За несколько минут до отправления к вагону бизнес класса подходят двое -- сильно утомленный государевой службой лейтенант милиции и человек, закованный в наручники. Арестант оборван и грязен; воздух вокруг него для дыхания непригоден. Парочку сопровождает бригадир поезда. Тоном человека, павшего жертвой обстоятельств он говорит:
--
Ну вот, теперь найдите проводника и скажите, что я распорядился, -- после чего частыми скачками удаляется, теряясь за спинами провожающих.
Новые пассажиры проходят в купе проводников и вступают в переговоры с долговязым зеленым от неправедного образа жизни парнем. Некоторое время из-за дверей доносятся возгласы: "Вы с ума сошли! Здесь же бизнес класс", "А мне что? Мне велят, я и везу!", "Куда? Куда в таком виде?", "В каком? В каком виде? Нормальный вид...", "А простыни? Где я возьму простыни? Идите в плацкарт!" "Не ерепенься, я тебе говорю!". Потом звучит магическое слово "неприятности", проводник сразу сдается и ведет нарушителей спокойствия во второе купе.
--
Эта, -- говорит он рослой даме с внушительным бюстом, напоминающим камчатские сопки, -- как иво? Эти тут поедут до конца... Служебная необходимость, едреньть.
Дама понимает не сразу, но постепенно ее грудь приходит в волнение и на ум приходят рассказы очевидцев недавнего землетрясения и научные работы о тектонических разломах.
--
Да как вы смеете? Я буду жаловаться! Это неслыханно -- за такие деньги ехать в одном купе с каким-то бомжом. Какое вы имеете право? Безобразие! -- вопит она, тревожно наблюдая как за окном медленно уплывает назад перрон.
Лейтенант со своим подопечным пасуют перед таким напором и удаляются в проводницкую. Долговязый пытается сопротивляться:
--
Ну дык служебная же, едреньть... И эта... Как иво? Спать-то они не будут, простыней же нет... А в плацкарту им нельзя -- там народу много а летеха один, отобьют жа...
--
Я обо всем сообщу Юрию Петровичу! -- дама щурит глаза, камчатские сопки превращаются в клонов Фудзиямы. Проводник немедленно исчезает. Кто такой Юрий Петрович он не знает, но и рисковать местом, где с рук сходят запои не намерен.
Дама продолжает громко бухтеть. На шум выходят прочие пассажиры и узнав в чем дело составляют недовольный хор.
--
Черт знает что, мы ведь тут небольшое, но общество, с нами должны считаться. Необходимо проголосовать,-- выговаривает седой поджарый мужик из третьего купе с депутатским значком на лацкане.
--
Бардак! -- рубит моложавый генерал-майор из пятого, его хрустящий вид позволяет предположить, что еще вчера он был полковником.
--
Жаловаться! Звонить Юрию Петровичу! Наказать! Убить их мало! -- трещат старые грымзы с мужьями из первого и четвертого. -- Как не стыдно! Мы старые люди! Неужели мы не заслужили?
Страсти накаляются и тут из шестого выглядывает хитрая физиономия, вкусно пахнущая дорогим коньяком.
--
Шо за дела? -- интересуется она, точнее он, поскольку физиономия принадлежит прохиндею с характерной для начинающих олигархов внешностью. -- Шо вы так раскипятились?
Узнав в чем дело прохиндей ненадолго задумывается и тут же скалит крупные белые зубы.
--
Ну и типа, шо такого? Иде гарантия, шо мы там все скоро не окажемся, а?
Дама из второго заметно уменьшается в размерах, старые грымзы падают в обморок, депутат мелко креститься на стоп-кран.
--
Молчать! -- рявкает новоиспеченный генерал.
--
Слышь, Суворов, ты, типа, не базлай; разворовали генералы Вооруженные Силы, а теперь в тюрьму, типа, не хотят...
Все, кроме военного, оживляются и смотрят на генерала осуждающе.
--
Я не воровал, я вообще вчера еще полковником был... Это все депутаты!
Седой мужик со значком перестает креститься и хватается за мобильный телефон.
--
Да я тебя, да в рядовые, в стройбат... Надо проголосовать!
Прохиндей радостно ржет:
--
Да шо вы, типа, пузырите? Этого бомжару на части рвать надо!
Пассажиры поворачиваются. На лицах вопрос.
--
Вы шо не поняли? Это ж телепередачу снимают, ну, типа, розыгрыш... Потом нас всех по телеку покажут... А самых активных, типа, наградят.
Дама из второго подхватывает руками свою Среднерусскую возвышенность и мчит в купе проводников с криком: "Это мой бомж, не смейте, я буду жаловаться Юрию Петровичу!". Через секунду она уже возвращается, таща на буксире арестанта и милицейского лейтенанта. Они мало что понимают, часто спотыкаются и бьются лбами в тугую спину дамы.
Прохиндей уходит к себе, остальные вполголоса совещаются и стучат во второе купе.
--
Вы нас извините, конечно, -- высказывает коллективное мнение депутат, -- но тут у нас все-таки небольшое общество, скол, так сказать, и мы проголосовали, за то, чтобы...
--
Короче, -- вступает генерал, -- составим график и будем опекать бомжа по очереди!
--
Как не стыдно! Вы же не одна! А мы, старые люди, неужели мы не заслужили? -- трещат грымзы с мужьями.
Дама сердится.
--
Я буду жаловаться Юри..
--
Мы тоже будем жаловаться Юрию Петровичу, -- скандирует вагон, -- мы на тебя управу-то найдем.
Приходится согласиться.
Всю ночь несчастная пара кочует из одних гостей в другие, ест, пьет, слушает всякую чушь, опять ест, снова пьет и еще раз слушает, пока наконец поезд не затихает у перрона станции назначения.
Лейтенант опухший от коньяка и бессонной ночи, встряхнув подопечного, исчезает в сутолоке вокзала. Пассажиры покидают провонявшие арестантом купе и собираются с вещами у своего вагона.
--
А передача, передача-то когда? -- шепчет дама из второго. Ее бюст нервно колышется, видно, что женский организм задет за живое.
--
Опять про общество забыли, -- досадует похмельный депутат держась за виски, -- надо звонить на телевидение, безобразие...
--
Приеду -- дам команду замполиту отсматривать все телепередачи, -- генерал с размаху насаживает фуражку на голову.
--
А чего ж не сказали-то? -- колышутся по ветру старые грымзы с мужьями, -- мы старые люди, разве ж мы не...
Из вагона выходит прохиндей, он бодр и весел, как и полагается человеку спокойно проспавшему всю ночь в тепле и уюте.
--
Об чем шум? -- спрашивает он. Народ обступает его и смотрит с надеждой.
--
Да вы шо? Какая передача? Какие шутки? Все по настоящему! Типа все по жизни -- и зек натуральный и мент. А шо вы так расстраиваетесь? Это было смешнее любого телевидения! Вы бы себя видели...
Пассажиры быстро разбегаются в разные стороны, гремя чемоданами. На лицах досада, в душах -- смута. И радует только одно -- больше они никогда не встретятся.
У вагона бизнес класса остается только долговязый проводник. Он долго блюет на рельсы, потом разгибается, смотрит на небо и, пристукивая кулаком по поручням, решительно говорит:
-- Надо обязательно позвонить Юрию Петровичу! Едреньть!