Пехтерев Валентин Архипович. Читая письма Чехова

Трудно сказать, кто в Чехове был выше:

человек или художник. Его светлая личность

представляла совершеннейшее гармоническое

целое, в котором человека нельзя отделить

от художника, а художника от человека.

Плотов М.Е. Большое сердце

На сайте Научного центра психического здоровья Российской Академии медицинских наук (НЦПЗ РАМН) в разделе "Болезнь и творчество" среди работ Сикорского, Ломброзо, Ясперса, Фрейда, как равная, размещена статья П. Бологова "Психастенический мир Чехова" (http://www.psychiatry.ru/stat/152). Читаю, и на втором абзаце - не верю своим глазам!

Автор пишет, что в начале 1890-х годов Чехов "познакомился и сблизился с выдающимся русским психиатром В.И. Яковенко" и что "собратья-врачи шокировали гуманитарную общественность тем, что самому Чехову-человеку поставили диагноз... психастенический психопат". Кто эти "собратья-врачи" автор не сообщает, но, поставив два предложения рядом, создаёт у читателя впечатление, что Яковенко "поучаствовал".

Этот кульбит привлёк моё внимание, и я прочёл письма Чехова к Яковенко. Мелихово расположено в 18 км от села Покровское-Мещерское, где находилось земское психиатрическое заведение, директором которого был Яковенко. Чехов написал Яковенко 7 деловых писем с просьбами о госпитализации больных, о трудоустройстве студента-медика, избравшего психиатрию, и просил у Яковенко совета по амбулаторному лечению его бывшего пациента. И всё!

Считая Чехова наиболее гармоничной личностью среди великих русских писателей, я начал искать критерии, на основании которых анонимные братья-каины выставили диагноз брату Авелю. Увы, ни о каких критериях П. Бологов не упоминает! Ни о тех, что были в конце 19 начале 20 веков, ни о критериях Ганнушкина-Кербикова, ни о диагностических указаниях МКБ-10! Он пишет, что Чехов сам "чётко определил своё психическое состояние, как "переходное", что в современном клиническом понимании соответствует "пограничному расстройству личности". Где Чехов об этом писал, и какими критериями руководствовался, занимаясь самооценкой, неизвестно. Если Бологов считает, что у Чехова имелось "пограничное расстройство личности" в современном психоаналитическом понимании, то ему следовало бы указать, какими примитивными защитами Чехов пользовался, в чём проявлялась диффузная идентичность его личности, какие трудности с тестированием реальности он испытывал (1). Но Бологов даже терминов таких не упоминает! Разговор же об особенностях личностной организации Чехова без ссылок на структурные критерии - лишён психоаналитического содержания!

Общепризнанные требования к постановке диагноза "расстройство личности или психопатия" проигнорированы, но у собратьев-врачей, оказывается, "есть мнение"! Вред, который авторитету психиатрии и науке наносят псевдонаучными мнениями анонимные "собратья-врачи" - огромен. Одно дело - превратить посмертные судебно-психиатрические экспертизы (СПЭ) из инструмента поиска истины в инструмент сословного заработка и продавать населению "мнения экспертов", на пушечный выстрел не подпуская к ним критику коллег. Другое дело - под крышей РАМН повесить статью о Чехове-психопате! В первом случае - посмертной психиатрической клеветой возмущаются единицы, во втором - миллионы. В первом случае судебные психиатры, объявляя общих психиатров не компетентными, показывают им языки из-за спин судей, во втором - за спины судей не спрячешься, ибо "посмертную СПЭ Чехова" оценивают коллеги, которые помнят о презумпции психического здоровья, знают общепризнанные критерии диагностики психопатии и судят о компетентности не по формальным признакам, как судьи.

Поищем у "психастенического психопата" Чехова "крайнюю нерешительность, боязливость, постоянную наклонность к сомнениям", трудность выбора и "неумение обходиться без посторонней помощи". "Вечные сомнения и контроль самого себя делают работу психастеника медленной и мучительной", - пишет Ганнушкин и добавляет, - "Психастеник всегда не энергичен, не активен, бездеятелен, это - не человек дела, а мечтатель и фантазёр" (2). Личко считает, что требования к чувству ответственности (первые классы школы, экзамены) представляют один их самых чувствительных ударов для психастенического характера. Он же пишет, что психастеники склонны к развитию невроза навязчивых состояний и, ссылаясь на (Janet, 1903), утверждает, что "наибольшего расцвета психастения достигает в возрасте 20-40 лет" (3).

Попробуем найти у Чехова указанные классиками психиатрии черты психастении. Наложила ли она на его личность "свой властный отпечаток"? Оставались ли эти черты стабильны в течение его жизни? И - самое главное! - были ли они выражены до степени, нарушающей адаптацию? Тотальность, стабильность и дезадаптация являются "составом психопатии", триадой Ганнушкина. Без любого названного критерия "состав психопатии" распадается.

Я не отрицаю наличие у Чехова психастенических черт в той мере, в которой они присущи психически здоровой личности, но меня возмущает пустая посмертная болтовня о психопатии (а, значит, и о дезадаптации!) одного из самых успешных, всемирно известных русских писателей!

Я не ставлю точку только потому, чтобы показать всю абсурдность, профессиональную безграмотность возведённой на Чехова психиатрической клеветы. Кому и зачем нужно вырядить в психопаты русского гения, о котором современники говорили: "Нормальный человек и нормальный прекрасный писатель"? Далее Бунин приводит слова Зинаиды Гиппиус: "слово "нормальный" - точно для Чехова придумано. У него и наружность "нормальная" (...) Нормальный провинциальный доктор (...) Имел тонкую наблюдательность в своём пределе - и грубоватые манеры, что тоже было нормально. Даже болезнь его была какая-то "нормальная"... и никто себе не представит, чтобы Чехов, как Достоевский или князь Мышкин, повалился перед невестой в припадке "священной" эпилепсии, опрокинув дорогую вазу". И далее Гиппиус: "Чехов, уже по самой цельности своей, - человек замечательный. Он, конечно, близок и нужен душам, тяготеющим к "норме", и к статике, но бессловесным" (4).

Для Гиппиус слово "нормальный" было синонимом "бездарный", а Чехов - бесспорным талантом и столь же бесспорной для современников нормальностью - разрушал её стихийное ломброзианство. Она рада была бы найти в Чехове что-то "болезненное", но, увы.

Сведениями о поведении Антоши в первых классах я не располагаю, зато имею обширные, документально подтверждённые данные о поведении Антона в подростковом возрасте.

Александр Чехов в 1875 г. обиделся на отца за то, что он читал его письма другим родственникам, и решил прекратить с ним переписку, но потом передумал: "тёплое и задушевное письмо Антона заставило меня изменить своему слову и решению и написать вам (...) спасибо большое Антону. Его письма услаждают нас" (5).

Курт Шнайдер называл психопатами людей, "которые сами страдают от своей ненормальности или от ненормальности которых страдает общество" (6).

С пятнадцатилетнего подростка, который одним письмом помирил двадцатилетнего брата с пятидесятилетним отцом, Шнайдер подозрение в психопатии мигом бы снял: авторитет, которым пользуется в семье пятнадцатилетний юноша, исключает несостоятельность его психики!

В шестнадцать лет Чехов вместе с пятнадцатилетним братом Иваном остался в Таганроге, а родители с младшими братьями переехали в Москву. Посмотрим, как юный Чехов, оставшись старшим, справился с "требованиями к чувству ответственности". Эти моменты, по мнению Личко, декомпенсируют психастеников.

В начале мая 1876 г. отец пишет сыну: "Спасибо тебе, Антоша, за... то, что ты хозяйничаешь в доме и ходишь за долгами... и за то, что продал пол-гнезда. Для меня приятно, что ты ещё третий урок нашёл" (5).

В следующем месяце: "Рассуждения твои весьма меня утешают. Если бы такие соображения, в отношении нашего настоящего положения, были и во всех твоих братьях..." (5).

А вот что родители пишут несовершеннолетним сыновьям в августе 1876 г.: "Вы пишете, что у вас денег нет, а мы писали, чтобы выслать нам денег в Москву, пока определюся к месту (...) постарайся что-нибудь продать и нам денег вышли" (5).

В ноябре 1876 г. мать пишет сыну: "Мы от тебя получили 2 письма наполнены шутками, а у нас в то время только было 4 коп. и на хлеб и на светло. Ждали мы от тебя, не пришлёшь ли денег (...) ты ещё не написал, скоро ли пришлёшь наше имущество, беда да и только... Антоша, ты не ссорься с кухаркой, они все одинаковы, ты её уважай и она будет добра" (5).

Михаил Чехов (младший брат Антона) вспоминал: "Он распродавал те немногие вещи, которые оставались ещё в Таганроге после отъезда матери, - разные банки и кастрюльки, - и высылал за них кое-какие крохи, и вёл по этому поводу с матерью переписку. Не признававшая никаких знаков препинания, мать писала ему письма, начинавшиеся так: "Антоша в кладовой на полке..." и т. д., и он вышучивал её, что по розыскам никакого Антоши в кладовой на полке не оказалось" (5).

Закончу рассказ о Чехове-подростке январским 1877 г. письмом родителей: "Деньги двенадцать рублей серебром мы от тебя получили, очень мало (...) Мамаша ждала от тебя 20 рублей. Как услыхала, что прислано 12 рублей, залилась горькими слезами" (5).

Представляю взгляд, каким бы посмотрел Личко на студента, который заикнулся бы о психопатии у человека, с 16 лет содержащего родителей! И долги он с должников собирал, и "гнездо" распродавал, и уроки давал, и на несправедливые упрёки родителей - шутил!

Чехов до самой смерти содержал семью, оплачивал долги братьев и работал, работал, работал, несмотря на туберкулёз лёгких и кишечника, от которого умер в сорок четыре года, написав 30 томов сочинений и писем. Бунин пишет: "...были затронуты любимые темы Чехова - о том, что надо работать "не покладая рук" и быть в работе до аскетизма правдивым и простым..." (4).

Даже Винни-Пух сказал бы: "Это какой-то неправильный психопат!"

Но допустим, что "психастения" у Чехова в подростковом возрасте не "расцвела". Посмотрим на него в возрасте 23 лет.

Студенты 5 курса медицинского факультета Московского университета сдавали в 1883 году повторно все экзамены и зачёты, которые уже сдали ранее на 1-5 курсах. Всё заново! Количество доходило до 75. Чехов последний экзамен сдал 20 декабря (5)!

Кроме того, Чехов в 1883 году опубликовал (из дошедших до нас) 107 рассказов и юморесок. Это 301 страница 2 тома его ПСС! Среди них "Смерть чиновника", "Дочь Альбиона", "Шведская спичка", "Толстый и тонкий" и т. д. Я не о качестве - хотя многое из написанного в 1883 г. переведено на иностранные языки при жизни Чехова и по сей день считается мировыми шедеврами - я о количестве!

Итого: в 1883 году Чехов сдал 75 экзаменов и зачётов, написал 107 рассказов и юморесок (по 8-10 в месяц), принимал решения, в какую газету или журнал их отослать (в 7-ми изданиях работал!), бегал по редакциям и к поездам, отсылая рассказы, ездил на почту, получая гонорары, давал советы братьям, был в семье добытчиком, третейским судьёй и миротворцем.

Если это проявление "бездеятельности", "нерешительности", то, что же тогда "деятельность" и "решительность"?

Трудоспособность или стеничность, целеустремлённость Чехова, уже больного туберкулёзом, удивляет. Бунина поражало, "как он моложе тридцати лет мог написать "Скучную историю", "Княгиню", "На пути", "Холодную кровь", "Тину", "Хористку", "Тиф"... Кроме художественного таланта, изумляет во всех этих рассказах знание жизни, глубокое проникновение в человеческую душу в такие молодые годы" (4). Психиатр же должен видеть за разнообразием нарисованных жизненных картин разнообразие сценариев поведения, доступных пониманию Чехова, имеющихся в его потенциале. Как это отличается от сценарной узости, зашоренности, негибкости психопата, всю жизнь наступающего на одни и те же грабли!

Готовясь к поездке на Сахалин, Чехов уехал в Петербург, чтоб изучить литературу о Сахалине и "в один месяц сделал столько, сколько не сделать моим молодым друзьям в целый год" (7). Благодаря его поездке, на Сахалине было открыто несколько детских приютов. Чехов в поездке мёрз, мок и "голодал, как собака. Набивал себе брюхо хлебом, чтобы не мечтать о тюрбо, спарже и проч. Даже о гречневой каше мечтал. По целым часам мечтал" (7). Это из письма к А.С. Суворину от 20 мая 1890 года, а брату Александру он писал 5 июня 1890 г.: "Воевал с разливами рек, с холодом, с невылазной грязью, с голодухой, с желанием спать... Такие ощущения, которые в Москве и за миллион не испытаешь. Тебе бы надо в Сибирь! Попроси прокуроров, чтобы тебя сюда выслали" (7). Не психиатрам поясняю, что голод, холод, бессонница, тяжёлая физическая работа - это астенизирующие факторы, которых психастеники избегают и по поводу которых не шутят. А больной туберкулёзом Чехов мёрзнет, голодает, шутит, наслаждается природой и пишет "я доволен и благодарю бога, что он дал мне силу и возможность пустится в это путешествие" (письмо Н.А.Лейкину от 5 июня 1890 г.) (7).

Возможно, доктор Чехов, никогда не бравший взяток, кажется меркантильно ориентированному психиатру - "психопатом". Такой психиатр с удивлением читает письмо Чехова к А.С. Суворину от 23 декабря 1888 г. о том, как Чехов, живущий с литературных заработков, сел писать сказку, но "явилась баба и потащила меня... к поэту Пальмину, который в пьяном образе упал и расшиб себе лоб до кости. Возился с ним, с пьяным, часа полтора-два, утомился, провонял иодоформом, озлился и вернулся домой утомлённым" (8). А, значит, ничего не написал и не заработал! В этом же письме Чехов пишет о том, что тратится на извозчиков ради больных, которые не дают ему ни гроша! Возврат же двух тысяч рублей (большая сумма), которые, по просьбе Левитана, без векселя прислал Чехову (подарил) миллионер С.Т. Морозов, в наш век кажется верхом безумия (9). Поездку же Чехова на Сахалин (а не в Париж!) за свой счёт и бесплатную работу там и тогда не все понимали.

Чехов в письме к А.С. Суворину от 9 марта 1890 г. так объяснил причину: "К тому же, полагаю, поездка - это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный, а для меня это необходимо, так как я хохол и стал уже лениться. Надо себя дрессировать. Пусть поездка моя пустяк, упрямство, блажь, но подумайте и скажите, что я потеряю, если поеду? Время? Деньги? Буду испытывать лишения? Время моё ничего не стоит, денег у меня всё равно никогда не бывает, что же касается лишений, то на лошадях я буду ехать 25-30 дней, не больше, всё же остальное время просижу на палубе парохода или в комнате и буду непрерывно бомбардировать Вас письмами. Пусть поездка не даст мне ровно ничего, но неужели всё-таки за всю поездку не случится таких 2-3 дней, о которых я всю жизнь буду вспоминать с восторгом или с горечью? И т. д. и т. д. Так-то, государь мой. Всё это неубедительно, но ведь и Вы пишете столь же неубедительно" (7).

Подчёркиваю: ни общество, ни сам Чехов от "ненормальности" его не страдали. Как все гении, Чехов отдавал окружающим больше, чем получал, "но никто и никогда не слыхал от него сетований на судьбу..." (4).

От писем Чехова перейдём к воспоминаниям современников о нём. Ни один из них не описывает Чехова аномальной личностью (10)!

Учитель Плотов М.Е., сосед Чехова по Мелихову, считает его светлой, гармоничной личностью и обосновывает своё мнение примерами (10).

Профессор Г.И. Россолимо, однокурсник и друг Чехова, один из организаторов Общества невропатологов и психиатров, основатель и редактор журнала "Неврология и психиатрия", знавший Чехова лет двадцать, пишет: "К товарищам у него наблюдалось отношение в высокой степени симпатичное, крайняя благожелательность к курсовым товарищам: раз сойдясь и подружившись, он сближался всё более и более и был в чувствах своих неизменно прочен и отвечали ему друзья тем же. ...товарищеское чувство у него распространялось далеко за пределы кружка земляков и друзей". Своё мнение о Чехове Россолимо подтверждает рассказом о том, как через шестнадцать лет после окончания курса заболел душевным заболеванием однокурсник Чехова, с которым он не был даже знаком. Узнав стороной, что семья однокурсника осталась без средств, Чехов отослал им деньги. "Стоит ли говорить, что я в течение многих лет при всех встречах его с гимназическими товарищами только и видел с их стороны самое трогательное к нему внимание и любовь", - пишет Григорий Иванович (10).

Замечу, что Россолимо 21 июля 1910 года выставил Софье Андреевне Толстой диагноз: "Дегенеративная двойная конституция: паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой. В данный момент эпизодическое обострение" (11). То есть, личностные особенности пациентов, даже сиятельных, Россолимо оценивал. Поэтому его воспоминания о Чехове можно читать и как диагностический вывод.

Бунин сблизился с Чеховым и его семьёй в 1899 году. Жил в ялтинском доме с матерью и сестрой Чехова даже в отсутствии хозяина. Мать Чехова много рассказывала об Антоше Бунину. Он пишет: "Чтобы эта сложная и глубокая душа стала ясна, нужно, чтобы какой-нибудь очень большой и очень разносторонний человек написал книгу жизни и творчества этого "несравненного", по выражению Толстого, художника. Я же всей душой свидетельствую пока одно: это был человек редкого душевного благородства, воспитанности и изящества в самом лучшем значении этих слов, мягкости и деликатности при необыкновенной искренности и простоте, чуткости и нежности при редкой правдивости.

Быть правдивым и естественным, оставаясь в то же время пленительным, - это значит быть необыкновенной по красоте, цельности и силе натурой. И так часто говорил я здесь о спокойствии Чехова именно потому, что его спокойствие кажется мне свидетельствующим о редкой силе его натуры" (4).

Увы, когда не большой и не разносторонний человек, ушибленный психиатрическими знаниями, пишет статью о Чехове, то образ слепца, держащего слона за хвост, возникает невольно.

Бунин, почти пятьдесят лет вспоминавший Чехова, привёл множество деталей о нём, но так и не закончил свои воспоминания. Горький "в противовес пошлости надмогильных языкоблудов" старался "показать Чехова без фольги - чистого, ясного, милого, умного" (4).

Григорович сказал о малодаровитом писателе, которого сравнивали с Чеховым:

- Да он недостоин поцеловать след той блохи, которая укусит Чехова (10).

О Бологове и НЦПЗ РАМН, которые разместили статью о Чехове с диагностическими выводами, которые не отвечают требованиям к студенческой истории болезни, он бы сказал грубее и сильнее. Научные и нравственные основания для этого есть.

Непонимание личности Чехова и непонимание реалий конца 19 века в статье Бологова - вопиющее. Под стать нелепой диагностике! Описанную им "жизнь Чехова в нескольких словах", я бы назвал: "Жизнь Чехова глазами депрессивного больного". Случайно или умышленно так вышло, но статья Бологова - яркий пример "селективного внимания к негативной информации и отсев позитивной" (12).

Если сравнить нижеприведённый абзац с реальной жизнью Чехова, то когнитивные искажения по Беку - драматизация, дискредитация позитивных моментов, эмоциональная аргументация, навешивание ярлыков, ментальный фильтр, туннельное зрение (12) - заметит даже не психиатр.

Бологов пишет о жизни Чехова: "глушь южной России, город Таганрог, отец - владелец лавочки, убеждённый в нескольких несложных вещах: надо бояться Бога, семью содержать в строгости, детей пороть; братья (двое впоследствии станут хроническими алкоголиками), сестра, мать, убожество провинциального мещанства, среднее учебное заведение, уроки в старших классах, отъезд в Москву, университет, бедность, короткие юмористические рассказы в плохих журналах, докторских диплом, потом литературная известность и материальная обеспеченность, короткий расцвет, поездка на Сахалин, затем начало болезни, Мелихово, Ялта, медленное умирание, женитьба на О.Л. Книппер за четыре года до кончины, Германия, Баденвейлер, "Ich Sterbe", смерть".

В реальности жизнь Чехова была ярче, успешнее, завиднее многих! Почти 20 лет (пол сознательной жизни) славы. Уже в двадцать три года Лесков его "помазал, как Самуил Давида" (4), а в двадцать шесть - Григорович, однокашник и приятель Достоевского, написал: "...у Вас настоящий талант, - талант, выдвигающий Вас далеко из круга литераторов нового поколения" (9). Дальше: Пушкинская премия, избрание в почётные академики, уважение и любовь мастеров русской и мировой культуры. Ставя Чайковского на второе место после Толстого, Чехов получает от него в двадцать девять лет фотографию с надписью: "А.П. Чехову от пламенного почитателя" (13). В ответ пишет: "Посылаю Вам и фотографию, и книги, и послал бы даже солнце, если бы оно принадлежало мне" (13). Любя и уважая Толстого, ставя его на недосягаемую высоту, он получает 30 марта 1899 г. от дочери Толстого, графини Татьяны Львовны письмо со словами: "Ваша "Душечка" - прелесть! Отец её читал четыре вечера подряд вслух и говорит, что поумнел от этой вещи". Ни от моих, ни от ваших, дорогой читатель, "плодов ума" гений мировой литературы, Лев Николаевич Толстой, не умнел. Мало кто, из современников Чехова, мог похвастаться таким письмом. Толстовское - "Чехов - это Пушкин в прозе" - знают даже школьники.

"Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?.." - воскликнет, глядя на славу Чехова, иной графоман и плагиатор.

"Глушь южной России - какая-то неправильная глушь!" - скажет наивный и бескорыстный Винни-Пух.

Таганрогский мещанин Антон Чехов решал, в какой университет ему поступать - Цюрихский или Московский. Брат Александр советовал в Московский потому, что лекции там читают на русском языке, а не на немецком (5). В 1879 году Таганрогская городская дума: "... учредила 10 стипендий для воспитания молодых людей в высших учебных заведениях. По постановлению особой комиссии на одну из этих стипендий избран стипендиатом студент Московского университета Антон Чехов. Препровождая при этом сто рублей, следующие за треть с 1 августа по 1 декабря, Городская управа имеет честь покорнейше просить Вас, милостивый государь, выдать их студенту Антону Чехову" (5). Это письмо в ректорат. Кухарка в то время получала 5 рублей в месяц, а студент Чехов - 25, как городовой.

Семью Чехова Бологов представил, как сборище провинциальных дегенератов: примитивность, "порка", "алкоголизм", "убожество".

У Чехова было четыре брата и сестра. Александр, Михаил и Мария получили в Москве высшее образование. Николай не окончил Училище живописи, ваяния и зодчества, но работал художником, Иван - учителем. Михаил Чехов, сын брата Александра ("хронического алкоголика"), стал "русским и американским драматическим актёром, талантливым режиссёром и педагогом" (Википедия).

Фраза Бологова - "короткие юмористические рассказы в плохих журналах" - опять искажает реальность! Да, Чехов писал короткие рассказы, но в столичных журналах! Назвать плохими "Осколки" и "Будильник" можно, но из этих "плохих русских журналов" рассказы Чехова мгновенно выуживались, переводились и перепечатывались в "хороших европейских"! Да, Чехову советовали засесть за повесть или роман, но он вывел короткий рассказ, "сто строчный пустячок" на уровень мировых шедевров!

Статья Бологова - кривое зеркало, в котором отразились фрагменты жизни Чехова. Например, ложь о "частых чеховских упоминаниях в письмах о своём здоровье, а точнее, нездоровье", которые, по мнению Бологова, "оказываются свидетельствами типичных для психастении ипохондрических и соматовегетативных расстройств, появившихся у Чехова задолго до чахотки".

Бунин, знавший Чехова, спрашивает: "Кто, например, слышал от него жалобы?" Ипохондрики постоянно жалуются и обследуются. Россолимо написал об отношении Чехова к своей болезни: "...относился к ней крайне легкомысленно, чтобы не сказать больше, и различные проявления её старался объяснить по-своему" (10). Внутренняя картина болезни у Чехова была гармоническая с элементами отрицания болезни и бегства в работу. Это он подтвердил поездкой на Сахалин, а не по клиникам Европы! Вторя словам Россолимо, Бунин даёт "психический статус" Чехова (как и требует психиатрия!) описательно: "Больные любят своё привилегированное положение: часто самые сильные из них почти с наслаждением терзают окружающих злыми, горькими, непрестанными разговорами о своей болезни; но поистине было изумительно то мужество, с которым болел и умер Чехов! Даже в дни его самых тяжёлых страданий часто никто не подозревал о них.

- Тебе нездоровится, Антоша? - спросит его мать или сестра, видя, что он сидит в кресле с закрытыми глазами.

- Мне? - спокойно ответит он, открывая глаза, такие ясные и кроткие без пенсне. - Нет, ничего. Голова болит немного" (4).

Ещё Бунин: "...много, много в пишущих чувствительности жалкой, мелкой, неврастенической. Но как всё это далеко от такого большого и сильного человека, как Чехов!" (4).

Литература:

1. Кернберг О.Ф. Тяжёлые личностные расстройства: Стратегии психотерапии/Пер. с англ. М.И. Завалова.-М.: Независимая фирма "Класс", 2005.-464 с.

2. Ганнушкин П.Б. Избранные труды. Под редакцией проф. О.В. Кербикова. Ростов н/Д: "Феникс", 1998.-416 с.

3. Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л., "Медицина", 1977, 208 с.

4. Бунин И.А. Собрание сочинений в 9 томах. М., "Художественная литература", 1967, т. 9. - 624 с.

5. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма в 12 томах. М., "Наука", 1974, т. 1.-584 с.

6. Шнайдер К. Клиническая психопатология.-К: Сфера, 1999.-236 с.

7. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма в 12 томах. М., "Наука", 1974, т. 4.-656 с.

8. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма в 12 томах. М., "Наука", 1974, т. 3.-556 с.

9. Переписка А.П. Чехова. В 2-х т. Т. 1. / Вступ. Статья М. Громова; Коммент. М. Громова и др.-М.: Худож. лит., 1984.-447 с.

10. А.П. Чехов в воспоминаниях современников / Вступ. статья А. Туркова; Сост., подгот. текста и коммент. Н. Гитович. - М.: Худож. лит. 1986.-735 с.

11. Булгаков В. Ф. Л.Н. Толстой в последний год его жизни. М.: Гос. издательство художественной литературы, 1957,-536 с.

12. Когнитивная гипнотерапия / Е. Томас Дауд. - СПб.: Питер, 2003.-224 с.

13. Переписка А.П. Чехова. В 2-х т. Т. 2. / Вступ. Статья М. Громова; Коммент. М. Громова и др.-М.: Худож. лит., 1984.-447 с.

Оставить комментарий © Copyright Пехтерев Валентин Архипович (seliniva@yandex.ru) Размещен: 05/03/2016, изменен: 27/03/2016. 28k. Статистика. Статья: Публицистика Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: На сайте НЦПЗ РАМН в разделе "Болезнь и творчество" среди работ Сикорского, Ломброзо, Ясперса, Фрейда, как равная, размещена статья П. Бологова "Психастенический мир Чехова", возмутившая меня психиатрической безграмотностью и наглым посягательством на память русского гения. Пришлось ответить.

Пехтерев Валентин Архипович : другие произведения.

Читая письма Чехова