Печёрин Тимофей Николаевич : другие произведения.

Инерция

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Однажды человечество применило оружие, не имевшее себе равных в разрушительной мощи. Оружие, потрясшее сами основы мироздания. И с той поры хоть прошли десятилетия, последствия людского неблагоразумия ощущаются до сих пор. Более того - со временем только множатся. Города-призраки, обычные с виду предметы, обладающие чудодейственными свойствами, дьявольские фантомы, способные влиять на законы материального мира. Как будто из самой тьмы выходят безумные пророки, предрекающие скорый конец света. И, кажется, мир снова повис на волоске, готовый сорваться в пропасть. Разобраться в происходящем пытается управление Глобальной Безопасности. В лице его сотрудника Андрея Кожина.

Тимофей Печёрин

ИНЕРЦИЯ

1

   Солнце еще не поднялось над верхушками деревьев на противоположном берегу озера, чья ровная как зеркало гладь отражала небесную лазурь. А на маленький дощатый причал уже ступили "ранние пташки". Молодая пара из числа отдыхающих на расположенной неподалеку турбазе.
   Парню вспомнилось, как кто-то из восточных философов вроде говорил, что к тем, кто застает восход солнца, приходят мудрые мысли. Мысли парня действительно в то утро посетили. И не были лишены хотя бы толики мудрости.
   Только тогда, стоя босыми ногами на досках причала, ощущая кожей прохладный утренний ветерок и, конечно, любуясь ладной фигурой своей девушки, парень в полной мере осознал, насколько оказался прав накануне. Просидев весь вечер с полупустым бокалом, и презрев косые взгляды друзей, словно говорившие: "Вот ведь чудак... мягко говоря! В кое-то веки собрались, пообщаться приехали, поразвлечься. А он в выпивке хорошо, если губы обмочил".
   Кому-то, наверное, было смешно. Но хорошо, как известно, смеется последний.
   В финале вечера, успевшего перетечь в ночь, честная компания разбрелась... вернее, расползлась по комнатам. Точь-в-точь как в детском лагере: "мальчики налево, девочки направо". На другие варианты сил ни у кого не осталось. И спали теперь без задних ног, оглашая коллективным храпом арендованный коттедж. А то ли еще будет, когда проснутся.
   Тогда как этот парень, поднявшийся на рассвете, чувствовал себя вполне бодрым. А главное: проводил теперь время с любимой, которая, что ценно, тоже в тот вечер отказалась от возлияний.
   Проводил время... причем в некотором смысле, удачное. Время, когда почти нет шансов попасться кому-нибудь на глаза. Другие-то отдыхающие на той же турбазе видели в эти ранние часы невесть который по счету сон. Как и вообще большинство людей, наивно полагающих себя "нормальными", изречений восточных мудрецов не знающих.
   А значит, можно делать, что заблагорассудится. Например, искупаться, не обременяя себя даже символическими предметами одежды, такими как плавки и купальник.
   И не только искупаться. Каким бы искушенным не считал себя парень в вопросах отношений (в том числе предельно близких) с противоположным полом, но вот, к примеру, делать "это самое" в воде, он не пробовал ни разу.
   Сегодня он вознамерился заполнить этот пробел. И уж точно не считал возможным променять такую заманчивую возможность на самое вкусное вино или самый крепкий виски.
   Эх... главное, чтобы вода не помешала процессу. Точнее, температура воды. Хотя с чего бы ей мешать? Лето ведь на дворе, и вчера как раз был довольно жаркий день. Наверняка вода настолько прогрелась, чтобы стать теплой, как в ванной. И остыть за ночь не успела. А разбавить ее особо нечем. Чай, не горная река и даже не море. Конечно, парень слышал о подземном источнике, питавшем озеро, но источник этот, насколько он знал, тоже был теплым.
   Поглядев на нерешительно переступавшую по доскам причала девушку, заметив немой вопрос на ее лице: "И что дальше?", парень решил первым показать пример. Стянув плавки и бросив их на поросший травой берег, он плюхнулся в воду. С всплеском, в утренней тишине прозвучавшим неприлично громко.
  - Давай! Как я! - приговаривал парень, подбадривая подругу. - Да не стесняйся! Нет же никого!
  - Ну... не знаю, - с деланой нерешительностью протянула девушка, но руки уже потянула к застежкам лифчика. - А вдруг... выйдет кто?..
  - И что? - небрежно отмахнулся парень от этого довода. - Ну выйдет, ну увидит? По фигу! Либо тебе позавидует, либо мне. Тем более, скорее всего этот "кто" будет "под мухой". И подумает, что ему русалка примерещилась. Нет, даже морская богиня!
  - О! Такой вариант мне больше нравится, - усмехнулась девушка, а в следующее мгновение уже, полностью разоблачившись, нырнула вслед за парнем.
   Тот успел отплыть примерно на метр. Но все равно нырнувшая подруга окатила его брызгами.
   Минуту-другую двое влюбленных просто плыли молча, держась рядом. А затем вдруг, внезапно, девушка вскрикнула: "Ай!" Что-то, к счастью легкое, но быстрое и ощутимо острое, ударило ее по голове.
  - Всего лишь камушек, - успокоил парень, подплыв к девушке ближе и проведя рукой по ее мокрым золотистым волосам. Найденный им камушек, в волосах запутавшийся, парень продемонстрировал подруге, а та еще удивилась: такой маленький!
   Но прошел всего миг, и что-то (скорее всего, еще один камушек) ударило на этот раз парня. По голому плечу, оставив ссадину, и, не будучи увиденным, незаметно пошло ко дну.
   Парень выкрикнул что-то нечленораздельное. За ним взвизгнула девушка, получившая еще один удар.
   А затем камни посыпались один за другим, падая в воду с легкими всплесками. Буквально дождем! И не все из них, похоже, были мелкими до незаметности.
  - Блин! Че за хрень еще?! - завопил парень, прикрывая голову руками. - Ныряем... под воду! И ну на хрен отсюда!
   Оба погрузились под воду и, гребя изо всех сил, в считанные секунды достигли берега.
   Выбравшись на сушу, парень и девушка смогли лучше разглядеть происходящее на озере. Ничего подобного ни он, ни она до сих пор не видели. На дождь камнепад, выгнавший их из воды, не походил. Скорее, посреди озера работал какой-то гигантский невидимый механизм. Разбрасывавший... нет, скорее, распылявший камни. Но, к счастью, в пределах озера - до берега ни один не долетал.
   Но успокаиваться было рано. Камнепад еще не закончился, а уже сам водоем, вдобавок, заколыхался и вспучился. Будто исполинский монстр поднимался с неведомых глубин. Или что-то огромное нырнуло в воду, вытесняя ее в полном соответствии с законом Архимеда. Заставляя отступить, поднимая волну...
   Волну!
  - Да это цунами! - вскричал парень, видя вздымающуюся над озером и устремившуюся к берегу водяную стену. - Прямо как в Тихом океане... я видел!
  - Скорей отсюда! - быстрее его сообразила девушка и потянула его за руку прочь от берега. - Если эта махина...
  - Ребята! - вспомнил уже на бегу парень. - Они там дрыхнут без задних ног. А могут и не проснуться. Из-за дуры этой...
   И бросился к занимаемому их компанией коттеджу.
   Состояние друзей он оценил верно. Те и не думали покидать царство Морфея в такую рань. Добудился хотя бы до одного из них парень лишь за миг до того, как волна накрыла берег, дотянувшись-таки до коттеджа. И... рассыпалась брызгами, лишь высадив со звоном окно в "мужской" спальне да оставив на полу несколько луж. Не очень-то велико оказалось цунами, коль не в океане возникло, а всего лишь в заурядном озере. У страха, как известно глаза велики.
  - Что такое? - нехотя разлепляя глаза и таким же, исполненным неохоты, голосом вопрошал тот из друзей, которого расталкивал удравший с озера парень.
  - Ну ни фига... - отозвался другой, на чью кровать попало больше всего воды.
   Покосившись на приятеля, забежавшего в комнату, в чем мать родила, а затем, переведя взгляд на высаженную оконную раму, на пол в лужах и на осколки стекла, он добавил:
  - Ни фига оторвались-то... я смотрю. А такой вроде паинька за столом был... ни капли в рот, понимаешь...
   Но затем погрустнел. Представив, во сколько обойдутся такие последствия предполагаемого "отрыва" - пусть даже вскладчину.
   Наконец, поднявшись с мокрой кровати и бросив мимолетный взгляд в оконный проем, бедолага и вовсе остолбенел.
  - Просто скажите, - тихо молвил он. - Вы то же самое видите? Или меня еще не отпустило?.. И завязывать пора?
   Остальные обитатели комнаты и прибежавший их будить парень подтянулись к окну. И охотно успокоили встревоженного друга: по крайней мере, до отъезда крыши он не допился. Если, конечно, галлюцинации не начались у всех, в комнате находившихся. Включая почти не пившего накануне любителя утреннего купания.
   Так или иначе, видели все одно и то же. Но необычным вид из окна оттого быть не перестал.
   Озера, на которое выходило окно "мужской" спальни больше не существовало. А постройки турбазы перестали быть единственными человеческими жилищами в радиусе нескольких километров.
   Принято считать, что любители отдыхать на природе пытаются таким способом хоть ненадолго убежать от цивилизации. Так вот. По крайней мере, отдыхающим на этой турбазе бегство не удалось. Цивилизация в некотором смысле их догнала.

2

   Андрей Кожин никогда не страдал трудоголизмом, не был склонен к суете и к демонстрации служебного рвения тяги тоже не испытывал.
   Повода не было. Очень уж спокойный... ну, относительно спокойный регион достался на попечение Восточноевропейскому управлению Глобальной Безопасности. Не в пример более теплым и кипучим уголкам планеты Земля. Да и специфика работы отдела "Т" была такова, что сотрудникам его (включая Кожина) чаще приходилось отмерять, чем резать.
   У кого под ногами обычно горела земля, а под седалищем - стул, так это у коллег из других отделов. Чья проблематика была проще, очевидней. Очередной сепаратный режим, вздумавший послать подальше всемирное правительство. Очередной наполеончик или революционер, данный режим возглавлявший. Очередной самозваный гуру-пророк во главе очередной секты безумцев-фанатиков, заявивший, что именно ему поручена свыше миссия совершить Страшный суд над погрязшим в грехе человечеством. Ну и, конечно, очередной делец, задумавший погреть руки на производстве и продаже оружия, в мирное время неуместного - вплоть до тяжелой артиллерии. Снабжая им хоть сепаратистов, хоть сектантов, а хоть и банальных уголовников вроде наркоторговцев. Деньги-то, как известно не пахнут.
   Водились все перечисленные персонажи, как правило, именно поближе к экватору. Обеспечивая тамошних работников Глобальной Безопасности работой, а временами и повышенным содержанием свинца в организме. Взамен же лишая тихой прелести размеренного существования.
   Общаясь как-то с коллегой из Центральноамериканского управления, Кожин про себя отметил, что тот даже разговаривает с нездоровой торопливостью. Будто строчит из пулемета. И только что язык не высовывает. У коллеги же этого, в свою очередь, Кожин наверняка оставил впечатление какой-то барственности на грани халатности.
   Что до самого Андрея Кожина, то отдел "Т", в котором он работал уже второй десяток лет, он сравнивал, скорее, не с барином из старинных времен, но с... кошкой. С кошкой, которая охотится совсем не так, как "гончие" из других отделов и региональных управлений. Кошка не носится за добычей, высунув язык, не сопровождает этот процесс шумом вроде хруста кустов под лапами и собственного лая. Но может долго бездействовать, выжидая и... не теряя бдительности. Лишь дождавшись удобного момента, кошка бросается в атаку - стремительно, молниеносно. А главное, с почти гарантированным результатом.
   Другое дело, что момент сей заветный рано или поздно все равно наступает. И волей-неволей приходится даже сотрудникам отдела "Т" стряхивать с себя кажущуюся вальяжность, на деле прикрывающую вдумчивость. И от дум перейти к действию.
   Так вот. На сей раз Андрей не знал, но чувствовал: лично от него этот долгожданный переход может потребоваться скоро, очень скоро. А потому в очередное утро решил прибыть на работу пораньше.
   Чутье не подвело. Из личного аэромобиля, приземлившегося на служебной парковке перед зданием управления, Кожин вышел за полчаса до того, как электронное табло над входом сообщило о начале официального рабочего дня. Но успел преодолеть лишь первую пару ступенек широкого крыльца у входа, когда наручный коммуникатор потребовал к себе внимания.
   Со смесью волнения и в то же время толики удовлетворения (угадал, однако!) Кожин поднял руку, запястье которой охватывал браслет коммуникатора. Как джинн из сказки над ним выросло голографическое изображение головы начальника отдела.
  - Андрей? - дежурно осведомился тот, как будто коммуникатором его сотрудника именно этим утром сподобился завладеть кто-то посторонний.
   Кожин кивнул, и начальник продолжил.
  - Смотрю, ты уже на месте, - в его распоряжении имелся коммуникатор посерьезнее - стационарный, зато позволявший видеть не только собеседника, но и окружающую его обстановку. - Очень хорошо. Срочное дело возникло... меня, так вообще с постели подняли. Как раз, вроде, по твоей части. В общем... Гродница вернулась. Подробностей не знаю, на месте разберешься. И да: коптер уже готов.
  - Понятно, - только и мог ответить Андрей Кожин, да вздохнул еще. Причем не только и не столько оттого, что предстояло срочно срываться с места и куда-то лететь. В конце концов, это "куда-то" не обещало быть слишком далеким по современным меркам. Да и разнообразие в работе, как уже говорилось, было, скорее, желанным. Ведь любое дело по большей части состоит из рутины, эдакой моральной ржавчины. А у сотрудников отдела "Т", казалось, рутина вообще съедала почти сто процентов рабочего времени.
   Причина, по которой известие от начальника обескуражило Андрея, лежала совсем в другой плоскости. Возвращаться, как известно, плохая примета, и в одну и ту же реку нельзя войти дважды. А когда возвращается целый городок, как приснопамятная Гродница, это тем более не сулит ничего хорошего. Особенно в свете того, откуда она вернулась.
  

* * *

  
   Началось все примерно полвека назад. На излете войны, которую изначально называли Европейской, затем особенно впечатлительные личности окрестили Третьей мировой. Но в анналы истории она вошла как "гравитационная". Даром, что гравитационное оружие в ней было применено единственный раз и только одной из сторон.
   Тогда отступавшие войска Атлантического Альянса решили не то прибегнуть к нему, как к припрятанному в рукаве козырю, не то просто громко хлопнуть дверью. Второй вариант больше походил на правду, если учесть, сколь непродуманной была та акция. Ведь захоти "атланты" и впрямь переломить ход войны, мощь нового секретного оружия стоило обрушить на скопления сил противника - Евразийского Содружества. Но вместо этого целями для ударов Альянс избрал мирных граждан. Точнее, крупнейшие города противной стороны.
   Смысла в том было немного, рассчитывать при таком раскладе приходилось разве что на психологический эффект - в виде устрашения оставшихся в живых обывателей да антивоенных настроений в тылу. Плюс подвели средства доставки. Их, вероятно, даже не испытывали толком. Не дремали и средства обороны противника. Так что первый и единственный блин с применением гравитационного оружия вышел комом, застрявшим в горле чуть ли не каждого жителя планеты Земля.
   Более всех преуспел тогда Седьмой флот ВМС США. Его стараниями на месте центра Шанхая, затянутого в искусственный гравитационный коллапс, образовалась гигантская воронка, в которой не осталось ничего живого.
   Китай, разумеется, ответил. Старыми добрыми ядерными ракетами, иные из которых даже куда-то попали. Во всяком случае, что Гавайи, что побережье Калифорнии внезапно утратили популярность у туристов из-за резко возросшего уровня радиации. По этой же причине "фабрика грез" едва не закрылась и была вынуждена переехать в Лас-Вегас. И только благодаря противоракетным системам тех же американских ВМС Лос-Анджелес и Сан-Франциско не превратились в города-побратимы Хиросимы и Нагасаки.
   Но и у самой Поднебесной атака Седьмого флота враз поубавила желание миллионами поставлять своих граждан в качестве пушечного мяса на войну, со слов китайского руководства внезапно сделавшуюся "не нашей". Та, кстати, через пару месяцев и вовсе выдохлась, но об этом - чуть позже.
   За исключением Шанхая жертвами гравитационного оружия оказались городки третьесортные, вроде Гродницы. Сами с потрохами стоившие наверняка меньше, чем потраченные на них генераторы гравитационного поля. Но, тем не менее, зрелище той же Гродницы - со всеми домами, фонарными столбами, машинами и линиями электропередач затягиваемой, словно гигантским невидимым пылесосом - впечатление произвело поистине апокалиптическое. А вездесущие журналюги не преминули поделиться этим впечатлением со всем миром, засняв и передав по всем каналам и новостным сайтам ужасающие кадры.
   И кто-то в тот день наверняка поседел перед телеэкраном.
   Плюс многочисленные гравитационные коллапсы, младшие родственники космических "черных дыр", рассредоточенные по целому континенту вызвали целый букет торнадо. Что принесли даже больше разрушений, чем, собственно, генераторы гравитационного поля. И пределами Евразии, кстати, отнюдь не ограничились. Наведя еще больше страху на население земного шара.
   Так что в некотором смысле полубезумный замысел с применением гравитационного оружия сработал. Сработал на манер пощечины для истерика или ушата холодной воды для человека без сознания.
   Закончилась "гравитационная война", как и следовало ожидать, вскоре. И отнюдь не безоговорочной капитуляцией одной из сторон - к пущему разочарованию ура-патриотов с другой стороны линии фронта. Разочарованы оказались и поклонники Томаса Мальтуса, у которых любые слова о перенаселенности планеты вызывали рефлекс в духе собаки Павлова. Правда, без слюноотделения, зато с истерикой и словесным поносом. Да, в мясорубке к востоку от Атлантики погибли миллионы. Но на фоне населявших Землю миллиардов даже такие потери смотрелись не слишком внушительно.
   Итогом же войны стало (редкий случай!) осознание, настигшее обе стороны. Осознание достигнутого края - предела гонки вооружений, за которым не могло быть вообще ничего. Ни цивилизации. Ни жизни. Ни, возможно, даже самой планеты Земля.
   Край достигнут. И лучшее, что могли сделать разумные существа, это отступить от него.
   Это обстоятельство и определило дальнейшую судьбу человечества. Сначала Альянс и Содружество договорились о нейтральности и демилитаризации всей Европы - от Ла-Манша до Прибалтики, от Босфора до Лиссабона. Затем, несколько лет спустя соглашение о демилитаризации было впервые предложено распространить на весь мир. Разумеется, с роспуском государственных вооруженных сил, не говоря уж про военно-политические блоки. Наконец, отсутствие в распоряжении каждого из сотен суверенных правителей отдельного арсенала боевого оружия и людей, его применяющих, сделало бессмысленным само существование такого множества правительств. И как-то само собой получилось, что на смену им без шума и пыли пришло правительство одно. Всемирное. Объединившее под своей властью все человечество - от чернокожих папуасов и африканцев до бледных уроженцев Скандинавии.
   Спустя еще пару десятков лет интерес к "гравитационной войне" снова начал пробуждаться. Речь шла, разумеется, не о том, чтобы повторить ту бойню или снова наладить производство гравитационного оружия, не говоря уж о его применении. Интерес вызвала технология создания искусственных гравитационных коллапсов. Точнее, возможности ее использования в мирных целях.
   Дело в том, что теория относительности рассматривает гравитационное поле как проявление "четвертого измерения" - проще говоря, времени. Именно во времени имели протяженность гравитационные коллапсы, этакие колодцы, пробуренные в пространственно-временном континууме. Чем сильнее поле, тем более глубоким (протяженным) во времени являлся такой "колодец".
   Возможность же искусственного их создания позволяло решить целый ряд проблем, сильно ограничивавших человечество, как в клетке запертое в трехмерном мире. А также на единственной, пригодной для жизни, планете.
   Только вырвавшись из темницы трехмерного пространства, человек мог достичь звезд. А значит, найти новый дом для излишков земного населения.
   Кроме того, в гравитационные коллапсы можно было затянуть небесные тела, своей крупностью и труднопредсказуемой траекторией угрожающие безопасности Земли.
   Наконец, имелся определенный интерес даже к пресловутому путешествию во времени. Причем речь шла не о праздном туристическом любопытстве, но о возможности решения задач в ряде научных дисциплин. Истории, палеонтологии, астрофизики. Да и футурологи и прочие специалисты, промышляющие составлением прогнозов, были бы избавлены от необходимости громоздить горы умозрительных рассуждений, рисовать километры графиков, погружаться в пучину формул, высасывать из пальца теоретическую базу, чтоб в итоге... все равно промахнуться.
   В случае овладения технологией перемещений во времени этих современных незадачливых пифий мог бы с успехом заменить один человек. Единственный человек, способный, побывав в будущем, с максимальной достоверностью выяснить, к каким последствиям приведут те или иные решения. Сами гадалки компьютерной эры оттого наверняка остались бы без работы, но чем не пожертвуешь ради столь ценной информации!
   В общем, заманчивые перспективы открывались для рода людского... если б не одно "но". К тому времени, когда человечество спохватилось, что генераторы гравитационного поля, что средства их доставки были давно ликвидированы. Вместе (увы и ах!) со всеми чертежами и формулами. По официальной версии, во всяком случае.
   А большинства ученых и конструкторов, некогда трудившихся над созданием гравитационного оружия, уже и в живых-то не было. Если же кого-то из его создателей находили живым и здравствующим, то добиться от него удавалось разве что покаянных фраз или заявлений о собственной слабой памяти. Что, мол, поделаешь - старость не радость.
   В лучшем случае найденный специалист мог честно признаться, что был посвящен лишь в крохотную частную проблемку, а общую цель работы представлял себе весьма смутно. Последнее, кстати было недалеко от истины. Ибо создатели чудо-оружия Атлантического Альянса могли сидеть в лабораториях, расположенных на разных побережьях американского континента или даже разделенных океаном.
   Так что рассчитывать на прежние наработки не приходилось. Дорожку до заветного ключика к четвертому измерению человечество вынуждено было вновь пройти сначала. Причем на пути этом очень скоро возникла неприятная коллизия.
   С одной стороны наработки по исследованиям на данную тему (да и сами результаты) могли попасть в плохие руки. Криминальных боссов, которые воспользовались бы возможностью путешествия во времени, дабы уничтожить конкурентов заранее - в еще безобидные детские годы. Корпораций, что наверняка бы предоставляли доступ к "машине времени" всем желающим, а главное, платежеспособным. Начиная от туристов, которые вели бы себя в прошлом как слоны в посудной лавке, и заканчивая теми же гангстерами. А на пресловутый "эффект бабочки" плевать. Своя рубашка, как известно, ближе к телу. Особенно рубашка с карманами, полными денег.
   С другой стороны кто-то из ученых мог опять-таки решать локальную проблемку. И не догадываться, что его исследования могли помочь в великом деле - избавлении человечества от пут трехмерного пространства. Наработки этого неизвестного гения, возможно, привели бы к прорыву. Но знала бы о них разве что горсточка коллег. Или сам ученый мог отбросить бесполезные на собственный ограниченный взгляд (но на деле-то прорывные!) результаты.
   Во избежание любой из этих двух ситуаций проблему препоручили заботам Глобальной Безопасности. Создав в ее недрах отдел "Т". Названный так в честь буквы, с которой начиналось английское "time", как и латинское "tempus" или, скажем, шведское "tid". И означавшей то самое заветное четвертое измерение - властью над которым человечество уже успело овладеть, бездарно и едва ль не самоубийственно воспользоваться, а затем столь же бездарно эту власть профукало. Но теперь тщилось получить ее обратно, уже не повторяя прежних ошибок.
   Когда отдел "Т" создавали, Андрей Кожин только начинал свою работу в Восточноевропейском управлении. И у него, на тот момент сопливого стажера, едва покинувшего Академию, даже сомнений не возникло по поводу выбора специализации. Проблематика отдела "Т" манила увлекавшегося фантастикой юнца, как бредущего по пустыне и умирающего от жажды путника - замаячивший на горизонте оазис.
   "Перемещения во времени? Ну надо же!" Казалось, плоды фантазий, увлекавшие Андрея в детстве и юности, теперь настойчиво колотили в дверь реального мира, желая показаться ему во плоти.
   Да только, увы: и оазис нередко оказывался миражом, и в дверь могли постучать ради дешевого розыгрыша или просто по ошибке. Эйфория прошла быстро. Простая истина, что любое дело состоит по большей части из рутины, исключений не знала. Более того, временами Кожину казалось, что ничего, кроме рутины в его работе и нет.
   Конечно, в офисных хомячков ни он, ни его коллеги не превратились. Временами приходилось исполнять служебные обязанности "в поле", в том числе и за сотни километров от штаб-квартиры управления. Выслеживать и ловить нехороших личностей, в чьих руках оказывалась информация, имевшая отношение к созданию искусственных гравитационных полей - формулы, схемы, чертежи. Коими эти личности и не думали делиться с человечеством, зато готовы были продать любому, кто предложит хорошую цену. Гангстеру, террористу, да хоть даже каннибалу-педофилу!
   Собственно, отдел тем и занимался, для чего был создан. Собирать информацию, способную помочь роду людскому вырваться из трехмерного загона. Помогать обмениваться этой информацией добросовестным исследователям. А также не давать ей попасть в плохие руки.
   Вот только... информация собиралась, информация под неусыпным контролем отдела "Т" распространялась. Но конечная цель, ради которой все и было затеяно, как будто не делалась ближе. Работа Кожина и его коллег напоминала сбор паззла из бесконечного числа кусочков. Который, сколько ни собирай - конечный результат все равно не виден.
   Порой... ну, в приступе меланхолии, Андрею даже начинало казаться, что работа его - скорее, помеха, а не помощь для человечества и ученых умов. И что не будь отдела "Т", на деле призванного держать и не пущать, секрет создания искусственных гравитационных коллапсов давно бы перестал быть секретом. Уж хотя бы какой-нибудь безумный гений добрался бы до него. Вместо того чтобы старанием отдела "Т" угодить в кутузку.
   Все изменилось примерно год назад. То есть, конечно, машина времени и звездолеты, игнорирующие ограничение скорости света, по-прежнему оставались мечтами. Но ходить на работу сотрудникам отдела "Т" сделалось куда интересней.
   Дело было в Гроднице - одном из тех несчастных городков, что были затянуты в рукотворные гравитационные коллапсы, порожденные оружием Атлантического Альянса. Затянуло городок вместе с изрядным куском земли, так что на его месте образовалась обширная и довольно глубокая впадина, с годами превратившаяся в озеро. На его берегу некто предприимчивый еще открыл турбазу, благо, место было живописное. Поближе к природе, подальше от городов. Ибо после войны новых поселений рядом с бывшей Гродницей не возникло. Не спешил народ там селиться. Но вот отдохнуть денек-другой, выпить да искупаться - пожалуйста.
   И вот однажды к турбазе вышел сгорбленный, одетый в лохмотья, старик вида самого измученного и запущенного; с затравленным и безумным взглядом. Прямо из озера вышел, если верить показаниям отдыхающих. И принялся громким срывающимся голосом вещать о скором конце света, гибели привычного мира и расплате человечества за бесчисленные грехи.
   Отделу "Т" пришлось заниматься этим стариком исключительно из-за его необычного появления, а также по той причине, что обнаружили его не абы где, но на одном из мест, где применялось гравитационное оружие. Плюс сотрудники управления, специализирующиеся на сектантах-маньяках и псевдо-пророках, решительно отнекивались. Старик, мол, действовал в одиночку, никакой толпы фанатиков вокруг себя не собрал. Да и вид имел слишком жалкий и несчастный. Тогда как обычно всякие гуру самозваные повода жалеть себя не давали. Помимо прочего набивая карманы деньгами легковерной паствы.
   Отдел "Т", впрочем, с этим стариком тоже не слишком преуспел. На вопросы он отвечать и не думал. Зато без устали вещал про ад, в котором побывал, из которого вернулся и привел-де теперь его за собой. Даже имени своего сообщить не удосужился, а потому Кожин, который и вел это дело, решил звать старика Измаилом. Под таким именем записав его даже в отчет, а также оформив в психиатрическую лечебницу. Когда стало ясно, что никакого толку и даже элементарно осмысленной реакции от этого кликуши не добиться.
   Казалось бы, дело можно было закрывать, а про так называемого Измаила - забыть. Вот только двух месяцев не прошло, как появился Измаил-2. В точности такой же старик, которого подобрал некто сердобольный на пролетавшем мимо аэромобиле. Достаточно низко пролетавшем, чтобы заметить.
   Произошло это не абы где, а примерно в километре от турбазы у озера на месте Гродницы. И водитель был, мягко говоря, неприятно удивлен, когда вместо любимых стариками разговоров за жизнь (с неизбежными сетованиями) пассажир завел все ту же шарманку про конец света.
   Второй Измаил еще проходил психиатрическое освидетельствование, когда в деревню уже за несколько километров от турбазы пожаловал его двойник. Андрей Кожин вздумал было устроить всем трем неотличимым друг от друга старикам очную ставку. Но оказалось, что Измаил-1 из психбольницы успел куда-то улизнуть, да так, что санитары ничего не заметили. А Измаил-2 во время освидетельствования внезапно помер от сердечного приступа.
   Еще полгода спустя объявился Измаил-4. На этот раз в одном из городов, некогда соседствовавших с Гродницей. Старик стоял на площади и вопил, сообщая каждому прохожему, что мир скоро канет в небытие, что недолго осталось - ад-де на подходе. В общем, был в своем репертуаре.
   Зато на этот раз его успело и телевидение снять, и несколько прохожих, сливших ролики в глобальную сеть. Из роликов этих, а также из выпуска телепередачи "Происшествия дня" о новом Измаиле узнали и сотрудники отдела "Т".
   Старика, разумеется, задержали, допросили (с предсказуемым результатом), а при новой попытке очной ставки выяснилось, что и Исмаила-3 уже нет в живых. Забил беднягу до смерти осатаневший санитар - старый безумец, видимо, достал его своими пугающими речугами. Санитар, конечно, угодил под следствие и суд, но прояснению происходящего это не помогло ни на йоту.
   А вот теперь, спустя примерно год от начала этой истории, взамен одинокого старика из небытия вернулся целый город. И тем же чутьем, что заставило Кожина прибыть на работу пораньше, он теперь предчувствовал: истина где-то неподалеку. Невдалеке от Гродницы, больше негде. Потому что, уж если возвратившийся городок не поможет пролить свет на эту историю, то не поможет никто и ничто.

3

   Что внизу, на земле, не все в порядке, не составило труда заметить даже с высоты птичьего полета - с борта коптера. Гродница, эта маленькая восточноевропейская Атлантида, восставшая из неведомых глубин, отчетливо выделялась на фоне ковра летней зелени грязно-серым пятном. Отвратительным. Безжизненным. Словно трупное пятно, пепел, прах или отметина смертельной болезни.
   "Лучше - отметина тяжелой болезни", - мысленно поправился Кожин. Звучало хоть и тоже зловеще, но все-таки в некоторой степени обнадеживало.
   Вот только... на миг Андрею показалось, что серое пятно за бортом дернулось, точно было живым существом. И сделалось, хоть чуточку, но больше.
   "Так вот, похоже, что имел в виду Измаил под концом света, - чтобы отвлечься от мрачных мыслей и предчувствий, Кожин решил порассуждать над порученным ему делом. - Гравитационные коллапсы, оказывается, имели ограниченный срок действия... что и неудивительно, учитывая закон сохранения энергии. Или ограниченной была их протяженность во времени? Для нас, обитателей трехмерного мира - непринципиальная разница. Технический нюанс, не более. Теперь же подошла им пора... хм, как бы назвать получше? Отключиться? Напоследок исторгнув все, что когда-то было ими проглочено".
   На апокалипсис такой вариант развития событий, разумеется, не тянул - от страха или в силу безумия Измаил мог и преувеличить. Но все равно приятными последствия возвращения в мир некогда выдернутых из него городов назвать было трудно.
   Ведь ладно, Гродница - места вокруг, судя по зеленой расцветке панорамы, малонаселенные; турбаза не в счет. Отдыхающие на ней, скорее всего, отделались легким испугом. Но что если раскроется коллапс, некогда затянувший центр Шанхая, со времен войны и отстроиться успевший, и перестроиться не на раз? Мало не покажется! Даже Поднебесной, где считать своих подданных не привыкли.
   Но это - если принять за основу само предположение о прекращающих свое действие гравитационных коллапсах, напоследок возвращавших свою добычу. Точнее, допустить, что к этому все и сведется... и тем же ограничится. Не более.
   Оставались вопросы, и прежде всего - откуда Измаил знал, что хотя бы гродницкий коллапс одним тихим утром скончается, выплюнув содержимое? Очень осторожно Андрей Кожин позволил себе предположить, что безумный старец был одним из ученых, разрабатывавших гравитационное оружие. А с катушек слетевший от мук совести из-за осознания содеянного.
   Но это не объясняло, почему старик впервые появился не абы где, а в озере на месте Гродницы. Откуда он там взялся? Откуда - Андрей был почти уверен, что оттуда же, откуда и это серое пятно, когда-то бывшее маленьким восточноевропейским городком. Но ни научную, ни хотя бы элементарно-логическую базу подвести под эту гипотезу не мог. Как Измаил мог выжить в гравитационном коллапсе? Как смог оттуда выбраться раньше всего городка? Если энергия коллапса начала постепенно ослабевать, то раньше его покинула бы именно Гродница, а не единственный человек. Ведь чем больше предмет, тем больше требуется энергия для его удержания.
   Вдобавок, если Измаил и впрямь был ученым, тогда что он делал в этом захолустье? Во время войны - в том числе. Другой возможности угодить в рукотворную черную дыру у него не было.
   А главное - почему этих Измаилов было четверо? Таких одинаковых... но таких, принципиально неспособных хоть как-то пересечься в этом мире. Словно какой-то злой рок мешал их встрече.
   Вопросы, вопросы... вместо деловитого спокойствия, на которое рассчитывал Андрей Кожин, попытки поразмыслить только головную боль принесли. Оставалось надеяться, что прибытие на место и знакомство с ситуацией лицом к лицу позволит снять хотя бы некоторые из них.
   Перед тем, как коптер пошел на посадку, Кожину вновь показалось, что серое пятно еще раз шевельнулось. Протягивая щупальца к зеленому миру живых.
   Посадка принесла новый повод для удивления. Андрей ожидал, что из гравитационного коллапса вывалилась гора трухи и пыли. Ничего иного и не могло остаться от городка, стиснутого колоссальным притяжением. Но в трехмерный мир вернулись не останки Гродницы, а сама Гродница. Снижаясь у окраины (сиречь у берега бывшего озера), Кожин видел и россыпь невысоких домов - в один, два, максимум три этажа; и темные полосы мощеных улиц, и даже столбы линий электропередач. Выглядело все перечисленное заброшенным и безжизненным. Но в целом невредимым.
   "Однако! - пронеслось в голове Кожина. - Это ж получается, если уцелел город, то и человек может пережить путешествие во времени таким способом".
   Мысль показалась утешительной, придавала смысл самому существованию отдела "Т" и его изысканиям. Да, вдобавок, позволяла худо-бедно объяснить происхождение Измаила, как и его помрачившийся рассудок.
   Переместиться на полвека вперед, обнаружив вместо родного городка водоем, было само по себе испытанием для психики. А в каких условиях происходил этот перенос, что Измаил ощущал при этом - вообще оставалось только гадать.
   Правда, если записать старого кликушу в путешественники во времени, все равно оставалось непонятно появление еще трех таких же. Кроме того, возникал вопрос относительно судьбы других жителей Гродницы. Выжили ли они? Переместились ли тоже? Судя по тому впечатлению безлюдности, которое произвел на Кожина городок во время посадки, никто кроме Измаила не выжил и не переместился. Но почему?..
   Окраину Гродницы окружала полоса луж. Целое болото возникло по периметру, потому как вытесненной из озера массе воды нужно было куда-то деваться. Впрочем, от избранной для посадки коптера лужайки уже успели протянуть дощатые мостки до ближайшей улицы.
   Коттеджи турбазы стояли в воде. Неподалеку от края новоиспеченных болот в крайней растерянности толпились отдыхающие. Одетые кто во что - в пушистые банные халаты, плавки и купальники, ночные рубашки. Кожин поймал себя на том, что слишком уставился на девицу в кружевной ночнушке, коротенькой и почти прозрачной. И отвел взгляд. Не о том надо думать, не о том.
   Шустрой электронной мошкарой над Гродницей носились дроны. Пару раз Андрей видел и коптер, летавший туда-сюда. При этом Кожин обратил внимание, что небо над городком другое. Серее, тусклее, хотя туч и не было. Как давно не стираная простыня, подсвеченная с другой стороны тусклой лампочкой.
   Повернув голову в одну сторону, потом в другую, Андрей понял, что ему не показалось. Куда ни глянь, небесный свод над его головой был окрашен в жизнерадостную синеву. И только кусок неба над Гродницей нарушал эту безупречность, бесцветным унылым пятном. Почти таким же пятном, каким сам городок выглядел с коптера.
   Вокруг Гродницы и опоясывавших его болот суетились люди в полицейской форме. Но первыми Кожина встретили не они, а подскочивший шустрой лягушкой к коптеру хозяин турбазы.
  - А правительство компенсирует мне ущерб? - недовольно вопрошал он, не иначе, восприняв вылезшего из коптера человека в классическом костюме, как большую шишку. Хотя в подобном одеянии даже мелкий клерк будет выглядеть солидно, по крайней мере, на природе, на фоне леса и луга.
   Сам Кожин, кстати, считал свой, предназначенный вообще-то для офиса, костюм в данной обстановке неуместным. Но что делать? Переодеться-то он не успел. Вылетел сюда в спешке, можно сказать - "с корабля на бал". Или, скорее, наоборот: с бала, где лучше одеться как можно более презентабельно - и на корабль, вроде китобойного судна старых времен. Где скрипят бортовые доски, палубы забрызганы кровью и слизью до не отмываемого состояния, а морские волны время от времени перемахивают через борт, обливая и палубу, и находившихся на ней людей. Невзирая на их чины, звания и, тем более, одежду.
   Так или иначе, но отвечать хозяину турбазы Андрей ничего не стал. Просто обогнул его, пройдя мимо.
  - При Евроконфедерации такого не было! - выкрикнул тот напоследок в спину сотруднику отдела "Т".
   Кожин мог бы сказать этому человеку, в те времена точно не жившему, что в Евроконфедерации бывало и кое-что похлеще. Например, религиозные конфликты, едва не переросшие в гражданскую войну. И переросли бы, не озаботься в свое время происходящим по соседству Евразийское Содружество. Вылилась та озабоченность ни много ни мало, во ввод войск. Не ради поддержки какой-то конкретной стороны - просто для поддержания-де порядка. Чтобы, как выражались официальные лица Содружества, "создать условия для мирного урегулирования".
   Правда, следом свои войска послал Атлантический Альянс. Где, несмотря на некоторую размолвку с континентальной Европой, все равно привыкли числить ее в сфере своего влияния. А может, просто не хотели усиления влияния Содружества. В любом случае Европа угодила из огня да в полымя - вместо гражданской войны на ее территории вспыхнула "гравитационная". Историки до сих пор спорят, что из этого хуже.
   Кожин мог сказать... но промолчал. Не тянуло его на политические споры.
   Еще Андрей отметил про себя, что вид у хозяина турбазы был не слишком подходящий, чтобы демонстрировать праведный гнев. Джинсы, обрезанные до колен, пятнистая рубашка яркой расцветки, из-под которой выпирал заметный живот. Кудрявая голова с пухлыми щеками - словно у повзрослевшего Купидона. Довершали образ пижонские темные очки, сдвинутые на лоб. Причем наверняка продвинутые: способные проецировать на глаза гороскопы, анекдоты, прогнозы погоды и тому подобное.
   Следом за хозяином турбазы (довольствуясь, таким образом, лишь вторым местом) навстречу Кожину вышел средних лет и среднего возраста крепкий мужчина в полицейской форме.
  - Полиция округа, - отчеканил он, прикладывая ладонь к козырьку фуражки. - Полковник Радомилов.
   "И где же твой полк, полковник?" - едва удержался от язвительно-провокационного вопроса Кожин. Лицо его при этом, правда, оставалось невыразительным, без тени эмоций.
   И тем не менее. Сколь бы много Андрею ни приходилось общаться по работе с сотрудниками полиции, но кое-чего в них понять он решительно не мог.
   Ведь, казалось бы, "гравитационная война" и само понятие войны дискредитировала донельзя, и армию заодно. А та же полиция все равно подражает военным, как младшая сестра старшей. И в манерах поведения, и в системе отношений внутри ведомства, и в такой мелочи, как ношение формы.
   С другой стороны тот же Андрей не мог не признать, что военные в той европейской мясорубке полувековой давности (как и в любой другой) не столь виноваты, как те, кто отдавал им приказы. Отдавал - и спокойно отсиживался по высоким кабинетам или надежным бункерам. Ношением же формы утруждая себя разве что на парадах.
   И если уж действительно предаться рефлексии, а не искать соринку в чужом глазу, то чем не армия (даром, что в миниатюре) спецподразделения той же Глобальной Безопасности? Те же звания, форма. Да и оружие отнюдь не для охоты на уток. А уж по боевой подготовке - полицейским сто очков вперед дадут уж точно.
  - Скажите код вашего коммуникатора, - попросил полковник Радомилов, когда Кожин представился в свою очередь. - Вам передадут протоколы опроса потерпевших. И отчеты экспертов.
   Андрей назвал код, Радомилов отдал распоряжение крутившемуся неподалеку одному из подчиненных, и вскоре коммуникатор Кожина издал булькающий звук, сообщивший о поступлении ожидающих приема файлов.
   Дав согласие на прием, Андрей затем перевел коммуникатор в режим просмотра файлов. Над рукой с браслетом вырос прямоугольник голографического экрана. Кожин дотрагивался до него пальцем, выбирая материал для просмотра и настраивая для пущего удобства.
   Отчеты экспертов он просмотрел бегло, задерживая взгляд, главным образом, на заключениях. Да и те оказались просто-таки вызывающе банальными. Радиационный фон в норме, геомагнитная активность в норме, вредных примесей в воздухе не обнаружено. В общем, опасности городок не представлял, но... биологическая активность, тем не менее, как было указано в одном из отчетов, отсутствовала. Проще говоря, ни дроны, кружившие над Гродницей, ни управлявшие ими умники, не нашли никаких признаков жизни. Похоже, в гравитационном коллапсе сдохли даже бактерии.
   Зато выжил тот, кого решили звать Измаилом! Да не один, но аж в четырех экземплярах.
   Имелись в отчетах и снимки городка с воздуха. Однако в них Кожин тем более не увидел ничего нового сверх того, что успел рассмотреть с борта коптера.
   Не намного интересней были и показания потерпевших - отдыхающих и персонала турбазы. Лишь двое присутствовали при возвращении Гродницы, и то лишь потому, что решили искупаться с утра пораньше. Но и они видели только, как посреди озера возникло нечто огромное. А деталей не разглядели, предпочли спасаться бегством. Остальные же отдыхающие дружно храпели, дыша перегаром. И лишь когда кое-как продрали похмельные глаза, смогли заметить, что вид из окон... хм, несколько изменился.
   Не больше бдительности проявили и те, кому по идее вменялось в обязанности оберегать сон клиентов. Охрана, обслуга. Дождавшись, когда последний из отдыхающих отойдет в объятья Морфея, одни принялись резаться в карты, другие - полезли в глобальную сеть. Кто-то и вовсе уснул, считая формально продолжавшуюся рабочую смену лично для себя законченной. Но особенно высокой среди персонала турбазы оказалась концентрация курильщиков и людей, страдающих недержанием. Даже те, кто не сознался, что банально проспал возвращение Гродницы, по собственным словам, либо как раз курить ходил (и шибко увлекся данным процессом), либо засел в туалете (аналогично). Так что, опрашивая этих недотеп, полицейские лишь впустую потратили время.
   С другой стороны, много ли в принципе можно увидеть извне, да еще на расстоянии?
  - Сам город обследовали? - осведомился Кожин, погасив голографический экран и опустив руку с коммуникатором. Ответ, впрочем, ему и так уже подсказывало профессиональное чутье. Вкупе с содержанием снимков.
  - Никак нет, - отвечал Радомилов, подтвердив его ожидания. - Напротив, подходы к... месту происшествия перекрыты, расставлены дежурные наряды для недопущения постороннего проникновения. Ждали вас, агент Кожин. Во избежание действий, способных воспрепятствовать работе Глобальной Безопасности.
   "А главное: вам, видно, боязно туда соваться, - снова съязвил про себя Андрей. - Всегда ведь приятней, когда кто-то другой за каштанами в огонь лезет".
   Впрочем, следующие слова полковника опровергли эти мысли. По крайней мере, в том, что касалось смелости местной полиции.
  - Это лейтенант Паков, - представил он подошедшего русоволосого детину в полицейской форме. - Будет сопровождать вас, агент Кожин, и оказывать всемерную поддержку. Лейтенант Паков обладает опытом полицейских операций в городских условиях повышенной опасности.
   "В трущобах, кишащих бандитами, наркоманами и тому подобной публикой", - так понял последнюю формулировку Андрей.
   Затем посмотрел на Пакова, вытянувшегося перед ним во фрунт. Кровь с молоком, а лицо до того открытое и дружелюбное, что любой кинорежиссер охотно принял бы его на какую-нибудь непременно положительную роль. От ангела до деревенского простачка-работяги, склонного к бескорыстию.
   С другой стороны, не стоило обманываться. Жулики обычно тоже выглядят дружелюбными. А уж какие открытые и честные лица имели политиканы, принявшие решение о применении гравитационного оружия...
  - Можете звать меня Марьян, - еще более приветливым тоном предложил Паков.
  - Могу и звать, - не нашел Андрей лучшего ответа.
   Он уже намерился в компании с лейтенантом идти по дощатым мосткам в сторону Гродницы, когда внезапно оказалось, что еще один человек желает участвовать в обследовании вернувшегося городка. Точнее, одна.
  - Юлия Кранке, - торопливо представилась невысокая и еще сравнительно молодая женщина в нелепых роговых очках; в джинсах и легком, но все равно не слишком уместном в летнюю пору свитере, протягивая Кожину руку. - Европейский центр катастроф.
   Андрей машинально пожал маленькую сухую ладошку, однако наличие еще одного спутника его не порадовало. Тем более, объяснить смысл своего присутствия госпожа Кранке не соблаговолила.
   Кожин обратился было за поддержкой к полицейским, но Паков лишь смущенно отвел взгляд, а Радомилов и бровью не повел. Как будто вовсе не видел здесь проблемы.
   И неудивительно. Представителям общественных гуманитарных организаций люди в погонах препятствий обычно стараются не чинить. Дабы те, чего доброго, не раструбили в СМИ и не накляузничали Всемирной Ассамблее, как их зажимают, не дают работать. И тем, вне всяких сомнений, ущемляют права человека.
   Так что беседу, не обещавшую быть приятной, Андрей решил вести сам. Благо, погон сотрудники Глобальной Безопасности не носили. Кроме спецподразделений, понятно.
  - Так поработали бы с пострадавшими, - сухо молвил Кожин, обращаясь к Юлии Кранке, и указал рукой на все еще стоявших, будто Ваня у ворот отдыхающих. - Может, кому-то медицинская помощь нужна. Или психологическая. А там... в той стороне никого живых точно не осталось.
   На последних словах он мотнул головой в сторону сереющей Гродницы. И не мог не обратить внимания, что серости там успело прибавиться. В небесах над городком - в том числе.
  - А вы уверены? - в тон ему ответила Кранке и саркастически усмехнулась. - Ну, насчет живых.
  - Таково заключение экспертов, - сказал Андрей. - А я привык доверять экспертам.
  - Привыкли! - презрительно хмыкнув, передразнила его дама из Европейского центра катастроф. - Может, и города, вернувшиеся из небытия вы встречать - привыкли? И поскольку раз на неделе?
   Огорошенный таким напором, Кожин смущенно промолчал. Дав Юлии Кранке перейти в наступление.
  - Эти ваши экс-пер-ты, - протянула она с выражением высокомерия, - на улицы Гродницы даже кончиком пальца ноги не ступали. Это вам на всякий случай... если вы прослушали, что говорил полковник. Не-е-ет... они предпочли отсиживаться в кабине коптера. Или в передвижной лаборатории, дронами управляя. Много ли оттуда можно увидеть? А если вам двоим, господа, во время вашей веселой прогулки по городу встретится кто-нибудь выживший... но нуждающийся в помощи? Что вы сделаете? Пристрелите его из табеля, чтобы не мучился?
  - Ну, первую помощь оказывать я умею, - возразил Андрей, но как-то неуклюже и смущенно. - Да и в полиции, уверен, этому учат.
  - А если этот выживший не попадется вам на глаза? - не сдавалась Кранке. - Будет тихо умирать у себя дома, пока вы мимо проходите? Сможете вы его обнаружить... без меня?
   Кожин глубоко вдохнул и выдохнул. Это помогало успокоиться и снять раздражение.
  - Ладно. Будь по-вашему, - проговорил он затем, не уточняя, каким способом Юлия Кранке могла бы обнаружить пострадавших там, где их не замечают другие.
  - Спасибо, - улыбнулась женщина, правда, улыбка все равно напоминала ироническую гримасу и не была столь же располагающей, как у лейтенанта Пакова. - Надеюсь, мы сработаемся.
   После чего все трое, осторожно переступая по дощатым мосткам, пошли в направлении Гродницы.

4

   Вблизи город выглядел еще более странно... и зловеще. Как знакомые предметы в кошмарных снах, искаженные до пугающей неестественности. Правда, на этот раз, похоже, кошмар происходил наяву.
   Первое, что бросилось в глаза - отсутствие всяческих красок. Сплошные оттенки серого, куда бы ни падал взгляд первых за полвека, пожаловавших в Гродницу, людей. Пепельно-серый, свинцово-серый, белесо-серый. Зрелище напоминало древние фильмы начала двадцатого века, и по сей день востребованные хотя бы кучкой эстетов.
   К серости присоединялось безмолвие. В Гроднице не то, что неслышно было хотя бы лая бродячей собаки или чириканья птицы. Даже пролетавшая мимо муха не осмелилась под аккомпанемент собственного жужжания посетить городок. И едва ли то было заслугой полицейских кордонов.
  - Гродница, отчет с места происшествия, часть первая, - проговорил Андрей Кожин, переведя коммуникатор в режим звукозаписи, когда гнетущая тишина стала его раздражать. - Город вернулся в целости... относительной. Пребывание в гравитационном коллапсе, похоже, не нанесло его постройкам и объектам инфраструктуры заметного ущерба. Что, отчасти, опровергает принятые представления о действии гравитационного оружия... в частности, о его разрушительном эффекте.
   В то же, хоть Гродница и не лежала в руинах, но выглядела запущенной. Как, собственно, и любое человеческое поселение, надолго покинутое людьми.
   Дома стояли с обшарпанными стенами, мутными стеклами в окнах, кое-где даже покосившиеся. Покрытие мостовых и тротуаров было сплошь в трещинах и выбоинах. По обочинам ржавели фонарные столбы и машины с выцветшей и облупившейся краской - обычные, во времена "гравитационной войны" еще не умевшие летать. И наверняка не оборудованные реакторами.
   Типичный город-призрак. Точнее, Гродница сошла бы за типичный город-призрак, если б не вездесущая серость. И если забыть, что на полвека городок куда-то исчезал, чтобы сегодняшним утром вернуться вновь.
   Куда-то исчезал. Но выглядел так, будто все время находился на этом месте. Или где угодно, но на Земле. Просто из него куда-то девались все люди. А также звери, птицы и насекомые.
   Подойдя к одной из древних машин, Андрей провел пальцем по пятну ржавчины на капоте. Подушечка пальца вполне ожидаемо окрасилась в бурый цвет. Хотя нет, не в бурый - в очень-темно-серый, почти черный. В здешнем странном освещении ржавчина выглядела именно так.
   Тем не менее, ржавчина была, и свидетельствовала о наличии кислорода в том неведомом месте, где в течение десятилетий пребывала Гродница. Это немудрящее умозаключение Кожин не преминул включить в запись отчета. Затем добавив:
  - Складывается впечатление, что Гродницу не в гравитационный коллапс затянуло, как принято считать, а перенесло в неизвестное место с природными условиями, близкими к земным. И с аналогичным ходом времени. Только так можно объяснить процессы разложения материалов, включая окисление металла... а также эрозию дорожного покрытия. С другой стороны это предположение плохо состыкуется с другим наблюдаемым фактом - а именно, отсутствием не только выживших людей, но и любых других живых организмов. Очевидно, ничего живое предполагаемый перенос и пребывание в неустановленном месте не пережило.
   Остановив запись, Андрей с минуту просто помолчал, собираясь с мыслями. Гибель жителей городка требовала объяснения, найти которое было трудно, предварительно исключив радиацию, ядовитые газы или геомагнитные аномалии. И гравитацию, кстати, тоже. Ведь если бы жителей Гродницы размазало резко усилившимся гравитационным полем, то и от построек камня на камне бы не осталось. А так... оставалось предположить, пожалуй, одно.
   Подойдя к небольшому газончику, где среди бесцветной засохшей травы торчали три облетевших куста, похожие на обглоданные кости, Кожин надел перчатки и, наклонившись, зачерпнул пальцами немного земли. Которую затем переложил в припасенный для таких случаев маленький пластиковый контейнер.
  - Взят образец почвы с места происшествия, - прокомментировал Андрей, возобновив запись. Если в неустановленном месте, из которого вернулась Гродница, выпадали, к примеру, ядовитые осадки, или держалась неблагоприятная для жизни температура, то это непременно должно было сказаться на состоянии почвы.
   Да, те же ядовитые осадки означали бы, что и воздух "где-то там" ядовит. Тогда как в толике чужой атмосферы, что должна была прибыть вместе с городком, эксперты ничего подобного не обнаружили. Но как еще объяснить превращение Гродницы в безжизненный город-призрак, Кожин не представлял.
   Конечно, оставались еще чужеродные бактерии, опасные для любого живого организма, от травинки до человека. Но это предположение Андрей усиленно от себя гнал. И не только потому, что неприятно было осознавать: сунулся в смертельно зараженную местность, не приняв мер предосторожности - хуже сопливого курсанта. Вдобавок, Кожин утешал себя тем доводом, что, делая заключение об отсутствии "биологической активности", эксперты имели в виду, в том числе микроорганизмы.
   "Правда, биологическая активность не отсутствует, - ехидно напомнил Андрею внутренний голос. - Она просто... не обнаружена".
   Так некстати!
   Оставалось надеяться, что если неведомая бактерия столь опасна, то и проявить себя она должна вскорости. Тогда как Кожин вроде никаких признаков недомогания не чувствовал.
   Но... как насчет остальных?
   Андрей оглянулся на своих спутников, державшихся неподалеку.
   С лица лейтенанта Пакова успело сойти дружелюбное благодушие, уступив место бдительности и деловитой сосредоточенности. Осторожно переступая, полицейский чуть ли не ежесекундно оглядывался по сторонам, уставившись то на ближайший дом, то на перекресток, то вглядываясь куда-то в конец улицы. Кожину он напомнил не то собаку-ищейку, готовящуюся взять след, не то опять-таки собаку, но игрушечную. Из тех, которыми украшают приборные панели аэромобилей.
   Что до Юлии Кранке, то она застыла посреди улицы, нахохлившись и сунув руки в карманы джинсов. Лицо ее, побледневшее и успевшее осунуться, выражало просто-таки безысходную тоску - пуще, чем на похоронах.
  - Проблемы? - окликнул Андрей даму из Европейского центра катастроф.
  - Ничего, - ответила та слабым голосом, с таким ответом вязавшимся плохо. - Просто... неприятные флюиды.
   "Жидкости и газы?" - захотелось съязвить Кожину. Как человека, по работе знакомого с естественнонаучной терминологией, его раздражало, когда люди необразованные (или с неподходящим образованием) обращались с этой терминологией слишком вольно.
   Но Андрей воздержался. Вместо шпильки в адрес госпожи Кранке предложив:
  - Надо заглянуть в один из домов.
  

* * *

  
   Дом, выбранный Кожиным, когда-то смотрелся приятно, даже мило в своей провинциальности. Два этажа, белые стены, четырехскатная черепичная крыша; небольшое крыльцо, ведущее на открытую террасу. Только вот побелка успела во многих местах облезть, штукатурка - отпасть, открывая потемневшую обрешетку. Осыпалась и часть черепицы. А ступеньки крыльца жалобно заскрипели, когда на них, впервые за полсотни лет, ступила нога человека.
   К добру или к худу, но в этом провинциальном городке люди, похоже, не страдали мнительностью - запирать двери здесь было не принято. Во всяком случае, данная конкретная дверь поддалась, стоило Кожину потянуть за ручку.
   Дом встретил Андрея и его спутников сумрачными помещениями, висевшим в воздухе запахом пыли, да и самой пылью - густо покрывавшей и пол, и каждый предмет мебели.
  - Как в пещере, - прокомментировал Марьян Паков. - Или... как в склепе.
   А Кожин, рефлекторно зажимая нос одной рукой, другой, так же неосознанно, пошарил по стене в поисках выключателя. Соответствующую кнопку он даже нащупал... вот только реакции от нее не добился. Точнее, реакция была ожидаемой. Ведь утянув Гродницу неведомо куда, дьявольское оружие Альянса заодно отключило ее от источников электроснабжения.
  - Да будет свет, - молвил Паков, бросив на Андрея сочувственный взгляд. Он не издевался: секунду спустя свет и впрямь появился. Родившись из табельного фонарика лейтенанта полиции.
  - Спасибо, - Кожин кивнул и снова включил запись. - Гродница, отчет с места происшествия, часть вторая. Нахожусь в... одном из местных жилищ.
   Спохватившись, он выскочил наружу и осмотрелся в поисках таблички с номером дома и названием улицы - отчетность требовала конкретики. Найдя желаемое, Андрей вернулся в дом и продолжил, пока луч фонаря Пакова шарил по стенам и мебели:
  - Судя по всему, дом заброшен, причем длительное время. На вещах большое количество пыли. Однако признаков спешного сбора и бегства не обнаружено... вещи вроде на своих местах. Отсутствуют и любые признаки жизни...
  - Как это? - внезапно возразил Паков, и голос его прозвучал чуть ли не с обидой. - А это что, по-вашему, пан шеф?
   Луч фонаря высветил скопление паутины в темном углу. Оживившись, Андрей направился туда, остановив запись. Шутка ли: если пыль и ржавчина были порождены взаимодействием с воздухом, то паутину кто-то должен был соткать. А это уже опровергало предположение об отсутствии в Гроднице всякой жизни. Как и о неспособности живых организмов выжить за пределами привычного мира.
   Вот только никаких признаков хозяина паутины ни зоркий глаз Кожина, ни яркий свет фонаря Пакова не обнаружил. Да и сама паутина выглядела брошенной, под стать дому и городу - сухая, ломкая. Было заметно, что ее давно не использовали.
   Внести впечатления от обнаруженной паутины и ее осмотра в запись отчета Андрей не успел. Внимание его и Марьяна Пакова отвлекла Юлия Кранке. Своим дыханием, сделавшимся прерывистым и неприлично громким.
   Выглядела женщина не лучше. Лицо ее, побледневшее и покрытое потом, было искажено мученической гримасой. Глава вытаращены, а пальцы судорожно сцеплены.
  - Госпожа Кранке, - подчеркнуто-строгим тоном обратился к ней Кожин. - Если у вас астма... или что-то в этом роде, вам следовало, как минимум, предупредить об этом меня и лейтенанта Пакова. Но еще лучше было бы вообще не соваться в это место, имея такие проблемы со здоровьем. Нянчиться с вами тут некому, вы понимаете?
   Затем добавил, немного смягчившись:
  - Или, хотя бы, могли бы не заходить в заброшенный дом. Воздух здесь действительно, неприятный. А для таких, как вы - даже небезопасный. Спертый, пыльный. Вредные флюиды, как вы сами изволили выразиться.
   Юлия Кранке выставила перед собой ладони, словно пытаясь остановить таким способом поток увещеваний.
  - Не в том дело, - молвила она, когда Андрей замолчал. - Просто... понимаете: в момент, когда сработало... это оружие, жители Гродницы успели осознать, что это... конец. Конец всему... для них. И ужас оказался безмерным... буквально пропитал эти стены. Аура такая плохая... у этого места.
   Услышав последнюю фразу, Кожин вздрогнул, будто за спиной у него грохнул выстрел или громко хлопнула дверь.
  - Плохая - что? - переспросил он, не скрывая раздражения.
   "Аура", "карма" и другие подобные слова вызывали у сотрудника отдела "Т" почти физическое отвращение.
  - И поясните в таком случае, специалистом какого профиля вы, госпожа Кранке, в этом своем Европейском центре катастроф являетесь? - послал Андрей вдогонку еще один вопрос. - Колдуньей? Медиумом? Гадалкой?
  - Экстрасенс, - сухо и с достоинством ответила Кранке, вроде совладав с собой. - Хотя ваши коллеги из средневековой инквизиции, агент Кожин, наверняка посчитали бы меня колдуньей.
   Андрей не сказал, что и для него, и для его настоящих коллег, что колдун, что экстрасенс или медиум считались сортами одной и той же малоприятной субстанции. То есть шарлатанами, греющими руки на людских суевериях.
   Обычно для борьбы с подобными "специалистами" хватало сил полиции. Но на памяти Кожина был, как минимум, один случай, когда полубезумный, но раскрученный в СМИ ясновидец обратил на себя внимание даже Глобальной Безопасности. Причем еще и Восточноевропейского управления.
   Был ли тот тип безумным или нет, но его вещания с телеэкрана едва не привели к катастрофе. Когда однажды ясновидец заявил, что конец света ожидается в ближайшее воскресенье, причем гибель человечество ожидает мучительная. И, что важно, с неопределенными перспективами в загробной жизни. А потому, чтоб и мук агонии избежать, и заранее зарезервировать место в раю, всем желающим было предложено уйти из жизни заранее и самостоятельно.
   Ясновидец первым показал пример, приняв яд прямо в студии ток-шоу, заодно наплевав на сценарий телевизионного действа. И... что тогда началось! Нет, не на шоу, а в последующие дни. Когда готовых поддержать почин горе-пророка оказалось неожиданно много.
   Пришлось поднять голос авторитетным ученым - заявить, что никаких доказательств и даже признаков приближения глобальной катастрофы нет. Не остались в стороне и религиозные лидеры, как один объявившие "откровения" ясновидца дичайшей ересью. Ну а сотрудники управления вместе с полицией до конца недели бегали по городам и весям, отыскивая и накрывая новоиспеченные "клубы самоубийц". И, конечно, блокировали сетевые ресурсы, распространявшие прощальное выступление ясновидца да подбивавшие народ на досрочное расставание с жизнью.
   Более чем достаточный повод, чтобы возненавидеть всю колдовскую братию. Но признаваться в том Кожин не стал.
  - И да, - истолковав его молчание, как слабость, подвела черту под разговором Юлия Кранке. - Именно эта моя способность и помогает мне находить пострадавших. Или вы знаете лучший способ? Ну там, по уровню радиации? Или по геомагнитному фону? А хотите знать, сколько жизней было спасено, благодаря... моему дару? Хотя бы примерную цифру?
  - Обойдусь, - отмахнулся Андрей. - В любом случае, если вам нехорошо в этом доме... думаю, будет лучше, если вы подождете на улице. Будь здесь кто-то живой, вы бы уже обнаружили. Не так ли?
   Против последнего довода возразить госпоже Кранке было нечего. Послушно (на удивление послушно!) и молча она покинула дом - враз поникнув и отбросив боевой пыл. Даже плечи женщины опустились, отчего она стала казаться еще ниже ростом. Видимо, признать свою ненужность ей было не приятней, чем находиться в доме с "плохой аурой".
   А Кожин и Паков, заглянув еще в пару комнат и не найдя там тоже ничего, кроме пыли и запустения, решили обследовать второй этаж.
  - А ведь что-то в этом есть, - проговорил Паков, когда они оба поднимались по лестнице. - Ну, я про ту даму. "Экстрасенс" переводится как "сверхчувствительный". Ну, с обостренными чувствами. Это как... ну, есть вот люди... про них говорят - "толстокожие". А другие, значит, с тонкой кожей. У некоторых так вообще как будто кожи нет... они те еще неженки. Как принцесса на горошине... знаете эту сказку? Или как у Беранже: "Сердце его - как лютня. Чуть тронешь - и отзовется".
  - Философствующий лейтенант полиции, знакомый с латынью и классической поэзией, - Андрей покосился на него так, будто услышал из уст Пакова не поэтические строчки, а глупейший похабный анекдот, и иронически хмыкнул. - Какая прелесть.
  - Просто... я вот это к чему, - лейтенант смутился, но все равно считал своим долгом закончить мысль и непременно донести ее до Кожина. - Эта Кранке... она все чувствует острее, чем мы. Если нам, обычным людям, в каком-то месте находиться просто неприятно, то для нее - болезненно. Я бы даже сказал, невыносимо.
  - Ну, так работала бы в цветочном салоне, - сказал Андрей. - Чувствовала бы себя как в раю.
  - Вот! - Паков наставительно воздел указательный палец, забыв на миг о субординации. - Она могла бы работать в цветочном салоне. Но эта маленькая женщина жертвует собой, спасая чужие жизни. Согласитесь, пан шеф, что уже за это она достойна уважения.
  - Может быть, - Кожин пожал плечами. - Только вот что учтите, лейтенант. Ну, на всякий случай.
  - Я весь внимание, пан шеф, - отвечал тот.
  - Все равно она вам не даст, лейтенант, - медленно отчеканил Кожин, не без злорадства наблюдая, как вытягивается простодушное лицо Пакова. - Сколько за нее ни вступайтесь, и сколько уважения ни выказывайте. Молоды вы для нее, уж простите. Все равно, что мальчик.
   Полицейский умолк, словно переваривая услышанное. И так, в молчании, оба подошли к ближайшей двери.
   Держа фонарь включенным, Паков взялся за дверную ручку и потянул на себя. Дверь нехотя, со скрипом, отворилась. И в проеме показалась... человеческая фигура!
   Луч фонаря упал на нее, высветив... лицо мертвеца - изуродованное, иссушенное до состояния мумии. Мертвец двинулся навстречу Пакову, выставляя перед собой руки, как слепой. Или как влюбленный, раскрывший объятья навстречу своей "второй половинке".
   Грязно ругаясь местным непереводимым манером, лейтенант одной рукой оттолкнул мертвеца, успевшего подобраться к нему вплотную, лицом к лицу. Вернее, не лицом, а полусгнившей харей, в которой осталось не так уж много человеческого. Пустые глазницы, ввалившийся нос; рот, лишенный губ, зато полный гнилых зубов - оскаленный в хищной усмешке.
   Вторая рука полицейского потянулась к кобуре - за табельным пистолетом. Уже вытащил свое оружие и Андрей Кожин. Но нужды в этом, как вскоре стало ясно, не было.
   Иссохший мертвяк оказался настолько легким, что, отброшенный единственным движением руки Пакова, отлетел вглубь комнаты, рухнул на пол и больше не поднялся. Да и вряд ли был способен к самостоятельному передвижению в принципе. Просто некий труп стоял, прислоненный к двери. А когда незадачливый полицейский ее открыл - вывалился наружу. Прямо на бедолагу Пакова. И лишь в полумраке, царившем в доме, могло показаться, что мертвяк вышел сам по себе. Да и внезапное его появление вкупе с омерзительным обликом сыграли не последнюю роль.
   Шепотом ругаясь, Марьян Паков шарил лучом фонаря по комнате, выхватывая из тьмы поверженную мумию. Сухая и оттого весьма хрупкая, она, однако, не рассыпалась в прах от падения и удара об пол. Только что голова у трупа отвалилась да левая рука. Ну и еще нога подломилась.
  - И чего же вы ждете, лейтенант? - недовольно вопрошал Кожин, пряча пистолет.
   Паков обернулся; на его лице читалось недоумение.
  - Патологоанатома вызывайте, - напомнил Андрей нетерпеливо. - Видите? У нас труп. Нужно выяснить причину смерти. Так мы поймем, что случилось с жителями Гродницы.
   Молча и согласно кивнув, лейтенант уже поднял руку, на которую был надет браслет с коммуникатором, когда с улицы донесся отчаянный крик:
  - Лейтенант! Агент Кожин! Скорее, сюда!
   Прозвучал этот зов особенно громко среди царившего в Гроднице безмолвия. Мертвого безмолвия...
   Не говоря ни слова, Кожин и Паков поспешили вниз по лестнице, а затем к двери, ведущей наружу. Сообразив, что труп никуда не денется, какую бы ценность ни представлял. Тогда как Юлия Кранке (больше некому) вряд ли стала бы кричать без веской причины. Не иначе, на помощь звала.
   Не из-за вредных же флюидов опять. Не из-за кармы с аурой...

5

  - Скорее! Сюда! - продолжала надрываться Кранке, даже когда Кожин и Паков уж подбежали к ней, стоявшей на тротуаре. - Смотрите!
   В той стороне, куда она указала рукой, оба мужчины заметили... человека. Да, на сей раз это был именно живой человек. Не спеша прогуливавшийся вдоль проезжей части в нескольких сотнях метров от них.
  - Стойте, полиция! - выкрикнул Марьян Паков, широкой решительной поступью направившись к человеку. Андрей Кожин и Юлия Кранке двинулись следом.
   Ботинки лейтенанта стучали по мостовой.
  - На территории посторонний, - приговаривал он на ходу, держа перед лицом коммуникатор. - Организую преследование.
   До человека, неизвестно откуда взявшегося, остались считанные шаги. Уже можно было разглядеть, что это была женщина - явно пожилая, сгорбленная, в юбке едва ли не до пят и с головой, закутанной в цветастый цыганский платок.
  - Пани, - подчеркнуто вежливо окликнул ее Паков. - Это полиция округа. Вы не могли бы?..
   И в этот момент старуха в цыганском платке совсем неожиданно для своего возраста перешла на бег, припустив прочь. А преследователи ее, растерявшись на миг от столь внезапной перемены, хоть и тоже ускорились, но с опозданием.
   Да, если б проводились соревнования по бегу, любой из троих обставил бы сгорбленную старую цыганку в два счета. Что Кожин, что Кранке, не говоря уже о молодом рослом Пакове. Вот только соревнования обычно проводятся на заданном маршруте - прямом или замкнутом. Цыганка же поворачивала с улицы на улицу, бросалась в каждый переулок, петляла между брошенными машинами. Этих, последних, оказалось немало, в том числе и прямо посреди мостовой. И трое преследователей теряли темп на каждом из поворотов. Темп... и силы. Тогда как треклятая старуха казалась неутомимой, словно автомат.
   Ей, вдобавок, ни капли не мешал туман - неведомо откуда взявшийся и клубившийся над мостовыми, между стенами зданий. Туман ухудшал видимость, скрадывая даже то жалкое и тусклое подобие цветового разнообразия, что досталось Гроднице. Из-за тумана Пакову, Кожину и Кранке приходилось двигаться медленнее. И чаще смотреть под ноги.
  - Черти что здесь происходит, - ворчал на ходу Андрей, стараясь не упустить из виду темнеющую впереди спину цыганки. Та, то меркла, скрываясь за туманной пеленой, то проступала вновь.
   Погоня окончилась на небольшой площади с памятником, изображавшим какого-то всадника с саблей наголо. Старуха вбежала на крыльцо сравнительно высокого по местным меркам здания - солидного, с колоннами. Вероятно, до войны здесь располагалась ратуша или местный театр.
   Уже стоя на широком крыльце, возле одной из дверей, ведущих в здание, цыганка обернулась навстречу своим преследователям.
   Первой из них резко остановилась Юлия Кранке, едва взглянув в лицо старухе. Ее примеру почти сразу последовали и Кожин с Паковым - но, скорее, рефлекторно. Подобно тому, как, когда кто-то поблизости чихает, хочется чихнуть самому.
   Цыганка простояла секунду, затем усмехнулась и погрозила тройке преследователей крючковатым пальцем. После чего юркнула за дверь.
  - Простите, пани Кранке, - обратился к женщине Паков. - Честно говоря, не понял, почему остановились... вы. Ну и мы заодно. Вас что-то напугало в этой старухе?
  - Скорее, я узнала ее, - вздохнув, ответила Юлия. - Это моя прабабушка. Видела ее фотографию в семейном архиве. До войны она жила здесь, в Гроднице. Кстати, дар мой передается по женской линии. Так что, можно сказать, от нее его я и унаследовала.
  - Подождите, - нахмурился Андрей Кожин. - Разрешите нескромный вопрос: разве вы - не немка.
  - Немка, - подтвердила Юлия Кранке. - Но в роду у меня... по материнской линии были цыгане. Почему нет?
   Кожин снова поглядел на нее, на этот раз повнимательней. Да, не "белокурая бестия". Но таковых и в двадцатом веке было немного - в те времена, когда Европа была лоскутным одеялом из мелких государств, смешанные браки не успели стать нормой, а предкам той же Кранке (по другой линии) вообще приспичило озаботиться вопросами расовой чистоты.
   Просто рыжеволосая веснушчатая женщина. Даже симпатичная немного. Если бы еще вела себя поспокойнее...
   Но вот глаза... глаза под роговыми очками у госпожи Кранке на поверку оказались не зелеными и не голубыми, как можно было ожидать. Но черными и глубокими. Полученными, не иначе, по наследству в одном комплекте с экстрасенсорным даром.
  - Черти что здесь происходит, - повторил Кожин.
  

* * *

  
   Здание действительно оказалось театром. Войдя внутрь, Андрей и его спутники попали в темное помещение, явно служившее вестибюлем. С неизбежным гардеробом: фонарь Пакова высветил окошко в стене, а за ним вешалки с еще висящими на них куртками, пальто и шляпами, белесыми от покрывавшей их пыли. Имелись в вестибюле и зеркала, на тот случай, если посетившим театр дамам потребуется полюбоваться на себя, любимых в новом макияже и выходных нарядах.
   Вот только некому было в Гроднице больше ни давать представления, ни аплодировать, сидя в зрительном зале, ни, тем более, потратить немного времени на самолюбование. Жизнь покинула городок давно. И лично Кожин сильно сомневался, что он вскоре снова станет обитаемым.
   Даже той единственной живой души - старой цыганки, встреченной на улицах Гродницы - было не видать. Хотя она могла прятаться в темноте.
   Паков, которому надоело бестолково шарить лучом фонаря в темноте, наконец, приметил огромное окно, закрытое толстыми темными шторами. Через едва заметный зазор между занавесками проникало немного дневного света.
  - Да что мы мучаемся, - проговорил он, и, подойдя к окну, резко отдернул сначала одну занавеску, потом другую.
   Ветхая от старости ткань второй из занавесей не выдержала и порвалась под резким движением рук лейтенанта. Тем не менее, в вестибюле сделалось гораздо светлее. Так что пару секунд спустя примеру Пакова последовали Кожин и Кранке, отодвинув шторы еще на двух окнах.
  - И где же ваша прабабка, госпожа Кранке? - чисто риторически спросил Андрей, когда стало достаточно светло, чтобы убедиться: по крайней мере, в вестибюле беглой старухи точно нет.
  - Ну, далеко уйти она так и так не сможет, - ответил за Юлию Паков. - Здесь нету, значит, в каком-то другом помещении отсиживается. Если только не сообразила запасной выход найти. Что не очень-то удобно делать в темноте, да еще когда у тебя фонарика нет. Или... как насчет гардероба?..
   Желая проверить свое нечаянное предположение, лейтенант заглянул в окошко, через которое в прежние времена принимали и возвращали одежду. Вгляделся в ряды вешалок, в промежутки между занимавшими их пыльными вещами.
   Увы! По ту сторону окошка не только никто не прятался, но и прятаться, по большому счету, было негде. Не очень-то плотно были развешаны предметы одежды местных поклонников сценического искусства - оставались немалые зазоры. Кроме того, висела одежда достаточно высоко над полом. Так что малорослая цыганка могла разве что голову спрятать.
  - Никого, - разочарованно развел руками Марьян Паков, отходя от гардероба.
  - А ваша прабабушка и при жизни любила... так же? - меж тем спросил у Юлии Кранке Андрей.
   И, заметив, что невольно оговорился, поспешил поправиться:
  - Ну, в смысле, раньше. До того, как Гродницу в коллапс затянуло. Тоже от людей убегала и пряталась?
  - Откуда я знаю, - с раздражением молвила Кранке. - Мы же с ней не пересекались... при жизни, как вы метко выразились. При ее жизни. И вообще... ее странное поведение меня удивляет, уж поверьте, всяко меньше, чем сам факт появления прабабушки здесь. Почему она выжила, если все погибли?
   "Все, да не все, похоже", - подумал при этих ее словах Кожин. И едва удержался, чтобы не рассказать про Измаила.
  - И как смогла прожить так долго? - продолжала задавать вопросы без ответов его собеседница. - Она ведь и тогда, полвека назад, была уже в годах.
  - Ладно, - распорядился Андрей. - Проверим в других местах. Театр большой, но все же не бесконечный. Рано или поздно мы должны на прабабушку госпожи Кранке наткнуться.
   И он первым двинулся к широкой и высокой двустворчатой двери, покрытой узором из потемневшей позолоты.
   За дверью обнаружился зрительный зал. Ряды откидных кресел, балконы; в глубине, у дальней стены можно было различить в темноте сцену и занавес.
   Первым делом Кожин, Кранке и Паков подошли к окнам и, отдергивая с них занавески, впускали в зал дневной свет.
   В зале тоже не обнаружилось ни цыганки, ни вообще хоть какой-либо живой души.
  - Вы никого не чуете? - обратился к Юлии Андрей. - Ну, этим даром своим хваленым? Никого... хотя бы поблизости?
  - Никого, - помотав головой, ответила Кранке и тяжело, судорожно вздохнула. Очевидно, и в этом месте аура так называемая, с флюидами на пару оставляли желать лучшего.
   Зато неожиданно нашлось кое-что другое.
  - Эй, сюда! - окликнул Кожина и Кранке Марьян Паков, указывая в направлении одного из кресел.
   И сам же двинулся к нему, продираясь боком между соседними рядами.
  - Все-таки я находчивый парень, а? Не так ли? - шутливо вопрошал он, подобрав с сиденья какой-то небольшой темный предмет и теперь поигрывая им в руке.
   Предмет оказался видеокамерой. Похоже, кто-то из зрителей собирался запечатлеть понравившееся представление.
   Взяв камеру из рук подошедшего лейтенанта, Андрей осмотрел ее, нахмурившись. После чего изрек с заметным разочарованием:
  - Не работает. В смысле, не включается. То ли батарейки сели... тогда еще не было микрореакторов. То ли просто от времени в негодность пришла. А жаль. Если бы удалось оживить ее и посмотреть запись, это многое бы прояснило в том, что здесь произошло. Возьму ее с собой. Надеюсь, спецы в управлении поколдуют, и...
   Не закончив фразу, Кожин хлопнул себя по лбу от досады, что сразу не додумался. Приподняв крышку в задней части камеры, он надавил на что-то внутри нее пальцем. И выщелкнул крохотную, едва с ноготь размером, карту памяти.
  - Попробую подключить ее к коммуникатору, - пояснил Андрей. - Вроде уже тогда появились совместимые интерфейсы. И... надеюсь, карта сохранилась лучше.
   Карта действительно сохранилась - и подошла. Паков и Кранке встали рядом с Кожиным и в нетерпении уставились на его коммуникатор. А затем на высветившийся над ним в воздухе голографический экран.
   На экране виднелась сцена - в момент съемок вполне освещенная и отнюдь не пустая. На ней, выстроившись в два ряда, пел хор детей десяти-двенадцати лет, одетых в национальные костюмы.
   Был, похоже, какой-то местный праздник. Городок находился далеко от линии фронта - в глубоком тылу, стратегического значения не имел. Поэтому война почти не сказалась на жизни в нем. И жители Гродницы надеялись, что не скажется впредь.
   До самого последнего момента надеялись. А потому могли позволить себе такую роскошь: веселиться, хотя бы на денек расслабиться и радоваться жизни, пока где-то в сотнях километров от них грохотали орудия, горели и превращались в руины города, а небо во множестве пересекали дымные следы ракет.
   Пел детский хор не ахти как искусно, зато старательно и с чувством. Внезапно резким диссонансом в песню и мелодию ворвался отвратительный звук. Вроде того, что получается, когда рвут бумагу - только гораздо громче.
   Стены зашатались... или это камера задрожала в руках снимавшего. Изображение стало менее четким, затем вообще размытым. На несколько мгновений камера сфокусировалась, чтобы запечатлеть, как кренится и деформируется потолок; как рассыпая искры, сверху рушатся софиты.
   Дальше запись проходила в полной темноте. В непроглядной темноте, заполненной кошмарным многоголосьем - криками, стонами, визгом, полными отчаяния воплями о помощи. В какой-то момент этот жуткий хор перерос в истошное верещание всеми голосами на одной ноте. Монотонно и нестерпимо для любого человеческого уха... и мозга. Потому что даже Андрею Кожину, считавшему себя по долгу службы толстокожим циником, казалось, будто звук этот, в котором не осталось уже ничего человеческого, раздается прямо у него под черепной коробкой. Не нуждаясь в посредниках вроде ушных раковин и барабанных перепонок.
   Наконец, не выдержав, Кожин отключил запись.
  - А-а-адский ад, - прокомментировал ее Паков. А Андрей про себя счел такую характеристику донельзя емкой и удачной - даже несмотря на тавтологию. Этой маленькой, на первый взгляд коряво звучащей фразой лейтенант передал самую суть.
  - Я вот чего не понимаю, - вздохнув и пытаясь сохранить самообладание, вслух молвил Кожин. - На записи видно, как театр разрушается. Собственно, до сих пор считалось, что так и действует гравитационное оружие. Затягивает предметы в область сверхвысокого притяжения и перемалывает в муку. Но вот мы стоим в этом же здании, и оно вполне цело и относительно невредимо... сгнившие занавески не в счет.
  - Юлия, - вместо ответа произнес лейтенант. И едва успел подхватить госпожу Кранке, которой от злополучной записи пришлось хуже всех.
   Глаза дамы-экстрасенса были готовы вылезти из орбит. Дыхание пресеклось, рот был широко раскрыт в судорожной попытке урвать для организма хоть немного воздуха. Струйка крови стекала из носа до самого подбородка. А ноги подкосились, не держали, и если бы не помощь Пакова, Юлия Кранке упала бы на пол.
  - Выходит, даже видеозапись на вас действует... таким образом, - проговорил обескураженный Андрей, похлопывая Юлию по щекам и пытаясь добиться от нее реакции, пока подхвативший ее лейтенант Паков бережно укладывал женщину на пол.
   Наконец Кранке судорожно задышала, заморгав и глядя куда-то сквозь Кожина, стены театра и дальше. В неведомую бесконечность.
   Поддерживая даму-экстрасенса, Андрей и Марьян Паков осторожно усадили ее в одно из кресел.
  - С меня хватит, - заявил Кожин затем. - Ничего личного, фрау Кранке...
  - Фрейлейн, - слабым голосом отозвалась Юлия, у которой даже теперь нашлись силы возражать. - Я не... замужем.
   Отчего-то ни Андрея, ни Пакова такое признание не удивило.
  - Как угодно, - продолжал Кожин. - В любом случае, вы для этой работы не годитесь. Ваш дар здесь бесполезен. Все погибли. После того, что мы видели в записи, не выживают. И уверен на все сто: в других уголках этого несчастного города было не лучше. Кроме того, я не нянька, мне такая обуза без надобности. Ваши припадки... и вы даже прабабку свою, невесть откуда взявшуюся, найти не помогли. Так что... извините, вызываю санитарный аэромобиль. Для вас... фрейлейн.
   С этими словами он поднял руку с коммуникатором, активировал. Точнее, попытался активировать. Но устройство лишь мигнуло пару раз своим маленьким экранчиком-излучателем, после чего погасло - окончательно и безнадежно, как смертный приговор. Словно коммуникатор был живым, обладал чувствами. А воспроизведя треклятую видеозапись, этот репортаж из рукотворного ада, не выдержал и вышел из строя.
  - Проклятье, - произнес Кожин с досадой и обратился к лейтенанту Пакову. - Хоть вы попробуйте, что ли.
   Кивнув, тот активировал свой коммуникатор. Но почти сразу вынужден был его выключить - из устройства полилась та же какофония невыносимых, чуть ли не разрывающих душу, воплей, какие, если верить видеозаписи, звучали в стенах гродницкого театра в момент срабатывания гравитационного оружия.
   Не лучше отреагировал на попытку им воспользоваться и коммуникатор Юлии Кранке. Как ни пыталась та, пойдя навстречу уговорам Кожина, но активировать его не смогла. Устройство просто не реагировало, будто его микрореактор (неслыханное дело!) внезапно сдох.
  - Однако, - разочарованно молвил Паков. - Придется-таки нам с вами, пан шеф, еще немного няньками поработать.

6

  - Девочка... моя, - донесся до Юлии тихий шелестящий голос вскоре после того, как Кожин и Паков оставили ее лежать на кушетке, которую обнаружили в одной из гримерок. Ничего больше сделать для Кранке эти двое не могли. Но обещали, что, закончив обследование театра, немедленно отведут ее к границам мертвого города, к полицейским постам. Где, как все трое рассчитывали, несчастная женщина сможет получить всю необходимую помощь. А пока, надеялись Паков и Кожин, Юлия Кранке успеет отлежаться и худо-бедно прийти в себя.
   Но вот на то, что таинственная, преследуемая ими, цыганка незнамо как окажется в той самой гримерке, где они оставили ее правнучку, ни агент Глобальной Безопасности, ни лейтенант полиции не рассчитывали. Однако ж... повернув голову на шелест голоса, Кранке заметила сгорбленную старуху в пестром цыганском платке, показавшуюся из затененного угла. Та словно все время находилась здесь, незамеченная. Потому что скрипа двери, который вроде как должен был предварить появление цыганки, Юлия не слышала.
   Но просто видела, как темный горбатый силуэт старухи выступил из тени... нет, скорее, проявился на ее фоне и всей гримерки, как в старину проявлялось изображение на фотоснимке.
   Юлия уже открыла было рот, чтобы криком подозвать своих спутников. Но старая цыганка с невероятным для ее возраста проворством единственным рывком оказалась у самой кушетки. И приложила указательный палец, скрюченный и узловатый, к губам правнучки.
  - Не бойся, девочка моя, - прошелестела старуха. - И никого звать не надо. Я не собираюсь причинить тебе вреда... лишь хочу помочь.
   Крик застрял во рту, а вышел уже просто глубоким, но почти неслышным выдохом. С опаской вытаращив глаза - почти такие же, как у старухи - Кранке молча уставилась на нее.
  - Не знала я тебя, девочка, - продолжала цыганка, и в голосе ее, прежде почти бесстрастном, послышались нотки сожаления и грусти. - Не повезло. Все война... проклятая. Но всегда надеялась, что дар нашего рода не пропадет. Что будет, кому его унаследовать, чтобы и дальше использовать его... на благо людям.
   При последних словах старухи из глаз Юлии Кранке брызнули слезы.
  - Прости, бабушка, - едва сдерживая всхлипы и стоны, проговорила она. - Этот дар... он как проклятье. Я не могу больше нести его... он убивает меня. Вся боль... весь страх, что испытывают живые и когда-то испытывали те, кто теперь мертв... я как губка все это впитываю. Как будто в котел с кипящим дерьмом проваливаешься. Это просто кошмар... хуже ада!
   Старая цыганка лишь молча кивала, пока ее правнучка... нет, не говорила. Скорее, слезное признание само, вопреки воле Юлии, рвалось из ее груди криком боли. А на последних словах... Кранке показалось: старуха отчего-то усмехнулась слегка и беззвучно. Как будто мысль о том, что возможно что-либо "хуже ада" не могло ее не позабавить.
   Но заговорила прабабка, только дождавшись, когда Юлия, сделав свое признание, наконец, замолчит - хоть немного облегчив душу.
  - Знаю я, - голос старухи звучал теперь по-доброму, с сочувствием. - Страшный это дар... потому что ты уязвима, моя девочка. Я сама была такой, что уж говорить. Но я много прожила... мне ведь больше ста лет, если посчитать. И я поняла, как избавиться от мучений. Поняла секрет... в чем соль. Сама избавилась. И пришла помочь тебе.
   Юлия смотрела на нее, застыв в ожидании. А цыганка продолжила:
  - Думаешь, все так просто? Думаешь, ты случайно оказалась здесь. Нет! Не бывает таких случайностей, моя девочка. Этот город выбрал тебя. Сам позвал, чтобы свести нас с тобой. Чтобы я могла спокойно... уйти, передав тебе главное. Ты... получила... только половину нашей силы. Потому и слаба. Потому и мучаешься вместе с другими... если не больше. Можно сравнить тебя с воином, взявшим меч и кинувшимся в гущу битвы... но прежде забывшим надеть доспехи.
  - И как... получить остальное? - робко поинтересовалась Юлия.
   Прежде чем ответить вслух, старуха протянула руку с указательным пальцем к шее правнучки. Указывая на серебряную цепочку... при этом, не касаясь ее. Затем перевела палец на грудь. Туда, где на вышеназванной цепочке висел маленький католический крестик.
  - Символ веры, чуждой нашему народу, - изрекла цыганка с угрюмой торжественностью. - Символ, прикрываясь которым, таких как мы с тобой, девочка моя, глупые люди забивали камнями и жгли на кострах. Только если ты избавишься от него, я смогу тебе помочь. Только тогда станешь... как я.
  - Но... как?.. - недоуменно вопрошала Юлия, и глаза ее вновь наполнились слезами. - Почему? Чужая вера? Но она учит помогать ближнему! И я помогаю...
  - И поможешь, - отрезала старуха; голос ее теперь звучал сурово и непреклонно, лишившись теплых сочувственных интонаций любящей родственницы. - Но так уж устроена жизнь, девочка моя, что время от времени приходится чем-то жертвовать. И делать выбор. Выбирай и ты... между силой и слабостью.
   Со вздохом, перешедшим во всхлип, Кранке приподнялась на кушетке и осторожно, дрожащими руками, сняла цепочку, продев ее через голову. Отложила на небольшой столик с зеркалом, возле которого стояла кушетка...
   И успела заметить, как торжествующе усмехнулась, хищно оскалив мелкие острые зубы... множество мелких зубов та, кого она, сама теперь не зная, отчего, приняла за свою покойную прабабушку. Ведь лицо этой... этого существа было совсем другим - на фотографию в семейном архиве совсем не похожее.
   Успела увидеть Юлия, и как фигура существа оплавилась, точно свеча, меняя форму, и в облике его вообще не осталось ничего человеческого. Безобразная сморщенная голова, как у огромной черепахи, выступавшая из-под горба; горящие глаза и огромный зубастый рот. Руки с длинными кривыми когтями. И даже пестрый платок превратился в продолжение чудовищного тела - вроде капюшона у кобры или некоторых ящериц.
   А вот снова ухватить со столика цепочку с крестиком Юлия Кранке уже не успела. Окончательно утратив форму, та, кого она принимала за прабабушку, обратилась в облако густого черного дыма. И дым этот, растекшись ручейками, начал вливаться в Юлию через ноздри, уши; через раскрытый в судорожном, полном смертельного ужаса, крике, рот.
  

* * *

  
   Конечно же, этот крик не остался незамеченным для Андрея Кожина и Марьяна Пакова. Мгновенно поняв, кто кричит (больше-то некому), сотрудник отдела "Т" и лейтенант полиции бросились через коридор к двери гримерки, где оставили Юлию Кранке.
   С пистолетом наизготовку Кожин ворвался в гримерку первым. И первым же встретился с жутким существом, если и напоминавшим человека, то очень отдаленно. Две руки и две ноги - вот и все сходство. А в остальном...
   Голова существа была лысой и сморщенной. Спина казалась жутко деформированной, будто тварь попыталась согнуться в низком поклоне, а разогнуться не смогла. Пальцы непропорционально длинных, как у обезьяны, рук оканчивались крючкообразными когтями размером с перочинный нож.
   По причинам, Андрею непонятным, облачено было существо в джинсы и свитер Юлии Кранке. Смотрелись они на нем до того нелепо и неуместно, что Кожин даже опешил сперва. Всего на пару мгновений. Но их твари с лихвой хватило, чтобы сорваться с высокого сводчатого потолка, по которому оно ползало, словно муха и, спикировав прямиком на агента Глобальной Безопасности, сбить его с ног.
   Пистолет выпал из руки Андрея, стукнувшись об пол. Об пол - Кожин только тогда заметил - буквально усыпанный рыжими волосами... Юлии Кранке.
   Хищно ухмыляясь, существо склонилось над Андреем, и тот видел, какие у него тонкие и одновременно острые зубы - словно иголки; как торжествующе сверкают его глаза. Тварь занесла руку с когтями-крюками, готовясь располосовать горло поверженного человека.
   Но за долю секунды до того, как ее намерения воплотились в жизнь, раздались хлопки выстрелов: "Паф! Паф! Паф!". Марьян Паков был наготове, и времени не терял.
   Правда, из трех пуль, выпущенных бравым лейтенантом, в цель угодила разве что одна - уж очень спешил Паков, нажимая на курок.
   Да и та лишь ранила существо, даром, что попала в голову. На его щеке брызнула кровь - нечеловеческая: черная, как деготь. Но и только. Как будто череп у твари был бронированным.
   Впрочем, даже этой отчаянной атаки хватило, чтобы, если и не обратить тварь в бегство, так хотя бы принудить к отступлению. Проворно, невзирая на уродливый горб, существо отскочило в угол, опрокинув вешалку, мимоходом разбив со звоном одно из зеркал, и вскарабкалось на стену.
  - Как оно это делает? - недоуменно вопрошал Паков. Разумеется, вопрос его остался без ответа.
   От следующего выстрела лейтенанта тварь успела увернуться с поистине нечеловеческой прытью. Снова забралась почти под потолок и, свесив голову, уставилась на двух человек горящими злобой глазами. Выжидая.
   Подняв с пола пистолет, Кожин прицелился в одну из рук... хотя, что уж там - конечностей существа. Конечно же, и от этого выстрела тварь попыталась удрать; ей даже почти это удалось. Но пуля все-таки задела, хоть и не кисть, как рассчитывал Андрей, но локоть жуткого создания.
   Так что замысел оправдался: потеряв равновесие, которое оно умудрялось удерживать всеми четырьмя конечностями (одно из которых теперь выбыло из игры), существо, сорвавшись, с диким воплем обрушилось вниз. На стол, где стояли подставки для париков. Обветшавшая от времени столешница проломилась под весом твари.
   Подоспевший Паков уже занес пистолет, готовясь добить существо, но радоваться было рано. Единственным пружинным прыжком вполне себе живехонькая тварь подскочила примерно на метр над полом. И, взмахнув на лету лапой, единственным ударом отшвырнула могучего с виду лейтенанта. Впечатанный спиной в ближайшую стену, тот в растерянности сполз на пол.
   Тем временем Кожин поднял с пола вешалку и, держа ее наперевес, словно копье или таран, ринулся на существо в одежде Юлии Кранке, уже приземлившееся на пол.
   Тварь остановила его единственным движением - взмахнув уродливой рукой, отводя столб вешалки ударом ладони. Словно пощечину наносила. И зашипела, скалясь.
  - С-с-сила! - различил в этом шипении Андрей. - Т-т-тепер-р-рь у меня ес-с-сть с-с-сил-ла! А у вас-с-с нет!
   Но уже в следующий миг выстрел Пакова, сделанный им из положения сидя, угодил в бок существа. И, была у твари хваленая сила или нет, но под тканью свитера расплылось черное пятно, похожее на чернильную кляксу.
   Вот только, увы, тварь как будто не заметила этой раны. Тем более, не досаждали ей, похоже, уже ни подстреленная щека, ни поврежденная лапа, ни удар при падении. С прежней прытью существо подскочило, влетев на стену в метре над не успевшим подняться на ноги лейтенантом.
   Впрочем, сделать свое черное дело ей не удалось. Вспугнутое выстрелом теперь уже Андрея, существо торопливо поползло к потолку.
  - Как же тебя унять? - вполголоса вопрошал, озираясь, поднявшийся с пола Марьян Паков. Что тварь, напавшая на них с Кожиным - не из тех, с кем можно сладить оружием... обычным, до него уже дошло. Вот только другого оружия в их распоряжении не было. Против подобного врага наверняка бы пригодились... ну, хотя бы серебряные пули. Да только где их взять? А если не серебряные пули, что тогда?
   Тут взгляд Пакова упал на цепочку с крестиком, лежавшую на маленьком столике под одним из зеркал, перед которыми в былые времена актеры наносили грим. Лейтенант заметил крестик - и в душе его затеплилась надежда. Внезапная находка обещала стать еще даже более действенной, чем пресловутые пули из серебра.
   Рука Пакова торопливо сгребла цепочку, а мозг немедленно выдал заманчивую идею.
  - Пан шеф, - окликнул лейтенант Андрея Кожина. - У меня задумка одна. Надеюсь, сработает. Только... это... помогите приземлиться этой твари. Как-нибудь спустите с потолка.
   Сам Кожин в это время как раз держал существо в одежде Юлии Кранке на мушке. И ежесекундно переводил ствол то в одну сторону, то в другую, следуя за движениями твари. Та, как гигантский паук, переползала туда-сюда: шаг вперед - шаг назад, уходя с линии еще не открытого огня.
   Да, радовало, что это инфернальное создание, хоть немного, но все-таки боится пуль. Хотя бы считает их попадание в себя чем-то неприятным, как человек - укус комара или кучу дерьма, внезапно обнаруженную под подошвой.
   И все-таки до Андрея тоже дошло, что палить в тварь - пустая трата патронов. Требовалось что-то весомее. Поэтому затею Пакова, даром, что полностью не озвученную, он воспринял с энтузиазмом.
   Отложив малоэффективный пистолет, Кожин снова взялся за столб вешалки. Приподнял, целя верхушкой в потолок; точнее - в горб существа.
   Тварь в свою очередь тоже оказалась не лишена сообразительности. Увидев тянущийся к ней столб с несколькими крючьями, она взмахнула рукой... нет, скорее, все-таки, когтистой лапой, пытаясь отмахнуться от вешалки, а оставшимися тремя конечностями - удержаться на потолке.
   Удар вышел неслабый, даже несмотря на неудобную позицию. Один из крючьев для одежды отломился и улетел прочь. Вешалка заходила ходуном в руках Андрея. Да и сам он едва устоял на ногах.
   Но все-таки удержался. И вешалку из рук не выпустил.
   Ответная атака Кожина оказалась к его радости весьма болезненной для твари. Та отвратительно взвизгнула, когда крючья, венчавшие столб, ударили ее в спину. А затем слетела с потолка - сметенная, как гигантская муха не менее исполинской мухобойкой. С той лишь разницей, что у вышеназванной мухи имелось перед этой тварью одно преимущество. Способность летать, а значит, больше возможностей для маневра.
   Горбатое существо грянулось об пол, приземлившись среди обломков ранее разваленного им стола. Но почти сразу вскочило на ноги. И, не прекращая визжать, кинулось на своего обидчика.
   Андрей не успел ни отскочить, ни, тем более, снова взяться за пистолет и нажать на курок. Все, на что хватило ему времени - это отпустить столб-вешалку, поставив ее так, чтобы она оказалась между Кожиным и тварью. Последняя, впрочем, преодолела эту, чисто символическую преграду походя. Просто едва заметно отклонившись. И не сбавляя скорости.
   Взмах передней лапы; пять крючковатых когтей сверкнули в воздухе и ударили в грудь Андрею, разрывая пиджак и рубашку, пронзая кожу. Светлая ткань рубахи в считанные мгновения покраснела от крови.
   Но прежде чем тварь нанесла следующий удар - целя на этот раз в живот Кожину - подоспел Марьян Паков. И размашистым движением руки приложил ладонь с крестиком к макушке существа.
   Раздалось шипение, как бывает, когда на горячую сковороду прольют немного воды. От головы твари - от того места, где к ней прикоснулся крест - повалил дым. Густой, черный и зловонный. А рука Пакова чувствовала, как крестик под ладонью стремительно нагревается. И лейтенант еле удержался, чтобы не отдернуть эту руку.
   Тварь заверещала теперь непривычно жалобно. Крик ее живо напомнил нестройный хор людской агонии с давешней видеозаписи, запечатлевшей последние мгновения жизни в городке Гродница. Только звучал он искаженно и вызывал не сочувствие, а отвращение. Так же примерно склонны искажать в своих творениях реальный мир художники из числа "модных", но имеющие явные проблемы с психикой. Или столь же не вполне здоровые ди-джеи - классические мелодии.
   Под аккомпанемент собственного вопля существо бросилось наутек. Сметя на ходу обломки стола, какое-то кресло, а напоследок - цветочный горшок, из которого торчал давно засохший безжизненный кустик, тварь вскочила на подоконник. И, пробивая в прыжке мутное, давно не мытое стекло, проламывая оконную раму, вывалилось наружу.
   Подбежавшие к разбитому окну Кожин и Паков проводили тварь взглядом. На их глазах та протрусила по серому от сухой травы мертвому газону, по брусчатой дорожке, и, выскочив на улицу, завернула за угол одного из близлежащих зданий. И скрылась, не прекращая дымить и на ходу теряя форму - сама обращаясь в облако черного дыма.
   Затем лейтенант полиции и сотрудник отдела "Т" встретились взглядами.
  - Что это было? - вопрошающе молвил Андрей.
  - Смотря, в какой момент, пан шеф, - ничуть не смутился его визави, чье лицо снова озарилось улыбкой добродушного простака. - Если вы о событиях последних нескольких секунд... то это, пожалуй, больше всего похоже на изгнание нечистой силы. А если вообще... то, осмелюсь предположить: судя по одежде, а также в соответствие с законом Лавуазье, что ничего-де не исчезает бесследно и не появляется из ничего, в роли этой самой нечисти выступала наша заклятая подруга... боевая, хе-хе. Фрейлейн Кранке.
   Кожин печально вздохнул, а Паков добавил:
  - Хотя насчет Лавуазье я бы не зарекался... применительно к такому месту.
   Андрей промолчал, про себя полностью согласный с последней фразой. Потому как не мог вновь не вспомнить целых четырех Измаилов.
   Затем перевел взгляд на оцарапанную тварью грудь. Рана, вопреки опасениям, оказалась пустячной. Кровь уже остановилась, да и боли почти не было. Разве только жжение в том месте, где уже начал рубцеваться след от когтистой пятерни.

7

  - А вы ведь не полицейский, - как бы невзначай обратился к Пакову Кожин уже после схватки. Когда они оба, покинув разоренную гримерку, спустились в подвал театра и... еще ниже.
   В типичном подвальном этаже, где размещались туалеты, технические помещения и небольшой склад с неиспользуемым реквизитом, обнаружилась неожиданно, помимо всего перечисленного, небольшая дверка, ведущая в темные подземные глубины.
   Обнаружил дверку не кто иной, как Паков. И ему немедленно захотелось заглянуть в темнеющую за ней шахту. А еще раньше - собственно, посетить подвал.
   И в шахте-то этой, точнее, на ступеньках винтовой лестницы, ведущей вглубь, состоялся сей разговор - хотя бы претендующий на откровенность.
  - Это из-за Беранже, да? - с толикой смущения спросил человек, выдававший себя за лейтенанта полиции. Шел он впереди, а, услышав провокационную реплику Андрея, остановился и обернулся.
  - Беранже - пустяковина, сказать по правде, - было ему ответом. - И пару строк запомнить, ума много не надо, и полицейских я вовсе не считаю недалекими служаками, у которых одна извилина, и та - след от фуражки. Да будет вам известно, один знакомый офицер при мне то Ницше цитировал, то Зигмунда Фрейда. Причем не для того, чтоб щегольнуть. Но утверждал, что труды означенных господ реально помогают ему в работе. Позволяют лучше понимать преступника.
  - Тогда?..
  - Ну, первое - это когда мы труп нашли, - охотно пояснил Кожин. - Помните? Мне пришлось напоминать вам, что не помешала бы помощь судебной медицины. Вам! Якобы полицейскому! Хоть вроде, уж чего-чего, а с жмуриками ваш брат знает, что делать.
   Паков насупился. В свете фонаря было видно, каким недовольным и даже настороженным сделалось его лицо. Оно и понятно: узнавать о собственных проколах - так себе удовольствие.
  - Теперь второе, - продолжал Андрей. - Когда мы преследовали цыганку, вы на ходу докладывали об этом на пост или... не знаю куда. В общем, коллегам своим... вроде бы. Помните? В коммуникатор говорили?
   Так называемый лейтенант молча кивнул, а Кожин добавил:
  - Точнее, правильно было бы сказать: "как бы докладывали" и "как бы в коммуникатор". Вы его... активировать забыли. Хотя не думаю, что это была именно забывчивость. Скорее, вы просто сделали вид, что сообщали о "постороннем на территории". Ну, чтобы соответствовать образу в наших с фрейлейн Кранке глазах. Короче, играли роль. Причем... ничего личного, но весьма бездарно. На кастинг к какому-нибудь режиссеру, на роль полицейского - даже не суйтесь, мой вам совет.
  - Может, есть еще третье? - не без сарказма осведомился Паков, судя по голосу немало уязвленный последними замечаниями Андрея.
  - А то, - услышал он в ответ. - Третье по времени обнаружения и осмысления мною... но отнюдь не по значимости, обстоятельство - это то, уважаемый, что вас... решительно ничего не удивляет и мало что останавливает. Да-да! То, что вы вообще сунулись в город, незнамо где побывавший и невесть откуда вернувшийся, само по себе вызывает вопросы. Но это хотя бы можно было списать на приказ начальственных самодуров. Однако вот мы наткнулись на труп, который из-за специфического его положения да в полумраке приняли за ходячего мертвеца. И что же? Вы испугались? Нет! Вас его появление, скорее, разозлило. И то по причине внезапности. Но, отдам вам должное: пришли вы в себя почти сразу и потянулись за пистолетом. Что, не впервой по подобным противникам палить... причем по настоящим?
  - Впервые вижу, чтоб кого-то укоряли за смелость, решительность и хорошую реакцию, - тон и выражение лица Пакова сделались совсем уж мрачными.
  - Ничего не имею против, - сказал Кожин, поднимая ладонь в знак мирных намерений. - Просто боевитость такая штука, что приходит с опытом. Причем желательно, если опыт получен в схватке с конкретным противником... соответствующим. А посему я просто теряюсь в догадках, пытаясь теперь понять, о каких таких "экстремальных городских условиях" говорил применительно к вам Радомилов. Точнее даже проговорился. Я-то думал, речь идет о поимке отбросов человеческого общества в райончиках, вышеназванными отбросами переполненных. Святая простота!
   Андрей помолчал пару секунд, давая возможность собеседнику переварить услышанное. Затем продолжил - уже в спину Пакову, без присловий возобновившему спуск:
  - Не растерялись вы и во время атаки твари, в которую превратилась Юлия Кранке. Даже придумали способ с ней сладить. Снова осмелюсь предположить, что и подобные создания вы встречаете не впервой. В отличие от вашего покорного слуги. И вот мы находимся в здании театра... точнее, под зданием, которое, как мы видели на записи, вообще-то было разрушено. Но вас это противоречие как будто не смущает. Хотя рядовой служака-полицейский наверняка бы предпочел удрать к начальству и всеми силами отмазаться от миссии, в которой так много странностей. Но что делаете вы? Вы спускаетесь в это подземелье...
  - Мы спускаемся, - поправил его Паков. - Вы тоже в этом участвуете.
  - Хорошо, скажу по-другому, - сказал Кожин. - Мы спускаемся по вашей инициативе. Как будто на самом деле вас зовут Али-Баба, а это пещера с сокровищами.
   При этих словах человек, притворявшийся лейтенантом полиции, про себя еще поразился чутью собеседника. Насколько близок тот оказался к истине, сам едва ли осознавая.
  - А собственно факт наличия этого подземелья вас как будто не изумляет и даже нисколько не волнует, - продолжал Андрей. - Хотя даже для меня это перебор. Я еще могу поверить, что здания и прочие предметы в городе могли куда-то переместиться невредимыми... хотя видеозапись говорит об обратном, и так же в целости и сохранности вернуться. Но чтобы заодно вернулся пласт земли вместе с проделанной в нем шахтой!.. Знаете, даже обычных землетрясений хватает, чтобы обрушить подземные сооружения, коммуникации. А тут такой катаклизм.
  - А как вам такой расклад, пан шеф, - пробормотал Паков, не оборачиваясь и продолжая преодолевать ступеньку за ступенькой. - Допустим, настоящая Гродница действительно уничтожена. Превратилась в труху, как и следует из того видео. А занесло сюда ее копию... причем скверно сделанную.
   Кожин пожал плечами, даром, что понимал: собеседник этого его жеста видеть не может.
  - Версия, конечно, неплохая, - произнес он затем. - Не хуже остальных, во всяком случае. Однако выдвигать ее для простого полицейского служаки, согласитесь, все-таки перебор. Так кто же вы, Марьян Паков... или как вас зовут на самом деле?
   Паков остановился и вновь обернулся к Андрею. Смерил взглядом, понимая, что собственную его позицию трудно назвать удобной. С дотошного сотрудника Глобальной Безопасности станется просто спихнуть его, Пакова с лестницы. Даже не прибегая к пистолету. А насколько глубок колодец и как долго придется падать, в царящей темени, было не разглядеть. Можно было только представить... попытаться. Внутренне содрогаясь.
   Конечно, фонарь у Пакова, и тот мог бы, к примеру, ослепить навязчивого агента. Но тот может бить и вслепую. А удержать равновесие на винтовой лестнице, да еще не снабженной перилами, ох, как нелегко. Хватит одного удара - Кожину, чтоб послать противника в полет с гарантированно жесткой посадкой.
   Понимая это, Паков решил, что лучшее его оружие в данной ситуации - слово.
  - На самом деле... меня и впрямь зовут Марьян Паков, - осторожно проговорил он, не спуская глаз с Андрея Кожина, следя за его руками. - Что до моего рода деятельности... то мы, можно сказать, коллеги. Я тоже тружусь в управлении Глобальной Безопасности.
  - Какой отдел? - сухо осведомился Кожин, не поведя и бровью.
  - Отдел "А", - отчеканил Паков в ответ.
   Реакция Андрея оказалась вполне ожидаемой.
  - Никогда о таком не слышал, - произнес он угрюмо, но его собеседник ничуть не смутился.
  - Отдел засекречен даже от других подразделений, - были его слова. - Засекречен по причинам, до которых мы еще дойдем. А расшифровывается его название как "аномалия" и "антимир". А также "артефакты".
   После чего, краем глаза приметив, что Кожин вроде спокоен, даже заинтересовался услышанным и уж точно не готовится предпринять какие-либо враждебные действия, Паков повернулся к нему спиной и снова двинулся вниз по лестнице. Постукивая ботинками по щербатым ступеням.
  - Насколько мне известно, - говорил он на ходу, тогда как Андрей спускался следом, - ваш отдел исходит из того, что в результате применения гравитационного оружия ряд населенных пунктов совершили перемещение во времени. В отделе "А" придерживаются другой гипотезы. Что гравитационные коллапсы открыли проходы в другое измерение... чуть ли не в иную вселенную. Где не действуют законы нашего мира.
  - Вздор, - донеслось в ответ. - Это человеческие законы можно нарушить. Люди их придумали, люди их и нарушают. А кем надо быть, чтобы нарушить законы физики или химии...
  - Я не говорил, что законы физики и химии в том запредельном мире отсутствуют как таковые, - парировал Паков. - Я... и коллеги мои лишь предполагаем, что они там другие. А вам, пан скептик, не мешало бы побольше доверять собственным глазам. Или... превращение Юлии Кранке в демоническую тварь может быть объяснено с точки современной физики, химии или биологии?
  - Неизвестная болезнь, - осторожно предположил Кожин, - от которой у нас имеется иммунитет, а у Кранке нет. Выработка адреналина, сделавшая ее не по-человечески сильной...
  - ...а заодно наделившая способностью лазить по потолку, - в тон ему с иронией молвил Паков, - без специальных приспособлений и назло закону всемирного тяготения. Хорошенькая "болезнь", я бы тоже так поболеть не отказался. Но вот как быть с самовозгоранием от прикосновения крестика? Тоже болезнь? Его, кстати, Кранке сняла, прежде чем эта ваша как бы болезнь ее поразила. Небось, скажете совпадение. Или какую-нибудь непереносимость металла за уши притянете, аллергическую реакцию. Притом, что пули тварь не брали, а они тоже из металла делаются.
   Крыть такие доводы Кожину было нечем. Под их натиском он почувствовал себя, как один и безоружный против прущего на него танка - ни больше, ни меньше.
  - Согласитесь, - подытожил Паков, вбивая гвозди в гроб неуклюжей гипотезы собеседника, - получение (кстати, откуда?) столь экзотической и даже уникальной болезни не менее фантастично, чем существование иного мира, где все наперекосяк. Бегство же твари от креста и ее превращение на ходу в дым даже супер-пупер-болезнью объяснить не получится.
  - Ладно, - Андрей вздохнул. - Допустим, речь идет о другой вселенной. Возможно даже, такая гипотеза ближе к истине, чем версия о перемещении во времени, которой придерживаемся мы. В конце концов, что трехмерная модель мира, что четырехмерная - всего лишь идеализация. Упрощение. Но что может дать открытие этой другой вселенной с практической точки зрения - чтобы создавать под эту задачу целый отдел?
  - О, тут мы переходим от одного значения нашей буквы "А" ("антимира") к двум другим. "Аномалии", - на секунду Паков сделал почти театральную паузу, как конферансье, объявляющий участников ближайшего выступления, - и "артефакт".
   Кожин слушал, а притворявшийся лейтенантом полиции человек продолжал.
  - Вот этот город, - говорил он, - поглощенный, уничтоженный, но чудесным образом возродившийся - есть не что иное, как частный случай аномалии, порожденной контактом с "антимиром". Причем аномалия эта далеко не первая из обнаруженных. Просто такой масштаб наблюдается впервые, чтоб целый город соседняя вселенная выплевывала. Потому ваши и заметили.
  - А еще потому, что управление и наш отдел наблюдают за этим местом около года, - добавил к сказанному Андрей.
  - Тогда как, до сих пор, - продолжил объяснения Паков, - оттуда к нам заносило разве что отдельные предметы. Обычные предметы вроде ложек или старых ботинок... но обретшие в другой вселенной чудесные свойства. Ну, подобно тому, как вода в разных условиях либо в пар превращается, либо в лед. Эти предметы находят люди, и... слышали, к примеру, историю о леснике, умевшем передвигать предметы силой мысли? И этим распугавшем банду хулиганов, безобразничавших на вверенной ему территории?
  - Извините, таблоиды не читаю, - Кожин в ответ пренебрежительно хмыкнул.
  - А зря, - сказал Паков с укоризной. - Иногда жизнь похожа на статью в таблоиде. Не всегда же ей на лекцию по естествознанию походить. Но суть не в этом. Лесник тот не лично обладал даром, о котором писали, а добился такого эффекта с помощью... гвоздя. Обычного с виду, ржавого гвоздя, который подобрал во время одной из лесных прогулок с тем расчетом, что где-нибудь да сгодится. Жители деревень и, тем более, такие вот одиночки, обитающие вдали от цивилизации - они, знаете ли, куда практичнее, населения мегаполисов. Когда расстояние до ближайшего торгового центра исчисляется десятками километров, глупо мотаться туда по малейшему поводу. А когда лесник обнаружил, каким замечательным уменьем наделил его гвоздь, он тем более не допускал и мысли, чтобы с ним расстаться.
  - Но вы, - начал Андрей, - ваши люди...
  - Уговорили его, - просто сообщил Паков. - Только не спрашивайте, как. Просто такова уж задача отдела "А". Обнаружить артефакт и изъять его для исследований. А также для того, чтобы эти диковинки не попали в плохие руки. К гангстерам, террористам. По этой причине, собственно, наш отдел и его работа держится в секрете даже от коллег. Вам ли не знать, пан шеф, сколько в мире людей, не знающих недостатка в деньгах, но явно обделенных моральными качествами. Такие люди на все пойдут, чтобы завладеть каким-нибудь из подарочков "антимира", и тут даже стены управления не покажутся неприступными. Если кто-то из этой мрази разнюхает про нас и потянет руки к нашей коллекции, он своего добьется. Кого-то подкупит из нас, кого-то припугнет или даже уберет... чужими руками, понятно. Так что мы просто не можем позволить себе даже малейшую утечку.
  - В общем, - сказал Кожин, - если я правильно понял, вас прикрепили ко мне чисто номинально. На самом же деле я делаю тут свою работу, а вы - свою.
  - В общем-то, да, - было ему ответом. - Местная полиция обеспечивает мне прикрытие. Но я не отказываюсь от содействия... тем более, коллеге по ведомству. Другое дело, что содействие - не повод забывать о собственной миссии. Было бы очень странно, если б аномалия подобных размеров не принесла с собой хотя бы завалящего артефакта. Уверен, что находка меня здесь ждет. И отнюдь не завалящая.
  - Прямо здесь? - не без скепсиса спросил Андрей.
  - Представьте себе, - с подчеркнутым апломбом заявил Паков. - Чутье у меня... профессиональное. Как у охотничьей собаки. Или как у тех славных ребят, что воду с помощью лозы отыскивали. И вот на этот раз чутье привело меня сюда. Я, как в подвал спустился, и эту дверку в темноту заприметил, сразу понял, что на верном пути.
   Наконец, лестница кончилась. Паков, а за ним Кожин миновали последние ступеньки, и вышли на небольшую площадку с земляным полом. Луч фонаря Пакова скользил по влажным щербатым каменным стенам.
  - Ну, где же ты? - с растущим отчаянием, едва ли не разочарованием в голосе приговаривал сам Марьян, вглядываясь в темноту.
   Затем, внезапно, земляной пол вспучился под ногами. Что Кожин, что Паков едва успели отпрянуть, когда в земле вырос пупырь размером с баскетбольный мяч.
  - Вот оно! - вскричал, задыхаясь от восторга, псевдо-лейтенант.
   Следующие несколько секунд он, затаив дыхание, наблюдал, как под лучом фонаря пупырь поднимается, выступая из-под земли, затем воспаряет над ней, оказавшись шаром. Комья налипшей земли отваливались и соскальзывали с его поверхности, оказавшейся гладкой, металлической. В свете фонаря она отливала золотистым блеском.
  - Вот оно!
   Застыв в полутора метрах над землей, шар повис, в опоре явно не нуждаясь, и начал медленно, величественно, вращаться вокруг оси. Как крохотная планета. Или как выставленный на витрину дорогой товар, сулящий своему покупателю, помимо прочего, чувство превосходства над простыми смертными, столь замечательной вещицей не обладающими.
   Нет, скорее, как главный приз лотереи. Лотереи под названием "жизнь".
  - Вот оно-о-о! - вопил Паков торжествующе, тыча в направлении шара пальцем и хлопая в ладоши. Только что не подпрыгивал при этом как восторженный ребенок, получивший в подарок долгожданную игрушку.
   Затем, опомнившись, возвращая себя к реальности, он повернулся к Андрею Кожину.
  - Что ж. А теперь, пан шеф...
   Пистолеты они достали одновременно.

8

   Человек, проживавший в этих краях по паспорту на имя Марьяна Пакова, усвоил давно: чтобы в ложь поверили, ей вовсе не обязательно быть изощренной. Напротив, чем проще, тем лучше. А проще - значит, что называется, ближе к телу. Доступнее для адресата.
   Во что в первую очередь поверит битый жизнью неудачник? В жалобы на нехватку денег, неверную или некрасивую супругу, на работу тяжелую или на работу же бесполезную, из уст собеседника.
   А угрюмый или метущийся подросток - на что охотней всего клюнет? В то, что и у собеседника его имеются или имелись трудности в отношениях со сверстниками, с противоположным полом, с людьми постарше. И в то, что эти "постарше" его-де не понимали.
   Мать-одиночка с готовностью проникнется доверием к тому, кто жалуется, как сложно растить детей, воспитывать и ставить на ноги. Пьянчуге ближе всего жалобы на похмелье. А, скажем, агенту Глобальной Безопасности - россказни про коллег, засекреченных до такой степени, что про них не знают даже в других отделах того же управления.
   Оно и немудрено. Режим секретности для таких людей - что священная корова для индусов. Небось, и сами скрытничали между собой даже без всякого мифического отдела "А". Потому Пакову не пришлось долго думать, какую именно лапшу повесить на уши Андрею Кожину.
   Но самый шик - это если в ложь добавить строго отмеренную порцию правды. И замешать ее с враньем в бульоне многословия.
   А заключалась правда в данном случае в том, что, хотя никакого отдела "А" и не существовало на самом деле, зато действительно хватало людей, отягощенных лишними деньгами. И готовых расстаться с их частью ради обладания какой-нибудь чудодейственной штуковиной. Вроде "волшебной" шайбы, позволяющей читать мысли... а значит, узнавать о подлых замыслах конкурентов, партнеров по бизнесу; о недобросовестных сотрудниках.
   За ценой такие люди не стояли, законы же вообще полагали нелепым архаизмом. И уж тем более не задавали вопросов. Откуда именно брались чудо-вещицы, их не интересовало, важным они считали исключительно результат.
   Хватало и других людей. Таких, как полковник Радомилов - избытком дензнаков, напротив, не избалованных. А потому готовых на многое закрыть глаза по сходной цене. И даже пожертвовать пресловутой "честью мундира", позволив нацепить вышеназванный мундир человеку, даже в полицейской академии не проучившемуся ни одного дня.
   А еще был Марьян Паков - будем до поры его звать именно так. Человек, одним из первых узнавший про неожиданные последствия применения гравитационного оружия. А именно, о подарочках, прилетавших из другой, сопряженной или, если угодно, потусторонней вселенной, которую Паков для краткости прозвал "антимиром".
   И не просто узнавший. Но смекнувший, вдобавок, каким образом эти вещицы с необычными свойствами способны поправить его, Пакова, материальное положение. А главное: у Пакова был дар, чутье к обнаружению гостинцев из "антимира". Что-то вроде путеводной нити - невидимой, но раз за разом приводящей к чудо-находке. И признание об этом чутье стало еще одной ложкой правды в лживом вареве, которое Марьян теперь скармливал так некстати подвернувшемуся агенту Глобальной Безопасности.
   Паков читал о так называемых лозоходцах, в старину находивших источники воды, и среди простых людей считавшихся чуть ли не колдунами. А, прочитав - не мог не провести параллель между этими людьми с их редким, но полезным умением, и собственным чутьем. Потому и ник сетевой себе выбрал: Лозоходец. И так же подписывал электронные письма.
   Обычно дар Пакова проявлялся в форме неосознанных озарений, внезапных вспышек интуиции. Пойти налево, а не направо. Заглянуть в соответствующее издание или на сайт - как было в истории с лесником, овладевшим телекинезом. Зайти в кабак, на вывеску которого упал взгляд. Там подсесть к якобы случайно выбранному человеку и, не скупясь на оплату совместной выпивки, разговорить его, выуживая интересные слухи и сплетни. И все такое прочее.
   Но не на этот раз. В истории с Гродницей, с самого ее начала, чутье Лозоходца не нашептывало ему потихоньку. Но возопило призывно и настойчиво, вызвав у Пакова бессонницу и раннее пробуждение. А следом - и подспудное желание обследовать глобальную сеть.
   Стоило Пакову наткнуться на первые сообщения в сети о возвращении некогда затянутого в гравитационный коллапс городка; на снимки, сделанные отдыхающими со злополучной турбазы, как охотник на артефакты из иной вселенной понял: ему светит большой куш. Настолько большой, что все прочие находки покажутся на его фоне жалкими безделушками.
   Но и этот призыв, приправленный озарением, не шел ни в какое сравнение с внутренним голосом, что Лозоходец слышал теперь. В Гроднице, в здании театра. Он-то и привел, в конце концов, Пакова в подвал, к двери в темную шахту с винтовой лестницей. Едва увидев эту неприметную дверь, Лозоходец понял: он у цели. Большой куш близок.
   Именно ради этого момента торжества Паков сосредоточился на обследовании театра. Что до пресловутой цыганки, прабабушки Юлии Кранке, то она своими необъяснимыми появлениями и исчезновениями лишь послужила благовидным предлогом. Хотя стоило признать - подвернулась весьма удачно.
   И уж тем более Лозоходца не остановило состояние самой Кранке. Отказываться от миссии, даже немного отложить встречу с большим кушем ради эвакуации едва знакомой, да еще и не вполне психически нормальной бабенки он считал верхом идиотизма. Хотя и пытался изображать из себя обходительного джентльмена. И, наверное, даже помог бы бедняжке Кранке... но не раньше, чем добрался до гродницкого артефакта.
   Что до сотрудника отдела "Т", путавшегося у него под ногами, то Паков немного жалел, что не дал сожрать его твари, в которую превратилась дама-экстрасенс. Отказаться от этой идеи в свое время его заставили три обстоятельства.
   Во-первых, Кожин мог и пережить то нападение. И тогда у него бы непременно возник вопрос: а почему бравый лейтенант, которого дали ему в сопровождение, не бросился на выручку?
   Во-вторых, покончив с Андреем, тварь вполне могла накинуться и на Лозоходца. Вдвоем же противостоять ей было куда как сподручнее, чем поодиночке. Сразу вспоминалась старая притча про веник и прутики.
   И в-третьих: две головы, пары глаз и пары рук вообще-то были всяко лучше одной. Хоть Кожин и не обладал тем же даром, что Лозоходец, но мог заметить что-то, что укрылось от взора Пакова. А если потребуется, то и оказать огневую поддержку. Лозоходец привык, выходя на дело, заключать такие вот временные союзы - к собственной выгоде и все равно с кем. Хоть с полковником полиции, хоть с агентом Глобальной Безопасности. Просто бизнес, ничего личного.
   Лучше, конечно, чтобы союзник не догадывался, какое место ему отводит этот дюжий парень с простодушным лицом в своих темных делишках.
   Но никакой союз не бывает вечным. И никакая ложь - Паков и это усвоил давно и надежно. А потому...
  

* * *

  
   ...Пистолеты они достали одновременно. Нацелили один на другого.
  - И где на этот раз я прокололся? - с виноватым видом поинтересовался Паков. - Не подскажете?
  - Отчего же, - сухо и без тени дружелюбия начал Андрей. - Итак, первое: ваша трактовка понятия "антимир" вопиюще дилетантская. Под этим термином вообще-то принято понимать гипотетическое место во вселенной, где сконцентрировано так называемое антивещество, а не какая-то другая вселенная с иной физикой. Сомневаюсь, чтобы под такое безграмотное толкование научного термина кто-то создал бы отдел, выделил финансирование и все такое прочее. Второе: если так называемый отдел "А" до того боится утечек, что скрывает свое существование даже от коллег из других отделов... то почему он решился открыться Радомилову? Простому полковнику полиции, который якобы должен был вас прикрывать. Полковник узнал - и вот она, утечка. Можно кусать локти и вопить от ужаса. Слышали пословицу: "Знает один, знает и свинья"? И третье: напрасно вы проговорились. Ну, насчет лозы. Коллега из отдела "Л" (что значит "легальность") обмолвился мне как-то, что в разработке у них числится некий тип по кличке Лозоходец, которого подозревают в мошенничестве, а также в незаконной торговле и финансовых операциях.
  - Ну, прямо унизили меня, - вздохнул Паков, а лицо его, простодушное, омрачилось выражением чуть ли не детской обиды. - Такому уникальному в своем роде... хм, специалисту - и такие заурядные обвинения. Еще бы в угоне аэромобилей меня заподозрили, чес-слово.
   На это Кожин только плечами пожал, не опуская ствола. За что мол, купил, за то и продаю. Не виноват.
  - А хотите, - осторожным, даже вкрадчивым тоном предложил Лозоходец, - я тоже объясню вам ваши ошибки... пан агент? Ну, типа услуга за услугу?
   И, не дожидаясь ответа, выпалил с металлом в голосе:
  - Зря вы не прикончили меня раньше. Могли ведь хотя бы с лестницы столкнуть. И уж совсем зря забыли о моем... преимуществе!
   С этими словами Паков резким движением нацелил фонарь в лицо Андрею. Тот зажмурился, ослепленный ярким светом - особенно ярким в подземной темноте. И попробовал заслонить глаза свободной рукой.
   В следующий миг ударом ноги Лозоходец выбил пистолет из руки Кожина. Отлетев прочь, оружие скрылось в темноте.
   Однако выстрелить в упор Паков уже не успел. Кожин метнулся следом за потерянным оружием, уходя из-под луча фонаря. Так что первый выстрел Лозоходца пропал втуне - пуля улетела в темноту.
   Уходя от следующего выстрела, Андрей завернул за винтовую лестницу. Пуля Пакова ударила об одну из ступенек, высекая крохотную искорку.
   И лишь третий выстрел достиг цели. В свете фонаря Лозоходец видел, как Кожин скорчился у лестницы, держась руками за живот. Как будто мог остановить ладонями кровь или удержать внутри себя собственные внутренности.
  - Это тебе за "мальчика", - мрачно проговорил Паков, вспоминая разговор в доме с мумией.
   Лозоходец уже начал обходить вокруг лестницы, намереваясь добить проклятущего агента - он привык завершать расправу выстрелом в голову - когда в голове его собственной зазвучал внутренний голос... оказавшийся, похоже, вовсе не внутренним.
   "Остановись! Не трать время! Этот человек обречен и больше не опасен для тебя".
  - Кто это говорит? - вслух спросил Лозоходец, про себя разговаривать не привыкший.
   "Золотой Шар", - отозвалось в его голове, и Паков с ходу понял, что именно так, с обеих заглавных букв, надлежит писать название этого артефакта.
   Лозоходец резко повернулся в сторону находки. Шар был на прежнем месте. Все также вращался, вися в воздухе, и поблескивая в свете фонаря.
   "Подойди ближе, - попросил Шар, - положи на меня обе ладони. Мне нужно установить контакт с новым хозяином".
  - Хозяином? - не понял Паков, но к Шару все-таки подошел.
   "Конечно, - отвечал голос в голове. - Ты нашел меня, и поэтому я принадлежу тебе... больше никому".
  - Увы, - Лозоходец вздохнул. - Я нахожу артефакты не для себя. На продажу. Причем насчет тебя я вообще-то не знаю... что ты умеешь, кроме как в моей голове разговаривать. И чем можешь быть полезен.
   "Что умею? - переспросил Золотой Шар, и сам же себе ответил. - Да все! Любое твое желание, новый хозяин. И теперь, когда у тебя есть я, тебе не придется больше рисковать свободой и жизнью ради циферок на банковских счетах. Стоит тебе только пожелать..."
  - Все-все? - недоверчиво переспросил Паков.
   "Конечно, - было ему ответом. - Все царства мира! Только приложи руки для начала... чувствуешь?"
   Лозоходец почувствовал. О, да! Стоило положить ладони на Шар, как стало казаться, что это сама планета Земля вращается под его руками - со всеми ее океанами, континентами, ледниками и горами. И Паков почти физически ощутил, как бесчисленное множество живых существ копошатся там, на шарообразной поверхности. Стонут и радуются, плодятся, питаются, гадят.
   И все это - под его, Марьяна Пакова, могучими дланями.
   А ведь когда-то среди этого сонмища букашек возился и он сам, прозвавшийся Лозоходцем. Когда-то, до находки Золотого Шара. Пакову не верилось, что так было еще вчера. Теперь казалось, что прошло не меньше века.
   "Все царства мира, - звучал в его голове голос Золотого Шара, - и... не только!"
   Сперва краем глаза, но затем отчетливо Паков заметил, как мимо него - и мимо Шара-Земли - проносится огромный лохматый клубок солнца, сияющий в темноте. Да и не темнота это была больше. Мириады звезд наполняли ее: столько, что не увидишь в самую ясную ночь. И уж точно ни в одну ночь... на Земле не увидеть их такими яркими.
   Звезды проплывали в темноте, сбиваясь в кучки-скопления. Те, в свою очередь, образовывали фигуру в форме светящейся спирали. И спираль эта медленно, но безостановочно вращалась. Вращалась вокруг Золотого Шара и Пакова, державшего на нем ладони.
   На миг ему подумалось, что стоит оторвать от артефакта руки и он, Паков по прозвищу Лозоходец, улетит в бесконечную безжизненную черноту.
   Мысль эта тревожная пришла... и ушла так же быстро. Вовсе не выглядела окружающая чернота безжизненной. Каждая звезда была по-своему, но жива. А некоторые даже дарили свет и тепло несметным сонмищам живых существ на вращающихся подле них твердых шариках.
  - Это что же... - проговорил тот, кому сделалось даже стыдно и неприятно вспоминать свою прежнюю жизнь. Нет, существование в качестве простого смертного, добывавшего богатым прохиндеям волшебные игрушки. - Выходит, я всей вселенной могу управлять?
   "Конечно", - отозвался Золотой Шар.
  - И переделывать ее, как захочу - тоже?
   "Все, что пожелаешь. Ты теперь хозяин".
  - Прекрасно, - начал новый (и счастливый) обладатель Золотого Шара. - Для начала я хотел бы изменить следующее...

9

   Очнуться Андрея Кожина заставил свет фонаря. Тот лежал на земляном полу, и луч его был направлен прямо в лицо валявшемуся там же сотруднику отдела "Т".
   Сколько Андрей пролежал без сознания, понять было трудно. Благодаря микрореактору в качестве источника питания, обычный ручной фонарь даже без выключения мог светить лет сто. Другой вопрос, для чего Марьян Паков, он же Лозоходец бросил фонарь - в таких-то потемках. И где, собственно, он сам.
   Но гораздо больше Кожина удивлял не брошенный фонарь и не девшийся незнамо куда охотник за артефактами. Но тот факт, что сам он, Андрей Кожин, все еще жив. После выстрела-то в живот.
   Ощупав пострадавшую часть тела, Андрей с еще большим удивлением обнаружил, что живот вроде бы цел. Не ощущалось под руками и липкой теплоты крови.
   Подхватив фонарь, Кожин посветил на живот. Рубашка, и без того порванная когтями твари, теперь сделалась бурой от крови. Такую только выбросить - стирка не поможет.
   Но с другой стороны, кровь была старой, запекшейся. А новая не спешила орошать многострадальную ткань. Как не торопилась к Андрею смерть хотя бы от кровопотери.
   Держа одной рукой фонарь, другой Кожин задрал рубашку. И обнаружил под ней рану - большую, неправильной формы, похожую на искривившийся в брезгливой гримасе рот. Но рана выглядела старой, давно затянувшейся. И лишь темнела уродливым пятном, которое лучше стыдливо прятать под одеждой. Но не кровоточила. И не болела... почти.
   Тут же, к пущему изумлению Андрея, обнаружилась и ранившая его пуля. Маленький металлический цилиндрик соскользнул с живота и с легким стуком упал на земляной пол, как будто какая-то неведомая сила давеча удержала его в миллиметре от цели. Вот только откуда тогда взялась рана, пускай и неопасная, даже столь фантастическое предположение объяснить не позволяло.
  - Чудеса! - только и мог вымолвить Кожин, в собеседниках имея лишь одну темноту подземного колодца. - Но где же эта мразь... Лозоходец?
   Пошарив лучом фонаря по земляному полу и стенам, отгоняя тьму, Кожин вскоре нашел ответ на последний вопрос. Свет фонаря скользнул по блестящей металлической поверхности... статуи. Золоченой статуи человека в полный рост, стоявшей возле одной из стен. И Андрею не составило труда узнать, кого именно эта статуя изображает.
   Не то в золоте отлитый, не то ли покрытый позолотой с ног до головы - Марьян Паков стоял, держа перед собой руки с растопыренными пальцами. А на лице его навеки застыло выражение просто-таки неземного блаженства. "Не от мира сего", - хотелось сказать про подобные лица.
   ...все царства мира и славу их, - донесся откуда-то сверху по-старчески дребезжащий голос с визгливыми нотками безумия. - И смотрю, кое-кто не устоял перед этим искушением... эх, не устоял! Опять кого-то отец лжи вокруг пальца обвел!
   Голос отражался от каменных стен шахты, отчего казался громче, сильнее. И звучал особенно зловеще. Но Андрей Кожин, занимавшийся "гродницким делом" около года, узнал бы этот голос из тысячи.
   "Измаил!" - пронеслось в его голове.
   И, как ни странно, даже этот голос, не сообщавший, казалось бы, ничего приятного и ободряющего, придал Кожину сил. Светя фонарем под ноги, Андрей двинулся вверх по лестнице. Прочь из шахты. К дневному свету.
   Ноги подгибались - сказывалась потеря крови, принесшая слабость. Кожин с трудом удерживал равновесие, готовый в любую секунду рухнуть с винтовой лестницы на темное дно. Еще труднее ему было делать каждый новый шаг, преодолевая очередную ступеньку. Оттого лестница казалась бесконечной, а шахта - особенно темной, даже несмотря на свет фонаря.
   Но к счастью, любая дорога рано или поздно заканчивается. Добравшись до светлеющего наверху проема, Андрей буквально вывалился в подвал театра и сел прямо на пыльный пол - перевести дух.
   В подвале было сумрачно - желанный свет проникал сюда разве что через небольшие оконца, проделанные под потолком. И был каким-то тусклым, робким, как везде в этом городе. Но по сравнению с непроглядной теменью подземелья этот свет мог показаться чуть ли не иллюминацией. По крайней мере, теперь можно было обойтись без фонаря.
   Отдыхал Кожин с полчаса - по собственным субъективным ощущениям за неимением другого способа определения времени. Пытался он, конечно, за эти полчаса и активировать приказавший долго жить коммуникатор, надеясь на чудо. Но чуда, естественно, не произошло. Даже в том диковинном месте, в какое превратилась Гродница, чудеса, если и случаются, то отнюдь не в пользу людей.
   А это значило, что не только узнать поточнее, который час, Андрей не мог - это-то, как раз, волновало его в наименьшей степени. Вдобавок, Кожин не имел возможности ни вести записи для отчета, ни, увы, связаться с кем-то за пределами этого жуткого городка, вызвать помощь.
   Оставалось одно: выбираться на своих двоих. А по дороге собраться с мыслями и решить, каким образом отразить в отчете все то, что Кожин видел, с чем столкнулся в Гроднице. И под каким соусом подать эту информацию руководству.
   Но для начала - все-таки выбраться.
   С трудом поднявшись на ноги, точно дряхлый старик, Андрей направился к лестнице, ведущей из подвала на первый этаж театра. Оказавшись на первом этаже, он, следуя указаниям собственной памяти, вышел в вестибюль. Дошел до одной из дверей, ведущих наружу; потянул ее на себя и... оказался не на крыльце, как следовало ожидать, а на пороге погруженного в темноту помещения.
   На секунду Кожин даже оцепенел от неожиданности. Затем включил фонарь и, поводя его лучом в темноте, понял, что за дверью находился зрительный зал - копия того, где они с Паковым и Юлией Кранке нашли камеру с роковой видеозаписью.
   Затворив дверь и сочтя, что ошибся ненароком, Андрей прошагал через вестибюль к противоположной стене. Открыл большую дверь в ней... но обнаружил лишь лестницу, ведущую наверх.
   "Чертовщина какая-то", - с усталым раздражением думал Кожин, осматриваясь в поисках других дверей подходящего вида. Приметив одну из таких, он направился к ней; толкнул... и почти нос к носу столкнулся с давним знакомцем. Бомжеватого вида стариком с безумным взглядом фанатичного пророка - тот вышел из темноты скрывавшегося за дверью помещения прямо навстречу Андрею.
  - Видите... агент Кожин! - торжествующе воскликнул Измаил, растопырив руки, точно желая обнять сотрудника отдела "Т". - Вот она... смерть!
   Сумев проскользнуть мимо жуткого старика, Андрей понял, что и от этой двери проку не будет. За ней находилось крохотное пустое помещение вроде чулана, размером - чуть больше лифтовой кабинки или шкафа для одежды.
   Возможно, когда-то по ту сторону дверного проема было гораздо просторнее. Но теперь этот простор был напрочь отсечен глухой кирпичной стеной. Тупик.
   На несколько мгновений Кожин уставился на стену. И отпрянул, когда ему показалась - стена шевелится, будто живая; каждый кирпич пульсировал слегка, то выдаваясь, то уменьшаясь. Будто сердце.
  - ...это смерть вторая! - донесся до Андрея очередной возглас Измаила.
  - Лучше бы чего полезное сказал, - проворчал Кожин в ответ, отходя от двери и поворачиваясь к старику. - Как выбраться отсюда... хотя бы.
  - Вы-ы-ы-брать-ся? - безумным выкриком переспросил тот, ошалелым взглядом, со смесью ужаса и извращенной радости глядя на Кожина. - Отсюда невозможно выбраться! Легче выбраться из собственного гроба!
   Поневоле при этих словах Андрей вспомнил, что так и не нашел в подвале выбитый Паковым-Лозоходцем пистолет. А еще не мог не пожалеть, что остался без оружия. Уж очень захотелось ему пристрелить этого старикана, давно и безнадежно слетевшего с катушек. Хоть и не бандит какой, не террорист, чтобы наводить ствол на безоружных людей.
   Вместо выстрела Кожин сказал только: "Врешь, гад! Не возьмешь!" И торопливым шагом, не оглядываясь более на Измаила, двинулся к ближайшему из огромных окон вестибюля.
   Вскочил на подоконник - к счастью, низкий; схватился за ручку на оконной раме.
   Поддавался запорный механизм окна плохо - проржавел, не иначе. С полминуты Андрей пытался расшевелить его, пока не вспомнил бегство твари, в которую превратилась Юлия Кранке, а конкретно - как та на ходу выбила стекло.
   Понятно, что так же бросаться напролом (и дать себя изрезать осколкам) Кожину не улыбалось. Но путь к свободе он вполне мог проделать с помощью постороннего предмета - достаточно прочного и тяжелого.
   Отойдя от окна, Андрей осмотрелся в поисках чего-нибудь, что можно было использовать в качестве тарана.
  - Сколько ни убегай от смерти, - продолжал вдохновенно вещать Измаил, - она все равно настигнет... и уравняет: умного и глупого, порочного и добродетельного.
   Слушает его кто или нет, старика, похоже, не волновало.
   Меж тем, пусть подходящего предмета в поле зрения Андрея не обнаружилось, зато он вспомнил о фонаре Пакова, ныне за ненадобностью припрятанном во внутренний карман пиджака. О полицейском фонаре - а это кое-что значило.
   Таким фонарям, вынужденным разделять со своими хозяевами тяготы опасной службы, просто необходимо было, что называется, уметь держать удар. В прямом смысле. То есть, обладать соответствующей прочностью. А любой предмет, достаточно прочный, чтобы пережить хотя бы падение на бетонный пол, и обладающий более-менее заметной массой, можно было использовать в качестве дубины. Против стекла - уж точно. Оставалось надеяться, что в окне было именно стекло, а не какой-нибудь плексиглас или иной прозрачный, но прочный материал.
   Впрочем, судя по тому, с какой легкостью удиравшая тварь преодолела прозрачную ограду, опасаться на этот счет не стоило.
   Достав фонарь из кармана пиджака, Кожин сперва слез с подоконника и отошел на расстояние удара (так безопаснее) и уже после этого стукнул фонарем по стеклу. Один раз ударил, второй, третий. Пока стекло не пошло трещинами, а затем и не осыпалось осколками с жалобным звоном.
   Торжествующий Кожин отложил фонарь обратно во внутренний карман и влез на подоконник.
  - Чао, адьез и просто бывай! - бросил он, обращаясь к бесновавшемуся Измаилу.
   После чего выпрыгнул из окна на засохший газон.

10

   Снаружи город успел стать еще более серым и безжизненным, чем накануне, когда в его пределы только ступили Кожин, Паков и Кранке. Теперь он выглядел, словно пеплом усыпанный. Для полноты картины не хватало только ворон, со скорбными криками "Nevermor-r-re!" кружащихся в таком же пепельно-сером небе над этим памятником человеческому неблагоразумию.
   Но никто не летал и не кричал над Гродницей - никто живой. Потому что жизни не было места в этом городе. Оказавшемся чем-то неизмеримо большим, чем просто провинциальный городок, погубленный жутким оружием давней войны.
   Андрей Кожин понял это - и ничего так не хотел, как донести свое открытие до других людей. Ждавших где-то за чертой городка, в нормальном мире.
   Он шел и шел, минуя дом за домом, улицу за улицей. Заборы, крыши, брошенные машины, фонарные столбы...
   Шел с трудом, но силы (вот чудо!) не покидали сотрудника отдела "Т". Как бы ни был тот ослаблен, бухнуться в изнеможении прямо на тротуар и забыться Кожина не тянуло.
   Город казался лабиринтом, он словно не хотел отпускать Андрея. Раз за разом тот вынужден был свернуть с пути, то натолкнувшись на завал посреди улицы, то забредя в тупик. И петлял в переулках, лавируя между стенами и заборами, временами - даже протискиваясь.
   А выхода все не было.
   Раза три Кожин успел вернуться к театру, из которого сумел выбраться - даже оказывался аккурат под проломленным им окном. Но не сдавался и снова возобновлял путь.
   Баррикады из машин, поваленных столбов ЛЭП, вульгарных мусорных куч - Андрей не задавался вопросом, кто и зачем соорудил их, перегораживая улицы. Точнее, перекрывая его, Андрея Кожина, путь.
   Дома, притиснутые один к другому; заборы, выстроенные сплошной стеной, протяженностью примерно в километр... Кожин уже не чурался преодолевать эти преграды, невзирая на предписания уголовного кодекса, как и на инструкции для сотрудников Глобальной Безопасности. На заборы - карабкался и перелазил через них. В дома проникал, разбивая окна, а наружу выбирался, открывая двери изнутри.
   Да, формально он на месте преступления или загадочного происшествия, и действуя столь грубо, Андрей, по сути, уничтожал вещественные доказательства. И да, у любой из построек Гродницы мог найтись законный владелец, он же родственник и наследник кого-то из местных жителей. А Кожин покушался на его права. Но до формальностей ли, если по сути Гродница оказалась не просто местом, где произошло что-то, требующее расследования и изучения. Но жуткой ловушкой, удерживавшей того единственного человека, который знал о происходящем здесь. И при этом остался в живых.
   Поваленные деревья. Ямы и даже овраги прямо поперек улиц. Но эти препятствия можно обойти, хотя бы прижимаясь к обочине.
   Андрей шел, более не отступая и не теряя взятого направления. Пока, наконец, не осталась позади уже окраина с последними домами. А за ней не показались дощатые мостки... потемневшие, словно от старости и проложенные через лужи черной стоячей воды.
   Людей вокруг не было. Ни полицейских, ни отдыхающих, ни работников спасательных служб. И Кожин чувствовал: не стоило и задаваться вопросом, куда они могли деться и почему.
   Вообще ни малейших следов человеческого присутствия. Если не считать гниющих мостков, по которым Кожин прошел осторожно, с опаской, да полуразвалившихся коттеджей турбазы. Ну и еще коптера, ржавевшего неподалеку. На миг в глазах Андрея еще помутилось, и ему показалось, будто не современный летательный аппарат перед ним, но старый, еще довоенный, вертолет. С огромными, чуть накренившимися лопастями на винте с проржавевшей и с трудом удерживавшей их осью.
   Кожин моргнул, и коптер вроде снова стал прежним. Виду вполне современного. Но все равно в таком состоянии, что нечего было даже думать, чтобы поднять его в воздух, даже если бы Андрей и умел им управлять. Но ни навыками пилотирования Кожин не обладал, ни (что еще важнее) не представлял в свете увиденного, куда бы мог отсюда улететь.
   Потому что дальше, за городком, простирался, насколько хватало глаз, все тот же безжизненный, словно припорошенный пеплом, мир под таким же пустым серым небом. Луг сухой травы, а за ним - лес лишенных листвы, мертвых деревьев.
   И ни звука из тех, что обычно звучат в сохранившихся еще на Земле уголках дикой природы. Ни чириканья птиц, ни жужжания или стрекота насекомых. И никаких запахов... кроме легкого гнилостного душка, висевшего в воздухе.
   Андрей мог тереть глаза и щипать себя сколько угодно - жуткое зрелище не исчезало и не менялось.
  - Убедился? - раздался за спиной знакомый дребезжащий голос.
   Кожин обернулся. Перед ним на мостках между Гродницей и местом посадки коптера стоял все тот же старик с внешностью опустившегося бродяги и речами безумного прорицателя. Стоял, как мог бы стоять Харон на борту своей знаменитой ладьи.
  - Убежать невозможно, - добавил он. - От некоторых вещей.
  - Измаил, - наполовину вопросительно, наполовину утвердительно произнес, обращаясь к нему, Андрей.
  - Зовите меня так, если вам от этого легче, - отвечал старик с нехарактерной для себя вежливостью: даже на "вы" перешел. - Свое настоящее имя я забыл за ненадобностью. Ведь имя - это признак личности... что-то индивидуальное. То, что принадлежит именно тебе. Но какой от него толк, если ты сам себе не принадлежишь?
   С этими словами он отступил по мосткам обратно в город, сделав затем приглашающий жест. Поняв, кому этот жест адресован, Кожин последовал за стариком. Признавая про себя, что альтернатива еще хуже - стоя возле ржавеющего коптера ловить уж точно было нечего.
  - Ты... вы теперь говорите по-другому, - обратился Андрей к Измаилу, догнав его и идя рядом. - Почти как нормальный человек.
  - Скорее, это вы теперь... на одной волне со мной, - Измаил мягко улыбнулся, и лицо его, утратив прежнее безумное выражение, сделалось добродушным, как у любящего дедушки, к которому приехал внук. - Все равно, как если бы мы прежде разговаривали на разных языках и не понимали друг друга. Тогда бы мои слова тоже звучали для вас невнятной тарабарщиной. Но потом вы бы выучили этот язык, и поняли: не тарабарщина это, а нормальная человеческая речь. Только... другая.
   Кожин устало вздохнул.
  - Ну... раз такое дело, - сказал он затем, - может, объясните тогда, что происходит? Только... без жутких пророчеств, пожалуйста... мне и так тошно. Как кошмарный сон какой-то. Этот городок как будто живой... и забавляется со мною, морочит, пугает. А вы, вроде, больше понимаете, что тут к чему.
  - Последнего отрицать не стану, - старик кивнул эдак величаво и снисходительно, что больше бы подошло какому-нибудь монарху или дворянину старых времен, но уж никак не вязалось с его бомжеватым обликом. - Вот только назвать состояние Гродницы "жизнью" у меня, пожалуй, не повернется язык. Это, скорее, существование, причем донельзя извращенное. Как у вируса... вот, пожалуй, наиболее подходящее сравнение. Что до "морока" и "кошмарного сна", то здесь вы вообще попали пальцем в небо.
  - Поясните-ка, - не понял Андрей.
  - Любой сон, даже кошмарный, рано или поздно заканчивается, - начал Измаил, - любой морок рассеивается. И если исходить из этих признаков, присущих любой грезе, то сном или мороком как раз можно назвать жизнь планеты Земля после Европейской войны. А явь - она выглядит так.
   С этими словами он обвел рукой пространство вокруг себя. Указывая то на безлюдные дома, то на ржавые автомобили, то на мертвые засохшие деревья.
  - Пятьдесят лет, - возражающим тоном напомнил Кожин, считая именно эту цифру доводом против последнего заявления. - С тех пор прошло примерно пятьдесят лет... нехилый сон, я вам скажу.
  - По меркам вселенной - мелочь, - отмахнулся старик. - А тогда, в войну... применив то оружие - жуткое, страшное - люди что-то нарушили именно во вселенском механизме. Я так предполагаю. Или повреждение случилось от того вала ужаса... и других отрицательных эмоций, который напоследок выплеснули жертвы гравитационной атаки. Вряд ли станете отрицать, что чувства способны влиять на физическую реальность. Сами, небось, помните случаи, когда не в духе, и все валится из рук. Даже техника не работает, как надо.
   Андрей молча кивнул, соглашаясь, а Измаил продолжал:
  - Так или иначе, но после этого сама реальность стала подобна кораблю, получившему пробоину. Даже с дырявым корпусом корабль какое-то время удержится на воде... опять-таки недолго. Сможет даже немножко проплыть. Но рано или поздно пойдет ко дну. А как выглядит дно - сегодня вы имели возможность это узнать.
   На секунду остановившись, он огляделся, словно лишний раз желал убедиться: ничего вокруг не изменилось. Царит все та же серость и безмолвие.
  - Так же машина с заглохшим двигателем немножко проезжает, - затем продолжил Измаил. - По инерции. Но потом все равно останавливается.
  - А человек, даже смертельно раненый, умирает не сразу, - уловил аналогию Андрей, - способен двигаться, дышать... хоть и теряя силы. Еще я читал о древнескандинавских воинах... их называли берсерками. Так они, даже тяжелораненые, продолжали сражаться. Вроде грибы специальные... наркотические для этого ели.
  - Но смерть, в конце концов, приходила и к ним, - изрек в ответ старик.
   А затем, немного помолчав, добавил:
  - Как вариант, создатели гравитационного оружия сумели прыгнуть выше головы. Их творение превзошло самые смелые ожидания, породив... что-то вроде новой вселенной - не параллельной, ибо параллели не пересекаются. Скорее, соседней... сопряженной. Этакий слепок с нашей вселенной, но ущербный, нежизнеспособный. Навечно пребывающий в состоянии хаоса, распада и разрушения... а главное - разрушающий и разлагающий все, до чего способен дотянуться.
  - Похоже на правду, - сказал на это Кожин. - Лозоходец... ну, Марьян Паков, тоже, помнится, предполагал, что мы имеем дело не с той Гродницей, которая здесь стояла до войны, а с ее копией. Это прекрасно объясняет, почему мы видели разрушение на видеозаписи, находясь якобы в том же самом здании, которое было уничтожено полвека назад. Другая вселенная подменяет элементы нашей реальности их ухудшенными копиями... по состоянию на момент гравитационной атаки... преимущественно.
   При последних словах ему еще вспомнилось превращение современного коптера в довоенный вертолет и обратно.
  - Только это не объясняет чудодейственные вещи... артефакты, за которыми гонялся Лозоходец, - добавил Андрей затем.
  - Отчего же, - немедленно возразил Измаил. - Если вселенная-копия склонна к хаосу, законы привычного для нас мира в ней нарушаются. Соответственно, предметы из такой хаотичной реальности тоже не подчиняются этим законам. И нарушают их, попав в наш мир. Собственно, проникновение этих предметов можно было считать первыми симптомами вторжения сопряженной вселенной в нашу. Первыми, так сказать, звоночками. Очевидно же, что никакой процесс не происходит мгновенно. И... осмелюсь предположить, что он и теперь далек от завершения.
  - Даже так? - последняя фраза еще более обескуражила Кожина, чем даже зрелище мертвой серости и ржавчины на месте привычного мира.
  - Если исходить из того, что смысл существования той, другой вселенной - распад, - было ему ответом, - тогда конечной целью должно быть полнейшее Ничто. Пока же то, что мы наблюдаем, сохранило многие атрибуты привычного, физического мира. И даже позволяет существовать некоторым формам жизни... правда, совсем уж примитивным, низшим... что опять-таки служат цели разложения.
  - Так... стоп! - резко воскликнул Андрей. - Низшие формы, говорите? Имеете в виду бактерии... микроорганизмы? Но как насчет нас с вами? А цыганки? И той твари, в которую превратилась Юлия Кранке? Что-то здесь не стыкуется у вас, уважаемый Измаил. Та же тварь... выглядела она, конечно, жутко. Но к бактериям ее отнести точно нельзя.
   Ответ ошеломил Кожина еще больше, чем все, что он увидел в этот злополучный день.
  - А с чего вы взяли, - старик говорил медленно и осторожно, как обычно общаются с душевнобольными, - с чего решили, что мы с вами имеем какое-то отношение к жизни? Опять инерция, понимаю. В данном случае - инерция мышления. Но... подумайте сами: вас подстрелили. Попали в живот. Разве после этого выживают? Не говоря уж про меня. Я-то тем более не имел шансов выжить. После гравитационной-то атаки.
   Опешивший от такого заявления Андрей в то же время вынужден был признать про себя - крыть аргументацию Измаила ему нечем.
  - Что до тварей, - продолжил Измаил, - то они, строго говоря, и не были никогда живыми. Просто порождения хаоса... подобно тому, как кипение жидкости порождает пузыри на ее поверхности. Тот же факт, что мы с вами все еще ходим, дышим, объясняется... я думаю, тем, что эта вселенная разрушения выдала нам нечто вроде пропуска... визы, хе-хе. Охранного знака, дабы порождения этой извращенной реальности воспринимали нас как своих.
   С этими словами он распахнул полы своего, доведенного до состояния тряпья, одеяния на груди. Там, на заросшей седыми волосками коже красовалось пять зарубцевавшихся шрамов. Следы от когтистой пятерни.
  - Готов поспорить, точно такой же есть и у вас, - молвил старик, запахнувшись, и Кожин кивнул. - Не знаю только, для чего вселенной хаоса это понадобилось. Сохранять мне... повторяю: не жизнь, но это странное существование между жизнью и смертью. Десятилетиями бродить одному по мертвому городу.
  - Понимаю, - бросил дежурную и бессмысленную реплику Андрей, но Измаил не обратил на нее внимания.
  - И уж совсем непонятно, - продолжал говорить он, - зачем допускать меня в оригинальную реальность. Вначале я думал, что это шанс. Предупредить человечество, дать возможность предотвратить наступление такого финала. Думал, если люди поймут, что совершили, покаются и начнут творить больше добра... дабы компенсировать содеянное зло, процесс обратится вспять. Я выходил в разное время и в разные места... но оказался неспособен не то что изменить хоть чего-нибудь, но даже быть элементарно понятым. Видимо, во мне самом слишком много хаоса - я успел буквально пропитаться им. И потому в реальности обычной, нормальной, выглядел безумцем. Теперь же, я думаю, цель иной вселенной была не в этом. Она и не собиралась позволять мне что-то исправить, предотвратить. Скорее всего, меня отпускали, чтобы я привел хаос и разложение за собой. Как знаменосец в авангарде атакующей армии.
   Вдохнув печально, Измаил добавил:
  - А теперь мы с вами существуем, похоже, для того, чтобы стать свидетелями конца. Полного и всеобъемлющего. Этим мы доставим вселенной хаоса некое извращенное удовольствие. Она, ведь, похоже, как артист - нуждается в зрителях.
   Эти его слова Кожин уже не слушал - собственные мысли полностью овладели его вниманием. Каким бы ни казалось мрачным и безнадежным то, что говорил старик, сказанное им внезапно принесло озарение. И пробудило в душе Андрея неуместную, на первый взгляд, надежду.
   "Ничего нельзя изменить, - пронеслось у него в голове. - Как бы не так! Чего нельзя делать, так это сидеть и ждать, когда все закончится... вообще все!"
   А вслух поинтересовался... вернее, уточнил:
  - То есть, я правильно понял? На самом деле вы такой один... просто приходили в разное время? Потому и не пересекались... ну, с копиями своими?
  - Верно, - отвечал Измаил. - Это можно сравнить с дублями во время киносъемки... хотя, понимаю... аналогия грубая.
  - А... перемещаться таким способом можете только вы? Или любой желающий? - не унимался Кожин.
  - Скорее, второе, - было ему ответом. - Точка перехода никак от меня не зависит. Она просто есть... могу показать.
  - Уж сделайте милость, - попросил Андрей.
  - Другое дело, - зачем-то добавил Измаил, - что до вашего прихода кроме меня пользоваться ею было некому. Твари не в счет... существовать в нормальной реальности они бы не смогли.
   С этими словами он повел Кожина через городок. Путь не занял много времени - совсем невелика оказалась Гродница. И на этот раз, что ценно, не чинила препятствий тем, кто вздумал по ней прогуляться.
   Искомое место находилось в самом центре города. На площади, которую окружали здания ратуши, полицейского участка, почтового отделения, школы и церкви. А прямо посреди площади высился... столб, не столб - просто какая-то полоса тянулась от брусчатки к серому небу. Полоса не твердого вещества, не жидкости и даже не газа. Но искажения: если смотреть сквозь нее, очертания предметов виделись размытыми, с нарушением пропорций.
   Полоса дрожала, подергивалась рябью. Отчего была еще более заметна на фоне этого, лишенного движения, мира.
  - Последний вопрос, - обратился Андрей к Измаилу, не сводя зачарованного взгляда с полосы; так крестоносец мог смотреть на внезапно найденный им Святой Грааль или алхимик - на обнаруженный наконец-то философский камень. - А можно в любое время и место через нее переместиться?
  - Насчет времени... пожалуй, да, - согласился тот. - Если, конечно, перемещаться в прошлое, а не в будущее, которого, как вы понимаете, у мира при таком раскладе нет. А в остальном... видите ли, мы пребываем, вроде как, в безвременье. За пределами нормального временного потока, во всяком случае. Так что для нас любой момент в обычной реальности - равноценен. Достаточно лишь пожелать...
   От услышанного Кожин внутренне восторжествовал - виду, впрочем, не показывая. А старик продолжал:
  - Что до пространства, то изначально я был ограничен местом, где раньше находилась Гродница и ее окрестностями. Но в дальнейшем доступная область расширилась. Теперь же... учитывая, что хаос и... так сказать, омертвение реальности распространились по всей Земле... как минимум, уже должна быть доступна любая точка планеты.
  - Прекрасно! - на сей раз Андрей не сдержал своих чувств.
   Точнее, единственного чувства - ощущения близкого триумфа.
  - В таком случае, - произнес он, едва не задыхаясь от радостного предвкушения, - могу повторить то, что уже говорил вам... тогда, в театре. Бывайте... и спасибо за все!
   С этими словами Кожин бросился к искажающей полосе. Буквально влетел в нее на полном ходу. Уже зная, куда... а главное, когда он хотел бы переместиться.
   Или, правильнее сказать, не "хотел", но "должен".
  

* * *

  
   Желание его осуществилось. Мгновение - и зрелище посеревшего безжизненного городка сменилось другим городом. Огромным. Расположенным на другом конце земного шара. И на много десятилетий отстоящим от того времени, в котором выпало родиться и жить Андрею Кожину.
   Жизнь в этом городе била ключом, что после мертвой безлюдной Гродницы действовало ошеломляюще. Тротуары были запружены толпой прохожих, каждый из которых куда-то спешил, лавируя в этом живом лабиринте. На несколько мгновений растерявшийся и замерший на месте, Кожин пару раз едва избежал столкновения с такими вот городскими торопыгами. Точнее, те едва не врезались в него.
   С другой стороны, суета эта оказалась Андрею в некотором смысле на руку. В людском потоке никто не мог заметить еще одну каплю-человека, появившуюся из ниоткуда.
   Другим потоком - шумным и разноцветным - носились по проспектам и вдоль улиц автомобили. Еще не способные летать по воздуху, а потому нуждающиеся в дорогах, чтобы передвигаться. Вдобавок, в ту эпоху человечество не испытывало нехватки нефти и потому могло позволить себе сжигать продукты ее переработки в качестве топлива. Отчего над городскими улицами висел стойкий запах гари.
   Не было еще и некоторых других привычных для Кожина атрибутов жизни в мегаполисе. Над улицами, среди тянущихся к небу зданий, не вспыхивали прямо в воздухе гигантские голографические экраны с рекламными объявлениями. А вместо компактных наручных коммуникаторов горожане использовали коробочки величиной с кисть руки, которые они, вдобавок, подносили к голове и ушам - невзирая на вредное излучение. А может, просто не знали о нем.
   Не встречалось среди прохожих бестолково шатающихся личностей неряшливого вида и с отрешенными взорами - жертв электронных наркотиков, воздействовавших непосредственно на кору головного мозга и сделавшихся за последнее десятилетие угрожающе популярными. Впрочем, подобных людей, отрешенных от мира, Кожин все-таки заметил. Но, во-первых, они все равно не утратили целеустремленности, присущей другим прохожим - в отличие от электронных наркоманов. А, во-вторых, в их уши были вставлены едва заметные тоненькие проводки наушников. Как говорится, каждый расслабляется по-своему.
   Но главное: тучи будущей Европейской войны (она же "гравитационная") еще не сгустились. До этого рокового события оставались десятки лет. Более чем достаточно, чтобы исправить... если и не все, то многое.

11

   Месяц спустя по местному времени
  - Пока! До скорого! - и от группы веселых молодых людей отделился парень, одетый дорого, со вкусом, но... небрежно. Галстук висел косо, модный пиджак был расстегнут, рубашка выбилась из-под брюк. Растрепалась и прическа. Впрочем, не похоже было, чтобы парня волновали подобные мелочи. По крайней мере, сейчас.
   Помахав друзьям рукой и с беззаботной расслабленной улыбкой на гладко выбритом лице, парень направился к стоявшему неподалеку "роллс-ройсу", возле которого, застыв в ожидании, высился громила в строгом черном костюме и темных очках.
   Шел парень неспешно, вразвалочку - как и подобает истинному хозяину жизни. Торопиться ему было некуда. И это пришлось весьма кстати для Андрея Кожина. Легче было следить за этим беззаботным гулякой и не спускать глаз.
   Кожин знал: этого симпатичного, обаятельного и веселого паренька, душу компании, сына медиа-магната и студента одного из университетов Лиги плюща (а также мечту половины девчонок на курсе) зовут Дэвид Генри "Дэйв" Адамс. Он же человек, который через тридцать с хвостиком лет, занимая к тому времени пост президента США и потому являясь, по сути, главнокомандующим войсками всего Атлантического Альянса, примет решение о применении против Евразийского Содружества гравитационного оружия. Примет не единолично (Андрей это понимал) и уж точно не повинуясь желанию левой пятки. Но все равно сделает тот роковой выбор. Сам.
   Точнее, уже не сделает. Не примет решения. И вообще никогда не займет столь высокий пост. Потому что Андрей Кожин следил за Дэйвом Адамсом через оптический прицел снайперской винтовки. Вот он поймал голову молодого Адамса в перекрестье прицела, сделал едва заметное движение пальцем, лежавшим на спусковом крючке. И голова паренька взорвалась кровавыми брызгами.
   Отложив винтовку к стене, Кожин отошел от окна и, вздохнув с облегчением, закурил. Он пристрастился к этой пагубной привычке здесь, в прошлом, даром, что в родную для Андрея эпоху ее приверженцев почти не осталось. И вредно, и по ощущениям неприятно, да и других удовольствий хватало - без того, чтобы держать во рту горящую бумажку с завернутой в нее измельченной травой. Но теперь, попав во времена, когда он еще не родился, Кожин не мог не заметить, что эта горящая бумажка неплохо (а главное - недорого) успокаивает нервы. Чья крепость подвергается серьезным испытаниям с той поры, как Андрей взял на себя столь важную и далеко не безопасную миссию.
   Затушив сигарету, Кожин достал и раскрыл блокнот на первой исписанной странице. Найдя в списке на этой странице - в самом его верху - строчку "Дэвид Адамс", Андрей размашисто и от души перечеркнул ее. Одной проблемой меньше.
   Впрочем, в списке оставалось еще немало не зачеркнутых имен - и не только на этой странице. Так что расслабляться было рановато. Да и не был Кожин уверен, что когда-нибудь он придет, этот долгожданный момент расслабления. Как ни крути, в этом времени он является террористом-одиночкой и серийным убийцей. А такие люди живут недолго и редко умирают своей смертью.
   Оставалось надеяться, что к тому времени, когда Андрея самого отправят в мир иной, большинство имен в его блокноте будут вычеркнуты.
   Радовало только, что о людях из этого списка Кожин успел узнать почти все - за время работы в отделе "Т". И тем сильно облегчил охоту на них теперь.
   Итак, времени было навалом, но и работы много. Так что не стоило тратить понапрасну оставшиеся в распоряжении Андрея дни, часы, минуты. А чего следовало сейчас сделать в первую очередь, так это брать ноги в руки и убираться подальше, пока из-за убийства богатенького студента не поднялся шум.
   "Итак, кто у нас следующий?" - мысленно произнес Андрей, глянув в список прежде, чем закрыть блокнот.

7-23 октября 2019 г.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"