глуше. От двери, которую остался контролировать Витька, послышалось тихое рычание.
  Алексей гладил девушку по худой спине с острыми позвонками, пытаясь успокоить.
  - Ну... Тихо, тихо, всё же кончилось. Сейчас вас отвезём домой. Или в Луганск, если хотите. Там наши, там врачи... Эти гады уже поплатились. Вон, валяются...
  Девчонка затихла вдруг, сразу. Подняла на него глаза:
  - Все?
  - Что все?
  - Вы всех убили?
  Алексей замялся:
  - Один живой. Допросить его надо. А потом убьём, обещаю.
  Девушка замотала головой:
  - Ты не понял! Не понял! Они же все, понимаешь? Все-е! В очередь!
  Алексей взял её лицо в ладони, заглянул в самую глубину глаз:
  - Всем отомстим, девочка! Девочка, светлая! Всем! Слово русского офицера...
  
  * * *
  
  План отхода в основном менять не пришлось. После допроса захваченного насильника выяснилось, что в наличии в подвале двое нужных пленных. Ещё один - на допросе у начальства в кабинете на втором этаже. Двое - здесь. Ещё было четверо, но одного вчера отвезли к карьеру и ликвидировали. Причина - сепаратизм и отсутствие денег у родни на выкуп. А второго сегодня - здесь. Сопротивлялся сильно.
  Нет, он лично в захвате сегодняшних пленных не участвовал. Их только получили и привезли сюда. Куда дели одного из них, он не знает. Но хлопцы рассказали, что - расстреляли ещё на выходе. За что - не знает, не говорили. Но по приказу начальства.
  Зачем с девушками так? Ну, они сами хотели. Были задержаны ранее - за что, он не знает. Дальше им предложили поучаствовать в сексуальных играх - ну, как в порнушке, - они согласились. Нет, откуда они, он не знает. Знает, что местные, но он в их задержании не участвовал.
  Да, жить он очень хочет, а потому покажет расположение всех камер, караульного помещения и запасного выхода через столовую. Да, будет тихо себя вести, шума не поднимет. Просит только оставить в живых, потому что сам никого не убивал и не ликвидировал, а с девушками всё было по согласию.
  Девушки, одевавшиеся в углу в снятую с убитых форму (хотя поначалу делать этого нипочём не хотели, и только перспектива оказаться голыми на морозе заставила их преодолеть отвращение), возмущённым шёпотом откомментировали последнее утверждение. Но Алексей и так знал их обычную на оккупированной Украиной территориях историю.
  Из быстрого их опроса она подтвердилась, только подсветилась конкретными подробностями именно этой ситуации.
  Девочки были местные. Одну арестовали прямо в магазине, где та работала продавщицей. Двух других вытащили из очереди на маршрутку. Дескать, похожи на разыскиваемых волонтёрок сепаратистов. Конечно, они знали, что девочки в Счастье уже пропадали, но что поделаешь, - работать-то надо, деньги-то где брать?
  Потом привезли сюда и бросили на подвал. Должны были удовлетворять офицеров. А по ночам их использовала свободная смена караула. Кормили скудно, но хоть кормили. Правда, при этом заставляли есть с пола и вообще называли "суками" дрессируемыми. Сепаратистскими. Русскими. Где их одежда, они не знают. Здесь, имеется в виду в Счастье, не останутся ни при каких обстоятельствах. Просят забрать их с собой на свободные территории республик. И родных предупредить по возможности, что живы.
  Кравченко верил им: слишком уж естественно, с неподдельными чувствами ненависти, страдания и стыда они обо всём этом рассказывали, давясь слезами. И больше всего убеждало, что они, отойдя от первого шока, начали стесняться своей наготы. Точно - не проститутки.
  Алексей оставил Злого охранять девушек, а сам вместе с Еланцем и нациком-предпокойничком направился освобождать пленных. Это много времени не заняло. Пришлось решать лишь одну проблему. На месте планировавшихся четверых освобождаемых было четверо, да, но ещё три девушки шли "в нагрузку". И ещё один писатель - собственно, журналист, корреспондент, как пояснили освобождённые москвичи - пребывал где-то наверху, и мог быть в любое время возвращён на подвал. Как всегда в таких случаях - неожиданно и срывая все планы по тихому отходу.
  Ещё двое выпущенных из камер были пленными казаками из "Призрака", взятыми в боях на Бахмутке. Они, естественно, тоже хотели уйти и даже предлагали свою помощь в качестве боевой силы, если им дадут оружие. Это было, в принципе, неплохо, хотя бойцы были избиты до синевы и большой боеспособности явно показать не смогли бы. Но если придётся тихий отход превратить в шумный, то два лишних ствола не помешают. Хотя всё это - со слов освобождённых: никаких документов при них, естественно, не было.
  Решили следующим образом. Как и планировали, Шрек с Еланцем забирают всю разношёрстную компанию и тихо переправляют её к "буханке". Там ждут милицейский "бобик", после чего все вместе едут на встречу с контрабандистами и переправляются на свой берег. То, что переправляемых больше, чем планировали, как-нибудь с мужичками тихого ремесла порешаем.
  Тем временем Буран со Злым, пробираются на второй этаж, освобождают корреспондента, ликвидируют или, что лучше, берут в плен для вдумчивой с ним работы пана Молодченко, забирают милицейскую машину и едут к "буханке".
  Что касается пленного укропчика, то "отрезать ему член, а потом голову", как то требовали девочки, им не дали ("Не пачкайте душу, девчоночки, грязной работой, будете потом всю жизнь вспоминать"), поклявшись непременно и скоро отомстить за них, как отомстили его дружкам. Что, собственно, Еланчик и исполнил после того, как сходил с заискивавшим перед ним бандитом на разведку надёжного выхода.
  Как и ожидали поначалу, таковым оказался ход через люк для столовой, выходящий зады здания, откуда всего десяток метров оставалось до разрезанного в сетке забора выхода в лесопосадки.
  Злой с Бураном отход до леса прикрывают, затем действуют по своему плану.
  Прихватив автоматы мёртвых караульных - причём оба казака и писатели тоже взяли себе по стволу, - первая группа начала отход.
  Алексей сопровождал их с гнетущим душу беспокойством. Всё же такая куча гражданских на хребте у группы! Теперь отвечать приходится ещё и за них, а любой опытный солдат знает, какой это риск и какая на самом деле дыра в защите, даже если гражданские вооружены достаточно. Даже хуже, блин, если они вооружены, запоздало пожалел о своём решении Буран. В любой момент бабахнуть могут.
  Опять всплыла строчка из любимой поэмы: "У тебя ж одна забота - на кладбище не попасть"... Вот ведь - и девок скрали! И что оно зудит в голове, это четверостишие?! Хотя оно, может, и к лучшему - настораживает, мобилизует...
  Он перевёл дух лишь когда цепочка освобождённых из плена растворилась в лесопосадке, и Еланчик, прикрывавший её с тыла, прощально махнул рукою. Забавно они телепались цепочкой в полуприсяде, держа друг друга за одежду, словно малыши из детсада в старой кинохронике. Так и то - ПНВ был только у Шрека, который и возглавлял столь странную, если вдуматься, колонну. И у Еланчика, который прикрывал.
  Н-да... Настоящие писатели из настоящей Москвы, три несчастные девчонки из Счастья, два казака-ополченца, один из Брянки, другой из Красного Луча. И сопровождают их бывший боевик криворожской ОПГ и уральский казак-пластун с тремя жёнами...
  Ладно, пора доделывать дело.
  Тем же путём вернулись с Юркой в подвал, затем осторожно продвинулись на первый этаж. Пока тихо, но чёрт его знает, как там себя чувствует отдыхающая смена. Может, уже готовится стать бодрствующей, и дежурный помощник начальника караула протирает глаза, готовясь поднимать людей на смену часовых. Конечно, судя по тому, что они тут уже видели, бардак и разгильдяйство в этом "Айдаре" творились первостатейные, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Чтобы на кладбище не попасть. Как тот нацистик из подвала, отрезанный член которого первобытный тип Еланец всё же продемонстрировал девчонкам. И который умирал ещё долго и тяжело, подёргивая ногою в агонии, когда они с Юркой пробирались обратно мимо подсобки, где остался лежать бандит.
  Алексей хотел было милосердно прекратить его мучения облегчающим ударом в сердце, но сдержал себя. После того, как из быстрого опроса освобождённых узнал, куда делся четвёртый из писателей-журналистов и как эти нацистские падлы хвастались о своих палаческих подвигах, - долгое и мучительное помирание для этих катов казалось как раз истинным милосердием. А как же: у нелюдей впервые появлялось время пересмотреть поступки в своей жизни. И раскаяться в том зле, что они причинили другим. Ну, хотя бы через то осознание - на пороге-то смерти! - что делал, видимо, что-то не так, раз теперь приходится так плохо умирать...
  Даже и жаль, что не всем сегодня представится возможность успеть перед смертью обратиться к Богу. Если есть он у таких мерзюков.
  Алексей с Юркой скользнули в комнату, где тяжело сопела и храпела караульная смена. Да, хорошо храпела и хорошо, что храпела. Значит, успела группа уместить все дела в промежуток времени от смены одних часовых до того, как разводящий начнёт поднимать следующих.
  Теперь уже не начнёт, впрочем. Будет спать в своей отдельной комнатке, предупредительно указанной пленным. Пока не найдут. Но и тогда уже не добудятся. А кое-кто и ляжет рядом. Потому что дяденька тоже окажется радикально пересмотревшим бандеровские убеждения и заготовит для своих бывших дружков гранату за пазухой.
  Так, четверо здесь, как и завещал покойный в подвале. Должно было быть шестеро, но двоим вместо честного сна в карауле захотелось сексуальных извращений. Эти теперь продолжают вахту в аду. И один живой шнырится у кабинета директора, где Кудилов допрашивает московского корреспондента. Если этих исполним тихо, с тем дорешать вопрос будет несложно. Сейчас от тишины зависит практически всё. Пусть и придётся на себя повесить лишние трупы.
  Без этого в принципе желательно было бы обойтись. Но, во-первых, после всего увиденного в подвале и услышанного в ходе быстрого опроса писателей - нелюдей было не жалко. Не повиснут эти покойники на сердце, потому как не убийство это будет, а праведное исполнение приговора. Что человеческого, что Божеского. А во-вторых, это было необходимо всё из тех же соображений исключения лишних случайностей.
  Нет, ну надо же, как крепко спят! Дверь, мать её, не смолчала, скрипнула, когда открывали. Но караульные продолжали тяжко храпеть. Хотя, по стоящему в кубрике запаху судя, они просто в том состоянии, когда сон особенно сладок и необходим. Так, оружие где? Ага, вот оно, висит на вешалке. Как зонтики. Да уж, воены...
  Так, теперь главное - тишина и спокойствие. Надо в темноте очень точно попасть ножом в сердце. То есть точку ввода оружия надо знать абсолютно точно. Даже наощупь. А то приборчик на лбу, конечно, помогает, но, зараза, двоит изображение, слишком много даёт лишних засветок! Ещё нужно рот ликвидируемому плотненько зажать ладонью, чтобы случайный крик не вырвался.
  Этому учились тогда на физпо в "Антее" Ященко. А до того Бурана натаскивали на снятие часовых в училище. Поэтому за себя он не волновался, как и за Злого. А Еланец и Шрек могли бы оплошать. Так что правильно он решил отправить их с освобождёнными.
  "...У тебя ж одна забота - на кладбище не попасть"...
  Тьфу, привязалось, м-мать! Это душа опять всё же протестовала, видно. Тоскливо ей отнимать жизни, несмотря на все соображения о справедливости и праведности уничтожения убийц и насильников. Но всё равно - не хочется убивать вот так, не в бою. Не приставку к оружию ликвидировать, а вот этих, живых и тёплых. Да, хоть они и каратели, хоть и пришли, куда их не звали. А всё ж - живые...
  Эх, сам бы взвыл сейчас! Нет, плохая работа - война. Грязная. Для души, прежде всего. Как отмолить её потом?
  Тем не менее, руки сами делали дело. Да, по горлу было бы проще. Но тут и человек дольше хрипит и дёргается, и кровищи много брызгает. Уделаешься весь.
  Впрочем, четверо - не сорок. И даже не четырнадцать. На двоих со Злым - пятнадцать секунд работы. Только бы никакая случайность не вмешалась!
  Нет, повезло. Каратели приняли свою судьбу молча...
  Ну, всё. Теперь последняя часть работы - Кудилов, корреспондент, а до того - охранник перед ними.
  С гвоздей, вбитых прямо в стену, подобрали по размеру висевшие на них бушлаты.
  Форма одежды у укропов, прямо скажем, более чем разнообразна. Иной раз и в гражданском вояки попадались. Или в гражданских джинсах и военном бушлате. Так что и одними бушлатами поверх граждански на первые пару секунд глаза противника отвести можно. А дальше уже и не потребуется...
  А ежели он закрылся там, часовой? В помещении?
  Ладно, по ходу решим. Всего не предусмотришь, хотя и спасибо покойничку, просветил относительно общего плана здания.
  Поднялись с предосторожностью. Она оказалась нелишней: у дверей нужной комнатки маялся в полудрёме солдатик. То есть что значит - маялся? Натурально и дремал, присев на корточки. Так и умер, не успев встать...
  
  Глава 11
  
  Закончить фразу Александр не успел. Он скорее почувствовал, нежели увидел какое-то движение, слитное, но невероятным образом раздваивающееся по высоте, по направлению и даже по времени. Шорох, лёгкий металлический скрип - и допрашивавший его айдаровец-интеллектуал оседает на пол с завёрнутой наверх головой, обхваченный сразу с двух сторон так, что не может двинуть даже пальцем.
  Ещё мгновение - и он уже лежит на полу с заведёнными за спину руками, запястья его споро фиксируются пластиковыми стяжками, а в рот запихивается... Что? Граната! Да они охренели тут, что ли?
  А, нет! Гранатой только грозятся. Или что они делают? Кляп - да, а граната зачем? Всех взорвать, что ли хотят? Да нет, глупо...
  Один из напавших оборачивается к Александру, подмигивает и подносит палец ко рту - тихо! Другой в это время приговаривает в адрес тюремщика:
  - Ты давай, отдышись...
  А действительно, обратил внимание Александр, "хвостатенький" дышит как-то болезненно, со всхлипами. То есть нападавшие как-то успели его ещё и под дых садануть? А он и не заметил!
  -...отдышись тихонько, а то не помереть бы тебе с кляпом во рту. Только тихонько, не то при первом звуке действительно гранату тебе в рот затолкаю вместо кляпа, понял?
  Айдаровец не то что мелко закивал, а как-то затрясся. Это, видимо, должно было обозначать согласие. Несмотря на это, напавший, высокий, крепкий парень в какой-то типично бандитской косухе под бушлатом с украинскими шевронами - или как там такие куртки называются - продолжал говорить с явно чувствуемой издёвкой:
  - Она, правда, широковата, гранатка-то. Да с пояском. Лезет плохо. Как лампочка. Засунуть можно, а обратно - уже никак. Но ты не переживай особо. Если с зубами вместе её туда вбить, то всё зашибись будет. Только хирург достанет. Но это если колечко там будет. Я ежели я его выну? Ни один хирург за тебя не возьмётся. Мы в Чечне снайпершам знаешь куда такие же штучки запихивали? Так поверишь - до госпиталя ни одна не дотянула! Иные и до первого этажа даже долететь не успевали... А ведь у них там мышцы крепкие - прикинь, ребёнка удерживают, когда беременные. А тут что-то расслаблялись. Непонятно, почему. Кажется, летишь себе и лети. Расслабляться-то зачем?
  Блин, юморист!
  Выговор у парня не здешний, российский. Освободители? Кажется, ура?
  - Ладно, психолог, - шёпотом прикрикнул на напарника другой, тоже здоровый парень. Глаза интересные. - Видишь, согласен он уже! На всё. Ты ведь согласен, Бандеры шваль? Да?
  - Да? - переспросил первый, легонько пристукнув айдаровцу гранатой по зубам. - Правда, согласен?
  Хвостик на голове опять запрыгал. А ведь, должно быть, трудно так энергично кивать, лёжа вдавленным одной щекою в пол...
  - Вот и ладушки, - покладисто согласился парень с гранатой. - Кляпик мы тебе тогда обычный оставим. Безопасный. И пойдём потихоньку. Пойдёшь с нами?
  Снова безоговорочное согласие. Словно можно было ожидать отказа...
  Второй парень тут же поднялся со спины задержанного, одним гибким движением переместился к Александру. Во, блин, как ягуар какой! Спецы, видно...
  - Фамилия, имя?
  - Молчанов Александр.
  - Корреспондент РИА?
  - Да.
  Нападавшие переглянулись. Как показалось Александру, с облегчением.
  На душе потеплело. Точно, свои!
  - У меня есть приказ доставить вас на ту сторону. Готовы следовать за нами?
  Смешной вопрос!
  - Да, конечно! - тоже переходя на шёпот, воскликнул Александр. - Ещё спрашиваете! Только наручники расстегните. А то рук уже не чувствую...
  - Разумеется. Эй, Кудилов, у тебя ключи от наручников?
  Тот отрицательно шевельнул головою. Потом мотнул головой на дверь.
  - У конвойного?
  Кивок.
  Второй парень выскользнул за дверь и через секунду втащил в комнату айдаровца - того, который вёл сюда Александра.
  Выглядел тот плохо. Прямо сказать, никудышно выглядел покойник: на месте переносицы глубокая дыра, лицо в крови.
  Труп споро обыскали, заодно освободив от камуфляжной куртки. Ключи были в ней, и уже через секунду Александр едва сдержал стон, когда одна боль в запястьях, давящая, сменилась на другую, рвущую. Словно кровяные тельца яростно набросились на пережатые ткани, прогрызая себе пути по привычным дорожкам. Ну, сука укропская, тебе бы такую же муку!
  Собственно, почти так и произошло дальше: парень, который говорил о приказе, перехватил наручниками запястья айдаровца.
  - На всякий случай, - прокомментировал он, поймав взгляд Александра. - А то стяжку, вообще-то, разорвать можно. Правда, с руками сзади это ещё никому не удавалось, но случаи разные бывают... Всё, уходим! Эй, Кудилов! Документы, бумаги, планы, карты - где всё?
  Тот кивнул на стол. Выглядел при этом несколько удивлённо. Этакая угнетённая ошарашенность...
  - Злой, по карманам его обхлопай, - приказал дальше парень своему напарнику. - Удостоверимся, тот ли.
  - Уже, командир, - был ответ. - Как учили...
  И протянул напарнику документы. Тот хмыкнул удовлетворённо.
  - Так, точно, наш клиент! Кудилов Валентин Игоревич. Ну, сучёныш, молись Богу, чтобы тихо всё было. А то у меня к тебе большие личные счёты. С удовольствием тебя причморю, если что! У меня приказа доставить лично тебя нет. А хоть бы и был... Я Буран, слыхал?
  Судя по тому как побледнел "хвостатый", этот позывной был ему хорошо знаком.
  - Злой, собери тут бумажки, какие нужные. Ноут его не забудь, - скомандовал дальше Буран.
  - У него тут ещё видео, - вмешался Александр. - Он допросы снимал.
  - Злой, понял? Давай, прибери технику. Ключи от "бобика" у тебя? - обратился Буран к пленённому.
  Тот снова отрицательно покачал головой.
  - У водилы?
  Кивок.
  - Водила отдыхает?
  Кивок.
  - В какой комнате?
  Кивок головой налево, в сторону коридора.
  - По левой стороне?
  Отрицание.
  - Первая комната отсюда? Нет? Вторая? Третья?
  Кивок.
  - Ладно, чудила многогрешная, смотри, если не ту комнату назвал, на твоей совести лишние покойники будут, - прошипел Буран. - И ты сам в их числе. Впитал?
  Кивок, убедительный, чуть ли не раболепный.
  Буран исчез.
  Затем ничего не было слышно, затем он появился.
  - Всё, двинулись. И ни звука. Ты, - обратился он к айдаровцу, - если даже ножкой топнешь сильно, убью нахрен! Злой, привет от усопшего безутешным товарищам приготовил?
  - Обижаешь, командир! И в столе ещё одна.
  - Классно, двинулись.
  А дальше Александру оставалось только восхищаться - как, казалось, просто всё делается у этих парней. Один впереди, с оружием наготове, но не на виду, - с тем самым пистолетом с длинным стволом, видимо, бесшумным. Бойца не слышно и даже, кажется, не видно. Вторым поставили его. Третьим двигался пленный, действительно от души стараясь не производить шума. Четвёртым - второй освободитель, Злой. Тоже с пистолетом и тоже ловко хранимым у тела так, что выплюнуть смертельную пулю может в течение миллисекунды.
  Так соскользнули с лестницы, прошли через фойе первого этажа, пустое - ну да, логично! Сели в машину - ополченцы... Какие, нахрен, ополченцы, профессионалы-диверсанты высшей пробы! Злой сел за руль, пленного посадили рядом. "Представительствовать будешь, с улыбкой чтобы ехал", - приказал Буран.
  Как пленный будет улыбаться с кляпом во рту, было непонятно. Но, судя по гримасе, усиленно пытался исполнить приказ.
  Сам Буран сел назад, продемонстрировав "айдаровцу", что пистолет сторожит каждое его неверное движение прямо у самой печени. На левое заднее посадили Александра. Чудесным образом поменявшегося ролями с его недавним мучителем.
  Открыли ворота, выехали, закрыли ворота. Со стороны, должно быть, привычное зрелище - поехал сотник по делам своим важным. Что ж, иллюзии бывают подчас - или всегда? - куда приятнее действительности. Особенно когда в ней ждёт своего часа граната в ящике начальского стола...
  
  * * *
  
  Алексей кинул Насте эсэмэску о том, что одеяло у племянника получил, но тот предложил ещё завернуть в Лобачово - там, мол, можно недорого взять ещё мясо. Брать мясо-то?
  Настя негодующе отстучала: "На часы смотрел? Разбудил!!! Бери!".
  "Прости! - передал в ответ Алексей. - Надо прямо сейчас решить тему".
  И вынул симку из телефона, разрезал на четыре части и разбросал по дороге, а сам аппарат забросил в придорожную грязь. Ежели их с Настей обмен как-то выделили и прикрутили к нему слежку по IMEI, то пусть поищут владельца на окраине Счастья...
  Контрабандисты не подвели бы... Луганчанам, не раз подмечал Алексей, скрупулёзная обязательность не присуща. То есть не то чтобы не исполняли взятых обязательств, но - как придётся. Если находились дела поважнее - значит, так тому и быть. Правда, бизнес контрабасов и условия войны от совершенного легкомыслия отучают конкретно. Если Сто первый подвести реально не может, то какие-нибудь его ребята на низах могли решить что-нибудь по-своему. Обстоятельства, мол, что поделаешь!
  Ещё одно, о чём должен думать каждый командир разведгруппы, - противник. Что если информация о деятельности луганской ДРГ дошла до ушей тех, кто принимает решения? Хоть через тех же "контрабасов"? Тоже не должно быть, но вдруг? И как раз возле переправы ждут их всех тёпленькими десяток бойцов в двух перпендикулярных секретах, с двумя ПК и одним мегафоном, чтобы после выстрела по водителю прокричать "Сдавайтесь!"?
  Ехали в полном боевом напряжении. Достали из сумки свои "ксюхи", приготовили прихваченный на всякий случай экзотический "Кастет", выложили затрофеенные автоматы неудачливых караульных.
  Обошлось без инцидентов. Чтобы не смущать контрабасов, милицейскую машину поставили назад. При осложнении обстановки двести метров она проскочит быстро, а так - ни к чему смущать партнёров неожиданным для них фактором.
  Шрек, как и было договорено, вышел, "перетёр" появление милицейского автомобиля, настоял на подтверждении понимания. В чужие дела им лезть было ни к чему, но и котёнку понятно, что без выставленных заранее секретов их бизнес не обходится.
  После этого мигнул фонариком "порядок" затихарившемуся в островке деревьев у левой обочины "бобику". Тот, правда, двинулся не сразу - сначала пришлось затащить в машину "айдаровца", которого до того вывел для "поговорить" Буран.
  Некоторый конфликт интересов вызвало наличие лишних людей в группе сверх оговорённого. У "контрабасов" на этом берегу Донца была своя задача - переправить на тот берег столько-то туш говядины. И так меньше, чем хотелось, но бригадир контрабандистов понимал, что сегодня его "урок" дополняется необходимостью спрятать среди говяжьих туш человечьи тела. Так ведь говорили о скольких? - недовольно гудел низким шёпотом бородатый детина. О восьмерых. А сейчас сколько? Одиннадцать. А плотики не резиновые. Вам тут девок грузить, а мне потом как отчитываться? А лишний рейс - не, тоже нельзя, потому как с солдатами украинскими договорённость соблюдать надо. Думаешь, не секут они? Приборы-то есть у них. Так-то они в наши дела не лезут, но рейсы считают, потому как за каждый мы им отстёгиваем. А если рейс дополнительный, да без согласования, могут и стрельнуть. А коли завтра обнаружится, что вы тут нагуляли помимо девок, - а то не вижу я, что не братки вы, а военные, - так связать два и два укропы тоже умеют, не полные бараны. А на подвал кому хочется? И бизнесу конец...
  Пришлось поматериться - шёпотом, но на повышенных тонах. Алексей даже подумывал было плюнуть на дальнейшую дискуссию и рвануть на милицейской машине к Попасной. Небось, айдаровский "бобик" тут особым правом проезда пользуется.
  С другой стороны, кого в него посадить? Сам он вроде обязан быть при освобождённых и пленном. Передать их в нужные руки, отчитаться о выполнении задачи. Девчонок тоже переправить надо - нельзя их тут оставлять. Итого восемь человек и набирается.
  А группу свою оставить здесь, пусть добираются сами, как смогут? Омерзительно! Отправить с гражданскими и пленным, например, Шрека, а самим уехать? Те же яйца, только в профиль: ага, трое военнообязанных мужиков в одной машине! Сперва стрельнут, потом разбираться будут. И так везло на всём выходе, как... Необычно везло, хотя всё - на импровизации...
  Ну, разве что расчёт опять на милицейского "бобика". Так его уже утром разыскивать будут, как только обнаружат результаты их работы в профилактории...
  Переправа - переправа, берег левый, берег правый... Вон он, свой, рукой подать! Но!
  - Ладно, - наконец, сказал Буран. - Сделаем так. Девочки у нас маленькие, худенькие. Две за одного мужика потянут. Значит, одного бойца уже разместим.
  Дальше. Вот того там оленя, - он мотнул головой назад, на машину, - мы везти бесплатно не собираемся. Но он с нами ехать должен. Потому он у тебя покупает одну тушу целиком. Сколько она стоит? - Алексей достал конфискованные у Кудилова деньги.
  "Контрабас" попытался что-то опять побурчать про обязательства по количеству туш, но Алексей настоял на том, что дополнительные деньги решат и этот вопрос. А перед Сто первым он встанет лично и слово своё за ситуацию скажет.
  Симпатичная даже на вид пачка купюр, сунутая в руки контрабандисту, окончательно домяла его сопротивление.
  - Вот у нас и второй разместился, - с удовлетворением констатировал Алексей. - Ну, а я вплавь.
  - Охренел? - изумлённо поинтересовался контрабандистский бригадир. - Не май месяц на дворе. Вода ледяная.
  - Я плаваю хорошо, - отрезал Кравченко. - Эвон и Крещение скоро. Будем считать, что оно уже сегодня.
  Вспомнил, как их закаляли в Новосибе трескучими сибирскими зимами. Сначала-то худо приходилось - всё же Брянск, не говоря уже об Алчевске, - города южные. С большими морозами, конечно, знакомые, но, скажем так, не дружные. Но постепенно как-то попривык. А на втором курсе среди ребят уже и доблестью какой-то стало хладоустойчивостью своей покозырять. Дома где-то даже фотография валяется, как он в снегу голышом лежит. А над ним стоят Лёнька Ставенов и Генка Некрасов, и пар у них изо рта такой прёт, что даже от самой фотки морозом веет.
  Ничего, как-нибудь переплывём. Не впервой нам преодоление всяких препятствий. К плотику прицепимся и потерпим. Зато потом какой кайф, когда из ледяной воды выходишь, и даже морозный воздух кажется теплее неё! Тем более, что какой сегодня мороз - оттепель уже, плюсовая температура даже ночью! Да и плыть тут - всего ничего, метров шестьдесят...
  
  * * *
  
  Предстоящий кайф обломал Шрек.
  - А этих-то двоих, освобождённых, куда? - тихонько, сквозь зубы, чтобы не слышали "контрабасы", прошептал он. Похоже, он решил, что у командира есть какая-то задумка по их поводу.
  Но командир только матюгнулся про себя. Он-то просто забыл про двух освобождённых ополченцев! Сам же приказал им нишкнуть и тихо сидеть в "буханке" - потому что здоровая паранойя разведчика заставляла не совсем доверять случайным людям. Девчонкам-то верить можно, уж больно натуральная - не разыграешь такую! - ситуация была, в какой их застали. А эти... Мало ли, что за люди.
  И вот он про них просто забыл! Близость своей стороны сыграла опасно расслабляющую роль. Вроде уже дома. А тут близок локоть, да не укусишь!
  И что делать?
  Выговорив у кислых контрабандистов пять минут на совещание, они собрались у "буханки". Стресс, вызванный позором, прочистил Алексею мозги, убрал излишнюю эйфорию.
  Значит, как звучало задание? Найти, освободить и вытащить к своим четверых журналюг. Всё! Это приоритет, остальное - опции. Значит, этих точно переправляем. Вместо четверых - трое, один, по показаниям, убит.
  Зато на его месте оказывается ценный пленный, способный много рассказать. Значит, его переправляем тоже. С охраной. То есть выявляется следующий приоритет - вернуть собственную группу. И в качестве охранников, и в качестве бойцов, для республики неизмеримо более полезных, чем три девчонки из Счастья и двое пленных.
  И сам он должен вернуться, чтобы доложить об обнаруженных обстоятельствах и целях на вражеской территории, подготовить обоснование для рейда по ним и пробить соответствующий приказ. Это тоже ценнее прилепившихся к ним гражданских...
  Но при всей правильности этой логики Кравченко ощущал её подлость. Нет, всё правильно и разумно, но... подло! Не может он их тут оставить! Не по-человечески! Не отмолить потом ни перед Богом, ни перед совестью! Бог - ладно. Он милосерден, как говорят. А совесть -точно милосердия не ведает...
  А тут, словно поддерживая его правильный, но подленький расчёт, ещё и девчонки заныли, отойдя от шока мгновенно меняющихся обстоятельств. Захотели домой - две к родителям, одна к мужу. И что им в Луганске делать, где ни родственников, ни жилья, ни денег? Отпустили бы их ребята, домой хочется!
  Казаки освобождённые молчали, дисциплинированно ждали его решения. А что тут решать?
  После резни, устроенной в пансионате, укропы начнут искать всех, кто причастен. На девчонок выйдут? Обязательно! Когда их брали, документы их тоже прихватили. И где-то лежат они в пансионате. Или кто-то вспомнит обстоятельства, при которых девчонок забирали, пройдут по цепочке. Опросят людей, и кто-то да поделится наблюдением, что вот у соседей дочка пропадала несколько дней, а тут появилась, да сама не своя.
  О них, о бойцах, речи нет - они уже у своих будут. Показания девочек им никак не навредят, даже если всплывут позывные или имена. Но вот самим девушкам придётся настолько плохо, что даже не представить. Особенно когда вернутся с "передка" дружки убитых бандеровцев. Что их предтечи с молодогвардейцами краснодонскими сотворили!
  Нет, этих точно надо вывозить. Да и - полезное дело - дадут в прокуратуре показания на нацистов-мучителей, и кто жив остался, ответит за преступления.
  Излагать всё это девушкам он не стал. Просто настоятельным, жёстким тоном припечатал:
  - Куда вы пойдёте? До города - десять километров! Да там, поди, уже шухер стоит, или вот-вот начнётся. Каратели по улицам будут бегать, а тут вы - ночью, одни, в камуфляже убитых! Рассказать, что будет, или догадаетесь? И на машине не повезём. Ночь, комендантский час, тревога. Они сперва расстреляют машину, а уж затем в неё заглянут. Может, у вас здесь, в Лобачово, родственники есть? Нет? Всё, короче, решён вопрос!
  Теперь вы... - он повернулся к освобождённым ополченцам.
  Один из них, тот, что постарше, помотал головой:
  - А мы, командир, вот что... Мы эту милицейскую машинку возьмём, да и проедемся тут по тылам гадов. Пока они хватятся, пока что - мы уж далеко будем. И от вас отвлечём, если что. Только оружия нам оставьте, да гранат побольше. Если что, хорошо с гадами посчитаемся...
  Алексей посмотрел на него. Вроде нормальные мужики. В спину не выстрелят. Избитые, для подставы укропской чересчур уж натурально. Хватит паранойи! Это просто начинает уже земля здесь пятки жечь - слишком удачно всё идёт. Очень не хотелось бы под конец проколоться на какой-нибудь непредусмотренной мелочи. "У тебя ж одна задача...".
  - Смотрите, - сказал. - А то, думаю, сообразим на той стороне лодочку какую, пришлём за вами...
  Тот же ополченец покачал головой:
  - Ладно уж. Мы лучше вас прикроем, пока переправляться будете. А то мало ли что. А там уж... Бушлатики на нас ихние, обувку парень ваш тоже помог подобрать. Даже вон и документики есть ихние, телефоны. Доедем как-нибудь. Заодно со следа вашего собьём. А там как Бог даст...
  Ну, ладно. Времени уже нет - ни на уговоры, ни даже на обдумывание, как лучше поступить. Имена-позывные мужичков он знает, передаст в штаб Головного. Телефон им только свой нормальный назвать, чтобы отзвонились, когда он уже на своей стороне будет. Только едут пусть просёлками, где почва позволит, а ещё лучше...
  - Ладно, командир, - сказал ополченец. - Там разберёмся. Ты, главное, сообщи, кому надо, что встретил, мол, и что живы мы...
  Гранаты им оставили все. Автоматы, патроны. Дали один ПНВ. Даже гранатомёт оставили.
  Обнялись.
  - Бог в помощь! - произнёс Алексей уже будто для себя, провожая взглядом удаляющийся силуэт машины.
  
  * * *
  
  Нет, танкового взвода, положенного по штатам обычного армейского ОРБ, за ними не прислали. Этого, впрочем, никто и не ожидал - никаких трёх танков в батальоне Перса просто не было. Но бэтр к Крутой Горе подогнали довольно быстро - видать, заранее был выдвинут. Ну да, легко сообразить: Сто первый точно участвовал в назначении времени переправы, после того как Буран отстучал Насте, что одеяла забрал, племянник тоже напросился в гости и что сам он скучает и желал бы немедленно оказаться дома у неё в постельке под бочком.
  "Ты всё обещаешь. А я не сплю, тебя жду", - ответила она. И почему-то хотелось искать в этих словах второй смысл. Тот, что только между ними. А не между ними и войной...
  Но, в общем, военный смысл тоже был понят правильно. В целом место переправы было согласовано заранее, так что группировка из трёх бусиков и одного бэтра была стационирована в Земляном ещё с вечера. Подтянуться до Крутой Горы - четверть часа. Алексей не успел ещё прекратить ляскать зубами - холодна всё же донецкая водичка в январе, кто бы ожидал! - как вся та же кампания уже жала ему руку.
   Полковника Саркисова, правда, не былоНачальник операции, ему по рангу в штабе ждать результатов. Зато гордый, или, если по-русски так можно выразиться, "гордеватый" несколько в жизни ракетчик Перс прибыл встретить подчинённого собственной персоной. Нормально в армии. Это в очереди за плюхами лучше не появляться, а в очереди за плюшками желательно обозначиться в первых рядах. Впрочем, справедливо - в конце концов, операция успешно проведена силами ОРБ. А значит, в батальоне правильно поставлена боевая и командно-воспитательная работа.
  Майор Безуглый, который Тарас, - тоже само собой: он принимал освобождённых журналистов. Ну и подполковник Мешков во главе группы бойцов из ГБ - в тему. И вездесущий Митридат, конечно, рядом со Сто первым и парой гражданских. Интересно, Сто первый тоже, что ли, под кураторством ЦК ходит?
  Не задают тут таких вопросов. Мишка и не скажет. Впрочем, и не до них. Алексей знал, разумеется, что Насте тут нечего делать, но с затаённой надеждой всё же шмыгнул глазами по группе встречающих.
  Нет, ты же сам знал, что ей тут делать нечего, она в штабе на связи, что ж разочаровываться? Хотелось показаться при ней героем?
  А что? Да, чёрт возьми!
  Тихо! А Ирка?
  И Светка!
  Блин, как же всё запутано-то! Не, точно, на "минусе" проще было...
  - Человек, который вернулся с "минуса"! - словно услышав его мысль, провозгласил Мишка, облапливая друга. И прошептал на ухо: - Не гляди так. Ждёт. Волновалась очень...
  И ночь посветлела.
  Но тут же озарилась вспышкой. Начальственного гнева.
  - Ни хрена себе! - воскликнул Мешков. - Это кто его так уделал? Какие ироды так с пленным обращаются? Капитан, ты охренел?
  Алексей оглянулся. А, ну да. Это комендачи гэбэшные выволокли и подвели к общему собранию гада Кудилова.
  Хоть было вокруг по-прежнему темно, ибо ночь никто не отменял, в свете фонариков выглядел тот, брошенный под ноги встречающим, действительно не очень. Морда в крови, шея, плечо - тоже. Когда кляп вынули, стало видно, что передних зубов нет - выбиты. На щёках - дорожки от слёз. И босиком.
  Просто оказалось, у грозного командира бандеровцев всего лишь сороковой размер ботинок. Так что обувь ему пришлось пожертвовать одной из девчонок, которой первоначально достались "лапти" упокоившегося караульного. Ничего, после того, как девочки рассказали, что и этот уродский сотник принимал участие в оргиях насилия над ними, ботинки были лишь малой компенсацией за всё...
  Плачевное состояние пленного объяснялось тем, что Алексей, километров полутора до Лобачова не доезжая, пока Шрек устанавливал контакт с контрабандистами, с помощью ребят отволок вражину в посадки для экспресс-допроса. Больше возможности его допросить не будет. Что там он будет петь у гэбэшников - вопрос их, а ему надо было точно выяснить, знаком ли Кудилов-Молодченко с бурановскими кровниками, где те базируются, и не по их ли приказу действовал этот урод, распоряжаясь всадить гранату в кравченковскую квартиру, и позже, когда Лысый похитил Ирку.
  Кудилов, оправившийся от первоначального шока и, самонадеянный журналюга, видно, уже просчитавший что-то положительное для себя даже при попадании в Луганскую ГБ, попытался поначалу права покачать. Дескать, он военнопленный, потому говорить ничего не обязан. И вообще, он, сотник Молодченко, предлагает командиру москальской ДРГ отпустить его, обещает за это десять тысяч евро и три часа не наводить на них погоню. И ещё ерунду всякую плёл.
  Пришлось Алексею его в адекват приводить. Для чего почти буквально выполнить Юркину угрозу с гранатой. Нет, эргэдэшку засовывать пленному в рот Буран не собирался. Языка всё равно надо было сдать позднее своим для компетентных допросов - а нафига им красавчик с гранатой в пасти? Оно, конечно, пока чека на месте, сама граната не опаснее камня. Но мало ли что?
  А главное, нужен-то хоть и трясущийся от страха, но говорящий язык, а не трясущийся и мычащий нечленораздельно через гранату в зубах. Точнее, в этом случае - без зубов.
  Потому Алексей, не отвечая врагу, молча выстрелил ему между ног. Прямо возле самого паха.
  Звук от ПБ, конечно, достаточно хорошо слышен ночью, но вокруг и так было довольно много шума. Громко бухало на северо-западе - это свои исправно выполняли план по шумовому прикрытию группы Бурана. Активно грохали по позициям укропов вокруг Трёхизбенки. Дальше к западу, у Крымского, кажется, тоже что-то булькало, да и сзади, со стороны Станицы, слышен был довольно интенсивный обмен.
  Словом, один выстрел вплёлся в общую мелодию ночи и растворился в ней бесследно. Зато Кудилов вернулся к реальности. Когда ствол касается мошонки, а потом дёргается, произведя выстрел, - весь организм цепенеет от ужаса. И в этом ужасе не сразу понятно, что физической боли нет и, значит, пуля ничего не задела.
  Плюс досталось чувствительно и зубам: при первом же намёке на вопль Алексей врезал по ним рукояткой пистолета, а присутствующий здесь же Злой затолкал подопытному кляп в рот. Была, конечно, опасность, что враг захлебнётся кровью, но Юрка за этим следил. К тому же сам Кудилов хотел жить очень сильно, так что справился. Но больно было вражине явно очень и очень конкретно...
  - Учти, гад, - почти ласково проговорил Алексей. - После твоих фокусов моя девочка лежит при смерти в больнице. И я ужасно хочу заставить тебя в отместку умирать медленно и мучительно. И если с нею что-то случится - я своё желание исполню. Только не полностью. А оставлю без рук, без ног, без глаз и языка и дам тебе такому жить дальше. Чтобы даже задницу подтереть сиделка требовалась. Чтобы в детской коляске твой обрубок возили. И чтобы ты каждый день раскаивался в том, что совершил, но было уже поздно... А для начала...
  Он резким движением взрезал ножом мочку уха Кудилова. Для жизни не опасно, но больно и много крови. А главное - очень страшно, ибо вдруг понимаешь, что с тою же лёгкостью нож взрежет и глаз, и сонную артерию, которая вот она, рядом, и вообще что угодно.
  После этого Буран приблизил лицо к лицу задержанного, оскалился, показав зубы в волчьей ухмылке, и проговорил:
  - Так что ты молись, чтобы я довёз тебя до нашего гэбэ! Они там культурные, на тылах. А пока мы здесь, ты уж очень постарайся обеспечить мне хорошее настроение. А для этого точно и чётко отвечай на все мои вопросы. И учти: как только услышу фальшь или, не дай тебе божок, враньё, - тут же пальну. Но уже по-настоящему. По плану пойдём, понял? - превращая тебя в безнадёжно больного на всю жизнь... Ты уже обречён, понял? И лишь правдивыми ответами на мои вопросы сможешь выкупать у меня одну часть тела за другой. Значит, кон первый - левое ухо. Начали!
  В чёрно-серой мгле зимней ночи, в лесопосадках, с красным светом фонарика в глаза, который к тому же, знал Алексей, кладёт сейчас страшные тени на его лицо, эти слова должны были звучать весьма убедительно. И они явно звучали убедительно. Потому что тут Кудилов сломался: мелко закивал, страдая, но глядя на Алексея с огромной надеждой.
  Точная примета: почему-то все эти идейные бандеровцы очень любят жизнь, и для её спасения на всё готовы. Это вот мужички обычные, нормальные, по призыву или ещё как на той стороне оказавшиеся, упереться рогом могут. По-нашему, по-русски. И будет лежать один на позиции, лупить из пулемёта, не отзываясь на предложения сдаться в безнадёжном своём положении. И умрёт на пулемёте. А потом ещё окажется своим, донбасским. Родину от русской агрессии защищающим, видите ли...
  А вот идейные нацики, как только оказываются в ситуации, когда не над мирняком можно глумиться безбоязненно, не ветеранов на 9 мая толпой метелить, - вот идейные нацисты ломались быстро, сразу же. И начинали любой ценой выторговывать себе жизнь свою никчёмную. Сдавали своих, планы и секреты. Буквально сапоги лизали! Сам Алексей такого не видел - над пленными упражняться он брезговал, а в тылу врага обычно не до воспитательных мероприятий, когда надо быстро и надёжно допросить. Но рассказывали ребята, как пленные нацики именно что носки берцев лизали, лишь бы в живых оставили...
  Поведал Молодченко очень важные вещи. Во-первых, он знал убийц отца, знал, где они находились и как к ним подобраться. Во-вторых, действовал по их приказу или по согласованию с ними. Это значило, что роль Бурана в своём прореживании убийцы представляют вполне отчётливо и подключают к охоте на него особые силы - со связями не только в Луганске, но и в России. А в-третьих, что подобраться к ним можно будет в районе Дебальцево, куда украинское командование намерено перебросить основные силы "Айдара".
  И вот это было куда важнее всего предыдущего для луганской армии. Потому что переброска касалась не только этого карательного батальона. Оказывается, на совещании в штабе было доведено, что по мнению украинского начальства основной целью повстанцев на данном этапе боевых действий будет отвлечь внимание активностью вдоль Бахмутки, у Станицы, у Попасной. В ДНР - аэропорт, Авдеевка, Пески, Горловка. А затем войска республик ударят под основание Дебальцевского выступа, чтобы окружить там группировку ВСУ.
  Слишком большой новостью это не было - конфигурация линии фронта сама диктовала подобное решение. О необходимости устроить укропам новый котёл в Дебальцево кричал едва ли не каждый ополченец, как хватит лишку. Так что украинское командование прекрасно должно было соображать, куда ветер подует.
  Новостью было то, что оно, командование, уже перебрасывает подкрепления в Дебальцево, несмотря на давление по Бахмутке. Батальону "Айдар", в частности, назначены место дислокации Чернухино и Авдеевка, где его бойцы должны будут играть роль заградотрядов для нестойких войск ВСУ. А также бороться с ДРГ ополчения и проводить тыловую зачистку мирного населения.
  Кравченко, естественно, не был допущен к планам высшего командования, и о том, что оно собирается делать с дебальцевским выступом, мог только догадываться. Чутьём офицера. Но то, что говорил этот нацик, было очень похоже на правду. И впрямь - не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не дотумкать, что главной целью своих действий командование ВСН будет ставить восстановление связности между территориями ЛНР и ДНР. И не через Красный Луч - Миусинск, а куда короче. Оно же означает и крайне полезное спрямление линии фронта. Ну и, конечно, повторить летние котлы тоже очень должно хотеться офицерам в штабах Корпуса.
  Значит, информация о том, что ВСУ начинает переброску подкреплений в Дебальцево, даёт достаточно много поводов для выводов, как говаривал Тихон Ященко. Эту информацию надо было донести до своего командования. И нацистскому гадёнышу больше терзаний не грозило. Тем более что пел он теперь с готовностью. Про будущие пункты дислокации "Айдара" поведал. О боевых планах на ближайшие дни рассказал. Остальное пусть дорассказывает тем, кому надо. Лично Кравченко узнал всё, что нужно. А достать убийц отца в Чернухино или где-то рядом будет поближе, а значит, и полегче, нежели в этом треклятом Половинкино...
  Поэтому он спокойно - с трудом удалось удержать усмешку - отдал Мешкову честь и ответил:
  - Никак нет, товарищ полковник, не охренел. С пленным обращались по закону. Немножко помяли во время передвижения по территории противника и предварительного допроса, чтобы добиться добровольного сотрудничества. Эта цель достигнута, сотник батальона "Айдар" Валентин Кудилов, позывной Молодченко, изъявил полную готовность к полноценному сотрудничеству с компетентными органами ЛНР и уже поведал ценные оперативные сведения. Вы ведь готовы к полноценному сотрудничеству, пан Кудилов?
  Взгляд свой Алексей сделал предельно открытым и бесхитростным, но "пан" явственно задрожал и неистово закивал, увидев обращённый к нему миролюбивый взор Бурана в одьяволивающем всё свете фонарика с нижней полусферы...
  Кравченко заметил краем глаза понимающую ухмылку Перса и одобрительную - Митридата. Ну да, не хотелось бы, конечно, ссориться с ГБ, если вдруг Мешков этот окажется человеком говнистым и пойдёт на принцип. Но и у Алексея есть друзья, настоящие, боевые, в том же МГБ, которые поддержат его. Да и, объективно говоря, немало он для них, гэбэшников, и сделал за эти дни после Нового года. И подполковника назвал полковником - что, в общем, считается нормальным знаком уважения в армейской среде. А у законников-гэбэшников должно, небось, восприниматься вообще как открытая лесть.
  Мешков тоже ухмыльнулся - и не поймёшь, правда, дружески или недобро. То ли лицо такое у человека, то ли и впрямь что задумал. Да и "гуляло" лицо-то в свете фонарика, как и у всех, - хрен разберёшь что по нему!
  Но виделось, что прекрасно он расслышал и "полковника", и версию, что озвучил Алексей, к сведению принял, и улыбки Перса и Митридата срисовал. И, главное, оценил "размягчённое" состояние пленного, действительно готового на всё, лишь бы быть подальше от Бурана с его разведчиками.
  - Я вас попрошу тогда, товарищ капитан, - проговорил гэбист. - Когда будете писать рапорт вашему командованию, остановитесь, пожалуйста, на этом эпизоде поподробнее...
  Блин, ну сука же!..
  - О том, как произошло ранение челюсти при задержании, писать не надо, - продолжил, между тем, "сука". - Как и об осколке, что повредил ухо задержанному. Просто укажите, что именно говорили ему, чтобы склонить к сотрудничеству. Какие словесные аргументы использовали, - Мешков отдельно выделил тоном определение "словесные".
  Алексей не сразу даже сообразил. Глянул на Мишку. Но тот расплылся в такой широкой ухмылке, что дальнейших объяснений не потребовалось...
  
  Глава 12
  
  - Где досыпать будешь? - хмуро спросила Настя.
  Алексей пожал плечами.
  - В располаге, наверное. Всё никак не успеваю новую квартиру подыскать...
  На автомате ответил. Потом дошло.
  Но тут же взыграло ретивое:
  - А что? Что-то хочешь предложить?
  Старая - да какая, блин, старая, недели не прошло! - обида оскалилась в душе гнилыми своими зубами.
  Господи, как же плохо было тогда! На этой дурацкой лестничной её площадке, перед дурацкой захлопнувшейся её дверью! Как было плохо...
  Теперь уже Настя пожала плечами. И промолчала.
  Они шли по вестибюлю "стекляшки" вслед за водителем, которого от щедрот своих выделил Саркисов, дабы развезти героев дня - так он выразился - по домам. Тем более что было почти по пути: Насте на Будённого, Алексею к себе в ППД батальона.
  И кстати, насчёт поисков квартиры, да... Тоже сглупил и тоже на автомате. Потому что квартира, можно сказать, уже была. Это Саркисов пообещал. И поручил кому-то из своих подобрать капитану Кравченко "квартирку нормальную", а то что это, мол, такому хорошему офицеру приходится в кубрике постоянно ночевать. Тем более что и жилище своё он потерял, можно сказать, "на боевой стезе", из-за мести "разозлённого им врага".
  На высокий штиль потянуло полковника, действительно расчувствовавшегося после рапорта Бурана и его рассказа о проведённом рейде...
  Церемонию встречи у Крутой Горы - Жёлтого затягивать не стали. Всё же - фактически линия фронта, которую, впрочем, редко так называют. Линия боевого соприкосновения, ЛБС. Иногда - "ноль". Откуда-то пришло. Кто-то употреблял это слово, кто-то над этим смеялся, считая манерным. Алексей говорил и так, и так. Может, кому-то что-то кажется, но ему было всё равно. Просто слово. Иногда даже удобное. И не более манерное, чем это ЛБС.
  Как бы то ни было, находиться так близко от "нуля" - ЛБС долго не следовало. Ночь и так-то выдалась беспокойная. Неровен час пульнут укры и сюда чем-нибудь взрывающимся. Особенно ежели обнаружат следы работы Бурановой ДРГ в пансионате. Вернее - когда обнаружат.
  А там... Ума много не надо опросить блок-посты возле пунктов перехода, выяснить, что через них диверсанты не отходили - а никто и не ожидал, небось, не идиоты, - и сделать вывод, что ушли они через реку. А где ушли? А только через Весёлую Гору, Раевку или Лобачово - Жёлтое. Последнее предпочтительнее, ибо там готовая паромная переправа функционирует. В принципе-то перебраться через реку и вне населённых пунктов можно, но если брать в учёт гражданских, что уходили с группой...
   Словом, обозлённые укры могут и по всем трём населённым пунктам шарахнуть в видах если не накрыть наглых диверсантов, то хоть отыграться на местном мирняке. Они, твари, могут.
  Очень довольный Мешков со своими спецназовцами из МГБ увёз страдающего Кудилова в свои страшные подвалы, сбросив на Мишку сопровождение девчонок на какую-то из их гэбээшных квартир. "Разместить, накормить, уложить отдыхать, утром отвезти к врачам", - так прозвучала команда.
  Тот ответил "Есть", но таким тоном, что Алексею захотелось хихикнуть. Угрюм сделался Мишечка - ему-то, видать, очень хотелось досмотреть "продолжение банкета". А тут придётся заботиться о бедных девочках, отводить их от психологического шока, который догонит бедолаг, как только начнёт отходить стресс от всех навалившихся событий. И даже хвоста ему своего шармового распустить нельзя будет, потому как девчонки ещё долго не смогут без тошноты переносить мужские ухаживания...
  Ребят его тоже в УАЗик посадили и отправили отдыхать в расположение, с условием, чтобы "как хотят, - могут сразу писать или пока поспать, а рапорты чтобы к 12-00 лежали у начальника штаба".
  Строго было у Перса. Дисциплина у него была.
  Сто первый со своими тоже растворились сразу вслед за Мешковым, пожав руки разведчикам и виновато прогудев в ухо Алексею: "Ты уж прости, братишка, что искупаться пришлось. Но не дали бы укропы второго рейса сделать - заплатили-то им за один. Кто ж знал, что вас так много будет. И так вон на три плота сговорились, вес оружия учли. Запалили бы мы всё вторым рейсом. Догадались бы они, что вы на нас ушли. И так-то, поди, отбиваться придётся...".
  А Бурана любезно пригласили проехать в штаб, где его доклада ждёт начальник операции полковник Саркисов. Ну, и Настя. Но это Алексей обнаружил, лишь когда вся их компания - с Персом, Тарасом и тремя журналистами - вошла в помещение, где располагался временный штаб.
  Рапорт много времени не занял. Больше пришлось рассказывать и показывать на карте, где что у укропов расположено, каковы подходы к пансионату и станции, о чём успел поведать Молодченко по чисто военной схеме.
  Очень заинтересовала начальство информация о том самом лагере наёмников под Северодонецком. На эту тему попытались подробнее расспросить писателей, но те мало что могли поведать полезного. Да, были, видели иностранных военных - но не более. Расположение, подходы, схема обороны - этого они, разумеется, осмотреть не могли. По словам Кудилова, там три КПП, блок-посты на подъезде, секреты и даже, по слухам, долговременные заградительные огневые точки на подходах из "зелёнки". Но насчёт дзотов "айдаровец" сам не был уверен - наёмники до таких, как он, схемы своей обороны, естественно, не доводили.
  Отдельно поговорили про связь. И это было хорошо, потому что давало повод постоянно поглядывать на Настю. Взгляды эти творили тепло в душе, особенно, когда натыкались на встречные. Нет, ничего особенно нежного в них не было, да и лицо Анастасия старалась держать непроницаемым. Но не было и той корёжащей душу отчуждённости, с которой она отправляла его восвояси тогда, в прихожей. И это, чёрт, тоже грело!
  Наконец, всё завершилось. Писателей отправили в госпиталь - осмотреть на предмет телесных повреждений и снять побои. Перед этим под протокол - "предварительный", как уточнил Саркисов - с них взяли показания про убийство Александра Корзуна. Предупредили, что на эту тему с ними ещё побеседуют официальные военные дознаватели, особисты. А потом, наверняка, возьмутся ещё и гэбисты с прокурорскими. В общем, первые показания должны успеть оказаться у армейских.
  Как подозревал Алексей, дело было проще. Корпусу хотелось добиться сразу нескольких результатов: первым зафиксироваться в роли спасителя россиян, закрепить за собой первые итоги расследования происшествия, да заодно и прикрыть себе задницу на случай вопросов, кто и как допустил убийство журналиста.
  Убийство журналиста - всегда ЧП, потому существовало даже негласное распоряжение "хоть собою их прикрывать". Отчего, естественно, никто не радовался появлению писак в расположении. Ну, разве что господа командиры и пришипившиеся к ним "пресс-службы" и, как их там, "атташе", которые на том деньги зарабатывали. Ну и эти все Лариочки, Анечки, Гулечки, которые совершенно мистическим образом мгновенно нарисовывались возле ополченческих лидеров и начинали вертеть у них тыловым обеспечением, деньгами и той же прессой. Когда Алексей впервые об этом узнал, он буквально опешил.
  
  * * *
  
  В общем, корпусу просто сам бог велел прикрыться показаниями потерпевших. Что ехали они в расположение Головного. По его - или его людей - приглашению. Что корпус в известность о том не поставили. И что, главное, одного из журналистов убили до того, как о происшествии узнали военные и успели принять свои такие успешные меры...
  На успех Саркисов всё и упирал, формируя, как понял Алексей, из в общем провальной ситуации победную действительность. Мол, все вокруг - кто спровоцировал инцидент, кто упустил, кто недосмотрел. А корпус взял и спас! Да как спас! - дерзко, эффективно, остроумно, использовав привходящие обстоятельства и техническое оснащение, показав высокую выучку и боеготовность своих бойцов!
  В общем, опять же, как обычно в армии: все вокруг в дупе, а ты весь в белом и на коне.
  Но ему, Алексею-то что? Ему только лучше. В послужной вписок вклеена большая светлая страничка, буквально требующая, чтобы её дополнительно украсили сведениями о награде. Ему уже приказали подавать представления на своих людей, да намекнули не жаться в щедротах. А чего там "не жаться"? Два ордена всего в республике да пять медалей.
  Один орден выпадает: "За казачью доблесть" не годится даже казаку Еланцу. Значит, ходить им всем с одинаковыми орденами. Но приятно, конечно. Даже Настю распалившийся сам в итоге полковник Саркисов пообещал представить к боевой награде.
  Ну, и квартира там, в этом списке, прозвучала...
  Теперь Настя сидела нахохлившись рядом на сиденье "Ниссана".
  Зря он так. Зачем обидел? Она ведь переживала за него, Мишка сказал.
  Пронзительно захотелось обнять её, прижать к себе. Но удержался. Не то чтобы постеснялся, но...
  Но стояла между ними та дверь в её квартиру, что захлопнулась тогда с таким хищным, сытым щелчком. И он остался один на площадке четвёртого этажа, обиженный, оскорблённый, возмущённый... и беспомощный. О, Господи, как же плохо было!
  Он сидел и молчал. Сидел и молчал, чувствуя, что этого делать не надо. Этого делать нельзя! Нельзя - не говорить ничего! Потому что каждая минута этого молчания разрывает между ними ту ещё не разошедшуюся до конца часть живой ткани, которая когда-то - совсем недавно! - казалось, даже не соединила, а - срастила их!
  А она обрывалась по живому, словно кто-то сильный и жестокий терзал уже не кожу - а живое тело. И Алексей ничего не мог сделать, чтобы прекратить эту пытку! Он сам себя загнал в ловушку. Где и потерялся. И теперь тыкался душою в стенки этой мышеловки... этой душеловки. Но едва нащупывался выход, как что-то более властное, сильное, чем душа, грубо отбрасывало её прочь, уверенно заявляя, что и здесь не выход. Что и здесь уничижение и сдача - вместо уверенности и победы.
  Над кем победы, над Настей? - крутила душа пальцем у виска. Но самоуверенный разум игнорировал эти знаки и только набычивался в гордыне и упрямом желании что-то кому-то доказать. И душа вновь отправлялась обстукивать стены ловушки, доискиваясь выхода, с которым согласился бы разум...
  Слова-то были, они приходили на ум. Но Кравченко терялся в них, никак не находя подходящего. Того, которое разрушило бы эту мрачно-каменную ловушку. И не находя его, этого слова, он не мог решиться и на какое-то действие. Ибо боялся дорвать окончательно ту ткань, что ещё тянулась между ними...
  Да ещё водила тут! Молчит, но такое ощущение, будто ухо своё через сиденье протянул и водит им как сонаром. Так что Алексей просто с облегчением ощутил, как машина останавливается возле Настиного дома. Что там дальше будет, чёрт с ним, но сейчас от этой жгучей пытки избавиться хотелось неимоверно!
  - Проводишь? - ровным голосом спросила Настя.
  И снова чёрт дёрнул Алексея за язык!
  - А что, Митридат изменил приказ? - бухнул он, изобразив усмешку.
  На хрена ты это сказал, кретин?
  Настя не сжалась, словно от удара, не глянула на него полными слёз глазами, как про такие ситуации принято писать в книжках. Просто пожала одним плечом и вышла из машины.
  Дверь хлопнула.
  Водила тронул.
  И повёз прочь кусок оборванного мира. Прежнего мира, отрезанного безразличным хлопком двери.
  Снова двери, чёр-рт его бери!
  - Стой! - рявкнул Алексей. - Останови!
  Что бы ни ждало там, в будущем, но этому миру рваться нельзя! Иначе зачем всё?
  Он выскочил наружу. Метров сто отъехали, блин! Далеко! Сейчас она войдёт в подъезд и всё! Ещё одна дверь, проклятье дверное! Хлопнет, закроется, отрежет его от неё! А кода входного он не знает! Тогда-то она его по домофону впустила. А сейчас? Впустит ли теперь? После того, что он наделал?
  И он бежал, бежал эту проклятую стометровку, как в училище на зачёте. Бежал, хоть и знал уже, что не успеет. Что глупо даже надеяться успеть - ей до подъезда пройти было двадцать шагов, за угол только завернуть. Первый подъезд. Она давно уже там...
  Время двигалось медленными толчками, как кровь, вытекающая перед смертью из раны на шее. Оно всегда замедляется на стометровке. Потом сам удивляешься, какими долгими были эти двенадцать секунд, как много успел за это время передумать и перечувствовать. Вот и сейчас - пришло в голову, что телефон с собой. Тот, который сдал в штабе перед заданием. Вернули после выхода. Там номеров мало ещё на новой симке, но все нужные есть. И главный - её!
  Нет, не ответит. Обиделась. Что вела себя ровно - так на то она и котёнок самостоятельный. Но не могла не обидеться. Он же нарочно её обидел.
  Нет, не ответит.
  Ничего, Мишка есть. Ему позвонить, пусть прикажет ей впустить.
  Глупая мысль. Глупейшая! Кретинская вообще! А плевать! Не хрен было ему тот приказ отдавать. Мало ли что она сама просила! Она благородством своим мается. Тьфу! Чушь! Не мается она. Она просто поступила благородно. Как положено. А теперь мается. Потому что благородство - это всегда жертва. Оно исходит из жертвы. Но оно же не избавляет от того, чтобы душа потом не маялась от боли. Необходимой, требуемой, благородной. Но... боли.
  А я - идиот! И я дебил. Да! И потому как дебил конченный буду звонить Мишке с этим кретинским требованием велеть ей впустить меня! Лишь бы впустила! А там я ей всё объясню...
  
  * * *
  
  Дверь была, конечно, закрыта. Алексей на каком-то злом излёте подёргал её, от всей души желая выдернуть ручку - злоба его на себя самого искала хоть такого выхода.
  Дверь не открывалась, и железная ручка отрываться от неё не желала. Эх, и почему это не его бывший подъезд! Там вечно случались проблемы с замком, и войти мог любой.
  Потыкал в кнопочки. Номер квартиры знал - 58. Но домофон не отвечал.
  Молчание.
  И ночь.
  Может, хоть на звонок ответит? Нет, ну твою же гвардию! Сел, сука, телефон! Ну да, он уже был наполовину разряжен, когда Алексей сдавал его перед выходом. А ни одна падла в штабе, естественно, не озаботилась поставить его на подзарядку! А он и не посмотрел, когда забирал, - не до того было...
  Кравченко понимал умом, что не прав и не справедлив. Вот в штабе, должно было быть дело до зарядки его телефона кому-то, кроме него самого? Но злость буквально рвала его изнутри, хотелось выплеснуть её. Еле удержался, чтобы не шарахнуть по двери подъезда ногой. Смысла нет - открывается всё равно наружу, а грохот посреди ночи в этом обученном опасностям городе переполошит весь дом...
  Он опустился на корточки. Вот же, м-мать, как мальчишка!
  Вспомнилось, как когда-то в Брянске, в десятом классе, была у него любовь школьная. Ну, или то, что принято так романтично называть. На самом деле - всего лишь неизбежный, природно заложенный процесс обучения подростков несложному, в общем, искусству обращаться с собственными гормонами.
  Вернее, он-то сам ничему не учился. Ему просто хотелось влюбиться в девочку со всей дури распираемого юными гормонами организма. Он же ещё не знал тогда, что любовь - не обязательное условие для секса. Секс казался тогда венцом любви - и настолько далёким, что о нём в связи с любовью и не думалось. Слишком далёкий приз. Как для третьеразрядника задумываться об олимпийской медали...
  Ну, а девочка училась своему, женскому искусству - как управлять влюблённым парнем и собою, чтобы держать его при себе. Но не отдаваясь до срока. До замужества.
  Смешно и мило. Но когда-то, тоже зимой, он так же сидел возле закрывшейся за ней двери её квартиры и ей-Богу! - хотел досидеть так до утра, чтобы утром первым встретить её и обрадовать! Собою, ага! Или папку её... Но в тот вечер девочка как раз дала ему понять, что сама очень-очень хочет переспать с ним, и буквально в эти выходные всё будет, когда родители уедут на дачу. И он внутренне подпрыгивал от радости в предвкушении. Какой там дом! Нет, верный рыцарь будет ждать её здесь!
  Потом всё же хватило ума отправиться домой. Но была уже глубокая ночь, троллейбусы не ходили, и он фактически с улицы Дуки побежал к себе в Новый городок. Да ещё было бы не бежать - декабрь стоял жёсткий, и просто идти пешком было довольно зябко. А главное - сил было дофигища, гормоны требовали подвигов, организм молодой. Да чего там и бежать-то было - 12 километров! Он и не знал ещё, что когда-нибудь по шесть километров только на зарядке утренней пробегать будет...
  А девочка - смешно! - так и не дала...
  От этого детского воспоминания нынешняя злость куда-то ушла. Ладно, всё это - вечные игры между мальчиками и девочками. В конце концов, всё к лучшему. Вон, в больнице Ирка мается. В Москве вообще жена. Чёрт, да! Светка, дети. Взрослый же ты уже мужик, Лёшка! Скоро сороковник треснет. А ты сидишь у подъезда девчонки, как тот десятиклассник. Только тот тогда радовался, получив поцелуй и погладив грудь девушки через дублёнку. А ты тут страдаешь, потому что сам с девушкой расплевался. Глупо как...
  Что ж, опять зима, опять не ходит транспорт, значит, опять пробежимся. Хотя с его покоцанной ногой... Но даже такси не вызвать - нет заряда в телефоне. Всё глупо...
  Он уже поднялся на ноги, как звук шагов заставил его замереть. Знакомый звук! Нет, не знакомый, шаги как шаги. Что она - хромая, что ли? Но в том, что это идёт Настя, он почему-то не сомневался. Сейчас выйдет из-за угла и...
  Но откуда ей тут взяться? Он же сам видел в зеркало машины, как она пошла с улицы во двор!
  Однако это была действительно Настя. С пакетом в руке. В своей этой милой меховой шапочке, в красной пуховой куртке, которая отчего-то не полнила её, а делала вдвойне изящнее. Что это она, где это она ходила?
  Анастасия, казалось, не удивилась ему, стоящему возле её подъезда. Лишь чуть наклонила голову, остановившись, глядя чуть искоса и исподлобья. Но всё равно - видно было, как лицо её просветлело. И это обдало Алексей каким-то уютным, ласковым, как её ладошки, теплом.
  Он сглотнул и сказал - и опять не то, что хотел:
  - Я это... подумал, что надо было проводить. А то ночь, темно...
  Настя улыбнулась. Ну да, подумал он, что за глупость опять пролепетал - а ночью что, светло должно быть?
  - Спасибо, - проговорила она нараспев. - А я тут вспомнила, что в доме ничего нет, утром даже бутерброда не будет. Зашла вот в магазин, взяла молока, хлеба...
  Боже, семейный какой-то разговор! А ведь да, точно: там, на другой стороне улицы магазин круглосуточный. Там во дворе, рассказывала Настя, воинская часть какая-то стоит. Тут и бизнес сразу же развернулся. В городе универсамы от сих до сих работают, а тут маленький магазинчик-забегалка ночами функционирует. И, соответственно, водочка-колбаска-сырок тут круглые сутки к удовлетворениям потребностей военных, красивых, здоровенных...
  И чёрт! - Настя не выглядела расстроенной или подавленной! В Алексее шевельнулось разочарование. Э, это о чём? Он тут страдает, а она? Может, она ещё и водочки прикупила?
  Нет, конечно, ответила она. Я думала, ты не придёшь никогда. А мне одной - зачем?
  Ровно так сказала, рассудочно.
  Творится-то что?
  ...хотя, ты знаешь, если ты зайдёшь...
  Не понял! Я сюда бежал, чтобы просто потренироваться?
  Какой-то серо-чёрный, как снег в марте, гнев начал подниматься в нём. Но Алексей загнал его обратно в тёмные подвалы души. Пообещав ему, чтобы до времени не вырывался, в следующий раз уже не противиться.
  ...если зайдёшь, то я бы лучше коньячку с тобой выпила. А то, знаешь, как-то до сих пор душа не на месте, как вспомню, как тебя там сопровождала...
  Тоже ровно сказано.
  Гнев? Нет, сидит у себя. Тоже в раздумьях. Кто-то из нас идиот. И, похоже, я увижу его при ближайшем взгляде в зеркало! Чего тебе надо-то ещё, дебил? Она же всё сказала! А что ровно ведёт себя, - так котёнок же самостоятельный! Перед мужиком характер держит! Или ты хотел, чтобы она с воем и соплями на грудь тебе бросилась? Ах, прости меня, дуру, дорогой мой Лёшечка?
  Так тебе её любить хочется или покорить?
  Чёрт, и покорить - тоже!
  Для чего? Чтобы любить кого? холопку?
  Любить тебе её хочется или похолопить? Дерьма ты кусок, Лёшечка, вот что...
  - Ты поднимайся, - сказал он. - Я лучше сам сбегаю. Только код подъезда скажи мне...
  
  * * *
  
  Он сидел и ел. Отчего-то проснулся ошеломительной силы голод. Да и то сказать - с полудня ничего не жрали. Как завертелось всё, так и не до того было.
  Да и картошечка у Насти какая-то необычайно вкусная была. Вроде ничего особенного - сварила да обжарила с колбаской. А он от запахов слюной изошёл. Желудок прямо об зубы бился изнутри, вырываясь туда, поближе к кухне, к сковородке.
  Но Алексей усмирил его. Он пока рассказывал про то, что происходило в рейде. Без излишних подробностей, конечно. Особенно - кровавых. Больше упирал на забавные детали. Как решали, что больше подходит для изображения безмятежности на украинском блок-посту - то ли в картишки перекидываться - ну, да, на украинских-то измождённых дорогах, кто в то поверит! То ли изобразить бой с пьянством - так о бутылке заранее позаботиться в голову не пришло.
  В итоге решили просто посадить Шрека напротив двери, чтобы сразу в глаза бросался, а его самого заставили рассказывать истории из богатого жизненного опыта. Про то, например, как какого-то архидиакона возил, весёлого дядьку, любителя выпить, который особо домогательскому гаишнику посулил его заочно отпеть. И когда Шрек изображал, как гаишник лебезил перед попом, чтобы избегнуть такой кары, то спокойствие и безмятежность перед укроповским досмотром демонстрировать уже не нужно было - смеялись все, включая водителя. Укропы смотреть и не стали. Так, перетёрли о положенной им сумме с главбандюганом от Лыстого ...
  Или как Шрек с Еланцем над девчонками квохтали, уже на отходе, закутывая их от холода чужими трофейными бушлатами и опять-таки отвлекая байками и историями от невесёлой действительности. На лицо ужасные, добрые внутри, называется. Большой и маленький. Мультяшный Шрек с красной мордой и солдат Швейк курносый. Один с криворожским выговором, другой с уральским. "Ой, девчонки, до он вам-то ишо не тово ноболтат... Не стоко уж оно морозно-то. Тока вот куртку мою-то лучше будет нодеть, а бушлат-от постелить. Хороша куртка-то, синтепонтовая...".
  Настя хмыкала с кухни, Алексей чистил пистолет на табуреточке, усмиряя изнервничавшийся желудок, - прямо семейная идиллия. Но что-то точило. А что - он не понимал. Было лишь ощущение недоговорённости какой-то, нерешённости. Ирка? Да нет, с ней он решил сразу, как только на свой берег выплыл. Ещё одеваясь, прикинул примерный план на день - с утра позвонить, успокоить, почему вчера не звонил, а вечером заехать с тортом и чаем. Можно ей чай? Да наверняка. Душистого и в самую терцию сладкого, какой Ведьмак делать умеет. Попросит его сварганить, как в располагу вернётся. Потом в термос - и в больницу. У врачей узнать, как там у неё с гематомой этой проклятой.
  А всё остальное решать, что вышло за эти дни, когда она оклемается. По мере поступления. Как Бог даст.
  Будет у него, как у Еланчика, три жены. "Не-е, ток я от них и не отказываюсь...".
  А потом он, наконец, ел. Настя поклевала чуть-чуть, под коньячок. Сказала, что в штабе закормили её печенюшками с кофе. И бутербродами. И теперь она просто сидела и смотрела на него.
  И от этого было как-то по особенному, пронзительно уютно. Словно затворилась дверь за прошедшим днём в мрачном укропском тылу, за ночью в Счастье, за этой бойлерной в пансионате, за новыми трупами.
  В общем, было ощущение, что скалящийся с чёрных небес череп ночи перестал нависать над ними. Остался снаружи. За дверью этой квартирки, за фиолетовыми занавесками, плотно закрывшими окна.
  А здесь было тепло и уютно. Здесь было мирно и вечно. Как у бабушки на кухне в детстве. Когда вот так же ешь картоху, набегавшись, а она сидит напротив и глядит, выслушивая твои рассказы о прошедшем дне. Глядит с какой-то бесконечной добротой и любовью...
  Вот и Настя сидела сейчас напротив него в этой вековечной бабьей позе. Немного сгорбившись, подбородком опираясь на ладонь. И глядела на мужчину.
  Лицо спокойное, даже чуточку улыбающееся.
  Вернее - забывшее улыбку...
  Потому что на щёках Насти были прорисованы две мокрые дорожки. И слезинки тихонько стекали по ним вниз...
  Алексей похолодел. Такого он никогда не видел. Настя не плакала, не всхлипывала, не рыдала. Она просто сидела и смотрела.
  Но по безмятежному лицу её сами собой текли слёзы...
  Алексей не подскочил, как дёрнуло было его на автомате в первую секунду. Сдержал себя. Бесконечно медленно он встал со стула, сделал шаг к Насте. Опустился перед ней на колено. Нежно взял её щёки в ладони и положил её голову себе на плечо.
  Не сказал ничего. Слов и не было. Просто стал её гладить. Нежно, как только давали огрубевшие руки. По голове, по спине, которая только теперь начала как-то жалко и беззащитно вздрагивать под его руками.
  - Как я тебя ждала, Лёшенька, - наконец, проговорила Настя каким-то чужим, больным голосом. - Как я молилась за тебя! Они же... Они же никто не верили, что вы вернётесь. Командир приходил, генерал... Ругался, что на верную смерть группу отправили. Из администрации, от главы, Рудик приезжал, ты его не знаешь, советник главы. Тоже говорил... Что будет, мол, зато, чем перед Москвой ответить... Не сидели, мол, ровно, а группу вон положили, выручая писателей...
  
  * * *
  
  Осколок стакана мерцал уже не просто завораживающе - маняще. Казалось, вокруг искорок на нём разливалось сияние, словно они становились всё ярче и отбрасывали от себя растущий ореол.
  И они затягивали в себя, эти искры. Они переливались, перебрасывались друг с другом мячиками цветов, словно им становилось всё веселее от того, что они росли и росли. Они торопились стать взрослыми. И подмять весь мир под себя, точно так же, как подминает его каждое новое поколение людей.
  И еще... они подминали под себя Анастасию, её сознание. Это было словно настоящий гипноз, морок какой-то - только не с подавляющимся, а, казалось, с расширяющимся сознанием. С сознанием, которое росло вместе с огоньками, расправляло себя, словно надувающийся детский мяч, маленький и сморщенный вначале, но постепенно превращающийся в большой, гладкий, цветной шар. Сознание уже как будто и не было с ней, с Настей, оно уже охватило всю кухню и готово было расширяться дальше, уходя за потолок, за крышу, в небо, в облака, -
  - и за облака, к блестящим мошкам звёзд. Таким же блестящим и весёлым, как звёздочки на острых гранях осколка стекла от бокала...
  И сознанию было всё равно, что делает согнувшаяся на табурете женская фигурка. Оно будто бы даже с усмешкой наблюдало, как разыгравшиеся огоньки тянутся к запястью тонкой руки, и ему уже даже хотелось вместе с ними погрузиться в тёплую плоть, чтобы начать там новую игру - с такими же весёлыми красными струйками, что начнут извиваться весёлыми руслами, с каждой секундой делая сознание все свободнее и свободнее... Всё ближе и ближе к вечному вращению искорок звёзд...
  И только один посторонний звук вдруг заставил замереть этот безумный карнавал. В самое крошево огоньков и искорок обрушилась грубая немецкая маршевая мелодия. Сама ставила на телефон для звонков от Митридата. Песни средневековых германских ландскнехтов. Чтобы звонок от начальника немедленно вырывал к жизни из любого состояния.
  Вот он и вырвал - когда она напилась, словно торговка. После ухода Лёши.
  Когда сама его и выгнала...
  А потом сам собою как-то разбился бокал. И так, казалось, удобно в ладонь лёг красивый, острый его осколок на ножке! Так, казалось, годился он для того, чтобы... не уйти, не умереть, нет. Об этом как-то не думалось. Нет - просто - утишить эту душевную... нет, не душевную - всеобъятную боль, что затопляла её...
  Это был её долг - поступить со своей любовью к Алёше так, как она поступила. Это было её желание - она сама попросила Мишку отдать ей не терпящий возражений приказ отстать от Кравченко.
  Только это была и ловушка, из которой не было выхода.
  Нет! Был! Один. В эти искорки, в эти звёздочки... Это был выход.
  Но огоньки тогда опрометью бросились врассыпную от барабанного боя немецких ландскнехтов...
  Что ей говорил Михаил, она не помнила. Отвечала что-то на автомате, что-то воспринимала. Кажется...
  А сама всё глубже осознавала: ушёл...
  Ушёл! У неё же Лёша ушёл!
  И вот теперь он был снова здесь. Снова сидел, за тем же столом, как и тогда. Рассказывал, даже шутил. Хотя какие уж шутки, после такого-то дела... Они же и вправду не верили никто, что он вернётся!
  А она тогда орала во весь голос в глубине души - вернись, вернись, вернись! Как она молилась!
  И эти обрывистые фразы по телефону, эти эсэмэски - каждая из них была как падающий камень с души... за которым вновь вырастал следующий. И каждый - с огромной руною на торце, выражающей один всепоглощающий страх: А ВДРУГ?
  Она не знала, что делала бы, если бы он сегодня не пришёл. Она и в магазин-то пошла просто потому, что оборвалось и упало сердце, когда захлопнулась дверь машины, а он остался внутри. Просто нужно было каким-то обыденным делом, обыденной заботою вернуть сердце обратно. Она ведь уже не имела права на повторную слабость. Она, обычная девчонка, та самая - слабая - женщина, она была на войне. И у неё была работа и был долг. Она его чуть не нарушила... тогда. Повтор был запрещён.
  Но теперь Анастасия знала одно. Теперь. Когда он всё же нашёл в себе силы вернуться.
  Теперь она его никому не отдаст...
  
  * * *
  
  Алексею казалось, что это было в реальности.
  Он в каком-то тропическом далеке. Катер и девушка. И никого вокруг. Только глаза девушки, её улыбка, её любовь. Ничего, только любовь - глазами через глаза. Любовь глаз.
  Ему казалось, что это было в реальности, в жизни. Но он, конечно, знал, что это был лишь сон. Непонятный сон мальчишки, который и понятия не имел о любви, о девушках, о том, как это на самом деле соединяется в одно звенящее целое.
  И теперь сон вернулся. Он снова увидел её же. На том же катере-кораблике. Около того же острова с зеленью. И он вновь рядом с ней. И они, наконец, сказали друг другу что-то о своей любви. Любви, которая продлилась так долго - ведь ему уже стало за тридцать.
  Он ведь почти забыл первый сон. Но тот его беспокоил. И теперь он взял в турфирме билет на какой-то из тропических курортов.
  Он почему-то искал её там. Но не понял, что нашёл, когда оказался на борту какого-то экскурсионного пароходика и увидел её..
  Она сидела здесь. Девушка из его первого сна. Совсем не постаревшая. Та же девушка.
  Он не сразу понял, что это - она. Та самая.
  Как во сне - как во сне во сне - он подошёл к ней. Сел за столик напротив. Положил голову на кулаки и просто смотрел на неё. Она засмеялась, тоже положила голову на кулаки и стала ответно смотреть на него. Глаза её снова лучились. В них была любовь.
  Потом они заговорили. По-английски. Почему-то. Он знал язык, она, оказалось, на нём говорила.
  Они болтали без умолку. Он думал, что это сон, но понимал, что счастливо вернулся в реальности в то, что когда-то видел тоже во сне.
  Но потом девушка заплакала. Зачем ты так надолго бросил меня? - спрашивала она.
  Он понимал, что так не бывает, что это невозможно - та же девушка из сна может воплотиться в какой-то образ вживе, наполовину самовнушённый, но чтобы она вспомнила, то же, что было с ним в детском сне... Он удивлялся, но девушка плакала, тонко и горько.
  Кто-то из пассажиров сделал им замечание. Не отрывая взгляда от неё, он грубо, по-русски послал его. Тот вызвал стюарда. Уже вместе они начали что-то говорить ему и ей. Но между ними двумя происходило что-то очень великое, очень нежное и дорогое. Было ни до кого. И он снова послал их. Тогда они попытались поднять голос, и он на них оглянулся. Что было в его взгляде, неизвестно, но они вызвали полицию. Та силой попыталась оттащить его от девушки.
  Ох, как он их бил, как он их бил! Это было фантастикой, продолжением сна.
  А когда он повыкидывал с судна всех, кто только пробовал сопротивляться, и оглянулся на неё... её уже не было.
  И только тогда он узнал её.
  Это была Света...
  И Алексей проснулся.
  А Светы не было.
  Рядом лежала Настя.
  И смотрела на него...
  
  Глава 13
  
  А утром умерла Ирка.
  Алексей узнал об этом только после обеда, когда уладив все дела в подразделении, решил заглянуть в больницу, не откладывая этого дела на вечер. Хотел обрадовать Иришку внеплановым посещением.
  Обрадовал.
  Вернее - его. Обрушили.
  Главврач не то чтобы отводил глаза, но и прямо как-то не хотел смотреть. Словно страдал каким-то странным косоглазием: вроде глядел куда надо, но взгляда его поймать не удавалось.
  - Очень сожалею... Искренне сожалею, - говорил он. - Но медицина не всесильна. Помните, я говорил, что всё зависит от её организма? Внезапно началось ухудшение состояния. Стали готовить операцию. Сделали трепанацию, но...
  Он развёл руками. В глаза так и не смотрел.
  Сами зарезали, что ли? А теперь испытывают чувство вины?
  В душе начала подниматься злоба.
  - Когда вскрыли, было уже поздно, - продолжал тускло выдавливать из себя врач. - Сосуды... Такое ощущение, словно она сильно напряглась. Давление прыгнуло и...
  Алексей всё глядел на него хмуро и остро.
  - Мы не успели, - сказал врач более уверенно, но так же тускло. - Вторичное внутристволовое кровоизлияние... Если бы не стресс, полученный больной при известных вам событиях... Я имею в виду похищение. Мы ведь не знаем, в каких условиях она содержалась. Надеялись на позитивное течение, но...
  - Хотите сказать, что если бы её тогда не дёрнули, то всё могло быть иначе?
  Врач опять развёл руками.
  - Точно сказать нельзя - мы ведь МРТ не сразу сделали. Но симптоматика была вполне положительной. Ушиб головного мозга - распространённая травма, особенно в условиях войны. Если бы ей был гарантирован полный покой... Мы не знаем, как с ней обращались... похитители. Опрокидывание, тряска в машине, возможные удары - всё могло повлиять.
  Примите мои самые искренние соболезнования...
  
  * * *
  
  Остальное было - чернота.
  Посмотреть на Иришку не дали: "Знаете, лучше не надо - сами понимаете: операция, вскрытие...". Он, впрочем, и не настаивал. Почему-то вдруг захотелось вовсе не видеть её мёртвой. Вроде пока не видишь - она живая. Рядом твоя девушка. Но просто временно не до встречи с ней. И у неё тоже дела. Но так-то вы рядом. Вот закончатся дела, и встретитесь...
  Встретитесь...
  Не хотелось видеться и с матерью Ирины. Ту больница уже известила, и она сидела в фойе, вся чёрная, с красными клубками набухших глазных сосудов. Алексей к ней всё-таки подошёл, сочтя себя не вправе просто пройти мимо. Но сказать было нечего, когда она глянула на него устремлёнными куда-то в собственную глубину зрачками. Да и что скажешь фактически незнакомому человеку? Мать знала, конечно, что Ирка встречается с офицером, ночует у него, - так что ж с того? Взрослая уже, сама мать. Но к знакомству с дочкиным мужиком не стремилась, а Алексей - так и вовсе... Один раз и виделись - когда заезжал к Ирке домой после того взрыва, забирал вещички её для больницы...
  Посидел рядом, сказал что-то. Малоутешительное, наверное, потому как самому нечем было утешиться.
  Да, знал он - даже не верил, а знал, ибо нередко чувствовал сам присутствие отца рядом, - что смерти нет. Нет смерти. А есть просто переход личности за грань нашего восприятия. Знал он ещё также, что душа - есть. Ибо достаточно навидался того, как тускнеют мёртвые тела, как некрасивы они становятся. Безобразны. Без-образны. Без души. А значит, душа есть, и это именно она покидает тело, переходя просто на другую грань существования. Ибо бессмертна.
  Всё так, конечно, но откуда столько боли! Боли по Ирке, по этой веселушке, по девчонке, не ломавшейся под жизненными передрягами, всегда умевшей находить положительное и замечательное в самых сложных обстоятельствах.
  Господи, она ещё и завещание ему оставила - Настю! Как она сказала? - "если меня не будет, прими Настю"... Что-то уже тогда чувствовала?
  И вот он был с Настей в эту ночь, а Ирка наутро умерла... Может, что почувствовала? Душою той же. Вылетела из тела, устремилась к нему, Алексею, почувствовав мощный выплеск душевной его энергии во время сложного и рискованного выхода. А застала его уже с Настей. Посмотрела на них, расстроилась... Потом по доброте своей и благородству решила им не мешать. И решила не возвращаться...
  Получается, это они виноваты в её смерти? Да не они, а он! Ведь это был его выбор. Пусть Ирка не знала ещё, но ведь он-то внутренне действительно ушёл к другой женщине! А она пусть и не знала, но чувствовала ведь! Сама говорила тогда...
  Так и просидел он с матерью Ирины минуты две, пустея душой от осознания неисправимой уже вины своей. Потом всунул ей все деньги, что были с собой, - надо потом заехать, отдать ещё, из тех, что хранились в долларах на будущий обмен. И пошёл прочь...
  
  * * *
  
  Ирку хоронили через день. Как положено - на третий.
  Чёрный микроавтобус - почти такой же, на котором их группа выезжала на крайний выход - долго стоял возле морга. Словно не решаясь подступиться к тяжёлому своему долгу - отправке человека в последний путь.
  Небо время от времени светлело, пытаясь разродиться солнышком, но потом, словно вспоминая о траурной церемонии, снова мрачнело и хмурилось.
  Издали изредка побабахивало - сводка с утра извещала о встречных боях в Станице Луганской и Счастье. Какие могут быть встречные бои в Счастье, было не очень понятно, - разве что принять в расчёт Куляба с Ведьмаком, что позавчера были отправлены в Станицу на разведку и, похоже, наворотили такого, что бой идёт там до сих пор.
  Можно было бы пойти самому в тыл укропов, чтобы дать выход всё более и более копившемуся гневу. Но Бурана с ребятами освободили на эти дни от службы ввиду особых обстоятельств. Да и должен он был отдать последний долг Иришке и её семье...
  Алексей всё же увидел Ирину мёртвой. Нет, не стала она некрасивой. Лежала, как будто просто заснула. Даже хотелось дунуть ей в носик и сказать: "Проснись, засоня!". И душа её словно не отлетела, а будто тоже - заснула. И сейчас пошевелится от лёгкой щекотки, проснётся и улыбнётся светло Иркиными губами, как умела та светло и радостно просыпаться по утрам...
  Но нет, не шевелилось Иркино лицо. И души её рядом не чувствовал Алексей. И от этого ещё больше заполнялось его сердце тоской и... злобой. Тоскливою такой чёрной злобой...
  
  * * *
  
  В тот день, когда Ирка умерла, он говорил с Митридатом.
  Вернее, сам день начался со звонка Мишки. Тот, почему-то довольный, рассказал о довольно серьёзном обострении в районе Станицы Луганской. Оно и верно - буханье взрывов было ночью ощутимо, ещё когда Алексей сидел, а потом лежал с Настей. Проблема, однако, состояла в том, что было непонятно, с чего вдруг укропы возбудились настолько, что сами стали стрелять по своей же территории. А там действительно - зажгли ДК, попали в детский сад, разрушили сколько-то домов. Вот Мишка и хотел уточнить, не отправлял ли Буран тех двух освобождённых ополченцев на Станицу.
  Потом с тем же вопросом обратился Перс, когда уже в расположении Алексей сдавал ему рапорт. Здесь удалось выяснить некоторые подробности - в объёме, в каком их довели до командира ОРБ.
  Оказалось, уже на исходе ночи в близком тылу укров, как раз в районе ДК, началась интенсивная стрельба. По звуку - стрелковка с гранатомётами. Что там могло быть, оставалось непонятным: дом культуры в Станице Луганской был обычной "стекляшкой", к обороне не очень пригодной. Совсем, то есть, непригодной.
  Затем укропы открыли огонь даже артиллерийский, причём частично - по нашим позициям. В ответ наши стали тоже пулять, а отдельные подразделения выдвинулись вперёд и завязали бой. В Валуйском вроде бы встречный бой идёт, есть потери. Но поскольку там стоят казаки Головного, толком ничего не известно. Самого Головного уже вызвали в штаб, но тот в своём Алчевске, скорее всего, сам ничего не знал. Во всяком случае, по телефону отвечал невнятно. Поэтому разведбату поставлена задача послать туда группу, чтобы всё увидеть и оценить профессиональным оком. Он, Перс, собирается отправить группу во главе с Кулябом, если у зама по боевой к нему замечаний нет. А заодно вот и интересуется, не те ли освобождённые пленные устроили кипеш в Станице по приказу Бурана?
  Против Куляба возражений у зампобою не было. Первое негативное впечатление о нём сменилось на вполне хорошее - молодой, но хваткий и грамотный парень. Чуток горячий, но это пройдёт с опытом. По поводу же устроителей кипеша в Станице ничего определённого сказать не может, поскольку никаких отдельных задач и приказов казачкам не ставил. А просто отпустил в последний момент, как и сказано в рапорте. Но он, Буран, не исключает, что это действительно могли быть его "крестнички". Поскольку те вполне могли себе подумать прорываться к своим же "призракам" через свою же казачью Станицу Луганскую.
  Примечательно было также, что прилетело по Весёлой Горе и Жёлтому. Есть раненые, перебит газопровод. Скумекали укропы, как ушла Бурановская ДРГ? На "контрабасов" вышли, задержали кого? Не исключено. Даже - скорее всего. И теперь по своей карательской манере действуют: не догоню, так хоть через мирняк отомщу. Значит, передали свои горячие пожелания заряженные Бураном покойнички в пансионате? Это уж наверняка!
  Доппакетом каратели обстреляли Славяносербск, Пришиб, Смелое. По площадям били, суки, не по позициям - из "Градов" и миномётов. Чтобы чисто террор навести. Наши дали ответ по позициям "Айдара" в Трёхизбенке.
  На 31 блокпосту стреляются из танков. По всей Бахмутке бои. Ну, это тоже косвенно из-за Бурана: как начались ночью мероприятия по прикрытию его выхода - так и втянули в себя всё вокруг. Зато наметился успех возле Крымского, есть шанс зацепиться за село.
  Занимательно и то, что хохлы с утра объявили, что теперь - точнее, с завтрашнего дня - въезд и выезд на Украину будет осуществляться исключительно по семи назначенным транспортным коридорам и только с целым набором документов - заявлением с указанием маршрута, подтверждение необходимости поездки, ну, паспорт, естественно, и так далее. Видимо, пропёрли, каким образом Бурановская ДРГ въехала на их территорию. Или бандюки Лысого проболтались. А скорее всего, какой-нибудь крот укровский среди них есть. А то и не один. Даже, может, и не догадывались об истинном назначении пассажиров. А просто рассказали, что контрабандистов провезли, - а там уж СБУ местная два и два сложила...
  В общем, навёл ты, Лёшка, шухеру, хлопнул его по плечу командир. Прямо война из-за тебя началась!
  Алексей с театральным возмущением отпарировал, что началось всё с укро-долбодятлов, которые ни с чего захватили русских писателей, а нам за нашу великую литературу стоять ещё учителя в школе завещали. В ответ на что Перс так же шутливо попрекнул его, что Буран опять во время выхода предался своей порочной страсти и занялся художественной резьбой по "айдарикам", так что тоже виноват во всём, - и Кравченко вышел от него в довольном расположении духа. Эх, сейчас бы ещё доспать, а то ведь в Настиной постели всего часок и удалось прикорнуть...
  Вот эта мысль и вызвала решение вместо сна поехать в больницу к Ирке. Купил конфет, апельсинов, шоколадку. Звонить заранее не стал, решил сделать сюрприз. Вот и сделал...
  
  * * *
  
  Чёрный микроавтобус с гробом выехал из ворот и отправился к кладбищу. Недалеко - до Острой могилы. Надо же, символика какая... Рядом с его располагой будет лежать Ирка. Через дорогу...
  Небо по-прежнему силится заплакать, но как раз силёнок на это и не хватает - и сквозь тонкие облака смутным пятном просачивается солнце. Тянутся дома, вдоль них тянутся прохожие. Всё словно замедленное. Проехала назад разбитая детская площадка. Ну да, Хрящеватое рядом. Когда 16 августа нацисты "Айдара" в очередной раз напоролись на вязкую оборону ополченцев - вязкость которой в меру небольшого тогда ещё авторитета помогал повышать Алексей, - укропы, потеряв 25 человек, начали обтекать его, просачиваясь как раз в эти места...
  Ехали и молчали. Алексей всё же сел в Мишкину машину - в бусике места не было, да и кто он? так, любовник... Приглашение Митридата принял, умом понимая, что прав Мишка и что ссориться с ним было неправильным. Но на сердце было тяжело, словно билось оно в каком-то вязком болоте...
  Вот и не говорились слова...
  
  * * *
  
  Тогда, когда Ирка умерла, и даже сердцу стало ясно, что это уже не исправить, Алексей отправился сразу к Митридату в МГБ. Надо было узнать, где находится Лысый - выпустили ли его уже, как обещали, за содействие "правоохранительным органам". Потому что Бурану, взявшему тогда же три дня отпуска для организации похорон, хотелось посвятить их на самом деле покаранию гражданина Чупрыны. Потому что какая там ни есть вина Кравченко в том, что он не имел достаточно характера разобраться со своими женщинами, а всё ж непосредственной причиной смерти Ирины был подонок Лысый с его приказом похитить девушку из больницы.
  Но Чупрыну покарать не дали. Мишка заявил, что тот всё ещё содержится на подвале, потому что его там оставили до возвращения Кравченко - для верности, так сказать. И сегодня как раз его выпускают, и пока что идёт процесс обмена документами, фиксирующими, что Лысый окончательно перешёл на "светлую сторону силы". Грубо говоря, подписками и адресами счетов, гарантирующими, что гражданин Чупрына от завербованности своей не откажется, даже если смоется на Украину.
  А потом, когда Алексей, раздражённый неуместной шуточкой, рассказал о смерти Ирки и о намерении спросить за неё с Лысого, Митридат всё стукал себя кулаком по лбу, пытаясь внушить другу, что никто ему гэбэшного подследственного не отдаст. Не говоря о том, что это просто незаконно, Чупрына плюс ко всему - полезный ключик к контролю за движениями организованной преступности в республике. И на свободу он выходит только тогда, что ему окончательно докрутили гениталии на предмет радостного и предупредительного сотрудничества с МГБ. Тем более что гражданин с погонялом Лысый уже осознал, насколько много всего рассказал и насколько серьёзно влип в глазах той стороны, предоставив свой "метр на границе" луганской ДРГ. "Надеюсь, ты не собрался завалить фактически готового осведомителя МГБ? - мрачно поинтересовался Митридат, зная решительность Кравченко в похожих вопросах. - Которого подготовил для важной работы твой главный защитник в твоих обстоятельствах? В разум вернись, а?".
  Алексей тогда сильно вспылил. Не наговорил, конечно, как это пишут в книгах, всяких злых и ненужных слов своему лучшему другу на этой войне - ибо мужчины оба, и мужскому разговору меж ними только и быть. Но всё же от души прошёлся по "интересам ГБ", которые не дозволяют покарать заведомого убийцу. Потом встал и вышел, и с Мишкой в эти дни не разговаривал.
  Тот, впрочем, и сам не рвался на контакт с другом. Чувствовал, что Алексею сейчас ни до чего.
  А Кравченко действительно маялся, всё терзая себя виной за то, что ночевал у Насти, когда Иришка умирала. Вроде бы положено в такие моменты хотеть напиться вдрызг - но не хотелось. Надо было что-то делать, чтобы забыться.
  Он пытался что-нибудь сообразить для организации похорон. Для Иркиной матери, для маленького Макарки. Но оказалось, что практически всё было перехвачено Митридатом. Тот, ничего не говоря Алексею, развил крайне полезную деятельность по всему тому, что было связано со смертью Ирины.
  Во-первых, он сам нанёс визит Лысому на подвал. Во время которого и поведал тому, что случилось из-за его бандитской выходки с девушкой капитана Бурана. И что теперь хочет сделать с ним капитан Буран в отместку. И как он, Митридат, только что защитил жизнь гражданина Чупрыны, за что тот, естественно, стал ему, Митридату, должен. А в качестве выплаты долга оный гражданин Чупрына должен передать оному старшему лейтенанту ГБ Митридату денежную сумму в размере 30 тысяч долларов.
  Лысый проникся. Признал, что дёшево отделался. Дал соответствующую команду своим, и Мишка, согласовав соответствующие действия со своим ведомством - или даже с ЦК, этого он впоследствии не уточнял, - передал всю сумму Иркиной матери. На прожитьё и воспитание внука. Причём сказал, что это от Алексея и друзей.
  Во-вторых, Митридат через Томича подключил комендатуру как реальную административно-хозяйственную власть в республике, и та помогла обеспечить всю возможную организацию для хороших похорон в прифронтовом городе.
  В-третьих, он позаботился о Макарке. Будь тот постарше, можно было бы его пристроить в кадетский корпус и процентов на 90 быть спокойным за его судьбу. Однако с пятилетним малышом этого не сделаешь. Но не в детский же дом его отдавать! Да и мать Иркина вцепилась во внука мёртвой хваткой, упрямо набычиваясь при каждом варианте, что предлагали сам Алексей и Мишка с Настей, приехавшие её проведать независимо друг от друга.
  Первую глупость сморозил, конечно, Кравченко сам: предложил перевезти ребёнка или в Брянск к его родителям, или в Москву, к своей семье. Мол, двое своих живут, проживёт и третий. Просто порыв души такой был. Лишь уловив сразу два странных взгляда от женщин - от Насти и Иркиной матери, - он ощутил, что сказал что-то не то. Но только ещё через несколько мучительных секунд поисков объяснения этим странным взглядам догадался: ну да, это уж какой-то перебор - везти в семью ребёнка любовницы. И даже не своего. Как это всё жене объяснять прикажете?
  Но в любом случае бабушка Макара и слушать не желала ни о каких вариантах пристроить его на стороне. "Усыновлю, - твердила она. - Будет у меня хотя кровиночка дочечкина!"...
  Согласилась лишь на то, чтобы ближе к весне ("Вот сорок дней справим, провожу душеньку её в рай - тогда и говорить можно") поехать с Макаркой в Крым, посмотреть там на варианты устройства. Варианты крымчанин Митридат обещал приискать. Пристроить их при каком-нибудь пансионате - будет тут и заработок, и жильё, и кормление. И ребёнку хорошо. А здешнюю квартиру можно вон под комендатуру сдать. Будет командированных офицеров селить. Всё какая-никакая, а денежка.
  Словом, без Мишки было бы совсем плохо. Это Алексей понимал. Как и то, что иметь такого друга - счастье редкое. Не из-за пробивных способностей Митридата. Нет, - просто вот из этого неафишируемого благородства: просто взял и впрягся в, общем-то, совсем чужие для себя хлопоты вместо обиженного - и обидевшего его! - друга.
  Понимал всё это Алексей. Но... застрял! Просто застрял душою в том вчерашнем положении, когда окончательность потери уже осмыслена, а сделать что-нибудь, чтобы выплеснуть эту чёрно-зелёную кусачую слизь, что заполнила сердце... некуда, не на кого её выплеснуть! Лысого, сволочь, убить теперь нельзя и по той причине, что против него формально-официально возбудили ещё одно уголовное дело - это уже через больницу юридическая машина задвигалась. Смерть Ирины ведь наступила в результате действий насильственного характера, как ни крути. Или, по крайней мере, её можно таковой изобразить.
  И потому ещё нельзя убить Лысого, что это же уголовное дело другим своим концом задевает непосредственно самого Кравченко. Уже за него должно взяться следствие МВД, что неминуючи означает прокуратуру. А у той и так охотничий азарт играет: расширяя круги подследственных по делу Бэтмена, Рауф очень сильно выигрывает и в глазах главы республики, и, что, может быть, и важнее, в глазах кураторов. Потому как от тщательности и убедительности его следствия по делам бэтменовских ребят зависит то, как хорошо будет закопана истинная подоплёка убийства Сан Саныча. Которая - кто бы там ни выплыл на том конце, где...
  Заказчиками их не назовёшь, скажем - "интерессанты"...
  ...Которая, в общем, никому по-настоящему раскрытая не нужна.
  
  * * *
  
  Это Алексею поведал уже Томич, заехавший на следующий день в ОРБ посочувствовать и распить с ним "по горькой рюмочке", как сам же сказал. А ещё сказал, что с Олегом Хорнетом ("Кстати, сам позвонил, зацени!") договорились разойтись полюбовно: сейчас тебя, Лёша, из МВД дёргать никто не будет. А как похоронишь девушку свою, вызовем мы тебя в комендатуру, как военнослужащего, нам подведомственного, где в нашем присутствии тебя следаки МВДшные опросят по обстоятельствам похищения Лапиной Ирины, приведшего к её смерти. После этого и Рауфу особенно дёрнуться будет некогда. Если только в порядке надзора, но там всё чики-чики - очень на пользу лежат те бумаги, что мы с тобой подписали перед штурмом "Тетриса".
  Не бандитствовал у нас Буран, получается, а вместе с комендатурой пресекал преступление. А то, что Лысый до сих пор болями в паху мучается, никого не интересует, потому что получил травму из-за собственной попытки сопротивляться при задержании. Вот, а ты всё хмыкал про вербовку, мягко попрекнул Алексея Томич. Ты же и так наш, видно же офицера правильного и человека хорошего. А своих мы не бросаем...
  А потом в кубрик заглянул Куга, неодобрительно втянул ноздрями висевший в воздухе запах, но ничего не сказал, кроме того, что командир зовёт. Томич распрощался, почти непочатую бутылку - действительно только по рюмочке опрокинули, не чокаясь, - вручил Алексею "на поминки" и убыл.
  А у командира опять была делегация не делегация, депутация не депутация... В общем, народ был разный у командира. Глаз тут же выхватил довольного Куляба, сосредоточенного, как всегда, Ведьмака и - сюрприз! - одного из тех казачков, что они освободили из плена, а потом отпустили самостоятельно добираться до своих. Тот, что помладше, молчаливый. Виктор, как его... Коваленко. Позывной Стамбул. Ещё тут было трое казаков в кубанках, довольно боевитого вида.
  Вытащили парня?
  Да, так и оказалось. Ранен, правда, голова обвязана, что у того Щорса, но живой и даже весёлый. И способный рассказывать, что с ними двумя было.
  Действительно, эти два беглеца и устроили локальное обострение в Станице. Как после объятий и восхищённых восклицаний поведал казак, им действительно почти удалось добраться до своих. Счастье обогнули по дуге, по лесной дороге, дальше по промке на Петровку. Там покрутились, чуть не заплутав между тамошних одноэтажных домиков. Потом тоже перекрутились как-то под Нижнетёплой, вывернулись мимо блок-поста - спасибо, брат Буран, за карту! - и с шиком ломанулись на Станицу. Ну, то есть не так уж чтобы совсем с шиком... Макаров решили объехать - уж больно там, судя по карте твоей, Буран, блок укроповский большой и хорошо обустроенный, с кучей техники и ротой гарнизона. Через них не проскочить бы было.
  А в Станице везение кончилось. Потому как на тамошнем блоке укропов кто-то возбудил, и два долбака не дрыхли в караулке, а решили остановить ночных проезжих. Правильно, в общем-то, ибо комендантский час на дворе. Стамбул, который как раз вёл машину, и фарами помигал, и голосом проорал, что, мол, не видите, селюки, что ли, кого останавливаете. Но те были непреклонны. Хорошо, что "змейку" из бетонных блоков успели почти миновать, - смутила укров всё же милицейская машина с пропусками "Айдара". И когда началась пальба, удалось быстро смыться, обойдясь почти без попаданий. Петровичу, правда, тому, второму, рассудительному, казаку, прилетело по касательной по ноге. Но не опасно. Ерунда, как он сам сказал.
  Ну, а дальше всё закипело у укропов, начали они гоняться за казаками. Так и отжали к Дому культуры, где машину пришлось бросить, потому как один хрен не прорваться было через блок-посты перед мостом. Тут и выяснилось, что рана у Петровича только показалась ерундовой, и бегать он не мог уже. Пришлось занять оборону прямо в ДК. Так-то неплохо шло, долго сидели, потому как укропы боялись наперёд лезть. Оружия и патронов пока хватало - опять же спасибо Бурану. Но когда нацики, троих своих лежать оставив, из артиллерии шмалять начали, - напоровшись на кинжальный огонь, видать, решили, что "сепары" в силе прорвались, - то казаки решили уходить. Знали, что в Валуйском уже свои будут.
  Почти до зелёнки добрались - прилетело Петровичу ещё раз, уже хорошо, по боку. Приказал он тогда Стамбулу отходить, а сам остался прикрывать. Сказал, что, мол, с дыркой в боку, да без перевязочного материала, который извели уже на ногу, да Витьке на голову, когда того ещё в ДК осколком приголубило, - в общем, сказал, только свистеть дыркой в боку сможет. А с нею да на полутора ногах до Валуйского один хрен не доберётся. Лучше он ещё с укропчиками посчитается, пока кровью не изошёл. Да брата-казака прикроет. В общем, так и прикрыл. Сныкался Петрович в огородах возле домиков - с красной крышей там один был, по ней найти можно, - и стал отстреливаться.
  А Коваленко за это время в зелёнке за ручьём сховался. Но на звук боя в Валуйском не пошёл, а пробрался по ручью и огородам в тыл укропам и врезал от души. Те, видать, решили, что к казакам подкрепление подошло, сдристнули назад. Пока пауза нарисовалась, Стамбул споро сползал к Петровичу. Но тот был уже совсем бледный, еле держался. Приказал валить, на хрен, к своим, а ему всё едино конец, так хоть за дурака Коваленко не беспокоиться.
  Так и пошёл. А там, где Петрович остался, снова бой начался. Петрович прилично ещё стрелял, минут десять.
  Ушёл Стамбул хорошо, не преследовали его. А дальше уж группу Куляба встретил, что тоже в зелёнку углубилась, а тот и к своим вывел. Ну и вот - приняли. Голову в больничке заштопали, к Головному свозили рассказать, как и что. А теперь вот к Бурану заехали, поблагодарить его с Кулябом, что помогли, да пригласить к казакам выпить за это дело, коли начальство позволит.
  Начальство, зная состояние Алексея, возражать и не думало - пусть, мол, сбросит тоску смертную... А есть такое, про то бывалые солдаты знают. Затоскует ежели боец, то тут и жди - прилетит ему. Странный, но верный закон.
  А так, глядишь, разменяет Буран тоску свою на туман в мозгу, растворит в водочке, выручательнице вечной русской. Похоронит девушку свою - и только с удвоенной злостью воевать станет.
  И надо бы было так и сделать Алексею, но... Но не хотелось. Не то у него было состояние, чтобы вот так запросто тоску свою на выпивку разменивать. Нужна была эта тоска ему. Жить он в ней хотел, дышать ею. Не хотел он уходить от Ирки, хотя бы и в водку. Пока тосковал он по ней - вроде как и жива она была. Не здесь, далеко уже, но - жива. В нём жива...
  И вот теперь она уходит совсем. Навсегда. Под серым небом января. Под крики ворон.
  И всё - как в тумане. Хотя по форме и не так.
  Всё Алексей видел нормально, остроты зрения и восприятия не терял. Не первая смерть рядом.
  Но и не так, как отца хоронили. Там вот этой непонятной пелены между ним и миром не было. Хоронили солдата. Павшего в бою с врагами. С фашистами. Сделавшего в том бою максимум, что мог сделать безоружный, - плюнуть фашистам в лицо. И завещать тем самым отомстить за себя.
  И Алексей уже тогда воспринимал отца как однополчанина, как боевого товарища, за которого врагам будет отомщено. Потому что плевка в лицо - мало. Он, сын и однополчанин, должен стать тем оружием, которого не было в руках отца во время его последнего боя. И стал, будем надеяться. Раз фашисты на трусливые теракты перешли.
  Впрочем, им привычно...
  А Ирка... Ирка погасла.
  И ведь никогда ничего они друг другу не говорили про будущее. Знали оба, что будущего у них как пары нет: он женат, дети. Война кончится, он уедет. Или убьют.
  На этот счёт он мыслил совершенно спокойно - война. А вот теперь вышло, что убили не его, а Ирку, и не на передовой, а, можно сказать, дома. И вот лежит она теперь в гробу, поставленном на две деревянные табуретки перед чёрной ямой, и - словно спящая, только погасшая.
  И что с этим теперь делать, непонятно. Не даёт понять эта пустота внутри и этот туман вокруг.
  Из-за него, Алексея Кравченко, девушка погибла. С которой, вроде бы, и не было особой любви. Так, сожительство. А вот её теперь нет, осталось только тело. Которое закрывают крышкой гроба. А вместо души у тебя какой-то слипшийся комок, который хочется выкрутить, смять совсем, до конца, и выбросить...
  
  * * *
  
  Солнце снова приоткрыло за облачной пеленой свой мутный глаз. Просветлело всё вокруг - как раз под последний звук молотка.
  - Доченька моя! - мать падает на колени и утыкается лицом в красную бязь на месте, где минуту назад было лицо Ирки. - Доча, доня моя! Как же мы без тебя?! Как же не увидеть-то тебя больше?!
  Рядом с ней чуть ли не басом заревел Макарка. Вряд ли он уже понимает бесконечность смерти, но маленькое сердечко чувствует всё безнадёжное горе взрослых.
  Играет желваками Митридат. Утирает слёзы Настя. Плачут две девушки - подруги Ирки. Сурово кривится дядька - представитель с работы её. Подвывают какие-то тётки - подруги матери, наверное. Священник ясными глазами смотрит на всех, размеренно, но мелко кладя кресты. Как это он сказал только что? - точно как-то сказал... "Бог принимает души в любви"...
  Кладбищенские рабочие начинают опускать гроб в могилу.
  - Караул!
  Командует Злой.
  - Залпом!
  Сзади-сбоку сочно хлюпают затворы.
  - Пли!
  Слитные выстрелы.
  - Залпом!
  Это самые близкие его бойцы. Подняв автоматы, стоят Злой, Шрек, Еланец, Ведьмак, Дядя Боря. Караул выделил Перс. Командир сам подошёл к Алексею, сказал: "Возьми ребят своих с автоматами. Чтобы салют, как следует... За наше дело погибла девушка твоя...".
  - Пли!
  Комок подступает к горлу. Эх, ребята, что ж вы делаете... Я же сейчас разревусь от благодарности!
  - Залпом!
  Алексей увидел, как Мишка вытащил свой пистолет. Чёрт, да! Да! Что ты за тормоз сегодня такой, Лёшка!
  Он выхватил оружие, передёрнул затвор.
  - Пли!
  Рука дёрнулась, принимая отдачу...
  
  Глава 14
  
  Смерть Ирины войны не отменила. И не могла, конечно, отменить. Она лишь поселила у Алексея непреходящую боль внутри. Возможно, это называется - в душе. Но так ли это на самом деле, он судить не брался.
  Ибо душа жила далеко не только одной этой болью, но и всем окружающим. Потому как Буран оставался солдатом, бойцом Луганского корпуса, офицером и командиром - и душе и уму его полно было обычных служебных и бытовых забот. С подчинёнными, с начальниками, с общей обстановкой. Со следователями. С которыми, кстати, была у него беседа сразу на следующий день после похорон Ирки.
  Правда, разговор особо не запомнился. Вернее, не так: в памяти остался, но никаких запомнившихся эмоций не вызвал. Может, потому, что Кравченко был ещё заторможён - опрос происходил буквально на следующий день после похорон. После которых Алексей всё же напился на поминках.
  Нет, ничего плохого, как рассказал потом Мишка, он не сотворил. Просто сидел, молчал, слушал. Только смотрел в одну точку. И желваки ходили.
  Потом встал, отдал сидевшему рядом Митридату пистолет и вышел.
  Когда пошли за ним, увидели стоящим на лестнице перед дыркой в пролёте, оставленной обстрелом в августе. Стоял и внимательно смотрел вниз. Испугавшуюся за него Настю, которая попыталась его оттащить, погладил по голове. Потом отставил от себя, аккуратно обошёл дырку и спустился во двор. И ни на какие призывы вернуться, ни на какие слова не реагировал. Потом так же молча поднялся, забрал у Мишки пистолет, сел за стол и продолжил своё молчание. Правда, больше уже не пил. И всё так же смотрел в никуда.
  Этого Алексей ничего не помнил. Неужто застрелиться хотел? Нет, нельзя ему! Не имеет права. По земле ещё ходят двое из убийц отца. И не просто ходят - а убивают дальше. Их надо остановить. Как взбесившихся псов. Как чумные вирусы. Как наши остановили фашистов в войну: физически уничтожили такое число носителей заразы, что остаток немцев зарёкся на будущее даже думать о нацизме.
  Наверное, это ощущение недовершённой мести и заставило отдать Юрке оружие в минуту слабости. Жалко, что в памяти ничего не осталось. Интересно было бы заглянуть в роение тараканов в мозгу. О чём думал, интересно, стоя над дыркой в лестнице? Чтобы вниз прыгнуть? Да вряд ли. Там ведь и невысоко - между вторым и третьим этажом пролёт развороченный, по краешку которого приходилось подниматься жильцам дома. Не убился бы. Да и не мог он хотеть именно так убиться. При наличии-то оружия? Умирать не годным для офицера способом?
  Впрочем, у этого стёртого из головы эпизода оказалось одно полезное следствие. Мысли о собственной вине в смерти Иришки как-то ушли и перестали мешать жить. Правда, они переселились из головы в сердце. И душа продолжала саднить, словно протащенная голяком по асфальту. Но это было даже хорошо - это вызывало ощущение, что Иришка не там лежит, не на Острой могиле под землёй. А поселилась внутри него...
  
  * * *
  
  Он много думал о смерти после этого. И о жизни. Больше, чем когда-либо раньше. Ну, насколько позволяли боевые дела. И открывал для себя что-то, о чём никогда раньше не думал...
  Настоящая трагедия нашей жизни не в том, что нас ограничивают другие люди или мы вынуждены ограничивать себя. Мы бесконечны внутри себя, даже если нас замуровать в тюрьму. В нас - Вселенная. Но главная трагедия в том, что хочется из своей Вселенной выйти в другие, прожить другими жизнями, познать другие бесконечности. А нельзя! Нельзя!
  Говорят, наша Вселенная конечна. И есть другие. Но там не побывать. И вообще нигде больше не побывать. И никем больше... Не побывать у других звёзд (а как хотелось бы!). Не побывать, скажем, лётчиком (где ты, детская мечта?). Не побывать тем же проклятым чеченским боевиком (а интересно!). Не побывать женщиной (хотя б понять, что у них в головах делается). Не проплыть кругосветку, не повоевать с Суворовым, не плакать при отступлении от горящей Москвы, не пожить с папуасами, не увидеть динозавров, не побывать на Марсе...
  Да, кое-что из набора можно было бы осуществить. Где-то Алексей читал, что один русский путешественник пожил с папуасами и даже стал у них замом вождя. В наше время уже, в девяностые годы. Женился там на вождёвой дочке. В общем, по-настоящему побывал в каменном веке, не в кино посмотрел. Жизнь первобытную увидел, а не чужие представления о ней.
  И что? Зато он вместе с нами не брал Шатой и не отбивался от нацистов в Лутугино. И не увидел ещё одну реальную жизнь - точно так же, как если бы зимний Луганск 2015 года был с теми папуасами на разных планетах. Ни единой точки пересечения! А ведь вот оно, рядом! Вот они, те самые недостижимые вселенные, недостижимые жизни! Тот же путешественник, раз до папуасов добрался, - может он сегодня на Донбассе оказаться? Да ещё в ополчении?
  Может! Но... вряд ли... Не до того ему, скорее всего. Он у каких-нибудь пигмеев чалится... Вон, этот, знаменитый-то, тоже путешественник - то на собаках катается, то на яхтах, то на воздушном шаре. И не нужно ему ничего больше! Не хочет он в другие жизни!
  Получается, что даже если взаимное соприкосновение вселенных происходит - что ни говори, а почти каждого из нас жизнь вдруг берёт и переключает, вдруг перебрасывает в какую-то другую ипостась... Вот как его из армии под зад ногой, и пришлось в итоге новую жизнь в ЧОПе Ященко начинать. А потом ещё раз - здесь, на войне. Хотя... может, это та же война, в которой ты не дожил свою первую жизнь из-за ранения глаза? Но она была предопределена, и ты всё равно вернулся туда же, к чему был предназначен, но обстоятельствами оттуда забран.
  Но ладно, пусть ты и можешь сменить одну свою жизнь на другую. И опять же - пусть ещё одна новая жизнь, пусть две - но их-то на самом деле бесконечное множество! И даже если бы по ним можно было путешествовать, как по другим городам и странам, - ведь получается, что и там ты остаёшься собой! Со своим миром, в своей Вселенной! Вот ты, капитан Кравченко, разве ты поменялся, когда работал в "Антее"? Нет! Тот же ты остался! И здесь ты - тот же! Сидишь внутри своей жизни! И отправь тебя к папуасам вместо того дядьки - и там ты останешься в своей... в своём коконе. И значит, как тебя не перебрасывай по жизням, всё равно будешь ты изначально иностранцем в любой другой!
  Но и это - ещё не вся тюрьма человека, на которую он обречён пожизненно. Ещё хуже всё выглядит, когда ты в своей жизни, в принципе, всё сделал. Побывал в разных интересных и не очень ролях и ситуациях, повидал и пережил всё основное и интересное, поделал детей и поубивал людей, дошёл до конца карьеры и обеспечился материально, купил всё, что нужно для жизни, и поимел желанных женщин. Ты прошёл все интересное в своей жизни и ты сделал всё интересное в жизни. Ты в конце пути.
  Однако ты ещё молодой! У тебя есть ещё и время, и силы - поменять все, стать в начало совершенно нового пути и пережить ту самую ещё одну Вселенную! Но!
  Но!..
  Но у тебя дом и семья, которую надо продолжать кормить. У тебя - не у тебя, Лёша, в данный момент и в данном месте, но в принципе - нормальная работа и зарплата. Которая опять-таки нужна семье. У тебя обязательства. Друзья, досуги, сложившийся быт. У тебя - вот у тебя конкретно здесь и сейчас - есть долг перед отцом. И перед собою.
  То есть - сложившиеся рамки, границы. Ломать их, взрывать - то же самое, что ломать границы государства и вступать в войну.
  И вот настоящая трагедия - здесь. Когда однажды наступает момент, когда ты, оглядываясь на себя, вдруг видишь, что все выборы, собственно, сделал, все дороги в своей Вселенной прошёл. Или все интересные тебе дороги, что вернее. Все остальные возможные пути - уже либо слабый отблеск пройдённого, либо... Когда ты полностью освоил свой мир - но не можешь его покинуть из-за втянутости во все его дела и делишки.
  И ты смотришь на улетающий к Туманности Андромеды космический корабль, мечту всей твоей жизни, - и знаешь: тебе уже не занять в нём места... И не потому, что не дают, а потому, что ты уже врос в бетон постылого космодрома...
  И не прожить уже другой жизни...
  А с другой стороны...
  Если вдуматься - честно-честно! - то слова о бетоне космодрома тоже от лукавого. Выбор есть всегда, есть он и здесь, и сейчас. Вопрос, главный вопрос, снимающий все остальные - ты доволен? Конечно, нельзя быть довольным на все сто процентов, но - по большому счёту, в ГЛАВНОМ, ты доволен? Признайся, ты ведь здесь действительно чувствуешь себя на своём месте и в своём деле! Ты отдаёшь тот же долг отцу. Ты спасаешь людей от нацистской нечисти. Ты просто защищаешь их жизни, как жизни тех девчонок в Счастье - которых, конечно же, не отпустили бы нацики, когда б наигрались...
   Значит, ты доволен? Если да, то какой смысл что-то менять? Можно менять машину на катер, увлечения на женщин и наоборот. Или всё вместе и сразу. Но другим становиться действительно не сможешь.
  Да и - надо ли? Ты не от жира ли бесишься, Лёша, живя на самом деле хорошо, но мечтая о какой-то Андромеде? Может быть, ты и так проживаешь не одну жизнь а много? Сначала ребёнок, завтра курсант, послезавтра офицер, потом аналитик, потом - боец ополчения. Разные мысли, разные ощущения...
  А Ирка? Сколько она прожила жизней? Да она даже одной не прожила!
  Вот тут начинается последний пункт - цена твоего выбора. И если этой ценой становятся близкие тебе люди - верный ли это был выбор?
  И когда, в каком месте ты сделал его неверным?..
  
  * * *
  
  В комендатуру - куда пришли следователи, но не МВД, а почему-то сразу прокуратуры - Алексей Кравченко явился в самом мрачном расположении духа. Надоело всё! Суета какая-то! Мышиная возня. Ничего не хочется, ничего не нужно. На войну бы - а там хоть лечь! Уйти от этой давящей, гнетущей суеты! Оставить всех с носом...
  Ничего, скоро уже. Подходит срок, названный гадом Молодченко, когда нагло, в пределах досягаемости даже старушки Д-30. И уже решено, что идут две группы, под общим руководством Бурана. С довольно несложной работой: окопаться у дороги и наводить на неё артогонь со своей стороны. Ну, фугасы заложить, само собой. Потом зачистить - и аюшки!
  Так что странным образом хандра его не обездвиживала Алексея, не размазывала его по стенкам собственного хлюпающего мозга. Нет, заходя в комендатуру, он уже не был той вот именно что размазнёй, которой провёл крайние три дня, А был собран, решителен и несколько зол. Не на следователей, конечно. Даже не на Лысого. Уже не на Лысого. Этот - падла, но исполнитель. И не на Молодченко - тот вообще уже труп. По поводу этого изначального автора убийства Ирки Митридат очень веско поклялся Иркиной матери и Алексею, что "айдаровский" идеолог-каратель ни при каких условиях из подвала МГБ не выйдет. Вот только все показания, какие возможно, даст, протоколы подпишет, - и он, Михаил Коренев, лично приложит все усилия, чтобы тот был ликвидирован.
  Это Мишка сразу после похорон сказал - трезво и ледяно. И добавил - потом, наедине, в машине, - что в "вонючке" вчерашней подробно изложил показания гада о подставе главным редактором РИА собственного корреспондента. Которая и привела в конечном итоге к неприятному инциденту с московскими писателями. И - главное! - сказал, что в ответной шифровке имперский ЦК, осознавший ошибку с вывозом Надежды Мавченко в Россию, дал понять, что не заинтересован больше в получении никого из "айдаровцев" вообще. Лишний гемор, мол.
  А раз Москве Молодченко не нужен, то участь его остаётся в руках МГБ. Потому как даже если прокуратура захочет его себе забрать - что вряд ли, ибо он проходит чисто по госбезопасности, а не по простой уголовке, - то лично он, Митридат, падлу живой не выпустит. И руководство его поймёт, и война спишет.
  Нет, Алексей был зол теперь вообще. На врага. К солдатикам из ВСУ он по-прежнему испытывал что-то вроде сочувствия. Как и большинство ополченцев. И без крайней необходимости убивать их не хотел. Ну, кроме, разве что, артиллеристов, паливших по мирняку из тяжёлых стволов. Но эти для всех бойцов корпуса были кровными врагами.
  А вот к нацистским добровольцам злость только усилилась. На их счету появилась ещё одна дорогая ему лично жертва, и это окончательно переводило их для Бурана в разряд только и исключительно целей. Причём не просто целей, а - злобных "чужих", которых нужно стрелять немедленно по мере появления. Чтобы они не успели подселиться в людей и размножиться.
  Читал не раз, что в войну эсэсовцев в плен не брали, а если те и попадались, то их расстреливали тут же, у дороги, не доводя до лагеря. И правильно делали! А эти, из "Айдара" и прочих, - те же эсэсовцы. Ибо как только сказал: "Нация превыше всего!" - всё, амба, из числа людей ты вышел. И стал тварью инфернальной, сожравшей изнутри человека, который когда-то в этом теле был...
  А следователи что ж - следователи были корректны. Двое. Молодые парни. Без предубеждений и даже с некоторой предупредительностью. Видать, знали о нынешних обстоятельствах.
  Задавали вопросы. Как познакомились с Бледновым Александром Александровичем? Ещё в Москве. Не лично, конечно: по прессе, читал о нём. Ранее знаком не был, естественно. Лично познакомился только здесь, после перехода границы, случайно. Просто как добровольцу к его подразделению захотелось примкнуть. Потому что читал о нём в прессе, да.
  Ни Ященко, ни тем более Юрку поминать не следовало.
  В теперешней беседе со следователями Буран был предельно осторожен
  Почему пришёл с Бэтмену? Да не к казакам же! Про батальон "Заря" в Москве тогда ещё не знал никто. Из публики, имеется в виду. А Бледнов - почти свой: офицер спецназа МВД, командир роты, занимался силовыми захватами и обезвреживанием преступников. С подготовкой Кравченко - самое то.
  Где брали оружие? Странный вопрос, не находите? Нет. Мне лично выдали. Кто выдал? Уже не помню. Кажется, сам Бледнов. Под роспись, по ведомости, против данных офицерской книжки.
  Но внутренне Алексей ухмыльнулся, вспомнив эпизод из недавнего разговора с командиром комендачей. Тоже зашла речь о том, как поначалу получали оружие в ополчении.
  - Отдаёшь паспорт, получаешь ствол? - спросил тогда Сокол утвердительно. - А вечером сдаёшь. Как лодку напрокат...
  - Даже интереснее. На границе-то меня свои приняли, "бэтменовские". А я уже упакованный, с "винторезом" приехал. На, говорят, автомат тоже бери. Заводят в оружейку, а там стволы - только что не россыпью. В ящиках. Выбираю, какой там получше, старшине оружейному отдаю паспорт, военный билет. А он мне: "На хрена мне твои документы? У меня тетрадка есть!". Там, дескать, всё надёжнее, чем в куче бумажек разбираться. Взял фамилию, спросил позывной, записал - и вся военная бюрократия! Патроны вообще без счёта... Потом, правда, Бэтмен порядок навёл, - добавил Алексей справедливости ради.
  А, вот и в нынешнем разговоре "винторез" выплыл - почему-то названный знаменитым. Ну, что ж? Не поверите - нашёл! Осматривал места боёв под Изварино - интересно же! - и в канаве прямо, присыпанный - лежит! Повезло, конечно, я же удачливый. Оформил всё у Бледнова, честь по чести, была запись. На её основании вот и в корпусе оружие в ведомость внесли. А вообще подобные вопросы граничат со служебной тайной, и не вижу, чтобы они имели отношение к делу.
  Самому опять вспомнилось, как Сан Саныч тогда, за три недели до гибели, у Алексея на квартире, благостный, расслабленный, рассказывал под расползшиеся пельмени, как начинал с двумя "Сайгами", шестью автоматами и одним пулемётом на 12 человек своей первой команды. Как первый гранатомёт только через месяц добыли. В бою. Как раскопали на Луганском тепловозостроительном заводе свою первую боевую машину - амфибию ПТС-2. Древнюю, как дерьмо мамонта, здо-оровую, но вполне манёвренную. Алексей её видел ещё летом, а куда она потом делась - хрен знает. Сан Саныч не рассказывал.
  Где воевал, Алексея тоже спросили. Отчего так часто перемещался? Так сама ГБР "Бэтмен" постоянно перемещалась. Тогда, в августе ведь половину периметра вокруг Луганска держали. Да и откомандировывал Сан Саныч группы постоянно по просьбе руководства республики.
  Да, его, капитана Кравченко, Бледнов вскоре выдвинул на должность руководителя разведподразделения с совмещением должности инструктора по боевой подготовке. Да, подготовка велась по-настоящему: диверсионно-разведывательная, разведывательно-штурмовая, артнаблюдателей и корректировщиков и так далее. Потому как не банда была у Бледнова А. А., а вполне по уставу организованная войсковая часть.
  Да, поэтому, в частности, капитан Кравченко не знал про то, что делалось в других, особенно тыловых службах группы Бэтмена. Вы что, товарищи, не знаете, как оно в армии? Есть области ответственности, и в чужую ты никогда не лезешь. Питанием, обмундированием, боеприпасами обеспечивали - с этим было налажено, надо отдать должное тем, кто ведал тылом. Денежного довольствия не было. Несколько месяцев, до осени - точно. Ребята рассказывали. Сам Кравченко не получал ни разу. А в октябре перевёлся в корпус, и только со слов знает, что дальше это дело наладилось.
  Опять параллельно вспомнились слова Сан Саныча, что бойцы, которые пять месяцев воевали без копейки, без какой-либо материальной мотивации - это золотой фонд русского мира.
  Пафосно, но верно. Сказал бы только лучше - империи. Что есть русский мир - разъяснять надо, ибо всё же элементом национализма от этого понятия тянет. Но в принципе верно. Практически все, кого знал Алексей, пришли и приехали на эту войну не за деньги и тем более не за награды, которых у республики, почитай, и нет. Это вон Донецк наделал и Георгиевских крестов, и орденов, и звёзд Героя - а тут всё скромненько. Нет, люди приходили и воевали - и умирали, как ни горько, - просто за то, чтобы не пропустить нацизм дальше. В тот самый Русский мир, который всё равно есть, каким бы эфемерным ни казался.
  А раз столько людей, как вон тот же бесхитростный Еланчик, просто не смогли усидеть дома рядом с жёнами и детьми и добровольно пошли в огонь, - значит, не эфемерность их вела. Но чёткое осознание долга своего, что на совести лёг. А вот перед чем долг - вот это пускай идеологи и журналисты придумают. Или вон те же писатели, которых нацики айдаровские выкрасть пытались...
  Приказывал ли Бледнов уничтожать ДРГ противника, как они определялись, как их отличали от простых мирных граждан? Тоже странный вопрос. По наличию оружия. Что с ними делали? Задерживали. Если сопротивлялись, уничтожали. А что, на войне иначе должно быть? А, вы в городе имеете в виду. Вот тут не скажу - я город не патрулировал, меня на фронте вечно применяли.
  Подвалы? Знал, конечно. Про них все знали. Тогда у всех серьёзных подразделений ополчения были подвалы. И я бы сказал так: именно благодаря вот такой гибкой, если хотите, народной форме правосудия в Луганске удалось удержать ситуацию от падения в криминальную вакханалию. Рухнула официальная законность, но её стали поддерживать само ополченцы...
  Заметил предостерегающий взгляд Томича. Понятно: как раз перед встречей с прокурорскими тот рассказал, что Рауф лично поехал к Сонному с довольно серьёзными обвинениями, среди которых как раз подобная самодеятельная законность. Нет, ну то, что под нею понимается у казачков, все знают, но так нельзя сравнивать!
  Причём тут - "подменяли закон"? Не было закона, я считаю. Как в отсутствие власти народ вырабатывает свои формы управления, так и в отсутствие закона - свои принципы законности. Это в основе общества лежит человеческого. Отменилась украинская власть. С ней ушёл и украинский закон. Но человеческое общество осталось - и предпочло закон беззаконию. Но общество же - это люди. А среди людей есть лидеры, которые и берут на себя воплощение воли общества, как они её понимают.
  Например, знаю, что в Алчевске вместо установленного законодательства действовал приказ Љ5 Головного "О введении упрощённой системы судопроизводства". На одном листочке. Нарушение комендантского часа, мелкое хулиганство, распитие спиртных напитков и употребление наркотиков - 10 суток принудительных работ. Для бойцов - 20 суток. В случае повторного нарушения - расстрел. Саботаж, открытая пропаганда в интересах противника и оказание помощи противнику - расстрел. Мародёрство, грабежи, изнасилования, кражи - расстрел. Невыполнение приказа бойцом на передовой - расстрел, в тылу - 30 суток работ. Небрежное отношение к военному имуществу, утеря оружия - 30 суток работ. Вот и всё.
  А ежели лидеры неправильно общество понимают, черту переступают в исполнении законности, - общество так или иначе этих лидеров смещает, выдвигает других. В данном случае луганское общество согласилось с правосудием ополчения, знало про подвалы и в целом соглашалось с такой формой законности. И благодаря этому криминал в республике как поднялся было, так вскоре и опустился. Ибо поднялся, понюхал, чем пахнет обстановка, и предпочёл вообще к земле прижаться.
  Ребята, да не подводите вы меня к этому! Я - солдат. Я был на фронте, я про всякую конкретику в тылу, в этих "личных охранах" ничего не знал и знать не мог. Просто не пересекались с ними фронтовики. Разве что когда у Сан Саныча на каком совещании, да и то редко. Потому как штаб Сан Саныча тоже боевой был, дела тыловые его не касались. Ну, только в той мере, в какой требовал снабжения бойцов.
  Да, с Яношем пару раз пересекался. Но близко не знал. Знал, что тот был одним из первых двенадцати, с кем начинал Сан Саныч. И он ему доверял. И Янош в качестве начвеща был вполне на месте. А деталей я опять не знаю. Да, думаю, и Сан Саныч не знал всего. Он или доверял людям, или нет.
  Да, с Лариокой были конфликты. Нет, про её дела не знаю. Просто стерва-баба, которая начала вести себя с бойцами как барынька. Пользовалась близостью к "телу". Финансы? Нет, не знаю. Показания есть, что ругался с ней по этому поводу? Не отрицаю. С ней все по этому поводу ругались. Но ругаться из-за задержек и знать конкретику - это разные вещи. К тому же лично я особо и не успел с нею в эту тему углубиться, ибо вскоре плюнул и ушёл. Одна из причин - именно из-за неё. Презираю бар, а ещё больше стервозных барынек.
  И вот таким образом - от идеологии и боевых действий до попыток вытащить из него что-то по поводу злоупотреблений Бэтменовского окружения - тягомотились часа полтора. Но вроде отбился.
  И опять - пустота. Дёргающая. Дерущая... И чтобы спрятаться от этой наждачной пустоты, Алексей ушёл в службу. Или, вернее, в вожделенную войну.
  В тот день как раз очистили Новотошковку, а ребята Головного подошли к Санжаровке. Ещё не знали, какую роль она сыграет в дальнейшем и какую роль сыграют казачки Головного во время её штурма. Радовало само продвижение.
  Впрочем, о наступлении по-прежнему не было речи. Всё ограничивалось локальными операциями... вот только масштаб и объём их нарастал. Причём как-то сам собой. Как в той же Новотошковке. Вроде отбили. Потом укры подтянули резервы и снова её забрали. Потом наши опять в неё вошли, зацепились за окраину. Потом укры снова подтянули помощь. И так далее. Есть продвижение, есть нарастание объёма боевых действий, а вот долгожданного очищающего наступления - нет.
  И вообще всё очень походило на то, что командование корпуса, так и не дожавшее Головного на предмет вливания в корпус на своих условиях, даёт ему теперь право и возможность наиграться в самостоятельное наступление. А что - отчасти грамотно. Вроде проверки боем.
  Вот только при всём уважении к добровольцам Головного и к нему самому - получается слабовато. Вот точно как у стариков, из-за нежелания избавляться от которых у него и идёт это перепихивание с руководством - военным и гражданским. Ну не может быть, говорят они ему, по уставу начарта в 65 лет! Да, пусть опытный. Да, пусть мастер. Да, пусть с первых дней в ополчении. Но в регулярной армии таким служить уже не положено!
  А Головной, соответственно, не понимал, отчего он должен избавляться от прекрасного начарта ради каких-то формальных соответствий установлениям, да к тому же российским. И упирался. У них что тут - не новая армия новой республики создаётся? Да такие старики её основой должны быть!
  Алексей в глубине души был согласен, скорее, с Головным. Даже из чисто практических соображений. Корпус не в той находится позиции ещё, чтобы пренебрегать добровольцами вообще, а уж пусть и пожилыми, но хорошими воинами - в частности. Может, ещё начать призыв пацанов 18-летних?
  Но вот сейчас, вникая в сводки, понимал, почему армия должна быть в основе молодой. Как там у Цоя? - война дело молодых! Потому как вот видно военному человеку, что бригада Головного воюет именно по-стариковски: осторожно, с подстраховкой, избегая потерь. Но от этого вяло и, как бы это сказать... Некрепко, что ли. То есть оказывают эти - наверняка хорошие, опытные и достойные старики - некое стариковское же... Пожилым духом пропитаны действия бригады, вот что! Это даже не традиционная нестойкость казачков. Те нестойки, но удалы. А тут именно удальства и нет. Есть опыт, но нет решительности. Мало потерь, но мало и результатов.
  Впрочем, зато вдоль Бахмутки очень эффективная артиллерийская работа идёт. Возможно, тот же начарт опытный старается. И действительно опасные бронегруппы противника, которыми тот купирует продвижения ополченцев там и сям, становятся куда более осмотрительными. А значит - менее энергичными, то есть и менее опасными.
  Диалектика войны, чёрт бы её побрал...
  
  Глава 15
  
  Машины горели, как подожжённые тараканы. Если бы тараканов удалось как-нибудь поджечь. Деятельно горели машинки, пытаясь расползаться и застывая, когда их дополнительно накрывала невидимая, но тяжёлая плеть пулемётного свинца...
  Да, через день после похорон Ирки он, наконец, нырнул в свою войну. Когда поговорили с прокурорскими. После чего Алексей спрятался в войну, как в норку.
  Нет, не от прокурорских. Много чести!
  От Насти.
  Нет, это подло. Она - хорошая. Она ни в чём не виновата.
  От себя. Которому нечего сказать этой славной девчонке.
  У него погибла женщина, которую никогда особо не любил, но которая оказалась безнадёжно дорога после смерти. И Настя была тоже дорога. Но ему действительно было страшно её видеть. Потому что он знал, просто видел вперёд, что при первой же их встрече наедине между ними встанет Ирка. И что тогда делать?
  И ведь Настя будет теперь в нём принимать участие! Ирина завещала! И теперь что, станет так, что Ирка с ними в постели тоже будет? А ведь будет! Наверное, справедливо так... но стыдно перед той же Иркой! Она ведь теперь там, по ту сторону, знает уже всё. Может, оттого и ушла, что узнала как-то? Кто его знает, что там с душою делается, когда она на грани между жизнью и смертью трепещет? Вот так отлетела на минуточку, увидела всё, дотоле скрытое, что меж ними с Настей произошло, -
  - да и решила не возвращаться. От обиды или из благородства - какая теперь разница? Ушла, решила не мешать. А частично осталась. Разделилась как бы. Вот и сидит сейчас в его, Алексея душе, свернулась котёночком, лапки под себя подогнув... И... стыдно перед нею!
  А ещё - Светка. Вдруг стал жечь гаденький, неостановимый стыд за себя и перед женою. Перед семьёй. Ведь любил же он её тоже!
  Хотя... Вот именно что - "тоже"! Признайся честно - ведь не особо уж горел к ней в последние пару лет? Раздражала она тебя часто, нет? Своими этими попытками превратить себя в москвичку, своей озабоченностью всею этой местной мишурой. То, что всё покупками озабочена была...
  Ну так что? Это, что ли, повод изменять?
  А ведь ты изменил ей, Лёшка. Впервые в жизни. С Настей. Потому что правильно ходила шутка среди господ офицеров: переспать на стороне - это ещё не повод изменять жене. А тут не просто переспал ты с ней.
  Полюбил ты её.
  Чёрт, это же надо было так всё запутать и замесить!
  Надо бы съездить, что ли, домой. Ни разу ведь не был, как зашёл сюда, на Донбасс. Ребята вон ездили, некоторые.
  Ладно, вот эту войну закончим... Затишье будет или победа - или затишье после победы, - надо будет отпроситься на недельки две.
  А с Настей что-то надо решать.
  Надо ли? А куда деть ту тягу, что влечёт к ней со слепой, нерассуждающей силой? Любовь?
  А Светка?
  И делать - что?
  А сделать уже нельзя ничего. Всё сделал, никого не упустил! И остаётся только окунуться с головою в войну. Чтобы заполнила всего, не давая времени и места для этого дурацкого самоанализа.
  
  * * *
  
  Злость на нацистах Буран начал срывать вдумчиво. Очень тщательно продумал план входа, повертел его туда-сюда сначала с Кулябом, присоединённым к нему со своей группой, затем с командиром и начштаба, съездил в бригаду договориться о взаимодействии с артиллерией. В штабе бригады его беззлобно обозвали "гадом" - знали уже про крайний выход и попеняли, что рано свалил к Персу, лишив бригаду наград и благодарностей за свой успех. Но по факту говорили уважительно и взаимодействие согласовали влёт. А что - если всё срастётся, то возможность и им присоединиться к получению плюшек становится реальностью.
  Затем - на склад вооружения. Затарились снарядами для фугасов - по чеченскому образцу - и минами. Взяли два "Печенега", три "Аглени", по РПГшке на каждое звено, обычных "семёрочек". Наложили лапу на ряд полезных технических штучек. Как всегда, пришлось полаяться - от перестановки войн прапорщики не меняются.
  Но снова довольно легко прошло. Всё же хоть и без подробностей, но народ знал про успешный крайний выход. И лаялся довольно поверхностно, для порядка.
  В общем, подготовились неплохо. Опасения у Алексея были относительно Куляба с ребятами. Всё ж "физичка" - это одно, а на выход вместе они идут впервые. Однако Ведьмак, с ним ходивший, поручился за парня. А Злой, проведший за время организационной беготни командира тренировку по слаживанию, заверил его, что ребята нормальные, умелые. А Куляб - парнишка хоть и нахальный, но с фантазией. Направленной в нужную сторону.
  Что заставило карателей подвигать свою колонну так близко к фронту, было не очень понятно. Видать, присоединяли своё воинство из Трёхизбенки к основным силам, вышедшим из Старобельска. И Алексей про этот план "Айдара" знал из показаний Молодченко. Но лично он бы сформировал тут, в Трёхизбенке отдельную колонну и отправил к основной, которую повёл бы по дороге Новоайдар - Северодонецк через Новоахтырку.
  Впрочем, решения укропов часто отдавали сказочной загадочностью. А тут ведь и вовсе речь шла о самостийниках. Возможно, ВСУ просто не согласовали им маршрут, и они попёрлись по самому короткому пути.
  Ладно, будут пленные - узнаем. Вернее, пленных не будет. Узнаем у временно ещё ходящих трупов...
  Переправились хорошо, удачно, тихо. Несмотря на очень даже чувствительный, тащимый на себе, вес. Пробежались. Удачно проскользнули мимо Кряковки, сховались в зелёнке.
  На сей раз Бурану никто не мешал устраивать засаду так, как считал нужным. Но засада должна была быть специфическая, с упором на артиллерию с той стороны Донца. А их дело - наблюдательное да корректировочное. Ну, может, командиров выхватить в неразберихе для скрадывания и быстрого допроса. Но это как фишка ляжет...
  Очень вдохновляюще звучали данные радиоразведки. Полковник Саркисов по доброму расположению - и, как там в кино говорили по-одесски, "в память к твоим золотым рукам" - распорядился выделить им на обеспечение часть той самой хитрой российской аппаратурки. С её помощью вроде бы прояснилось, что вместе с колонной продвигается и командование "Айдара". По крайней мере, его часть. Как всегда, полной гарантии по этим данным всё же не было, но создавалось такое впечатление, поведали радиоразведчики.
  Алексея всё же кольнуло невольное сожаление, что рядом с оператором не будет опять сидеть Настя, "переводя" его указания на язык заботливой жены. Но эти мысли теперь нужно было гнать. Хватит всей этой рвущей сердце неразберихи. В Москве Светка ждёт.
  Закопать фугасы успели ночью, по той же "чеченской" схеме. Вещь абсолютно убойная - если, правда, перед колонной не идут сапёры, которые уж такую массу металла и взрывчатки "примут" на раз. Но была вполне обоснованная надежда, что укры, да ещё к тому же вся это бандеро-анархия, столь предусмотрительными не будут. Чечню они не проходили точно...
  Сами отодвинулись подальше - когда прилетит своя РСЗО, она разбираться не будет, где свой, где чужой. Прикопались, накрылись ковриками и частью штатными, а частью самодельными, из фольги и полиэтиленовых пакетов склеенными накидками. Штатных был минимум, к сожалению. И те, что были, - опять-таки благодаря полковнику.
  Полезные тут холмики, хоть и повыше быть им не мешало бы. Позицию для наблюдателя-корректировщика слабенькая. Будем надеяться, что прикопанное и завёрнутое в два коврика разведтельце в ИМК враг не заметит.
  Вспомнилась книжка этого писателя, да, Доброва. Как он там тщательно и со знанием дела описывал устроение засады повстанцами. Чувствуется опыт. Наука с тех пор шагнула вперёд, конечно. Схронов, что он описал, почти уже не делают. То есть, лишним схрон не бывает, но когда на скорую руку ныкаешься, то приходится индивидуальным маскировочным комплектом обходиться...
  Нет, ну какова сила предвидения у мужика! Вот она, бывшая Украина, ныне расколотая на Донбасс, центральную часть и захидняков драных. Вот они, повстанцы, поджидающие колонну врага. Вот она, гражданская война во весь рост, когда сейчас им, русским парням, придётся убивать русских же парней. Только настолько отравленных нацизмом, что стали карателями своих же русских людей.
  Эх, писатель Добров! Гений ты, но как хорошо было бы, если бы ты тогда ошибся в предвидении этой гражданской войны!
  Размышления не мешали Алексею внимательно вглядываться и вслушиваться в серый утренний сумрак. Полезная штука - СБР-3. Действительно - в любое время суток и при отсутствии оптической видимости. Хотя, в принципе, довольно светло уже. Похоже, день обещал быть солнечным. Хорошо, что не очень холодно. Градуса три, наверное, минуса. Как раз грунтовки подсушило, да всю ту грязь, что налипла на разбитые украинские шоссейки. Вот сейчас они, укропы, должны уже выйти из Трёхизбенки и катиться потихоньку сюда, в направлении на Попасную.
  Надо же, только четыре дня назад они здесь, неподалёку, с контрабандистами встречались, - а будто год прошёл!
  
  * * *
  
  Наконец, показались. Сперва проехало два джипа. Разведкой, стало быть, не пренебрегли. Но засечь схоронившуюся в зелёнке профессиональную разведгруппу из окна машины - нет, нереально. Может, у беспилотника с супер-пуперской израильской аппаратурой и был бы шанс. Небольшой. Но откуда израильский беспилотник у "Айдара"?
  Затем пошли густяком. Две "бэхи"-вторых - богато живут каратели! - спереди, за ними бэтр, дальше "мотолыга" тащит какой-то фургон - не на ходу, что ли? Дальше навалом бусики с джипами, три "шишиги" и два "захара" с прицепленными пушками, "таблетка" и в конце - ещё два бэтра с "Санями" на привязи. Блин, да сколько вас тут? - просквозил по спине холодок.
  Похоже, не один "Айдар" тут идёт. У того просто нет столько техники. Машинки - ладно, но вот бронетехники столько не должно быть. Тем более что не весь же они батальон с места сняли! Тут, скорее всего, и ВСУ в движении участвует. Это плохо. Их двум группам со всем этим можно не справиться. То есть - нельзя не справиться. Но если арта подведёт, то сообразят укропы быстро, откуда у неприятностей ноги растут...
  Вот с фугасами не рассчитали. Слишком длинная колонная укропская из-за присутствия лишних оказалась. Потому тот, который для конца колонны был предназначен, не последнюю машину подорвал, как положено, а выгрыз серыми пороховыми зубами поношенную "шишигу" и "ЗиЛ". А оба БТР-80 - причём один вполне опасной украинской модификации с 30-мм пушкой - начали живёхонько маневрировать, выискивая цели. Чёрт! Накроет ли их теперь артою?
  Зато первый фугас сработал штатно: с двух сторон будто бабка руками всплеснула. Только руки эти были серого цвета и с грязью. Через секунду принёсся мокротный кашель взрывов и зашевелила воздух поверху ударная волна.
  Четыреста метров - прекрасное расстояние, и ближе Буран подбираться не собирался. И безопасно, и одним взглядом всю колонну окидываешь.
  Он кинул в рацию поправку на то, чтобы арта накрыла хвост колонны, скомандовал "огонь" и с удовлетворением увидел, как - опять же безмолвно в первые полторы секунды - вокруг колонны встали лопухи разрывов. Ещё поправка: "Лево на сто" - следующие лопухи выросли среди джипов и "шишиг", из которых стали недружно высыпаться разнообразно - даже на таком расстоянии видно - обмундированные "айдаровцы".
  Обе разведгруппы пока не стреляли. Собственно, и нечем - на 400 метров нет смысла зря расходовать патроны. Да и задача была другой: прежде всего скорректировать огонь артиллерии, а затем действовать по обстановке. Ну, можно отработать по тем, кто будет пытаться прорваться вперёд. Но без фанатизма. Алексей не раз вспоминал рассказ Тихона Ященко, за что едва не получил Героя. Тот как раз в момент наибольшего хаоса загасил расслабившихся "чехов", слишком близко оборудовавших свою огневую точку, и из их же пулемёта начал садить по боевикам. Несмотря на перебитую ногу. И тем, по сути, сорвал чеченам всю операцию, потому как обстрелянная колонна смогла собраться и дать отпор внезапному нападению. А тут уже "чехам" ничего не светило.
  Учитывая это - и отданные командованием приказы - Буран и расположил свои две группы на безопасном удалении - и прежде всего от разлёта зарядов собственной артиллерии. Всем хорош боеприпас 9М55Ф, но где и когда конкретно отделится его головная часть, заранее мало кто зуб даст. А судя по звукам в небе, как раз сейчас эти ракетки и приближались...
  На дороге разверзся ад! Не сказать, что взрывы боеприпасов от "Смерча" так уж впечатляют. Если одиночные. Но когда их много и одновременно - это ад, и иного слова не найдёшь. Что там творится в душах укропов, попавших под удар, лучше даже не представлять. Технику проредили как следует. В нескольких местах уже ввинчивался в воздух дым от разгорающихся грузовиков, весело трепетал огонь над одним из бэтров - всё же накрыли тот, с украинской пушкой. Те машины, что пока уцелели, начали по-тараканьи расползаться от дороги. Но шансы смыться тут не слишком велики - донбасская земля во время такой вот гнилой зимы проходимости техники, мягко говоря, не способствует.
  А вот вперёд или назад попытаться прорваться - это можно. На этом строился и расчёт Бурана на бой. Спереди разместился Куляб с двумя звеньями, охватывающими голову колонны "палочкой над t", как адмирал Того эскадру Рожественского при Цусиме. Излюбленный приём Алексея. Естественно, как часть более общего расположения. Потому как на задах колонны засело звено Ведьмака - Злого, к которому в усиление Буран отправил двоих своих, оставшись по центру только с Еланцем. Итого там тоже будет неплохая группа из пяти человек с "Печенегом" и РПГ. Вкупе с так же вооружёнными бойцами Куляба можно рассчитывать сильно проредить отходящего противника. Тот, конечно, быстро сообразит, что против него именно ДРГ всего с двумя пулемётами и пехотной стрелковкой. Значит, прорваться шанс у него будет.
  Эх, как в жилу лёг бы сюда сейчас хотя бы "Утёс"! Точно всю технику бы тут и сожгли! Но куда там шляться по тылам противника с дурой в 25 кило весом, да ещё с треногой в 18! Хотелось, да, и Шрек брался даже один нести. Льстил себе, зараза. Но... Полноценный бой ведь не задумывался. Речь шла только о корректировке артналёта. Вот и не взяли. А теперь - досада. Потому как артиллерия явно не успевает, и две машинки практически вырвались в переднем направлении. А сзади вообще формируется кулак под прикрытием уцелевшего бэтра. Какой-то вред им снаряды нанесли, конечно, но вот крайний залп лёг хорошо в сторону. Они очертенели там, что ли, артельщики? Я им тут куда указывал пулять?..
  Вот тогда и раздались первые очереди "Печенега" от группы Куляба. Как из шланга полил, нахалёнок наглый! Один из джипов прямо затрясся, чуть ли не разваливаясь на части, грузовик тоже буквально воткнулся в землю. Картинку локального Армагеддона дополнили два красивых взрыва зарядов от РПГ. Один выстрел, правда, никуда не попал, зато другой качественно зажёг "метлу", которая как раз отцепилась от своего фургона и пыталась уйти вслед за "зилком".
  В общем, финита ля - чего там? Комедией и на назовёшь. Трагедия? Смотря для кого. Для карателей - пожалуй. Ну, так и поделом вору и мука. А для нас... Сказать - радость? Так тоже нет. Удовлетворение - да, хорошая работа. Но не радость. Всё же не бывает радости в уничтожении людей. Пусть даже и таких зверей, как айдаровские отморозки.
  Потому это, наверное, драма. Да, как будет драма по-итальянски? Финита ля...
  Впрочем, драма ещё не кончилась. Уцелевшие машины и люди уже куда менее хаотично, нежели вначале, стали постепенно концентрироваться в заднем конце колонны. Просто поползли назад, вырываясь, в общем, поодиночке. Спереди им точно указали предел их движения, а вот сзади, из-за неверного расчёта позиций, сделанного Бураном, Злому просто не хватает эффективного радиуса. Арта, конечно, хороша, но не для одиночных машин и тем более солдат противника. С закрытых позиций, конечно.
  Ещё залп, ещё. Разрывы. Но уже очевидно, что часть колонны, которая была сзади и не пострадала от фугаса, даже под артиллерийским огнём смогла оправиться, развернуться и начать прорываться сквозь разрывы.
  Где-то читал, что в войну наши с ваффен-СС драться не любили. С одной стороны, воевали те менее умело, нежели вермахт, более лобово, отчего потери несли большие. С другой стороны, дрались люто, и нам тоже стоили большой крови.
  В общем, под прикрытием уцелевшего бэтра, который каким-то чудом не попадал ни под один разрыв, уцелевшие машины судорожно ломились назад. Даже на расстоянии от них исходила волна паники. А вот бэтр довольно мужественно торчал на месте, время от времени клекотал из КПВТ, выдыхая пламя, словно дракон. Стрелял куда-то в сторону позиции Куляба - заметил, видно, гад, откуда прилетело по машинкам, вырвавшимся вперёд. Срочно надо гасить дядю, пока он бед не наделал. Что творит 14,5-миллиметровая пуля от КПВТ, особенно с человеческим телом, Алексей уже видел. Не хотелось бы потерять кого-то из своих - тем более в условиях, когда тем на таком расстоянии и ответить нечем.
  Думал он правильно. И правильно действовал: начал тут же диктовать артиллеристам поправки, чтобы накрыли этот проклятый БТР. Но ни он, ни они не успели.
  Кто-то на позициях Злого решил, что достанет бэтр из "семёрки". И справа от лёжки Алексея одновременно азартно запукал "Печенег" и светанул выхлоп от выстрела из РПГ. Очертенели они там, что ли? Ладно, пулемёт-то должен был отработать вполне штатно. А вот "Луч" всё же улетал за пределы эффективной дальности. Видно, стрелок надеялся если не убить, то хоть отвлечь БТР.
  Теперь уже не узнать никогда. Потому что укропский наводчик каким-то невероятным образом углядел, откуда был выстрел, бэтр крутанулся башней, и перед ней заплясала рыжая борода выхлопа. Через три секунды машина закрылась серыми подушками разрывов, а когда они опали, бэтр уже не стрелял, а чадно дымил.
  Наконец-то, выдохнул Алексей, ещё не зная, что увидит после боя.
  Пулемёт с позиций Злого замолчал, а потом снова забился в злых, остервенелых очередях. Два бусика он остановил, ещё один поджёг, и тот на ходу слетел в кювет, где и продолжал гореть, пуская в небо тот чёрный дым, который появляется, когда горят резина и люди. Но четыре машины сумели удрать, и на этой дальности "Печенег" подвижную цель достать мог только теоретически. Но по убегавшим врассыпную людям с той позиции лупили со всего оружия. Попадали, правда, плохо, что вполне объяснялось боевыми характеристиками АКМС. Какая муха их укусила, подумалось Алексею. Сам он свой "винторез" даже не доставал - смысла не было пулять на максимальной дальности...
  Злая та "муха" была калибром в 14,5 миллиметров... Одна из пуль, выпущенных укропским бэтром, попала в плечо тому, кто стрелял. Об этом Алексей узнал уже после боя, когда на полминуты отменено было радиомолчание, касающееся всех, кроме него как артиллерийского наводчика.
  И лучше бы он этого не узнавал...
  Опрос о потерях принёс страшный ответ: "Злой... Трёхсотый, тяжёлый. Отходит уже".
  Прибежал, увидел, понял всё с первого взгляда. Пуля с КПВТ прошивает кирпичную стену. С человеческим телом она способна сотворить страшные вещи. Вот и Юрка... Плечо у него было просто вырвано, растерзано, всё в обильной крови и обломках костей. При таких ранах нельзя сделать уже ничего. Никакая перевязка не поможет, тем более, когда разорван и верхний отдел лёгкого.
  Алексей рухнул на колени, прижался щекой к колючей и начавшей уже холодеть щеке друга. Юрка, Юрка, как же так! Ну на хрена ты поднялся! Да вся эта колонна не стоит одной твоей жизни! Тем более что разгромлена она была уже по-любому, и не один, так другой снаряд артиллерии добил бы этот поганый бэтр!
  И это он, Алексей, виновен в его гибели! Это он не рассчитал правильно количество и порядок следования укропской колонны, из-за чего её зад оказался не затронут в начале боя и сумел, успел сорганизоваться!
  И у Юрки уже не спросишь, зачем он поднялся в окопе. Ну, то есть ясно - зачем. Но на фига, Юрка-а? Дался он тебе, проклятый!
  И тебе уже не вставишь за излишнюю браваду... Всегда ты таким был, всегда храбрость твоя перевешивала расчёт, всегда тебя одёргивать приходилось. Ты был равнодушен к смерти, и вот она, получается, в конце концов взревновала. Пришла забрать тебя в свой мрачный угол... Чтобы уже не выпускать никогда...
  Ушёл Юрка Семёнов, позывной Злой. Ушёл друг и брат, который первым когда-то встретил его на "нуле", ввёл в здешние дела и расклады. Ушёл, пал за други своя, пал за справедливость, за людей. Но зачем, зачем это нужно кому-то - забирать жизни таких людей, как Юрка!
  Алексей встал, закрыл глаза руками, не заметив даже, что ладони его в Юркиной крови. Затем вытер их машинально, попутно вспоминая, что он тут - командир, и бой его ещё не закончен.
  - Так, - сказал он хрипло, на краю голоса. Произносилось это короткое слово как-то немыслимо долго. - Осмотреть поле боя. Все документы, карты, прочее нужное сносить сюда. Уцелевших и раненых... Если ВСУшники какие есть - отводить и относить в сторону. Вон, к зелёнке. Уцелевшие укропы пускай помогают. "Айдаровцев" - кончать контролем. Всё ясно?
  Подавленные и мрачные ребята вразнобой, но подтвердили, что приказ ясен и будет исполнен.
  - И осторожно, мужики, - дополнил Алексей. - Ежели кто дёргаться там будет - стреляйте сразу, не ждите. Тут уже по фиг - нацик он или обычный солдат. Нужны только бумаги, а не они сами. И побыстрее, в темпе вальса. Думаю, не позднее чем через час укропы уже здесь будут. Куляб, на тебе охранение и наблюдение, выдели человека. Ежели техника какая уцелела - минируйте, чем есть. Пару джипов только оставьте, если будут. Отъедем на них потом, докуда почва позволит. Всё, бегом, исполнять.
  А сам он пошёл к бэтру-убийце. Что-то манило его к этой машине. Хотелось посмотреть на тех людей, что убили его Юрку.
  Ведьмак, взявший на себя что-то вроде передового охранения у своего подавленного командира и уже успевший доскакать до бэтра и осмотреть его, встретил Алексея словами:
  - Трое убитых, один живой. Откинуло взрывом, то ли из люка выбросило...
  Буран подошёл к лежащему на земле раненому укропу. Тот следил за его приближением со страхом, но в то же время и со злобой. По шевронам судя - "айдаровец".
  Алексей вытащил пистолет, не отрывая взгляда от нациста.
  Глаза того наполнялись ужасом по мере того, как он осознавал, что сейчас произойдёт, Лицо стремительно обсушалось, как бывает при осознании близящейся неминуемой смерти. "Печать ангела". Но это у людей. А у этих зверюг, палачей и карателей, которым пришло заслуженное воздаяние? Печать дьявола?
  - Четверо убитых, - ощерившись, произнёс Буран.
  И разрядил пистолет прямо в ту печать...
  
  * * *
  
  На фоне гибели Юрки он тогда с неожиданным равнодушием встретил сообщение, что в одном из передовых джипов, расстрелянных группой Куляба, обнаружились важные птички. И среди них - некто Кирилл Вызуб, заместитель командира роты. А ребятам известно, что это лицо, очень интересующее их командира.
  "Густо пошли", - равнодушно отозвалось что-то в мозгу. На днях - Молодченко, теперь вот Гром.
  Кирилл Вызуб, кличка Гром. Убийца отца. Западенец из Волыни, ярый нацист с руками по локоть в крови, причём в основном - в крови гражданских, которых захватывали и убивали за "связь с сепаратистами".
  - Живой? - безразлично спросил Буран. Допросить бы надо, знает много. С другой стороны, начнёшь допрашивать, - так надо будет его к Мишкиным друзьям волочить, радовать. А не хотелось бы. Это означало бы - спасти жизнь гаду. А Кравченко тогда, летом, над могилой отца поклялся покарать всех его убийц. И если с Лысым и Молодченко доля компромисса ещё была возможна - там всё же прямого убийства не было, а сложилось сцепление разных обстоятельств, - то тех, кто убил отца, валить надо безвариантно.
  Впрочем, приданный Кулябу ради передачи опыта Дядя Боря, который и принёс эту хорошую - в другой бы обстановке - весть, разрешил проблему одним словом:
  - Убитый.
  Прошли, посмотрели. Да он, Вызуб. Алексей видел на фотографиях, которые добыл однажды Митридат. Впрочем, чего там было добывать, сказал он сам тогда - социальные сети в этом смысле чудеса творят. А Вызуб скромником не был. Важно было другое. Что эти фотки разыскал не лично Мишка лично Лёшке, тем более что тот и сам мог бы напрячь по этому поводу свой ноутбук, а что собирались они в рамках расследования и розыска по подозрению в совершении военных преступлений и преступлений против человечности. То есть Кравченко получал если не лицензию на отстрел своих врагов, но точно - индульгенцию на случай встречи и... приведения приговора в исполнение...
  Выглядел Вызуб неважно, когда по приказу Кравченко его вытащили из машины. Ранен он был плохо, в живот. Причём судя по черноте крови вокруг раны, задело печень. А 12,7 мм в живот - это мало удовольствия. Правда, отзывов от выживших при таком попадании Алексей не слышал. О том, что испытывал пан Вызуб перед смертью, свидетельствовала выраженная маска страдания на его ещё не обмякшем, ещё не измятом пальцами смерти лице.
  Водила и два охранника важного "айдаровца" умерли, похоже, легче. Грудь, грудь, голова - мгновенно. Не ходили б вы на нашу землю, ребята...
  В общем, давно чаемого удовлетворения от казни убийцы отца, пусть и не собственноручно свершённой, Алексей не испытывал. Осмотрел труп, глянул на документы, кивнул - но внутри было безразличие. Слишком больно ударила гибель Юрки по душе и по нервам - и словно обуглились их кончики, потеряли чувствительность.
  Где-то - то ли в глубине, то ли снаружи - мелькнул образ отца, одобрительно улыбающегося, и это было всё.
  - Ладно, - скомандовал Буран. - Этому точно гранату за пазуху приспособить. И собираемся. Машины на ходу какие?
  
  Глава 16
  
  Юру Семёнова провожали всем батальоном. Со всеми воинскими почестями.
  На плацу перед двухэтажным зданием штаба и коробкой недостроенного здания напротив, просматриваемого насквозь через отсутствующие рамы окон, под флагштоком с приспущенными флагами ЛНР и ВДВ поставили на двух табуретках гроб. Синие табуретки, почему-то отметил про себя Алексей.
  Небо было хмурым, снова затянутым тучами. Отстранённым. Не дождило, хотя погода была на грани размазни.
  Как там? - "Хмурое небо тучами затянуто"... Нет, не так как-то они поют.
  Не хотелось вспоминать, как именно. "Серое небо хмурым затянуто" - так, может, лучше?
  Поэт, блин! Нашёл время...
  Бойцы стояли повзводно, молодые и пожилые, в ушанках и беретах, в "горках" и "флорах". Технари в мешковатых армейских бушлатах, перетянутых ремнями с советской звездой на латунных бляхах. В таких же бушлатах, но молодцевато приталенные разведчики Куляба. Взвод обеспечения, как обычно, разномастен. Один боец, позывной Хонда, вообще был в гражданском - с чего бы? В общем, единообразия не было. Да и где оно было в луганском ополчении?
  А Юрка лежал. И уже не поднимется...
  Не все тут стояли. Вчера укропы начали явно наступление по всем направлениям - уж больно масштабный начался натиск. Пошла в ход техника, усилилось давление по всей линии соприкосновения вдоль Северского Донца, начиная со Станицы и практически до Крымского. У Счастья в атаке участвовала рота танков и усиленная рота мотопехоты. Отбита артиллерией с потерями, как говорит сводка. Интенсивные бои разворачиваются также вокруг номерных блокпостов - 29-го и 31-го. Наши вновь вошли в Новотошковку, но насколько удастся в ней закрепиться, неизвестно. Жарко было на Бахмутке.
  Но это всё же обычные дела. А вот то, что второй эшелон сил ВСУ пришёл в движение, было очень важно. И потенциально опасно. Там в три раза больше сил, чем в первом.
  И - всё сильнее напрягается под Дебалью. Артиллерийские дуэли большой интенсивности, бои в Ясиноватой. Танковые бои. Бригада Головного толкается с укропами под Чернухино, Санжаровкой, нащупывая дырки в обороне противника.
  Судя по всему, масштаб зарубы нарастает, а реально боеспособных частей у армии ЛНР не так много, как хотелось бы. Не успели доформировать армию - Алексей упорно не желал называть её "Народной милицией". Дипломаты пусть так называют, а он - что он, милиционер, что ли?
  С другой стороны, это действительно ещё милиция, а не армия. Сборная солянка, которую не успели сколотить, как следует. Да со слабыми штабами. Вот и всё.
  И на этом фоне очень высокой боеспособностью отличается ОРБ. И как ни сопротивляется Перс раздёргиванию батальона на мелкие тактические группы, но приходится их выделять по приказу сверху. Сегодня с утра отправили ещё взвод - под Чернухино. Казачки там реально сопли жуют, хоть и не по своей вине, а из-за общей слабой координации. А укры, между тем, продолжают где огрызаться очень даже больно, а где и давить. И по всему чувствуется, что скоро придётся перебазироваться к Дебалю практически всем.
  Прости, Юра, не все, кто хотел бы, смогли попрощаться с тобой...
  Зато были другие люди, новые - трое знакомых ребят из "Антея". Тихон Ященко прислал - с машиной, с гробом, со всем, как положено.
  Он долго молчал, Тихон, когда Алексей отправил ему эсэмэску с одним словом: "Злой". Потом позвонил. С городского номера. Чужого. "Привет, - сказал он. - Завтра встречай ребят. Там же". И отключился.
  Там же - понятно: в Изварино. Зарядились туда на Мишкином Косте. Встретили, провели. Обнялись. Ребята передали от Тихона то, чего он не мог говорить с учётом возможной укровской прослушки. Собственно, тоже ничего особенного. Сочувствие и соболезнование. Информацию о том, что Юрку вывезут и похоронят, как положено. С воинскими почестями и с вспомоществованием его матери и детям. Жены у Семёнова не было - в разводе Юрка. Был...
  Вечером посидели, помянули. Алексей рассказал, как Юрка погиб. Прочитав в переданной одним из парней, Толькой Волковым, с которым пару раз вместе работали, записке от Ященко, что тот, мол, является "ушами" Тихона, ответил на вопросы шефа по здешней обстановке. Отметил, как посуровело Толькино лицо, когда рассказал о возможных или, возможно, уже готовящихся наездах на него со стороны прокуратуры по делу Бэтмена. Не утерпел, чтобы не задать вопрос, не велел ли босс что поведать - или хоть намекнуть, - кто стоит за гибелью Сан Саныча.
  Толька лишь пожал плечами: "Ничего по этому поводу не сказал".
  Вот и гадай: знает, но не говорит, чтобы не выплыло случайно, не знает, и потому не говорит, - во что верилось слабо, ибо Тихон не такой человек, чтобы не знать, - либо это тайна даже не уровня Ященко. И тогда совсем плохо...
  Вот и все получились поминки внутри прежнего трудового коллектива Юрки Семёнова...
  И теперь все были здесь. И Юркино тело...
  Вышел вперёд Перс, сказал слова прощания. Что-то обыденное, в общем и целом. Хороший боец, наш друг, по велению сердца, отомстим... То, конечно, но... Не знал он Юрку. Не успел узнать. А Юрка... Он добрый был. Потому и позывной себе взял от противоположного. С Настей и с ним, Алексеем, как поступил? Как там, в этой старой песне, что дядя Эдик любил? - "уйду с дороги, таков закон - третий должен уйти"... А ведь они даже друзьями не были. Ну, там, в Москве. Не, ну коллеги... хотя нет, это для офиса... Партнёры, соратники. Сослуживцы. "Здорово - привет - как ты?". По-настоящему здесь уже познакомились. Сблизились. Сдружились. Своевались, срослись...
  И вот он, ещё лежит, чуть повернув голову набок, от раненного плеча. Бледный, будто восковый. Развороченное плечо укрыто, и кажется, что смерти нет в Юрке. Но нет и его. Вот он, рядом. В двух шагах, с безмятежным лицом спокойно спящего. Но вместе его уже нет. Нет рядом того, что, оказывается, всегда неощутимо ощущалось за плечом, - что он есть.
  Перс повернулся к Алексею:
  - Скажи...
  Тот почувствовал вдруг тяжёлый рывок души вниз. Что сказать? Прощай, Юрка?
  Не смогу!
  Страшно...
  - Давай, Буран, - тихо, с какой-то братской лаской проговорил Перс. - Ты должен...
  Алексей сжал кулаки. Да, это долг...
  - Товарищи! - начал он казённо. И замолчал, давясь комком, прыгнувшим к горлу.
  Потом проговорил скрежещущим поначалу, стеклянным голосом:
  - Я не могу сказать вам о том, каким был Юра Семёнов. Мне... Простите. Мне просто говорить о нём: "Был". Мне страшно сказать: "Прощай"... Вы сами знаете, каким... Какой он, Юра. Он - надёжный. Он - настоящий. Он и погиб, выручая друзей из-под огня вражеского пулемёта. Он не был военным, наш Юрка. Но он был русским солдатом! И он остался... навсегда... русским солдатом...
  
  * * *
  
  А дальше снова была война. В которую он зарылся, как в снег головою. Лекарство не только против морщин, но и против сердца, когда оно болит по тем, кого не вернуть...
  Прямо на следующую ночь - а после отправки Юрки в Москву командир дал вечер на поминки, затем день на прихождение в себя и подготовку к выходу - выходили корректировать огонь артиллерии по укреплениям нациков у Старого Айдара и Счастья. Места знакомые.
  Восемнадцатого опять ползали на корректировку - никак не давала, умело действуя, укропская артиллерия перейти к реальному наступлению. А задумано было неплохо: демонстрируя давление на Крымское и далее, заворачивать на самом деле от Славяносербска через Трёхизбенку и Счастье к Широкому у российской границы, охватывая и окружая всю группировку в Станице Луганской. Замысел красивый, но вот по силам ли? Пожалуй, в нынешнем состоянии луганской армии - вряд ли. И главный недостаток замысла - очевидность, в том числе и для укров. То-то они и построили чуть ли не Линию Маннергейма от Старого Айдара через Райгородку до Новоайдара...
  Укропы, не имея всё же сил - а может, и намерения - перейти в контрнаступление, артиллерией вызверились совсем. Сводки были одна красноречивее другой. Из Трёхизбенки лупили по району Долгое, Славяносербск и памятнику "Комбат". Обстреляли Хорошее, гаубица из Кондрашёвской била по району моста в Станице Луганской, по Фрунзе кидали мины со стороны Желобок, из Попасной вели пулемётный обстрел посёлка Молодёжный, Приветное приветили со стороны Счастье и тоже миномётами. По Первомайску пулялись из БМ 21 со стороны Попасной и Камышевахи. Оттуда же по посёлку Донецкий. Со стороны Старого Айдара ВСУ вели артиллерийский и танковый обстрел посёлка Весёлая Гора. На Бахмутке бьют по луганским позициям на высоте 175,9 и 31-му блокпосту.
  В ответ стреляли тоже. И поиск вели. Алексей сам ходил через ночь, находя редкое по полноте упоение, когда удавалось хорошенько прижучить укропов. Выходы опять стали удачными, лишь с одним лёгким ранением у Ведьмака. Он даже выходы прерывать не стал. Словно судьба или кто там всем распоряжается, забрав двоих близких, на том успокоилась.
  Иногда Алексею приходила в голову страшная и подлая мыслишка, что судьба забрала тех, кто мешал в их с Настей раскладе, - но он отчаянно гнал от себя эту мистику. Гнал, потому что боялся. Боялся теперь уже за Светку, за детей. Хотя и что могло с ними случиться в мирной Москве. Но допущенная однажды, мысль эта о выборочности и даже разумности Смерти, время от времени возвращалась и отравляла сознание...
  
  * * *
  
  Был, например, какой-то странный сон.
  Алексей прилёг на койку - отдыхали после выхода, он ночевал в ту ночь в бывшей школе, отведённой здесь, на линии соприкосновения, под располагу.
  Совсем немного полежал, закрыв глаза и перебирая в памяти прошедшие за день события, потом уснул. И... вышел.
  Он не заметил - или просто не вспомнил потом - перехода. Вроде смутного полёта через облака. Но, возможно, он это себе позже сам внушил. Зато хорошо запомнил сам сон. Или это был не сон?
  Нагромождение, нет, нагромождения образов. Крутящихся, распадающихся, собирающихся снова, перетекающих один в другой. Как калейдоскоп. Только не из кусочков, стеклянные узоры образующих, а из домов и людей, из камней и столбов, из совершенно непонятных, но кажущихся вещественными объёмов и непонятных деталей непонятных машин.
  Голова шла кругом, но его держала одна мысль: он должен был увидеть что-то важное. От отца ли, от Юрки, от Ирки ли - Алексей не знал. Может, от самой смерти?
  Или от Бога?
  Он не знал, сколько это длилось, пока отсеивал ненужное, постепенно приближаясь к тому, что его звало. Ни долго, ни коротко - так казалось, будто вообще времени не было.
  Но потом, наконец, контакт проявился. Скачком. Всё просветлело, а по центру зрения начало приближаться что-то подвижное, переходящее из формы в форму. На облако похожее. Пока Алексей с ним сближался, "облако" всё более затвердевало в своих формах... точнее, приобретая форму. И...
  Это был монстр!
  Что-то, явно не продиктованное, не рождённое земным разумом. По крайней мере, нормальным разумом, который оперирует информацией, полученной из жизненного опыта земного человека или из книг и прочих земных источников.
  И монстр, показавшись, тем не менее никак не хотел вступать в контакт. Казалось, он не желает замечать человека - хотя Алексей откуда-то знал, что тот его видит.
  Но Кравченко был упрям. Раз позвало ты меня, чудовище, - что же, давай поговорим. Что ты хотело от меня? Или поведать что-то - мне?
  Казалось, монстр усмехнулся.
  А потом мгновенно просверкнуло ощущение опасности... -
  - и чудище взглянуло на него...
  Именно в это мгновение Алексей понял, что смерть имеет много уровней.
  Та, что поднималась из взгляда этого существа, была окончательной. Он это понял твёрдо. Как понял, что надо разорвать контакт и отойти.
  Но он не мог от неё оторваться. От смерти. Она манила и втягивала, она всасывала в себя... и в черноту этого безмолвного и беспощадного взгляда...
  И тут что-то вырвало его из этой тьма-образной воронки, куда он против своей воли - и в согласии с ней! - уходил. Что-то бесконечно светлое, как ему ощутилось, - хотя как может быть светлое бесконечным! - попросту выхватило его, как котёнка из воды, и понесло куда-то наверх.
  И снова - откуда-то он знал, что это - именно наверх. Хотя пространства вокруг не было. Или оно не ощущалось. Но, может быть, исходило это представления из явственного понимания, что уход во взгляд монстра - это путь вниз...
  И это что-то светлое, казавшееся строгим и сердитым, - но он откуда-то опять знал, что в глубине своей оно его любит и слега подсмеивается над его шалостью, - как-то без слов и знаков, но очень ясно и твёрдо дало понять:
  "Э-э, нет! Тебе там нечего делать. У тебя ещё много работы на Земле..."
  И Алексея властно потащило прочь из этого места.
  Он открыл глаза. Располага. Тусклая лампочка. Захватанный цветной журнал на столе.
  И разрывается от звонков его телефон. А когда он поднял трубку, оказалось, что ошиблись номером...
  Он потом снова и снова вспоминал тот случай. Со странными чувствами. С одной стороны, была радость - воспоминание о том, кто его вытащил, - или о Том? - приносило ощущение тёплой радости. И сожаление.
  Алексей ведь так и не понял, с кем был этот контакт. И если это был контакт - то с кем?
  Или с - Кем?
  Или это был просто странный, немного страшный, но обычный сон?
  Странно ошиблись, кстати, номером телефона. Который к тому же знали едва десяток человек.
  Кому в два часа ночи может понадобиться похоронное бюро?..
  Хотя...
  Луганск, война...
  
  * * *
  
  Несмотря на ощущение, что смерть им заинтересовалась всерьёз, Алексей ни на долю не снизил интенсивность своей боевой работы. Выходы каждый день, или, скорее, каждую ночь. Помогали казачкам Головного на 31-м посту, у Крымского, в Орехово-Донецком.
  Вот только помощь эта по факту оказывалась убогой. Именно по факту, потому что убогость зависела не от собственных усилий, а от продвижения Головнинских бойцов. А тот явно их берёг, причём с перебором, настолько, что те фактически и не собирались продвигаться даже там, где для сокрушения укропов требовалось всего-то небольшое, но рискованное усилие. С тем же Орехово-Донецким трахались каждое утро заново, хотя было закрепились там в самый первый день.
  Алексей запомнил фразу одного из казачков: "Так что, возможно, противник выстоит и нам придётся откатиться". И откатывались. Нет, прав был кто-то, кто говорил, что казаки лично, сами по себе, могут быть отчаянными героями, но собранные в одно подразделение, становятся мало боеспособными. Начинаются бравада, пьянки, недисциплинированность, поиск на свою задницу приключений... И рецепт этот "кто-то" давал такой: распределять казаков россыпью по обычным подразделениям, где они не смогут проявлять свои худшие качества, а значит, будут проявлять свои лучшие.
  А что? Ведь верно! Вон как у них тот же Еланец - герой героем и идеальный боец-разведчик! Даром что месяц всего с ними. Да и другие казаки в ОРБ - молодец к молодцу!
  Тогда Алексей ещё не знал, что очень скоро сама жизнь подтвердит правоту его наблюдений. Это когда Перс доведёт до своих офицеров подробности штурма опорного пункта укропов под Санжаровкой на высоте 307,9.
  Там танковый отдельный батальон "Август" должен был при поддержке пехоты из бригады Головного "Призрак" забрать у ВСУ эту высоту. Что на ней оборудован настоящий укрепрайон, знали, но смутно. То есть не ожидали, что там будут стоять в капонирах "Булаты", на танкоопасных направлениях выкопаны ловушки, живая сила противника будет опираться на почти классические доты из врытых в землю железнодорожных вагонов, перекрытых сверху железобетонными плитами и землёй. Да в два наката.
  Соответственно, артподготовка, которая началась с утра 25 января, мало что дала. Но об этом тоже не знали, и луганские танки с разных направлений пошли на штурм. Как ни странно, атака завершилась успехом - укропы, потеряв несколько единиц бронетехники, откатились назад. Особенно большую роль сыграл танк луганского офицера с позывным "Монгол". Он зашёл на высоту сзади и буквально в упор расстрелял расслабившихся было после завершения обстрела укропов. И, вроде бы, польских наёмников. Говорили про них, что есть они там, но подтверждения в виде пленных или трупов не было.
  Вот после этого, собственно, высота должна была быть занята пехотою, поддержавшей атаку танков. Азбука войны! Но только не для этого случая. Как жёстко заявил Перс, казачки Головного просто залегли, и на высоту не пошли. А что сделает один, сам по себе танк с огневой точкой под двумя слоями железобетонных плит? Даже если встанет на них сверху и попляшет?
  Как, в передаче Перса, доложил один из наблюдателей, "я видел, что пехота выгружалась из машин, но не видел с нашей точки, чтобы она пошла в атаку вместе с танками"...
  Узрев такое дело, ранее отошедшие украинские танки пошли в контратаку. А у наших уже и боекомплект на исходе. Делать в такой обстановке нечего: стали отходить. Уступами, как положено. Монгол остался прикрывать отход с фронта, ведя огонь по наседавшей бронетехнике противника. Но беда была в том, что та наступала, в отличие от нашей, как раз под прикрытием пехоты. Потому Т-64 Монгола, которого звали Михаил Савчин, получил ПТУРС прямо в башню. Динамическая защита сработала, но что-то, видно, было повреждено, потому как танк застрял на месте. После чего в него прилетел ещё один выстрел из гранатомёта, и танк загорелся.
  И вот тут мужики повели себя, как в Великую Отечественную, с уважением и восхищением рассказывал Перс. Никто горящий танк не покинул, ребята продолжали стрелять. По рации слышали их. Монгол кричал: "Мужики, отходите! Я прикрываю!". Машину никто не покинул, хотя можно было: танк пока что только чадил, не занялся открытым пламенем. "В общем, они вот так стояли, горели, но стреляли, прикрывая своих, - покачивал головой Перс. - Просто герои, как в Сталинграде!".
  Потом им прилетело в третий раз, и тогда уже танк заполыхал по-настоящему. И те, кто видел бой, с ужасом и восхищением рассказывали, что экипаж Монгола сделал всё же ещё два прицельных выстрела, уже сгорая заживо...
  "И вот тут сами прикиньте, - зло и жёстко комментировал эту сцену командир, - мог бы злодей три прицельных выстрела сделать по танку, если бы тот прикрывала пехота? Да ни в жизнь! Значит, пехоты не было. А поскольку мы знаем, что она там должна была быть, то вопросы, блин, к Головному и его командирам у многих появились серьёзные"...
  Результат боя: у укропов три танка "Булат" полностью сожжены, несколько танков, по донесениям, повреждены, убиты также две БПМ-2 и два БТР-80. По подсчётам, противник потерял порядка шестидесяти человек убитыми и ранеными. Но это подсчёты поля боя - то есть дели надвое, а то и натрое. Чего их, супостатов, жалеть? - этот наказ Суворова свято соблюдается во всех, наверное, армиях мира...
  Потери свои: два танка уничтожено, два попали в ловушки, два бойца погибли, пятеро - экипажи двух танков - пропали без вести, пятеро ранено, в том числе командир танковой роты - тяжело, в обе ноги.
  И всё из-за того, что кто-то "берёг жизни своих бойцов"... Тем более что батальон "Август", он же "Имени Александра Невского" тоже входит в состав бригады "Призрак"...
  
  * * *
  
  Когда нарисовалась ротация и Алексей получил разрешение выйти в город, то как-то без особых ответных эмоций воспринял известие о том, что задержанный гражданин Кудилов внезапно скончался на подвале МГБ. Аккурат после того как вышел указ Главы "О закреплении функций избрания меры пресечения", дававший генпрокуратуре ЛНР соответствующие полномочия и обязавший все органы и подразделения Народной милиции, МГБ и других силовых ведомств предоставить в ГП ЛНР материалы на задержанных.
  Как раз после проведения очной ставки с изнасилованными - в частности и им лично - девушками не выдержал пан Кудилов мук совести и удавился. Причём собственными же штанами, умудрившись сделать из штанины петельку и затянув её у себя на горле.
  "Недосмотрели", - сокрушённо прокомментировал Митридат, передавая Алексею эту историю, когда тот вернулся с боевых, и они увиделись в Луганске. Одно хорошо, добавил Миша хищно, - успели из гада выжать всё нужное.
  В ответ на невысказанный вопрос он лишь успокаивающе прикрыл глаза: да, мол, дружище, я же обещал...
  "А Лысый?" - так, на всякий случай спросил Алексей.
  "И зверюга же ты, - удивился Мишка. - Он в схемах, Лёша. Потому пока нужен. Но по нынешним временам долго он ходить не будет. Слишком многих сдал. А поскольку это ты его так запугал, что он страх перед своими утерял, то, считай, ты ему приговор уже вынес".
  Ну, хоть немного облегчилось на сердце...
  Господи, насколько же он ожесточился! Получает облегчение от такого!
  Что ж... война. Здесь враги - враги. И не до гуманизма по отношению к тем, кто убивает твоих близких.
  Да и вообще... Тут и со своими-то разборки пошли не детские.
  Как раз в этот день Мишка рассказал про случившиеся накануне события в Ровеньках, куда он ездил в составе спецгруппы МГБ разводить и усмирять казачков. По его словам, разборка, предварительно, произошла из-за дележа жирного куска: отряд Фотона, охраняющий железные дороги, то ли сам схлестнулся, то ли подвергся нападению со стороны "Ильича" - бывшего коменданта Ровеньков Павла Вязникова.
  По собственным показаниям, "фотоновцы" будто бы потребовали от "ильичёвчев" не яйца греть в тылу, а двигаться на фронт, где им самое место. Те будто бы полезли в бутылку, из-за чего Фотон приказал их разоружить. Местные казаки отказались и грянули по грузовику людей Фотона из "Мух". Трое убитых.
  МГБ, естественно, подтянуло свою группу быстрого реагирования с танком, БТР и "зушкой" и в ходе скоротечного боя "ильичёвцев" разоружило. Вязников, правда, сбежал. Впрочем, Митридат настолько густо выделил это слово, что Алексею оставалось только усмехнуться.
  В итоге в руководстве сочли это хорошим поводом разогнать, наконец, казачью "махновщину". Причём не только в Ровеньках, но и далее. Мишка не сказал, куда, но догадаться труда не составило: Сонный с Головным пока воюют и периметр с украми держат, а вот в спокойном, контролирующем переход на границе с Россией Свердловске сидит некий товарищ Рим. И держит мазу. А кто это терпеть будет?
  А вот и фиг ты угадал, довольно хохотнул Мишка. Товарищ Гайдай - коммунист, человек опытный и внимательный. Посмотрел, что деется с непослушными, и предпочёл разойтись с Луганском краями. К нему приехали, вызвали за город, потолковали убедительно. Результат: Рим согласился подчиниться центру, сдать бронетехнику, группировку свою отфиксить в состав Народной милиции и выделить из неё отряд на фронт под Дебальцево.
  "Есть другие, - многозначительно заявил Мишка. - А сейчас начинается на фронтах замес не по-детски. Уже начался, лучше меня знаешь. А в этих условиях поливать дерьмом руководителя и главнокомандующего - роскошь непозволительная. Либо люди примолкнут и впрягутся в общее дело - вон хоть как Головной, - либо гуманизм будет не про них...".
  
  * * *
  
  В тот же вечер прошло ещё одно событие, как бы вынутое из карусели войны, - но одновременно вкрученное в неё. Вернее, в ту её часть, которая казалась непосредственно Алексея Кравченко.
  Мишка позвал его в "Бочку".
  - Познакомить хочу тебя кое с кем, - почему-то специально обосновал он это, в общем-то, обыденное приглашение. - С журналистом одним. Он в курсе твоей роли в спасении писателей. Поговорить хочет...
  - Эп-па, стоп! - остановился Алексей. - А ты, часом, не забыл, что я военнослужащий? На подобные темы разговаривать без разрешения начальства не имею права. Это ж оперативная деятельность, ты чё?
  - Пошли уже! - цыкнул на него Мишка. - Не дурее тебя-то - в оперативной работе понимать! Там и без тебя писатели порассказали уже в Москве. Купил бы уже нетбук себе, замшел совсем уже без интернета!
  "А вот это провал, подумал Штирлиц, - похолодел против воли Алексей. - То-то командир в крайний раз с особой задумчивостью смотрел. Хрена себе, разведчик, о котором в сетях трезвонят!".
  - Тем более не пойду без санкции, - упёрся он.
  - Пойдёшь, - вдруг тихо и устало сказал Митридат. - Нужно. И для дела, и для тебя. И не волнуйся - никто идентифицировать тебя не будет. Все всё понимают. И в сети про вас ничего не сказали. Писателей вежливо, но твёрдо попросили расписывать свои приключения в застенках как хотят, но про освобождение своё ограничиваться фразой: "Были освобождены в результате усилий Народной милиции ЛНР". Без подробностей. Журналист тот, что здесь сидел, тем более промолчит, потому что там вообще началась тайная и запутанная история. Его, кстати, отозвали уже...
  Вот блин! Опять он, Буран, оказывается затянут в какие-то секретные игры! Не, точно Мишка его использует!
  Тот продемонстрировал обиду в ответ на такое обвинение.
  - Я тебе когда-нибудь зла желал? - спросил Митридат, м-м... капельку слишком надрывисто. Но сразу снизил тон и голос до нормального: - Лёша, поверь, это нужно. Для тебя. Помнишь, мы с тобой решили раз и навсегда: спиной к спине - и отобьёмся! Вот сейчас как раз надо отбиваться, поверь.
  - Кто хоть такой? - буркнул Алексей.
  - Не знаком, - пожал плечами Мишка. - Вроде как в командировку приехал. Но мне рекомендовали подвести его к тебе знакомые люди. Не напрямую, конечно...
  Да, всё страньше и страньше. Что за шпионские игры?
  Прошли молча ещё несколько шагов. Усмешка обстоятельств - дорога к "Бочке" заставила свернуть на улицу, где до нового года Кравченко жил. На автомате он осмотрелся незаметно - обычная-то оглядка вошла в привычку, он сам подчас не замечал, что проверяется. Но тут как-то потянуло осмотреться особо.
  - Будет Настя, - проговорил Мишка, заметив движение. - Это чтобы замотивировать. Она нас и подзовёт...
  Настя. Вообще-то он не о ней думал. Но Настя - это хорошо. На завтра ему сбивать две группы и отправляться с ними к Дебалю. Сегодня должна была, как утром Куга довёл, открыться движуха на Чернухино, а "Призрак" - должен начать двигаться к Попасной и Троицкому. Такой, по крайней мере, нарезали вектор Головному, когда его бригаду всё же включили в общие задачи армии. А ОРБ был при всём.
  В общем, не лишне было бы с Настей повидаться-попрощаться перед убытием. Извиниться за тот поступок на поминках Иришки...
  Дошли до прежнего его дома, и Алексей незаметно скосил взгляд на бывшие свои окна. Затянуты плёнкой, но больше ничего. Ремонта явно не проводилось. Зайти, что ли? А смысл? Остатки вещей его и Ирки ему отдали. Смотреть на разгром? Не хочется. Видел. Пусть лучше та картинка в мозгу останется, когда он прощался с голенькой и соблазнительной Иркой...
  Теперь уже воспоминание о подруге не резануло прежней пилой по горлу. Юркин ли уход заслонил? Война ли сама по себе? На ней ведь это быстро: вчера похоронил, а сегодня новые задачи. И в каждой из них жизнь - цена. И гонка эта по каруселям смерти с жизнью на плечах быстро относит назад уход даже лучших друзей.
  Это он понял ещё в Чечне, но особенно ясно ощутил - здесь. Тем более что друзья продолжают жить в тебе. Пока ты жив - и они живы.
  Вот и крутись - ради себя и их...
  А интересно: раз ремонта нет, то сидит ещё, значит, квартирохозяйка его на подвале? У Томича, что ли, спросить? А чего у Томича спрашивать - вот же, Митридат рядом! Следствие-то под ними, под МГБ!
  Странно же закрутили его обстоятельства, что вот уже три недели с тех событий прошло, а он ещё ни разу не поинтересовался у ближайшего друга, что там со следствием! Или он потому не спрашивает, что подсознательно... боится? Такие ведь волны вызвала эта история, что оказался он, Буран, под очень недобрым вниманием очень серьёзных сил. И такое ощущение, что силы эти начинают принимать относительно него решения...
  Кстати, а что по Бэтмену? Ну, хотя бы официально?
  Но ладно, опять не до того. Что там, значит, в сухом остатке у Мишки? Какой-то журналист. Нужен - мне. Для отбиваться. От укропов? Вряд ли. Значит, от местных. Неужели дела настолько плохи, что ему, воину, остаётся прибегать к защите журналистов?
  Дела оказались ещё хуже.
  
  * * *
  
  Когда они спустились в "Бочку", народа там было немного. Мишка сразу потянул Алексея за свободный столик в первой зале. Обычно они занимали места во второй, для которой эта была вроде предбанника, но Мишка явно знает, что делает. Заказали по пиву. По просьбе Митридата Алексей стал - "и давай, понепринуждённее!" - рассказывать про то, как у них на Москве на бывшем Центральном аэродроме возвели хрен знает какие фигуристые здания.
  Через две минуты - а восприимчивость Бурана обострилась, как на выходе, и время само отсчитывалось в мозгу - возле них раздалось радостное:
  - Ой, ребята, и вы тут!
  Настя.
  Расцеловались, как это называется, щёчками.
  - А что вы тут сидите? Пойдёмте к нам! Мы тут с интересным человеком общаемся! - и, понизив голос: - Сейчас, я только в туалет сбегаю...
  Блин, готовят их там, в ЦК, в театральном училище, что ли? Натурально-то ведь как! И не просто ведь узрела и пригласила, а даже узрела - и то замотивированно. По пути в туалет, мол, чистая случайность!
  Не, что творится-то, если в своей, можно сказать, "Бочке" такая конспирация?
  Настя выпорхнула обратно, подхватила их чуть ли не за руки и потащила к угловому столику, где сидел мужчина лет пятидесяти. Алексей только успел сказать:
  - Юлечка, вы тогда пельмешки вон за тот столик принесите, ладно?
  Он тоже умеет играть в конспирацию...
  Мужчина был полноват, но по ширине шеи судя, раньше был дядькой не слабым. Хотя, может, и сейчас, - что Алексей о нём знает?
  Очки. Хроматические, дорогие. Взгляд не напряжённый, но и не рассеянный - как раз для нового знакомства. Лицо располагающее, открытое. В паре мест на лице - пятна, вроде аллергии. Улыбка какая-то... словно смущающаяся, но тоже располагающая. Тем и располагающая. Рукопожатие умеренное, ладони сухие. Когда поднялся, стало можно оценить рост: под 180, но при его полноте высоким не кажется.
  - Хочу вас познакомить, - щебетала уже Настя. - Это журналист, из Москвы, к нам заехал из Донецка, он в командировке, работает в агентстве... ой, забыла, - она натурально хихикнула.
  - "Центральный округ", представьте, есть такое, - проговорил мужчина. - Правда, его пока мало кто знает, мы только раскручиваемся. Позвольте представиться: Юрий Иванов, можно просто Юра.
  Голос среднего тембра, не басовит и не высок. Говорит с расстановкой.
  Улыбается открыто, идёт от него ощущение симпатии. Хочется ответить тем же. Но погодим. Взгляд-то видно, что изучающий. Только вот мимикой владеет мастерски, куда лучше Алексея. Который себя едва ли не встряхнул за шкирку, ощутив, что его взгляд чересчур пристальный, а губы едва ли не шевелятся, формулируя зрительную характеристику.
  Поздоровался и Мишка, также, насколько-то его знал Алексей, с некоторой долей напряжения.
  Легка была только Настя, которая продолжала своё девичье чириканье:
  - Зашёл в пресс-службу аккредитоваться, а Луганска не знает, попросил показать, как тут и что. Ну, я решила первым делом нашу "Бочку" показать. И предложить поесть с дороги. Тут самые вкусные в Луганске пельмени делают. А тут - вы!
  И дальше беседа пошла в таким образом очерченном ею русле. Луганск, история, достопримечательности, над всем этим - война. Обстрелы, разрушения. Ой, вам надо в аэропорт съездить, посмотреть! Вот где ужас!
  Выпили по пиву. Поклевали пельмешек.
  Всё это было ни о чём. Разве что - Юрий ни разу не спросил, чем занимаются его новые знакомые. Прокол для журналиста!
  Отсмеявшись какой-то очередной шутке, тот, однако, спросил:
  - У вас тут, я вижу, не курят. А я бы затянулся. На улице, наверное? Не присоединится ли кто-нибудь ко мне? А то я ж даже не спросил, кем вы работаете. Может, готовая тема для репортажа. Знаете, в Донецке совершенно героические коммунальщики: сразу после обстрела немедленно всё латают, что удаётся, и город выглядит совершенно ухоженным!
  Мишка кивнул на Алексея:
  - Вон, Лёха пусть постоит. А у меня как раз по работе пару тем с Настей обсудить имеется.
  Ну, вот и всё. Сейчас откроется цель всего этого спектакля.
  Накинули куртки, поднялись по скользким ступенькам на улицу. Вечно живущий в остове бывшего ларька бомжик привычно приковылял за копеечкой. Привычно получил. Может он быть тайным агентом? Раз уж пошла такая пьянка, так и паранойи кусок не помешает.
  Нет, вряд ли. Или уж слишком глубокого залегания агент: Алексей его с самого первого посещения "Бочки" знает. И жить на улице в дожди и морозы - тут надо за чем-то более важным охотиться, нежели можно узнать из откровений поднабравшихся ополченцев и торговок с рынка...
  Но всё же отошли подальше.
  - Погромыхивает, я смотрю, - промолвил, затянувшись, Юрий.
  - Да-а, - неопределённо пожал плечами Алексей.
  Пауза.
  - А вам ведь, Алексей, Тихон Иваныч кланяться велел, - негромко, чуть ли не нежно, проговорил новый знакомый.
  Так, стало понятнее. Издалека товарищ и очень сложно подходил. Почему?
  - Уходить вам надо, Алексей, - объяснил посланец от Ященко. - Серьёзная опасность вам угрожает. Те, кого вы обидели на той стороне, имеют влиятельных соратников здесь. В органах, скажем, юстиции. В аппарате Народного Совета. В аппарате Главы. И на уровне одного из министров. Вы понимаете?
  Да что уж там не понять. Хватило и первого пункта, чтобы всё понять.
  - Тихон Иваныч просил передать, что вам очень благодарны в инстанции, с которой он сотрудничает. За то, что ваши действия заставили раскрыться этих людей и раскрыть их связи с той стороной. Но теперь вам надо уходить. И как можно скорее. Последние операции, где вами были нейтрализованы два важных главаря "Айдара", по нашим сведениям, вызвало настоящую панику у последнего оставшегося в живых из убийц вашего отца. А он обладает влиятельными покровителями, которым и озвучил свои ощущения.
  Хм, какой нежный, подумал Алексей. Как безоружного пенсионера убивать - так храбрости хватало. А теперь, значит, паника...
  - При ваших заслугах перед республикой никто бы не вспомнил о вашей дружбе и связях с Александром Бледновым и тем более ни в чём не обвинил, - продолжал, с видимым удовольствием попыхивая сигаретой, этот очень хорошо информированный Юрий. Которого, кстати, по "Антею" Алексей не знал. То есть Юрий откуда-то из бери выше, раз Тихон попросту не прислал кого-нибудь из знакомых ребят. - Но теперь, насколько нам известно, принято решение вас жёстко привязать к делам не самых лучших представителей его окружения и задержать по этому делу. Одновременно это будет дискредитировать вас перед Москвой. Где, как вы, наверное, понимаете, люди, ранее доверявшие Бледнову, чувствуют себя несколько дискредитированными. Следовательно, не сумеющими оказать вам необходимую защиту...
  Алексей молчал. А что тут скажешь? В Москве своя движуха...
  - Санкция на ваш арест может быть выдана вот-вот, если не оформлена уже, - вбил ещё один гвоздь Юрий. - Поэтому Тихон Иваныч настоятельно рекомендует вам сегодня же собрать необходимые вещи и эвакуироваться через известный вам переход. Если вы поедете со мною, то никаких трудностей не возникнет. Но решать надо сейчас.
  На краю памяти прошелестел крайний разговор с шефом перед заходом в ЛНР...
  
  * * *
  
  Ященко признался тогда, что не хотел его увольнять. "Но иначе никак. Не должно быть наших людей там, ясно?"
  Алексей хмыкнул. Естественно ...
  Но шеф понял его неправильно:
  "Не ухмыляйся тут! Ломов с Нефедьевым - два дурака! Романтика казачья в голову ударила. Впало им, вишь ты, восстановить бывшую Область Войска Донского. Киззяки, мля...
  Но они-то ладно - ребята простые. Просто рядовые сотрудники. Казачата простые. А ты - в руководстве. Был", - зачем-то уточнил Тихон.
  Алексей дёрнул уголком рта.
  "И ещё, - добавил шеф. - Говорил я тут с куратором. И о тебе в том числе. Значит, установка такая...".
  Ященко помолчал. Затем продолжил:
  "Приказывать тебе уже не могу. Но сам понимаешь... В общем, считай это рекомендацией. Для твоего же блага.
  Ломов с Нефедьевым у Лозицына обретаются. Это атаман, который провозгласил создание казачьего округа Войска Донского на территории Луганской области. Настаивает везде на том, что в состав ЛНР округ не входит, что сам он - глава независимого от ЛНР образования, а с ЛНР - просто союзник".
  Шеф усмехнулся. Затем посмотрел очень значительно:
  "Но сам он союзник проблемный. Засветился ещё в 92-м году, в Приднестровье. С казаками, поскольку сам казак. Идейный. Но с душком. Во время первой чеченской якшался с Дудаевым, заключил даже договор между Всевеликим войском Донским и Ичкерийской республикой, которую Дудаев провозгласил.
  Сам понимаешь, представлял дядька не войско, а самого себя, хоть и назывался атаманом. Да там атаманов тогда было - как блох на дворняге. И в подавляющем большинстве - паркетные. На лошади ездить большинство не умеет".
  "У меня друг один хороший, Павел Мощалков, в позапрошлом году конный поход на Париж организовывал - помнишь, может быть?" - переменил он внезапно тему.
  Алексей кивнул.
  "Так вот. Он сам потомственный казак, из Сибирского войска. Правда, в нынешние казаки не поверстался, ибо не уважает их. И в чём-то он прав. Это я тебе как казак говорю, отметь!".
  Кравченко снова кивнул. Отметил. Шеф был истовым патриотом казачества, но при этом трезвость взгляда и оценок его никогда не утрачивал.
  "Ну и, значит, стал он искать, Олегыч-то, казаков для такого похода. Которые на лошади сидеть могли бы и ухаживать за нею. Так не поверишь - едва со всего Дона двадцать пять человек собрал! И те - кто тренер конноспортивный, кто в заводе конном какой-никакой опыт получил, кого отец выучил, в колхозе работая. Одному казачку аж 65 лет было, когда в поход уходил! Коротка скамеечка, что называется...".
   "Так вот, о Лозицыне, - продолжил Ященко. - Нет, дядька он с виду авторитетный. Награждён не раз, и, кстати, не только этими самостийными казачьими висюльками, но и боевыми наградами. Вот только... - шеф выразительно хмыкнул. - Кто, как и за что его награждал, остаётся, ну... скажем, неподтверждённым. Иначе говоря, никаких подтверждений на его "Красное знамя" и "Красную звезду" нету. Если он вплоть до развала СССР строительным кооперативом владел. Потом вроде бы заходил в Абхазию, воевал в Югославии, но, сам понимаешь, этих орденов ему уже дать не могли, даже если он их заслужил. Точно так же непонятно, каким таким образом он из прапорщиков охранных войск, на зоне, то есть, - аж до генерал-полковника дорос. Или уже генерала армии, не имею свежей информации.
  В общем, тёмный дядька. Пена перестройки. И политически он, как бы это сказать... инфантильный, что ли. Хитрован, как все донские, но политически действует ситуативно и импульсивно".
  Шеф некоторое время похмыкал, как бы в себя, - видимо, вспоминая что-то, связанное с тем человеком.
  "Так что ты к ним не ходи, - продолжил далее. - Хоть и свои там. Лозицын - человек сложный, плохо управляемый. Людей у него на подвале до хрена сидит, причём самых разных. В том числе и тех, у кого казачки его что-то отжать вознамерились. И луганские ополченцы есть, сидят на подвале. И добровольцы, которых он заподозрит, что они на укров работают.
  В общем, сам себе Махно. Тебя он не тронет, конечно. Бумагу ему пошлют люди, с которыми он считается. Но в целом он для ЦК - персона нон грата. А ты уж смотри сам, слушать тебе ЦК или нет. Формально ты теперь не наш человек...".
  Он снова сделал паузу, быстро глянул на Алексея.
  "Но я бы тебе не советовал. А главное - он тебе не поможет, Лозицын-то, но ты окажешься в ситуации, когда из-за связи с ним о тебе хорошие люди будут плохо думать".
  Ященко снова помолчал, будто собираясь с мыслями.
  "Есть ещё не очень понятный персонаж, - сказал он после паузы. - Как раз в твоём родном Алчевске на днях закрепился. После отступления из Лисичанска. Головной его фамилия".
  Он опять помолчал, потом продолжил:
  "Колоритный парень. Не старый, сорока лет ещё нету. Серьёзной работы до этих событий не имел: служил в украинской армии сержантом, после то ли в военкомате работал, то ли вовсе в народном ансамбле пел. Или плясал.
  Но на войне этой показал себя толковым организатором. Правда, тоже махновец. Даже, я бы сказал, батька Махно и есть. По сути, как и Лозицын, свою республику создал. На принципах народного социализма. И людям это нравится. Хотя сам понимаешь, как самостоятельный проект это работать не будет. Никогда и не работал. Даже у того, настоящего Махно. Так, форма местной государственной организации в условиях гражданской войны. Партизанская республика. Но ему лично можно доверять - надёжный дядька. И слово держит.
  Обсели его всяческие романтики. Среди которых, сам знаешь, разных выжиг - кастрюля с горкой. С другой стороны, именно у него собираются ребята с идеями. Патриоты. Иностранные интернационалисты есть. В общем, вполне Че Гевара... был бы, - уточнил Ященко. - Но в тамошних условиях степной вольницы и Дикого поля я бы сравнил его именно с Нестором Махно. Тот ведь тоже далеко не тот монстр был, каким его большевики потом рисовали. За справедливость стоял, за порядок, как ни странно для анархиста. Просто по-своему понимал этот порядок. В общем, крестьянский социализм строил Нестор. И в этом Головной на него похож.
  Словом, можешь к нему подойти, - резюмировал шеф. - Но, как я сказал, своих подходов у нас к нему почти что и нет, и во многих аспектах парень этот для нас непонятен. Так что рекомендацию тебе тут я дать не смогу".
  "Подожди, - воспользовался паузой Алексей. - Ты что-то ничего про официальные власти не говоришь..."
  "А нечего! - весело сказал Ященко. - Формально во главе республики стоит некто Волоков. Не, нормальный такой вождь революции. Десантник бывший. Здание СБУ захватывал. Но с государственным управлением - не тянет. Бардак у него в государстве, если прямо говорить. Стена административного бреда. И бандитизм всякий голову поднял.
  В общем, к Волокову не ходи, если не позовут, - продолжил он. - А если позовут, отмалчивайся. Подбит он уже, считай. Вообще вся эта компания энтузиастов подбита - он, Беглов, Молодай на Донецке..."
  "Беглов тоже?" - удивился Алексей. Что-то он пропустил...
  "Да по нему с самого начала вопросы были, - дёрнул щекой Тихон. - Биография шита белыми нитками. И шили её в бывшей "пятёрке". КГБ, - пояснил он, видя поднявшуюся бровь собеседника. - Эти, "идеологи", борцы с идеологическими диверсиями. В конце восьмидесятых годов они довольно бурно вербовали агентуру среди всех возможных активистов антисоветской направленности. Не знаю, помнишь ли, но всплывали данные, что большинство лидеров прибалтийских националистов на самом деле работали под колпаком "пятёрки". То же - украинские ребята из УНА-УНСО... Дмитро Корчевский тогда вдруг вылез как бы неведомо откуда.
  А вылез он из Железной дивизии - да сразу в Украинский Хельсинкский союз. А это, между прочим, первая легальная антисоветская организация тогда в Союзе была"...
  "Что за Железная дивизия?" - заинтересовался Алексей. Звучало как-то... Отзвуком Гражданской войны.
  "Ну, в Яворове стояла, в Прикарпатье. Неважно, - махнул рукой Ященко. - Важно, что политически и идеологически сильно "подогретая" была дивизия. Якобы наследница Железной дивизии времён Гражданской войны".
  Ага, значит, точно почувствовал Кравченко!
  "К тому же, сам понимаешь, первый эшелон, - продолжил Тихон. - Круче только Западная группа войск да ГСВГ. Вот там его, похоже, и завербовали... Да не в нём дело! Этак я тебе давай про весь "Саюдис" расскажу, про Ландсбергиса, Прунскене. Даля вон, Грибовская, нынешняя ярая русофобка, президент Литвы - тоже из того гнезда птенец. Проституткой валютной под КГБ ходила...
  В общем, плотно работали, что говорить. И по нашим - тоже. "Память" помнишь? - оттуда вылупилась. А в 93-м - как, думаешь, отчего РНЕ во главе со своим вождём запросто в кустиках растворилось?"
  Он мигнул на шкафчик с известным содержимым. Алексей пожал плечами, но кивнул. Дескать, твоё дело, шеф, но я согласен.
  "Лимончика нет, извини, - сказал Ященко, когда оба сделали по глотку. - О чём это я? А, ну да. Так вот, считай, то, что я тебе говорю, вычитал я в газетках. Не, в интернете. Там действительно на эту тему есть. Но скажу тебе точно: практически все те вдруг появившиеся "свободолюбивые" движения возникли под контролем, если не по инициативе "пятёрки". И, как понимаешь, при таком раскладе их лидеры - креатуры её же".
  "То есть, намекаешь, Беглов тоже был агентом КГБ?" - связал раздёрганные концы разговора Алексей.
  Тихон хмыкнул: "Ну, давай не будем позорить КГБ. "Пятёрка" к тому времени - фактически отдельная спецслужба была. В 89-м году её вообще преобразовали в Управление по защите советского конституционного строя. При КГБ, конечно, но прикинь, в каком качестве, если после переворота 91 года это управление практически в полном руководящем составе перешло на службу к Гусинскому! Прикинь, последний начальник управления Аврамов - возглавил аналитическое подразделение "Моста" Гусинского!
  Что же до Беглова... Я тебе ничего прямо говорить не буду. Ты сам умный. Вот и прикинь: мальчонка в 19 лет бурно увлекается историей Белого движения и буквально втаскивает себя в Гражданскую войну через реконструкторское движение. Которое тогда, в 89-м, ещё и не движение было, а так, слёзы. Романтика. Кивера из картона и офицерские мундиры из пиджаков.
  Поступает в историко-архивный. Кто его тогда возглавлял? Некто Афанасьев. Демократ аж до хруста, обличитель "совка" и член Межрегиональной депутатской группы. Была такая - из бешеных демократов. Которые - кто жив - сегодня все вокруг американского посольства отираются и нынешний кровавый режим с позиций оголтелого либерализма критикуют.
  Правда, у Афанасьева в биографии - десять лет проректорства в Высшей комсомольской школе и членство в редколлегии в журнале "Коммунист"... Но это же не помеха истинному либерализму, правда? Тем более что и Егорка Гайдар в том же журнале отделом заведовал..."
  "Слушай! - вписался в паузу Алексей. - Я, конечно, больше боевик, чем аналитик. Но аналитике ты меня сам учил. Не слишком ли всё увязанным получается? "Пятёрка", которая расставляет своих людей во главе антигосударственных движений, а потом уходит на службу к олигарху после переворота. Идейные либералы во главе кадровых школ и журналов КПСС. Согласованные действия впоследствии...".
  "Ну, ты сам всё понял, - Ященко налил ещё по одной. - СССР подрывала партийная элита с помощью аппарата службы идеологической безопасности. Это мой вывод. Не навязываю его никому, но сам пока не нашёл ни одного факта, который ему противоречил бы".
  Помолчал, негласно как бы подчёркивая значимость сказанного.
  "Так вот о Беглове, - вздохнул Ященко. - Опять же, не буду говорить всего, что знаю. Но ты и сам допрёшь. Итак, мальчонка заканчивает РГГУ, но идёт в армию. Рядовым в роту охраны в части ПВО в Голицыно. Не мне тебе говорить, каким отстоем в армии считается срочная служба в ПВО. Последние перед стройбатом. И забирают туда в последнюю очередь - из контингента, что остался после тех, кого разобрали по другим войскам. А кто остаётся после того, как все войска себе лучших отобрали? Тоскливые очкарики и всякий неразвитый контингент с неустойчивым образованием и криминальными замашками...
  Далее: будто бы он остаётся на контракт. Ага, контракт в 94 году! За 200 тысяч рублей жалованья. Сто долларов по тогдашнему курсу! Ящик водки можно было купить, ну, два. Это как же страстно должно было хотеться на вышке стоять, локаторы охранять!"
  Алексей вспомнил детство, военный городок зенитно-ракетного полка. Н-да... Нет, те солдатики, тогда, мальчишке, казались... ну, если не полубогами - этими были офицеры - то героями-богатырями. Пока не вырос, понятное дело. И не наслушался рассказов дяди Эдика про его "шуриков"... Но чтобы вот это вечное "через день на ремень" захотеть продолжить по контракту - это представить можно было с трудом.
  "И не представляй, - посоветовал Ященко, которому он высказал свои соображения. - Потому как в параллель с учёбой у Беглова значатся Приднестровье в 1992 году, где он будто бы воевал у казаков, и Босния в 93-м. А потом идёт на срочную службу в БАО, прикинь!"
  Оба засмеялись. Не вязалось одно с другим - именно что до смеха не вязалось.
  "А сразу после дембеля попадает в Чечню, в гвардейскую мотострелковую бригаду! А ещё через пару лет - уже спецназёр. Ага, и параллельно - корреспондент газеты.
  И ещё одно: не видел я его в Приднестровье...
  Наводил я справки и дальше. В 95-м он будто бы в Чечне, как я сказал. Но тоже странность: контрактник из БАО оказывается не просто в гвардейской пехотной бригаде, но параллельно служит командиром орудия в отдельном гаубичном дивизионе. Сержантская должность, артиллерийская учебка, как минимум. А он туда - с рядовой должности в ПВО!
  Опять неувязка. И опять смешная.
  В 95-м то ли в 96-м году начинает служить в ФСБ. Сразу лейтенантом. Прикинь - сержант-артиллерист?
  Ну, ладно, диплом у него есть, может, его учли. Хотя в ФСБ, да чтобы из гражданского вуза в лейтенанты попасть... Это надо было несколько лет: "Повинуясь велению совести... не имею морального права скрывать факты... готов приложить силы в качестве внештатного сотрудника...". Понятно?".
  Алексей кивнул. Понятно, стукачество как стажировка.
  "Дальше он вроде бы опять в Чечне, с 99-го до 2005 года. Ранен, награждён. Получил я тут... э-э, в одном месте данные о его операциях во время второй чеченской, причём командовал он отдельной группой. В целом создал о себе впечатление, что неплохой штабист, но слабый командир. То есть план операции разработать может неплохо, а вот боем руководить не способен, на обстановку реагирует слабо, замедленно. При резкой смене обстановки уходит в себя, теряет инициативу и командовать бросает. Откатывается на роль рядового бойца.
  Так что успехи были, но в целом как о командире впечатление оставил между нулевым и негативным. А в прошлом году его - прикинь, уже полковника! - увольняют по сокращению штатов! Да ещё "без права ношения мундира"! А? Как тебе?".
  "Подожди-ка, - Кравченко нахмурил лоб. - В 95-м лейтенант, а в 13-м - уже полковник? За восемнадцать лет службы?".
  Тихон пожал плечами: "Ну, выслуга, возможно. Я не знаю точно, как там у них, в ФСБ, за сколько год на боевых идёт. Может, за три. Как раз и получается от лейтенанта до полковника. Хотя сам понимаешь - получил ли он это звание на самом деле, я не поручусь. Вот как-то не осветили мне именно эту информацию так, чтобы я поверил.
  К тому же знал я оттуда одного настоящего офицера. Правда, из ПГУ, из внешней разведки по нынешнему... Фамилию не скажу, он живой ещё, а зовут Евгений Тимофеевич. Прикинь, когда-то самого Конана Молодого от провала спас: перехватил у него портфель с компрометирующими документами, когда у того контрразведка супостата не на хвосте, а уже на загривке висела. И спокойно на метро в посольство наше отвёз. Без всякого прикрытия".
  Алексей вспомнил своё подобное приключение в Москве.
  Тихон словно подслушал его мысль: "Помнишь, я тебя раз так прогнал? В качестве прикрытия? Это я тот рассказ запомнил. И показалось мне, что правильно будет и в наших делах такой вариант отрабатывать. Но дело не в этом. А в том, что этот самый Евгений Тимофеевич при подобных заслугах до полковника только к концу службы дошёл. А ведь прошёл ещё Германию послевоенную, Испанию при смене Франко, Ливан во время гражданской войны. В операции по освобождению захваченных там наших дипломатов участвовал. Техник был от Бога, такие прослушки устанавливал! Молодёжь учил...".
  Шеф помолчал, то ли вспоминая, то ли раздумывая, стоит ли делиться ещё чем-то. Видимо, решил, что не стоит, и продолжил: "С Бегловым другое интересно: отзывы о нём довольно смутные. Отморозком его почему-то считали. По слухам, даже психолога на него натравили".
  "В общем, с вопросами у парня биография, - после паузы подытожил Ященко. - Вроде бы всё возможно, но вероятности друг с другом не вяжутся".
  Он помолчал, потом махнул рукой: "В Крыму он был в параллель с нами. И туда его заводила, как я понимаю, "пятёрка" - ну, нынешняя, имеется в виду. Сам знаешь, кто это. Подводили его к Аксентьеву, когда тот стал премьером, через Молодая, он у того стал советником по информации и пиару. Ты с ним не общался, а я пересекался пару раз. Там какая-то сложная каша была, вокруг Аксентьева. Сам он, если помнишь, - Алексей кивнул, - был лидером "Русского единства" крымского, так что контакты соответствующие. Ещё в ноябре к нему подошло "Отечество" в лице Буравлёва, председателя. Затем возникло несколько патриотических движений и клубов, были подписаны соглашения и всё такое. Опять же, сам понимаешь: каналы. Прикинь?"
  Оба синхронно усмехнулись.
  "Ну, что у них, у ребят этих, есть склонность приписать себе чужие заслуги, - этого не отнять. Тебя тогда в Крыму ещё не было, это 26-го было, февраля. Тогда меджлисовцы напали на Верховный Совет, два человека погибло, а те даже первый этаж захватили. Мы тогда с казаками людей подняли, отряды казачьи сбили, байкеров. В общем, выгнали меджлисовцев. Они же такие - смелые, когда десятеро на одного, да власти сочувствующие за спинами. А тут - и не рыпнулись. Мы тогда на ночь караулы расставили, а утром, часа в четыре, уже "вежливые" нарисовались. Мы им здание передали. В смысле - передали здание казаки. Местные".
  Тихон хитро посмотрел на Алексея. "За это "Мужество" дали?" - сообразил тот. Награждение Ященко орденом Мужества отмечали в своё время весело. Но за что конкретно тот его получил - шеф не говорил. Не сказал и сейчас.
  "По совокупности, - промолвил значительно. - Неважно. Но, в общем, эти Аксентьева поначалу обсели, а потом в ЦК это было предъявлено как результат их и только их усилий.
  Но результат оказался противоположный. Записали за ними косяк. Кровь пролилась - и по их вине. Или недосмотру, неважно. В таких ситуациях любой недосмотр - вина. А был там такой генерал Тимофеев, когда-то в Приднестровье служил. Тот вообще ставил вопрос об аресте нашего героя. Но Аксентьев за него тогда заступился. Тем не менее, в ЦК ребята не дурные, видят всё получше нас - и этих, в общем, решили держать от дел подальше. Тем более вопросов накопилось к ним немало".
  "Славянск?" - сообразил Алексей.
  "В частности, - кивнул Ященко. - Похоже, решили шельмецы свою игру сыграть. Пользуясь обстоятельствами и авторитетом России. Который она за Крым сильно подняла. Это я свой такой вывод делаю.
  Смотри. Активные люди берут администрации и управления СБУ в Харькове, Луганске, Донецке. Всё практически одновременно, да. Посол России давно отозван. У президента на столе - разрешение вводить войска на Украину для защиты людей и нормализации обстановки.
  Дальше - сам понимаешь - крымский сценарий: собираются депутаты, отказывают в легитимности киевской хунте. Но свою собственную легитимность как местного законодательного собрания полностью сохраняют. Принимают нужные законы, подчиняют милицию и войска. И - дело сделано! Без крови и пыли!
  Помнишь, кое-кто подсмеивался над президентом, когда тот сказал: мол, помните, за людьми будет стоять российская армия! С понтом: ну да, армия будет за спинами прятаться! А президент не оговорился. Сказал именно то, как должно было быть: люди отвергают власть хунты, людей защищает власть местных депутатов. А на случай, если хунта захочет наказать протестующих вооружённой силой, - вон она, армия России! За спинами у людей Донбасса стоит! Поди, тронь их!
  Словом, "вежливые" опять: вы тут голосуйте, референдумы проводите, всё сами, - а мы тут вас охранять будем, чтобы фашисты киевские на вас не лезли с карательными планами. Нормально?"
  Алексей кивнул: ну, естественно.
  Ященко предложил ещё по одной, промочить горло.
  "Ты извини, что я тут подробно так распинаюсь, - сказал он совсем не характерную для себя фразу. - Просто когда знаешь, как оно должно было быть, как оно спланировано было...
  И вот прикинь: в эту самую развивающуюся операцию, когда в Луганске и Донецке, - да и в Харькове, хотя там сложнее, - всё настолько спокойно идёт, что народ даже скучает... И тут невесть откуда вторгается вооружённый отряд российских граждан! Да под управлением человека, про которого отчего-то всем сразу становится известно, что он - офицер ФСБ. Хотя уже не офицер. И отряд этот не скрывает, что он из России: размахивает российскими флагами, громко кричит о том, что Россия пришла освобождать Донбасс.
  Затем этот отряд берёт здание администрации в никому не нужном Славянске. Потому не нужном, что после решения вопроса о власти в областных центрах он и ему подобные города автоматически входят в состав новых республик! Шёл бы себе на Херсон или на Запорожье...
  При этом они любезно дают послушать и записать свои переговоры украинским безопасникам, потому как общаются не просто по обычной мобильной связи, но даже заходят в эфир с московских операторов! В разговорах тоже не шифруются абсолютно! Будто действительно в подмосковном лесу потешную битву между реконструкторами разыгрывают.
  И я подозреваю, - Ященко вдруг скрипнул зубами, - что так оно и было. Мне в ЦК довели, что никто Беглова ни на какой Славянск идти не уполномочивал. Из Крыма же прошла информацию, будто он сказал, что своё дело сделал, а теперь хочет сделать вообще "своё". Типа, поедет воевать в Донбасс, как Че Гевара в Боливию. И знаешь, я в это верю! Этот человек вполне мог решиться вопреки всем и всему воплотить в жизнь свои белогвардейские фантазии!"
  "Так и воплощал, - вскинулся слегка захмелевший Кравченко. - Я читал, как он в своём отряде субординацию белогвардейскую вводил, ругаться запрещал..."
  "Но дело не в этом, - продолжил любимой фразой шеф. - Вот он двенадцатого числа поднимает бучу в Славянске, а на следующий день эта нацистская гнида в Киеве, пастор кровавый, провозглашает антитеррористическую операцию! Как ждал, э?"
  "Мы с тобой прежде всего аналитики, - продолжил Ященко, поболтав остававшийся на дне бокала коньяк и быстро допив его. - Про боевика - это ты зря. Я тебя именно как аналитика заценил. Оперативник из тебя средненький, уж прости, а вот аналитик-организатор - это на уровне. Ну, вот и свяжи сам все эти факты. И сам ответь мне - похоже ли это на случайность?"
  "Н-ну-у... - протянул Алексей, тоже допив свой коньяк. - Могу подытожить. А там появится "Капитан Очевидность" или нет...
  Дано: человек с противоречивой биографией. Романтик белой идеи. То ли побывавший в горячих точках, то ли нет. Завербованный или штатно работавший на службу защиты конституционного строя. Заведённый в Крым и подведённый к первому лицу "пятёркой" под видом канала связи с православно-патриотическими движениями. В Крыму он делает или мало, или не главное. Наград и поощрений за это не имеет. При формировании новых органов власти, уже российских, ничего не получает в смысле должности и уважения. Тогда самостоятельно отправляется открывать свой личный фронт в Донбассе. После этого там объявляется режим АТО и начинается настоящая война.
  Правильно изложил?"
  "Ну-ну", - поощрил Ященко.
  "Отсюда делаю выводы. Первое: противоречивая биография означает, что в ней есть что скрывать. Такое сокрытие делают либо преступники, либо потайные агенты спецслужб. Полагаю, второе. Значит, завербован он был ещё "пятёркой" кагэбэшной, в 89-м или 90-м годах. На этом основании его вновь вытащили уже после переворота 91-го гола и отправили на профессиональную подготовку для проведения специальных операций. Как Басаева в Прудбое. Предполагаю, что раз в биографии фигурирует Голицыно, то это база не ПВО, а Голицынского погранинститута ФСБ.
  Второе: участие в чеченской войне, контакты с патриотическо-имперскими кругами - делаю вывод, что он внедрён в эти круги "пятёркой" в качестве связного под прикрытием, а позднее, возможно, куратора. В этом же секторе - его баловство с реконструкцией и переодеванием в историческую униформу.
  Третье: возражаю, исходя из вышеизложенного, что в Крым он заведён "пятёркой". Она сюда уже не вписывается, после его увольнения. А главное, что не вписывается, - его вольный рейд на Славянск. Человек лично вразнос пошёл, используя патриотизм и патриотические круги как подспорье..."
  Ященко остро взглянул на Алексея.
  "А ты не допускаешь, - чуть растянуто произнёс он, - что, скажем, за аккуратными действиями в Крыму стояло ГРУ, а ФСБ, оставшееся не при делах в Крыму, захотела в Славянске обделать собственный проект? Конкурентный?".
  Алексей уставился на начальника. Всё же коньячок да, снижает остроту мысли. Нет, не у шефа. У него, у Кравченко! Ведь действительно. По факту в Крыму операция была армейская. Значит, разведывательный зонтик над нею обеспечивать должно было ГРУ. По определению.
  Тогда ФСБ могло возжелать завести своего человека на безопасность первого лица. А тот известен своими связями и с патриотами, и с бизнесом. Сам бизнесмен. И патриот. Ради такого случая могли и реанимировать уволенного сотрудника.
  Но не получилось - президент лично держал руку на пульсе, а значит, всё обеспечивалось на уровне ЦК. Там тоже не все кабинеты целуются взасос, но относительно контроля над телодвижениями спецслужб там полное единогласие. Не руководят, нет, но внимательно наблюдают.
  Тогда, хм... Позднее ГРУшникам вполне могли поручить курировать ход событий на Донбассе - раз уж так получилось в Крыму. А ФСБ действительно могла из ревности начать строить свой проект...
  "И всё же нет, - покачал головой Алексей. - То, что я читал и слышал о Беглове и от него - все эти крики, что Россия его предала, что не даёт помощи, что не вводит войска, - я склонен трактовать именно как результат его самодеятельности. Авантюризма, если угодно. Такого авантюризма, какого ФСБ просто по определению позволить себе не могла.
  То есть в Крым его завели как раз православно-патриотические круги. Не зная его подлинное лицо. Но Аксентьев оказался политиком с хорошей прагматикой. Понял, что те с Кремлём не дружат. Вернее, Кремль с ними не брат. И тогда он от них отказался, полностью влившись в фарватер политики ЦК.
  В эту схему вписывается дальнейшее поведение Беглова. Обломавшийся в историческом шансе развернуть на фундаменте крымских событий "русскую весну" и "русский мир", он принимает решение попытаться совершить то же в Донбассе. Решение авантюристическое, но он рассчитывает на слова президента о защите народа Донбасса и на повторение крымского сценария. Дескать, я подниму восстание, вызову ответную реакцию киевских карателей - отсюда его якобы беспечность в обеспечении секретности связи. Далее продержусь недельку - а там президент введёт войска и всё. Украинская армия бежит или переходит на сторону России, как в Крыму. Хунта рушится, Украина разваливается на регионы, которые вступают в "русский мир". И я, Беглов, - победитель, национальный герой, историческая личность!"
  Алексей щёлкнул пальцами: новая мысль в голову пришла: "Очень похоже на Варшавское восстание 1944 года. Поляки, которые ходят под Лондоном, уверяют себя, что прекрасно справятся с захватом власти без Сталина - ведь немцы уже фактически разбиты. И поднимают восстание. А если что - Красная армия на пороге, она немцев прогонит. А тут мы, на месте сидим - наша власть над столицей и, значит, над страной!
  Считали Сталина таким же идиотом, какими были сами. А Сталин, которому они сломали красивую комбинацию с посажением в Варшаве его правительства, идиотом не был, и войска остановил. Взяли власть? Что ж исполать вам! Добивайте жалких немцев и добро пожаловать на переговоры о дальнейшем дипломатическом взаимодействии между нашими государствами. Ах, не получается с государством? Приходится по канализации от немцев бегать? Так вы, ребята, получается, никто! А с кем же взаимодействовать прикажете нашей славной Красной Армии?"
  "И не пошёл Сталин освобождать Варшаву для враждебного лондонского правительства, - завершил его мысль Тихон. - Ну, в общем, ты сам всё разложил по полочкам. Сильно подгадил Беглов тому самому русскому делу, за которое якобы выступил. Даже если не предполагать его связи с Киевом... а признай, что эта странная для экс-полковника ФСБ беззаботность со связью, с секретностью, с материально-техническим обеспечением... Эти подозрительно совпадающие по времени действия, когда хунта объявляет войну, точнёхонько пользуясь его заходом на Славянск... Заставляет задуматься".
  "Впоследствии не означает - вследствие", - возразил Алексей.
  Его устрашила серьёзность такого предположения.
  Ященко глянул на него.
  "Не защищай, - рыкнул тихо, но веско. - Сам знаю. Вероятность невелика. Но синхронность обломов заставляет задуматься и об этом. В Харькове всё погасили до этого, да. Но ты же не можешь честно, положа руку на сердце, отрицать, что и вследствие этого - тоже. Хоть и до. Потому как одного только возврата областной администрации под свой контроль мало для подлинного успокоения восстания. Нужно ещё умы остановить с их намерениями. И тут у хунты появилось такое нужное ей пугало: офицер ФСБ, с российским флагом наперевес захватывающий украинские города. Вы не видите русской агрессии в событиях на Донбассе? Да вот же он, русский агрессор! Гляньте на красавца. Ещё и в Москву докладывает хвастливо, сколько он наших ребят положил из засады!"
  У Тихона заходили на скулах желваки. Он явственно злился.
  "В общем, хорошо, если он окажется просто авантюристом, погнавшимся за романтическим идеалом и личной славой, - медленно проговорил он. - Тем более что среди реальных ополченцев его авторитет по-прежнему на высоте. Но вот увидишь ещё, что и в этом случае он - в силу логики самооправдания - заявит, что мог бы победить, если бы Россия ему помогла как следует. И что Россия предала этот самый "русский мир" тем, что не ввела войска. То есть будет, как в твоём примере с поляками: Сталин - гад, потому что не стал класть своих солдат за польскую победу...".
  
  * * *
  
  Как же всё непросто в этом царстве-государстве...
  И вот теперь ещё и такой вот поворот!
  Нет, не поворот. Переворот. Переворот самолёта в штопор и крушение...
  Хотя почему - крушение? Причём тут вообще - крушение? Просто маленький пушной зверь... Или большой? От него самого зависит, от Бурана...
  А что, собственно, от него зависит? За него всё уже решено. Обстоятельствами и людьми. Отвоевался казак. Вот сейчас заявятся сюда комендачи и арестуют. Против приказа сверху не пойдут...
  Чёрт, коли так всё обернулось, то и впрямь - здесь делать нечего! На подвал - не хочется ну совсем! Хорошенькое завершение боевого пути! А там, на подвале, коли уж на таких верхах люди его прикрутить хотят, - то слепить против него показания не вопрос вообще! Да и то - захотят ли ещё стараться. Просто удавят ночью, и всего делов!
  Так что уйти - это будет правильно. Он достаточно хорошо послужил Луганской Народной Республике, чтобы она не сочла его исчезновение бегством с поля боя. Он ей даже слишком хорошо послужил, чтобы в итоге не дожидаться от неё обвинения в бандитизме и подвала без выхода. Или - с выходом. Но на ту сторону. В лапы ожидающих его "айдаровцев".
  И дома хорошо будет. Семья. Жена, дети. По Москве вечером прогуляться, по центру. Красиво! В кино сходить. На это, 3D. Чёрт, ведь это же всё где-то есть! Рядом, полдня пути всего!
  А главное - жив будет. С ребятами встретится. С Тихоном. Ещё и благодарность какую получит, вместо позора и исчезновения здесь. Недаром же вон этого непростого Юрия за ним послали...
  Да, хорошее предложение! Надо соглашаться.
  - Знаете, - проговорил Алексей. - Я очень благодарен Тихону Ивановичу за это предостережение, за заботу и помощь. И вам - за то, что проделали такой путь, чтобы передать мне его слова. И я... очень сильно прошу его - и вас - понять меня.
  Он осмотрелся. В обе стороны уходила пустынная Советская. На той стороне высились дома с чёрными зрачками окон. Бомжик прятался под крышей своей остановки. Легонько погромыхивало со стороны Станицы.
  - Я... - этого не хотелось говорить. Это было не разумно говорить. Глупо, наконец! Но Кравченко решился. - Я вынужден отказаться от вашего предложения.
  Всё. Пути назад нет. И чтобы отрезать его окончательно, Алексей продолжил:
  - Завтра я ухожу на боевые. За мной пойдут люди. Я должен вести их в бой. И я никак не могу покинуть их перед этим.
  Кроме того, и это главное, я - русский офицер. И выходить из боя из-за угрозы пострадать от рук какой-то предательской нацистской швали я просто не могу. Для меня это... унизительно...
  Помолчал. Собеседник внимательно смотрел на него, видно, ожидая, чем завершит Кравченко неожиданный для самого себя пафос. И Алексей завершил:
  - Шваль в панике? Что ж, я знаю один прекрасный способ успокоить её. И я сам попросился на тот участок, где буду иметь шанс встретить эту шваль и свершить над нею свой суд.
  Улыбнулся, хотя и не хотелось:
  - Поэтому спасибо, но - нет. Я остаюсь.
  Журналист по-прежнему пристально смотрел на него. Затем затянулся сигаретой и щелчком отправил её в урну у входа. Красный огонёк ушёл в неё, как трассер на излёте.
  - Что же, я вас понял, Алексей, - проговорил он. - Пойдёмте назад. Пельмени тут у вас и впрямь замечательные.
  
  Глава 17
  
  Вдали захлопало. Над головой начал сгущаться свист.
  - Ложи-ись! - заорал кто-то. А, Куляб.
  Команда была излишней - новичков тут не было. Все и так мгновенно попадали на землю, расползаясь в поисках хоть самых маленьких укрытий. Да где их тут найдёшь, в чистом поле да в мёрзлой земле! Оставалось уповать только на судьбу да на везение. Нет ничего хуже взрыва мины в чистом поле. Нет, есть. Взрыв 122-мм снаряда. Если о сравнимых калибрах говорить. А так-то, конечно, заряд от "Мсты" посильнее будет заряда от Д-30. И "Фауста" Гёте в придачу...
  Повезло: разрывы легли сравнительно кучно - для миномёта, - но далеко, в 100 - 150 метрах впереди. Хотя, в общем-то, мина в 120-мм тоже разлёт осколков даёт мама не горюй.
  И вот что тут делать, лихорадочно думал Алексей, увлечённо бодая каской неподатливую мёрзлую землю. Рвануть бы вперёд - так наверняка вражина сейчас подкручивает свои прицелы, чтобы уж точно накрыть цепочку разведчиков. Тогда он, командир, сам заведёт своих людей под огонь. Но и лежать вот так - тоже не выход. На чистом подносе поля они для противника - вроде прижавшихся к полу тараканов, когда включается свет на кухне. Только без возможности, как у тех, прыснуть немедленно по сторонам - и в щель.
  Щелей тут нет.
  Но можно рвануть в сторону. А лучше - в сторону, но вперёд. Потому что надо - вперёд.
  - Взвод! - крикнул он яростно, дождавшись паузы в серии взрывов. - Пятьдесят метров на два часа, бегом - марш!
  Рванули, кажется, все. Значит, никого не задело. Очень хорошо!
  Снова нарастающий свист. Отлично! Взрывы поднялись как раз там, где взвод лежал только что. Теперь ещё рывок! Нет, не налево, куда логическое заключение заставит командира вражеского миномётного расчёта перемещать угол поворота "Саней". Нет, вправо. И опять же вперёд. Сейчас, едва стихла дробь падающих на землю кусков мёрзлой почвы, -
  - Сто метров, направление на два часа - бегом марш!
  Двадцать секунд бега. Много, блин, поторопился назначить дистанцию! Слишком хочется поскорее до зелёнки добраться! Полста метров надо было скомандовать! Две серии они отстреляли, сейчас третью положат... куда? Туда, куда логика и тактические наставления велят? Или в том направлении, куда, как они видят, бегут разведчики? Не угадать...
  Блин, ну, блин, что ж так неудачно попали-то! Немного осталось до посадок! И как их только увидели? Серо-сиреневая мгла вокруг, которая бывает зимней ночью, когда поднимаешься в темноте, и идёшь под неясно светлеющим от снега варевом низкой облачности. Пользуешься тем, что тебе хоть что-то видно, а ты для внешнего наблюдателя ещё неразличим среди других мглистых сгустков у земли.
  Но тут они, собаки, как-то различили. Тепловизоры у них, что ли? Да ну, нафиг... Хотя... Сколько их тут уже пиндосы кормят "нелетальным оружием". Не тот уже укр, что осенью.
  С другой стороны, деревня по всем предварительным наблюдениям казалась пустой. Так, пошевеливалось что-то, но не военное. Это по словам казачьей разведки. Разведчики, блин! Скорее всего, как обычно: подползли на относительно безопасное расстояние, в биноклики глазками полупали, и с облегчением попёрли назад. А там всё честно и доложили: противника не видели.
  Сука, под трибунал бы за такую честность...
  В итоге вчера казачки - другие уже и, похоже, настоящие... В смысле бойцы настоящие, не чмо в кубанках. Во всяком случае, честно попытались прорваться к селу этому через три километра пустого пространства. Не особо, видимо, чего-то опасаясь.
  Или не они не опасались, а штаб. Да без разницы: штабы нынешние только бумаг плодят тонны, а так-то боевую работу и контроль за ней спустили на уровень подразделений. А они, подразделения, у кого какие. У Перса - порядок и ответственность. У Хулигана - лихость. У Головного - идейность. У казаков - своя вольница: там вообще от конкретного командира роты всё зависит. А есть вон и казачки Тора, которые вовсе к войне не готовились, а на погранпереходе благоденствовали.
  И сливают все в штаб информацию тоже сообразно своим боевым качествам. А тот принимает сообразные решения.
  Или, как данном случае, - несообразные. По крайней мере, судя по тому, что вчера увидел Буран. Когда после неудачи казаков их взвод бросили сюда доразведать и просочиться в деревню в темноте: "Вы же можете, вы же умеете, ты ж Буран!"...
  А видеть... Вот оно, поле. Вон они, остовы машин. Три танка и две бэхи - минус. Что-то - просто в лохмотья. У одного башня сорвана. И не заметили ребятки, как умерли, не мучились. Хорошо, видать, качественно, укры приняли казаков. И артой, и ПТУРами, пулемётами, и снайперами.
  Ох, какое поганое место. Справа - голо. Но с повышением. И наверняка там кто-то засел. То есть не наверняка. А точно. Там у них опорный пункт. Про капониры казачки передавали в штаб, про бетонные заграждения.
  Слева - железная дорога и промзона. По ней должны идти ребята Головного, но там пока непроходимо для них. Там уже, считай, Дебальцево и есть...
  И что тут доразведывать? Нет, в принципе, по овражкам, по низинкам побегали. Подходы определили, как максимально близко к цели подобраться. А так-то система обороны укропская понятна: тот самый укрепрайончик на высотках да пара засад наверняка в деревне.
  И какой же умник казачков на неё по полю погнал, не подавив того укреплённого пункта? В штабе сказали, арта четыре дня работала. Ну, с её обычными возможностями, без корректировщика - а где ему тут затихариться, посреди чистого поля-то? - всеми результатами могло стать шальное ранение какого-нибудь сдуру высунувшегося солдатика.
  А главное: раз работала, значит, знали про этот укреплённый опорный пункт? Так чего ж не настоящую боевую операцию разработать - с артподготовкой, дымзавесой и броском танков с пехотой на броне прямо на ОП? Даже если вы уверены были, что подавили всех там, - отчего не доразведать? Отчего людей по голому полю погнали? На шармачка хотели, как в августе? Так не тот уже укроп пошёл. Профессиональнее пошёл укроп...
  И теперь вот перед ними, разведкой, поставлена задача просочиться. Потом зацепиться за деревню и ждать вчерашних казаков. Дождаться и приступить к зачистке.
  Это с неподавленным опорным пунктом? Вчера казаки не прошли, а сегодня, значит, с песней? Или что подразумевается - что взяв деревню мы с нашей лёгкой стрелковкой пойдём потом опорный пункт зачищать?
  Перс, которому доложил всё, ругался матерно, но приказа отменить не смог, потому как машина уже заведена, а с неповоротливостью штабов и полным отказом в них умения наладить координацию даже и разумной корректировки провести не получится. А деревню надо брать, и немедленно. Сегодня. Иначе уже завтра украинское командование, сообразив, что силы ЛНР нацелились запереть им в ней выход на Светлодарск, укрепят её намертво. И теми, судя по профессиональным ощущениям Бурана, серьёзно уменьшившимися силами корпуса дебальцевскую группировку врага будет уже не запереть.
  Откуда ощущения? Да уж коли в огонь бросают охранные агентства, вроде "Барса" или казаков уровня тех, что у Рима, то о чём ещё говорить... Комендатура тоже воюет, Чернухино вон атакует.
  Вчера с Мишкой говорили. Сказал, что Томич погиб. Под Никишино. Ни почему. Просто судьба. Снайпер. Уже при зачистке.
  Эх, Томич, светлый ты был мужик!
  Лёд. Олег попал под снаряд. Тяжёлые осколочные в шею, в челюсть. Ещё один осколок вошёл под сердце, там и застрял, другой прошёл рядом с позвоночником. Но жив, главное! Живой Олежка!
  Тяжёлые ранения получил тот лейтенант Середа из больницы. Попал под перекрёстный снайперский огонь, получил пули под бронежилет и в шею. Снайперы отстали, сочли убитым. Свои потеряли в суматохе, нашли только под вечер, едва на замёрзшего.
  Да что там - самого Сокола ранили! Это командира-то комендантского полка! Тоже под обстрел попал, получил осколок, перебивший кисть руки.
  Тут что, Великая Отечественная? Мясорубка полная!
  Буран пятерых за это время потерял. Правда, трёхсотыми, а не двухсотыми, что радовало. Но один тяжёлый - руку по локоть оторвало.
  Цинично так думать, конечно, но хорошо, что пока никого из своих - из совсем своих, имеется в виду, - не задело. Ещё бы Злого сохранить тогда, эх...
  Ещё Сто первый погиб. Под обстрелом, который повели каратели по уходившим от войны гражданским. Выводил группу мирных жителей, остался прикрывать их на поле, на которое выходили под прикрытием артиллерии украинские танки. Осколок в висок...
  Странно как-то... Почти все, с кем оказался замешан в этом дрянном деле с гранатой в квартире, с агентами СБУ, с бандитами, - поранены или убиты. Мишка вон тоже ранен. Слава богу, легко, в руку. Но тоже ведь хватил!
  А если уродов взять - "оппонентов", как их Мишка любит называть...
  Лысого выпустили на те "схемы", про которые намекал Митридат. Но что-то, видать, не дотумкали. Завалил кто-то гражданина Чупрыну - прямо в подъезде его. Двух дней на свободе не провёл.
  Аналогично - тот резидент "айдаровский" ласты склеил. Как-то элементарно и глупо - от сердечного приступа. Нет, всё чисто, само так вышло, заверил Мишка. В больнице, куда его успели отправить с подвала. Прокуратура проверяла, ничего не нашла. Именно, тупо здоровье подвело.
  Или Бог не простил.
  Во всяком случае, так для себя решил думать Алексей.
  Что с той крысой из комендатуры, Мишка не сказал, а он сам он даже не спросил. Как-то и не интересно...
  Но в любом случае это всё дела вчерашние. Даже и мысли эти - в основном вчерашние. Сейчас связно даже не формулируемые. Так, воспоминания о мыслях, обрывками проносившиеся в голове.
  Голова же сейчас была занята другим, главным. Как провести две группы - взвод - перед насторожившимся и уже нащупавшим их противником. По ровному полю. Прыгай тут, как блоха на блюде. Хоть бы до посадочки той хиленькой допрыгать. Перед фермой. Не укроет, конечно, но прицелиться хорошо вражине помешает. Не у всех же тут у укропов ПНВ в распоряжении...
  
  * * *
  
  Тела лежат. В одном месте, у крайнего к железке дома. Прикрыты половиками. Судя по тому, что видно, - военные. Причём укры. Кто о них так позаботился? Укрыл заботливо. Странно. И странно: дом целый, а тела лежат. Притащил кто-то?
  Впрочем, неважно. По крайней мере, сейчас. Сейчас надо тихо прокрасться вперёд.
  Они всё-таки прорвались в деревню. Рассыпаясь и вновь сбиваясь, залегая и вновь бросаясь и вперёд, и из стороны в сторону, они бесконечное, казалось, время приближались к ней. И наконец, она стала вырастать в начавшей уже неостановимо сереть темноте - какие-то постройки, гаражи, огороды.
  И вот тут по-настоящему не повезло. Здесь ждала засада. Прямо откуда-то из-за гаражей забился оранжевый огонёк, и навстречу разведчикам выплеснулась тугая струя трассеров. Тут же разбиваясь на огненные капли, когда пулемётчик повёл стволом из стороны в сторону. Салабон, что ли? Ночью, да трассерами, больше раскрывая свою позицию, нежели вредя атакующим. Это по технике так стрелять полезно - видно, куда попадаешь...
  Оказалось, Буран был неправ. Жестоко неправ. Салабон ли был враг или кто, но прилетело им густо. Хорошо, что двигались, как учили, перекатами. Плохо, что в это время как раз поднималась цепочка первой группы. И видно было, что как минимум двое повалились на землю не так, как залегают по своей воле.
  Раздавшийся стон, впрочем, позволял надеяться, что ребят только ранили.
  А вот то, что по ним прошлись ВОГами, было гораздо хуже. Правда, тут Алексей снова ошибался, но узнал он об этом тоже позднее. А пока в темноте по залёгшим вразброс людям враги промахнулись. Всё же откосик тут небольшой, у дороги, есть. Лишь в одном месте кто-то тихо заматерился, шипя, получив, видимо, осколок. Но и это дрянь: несколько секунд прямого боя, а у них уже трое трёхсотых. И сколько там злодеев сидит, если один с пулемётом, и три взрыва ВОГов прозвучало? Это безобразие надо пресекать поскорее.
  - Шрек! - зашипел Буран. - Не спи!
  - Уже, командир, - ответный тихий бас.
  - Сразу после нас, слышишь?
  - Понял.
  У Шрека была "семёрка", но чтобы выстрелить, надо было привстать на колено. Под таким огнём это было безнадёжно.
  К счастью, условия прямого лобового столкновения с подразделением противника они с парнями отрабатывали не раз. И Алексей просто кожей видел, как сзади его бойцы расползаются в стороны и вперёд, чтобы охватить позицию засадников, а в передовой группе раскатываются друг от друга, ощетиниваясь стволами в сторону врага. Далее по его сигналу должны тоже ударить из подствольников. Сигнал крайне прост: его выстрел первый.
  Эффект был достигнут: пока на позициях противника вскипали оранжево-чёрные в темноте пузырики, Шрек привстал на колено и запустил осколочно-фугасный заряд из РПГ по пулемётчику. После чего его подразделение для противника исчезло: все споро, ящерками, расползлись в стороны, пользуясь защитой укоса. Атаковать одним броском, пока противник в замешательстве, было очень соблазнительно. Но и глупо: если тот не дурак, обязательно прикроет свои позиции минами.
  Тут лежать - еще хуже: получив первый отпор, враг постарается накрыть это место из миномётов. На открытом месте это будет очень больно. Поэтому все споро расползались по сторонам, пользуясь замешательством противоположной стороны.
  Кстати, позиции миномётов надо выяснить в первую очередь. Когда сюда пойдут казачки, для них эта дрянь окажется смертельной.
  Отползали долго, пока выжившие укропы куда-то там пуляли. О, вот и мины заныли. Эх, вызвать бы артиллерию. Но есть опасность, что она не миномётчиков накроет, а их самих. Сперва надо куда-нибудь под укрытие каменных домов забраться.
  Собственно, это споро по возможности и делалось. Пока совсем не рассвело, надо срочно зацепиться за край посёлка. Хорошо бы на фермах, но там настолько очевидная цель, что обязательно или сидит кто-то, или лежит что-то. А именно - мины. Жилой сектор интереснее, там подобных сюрпризов должно быть меньше.
  Пока ползли, Алексея мучил вопрос: кого же срезало там, перед засадой? Перекличку не произвести, чёрт! И - дважды чёрт! - в каком они состоянии? Смогли ли сами отползти до того, как шарахнуло минами?
  И ничем ребятам не поможешь. Это только в кино боец посреди боя склоняется над раненым, а то и принимается его выносить. На самом деле всё не так. Сначала - выполнить задачу. А особенно в диверсионно-разведывательных подразделениях. Ранен? - справляйся сам, терпи, но иди с группой. Обездвижен? - оставайся на месте и жди, пока задание будет выполнено и за тобой придут. Но на всякий случай держи гранату с ослабленными усиками чеки возле головы. Чтобы если первым тебя обнаружит враг, уйти наверняка. Потому что жизнь тебе всё равно не сохранят. И лучше погибнуть, даже не успев почувствовать боли, нежели сдохнуть после того, как ты выдал своих, корчась от невыносимых мук в руках врагов...
  В посёлке тем временем разгорался бой. Друг в друга они там стреляют, что ли? Тем лучше...
  Ага, вот что-то и затемнело справа, отдельное от фона. Посмотрим-ка... Да, домик, вполне себе зелёненький в глазках наших ночных. Метров пятьдесят до него. По двое, перекатиком, марш!
  Добрались? Здорово! А ну-ка, второй домик осмотрим. Пусто. Тоже замечательно. Дальше у нас там что? Т-образный перекрёсток впереди. На котором наверняка злодеи затихарились. Должны они тут перекрёстки перекрывать, ежели деревню удержать хотят. А раз так, засад понавпихивали. Ну, что ж, вот мы туда передовое охранение-то выдвинем, чтобы, значит, когда казачки подойдут, оно по супостатам-то и пальнуло. А уж мы с казачками потом и растечёмся по улицам.
  Кого отправим? Шрека, конечно, с его гранатомётом. Три выстрела у него ещё есть, доложил. И... пожалуй, Еланца. Он пластун, самое там место для таких. Э, а где Еланец?
  Уже всё поняв и холодея внутри, Алексей приказал:
  - Назовитесь, кто здесь.
  В доме было ещё темно, а фонарик включать было бы неосмотрительно.
  - Шрек... Топтун... Ведьмак... Алик... Дядя Боря... Рус, - ребята называли себя. Здесь было двенадцать. А выходило в поле двадцать четыре. Правильно, около половины пошло загребать вправо от той позиции, где встретили засаду. Значит, согласно плану, при разделении групп они должны занять ряд отдельно стоящих домов на подобном же отрожеке. Не они ли там и воевали? Да нет, им как раз тишина нужна. Но поскольку шум до сих пор стоит оголтелый, похоже, укры действительно воюют с тенями. Или - как хочется надеяться! - друг с другом.
  Значит, что выходит? Тут со мной есть ребята из группы Куляба. У него, значит, часть моих.
  - Парни, кто видел, кого зацепило на засаде? - спросил он.
  Вразнобой, но ответ отрицательный.
  - Вы сами все в порядке? Никого не задело?
  Снова ответ отрицательный. Что является на деле ответом положительным.
  Так, теперь связь.
  - Куляб Бурану.
  Десяток секунд тихого шипения.
  - В канале Куляб.
  - Ты где?
  - На позиции. Зацепился за крайние дома на Восточной. Закрепляюсь.
  - Сколько людей с тобой?
  - Девятеро. Толстого зацепило осколком в ляжку. Легко, но годен ограниченно.
  - Кто с тобой?
  Сердце замерло. Несмотря на холод, вспотели ладони...
  Нет, сердце чуяло верно. Еланца у Куляба не было. Значит, Еланчик остался лежать на поле. И ещё один парень из Кулябской группы, Тит.
  - Конец свя-з-зи...
  Ладно, переживать некогда. Будем надеяться, что Еланчик лишь ранен. И чем быстрее мы сейчас с Кулябом соединимся, зачистив эту долбанную Степную улицу, перед которой сидела засада, тем скорее сможем оказать помощь нашим парням. Будем считать, что помощь им будет именно что нужна...
  Тогда действуем.
  Связь с командованием:
  - Восьмой Бурану.
  - В канале.
  - На месте. Начинаем.
  - Принято.
  - Конец связи.
  - Конец связи.
  Ну, стартуем, помолясь. И если, не дай вам божок, укры, с моим Еланцем что плохое, вашей следующей остановкой будет ад. Всем без исключения.
  - Шрек, Ведьмак. Выдвигаетесь к крайнему к перекрёстку дому. Смотрите, что в нём. Но осторожно, потому как держать они должны перекрёстки, сидя по таким домам. Этот, правда, в глубине, за садиком, но хрен его знает. Проверьтесь, как умеете. Если пуст, занимаете позицию. По сигналу гасите всех, кто на перекрёстке. Если сидят, гранату в окно и зачищайте. Мы тогда тоже шуметь начнём. Идти будем за вами.
  - Есть.
  - Остальные - разбиваемся на тройки. У кого своя не полная, разбирайте друг друга. Со мной Дядя Боря и... Топтун. Задача та же - обстрел домов на перекрёстках, если отвечают - гранату в окно. Общее направление движения - от перекрёстка налево, затем от поворота направо и к середине Октябрьской улицы. К магазину, короче. Там должны быть миномёты, где-то рядом, если я правильно засёк. Задача - их уничтожить. Затем занять оборону вокруг магазина. Дальнейшие задачи - по обстановке. Не верю я, что тут нет брони, коли они уже вчера тут засаду казачкам организовали. С бронёй по обстановке, тут они нас будут больше бояться, чем мы их - не чистое поле. Давайте, выстрелами особо по домам не разбрасывайтесь, берегите для техники. Да, и смотрим по снайперам. Рус, Соловей, на вас как снайперах, прикрытие от них. У меня всё. Всё ясно?
  - Так точно, - вразнобой ответили бойцы.
  Теперь Кулябу изменим задачу.
  - Куляб Бурану...
  Наступая пяткой на собственное сердце. Нечего уже искать Еланца, - ибо лежит Еланчик на поле, и дольше лежать ему там, Алексей изменил задачу бывшему "нахалёнку", а теперь уже опытному командиру ДРГ. Приказал тому выдвинуться к отрожеку, где была засада, зачистить её, если там что осталось, чтобы она так же злобно не встретила казаков. Затем зачистить Степную улицу, прежде всего уничтожая гарнизоны в домах на перекрёстках, далее по Восточной продвигаться к Октябрьской с противоположной стороны, чтобы соединиться с первой группой у магазина. И уже после зачистки места засады пусть выдвинет пару человек посмотреть, что там с ребятами, которые остались на поле. Если ранены - эвакуировать к гаражам. Если двухсотые...
  - ...Пусть полежат. Потом заберём. Конец связи.
  - Конец связи.
  Ну, всё. Теперь - за дело...
  
  * * *
  
  Валентин Безверхий, позывной Лихой, испытывал сложные чувства. Было среди них недовольство, ощущение близкой опасности, обида. Страх.
  Последний, впрочем, не главное. Безверхий обоснованно рассчитывал вырваться из этого чёртова Дебальцева ещё до того как сепарские ублюдки замкнут кольцо окружения. Команда хорошая, машина на ходу, выскочить только на правильную дорогу - и порядок. Зато и награда, как обещано, ждёт хорошая. А какая ещё полагается за спасение трёх снайперов-инструкторов из-за кордона?
  Нет, всё было неверно рассчитано с самого начала. Бой в полуокружении - не дело таких бойцов как в "Айдаре". Ещё в Изварине это стало ясно. То есть сражаются-то бойцы лучше, конечно, нежели это мясо из ВСУ: для них, истинных борцов за Украину, главное - идея. Потому бойцы они лютые. И потому правильная их задача - не позволять войскам ВСУ отступать, а "мирняку" - переходить на сторону сепаров. Вон третьего числа вместе с ребятами из батальона Кульчицкого неплохо очень врезали по двум группам предателей.
  Но артиллерия далеко стоит и нацелена больше на другое - удерживать нестойкие подразделения 128 бригады, не позволять им отход. Ненавидят, конечно, за то солдатики их, Национальную гвардию. Но не мы такие - жизнь такая. Вы воюйте лучше, и не будет повода по вам стрелять.
  Хотя, опять же, нельзя не отдать должное руководству. И ему в том числе, Лихому. Потому как значит его слово кое-что! Основные силы "Айдара" всё же туда не завели, в карман этот Дебальцевский. А что-то успели вовремя оттянуть, пользуясь тем, что на Бахмутку сепары тоже напрыгивают как бешеные - кто там будет оборону держать? Особенно после того подлого нападения на колонну, в котором потери в людях и технике оказались огромными.
  А главное, добили всех "айдаровцев", оставив в живых ВСУшников! Опять этот долбанный Буран к делу причастен оказался, лютый этот сепаратюга Кравченко. Местный, гад, алчевский. Правда, говорят, россиянам потом служил. И ведь живой всё ещё, гад! Несмотря на столько усилий по его уничтожению!
  Вот что значит - понадеялись не на тех. А те, на кого понадеялись, не смогли его завалить качественно. И теперь тот мстит, гнида. Страшное это нападение на пансионат, где весь караул вырезали... И Молодченко исчез, а ведь был там: говорили, под вечер приехал, каких-то пленных привёз. И ни хрена это не казаки сделали. Те, что в Станицу Луганскую и на блок-пост напали, наверняка из другой группы. Не в их стиле такая резня, что в пансионате была. Резня - это да, это они могут, псы москальские. Но сработать так чисто и быстро, как было сделано, - нет, тут профессиональная рука чувствуется... И скорее всего, именно этот проклятый Буран...
  Прицепился, сволочь! За отца мстит, видишь ли. Да ты падла! Да я, если б знал тогда! "Русский офицер!.. Скачите сами!.. ". Знал бы тогда - всех завалил, кто там был. И его, и бабку, и водилу. И машину бы сожгли. Хрен бы вообще кто дознался, куда они пропали. И некому было бы мстить...
  А то и своих бы надо было... того. Чтобы не проболтался никто. Но вряд ли - сложно слишком. Восемь человек. Всех не уберёшь так, чтобы про то не известно осталось...
  Но вообще да, добрые тогда были. Ещё война не так сильно всех распахала. Казалось - уничтожь самых активных сепаратистов, так остальные языки прижмут и успокоятся. И будет всё по-прежнему: быдло это донбасское продолжит трудиться на благо так ненавидимой им Украины, а сознательные её строители будут создавать великую страну, используя то, что эта москальская быдлятина в клювике принесёт...
  Против воли пополз холодок по спине. А ведь действительно, он, Валентин, последний остался из той группы, что перехватила то дурацкое такси. И на хрена они это сделали? Ехала бы себе машина и ехала. Зато неприятностей потом таких не было бы, какие этот Буран доставил. Нет, слушайте, действительно! Всех выбил, кто там был тогда! Ну, кто-то в боях погиб сам, но... Один хрен получается - последний он из всех тех ребят остался. А эта падла продолжает охотиться! Теперь уже, получается, персонального на него, на Валентина Безверхого!
  Хоть бы завалил его кто в боях нынешних...
  Ладно, что случилось, то случилось. Сейчас главное - этих троих вывезти. Инструкторов. Хотя какие они, на хрен, инструкторы! Боевики натуральные! Снайпера. Ничему не учат, только сами стреляют. Вон, недавно, говорили, чуть самого Захарченко не завалили. Не вовремя, сука, охранник его подставился. Вот ведь случай, а!
  Не, за такие деньги, которые эти наёмники получают, он бы и сам с удовольствием полежал где-нибудь на хорошо охраняемой позиции, пострелял бы в сепаров из безопасного положения.
  Хотя... И самому грех жаловаться. Всё же тоже неплохо поднялся здесь, в зоне АТО. Х-ха, как в той шутке: "АТО что? - А то расстреляю, на хрен! Давай, тащи, что есть! ".
  Богатые они тут, твари донбасские! А когда приходишь к ним с требованием пожертвовать на защиту Украины, то быкуют. "А то что? ". Ага, узнаешь. Некоторые узнали уже... Теперь чёрту в пекле доказывают, чья правда...
  В общем, несложная, но потенциально хорошо благодарная задача выпала на долю Лихого. Взять этих троих и вывезти под охраной в Светлодарск и далее в их лагерь возле Северодонецка. Ну, естественно, кого ещё за ними послать как не человека из руководства "Айдара", лично их знающего! Опасно? Да пока не очень. Надо вот только успеть проскочить эту Новогригоровку, куда, говорят, вчера сепары нацелились. Но ничего - там батальонная группа селение держит. Полезли сепары - сожгли у них пять танков. В штабе говорили. Сидят довольные, как черти! Теперь уж не сунутся, сепаратюги! То-то они всё на Чернухино лезут, своих десятками там укладывая. А мы, пользуясь этим, потихонечку и улизнём из намечающегося колечка. А за спасение иностранных инструкторов ой как много хорошего полагается!..
  - Ну, все готовы? - озабоченно спросил Валентин. - Тогда занимайте места согласно купленным билетам, - немудрящая шутка заставила ухмыльнуться его ребят. Улыбнулись также и суровые наёмники, хотя по-украински не понимали ни бельмеса. Бельгиец, швед и немец. И поляк-переводчик при них. И трое его ребят в охране.
  Ничего, прорвёмся. Лишь бы свои с перепугу не пальнули...
  
  * * *
  
  По улице тянутся два ряда одноэтажных домов. Большинство разбито, щерятся в мир неряшливыми дырами в стенах. По дворам валяются куски металла и шифера. Дерево, перебитое, словно нога, ветки лежат на земле большой метлой. Фонарные столбы с обвисшими волосами проводов...
  Где-то лает собака. Почему-то лает, а не воет, как должна бы. Должна? Чёрт её знает, как положено собакам в эпицентре боя. Самому завыть хочется. Еланец лежит там, сзади, и невозможно его даже в тыл вынести.
  Воздух шершаво пропускает снаряд. Бухает хорошо сзади, безопасно. Ещё один ложится куда-то влево. Пристреливаются? Или по площадям кладут?
  Горит "Газель", уткнувшись лбом в забор. Словно хотела спрятаться и поплакать.
  Вообще-то сперва она хотела не спрятаться, а сбежать. Не дали. Вернее, сама заехала туда, откуда её не выпустили.
  Довольно неожиданно всё произошло, ещё утром. Вдруг со стороны уже отжатого у укров перекрёстка Первомайской с Октябрьской вывернулся бусик. Приостановился возле разведчиков, открылась дверь:
  - Хлопцы, а как нам...
  Военный, в зимнем камуфле, с автоматом, сильно озабоченный. Тут же глаза его словно выпрыгнули вперёд - видно, он сразу не заметил действительно уже залепленные грязно-снежной кашей белые повязки на левых руках.
  - Сепары! Рви! - заорал военный, откидываясь назад в салон и выпуская неприцельную очередь.
  Бусик взревел и попытался прыгнуть вперёд. Но был всё же медленнее реакции бурановских ребят. На бедную "Газель" обрушился огонь сразу с трёх стволов. Через секунду она судорожно завихлялась, потом словно бы сдулась, потеряла последние силы и тихонько покатилась к забору, возле которого и замерла. Откуда-то из-под дна начал пробиваться дым, показалось пламя. Тень метнулась в салоне, тут же опала. Правая передняя дверь открылась, из неё вывалилось комком тело тогдашнего мужика в камуфляже, рывками поползло на одном боку в сторону. Автомата при нём уже не было.
  Ведьмак, вопросительно глянув на Бурана и дождавшись одобрительного кивка, подскочил к укропу, схватил за шкирку и подтащил к прикрытой домами позиции, которую занимали разведчики. Вместе с Шреком быстро обшмонали на предмет скрытого оружия и документов. Шрек откинул в сторону пистолет, Ведьмак - любитель "холодняка" - нож. Не удержался, естественно, чтобы предварительно бегло не осмотреть. Пренебрежительно поморщился и отбросил ногой подальше.
  Укроп только протяжно стонал. Судя по следам крови, прилетело ему куда-то в ляжку и в поясницу. Может, в таз.
  - Перевяжите меня, - вдруг хрипло прошипел мужик. - Я могу дать ценную информацию...
  - Дашь, дашь, - успокоил его Шрек. - У нас все дают...
  - Ведьмак, глянь, что у него там, куда ранен, - велел Алексей. А сам посмотрел на бусик - остался ли ещё кто живой? Вот пальнёт, обидно будет.
  Но "Газелька" тут же опровергла эти опасения. Она вроде бы даже устало, но с громким хлопком выплюнула харкотину пламени и загорелась уже всерьёз. Разведчики отодвинулись ещё на несколько метров за защиту стен - кто его знает, что там ещё пальнёт, граната какая или патроны автоматные подрываться станут...
  Ведьмак долго возиться с пленным не стал: взрезал тому пояс, развалил ширинку и попросту стянул штаны до колен.
  Да, выглядело всё не очень хорошо. Две дырки - в бедре и в заднице свидетельствовали, что пули прошли, как и было им положено, сзади-сбоку через дверь. Но в то же время дела были лучше для раненого, чем могло бы быть. Во всяком случае, ранения не пришлись в артерию, не оторвали яйца. Можно сказать, лёгкие раны. Жить будет.
  Если его жизнь понадобится. Что вряд ли, потому как "айдаровские" шевроны на дядьке говорили сами за себя.
  И ещё что-то смущало Алексея.
  Что именно, показали документы, которые протянул ему Шрек. Так... Безверхий Валентин Мыколайович. Заступнык...
  Чего?!
  Вот оно, что смущало! Лицо укра было знакомым! Нет, не лично, но... Точно, на тех фотографиях, что он смотрел у Митридата, было это лицо! Просто узнать его сразу тяжело - измазанное грязью и кровью, искажённое страданием.
  Валентин Безверхий! Позывной Лихой.
  Убийца отца...
  Это ты удачно зашёл! Вернее, заехал. Бог тебя ко мне подводил.
  Блин, кино! "Свиданье, как в романе"!
  Он подошёл к лежащему на земле задержанному. Да, то же лицо. Ну, везёт же, а! Бог их всё же свёл и где?
  - Ну, здравствуй, Лихой, - медленно и многозначительно проговорил Кравченко. - Ну, вот и встретились...
  Тот зыркнул снизу - зло и одновременно боязливо.
  - Я кровью истекаю, - сказал как будто бы даже с претензией. - Перевяжите меня. Я расскажу, где что в Дебальцево. И промедола вколите...
  Блин, точно - кино. То есть его ещё даже не начали спрашивать, а он уже готов всё рассказать. И это вот так, чтобы жизнь свою сохранить никчёмную? Это вот такие они идейные - командиры "Айдара"? Это вот эти - "слава Украине"?!
  Алексей усмехнулся. Божечки ж вы мои! И эти дурьи башки из ВСУ вот за таких свои дурьи бошки кладут?
  - Где что в Дебальцево мы и без тебя знаем, - сказал, глядя в светлые, тронутые болью глаза врага. - Но ты нам скажи: кто такие, откуда ехали, куда и зачем. А там посмотрим, хорошо ли поёшь, чтобы на тебя индпакет тратить...
  Лихой рассказал. Иногда его - их всех - накрывало дымом от "Газели" с характерным запахом, когда в одном чаду сгорают железо, шины и люди. Тошненький запах. Но куда деться? Там дальше стреляют. Ребята Куляба где-то справа при поддержке дошедших всё же казаков пытаются зачистить ферму - бой пошёл не по плану и начал сам втягивать людей в свои прихотливые лабиринты...
  А они здесь, группа Бурана. Дошли до намеченной точки, контролируют перекрёсток. Как оказалось, очень даже удачно контролируют...
  Горели сейчас в бусике, по словам Лихого, трое "айдаровцев" и трое "инструкторов". А также водитель и переводчик. "Инструкторы" - снайпера. Один из них - швед, даже вроде бы известный. Командование укропское, оказывается, просчитало, что дела в Дебальцеве идут к завязыванию мешка с украинскими войсками в нём, и озаботилось тем, чтобы успеть вывезти наиболее ценный персонал. Ну и себя. Вот и рванули они поскорее, думали, что сепаров тут ещё вчера пожгли, как сообщали. А тут на круге не туда свернули, поторопились, вот и...
  И Лихой всё время с ожиданием смотрел на Алексея: ну, вот же, рассказываю, когда помощь окажешь?
  Алексей достал аптечку. Решение своё он принял, но кое-что хотелось узнать дополнительно. Очень важное.
  - Шрек, - велел он, - перевяжи эту гниду, в самом деле.
  И добавил, увидев, как тот в недоумении воззрился на него:
  - Ну, не звери же мы. Не эти вот, - кивнул он на "айдаровца". - А я тем временем ещё одну вещь спрошу.
  Он обернулся к врагу. Приказным тоном бросил:
  - Ещё колонёшься по одному вопросу.
  Лицо раненого осветилось надеждой.
  - Скажу, что знаю.
  - А скажи мне ты, Лихой, вот что... - Алексей скинул рюкзачок и вытащил тактический блокнот. - Слухи дошли, что забоялся ты расправы от одного человека. И хорошо подогрел кого-то в Луганске, чтобы они прикрутили там некоего капитана Кравченко с позывным Буран. И вот очень мне интересны фамилии этих людей, кто в тебе такое участие принимает. Фамилии, адреса, явки, как говорится...
  Взгляд "айдаровца" заострился. Безверхий облизнул губы.
  - А ты... кто?.. - спросил он.
  Алексей оскалился ему в лицо:
  - А я и есть тот самый Кравченко. Ты отца моего убил...
  
  * * *
  
  Долго запираться нацик не стал. Не упёрся, даже когда понял, что жизнь при таком раскладе Буран ему не оставит ни в коем случае. Скорее всего, понимал - а вернее, сука карательская, из собственного опыта знал, что в военно-полевых условиях любого расколоть можно. Ну, почти. А уж этого-то, явно трусливого и очень ценящего свою жизнь подонка...
  А вот умереть красиво он мог бы. Ему, дурашке, наоборот, заупрямиться бы надо. Надо было напрашиваться на смерть, нарываться.
  Малодушен оказался "сотник" Лихой... Это тебе не безоружных расстреливать, и не девчонок в Счастье похищать. И хоть со всей глубиной осознал он, куда угодил, хоть уже начала проступать смертельная заострённость на и без того остреньком лице, но не мог он совладать со своим страхом, делавшим его безвольным. Тоже, что ли, позывной от противного взял? Такой Лихой, что дальше уж некуда...
   Словом, хорошо рассказывал Безверхий. Хоть и недолго. Он знал людей со своей стороны - тех, к которым обращался. На стороне ЛНР назвал немногих - лишь про кого слышал. Но Алексей старательно записывал всё - разберутся ребята Бортника, коли захотят. А не захотят, так и ладно. Он, Буран, свой долг выполнил.
  Не своей волею он оказался втянут в эту всю вонючую смесь терактов, шпионств, контршпионств, похищений, предательств и разоблачений предательств. И оказавшись втянут, ещё и ещё раз убеждался, что вот это всё - не его. Ему по душе - дело чисто солдатское. Прямое и понятное. Нет, ясно, разумеется, что на войне нужны, даже просто необходимы, спецслужбы. А где они, там и их борьба. Однако раз нет старой империи, но строится новая, - то ей прежде всего нужны солдаты. Вот они все - бойцы Бурана, разведчики ОРБ, ополченцы корпуса, армии Луганска и Донецка - они и есть новые солдаты империи. И долг у них солдатский.
  Тем не менее и спецслужбам нашим помочь не грех.
  А затем - отдать долг сыновний. Долг отцу, казнённому полгода назад этим ублюдком, мочившимся сейчас под себя от тоскливого страха смерти.
  И долг человека надо отдать - всем, казнённым таким ублюдками. Всем убитым ими при бомбардировках мирных городов и деревень. Всем убитыми ими только по подозрению в антинацизме. Всем изнасилованным, ограбленным, униженным этими тварями.
  Он свернул исписанный листок - на одном все имена поместились, но хоть это, - отдал его Ведьмаку.
  - Серёга, - обратился Буран к нему. - Тут нужна твоя ловкость и быстрота. Метнись-ка мухой к гаражам, где "трёхсотые" собираются. И не делай мне тут хмурую морду! Решили же их сопровождать с помощью здоровых! Вот и давай, забираешь одного-двух и валишь с ними до наших. И там любым образом находишь Мишку нашего Митридата и передашь ему эту записку. Или... - хотел сказать, Томичу из комендатуры, но вспомнил то, к чему так и не успел привыкнуть: нет уже Томича, погиб. Эх, как много погибло хороших людей - и из-за таких, как вот эта нацистская мразь здесь! - Или кого из нашего командования встретишь. Персу или Куге.
  Он мимо ушей пропустил горячие возражения Ведьмака, который не хотел оставлять здесь товарищей и уходить в тыл. Он только сказал, черкнув ему письменный приказ на отход с документами и ранеными:
  - Надо, Серёжа... Это, может, поважнее того, что мы тут делаем. Это - пятая колонна у нас в республике. Предатели. Никому не могу это доверить, кроме своих. Ты, главное, дойди. Помнишь, балочку по карте смотрели? Вот по ней и просочитесь. Это, Серёг, так важно, как ты себе даже не представляешь. Обязательно дойди!
  Ведьмак усмехнулся горько. Но сказал, наконец, твёрдо и надёжно:
  - Есть! Сделаю, командир!
  И растворился между огородами.
  Так, ну а теперь...
  Вырвал ещё листок из тактического блокнота. Хороший, долговечный. Вроде не размокает.
  Достал из рюкзака шнур. Крепкий, по горам можно лазать. Тут гор, правда, нет, но в деле разведчика чего только когда не может пригодиться...
  Присел возле пленника, посмотрел на него внимательно.
  - Зачем ты убил моего отца, Валентин? - спросил мягко. - Я ведь знаю, это ты дал команду. И сам же выстрелил в него.
  Безверхий побледнел и даже сделал движение, чтобы отползти от Алексея.
  - Он ведь был без оружия, Валентин, - мягко продолжил Кравченко. - Он вам не угрожал. Он всего лишь вывозил мать. Свою родную мать со своей родной земли, на которую пришли вы устанавливать свои порядки. Зачем ты это сделал, Валентин?
  Тот не отвечал. Только ещё раз облизнул пересохшие губы.
  Потом проговорил хрипло:
  - Я не хотел... Случайно вышло. Испугался...
  - Сидел бы ты у себя в Коростене, Валентин, - посмотрев на него тяжело, проговорил Алексей. Такой страх он знал. Иррациональный, внезапный, он заставляет действительно палить во все стороны, особенно молодых бойцов. Но участи Лихого это не меняло. Известны про него и другие эпизоды. Слишком тяжёлые, чтобы эту тяжесть могла выдержать одна ниточка жизни... - Носил бы вышиванку, скакал бы себе по вечерам на радость соратникам. Не ходил бы ты к другим людям, чтобы заставлять их жить так, как хочешь ты, а не они сами. Кто ты такой, Валентин, чтобы заставлять их? С чего ты взял, что можешь устанавливать в стране свои порядки? Только потому, что выскакал на майдане государственный переворот?
  Лихой, вовсе не лихой уже сейчас, не отвечал. Возможно, его отвлекала работа, которую делали пальцы Алексея Кравченко.
  Они делали из шнура петлю.
  - И был бы ты, Валентин, уважаемым членом общества, - продолжал между тем Буран. - Своего неуважаемого общества, но это неважно. Потому что мы с Донбасса не пришли бы к вам и не стали срывать с вас вышиванки. И убивать за то, что вы недостаточно восторженно относитесь к товарищу Ворошилову. И жил бы ты у себя, как хочешь, работал бы. Когда-нибудь, может, даже образумился и допетрил собственным мозгом, что нация - не понад усе, а вообще - херня и фикция. А что главное - народ. Который состоит из людей разных и думающих по-разному, но остаётся единым народом единой страны. И Украина вполне могла когда-нибудь такой стать - единой страной разного, но единого народа.
  Петля была готова.
  - Но тебе не сиделось дома, Валентин. И ты пришёл убивать других людей за то, что они думают не так, как ты. И тем самым ты убил, Валентин, то единство народа. И значит, убил ты единую Украину, Валентин. Ты, Валентин. Ты - убил Украину.
  Кравченко помолчал. Вдруг пришла усталость. Кому он тут лекцию-то читает?
  - Ладно, мотивировочную часть будем считать зачитанной, - сменил тон на жёсткий Алексей, поднимаясь на ноги. - Шрек, Дядя Боря, давайте-ка, подтащите его вон к тому деревцу. Как раз подходящая веточка имеется.
  Снизу раздался тонкий, полный ужаса вой. Оборвался, когда Вовка с Борей встряхнули Лихого и поволокли к голому дереву, что росло на обочине дороги.
  Потом Лихой плакал, когда висел в руках разведчиков и выслушивал приговор, который зачитывал Алексей:
  "За многочисленные убийства мирных жителей, за пытки, изнасилования, грабежи и издевательства, что творил лично и вместе с подельниками из батальона "Айдар"... Гражданин Безверхий Валентин Михайлович как каратель и военный преступник... Постановлением временного военно-полевого суда боевого подразделения Луганской Народной Республики... Приговаривается к смертной казни через повешение. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит".
  Безверхий взвыл. От него противно запахло. Но разведчики быстро натянули верёвку, переброшенную через сук, и закрепили её.
  Каратель и трус Валентин Безверхий закачался в воздухе. Как был - со спущенными штанами и стекающей вниз по бинтовой повязке коричневой жижей.
  Задержав дыхание, чтобы не чувствовать вони, Алексей подошёл к нему и сунул в его карман сложенный вчетверо листок с приговором...
  
  Глава 18
  
  Пятеро. Сторожко передвигаются, профессионально. Зрят вокруг. Чьи? Может, наши пришли?
  Алексей вгляделся, смахнув слезу, - раненный глаз не вовремя давал понять о лишнем для себя напряжении. Ленточки на рукавах жёлтые. Нет, блин, укропы. И профессионалы. Судя по тому, как двигаются.
  Наёмники? Вряд ли, те наверняка уже сдристнули из этого Богом проклятого селения. Просто опытная ДРГ. Блин, не хотелось бы... Уж очень... Очень, мало его одного в этом доме, чтобы с этими качественно пободаться.
  Нет, всякие хитрые нычки он себе присмотрел. Тоже не пальцем деланный. Но дом есть дом. Ограниченная площадь, ограниченная оборона. В смысле - возможности для обороны. Да и он, Буран, скажем честно, - не сержант Павлов. И домик этот... Нет, каменный, конечно. И двухэтажный. И чердак. Но всё ж не... А хрен его знает, какой там был дом у сержанта Павлова в Сталинграде! Фотки видел, вроде бы, а вот запомнить... То ли пятиэтажка, то ли...
  Враги подобрались к остаткам заборчика, что когда-то окружал этот участок. Блин, и вот что за херня такая с мозгом, а! Когда вот всё на грани балансирует, вечно какие-то мысли о постороннем проносятся! Какой дом Павлова, Лёша! Развалюшка кирпичная над плечами у тебя, бывшая когда-то богатым для здешнего сельеньица домом. И пятеро врагов хотят в него зайти. И единственное, почему они ещё не залегли и не закидали развалинку эту с тобою вместе гранатами, - не уверены они, что ты здесь. Потому как только что вы вместе со Шреком из соседнего домика от очередного укровского поползновения отстреливались.
  Удачно домики стоят, можно друг к другу незаметно перемещаться. Но теперь вот вас со Шреком окружают с этой стороны. И до времени не хотят, чтобы вы об этом узнали...
  С инстинктом ребята. Понимают, что из этого домика можно простенько за спину зайти в тот, где, по их наблюдениям, вы и должны с Вовкой шхериться. Вот и прутся. Но хорошо, прутся, осторожно. И чтобы их качественно подцепить, подпустить надо поближе. А то залягут, падлы, - и уж тогда точно гранатами закидают.
  И - не смотреть на них прямо. Только искоса, боковым зрением. Иначе почувствуют, раз профессионалы. И опять же, гады, залягут.
  Ну, вот и подошли укропы. Хорошо подошли, годно. На рефлексе дёрнулась рука - дать знак своим, чтобы нишкнули и не дёргались. Сам всё сделаю.
  Опомнился. Некому знак делать. Лежит Дядя Боря, не шевелится. И Топтун отдыхает уже, отмучившись своё с вынесенной осколком челюстью. А Шрек второй дом держит. Тоже один, как Руса зацепило. А Ведьмака ещё прежде отправили в тыл с ранеными и сведениями важными, что вонючка Безверхий дал...
  Нет, одно хорошо: очень на душе полегчало. Отмщён отец. И отмщены невинно погибшие от рук фашистов. Или нацистов - один хрен! Если и лечь теперь здесь - нет, не зря он повоевал. По максимуму, что мог сделать Алексей Кравченко на этой войне, он сделал. Всяко уж тварей бандеровских немало обнулил!
  Алексей подпустил укропов метров на десять. Дождавшись, когда выйдут на открытое пространство перед домом, преодолев заборчик. Остатки заборчика.
  Выстрелил в одного. Как и хотел, попал в шею. На ней появилось маленькое красное пятнышко, из него толчками полилась кровь.
  Время опять словно замедлилось. Его хватало и чтобы зафиксировать подробности, и чтобы выцеливать следующего врага, пока падает предыдущий. Выстрелил во второго, тоже попал в не защищённую бронежилетом шею.
  Да, профессионалы. Падать на землю укропы стали мгновенно после первого выстрела. Но всё равно - они были недопустимо медлительны для снова посетившего Алексея "дзикана". Падали они хорошо, сразу раскатываясь в стороны. Но для нынешнего состояния Бурана - всё же слишком медленно. Он успел перечеркнуть двоих оставшихся двумя очередями.
  Семь патронов на пятерых. Как говорится, секция пулевой стрельбы принимает заказы от населения...
  Жаль, что патронов осталось с гулькин нос. Всяком меньше, чем осталось укропов...
  Подумал. Потом достал гранату. Не было гарантии, что завалил всех качественно. Профи, фиг ли. Улеглись, не шевелятся, изображают убитых. А потом поднимутся. Зомби, блин.
  Вынул чеку. Тихонько перебросил эргэдэшку - хватит с них на голом месте, да и не последнюю же "эфку" кидать! - в направлении упавших. Отлетел рычаг, пауза, хлопок. Серый дым над местом, будем надеяться, окончательного упокоения врагов.
  Приложил ладонь к груди, где крестик: прости, Боже, за причинение смерти.
  После ухода Иришки как-то всё чаще обращался к мыслям о Боге. Спонтанно совершенно. С чего бы? Нет, Алексей был нормальным православным. Не воцерковлённым, конечно, - без постов и прочих всяких исповедей, которые считал блажью. Но в храм входил с благоговением, видя, а вернее, чувствуя, что и без всяких попов здесь открыт некий канал к Тому, Кто мудрее и совестливее простых бытовых человечков. Намолено в этих храмах, что ли?
  Нет, сам он ничего не просил у Бога. Особо и нечего было просить, всё вроде бы нужное и так имелось. Но вот в храме Всех Скорбящих Радости на Большой Ордынке стоял довольно долго перед иконами, больше похожими на картины из ближней Третьяковки. Опять же - ничего не просил, ни о чём не молил. Общался? Пожалуй. Только не в духе какого-то смешного диалога со святым - хотя дольше всего стаивал перед иконой-картиной Христа, - а...
  И вот не сформулировать же! Нет, вроде как стоял перед каким-то порталом. Как из кино. Ничего не обретал, как будто бы положено. Просто вроде как подключался... и потом отходил, неся это соединение в себе.
  Вот и сейчас вдруг вспомнилось. К концу, что ли, дело идёт? К встрече с Ним?
  Да допустит ли? В крови ведь руки-то, в человеческой - что бы там ни говорил Тихон о приставках к оружию...
  "Руки-от", сказал бы Еланчик.
  Где он теперь? Тело-то вон оно, на окраине лежит, у гаражей. А человечек этот сам где, родной и святой? Когда-то ведь просто и без сомнения встал за людей. За тех, кого в Одессе фашисты заживо сожгли. Вот Алексей тоже тогда желваки катал и нацистов этих ненавидел, что дом профсоюзов жгли. Но - продолжал работать. Покамест отца нацисты не убили. А Еланчик дорогой, с тремя жёнами его - "две бывших и одна мила моя", - узнав об Одессе, тут же поднялся и пошёл защищать не свой даже народ! - от фашизма...
  Да нет, свой народ он пошёл защищать!
  Как же ты не уберёгся-то, Еланчик? Как теперь твои три жены будут, а? Нет, Господи, прости, но отменяю я свою просьбу о прощении. Вот этих пятерых я за Еланца в ад отправил! А уж ты, Боже, сам веси, достоин ли светлый человек Витя Максимов, вышедший на смерть за сожжённых заживо фашистами, того, что за него я пятерых нацистов положил. И ежели не достоин, то возложи на меня смерти те. Ибо всё равно не столь я верующ, чтобы не радоваться: по стольку бы за каждого своего - и можно было бы умереть спокойно...
  А ведь они, горстка разведчиков с горсткой казаков, - почти освободили посёлок! Сами!
  Казачки примчались часа через два после того, как бойцы Бурана всё же закрепились в посёлке, откусили в темноте по-тихому почти треть, организовали оборону. Причём столь удачно, что укры долгое время менжевались давить всерьёз, полагая, что такой успех может вырвать себе рота, не меньше - но никак не два десятка бойцов.
  И этот успех можно было развивать!
  Но как-то всё пошло вкривь. Как доложил Куляб, с которым соединились, зачистив и несчастную засаду, и две улицы села, казачки прискакали на одном танке. Другие почему-то за ними не подошли. И самих оказалось мало: по пути их срезал укровский броневик из засады. До места целыми добралась только половина. Человек пять. Остальные, соответственно, обуза, потому как их надо эвакуировать. А как?
  Танк их, который всё же в деревню вошёл, очень скоро сожгли укропы. Здесь откуда-то оказалось шесть штук украинской бронетехники. И у танкистов шансов не было. Они молодцы, они просто герои: разменяли свои жизни по две - на перекрёстке возле какого-то поместья с некогда красными, а теперь уже отсутствующими крышами, в небо ввинчивались сразу два расползающихся бинта чёрного дыма. Ещё две единицы сожгли ребята Бурана.
  Вроде бы хорошо. Но ещё какая-то укровская техника гудела где-то неподалёку. И непохоже было по звуку, что там осталось только две железки. Слышно было, как выключала мотор, то одна, то другая - но помимо них свирепел звук дизелей ещё откуда-то! Не исключено, что откуда-то подогнали ещё брони.
  Да, блин, глупая была затея вообще сюда заходить! Слишком близко от Дебальцева. А там слишком много вражеских войск! На хрена вообще сюда сунулись? Отчего по уму не сделано было? Ну, как в училище давали? Всё же очевидно при одном взгляде на карту! На хрена это Никишино, Чернухино? Это же отдавливание противника - с концентрацией его сил! Надо было все силы туда бросить, на Светлодарск! Там же и оборона потом на внешнем и на внутренних фасах была бы надёжная. Роскошная даже - по-над водохранилищем. Где вообще парой рот с артиллерийской поддержкой можно армию удерживать на единственной годной для танков дороге!
  И ведь подходили же к нему! Сам по сводкам знал: со стороны Горловки и от Ирмино - Троицкое. Что побудило отказаться от того направления, и всё кинуть сюда, в эту мясорубку вокруг Дебальцева?
  А, блин!.. Ладно, что уж. Теперь уж всё равно. Этот конкретный бой проигран. И ему уже не выйти из него. Всё просто. Подошлют укры ещё пятерых. Или взвод в атаку поднимут. Или танки подгонят. В общем, упокоят тем или иным способом.
  Помощь не пришла. Перераненные казаки ею тоже не стали. В гаражах постепенно скапливались трёхсотые - и их, и свои... А оборона слабела. После того как забрали больше половины посёлка, пришлось вернуться обратно. Потери. И патроны. Их отсутствие.
  Потом - отошли ещё. Это когда укры броню двинули. Ладно, ещё одну железку сожгли, остальные затихарились. Но исход дальнейшего боя был понятен. С той стороны - наверняка тоже. Не дурее нас. Одни училища заканчивали.
  Значит, последний рубеж?
  Страха не было. Даже - чего там положено в такие моменты? - подводить итоги жизни? И этого не было. Не хотелось бы, конечно, чтобы убили, но - он солдат.
  Ещё отец говорил: ты решил стать офицером, так учти одно - ты не просто так будешь жалованье получать за то, что к войне готовишься. Ты этим самым жизнь свою уже продал. Правда, не кому-то, а народу, но именно - продал. Жалованье твоё - это аванс от народа за то, чтобы когда надо, ты жизнь свою за него положил. За то и платят тебе. Ты не будешь добывать уголь, ты не будешь производить продукты, ты не будешь лечить людей. Народ заранее выкупил у тебя твою жизнь - чтобы ты за него лёг, когда потребуется.
  Это звучало неожиданно тогда. Тогда жизнь офицера ему, мальчишке из военного городка, казалась романтичной и бесконечно нужной стране. А тут вдруг отец, сам офицер - и даже очень офицер, - говорит, что военные на самом деле нахлебники у народа. Получают даже не зарплату, а, как следовало из слов отца, наёмническую оплату - за вооружённые услуги.
  И хотя потом он допетрил, что хотел сказать отец на самом деле, - по-настоящему понял его только сейчас. На краю судьбы и на краю жизни. Но всё же сейчас он бы его несколько поправил. Или, может, дополнил - неважно.
  И в самом деле! Да, он когда-то пошёл не в завод, чтобы что-то производить и за это получать часть от произведённого. Да, он пошёл в армию, которая не производит ничего. Ничего материального, имеется в виду. Но зато армия производит безопасность. Для того же народа. Чтобы тот мог производить уже всё остальное. И, соответственно, лучше жить. А потому народ и платит армии за обеспечение этой самой безопасности. И если ради неё, безопасности народа, придётся лечь... - так это тоже входит в цену контракта.
  Но только нужно, чтобы лёг ты не просто так, а с толком и с максимальным вредом для врага. И сама опция лечь входит в контракт не как обязательное условие, а - как пункт за ненадлежащее исполнение своих обязанностей. Штрафная санкция за то, что военному делу учился недостаточно настоящим образом. Но в любом случае ты за них ляжешь, за родных своих. За всех, кого нужно защитить от нацистской нечисти...
  Из-за всего этого Кравченко-младший смерти не боялся. Он привык, что она - просто одно из условий его профессии. Не любил он этой затёртой и пафосной фразы: "Есть такая профессия - Родину защищать". Лично он поменял бы слова на - народ защищать. Но в любом случае фраза требовала продолжения примерно такого: "За это мы и получаем постоянный аванс, который при нужде обязаны отработать жизнью".
  Ладно. Это всё - ощущения. Страшно, не страшно, долг или совесть, а драться надо не ради красивой смерти за народ. А ради результата. Который в том, чтобы - тысячу раз говорено, и преподаватели в училище любили ссылаться на эту очевидную истину, - заставить за твой народ умереть как можно больше врагов. Тебя защитником нанимали? - вот и защищай. А умирать - да, будь готов. Но платят тебе не за это. Вот такой парадокс...
  Жалко только Настю, если убьют.
  И Светку. Хотя она себе найдёт...
  И детей.
  И мамку. Как она выдержит - мужа убили, а потом - сына?
  И бабулю...
  Да всех жалко!
  Но и иначе нельзя. Не получается! Война тут идёт за них же. Чтобы однажды и к ним не пришли вот такие Лихие и не начали их карать за то, что не хотят думать так, как этот засранец.
  Значит, это его война. За своих он тут воюет. Не только за родных, но за всех - своих.
  
  * * *
  
  Буран сменил позицию. Эта дырочка, конечно, удобная, но теперь она раскрыта. Прилетит граната, откуда не ждали, и каюк. Оно, конечно, и так каюк. Но пока патроны есть, хочется побольше нацистов на тот свет забрать. Людям на этом дышать будет легче...
  Нет, повеселились-то от души! Миномёты всё-таки расколотили. Убили и того "Буцефала", что пострелял казаков. И кого-то в штабах, судя по всему, так испугал, что дальнейшую бронетехнику для развития первоначального успеха начальство застопорило в тылу. Хотя бояться, по большому счёту, уже было нечего: штурмовавшие посёлок разведчики с казаками уничтожили три долговременных заградительных огневых точки, упокоив команды дзотов гранатами. В общем, можно было навалиться и решить тему. Но крики и увещевания по рации ни к какому результату не привели: "Поняли тебя, решаем вопрос"... Не выделили даже бэтра паршивого, чтобы раненых вывезти!
  А потом стало вообще поздно. В деревне оказалось неожиданно много укровских войск. Подошли откуда-то, что ли? Откуда? Ведь вход от Дебальцева разведчики продолжали удерживать. Где-то в деревне ховались? Чёрт, непонятно.
  Укры вперёд не лезли. Похоже, большую, важную засаду готовили. То есть явно хотели дать втянуться подразделениям ЛНР, поманив кажущимся успехом, втянуть в деревню, да в ней всех и положить.
  В результате очень тяжёлый бой получился. Хоть вроде бы и победный - двумя десятками бойцов у целой БТГ половину посёлка откусили, - но никогда у него таки потерь не было! Пятеро двухсотых, семеро трёхсотых! Двенадцать человек! Это у него-то, у Бурана, про которого ходили легенды как про командира-счастливчика, который потерь не допускает!
  Ясно дело: впервые, по сути, он не сам выбирает и затем навязывает условия боя, а подчиняется обстоятельствам, которые определяет противник. Да вот как хоть сейчас: кинут укропы танчик посмотреть, остались ли ещё выстрелы у фактически окружённых разведчиков, догадаются по рисунку обороны, что нет у них уже ничего, - и амба. Раскатают в кровавый блин прямо под этими кирпичами.
  Потому как ясно: попали они тут именно в засаду. В простую, в общем-то. Но от того ещё более обидную. В форме подковы, внутрь которой их фактически и пригласили. И, не исключено, та первая, неудачная для укров - и для Еланца - засада была именно червячком, который посажен был на крючочек...
  Разведка же засады не выявила. Облажались в этом казачки. Нет, точно: правилен прежний вывод. Явно побоялись или поленились ребятки добраться до посёлка. Как итог - подставили в первый день своих. А уж ОРБ оказался потом в роли выручальщика. И уже не своим делом занимался, а как обычное пехотное подразделение линейный бой вёл. В условиях количественного и качественного превосходства противника...
  Может, поэтому командование и не торопилось с помощью? Просекло что-то. И решило сберечь резервы?
  А их тут оставили - ну а что делать, раз они уже здесь?
  При этом, справедливости ради, приказ на отход всё-таки дан был. Только поздно он пришёл. К тому времени укропы их уже обсели плотно.
  То есть что значит, плотно? Стреляли из пулемётов, да порыкивали танками. Но вперёд не лезли, справедливо опасаясь за свои жизни. Всё же положили их тут немало. И танкисты не знали, сколько против них оставалось ещё гранатомётов и выстрелов к ним. Действовал тот закон, о котором упомянул ребятам: в населённом пункте танк без пехоты - лёгкая добыча. А для пехоты мы - слишком жалящая оса. Авиацией разбомбить - это, пожалуй, можно... но опять же: сложно попасть в нужное место.
  В общем, сложилось что-то вроде неустойчивого равновесия. Нет, при этом тоже стреляют, пытаются всё-таки проковырять защиту одного из немногих здесь по-настоящему каменных домов. И посылают такие вот группки ликвидаторов, что лежат перед домом - вторая уже! - с задачей отыскать и добить.
  Пока не удаётся. В соседнем доме, кирпичном, засел и отбивается Шрек. Вдвоём они представляют уже хороший укреплённый оборонительный узел. Держат друг другу спины. Ещё где-то казаки постреливают. Те пятеро, что целыми оставались. Сколько их теперь, неизвестно. Но постреливают.
  Потому и равновесие. Укропы обожглись, теперь дуют на воду. А ополченцев осталось слишком мало - именно для того, чтобы прикрыть отход своих, уносящих и сопровождающих раненых. Всё, как положено: одни небольшими группами отходят, другие остаются в деревне оттягивать на себя укропов. Потом группами отходят и эти, а прикрывают следующие.
  Правда, уходят бойцы по чистому полю, который обстреливают всё с того же проклятого опорного пункта! И отходить перекатами не получается. Просто отползают группами.
  Но всё ж не та интенсивность огня, чтобы начисто всех завалить там, на поле. Всё же казаки своим огнём из посёлка прилично этому мешают, отвлекают внимание на себя, заставляют врага прятаться.
  А мы, соответственно, прикрываем казачков и отвлекаем внимание поселковых укров на себя. И отсекаем их от выхода на поле, к месту той засады, которая, падла, так удачно проредила разведчиков на подходе к месту. И убила Еланца.
  Эх, Еланчик...
  Будь на их месте не опытные ОРБшники, подобные случаи отрабатывавшие, а те же казаки - те так бы и остались лежать под огнём. Хотя нет, свинтили бы, конечно, быстро. И куда? Да назад, естественно! И всё - штурм сорван!
  Хотя он и так сорван, если быть честным. Ну, блин, какая же падла в штабе решила придержать поддержку, когда посёлок, можно сказать, почти уже упал в наши руки?!
  А Ведьмак дошёл, бродяга! Доложился уже. В своём стиле чёрного юмора: "На меня патронов не хватило. Но я сам виноват - нечего было зевать". И до Мишки он дозвонился, который оказался ближе, чем можно было ожидать: МГБшники тоже под Дебаль ротировались по очереди. Хотя что он-то тут делал, раненый?
  Алексей снова перебрался к противоположному окну. Пока тихо. Шевеления не заметно. А ведь так - чего не бывает! - и до темноты можно досидеть! Она зимой рано наступает! И свалить потихоньку! Что, не смогут? Да смогут. Хоть и плотно укропчики обложили, но по темноте, из развалин, пара бойцов с их подготовкой ускользнёт в два притопа, три прихлопа. И ПНВ не помогут - больно много тут будет отражений.
  А в полях? На голом месте? А там мы и идти не будем. Мимо фермы бы лишь просочиться - а там и та балочка, о которой Ведьмаку говорил.
  Эх, лето бы! Тут, говорят, такая кукуруза растёт! По ней вообще как по бульвару вышли бы! Но и так будет шанс. Лишь бы, блин, боеприпасов хватило! До темноты продержаться. А то вон кот наплакал. Ещё пара атак - и всё. Останется только гранату в ход пустить. Под подбородком. Чтобы не доставить нацикам грязной радости узнать, что Бурана всё-таки завалили...
  
  * * *
  
  Три постукивания, пауза, два постукивания. Это сигнал, что свои. Шрек, бродяга. Всё ж заставил вздрогнуть. Хоть и нормально они вдвоём распределили секторы, но всегда есть шанс, что какой-нибудь хитрый диверс найдёт путь через тылы. Сами-то они вот так и положили расчёты миномётные! Через тылы. А там ведь грамотно ребята расставлены были, с охранением, с секретами, с прикрытием. Ничего, прошли. И укров всех приняли качественно, быстро.
  Правда, Дядю Борю там срезало, получил он свою первую рану. Но тут уж случайность сработала, неизбежная в каждом бою. Один пост не заметили - кстати, в самом же дядиборином секторе. Но всё равно вышло хорошо: не только расчёт двух миномётов обнулили, но ещё и сами из них популять успели. А затем подорвали. А в магазине, возле которого миномёты стояли, - то есть в его развалинах - ещё и засаду устроили. А когда засада отошла, пара хлопков дала понять, что укропы ещё и ножкам своим бо-бо сделали...
  Вспомнился Серёжка Тарасов, с которым они ещё в "Антее" в рейд ходили, похищенных абхазцев с сопредельной территории вытаскивать. Тяжёлая была работа - чисто физически. По горам-то побегай! Соответственно, раненая нога начала ныть. И могла, значит, подвести.
  А Серёжка был доктор. Настоящий, хирург. Даже не военный, что интересно, а вообще из таможенников. Из госпиталя таможенного. Каким образом и для чего Тихон его оттуда выцепил, Алексей, естественно, не вникал. Но выбору шефа в том выходе активно радовался. Потому как оказался Серёжка парнем светлым, весёлым, оптимистичным. И как будто излучающим теплоту. Настоящая находка вот в таких ситуациях, когда уходишь от погони на чужой территории, и испытания тебя - особенно тебя, командира, - встречают не только физические, но и моральные.
  Вот там как-то и сложилось:
  "Доктор, у меня ножка болит"...
  "Ножка? Фигня вопрос, я же хирург! Нет такой ножки, которую я отрезать не смог бы!"...
  И следовала какая-нибудь врачебная байка на тему, с каким удовольствием он у кого-то там ногу или руку оттяпал, когда с похмелья не хотелось сложную операцию проводить.
  Врал, конечно, собака, безбожно! Но было весело. И как-то - несмотря на живописно-людоедские подробности хирурговского рабочего процесса - оптимистично-зарядительно!
  И что интересно - чем-то таким одновременно пользовал ногу, что проходила и боль, и эта вот раздражающая саднящая мозжа, от которой больше всего выть хотелось.
  А после возвращения Серёжка зазвал к себе в госпиталь ("Не, ну ты чё, ты же обещал мне дать тебе ногу отрезать!"), и там что-то такое они вместе с главой отделения сотворили, что и впрямь гораздо легче стало жить. И тут, на войне, нога практически ведь не беспокоила!
  Беспокои... ла? Ты, Буран, уже распрощался с нею, что ли? То есть, значит, с жизнью?
  Эх, если удастся выжить и вернуться, надо будет повидаться с Серёгою, поблагодарить.
  Значит, должно удаться!
  И значит, надо до вечера продержаться. Вот только патроны...
  Нет, хорошо повоевали, чёрт возьми! Но снова: непонятно, что произошло, раз при такой благоприятной ситуации не бросили сюда к нам подкрепление, с которым уж точно этот посёлок нашим стал бы. И на горле дебальцевской группировки завязан стал бы большой красивый узел...
  Что это: глупость или измена? Так, что ли спрашивал какой-то деятель в Первую мировую войну?
  Про измену думать не хотелось. И если честно, глупость была куда вероятнее. Ибо её оказалось в последние месяцы бескрайне много. Переход на армейские рельсы штабы бригад, да и корпуса, надо признать, не выдержали. Нечасто бывал Алексей в штабах, но от всех их одно оставалось впечатление: все носятся, как ошпаренные, одновременно заполняя невероятное количество бумаг, - акты, справки, рапорта, отчёты. Нет, по-человечески всё понятно: формируется армия, требуется перестроение на новые, армейские, форматы. Хотя какие, к чёрту, новые форматы, когда их раньше никаких не было! Летом всё шло само, координируясь инициативой полевых командиров, а затем армию пришлось создавать заново. Все учились на ходу, и штабы в том числе.
  С другой стороны, и люди в штабах не на полянке под листиком выросли. Кто-то где-то служил, кто-то как-то воевал. Вот и получилось, что в штабах сидели офицеры с украинской штабной культурой, а внедрять надо было российскую. А украинская армия - ни о чём, она не воевала ни разу за всю свою историю. Зато российская - наоборот: из конфликтов не вылезала. Как совместить?
  К тому же внедрять должны были бывшие украинские военные. А российские инструкторы и кураторы - они инструкторы и есть. Частные лица, зачастую из армии выставленные, вот как Алексей, до реформы. То есть несущие тоже не последние веяния. И главное - по факту не лучшие они офицеры. Лучших-то в своих рядах оставили...
  Вот и получается, что армии республик формируют не эти блистательные и ультрабоеготовые "вежливые люди", а вышедшие из недр никогда не воевавшей армии офицеры. Которым новые форматы падают через отставников вчерашней российской армии...
  Ладно, фигня это всё на данном боевом фоне. Война покажет. А русские всегда выигрывали народные войны. Вот как эта, в Донбассе.
  
  * * *
  
  - Слышь, командир, БК кончается шо кабздец. В натуре по магазину осталось. Надо линять. А то прикрывать друг друга нечем будет, по полю когда пойдём. А эти гадёныши, - Шрек мотнул головой за стену, - чё-то опытные какие. Просекут враз, что мы безоружные.
  Алексей поморщился, словно у него заболел зуб. Да, так фактически и было. Он и сам с тоскою смотрел на свой последний магазин, и тоска его брала именно как от зубной боли.
  Всё же реально бросили их здесь...
  - Думал уж об этом, - проговорил он досадливо. - Вон пятеро лежат. Опытные, как ты говоришь. Значит, БК у них с запасом. Но до них слазить нельзя. Снайпер, сука, работает. Подозреваю, где сидит, но не твёрдо. А пульнуть наудачу боюсь - у меня в "винторезе" пять штук патронов осталось. И граната последняя.
  - Так какие вопросы, Буран? - искренне обрадовался Шрек. - Я сейчас сползаю, пособираю. А ты меня прикроешь сверху.
  - Он тебя первым делом и снимет, - покачал головою Алексей.
  - Зачем? - отверг печальную перспективу Шрек. - Ты перемещайся на позицию, а я ему после сигнала твоего покачаю касочкой в окошко. Он стрельнёт, ты его поймаешь. Всего и делов. Поскорее надо, а то они сейчас опять навалятся. Можем тут уже не отбиться, без патронов-то...
  Не очень Алексей верил в такой оборот. Разве что да, в горячке боя утратит снайпер положенную осторожность. Но с другой стороны, он же тоже видит, что нас тут мало. Вернее, что я один в этом доме. А что здесь ещё один боец, он не видит. Может купиться, если ему показать как бы меня.
  Ладно, попробуем. Есть на примете один подозрительный чердачок. Уж больно выгодно окошко с него смотрит прямо на их два дома. Не может снайпер его не занять.
  Через две минуты Алексей сидел перед небольшим удобным прораном в крыше. Но в глубине, чтобы не отсветить случайно вражескому снайперу. Солнца нет, конечно, но бережёного Бог бережёт.
  Дальше действия они отрабатывали. Не в таких условиях, конечно, как сейчас, но принцип тот же. Сейчас Шрек запускает пару раз тени в глубине комнаты. Какая-нибудь тряпочка на палке, - но так, чтобы стороннему наблюдателю, затаившемуся в сотне метров с винтовкой, казалось, что в доме движение. Потом при возможности к окну подсовывается каска, надетая на скомканное камуфло или бушлат. Рядом выставляется ствол автомата. Древняя, как сама война, обманка. Но на неё покупаются. Особенно если снайпер - не какой-нибудь там ас из спецназа, а обычный солдат.
  Противник оказался не ас из спецназа. Ну, да и стоит-то тут обычная бригада, как показал пленный ещё утром. Потому рассчитано всё оказалось хоть и на дурачка, но правильно. Неопытный снайпер, горячка боя, приказ - наверняка! - от начальства "закрыть дело" до темноты, торопливость, азарт. В общем, движение, блеск малый - и Буран отправил в это движение пулю. Перекатился к другой дыре в крыше, заранее присмотренной, поглядел. Движения больше нет. Повёл стволом винтовки вправо-влево-вниз-вправо-вверх-влево - вроде тихо. Ну, то есть прежняя стрельба шла, но укры явно не видели, откуда был срезан их снайпер. Или даже не видел, что он вообще срезан. И палили просто без видимого прицела.
  - Давай! - скомандовал он Шреку. Сам продолжал сторожить активность противника. И не зря: второй номер снайперской пары, похоже, узрел движение Вовки и захотел остановить его при помощи хотя бы автомата. Не смог. Остановился сам. Лёжа.
  Чёрт, даже если не уйти отсюда, - он, Алексей Кравченко, уже не зря повоевал. Семерых за сегодня, которых точно он, лично, упокоил. Не считая казнённого нациста. За одну свою жизнь - хороший баланс. А скольких они ещё вместе положили...
  И за отца отомстил. И пусть для кого-то суд его покажется фикцией, но это был самый настоящий народный суд. Потому что народ донбасский сделал бы с карателем то же самое. Ну, а как старший по званию офицер в данных военно-полевых условиях Кравченко вполне имел право взять на себя функции военно-полевого суда. Ибо не до юридических закавык тут. Тем более что, как Митридат тогда показал, все эти твари, подобные Лихому, давно под уголовкой и в розыске. Так что перед законом Буран чист.
  Нет, гордиться особо нечем, конечно. Это если не про Лихого, а про солдатиков украинских рассуждать. Всё тот же неотвязный вопрос встаёт: да, Буран бестрепетно готов гасить карателей-нацистов, самих выбравших себе судьбу, - но когда от твоих пуль ложатся обычные солдаты, то всё равно тоскливо... Всё равно неправильное ощущение, будто стреляешь в своих. Нет, не неправильное. Ибо война. Но - досадное и тошное...
  Внизу завозились. Алексей на автомате сменил позицию, откатился в угол. Если Шрек, то стукнет, как положено. Если не он - ну, граната в разгрузке лежит.
  Это был всё-таки Шрек. Довольный, как слон. Притащил девять магазинов, четыре гранаты, из них две "эфки".
  - Ну, ты монстр, командир, - сказал. - Знал я, как ты умеешь, но чтобы вот так - пятерых пятью патронами...
  На закопчённом порохом его лице мультяшного героя просверкивала белозубая улыбка.
  - Не, больше пульнул, - безразлично возразил Алексей. - Значит, парочка пуль мимо ушла. Хочешь сказать, я им зря туда гранатку потратил?
  - Ну, как зря - не знаю, - хохотнул Вовка. - Но у каждого ровно по одному попаданию. И все смертельные. Двоим в шею, двоим в грудь, одному в голову. И броники не помогли. Ты их обошёл. Осколками тоже, да...
  - Повезло, - пожал плечами Буран. - Медлительные оказались.
  На самом деле, это стало действительно неважным - хорошо или плохо он стрелял. И вообще - хорошо или плохо воевал. Опустошение пришло. Как-то вдруг. После упокоения снайперской пары. Сейчас только одна эмоция оставалась: просто надо довести до конца этот бой. Каким бы этот конец ни был.
  А в бою четыре магазина - лучше, чем две трети одного. И две гранаты - лучше, чем одна. Это обеспечивало возможность ещё пострелять напоследок от души. Хотя что значит - от души? Час боя в таких, как давеча, условиях. Это хорошо, что укропы трусят, закономерно серятся под себя, видя, сколько набили они на этой позиции сначала впятером, а теперь вот вдвоём. Вот и тянут время, не идут на последний и решительный.
  Но и они попадают - Дядя Боря и Костя-Топтун подтвердили бы, если б смогли...
  - Ну, что, командир, помирать тут будем? - спросил посерьёзневший Вовка, явно задумавшийся о том же. - Я гранату себе оставил... Не, ты не волнуйся, - почему-то решил он успокоить Алексея. - Это на самый крайний край. Когда патроны закончатся.
  Он помолчал. Алексей молчал тоже. А что тут было говорить?
  - Знаешь, не смерти боюсь, - тихо сказал Вовка. - Повидал. Но одного... опасаюсь, что ли... Вот подорву я себя. Я же самоубийцей стану? Значит, не приду я к Богу? Он же самоубийц не принимает, так ведь?
  Сначала захотелось улыбнуться. Философствующий бывший криворожский бандит Шрек, да ещё философствующий на богоспасительные темы - это нечто.
  А потом вспомнил. Разговор был у него на поминках Иришки. Ещё до того как Алексей тогда совсем накидался. Он, кстати, в такой степени и накидался из-за того разговора: уж больно далёкие закоулки посмертия глянули оттуда тёмными зевами в этот мир...
  То был сосед Иркиной матери, с женой которого та дружила. Седатый, но крепкий и, видно, очень умный дядька. Со взглядом, ощутимо добрым и одновременно анализирующим. В разговоре, в манерах был уступчив, но чувствовалось, что где-то под этой уступчивостью была сталь. И даже не уступчивость то была. Скорее, мудрость. И вот под этой мудростью сталь была. Суровое сочетание...
  Человек был непростой - главный редактор Луганского, что ли, информбюро. Да в университете ещё преподавал, как представился.
  Вот из того, вроде бы фонового при тех обстоятельствах разговора, Алексею впечаталось в сознание рассуждение о самопожертвовании. Именно в бою, когда солдат идёт на самоубийство, чтобы не попасть в плен. Вспомнили Толкиена. Тот, по словам дядьки-профессора, учёным был незаурядным. И толкуя "Беовульфа", отметил деталь: героям греческой мифологии после гибели было обеспечено место на Олимпе, среди богов. Ну, вот как Гераклу. А герои северного эпоса умирают без надежды обрести жизнь после смерти. И это только усиливает их величие и жертвенность их подвига.
  Закончил он выводом, впечатлившим Алексея: "Говорят, самоубийцам нет места на небесах. Но если прислушаться к Толкиену, то настоящее величие подвига воина в том, что он принимает решение лучше потерять место на небесах, чем достаться живым врагу. Для солдата всё решено, а там - будь что будет".
  Потом не давали покоя размышления о такой вот смерти. И через пару дней, зайдя в храм, Алексей нашёл там батюшку, собиравшего какую-то ремонтную утварь. Попросился помочь, и по ходу дела задал-таки мучивший его вопрос.
  Батюшка выпрямился, посмотрел внимательно и понимающе. Потом сказал, немножко торжественно, но с пониманием и участием: "Будь спокоен, воин. Церковь рассматривает самоподрыв на поле боя не как самоубийство, а как гибель на поле брани. Сказано: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя. Иди, воин, и помолись, а там - как Бог даст с жизнью твой земной. Но за жизнь вечную не беспокойся: Царствие Небесное даёт Господь воинам, павшим за Веру и правое дело".
  А ведь Алексей был тогда в гражданском...
  Кажется, проводил священник его этими словами, будто исповедал перед смертью.
  А потом была встреча с тем дядькой от Тихона, а дальше - сюда.
  Ладно, насчёт смерти - это мы ещё посмотрим...
  Как бы в ответ его мыслям за домами всхлипнул и заревел дизель.
  Алексей усмехнулся. Танком думают раскатать? Достал гранату из-за пазухи, ослабил усики и положил на кирпичи перед собою. И вторую, принесённую Шреком, рядом. Вытащил из разгрузки последний свой огнестрельный резерв, АПС, осмотрел, засунул обратно.
  И кивнул смотрящему на него искоса Вовке:
  - Да, брат. Беседовал я с одним батюшкой мудрым. И знаешь, что он сказал? "Право, говорит, на жизнь у всех равное. Разное - право на бессмертие. Здесь, на земле, люди за прегрешения свои платят виру кровью. А там, на небесах - душою".
  Про себя - почему-то уже даже и отстранённо - Алексей отметил, что виру за отца он получил от врагов сполна. Кровью.
  Что ж, значит, настало время заплатить свою. Душою, как батюшка сказал...
  И он продолжил:
  - Так вот, батюшка что мне поведал: для Бога подвиг воина от того только больше, если он решит скорее потерять место на небесах, нежели живым отдаться врагу. И самоубийства в бою нет, а есть гибель на поле брани за правое дело. Так что, считай, Царствие Небесное нам с тобою завещано уже...
  Потом широко улыбнулся в ответ на посветлевшую, но всё ещё вопросительную ухмылку Шрека:
  - Вот только мы погодим с визитом туда. А то ведь не ангелам же Империю строить...
  
  КОНЕЦ
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"