А надо сказать, что у меня никаких педерастов нету. Ни своих, ни чужих. Если не считать Шинигами. Но и его у меня, во-первых, тоже нету, а во-вторых, он не педераст. Но не могу же я ругаться словами: "японский бог Шинигами"! Вот и приходится употреблять медицинские термины. Да и слово вполне цензурное. Даже кто-то из литературных героев его произносил.
Но не подумайте, это я не литературную образованность свою хочу подчеркнуть. А только лишь желаю объяснить, почему я не могу назвать педерастами всю эту толпу, которая сегодня набилась в вагон на "Баррикадной". Да и было бы то погнушением против истины - в толпе ведь находились и женщины.
Так что назвал я их "эрастами". А кем их еще и назвать, если после их самопвихивания в транспортное средство оное поехало так, что чуть не цепляло стенками вагона за стенки тоннеля?
А стоял я, надо сказать, в любимой позиции: у двери, читая газетку.
То есть это я раньше читал газетку. Покуда толпа этих потных эрастов не решила напомнить мне о мягкой прелести советской страшилки про нейтронную бомбу. И стишок про оную же, после которой "школа стоит, а внутри - никого".
Словом, не удалось мне дочитать занимательного иносказания про нынешний футбол и за каким фигом бразильцы приехали к нам играть при минус десяти. Свернул я газетку трубочкой и опустил ее туда, где ее одновременно могут удерживать оба кулака.
Не знаю, замечал ли кто-нибудь, но наукой давно установлено, что делать это оба кулака могут аккурат в районе причинного места. Причем установлено также и почему они это могут именно там: по наиболее распространенной гипотезе, это чтобы мужчины могли аккуратно писать. Правильно ставьте ударение.
Зачем руки такой же длины даны и женщинам, наука понять пока не может. Я же понял, но не скажу.
Но все это присказка.
А далее было то, что, подумав некоторое время о многолюдстве эрастов и необходимости возобновления производства нейтронных боеприпасов, я против воли вернулся мыслями к родной лавке. Которую аккурат только что покинул, и, по всей логике, думать о ней уже было вовсе незачем. И так там провел часов семь подряд.
И только я начал размышлять, можно ли отнести к эрастам босса Серегу, так долго вынудившего сегодня работать, или же его нельзя к ним отнести, потому как он-то домой поехал на "мерседесе"... -
- как заметил острый взгляд, кинутый на меня какою-то девушкой.
Так себе девушка, надо сказать.
Не то, чтобы я был в жизни особым привередой, но скопище эрастов вокруг к эротическим фантазиям никак не располагало. И на представительницу противоположного полы ныне можно было взглянуть без примеси тестостерона.
Так себе девушка. Но смотрит. Отвернется, снова посмотрит. Что-то нашла во мне, похоже. И как-то вроде даже смущается. Но как-то одновременно - хмуро. Вроде тоже о чем-то размышляет и понять тщится.
А понять что-либо действительно тяжело. Вокруг эрасты дышат, на "Беговой" их парочка вышла, но несколько еще впихнулись - в общем, не стал бы я в такой атмосфере проводить заседание секции социологии Российской Академии наук.
Похоже, девушка пришла к такому же выводу. Потому размышлять больше не стала, а повернулась еще раз ко мне, совершенно неприглядно сморщила лицо, показала зубки и...
...И хвать меня кто-то за газетку!
Ну, газетку-то я, понятное дело, удержал. Все же в юности я пятаков хоть и не гнул, но в армии нас научили кирпичи кулаками ломать. А уж газетку удержать, даже несмотря на прошедшие с тех пор перестройку, гласность и два путча с дефолтом - это я еще могу. Дюшу, пожалуй, не завалю, а это - смогу.
А с девушкой моею, которая только что была графиня исказившимся лицом бежит пруду, произошла мгновенная метаморфоза. Уж не знаю, чего она там задумала схватить у меня - а надо сказать, что зря она тщила себя надеждою: времена, когда при одной мысли о девушках, хотя бы и в метро, там было что хватать, кончились тоже еще до антиалкогольной кампании. Но лицо у нее снова неузнаваемо изменилось, озарилось... И несколько покраснело.
И тут меня осенило, словно Комитета при размышлении над незамкнутой цепочкой Тоды, исходя из теории Костанта для векторов Уиттеккра. Это ж она меня за маньяка приняла! Который в нее тыкается вовсе не газеткою! И размышляла она, похоже, над двумя вещами: как может тыкаться чем-то такой благообразный господин... и как это он может тыкаться, э-э... не прямо (а я действительно газетку не перпендикулярно телу держал, а вполне себе благонамеренно, вдоль оного), - а как бы от бедра. Как могла бы тыкаться манекенщица Синди Кроуфорд, если бы ехала в метро, исполненном эрастов.
Хотя, с другой стороны, нечем ей было бы тыкаться, несмотря на наличие бедер. На девушек у нее ничего нет, а "Комсомольскую правду" она отродясь в руках не держала...
В общем, мне стало жаль попутчицу. Хотел я даже было отдать ей газетку с морозоустойчивыми бразильцами, тем более, что обошлась она мне, можно сказать, бесплатно. Ибо утром, когда я в метро входил, к окошку кассы клубилась невообразимая очередь, а у турникета бился какой-то юноша. Мое лицо, видимо, показалось ему внушающим доверие, и он кинулся ко мне с просьбою провести его, так как он буйно спешит. Ну, я, понятное дело, карточку ему оставил, когда прошел. Он за мною пробежал тоже, после чего сунул мне ее обратно вместе с бумажкою. Как оказалось - пятьюдесятью рублями. На мой крик: "Да забери ты деньги, я просто так!" - он только махнул рукою, рухнул вниз по лестнице и вмыкнулся в последнюю дверь последнего вагона. И, соответственно, уехал.
Но потом я сообразил, что, во-первых, газетку купил раньше, чем встретил сего благородного юношу. А во-вторых, деньги его все равно были истрачены еще утром, на выходе из метро "Текстильщики". Когда стукнуло мне в голову купить нашим лавкинским феминам по тюльпанчику в честь Международного кошачьего дня.
Словом, не отдал я газетку той девушке. Что мне, кстати, после помогло установить истину: бразильцы приехали к нам играть в обмен на полтора миллиона долларов.
А виновница происшествия только и смогла, что пролепетать: "Извините..."
И тут же я сошел на достославной станции, где утром подвергся такому щедрому поступку со стороны юноши, а вечером зажал даже газетку для несчастной девушки.
Но уже на выходе я перестал корить себя. В конце концов, оказавшись хоть и фальшивым, но маньяком, крайне глупо было бы всучивать даме орган массовой информации только потому, что она за него по ошибке схватилась.