Оказавшись в столовой комнате своего родительского поместья, меня даже ничуть не удивило то, что так уже давно никого не было. Ведь мои мама и папа всегда вставали раньше нас и поэтому, они и завтракали раньше, чем я и Клаус. Сев за отведённое мне место за нашим обеденным столом, я начал с большим не терпением ждать, когда же мне наконец-то принесут мой утренний завтрак.
Обеденная комната, в которой я всё это время находился, была обставлена по последнему писку моды. Она была довольно богата, обставлена все возможной мягкой мебелью, дорогим по тем временам антиквариатом, который мой отец привозил каждый раз с собой, когда возвращался обратно домой после долгой поездки в далёкие заморские страны. Огромными почти в человеческий рост каменные скульптуры из белого мрамора, гранита. Которые изображали в своих образах неких людей и животных. Что меня больше всего поражало в этой комнате? Так это огромные белые окна, на которых висели довольно длинные почти до самого пола, кроваво-красные шторы из настоящего бархата. Окон в этой комнате было ровно шесть штук. Посередине этой комнаты, где мы всей семьей по вечерам обедали и устраивали благотворительные приёмы и деловые встречи, стоял огромный аристократический стол из настоящего дуба, который был полностью покрыт белой велюровой краской. На крышке, которого была постелена белоснежная с голубыми лентами и бантиками скатерть, которую мой отец привёз с собой в подарок маме. Мне очень нравилась эта скатерть ведь на она отражала собой некую чистоту и гармонию в нашей семье и в отношениях моих родителей друг к другу. Ведь они очень сильно и крепко любили друг друга и всегда доверяли и поддерживали друг друга в любой ситуации. Скатерть, которая украшала собой крышку нашего стола, была не единственным украшением этой огромной гостевой и обеденной комнаты. Возле стола, который, кстати говоря, был почти пятнадцать метров в длину и два метра в ширину, стояли такие же красиво украшенные белоснежными чехлами, мягкие кресла с голубыми лентами и бантиками сзади. Комната, в которой мы почти всегда проводили все торжественные мероприятия, была по настоящему красивой и очень большой, я даже бы сказал огромной. Ведь мои родители всегда любили роскошь и почти никогда, ни в чем себе не отказывали.
Продолжая сидеть на своём почётном месте за семейным, обеденным столом я с большим нетерпением продолжал ждать, когда же мне наконец-то принесут мой утренний завтрак. В тот момент я был уже готов съесть стоящие напротив меня свежесрезанные цветы в белой прозрачной вазе. Которая стояла тогда на столе. По правде сказать, ваза с цветами была не единственным украшением этого стола. Помимо ваз, а их там было около пяти штук, там ещё стояли и три железных подсвечника из чистого серебра с тремя вставленными в них восковыми свечами. Каждый из подсвечников, находился на определённом расстоянии друг от друга, которое разделялось вазой с цветами. Но подсвечники были не единственным средством освещения этой красивой и широкой комнаты. Главным источником всего света в ней, были четыре, довольно огромные, хрустальные люстры, которые весели под самым потолком нашего поместья. Эти огромные, хрустальные люстры были некой редкостью, так как являлись самым дорогим украшением для богатого дома. Только человек с хорошим достатком и заработком мог позволить купить их для своего поместья. И одним из таких людей как раз токи и был мой отец. Он специально заказывал эти люстры у их создателя. В общей стоимости они обошлись ему в двадцать пять тысяч золотых монет. Дорого конечно, но учитывая денежное состояние моего отца, он мог позволить себе такое.
Шло время, а моего утреннего завтрака так и не было. Продолжая, сидеть на своём месте, я уже постепенно начал медленно уходить от скуки под стол. И всё чаще заглядываться на стоящие, на столе цветы в вазе, которые мне тогда казались очень даже съедобными. Я уже было собирался оторвать от них парочку свежих бутонов и зелёных листиков для того, чтобы немного пожевать их, как вдруг неожиданно, деревянная дверь в нашу обеденную комнату начала постепенно с невыносимым скрежетом раскрываться. Этот скрежет мог вывести кого угодно из себя, потому-что он был просто не выносимым для любого человеческого уха. Развалившись в своём кресле, я медленно посмотрел на открывшуюся дверь, из-за которой вскоре медленно выкатился небольшой столик на круглых колёсиках. Увидев этот столик, на котором находился мой долгожданный утренний завтрак, я очень сильно обрадовался этому.
- Ну, наконец-то! - произнёс одушевлённо я аккуратно вылезая из под стола и садясь обратно на своё кресло
- Я прошу у Вас прощение сир, за то, что заставил Вас так долго ждать, - изменился передо мной наш старый дворецкий Чарльстон, подкатив по ближе ко мне тот самый небольшой столик на колёсиках. - Просто на кухне, произошли не большие неприятности, - ставя передо мной мой утренний завтрак, добавил он.
- Ничего страшного Чарльстон, - посмотрев на свой утренний завтрак, ответил я. - Я уже, как-то привык к тому, что мой утренний завтрак всегда опаздывает для меня.
- Вас это не огорчает, сир? - посмотрев на меня, спросил наш дворецкий.
- Ничуть, Чарльстон, - ответил на его вопрос снова я, с большим интересом разглядывая то, что тогда было у меня в тарелке. - Это иногда становится даже - забавным.
- Ясно, сир, - произнёс мне в ответ наш старый дворецкий, стоя всё это время около меня.
Посидев немного на своём месте и слегка погрустив, я вскоре глубоко и печально вздохнул. А после, усевшись, как следует на своём кресле, я довольно энергично хлопнул в ладоши и слегка потёр их.
- Ну, что ты приготовил мне на завтрак, на этот раз? А? Чарльстон? - одушевлённо посмотрев на него, спросил нашего дворецкого я.
- Сегодня, я приготовил для Вас, сир, Вашу любимую яичницу с тремя кусочками бекона. Кусочек шоколадной Шарлотки и свежий, только что заваренный колумбийский кофе, - ответил на мой вопрос наш дворецкий Чарльстон.
Услышав описание своего утреннего завтрака, я очень сильно обрадовался этому. Так как, очень сильно любил то, что совсем недавно перечислил мне наш старый дворецкий Чарльстон.
И положив себе на колени белую тряпочку, которая являлась неким щитом для моих чистых брюк от капель жира и крошек, я с большой радостью приступил к своему утреннему завтраку.
- Приятного Вам аппетита, сир, - поклонившись мне в знак почёта и уважения, произнёс стоящий рядом со мной наш дворецкий Чарльстон.
- Спасибо, Чарльстон, - причмокивая, произнёс ему в ответ я, не отвлекаясь не на одну минуту от своего утреннего завтрака.
- Я Вам ещё нужен, сир? - посмотрев на меня, спросил он.
- Нет, Чарльстон, ты можешь быть свободным, - проглотив хорошенько прожёванную пищу, произнёс ему в ответ я.
Получив мой ответ, Чарльстон ещё раз поклонился мне в знак почёта и уважения и неторопливо вышел из нашей обеденной комнаты, не забыв закрыть за собой деревянную дверь с другой стороны.
Когда Чарльстон ушёл, я снова остался совсем один в обеденной комнате. Доев приготовленную им яичницу с кусочками бекона и допив горячий, свежо сваренный колумбийский кофе с шоколадным кусочком шарлотки, я после неторопливо вышел из обеденной комнаты и направился к парадному выходу. Возле которого меня уже ждал нас старый дворецкий Чарльстон. Подойдя к нему, я надел на свои руки тёмно-синие замшевые перчатки, которые наш дворецкий Чарльстон любезно мне протянул.
- Карета уже подана, сир, - смотря на то, как я одеваю на свои кисти перчатки, произнёс он.
- Очень хорошо, - одев на свои руки перчатки, произнёс ему в ответ я, не поднимая глаз.
Поправив пальчики в перчатках, я, глубоко вздохнув, посмотрел на стоящего рядом со мной Чарльстона.
- Клаус, уже уехал? - спросил его я.
- Да, милорд, Ваш старший брат сер Клаус уже давным-давно покинул Ваше имение и отправился в своё учебное заведение на занятия, - ответил на мой вопрос он.
- Ясно, - произнёс ему снова в ответ я.
Я после, посмотрев на своё отражение в большом зеркале, которое было в нашей прихожей и поправив свою коллежскую форму, я с небольшой грустью в голосе произнёс:
- Ответь мне, пожалуйста, Чарльстон, почему каждое своё утро я должен отправляться в это учебное заведение, куда меня ровно год назад с распростёртыми объятьями приняли в качестве своего ученика? Что в неё такого особенного? Раз оно так популярно среди здешних аристократов.
- Ну, во-первых: это учебное заведение было основано в 1862 году, знаменитейшим медиком и доктором медицинских наук Франшизам Элеоноре Борни. Который открыто, практиковал медицину и всё, что с ней было связано, - поправляя на мне мой европейский кафтан, произнёс мне в ответ наш дворецкий Чарльстон.
- И всего-то? - усмехнувшись, произнёс я.
- А разве, что-то должно было быть ещё, сир? - посмотрев на меня, через моё отражение в зеркале, спросил меня Чарльстон.
- Ну да, - смотря на него, через его отражение в зеркале, произнёс ему в ответ я. - На мой взгляд этого не достаточно, для того чтобы стать полноценным членом приличного общества. Нужно что-то ещё.
- Да? Тогда позвольте мне спросить у Вас, сир, что же именно нужно сделать, для того, чтобы как Вы говорите, стать полноценным членом приличного общества? - продолжая смотреть на меня, через моё отражение в зеркале, спросил меня снова Чарльстон, продолжая поправлять мою одежду.
- По правде сказать, я и сам не знаю этого, - ответил на его вопрос я.
А после, на меня вдруг нахлынуло чувство бесконечной грусти и печали. Моё внутреннее настроение, грустной маской отражалось на моём лице, которую как раз токи и заметил стоящий позади меня Чарльстон. Смотря на меня, он видел, как я печально опустил вниз свои глаза и о чём-то призадумался.
- Вас что-то опечалило, сир? - смотря на меня, спросил он.
Подняв глаза, я снова посмотрел на его отражение в нашем огромном семейном зеркале.
- Скажи мне, пожалуйста, Чарльстон. Почему мой старший брат Клаус, так жестоко издевается надо мной? - задал ему вопрос я, смотря на него через отражение в зеркале. - Ведь я никогда ни делал ему ничего плохого, - медленно повернувшись к нему, добавил с небольшой грустью в голосе я. - Тогда почему же, он так относиться ко мне? А? Чарльстон? За что, мне такое унижение и наказание?
Смотря на меня, Чарльстон даже и не знал, что мне такого и ответить. Глубоко вздохнув, Чарльстон вскоре дал мне ответ, на только что заданный ему от меня вопрос.
- Ваш старший брат, мистер Клаус, относится к Вам именно так, потому-что он очень сильно любит Вас и дорожит Вами, сир, - ответил на мой вопрос Чарльстон, смотря на меня.
- Да ладно?! - удивлённо посмотрев на него, произнёс я. - Мой старший брат любит меня?! Да брось, Чарльстон! Он никогда не проявлял ко мне, каких либо положительных чувств! А всегда, только на оборот! Ты же это прекрасна знаешь!
- Что верно, то верно, сир, - поддержал мои слова Чарльстон.
Смотря на нашего никогда не унывавшего дворецкого у меня начало постепенно подниматься настроение. После, повернувшись обратно к зеркалу, я снова посмотрел на своё отражение в нем. Смотря самому себе в глаза, я робко улыбнулся. Прошло несколько минут, перед тем как я и Чарльстон, услышали буй курантов. Это зазвенели старинные деревянные часы, которые всю мою жизнь стояли в нашей прихожей.
Эти часы были настоящим произведением искусства и контраста. Которые олицетворяли собой настоящую красоту и таинственность всего-то, что их только окружало. Они являлись неким Хранителем Времени в нашем огромной особняке. Ведь им было почти около сотни лет. История жизни этих часов в нашем доме была довольно загадочной, даже для самих нас. Они являлись некой семейной реликвией нашей семьи. Ведь их когда-то в наш будущий особняк, привёз из далёкой страны, мой любимый дедушка и мамин папа. И с тех самых пор, они стали не отъем ленной частью нашего дома.
Посмотрев на часы, я понял то, что мне уже пора отправляться на свои ежедневные занятия.
- Вам пора, сир, - стоя рядом со мной и посмотрев на меня, произнёс наш старый дворецкий Чарльстон.
Посмотрев на него, я глубоко вздохнул.
- Ты как всегда прав Чарльстон,- посмотрев на него, произнёс я. - Передай мне, пожалуйста, мой цилиндр.
- Как скажите, сир, - произнёс мне в ответ наш старый дворецкий Чарльстон и вежливо поклонился мне в знак моего почёта и уважения ко мне.
А после, неторопливо подойдя к деревянному столику, который находился неподалёку от того зеркала, Чарльстон взял с его крышки аристократический цилиндр тёмно-синего цвета.
По правде сказать, это был не просто цилиндр. Это была ещё одна вещь в моей коллежской форме, которую мне приходилось постоянно носить. Это была некая отличительная черта учебных факультетов, в которых я и мой старший брат учились. Ведь у меня и у моего старшего брата Клауса были совсем разные учебные формы. Мне приходилось носить у себя на голове цилиндр, а ему нет. Но, даже не смотря на всё это, мой цилиндр был действительно очень красивым.
Он был изготовлен из настоящего тёмно-синего бархата, который украшался собой тремя разными по размеру и объёму, бутонами тёмно-синих роз. Которые были красиво украшены по своим краешкам, тоненькими линиями чистейшего золота. Помимо роз на моём цилиндре, там были ещё и небольшие декоративные перья, голубовато-синего цвета. Которые были вставлены в те самые тёмно-синии розы. Разбавляла собою, всю эту тёмно-синею симфонию тёмных красок, светло-голубая лента, которая находилась у самого основая цилиндра.
Взяв мой цилиндр в свои руки, Чарльстон неторопливо подошёл ко мне и передал его мне лично в руки.
- Спасибо, Чарльстон, - поблагодарил его я.
И взяв цилиндр из его рук, я неторопливо надел его себе на голову. Поправив его, я ещё раз посмотрел на своё отражение в зеркале.
- Ну, с, Чарльстон, я готов, - посмотрев на него, произнёс я.
- Удачного Вам дня, сир, - пожелал мне удачного дня он.
- Спасибо, Чарльстон, - поблагодарил его я.
И взяв с другого столика свои учебники с тетрадями, я не торопливо направился к парадной двери. Выйдя из нашего особняка, я тут же оказался на улице, где уже вовсю светило и пригревало утреннее солнце. Сев в приготовленную для меня карету, я не торопливо поехал по каменной дороге нашего города до своего учебного заведения.