Тайный дневник фельдмаршала Кутузова
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Тайный дневник фельдмаршала Кутузова
Когда в мае 2012 года я готовился освещать для ИТАР-ТАСС съезд потомков героев Отечественной войны 1812 года, решил в интересах дела заглянуть в Государственный архив Российской Федерации. Всю жизнь уважал свою профессию, да и по сию пору не хочу ничего общего иметь с обезьянами с телевидения, умеющими только какашками кидаться в цель, которую им укажут, да с блондинками обоего пола, кои готовиться к материалу не считают нужным. Стрелки осциллятора нейтронов и проч. - так нельзя.
Словом, интересно было в видах встречи с потомками генерала Коновницына ещё раз проверить свою оценку его как одного из виновников относительной неудачи Бородинского сражения. Точнее - совершенной неудачи Шевардинского сражения, которое, если бы Коновницын выдержал давление Мюрата, могло бы быть принято наутро 25 августа, на укреплённом кургане, и тем дать может быть и призрачный, но шанс окружить Наполеона при Бородине.
Впрочем, это уже частности. Главное, что в ГАРФе мне удалось наткнуться на дотоле не - судя по отметкам - читанные, как сейчас говорят, "файлы". Ящички, которые были доставлены по запросу "Коновницын". В коих были тетради XIX века с малоразборчивой вязью по-французски - из-за этого, видимо, они и не вызвали интереса.
Меня, однако, насторожило слово "Голенищев-Кутузов" на заднем обороте одной из тетрадей. Вот тут-то я и обнаружил, что держу в руках не известные ранее дневники фельдмаршала Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова-Смоленского!
А далее мне остаётся быть благодарным дилеру фирмы по продаже мобильных телефонов по имени Вадим, у которого недавно я приобрёл прекрасную китайскую версию айфона - абсолютно идентичную природной, разве что с более острыми краями. Зато, как и принято у китайцев, функций там было больше, чем у оригинала - например, телевизор, хотя лично мне он не нужен ни разу. Но главное - память была громадная, благодаря чему я смог, не привлекая внимания, переснять страницы документа, случайно оказавшегося у меня в руках.
Словом, я решил выложить тут часть страниц из не известных ранее дневников Кутузова, тоже пока не обработанных и не, что называется, "облитературенных". То есть я попытался переложить французскую скоропись Михаила Илларионовича на нынешний русский, что, естественно, не всегда получилось правильно.
Кроме того, я также не комментирую пока эти записи, полагая, что это найдётся кому сделать.
Ах да! Забыл: свожу эти записи, первоначально сделанные, естественно, тогда, когда Кутузов получал донесения, рапорты и прочую информацию о ходе боевых действий, к тем дням, когда эти события происходили. Чисто для удобства восприятия. Например, дошли до Кутузова известия о событии, случившемся в день "Д" через, скажем, 12 дней - то есть "Д+12". Ну, а я возвращаю его записи и мысли по этому поводу, также сделанные в день "Д+12", на день "Д". Ну, то есть, кутузовский курьер доставил весть о переходе Наполеоном границы России через несколько дней после фактического события, когда сам Кутузов был на пути к столице, но я привязываю сообщение именно к событию.
Кстати, после прибытия Кутузова к армии дневник его вёлся практически день в день, но при немногих исключениях я всё равно привязываю его сообщения к конкретным датам. В частности, запись о Бородинском сражении была сделана два дня после события - видно, что у полководца дел было, что называется по горло. Но я буду публиковать это под тем днём, когда сражение случилось.
Сделано это для удобства восприятия современным читателем. В тех же целях дни старого календаря, которым, естественно, помечал свои записи Кутузов, переведены на современный календарь, который опережает тогдашний на 12 дней. Однако в подлинных письмах и документах, которые цитируются в данном дневнике либо же попросту были приложены к нему в копиях (как, например, листы из "Журнала военных действий"), в употреблении остались прежние даты, ибо ни к чему было редактировать подлинники. Так что заранее прошу учитывать данное обстоятельство, чтобы не возникало путаницы.
Итак, начнём.
24 июня. Получилось известие о переходе Наполеоном наших границ возле Тильзита и Ковно.
Что же: сего следовало ожидать. После того как я обеспечил мир между Россиею и Турциею, противоречия между Империями должны были стать нестерпимыми. Бонапарту ясно, что Россия никогда не будет искренно придерживать континентальной блокады. И если приобретение Финляндии лишь немногое способно поменять в его намерении исполняю собственную идефикс - торговля через Каттегат и Скагеррак вдоль Германского побережья, им контролируемого, не в состоянии всерьёз изменить положение вещей, - то с приобретением Проливов Россия с её торговлею становится для французов неподконтрольною. Бонапарт покуда может быть доволен, что Порта не пошла пока на союзный с Россиею договор. Но, как было ещё нам в Бухаресте сказано, сие есть не намерение Дивана, а лишь обстоятельство, при коем делегация турецкая не имела полномочий для союзного договора. Однако он внятен в тех обстоятельствах, при коих я завлёк армию неприятельскую в ловушку, а затем спас её от полной гибели, желая не уничтожения оной, а толико достижения мира. Ибо что значит уничтожение армии? Только то, что держава теряет инструмент для защиты себя. Потеря армии, таким образом, означает потерю Отечества. Так оно и было, к примеру в Пруссии, где в ходе сражений при Йене и Ауэрштедте оная потеряла свою армию и была вынуждена смириться с волею завоевателя.
Мой добрый друг Ахмет тоже потерял свою армию. Но была ли она единственной? Нет. Порта могла выставлять войски в каждой провинции своей. Да, мы бы их побеждали. Но только при том условии, что над нами с запада не нависали бы армии того же Наполеона. Никто ведь не питал иллюзий, что в Эрфурте был заключён вечный мир, и что Бонапарт не обрушится на нас, стоит нам только пойти к Проливам.
Да и Англию тут исключить нельзя. Ибо после мира с Наполеоном Россия формально является врагом оной. А значит, ежели пойдём мы к Проливам, Англия может заявить то движение действием враждебным. И Европа тут будет с нею солидарной, включая Францию. Значит, что? Значит, что Россия имеет двух сильнейших врагов, один из которых царствует на континенте, а другой властвует морями. И при нападении любого из них на Россию с целью принудить оную отказаться от выхода к тёплым морям, второй - что любопытно, оба формальные наши союзники - Ивану Андреевичу Крылову бы на басню! - второй поддержит оного. Неявно, конечно, но действенно - как мы то видели в ходе предыдущих войн с Блистательною Портою. Хоть и расположение держав другим было - а только стоило обозначиться успехам Русским, как даже австрийские союзника на нас давление оказывали, дабы только успехи, оружием русским добытые, в дипломатические результаты не воплотились.
Но то теперь - воистину дела прошлые. Пусть нет формального союза - да и нужен ли он, лишь гусей дразнить? - а я верю: нет опасности нам со стороны Турции более. Османы - люди благородные, при всей нашей исторической вражде. Не европейцы, от коих, как тогда от австрияков, более подлости в спину ждёшь, нежели поддержки на поле брани. Так что армию оттуда можно оттянуть против Наполеона.
А там, с Божьей помощью, и победим его. Ежели бы не воля ... в 1805 году, то не пришлось бы испытать горечи Аустерлица. И вот перед кем иным бы и смириться - как смиряюсь я пред волею Господа нашего - а перед собою и рад бы, а не могу: знаю я, как довёл бы я Бонапарта до Галиции и там похоронил бы кости его. Ежели уж Багратион, генерал храбрый, но недалёкий, выучки линейной: "в штыки" - и вся недолга! - удерживал корпус его Мюрата сутки почти, то не так уж силён Бонапарт, как его малюют. Да ежели б ещё гг. генералы пораспорядительнее были. Хотя грех Дохтурова винить - австрийцы опять подвели его: войски в тыл Мортье не довели, как следовало. Но и опять! Перед собою я самый строгий судья - а ведь и сказать, что тогда я Бонапарту уступил, не могу. Когда он нас побил? Ни разу! А мы его? Кремс, Амштеттен, Шёнграбен! Разумеется, Бонапарт опишет эти столкновения как победные - мы же в итоге отступили. А то что за малым самого Мортье в плен не взяли? А то что семь тысяч Багратионовых героев против 40 тысяч Мюрата ни шагу не уступили?
Да и под Аустерлицем с героями солдатами нашими удержал бы я поле... Не победил бы - уж слишком много австрияки с правого фланга войск сняли. Но кабы не приказ высоты Праценские оставить - удержались бы мы. Слева-то нас, пожалуй, и прогнали - оно и поделом бы австриякам, коли бы там наших войск не было. Но более ничего Бонапарт бы и не сделал.
Так что, думаю, не необоримы французы те. А паче прочего - на Россию они покусились. Тут уж даже наш государь не осмелится мир похабный заключить.
Одного боюсь: о сию пору доблестью величайшей почитается у наших гг. генералов, когда войски наши под огнём неприятеля перестроения делают, как бы на плацу. А не того нам надобно, не мужества под огнём, этому солдаты наши изрядно способны. Надобны манёвры таковы делать, дабы неприятель без значимой потери нашей поражения терпел.
25 июня. Вчерась устал сильно: всё ж тяжело в возрасте моём едва не на перекладных в Петербург мчаться. А ведь надо - судя по направлениям войск Бонапартовых невдолге он в Вильну пожалует, а там и дальше тронется. Неладно будет, коли в такое время я от столицы отрезан буду. А кружным-то путём ехать - это ж сколь времени зря уйдёт! И то хорошо, что как чувствовал Бонапартова вторжение, заранее велел в дорогу укладываться. Теперича, коли Бог ласт, к завтрему уж дома буду, много в два дни. Хоть императора и нет, да в столице, надо полагать, из армии сведения вернее получать будут.
А то неясно покуда, каковы намерения Бонапартовы. По всему решить он должен на Петербург идти. Тут и местность остзейская, с иными нашими в сравнении европейская почти, и операционная линия близко к морю пролегает, армию снабжать легче, и фланг левой прикрыт морем же. Да и идти до Петербурга всего ничего.
Но надо отдать должное министру военному - умело он армии расположил. Не в том, конечно, смысле, как о том Пфуль розмысл делал - буде ударит Наполеон на первую армию, будет вторая ему в тыл устремляться, а коли и на вторую ему сил хватит, то третья на его тылы обрушится. Тут Барклай, похоже, идею взял, да содержание другое влил. Он вообще грамотный генерал, справедливо Государь его произвёл в генералы-от-инфантерии, хоть и обидел тем больше четырёх десятков ранее Барклая в генерал-лейтенантский чин произведённых. Ох, чует сердце, скажутся ещё обиды эти в армиях наших! Но по мнению моему, один из самых грамотных командиров наших Барклай. Багратион - герой, но рубака, его стихия - бой лицом к лицу. Стратег он слабый, в отличие от Барклая. Этот ведь именно в стратегических видах, чувствую, с таким расположением армий наших согласился. Багратион бы выстроил всё в линию, да стал бы и дожидаться, когда Наполеон на него нападёт. На поле брани чтобы победу обрести. Или пасть со славою. Его справедливо считают одним из лучших генералов наших, но таковой он отнюдь не в видах войны с Наполеоном. Этот корсиканец, надо отдать должное, хоть от сражений тоже не бегает, но сперва искусными манёврами стремится загнать армию неприятельскую в невыгодное или вовсе безвыходное положение. Вспомнить хоть несчастного Мака, коего он окружил в Баварии и к сдаче принудил, донеже я к нему не успел. Аустерлицкое поражение наше тож: говорил я австриякам, что не будет Бонапарт дожидаться окончания их передвижений, сам нападёт. Нет, что им старика русского слушать - они же сами полководцы европейской школы! Да ц... наш им в рот глядел. Вот оно и вышло-то по-моему, а вернее, по-бонапартову: как не хотел я Праценские высоты очищать, а куда ж от приказа государя-императора денешься! И только сошли мы, как вот они, французы!
А ведь хулил, хулил меня князь Пётр за отступление то Дуная вдоль! Да не обижаюсь я: внятно же, что суворовскому ученику, коим он себя считает, только наступать надобно! Армию врага встретить, разбить и со славою дальше жить! А не поймёт того, что ныне армию вражескую не молодецким ударом разбить надо, а движением искусным её туда завлечь, где она не разбитою быть не может! Батюшка Александр свет Васильевич тоже ведь не напролом ходил, а манёвром быстрым там оказывался, где не ждут его! Тако ж и Наполеона можно скорее учеником Суворова назвать, ибо похоже он действует.
А вот Барклай, видно, что понял сие. Одною расстановкою сил наших он Бонапартию как раз для манёвра ноги и связал. Пусть Пфуль и расписал уводить Первую армию в ловушку Дрисскую, где Наполеон осаждать её должен, дожидаючись, покуда армия князя Петра ему в спину ударит. А ну-т-ка, Наполеон не столь дурак окажется, да против Второй армии заслон многочисленный выставит? И будут наши армии в двух окружениях сидеть, как турки у меня под Слободзеей!
Ну да грамотных офицеров и возле Императора немало осталось, воспротивятся плану сему гибельному. И тогда как раз Наполеон в ловушке стратегической оказывается. На Петербург идти он не может, покуда на боку его правом армия Барклая висеть будет. Хоть и много сил у Бонапарта, да против ста тридцати тысяч Барклаевых простым заслоном не отгородишься. Как минимум равноценные силы выставить надо. А тогда на Петербург мало войск останется.
Значит, разбить надо Барклая допреже всего. Ан тут князь Пётр на боку правом повисает! И противу него корпус изрядный выделить надо! И вместо кулака одного у Бонапартия пятерня расставленная. Уже не по плану его война пойдёт.
Одного только не избежать никак - равнозначно войскам нашим отступать предстоит. А вот куда надумают вести армию в ставке нашей, про то, боюсь, там и сами ещё не ведают.
Тем паче торопиться надо. В ставку не зовут меня, да и ждать того от Ал... невместно. То-то вон знатно наградил меня за мир Бухарестский, хоть и объявил о том широковещательно! В рескрипте том стояло, что из армии меня отзывал: "Для награждения за все его знаменитые заслуги". А то не донесли уже мне другие слова его: "Кутузов не отнёсся с должным вниманием к весьма важному предмету"! Ну... не отнёсся. Ибо не сей предмет важен, Государь-батюшка! Посмотрел бы я, как любимец его Чичагов выколотил бы из турок границу по Серету, да союз антифранцузский, когда и слепому ясно, что вот-вот война между Россиею и Франциею случится! Что бы Туркам тогда осталось? Прервать переговоры и мире, столь им нелюбезном, да держать войски наши противу себя, даже не дерясь. Наполеон бы и так отблагодарил, покамест мы и против него с голою задницею стояли, и противу османов армию держали б...
Да не ему ведь и служу, то промеж нас ведь сразу ясно стало, ещё когда после того последнего ужина у Павла известие случилось, что убили его. А сколь бледен Александр на ужине том сидел! И внятно ему, что ведома мне роль его в смерти батюшки...
Но и в Петербурге можно будет на дело повлиять. Всё ж и отставной, а из первых я генералов российских ныне. Прислушаются к мнению моему...
26 июня. Слава Богу, к вечеру, но въехали мы в Санкт-Петербург. Так что пишу уже ввечеру, новых известий не ведя ещё.
Известий из Главной квартиры тут ещё не получилось. Но Высочайший ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Рескрипт на имя Председателя Государственного Совета и Комитета Министров Генерал-Фельдмаршала Графа Николая Ивановича Салтыкова доставлен. А поелику я за мир Бухарестский тоже введён - якобы! - членом Государственного совета, то оный рескрипт был доставлен на дом едва ли не через час после моего прибытия.
Что же, признаться должен, что несколько удивлён. От государя либерального нашего едва ли ожидать было жёстких столь слов. "Самое вероломное нападение было возмездием за строгое наблюдение союза. Я для сохранения мира истощил все средства, совместные с достоинством Престола и пользою МОЕГО народа... Император Наполеон в уме своем положил твёрдо разорить Россию. ... И потому не остается МНЕ иного, как поднять оружие и употребить все врученные МНЕ Провидением способы к отражению силы силою. ... Оборона Отечества, сохранение независимости и чести народной принудило НАС препоясаться на брань. Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в Царстве МОЕМ".
Не скажу ничего: сильно сказано. Обратно пути нет. Благословение Господу, обозначил Государь наш волю свою защищать Отечество. А то ведь многие и не чаяли уже. После того как Беннигсен бездарно сдал всю кампанию под Фридландом, ожидаемо было, что ангел наш на мир с Бонапартом пойдёт. Признать надобно, что мир достойный выторговал. Свободу рук в Финляндии и с Портою получил.
Иное дело, что воевали с турками не дельно. За крепости бились, армию по гарнизонам растолкали. При Матушке тако-то не воевали. Где находили, там и били османов. Буду честным перед собою - кабы не я, не победили бы сейчас турков. Ибо не с крепостями воевать надобно, и не территории захватывать. По временам нашим нынешним армии побеждать надобно.
Оно, конечно, и ранее, не победив армии, победы не одержишь.
Нет, не смогу далее. Устал. И глаз слезится сильно. Завтра продолжу.
27 июня. Точных известий из Главной квартиры ещё не поступало. Поэтому пока продолжу мысль вчерашнюю. А когда сведения придут, вставлю их на этот день дневника сего, дабы позднее не путаться.
Не победив армии, победы не одержишь. С другой же стороны, ежели забирать какие-то крепости, территории, то можно вынудить противника пойти на мир, хотя и не истребив его армии. Примером тому недавняя война со Швециею, когда ощутимо для шведов начали стягиваться войска наши к их столице. Война на собственную территорию Швеции приходила. Но что же заставило риксдаг шведский потребовать от короля своего мир с Россиею? Одна лишь угроза Стокгольму? Нет. А появилась там партия за мир, коя и одержала верх.
Да и Наполеон в Европе победы одерживал, подчас не разбивая окончательно армию противную, однако мир заключался. Следственно, вторая возможность выгодный для себя мир получить - проявив важную военную сил, вынудить чрез то изменения в политике державы-соперницы.
А на полях замечено будь, что и третий тип войны случается: когда несмотря на победу мирной партии остаются важные силы, что за продолжение действий воинских стоят. Как пример - испанские гверильясы. Эта сила, конечно, без поддержки собственной державы и двора, уже уступивших завоевателю, одна долго не продержится без припасов и помощи. Потому тут в рассуждение надо брать обязательность поддержки от сторонней державы - та же Англия в Испании, - либо же от значащих элементов в стране, с оным миром не согласных. Что означает на деле раскол сей державы с гражданскою войною вкупе. И также история тому подтверждения знает - Нидерланды Испанские в позапрошлом веке.
К Турции возвращаясь, спрошу: можно ли было иначе их принудить к миру, нежели армию их уничтожив? Не без вероятия, но долго бы это длилось, ибо мирная партия там была сама незначащая. Да и французская с австрийскою дипломатии с энергией султана на продолжение войны настраивали. Да и не только дипломатии - ведь привели же австрийцы войск своих до 3 тысяч и с артиллериею в Германштадт в апреле, особенно и не скрываясь, что под видом содержания границы намереваются войско это на валахскую сторону ввести. А коли ещё сумасбродства генералов наших вспомнить, того же князя Прозоровского... Так что воевать можно было долго, истощая силы наши, в то время как намерения Бонапарта в отношении России уже с конца 10 года прозрачны были...
Потому с таким важным вниманием отнёсся я к рескрипту Его Величества. Ибо словами своими император заранее мосты сжигает и тем сигнал подаёт - ни на какие успехи Бонапартовы невзирая, на мир он не пойдёт. И это поворачивает войну нынешнюю от политической стороны в национальную. А оную известными способами вести надобно: добиться не только того, чтобы поразить Наполеона, но чтобы и сам он то поражение признал. Сложно сие неимоверно! Войск ведь у него гораздо наших более, да и полководец он весьма изрядный; из наших генералов с ним и сравнить некого. А значит, на счастье сражения да на таланты военачальников наших не полагаясь, надобно систему создать, при коей войска французские сами собою в количестве уменьшаться будут. А наши, вбирая гарнизоны и депо воинские, соответственно, увеличиваться. По прикидке моей, и до 180 тысяч этак мы к Смоленску соберём, куда Бонапарт, слишком широким фронтом начавший, а потому, почитай, по всей Литве гарнизоны оставить должный, тоже не многим более того довести должен.
ВСТАВКА НА ПОЛЯХ. Спустя время известно стало, какими силами Наполеон на нас обрушился. В Первой армии было у нас 12 дивизий, да у князя Петра 6. А Бонапарт только в первой волен отправил на них соответственно 17 и 11. А войск у него было 4 сотни тысяч с лишком. И это против наших 153 тысяч тогда.
Крепко думать надобно, как сего добиться, но покамест два обстоятельства ясны уже мне. Во-первых, отступать надобно, дабы силы Наполеоновы растягивать, дабы на гарнизоны да охрану коммуникаций войски он оставлял, главную свою армию ослабляя. А во-вторых получается, что не зря я давеча гверильясов испанских вспомнил. Едва ли у нас таковые найдутся, но на место их корпуса наши стать должны, равномерно как армия главная для них на роль английской в Испании выступить сможет. Витгенштейн, что Петербургское направление прикрывает - суть одна такая партия, Тормасов же с юга - вторая. А там, даст Бог, и Молдавская армия с Чичаговым подтянется. Хоть и не верю я в таланты военные сего адмирала, а всё ж и он часть войск французских оттянуть должен.
И вот тут опять же могу только хвалы воздать Михайле Богданычу: по всему судя, он такую систему и проводит. Уж не ведаю, удастся ли ему отказаться от первоначального плана действовать наступательно и царя в том убедить за непомерным превосходством сил французских, а вот только расстановка войск их с Пфулем гораздо планомерному отступлению способствует, нежели действиям атакующим.
В обстоятельствах нынешних иного не остаётся ничего кроме как пожертвовать некоторыми нашими провинциями. Но из двух неизбежных зол надлежит избрать легчайшее, что значит - потерять на время часть территории, нежели потерять армию нашу и с нею - целое.
Тем временем получились известия о первых делах в армии.
Вчерась имели мы первые кровавые жертвы войны сей. Разъезд Ямбургского драгунского полка из 1 пехотного корпуса авангарда, под началом сильного генерала нашего Кульнева состоявшего наткнулся внезапно на французский кавалерийский отряд. Наших было 3 унтер-офицера и 32 драгуна под командою прапорщика полка того Болговского, французов, сказывают, вдвое больше. Обе партии проводили рекогносцировку по Ковенско-Вилькомирской дороге, столкновение было нежданным. Наши мужественно отражали врага, но положение, говорят, было безвыходным и в конце все наши, почти все сильно израненные, попали в плен.
Зато и первое отражение напуска французского тогда же случилось. Полковник Потёмкин из корпуса ген.-лейтенанта Багговута обстрелом егерей своих принудил отступить из дер.Литвинники возле речки Вилия.
Ныне же произошла стычка сама по себе мало бы значащая, но замечательная тем, что первая, где после прямого столкновения французы потеряли убитыми до 15 нижних чинов и пленными 2 унтер-офицера и 3 рядовых. Помечу себе обстоятельство небезважное: нападение французов случилось на казачий сторожевой пост лейб-гвардии Казачьего полка из арьергарда 8 пехотного корпуса ген.-лейт. Тучкова 1-го. Командующий арьергардом ген.-майор Шаховской отправил на помощь два полуэскадрона регулярной кавалерии - л.-гв.Уланского и Каргопольского драгунского. А успех решили всё же казаки, ударившие в дротики. Ох, чую, что для той войны, о коей писал только что, как раз казаки наиполезнейшей партией станут! С регулярными войсками боя они, без сомнения, не выиграют, а того им и не надо. Наскочил, отвлёк отряд вражеский, привёл линию его в беспорядок - и ускакал, чтобы в другом месте ударить. Полезно сие весьма мне видится.
Далее - у Кульнева перестрелка, у Тучкова перестрелка. А у Ямбургского полка снова неприятность, а вернее всего - и новые потери. Послан был отряд на выяснение судьбы вчерашнего - 25 нижних чинов во главе с поручиком Пословским, но тоже до конца дня не вернулся.
Главная квартира из Вильно уехала и направилась к Дриссе.
28 июня. Занятие французскими войсками гор. Вильно.
Да, хоть это было неизбежно, а с военной точки зрения даже и полезно - не армию же положить, защищая город? - но сердце как-то томится. Ах, Вильна, милая Вильна! Ведь из лучших годов там прошли, на посту генерал-губернаторском. Волею-неволею разделишь возмущение Александра Семёновича, секретаря государственного: "Как? В пять дней от начала войны потерять Вильну, предаться бегству, оставить столько городов и земель в добычу неприятелю и, при всем том, хвастать началом кампании! Да чего же недостает еще неприятелю? Разве только того, чтобы без всякой препоны приблизиться к обеим столицам нашим? Боже милосердный! Горючие слезы смывают слова мои!" Изрядно сказано, да и то подумать: преизрядный ведь Шишков и литератор, хоть и адмирал! Да и не тайна то, что им и проект того рескрипта государя императора подготовлен, и иные распоряжения государственные в связи с началом кампании сей.
А только о другом задумываюсь я: не помешает ли армии нашей риторика сия? Ведь отступление наше предопределено уже. И ежели Багратион ранее маршала Давуста в Минск не поспеет, так, значит, уже и у Витебска обе армии наши не встретятся (надеяться надобно, что всё же в Дриссе армия Первая не останется, хотя, сообщается, туда она движется). И не встретиться нельзя: ясно уже слабое место в целом верной войск расстановки; развернуть может Наполеон в помощью Давусту хотя бы и Мюрата корпус, от Барклая заслон изрядный выставив, и раздавят они князя Петра. Значит, Витебск. А это значит, что Литву мы всю потеряем. А с настроением таким, что Шишков создаёт, тяжело будет Михайле Богданычу на движениях отступательных настаивать. Тем паче что в свите императорской адмирал состоит, а я по себе помню, как тяжко с ангелом нашим над головою войсками командовать. Вроде не особо и приказывает, но свита же! Те как раз во всё вникают, а далее на ухо ему и нашёптывают. Даром, что ли, мне тогда, перед Аустерлицем, к Толстому обращаться пришлось, чтобы и он нашептал о гибельности решения на сражение! Жаль, отказался ... с лицом лисицы, сослался, что дело его - пулярки да вина, а ведь ход имел к императору прямой и в любое время дня и ночи!
А император наш - ангел, конечно. Вот только слабый и сам то знает. А потому слабость сию свою подчас ложною решительностью и упрямством скрыть пытается. Вот уж тогда - как вдруг прикажет! Как тогда - с Праценских высот уходить. А далее - кто виноват? После Аустерлица я оказался, ныне, вижу, Барклая шельмовать станут...
Между тем, оставил сегодня 1 корпус Витгенштейна город Вилькомир. Дело, хотя и арьергардное, довольно жарким было: силы наши, до шести полков простиравшиеся, - впрочем, егерских только, драгунских и казачьих, да Гродненских гусар 4 эскадрона, и с полуротою артиллерии при 6 пушках, - почти полному корпусу маршала Oudinot противостояли до 4 часов пополудни. Однако ж на 5 вёрст уступили.
В бою этом первые кавалеры орденские в войне сей появились: ротмистр Кемпферт - Св.Владимира 4 степени с бантом, да Св.Анну 3 класса получили капитан Коцебу 2-й, штабс-капитан Бистром да корнет Лизогуб.
Возле Гродно казаки летучего отряда атамана Платова, сообщают, весь день вели оживлённую перестрелку с 8 корпусом короля Вестфальского Иеронима. И хотя оставили город Гродно, не смея устоять перед постепенно усиливавшимся неприятелем, себя в общем хорошо проявили.
К вчерашней мысли возвращаясь, скажу, что они, конечно, от устава регулярного далеки, и в прямом бою положиться на них не всегда можно, а потому лучше и не полагаться, дабы в нежданный момент бой нежданным образом не пошёл. Да и мародёрствуют немало, что несовместно со званием солдатским. Однако же от правильного их использования и надёжность их зависит, и успех генерала, под чьим командованием они находятся. Как раз иррегулярность их, эту их манеру татарскую в ход пустить ежели - то как раз против регулярных войск вражеских изрядно пользы они принести могут. Движение армий регулярных отдельными колоннами возможность дают манёвренному войску такому, в рассыпном строю к тому же большею частью перемещающемуся, активно на флангах и в тылах противника. Отдельные отряды их будут, таким образом, всё время держать силы его под угрозой нападения, смешивать порядок в тылу и на марше. А при нужде соединить силы и применить на широком фронте лаву конных масс, пусть и плохо вооружённых, а именно массою своею способных весьма многих врагов на пути своём снести.
Управлять ими, конечно, тяжело генералу строевому. Пожалуй, что хорошо, что Платов больше к князю Багратиону тянется; там, при его отходе, от первой армии отдельном, казаки как раз на месте будут. А Барклай с ними едва ли верное обхождение найдёт.
Но нечто и озадачивает меня в бою этом - потери. На 65 убитых - 37 раненых. У драгун Нежинских вообще странно: 22 убитых и ни одного раненого. Не то что-то в рапорте, надо думать.
Первая армия отступает к Свенцянам. При отходе из Вильны, сообщают, уходили в полном порядке, вывезли все припасы армейские и сожгли магазины.
От князя Петра надёжных сведений нет ещё.
29 июня. Получились первые официальные известия о военных действиях
из главной квартиры. Привожу полностью.
"В Феврале месяце войска Французские перешли Эльбу и Одер, направляя движение свое к Висле. С того времени война казалась неизбежною. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР решился предпринять только меры осторожности и наблюдения, в надежде достигнуть еще продолжения мира, почему и расположил войска свои согласно с сим намерением, не желая со своей стороны подать ни малейшего вида к нарушению тишины. Сие особливо принято было потому, что опыты прошедших браней и положение наших границ побуждают предпочесть оборонительную войну наступательной, по причинам великих средств приготовленных неприятелем на берегах Вислы.
В конце Апреля Французские силы были уже собраны. Не взирая однако ж на то, воинские действия открыты не прежде 12 Июня: доказательство уважения неприятеля к принятым нами против него мерам.
Корпуса под начальством Фельдмаршалов Нея, Даву, Удино, Магдональда, Князя Понятовского, и гвардия перешли Неман почти в одно время в Юрбурге, Ковне, Олите и Мерече. Как скоро ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО узнал о сем движении, то повелел войскам Своим соединиться. Пункты соединения должны быть в некотором расстоянии от границы, а особенно, когда оная имеет немалое протяжение. По сему расположению, все корпуса, бывшие впереди, должны обратиться к занятию назначенных заблаговременно им мест; и сие движение ныне совершается.
Действия начались и продолжаются уже пять дней; но ни который из разных корпусов наших не был еще атакован, а потому сия кампания показывает уже начало весьма различное от того, каким прочие войны Императора Наполеона означались.
Происходили некоторые сшибки, в которых гвардейские казаки себя отличили.
Нынешний день армия находится в следующем положении:
Корпус Графа Витгенштейна близ Вилькомира.
Корпус Генерала Багговута у Ширвинт между Вилькомиром и Вильною.
Корпуса Генерала Тучкова и Шувалова у Вильны.
Резерв, состоящий из гвардии, у Свенцян.
Армия Князя Багратиона идет от Слонима к Вилейке.
Обсервационная армия Генерала Тормасова в Луцке.
Сие соображение требует того, чтобы избегать главного сражения, доколе Князь Багратион не сблизится с первою армиею, и потому нужно было Вильну до времени оставить".
Ну, пока слава Богу: последние слова об избежании главного сражения до соединения сил дают повод надеяться, что нечто то же сказано будет при оставлении Дриссы, ибо не пробьётся к ней никогда князь Пётр. Рассчитывать надобно, что он в лучшем случае к Витебску выйдет. А это значит, что нарисовалось и главное оперативное направление в войне сей - на Смоленск. Что и обязывает вновь высоко оценить стратегический план военного министра, благодаря которому Наполеон, желая стряхнуть воски русские с плеч своих, будет устремляться не к Петербургу, а в просторы Российские, словно бы в воронку.
Пометить надобно: Луи-Николя Давуст, князь Экмюльский, названный герцогом Ауэрштедтским за блестящую, надобно признать, победу над пруссаками, - командир 1-го корпуса, Николя-Шарль Удинот, герцог Реджио, ведёт 2-й корпус, Мишель Ней, герцог Эльхингенский, командует 3 корпусом. Это первые из маршалов Бонапартовых, добавляя короля Неаполитанского. Командира 10 корпуса Макдональда знают мало. Юзеф Антоний Понятовский командует 5-м корпусом, где сплошь поляки, и с ними, чую, будет у нас наибольшая трудность - эти русских резать будут без крайности, невзирая на правила ведения войны современной.
С нашей стороны упомянут Витгенштейн Петр Христианович, он же Зейн-Витгенштейн-Берлебург Петер Людвиг Адольф, генерал-лейтенант. Командир 1-го пехотного корпуса, но генерал слабый, дарованиями не блещущий, но вижу, что ежели удастся ему добро удержать направление Петербургское - быть ему сильно обласканну и возвышенну. Хотя, опять же, по дарованиям его, и того оправдать не сумеет, так что едва высоко продвинется. Но, впрочем, направление его на деле второстепенным оказывается, так что лишь бы позиции удерживал свои, так тут и безопасно будет. Сам же Удино далеко от Наполеона отрываться не будет, тут, скорее, как у Тормасова, обсервационные действия ожидать надобно. В свою очередь, Макдональд далеко от Удино отходить не осмелится, да и пруссаки, в корпус его входящие, при первых успехах наших едва ли верность завоевателю своему хранить останутся.
Багговут Карл Федорович 2-м корпусом командует и генерал хороший, исполнительный и верный. Не полководец, впрочем, да и кто сейчас полководец, кроме князя Петра? Пожимаю плечами лишь, вспоминая истинное созвездие генералов Екатерининских! Себя не льщу похвалою, хотя, признаться честно, приятно вспомнить, как я турок обманул, на наш берег выманил и в ловушку посадил, где они за малым друг друга есть не стали. Но под кем делал я шаги свои первые воинские? - Румянцев, Суворов, Репнин, старый князь Долгоруков... Не все справедливы были ко мне, да и то сказать: кто из генералов важных справедлив к другому? Такова службы армейская: добро, покуда ты превосходишь, а ну когда тебя обносят милостью в пользу соперника твоего? Вон хоть на Барклая с Багратионом глянуть: война пять дней всего длится, а уже оба царю друг на друга доносят. Багратион в службе и выслуге первый, да то, вишь, военный министр и главнокомандующий официальный. Как им в согласие прийти?
ВСТАВКА НА ПОЛЯХ. Позднее узнал я уже о письме одном Барклаевом к императору, как раз от сего дня, где тот писал: "Государь, очень уже неприятно видеть, что князь Багратион, вместо того чтобы исполнять немедленно приказы вашего величества, теряет свое время на излишние рассуждения, да еще, сообщая их генералу Платову, запутывает голову этому генералу". Меж тем, всем троим внятно было, что приказы, подписанные царём, на деле Барклай сочиняет, а потому Багратиону ему и подчиняться невместно, хотя оного и дисциплина службы воинской требует. Однако и то в разумение взять надобно, что в те дни князь Пётр как заяц из силков от французов сигал; всю меру сложности положения его в Главной квартире понимать и не могли.
Однако же тут место и о положении армий сказать.
Из важного дня сего упомянуть можно лишь стычку близ городца Ошмяны, где арьергард 6-го пехотного корпуса ген. Дохтурова под командованием полковника барона Крейца напал врасплох на французский отряд, занимавший Ошмяны, и вытеснил его из города. Небольшое движение, но значимое в том, что первое наступательное, в коем город, французами занятый, вновь освобождён был. В этой связи менее важно, что в итоге всё равно французы отряд сей сбили, хотя, по тому судя, что доктора и лекаря Сибирского драгунского полка убитыми потеряли, - изрядно противник арьергард наш опрокинул.
Из второй же армии сведения недостаточные, но всё же показывающие, как искусно князь Пётр изворачивается, дабы в полное окружение не попасть. Но тем не менее пока его дальше к югу оттесняют, так что сомнительным мне кажется, что в Минск он сумеет ранее французов попасть.
30 июня. В действующей армии ничего важного не происходит. Арьергардные даже не бои, а так, стычки. Продвижение французов продолжается, дошли уже до Неменчина. Потери также небольшие.
ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ. Примечателен разве что в сей день начавшийся марш арьергардного отряда 4-го пехотного корпуса ген.-адъютанта графа Шувалова под командованием шефа Изюмского гусарского полка, ген.-майора Дорохова. Отряд, в составе 1-го и 18-го егерских, Изюмского гусарского, лёгкой артиллерийской роты и двух полков казачьих, судя по всему, увлёкся отбитием нападения французской конно-егерской бригады и был обойдён другими неприятельскими частями. В результате, не имея возможности возвратиться к 1-й армии своей из-за сильных неприятельских разъездов на всех дорогах, ген. Дорохов принял решение искать соединения со 2-ю Западной армиею князя Багратиона. Ариергард, двинувшись быстро, но, говорят, не особенно скрываясь, вошёл 5 июля в связь с летучим казачьим отрядом атамана Платова, отступавшим от местечка Щучина тоже на соединение со 2-й Западной армией. А 7 июля, когда ариергард Дорохова все считали уже погибшим, он присоединился в местечке Новом Свержене к передовым войскам князя Багратиона. Таким образом, свершился весьма блистательный переход русских войск среди французской армии.
Наполеон, сказывают, ещё в Вильне, и тому могут быть несколько толкований. С одной стороны, упорядоченное отступление наше не даёт ему больших поводов при действующей армии неотлучно пребывать - довольно и маршалов его. Тем паче, что Ней и Давуст полководцы весьма изрядные.
Это, кстати, очень интересная особенность наполеоновой организации войск. Он - главнокомандующий и как таковой твёрдо держит все нити в своей руке, пребывая в бесспорной единокомандной роли. Его приказы не обсуждаются, а исполняются. Не как у нас, где каждый командир едва ли не дивизии мнит себя величиною автономною, и приказ толкует подчас весьма и весьма широко. В то же время Наполеон весьма доверен своим маршалам и предоставляет им полную свободу действовать на своих участках в рамках основного приказа. Что они и делают подчас весьма блистательно. Опять же у нас, хотя внешне тот же принцип принимается, на деле это оборачивается подчас далее не искусными манёврами. Это если мягко сказать, а точно если - умеют наши генералы блистательно запутываться иной раз в простейших движениях. Получается вроде и похоже на французов, но с точностью до наоборот: там, где необходимо сугубое послушание единоначальственному приказу, г.г.генералы выбирают себе свободу действий, а там, где сия свобода от них требуется, необходимо командующему сугубо пристально следить за их действиями и подчас своею волею предотвращать хаотические их приказы.
Ох, вспомнился Ланжерон в Турецкую кампанию...
Вернусь к мысли. С другой же стороны то, что Наполеон в Вильне сидит, означать может явственный сигнал с его стороны к царю, что-де не хочет император французский дальнейшего развития конфликта. То есть готов принять прошение о мире и далее не идти.
Но тогда действует он неправильно. После того как Александр наш объявил, что не пойдёт на мир, доколе хоть один неприятель в его пределах оставаться будет, никакие успехи Наполеона не позволят царю отступить, не потеряв лица. А слабый ангел наш того пуще смерти боится, ибо жизнь свою до сих пор проводил в пустом позёрстве, а попытки его - или, вернее, Сперанского и "молодых" - сделать что-то путное заканчивались неизменно пшиком. Плац-парады - вот его дело и на большее он не способен. И главное, что все это видят, и он знает, что все о нём так думают, а потому необходимо взгромождается на котурны по случаю и без случая, с коих сойти тяжело. Упасть можно. Чего он и боится.
Так что, будь я на месте императора французского и мир восстановить желая, не только наступление остановил, но и вывел войска свои из пределов российских. А дальше уже о мире негоциировал бы.
Но сие, однако, уже Наполеону невместно. Как? - он собрал громадную армию, оная армия успешно совершает действия наступательные, русские пред нею отходят - как остановить сие движение? Да ещё не получив компенсации в виде хотя бы выигранного сражения и исполненной воли своей?
Так что, боюсь, сам рок увлекает Бонапарта в глубины пределов русских. А ну как Барклай ему и далее боя не даст? Да Багратион из рук его вырвется? Так и пойдёт он далее? До какой глубины? До Витебска (немного и осталось)? До Смоленска? До Москвы? Так и это, как Матушка говорила, ещё только волосы Империи Российской! А пятки её вон аж на Камчатке! До коей курьер даже полтора года скачет!
Оно, конечно, с точки зрения военной, ничего не значит: с потерею губерний важнейших утеряет армия способы к восполнению и вооружению своему. Но ведь и много хотя войск у Наполеона, а не бесконечно. От того же Смоленска немало направлений открывается, по коим линии операционные пролегать могут. Карл Шведский вон за Петром Великим по половине страны гонялся, покуда войска не разбросал и под Полтавою разгром своей армии не получил. Барклай, конечно, не Пётр, но пространства наши на него работают и против Наполеона.
Честно говоря, не знаю, что может сделать император французский, дабы извлечь себя из той ловушки, в которую вступил, перейдя Неман. Куда ни кинь - всё клин. Одна надежда у него - армию нашу в генеральном сражении разбить. С потерею армии не имеет государство силы воле завоевателя противостоять. Покуда армия существует и воевать способна, не потеряна ни война, ни Россия. Так это Барклай понимает прекрасно, полагаю. Михайло Богданыч к Дриссе шагает, ногою за ногу цепляясь, осознавая, видно, крепко, что там как раз гибель армии и уготовлена, такая же, коею я турецкую армию под Слободзеей похоронил. И настроения среди думающих офицеров в Главной квартире, по тому, что мои конфиденты говорят, самые решительные. Но разве ж убедишь ангела нашего, ежели он в голову себе принял, будто уступка авторитет его подорвёт?
Ох, не знаю, не знаю...
1 июля. Из Главной квартиры известия прибыли с курьером. Сообщают:
"Кажется, Французская армия разделилась на две части; одна последует нашему движению, а другая идет обойти с правой стороны.
Первая наша [Западная] армия идет по назначенному ей направлению; она соединилась уже со многими отделенными корпусами.
Неприятель для обозрения покушался в различных местах делать нападения, но всегда с потерею был прогоняем. В одном из сих легких сражений Граф Орлов-Денисов, Генерал-Адъютант ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, взял многих в полон, между которых находится Граф Октавий Сегюр.
18 числа [июня] корпус Графа Витгенштейна был между Вилькомиром и Колтинянами.
Корпуса Генерал-Лейтенанта Тучкова и Графа Шувалова подходят к Свенцянам.
Корпус Генерала Докторова на походе от Ошмян к Свенцянам.
Генерал Платов, оставя Белый-Сток, тянется к Вилейке.
Князь Багратион продолжает сближаться с первой армией".
Немного, прямо скажем. По всему судя, дела идут не авантажно, потому сообщение сие столь скупо.
Оперативные донесения сие подтверждают. К примеру, проспали немалое движение неприятеля, коий в составе 28 эскадронов и 6 конных орудий напал ночью врасплох на передовые посты отряда ген.-майора графа Палена. На постах сих стояло всего шесть эскадронов Мариупольского гусарского полка под начальством ген.-адъютанта барона Винценгероде.
Что за геройство, не понимаю? У нас так много генерал-адъютантов, что их на командование неполными полками ставят, или добрых полковников не хватает? Впрочем, и полковой командир полковник князь Вадбольский при сём присутствовал. Опасаюсь, что дело проще было: проглядели движение значительного отряда французского, по счёту нашему почти из 3 полков состоящего, а по французскому - так и вовсе из 7, неприятель ударил там, где не ждали, а в результате барон Винценгероде с двумя эскадронами мариупольцев и с командою 2-го Бугского казачьего полка были отброшены в сторону и только на третий день с большим трудом успели присоединиться к своим, а остальные четыре эскадрона Мариупольских гусар были смяты, рассеяны и преследуемы французами до тех пор, пока к ним на помощь не подоспел полковник барон Крейц со своим Сибирским драгунским полком и с бывшими у него двумя эскадронами Мариупольского полка.
Что же до Винценгероде, то, полагаю, при известной его храбрости и удачливости, мог он и сам залететь в арьергардное дело. А там уж и начальство принять ввиду старшинства в чине. По 5-му году помню ещё значительные услуги его, когда направленный мною на переговоры с Мюратом возмог он тому пыль в глаза пустить, чем для нас два перехода от оного выиграл. Сказывают, в немалой ярости Бонапарт был на Мюрата, что тот так глупо на перемирие пошёл, при коем, однако, забыл оговорить воспрепятствование нам далее следовать. Впрочем, на это условие я бы и не пошёл.
ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ. Добавлю тут анекдот, который характеризует Фердинанда Фёдоровича как храброго и хладнокровного генерала. После того как его и майора Нарышкина (между прочим, сына доброго друга семьи нашей Марии Алексеевны Нарышкиной) французы захватили в плен в Москве во время несчастной и, добавлю, весьма самонадеянной рекогносцировки, о коей писал я в осенней тетради журнала сего, оных двух офицеров довезли до Минска под усиленным конвоем. А там посчитали, что русские ещё очень далеко, и отправили далее под охраною трёх лишь жандармов. К тому времени, однако, оказался там отряд наш под командованием флигель-адъютанта полковника Алексея Ивановича Чернышёва, коего я отправил для обеспечения связи между армиею Чичагова и корпусом Витгенштейна, опасаясь - и как показали события, справедливо, - что в честолюбии и неумении своём не сумеют они соединиться, дабы дальнейшее отступление армии Наполеона пресечь. И вот уже за Минском Винценгероде вдруг увидел казака из партии Чернышёва и закричал: "Я русский генерал!" К счастью, казак услышал и понял правильно. Вскоре вернулся он с одиннадцатью своими товарищами и освободил пленных, заодно забрав с собою и трёх жандармов.
Словом, только полковник Крейц остановил натиск неприятеля и собрал рассеянные четыре эскадрона Мариупольского гусарского полка. Рассказывают, что на деле даже не полковник, а поручик по фамилии Фигнер спас мариупольцев от неминуемого поражения. Будучи выслан с эскадроном этого полка для рекогносцировки неприятеля, открыл его по ту сторону реки Дисны и упорно задерживал переправу его через эту реку. В том же бою был тяжело ранен, а всего выбыли из строя 40 нижних чинов.
Как бы то ни было, вижу я в сем происшествии неприятный признак растущего беспорядка в армии нашей, что, впрочем. Характерно для любой отступающей армии. О том же говорит и стычка между сторожевыми постами эскадрона Елизаветградского гусарского полка и казаками Татарского конного полка, коих приняли они за польских улан благодаря их обмундированию. Учесть то надобно, что не безобидно стычка закончилась, а был Елизаветградского гусарского полка унтер-офицер убит 1, и ранены 2 нижних чина.
Понятно, почему на сём фоне выделено удачное дело графа Василья Васильевича. Лейб-казаки его с самого начала войны являют чудеса храбрости, а сам он зарекомендовал себя весьма распорядительным командиром. Здесь же он со своим полком, а также с эскадроном л.-гв. Уланского полка и гвардейскою Черноморской сотнею был несколько раз атакован сильным неприятелем и, выдержав мужественно все атаки, прогонял его за пехотные колонны и батареи. Потом у переправы через топкую речку был также в превосходных силах неприятелем атакован, но, отразивши оного, нанёс ему вред значительный. А сие уже само по себе подвиг замечательный - преизрядно, значит, организовал переправу граф Орлов-Денисов, раз из сего беспомощного состояния, в коем все войски, чрез водную преграду переправляющиеся, смог не только защититься отлично, но и потом атаковал сам шесть французских эскадронов и, смешавши, гнал оные до второй линии пехотных колонн, сильно поражая, при чём взял более 100 человек в плен.
К вчерашнему возвращаясь. Понять не могу: каковы цели политические, что Наполеон преследует, в Россию вторгшись? С военными целями всё ясно - армию разбить и нужный себе мир вытребовать. А какой мир?
Война лишь продолжает политику, а армия - лишь инструмент государственной воли. Предположим, лишит Наполеон Россию этой самой воли государственной, сиречь армии. После чего возможет продиктовать России свои условия мира. Каковы они могут быть?
С вероятием большим допущу, что будут это: признание Польши, присоединение к блокаде Англии, давление на Швецию, дабы та порты свои для английской торговли также закрыла бы. Что далее? На Индию пойти? Да нет, не идиот Наполеон, чтобы на то всерьёз рассчитывать. На Англию нападение совместное? Без флота то - тоже обывателя лишь английского в газетках пугать, не более.
Но завтра к мыслям сим вернусь, что-то глаза устали ныне, а диктовать сии строки никому доверить не можно...
2 июля. Ничего существенного, перестрелки. Армии отходят. 1-й армии приказано отступать к Дрисскому укреплённому лагерю.
Таким образом, определились окончательно операционные направления текущей кампании и, можно сказать, предвидение моё оправдывается: вслед за русскою армиею, оказалась и французская принуждена разделить силы свои. 150 тысяч под водительством Мюрата двинуты за армией Барклая-де-Толли. Давуст же, с 40 тысячами, перенаправлен на Багратиона, к коему и устремился через Ольшаны на Минск, наперерез. Князя Петра же с фронта давит войско короля Иеронима, с лишком 80 тысяч.
Но уверен, что вывернется князь Пётр. Прошлая кампания, что в 7 году приключилась, показала, что как тактик арьергардный он незауряден весьма и весьма. Признать надобно: хотя и любит наступление Багратион (да и кто его не любит?), а в принудительных обстоятельствах отступить умеет славно. Кстати, и Барклай тогда же тоже себя изрядным мастером арьергардных манёвров показал. Нет, что ни говори, но на данном этапе войны на своих местах наилучшие для этих позиций командующие стоят.
Хотя и не без беспорядка, конечно. Получилось дополнительное известие, из-за чего отряд генерала Дорохова потеряли. Когда ариергард полковника Крейца столкнулся в Ошмянах с кавалерийской дивизией Пажоля, о чём тут ранее писано было, Дохтуров ускорил марш своего 6-го корпуса, сделав переход аж в 42 версты. От Давуста он так ушёл, но при этом Дорохов, стоявший в Оранах, приказание для отступления получил поздно, отчего и был отрезан.
ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ. Оказалось, за весь свой блестящий марш по тылам французским потерял он всего 60 человек. То есть весьма разрежены тылы французские, и порядка в них нет пока. Это к той мысли о партиях, кои могут весьма малыми силами много потрепать армию неприятеля.
Через пленных известен стал приказ на данную кампанию, коий Наполеон продиктовал в Вильковишках перед самым вторжение в пределы наши:
"Солдаты! Вторая война польская началась. Первая кончилась под Фридландом и Тильзитом. В Тильзите Россия поклялась на вечный союз с Францией и войну с Англией. Ныне нарушает она клятвы свои и не хочет дать никакого изъяснения о странном поведении своем, пока орлы французские не возвратятся за Рейн, предав во власть ее союзников наших. Россия увлекается роком! Судьба ее должна исполниться. Не почитает ли она нас изменившимися? Разве мы уже не воины Аустерлицкие? Россия поставляет нас между бесчестием и войной. Выбор не будет сомнителен. Пойдем же вперед! Перейдем Неман, внесем войну в русские пределы. Вторая польская война, подобно первой, прославит оружие французское; но мир, который мы заключим, будет прочен и положит конец пятидесятилетнему кичливому влиянию России на дела Европы".
Таким образом будто бы отвечает он на вопросы о целях своих в России. И как видно, отвечает маловразумительно. Если убрать демагогию о верности союзникам (это Австрии-то с Пруссиею со стороны Наполеона-то?), о чести и о клятвах, то останется основное: Бонапарт желает отбросить Россию в Азию, изгнать её из числа европейских стран, обернуть в окраину варварскую.
Для чего это надо ему?
Первое и очевидное: чтобы самому полностью владеть и управлять Европою, что невозможно, покуда сохраняется в Европе Россия.
Но тут вопрос второй встаёт, ответ на который куда менее очевиден: а чем Россия мешает Наполеону господствовать над Европою, особливо когда она связана условиями мира Тильзитского?
А тем, что есть у неё в Европе свои национальные интересы.
К чему рвётся Франция со времён Жанны дАрк? К отбрасыванию Англии. Как от дел европейских, так и в смысле соперничества колониального.
А к чему рвётся Россия со времён отторжения её от платёжеспособного потребителя Европы Польшею и Швециею? К возврату себе торговли европейской, чтобы вести оную торговлю напрямую и без посредников. Отсюда - необходимость выйти на Балтику, порты здесь построить. Отсюда же - необходимость заполучить Проливы черноморские, дабы не зависеть от воли Султана и Дивана турецкого.
Иными словами, Франция имеет национальным интересом отбрасывание Англии - здесь и по всему миру. Россия имеет национальной целью выход в мировую торговлю с собственной территории.
К чему пришли эти противоречия к 1812 году?
Франция слабее Англии на морях, а значит в условиях войны её контроль над колониями становится эфемерным. Единственный выход - отрезать Англию от поставщиков и потребителей в Европе, чтобы указать ей необходимость договариваться.
Россия отрезана от традиционных потребителей и поставщиков в Европе Франциею, чем её положение напоминает английское. Единственный выход - обеспечивать себе выход в мир поверх Франции. Что механически означает необходимость сохранения тесных торговых связей с Англиею, ибо более России вывозить свой товар некому. Франция же к покупкам у России не склонна, а стремится, напротив, побольше продать своего, нимало не заботясь о том, откуда покупателю взять на это денег. Точнее, заботясь о том, чтобы на следующий шаг после того, как за товары платить нечем станет, забрать себе в собственность промыслы российские.
Иная возможность - получать деньги для закупок французских от закупок французских же, сиречь повышать пошлины на ввоз товаров их. Но что мы видим? Наполеон начинает весьма горячиться и обвинять Петербург в нарушении тех самых клятв! Так что опять видим мы, что ежели демагогию Бонапартову в приказе его на язык понятий вещных перевести, то на войну с нами поднялся он, дабы обеспечить в стране нашей интересы торговцев и промышленников французских. И ради этого Наполеону отказывают глаза, и он не видит, что даже после захваченной Москвы перед ним будет расстилаться ещё девять десятых русской территории, с которой надо будет что-то делать. Ведь это ему уже неважно! - ему важно добиться такого мира, при коем Россия будет торговать только с Франциею, постепенно подпадая под её экономическое господство. То есть победою в войне он хочет обеспечить победу в политике, а ту использовать для подчинения экономического!
И вот тут встаёт вопрос о целях российских в сём раскладе карточном.
Не будем пока говорить о мелком - о той же русской Польше, кою отдать невозможно, да Наполеон, уверен я, забирать её не сильно стремится. Так, один из предметов для торга будущего. Герцогство Варшавское - максимум, что отдаст он полякам. Думаю, при известном великодушии он и Проливы отдаст, ибо что ему в них, ежели сама Россия в заморскую его территорию обратится, пусть и не за морем.
Не буду говорить и о необходимости торговлю с Англиею сохранять, Хотя формально и врагами мы с нею после Тильзита являлись, однако же на деле интересы взаимные сохранялись, а после вторжения бонапартова в Россию и паки сойдутся. Это - тоже интерес промежуточный.
Основной интерес России - обернуть нашествие Наполеоново на пользу укреплению своему в Европе. Прежде всего - в торговле с нею. А что это означает? А означает это, безусловно, победу над Наполеоном, дабы планы его в отношении подконтрольной ему России исполниться не могли. Но что также безусловно, победа эта должна его лишь ослабить серьёзно, дабы извлеклись из-под власти его державы европейские, но в то же время ни одна из них не усилилась так, чтобы новым гегемоном в Европе стать. Таким гегемоном Россия стать должна, чтобы вольно торговать со странами европейскими, даже и цены им диктуя на товары свои, а заодно задачи решая того мелкого уровня - Польша, Проливы, Балканы.
И вот тут более всего Англии боюсь я. Единственный, кто сегодня экспансию её сдержать способен - Наполеон с сильною Франциею своею. Без него Англия, оставаясь владычицей морей, Европу разобщённую скоро под руку свою возьмёт. И коль скоро это случится, немедля нам Наполеона нового ждать надобно будет - ибо уже новая держава заботиться будет отбрасыванием России от торговли и дел европейских.
А потому в наиболее непротиворечивой политической конфигурации после изгнания Наполеона за Вислу видится мне такая картина: Наполеон остаётся в Европе, не склонный к миру с Англией любой ценою и имеющий довольно сил ещё противостоять ей; Англия, не упокоившая Наполеона окончательно, вынуждена одновременно улещивать Россию продолжать поход; Россия, которая оставляет этих двух соперников разбираться между собою, а сама обеспечивает себя выгодной торговлею с ними обоими, а также их поддержкою в окончательном решении турецкой и прочих проблем.
3 июля. Новые известия из главной квартиры.
"В два дня не случилось никаких особливых приключений в войсках, сближающихся для соединения от Свенцян к Видзам. Сим движением сообщение между корпусом Генерала от Инфантерии Докторова приведено в совершенную безопасность. К нему же в свою очередь присоединился Граф Пален, который при открытии военных действий находился в Гродне. Таким образом различные корпуса по сие время остались неприкосновенны и не потеряли ни одного отряда. Вчера семь эскадронов кавалерии Французской с пушками были жарко отражены арьергардом первой армии".
Ну что же, эту краткость только похвалить надобно. Это означает, что корпуса наши воссоединились, и теперь армия Первая в совершенный порядок водворяться будет. Удачно: пока Наполеон корпуса свои рассеивает по пространствам нашим, русские корпуса в армию значимую сходятся.
Правда, сказывают, за время отхода-соединения корпус Дохтурова всё же потрепали изрядно: на него более всего и навалились французы. Даже почти до окружению дело дошло. Однако же Дмитрий Сергеевич генерал крепкий, в командовании твёрд, под Фридландом войска уже спасал, главные силы прикрывая при отходе за реку Алле. Под Аустерлицем половину дивизии своей потерял, в окружении почти оказался, но порядок сохранил и солдат своих к армии главной вывел. Конечно, под Кремсом несколько смазанными действия его оказались, припоздал он к совместному с Милорадовичем удару, не удалось нам полностью корпус Мортье рассеять, а с помощью Божьею его и самого в плен взять. Да ведь и тут не столь сам он виноват, сколь дурные советники и проводники австрийские, кои по собственным горам Богемским заплутали. Так что в рассуждении моём вполне он заслужил Святого Георгия 3-й степени, к коему представление я тогда подписал. Словом, как раз при ретираде и обороне из самых надёжных будет командующих.
Тем временем доставлены надёжные сведения о действиях князя Багратиона.
Как и водится у князя Петра, при вторжении неприятельском планировал он ответить ему приступом в Варшавское герцогство через Белосток и Остроленку, где рассчитывал разбить корпуса французские, в отдельности от армии главной стоящие. В случае неудачи он мог бы безопасно отступить в Брест-Литовск на соединение с Тормасовым, с коим вместе добывалось бы у них до 80 тысяч войск.
План смелый, однако ж, с князем Петром в исполнителях имел шанс на успех: не побил бы французов, но потрепал бы изрядно, и наступление главных сил Наполеона непременно задержал бы. Но на этот план, что Барклаю-де-Толли представлен был, он не получил вовсе ответа, что счёл оскорбительным, хотя, полагаю, понимать он должен был, что сие царь его план воинственный без внимания оставить высочайше соизволил...
Зато приказано было ему заступить неприятелю дороги, ведущие на Минск и Борисов. Будто бы мог он со своими 40 тысячами 80 тысячам короля Иеронима воспрепятствовать, не говоря уже о корпусе Давуста, в любой момент на голову ему пасть готовом. Что, впрочем, князь Экмюльский и сделал уже. Платову же, отдельным отрядом стоявшему у Гродно, завесу казачью вдоль границы образуя, приказано действовать по направлению к Лиде и Сморгони.
29 июня Багратион выступил из Волковыска на Слоним, чтобы оттуда на Минск направление принять. Платов же из Гродно потянулся к Лиде.
День спустя днями, в Зельве находясь, князь Пётр получил высочайший рескрипт о новом операционном плане. Согласно ему 2-я армия должна была идти на соединение с 1-й через Новогрудок. Сообщают, что оное приказание он ныне исполняет, направляясь туда под прикрытием казаков Платова.
Меж тем, король Иероним с 30 числа стоит в Гродно, подтягивая колонны и налаживая довольствие войск.
1-я Западная армия ведёт арьергардные бои в районе Свенцян. Ничем не примечательны, за исключением того, что в стычках сих появился первый наш Георгиевский кавалер - Польского уланского полка ротмистр с фамилиею замечательной: Галиоф (Галиоф 1-й, если точно). Отряжённый к местечку Михалишки для разведки о неприятеле и для связи с Московским драгунским полком, он с эскадроном своим следовал обратно к своему полку в Свенцяны. Увидев, что все дороги заняты уже неприятелем, ротмистр решился проложить силою себе путь и пробился со своим эскадроном через три французские кавалерийские полки. Правда, и потерю при этом понёс немалую: выбыли из строя 1 унтер-офицер и 46 рядовых. Почитай, треть эскадрона положил.
Летучий отряд Платова, по сообщениям, дерётся хорошо. Ежели правда то, что доносят (а знаем мы, каково точности в отчётах у казаков искать, то обменяли они у местечка Вороново 30 убитых и 12 пленных французов на двоих раненых своих.
Возвращаясь к причинам войны.
Очевидно было всем, что напряжение накапливается. Как бы грозовая туча всё чернела и чернела.
Но немало было и личного в этом набухании грозы военной.
С русской стороны многие не только хозяйственно пострадали от Тильзитского мира, сперва лишившись английской торговли из-за вступления в состояние войны с Англиею, а затем пережив падение курса денежного. Но ведь и без того: сам мир, заключённый при сохранённой (несмотря на все усилия бездарного Беннигсена, замечу) армии, полагали похабным. Как так? - рассуждали. Неприятель даже не ступил на землю Российскую, депо рекрутские в состоянии немедленно восполнить убыл в войсках, да и сам узурпатор не осмелился бы пойти на Отечество наше, ибо, на поражения наши невзирая, солдат русский внушил к себе должный трепет! И тут - мир в роли проигравшего?
Откровенно говоря, настроения такие никоим образом, пожалуй, фактические условия мира Тильзитского не отражали. Всё же Россия получила и приращение территориальное -- Белостокскую область, - и свободу рук в Финляндии и Бессарабии. Однако ж! Настроения масс подчас совершенным парадоксом оборачиваются, то любому офицеру известно, который хоть ротою когда командовал. Иной раз без причины, кажется, солдаты бегут, хотя и огонь не сильный, и противник не больно грозен. А иной раз наоборот. Как тогда, под Измаилом. Остановились когда солдатики мои, ни туда, ни сюда. Не бегут покуда, но и вперёд не лезут, хоть то для них же наилучший выход, ибо пока стоят, поражаемы они убийственно огнём турецким были. И сам ведь я подумал, что уже не слажу с ними, к графу Александру Васильичу уже за сикурсом послал. А он вместо помощи комендантом Измаила меня назначил. И что оказалось? Несколько слов сих, офицерами до солдат как-то донесённые, переломили настроение их - взлетели на валы, ровно птицы! А что оказалось, когда после боя уж разговоры пошли и разборы его? А подумали солдатики, что коли сам Суворов уже о коменданте заботится, то крепость уж и взята, почитай. Уже и страшно не так, и опоздавшими быть не хочется...
Словом, давеча я внешние, междержавные причины войны разбирал. А тут ещё общественные настроения не менее роль играют. Не так многие и пострадали от нарушения прямой торговли с Англиею, но ведь то вызвало сильное падение денежного курса. А то уж - множественные купцов разорения и общее хозяйству повреждение. Кому это понравится? А в благодарность за то должны были мы, по велению Бонапартову, с Австриею воевать, не говоря уж об Англии. Не то обидно, что корабли зазря теряли, как в июле 8 года в Балтийском море со "Всеволодом" и лодками 3 канонерскими, либо того ж августа в Лиссабоне, тем паче что Сенявин доброе соглашение заключил, и суда те после войны англичан вернуть обязал. Обидно, что по воле врага природного, к коему уж и привыкли как к врагу, от союзника доброго потери нести приходится. Хотя, отмечу с усмешкою, то ещё добёр "союзник": без всякой нужды экипаж "Всеволода" с канонерками перебили англичане. А что за нужда военная была рыбацкие деревни на Мурмане разорять?
А паки всего войне, думаю, мотивы человеческие правителей поспоспешествовали. Наполеон выговоры делает за нерешительность действий русских в войне с австрийцами (интересно, кстати, насколько те в годину нынешнюю решительны противу нас будут? - покамест, видно, серьёзных действий не ведут). А Александр присоединением Галиции к герцогству Варшавскому недоволен. Оно и государственные заботы - но и противостояние уже человеческое. И как символ такового - отказ выдать за Наполеона великую княжну Анну Павловну. На что тот ответил аннексией герцогства Ольденбургского...
По всему так и выходит, что при вполне выгоде условий мирных, ежели их корригировать в интересах обоюдных, что те самые экономические и политические причины войны исключить могло бы, на человеческом уровне путь иной избран был - давления и неуступчивости. И не по умышлению злому, а потому, что не лежало сердце у обоих владык и народов их к союзу обоюдному.
ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ. О том раздражении взаимном может сказать хотя бы та реприза ангела нашего послу французскому Коленкуру в 11 году, о коей я уж позже извещён стал: "У меня нет таких генералов, как ваши; я сам не такой полководец и администратор, как Наполеон, но у меня хорошие солдаты, преданный мне народ, и мы скорее умрем с оружием в руках, нежели позволим поступить с нами, как с голландцами и гамбургцами. Но уверяю вас честью, что я не сделаю первого выстрела, я допущу вас перейти Неман и сам его не перейду; будьте уверены, что я не объявлю вам войны, я не хочу войны; мой народ хотя и оскорблен отношениями ко мне вашего императора, но так же, как и я, не желает войны, потому что он знаком с ее опасностями. Но если на него нападут, то он сумеет постоять за себя".
Я, конечно, генерал, а не дипломат, но ничего в этом, кроме как вызова лукавого, но явного, не вижу.
Меж тем, на взгляд мой, надо бы, напротив, затягивать было хоть и напряжённый, но мир с Бонапартом, ибо время на нас работало. Год бы ещё, чтобы армию укрепить. Да с турками дело довершить - хоть и не до союза, в коий не верю я, но хоть до устроения вновь армии нашей, установления постов обсервационных, восстановления потерь денежных от войны столь долгой. На Кавказе бы войну с Персиею завершить.
Кардинально положение наше политическое сломать также некому было: один у нас союзник - Швеция, да зато надёжный, покуда маршал Бернадотт так королём новым, ибо с Наполеоном ему никак не по пути ни при каких обстоятельствах.
Зато у Бонапарта как раз на живую нитку всё сшито. Что Австрия, что Пруссия - союзники не надёжные, силою, можно сказать, взятые, как Рогнеда князем Владимиром в жёны. В Испании у него плохо, англичане давят, и война с ними затратна весьма. Само положение хозяйства французского напряжено до крайности, войною живёт - и что с ним будет, когда миллион солдат репарации и рынки новые обеспечивать не станут, а кормить их по-прежнему надобно?
Словом, на нас время работало. Понятно, что не в одной фразе стратега нашего царствующего войны сей спусковой крючок искать надобно, и даже вовсе не в ней. Не те времена ныне, когда из-за одной фразы войны начинаются, не рыцари, чай, доблесть свою тешат, а большие интересы держав за всем стоят. Но слова эти ту политику отражают, коя и помудрее могла бы быть, похитрее и поосторожнее. В идеальном случае чтобы даже не самому воевать стать, а других к тому за себя подтолкнуть. Хоть бы у Англии своей поучился, всемилостивейший и кроткий император наш...
4 июля. Первые известия о внутренности армии французской, по показаниям пленных. Сказывают, уже первые переходы по земле нашей под проливными дождями оказались губительными для обозов французских. Обозы отстали. Войска, соображаясь, надо полагать, с максимой вождя своего, что война должна питать сама себя, и армия вправе кормиться от местного населения, начали грабить население и всё превращали в пустыню. Устрашённые жители спасаются в леса, угоняя с собою скот. Фуража сильно не хватает, в некоторых батареях, сказывают, пала треть лошадей.
Багратион достиг Новогрудка. К нему поспешает из Москвы 27-я дивизия Неверовского. Отправив Платова для занятия переправы через Неман возле Николаева, а лишние обозы и больных - в Бобруйск, Багратион сегодня же авангардом своим начал переправу в Николаеве, для дальнейшего движения на Вишнево и Воложин, где предупредить хочет Давуста.
По сведениям неверным, но вполне вероятным, Наполеон якобы выразил недовольство королю Иерониму, потребовал от него решительных действий. Тот немедленно выступил из Гродно с польским корпусом Понятовского впереди.
ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ. Позже узналось, что в Николаеве князь Багратион получил известие, будто король Иероним зашёл ему в тыл, а Слоним занят Шварценбергом. Слева же показались разъезды вице-короля Евгения. Атаман же доносил ему, что казаки его повсюду встречают французов из корпуса Давуста в направлении к дороге на Минск. Князь Пётр справедливо рассудил себя находящимся в стратегическом окружении и въявь охваченным уже с трёх сторон. Но Минск остался целью его, только следовать он решил через Новосвержень и Кайданов, для прикрытия и демонстрации приказав Платову выслать сильные отряды к Вишневу и занять Воложин.
При сём случилось, по казачьим донесениям судить ежели, дело жаркое: будто бы в столкновение разведочной их партии с французским передовым отрядом последний потерял с лишком 100 человек убитыми, и взято в плен 1 офицер, 1 унтер-офицер, 8 рядовых. Казаки же потеряли всего двоих убитыми, чрез что я в эту буффонаду верить не склонен. Тем паче что и Давуст на Платова внимания не обращал и продолжал двигаться на Минск, к тому же и Воложин был занят войсками французов.
В 1-й армии - дежурные стычки в арьергарде.
Появились более или менее точные данные об армии Наполеона, в видах её состава. Вот уж поистине право священство наше, говоря с амвонов о "нашествии двунадесяти языков"! Из числа свыше 600 тысяч, составляющих так называемую "Большую армию", итальянцев -- 42 тысячи, баварцев -- 30 тысяч, саксонцев -- 30 тысяч, поляков -- 60 тысяч, вестфальцев -- 30 тысяч, вюртембержцев -- 15 тысяч, баденцев -- 10 тысяч, германский контингент -- 23 тысячи, пруссаков -- 20 тысяч, австрийцев -- 30 тысяч; всего 290 тысяч. Воистину вся Европа к нам! И воистину - нового типа война!
В размышлениях о том, что это такое и откуда он получился, возвращаюсь я к начальным годам Бонапартовым. Думаю, неправы все те, кто вспоминая прошение его в русскую нашу службу, полагают, что напрасно в его случае не было обойдено то правило, по коему принятие возможно было только с понижением на чин. Тогда бы, дескать, не обиделся бы и не ушёл Наполеон, а ныне был бы в числе первых генералов Российских.
Что ж, не без вероятия, хотя бы и признать надобно, что время с тех пор немалое прошло, и за годы эти он многажды мог службу нашу и оставить. К тому ж неведомо и было, кто именно пред Иваном Александровичем Заборовским, генерал-поручиком, нанимателем нашим иностранных волонтёров на войну турецкую, стоял тогда. Поручишко оборванный, как ради такого указ императрицы нарушить?
Но паче этого думаю я, что ничего бы не поменялось в картине исторической. Как ныне видно, немало генералов дельных во Франции выросло за годы эти. Может, и нет среди них столько гениального, как Наполеон, однако ж почти любой маршал его - преизрядный полководец! Вон тот же Давуст сколь блестяще армию прусскую разгромил - а ведь одна из сильнейших она на континенте!
Хотя, признаюсь, забавно представить, как Давуст Наполеона к Ошмянам отталкивает...
Но не из-за генералов, уверен я, ничего бы существенного не изменилось ныне, будь Наполеон генералом русским. А по той самой причине новых войн появления, которые мы с именем Бонапарта связываем, но которые на деле из-за новых целей, в политике государственной обозначаемых ныне, возникли. И секрет побед Бонапартовых блистательных, мнится мне, не только в таланте его и Фортуне, ему благорасположенной, но в характере войн этих и, следовательно, армий его.
Ранее войны, в Европе особливо, не носили характера национальных столкновений. И то сказать: война герцога Бургундского против короля Французского колико национальной быть могла? А столкновение Гессена с, условно, Вюртембергом?
Обозначу пока, чтобы далее додумать: лишь у России войны её почти все национальный характер носили. Не когда, конечно же, Московское княжество и Тверским билось, а это постоянное отражение угроз самому существованию государства русского, народа русского. Татары, тевтоны, крымчаки, поляки - это всё были сражения не за ограниченные политические цели, как в Европе, а за спасение национальное. Оттого войны те не полководцами решались, а тем самым усилием народным, коим в 1612 году поляков одолели. Полагать надобно, что и нынешняя война в то ж превратится, ежели не найдёт в себе сил Наполеон остановиться и тем оставить эту войну европейскою, не взводя её для русских в степень отечественной.
Но далее. С времён Карла Великого европейские войны - предмет воинского и полководческого искусства, но не национального выживания. За исключением османского вторжения, когда под Веною судьба Европы спасена была. Сражались за наследство, за некую провинцию, за право на трон, но даже и в Столетней войне предметом династические права были, а не выживание нации французской.
А с приходом во Франции третьего сословия к власти оказалось, что цели у него уже не ограничены какими-то династическими или территориальными захватами. Теперь речь зашла о захвате территорий не ради водворения там брата или ставленника Бонапартова. Мюрат, король Неаполитанский, - лишь маска. Можно сказать, портрет на стене. Истинный король стал - банкир французский, промышленник французский, поставщик французский. Иным словом, не о занятии провинции речь идёт, после чего два владыки о новых границах договариваются, - о захвате страны всей.
А для того и армия другая потребна. Не на захват территорий и городов направленная, а на разгром силы, державу защищающей, сиречь, армии. Отсюда черты эти новые в военной стратегии французской, ибо война не на поражение противника ведётся отныне, а на разгром силы его - как живой, так и государственной. Нет армии, нет государства, а значит, и крепости с городами твои будут.
Вот чего у нас до сих пор не понимают! Пять лет в Валахии самым тоскливым образом с турками крепости друг у друга оспаривали. Что с того, что взял бы я тот Браилов, как Прозоровский хотел? Солдат бы только положил, а результат каков? Потому и не хотел я этого делать, потому и приступом испытательным ограничился. К чему людей зря терять? А сколь недоумения было, когда я после выигранного Рущукского сражения крепость Рущукскую взорвал и на левый берег Дуная отступил! За малым в сумасшествии меня не обвиняли, а уж от стона генеральского уши закладывало! А того в толк не брали, что не нужна нам крепость очередная. Нам быстрый мир нужен, а для того один путь: победа за полным разгромом армии неприятельской. Что и случилось.
И странно сие. Откуда воспроизводятся генералы такие? Ведь не первый я подход такой к войне открыл. Петра Александровича Румянцева вспомнить! Рябая Могила, Ларга, Кагул - везде он на сокрушение военной силы турецкой направлял войски свои. Александр Васильевич, генералиссимус незабвенный, - не тако ж действовал? За что с Светлейшим нелады у него были вечные? Не потому, что не одаривал Потёмкин Суворова. И слова те роковые: "Чем я могу вознаградить тебя?", на что тот ответил: "Меня императрица лишь наградить может!" - слова те уж после Измаила прозвучали. А Суворов уж и до того князя Григория изводил. Почему? Да потому, что тот опять же крепости осаждать приказывал, а не армию османскую в качестве силы государственной уничтожать, после чего крепости те сами в руки бы нам упали. Что, к примеру, с того Измаила нам досталось? Слава лишь! А крепость всё равно туркам по условиям мира Ясского вернули.
Так что военный гений Наполеона в том, в основном, проявился, что новые цели перед войсками своими он ставит: не занять, не отнять, не завоевать, - а разгромить и уничтожить армию неприятельскую как становой хребет государства его. Но тогда и меня в гении записать можно. Но я к себе строг, на сие звание не претендую. А значит, и он - генерал лишь, и не больше.
Сильный генерал, из великих даже, операционное планирование у него на высочайшем уровне. Тактик изрядный. Но стратегически, получается, даже Барклай его переиграл. Мню я, ожидал Бонапарт, что мы сами в Герцогство Варшавское вторгнемся, как Багратион, кстати, того хотел. Там бы он нас с удовольствием бы и разгромил на сходящихся направлениях. А вот не пошли мы туда - и что ему делать? Ему 600 тысяч кормить надо! А значит, либо распускать, либо на Россию идти. А уж тут, как он первый шаг за Неман сделал - то уже не сам воюет, а на движения Барклаевы откликается. И ежели Барклай - под давлением царя, скажем, - глупости какой не сделает вроде Аустерлицкой... То уже он Наполеона переиграл.
А я?
А я, всё с тою же строгостию в себя заглядывая, уверенность лишь нахожу: я бы и вовсе погрёб в России кости французские...
5 июля. Новая сводка известий из Главной квартиры, что ныне в местечке Замоше разместилась.
"Армии продолжают соединяться. По всем обстоятельствам и догадкам видно, что принятый нами план кампании принудил Французского Императора переменить первые свои расположения, которые не послужили ни к чему другому, как только к бесполезным переходам, поелику мы уклонились от места сражения, которое для него наиболее было выгодно. Таким образом мы отчасти достигли нашего намерения и надеемся впредь подобных же успехов".
Что же, значит, верно я чувствовал, что линия наша на отступление побеждать будет, и что эта линия планы Наполеоновы нарушит. Ему нужна была армия наша уничтоженная, он же взамен тел её получил пространства. На коих ему, собственно, делать нечего, ибо даже армии страны эти не в помощь при снабжении - ибо на размеры свои населены скудно, - а только в досаду. Дороги худы, равномерно что в дождь, что в сушь. Дорог мало. Овсов нет, да и поспеют где нескоро ещё. В итоге армия растягивается, части перепутываются, интендантские комиссары сходят с ума.
К давешним расчётам моим возвращаясь, на котором рубеже армии русская и французская в численности сравнять себя смогут - главные армии имею в виду, - то без учёта взаимного подкреплений - то к Смоленску, мнится мне, против 180 тысяч французских не более 140 наших будет. От Немана до Смоленска - с лихвою пять сотен вёрст будет. Отделив корпуса Шварценберга и Ренье (50 тысяч), что на левом нашем фланге Чичагову и Тормасову противостоят, и Удино (28 тысяч), противу Витгенштейна занятого, находим, что на 500 вёрстах оставит Наполеон от 150 до 180 тысяч. По 300 солдат на версту.
У нас же нимало не будет равного количества войск у Смоленска. Не более 140 тысяч, полагаю. И больших резервов не ожидается: слышно лишь про Неверовского с дивизиею его, да Милорадович близ Москвы до 15 тысяч рекрутов срочно натаскивает. Вкупе не более 25 тысяч это даст. Следовательно, предположить можно, что вновь не даст Барклай сражения генерального возле Смоленска. И отходить будет вновь. Куда? Одно лишь направление - к Москве: иначе он себя под фланговый удар французов подставляет.
Потому, возможных резервов не учитывая (да хоть бы и учитывать их - но наши войска тоже потери несут, в численности уменьшаются, так что особой ошибки не вижу я; да и оная извинительна для стратега кабинетного, коим я теперь являюсь), принять должно, что не ранее чем через 140 вёрст за Смоленском силы наши сравняются. Где-то Вязьма, Гжатск - там и сражение генеральное принять можно.
Эх, не знаю я там ни одной позиции - кто же думал, что там воевать придётся! Да, думаю, ни у кого нет ни карт, ни даже крок мест тех. Надо же, дожили! Сто лет на своей земле врага не видели! А теперь о том думаем, как бы Вязьму оборонить! Подумать только! - и это всего за 10 лет царствования просвещённейшего Ангела нашего. Отец-то его, помнится, в море Средиземное твёрдою ногою ступил, в Италии граф Суворов оных же французов бил, казаки на Индию шли...
Далее сообщают: "Нынешний день 1-я Западная армия наша находится в следующих местах:
Корпус Графа Витгенштейна в Римшанах.
Корпуса Генералов: Багговута, Тучкова и Шувалова соединены перед Видами.
Корпус Генерала Дохторова в Будне.
Резерв в местечке Замоше".
Корпуса, как видно, собрались вместе. Значит, по меньшей мере, опасность, что их по одному отловят быстрые маршалы французские, отпала. Хотя и то отметить надобно, что не показывают корпуса Наполеоновские той стремительности, с которую перемещаться ранее показывали. Причины, впрочем, указаны выше.
Далее пересказывается подвиг ротмистра Галеофа. Добавляют, что у неприятеля два эскадронных командира убито и немало нижних чинов. Не берусь судить, но как бы это не тот анекдот, что о графе Александре Васильевиче сказывают. Будто когда ему указали на безбожное завышение в рапортах его числа убитых турок, тот-де ответил: "Да чего их, супостатов, жалеть-то?" И тут: прорвался ротмистр из тылов французских, без трети людей оставшись, а трупы французские у них же и оставил. Кто их пересчитывал?
А ныне в Первой армии арьергарде дело довольно знатное произошло, в коем наших до 12 полков участвовало, с артиллериею. и не малое число уланов, гренадер и егерей. Выделяю его потому, что довольно умения было выказано в деле защиты переправы войск собственных. Начальник арьергарда ген.-майор барон Корф весьма умело переводил войски свои на левый берег реки Дисны, противостоя резервной кавалерии короля Неаполитанского Мюрата. Насколько из донесений судить можно, он сперва егерей два полка на левый берег переправил, на правом смело оставив кавалерию с конною артиллериею. Они задержали стремление неприятеля в нескольких вёрстах от реки. Затем была переправлена конная артиллерия, коей умело ген.-майор граф Кутайсов командовал. Оная прикрыла уже переправу кавалерии. Неприятель успеха нигде не имел, а переправа прошла в совершенном порядке.
В деле сём, при дер. Кочергишки, вновь особенно отличились примерною храбростью л.-гв. Казачий графа Орлова-Денисова и Польский уланский полковника Гурьева полки.
Помечу себе на будущее: продумать надо обстоятельство сие - не в первый раз уже конница лёгкая энергично поле отстаивает; но не обороною, а выскочкою быстрой, кои неприятеля в беспорядок приводят и атаки его срывают.
К давешнему дополняя: почему ещё время на Россию работало.
Наполеон не мог далее повышать налоги и подати: он и так взял по праву войны многое сверх того, что в просвещённый век наш дозволяется. Опять же и в состоянии Европейском не так просто сие сделать; надобно и обоснование какое привести. Да и лицо Императору французскому сохранить требовалось: время завоеваний его в Европе окончилось, настало время правления - и непременно просвещённого. Одним словом, ограничен он в доходах своих государственных.
С нашей же стороны вспомнить достаточно, как после мира Тильзитского удвоена была подушная подать с крестьян. Мещане же и втрое отдали. Налоги поднялись также - достаточно про соль вспомнить, на коей налог в два с половиною раз подняли. Не введён я в финансовые Империи нашей дела, не знаю, в коей мере это покрыло убытки её от соблюдения континентальной блокады. Но по тому о том судить можно, что в это же время на две войны средств хватило, да на зримое вооружение армии нашей. Притом - и это суть главная! - не было того ропота общественного, который показывает, что невмоготу новые тягости. Роптали на трудности денежные пожалуй что все, но все же и видели, что не последнее отдаётся, что при нужде и ещё денег выжать можно.
Так что вновь к той мысли возвращусь: не мальчишка вроде государь наш, да вот не выказал довольно выдержки и мудрости, дабы оттянуть войну - в расчёте, что каждый день мира Наполеона ослаблял, а нас, особенно после окончания войны с Турциею и связанных с нею затрат, усиливал.
6 июля. Примечательно в оценке важности вчерашнего войск наших соединения совпали мысли наши - отставного генерала, безвозможно на войну сию зрящего, и войсками руководящего военного министра, приказ коего, данный к Первой западной армии июня 24 числа, привожу здесь:
"С неожидаемым и даже наглым впадением неприятеля в границы наши, надеялся он расположенные более, нежели на 800 вёрст силы наши, как недостаточные к обороне столь значительного пространства, разрезать колоннами своими на малые части, и истребив каждую порознь, свершить алчное намерение своё одним, так сказать, приёмом. Сим единственно способом, сколько ни противен он правам народным, удалось уже ему победить разные армии и покорить Державы, обманутые надеждою на всеобщее уважение к сим священнейшим правам.
Но как ни стремительно было подобное предприятие его против армий наших; однако здесь не имело оно желаемого успеха. Все отряды войск искусным и быстрым движением приняли направление своё к общему соединению. Уже нет нам никакого к тому препятствия. Вскоре соберётесь вы, храбрые воины, вместе, и общими силами противопоставите врагу, дерзнувшему нарушить спокойствие наше; и ежели бы он, утомлённый тщетным стремлением на нас и бесчисленными нуждами в сем новом напряжении сил его, решился избегать битвы с нами, мы сами тогда устремимся на поражение его, мы сами, с помощью правосудного Бога, отмстим ему за себя и за всех, от насилий его потерпевших. Шаг к тому уже сделан. Вчера арьергард первой Западной армии, отражая стремление авангарда неприятельского, в три раза сильнейшего, заставил его скрыться и искать спасения в лесах с значительною в людях потерею. Храбрость подвизавшихся там вскоре вознаградится признательностью МОНАРХА. Да будет она примером к общему подражанию, и мы, конечно, восторжествуем".
Тем временем, сообщают, Багратион достиг Мира, откуда думал силой открыть себе вновь путь на Минск, но получил донесение, что от Вилейки и Воложина двигаются огромные силы французов, а также от Новогрудка войска Иеронима угрожают ему с тыла. Он снова меняет направление движения -- на Слуцк и Бобруйск, чтобы искать соединения с 1-й армией через Могилёв.
К вчерашнему же - об отступлении.
Известно сталось, что оное Барклай ещё в 1810 году задумал. В те поры он подал императору разработку о том, что в грядущей войне с Наполеоном надо будет отходить от границы в глубь страны, не принимая боя. Не гнушаясь и не стесняясь бесславием. Ибо противостоять ему в прямом бою мы не можем.
Вот тут я бы, невзирая на собственное убеждение, что прямого боя надобно избегать, поелику возможно, до той поры, когда ты твёрдо уверишься в победе своей, возражу всё же. И с Наполеоном принять прямой бой возможно. Беннигсен в Пруссии расставлял войска как попало, а далее и не руководил ими фактически никак, - а тем не менее даже и под Фридландом, в значимом поражении, солдаты наши выказали столь мужества, что тот же Наполеон с изряднейшею предупредительностью переговоры Тильзитские провёл.
Нет, бой в равных частей численностей, думаю, выиграем мы. Вопрос, как водится, в командовании. Ежели Надёжа наша и далее в Главной квартире пребывать будет, по обыкновению своему не беря командование над армиею в руки свои, но всячески командуя и волю генерала командующего связывая... Тогда зрелище Аустерлица пред глазами всякого восстанет.
А вот далее не согласен я с Барклаем. Он предлагает опустошать страну за собою, пока коммуникационные линии неприятеля не растянутся, а силы его не истощатся в опустошённой стране настолько, что продолжение войны окажется для него невозможным. Скажу, что плох тот генерал, который снабжением войск своих без опоры на неприятельское население не озабочивается. Наполеон, известно, армию призывает кормиться за счёт местного ресурса - во всех смыслах. Однако же и то заметить надобно, что николи он без обоза знатного в поход не выступал. Не знаю, верно ли сказывают, что говорил он: "Армия мужественна желудком" или около того. Но вижу, что внимателен он и к графа Александра Васильича заветам, коий скорость продвижения войска со скоростию продвижения обоза равнял. И летали мы, помнится, в полку Суздальском потому, что обозы наши он мало что не вперёд войск отсылал.
Словом, не думаю, что полководец сей изрядный, меру снабжения армии своей возможностями территории завоёванной измеряет. Тем паче не уверен я, что Бонапарт вообще всерьёз на большую кампанию нацеливается. По мнению моему, он как раз выпада нашего на прусскую Польшу ожидал, кою он Герцогством Варшавским ныне назвал. Когда же узнал - а уверен я, что донесли ему из Главной квартиры нашей, а то и из Дво... (а что? националист польский в роли иностранных дел министра, хоть бы и ранее бывший, не даёт о том размышления?) - что не вынашивает Россия планов наступательных, зато войски свои так нелепо расположила, что ни на наступление, ни на оборону не годны они стали, - тут и кинулся император французский в атаку, доколе войск русских расположение менее благоприятным для него не стало.
Вспоминая о первых дней войны моих заметках, надобность вижу противоречие устранить. Не сомневаюсь в том, что войск наших расположение в видах оборонительных лучшим быть не может. Превосходство сил неприятельских сковывает оно тем, что не даёт ему развиваться ни в одну сторону без того, чтобы войски русские на плечах у него повисли. Оно уже и сего дня видно, что не свободен в манёврах своих Бонапарт, что ведётся он за движениями корпусов наших, запаздывая, однако, за ними. Оттого и торжество наше нынешнее, что не дали просочиться корпусам его между наших, а собрали армию, с коею дело ему теперь иметь надобно. А для чего и войск ему хорошо в полтора, а лучше в два раза больше иметь надобно. Вот и получается, что 120 тысяч Барклаевых за собою 240 Наполеоновых устремляют. Да князь Пётр вон как аж два корпуса за слёзками своими увёл - Давуста и Иеронима. И оказалось, что нетути у Бонапарта сил более, даже в видах тылы свои обеспечить! Не случайность то, что рейд Дорохова столь славно прошёл по тылам неприятельским!
Но и то учесть надобно, что войска наши для обороны чистой тоже худо расставлены были. 800 вёрст по фронту - это ж каким умом обладать надобно было, чтобы 120 тысяч так расставить? Оттого в толк и взять я не могу: мы к движениям наступательным или к оборонительным готовились?
Нет, одно сказать должен: хорош Михайла Богданович! Пусть оно и мне странно - хотя не то слово пишу в видах ангела нашего: не странно то... То есть пусть не из генералов лучший военным министром назначен стал, но Барклай умён более других. Люблю князя Петра - хоть он меня и не любит, - но тот плох был бы на должности сей. Вот он точно расставил бы армии в видах натиска на Польшу, где его Бонапарт и охватил бы.
И тут противоречу сам себе, но вот это не в раз внятное построение войск наших войну нынешнюю, как ни странно, по нашим пока намёткам развиваться заставило. А потому, что - и тут я противоречие устраняю, - Барклай на всякий случай оборонительную операцию предусмотрел. Напасть на Наполеона в Польше с двух направлений - пожалуй. Но армии расставить лучше так, чтобы и при нападении нежданном все оперативные направления неприятелю заранее перекрыть. Что и удалось.
В видах таких полагать надобно, что Барклай и Пфуля в качестве полезного немца лишь использовал. Дал ему ландкарту, думай, как ворогу пути возможные перекрыть.
Немец, естественно, в Дриссу войски наши завести запланировал - что естественно для европейца, хотя и не понимаю я, как после 7 лет с конфуза Маккова можно рассуждать ещё о победительности пунктов оборонительных!
Но, с донесениями нынешними рассуждаясь, полагать надобно, что и сему плану Пфулеву Барклай место нужное отвёл. Иное дело, что с государем нашим насколько доверен он. Убедить ведь монарха нашего в чём-то, с убеждением его расходящимся, сложно неимоверно. В случаях он и не допускает до себя, как вон тогда меня перед Аустерлицем. Упрекают меня: отчего-де к гофмаршалу обратился, нежели к императору?
Смешно! Да оттого, что не допустили меня к императору! Ладно, меня: он знает, что я знаю, что он знал - далее все эти забавные французские словесные фокусы, но не в них суть, - суть в смерти... Многоточие тут оставлю.
Словом, утверждают, что Кутузов не исполнил всех действий, что главнокомандующему надлежит, дабы отговорить государя от гибельного плана. А то в рассуждение своё не берут, отчего главнокомандующий - главнокомандующий! - до государя не допущен был! Нет, ну просто: укажите мне место и время, где я мог донести до государя угрозы, мне представлявшиеся, но не сделал это! Я демонстративно отстранился от совета военного, где австрияки песни свои пели - даже сон изобразил, полагая, что хоть это внимания государя нашего удостоится. Как же: его собственный главнокомандующий - от его страны! его генерал! - спит на совете, никоим образом в делах его не участвуя! Вызови, спроси - отчего так ведёшь себя, Михайла Ларионович?
Нет!
Ладно, разгневался. Отставлю дело сие до завтра, покуда успокоюсь.
Нет, ну надо же! Ну хоть кто-то поинтересовался бы, отчего я к мало не повару обратился, дабы от позора завтрашнего предостеречь!
Прискакал же он ещё на Праценские, ...
"Но мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, покуда все не соберутся!", бл...
Именно поэтому, бл...! Тут война, щен...!
Вот этого боюсь. Тогда я, не имея сопротивляться указаниям высочайшим, ответственность за оные на автора и переложил. Барклай не столь... Ладно, про себя не буду. Но не полагаю, что сумеет он так же, как я, ответственность на царя переложить, кою он, собственно, и несть должен. Но теперь ведь, если смотреть твёрдо и без амбиций, то и ответственность совсем другая. Тут не за Австрию битва идёт, а за Россию началась! Тут уже без разницы, кто виноват в Аустерлице здешнем будет! Не изолировать ежели царя нашего от издания приказов по армии, то как бы, ей-Богу, на Камчатке, по умыслу его, воевать не пришлось...