В Новой Англии природа размашистей, чем в российской средней полосе. Никаких левитановских плесов, нестеровских трепетных струнных березок над русалочьей заводью. Вместо бабы Яги с лукошком земляники из чащи появляется, оправляя штаны, полицейский.
Американский ландшафт - буря и натиск. Локальная краска, резкий контраст, пастозный мазок. Вот и в нынешнем году не то что теплый, а жаркий, ярко-синий сентябрь выдался. После парных августовских ливней лето опомнилось и взвилось крещендо. Сентябрь выплеснул недоданную в августе лазурь. На пляжах крик и плеск. Сирень, ошизев, принялась набивать бутоны, на лесных опушках грибы - крепенькие лилипутские отряды в атласистых касках. Озеро, гладкое как асфальт, отливало под солнцем белым металлом. Казалось по нему ничего не стоит пройти аки посуху, только под ногами жестью погромыхивать будет и жечь босые ступни. Грибная корзина уже оттягивала руки и Ольга Константиновна, "Олга" без отчества по здешнему (да и кто бы его здесь выговорил), ублажив собирательский азарт, забрела в лес поглубже, стараясь затвердить наизусть запах горячей хвои, листвы. Вот бы запастись им на зиму. Жаль, в бутылку не наберешь, чтобы по горсточке вынюхивать знобкими утрами.
Посреди поляны горбился травяной холм вроде опрокинутой зеленой миски с ржавой металлической дверью на замке. Заброшенное бомбоубежище. Видимо, тех времен, когда полыхала холодная война. Из-за потрясающих достижений науки и техники нынче это уже никого не спасет. Памятник шестидесятых (антик прошлого тысячелетия!) был усеян белым бисером невзрачных цветочков -хоть переноси его к зданию ООН символом пацифизма. Куда сильнее, чем презент Вучетича - мускулистый партиец, идейный борец за мир, злобно перековывающий меч на аналогично наступательного вида орало.
В хрущевские шестидесятые -веселые, нелепые, опасные - люди нашего двора не летали в космос, не перевыполняли планы, не натаскивали мирный атом на заокеанского врага, не дискутировали - имеет ли смысл тащить ветку сирени в космос. Жили-поживали. Рассказывали шепотком анекдоты про кукурузника Никитку, занимали соседке очередь в хлебном за мукой, покупали у водителя продуктового фургона Мишки Вострякова ворованную колбасу, смаковали подробности битвы пьяной Зинки со своим полузаконным, одалживали соседке пятерку до получки, любопытствовали на какие это такие шиши Трусовы диван-кровать купили. Политика и экономика волновали в двух аспектах: опасались наступления денежной реформы и атомной войны. То есть, конкретно бомбы, которую американцы, завидуя счастливой советской жизни, вот-вот сбросят на наши коммуналки. Цветные изображения пышного атомного гриба с инструкцией куда бежать домоуправление развесило во всех подъездах хлипких деревянных домов, формировавших вымершее ныне сообщество "наш двор" - усохший остаток патриархального земства. Народ, творец истории, с революционным криком "Даёшь!" пожег усадьбы, вырубил вишневый сад, щелчком изобрел ЧК и ЦК - наш ответ врагам трудящихся всех стран. Позже, в процессе мирной эволюции, пали под бульдозерами дворы, как косолапая деревенская пехота под танками. Никто не играет в чижа, мальчишки мечтают быть менеджерами, девочки забыли смешные считалки. Да, эне-бене-раба, финтер-квитер-жаба, будущее - вперед!
"В русском языке, при всей его мечтательности, нет грамматической формы "будущее в прошедшем, Future in the Past". Возможно, в силу излишней нагрузки - мы, русские, и без того вечно перетаскиваем прошлое в будущее и обратно, - вздохнула Ольга, присев отдохнуть на пахучий травяной склон беспомощного убежища.
Вот и октябрь шестьдесят второго года, почти такой же солнечный, вспоминается не без вялой ностальгической улыбки. В шесть утра Ольга (Оленькой была тогда) проснулась от зловещего визга, рева, воя. В открытое окно обрушилось звуковое цунами. Забивало уши, не давало поднять голову, останавливало сердце. Вот оно, случилось! Как в Хиросиме! Атомная бомба! Сейчас, сейчас, через секунду жар, вспышка - и всё! Испепелюсь. Замерла, зажмурилась - больше всего глаза жалко. Мои глаза сгорят! Вот сейчас! Ну, скорее, нет сил ждать! Нет еще. Через секунду, ну! И на заднем плане промелькнула мысль: напрасно тогда Сережке не уступила. Что берегла? Сверлящий визг, вой, рев - еще летит! Давай, быстрей, что же ты! Ой, нет! Еще молодая я, еще молодая я, не хочу!!!
Адский жар мучительно медлил. Глаза еще живы. Открыла. Увидела ими занавески. Как ни в чем не бывало торчал кактус на подоконнике, стул с брошенным платьем. Зачем платье? Бомба медлила, тянула время. Сколько еще осталось? Кинулась к окну. На асфальте в короткой ночной рубашке металась Татьяна из углового флигеля с годовалой Машкой в одеяле. Часто-часто крестилась и кланялась в сторону телеграфного столба бабка Василенко. Из подъезда вывалился босой майор Трушкин с телевизором в руках и помчался к сараям. Из окна напротив свешивалась голова Полины Гусевой - разноцветные бигуди стояли дыбом. За ее торсом то появлялась, то исчезала чья-то тощая волосатая грудь.. Душераздирающий вой длился. Однако, длилась и жизнь. Пока еще.
Накинув на голое тело халат, Ольга выскочила во двор.
- Бонба летит, дочка, молись, - запричитала бабка Василенко, - антихрист пришел. Все транваи ваши да радиво. Масло, говорят из керосину делать стали, в пельмени крысу внутрию ложут-антихрист то, вишь, радуется.
- Не взорвалась блядь, что-ли? Брак, стал-быть. Брак-то и американцы гонят, тоже ведь люди с руками-ногами. Запал, похоже, позабыли ввинтить. Недокомплект. - проявил техническое понимание проблемы Витя-рыжий, прикуривая. - Вот у нас тоже в цеху, слышь, вчера...
И не договорил. Вдруг стало тихо. Словно вата в ушах. Только бабка Василенко, охнув, бросилась обратно в подъезд: "дверю -то не заперла, как бы не сперли чего, грехи мои тяжкие!"
Не выпуская из рук телевизора, в семейных трусах и накинутом кителе, он мчался за инженером Петром Витальевичем. Инженер летел, как молодая борзая, выкрикая "Имеем полное право пилить дрова! По закону не сметь запретить пилить!"
Из-за сараев, волоча циркулярную пилу, неторопливо нарисовались двое - небритый в сапогах и другой, мордатый в кепке.
- О чем базар, мужики?
- Ребенка пилой своей сраной разбудили! - взвизгнула на бытовую тему Татьяна, убедившись в светлом будущем. В подтверждение она несколько раз энергично ткнула в лицо небритому свою Машку в одеяле. Машка сонно улыбнулась незнакомому дяде.
- Который час знаете?! - рявкнул Витя. Тема брака в производстве американских бомб увяла по факту.
- Без двадцать пять семь, а чего? Пять кубов березовых распилить время берет. А к восьми на работу. Ну, налево подкалымить - это с самого утречка поспеть надо, стал быть... Хозяин-то где? Чего убег?
- Такой ужасный звук был. Мы думали, что атомная бомба, испугались все, - пробормотала Ольга. Ее бил озноб, дрожали руки, пересохло во рту и не получалось радоваться возвращенной пол часа назад жизни.
- Пила, оно конечно, звук дает! Скажем, не так, чтобы бомба, но шумит маленько. Дак и что? Антиллегенция тут что-ли кругом развелась? - удивился небритый.
- Оне нервные шибко! Забздели, наклали в штаны! - заржал мордатый в кепке.
Конец света был отменен. Но каким-то неправильным, издевательским, обидным образом.
Соседи понуро разбредались по домам. Годовалая Машка, молчавшая до этого, трубно заревела.
Оленька села на диван и заплакала. "Вот значит, как люди встречают смерть, - думала она, - стыдно, малодушно, глупо. Нет, даже не малодушно - мелко, позорно, вот как! Я в следующий раз... А как в следующий? Как надо поступать, чтобы не стыдно? Ведь случится...Боже мой, неужели же все, как я! Трушкин, тоже идиот - в погонах, с телевизором... и все они. Ладно хоть бабка Василенко молилась, да и та сразу: "Не сперли бы чего". А я даже молиться не умею. Наверное, надо все же. Иногда".
Ком в горле не проходил. Подошла к буфету, налила рюмку водки. Глотнула, закашлялась. Водка хранилась для гостей, дома никто не пил. Она попробовала впервые. Ее деревенский дед, не желающий покидать свою Сосновку ("это мне у вас на етажах жить вороной, да кажну луковку с базара?"), приняв перед обедом обязательную стограммовую синюю стопку и утерши пальцем беззубый рот, повторял: эх-ма, жисть калечит, водка лечит. Водка оказалась противной и пахла врачебным кабинетом. Лечебного действия не оказала. Вытошнила в уборной.
- Ты чего бродишь спозаранку, дверьми хлопаешь? - разлепила глаза мать. Все проспала, ей все равно. Хоть немножко ей отомстить!
- Ничего! Чуть не сгорели мы.
- Пожар что-ли? - вскинулась мать.
- Спи, мама, спи дальше. Все нормально. Ты что, ничего не слышала?
- А что я должна слышать? Разбудила ни свет, ни заря. Сейчас же ступай в кровать!
Зачем ей объяснять, каменной? Все равно ничего не поймет. Не зря от нее отец к своей Тамаре ушел. Что матери важно? Ольга, поешь, не простудись, зачем юбку укоротила, допоздна не шатайся, смотри экзамен не завали, не лезь с чепухой - я отчет пишу. Говорят, солдаты перед смертью мать зовут. А я вот в такой момент только о себе, о себе. Глаза голубые жалела. Некого позвать.
В институт Оля не пошла, наплевать, сто раз наплевать на все. Методика, психология подростка - гори ярким пламенем! Как подростку встретить такой момент в институте не учат. Кого им, пионерам, позвать? К чему они "всегда готовы"? К труду и обороне?
Вечером позвонил Сережа. Вчера не звонил, весь вечер у телефона прождала.
- Привет Олюшка-плюшка! У тебя что голос сегодня какой-то не такой. Как будто ревела. Или простыла на ледяных склонах педагогической науки?
Рассказала ему. Не все, конечно, нет. Не смогла. И как хорошо оказалось, что не всё.
- Ну, анекдот просто! - захохотал в трубку Сережа, - пилой весь двор в панику ввели! Радио слушать меньше надо, больше гулять! Пошли лучше к Олегу в гости, у него сегодня предки в театр сваливают. Музыку послушаем, потанцуем, а?
Дурак он, что ли?
- Никуда я не пойду, сам иди, танцуй там танцы! Со Светкой.
- Ты что, обиделась? Вот смешная!... Ревнуешь, что-ли?..
Вот и нисколько не ревновала - мстительно ответила своей прошлой любви Ольга, растирая спину - радикулит проклятый! Вот посидела тут на влажной траве, и пожалуйста. Нечего было сидеть на бомбоубежище! Нашла место! Вообще правильно сделала, что вышла замуж за Яшку Левина. Иначе бы и Америки не повидала. И дочка красивая у нас получилась - смешанная кровь.
Вспомнила: еще тогда один дядька, имени не помню, во дворе орал: "Дык у нас атомная бомба не хужее! Первыми шандарахнем!" Жаль только, что здесь во дворах в волейбол не играют, крапивой по склонам не пахнет, да уж и Бог с ней, с крапивой. Зато маслята, как у покойного деда в Сосновке, бывало.