Апология отца
Из тусклой галереи незнакомых, одинаково серых лиц, навстречу вдруг вспыхнули его спокойные глаза. И на несколько мгновений, для Вари исчезла и остановка, и отряд безразлично-ожидающих пассажиров, и скупой снежок, зеркальной пылью осыпающий город.
- Илья... Привет.
- Привет! - он узнал ее и улыбнулся. У Вари запылали кончики ушей, а на лице и шее, наверняка, проступили алые пятна. - Что ты такая ошалевшая?
- Только что как раз о тебе думала...
- Какую-нибудь гадость, наверное?
- Почему?.. Наоборот.
- Я шучу, - он бодро кивнул, и вгляделся в подъехавший автобус, фыркающий рваным паром, - Двенадцатый - не твой?
Она мотнула головой и, смутившись, подернула плечами.
- А ты куда?
- К университету, - он взглянул на часы. - Ты разве не учишься?
- У нас обед.
- Понятно. А вот и мой, - Илья подался вперед к следующему автобусу, касаясь плеча, - Пока?
- Ой, - Варя испугалась, как будто неожиданно вспомнила, где находится, но вовремя сообразила: - Я с тобой! Вернее, и мне тоже... в ту сторону.
- Тогда пошли, - он пропустил ее вперед к заиндевевшим дверям Икаруса, скидывая с плеча большущий рюкзак, и тихонько подтолкнул Варю в спину. - Давай скорей.
Они втиснулись в неуклюжую мохнатую толпу и добрались до окна, отвоевывая душное пространство друг для друга. Растолкали чужие спины и отдышались. Варя, чувствуя на себе его неподвижный взгляд, просверлила пальчиком отверстие в инее на стекле. Наклонилась и, не отрываясь от глазка, боковым зрением заметила его улыбку.
- Так куда ты едешь? - прикусив губку Варя, наконец, решилась вернуться в автобус.
- Я ж говорю - в университет, - мягко усмехнулся он.
- Мм, - Варя машинально поправила шапочку и потерла переносицу. Шарфик под подбородком нагрелся и вспотел, как непослушный котенок. - Душно здесь.
Илья кивнул, не отводя веселого внимательного взгляда.
Автобус тронулся, вздрогнув, и подтолкнул Варю к нему на грудь, в тонкое облако мужского приятного запаха.
- Ой, прости.
- Ничего. Не ушиблась?
- Нет. А что там у тебя в университете?
- Там мой отец работал. На кафедре философии.
- Серьезно! - обрадовалась Варя.
- Серьезно. Изучал древнегреческих философов. Может, ты слышала - Гераклит, Эпикур, Сократ, Аристотель...
- Мгхм. А сейчас он где?
- Работает охранником. Сутки через двое.
- Ничего себе, - удивленно покачала головой. - А почему ушел из университета?
- Ну как тебе сказать... - Илья пожал плечами. - Неразрешимые разногласия с коллегами.
- Интересно. А тебе... - хотела еще что-то спросить, но почувствовала себя излишне назойливой и осеклась.
- Я хочу забрать его бумаги, - Илья прищурился с пониманием, улыбка приятно подкрашивала его густой тембр. - Как раз работу про Аристотеля.
- Что-то знакомое... У меня вообще-то на имена память не очень.
- "Amicus Plato, sed magis amica est veritas" - не помнишь? "Платон мне друг, но истина дороже". Аристотель был воспитателем Александра Македонского, основоположником логики и естествознания. Открыл первый в истории лицей.
- Ясно. Твой... папа, наверное, диссертацию по нему писал?
- Не совсем. Он, скорее, работал для себя. А когда ушел с кафедры забросил эту тему, занялся более поздней философией, так называемой - мировоззренческой - Кьеркегор, Ницше... Только дело в том, что он, как будто совсем не ценит свой труд. Раздаривает, теряет, забывает. Вот и на кафедре, наверняка, оставил кучу материалов. Просто ушел однажды в обед и не вернулся. Даже за расчетом не пришел.
- Ничего себе, какой он у тебя. А Ницше я читала. Правда, давно.
- Это хорошо. Ну, мне на следующей выходить.
- Слушай, Илья... - Варя смущенно сверкнула исподлобья расширенными зрачками. - А можно, мне с тобой.
- Пошли, - он даже не удивился.
- Если я, конечно, не помешаю...
- Пошли-пошли, - Илья стал протискиваться к выходу. - С тобой мне даже легче. Я же там никого не знаю.
Варя соскочила со ступенек, едва не поскользнувшись на коричневом льду, но успела поймать руку Ильи.
- Осторожней, - он посмотрел на часы, - Давай поторопимся, как бы там тоже на обед не ушли.
И они поспешили к старому зданию университетского корпуса, окрашенному сильно разведенной зеленкой.
Коридор третьего этажа пустовал, дверь на кафедру философии - аллегорически закрыта. Илья дернул ручку и прислушался, потом громко пробарабанил костяшками пальцев по дереву и, подмигнув Варе, пообещал в полголоса:
- Сейчас мы им аппетит испортим.
С той стороны кто-то зашаркал, дверь скрипнула, закашлялась и из-за нее в щель выдвинулся лоснящийся нос с близкопосаженными маленькими глазками.
- Вам чего, девочки? - раздался хрипловатый мужской голос.
- Мы на счет работ, оставленных Горским, - громко, по-комиссарски заявил Илья.
Глазки вскинулись вверх на него, щель расширилась.
- А-а-а. Так-так-так-так-так-тк-тк-тк... - невысокого роста лысый старичок в сером, пиджаке времен отечественной войны, распахнул дверь и жестом пригласил ребят войти, - Все понятно, хоспода студенты, это хорршо, это вы вовррмя, пррходите-пррходите.
Старичок пропустил их внутрь быстро обстрелял мутным взглядом коридор и плотно запер дверь на ключ.
- Пррходите, - повторил он, надкусил сушку и зажевал вместе с картавыми словами, указывая на стол с батареей немытой посуды, застеленный ватманом вместо скатерти, - Чай, кофе, потанцуем?
- Нет, спасибо. Мы уже, - ответил Илья.
- Тоже ладно. Значит, ховррите рработы Хоррского вас интрресуют. Сейчас-сейчас, обожжите, - старичок скрылся за древними неолитными шкафами и зашуршал там, как хомяк. Наконец вынес толстую папку и шлепнул ее на соседний с обеденным стол. - Есть веррсия в электррнном виде, есть копии с оррхиналов, но дорроже. Вас, собственно ррбятки, кто пррслал?
- Я сын Горского, - медленно, словно приходя в себя, произнес Илья, - Вот мой паспорт.
Старичок вздрогнул и плюхнулся на стул, потом встал, снова сел. Туманные глазки расплылись в развернутом Ильей документе.
- Что ж вы срразу-то... - залепетал лоснящимися губками старик, - Я тут видите ли... копии подготовил, для ррфератов, все-таки информация интрресная, систематизиррвная, хррошее подспоррье для студентов, интрресуются...
- Как ваше имя? - обычно добродушное лицо Ильи презрительно вытянулось.
- Ну как?.. Эта, мое, имя... Брст Дрреич, как бы, я жжж, собсно, вы то есссь, я жжж, не это, самое...
- Много экземпляров вы уже продали?
- Нет, - наконец выдавил из себя что-то вразумительное старик.
- Так. Я заберу все, что у вас оставил отец.
- Конечно-конечно, сейчас я все отдам, - старик соскочил со стула и опять суетливо скрылся за шкафами. - Вот-вот, все, что не состоит в фонде кафедрры, можете забррть, - он вынес небольшую кипу бумаг, - Хотя, как ррзтаки фонд он ничем пррмечательным не пополнил, не сочтите за невежливость. Вот еще. Все, что есть.
Свалил бумаги на стол, затеребил трясущимися пальцами, то и дело обмакивая облизывая их вялым языком.
- Синопсис по Аррстотелю, биохррафия, это какие-то чррновики, эскизы монохрафии, вот еще по апостолу Петрру, и вот - отррывок прр Платона. Все, больше ничего нет, пжалуйста.
- А в электронном виде?
- Здесь, все здесь, - старик ткнул пальцем в папку, - Там диск. Я сам сканиррвал, прравда не сверрял, но... Копий больше нет. Так что...
- Ясно, - Илья собрал стопку, быстро пролистал, подровнял.
- Как здрровье самогo? - осторожно спросил старичок.
- Ничего. Не дождетесь, - сухо ответил Илья, пряча бумаги в рюкзак.
- Ну что вы, собссно. Впррчем, похоже на то, что вы сын вашего отца.
- Логично.
- Это он вас послал? Сам зайти бррезхует?
- Нет, я по собственной инициативе.
Варя с самого начала стоявшая чуть в стороне, удивленно наблюдала за развитием драмы. Видела, как старичок осунулся и как будто уменьшился наполовину, когда узнал, что Илья, темным столпом возвышавшийся над ним - сын Горского. Но постепенно стал приходить в себя, возвращаться в свое испуганное потрепанное тело.
- У вас точно больше ничего нет? - Илья взглянул на него строго.
- Нет, больше, кажется, ничехо. А вас собссно, что еще интеррсует?
- Всё, любые бумаги, черновики, записи.
- А понимаю, сохрранить, так сказть, наследие. Семейный аррхив. Нет, ваш отец больше ничехо не оставлял - это все, что было в ехо столе. Кстати хрря, оцените сохрранность. Ни чехо не пррпало, это я вам точно хррю. Я вообще-то поначалу ждал, что он сам заедет, но как всехда подобные вещи ехо не интрресуют, брреннсть, так сказать, не для нехо.
Илья повернулся к двери.
- Стойте, младой человек, - что-то вспомнил старик и весть залился краской, глазки засуетились.
- Что?
Старичок тщательно облизал губы и полушепотом произнес:
- Вообще-то если вас интрресуют еще бумахи Хоррского, то... как бы сказать... вощем, есть один адресок. Я вам моху ехо подсказать.
- Что за адресок? - нахмурился Илья.
- Нина Санновна, может, слышали. Нет? Стрранно, ну ладно, ваше дело, у нее я точно знаю остальная бoльшая, если не вся, часть бумах прр Платона. И не беспокойтесь, это не я их пррдавал, веррнее их никто вовсе не пррдавал, пррсто, видите ли Нина Санновна... ну хорошая знакомая вашехо отца, а я тут сорршено случайно узнал. Это, конечно, не мое дело, но, пзвольте, я вам все-таки адррсок... - старик мелко шевеля пухлыми пальцами, отыскал на столе клочок замусоленной газеты и склонившись над ним как слепец, нацарапал что-то карандашом, затем протянул дрожащей рукой Илье, - Вот. Спррсите прр Платона, а может, ксстати, у нее и еще чехо сыщется.
Илья молча взглянул на записку и сунул в карман.
- Я передам от вас привет отцу.
- Ну что вы, не надо, - хитроватая улыбка старичка сменилась искренним испугом, - Зачем же... Будрражить прршлое, бох с вами, не стоит, повррте мне, не стоит. У нехо уже совсем дррхая жизнь, да и у нас все по дррхому. Зрря только ррстрраивать. Знаете же сами - кто старрое помянет... А я тут совсем ослеп, так что мне еще оба хлаза...
Илья не стал дослушивать лепет старика и направился к двери, кивнув Варе.
- Ждите, я вам откррою, - спохватился тот, снова выудил откуда-то недоеденную сушку и громко зажевал.
- Вот черти, - выдохнул уже спускаясь по лестнице Илья.
Ничего не понимающая Варя робко поглядывала на его мрачное лицо.
- Это на другом конце города, - он протянул Варе бумажку с адресом, - телефон не записал. Придется ехать через весь город.
- Ничего, съездим.
Илья взглянул Варе в лицо.
- Тебе еще не скучно со мной?
- Что ты! Наоборот.
- Да уж, действительно, - усмехнулся Илья, - Слушай, а ты не голодная? Не обедала же.
- Нет. Я не хочу есть, честно.
- Ладно, доедем до этой таинственной Нины Санновны, а там где-нибудь перекусим.
Они вышли в морозный воздух, под оживившийся снегопад и направились вдоль шипящей автомобильными колесами улицы.
- Ты живешь с родителями? - решилась на вопрос Варя.
- Не совсем. Видишь ли, отец у меня человек необычный, семейная жизнь соответственно у нас такая же. В общем, сложно объяснять.
- Тогда не надо, извини. А что за идея у тебя с бумагами... папы?
- Ммм. У него в понедельник юбилей. Ну я и подумал, а что если собрать все его более-менее крупные работы, скомпоновать, объединить, да и напечатать одной книгой.
- В издательстве?
- Нет, я хочу сам на принтере распечатать и переплести. Дизайн я уже почти продумал, классно получится. Как тебе такой подарок? Он всю жизнь что-то пишет, разбрасывается, не ценит. Мама подшивать не успевает. Мне он как-то обмолвился о работе про Аристотеля, но видишь, тут мы с тобой еще и Платон отыскали. Мне самому интересно. Отец про свои работы особо не распространяется, считает что со мной лучше о нас и говорить, это в детстве любил мне про всех философов и мыслителей истории рассказывать. Но я-то знаю, какой он до сих пор фанатик, работает сутками.
- Ничего себе, - Варя сверкала глазами ярче сыплющего снега.
- Интересно. Знаешь, мне сейчас там, на кафедре, вдруг показалось, что я про отца почти ничего не знаю, как будто мы разговаривали с этим хмуриком про какого-то другого Горского. В последнее время вижу его, в лучшем случае, раз в неделю и даже не подозреваю, что его сейчас по-настоящему волнует, чем он живет. Как, впрочем, никогда этого не знал. О чем он пишет в своем кабинете? Одна лишь полоска света из-под двери всю ночь. Иногда кажется, что она-то меня и воспитала. Хотя, тоже не совсем правда... О! Смотри, это наш автобус.
Он схватил вздрогнувшую Варю за руку и безапелляционно повлек за собой.
В автобусе, шумно дыша, разгоряченные бегом, они плюхнулись на холодные сиденья, и Варя, еще не справившись с одышкой, спросила:
- А как Аристотель связан с Платоном? Что ты сказал: "Платон мне друг, но истина дороже"? Значит, они были друзьями?
- О тут все гораздо сложнее, - Илья пошевелил плечами, усаживаясь поудобнее и успокаивая дыхание. - Официально Платон - прямой учитель Аристотеля. Вообще-то в институте это должны проходить. Или ты уже все забыла? Ну ладно. Короче говоря, Аристотель основатель афинской Академии, где проводились занятия по геометрии, по астрономии, по литературе, изучались законодательства разных стран и другие естественные науки. Интересно ребятки жили, настоящей спартанско-интеллектуальной общиной, представь себе, в сердце Греции, море, солнце, воздух, а они - мало спали, больше думали и размышляли вслух в тенистых портиках. Отказывались от мяса, как возбудителя слишком сильных страстей, ели в основном овощи, фрукты и молоко. Взращивали в себе чистые помыслы. Платон же был основателем объективного идеализма. Слышала, наверное, про платоническую любовь?
Варя с готовностью закивала, а Илья подбодренный ее ясными глазками продолжал входя во вкус:
- Платон считал, что наш мир - это материальный космос, представляющий из себя неразделимое целое, причем управляется он законами находящимися во вне - в мире идей. То есть идеи, по Платону, определяют жизнь материального мира. А самая высшая идея - это абсолютная красота, начало всех начал, проще говоря - Бог. Но так как материя стареет и умирает, то человеку остается совершенствоваться только духовно, и искать прибежище в идеальном мире высшей идеи.
- То есть, Бог - это красота, - восхитилась Варя. - Ничего себе.
- Так вот наш друг Аристотель не долго соглашался с учителем Платоном, хотя какое-то время буквально благоговел перед его идеями, а на его смерть написал весьма искреннее печальное стихотворение. Платон же в свою очередь считал юного Аристотика чуть ли не лучшим учеником своей Академии и даже восхищенно поговаривал, что его неудержимый ум нуждается в узде.
Но тем не менее, если Платона можно назвать поэтом и мечтателем, то Аристотель в первую очередь, действительно, - гигантский умище, не даром его батя - придворный врач, тут много не помечтаешь - или режь, или пили. Не смотря на то что он до самой смерти Платона целых двадцать лет был учеником его Академии, уже там он позволял себе всякие максималистски мальчишеские выходки. Однажды, правда, ближе к последним дням учителя, чуть ли не стенка на стенку с ребятами Платона схлестнулся за место в тени. В последнее время они с ним не только по идеологическим соображениям припирались, но и по пустякам, на вроде одежды. Аристотель был тот еще франт, любил приодеться, да кольцами покрасоваться, причесочку стильную всегда носил, а Платон всю жизнь был настоящим аскетом. Но в конце концов неблагодарный ученик раскритиковал его в пух и прах, в буквальном смысле слова. Хотя, знаешь, на счет неблагодарного - это я, пожалуй, загнул. Аристотель еще долго после смерти учителя считал себя платоником, а в поздней работе "Никомахова этика" очень трогательно вспоминает Платона, все-таки именно, с благодарностью, которую сравнивает с благодарностью к богам и родителям.
Но тем не менее, так как ему истина все же оказалась дороже, он теорию платонического идеализма стал разбавлять практикой, переквалифицировался из философа-теоретика в рационализатора и естествоиспытателя. Ну и понятно, что целью трагедии, например, он считал катарсис - как очищение духа - чисто рациональный подход. Потом он начинает сильно сомневаться в существовании платонического над-мира идей, и утверждает, что идеальная суть вещей находится в них самих, а не где-то в придуманном раю. В конце концов Бог Аристотеля - не абсолютная красота, а абсолютно одинокий космический интеллект, даже не подозревающий о существовании своих творений - людей, животных, да всего мира. Мы только лишь побочный эффект его дыхания, или сопения, или... В общем все в таком духе.
- Грустно, - вздохнула Варя, - А ты откуда все это знаешь?
- Раньше мне отец рассказывал. Мы с ним ходили куда-нибудь гулять, на лыжах катались, или на охоту - бродили по лесу и болтали. У меня в детстве много вопросов было, а у него на мои вопросы - еще больше вопросов, - голос Ильи потеплел, как будто ушел куда-то в глубину. - Я отцу многим обязан, не только фактом своего существования. А про Аристотеля... Знаешь, я помню, когда отец мне впервые рассказывал про их разрыв с Платоном, он сказал, что мне когда-нибудь тоже обязательно придется через это пройти. Имея в виду непонимание. Он сказал, если я хочу быть личностью, что-то действительно из себя представлять, то должен быть готов к тому, что рано или поздно меня перестанут понимать не то что окружающие, но может быть, даже самые близкие люди, - Илья заговорил почти шепотом, так что Варя непроизвольно подалась к его озаренному волной искренности лицу. - Хотя все равно где-то глубоко-глубоко, не на внешнем уровне, мы все тесно связаны, берем начало из одного источника. Поэтому-то Аристотель хоть и критиковал покойного Платона, все равно не переставал уважать его и, я думаю, наверняка, любил его как отца до конца своих дней.
Варя часто-часто заморгала и прикрыла ладошкой губы, непроизвольно растянувшиеся в ласковую улыбку.
Оставшийся путь они проехали в светлой задумчивости.
Вышли в районе старых домов сталинской застройки, с коммунистической лепниной на торжественно обветшавших фасадах и без труда отыскали дом, указанный в записке - давно не крашенный серый фасад, с высокими узкими окнами и выступающим лифтовым эркером до бурой фактурной крыши, засиженной зябнущими голубями. Во дворе висела уютная заретушированная снегопадом тишина, гул машин с улицы сюда не долетал, запутавшись и иссякнув еще где-то в темных сводчатых арках. У подъезда стояла старая голубая "Победа", как пряник в сахарной глазури, засыпанная снегом. Где-то вяло хлопали ковер.
Ребята поднялись на четвертый этаж и остановились перед дверью за всю свою жизнь уже тысяча раз перекрашенной, так что она вместе с ручкой и навешенным почтовым ящиком казалась вырезанной из единого куска какого-то странного советского материала, изъеденного сеткой трещин.
Звонок глухо клацкнул в тишине по ту сторону.
Звякнула цепочка, металлически зашуршал замок, и дверь отворила интеллигентного вида женщина лет сорока, с сухим, но приятным лицом. Большие живые глаза вопросительно с доброжелательностью осмотрели гостей.
- Здравствуйте, извините нас, вы Нина... Сановна? - Илья, как показалось Варе, слегка оробел, во всяком случае голос его осел и прозвучал непривычно глухо. - Я сын Федора Степановича Горского.
Хозяйка квартиры всплеснула ресницами, лицо ее моментально переменилось, как будто она превратилась в совершенно другого человека - в удивленную, растерянную, в секунду вдруг помолодевшую женщину.
- Ильюша?.. Неужели это вы? Да-да, я Нина Александровна. Боже, действительно, как похож!.. Проходите-проходите, что же вы. Как хорошо, что вы пришли, - она растворила дверь, впуская гостей в прихожую и на ходу скидывая с себя передник, поправляя красивое приталенное платье. - Раздевайтесь, ребята, проходите, вы как нельзя кстати. Я как раз собиралась чай пить.
Илья нерешительно пожал плечами, но потом вспомнил, взглянул на Варю и кивнув - рассеянно, как своим мыслям - стал расстегивать пальто. Из глубины квартиры всплыл густой аппетитный запах выпечки.
- Какой сюрприз, Ильюша, - еще раз счастливо произнесла женщина, но в ее искренней экзальтированной радости не чувствовалось ни капли суеты, она держалась с приятным достоинством, голос ее лился полноводно, естественно, как профессионально поставленный, так что хотелось слушать его и слушать, не перебивая, - Давайте ваше пальто. Рюкзак можно поставить сюда. Хорошо. Все? Ну проходите, пожалуйста.
Нина Александровна провела ребят в гостиную, со вкусом обставленную старой, но хорошо сохранившейся, почти антикварной, мебелью, усадила на кожаный диван перед резным журнальным столиком.
- Простите, а вас как зовут? - обратилась она к Варе.
- Варя, - ответила девушка, чувствуя как сама начинает робеть в присутствии этой приятной, аристократичной женщины.
Нина Александровна улыбнулась, качая головой.
- Подождите, я сейчас чай принесу. Мы и поговорим.
Она ушла на кухню, откуда немедленно донеслось:
- Варя, Илья! Вы что будете, чай или кофе?
- Кофе! - хором ответили ребята и переглянулись, от неожиданности и удивления вжав голову в плечи.
Варя быстро осмотрелась. В глаза бросился томик Ильфа и Петрова на кресле, идеально выглаженный шерстяной костюм на спинке стула, окно, как зимний сад, заставленное комнатными растениями, лампа Чижевского в углу под потолком, в соседней комнате - велосипедный тренажер...
Нина Александровна вернулась с подносом, быстро расставила изысканный чайный набор, вазочку с шарлоткой, сама присела в кресло напротив.
- Кушайте, ребята, замерзли на улице?
- Спасибо. Нет, не замерзли, знаете, какая там погода, просто прелесть, - быстро ответила Варя, и смутилась, посмотрела на Илью, поспешно отпила обжигающий кофе.
- Вы, наверное, не случайно? - тактично обрывая неловкую паузу, произнесла Нина Александровна, - У вас какое-то дело?
- Да, - выпрямился Илья, прожевывая и проглатывая пирог, - Ваш адрес нам дали на кафедре философии. Видите ли, я собираю работы отца...
- А что-то случилось? - тихо и серьезно спросила Нина Александровна.
- Нет, что вы. Наоборот, у него день рождения...
- Ах, да. В понедельник. У него же юбилей.
- Странно. Обычно о дне рождения отца никто не помнит, он никогда его не отмечает. Только в кругу семьи...
- Да, простите, - почему-то извинилась Нина Александровна, - Значит, к вам мой адрес попал случайно. То есть, его дал не Федор Степанович. Теперь все понятно. Ничего, не смущайтесь, дело в том, что мы с вашим отцом очень хорошо знакомы, но... Как вам сказать, Илья...Тут, конечно, нет никакой тайны. Все понятно, очень по-человечески. У нас у всех сейчас совершенно другая жизнь, мы практически не видимся. А если точно, то не виделись уже лет двадцать. Но все равно остаемся добрыми друзьями. Я очень уважаю вашего отца... Ну, к чему эти объяснения? Вы же, как я понимаю, пришли не за этим. Какие именно работы вас интересуют?
- Нам сказали, что у вас остались его записки по Платону. Но, честно говоря, меня интересует все, что есть.
- Да, конечно, Илья. Имеете полное право, - Нина Александровна поднялась, лицо ее во время разговора ни на секунду не потеряло добродушного светлого выражения. - Я даже буду очень рада отдать вам рукописи.
Она подошла к книжному шкафу и взяла с полки большую аккуратно перевязанную папку.
- Вот все что у меня есть, - отдавая ее Илье. - Здесь основная часть работы про Платона, остальное, кажется, хранится на кафедре. Потом - заметки про гностиков, черновики, эссе по распятию Христа. Кажется, не полная монография про апостола Петра. И введение по Сократу. Вот и все.
- Монография про Петра? - удивился Илья, - Честно говоря, я никогда не слышал от отца о том, что он этим занимался. А сегодня уже во второй раз мне говорят об этой монографии. В университете мы тоже забрали часть бумаг о Петре.
- О, что вы! Это очень старая и великолепная работа, если вам удастся собрать ее полностью - будет просто великолепно.
- Да-да, я как раз этого хочу. Вы еще что-то сказали про Сократа...
- Да, здесь только несколько страниц введения. Но я читала все и скажу вам, Илья, что монография о Сократе - одно из лучших творений Федора Степановича, - казалось Нина Александровна была просто счастлива говорить на эту тему, дыхание взволновалось, красивые карие глаза блестели темным зеркалом.
- А где остальное?
- Мне кажется, он хранил часть работ на старой даче. И бумаги про Сократа, должны быть там.
Илья вдохнул, как будто мысли его бросились в рассыпную.
- Точно. Я совсем забыл про дачу, - наконец произнес он.
- Пейте кофе. Варя, пожалуйста, не стесняйтесь? Он же остынет, - Нина Александровна пододвинула вазочку с пирогом. Нежно взглянула на Илью: - Вы очень похожи на него, извините, может, звучит банально, но это действительно так. Чем вы занимаетесь?
- Я программист.
- Да? А вы, Варя?
- Я еще учусь. На врача. Детского.
- Вы очень красивая, - Нина Александровна снова перевела взгляд на Илью, как будто спрашивая у него подтверждения.
Он уже не мог сидеть спокойно, теребил переданные бумаги, и всем своим существом рвался за город на дачу.
- Вы спешите? - проницательно заметила Нина Александровна. - Жаль, Илья, но не смею вас задерживать. Очень хорошо, что вы зашли. Знаете, вы сохраните адрес, буду рада видеть вас еще раз. Хочу о многом расспросить, и про Федора Степановича...
- Обязательно, Нина Александровна, - вставая заговорил Илья, - Огромное вам спасибо. Отец... Он чувствует себя хорошо. Так же много работает. Я передам ему...
- Ну что вы, Ильюша, - мягким жестом остановила его Нина Александровна, - Это совсем не обязательно. Если бог даст, мы сами как-нибудь встретимся. Знаете, как говорят - только случайные встречи истинны. Спасибо вам. Было очень приятно получить весточку от Федора Степановича.
- Вам спасибо.
- Вы очень красивые, ребята, - сказала она уже в дверях, когда Илья и Варя вышли на лестничную клетку, - Всего вам доброго. Берегите вашу любовь.
Илья смущенно засмеялся. Варя тоже неосознанно поддалась его порыву.
- Приятная женщина, - тихо сказала она, когда они вышли из подъезда.
- Скоро начнет темнеть, - Илья посмотрел в серое небо, - Я еще хочу успеть на электричку.
- Едем на дачу! - подпрыгнула Варя.
- Ты что, меня потом не обвинят в похищении? Тебя разве не потеряют? Если мы вернемся, то только завтра.
- Да кому я нужна. Никто меня не потеряет. Честно-честно. Завтра же суббота. Знаешь как мне интересно, - Варя умоляюще сложила варежки, - Ну пожалуйста, Илья, не прогоняй меня, я тебе пригожусь.
Илья засмеялся:
- Мышка-нарушка. Ну смотри, пусть потом твои родители меня не терроризируют.
- Да они и не узнают ничего. Скажу, что я у подружки ночевала.
- Хорошо. Надо будет зайти в магазин, купить продукты. А то дача запечатана, как пустой морозильник, никто нас там с пирогами не ждет.
В шестом часу, в молочных сумерках, они забрались в промозглый, залитый желтоватым светом, как разбавленным чаем, вагон электрички. В дальнем углу, как два замерзших распухших воробья, сидела неопознанная пожилая пара, соседние вагоны вообще, кажется, пустовали. Ребята скинули пакеты с продуктами и рюкзаки на деревянное, покрытые светло-янтарным лаком, сиденье, и сами устроились напротив. Илья вытащил папку Нины Александровны и с интересом стал изучать бумаги отца.
- Ничего себе ниточка получается, - сказал он. - Я думал собрать только Аристотеля, а он потянул за собой Платона, а тот в свою очередь - Сократа. Интересно, может быть, раскопаем что-то и дальше. Хватило бы времени все скомпоновать.
- А как Сократ относится с Аристотелем и Платоном? - спросила Варя.
- Сократ - учитель Платона.
- Получается: Сократ - учитель Платона, Платон - учитель Аристотеля, Аристотель - учитель Александра Македонского. А кто учил Сократа?
- Об это я ничего не знаю, Сократ не оставил о себе ни единой строчки. О нем писали только его ученики, в основном, как раз таки, Платон.
- Ой, Илья, расскажи, пожалуйста, поподробней, как ты рассказал про Аристотеля и Платона, - Варя погладила Илью по плечу и добавила чуть тише: - Тебя очень приятно слушать.
- Да ладно тебе, - отмахнулся Илья, но потом произнес: - Ну, вообще-то, цепочка точно выходит ничего себе, интересные взаимоотношения. Платон и Сократ, Аристотель и Платон... - Илья задумался на несколько секунд и продолжил: - Платон вырос в знатной, старинной семье царского происхождения. Он занимался живописью, литературой, театром, борьбой, короче говоря, воспитывали его в лучших традициях классической античности. Но однажды в Афинах он встретил Сократа. И все, офигел от этого человека, от его мыслей и образа жизни. Тогда и его жизнь полностью переменилась. Он сжег все, что сочинил до их встречи, и для него стало главное только то, о чем говорит Сократ - он помог Платону поверить в существование истины и высших жизненных ценностей, которые познаются через приобщение к красоте и через внутреннее самосовершенствование. Платон стал поэтическим летописцем жизни Сократа, написал много прекраснейших диалогов о философии и мировоззрении его учителя.
Медузы фонарей в темноте за окном покачнулись и поплыли назад. Колесное сердце электрички медленно застучало, набирая пульс. Состав загудел, мерно покачиваясь, и Илья продолжал говорить уже под этот железнодорожный аккомпанемент:
- Сократ вообще фигура громадная не только в античной философии, но и во всей истории человечества. Не даром вся философия делится на период до Сократа и на период после него. Сократ, в отличие от Платона, был из семьи мастеров-каменотесов, простой рабочий класс, как говорится, некоторое время сам служил в пехоте, да и внешне, скажу тебе, не мало отличался от атлетически сложенного юноши Платона - он был в то время уже стариком, небольшого роста, лысый, нос картошкой, глаза навыкате, живот свисает, как бурдюк. Кредо его жизни было "Познай самого себя", а главное, о чем он знал, это то, что он ничего не знает. Его учение лучше всего объяснить в терминах любви. Сократ считал, что человек наделен некой мыслящей силой, и каждая мысль в свою очередь, как сок, источает сексуальные флюиды. Каждая мысль страстно желает другую мысль, и они могут встретиться, как нежные любовники, с помощью слова, logos'а, как на брачном ложе. И в их совместной совокупной страсти рождается вереница других мыслей, которые очищаются затем с помощью диалектики... - Илья облизал потрескавшиеся губы, и перевел дыхание. - О нем можно рассказывать очень долго, парень, несмотря на комический видок, обаятельный, парадоксальный, смешной и искренний. Но кончилось все тем, что его осудили на казнь - и это целая отдельная драматичная история. А интересно, как раз то, что в последней своей книге "Закон", Платон после долгого философского и жизненного пути, полностью изменяет воззрениям учителя. Он приходит к необходимости создания тоталитарного государства, как к единственно правильной форме человеческого сообщества. Но если бы Сократ жил в таком государстве, то по всем законам, провозглашенным Платоном его учителя снова бы казнили, ну по крайней мере изгнали из страны. Короче говоря, к концу жизни Платон просто-напросто отрекается от Сократа. Так же как и Аристотель в свою очередь впоследствии отрекся от Платона.
Варя слушала теплый голос Ильи, качая головой в такт гипнотизирующего стука колес, чувствуя, что погружается в приятный медитативный транс. В животе раскрылся горячий цветок и затрепетал ароматными лепестками.
На конечной станции, как на краю земли, остывал заснеженный, мрак, окончательно расправившийся с фонарями. Пришлось почти на ощупь по невидимой в белом поле белой дороге продвигаться в направлении мерцающего огонька сторожевого домика.
Сторож уже спал. Сонный, вынес на крыльцо ключи от дачи, посоветовал захватить с собой лопату, разгребать дверь, и, как будто так и не проснувшись, вернулся в нагретую как баня сторожку.
Илья по пояс в сугробе стал напрямую, через черный ельник, пробираться к даче. Варя, с пакетами, шуршала по его глубоким следам.
Вышли к темной громадине дома, под глянцевым звездным небом похожего на спящего озябшего дракона. Илья быстро разгреб калитку и дверь, повозился с замком и изо всех сил дернул на себя ледяную ручку. Дом вздрогнул просыпаясь и стряхивая кое-где снег с черепичных крыльев. Илья скрылся в его темном чреве, щелкнул рубильником и дракон вспыхнул уютными глазами окон.
Варя медленно, как в храм, вошла в прихожую. Оглядела деревянную богатую отделку, низкие, но красивые потолки, удобную мебель ручной работы, погружаясь в сложное внутреннее пространство дачи.
- Мой отец сам проектировал дом, - сообщил Илья.
- Он что архитектор?
- Не совсем. Скорее уж живописец, - по-доброму усмехнулся Илья, - пойдем сразу в кабинет.
Он забрал у Веры пакеты с продуктами и повел ее на второй этаж по чyдной винтовой лестнице, как будто застывшей из раскаленной деревянной лавы. Он скинул все на плетеный диванчик и, не раздеваясь, принялся оживлять камин.
Вариным взглядом овладела спираль книжных полок, закружившаяся вдоль стен, и летящая под сводчатый потолок, к тусклому оконному фонарю. Рядом с камином из дикой кладки набычившись стоял солидный письменный стол.
Минут через тридцать камин задышал жарким огнем, согревая свежий воздух кабинета, так что уже можно было скинуть пальто. Илья выложил из рюкзака на покрытый овечьими шкурами пол все бумаги, достал серебристую папку ноутбука и подключил его на столе.
- Не голодна? - спросил у Вари, рассматривающей бесконечные корешки книг.
- Нет. Я еще не согрелась... Знаешь, я тебе завидую, Илья. Какой у тебя интересный отец. Я бы хотела с ним познакомится.
- Это будет не просто, скажу тебе. Хотя, может быть я ошибаюсь. Он... Да вообще зря ты так. Зачем завидовать? Уверен, что все родители остаются недооценены своими детьми. Вот и ты туда же. Кто твой отец?
- Летчик, военный, - Варя задумалась на мгновенье. - Ты пожалуй прав. Я очень люблю своего папу.
Илья полез в тумбу письменного стола и выгреб из нее кипу пожелтевших бумаг.
- Вот они, недостающие страницы, - торжественно произнес он.
Варя подсела к нему на пол, заглядывая через плечо. Илья разложил листки перед собой:
- Итак, что мы с тобой сегодня нашли? Шестьдесят страниц Аристотеля. Восемьдесят - Платона Около сорока - Сократа. Еще эссе про Христа. Ух ты, почти шестьдесят страниц про апостола Петра! И в общей сложности около семидесяти страниц разрозненных заметок... Кьеркегор, Ницше, Кант, Гегель... Значит мы уже смело можем компоновать книгу из Сократа, Платона и Аристотеля. Особняком остаются Христос и Петр. Заметки, например, можно оформить, как приложение.
Варя взяла несколько помятых страниц и быстро пробежала по печатным строчкам.
- Так красиво изложено, - восхитилась она, - все просто и понятно, словно не философия. Это у отца ты научился так рассказывать? Знаешь, будет жалко если ты что-то не включишь в книгу.
- Согласен. Но хотелось бы придать ей какую-то логическую структуру. Не просто свалить все в одну кучу. Ну, предположим с тремя афинянами все ясно - цепь учеников и учителей, начинающаяся со старика Сократа...
- Ты, кстати, хотел мне рассказать про его казнь, - робко напомнила Варя.
Илья хмыкнул, продолжая размышлять, потом со вздохом отпустил мысли, сказал:
- Казнь Сократа? Да, сильная история.
Он встал, прошелся вдоль стеллажей. Варя смотрела на него снизу - танцующий огонь камина дрожал в его глазах, осторожно освещал белый налив коленок.
- Когда Сократу было уже под семьдесят лет, - как будто вспоминая те времена, начал рассказывать Илья, - его знали все, дельфийский оракул провозгласил его "мудрейшим из людей", вокруг него, на афинских рынках и площадях, послушать его речи собирались толпы зевак, возникла когорта преданных учеников, среди которых был и Платон. Но Сократ по-прежнему ходил в лохмотьях, аскетствовал, сторонился политики и славы. И как показывает вся история завистливого мракобесного человечества, и у Сократа отыскались враги и недоброжелатели.
Его обвинили в том, что он совращает молодежь инакомыслием, проповедует каких-то новых богов и новых демонов, и вообще объявили его опасным человеком. Сократа призвали к суду. Он явился, но отказался признать свою вину и даже не попросил о замене смертного приговора изгнанием или штрафом. Его друзья обратились к суду с просьбой заплатить за него штраф, но Сократ сказал: "Я повинуюсь Агатону - Богу, голосу Бога внутри. Я вас, сограждане мои, люблю и уважаю, но повинуюсь больше голосу Бога". Началось голосование и толпа с большим перевесом приговорила Сократа к смерти. Ученики бросились оплакивать его, но он успокаивал их: "Друзья мои, разве вы не знаете, что я уже приговорен, с детства. Я приговорен к смерти тем, что я родился". Ему преподнесли чашу с ядом. Сократ совершенно спокойно принял чашу из рук палача и осушил до дна со словами, обращенными к друзьям: "Не забудьте отдать богу выздоровления Асклепию петуха". Он верил, в бессмертие своей души и знал, что умирая - выздоравливает.
- Или воскреснет... - прошептала пораженная Варя, - Так удивительно напоминает смерть Христа.
- Да, что-то есть.
- А что же Платон? Неужели он просто так дал убить своего учителя?
- Платон? - Илья задумался, - Платон описывает смерть Сократа и... странным образом, сам же пишет: "Платон не присутствовал, он был болен"... Черт!
Илья подскочил к листочкам, разложенным на полу и стал их лихорадочно перебирать:
- Варька, ну ты даешь! - запыхтел он, схватил стопку бумаг и стал бегло читать, листать, снова читать, - Ничего себе! Варька, ты гениальнейший человече! Слушай, как офигенно совпадают жизни Платона и Петра! Ну конечно, "Платон был болен!", он заболел той же болезнью, что и трижды отрекшийся Петр. Струсил, короче говоря. Петух! Не тот ли петух Сократа, кричал и Петру?.. Так... Но смотри, что было дальше - после смерти Сократа убитый горем Платон уезжает из Афин и странствует по Малой Азии, оттуда направился в Египет, затем в южную Италию, и только после этого возвращается в Афины, - Илья зашуршал листками, наконец нашел то, что искал, ткнул пальцем. - Петр же после распятия Христа тоже скитается и проповедует в Малой Азии иудеям и прозелитам, потом - в Египте, откуда переходит в Грецию, в Коринф, затем в Риме, в Испании, в Карфагене и, конечно же, в Афинах! Ты представляешь?! Маршрут совпадает вплоть до мелочей!
Илья возбужденно заходил по кабинету, размахивая монографией про апостола.
- Имя Петр, как всем известно по-гречески означает "камень". Платон - "platys" - плоский или широкий, но есть еще греческое "plastikos" - лепной, скульптурный, то есть почти что то же самое что и камень. У обоих это второе имя, которое им дали, когда они пришли к своим учителям. Петр раньше был Симон, а Платон - по линии матери - Силен. Считай одно и тоже имя!
Варя открыв рот глядела на возбужденного Илью, глаза ее увлажнились от восторга, она даже забыла моргать.
- Офигеть просто! - кричал Илья, - Оба после смерти учителей построили всю свою судьбу на их учении, Платон говорил через Сократа, Петр - через Христа. Или вот еще - он стал читать с листка: - "Ирод Агриппа Первый, в 42 году заключил апостола Петра в темницу, христиане бросились горячо молится за него, и ночью случилось чудо: в темницу к Петру сошел Ангел Божий, оковы спали с Петра, и он беспрепятственно ушел на свободу". С Платоном случилась похожая история: правитель Сирокуз Дионисий Старший сначала приблизил его к себе, но затем разгневался и продал в рабство, откуда Платона выкупили его друзья и последователи. Ну, что ты скажешь?!
Илья подлетел к Варе и схватил ее за плечи:
- Варька, какая ты умница, - чмокнул ее в щеку.
- Я же говорила, что пригожусь тебе, - ответила она счастливая и переставшая воспринимать действительность, как перед обмороком.
- Теперь я точно знаю, как объединить в единое целое все изыскания отца. Теперь все - и Иисус, и Петр, и Аристотель с Платоном, и Сократ - все логично соединены в одну цепочку. Всего лишь надо расположить материал должным образом, а там уже пусть читатель сам делает выводы. Или отец что-нибудь допишет. У меня осталось два дня чтобы перевести записи в электронный вид и скомпоновать книгу. Работа гигантская, но успеть можно. Завтра вернемся в город, подключу ребят, за пол дня все оцифруем. А пока давай сделаем, что успеем, - Илья сел за ноутбук, - Ты будешь сканировать, а я корректировать.
- Давай, - Варя с готовностью подскочила к Илье.
Он распределил обязанности, подробно объяснил Варе, что надо делать, и работа закипела в их воодушевленных руках, затянувшись далеко за полночь.
Варя аккуратно складывала желтые странички одну за другой на стекло сканера, улыбаясь своим мыслям, следила за яркой полосой света, просвечивающей сверху вниз волнистые ряды букв, и украдкой поглядывала на Илью, не отрывающегося от монитора. Его длинные пальцы завораживающе бегали по клавишам. "Руки, как у Иисуса" - подумала Варя и почти решилась уже спросить, откуда же по мнению Ильи, возникло такое потрясающее совпадение между Платоном и Петром, но сама не заметила, как уставшие веки ее отяжелели, скатились на темные глаза, и медленно отпустили ее в сонный туман.
Потом, сквозь дрему, она почувствовала, как иисусовы руки подняли ее, и услышала тихое: "Спи-спи, я положу тебя на диван", и опять вдохнула его приятный, чуть острый, мужской запах. И пришел волшебный сон, в котором его губы и руки ласкали ее как единственную и абсолютную Истину.
Варя решилась позвонить во вторник вечером.
Услышала тихий голос Ильи и сердце ее подскочило и забилось быстрее.
- Привет, ну, как дела?
Илья тяжело вздохнул и ответил:
- Да вроде как живой.
- Что-то случилось? - насторожилась Варя.
- Как тебе сказать?..
- Ну рассказывай все как есть. Что-то с отцом?