Гросс Павел, : другие произведения.

1

Когда страдают враги и хорошо, и плохо...

Хорошо, что наконец-таки могут примерить на себе твою шкуру; плохо то, что жалость к ним начинаешь проявлять...

18 июня 2088 года, Большая Москва

Гензек вызвал меня к половине второго дня. Очень удобное время для деловой встречи, если не считать того, что отпуск мой начался всего лишь два дня назад. Я даже не успел, как следует привыкнуть к тому, что никуда не нужно торопиться, изучать личные дела подозреваемых и дотошно копаться в архивах. Такое с Гензеком случается крайне редко. Он точный человечище, как атомные часы -- соответственно, и действует всегда без суеты. Кстати, Гензек -- это не фамилия, не звание и уж точно не должность, просто я привык его так называть -- ГЕНеральный ЗЕмли Комиссар.

Когда я впервые приступил к своим обязанностям, Гензек уже тридцать лет занимал пост руководителя Службы Безопасности, которая охраняет покой землян и союзников от нашествия извне. А нашествие такое очень даже возможно. Ведь на некоторых планетах -- включая Землю! -- удалось обнаружить следы давно исчезнувшей сверх цивилизации. И многие полагают, что цивилизация эта была очень недружелюбной. Чего стоят одни только "финтифлюшки", происхождение которых до сих пор остается невыясненным!

Одевался я нехотя -- через час футбол "Земля-Седна", а тут внезапный звонок и курчавая голова Гензека в половину голораммэкрана. Гензек говорит, как всегда загадочно, будто гипнотизирует: "Жду тебя в 13:30. Дело чрезвычайно важности. Постарайся, Ярослав, нигде не задерживаться. И вот что... О встрече, пожалуйста, никому не говори. Даже друзьям!".

Утреннюю негу пришлось немедленно и бесповоротно разметать в клочья. Я наскоро умылся, резво почистил зубы, оделся, не забыв прежде вызвать к дому флаэрон. Вроде бы все или нет? Немного подумал и вдруг вспомнил, что совершенно забыл хотя бы наскоро перекусить. Можно было, конечно, позавтракать и в кабине флаэрона. Но я искренне считаю поглощение бутербродов в обществе андроидов излишеством. Это то же самое, что спать с резиновой женщиной. Я поглядел в окно -- флаэрон медленно причаливал к веранде. На завтрак уйдет минут пять и потом можно со спокойной совестью лететь в Главное Управление СБЦЗ.

Колоссальных размеров здание СБЦЗ, казалось, было построено сплошь из стекла. С большими, зеркальными стенами; со скоростными лифтами, скользящими внутри прозрачных желобов; с довольно обширной площадкой на крыше, предназначенной для многоцелевых турбореактивных флаэронов. Здание Управления почти полностью занимало Красную Площадь история, которой всегда казалась мне невероятно фантастичной.

Ровно в 13:25 по Московскому времени передо мной открылись массивные двери Управления. Я, предъявив пропуск, прошел за идентификационную рамку и сразу же направился в холл.

-- Так ты еще здесь? -- спросил кто-то. В то же мгновение мне на плечо опустилась чья-то тяжелая рука.

Я зашел в обширную кабину лифта и медленно обернулся. Упитанный как боров Владлен Моррисон -- старший лаборант информационного отдела -- был одет в изрядно помятый костюм, из-под коротких брюк выглядывали белые в синюю крапинку носки. В одной руке Владлен держал надкусанный гамбургер, в другой -- увесистую бутылку "Джой-Колы".

-- Привет, старина! А я-то думал, что ты уже паришь бока на каком-нибудь пляже.

-- Как видишь, еще не успел, -- тут я вспомнил предупреждение Гензека и немедленно остановил себя на мысли отречься от подробностей прибытия в Управление. Моррисону, хотя он и был своим парнем, доверять нельзя ни при каких обстоятельствах, ведь недаром же к нему приклеилось прозвище "хер болтающийся".

-- Какой может быть отдых... -- удрученно произнес я.

-- Что так? -- не менее удрученно спросил Моррисон. Он склонился ко мне, и я почувствовал, что от Владлена дурно и необычайно сильно разит чесноком.

-- Отпускные забыл получить, -- ответил я, стараясь не дышать, и тут же прикинул, что можно было придумать легенду и получше.

-- Что-то не похоже на тебя. Врешь ведь, шельмец. Небось, собираешься Глейд пригласить в какой-нибудь ресторан, а мне, как пацану, лапшу на уши вешаешь. Так ведь, бродяга?

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться с Моррисоном. Ведь если искренний дурак что-то подсказывает, то нужно соглашаться с ним и чем скорее, тем лучше -- во избежание неприятных последствий.

-- Ничего-то от тебя не скроешь, -- ответил я.

-- То-то, мне еще никогда в жизни не приходилось ошибаться.

-- Вот я и думаю, почему ты все в старших лаборантах ходишь. Скажи на милость, ну какой из тебя лаборант? -- я внимательно посмотрел на Моррисона, делая вид, что восхищению моему нет предела. -- Тебе самое место в агентурном отделе или на худой конец в управлении слежки за вновь прибывшими.

-- Эх, -- Моррисон тяжело вздохнул и блеск в его глазах тут же потух, -- не говори, бродяга. Маюсь-маюсь с колбами и ретортами и маяньям моим не видно конца и края. А так бы рванул куда-нибудь...

-- Так и рвани! -- подзудил я.

-- Это уже не ко мне. Бэлл Бэлловичу трудно объяснить, что даже старший лаборант в душе романтик. -- Владлен протяну мне бутылку "Джой-Колы". -- Глотнешь?

Я вновь почувствовал удушающий запах чеснока и вежливо отказался.

-- Зря, -- сказал Моррисон и прилип губами к горлышку, -- жарко и трубы горят.

Я остановился перед огромным зеркалом, справа от которого находился кабинет Гензека. Окинув придирчивым взглядом свое отражение, я поправил галстук, осмотрелся, а затем осторожно приоткрыл дверь.

За консолью секретарского пульта, кокетливо вскинув голову, сидела Глейд, к которой невозможно было не испытывать чувств. Прекрасная мулатка -- как ее звали в Управлении -- внимательно посмотрела на меня, игриво прищурила глаза и, небрежно поправив челку, произнесла:

-- Опаздываете, Ярослав.

Я посмотрел на часы -- точно, опаздываю. Заговорил-таки меня этот "хер болтающийся", трехтонный гамбургер ему в желудок!

-- Пробки, Глейд, и потом...

-- Понимаю, что отпуск, но Гензек ради встречи с вами не проехал на переговоры с тапирянами. Представляете?

Мне пришлось достать из кармана дежурную плитку шоколада, и Глейд сразу растаяла.

-- Хорошо, Ярослав, -- сказала она, -- подождите немного. Я сейчас.

Через секунду Глейд исчезла за дверью, над которой висела хромированная табличка: "Гензек. Бэлл Бэллович Яхонтов".

Интересно, подумал я, что же такое для меня припас Гензек? Что?!.. Не дай бог, где-то обнаружил проколол. Но ведь этого не может быть. Верно? Я сразу вспомнил последние дела, к которым приложил все силы. Нет, все чисто. Нити расплел знатно, кого нужно нашел и отдал в руки правосудия -- здесь все в полном порядке. Но тогда что, черт возьми?

Дверь бесшумно открылась, и до меня долетели слова Гензека:

-- Что он делает в приемной? Не понимаю, я же сказал вам, дорогая Глейд: как придет -- сразу ко мне!

-- Хорошо-хорошо.

На пороге появилась Глейд. Секретарь всемогущего Гензека выглядела более чем возбужденно. Она снова прищурила глаза и жестом попросила меня немедленной войти в кабинет к "главному" -- я повиновался.

-- Глейд, -- не поднимая глаз, сказал Гензек, -- спасибо, вы свободны.

Прекрасная мулатка молча кивнула, снова небрежно поправила челку, а Бэлл Бэллович тут же добавил: -- Я крайне занят. Будьте любезны, никого сюда не пускать.

-- Хорошо, -- отозвалась Глейд и удалилась из кабинета.

Суровая внешность Гензека говорила о том, что разговор будет не из легких. Но вообще-то Гензек всегда выглядит слишком уж суровым, впрочем, скорее всего, только потому, -- так я полагал -- что должность обязует.

-- Проходите, Ярослав, присаживайтесь. И пока ни о чем меня не спрашивайте.

Я недолго постоял в молчании, пытаясь найти подходящий стул, считая, что выбор места для деловой беседы лично для меня -- главное.

-- Не рекогносцируйте, Ярослав -- на прикидки члена к носу совершенно нет времени.

Мне пришлось сесть прямо напротив Бэлл Бэлловича. Крайне неприятное положение -- практически лоб в лоб. Стало быть, получится не просто беседа, а что-то вроде психической атаки. Не люблю я этого -- вернее, терпеть не могу.

Все же интересно, подумал я, почему Гензеку нужно было срывать мой отпуск. Что за срочность такая, неужели в Управлении не нашлось ни одного свободного агента? Я посмотрел на багровые и чрезвычайно сухие пальцы Гензека, кончиками которых он монотонно барабанил по столешнице. Нервничает, сильно нервничает! И голову опустил так, что глаз не кажет. Прячет их? Похоже на то, но почему?

Гензек внезапно посмотрел на меня, и в то же мгновение перестукивание пальцев прекратилось. Кабинет погрузился в странную, почти зловещую тишину. Но не прошло и минуты, как Гензек встал, заложил руки за спину и точно часовой начал прохаживаться вдоль стены. Ходил он недолго, потом резко остановился, посмотрел вначале на меня, а потом на небольшой пульт с рядом разноцветных кнопочек.

-- Подожди еще минуту, -- сказал Гензек и стал стучать пальцами по кнопкам.

Я внимательно посмотрел на него и вдруг понял -- интересно, почему раньше это мне даже на ум не приходило? -- как же он стар. Гензек в одночасье будто снял маску и оказался самым заурядным стариком с редкой бороденкой и морщинистым лицом, на котором умом и силой светились большие темные, глубоко запавшие глаза. Эти глаза обычно внимательно и цепко обшаривали подчиненных и подозреваемых, кровожадно, но лишь на мгновение впивались в них, и вновь отпускали. Гензек взглянул и на меня...

На душе моей вдруг стало неспокойно, а по спине пробежала ледяной змейкой дрожь. Бэлл Бэллович отвернулся и стал наблюдать за тем, как на окна опускаются звуконепроницаемые жалюзи, как по кабинету крадучись пробираются тоненькие лазерные лучики, блокирующие любые прослушивающие устройства. Я снова посмотрел на Гензека. Кожа цвета древнего пергамента, покрытая тонкой сеточкой морщин буквально истлела, руки и ноги высохли. Гензек повернулся ко мне, прищурил глаза и задышал, как испорченный пылесос. Я даже было, испугался, что старик умирает, но зоркий взгляд запавших глаз давал понять, что Бэлл Бэллович вовсе не собирается уходить в мир иной.

-- Ты должен убить человека, -- прошептал Гензек и замолчал.

Молчал и я, отчетливо понимая, что странное поведение Бэлл Белловича было, конечно же, связано именно с заданием, кого-то убрать. Теперь все начинало -- пусть и постепенно -- возвращаться на круги своя.

Задания по устранению преступников в моей работе уже случались. Первым, кого я отправил на тот свет, был Виктор Робски, известный в узких кругах под кличкой Витька Точило. Так его прозвали за маниакальный интерес к "финтифлюшкам". Витьку приговорили к казне после продажи корпорации "Некро Инвест" клокера -- небольшого парализатора -- найденного на планете Заря-13, на которой я некогда проходил преддипломную практику. С виду совершенно безобидный клокер тогда наделал много шума. Управляющему корпорации пришла в голову совершенно идиотская идея истребить с помощью инопланетного парализатора саранчу на пшеничных полях Сахары. Но для этого нужно было увеличить мощность инопланетной штуковины. Увеличить, конечно же, не увеличили (это в земных условиях не представляется возможным), но три жилых квартала, прилегающие к лаборатории "Некро Инвест", сдуло, как ураганом. Точило бежал с Земли, потом какое-то время скрывался в поясе астероидов, но недолго. В дело вмешался точный выстрел из "Гримма" двадцатого калибра.

Вторым по списку был -- его-то я очень хорошо запомнил! -- человек по кличке Родлу. Это дело так крепко застряло в моей голове, что я до сих пор могу кое-что из него процитировать. "Кругов Лев Владиславович "Родлу" ("Родлу-зверь"). Член сопротивления деятельности Службы Безопасности Цивилизации Землян "Генеральный штаб третьего канала Саммерса". В списки личного состава занесен после обнародования декларации о борьбе против запрета нашествия извне. Образование высшее военное. Характер твердый. Не женат. Активно занимается информационно-подрывной деятельностью."

Родлу был объявлен в розыск сразу после того, как ему удалось похитить обширнейший архив СБЦЗ, в котором хранились данные на жителей всей обитаемой части галактики. Родлу руководствовался предположением, что на Земле и других планетах живут представители исчезнувшей сверх цивилизации. А СБЦЗ это нагло скрывает. Тайна личности нескольких миллиардов гуманоидов находилась под угрозой. Потому-то Лев Владиславович и распрощался с жизнью. Искал я его недолго и опять-таки в дело -- очень даже вовремя! -- вмешался точный выстрел из "Гримма".

-- Ты должен убить человека, -- прошептал Гензек и посмотрел мне прямо в глаза.

Я пожевал губу и спросил:

-- Кого?

-- Антониуса Квайда, -- ответил Гензек, вставая.

-- Никогда не приходилось слышать. Все так серьезно?

-- Даже очень.

-- Он...

-- Опасный человек. Предыдущие покажутся мальчишками в сравнение с ним, -- Бэлл Бэллович достал из кармана фотографию и протянул ее мне. -- Смотри.

С глянцевой черно-белой фотографии на меня смотрел человек средних лет. С аккуратно подстриженными усиками, ровными и короткими волосами и открытым -- это было крайне странным! -- взглядом.

-- Мне кажется... -- начал я, но тут же был прерван Гензеком.

-- Не торопись, Ярослав. Я и сам никогда бы не подумал, что Антониус Квайда, проучившийся в Высшей Школе Внешней Разведки и отслуживший добрый десяток лет в первой десантной бригаде, неожиданно оставит службу и отправится на планету не входящую в юрисдикцию Цивилизации Землян.

-- Простите, но что в этом странного?

Гензек впервые за время разговора улыбнулся. И улыбка эта -- как показалось мне -- была какой-то совершенно неестественной. Натянутой что ли?!..

-- В этом, Ярослав, конечно же, ничего странного, а тем более страшного нет. Странное в другом, -- он на мгновение замолчал, а потом вдруг спросил: -- Чаю хочешь?

-- Не откажусь, -- ответил я, убирая фотографию в нагрудный карман.

Бэлл Бэллович нажал на крышку чернильницы и из столешницы бесшумно вывинтился небольшой поднос. На нем стояли две чашки и чайник, из носика которого струился пар.

-- Еще горячий, -- Гензек осторожно разлил чай в чашки, после чего неожиданно спохватился: -- Надо же, а о сахаре я как-то и не подумал.

-- Спасибо, Бэлл Бэллович, я как-нибудь обойдусь без него, -- сказал я, двигая к себе чашку. -- Так что же в деле с... Как его?

-- Антониусом Квайда.

-- Так что же в его деле странного? Извините, но я пока ничего т а к о г о не уловил.

Со странностями в работе мне много раз приходилось сталкиваться. Да что говорить, моя работа самая странная из всех -- сродни работе ассенизатора. Но говночисты, как правило, убирают видимое дерьмо, мне же приходится устранять незримое. Точнее то, о котором можно только догадываться.

-- А странным мне кажется то, что он -- имея превосходный послужной список! -- ни с того ни с сего решил оставить место службы.

-- Тогда это дело военных. Так я понимаю?

Гензек неодобрительно улыбнулся. И мне снова стало не по себе. Не знаю чем именно, но Гензек был сильно взволнован.

-- Не совсем, Ярослав. Видишь ли, Квайда -- как и ты -- был агентом СБЦЗ, но выполнял свою миссию в среде десантников.

Мне приходилось слышать о таких агентах. Хотя, близко с коллегами, носящими военную форму, я никогда еще не сталкивался.

-- Но все же странность заключается не в этом, -- продолжил Бэлл Бэллович, с осторожностью потягивая горячий чай.

-- Тогда в чем? -- спросил я.

-- А в том, что Квайда восемь дней назад бежал на Аватар-11.

-- Даже так?

-- И м е н н о! Мы и представить себе не можем, что произойдет с имеющейся у него информацией, если на Аватаре-11 находится сам, знаешь чье гнездо.

Я согласился с Гензеком -- утечку информации действительно нужно было пресечь всеми имеющимися средствами! И, наверное, единственно верным решением вопроса -- в данном случае -- было немедленное устранение беглеца.

-- Уже сейчас можно с полной уверенностью сказать, что над сообществом землян нависла явная угроза.

И я сразу представил, как Антониус Квайда передает секреты гуманоидных рас недружелюбным пришельцам. А те в свою очередь прямо сейчас готовят глобальное нашествие извне. Проверяют работоспособность боевых космических кораблей, готовят стартовые площадки, уточняют данные для гиперскоростных переходов, подсчитывают количество боеприпасов и прочее и прочее...

-- Вот и назрела необходимость в устранении Квайда, -- в завершении сказал Бэлл Бэллович.

-- Мне предстоит это сделать в одиночку?

Гензек кивнул, добавив:

-- Да и знай, информация об операции имеет гриф секретности "единица дробь три".

Кое-что об Антониусе Квайда

Флаэрон бесшумно подлетел к моему дому. Сверху он напоминал батарейку для часов -- немного приплюснутая, сверкающая в лучах заходящего солнца -- обрамленная по окружности цветным стеклом веранды -- крыша.

Из стены -- справа от главного входа -- выдвинулось стальное щупальце. К нему через несколько секунд должен был причалить флаэрон. Стыковку я не успел заметить, так как весь я теоретически все еще находился в отпуске.

-- Приятного вечера, -- произнес андроид.

Я небрежно ответил:

-- Уж спасибо.

-- До свидания.

Юркая машина резко взмыла вверх и совсем скоро скрылась из вида.

Мысли по поводу устранения беглеца в голову не приходили. И вскоре я понял почему. Мне просто ужасно хотелось есть.

Хотя и говорят, что потребление пищи -- дело, в отличие от дум, вторичное, но мне кажется, что без усмирения беспокойного червячка откажется мыслить даже мизантроп от науки.

Я прошел в кухню и начал колдовать над кастрюлями, сковородками -- над всем тем, что мне удалось найти в холодильнике. А обнаружил я в нем примерно пол кило свежих помидоров и ровно столько же огурцов, говяжью вырезку и две луковицы. Не густо, конечно, но для заскорузлого холостяка очень даже ничего. Сковорода стояла на плите, а я, находясь у настежь открытого окна, с нордической точностью резал небольшими кусочками говядину.

Безусловно, заказать покушать можно и в Сервисе Общественного Питания -- какие-то пять минут и горячий ужин уже на столе. Но еще с интернетовских времен -- так уж случилось -- я любил готовить сам. Даже теперь -- спустя много лет -- я помню свою первую уху и жареную картошку...

Друзей у меня было двое: Женька и Ира. Предметы нам разрешалось выбирать самостоятельно. Кто любил математику, тот ей и занимался; кто физику -- физикой. В общем, почти полная свобода действий. Но под постоянным присмотром Кураторов.

Нашим Куратором был отставной сотрудник СБЦЗ Геннадий Вассаго. Столь странная фамилия никоим образом не увязывалась с человеком широкой души и отменного характера. Жаль, что скончался он, так и не дожив до своего пятидесятилетия, которое мы собирались отметить в лесочке, который начинался прямо за забором Колпинского интерната для особо одаренных детей.

Жаль, очень жаль, ведь мы потеряли не просто Куратора, а человека, который заменял мне, Женьке и Ире отца и мать. Интересно то, что Геннадия Вассаго подвело сердце. Но насколько я знаю, он на него никогда не жаловался.

Говяжьи кусочки уже поменяли цвет -- из кроваво-красных они превратились в светло-коричневые. Я приподнял жаропрочную крышку -- приятно запахло жареным. Минут через десять можно будет заморить этого жуткого и вечно голодного червяка, который, наверняка уж, сожрал добрую половину моего несчастного желудка. Я посмотрел на кастрюльку. Крышка была чуть подвинута на край, и из узкой щели наружу вырывался густой пар.

Я проверил вилкой -- на готовность -- одну из картофелин и она сразу развалилась на два куска. Теперь можно со спокойной совестью сливать воду и закладывать масло. Потом обождать еще немного, а уж затем смаковать вареным картофелем, аппетитной -- не только с виду! -- вырезкой и чудным салатиком под оливковым маслом.

Душа поэта не вынесла томительно ожидания завершения вечерней трапезы. Умело -- и почти вслепую -- нанизывая на вилку то картофель, то мясо, то помидоры с огурцами я принялся искать в информационной базе Управления хоть какую-то информацию об Антониусе Квайда. Коды доступа были получены из рук самого Гензека, так что перспективы теперь представлялись самые радужные. И вот что мне удалось обнаружить -- пусть и не густо, но тем не менее...

Антониус Квайда [отчество не указано], родился в 2055 году 15 января [по новому стилю] в Нижнем Тагиле. Родильный дом номер ноль три слэш одиннадцать ОККиП-ца [Общегалактического Красного Креста и Полумесяца]. Информация о родителях отсутствует в виду того, что часть архивов ОБЦЗ была безвозвратно потеряна в связи с пожаром в главном хранилище данных ОБЦЗ [14 января 2055 г.]. После достижения трехлетнего возраста был отправлен на воспитание в Самаркандский интернат для особо одаренных детей [на 2058 г. существовало три подобных интерната, ныне закрыты]. Куратор -- Вениамин Андреевич Палый [дата смерти: 2073 г.]. В 2073 году был направлен на учебу в Высшую Школу Внешней Разведки. Имеет красный диплом об окончании ВШВР [Высшей Школы Внешней Разведки]. Год выпуска -- 2078. Последнее место службы -- ПДБ [Первая Десантная Бригада, существует и поныне]. Послужной список [за десять лет безупречной службы]: _____ [перечисляются звания и награды]. 15 июня 2088 г. самовольно покинул место дислокации бригады. Дополнительные сведения отсутствуют.

И тут я обжегся -- кусочек мяса упал на клавиатуру, отодвинув тарелку в сторону, я отключил голограммовизор от информационной базы. Пока вытирал с кнопок и стола бесформенные пятна жира, размышлял.

Полная свобода действий -- это, с одной стороны конечно, хорошо, но с другой -- скверно. Одно дело, когда работаешь с напарником, имеешь официальное постановление, зацепки и все такое. В случае с беглецом Квайда все иначе: А) миссия совершенно секретная, Б) работать придется в одиночку, В) какие-либо зацепки отсутствуют, Г) не совсем понятны мотивы Антониуса Квайда.

Я так и написал: А), Б), В) и Г) -- карандашом и в блокноте, так как на дух не перевариваю делать, какие бы то ни было пометки в голограммовизоре. Это совершенно не удобно, не рационально и зачастую просто опасно.

Догадки по делу Квайда кое-какие меня, безусловно, посещали, но их было слишком мало для того, чтобы операция прошла успешно. Полететь на Аватар-11 можно хоть сейчас, но толку-то из этого? Сначала нужно нащупать хоть какие-нибудь ниточки. Затем начать плести из них веревки и только после этого можно будет приступать к поиску беглеца. Без этих трех составляющих дело можно сразу отправлять в аут.

К тому же, мне не совсем понятно поведение Гензека. Он себя никогда так не вел, тем более в присутствии подчиненных. Может быть, он чего-то опасается, и что-то не договаривает? Не договаривает -- это да, чувствуется! Но чего может опасаться Гензек? Это мне совершенно не понятно. Я посмотрел на распечатку данных по Квайда и меня вдруг заинтриговал ряд, несомненно, интересных фактов. Даже не фактов, а обстоятельств, и не странных, а, скорее, загадочных. Я еще раз и самым внимательным образом прочел все о беглеце.

Родился Квайда 15 января 2055 года по новому стилю. А я ровно через сутки, кстати. За день до появления на свет Квайда сгорела часть архива ОБЦЗ, в котором хранились данные о его родителях. Очень любопытно! Д а л е е... Воспитывался Антониус Квайда в Самаркандском интернате для особо одаренных детей. Я, собственно, тоже. Правда, в другом, но это уж совершенно точно никак не связано с Квайда. В 2073 году он отправляется на учебу в Высшую Школу Внешней Разведки. В тот же год умирает его Куратор Вениамин Андреевич Палый. Вот это действительно странное совпадение. Что же получается? Я недолго подумал и записал в блокноте следующее:

"Первое, -- нужно найти хоть какую-то информацию о его родителях: когда умерли и при каких обстоятельствах. Это очень важно! Второе, -- попытаться выяснить причины возникновения пожара в архиве ОБЦЗ. Не менее важный пункт! У кого выяснить? Сначала у Гензека. Третье, -- уточнить все о Кураторе Вениамине Андреевиче Палом. Когда и где родился, где учился и на кого, сколько лет являлся Куратором? Четвертое, -- найти одногруппников Квайда (по интернату). Выяснить: с кем он дружил, в кого был влюблен, с кем враждовал? Пятое, -- найти людей, с которыми Квайда учился в высшей Школе Внешней Разведки. И шестое, -- найти его сослуживцев по десантной бригаде".

Я все внимательно перечитал. Мало ли, забыл о чем. Нет, все правильно. Но по ходу могут появиться подпункты. С чего начать? Первое, второе, третье... Кажется, лучше всего с пожара в архиве.

Я набрал номер Гензека и стал ждать. Бэлл Бэллович ответил не сразу. Вначале сработал автоответчик. Чеканный голос произнес дежурную фразу: "В настоящий момент хозяина нет дома. Оставьте, пожалуйста, свое сообщение после звукового сигнала!". Я услышал щелчок, и через секунду на голораммэкране появилось знакомое лицо Гензека.

-- Ах, это ты? -- спросил Бэлл Бэллович.

В руке он держал большую керамическую кружку, а из одежды на Гензеке был, видимо, лишь халат с красивым огненным драконом, вышитым на голубом и чрезвычайно гладком шелке.

-- У меня появились кое-какие вопросы.

Гензек протянул руку в сторону. Что-то негромко зашуршало, и я почти сразу догадался -- шеф включил защиту от прослушивания.

-- Говори, -- сказал Гензек.

-- Я могу вылететь на Аватар-11 первым же рейсом. Но для начала хотел бы кое-что выяснить.

-- Что именно?

Я положил перед собой распечатку с данными об Антониусе Квайда и бегло пробежал глазами по ней.

-- Не совсем понятно кем были родители Квайда, и при каких обстоятельствах они погибли.

-- Разве это имеет отношение к заданию? -- поинтересовался Бэлл Бэллович.

-- Имеет. Я не знаю, с кем имею дело. Догадываюсь, что наш беглец мимикроид.

Наступила непродолжительная пауза. Я заметил, как сузились зрачки Гензека.

-- Почему ты так думаешь?

-- Во-первых, Квайда, как и я воспитывался в интернате для особо одаренных детей. А это о многом говорит. Или я не прав?

Гензек задумался. Причем, кажется, основательно. Он подпер голову руками, и на обычно гладком лбу Гензека собралась складками кожа.

-- Ты прав, Ярослав. Этого нужно опасаться. Думаю, что в привычном обличье теперь он уже вряд ли ходит.

Я молча кивнул, а Бэлл Бэллович многозначительно добавил:

-- Согласен, он, скорее всего, мимикроид. Но ведь ты тоже. Так что вы в некотором роде на равных.

-- Естественно. Но это не меняет дела. Мы ведь не чуем себе подобных. Мы люди!

-- Это так, но учти и то, что ты -- лучший из лучших.

Я погладил ладонью шершавый подбородок и подумал, что было бы неплохо при случае побриться.

-- Именно поэтому вы и поручили мне устранение Квайда? -- спросил я.

-- Совершенно верно. С этим делом вряд ли кто -- кроме тебя, конечно -- справится. А что до пожара... -- Гензек недолго помолчал, -- это был поджог. Управление несколько месяцев занималось выяснением обстоятельств, но...

-- Удалось ли выяснить, кто это сделал?

-- Нет. Ни следа, ни зацепочки. Сработал -- или сработали? -- профессионал.

-- А какие-нибудь предположения были?

Лицо Гензека в это мгновение даже побагровело, и на скулах заиграли желваки.

-- Конечно. Мы думали, что архив подожгли ОНИ.

-- То есть, кто ОНИ?

-- Те, от кого Управление оберегает Землян.

Я сразу догадался. Гензек, конечно же, имел в виду недружелюбных пришельцев, которые -- по понятным только им самим причинам -- повсюду разбросали "финтифлюшки". И из-за которых существует наше Управление.

-- Но мотивы... -- произнес я.

-- ОНИ просто забыли нам сообщить о них. А если серьезно -- не увлекайся, пожалуйста. На Аватар ты должен улететь до 21 июня. Это дело затягивать нельзя...

Лето 2065 года, Колпинский интернат

Когда гора не идет к Магомету, то Магомету ничего не остается делать, как идти к горе, подумал я, решив продолжить поиски информации о родителях Антониуса Квайда там, где он появился на свет.

Ниточки же для поисков самого беглеца у меня уже вроде бы имелись. Так что оставалось умело сплести из них тугие веревки и только в путь!

Я заглянул в рабочий блокнот. Антониус Квайда родился в Нижнем Тагиле, родильный дом номер ноль три слэш одиннадцать ОККиП-ца (Общегалактического Красного Креста и Полумесяца).

-- Стоп! -- сказал я. -- Прежде придется слетать в Нижний Тагил.

Не очень-то мне нравится выяснять что-либо с помощью галограммовизора. Живое общение многим лучше, да и полезнее -- в работе всегда пригодится. Это я считал правилом, исключением из которого было разве что общение с Гензеком.

Собрался я быстро, прежде не забыв вызвать флаэрон. Машина пришвартовалась к веранде с нордической точностью. И мне оставалось лишь скоротать какие-то два часа...

Естественно, я ничего не мог помнить о своем рождении. Но все же кое-что отпечаталось в моей памяти -- примерно с четырехлетнего возраста.

В то время на Земле уже не существовало государств как таковых. Они канули в лету после глобального объединениях мировых держав в июне 2030 года -- об этом я узнал позже, в интернате на уроках истории. С тех пор каждый гражданин Земли имел право жить только там, где душе приятственно. Тогда же появился Общественный Совет Земли. Он выполнял те же функции, которые прежде выполняли президенты, кабинеты министров, государственные думы и конгрессы. Президента Земли выбирали старейшины континентов. Старейшин же избирали из "сливок общества" -- из известных гуманистов, ученых, видных политических деятелей и культурных мастодонтов. Выборы Президента Земли проходили единожды, то есть любой Президент -- согласно конституции -- должен был управлять планетой до самой своей кончины.

Паспортов земляне лишились в 2033 году. Им на смену пришли индивидуальные идентификационные жетоны -- размером с шарик для пинг-понга. Граждане Земли получали их в девятилетнем возрасте. Все обязаны были носить жетоны на шее, и всегда иметь при себе. Кроме генетического кода обладателя жетона в нем не содержалось больше никакой информации. Я свой снимаю лишь тогда, когда веревочка, на которой он висит, теряет презентабельный вид. А так -- он всегда со мной. По генетическому коду легко определить, к какой расе ты принадлежишь. Соответственно, со сто процентной вероятностью знать, не пришелец ли ты из той части галактики, которая выходит за пределы юрисдикции Цивилизации Землян.

В 2035 году к Цивилизации Землян присоединились три расы: таирцы, герруды и триподы. Это были дружелюбные расы. Со своим этносом, привычками и по внешнему облику совершенно не похожие на людей.

Армия к тому времени была единой. В войсках служили представители всех рас. В 2037 году в армии Цивилизации Землян появились: дальний и ближний космические флота, четыре десантные бригады, разведка неизведанных планет, и Служба Безопасности Цивилизации Землян. Через год, в 2038 году было образовано Управление СБЦЗ в котором я и имею честь служить. Особо одаренные личности вроде Виктора Робски и Родлу-зверя -- мир их праху! -- считают Управление чем-то вроде тайной полиции. Они говорят о галактическом заговоре, о тотальной слежке за свободомыслящими гуманоидами и организуют разные "Фронты освобождения разума" или те же пресловутые "Генеральный штабы третьего канала Саммерса". Они вопят -- почти на каждом углу! -- о свободе личности и об освобождении всех планет обитаемой части галактики от тоталитаризма Управления СБЦЗ. Сами же тем временем занимаются поиском "финтифлюшек". Вот потом и не верь в то, что Цивилизация Землян нуждается в защите от нашествия извне. Кто знает, с какой целью ОНИ оставили свои "финтифлюшки"? Так что я искренне горжусь тем, что работаю в Управлении и защищаю свою и другие планеты от возможного нашествия недружелюбных пришельцев.

Флаэрон тем временем вошел в густую полосу грозовых облаков. Справа по борту -- метрах в трехстах -- ярко сверкнула молния. Аппарат легонько качнулся и андроид совершенно отсутствующим голосом произнес:

-- Пристегнитесь, пожалуйста. Возможны чрезвычайные флюктуации.

Я просунул руку под подлокотник и, приложив немного усилий, вытянул из-под него широкую ленту ремня безопасности.

-- Спасибо, -- сказал андроид и перевел флаэрон в автоматический режим полета. Аппарат тут же немного осел и теперь можно было не опасаться даже самых опасных флюктуаций.

Послышалась легкая музыка, и я снова погрузился в свои измышления по поводу... Кстати, о чем же я думал? Ах да, об интернате для особо одаренных детей.

Интернатов для особо одаренных детей существовало всего три. Все без исключения их воспитанники считались не совсем обычными детьми.

Один интернат находился в Самарканде, другой на Аляске. Тот, в котором воспитывался я -- в пригородах Фьючерз-Петерсбурга. Города, по улицам которого некогда бродил великий писатель-мулат Александр Сергеевич Пушкин. Мой интернат был довольно большой -- общая площадь, которую он занимал, превышала двадцать квадратных километров. Это был небольшой город, в котором взращивались дети одного и того же года рождения. У мальчиков и девочек были разными разве что сутки рождения, но это как мне кажется совершенно несущественная деталь. Всех нас называли будущим планеты. Хотя, я до сих пор не могу понять, почему будущим Земли считали не миллиарды детишек-землян, а именно нас. Ну, и тех, безусловно, кто воспитывался в Самаркандском и Аляскинском интернатах. Мальчики жили в обширных корпусах мужского сектора, девочки, соответственно, -- женского. Тем и другим разрешалось приходить друг к другу в гости. Столовые были общими, а вот обучение всяким наукам проходило-таки раздельно. Впрочем, рассказывать об интернате я могу очень долго. Лучше перейти сразу к главному.

О том, что я наделен необычными способностями, мне удалось узнать до того, как я получил идентификационный жетон...

Вечер выдался чрезвычайно теплым. И мы, чтобы совсем не ошалеть от жары, открыли окно настежь и начали играть в игру-угадайку.

Мы -- это Ира Пеккто, Жека Тарасенко и я. Шел 2065 год, нам было по десять лет и жизнь казалось такой прекрасной, что мы вдыхали ее полной грудью. Так было и сейчас. Ирка приходила к нам в гости каждый вечер. И мы -- теперь-то я знаю, как это называется -- очень сильно были в нее влюблены. До жжения в висках!

-- Я начну, -- сказала Ирка. -- Вы, мальчики, не против?

Жека насупился и плюхнулся на свою кровать, не скидывая башмаков. А они -- нужно заметить -- были весьма и весьма грязными.

-- Ну, конечно, дорогая Ирочка, как начинать, так тебе, -- сказал Жека крайне недовольно. -- А как бегать за лимонадом в столовую, так, конечно же, мне.

Ира фыркнула, но тут же успокоилась и, запрокинув голову назад, стала самозабвенно читать стихи.

Бог помочь вам, друзья мои,

В заботах жизни, царской службы,

И на пирах разгульной дружбы,

И в сладких таинствах любви!

Бог помочь вам, друзья мои,

И в бурях, и в житейском горе,

В краю чужом, в пустынном море

И в мрачных пропастях земли!

Она замолчала и, опустив глаза, добавила:

-- Ярославчик, только прошу тебя, давай по обычному. Без хитринок. Хорошо?!..

Ира имела в виду мое умение читать чужие мысли. Не знаю почему, но слышать то, что думают люди, я мог с тех пор, как себя помнил. Мне было, кажется, года четыре, когда я впервые об этом узнал.

В интернате, в котором я воспитывался, другие дети не умели читать чужие мысли, но их на моем примере учили так называемому тайнослышанию.

-- Хорошо, не буду, -- сказал я.

Мы с Женькой недолго потрясли кулаками перед собой, разыгрывая "камень-ножницы-бумагу". Мне выпали "ножницы", Жеке -- "бумага".

-- Давай угадывай, -- обреченно сказал Женька и я стал вспоминать поэта, чьи стихи только что прочла Ира.

-- Пушкин Александр Сергеевич, -- уверенно произнес я, -- "19 октября 1827".

Ребята посмотрели вначале друг на друга, потом на меня. Ира сделала губки бантиком, а потом чрезвычайно красиво улыбнулась. Я до сих пор не могу забыть той озорной улыбки.

-- Верно. Теперь твоя очередь, -- сказала Ира, глядя мне прямо в глаза.

Я основательно задумался. Конечно, ее и Женьку мне было совсем просто обвести вокруг пальца. Ведь я при желании мог запросто забить их головы инородными мыслями. И они вряд ли бы сумели определить поэта, чьи стихи я собирался декламировать.

-- Итак, внимание! -- и из моих уст рекой потекли незабываемые строки.

Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.

Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза -- жемчужина страданья.

И черные глаза, остановясь на мне,
Исполнены таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали.

Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду, тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.

Ребята переглянулись, а потом, словно бы заранее договорившись, закричали в унисон:

-- Эм Ю Лермонтов, "Кинжал"!

Я почти сразу все понял -- ребята, пока я читал стихи, просто-напросто копались в моих мыслях. Кроме того, кто-то из них -- надо сказать довольно мастерски -- блокировал мою защиту на подобные выходки.

-- Так не честно, -- одними губами произнес я.

Обиделся? Да, я очень сильно обиделся. Им все дозволено, а мне что, как обычно, нет?

-- Не честно, говоришь? Тогда получай! -- заливаясь громким смехом, крикнул Женька, и в меня тот час полетела его подушка. Я и опомниться не успел, как очутился на кровати.

-- Ладно, ладно, мальчики. Не кипятитесь. Теперь твоя очередь, Женя.

Жека сел, пригладил волосы и, поглядывая в мою сторону, принялся читать стихи.

Сердце мое заштопано,

В серой пыли виски,

Но я выбираю Свободу,

И -- свистите во все свистки!

И лопается терпенье,

И тысячи три рубак

Вострят, словно финки, перья,

Спускают с цепи собак...

В комнате вдруг стало чрезвычайно тихо, и тишину эту прерывали лишь только рубленые и жесткие на слух фразы.

Женька уже не сидел -- он стоял перед нами, гордо расправив плечи. А вокруг него витал странный и спертый дух свободы.

Я выбираю Свободу --

Пускай, груба и ряба,

А вы -- валяйте, по капле

Выдавливайте раба...

...И мне говорит "свобода":

-- Ну что ж, -- говорит, -- одевайтесь,

И пройдемте-ка, гражданин.

Я, признаться, даже остолбенел. Было трудно себе представить, что Женьке где-то удалось раздобыть книжку -- да и книжку ли? -- Галича, которую и взрослым-то читать запрещалось. Мы с Ирой -- словно рыбы, выброшенные сильной волной на берег -- едва дышали, и не могли произнести и слова. В наше время многое было запрещено. Теперь тоже так. И запрещено не потому, что это плохо -- читать недозволенно, а потому, что от недозволенного крепко попахивает духом свободы. От свободы же совсем недалеко до анархии. Анархия в Цивилизации Землян под строжайшим запретом.

Тогда, конечно, мы вряд ли так думали. Нет-нет, совершенно точно мы об этом даже и мыслить не могли. Тем не менее, шестое чувство говорило нам: н е л ь з я!

-- Ты что, Жека, -- прошептал я, подбежав к двери, -- а если Куратор услышит?

Ира покачала головой и закрыла глаза. Думаю, она здорово испугалась. Я, собственно, не меньше.

-- Ты это в книжке прочел? -- спросила она.

Женька, молча и виновато кивнул. Было видно, что он хочет что-то сказать, но не может.

-- Ты что?!.. -- спросила Ира.

И Жека решился.

-- Но вы только подумайте, как это здорово -- быть свободным! -- говорил он крайне испуганно, но уверенно -- это здорово чувствовалось.

Я подергал дверную ручку и заглянул в замочную скважину. Снаружи все казалось спокойным -- слухачей, кои в достаточном количестве водились в интернате, не наблюдалось.

-- Завтра же, -- сказал я, повернувшись в сторону Жени, -- мы эту книжку сожжем в лесу.

Я посмотрел на Жеку так, будто вдруг стал старше его и многим мудрее.

-- Да, да, -- произнесла Ира, -- мы должны будем это сделать.

Женя кивнул и слишком тяжело вздохнул.

-- Но это почти невозможно, -- сказал он.

-- Почему?

-- Я нашел место...

-- Ну же, ну!

-- В общем, книг там видимо-невидимо. Не архив, но что-то вроде того. Я видел очень старые книги, видел и те, которые были изданы в 2030 году...

-- Через десять минут мы будем на месте, -- произнес бездушный андроид и я мгновенно пришел в себя.

Господи, пропотел, как рысак на скачках, подумал я, проведя руками по взмокшему вороту рубашки.

-- Спасибо, как там с погодой?

За мутным иллюминатором ни черта не возможно было разглядеть. Послышалось монотонное шипение, что-то громко щелкнуло и андроид, не меняя совершенно дурацкой интонации, ответил:

-- Дождевая пелена не более десяти процентов. Температура за бортом плюс четырнадцать.

Ну и лето! Не лето, а сплошное невезение. Мне вспомнилось, что совсем недавно я отправился в отпуск, сулящий как минимум легкую и непринужденную расслабушку. Максимум -- восстановление нервной системы от постоянных поисков -- во всех частях галактики -- всякого рода отребья. Хорошо, что куртофан прихватить догадался.

-- Благодарю! -- сказал я, вытаскивая из стального чемоданчика-таблетки старую, но все еще довольно приличную куртку.

Андроид обернулся и выпалил стремительный по-сути и совершенно идиотский по содержанию рекламный слоган:

-- Что я? Это все сервис "Глобал Ирт-Флаэрон-Шип". Наша компания всегда к вашим услугам. Не забудьте оставить запись в благодарственно книге.

Я кивнул и, сжав ладонь в кулак, выставил вверх большой палец. Мол, гут! Очень хороший сервис! Просто отменный! Машина начала снижаться.

Все же хорошо, подумал я, что Кураторы давали нам столько свободы, сколько им было нужно. Ира, Женька и я... Да что там! Все интернатовцы выросли и шагнули в жизнь не в шкурах каких-нибудь выродков, а абсолютно нормальными людьми, понимающими, что есть хорошо, а что плохо. Я не припомню, чтобы кто-то из наших попадал на карандаш тем, кто служит и защищает. Разве это не есть свобода? Свобода от вольнодумства и ханжества, от анархии, за которой стоит лишь хаос и разорение? Нет, все же здорово жить так, как теперь живу я.

Флаэрон заходил на посадку по так называемой коробочке -- древней, но верной методе посадки летательных аппаратов. Я рукавом куртки протер изрядно запотевший иллюминатор.

Машина, снижаясь, облетала ровную и зеленую площадку. Внизу уже виднелись небольшие домики. Они кучковались у озера, за которым простиралось громадное серое поле. Крыши напоминали приплюснутые грибные шляпки, и мне почему-то казалось, что от моросящего дождя они растут прямо на глазах. Справа от поля я увидел широкую нить дороги, ведущую, скорее всего, в Нижний Тагил. В этом городе я никогда не был, и мне представлялась прекрасная возможность наконец-таки с ним познакомиться поближе. Но в том случае, если на это останется время.

А времени с гулькин нос, подумал я, Гензек-то говорил, что я должен отбыть на Аватар-11 не позднее двадцать первого июня.

Уже был вечер восемнадцатого, так что придется поторопиться. Местные же красоты оставить на потом -- не до них сейчас.

Вечер 18 июня 2088 года, Нижний Тагил

Вечером никого в родильном доме кроме, пожалуй, дежурных акушерок, не встретить. Печально, но ничего не поделаешь. Придется искать более-менее приличный ночлег. Желательно как можно ближе к родильному дому. Времени и так в обрез. Завидев в некотором отдалении от посадочного поля людей, я немедленно поспешил к ним.

Трава была мягкая и, не смотря на холодный вечер и моросящий дождь, мне жутко захотелось пробежаться по ней босиком. Уже не помню, когда в последний раз бегал босым по траве. Наверное, это было еще в интернате. Я остановился, присел и погладил траву рукой. Она была мягкой, как банная губка. Я оторвал несколько травинок и поднес их к носу -- чудесный запах, даже неестественный какой-то. До одури пьянящий и возвращающий в далекое детство. В чемоданчике-таблетке вдруг что-то громко и настойчиво зачирикало. Голограммовизор, решил я, подумав при этом, что кроме Гензека вряд ли кто захочет беспокоить меня. Щелкнули замочки, крышка самопроизвольно откинулась и с характерным шипением разделилась на абсолютно одинаковые половинки. Из верхней части выдвинулась небольшая мачта, которая через мгновение превратилась в довольно большой зонт. Под ним могли запросто спрятаться от дождя два или даже три человека средней комплекции. Внезапно вспыхнул экран, и заработала автоматическая антипрослушивающая система.

-- Ярослав, ты где? -- спросил Бэлл Бэллович.

Он сидел в широком кресле, перед ним стоял журнальный столик, на котором я заметил хрустальный бокал с обычным для Гензека вечерним мартини.

-- Только что прилетел в Нижний Тагил, -- ответил я. -- Буквально пять минут назад.

-- Куда-куда, говоришь, прилетел? -- раздраженно спросил Гензек. -- Повтори, пожалуйста. Что-то связь нынче неважная.

-- В Нижний Тагил, Бэлл Бэллович.

Гензек поднял бокал и пригубил его. Потом шеф посмотрел куда-то вверх.

-- Что ты там делаешь? -- поинтересовался Бэлл Бэллович, но уже, кажется, спокойно.

-- Хочу посетить родильный дом.

-- А, собственно, зачем?

-- Нужно узнать кое-какие подробности о клиенте. Ведь Квайда появился на свет именно в этих местах. Или я что-то путаю?

-- Нет, все правильно.

Гензек подергал себя за ухо. Довольно странная привычка, но он так делает всегда, когда о чем-то мучительно размышляет.

-- Хорошо, ясно. Но не кажется ли тебе, Ярослав, что ты начинаешь расплетать сеть не с того конца?

У меня даже сомнений не было, что я поступал совершенно правильно.

-- Бэлл Бэллович, вы же меня хорошо знаете. Я не умею, да и не хочу работать нахрапом. Пусть так поступают молодые максималисты.

Гензек недолго помолчал, продолжая дергать себя за ухо. Он молчал до тех пор, пока не решился отпить еще немного мартини. А, уже поставив бокал обратно на стол, сказал:

-- Пусть будет по твоему. Но постарайся не выбиваться из графика.

-- А несущественный вопрос можно задать? -- спросил я.

-- Валяй, -- готовясь выслушать меня, Гензек приблизился к экрану.

-- Почему я должен улететь на Аватар-11 не позднее двадцать первого числа?

-- Есть данные, что Квайда затевает что-то очень опасное. Осуществлять это он собирается тридцатого июня. От Земли до Аватара лететь ровно девять суток. Так что обсуждение этой темы исключено!

-- Что именно он хочет предпринять?

Гензек искренне развел руками и чрезвычайно комично сморщил лицо.

-- Не могу знать. Квайда блокирует лучших слухачей.

-- Ни днем позже?

-- Безусловно.

Эх, старый шпион, подумал я, и почему он так часто что-то недоговаривает? Боится совершить ошибку? Скорее да, чем нет. Наверняка думает, что пусть уж ошибаются подчиненные -- только не он. Но вообще -- честно говоря -- это правильно. Ведь высота должности прямо пропорциональна скорости падения из занимаемого кресла.

-- Что предпримешь? -- вопросил Гензек.

-- Первое, -- хочу нащупать хоть какую-то информацию о родителях Квайда. Второе, -- попытаюсь разузнать все о Кураторе Вениамине Андреевиче Палом. Когда и где родился, где учился и на кого, сколько лет работал с детьми? Третье, -- попробую найти тех, с кем Квайда воспитывался в интернате. Четвертое, -- хочу поговорить с людьми, с которыми Квайда учился в Высшей Школе Внешней Разведки. И пятое, -- найду его сослуживцев по десантной бригаде.

Гензек выслушал меня до конца, а потом снова обрушил в мой адрес поток упреков по поводу сроков проведения операции.

-- Ты не успеешь, -- сказал он после череды изрыгиваний неприятных для меня, как профессионального агента, слов.

Я набрал полную грудь воздуха и выложил перед Гензеком мои основные козыри.

-- Бэлл Бэллович, я думаю, что Квайда не совсем обычный клиент.

-- Конечно, он же мимикроид! Вроде, мы с тобой уже сошлись на этой версии.

-- Я о другом. Мне кажется, что с Квайда связана целая череда очень странных событий. А начинается она пожаром в архиве СБЦЗ, случившимся за день до того, как Квайда появился на свет.

Гензек покачал головой, а потом саркастически ухмыльнулся.

-- Но это же всего лишь твои догадки. Нельзя по внешнему виду человека судить о его душе...

-- Быть может, вы и правы. Но интуиция меня еще никогда не подводила, Бэлл Бэллович.

Гензек тяжело вздохнул и вскоре полностью со мной согласился. Хотя, не забыл в который раз напомнить о крайне сжатых сроках операции по нейтрализации беглеца-мимикроида.

Экран галограммовизора погас и чемоданчик-таблетка через несколько секунд сложился в походное положение.

Рядом с невысоким ангаром стоял флаэрон. В его внутренностях копошились два механика. На них были надеты голубые сверкающие робы. Один механик -- постарше, видимо, мастер, другой -- это уж совершенно точно! -- человек важной должности "подай-принеси". Тот, который был постарше, держал в руке короткую железную трубу. Он стучал ею по фюзеляжу флаэрона, изредка указывая помощнику: что, когда и как нужно делать.

-- Вечер добрый, -- сказал я, пряча за спиной чемоданчик-таблетку.

Старший обернулся, насупился и как-то отрешенно кивнул. Младший -- на удивление -- даже не обратил на меня внимания.

-- Не подскажите, как добраться до Нижнего Тагила? -- спросил я, придерживая для механиков свой главный вопрос.

-- Вон то шоссе в Нижний Тагил и ведет, -- старший протянул руку в сторону едва просматривающейся в сумерках дороги.

Я внимательно посмотрел туда, куда указывал мастер. Было уже довольно-таки темно, и дорога едва-едва виднелась.

-- А флаэроном туда никак?

Мастер почесал трубой в затылке и недолго помолчал, постоянно шевеля бровями.

-- Не советовал бы -- спокойнее доехать на ионнике.

Я догадался, что мастер рекомендовал мне добираться до города на машине, работающей на ионной тяге. К горечи своей мне пришлось признаться, что на инономобиле я ездил последний раз года три или четыре назад.

-- Почему на ионнике? -- поинтересовался я.

-- Погода ухудшается, да и не хилая магнитная буря грядет. Флаэрон при таких обстоятельствах может улететь к черту на рога. Магнитка-то действительно будет очень сильная -- такие здесь крайне редкий вариант. Но в такую погоду... -- он с видом знатока куда-то посмотрел, а затем, послюнявив большой палец, выставил его вверх.

-- Что в такую погоду? -- спросил я.

-- В общем, не советую. А стоянка ионников там, за ангаром. Берите любой.

-- Спасибо. И еще...

Мастер занервничал. Он посмотрел на своего помощника, стукнул трубой по фюзеляжу и гаркнул так сильно, что у меня едва не заложило уши:

-- Да не так, леший тебя в бочину! Цапелку поставь справа, а тот болт прикрути слева. Видите, -- он устало посмотрел на меня, -- ничего нельзя доверять молодой поросли. Прикрутят что-нибудь не в положенном месте и какой-нибудь флаэрон обязательно, да упадет. А спросят-то не с него, с меня. И спросят строго.

-- Понимаю, -- отозвался я. -- А гостиницы в городе есть?

-- А то! Их шесть в Нижнем Тагиле.

-- Так много?

-- Да, и все -- как хороший коньяк -- в пять звездочек. Высший класс.

Я покачал головой, отдавая дань почтение и городу, и мастеру, любезно согласившемуся дать мне несколько дельных советов.

-- А поблизости с родильным домом ни одной нет, не знаете?

Мастер что-то крикнул своему помощнику и только потом ответил на мой вопрос:

-- Конечно, имеется такая. "Альфа" -- сорок этажей. Очень хорошая гостиница.

-- Спасибо. Простите, а родильный дом работает?

-- Да куда ж ему деваться-то? Он один такой в округе. Хороший, у меня жена там двоих пацанят родила. А вы, простите, к кому в гости или просто так?

-- Просто так, -- ответил я, -- красотами местными захотелось полюбоваться. Отпуск, знаете ли...

Я забрался в первый попавшийся на глаза иономобиль. Как же он был хорош изнутри, чего не скажешь по его внешнему виду. Наверное, прав Гензек, подумал я, вспомнив его слова: "Нельзя по внешнему виду человека судить о его душе. Она... п о т е м к и!". Это высказывание вполне применимо и человеку, и к совершенно бездушной -- как данный конкретный ионник -- машине.

Недаром старину Гензека держат руководителем Управления. Хотя, редко случается так, чтобы человек заслуженно занимал вверенное ему кресло.

Дверца бесшумно скользнула в сторону, и салон иономобиля мгновенно погрузился в тихую классическую музыку. Тут я уловил легкий и чарующий запах жасмина. Или не жасмина? Я принюхался -- нет, точно жасмина.

-- Пожалуйста, задайте маршрут следования, -- сказал голос бортового компьютера, доносящийся откуда-то из-за спины.

Передо мной медленно выдвинулась полукруглая и сверкающая консоль. Я набрал нехитрую комбинацию цифр и букв. Тот час зажужжал двигатель и иономобиль плавно выехал на сухое -- это, не смотря на моросящий дождь! -- шоссе. На ум пришли строки забавного стишка, который я услышал давным-давно. Но при каких обстоятельствах, увы, сейчас даже не помнил. Может быть, Женька или Ира придумали? А, может, даже я. Кто знает.

Не все то мужество, что жужжит!

И коромыслом казуистическим

Не растревожить вам антрацит,

Не отрезвев сперва заатлантически!

Иономобиль ехал со скоростью шестьдесят километров в час. Быстрее бы, подумал я и набрал на консоли запрос: "Это максимальная скорость?". Появился ответ: "Не максимальная, но в данных условиях скорость повышать запрещено.". "Почему? Из-за погоды или магнитной бури?", -- последовал мой повторный запрос. "Нет. Позади движется транспорт. При повышении ранее заданной скорости возможно столкновение".

Я оглянулся -- позади иономобиля действительно мчался небольшой грузовичок. Вытянутый, как сосиска, с горящими -- словно глаза дохнущей от голода гиены -- фарами. Грузоподъемностью он был тонн пять или шесть. Транспорт двигался строго за машиной, в которой находился я, на расстоянии -- это можно было легко определить на глаз -- восемь или десть метров. Скорость была одинаковой. Я запросил бортовой компьютер о связи с транспортом, но последовал немедленный ответ: "Связь исключена. Его навигационная система отключена или повреждена". "Повтор запроса связи", -- набрал я на консоли. "Запрос отклонен. Навигационная система транспорта не работает -- повреждена", -- ответ был резким, как ядерный взрыв.

Этого мне еще не хватало, подумал я, глядя на приближающийся грузовик. Совсем немного, и он начнет подталкивать ионник в бампер.

Мне пришлось привстать для того, чтобы узнать, -- мысленно просканировать -- есть ли в салоне грузовика хоть одна живая душа. Я бросил чемоданчик-таблетку на кресло. Сел на колени и, расставив руки в разные стороны, зажмурился. Теперь все мое внимание было приковано к транспорту, расстояние до которого стремительно сокращалось.

Есть ли кто внутри? Отзовитесь немедленно, думал я, пытаясь передать свои мысли на расстояние. Я думал и ждал ответа. Думал и ждал, но никто и ничто не отзывалось. Это казалось очень странным. Ведь любой аппарат вроде этого злосчастного грузовика имеет как минимум две системы управления -- одну главную, другую дублирующую. Если вообще не говорить о том, что на борту любого транспорта -- согласно дорожным законам -- должно находиться хотя бы одно живое здравомыслящее существо. Мне пришлось максимально сконцентрироваться, но...

Удар пришелся, как я и предполагал, в бампер. Машина подскочила вверх и слегка пошла юзом. Хотя, почти сразу выровнялась -- на удивление великолепно сработала навигационная система. Мне даже не пришлось давать команду перехода на ручной режим управления.

Но грузовик, словно бы ошалев от непроглядных сумерек и гнусной погоды, продолжал с кровожадным упорством преследовать мой несчастный ионник. Я же только тем и занимался, что концентрировал все свои мысли на салоне грузовика -- я чувствовал, что в нем находится живое существо. Но оно по совершенно непонятным причинам не отзывалось. Оно молчало, разум же мой слабел с каждой секундой. Если так будет продолжаться и дальше, то через какие-нибудь пять минут я превращусь в выжатый лимон.

Транспорт внезапно увеличил скорость. Я осторожно поворачивал голову, пытаясь сквозь запотевшее стекло разглядеть водителя грузовика. Вода тонкими ручейками стекала по округленным бокам большегрузной машины, по ее крыше, стеклам и обтекателям зеркал. А из-под днища транспорта стремительно разлетались в стороны фонтаны брызг.

Внезапно мой разум уловил чужие мысли. Думал человек: "Я не могу даже пошевелить... Помог... Кажется, Старйкер!..".

Слово Страйкер знакомо мне было так же хорошо, как данные личного идентификационного жетона. Этим именем мы -- сотрудники СБЦЗ -- называли ИХ. Но мне до сих пор ни разу не приходилось сталкиваться с НИМИ вживую.

"Финтифлюшек" я повидал довольно много, но ИХ ни при каких обстоятельствах и никогда еще не встречал. Хотя, по долгу службы должен был бы когда-нибудь увидеть. И это "когда-нибудь" наступило не во время масштабной операции и не в процессе глобальной зачистки, а здесь -- на узкой и скользкой, как хорошее зеркало, дороге. В глуши, в почти кромешной темноте, которая теперь кажется вполне разумной. Такого поворота событий я представить себе не мог даже в самом кошмарном сне.

Скорость транспорта и иономобиля сравнялась -- грузовик пошел на таран. Я сел в кресло и набрал запрос: "Мы можем остановиться?". Последовал ответ: "Остановка невозможна.". "Почему?", -- спросил я и бортовой компьютер ответил: "Вышла из строя навигационная система". "Немедленно подключить дублирующую!". "Дубль-систему активировать невозможно". "Варианты?". "Катапультирование!". И монитор неожиданно погас.

Все что угодно, только не катапультирование, подумал я, вспомнив, наконец, о чемоданчике. В нем вот уже который час покоился верный "Гримм". Мне было трудно представить себя на месте человека, который не может -- даже если противником окажется Страйкер -- дать отпор. Ведь я всю свою сознательную жизнь учился противостоять ИМ, бороться с НИМИ, искоренять зло, которое ОНИ несут Цивилизации.

Транспорт ударил бортом в ионник с такой силой, что я едва удержался в кресле. С треском надломилось лобовое стекло, а под иономобилем сразу что-то громко заскрипело. И я -- поняв, что медлить больше нельзя -- опустил боковое стекло.

Красная точка лазерного прицела, слегка подрагивая, сползла с крыши грузовика на борт. Ловко скользнула по нему справа налево, а затем прыгнула резко вниз. Постояла недолго на месте и резво прыгнула почти под днище грузовику. Я согнул большой палец и прицел "Гримма" перешел в режим самонаведения. Моя левая рука была полусогнута и заведена за спину -- я привык стрелять именно из такого положения. Один глаз был прищурен, а на зрачке другого отражался несущийся на бешеной скорости грузовик.

Прогремел выстрел. Грузовик -- не снижая скорость -- как бы немного прижался к дороге. И из-под него -- словно из доменной печи -- роем брызнули горячие искры. Транспорт, будто замер и через мгновение его резко отбросило в сторону. Что-то затрещало в темноте, и внезапно округа озарилась ярким и необычайно высоким столбом огня.

Грузовик пылал. Человек, -- или кто он там на самом деле? -- так и не ответивший мне, наверное, уже сгорел полностью. Подобное в процессе выслеживания приговоренных к смерти случается довольно часто. А жертвы вроде этой мы -- служащие СБЦЗ -- привыкли называть неизбежными потерями...

Воспоминания о мимикрии

Иономобиль остановился у края обочины. Дверь бесшумно скользнула в сторону. Голос бортового компьютера категорически заявил:

-- Оставайтесь, пожалуйста, в салоне до прибытия дорожной инспекции.

Черта с два, чуть не выкрикнул я, знаем мы вашу дорожную инспекцию. Тупые киборги будут проводить расследование ДТП до утра, а то и дольше. Нет уж, как-нибудь без меня.

Я вылез наружу. Похолодало, все так же моросил дождь, и было уже темно -- почти как в угольной шахте. Я снова вспомнил о чемоданчике, который, благо, совершенно не пострадал. Примерно через минуту на экране голораммовизора появилась карта. Все ясно, нужно идти в сторону леса.

Внезапно дорогу осветили прожектора. Вдоль серой нити шоссе на бреющем полете двигались флаэроны -- два или три. Но определить, сколько их на самом деле, не представлялось возможным. Это была, конечно же, дорожная инспекция, принявшая вызов одновременно от двух пострадавших в ДТП машин. Я закрыл чемоданчик и побежал прочь от гнусной дороги, от тупых, нудных и дотошных инспекторов дорожного движения.

До города, как оказалось, было недалеко -- примерно час ходьбы. Я мог, конечно, никуда не бежать. Но киборги уж так устроены, что пока во всем досконально не разберутся, ни за что не отпустят. Будь ты хоть трижды сотрудником Управления, будь ты даже господом богом.

На всякий случай мне пришлось изменить внешний облик. Вернее, не изменить... а слиться -- как это делают хамелеоны -- с внешним фоном.

О своей способности к мимикрии я впервые узнал, когда мне исполнилось одиннадцать лет. Шел 2066 год. Была, кажется, поздняя весна, а, быть может, и ранее лето.

Руководство Колпинского интерната решило ввести в программу обучения детей новый предмет. Так называемое "ИО" -- изменение облика. Однажды нас вывезли в лес, где вокруг огромной поляны были возведены деревянные трибуны в пять рядов. По периметру поляны мы увидели столбы, между которыми тянулась колючая проволока. Я заметил три вышки, а в центре поляны -- большой высокий помост.

-- Воспитанники, -- сказал в микрофон директор интерната, -- проходите, пожалуйста, вдоль трибун. Осторожно, не торопитесь. Мальчики занимают левые, девочки -- правые ряды. Кураторы, прошу обратить особое внимание -- распределяйте детей прямо на входе!

Кураторы заходили на поляну первыми и распределяли детей согласно рекомендациям директор. Мы почему-то сразу восприняли новый предмет, как игру. Кто-то из нас даже шутил по этому поводу: "Мальчики налево, девочки направо! Всем по конфетке, будет сладко, детки...".

После того, как все расселись на трибунах, директор стал объяснять, чем будем заниматься. А заниматься мы будем до тех пор, пока не покинем дверей интерната -- то есть пока не уйдем в большую жизнь. Начал директор как всегда издалека:

-- Дорогие воспитанники, по урокам биологии вам известно, что такое мимикрия. Известно?

С трибун отозвалось скупое: "К о н е ч н о и з в е с т н о!".

-- Очень хорошо. Но я все же скажу: мимикрия -- сходство вида животных по цвету или форме с другим видом животного, растением или каким-нибудь его органом. Мимикрия способствует борьбе за существование. Она может быть направлена не только на защиту, но и служить орудием нападения. Так что предмет, который мы с вами будем изучать, по-настоящему уникален.

Директор наш был хорошим оратором, и мы все об этом прекрасно знали. Еще нам было известно, что в прошлом он был военным, кажется, полковником военно-космических сил. Имел много наград -- в общем, был героем из героев.

-- До сих пор вы знали, -- продолжал директор, -- что упомянутое мной определение относится лишь к животному и растительному миру. Но на самом деле это не совсем так. Ведь человек, вернее, гуманоид -- а мы с вами тоже гуманоиды! -- часть живой природы. А, стало быть, вероятно, при определенных условиях может менять цвет кожи или форму. Сейчас вам это покажется чем-то абсолютно нереальным, но совсем скоро каждый из вас сто раз убедится в обратном.

Дети зашумели. Еще бы, директор только что сказал, что каждый из нас сможет проделывать точно такие же штуки, которые проделывает самый банальный хамелеон. Это действительно казалось нам не просто нереальным, а сверх нереальным.

-- Спокойно, спокойно! -- директор недолго помолчал, потом постучал по микрофону указательным пальцем, и поляна сразу погрузилась в гробовую тишину. -- Прежде скажу, не каждому гуманоиду подвластна мимикрия. Вам же предстоит познать все ее прелести. И только потому, что вы -- воспитанники интерната -- избранные!

По трибунам пронеслось громогласное: "Ура! Ура! Ура!". Это был девиз нашего интерната.

-- Вы знаете, что есть еще два интерната -- Самаркандский и Аляскинский. В них тоже вводится этот, безусловно, интереснейший предмет.

Речь свою директор продолжал еще примерно час. За это время нам удалось узнать, что мимикрия сделает нас сильнее и только во благо Цивилизации Землян, ибо все интернатовцы -- ее надежда и опора, ее будущее, ее стальной оплот. И нам предстоит оберегать гуманоидные расы, входящие в Цивилизацию Землян от нашествия извне. Директор поведал нам о Страйкерах и о том, что они тоже умеют менять форму. А вот об изменении цвета кожи директор даже не заикнулся, но только потому, что до сих пор остается невыясненным есть у недружелюбных гуманоидов кожа или ее нет вовсе.

-- Естественно, в вас это генетически не заложено. Хотя, не во всех, конечно. Ярослав Стрейндж.

Женька, сидящий справа, да и все остальные ребята, ошалело, посмотрели на меня. Было довольно странным, что директор назвал мое имя. Не какое-то другое, а именно мое! Это ведь не чтение чужих мыслей, в конце концов.

-- Ярослав, встань, пожалуйста, -- сказал директор. -- Иди сюда.

И я встал. Колени у меня дрожали, голова кружилась, а сердце билось так часто, что мне едва не стало дурно. Женька улыбнулся и подмигнул мне:

-- Давай, давай, иди же, -- сказал он. -- Не робей, что ты в самом деле!

Внезапно передо мной возник Куратор. Он взял меня за руку и повел вниз. Я шел и не помнил себя от волнения. Впрочем, и от страха тоже. Это было сродни -- я где-то читал об этом -- последнему пути на гильотину. Сродни зеленой миле в камере смертников. Это было невыносимо, невыносимо страшно. Как я очутился рядом с директором интерната, теперь затрудняюсь вспомнить... Но, кажется, путь от трибуны до деревянного возвышения для меня длился целую вечность.

Директор улыбнулся и ласково положил мне на плечо тяжелую руку. Я вдруг увидел ужасные железные пальцы -- директор в каком-то бою потерял кисть левой руки -- и мне стало страшно вдвойне.

-- Это Ярослав Стрейндж. Вы все его, конечно, знаете, -- он склонился надо мной и очень спокойно прошептал на ухо: -- Тебе нечего бояться, Ярослав, ты избранный. А таких, как ты можно пересчитать по пальцам -- знай об этом.

Уже не помню почему, но слова эти подействовали на меня, как снотворное на человека, страдающего жутким недосыпом. И через какие-нибудь минуту-полторы я действительно успокоился. Хотя, страх -- помню, как сейчас -- продолжал теплиться в глубинах моей крохотной -- почти воробьиной -- души.

Директор позвал одного из Кураторов, что-то сказал ему, и тот немедленно удалился. Потом он взял со стола небольшую коробочку, открыл ее и я увидел лежащий на дне медальон. Я решил, что медальон золотой потому, что его поверхность чрезвычайно ярко блестела на солнце.

-- На примере Ярослава вы научитесь менять цвет кожи и облик.

Я мог ожидать чего угодно, но только не этого. И почему директор назвал меня избранным, ведь в интернате воспитывалось много мальчиков и девочек? Он только что говорил: все вы -- интернатовцы -- надежда, опора, будущее и стальной оплот Цивилизации Землян. Тогда почему именно я?!..

Послышался отвратительный скрип -- я обернулся, обернулись и остальные дети. Вдруг стало чрезвычайно тихо. И тишину эту нарушали лишь шум ветра в кронах деревьев, да безобразный скрип. Звук издавали колеса самодвижущейся тележки. На ней стояла среднего размера клетка, в которой что-то копошилось.

-- Не будем ждать следующего урока, -- решительно сказал директор, -- Ярослав при помощи этого нехитрого приспособления продемонстрирует нам, что есть на самом деле мимикрия.

Все ахнули, а я взглянул на состоящий из трех частей совсем небольшой медальон. На нем был рисунок: пронзенная молнией сдвоенная буква "С". И это, пожалуй все, что мне тогда удалось увидеть. Тележка тем временем подъехала к возвышению и директор, поблагодарив Куратора, направился к ней. Он крепко держал меня за руку, и я почему-то даже не сопротивлялся. Но, всем сердцем чувствовал грядущую опасность.

-- Прошу минуту внимания! Это приспособление называется активатором, -- директор притянул меня к себе, надевая на шею загадочный медальон.

В клетке находился примерно моей комплекции медвежонок.

-- Не бойся, -- прошептал директор.

-- Я и не боюсь.

Но на самом деле мне было очень страшно. Стальная клешня разжалась.

-- Здесь находится медвежонок, -- сказал директор в микрофон, и дети ахнули снова. -- Ярослав сейчас подойдет к клетке, просунет туда руку и коснется его головы.

По трибунам волной прокатился шепоток. Дети стали испуганно переглядываться, и я догадался, что большинство из них не желали бы сейчас оказаться на моем месте. Я и сам был готов бежать, куда глаза глядят, но ноги почему-то абсолютно меня не слушались.

-- Суй руку, -- произнес директор, глядя мне прямо в глаза.

Я испуганно посмотрел на него, пытаясь донести хотя бы мысленно: мол, не могу -- это опасно. Но на лице отставного полковника не дрогнул ни один мускул -- он улыбался.

-- Х о р о ш о, попробую, -- прошептал я, зажмурившись.

Мне -- когда ладонь легла на мохнатую голову -- вдруг стало необычайно холодно. Руки и ноги судорожно задрожали, все вокруг закружилось, и я, кажется, начал терять сознание. Медальон -- я чувствовал это! -- почему-то нагревался. Деревья вдруг превратились в высокие бетонные мачты со странными сверкающими отростками, облака из белых стали серыми, трибуны просели и растворились в воздухе.

Я присел на корточки, чувствуя боль во всем теле. Челюсти свело так сильно, что не было никакой мочи терпеть, а ребра, казалось, начали сами собой выдавливаться наружу.

Придти в себя мне удалось только тогда, когда я оказался перед зданием, на фасаде которого софитами играла надпись: "Гостиница "Альфа"". Я задрал голову. Этажи, обозначенные яркими точками светящихся окон, казалось, уходили к самим небесам. Лишь в это мгновение я, наконец-то, смог расслышать шум города. И только в это мгновение от меня отлегли воспоминания о прошлом.

Номер, в котором я остановился, оказался довольно приличным. Но если честно, приходилось видеть "пятизвездочные" и получше этого. Впрочем, до утра не долго, так что вполне пригодное жилье. Сперва я снял мокрую куртку и скинул башмаки.

Ступни гудели так, будто по ним все это время пропускали электрический ток. Они требовали немедленного успокоения, и я немедленно прошлепал босыми ногами в ванную комнату, хлопнул в ладоши -- зажегся свет. Заглянув в душевую кабину, я небрежно произнес:

-- Б-р-р, х о л о д н а я...

Только под душем я вновь почувствовал себя человеком. Грязь и детские воспоминания стекали по скользкому полу в маленькое отверстие и стремительно уносились туда, куда я и знать не хотел.

Нужно срочно связаться с Гензеком -- мало ли, засветился в этой дурацкой аварии. Он же все грамотно уладит и договорится с кем нужно. Потом придется -- не отвлекаясь от розыска Квайда -- основательно пораскинуть мозгами над случившемся на дороге. Не нравится мне все это, не знаю почему, но очень не нравится. Конечно, случайность отсекать не стоит.

Пока я стоял под ледяным водопадом снова вспомнил о мимикрии. Это теперь мне удается без особого труда растворяться во внешней среде, а тогда... После первого урока "ИО" я долго не мог придти в себя. Мне приходилось бегать на переменах в амбулаторный корпус и отдаваться на милость белых халатов. Они цепляли к моим руками и ногам датчики, заставляли бегать по резиновой дорожке, совать голову в здоровенный короб. В общем, врачи вели свои наблюдения.

Но нужно ли теперь вспоминать об этом? Даже не знаю. Не знаю -- честно. С одной стороны, детство мое было не совсем обычным, с другой -- я стал человеком, которому доверяется даже сам Гензек. А добиться от него чего-то подобного могут только единицы. И я один из них...

Гензек уже ложился спать, когда зачирикал голограммовизор. Бэлл Бэллович лежал на кровати укутанный по шею покрывалом. Освещение было слишком скудным -- вероятно, он собирался с минуты на минуту войти в царство Морфея. Справа от кровати стояла тумбочка. На ней дожидалась своего часа упаковка снотворного, а рядом с ней -- граненый стакан с минеральной водой.

-- Ярослав, что-то произошло? -- спросил он, приподнимаясь на локтях.

-- Да, -- ответил я, опустив глаза.

Гензек пожевал губы и придвинул к себе небольшой экран. Глаза шефа были сонными, и я посмотрел на часы -- о, уже совсем поздно!

-- Г о в о р и.

-- По пути в Нижний Тагил... В общем, произошла дурацкая история.

-- Что, нечаянно убил кого-то? -- поинтересовался Гензек.

Я улыбнулся, но тут же подумал, что шутки шутками, но дело-то серьезное.

-- Нет, я до такого еще не опустился, -- ответил я. -- Хотя... уверенности такой нет.

-- Не тяни резину, говори все, как есть.

-- Я ехал в Нижний Тагил на ионнике. Все было нормально. Но до тех пор, пока мою машину не протаранил грузовик.

На лбу Гензека складками собрались морщины. Он сел и взяв со стола стакан, отпил из него.

-- Что это была за машина, ты помнишь?

-- Да самый обычный транспорт. Он нагнал ионник примерно на пол пути к городу. Потом начал таранить.

-- Таранить?!.. -- переспросил Гензек.

-- Совершенно верно. Один раз ударил ионник сзади в бампер, а потом пошел на таран сбоку.

Бэлл Бэллович, прищурившись, посмотрел на меня самым внимательным образом. Похоже, он мне не совсем верил. Но, может, мне это только померещилось.

-- И как ты поступил?

-- Стрелял, конечно. Грузовик перевернулся и загорелся.

-- Водитель погиб? -- спросил Гензек.

-- Не знаю.

-- А дорожная инспекция?

-- Дожидаться не стал. А до города добирался пешком -- лесом.

Гензек взъерошил волосы, недолго помолчал, а потом спросил совершенно спокойно:

-- Где сейчас остановился?

-- В гостинице "Альфа" -- номер на тридцать девятом этаже.

-- Проблемы с размещением были?

Я покачал головой, давая понять Гензеку, что подобные проблемы со мной не случаются даже в критических ситуациях.

-- Номер-то снял номер под другим именем.

-- Безусловно -- береженого бог бережет.

-- Отлично, -- шеф опустил голые ноги на пол, -- это правильно. До утра не высовывай из номера даже нос, а я тем временем что-нибудь придумаю. Все понял?

-- Так точно!

-- Еще что-то? -- зевая, вопросил Бэлл Бэллович.

-- Пожалуй, нет, -- экран голограммовизора тот час погас, и я сразу же закрыл чемоданчик-таблетку.

Сев на кровать я достал из куртки рабочий блокнот. Надо бы уточнить кое-какие планы на день грядущий. Вдруг, я совершенно отчетливо ощутил, что в номере присутствует еще кто-то. Кто?!.. Достав скорострельный и надежный, как часы "Гримм", я встал. Комната была небольшая, и спрятаться здесь было негде, но в номере была еще и гостиная, в которой находились платяной шкаф и два кресла со столиком. Я подумал, что, должно быть, забыл закрыть дверь в номер и потому в гостиную кто-то проник. Кто-то, чье присутствие я ощущал довольно четко. Сейчас я не мог бы внятно объяснить, что именно я чувствовал, но мною владела полная уверенность в том, что в гостиной кто-то есть. Сделав несколько мягких и абсолютно бесшумных, но вполне уверенных шагов, я оказался у двери в гостиную. Дверь была деревянная, и ее можно было довольно легко выдавить плечом. Это многим лучше, чем звенеть ключами и давать противнику дополнительные бонусы. Впрочем, ключей у меня не оказалось. Я обернулся и увидел их лежащими на столике рядом с чемоданчиком.

Дверь оказалась незапертой. Я осторожно толкнул ее и быстро выглянул из-за притолоки, но тут же спрятался обратно. Беглый осмотр показал, что в гостиной никого нет. Я, выставив вперед "Гримм", вошел в гостиную и обследовал ее, никого не обнаружив при этом. Но, когда я уже расслабился и опустил оружие, в спальне что-то громко пискнуло...

Это был звук предупреждающего сигнала голограммовизора. Адреналин заставил мое сердце биться в два раза быстрее. Одним прыжком я оказался у двери в спальню, но единственное, что успел там увидеть -- пульсирующие круги в воздухе, возле кровати. Они напоминали круги на воде. Странно, очень странно. Такого я раньше не видел. Чемоданчик был открыт, хотя я его совершенно точно закрывал. Голограммовизор, вмонтированный в крышку, был повернут экраном к двери. На нем мигало табло с предупреждающей надписью о несанкционированном доступе. Я подбежал к окну и довольно резко откинул тяжелые портьеры. За ними никого не было. Что за напасть? Наверное, переутомился, подумал я. Окно тоже оказалось закрытым. Тогда я присел на кровать и, повернув к себе чемоданчик, набрал код доступа.

Неизвестный посетитель не успел добраться до информации... И ведь он -- д у р а к -- даже не предполагал, что я ее держу в другом месте. Именно по этой причине безопаснее все записи делать в рабочем блокноте. Не доверяю я электронике и редко ошибаюсь в предположениях.

Конечно, если бы у него было больше времени, он, несомненно, взломал бы систему защиты. Но голограммовизор вовремя просигналил, что происходит взлом, и неизвестный вынужден был бежать. Но куда он девался, мне было трудно понять.

И я решил, что, несмотря на все перипетии сегодняшнего дня, все же стоило, как следует выспаться, потому что завтра, возможно, все еще более усложнится. А за завтра последует послезавтра, потом грянет двадцать первое июня. И я, имея все данные об Антониусе Квайда, непременно отправлю его в мир иной. С первой же попытки!

Меня разбудили упавшие прямо на лицо яркие солнечные лучи. Вздохнув, я перевернулся на другой бок.

В туманный, дождливый день мое настроение, скорее всего, было бы куда лучше. Нельзя сказать, что мне нравится ненастье, но в плохую погоду почему-то думается лучше, чем в жаркую. Теперь, когда солнечный свет наполнил гостиничный номер, я смог ясно различить слой пыли на мебели. И интересная мысль тут же посетила меня. Вчера, безбожно устав, я решил, что "пятизвездочные номера" бывают и получше. И ведь не ошибся, черт возьми. Эх, п р о в и н ц и я! Вот что значит хорошо развитая интуиция. А без нее в нашей работе делать нечего.

За окном -- с восточной стороны -- я четко различил большое озеро, голубое и искрящееся на утреннем солнце. Внизу, под окном, тянулись вереницы иономобилей, с трудом справляясь с перевозкой пассажиров. Был понедельник и трудовой день уже, кажется, заладился. Нужно было торопиться и мне. Первое, съездить в родильный дом, второе... Ах да, я совершенно точно о втором пункте -- запасном -- даже не подумал. Ведь может так статься, -- тьфу, конечно, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить -- что родильный дом, например, закрыт на ремонт. Или все его служащие разъехались в отпуска. Стоп-стоп-стоп! Об отпусках сейчас лучше вообще не вспоминать, а то дурно сделается.

Послышался стук в дверь. Мне пришлось достать из-под подушки "Гримм". Постучали еще раз. Я приподнялся на локте, встал и бесшумно скользнул к двери. Внезапно вспомнив о ночном госте, я насторожился и прислушался, стараясь даже не дышать. Но за дверью -- на удивление -- было уж слишком тихо -- почти как в забытой гавани во время штиля. Собравшись с духом, одним движением я открыл замок и резко толкнул дверь от себя, не забыв выставить оружие перед собой.

У порога стояла совсем еще молоденькая -- я бы даже сказал: юная -- горничная. И она была, кажется, чем-то взволнована. Вот только чем? Это для меня оставалось загадкой, разрешить которую, впрочем, я даже не пытался. Все мое внимание, обоняние, слух и прочие причуды организма были прикованы -- нет, скорее, даже прибиты толстыми гвоздями! -- к этой небожительнице.

Девушка была невысокая и стройная, как кипарис. Из одежды на ней было слишком уж коротенькое голубое с сизым отливом платье, подпоясанное у бедер разноцветным тончайшим шнурком. Платье было декольтированным. Горничная стояла, смотрела на меня, не моргая, и переминалась с ноги на ногу. Я опустил глаза и только теперь разглядел ножки горничной. Они были чудными, словно вырезанными величайшим из великих мастером резьбы на живую. И они мне напомнили старинную фразу: "Дети любви бывают крайне красивыми". Да, действительно, надо полагать, ее родители постарались на славу, раз уж когда-то умудрились зачать и затем вырастить такое прекрасное создание. Должно быть, они действительно любили друг друга и превосходно постарались, оставив след любви своей в образе этой бесподобной красавицы.

Я поднял глаза, а девушка, выйдя из необъяснимого оцепенения, вдруг закричала. Она вопила так громко, что мне пришлось опустить оружие и схватить ее одной рукой за плечо.

-- Что вы? -- спросил я. Горничная вырвалась и побежала прочь, оставив у порога серебристую тележку с полотенцами.

Я посмотрел налево, потом направо -- соседи по этажу почему-то никак не среагировали на крики -- никто даже двери не удосужился открыть. Тогда я откатил тележку к стене, вернулся в свой номер и закрыл за собой дверь. В тамбуре висело небольшое зеркало, и мой взгляд совершенно случайно упал на него.

Боже, какой же я олух, дурак, лопух и кретин! Я не обратил внимания на то, что выскочил в коридор абсолютно голым, плюс -- с оружием. Привычка спать обнаженным на этот раз устроила мне самую настоящую подлянку. Я сразу представил такую картину...

Горничная совершает привычный утренний обход -- заходит в один, в другой номер. И вот, наконец, добирается до того, в котором остановился самый дурной дурак и конченый лопух -- то есть, я. Подкатывает тележку, груженную полотенцами к порогу и осторожно -- мало ли, постоялец спит еще -- стучит в дверь. Никто, естественно, не отворяет ее. Девушка -- будучи хорошо воспитанной леди -- дверь своим ключом открывать, не решается. Стучит еще раз и слышит робкие шаги за ней. И тут выскакиваю я -- олух, дурак, лопух и кретин глупомордый! -- с "Гриммом" в руке. Ничего не скажешь, братец... Ну и лопухнулся же ты, подумал я, спешно зайдя в комнату. Но не успел я накинуть на себя одежду, как в дверь снова постучали. Но теперь почему-то крайне настойчиво.

-- Немедленно откройте! -- басисто прокричал кто-то.

-- Одну минуту, -- отозвался я, натягивая штаны одной рукой, другой, схватив со стола пластиковую карточку, -- я еще не одет.

-- Нам это уже известно, -- послышалось в ответ, -- откройте немедленно, иначе мы взломаем дверь!

В два прыжка я отказался в тамбуре. Молния на штанах была застегнута.

-- Взламывать ничего не нужно. Я сам открою, -- сказал я, обхватив пальцами рычажок замка.

Дверь тихонько открылась -- у порога стояли киборги из охраны правопорядка и горничная. Вид у нее был даже не испуганный, а...

-- Извините, пожалуйста. Все так некрасиво вышло, -- произнес я.

-- Подождите с извинениями, -- сказал киборг, стоящий справа, -- покажите свой жетон.

Я немедленно достал его из заднего кармана штанов.

-- Нет проблем, но прежде посмотрите на мое удостоверение, -- решительно сказал я, протянув киборгу магнитную пластиковую карточку.

-- Не понял...

-- А вы ознакомьтесь.

Правда о родителях А. Квайда

Киборги сдались без боя. То есть, посмотрев в удостоверение (пластиковую карточку), выданное на имя заместителя руководителя центрального аппарата охраны правопорядка Цивилизации Землян, извинились и без лишних вопросов удалились восвояси. Горничная -- ее звали Нерой -- тоже попросила прощения. Но я, проявив галантность, сказал, что извинения лишние. Что, мол, я сам во всем виноват. В завершение короткого разговора с Нерой я пригласил ее на чашечку кофе. Но девушка вежливо отказалась, сославшись на то, что директор гостиницы ее за это по головке не погладит. Она предложила побаловаться чем-нибудь крепеньким вечером. И тут я вновь пожалел о внезапно закончившемся отпуске. Так я и сказал Нере:

-- Извините, но я, увы, не знаю, останусь в Нижнем Тагиле или мне придется срочно лететь в Большую Москву.

-- Почему так? Дела?

Я кивнул и, тяжело вздохнув, печально ответил:

-- Да, увы...

Родильный дом номер ноль три слэш одиннадцать ОККиП-ца (Общегалактического Красного Креста и Полумесяца) находился на окраине города. Покинув иономобиль на стоянке, я направился к высокому забору, за которым и скрывалось от посторонних глаз здание роддома.

-- День добрый, -- сказал я охраннику, стоящему у железных ворот.

Он -- широкоплечий громила метра под два ростом -- внимательно посмотрел на меня и ничего не ответил. Я подошел к нему поближе.

-- Здравствуйте, мне нужно пройти к родильному дому.

Охранник покашлял, вытер пот со лба и, глядя на меня сверху, сказал:

-- А зачем он вам нужен? Жена находится там или?

-- Или...

-- Тогда, пожалуйста, назовите ее фамилию, имя и отчество.

Я недолго помолчал. Здесь что, супер оружие прячут?

-- Может, обойдемся без формальностей?

Охранник хмыкнул, снова покашлял и заново вытер пот со лба.

-- Без ф о р м а л ь н о с т е й... скажите тоже!..

-- Ну вы понимаете, -- я почти вплотную подошел к нему, -- у там меня находится... Как бы правильнее выразиться?

-- Любовница, что ли? -- сострил охранник.

-- Именно.

-- По инструкции без формальностей не имею права. Будь вы даже самим Президентом. Не положено, гражданин, и все!

Черт с тобой, кретин недоразвитый, подумал я. Придется еще раз воспользоваться липовым удостоверением -- на!

Я достал из кармана пластиковую магнитную карту и сунул ее почти в нос двухметровому недоумку. Тот внимательно посмотрел на карточку и как по мановению волшебной палочки вдруг изменился в лице.

-- Ну что же вы сразу-то не сказали, гражданин заместитель.

Я прищурил глаза и очень нездорово улыбнулся. Надо сказать, выкинутая гаерка с липовым удостоверением удалась на славу.

-- Это я так... по инструкции. Но если бы сразу сказали или кто-нибудь предупредил заранее, то я вас давно уже пропустил, -- охранник, козырнув, немного отошел в сторону, и ворота тот час со скрипом отворились.

Я ожидал увидеть привычное здание из стекла и бетона, но вместо него в трех сотнях метров от забора стояла небольшая будочка. Вокруг нее росли высокие сосны и ничего больше.

-- Простите, а где же роддом? -- спросил я, обернувшись.

-- Это он и есть, гражданин заместитель. Вам нужно пройти по этой тропинке, -- охранник показал на дорожку, посыпанную мелким щебнем, -- к блоку-приемнику и войти в него.

-- А потом? -- поинтересовался я.

-- Спуститесь до того уровня, на котором находится роддом.

Теперь понятно. Я ведь совсем запамятовал, что с недавних пор все земные родильные дома были переведены под землю. Это делалось на случай внезапного вторжения извне -- в целях безопасности то есть.

-- Спасибо, -- поблагодарил я.

Тропинка довела меня до будочки. Как только я приблизился к блоку-приемнику, его дверь поднялась. Внутреннее пространство напоминало кабину самого обычного лифта. Дверь опустилась и голос, льющийся откуда-то снизу, сказал:

-- Присаживайтесь, пожалуйста. Через три минуты будет уровень "Б".

Согласно постановлению СБЦЗ -- и подписанному лично Президентом -- под землей находилось пять уровней. Такие меры безопасности были приняты на тот случай, если Страйкеры совершат внезапное нападение на нашу планету.

Уровень "А" предназначался для временных переселенцев (на случай глобальной катастрофы); уровень "Б" был отдан под родильные дома, школы и интернаты; уровень "С" являлся законсервированным хранилищем продуктов питания; на "D" уровне находились блоки безопасности, предназначенные для проживания граждан Земли; на уровне "E" в случае нападения должны были скрываться старейшины континентов и лично Президент Земли.

Директор родильного дома оказался немилосердным, своим ответом он убил меня прямым попаданием в мозжечок.

-- Увы, но данных о детях, рожденных в тот год, предоставить не могу.

Предвидеть это, естественно, я не мог. Паззл -- с таким тщанием собираемый мной -- рассыпался прямо на глазах. Архив СБЦЗ сгорел... теперь еще эта новость. Гензек-то, Гензек, тоже хорош -- отправил на задание, оторвав руки, лишив ног и выколов мне глаза -- кудесник сыска...

-- Почему? -- поинтересовался я.

Директор посмотрел на меня и по его глазам я понял, что грядущий ответ будет беспардонно безнадежен.

-- Видите ли, эту должность я занимаю совсем недавно -- второй год пошел.

-- Правильно понимаю, просто не успели войти в курс дела?

-- Нет, конечно же, нет. Я о другом. Прошлый директор проработал в роддоме довольно долго. Представьте, он скончался, прямо здесь -- в рабочем кабинете, -- директор показал на кресло, с которого минуту назад встал. -- Примерно в тоже самое время из хранилища были похищены данные о детях, рожденных в 2055 году.

-- П о х и щ е н ы?!.. -- спросил я, едва сдерживая эмоции.

-- Ну не совсем так. Полтора года назад случился серьезный сбой в системе хранилища. И все данные, кроме...

Неужели это дело столь проблемное, что каждый новый факт -- как только мне о нем становится известно -- тут же покрывается толстым слоем вопросов. Сейчас у меня нет практически ни одной зацепки -- так дело не пойдет.

-- Но, кажется, это невозможно.

-- И на уровне "Б" случаются очень даже неприятные события.

-- Нет, я все-таки не понимаю этого, -- искренне сказал я.

Директор, недоверчиво поглядывая в мою сторону, взял со стола графин и, наполнив водой стакан , немедленно осушил его.

-- Простите, вы работаете в Управлении? -- произнес директор. -- Ничего не путаю?

-- Совершенно верно.

-- Так вам ли не знать, что существует так называемый человеческий фактор? Именно благодаря ему может разрушиться даже самая надежная систем безопасности.

-- Но ведь здесь находится наше будущее, цветы Цивилизации!

Директор засмеялся, и я не понял, почему он это сделал. Конечно, я мог прочесть его мысли, но мне не хотелось этого делать. Видимо, потому, что директор роддома -- так казалось -- говорил искренне. И потом, силы мне еще были, ой как нужны.

-- Да, все верно. Кто контролирует детей, тот контролирует судьбу мира, но... -- он замолчал, подошел к креслу и сел в него. -- Ведь фактор, о котором я говорю в данном случае не совсем человеческий. Подозреваю, это фактор Страйкеров.

Он думает, что в сбое системы и в исчезновении данных виновны Страйкеры. Нужно бы спросить подробнее вот о чем... Хотя, нет, кажется с него и этого вполне достаточно.

-- Поймите меня правильно, -- сказал я, не отводя глаз от директора, -- я вас не собираюсь в чем-то обвинять. Просто мне нужна хоть какая-нибудь информация о детях, рожденных в 2055 году.

Директор, поразмыслив, все же решил сдаться. Впрочем, он в любом случае рассказал бы мне все, что ему известно.

-- Хорошо, -- директор откинул голову назад, -- только, пожалуйста, признайтесь, чем провинился наш родильный дом перед вами? То есть, я хотел сказать: перед Управлением...

Зайдя в кабинет директора, я не стал скрывать, что работаю в СБЦЗ. Пусть для охранника я останусь другим человеком, но разговор с директором родильное дома -- дело иного характера. Зачем перед ним ломать комедию, ведь в данном конкретном случае очень важно на кого и для чего ты работаешь. Большинство землян -- и этот человек не исключение -- услышав слово "Управление" начинают испытывать трепетный ужас. Я, безусловно, все-таки рисковал, выкладывая перед директором половину колоды карт, но этот риск был вполне оправданным.

-- Ничем, -- уверенно сказал я, -- успокойтесь! Управление сейчас занимается разрешением некоторых проблем подземной системы безопасности -- нам поручена проверка всех уровней, включая "Е". Мы полагаем, что проблемы эти, скорее всего, возникли благодаря пришельцам.

-- С т р а й к е р а м, -- одними губами произнес директор.

-- Так вы можете предоставить в мое распоряжение хотя бы дубль?

-- Он тоже, увы, не сохранился, -- сказал директор, закрыв лицо руками. -- Постойте!

Он открыл ящик своего стола, согнулся почти пополам, и стал в нем копаться.

-- Вот-вот, я вам все-таки помогу...

Директор бросил на стол толстую -- старую и потрепанную -- черную папку. На ней крупными буквами было написано: "Список сотрудников родильного дома номер ноль три слэш одиннадцать ОККиП-ца".

-- Так-так-так, -- сказал директор, открывая папку, -- в о т: 2050, 2051, 2053... Ага, 2055 год! Смотрите сами.

Папка скользнула по столу ко мне, и я тут же буквально впился глазами в открытую страницу за номером восемьсот двадцать три.

-- Иванцов Эдуард Казарович, -- прочел я, сразу спросив директора: -- Кто это?

-- Старший врач. В те годы он вел наблюдение за новорожденными. Правда...

Я осторожно достал из папки лист -- номер такой-то -- и спросил:

-- Что, правда?!..

-- Эдуард Казарович давно на пенсии. И, скорее всего, он вас не примет.

-- Почему же?

-- Видите ли, Эдуард Казарович в 2055 году потерял зрение. Теперь он крайне скуп на общение...

К бывшему врачу мне пришлось тащиться через весь город. Нижний Тагил был очень хорош, если бы не дикая жара, разыгравшаяся в этот день с небывалой силой -- даже кондиционер не спасал.

Казалось, что поменялись местами полюса, и Нижний Тагил самым невероятным образом переместился к экватору. Я приоткрыл окно. Но лучше мне от этого не стало. В лицо пахнуло горячим воздухом и его пришлось сразу же и непременно закрыть.

Андроид дважды останавливать машину. Всякий раз он поднимал капот, с небывалым упорством рылся во внутренностях двигателя, что-то куда-то заливал и откуда-то нечто сливал. Потом он возвращался и с ворчанием вновь садился за штурвал. Я раньше даже не предполагал, что глупые и бездушные андроиды умеют переживать. И этот мой опыт оказался презабавным. Ведь действительно чудно вслушиваться в матерок андроида, так ведь?

-- Несносная железяка, -- пробурчал он и включил передачу.

Иономобиль немного подергался, а потом, плавно набрав скорость, бесшумно заскользил над расплавленной дорогой. Асфальт дымился и от этого дорожная нить метров через двести -- если смотреть на нее через лобовое стекло -- дыбилась и уходила резко вверх. Справа и слева от дороги благоухала зеленью березовая роща. Деревья были невысокими, но их пушистые развесистые кроны не могли не радовать. За рощей -- с той и другой стороны -- виднелись дома -- высокие и не очень. Они были точно такими же, как в Большой Москве или в том же Фьючерз-Петерсбурге. Однотипные, из стекла и бетона. Но не понятно, почему по пути нам не встретился ни один флаэрон. Это показалось мне странным, поэтому я и спросил андроида:

-- А куда подевались флаэроны?

-- Нижний Тагил находится в чрезвычайно возбудимой энергетической области. Полеты над городом запрещены.

Ах вот как, подумал я, тогда к уже существующей возбудимости нужно приплюсовать и мою. Развязка -- то есть нейтрализация Квайда -- приближается со световой скоростью, а я ни на шаг не продвинулся. Крайне непозволительное обстоятельство! И вывести на финишную прямую меня теперь может только настоящее чудо.

Иономобиль остановился. В пути я успел оросить сиденье и спинку кресла семью потами. Здешняя погода действительно потеряла совесть, и пекло стало беспощадным как никогда.

-- Что с температурой? -- спросил я, выбираясь из салона.

Когда же я коснулся ногой земли, то сразу почувствовал -- сквозь тонкую подошву -- исходящий от нее жар.

-- Сорок и шесть десятых градуса выше нуля, -- ответил андроид. -- Спасибо, что вы воспользовались нашим сервисом. Номер моего ионника...

Андроид заученно оттарабанил номер своей машины и на всякий случай дал трехзначный код вызова. Прощаясь, я не запамятовал поблагодарить искусственного благодетеля и направился к небольшому, но очень даже приличному коттеджу, в котором по всей видимости и проживал объект моего внимания.

Калитка открылась сама собой. Я осторожно протопал по узенькой тропинке, ведущей через роскошный яблоневый сад к расписному крыльцу. Все вокруг, да и, собственно, сам коттедж было обустроено в старинном стиле. Людям строгого вкуса -- вот, сколько сейчас этому Эдуарду Казаровичу: восемьдесят, девяносто или сто лет? -- очень трудно угодить. Старики крайне придирчивы даже к мелочам. Так всегда было, так есть и так будет. Новые интерьеры, запахи и цвета -- наверняка, считают они -- слишком вульгарны для того, чтобы будоражить их уставшее за долгие годы воображение. Новые вкусы для стариков слишком нагловаты для того, чтобы бороться с ними. Ведь сексуальность новодела им просто чужда. И только потому, что от недостатка секса -- во всяческих его проявлениях -- в отличие от молодежи -- они -- увы, или ах -- не страдают. Интерьеры, ароматы и запахи для стариков -- живая история. И --странно, но факт! -- история эта, я так думаю, для них живая. По настоящему живая! Такая же, как любая добротная вещь, к которой они прикасались, будучи еще совсем молодыми людьми. А добротные вещи -- известно -- никогда не выходят из моды.

Дверь тихонько открылась, и я осторожно заглянул внутрь. Передо мной стоял киберсекретарь, модель -- ежели я, конечно, чего не путаю -- ДЧ/2323. Этими моделями с недавних пор снабжались все нетрудноспособные граждане Земли.

-- Чем обязан? -- учтиво спросил секретарь.

-- Мне бы Эдуарда Казаровича, -- ответил я.

-- А вы знаете, что он...

-- Знаю.

-- Простите, от какой вы организации.

До чего же... До чего же я не терплю, когда умничают киборги.

-- Я сам по себе. Вот мое удостоверение, -- сказал я, протянув киберсекретарю главный свой аргумент -- липовую пластиковую карточку.

Секретарь глянул на удостоверение, потом осторожно провел по его краям указательным и большим пальцами. Когда сканирование закончилось, секретарь сказал:

-- Милости прошу. Кабинет Эдуарда Казаровича вы найдете сразу за гостиной.

-- Спасибо.

Бывший врач сидел на обширном диване, обивка которого была из натуральной кожи. В кабинете стоял стойкий запах яблочного дыма. И ведь верно, Эдуард Казарович, манерно держа в руке трубочку медного цвета, курил кальян. Мое присутствие для старика не осталось незамеченным. Он, как только я оказался в кабинете, повернул голову в мою сторону и с хрипотцой произнес:

-- Вы кто?

-- Меня зовут Ярославом. Я заместитель руководителя центрального аппарата охраны правопорядка.

Старик уронил кончики бровей к переносице и о чем-то подумал. Но вскоре он оживился.

-- Серьезная, полагаю, должность. Но что-то я совсем не понимаю, чем могу быть обязан.

Я прошел вглубь кабинета и попросил разрешения на что-нибудь приложить зад. Старик не воспротивился, предложив расположиться вблизи него -- на стуле с высокой резной спинкой.

-- Эдуард Казарович, -- как обычно я начал издалека, -- у нас есть сведения, что вы некоторое время работали в родильном доме Общегалактического Красного Креста и Полумесяца. Это так?

Старик неожиданно и несколько натянуто улыбнулся, пробурчав:

-- Было бы странным, если ваша контора не имела таких сведений. Вы курите?

-- Нет, от табака я тупею.

Бывший врач снова улыбнулся, но на сей раз, улыбка его была естественной -- это было очень хорошо видно.

-- А я вот, напротив, курю, как паровоз. Некоторые умники, -- он едва ли не полностью всосал позолоченный мундштук, -- полагают, что табак пагубно влияет на здоровье, да и на разум тоже.

Вдруг показалось, что старик смотрит на меня, не моргая. Я как следует, пригляделся -- он совершенно точно был слеп, и у него были искусственные зрачки.

-- Курить я продолжаю хотя бы потому, -- продолжал старик, -- что вот индейцы тоже курили. И что-то не припомню я среди их патлатого рода ни одного круглого идиота...

-- Но на продолжительность-то жизни курение уж точно влияет, -- сказал я, но дабы только беседа наша не прервалась, так и не успев начаться.

-- Э-ээ, -- бывший врач хмыкнул, -- ошибаетесь, молодой человек. Мне восемьдесят пять лет и я, как видите, бодр и свеж, как только что сорванный с грядки огурец.

-- Да, с этим трудно спорить.

-- То-то, -- он отложил трубку кальяна в сторону, -- так о чем вы хотели меня допросить?

-- Меня интересует некий гражданин, рожденный в 2055 году.

-- С разбегу как-то и не припомнить. Столько лет прошло... Как вас, простите?

-- Ярослав.

-- Спасибо. Нужно бы это время слегка освежить в памяти, -- сказал старик, вставая, -- как вы смотрите на коньячок тридцатилетней выдержки?

Он, шаркая тапками по паркету, прошел к массивному бару, стекло которого скрывало от случайных глаз разнокалиберные бутылки и графины.

-- Нет, я на службе. Может, как-нибудь в другой раз?

Старик обернулся. И мне даже показалось, что он на мгновение впился в меня острым, как игла взглядом. Но нет, это мне только показалось -- бывший врач слеп, как тысяча кротов.

-- Ну, как хотите, молодой человек. А вот я, пожалуй, стопочку-то пропущу. Под коньяк, знаете ли, часто думается лучше, чем без него. Вы не против, надеюсь?

Я сказал, что не против и подумал об Антониусе Квайда. Человек он без роду, без племени, то есть, совершенно не знающий своих родителей. Наверняка, лучший интернатовский воспитанник, а впоследствии лучший десантник. К тому же -- секретный агент СБЦЗ... Его положению позавидовали бы миллионы граждан Земли. Но тогда почему он бежал на Аватар-11? Это мне пока не дано было понять. Быть может, престарелый врач прольет хоть какой-то свет на тайну Квайда?

Выпив немного коньяку, бывший врач устроился в кресле поудобнее и сказал:

-- Теперь-то можно и вспомнить этот -- черт его дери! -- 2055 год. Обо всем я рассказывать не стану, а вот один интересный случай обязательно помяну...

Ранняя осень 2055 года. Родильный дом пребывал в привычной вялотекучести. Изредка к пятиэтажному зданию -- оно тогда не было спрятано под землю -- подъезжали машины и из них буквально выползали роженицы. Крепкие санитары, подхватив разновозрастных -- располневших по вполне понятным причинам -- дам под руки, провожали их к массивным дверям.

Иванцов Эдуард Казарович по прошествии выходных чувствовал себя мерзопакостно. Душа рвалась обратно домой, но разум заставлял его надевать белый халат, застегивать пуговицы, крепко подпоясываться и натягивать поверх башмаков голубые бахилы. Домой Иванцову требовалось вернуться действительно позарез и только потому, что жена его собиралась именно в этот мерзопакостный день подавать на развод.

В жизни Эдуарда Казаровича случались всякого рода коллизии -- со всеми он боролся с необычайным рвением и только до победного конца. Но теперешняя встала у него, что кость в горле. Как говорится, здесь совершенно бессмысленны и удары кулаком по спине, и вода, и тем более черствая хлебная корка в глотке. Жена решила немедленно развестись, и от этого Иванцов совершенно потерял чувство реальности. Эдуард Казарович было, собрался подниматься на второй этаж -- в акушерскую -- как вдруг услышал голос за спиной:

-- Так и будешь терпеть это безобразие?

Иванцов не обернулся, ответив:

-- Тебе-то, какой в этом прок?

На спину Эдуарду Казаровичу легла чья-то теплая рука. Он призадумался и тут же вспомнил, что теплые руки были у его ассистентки Амрины. Девушка она была молодая -- как говорится, кровь с молоком.

Иванцов давно заметил, что ассистентка ведет себя в его присутствии как-то странно. Он ловил себя на мысли, что Амрина пытается флиртовать. Но до сих пор он не придавал этому странному обстоятельству никакого значения. Теперь же Иванцов крепко призадумался. Быть может? Нет, жене откуда знать?

-- Эдуард, ты какой-то сегодня бледный, -- сказала Амрина, положив Иванцову на другое плечо вторую руку.

Эдуард Казарович обернулся. Амрина, видимо, поджидала его в раздевалке давно. Иванцов так решил, взглянув на разложенные, на столе модные женские журналы. Но почему ждала, зачем?

-- Супруга подает на развод, -- ответил он без особого энтузиазма.

Ему вдруг почудилось, что Амрина вздохнула. Этот вздох был неожиданным и облегченным, и это было странно вдвойне.

-- И безобразие, -- сказала ассистентка, -- наконец-то, закончится.

-- Что ты имеешь в виду?

Амрина медленно запустила руки под воротник халата Эдуарда Казаровича.

-- Нас могут увидеть, -- сказал Иванцов, поглядывая на дверь.

-- Сюда никто не войдет. Я закрыла дверь на ключ. Мне уже надоело скрывать свои чувства, -- говорила девушка, обхватив руками шею Эдуарда Казаровича.

-- Подожди, Амрина. Я не могу... Не могу так!

Но воинственно настроенная ассистентка даже не собиралась слушать Иванцова. Она уже приблизилась к нему так близко, что врача начала охватывать непонятная дрожь.

-- Хватит, ты же что-то сказал о разводе.

В этот момент Эдуард Казарович не выдержал -- он резко оттолкнул девушку от себя и поправил воротник.

-- Амрина, я бы попросил...

Ассистентка обиженно произнесла:

-- Нужно было добить твою благоверную до конца!

Иванцов не сразу понял, что имела в виду напористая ассистентка. Но буквально через минуту он вспомнил анонимные письма, которые с завидной регулярностью кто-то подбрасывал в почтовый ящик. Писем было много -- тонны. Так же всплыли в воспоминаниях совершенно дурацкие ночные звонки. Неужели это все -- и в конечном итоге развод! -- ее рук дело? Вот стерва!

-- Так значит, это ты писала и названивала, выговаривая ей всякие гадости?!.. -- завопил врач.

Эдуард Казарович расставил руки в разные стороны и медленно стал надвигаться на ассистентку. Сейчас он хотел решительно задушить ее. Иванцов скрючил пальцы с такой силой, что в другой раз он просто не смог бы разжать их. Амрина отступала, но слишком уж неспешно. Полагая, видимо, что гнев Иванцова не будет столь карающим, каким представлялся сейчас.

-- Да, -- сказала она.

И эта ее фраза стала решающей для Иванцова. Он, быстро покрутив головой, подскочил к столу и схватил стоящий на нем тяжелый железный ящик. Эдуард Казарович занес его над головой девушки. Ему сейчас хотелось опустить пятнадцать килограммов железа на череп этой хитрой твари. А потом -- когда Амрина упадет на пол и потеряет сознание -- добивать ее ногами -- пока та не испустит свой подлый и гадкий дух. Он будет бить ее с той жестокостью, с какой она слала безымянные письма в адрес жены, с какой обливала грязью его супругу.

-- История еще не знавала ни одного анонима, признающего себя педерастом. И ты, -- Иванцов остановился перед решающим действием и с презрением посмотрел на ассистентку... будто видел ее живой в последний раз, -- будешь первой.

Но довести дело до логического конца Эдуарду Казаровичу не удалось. По громкой связи сообщили: "Старший врач Иванов немедленно поднимитесь в операционную!". Эдуард Казарович замер на том месте, где стоял. Если бы не это сообщение, то он -- наверняка уж! -- убил бы Амрину. И та сейчас лежала, скорчившись на полу и испустив дух. Иванцов опустил руки и поставил ящик обратно на стол. Он повернулся к ассистентке и сказал в пол голоса:

-- Моли бога, что я этого не сделал. И вообще, сука, молись теперь почаще!

Иванцова знали, как великолепного детского врача и как просто замечательного хирурга. "Коллеги по цеху" даже одарили его весьма впечатляющим прозвищем -- "платиновый скальпель", и Эдуард Казарович этим очень гордился. Директор родильного дома доверял ему самые сложные операции, которые -- проводись они другими хирургами -- не завершались бы столь блистательно, как это получалось у Иванцова. От швов кесарева сечения никаких следов -- в отличие от большинства роддомовских мясников -- он не имел привычки оставлять. Швы эти не возможно было увидеть даже с помощью точнейших приборов. Поэтому метод извлечения плодов -- опробованный впервые Эдуардом Казаровичем -- и назывался методом Иванцова. Его приглашали на работу во многие клиники, а как-то даже пришло приглашение из ЦПКБ-1 [Центральной Президентской Клинической Больницы номер один им. проф. Багратиона]. Но Иванцов продолжал работать в родильном доме, в котором практиковался еще в студенческие годы. Плюс к этому -- он души не чаял в своей супруге, и всегда хотел быть рядом с ней. Жена же Иванцова не хотела покидать Нижний Тагил, ни при каких обстоятельствах.

Операция обещала быть крайне сложной и, вероятно, очень долгой. Об этом ему сообщили по пути к операционной. Иванцов внимательно огляделся -- к операции практически все было готово. Справа от белоснежного стола лежали: сменные лезвия для скальпеля [шесть штук], запасные рукоятки для скальпеля [три штуки], нейронные хирургические ножницы [семь единиц], ножницы обыкновенные [шесть штук], четыре пинцета [один зубчатый], пуговчатый зонд, желобоватый зонд, два иглодержателя, пара лигатурных игл, несколько зажимов, ретракторы и, безусловно, щипцы.

Так, кажется, все на месте -- Иванцов, водя одними лишь глазами, несколько раз пересчитал хирургические инструменты. И в это самое мгновение в операционную вошла злосчастная ассистентка. Лицо Амрины было наполовину скрыто белой маской. А шапочку -- точно такого же цвета -- ассистентка натянула по самые брови.

Эдуарда Казаровича трясло от одного только вида этой бестии. Но любые возможные вариации по замене ассистентки были сразу и безоговорочно исключены. То есть, совсем! Дело в том, что готовящаяся операция была не совсем обычной. А, вернее, совсем необычной. С минуты на минуту в родильный дом должны были привезти загадочных близнецов. Иванцов, общаясь по визионной связи с человеком, не назвавшим даже своего имени, понял, что младенцам -- их пол не был известен -- уже месяц. Их родители скончались. При каких обстоятельствах, уточнить Эдуарду Казаровичу не удалось. Операция находится под строжайшим контролем Внешней Разведки. От Иванцова требовалось провести хирургическую операцию по разделению детей, которые срослись спинами. То есть и, вероятнее всего малыши чем-то напоминали сказочного мышиного короля. Операция была срочной, ибо в сросшемся состоянии малышам оставалось не более трех дней жизни.

Минут через пять затрещал лифт. Открылись двери, и из кабины выехало довольно странное сооружение -- полупрозрачная капсула. Ее корпус на половину был металлическим, другая часть -- как показалось Иванцову -- пластиковой. На синем бархате -- внутри капсулы -- барахтая в воздухе ножками и ручками, трепыхалось очень странное создание. Смотреть на него без слез было просто не возможно. Тот самый мышиный король, глядя на малышей сквозь запотевший пластик, решил Иванцов.

Из лифта вышли три человека в черной, как смоль одежде. А еще в память запали башмаки с высоким берцем и на толстой подошве, штаны с множеством карманов и недлинные плащи без рукавов. Лица незнакомцев скрывали маски. Люди эти были хорошо вооружены.

Иванцов незаметно скосил взгляд на окно. Внизу стоял иономобиль с эмблемой Службы Внешней Разведки на крыше. Эдуард Казарович покашлял, ведь такое в его практике случилось впервые. Он отчетливо понимал, что "добро" на операцию по разделению близнецов дали откуда-то сверху, может, даже сам Президент Земли. А, значит, лишних вопросов ребятам из разведки лучше не задавать. По-сути это был первый случай в жизни Иванцова, когда он посчитал лучшим держать язык за зубами. Хотя, ему -- как хорошему хирургу -- часто позволялось делать такие вещи, которые для других граждан Земли -- строжайший запрет.

Эдуард Казарович промолчал и тогда, когда один из незнакомцев выдворил, прочь из операционной трех акушерок, подталкивая их стволом "Брекера". В этот момент Иванцов, кажется, забыл и том, что жена наверняка уж упаковала чемоданы. Эта коллизия его теперь волновать перестала -- волнован он был лишь близнецами, барахтающими ножками и ручками. Он предположил, что существо, находящееся внутри капсулы, гуманоид. Впрочем, оно могло быть выведено и в лабораториях, работающих под крылом какой-нибудь тайной организации -- раз уж его охраняют с таким тщанием. Одно из двух, подумал Эдуард Казарович, глядя на малышей. Вроде бы малыши, как малыши, но... Что-то в мышином короле казалось Иванцову необычным. Но что именно, он -- как не старался -- понять не мог.

Незнакомец, минуту назад выдворивший акушерок, перевел взгляд на Амрину и направил на нее "Брекер". Ассистентка Иванцова стояла у противоположной стены. Она втиснулась между двумя стеклянными шкафами и была сама не своя от страха -- боялась даже пошевелиться. Незнакомец строго посмотрел на врача и кивнул. Иванцов прокашлялся, после чего осмелился сказать хоть что-то.

-- Нет-нет, она пусть остается, -- произнес Эдуард Казарович. -- Я же не смогу оперировать в одиночку.

Незнакомец опустил оружие, недолго помолчал, а потом снова кивнул -- мол, хорошо, пусть остается, и дал знак тем, с кем явился в операционную.

Один из незнакомцев быстро отошел к двери, другой остался стоять у открытого лифта, который -- к удивлению Иванцова -- сейчас почему-то не работал. Обычно в шахте что-то постоянно гудело и скрежетало, теперешняя же тишина ему казалась необычной. Он подозвал Амрину к себе. Девушка, вначале слишком осторожничала, но вскоре осмелела. На окнах сомкнулись жалюзи, через мгновение операционную осветил яркий свет галогенных ламп.

Незнакомец -- когда к операции все уже было готово -- подошел к капсуле и осторожно открыл крышечку на небольшой панельке, скрытой под прозрачным колпаком. Под крышкой находилась одна единственная кнопка -- вокруг нее было что-то написано. Язык письма Эдуард Казарович распознать не смог, хотя, буквы, выдавленные в металле, и напоминали древние китайские иероглифы. Вокруг загадочной надписи извивалось тело дракона -- с четырьмя парами крыльев, одним очень большим глазом, и без лап.

Незнакомец, согнув руку в локте, низко склонился над колпаком -- Эдуард Казарович предположил, что он немного побаивается близнецов. Но было так на самом деле или это ему только показалось, естественно, не возможно было понять...

Он нажал на кнопку и колпак стал медленно раскрываться -- абсолютно бесшумно, и когда его половинки опустились к полу, раздался громкий хлопок. Незнакомец, даже попятился, знаками велев стоящим в отдалении разведчикам быть на чеку. Оказавшись в полутора-двух метрах от капсулы, он направил "Брекер" прямо на нее.

Из-под пластика повалил густой белый дым, и вдруг очень резко запахло озоном. Дым заструился по округлой поверхности капсулы и вскоре он уже стелился по полу операционной. Знакомое Иванцову помещение всего через две минуты превратилось в черт, знает что -- дым окутал весь пол, пролез практически во все щели. Разведчики, стоящие чуть поодаль, сразу насторожились. Один из них даже присел, держа оружие на вытянутых руках.

Старший разведчик -- так по крайней мере подумал Эдуард Казарович -- достал из кармана небольшую трубочку серебристого металла, напоминающую жезл древнеегипетских жрецов. На ее поверхности присутствовала гравировка -- уже знакомый восьмикрылый дракон. Старший отошел еще дальше от капсулы и, направив трубочку в пол, резко отвернулся. Яркая вспышка на мгновение всех ослепила. Люди закрыли лица руками, когда же опустили их, то странного дыма уже не было. Операционная приняла привычный вид, и озоном тоже не пахло. Вскоре -- и после согласия старшего разведчика -- Эдуард Казарович смог приступить к своим обязанностям. Он подошел к капсуле и жестом подозвал к себе ничего не понимающую Амрину. Иванцов и глазом не успел моргнуть, как рядом очутился старший разведчик. Его оружие -- как и прежде -- было направлено на капсулу.

-- Извлекайте младенцев, -- брезгливо сказал разведчик. Голос этот имел неприятный стальной оттенок наверное потому, что губ незнакомца невозможно было разглядеть.

Мышиный король, хлопая воробьиными глазками, неподвижно лежал на плотном синем бархате. Врач сразу же кинулся осматривать загадочное существо. Младенцы были точно такими, как самые обыкновенные земные дети. Но их животики... Иванцов осторожно запустил руки в капсулу и кожей почувствовал жуткий холод. Вначале он коснулся кончиков его пальцев, потом ногтей. А затем стал медленно -- огибая фаланги -- подниматься вверх по руке. Иванцов никак не мог понять: это плод его воображения или реальность?

Эдуард Казарович, с опаской поглядывая на разведчиков, подумал: "Неужели эти изверги держали детишек в жутком холоде? Это же совершеннейшее безумие! Это убийственно и просто античеловечно! И как только ребятишки не заболели? Кто позволил, в конце концов?!..".

И обо всем этом он думал, боясь произнести вслух хотя бы одно слово. И опасения его были вполне оправданы. Врач, конечно, боялся за свою жизнь, но больше всего он сейчас пекся о несчастном мышином короле. Ведь операцию по разделению близнецов кроме него вряд ли кто сможет провести. А детей нужно было спасать, и немедленно.

Эдуард Казарович коснулся одного младенца и тот сразу что-то заулюкал. Животик у него был гладким и очень-очень холодным -- почти ледяным. Из пупка торчал -- похожий на провод -- один конец тонкой кожистой трубки. Другой, несколько раз изогнувшись, скрывался под попкой мальчика. Да, это был именно мальчик.

Эдуард Казарович отошел чуть в сторону и посмотрел на другого малыша. А это девочка, решил он. Третий младенец оказался тоже мальчиком. Итак, что мы имеем? Сросшихся спинами двух мальчиков и одну девочку. Врач склонился над мышиным королем. Прежде нужно было отделить детей от пуповин. Но пуповины ли это? Трудно сказать, весьма трудно.

-- Анестезия, Амрина, и скальпель, -- сказал Эдуард Казарович и тут же почуял на себе пристальный взгляд старшего разведчика.

Незнакомец покачал головой, а потом сказал:

-- Анестезию исключаем, господин Иванцов. Будете оперировать так.

Врач сначала даже не поверил словам разведчика, поэтому-то он и повторил ассистентке:

-- Амрина, я, кажется, понятным языком сказал: анестезия и скальпель.

Иванцов повернулся и тут же увидел направленный в живот холодный и изголодавшийся по искрометной ругани ствол "Брекера".

-- Ничего не понимаю, -- прошептал врач, бросая косые взгляды на разведчиков, -- что все это значит? Я требую объяснений!

-- А то и значит, господин Иванцов, оперировать придется без анестезии.

-- Что?!.. Так нельзя, это запрещено! Мы же с вами не на фронте, господа...

-- Перестаньте орать, -- совершенно спокойно произнес старший разведчик.

-- Я буду жаловаться.

-- Сколько угодно, -- отрезал незнакомец, -- но прежде вам придется провести операцию.

-- Вы, наверное, не знаете, что операции без анестезии запрещены?

Старший разведчик ничего не ответил, а лишь сделал несколько шагов в сторону Эдуарда Казаровича. Когда же оружейный ствол коснулся живота Иванцова... он все-таки сдался. Против силы не попрешь, а если и попрешь, то хотя бы с ножом в руке. А ножа или чего-то подобного у него в руках, к сожалению, не оказалось. Поэтому Иванцову и пришлось почти сразу выкинуть белый флаг.

-- Режьте фиксаторы, -- произнес незнакомец, показав рукой на кожистые отростки, торчащие из животиков.

-- Хорошо, господа военные, будь по-вашему, но знайте: я ответственность с себя снимаю.

-- Безусловно, а теперь р е ж ь т е!

Амрина дрожащими руками подала Иванцову скальпель, и врач стал резать...

Мышиный король дико пищал и извивался на синем бархате, дергал ручками и ножками. Всякий раз, когда острое лезвие касалось непонятных кожистых отростков, он взвывал словно подыхающее животное. Это продолжалось до тех пор, пока Эдуард Казарович не отрезал последнюю трубку.

Он извлек окровавленного мышиного короля из капсулы и осторожно положил его на передвижной операционный стол. После чего приготовился подключить малышей к аппарату искусственного дыхания.

-- Не стоит, -- сказал старший разведчик.

Иванцов обомлел и, глядя незнакомцу прямо в глаза, бросил с презрением:

-- Вас нужно отдать под суд!

-- Господин Иванцов, пожалуйста, занимайтесь своим делом.

Врач пристегнул ручки младенцев к столу, бормоча при этом:

-- Я-то продолжу. П р о д о л ж у! А по вам тюрьма плачет, господа изверги! Вас непременно нужно отдать под суд. И обязательно посадить тех, кто дал добро на этот гнусный эксперимент.

Мышиный король вскоре перестал дергаться. Три пары воробьиных глаз сомкнулись. Надеюсь, подумал Иванцов, близнецы не вынесли пыток и потеряли сознание. Теперь Эдуарду Казаровичу предстояло разделить несчастных детишек друг от друга. Стараясь, конечно же, сохранить жизнь каждому из младенцев. И он немедленно, но с большой осторожностью, приступил к этому...

Бывший врач замолчал, покашлял, и положили руки на спинку дивана. Бархатные шторы, умело подбитые шелком, тихонько колыхались -- от ветра, гонимого вентилятором. В комнате царила совершенно непонятная отрешенность и стояла почти осязаемая тишина. И тишину эту нарушало лишь тихое шуршание гладких лопастей, скрытых за круглой вентиляторной решеткой. Я поднял голову и самым внимательным образом осмотрел стены. Очередной странностью в доме Иванцова являлось полнейшее отсутствие в нем, каких бы то ни было современных технических средств. Голограммовизора я не увидел и киберполотера тоже. Здесь все было по-старинке. Как пятьдесят -- или хрен его знает сколько! -- лет тому назад.

Даже самого обычного для нашего времени кондиционера в доме Эдуарда Казаровича мне обнаружить не удалось. Его функцию выполнял очень уж старый -- я такие только в музее видел -- вентилятор, на телескопической железной ножке, вмонтированной в треножник с колесиками. Краска на вентиляторе местами облупилась, и вместо нее были видны рыжие пятна ржавчины. Но очевидно -- это нельзя было не заметить -- бывший врач все-таки следил за вентилятором, ибо в нескольких местах он был совсем недавно подмарафечен. Подкрашен, то есть. Я осторожно посмотрел на часы. О, боже, было уже пол второго дня! А у меня еще столько дел. Не успею, так Гензек потом выговорит все, что обо мне думает. Скажет с язвинкой: "Я же тебе говорил: лети на Аватар прямо сейчас. А ты, как всегда начал все вынюхивать и выслеживать невесть кого. Конечно, на мелочи мы с тобой должны обращать внимание. Но лишь изредка -- мелочевка очень часто тормозит разрешение глобальных вопросов. А наша с тобой святая обязанность -- решать, решать и еще раз решать самые, что ни на есть г л о б а л ь н ы е вопросы. Разумеешь?!..".

Я-то разумею, да и не только в этом. Тем не менее, считаю, что с делом Антониуса Квайда нужно разбираться самым тщательным образом. Просто в нем с каждым часом появляется все больше и больше подводных камней. Да и душа у меня почему-то не лежит сейчас к тупому отстрелу беглеца. Нажать на курок дело не хитрое. Я всегда успею осуществить это. А вот понять и разобраться во всем -- высший пилотаж. Может, я просто -- как принято говорить у нас -- "проникся" злосчастным Квайда? Да, такое может быть. Но тогда почему "проникся"? Ведь долг -- первичное, все остальное... Хотя, ведь и долг бывает разным, так ведь? Я умею читать мысли любого живого существа и полученные данные -- как велит долг -- использовать только по-назначению. Но существуют и некоторые, писанные мной лично правила, которым я стараюсь следовать при любых обстоятельствах. А это уже не долг, а -- кредо!

Говорят, у людей лишившихся зрения сильно обострено шестое чувство. Так это на самом деле или нет, я не могу знать. Но Эдуард Казарович, почуяв каким-то образом мою крайнюю задумчивость, вдруг спросил:

-- Ярослав, вам не хорошо?

Слова эти прозвучали неожиданно, и я даже вздрогнул. Мой взгляд тот час упал на бывшего врача. Он сидел неподвижно и, как мне показалось, буквально ввинчивался в меня своими жуткими пластмассовыми зрачками. Нет-нет, подумал я, ведь он не видит -- он слеп!

-- Спасибо, все в порядке, -- ответил я вполголоса. -- Просто ваш рассказ показался мне слишком... Как бы сказать помягче?

-- Страшным?!.. -- спросил Иванцов, потянувшись за графином с коньяком.

-- Да, наверное.

Эдуард Казарович наполнил прозрачную с вертикальными ребрами емкость, которую он, видимо, и называл "стопочкой", и немедленно отпил из нее. А, крякнув, и, вытерев губы рукавом, снова спросил:

-- Скажите, Ярослав, почему в вашей конторе очевидные вещи никогда не называют своими именами?

Я серьезно задумался. А ведь действительно, почему? Почему мы постоянно что-то не договариваем и всегда искажаем действительность? Странно, но ведь я до сих пор не думал об этом. Наверное, просто не было времени. Постоянная суете не дает мыслям идти в нужном русле. От того-то все мы -- л ю д и -- никогда не видим видимого, не чувствуем чувственного и не задумываемся над вопросами, которые подкидывает нам жизнь. От того-то, вероятно, и страдаем все мы -- без исключения. Хотя, страдания эти чаще всего не всплывают на поверхность. А иногда им мешают всплывать.

-- Прошу прощения, но я не могу ответить на этот вопрос.

-- Вот и я не могу, -- Иванцов приложился губами к стопочке и снова отпил немного коньяку.

-- Ответьте, пожалуйста, -- произнес я, -- почему вы мне рассказали именно про операцию по разделению мышиного короля?

Бывший врач пожевал губы и провел рядом с носом стопочкой, будто принюхиваясь. Потом он помолчал недолго и, запрокинув голову назад, ответил:

-- Вы же сами сказали, что интересуетесь ребенком, рожденным в 2055 году.

-- Да, но я не сказал, кем именно...

Иванцов хмыкнул, резко опустил голову и снова впился в меня искусственными зрачками -- мне сразу стало как-то не по себе.

-- Вас интересовал Антониус Квайда, -- сказал он, и сердце мое в это мгновение оборвалось.

Дьявол, подумал я, как он мог догадаться? Как, черт этого старика раздери?!..

-- Мне не дано читать чужие мысли, но я уже слишком стар. Только поэтому и чувствую: что, кому и для чего нужно. Да, в это слишком трудно поверить. Тем не менее, факт остается фактом.

Мне нечего было сказать, и я молчал, наивно хлопая глазами, абсолютно не понимая бывшего врача. Я бы должен был сейчас возразить ему. "Контор" множество и не совсем понятно, какую именно он имеет в виду. Но сил не было противостоять той прозорливой мудрости, которой Эдуард Казарович буквально ошарашила меня. Я просто был в шоке, испытывая перед этим стариком совершенно необъяснимые чувства, которые до сих пор были неведомы мне.

-- Вот я и говорю: в вашей конторе очевидные вещи никогда не называют своими именами.

Нужно было срочно вернуться в реальность и настроить разум и мысли на нужную волну. И я вернулся, хотя, это стоило немало сил.

-- Но мы с вами не можем знать, кто и, главное, зачем проводил эксперимент с близнецами.

-- Да разве это главное, Ярослав? -- обиженно вопросил Иванцов.

-- А что тогда? На все воля господа.

Губы бывшего врача изогнулись в печальной улыбке. Не знаю почему, но мое сердце сжалось. Мне вдруг стало очень больно, и я не знал, почему и за что.

-- Воля?!.. Господа, говорите? Знаете, много лет назад ходили упорные слухи, что в некой стране делают национальный хлеб, -- мацу -- замешанный крови младенцев. А ведь граждане этой страны верили в пришествие господа. И мацу они готовили именно в его честь. Так вот скажите мне, Ярослав, кто есть господь на самом деле, если он осмеливается есть такой хлеб?

Я снова погряз в тупом молчании. Я не знал -- действительно не знал! -- что ответить этому человеку. Я сейчас был, слаб перед ним. И перед тем, что он говорил.

-- Только, пожалуйста, не думайте, что перед вами сидит выживший из ума старик. Это совсем не так! -- Эдуард Казарович осушил стопочку и тут же снова наполнил ее до краев. -- После операции по разделению младенцев я не только потерял зрение, но и очистил разум. Я помню все детали и знаю, что вас интересует именно этот эпизод моей жизни.

-- Но, может, вы все-таки ошибаетесь? -- робко спросил я.

-- Нет...

Молчание длилось минут десять. Иванцов все это время сидел неподвижно и смотрел в потолок. Ранее очевидные вещи теперь переворачивались с ног на голову. Это же совершенно невообразимо, думал я, в законах -- кому, как не мне знать о них! -- говорится об одном, на деле же происходит другое. Ведь "достоинство и честь" -- лозунг всех государственных структур! Я вспомнил о пятом пункте конституции Цивилизации Землян. В нем говорилось о запрете проведения, каких бы то ни было экспериментов над гуманоидами. Будь они даже самыми недружелюбными. А Иванцов рассказал не о простом эксперименте, а об эксперименте над детьми, который, скорее всего, проводился при покровительстве государственных структур. Только каких, я не совсем понял. Ведь эмблема Службы Внешней Разведки на иономобиле, которую помянул Эдуард Казарович, в конце концов могла быть и не настоящей. Я дотронулся рукой до кармана -- в нем ожидало свого часа липовое удостоверение. Подделать можно все, было бы желание и цель. Но какой была цель тех, кто проводил эксперимент по разделению близнецов? Да и вообще эксперимент ли это?

-- Эдуард Казарович, вы себя плохо чувствуете? -- робко спросил я.

Иванцов оживился, но крайне неохотно. Мне почему-то вдруг показалось, что сейчас самое лучшее для него -- остаться наедине с самим собой. Я понял это, в то же время мне нестерпимо хотелось докопаться до истины. Тем более что бывший врач прервал свой рассказ на самом -- на мой взгляд -- интересном месте. Я даже хотел, было уйти, но посчитал, что тем самым совершу непростительную ошибку. Потому-то я и остался, чувствуя себя лишним в этом доме.

-- Нет-нет, -- ответил Эдуард Казарович, -- просто, когда вы безнадежно постареете, вам тоже станет крайне трудно вспоминать некоторые моменты прожитой жизни.

А этого-то -- что греха таить -- мне как раз меньше всего хотелось. Не знаю, как другим, но с еще интернатовских времен мне хотелось оставить о себе память. Такую, чтобы потом -- пребывая то ли в раю, то ли в аду (видно будет) -- не пришлось с пренебрежением плевать в собственное отражение.

-- Простите меня, если своими расспросами потревожил вас, -- извинился я.

-- Не стоит. Может быть, хоть таким образом я сдвину камень с сердца, -- произнес Иванцов и налил еще немного коньяку.

Он старчески вздохнул, после чего неторопливо осушил стопочку.

-- Я, как мне и велели, провел эту операцию...

Малыши лежали на передвижном операционном столе рядом друг с другом. Минут через пять они снова зашевелили ручками и ножками, по прежнему открывая и закрывая воробьиные глазки. Стало быть, эти странные создания были живы. И от этого душу врача немного отпустило.

Иванцов вспомнил, как несколько минут назад с величайшей осторожностью он резал мышиному королю кожу... на живую. Она была тонкой и гладкой, а по структуре своей абсолютно не отличалась от самой обычной кожи. Единственное, что очерняло теперешнее состояние Эдуарду Казаровичу, так это то, что на спинах детей остались послеоперационные шрамы. Они были неглубокими, располагались меж лопатками и имели длину сантиметра четыре -- не больше. Но и этого было непростительно много. Ведь это в практике признанного хирурга случилось, пожалуй, впервые!

Старший разведчик передал ассистентке черную папку в кожаном переплете и велел Амрине делать метрические записи на страницах пять, пятнадцать и двадцать семь. Пятая и пятнадцатая страницы предназначались для мальчиков, двадцать седьмая -- для девочки. Ассистентка, расположившись за столом напротив капсулы, записывала все: рост младенцев, их вес, размеры голов, межбровное расстояние, величину рук и ног, длину шей, цвет глаз и прочее. Амрина писала, а Эдуард Казарович, находясь под пристальным наблюдением старшего разведчика, со всем тщанием измерял детишек. Ему было муторно, но приходилось держать себя в руках и делать вид, что все в полном порядке. Когда же с измерениями было покончено, ассистентка спросила:

-- Простите, здесь есть графа "Расовая принадлежность"... Что писать?

Старший разведчик обернулся, снял "Брекер" с плеча и, подойдя к столу за которым сидела Амрина, нежно погладил ее по голове:

-- Вам было ясно сказано: записывать только то, что укажу я. Вопросы есть?

Ассистентка помотала головой. В это мгновение Иванцов посмотрел в глаза Амрине. В них отражалась какая-то безысходность. И, что удивительно, такое он за своей тайной воздыхательницей ранее никогда не замечал.

-- Просто мне показалось, что в метриках следует заполнять все графы.

Старший разведчик недолго помолчал. А, глянув на лежащих, на столе младенцев, произнес:

-- Поставьте прочерки.

-- В е з д е?!.. -- поинтересовалась ассистентка.

-- Конечно, -- ответил старший, подойдя к капсуле.

-- Понятно, а что писать в графе "Родители"?

Разведчик остановился. Он пристально посмотрел сначала на Иванцова, а потом на детей. Его взгляд показался Иванцову отсутствующим и совершенно холодным.

-- Их родители погибли, так что пока ничего не пишите.

Но как, подумал Эдуард Казарович, если у человека погибли родители, то это вовсе не значит, что он всю жизнь ничего не должен знать о них. И совсем не важно, кем они были и чем занимались. Он так и заявил старшему. Ответом же стал пока безмолвствующий ствол "Брекера", немедленно повернутый в сторону Эдуарда Казаровича.

-- Отчество прочерк?

-- Прочерк...

-- Место рождения?

-- Прочерк, -- ответил старший, приказав человеку, стоящему, рядом с лифтом осмотреть капсулу, и тот безропотно повиновался.

Он подошел к ней и осторожно заглянул внутрь. Наступила недолгая пауза, прерываемая улюлюканьем малышей. Врач был рад, что дети не погибли. Он был рад, что воробьиные глазки снова открывались и закрывались, а ручки беспомощно и неосознанно барахтались в воздухе. Иванцов был горд за то, что не позволил умереть этим чудным созданиям.

-- Здесь что-то есть, -- послышался приглушенный голос незнакомца.

Старший разведчик почти сразу, но лишь немного отступил назад. Его глаза сузились, и было видно, как покраснели руки, в которых он держал оружие. Эдуард Казарович сразу насторожился.

-- Что ты нашел? -- спросил старший.

-- Не знаю, но эта штуковина мне кажется очень интересной. На предварительном сканировании мы ее почему-то не видели. Защитное поле или...

-- Не отвлекайся! Достать сможешь?

-- Смогу, но может, не здесь?

-- Здесь, -- настойчиво произнес старший, -- не нужно откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

-- Хорошо, попробую.

-- Опиши, что это.

-- Футляр темно-синего цвета.

-- Футляр?!.. -- переспросил старший.

-- Да, он находится прямо под бархатом, в небольшом углублении.

-- Отлично. Что еще?

-- А нему идут кожистые трубки.

Наверное, те, которые я принял за пуповины, подумал Иванцов, чуть приблизившись к капсуле. С этого расстояния была видна только часть дна, но футляр, о котором говорил разведчик, вероятно, находился с другой стороны.

-- Достань, -- сказал старший, отойдя еще дальше от капсулы.

-- Сейчас, -- произнес разведчик, и через секунду вытянул руку, в которой зажал загадочную находку.

Рисунок на крышке футляра Эдуард Казарович узнал сразу. Точно такой же был нарисован под крышечкой на панельке -- зубастый дракон с четырьмя парами крыльев, одним очень большим глазом, и без лап.

-- Не находишь? -- спросил старший разведчик.

-- Да, они одинаковые, -- ответил незнакомец, ткнув пальцем в панельку под прозрачным колпаком. -- Вскроем потом?

Старший помотал головой, уверенно сказав:

-- Нет. Открывай сейчас!

Разведчик положил "Брекер" на пол и начал открывать футляр, держа его перед собой...

Эдуард Казарович поставил пустую стопочку на стол и посмотрел на меня. Потом он взглянул на пустой графин и поморщился.

-- Н-да, Ярослав, коньяк наделен удивительным свойством. Он всегда заканчивается на самом интересном месте, -- бывший врач задумался, а потом добавил: -- Ах да! Я же совсем забыл... Вы ведь не балуетесь коньячком на службе.

-- Увы, -- сказал я, в подтверждение чего только развел руками. -- У нас очень жесткие правила.

-- Жаль. А о жестоких правилах можно было и не вспоминать -- я и сам догадываюсь.

-- Эдуард Казарович, это все, конечно, интересно, но не могли бы вы пояснить, почему история, рассказанная вами, имеет что-то общее с человеком, из-за которого я вас потревожил?

Иванцов нехотя улыбнулся, небрежно бросив в ответ:

-- В древности, знаете ли, про таких, как вы говорили: бежит впереди паровоза. А спешка -- известно -- нужна только при ловле блох, дорогой Ярослав.

-- Просто меня действительно поджимает время. Лимит почти исчерпан. Я бы посидел с вами еще, но... с л у ж б а!

-- Понимаю.

-- Тогда поясните, если, конечно, это возможно.

-- А все очень просто. До того, как это случилось, Амрина успела в метриках одного из малышей -- мальчика -- записать его имя и фамилию.

Ну же, ну, едва не закричал я. Старик слопал, не поморщившись, добрую половину дня. Главное, чтобы потерянное время пошло во благо.

-- Его звали Антониусом Квайда? -- поинтересовался я.

-- Совершенно верно. Имя -- Антониус, фамилия -- Квайда. Амрина -- царство ей небесное! -- так и записала в метрике на странице пятнадцать.

-- Вы хотите сказать, что вашей ассистентки уже нет в живых?

Иванцов покивал. Делал он это -- как мне показалось -- почему-то с откровенной жалостью. Но почему? Ведь, судя из рассказа, врач недолюбливал ее.

-- Амрина погибла в тот же день, когда я проводил операцию. Нельзя сказать, что она жутко нравилась мне, но... если бы не...

-- Не хотите ли вы сказать, что ее смерть была как-то связана с операцией?

-- Именно это я и хочу сказать.

-- Но как?!..

Иванцов очень тяжело вздохнул и, положив обе руки на спинку дивана, сказал:

-- Простите, Ярослав, я совершенно забыл, на чем остановился.

-- Вы рассказывали о синем футляре.

-- Точно. Его открыли. Внутри лежала позолоченная -- или золотая? -- безделушка. Что-то вроде медальона, но очень старинного. Безделушка была разделена на три части. Старший приказал соединить их...

-- И что? -- спросил я.

-- Что было потом, я почти не помню. Когда очнулся, то понял, что нахожусь на больничной койке и ни черта не вижу.

-- А Амрина?

-- Недели через три мне сказали, что погибли все, кто в тот день находился в операционной. Так что в живых остался только я. И, знаете, что самое удивительное в этой истории?

Я помотал головой, ибо было очень трудно уловить ход мыслей бывшего врача. А читать их я ни при каких обстоятельствах не собирался.

-- Даже не предполагаю, Эдуард Казарович.

-- Удивительным было то, что моя жена на развод и не думала подавать. Она прожила со мной, пока не умерла.

-- Э-ээ...

-- Нет-нет, она умерла своей собственной смертью. А вот Амрина и разведчики...

-- На медальоне было что-то написано или нарисовано? -- поинтересовался я.

-- Увы, совершенно не помню, Ярослав, простите старика.

Самаркандский интернат

Когда я покинул дом бывшего врача Иванцова, наступил вечер и слышался звенящий стрекот кузнечиков. Коньяк у Эдуарда Казаровича давно закончился, да и я смог получить именно то, что хотел -- даже немногим больше того. Беседа наша сама собой как-то постепенно закруглилась, и вести разговор можно было разве что с самого начала. Так что ничего не оставалось делать, как распрощаться и пообещать старику, при любом удобном случае поболтать с ним еще. Хотя -- и если честно -- то я бы говорил бы с ним дни и ночи напролет. Такой уж он интересный человек. Будучи в гостях у Эдуарда Казаровича я заранее позаботился о вызове иономобиля. Машина очутилась у калитки тютелька в тютельку -- ни на секунду не задержалась.

Забавный старик, очень забавный. И у него есть чему поучиться, даже мне. Таких л ю д е й, как Иванцов нужно беречь. Но к делу! Прежде всего -- я посмотрел на часы, забираясь в салон иономобиля -- нужно посетить Самаркандский интернат. Вернее то, что от него осталось. Часть архивов -- очень уверен в этом! -- безусловно, перевели вместе с воспитанниками и Кураторами под землю. Но что-то -- дубль, например -- мог и остаться. Мог ведь? Наверное, хотя, шансы, конечно же, нулевые. Но, может, повезет? Чем черт не шутит.

Дверь бесшумно закрылась, и я сразу предупредил:

-- Музыку отставить! И без нее голова на части разваливается.

-- Есть высококачественный аналгетик, -- сказал голос бортового компьютера.

Я покашлял и тут же согласился -- таблеточка, мол, совсем не помешает. Не знаю так это или нет, но в этот момент мне показалось, что головная боль была вызвана обилием совершенно невероятной информации, которую я получил от Иванцова. На прощанье я даже спросил у него: "Вы мне о столько рассказали... Не боитесь?". Старик, пожевав губы, немедленно ответил: "Трудно сказать, но к вам я почему-то испытываю доверие. Ярослав, в вас теплится какая-то искорка. Я чувствую это... Но мне бы не хотелось, чтобы о разговоре узнал кто-то другой".

Искорка или не искорка, но теперь мне известна -- или почти известна -- история рождения беглеца. Конечно, в рассказе Эдуарда Казаровича много белых пятен... Например, кто доставил капсулу с мышиным королем в нижнетагильский родильный дом? И почему был выбран именно он, а не какой-то другой. На второй вопрос ответить легче. Иванцов в то время считался пожалуй лучшим хирургом. Но тогда почему его просто не вывезли в какую-нибудь секретную лабораторию? Обычно так и делается. Но это обычно, а операция эта с самого начала была необычной. Да и сам мышиный король... капсула... Те, кто курировал операцию, были крайне ограничены во времени? Да, Эдуард Казарович, кажется, заикнулся об этом -- правда, вскользь -- хорошо помню. Первый же вопрос более сложный. Кто доставил капсулу? Надо бы и его прозондировать. Но... как получится. Другие вопросы есть? А то! Почему погибли все, кроме врача Иванцова? И н т е р е с н о... Может, Эдуард Казарович кое о чем промолчал? Я задумался, вспоминая каждую минуту, проведенную в доме бывшего врача. Я вспоминал, и постепенно приходил к мнению, что Иванцов говорил только правду. Не такой уж он человек.

Передо мной, скрипнув, откинулась небольшая полочка. На ней стоял стакан с минеральной водой, а рядом лежала белая, как снег таблетка.

-- Дайте две, пожалуйста, -- сказал я.

-- Аналгетик достаточно сильный -- от двух таблеток вам будет плохо, -- ответил голос бортового компьютера.

Какой умный, подумал я, или умная. Но это, впрочем, не столь важно. Кибернетика, э-эх тоже мне!

-- Спасибо.

-- Простите, но вы не задали конечную точку.

Действительно, я, по маковку утонув в размышлизмах, напрочь забыл о самом главном.

-- Нижнетагильский флаэродром. И, вот что, -- произнес я, вспомнив прошлое путешествие, -- нельзя ли выбрать другой маршрут?

Салон погрузился в безбожную тишину, но ненадолго. Бортовой компьютер вскоре снова оживился:

-- Вас не устраивает высокоскоростное шоссе?

-- Да, не устраивает, -- решительно сказал я.

-- Но оно лучшее в округе.

-- Это не важно. Не устраивает и все, точка!

-- Информация принята и уже обрабатывается.

Мне пришлось подождать примерно минуту. А потом голос бортового компьютера сказал:

-- Маршрут изменен. Но время следования увеличится.

-- На сколько?

-- Ровно на три минуты.

-- Ну это совсем не смертельно.

Итак, почему все, кроме врача Иванцова, погибли? Складывается такое впечатление, что за Антониусом Квайда тянется загадочный хвост смертей. Да и просто необъяснимых обстоятельств тоже. Тянется-тянется-тянется... Ассистентка Амрина -- труп номер один; разведчики -- или кто они там на самом деле? -- трупы под номерами: два, три и четыре; директор родильного -- пятый труп. Не слишком ли много для маленького мальчика? Хотя, торопиться не стоит. Ведь еще не известно, случайность это или нет. О пожаре в архиве СБЦЗ даже и вспоминать не хочется.

Я положил таблетку на язык, взял стакан с минералкой и немного отпил из него. Таблетка проскочила в горло почти незаметно. Хотя, обычно таблетки в моем в горле едва-едва не застревают. На всякий случай я осушил стакан до самого дна. Пусть провалится, так провалится.

-- Не желаете отдохнуть? -- поинтересовался уже привычным голосом бортовой компьютер.

-- Нет-нет, спасибо. Мы ведь все равно скоро будем на месте?

-- Совершенно верно. Осталось ровно двадцать минут, семнадцать секунд.

О каком "отдохнуть" можно вести речь, когда вокруг закручивается т а к о е, черт побери! Это еще на вопросы, связанные с рождением Квайда, можно хоть как-то ответить. А вот ответов на вопросы: кто в ту ночь проник в гостиничный номер, и кому только пришло в голову направить на иономобиль грузовик, ответов нет до сих пор. Бэлл Бэллович дело с аварией на шоссе уладил -- я так понимаю. Но он с тех пор даже и словом не обмолвился, почему она произошла и кто виноват. И еще! Неужели Гензек -- с его-то возможностями -- не имеет представления о том, когда и при каких обстоятельствах родился Антониус Квайда. Это для меня могут быть какие-то запреты, а Гензек здоровается за руку с самим Президентом. Для него даже тайные тропы открыты -- это очевидно. Тем не менее он ничего не знает. Или делает вид, что не знает? Что-то здесь не то, что-то не так... Но что?!.. Нужно будет поговорить с Бэлл Бэлловичем начистоту. Или все-таки не стоит этого делать? Я томился в сомнениях, а иономобиль тем временем уносил меня вперед -- к флаэродрому, с которого я должен был вылететь в древний город Самарканд.

Флаэрон плавно оторвался от земли, и я посмотрел вниз. Под гладким фюзеляжем остались тускло подсвеченные домики обслуживающего персонала, озеро, громадное серое поле и широкая нить дороги, ведущая в Нижний Тагил. Прилечу ли я когда-нибудь в этот красивый и в тоже время совершенно непонятный город? Быть может, да, впрочем, разве что по делам. Я, вдруг вспомнив о фотографии Антониуса Квайда, достал ее из кармана и пригляделся. На меня смотрел самый обычный гражданин Земли -- аккуратно подстриженные усики, ровные и короткие волосы и открытый -- это было крайне странным! -- взгляд.

За время службы я успел познакомиться -- ежели так можно выразиться -- со многими преступниками. И что удивительно, большинство из них внешне казались спокойными и уравновешенными. У них были красивые лица и честные, как у Квайда глаза. В тоже время, в душе каждого преступника -- конечно, за редким исключением -- находилась сплошная чернота. Она была ледяной и пугающе-зубастой, и было совершенно неведомо, какая тварь прячется в ней. А внешне... внешне преступники ни чем не отличались от простых людей. Некоторые имели семьи, даже воспитывали любимых детей. И, наверное, даже им самим было неведомо, в какой час чернота души их проснется и выплеснет наружу то, что человеческое общество не приемлет с тех пор, как научилось добывать огонь и изготавливать орудия труда. Это-то я и считал самым страшным.

На ум совершенно неожиданно пришли слова Гензека: "Видишь ли, Квайда в некотором роде был не просто военным, он был, как и ты -- агентом СБЦЗ, но выполнял свою миссию в среде десантников.". Иными словами, подумал я, этот Квайда чем-то похож на меня. Мы оба потеряли родителей в еще младенческом возрасте. Мы оба воспитывались в интернатах. Мы оба выбрали путь служения Цивилизации. Мы даже работали под крылом одной и той же конторы. Очень загадочные, если не сказать больше -- почти мистические совпадения. Но потом наши дороги странным образом расходятся. Антониус Квайда превращается в преступника, я же -- в наемного убийцу. Почему, почему Квайда решил покинуть службу? Устал, надоело, обрыло? Такое и со мной часто происходит. Но я ни разу не позволял себе бросать все и сломя голову лететь неизвестно куда и, главное, зачем. А Квайда-то улетел на Аватар-11. Я снова вспомнил слова Гензека: "...Антониус Квайда, проучившийся в Высшей Школе Внешней Разведки и отслуживший добрый десяток лет в первой десантной бригаде, неожиданно покидает службу и отправляется на планету не входящую в юрисдикцию Цивилизации Землян... Мы и представить себе не можем, что произойдет с информацией, имеющейся у Квайда. А представь, если на Аватаре-11 находится сам, знаешь чье гнездо".

Планета под названием Аватар-11 расположена вне зоны юрисдикции Цивилизации Землян. Туда бежит весь галактический сброд: убийцы и воры, каторжане и черные старатели, торговцы "финтифлюшками", наркоманы, проститутки и всякие народовольцы вроде Родлу-зверя. Аватар-11 во всех справочниках давно помечен, как запретная планета. На нее нельзя не то, что сажать космические корабли, но даже приближаться к ней. Именно на Аватаре-11 -- по некоторым данным -- находятся целые "залежи финтифлюшек".

Вообще, история "финтифлюшек" сколь загадочна, столь же интересна. Ведь не обнаружь много лет тому назад некий археолог первую, вряд ли бы человечество сейчас купалось в ласковых лучах технического прогресса. Имя археолога, увы, вместе с ним кануло в лету. И выяснить его никому до сих пор к несчастью -- или, напротив, к всеобщему благолепию? -- так и не удалось. Но история первой инопланетной находки известна каждому уважающему себя гражданину Земли. А началось все с большого прорыва в области изучения космического пространства, когда произошла первая спланированная людьми, бомбардировка кометы. Ученым давно хотелось познать, как же на самом деле образовалась Солнечная система. Они предполагали, что именно с комет. Поэтому-то и было решено пробуравить одну из них... зондом-бомбой.

Сообщение некой радиостанции за 04.07.2005 года.

Оказалось, что комета "Грумвеля-1", подвергшаяся бомбардировке космическим зондом, могла взорваться. Правда, специалисты рассказали об этом только после того, как эксперимент завершился.

Комментарий специалиста НАСА Джека Ту Клеана: "Удар был столь слаб по сравнению с кинетической энергией, которой обладает комета на орбите, что ее скорость после удара изменилась всего на 0,0001 миллиметра в секунду при скорости движения приблизительно равной 30 километрам в секунду. Это совершенно никчемная величина, ведь орбита изменилась на какие-то десять сантиметров".

Комментарий профессора Ивана Вайсмана: "Отклонение настолько ничтожно, что комета как проходила относительно Земли на расстоянии 135 миллионов километров, так на этом же расстоянии будет проходить и в дальнейшем".

Комментарий ведущего специалиста Пулковской обсерватории Казимира Боуля: "Каждые два-три месяца на расстоянии опасном для Земли проходит какое-нибудь космическое тело. Ежедневно в атмосферу нашей планеты попадает около четырехсот тонн метеоритного вещества. Только представьте себе это! Катастрофические разрушения, сопровождаемые наступлением "ядерной зимы", происходят крайне редко, но редкость явления не говорит о безопасности Земли. От этой бомбардировки можно ожидать чего угодно. Даже того, что и представить невозможно!".

Комментарий астронома Грегори Пека: "В 1994 году с Юпитером столкнулась комета Шумейкеров-Леви. Взрыв был эквивалентен ста сверхмощным водородным бомбам. Но для Юпитера это явилось всего лишь укусом комара. Впрочем, сам факт столкновения говорит об опасности Земле. Любая комета -- наиболее интересный объект исследования. Например, установлено, что если взять стакан воды, то половина его содержимого пришла на Землю вместе с кометами".

Столкновение зонда с кометой "Грумвеля-1", произошло в День независимости Соединенных Штатов Америки. Тогда же из-за искривления плазменного пласта кометы случилось первое кратковременное нарушение работы мобильных устройств на отдельных участках Земли. А ровно через год некий археолог обнаружил в пустыне Гоби загадочный метеорит, который выбросило взрывом во время столкновения зонда с кометой "Грумвеля-1". Метеорит этот был не просто метеоритом. Внутри него археолог обнаружил пустоту, в которой хранилась первая в истории землян "финтифлюшка". С нее-то все и началось. Есть мнение, что комета "Грумвеля-1" была вовсе и не кометой, а космическим кораблем Страйкеров. Но так это или нет, мне совершенно неизвестно. Зато мне известно, что самое большое количество "финтифлюшек" удалось обнаружить на запрещенной планете Аватар-11. Стало быть, не исключено, что на ней находится не только гуманоидный сброд, но и гнездо недружелюбных пришельцев.

Так почему же все-таки Антониус Квайда бежал именно на Аватар-11, а не куда-то еще? Это теперь меня больше всего и беспокоит. Все дело в том, что Аватар расположен очень далеко от пути следования продырявленной зондом кометы, так что "финтифлюшки" появились на этой планете по каким-то иным -- точно не связанным с бомбардировкой! -- причинам.

Головная боль, слава богу, улетучилась. Я положил на колени чемоданчик-таблетку, надеясь прямо сейчас связаться с Гензеком. Пока раскрывался экран, меня посетила довольно прелюбопытнейшая мысль. После операции мышиный король прекратил существование, но появились на свет дети. Два мальчика -- одним из которых являлся объект моего внимания -- и девочка. Известно, что Антониус Квайда в дальнейшем воспитывался в Самаркандском интернате для особо одаренных детей. Интересно, второй мальчик и девочка тоже там воспитывались? Или их отправили... тогда в какой из интернатов? В Аляскинский или в тот, который долгие годы заменял мне родительский дом? Скорее всего, думал я, буравя взглядом мерцающий экран, они воспитывались в одном и том же интернате. Это вполне логично, ведь мальчики и девочка появились на свет так сказать из одного целого. То есть, из мышиного короля. Значит, дальнейшие их судьбы должны были идти одним курсом. Ведь странных детей нужно было в первую голову и з у ч а т ь... Стоп! Это, безусловно, логично, но давай-ка попробуем мыслить, не полагаясь на логику -- нужно прокачать все возможные варианты. В том числе абсолютно немыслимые.

-- Ты не против? -- спросил я самого себя.

-- Вопрос не совсем понятен, -- сказал голос бортового компьютера, -- попробуйте задать его по другому.

-- Э-ээ... -- сказал я, поймав себя на мысли, что дело Квайда, кажется, уже пропитало меня насквозь. И я поклялся ничего не говорить вслух по крайней мере до прибытия в Самарканд. За исключением...

Задавая визионный код Гензека, я быстро пробежался пальцами по панельке: три ноля, одиннадцать. И через секунду на экране появилось задумчивое лицо шефа. Он находился в своем кабинете и, кажется, изучал какие-то дела -- перед ним были разложены всякого цвета, размера и толщины папки. Некоторые были раскрыты, другие же, видимо, своего часа еще не дождались. На краю стола стояла непременная чашка горячего чая.

-- Привет, Ярослав, -- поздоровался Гензек, не поднимая глаз.

-- Приветствую, Бэлл Бэллович, -- сказал я.

-- Где ты сейчас находишься?

-- Лечу в Самарканд.

-- Да?

Говорить или нет? Ладно, скажу все, как есть. Лучшая защита -- нападение. Может хоть теперь он осчастливит меня хоть какой-то информацией. Нужно давить на нехватку времени и на ту опасность, которую представляет собой беглец. Сказано -- сделано!

-- Хочу посетить в местный интернат для ООД, -- произнес я, не отрывая взгляда от экрана.

-- Поясни, пожалуйста, зачем? Времени и так в обрез -- завтра уже двадцатое число. Помнишь хоть?

-- Бэлл Бэллович, именно поэтому и созрела необходимость в посещении интерната.

Гензек отложил папку в сторону и внимательно посмотрел на меня.

-- Видите ли, мне стали известны некоторые подробности судьбы этого человека. И оказалось, что все они полны странностей.

-- Вот как? -- спросил Гензек. -- Говори, раз уж заикнулся.

-- Квайда родился в Нижнетагильском родильном доме. В 2055 году.

-- Знаю-знаю...

-- А известно ли вам, что рождение его нельзя назвать обычным?

Гензек промолчал, всем своим видом давая понять, что слушает он меня самым внимательным образом. Это обстоятельство немного приободрило и придало мне сил.

-- От бывшего врача Иванцова Эдуарда Казаровича, -- продолжал я, практически не останавливаясь, -- мне стало известно, что тогда же в Нижнетагильском родильном доме была проведена нигде не зафиксированная операция по разделению довольно необычного существа -- то ли мутанта, то ли гуманоида.

Гензек взял со стола чашку и немного отпил из нее. Чай, видимо, был еще слишком горячим и Бэлл Бэллович даже поморщился. Но отпустило Гензека довольно скоро.

-- Существо это имело три туловища, три головы, шесть рук и столько же ног. В родильный дом оно было доставлено в закрытой капсуле неизвестными людьми, представившимися врачу Иванцову сотрудниками Службы Внешней Разведки.

Гензек выпил еще чаю, поставил чашку обратно на стол и, не обронив ни единого слова, уставился на меня. Его вытянутое лицо представляло собой само внимание.

-- После разделения мышиного короля -- так назвал загадочное существо врач Иванцов -- остались три младенца. Два мальчика и одна девочка. Один из мальчиков -- наш с вами, Бэлл Бэллович, клиент.

Гензек тяжело вздохнул и, задрав голову, уставился в потолок. Сейчас были очень хорошо видны набухшие синеватые вены на его шее. Острый кадык Гензека шевелился -- вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Белл Бэллович резко опустил голову и почесал подбородок.

-- Что тебе еще удалось узнать? -- тихо спросил Гензек.

-- Сотрудники Службы Внешней Разведки -- или кто они там на самом деле? -- обнаружили в капсуле некую вещь из-за которой умерло сразу четыре человека. Погибшие находились в том же помещении, в котором проводилась операция по разделению мышиного короля. В живых остался только врач Иванцов, но он ослеп.

Гензек очень медленно -- будто с наслаждением -- пожевал губы. Он поступал так всякий раз, когда сильно волновался или о чем-то мучительно размышлял -- к этой его дурной привычке я давно успел привыкнуть. Впрочем, как и все, кто работал под началом шефа Службы Безопасности Цивилизации Землян.

-- Полагаю, это была "финтифлюшка.

-- Даже так? -- спросил Бэлл Бэллович, косясь взглядом на одну из папок.

-- Не уверен, но похоже.

-- Угу!

-- Интересно и то, -- продолжил я, -- что тела младенцев соединялись с этой вещью чем-то вроде кожистых трубок или проводов. Эдуард Казарович вначале принял их за пуповины.

-- Так что это все-таки было: пуповины или провода? -- засомневался Гензек.

-- Иванцов детский врач и отличный хирург. Он Гулливер от медицины, но лилипут от всего остального.

Гензек покивал и, придвинув к себе чашку, вдруг сказал, словно резанул по живому:

-- Если это была -- как ты говоришь -- "финтифлюшка", значит мы имеем дело не с землянином, а с существом, зачатым или искусственно выведенным Страйкерами.

-- Совершенно верно, но... -- я внезапно замолчал, следя за поведением Гензека. Я смотрел на него, а он на меня. И так продолжалось до тех пор, пока Бэлл Бэллович не сказал:

-- Напрашивается вопрос: что произошло с другими детьми? Сколько их было?

-- Два мальчика и одна девочка.

-- Значит, я сделал правильно, что вызвал тебя из отпуска. Прости старика, но, кажется, никому другому -- кроме тебя -- не удалось бы расплести эту сеть.

Я, не желая вспоминать так и не начавшийся отпуск, сразу вернул беседу в прежнее русло:

-- Боюсь, клубок этот еще не расплетен. Еще пехать и пехать. Так что, увы, радоваться пока нечему.

-- Отнюдь, по-моему теперь проясняются мотивы побега Квайда на Аватар.

-- Вы действительно так считаете? -- поинтересовался я.

-- Безусловно! Мне кажется, что он решил либо встретиться со своими братом и сестрой, либо с теми, кто зачал его...

-- Или искусственно вывел, -- добавил я.

-- Совершенно верно, одно из двух: или-или.

-- Хорошо, понятно. Остальное пока покрыто плесенью неосведомленности.

-- Что именно?

-- Мы знаем, что Квайда воспитывался в Самаркандском интернате. Это, кстати, ответ на вопрос: зачем я лечу в Самарканд.

-- И какую ты надеешься собрать там информацию?

Мне пришлось достать блокнот и прочитать Гензеку ранее помеченное в нем.

-- Я хочу узнать: а) воспитывался ли в этом интернате только Квайда; б) если да, то где находятся брат и сестра (кстати, неизвестны ни их имена, ни фамилии); в) если жив Куратор Вениамин Андреевич Палый, то поговорить с ним; г) все об одногруппниках Квайда.

-- Длинный у тебя получился список, -- сказал Гензек.

-- Так, может, вы позволите перенести вылет Аватар?

Бэлл Бэллович даже не задумываясь, решительно ответил:

-- Я уже говорил: есть сведения, что Квайда предпримет что-то очень не хорошее, и в строго определенное время. Именно тридцатого числа. Так что вылететь ты должен двадцать первого июня -- не днем позже. Иначе -- грош цена всей нашей работе, Ярослав.

-- Но у меня есть еще несколько вопросов, -- взмолился я.

-- Потом. Мне нужно успеть до вечера разобраться с кое-какими делами. А их у меня невпроворот.

Я аккуратно закрыл чемоданчик и, уставившись в иллюминатор, снова погрузился -- по самую маковку -- в размышления.

Получается, что Гензек действительно ничего не знал. Ни о подробностях рождения Антониуса Квайда, ни о его дальнейшей судьбе. А она -- по крайней мере сейчас -- представлялась мне довольно смутно. Совершенно четко я знал одно: Квайда не человек! Тогда кто же он, черт возьми? Если его искусственно вывели, то с какой целью? А если Антониус действительно пришелец, то почему так случилось, что он появился на свет в самом обычном родильном доме? Опасения СБЦЗ относительно недружелюбности Стракеров в обоих случаях оправдываются. Достаточно вспомнить число трупов, оставшихся... Нет, все-таки рано еще утверждать, что эти жуткие смерти как-то связаны с беглецом. Ведь и разведчики, и ассистентка Эдуарда Казаровича погибли уж совершенно точно не от его рук. Они умерли после того, как один из разведчиков обнаружил внутри капсулы "финтифлюшку". Было бы очень кстати взглянуть на нее хоть одним глазом. Но где ее искать? В спецхране СБЦЗ, скорее всего. Но, не факт. Поди догадайся теперь, кем были разведчики на самом деле и чей выполняли приказ?

Флаэрон тем временем уже подлетал к границам Самарканда. Город неспешно засыпал. Улицы освещались голубоватым светом и повсюду уже не было видно ни одной живой души. Я посмотрел на показания термометра и решил накинуть куртку.

-- Вы уже выбрали место посадки? -- спросил голос бортового компьютера.

-- Разве есть выбор?

-- Конечно, здесь есть два очень неплохих флаэродрома. Один находится в центре города, другой -- на окраине.

Светиться лишний раз не стоит, подумал я и тут же поинтересовался:

-- А как с транспортом на окраине?

-- Подождите, пожалуйста. Сейчас выясню, -- ответил все тот же голос.

Было бы на руку взять иономобиль и махнуть прямо с флаэродрома в интернат. Но прежде придется прокачать кое-какую информацию. Так, на всякий случай -- мало ли что.

Я открыл чемоданчик-таблетку и ввел запрос о местном интернате. Через несколько секунд на экране появились данные: "Самаркандский интернат занимает площадь двадцать один квадратный километр. База интерната состоит из пяти секторов. Два детских: для мальчиков и девочек. Третий и четвертый -- учебные полигоны. Информация о пятом секторе строго засекречена. В настоящее время интернат законсервирован -- срок консервации не установлен. База переведена на подземный уровень "Б"". Я быстро прошелся пальцами по панельке, печатая вопрос: "Как охраняется интернат?". Почти сразу последовал ответ: "Самаркандский интернат охраняют сотрудники тринадцатого отдела Службы Внешней разведки". Вот это да, подумал я, обычно, такие как это учреждения, охраняют киборги. Тринадцатый отдел Службы Внешней Разведки -- отдел специального назначения, в котором не служит ни одно искусственное существо. И я напечатал следующее: "Как охраняется Колпинский интернат?". Немедленно последовал ответ: "Колпинский интернат охраняют сотрудники тринадцатого отдела Службы Внешней Разведки".

Д е л а! А ведь раньше я об этом даже не догадывался. Интернаты для особо одаренных детей всегда имели абсолютно идентичную структуру. И, как оказалось, даже после консервации ничто не изменилось -- интернаты давно опустели, но их охрану почему-то доверяют людям. Придется разбираться и с этим, решил я.

-- Транспортный вопрос решаем, -- последовал ответ бортового компьютера. -- Рядом с флаэродромом находятся две ионостоянки.

-- Тогда второй вариант. Сколько туда добираться?

-- Пять минут.

Уже находясь в иономобиле, я первым делом решил немного поколдовать над пластиковой карточкой -- потому как в данной ситуации липовое удостоверение никуда не годилось. Я прекрасно знал, что ребята из тринадцатого отдела выполняют приказы только своего командования. А мне нужно было во что бы то ни стало -- и обязательно сегодня, просто кровь из носа! -- проникнуть на территорию интерната. Это не просто, а, значит...

Я поднял непроницаемое стекло, находящееся между салоном и креслом водителя-андроида. После чего на моих коленях появилось непременное спасение от всяческих неприятностей и бед -- многофункциональный чемоданчик. Он представлял собой мини-хранилище с несколькими отделами. С виду они были совсем небольшими. В то же время все отделы могли уменьшать любые предметы, вес которых не превышал двадцать килограммов.

В верхнем отделе лежал верный и надежный "Гримм" двадцатого калибра. Другое оружие мне не особенно нравилось -- иное дело "Гримм" с самонадевающейся на ладонь рукояткой и прочие-прочие-прочие достоинства. Там же находилось тридцать обойм к нему. Другой отдел был отведен под хранение одежды. В третьем отделе пока без дела лежали всевозможные средства защиты. Как-то раз я ими пользовался. Но это было так давно, что мне сейчас даже не припомнить, когда именно. Это были прозрачные противогазовые маски, компактные кислородные баллоны и накидки, спасающие от химического и радиационного заражения. Тюбики с едой хранились в отделе с регулятором температуры. Ну и в самом последнем -- пятом отделе -- я прятал... "финтифлюшку".

Она мне досталась от взломщика электронных систем Кира Ван Бозена, который иногда снабжал меня особо ценной информацией. Если называть вещи своими именами, то Бозен был самым обычным с т у к а ч о м. Я, конечно, всегда и всеми фибрами души ненавидел стукачество во всех мыслимых и немыслимых ипостасях. С еще интернатовских времен считал это самым гнусным занятием. Но в моей работе до многого приходится докапываться... иногда не совсем обычными методами. И стукачество, уверяю -- не самый гнусный из них. Кир Ван Бозен называл эту удивительную вещь "Ломалкой стереотипов", хотя, я до сих пор не могу понять, почему именно так. Ведь она, скорее, не "Ломалка стереотипов", а не понятно какой, но очень эффективный симулятор любых документов и удостоверений в том числе.

"Ломалка" не превышала размеров самого привычного пульта дистанционного управления. В ней имелось всего два узких отверстия -- с одного и с другого конца. Для подделки удостоверений нужно было вставить чистую магнитную карточку в одну прорезь, подумать о том, чему должно соответствовать удостоверение и дождаться пока оно -- почти как настоящее! -- выскочит из второй прорези. Липу распознать практически не представляется возможным -- я проверял несколько раз.

Так что сейчас самое главное -- до прибытия на место успеть изготовить удостоверение, выданное на имя какого-нибудь инспектора Службы Внешней Разведки, прибывшего сюда с проверкой. Кстати, "Ломалка стереотипов" каким-то образом умудряется забивать данные о липовом удостоверении во все имеющиеся базы. Я просунул в прорезь девственно чистую карточку и немедленно подумал о том, в каком виде желаю заполучить ее. И секунды не прошло, как на мою ладонь упало именно такое удостоверение, каким я его представлял.

Чудные штуки -- эти "финтифлюшки". Не перестаю удивляться их совершенно фантастическим возможностям. В то же время, я очень часто думаю, в каких целях их используют не чистые на руку субъекты. Так что "финтифлюшки" сколько хороши, столь и опасны -- достаточно вспомнить трагическую историю "Некро-Ивеста". Но там-то все произошло по чистой случайности и по не знанию, безусловно. Другое дело -- использование предметов неизвестного происхождения против личности.

-- Осталось шесть минут, -- сообщил водитель-андроид. -- До поста проверки документов -- не более минуты. Приготовьте все необходимое уже сейчас. Въезд на территорию без документов запрещен!

Я убрал липовое удостоверение в карман и наспех захлопнул крышку чемоданчика.

-- Так мы что, дальше поста не поедем?!.. -- спросил я, косясь взглядом на окно, за которым уже ничего не было видно.

Ночь окутала плотным покрывалом все вокруг и живыми в этой мгле оставались лишь желтоватые лучики фар, изредка подрагивающие на влажном и холодном асфальте.

-- Въезд на территорию без документов запрещен! -- повторил андроид, нисколько не изменив интонацию голоса. -- Я, увы, таких документов никогда не имел. Так что простите, что не смогу доставить вас до пункта назначения.

-- Да ладно уж, -- печально ответил я, -- не стоит извинений. Спасибо и на том, что хоть вообще довезли.

-- Всегда, пожалуйста, -- бодро ответил водитель-андроид. -- Вы можете назвать точное время отъезда, когда соберетесь обратно в город. Или вы хотите, чтобы я дождался вас у шлагбаума?

-- Ш л а г б а у м а?!..

Я опустил непроницаемое стекло, совершенно не понимая, о чем идет речь. Андроид повернулся ко мне, пояснив:

-- А вот, смотрите!

Я привстал.

-- Видите полосатый ограничитель и КПП рядом с ним?

Я присмотрелся, и когда лучи от фар скользнули с асфальта чуть вверх, то сразу разглядел и шлагбаум, и небольшое строение, которое андроид назвал КПП.

-- Спасибо, ждать не нужно. Возможно, я пробуду там некоторое время. Быть может, до самого утра.

-- Жаль, -- сказал водитель-андроид. -- Очень жаль. Но я всегда буду рад обслужить вас.

Иономобиль остановился на краю обочины и тут же -- после сиплого щелчка -- на него уставились большие и мощные глаза прожекторов. Их было три -- яркие, беспощадно рвущие ночную негу.

Простившись с водителем-андроидом, я осторожно выбрался из машины и сразу заметил надвигающийся со стороны шлагбаума рыхлый силуэт.

-- Идите сюда, -- громко сказал охранник.

Я повиновался, даже не думая пока отвечать что-либо. У ребят из тринадцатого отдела Службы Внешней Разведки свои порядки и обычаи. Среди этой братии встречаются самые настоящие замшелые отморозки, каких зачем-то вывела природа -- мать ее! Так что мало ли...

Иономобиль тем временем развернулся и вскоре бесшумно испарился в густой, как угольный порошок, темноте. Я шел молча, слыша в эти минуты только шаги -- свои собственные и человека, охраняющего интернат, да жужжание беспощадных ко всему черному прожекторов. И в этом было что-то мистическое. Это чувствовалось каждой клеточкой кожи! Я представил себе, что разведчик и не человек вовсе, а Страйкер. А я иду к нему на встречу только ради того, чтобы совершить жалкую попытку установления контакта. Контакта, который не возможен ни при каких обстоятельствах. От этого я даже ощутил легкий озноб.

-- Стойте! -- приказал охранник.

Я шагнул -- один, два, три раза, и резко остановился. Только теперь рыхлый силуэт начал приобретать более отчетливые формы. Охранник был одет в черную, как смоль одежду, а обут в башмаки с высоким берцем и на высокой подошве. На нем были штаны с множеством карманов и недлинный плащ без какого-либо упоминания о рукавах. Его лицо скрывала маска. Охранник был при оружии -- я взглянул на смотрящий в мою сторону ствол "Брекера".

-- Вещи поставьте справа от себя, -- произнес охранник, -- сами же повернитесь боком. Руки за голову. И без сюрпризов!

Какие могут быть сюрпризы? Мне ничего не оставалось делать, как осторожно поставить чемоданчик прямо на вспотевший от холодной росы асфальт. И занять именно то положение, которое представлялось охраннику наиболее удобным для досмотра. Я вдруг вспомнил описание разведчиков, которые доставили мышиного короля в Нижнетагильский родильный дом. Скосив взгляд на охранника и, сопоставив его внешний вид с людьми из рассказа Эдуарда Казаровича Иванцова, я предположил, что разведчики из далекого 2055 года похожи на человека, стоящего сейчас передо мной.

Охранник, не опуская "Брекера", приблизился ко мне. Он ненадолго остановился, осмотрел меня с ног до головы, а потом обошел вокруг несколько раз. Все это напоминало странный ритуальный танец суть которого была мне совершенно непонятна. Когда странное действо завершилось охранник произнес:

-- Документики, пожалуйста.

Я медленно опустил руки и крайне осторожно запустил одну из них во внутренний карман куртки. А вот и удостоверение -- посмотрим, прокатит фикция или нет.

-- Вот, -- уверенно сказал я, протянув охраннику магнитную карточку, некоторое время назад умело обработанную в "Ломалке стереотипов".

Опустив руки, я стоял и молча наблюдал за тем, как охранник разглядывает удостоверение -- он буквально обнюхивал каждый его миллиметр. Вначале с одной, потом с другой стороны. После чего он достал из кармана сканер и вставил пластиковую карточку в узкое отверстие. Тут же по бокам этого прибора заморгали идентификационные датчики. Что-то щелкнуло и из отверстия выскочило удостоверение.

Кажется, пронесло, подумал я, протянув руку за карточкой. Но охранник, вместо того, чтобы отдать ее мне, спросил:

-- Гражданин Стрейндж, мне хотелось бы кое-что уточнить. Вы не против?

Я и не думал противиться, так как бодание с ребятами из тринадцатого отдела не входило в мои планы.

-- Что вас интересует?

Охранник, опустив брови к переносице, как-то по особенному посмотрел на меня. Не сомневается ли он в чем-нибудь, подумалось мне? Хотя, какие могут быть сомнения? Карточка сделана превосходно -- лучше не бывает.

-- Какие-то проблемы, сержант? -- поинтересовался я, заметив на рукаве охранника нашивку с тремя позолоченными звездами.

-- Пока нет, -- ответил охранник, зажав карточку в кулаке.

Он отошел на два шага назад и потребовал, чтобы я немедленно открыл чемоданчик. И холодный "Брекер" тут же немного заплясал в его руках.

Не хотелось бы перед всяким встречным поперечным раскрывать чемоданчик, подумал я, присаживаясь на корточки и не спуская глаз с охранника. Так я и думал... что-то должно было случиться.

-- Сержант, -- внезапно вырвалось у меня, -- я старше вас по званию. Вы не находите странным досмотр личных вещей?

-- Не нахожу, гражданин лейтенант. Территория вверенного мне объекта -- зона особого внимания. Мне приказано проверять даже высший командный состав.

Я, неспешно открывая замки -- и что отвлекать внимание сержанта -- спросил:

-- О, вы не доверяете даже генералам?

-- Так точно, гражданин лейтенант. Мне приказано пересчитывать бактерии, -- он махнул рукой в сторону шлагбаума, -- которые ежеминутно пересекают КПП.

-- Все так серьезно? -- поинтересовался я, открыв лишь только один замок.

-- Более чем.

-- А знаете ли вы с какой целью я сюда прибыл?

-- Никак нет. Мне это не известно, гражданин лейтенант.

-- Цель моего визита...

Но охранник не дал договорить мне. "Брекер" в его руках дрогнул и я в это мгновение представил, что сержант -- если я буду столь настойчивым, как сейчас -- запросто может всадить в меня целый магазин. А этого как раз сейчас мне меньше всего хотелось.

-- Гражданин лейтенант, приказ за номером три тысячи пятнадцать обязует вначале провести досмотр личных вещей и только потом приступать к уточнению целей визита.

Я поднял руки над головой, пытаясь тем самым остудить сержанта.

-- Хорошо-хорошо, вот, -- послышался щелчок, после которого чемоданчик открылся, -- проверяйте на здоровье.

-- Пожалуйста, отойдите в сторону, -- попросил охранник.

Мне ничего не оставалось делать, как выполнить требование. Хотя, в душе, конечно же, я необычайно кипел.

-- Что находится в верхнем отделе? -- опустив глаза, спросил сержант.

-- Оружие.

В руке охранника появилось сканирующее устройство. Он направил его на чемоданчик и стал внимательно вглядываться в показания.

-- Оружие, гражданин лейтенант, бывает разное. Мне ли вам напоминать об этом? Уточните, какое именно вы имеете при себе?

-- "Гримм" двадцатого калибра и тридцать обойм к нему.

Сержант перевел взгляд на меня и, улыбаясь, спросил:

-- Не кажется ли вам, что это уж слишком много для посещения интерната?

Я покашлял, подумав, что тридцать обойм, в общем-то, действительно не совсем вяжутся с целью моего визита. Тридцать обойм, например, больше всего подойдут для отстрела небольшого армейского подразделения. Но уж никак для полуночной инспекции.

-- Вы правы, сержант, но цель моего визита, не совсем обычная, -- ответил я, придумывая легенду прямо по ходу дела.

-- С этим разберемся потом. Что находится во втором отделе? -- спросил охранник, поглядывая то на чемоданчик, то на меня.

-- Одежда.

-- Какая именно? -- упорствовал сержант.

Вот этот вопрос таки меня доконал. Я встал и, глядя охраннику прямо в глаза, воскликнул:

-- Сержант, это уже превышение должностных полномочий. Я что, обязан перечислять количество запасных трусов?!..

Что-то негромко зашипело и мы с сержантом почти одновременно обернулись. Позади нас -- по подвесной дороге -- перемещался двухместный электрокар серебристого цвета. Я присмотрелся и заметил сидящего в нем человека.

Электрокар -- с эмблемой Службы Внешней Разведки на борту -- остановился по ту сторону шлагбаума. Из него выдвинулась небольшая светящаяся лесенка, по которой -- и минуты не прошло -- неспешно спустился человек в офицерской форме. Сержант, завидев его, мгновенно стал натянутой струной и даже изменился в лице...

Это был начальник охраны Самаркандского интерната и появился он как нельзя кстати. Сержант, доложив, что идет досмотр личных вещей, протянул начальнику удостоверение, выданное на имя инспектора Службы Внешней Разведки Ярослава Стрейнджа. Рослый капитан забрал у охранника карточку, внимательно посмотрел на нее и поинтересовался:

-- Вы прибыли с инспекцией? Но почему так поздно?

Очень хорошо, что "Ломалка стереотипов" не подвела и с "забиванием" кое-какой информации в электронную базу Службы Внешней Разведки. Мне пришлось лишь развести руками и, почти не задумываясь, ответить:

-- Я планировал быть здесь еще днем, но флаэрон -- будь он трижды проклят! -- по дороге сломался. Что-то произошло с двигателем. Впрочем, в них я мало что смыслю. Вот и пришлось битых четыре часа ждать машины техподдержки -- в лесу, где связи-то никогда не было.

-- Вот оно что, -- сказал капитан, возвращая мне удостоверение. -- Личные вещи ты успел проверить?

Сержант, перетаптываясь в сторонке, кивнул и тихонько ответил:

-- Так точно! Проверил, гражданин капитан.

-- Ну и?

Охранник как-то странно покосился на меня, а потом доложил:

-- Не совсем...

Капитан перевел взгляд на меня и по его прищуренным глазам я сразу догадался о вопросе, который он собирался задать мне.

-- Я всегда имею при себе оружие. Сержанту почему-то показались тридцать обойм к "Гримму" некоторым излишеством... Но я так не считаю. Надеюсь, вы тоже? Ведь в нашей с вами работе, согласитесь, всякое случается.

Капитан покивал, а я, подняв чемоданчик, наскоро захлопнул его. Сержант стоял справа, капитан слева -- я смотрел на них, не поворачивая головы -- кося взгляд. Они, казалось, будто обступили меня. Но когда это произошло я даже не успел заметить. Сомневаются что ли? Но в чем?!.. Было бы странным, если да -- "ломалка" никогда еще не подводила. Неужели случилось нечто непредвиденное?

-- Да вы абсолютно правы, гражданин инспектор. Но у нас особые правила. Так что прошу на сержанта не обижаться. Есть приказ: проверять даже офицеров высшего звена. Вот мы всех и шерстим, гражданин инспектор.

-- Понимаю-понимаю, режимный объект.

-- Так точно, и охраняет его -- представьте! -- один взвод.

Я подошел к начальнику охраны интерната и протянул ему правую руку.

-- Взвод -- это слишком мало. Нужно будет там -- я выставил указательный палец вверх -- поднять вопрос об увеличении численного состава охраны. Ярослав Антонович Стрейндж.

Мы пожали друг другу руки и начальник охраны только теперь удосужился представиться:

-- Капитан Балто Семен Семенович. Можно просто Семен.

-- Очень приятно. Тогда тоже -- просто Ярослав.

-- Идемте, -- начальник охраны показал на подвешенную к монорельсу серебристую машину.

-- Я только за, тем паче утром нужно быть уже далеко отсюда.

Двухместный электрокар перемещался почти бесшумно. Разве что легонько шуршали стальные колеса подвески, скользящие по шершавой поверхности монорельса. Увидев электрокар, я нисколько не удивился, так как с давних пор усвоил, что по территории интернатов можно передвигаться только на машинах подобного типа. Так было и в мой первый интернатовский день и это правило -- как оказалось -- действовало до сих пор. Правильно говорят, что с течением времени не меняется само время и некоторые его составляющие, например, устойчивые мнения и некоторые, особо закостенелые приказы. Позже я выяснил, что любые -- кроме электрических -- типы двигателей мешают проведению учебных процессов. Это понятно, когда разговор идет о времени проведения каких бы то ни было учебных занятий. Но интеренат-то давным-давно законсервирован... Здесь нет ни одного воспитанника, только взвод разведчиков из тринадцатого отдела -- и все!..

-- Простите, почему правила остались теми же самыми, что и много лет назад? -- осведомился я.

-- Не могу знать.

Капитан сидел молча, откинув голову назад и вдыхая воздух, нагнетаемый в кабину электрокара кондиционером. Я вдохнул свежего воздуха тоже. И мне показалось, что он имеет мятный привкус. А ее я с детства терпеть не мог, так что пришлось примерно пол минуты откашливаться. Капитан, заметив это, отключил кондиционер и приоткрыл окно.

-- Спасибо, -- поблагодарил я, -- так будет лучше. Просто я не выношу мятного запаха... лет, наверное, с пяти-шести.

Я сел поровнее и чуть повернул голову в сторону начальника охраны. Теперь я мог видеть его реакцию на любые мои вопросы.

-- Информация о пятом секторе до сих пор засекречена?

-- Е с т е с т в е н н о, -- ответил капитан, уставившись мне прямо в глаза.

Я кивнул и, достав из кармана блокнот, сделал вид, что пишу в нем что-то.

-- Гражданин инспектор...

-- Семен, вы же сами предложили перейти на ты! -- сказал я, улыбнувшись.

-- Извините, совсем забыл.

-- Ничего-ничего, я сам такой. Так о чем вы хотели спросить?

-- Скажите, если, конечно, это не тайна: в чем наша заслуга перед руководством, раз оно решило провести срочную -- как я понимаю -- инспекцию?

Ах, вот почему он не показал свои острые клыки, подумал я, глядя на этого хитрого волчару в военной форме.

-- В вашем -- и еще кое-каких -- отделах ожидается командная перестановка, -- сказал я и замолчал.

Капитан нахмурился и немедленно отвернулся к окну. Не случайную паузу нельзя было слишком затягивать и я продолжил, но с большим напором:

-- Поэтому все объекты, где сейчас тянут лямку ваши коллеги, и решено было срочно проинспектировать.

Начальник охраны повернулся ко мне. И по его глазам я понял, что он уже почти готов предоставить мне все полномочия.

-- Какая информация и какие именно сектора вас больше всего интересуют? -- спросил капитан.

Нет ничего прекраснее, чем наблюдать за тем, как что-то удачное и, главное, вовремя придуманное проникает в ухо дурака, которому ты это сказал.

-- Мне нужно знать: сохранился ли дубль архива? -- произнес я, косясь взглядом на капитана.

От этого вопроса начальник охраны даже поморщился. Видимо, он большего всего его и боялся услышать. Очень любопытное наблюдение, кстати.

-- Гриф "Совершенно секретно", -- со вздохом сказал капитан. -- Мы не имеем к нему допуска. Ярослав, вы хоть понимаете на что толкаете меня?!..

-- Очень даже понимаю.

-- Но ведь это форменное должностное преступление. Я не могу на это пойти. П о й м и т е! -- взмолился он.

Неожиданно над нами повисла редкой осязаемости пауза. Признаться, мне было довольно сложно даже представить себе, можно ли хоть как-то разорвать ее. И вдруг меня посетила чудная мысль, которую я тут же и самым фантастичным образом преобразовал в слова.

-- Есть еще кое-какая информация...

Начальник охраны будто воспрял от глубокого сна, спросив:

-- Какая?

-- Засидевшихся на Земле сотрудников вашего отдела, возможно, в скором времени начнут переводить в другие места.

-- К у д а?!..

-- Поближе к границам Цивилизации. А то и за ее пределы. Вас это, кажется, не может не интересовать. Или я не прав?

Не успел я и рта закрыть, как заметил, что начальник охраны смотрит на меня так, словно у меня что-то застряло между зубов. Черт побери, ну клюнь же, камзолов страдалец, подумал я. И капитан, утерев пот со лба, наконец, согласился.

-- Хорошо, я предоставлю вам все полномочия. Только дайте слово, что об этом никто не узнает.

-- По рукам, -- бодро ответил я и груз с моих плеч вдруг испарился.

Капитан Балто вылез из кабины, у поворота к пятому сектору. Попрощался он как-то странно -- неохотно что ли, но мне до этого уже не было никакого дела. Я, положив в карман бумажку с кодом доступа в пятый сектор, помахал начальнику охраны рукой и, провожая его взглядом, поехал дальше.

Я подсел поближе к окну, прислонился головой к холодной стене и стал всматриваться в полутьму. Это место казалось мне очень знакомым. Наверное потому, что все здесь было в точности таким, как в интернате, который много лет назад я называл домом. Я даже почувствовал, как сжалось сердце. Такое со мной не случалось уже довольно давно. Странное, очень странное ощущение. От него не становится страшно за прожитые годы, но в такие минуты будто начинаешь смотреть на себя со стороны. И от этого становится немного легче. Ведь глядеть на себя со стороны нужно как можно чаще. Но жаль... всегда не хватает времени.

А вот и небольшие строения казарменного типа -- жилой сектор. Помнится, в таких проводили личное время Кураторы. Вокруг домиков растут березы. Иногда они плачут, я это очень хорошо помню. Да, помню-помню -- о т ч е т л и в о. И слезы эти, прохладные и безумно пахнущие свободой -- ежели сидеть прямо под березами -- изредка падают на лицо, шею и руки. И все естество -- в особенности руки -- вдруг не понятно почему освобождается, что даже хочется летать. Только, кажется, березки успели немного вырасти -- они вытянулись, и верхушек совсем не видно...

Электрокар почти бесшумно скользнул за поворот и луч прожектора осветил небольшое озерцо, до сих пор прячущееся за высокими и шуршащими от ветра зарослями камыша. Я потянул носом воздух и практически мгновенно ощутил витающий в нем аромат теплой воды и ряски. Стало жутко пьянить. В нашем интернате тоже было озеро -- точно такое, как это. Кажется, даже по форме абсолютно идентичное здешней заводи. Мы часто купались в нем и таскали из мутных вод самодельными удочками рыбу.

Страсть к рыбалке мне, Жеке и Ире привил Куратор Геннадий Вассаго. По выходным дням -- на рассвете -- мы с Женькой, осторожно выбравшись из домика через окно, прямиком топали к роще. Ничего кроме лопаты и консервной банки не прихватив с собой. Наш путь пролегал за домами -- шли мы так ради того, чтобы никто из персонала не мог заметить нас. В роще мы копали червей. Вернее, чаще копал я, а Жека, вытаращив -- как сбесившийся кот -- глаза, отыскивал их и бросал на дно банки. Друг мой собирал только самых жирных червяков -- по рассказам Куратора мы совершенно точно знали, что на тощих клюет лишь мелочевка. А жирных видит исключительно большая рыба. Такая, которая сама на вертел просится. Сам же Куратор Вассаго научился рыбачить на малоизученной в те годы Заре-13. Подразделение, в котором он некогда служил было десантировано на эту планету для охраны научной партии. Но так случилось, что первые люди, высадившиеся на Заре-13, пробыли там долгих четыре с половиной года. Провизия закончилась через пять месяцев, все остальное время ученые и десантники питались исключительно тем, чем была богата природа Зари. Когда закончились патроны Геннадий Вассаго смастерили свою первую удочку и соорудил самый настоящий арбалет. Последнее будущий Куратор делал по чертежам, набросанным ученым-историком, зависшим на Заре, как и все остальные. Геннадий Вассаго говорил, что тогда о десантниках и ученых, на Земле вроде как, забыли. А когда вспомнили, то прошло четыре с половиной года. Срок немалый и за него ученым удалось совершить массу до того невиданных открытий.

Я вдруг будто очнулся и решил остановить электрокар у озера. Нещадно захотелось прямо сейчас раздеться донага, нырнуть в его молочно-теплые воды и хотя бы на короткое время снова почувствовать себя человеком. Или хотя бы сбросить ту грубую шкуру, которую я всякий раз натягивал на себя, когда был занят по службе. Электрокар качнулся и из него выдвинулась небольшая лесенка. Я осторожно открыл дверь и встал на пороге, глядя на лунное отражение в воде. Черт, как же сейчас было дьявольски красиво вокруг!

Я взялся руками за почти горячие поручни, вдохнул густой теплый воздух полной грудью и посмотрел на усыпанное звездной крупой небо. Где-то там... или вон там -- я прищурил глаза -- находится запретная планета Аватар. И по ней сейчас бродит один из загадочных близнецов -- Антониус Квайда, приговор которому уже вынесен. А я стою здесь, маленький, как букашка и готовый по приказу сверху придушить эту двуногую третью часть. И она сейчас вряд ли догадывается об этом, продолжая топтать ногами земли Аватара с единственной целью -- во что бы то ни стало сохранить себе жизнь. Квайда наверняка надеется, что никому на свете не хватит сил добраться до него и раздавить с такой силой, с какой прижимает муравья увесистый и потертый от ста дорог каблук. Я особенно тяжело вздохнул, в который раз вспомнив подробности о рождении Антониуса Квайда, его брата и сестры, судьбы которых для меня до сих остаются великой загадкой. У меня есть всего два варианта. Первый, попытаться разгадать тайну Квайда и родни его. Второй, плюнуть на все, вспомнив о прерванном отпуске, и тупо выполнить приказ Гензека. Что выбрать я еще до конца не решил. Я опустил голову, взялся за ворот рубашки и начал стягивать ее.

Вода была превосходная. И в нее я входил постепенно, желая своему телу лишь наслажденья. Кто-то другой, окажись на моем месте, вряд ли бы стал тратить время на такую ерунду, как купание. Но меня буквально примагнитило к озеру, ведь в точно таком я купался много лет тому назад. Я даже почувствовал, что камешки на дне озера сейчас почти точь-в-точь такие же, как в водах, находящихся очень далеко отсюда. Я присел и ощупал камешки пальцами. Они были скользкими и гладкими и, быть может, кто-то из интернатовцев -- тот же Квайда -- когда-то ощупывал их.

Дойдя по пояс в воду, я остановился и провел ладонью по поверхности воды. А, оттолкнувшись одновременно двумя ногами от дна, поплыл...

Когда рыбалка начиналась, мы с Жекой садились на берегу и перешептывались, постоянно наблюдая за поплавками. Ира тем временем бродила в сторонке -- собирала ромашки, из которых плела чудные венки. Потом она водружала пахнущие травой венки на наши головы и мы представляли себя древнеримскими императорами, временно отдыхающими от управления страной. Мы играли и все вокруг нас в те минуты будто замирало и проваливалось в неизвестность.

Поклевки обычно начинались сразу после того, как крючок оказывался в воде. Мы только успевали делать подсечку, вытаскивать из воды удочку и снимать рыбу с крючка. Помню, я сильно недолюбливал рыбалочную прелюдию, но, наверное, лишь в силу характера своего. А вот Женька мог ожидать первую поклевку часами. "Главное, чтобы червяки не засохли, -- говорил он, -- да в интернате не поднялся переполох в виду отсутствия трех самых лучших своих воспитанников".

Обычно мы усаживались у крохотного пятачка, вода которого всегда была сильно забита ярко-зеленой пахучей ряской. Куратор Вассаго научил нас некоторым рыболовным секретам, хотя... не только рыболовным. Один из секретов был такой: рыба из-за скопления ряски очень плохо видит опасность, поэтому-то и подплывает почти вплотную к берегу. Когда я стал работать в СБЦЗ многие уроки Куратора Вассаго пригодились мне -- в том числе, этот. Потом я его применял очень часто. Он, кстати, применим и сейчас, когда я иду по следу Антониуса Квайда. Беглец где-то отсиживается и ему, кроме собственно страха, почти ничего не видно и не слышно. Отсиживаются приговоренные Гензеком обычно в местах, чем-то напоминающих забитые ряской пятачки. Так что рыбалка-рыбалкой, а кое-что из нее очень даже применимо при абсолютно иных обстоятельствах.

Удилища мы втыкали толстым концом прямо в землю, а середину аккуратно укладывали на деревянные рогатины, которые всаживали прямо в самый край берега. Рыб -- линей, уклеек и карасей -- мы с Жекой прикармливали хлебными крошками, но лишь тогда, когда Ирка брала на рыбалку прихваченный в столовой хлеб. Но вот однажды -- после того, как я заставил рыб самостоятельно насаживаться на крючки -- от рыбалки едва не пришлось вовсе отказаться.

Женька сидел на берегу и молча глядел на торчащие из воды полосатые поплавки. День сегодняшний выдался не совсем удачным -- к тому же было пасмурно -- и по Жениному виду было не трудно догадаться, что находился он сейчас не в лучшем расположении духа. Через два дня нам предстояло сдавать экзамены по "ИО". Все бы ничего, но многим воспитанникам изменение облика давалось с великим трудом. А учиться мимикрии были обязаны все без исключения дети. Женька был в числе тех, кто переносил изменение облика с великим трудом. Он -- да и многие наши сверстники -- давно поняли, насколько был прав директор интерната, сообщив на первом занятии: "...не каждому гуманоиду подвластна мимикрия!". И эти его слова вскорости превратились для таких ребят, как Жека в самую страшную правду. После третьего занятия два мальчика и три девочки попали в лазарет с совершенно невообразимым диагнозом: полный паралич конечностей. Хотя, до того, как на них надели медельон-активатор, дети никакими страшными болезнями не страдали...

Друг мой в лазарет, правда, не попал. Но он жаловался на жуткую ломоту в пояснице, беспокоящую всякий раз после того, как на шее оказывался медальон-активатор. Главный врач сказал с усмешкой: "Это остеохондроз, мой юный друг. Им страдает добрая половина человечества. И ровно столько же гуманоидов во всей вселенной. Так что не стоит впредь меня беспокоить по пустякам". Но мы-то знали, что ломота в Жекиной пояснице вовсе никакой не остеохондроз. Чушь какая! А симптом какого-то неизвестного науке заболевания.

Кстати, наша подруга Ира -- ко всеобщему удивлению -- очень хорошо переносила занятия по "ИО". Она меняла свой облик много раз и никаких нехороших симптомов -- ни до, ни во время, ни после занятий по изменению облика -- не испытывала. Куратор даже как-то назвал ее самородком. Мы с Женькой посмеялись, да и совсем скоро забыли об этом.

-- Чего кислый-то такой? -- спросил я, глядя на Женю.

Мальчик почесал нос и перевел взгляд на Иру, собирающую по обыкновению ромашки.

-- Надоело мне, Ярослав, заниматься дурацким "ИО". Не знаю, но мне кажется, что из этого ничего хорошего не выйдет.

-- О чем ты? -- спросил я.

Жека тяжело вздохнул и очень сильно сжал губы. Мне показалось, что до крови.

-- Вот скажи, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? -- спросил он.

-- Не знаю. Наверное... -- я ненадолго замолчал, прокручивая в уме все возможные и невозможные варианты будущего. -- Может быть... путешественником. А ты? Ты-то сам кем мечтаешь стать?!..

-- Мне, как и тебе, тоже хочется бороздить космические просторы и открывать новые миры. Но что-то мало верится, что мимикрия пригодится.

Я, услышав Женькин вердикт, сильно удивился и даже сел перед ним на колени.

-- Ну и ерунду же ты городишь, Жека.

-- Почему ерунду?!.. -- спросил друг, глядя мне прямо в глаза.

-- Представь, что мы с тобой действительно стали космическими путешественниками. Представил?

Женька покивал, но слишком уж как-то вяло -- такое за ним наблюдалось крайне редко. И мне вдруг захотелось растормошить его и отправить Женькины пасмурные мысли куда-нибудь подальше. Да хоть в черную дыру!

-- Отлично. Так вот... Наш корабль прибыл на неизведанную планету. Скажем, Альфа-Бета-Гамма в созвездии Скорпиона-Блюмкина, -- я говорил, сильно жестикулируя при этом. -- И там мы столкнулись с серьезной опасностью. Оказалось что эта самая Альфа-Бета-Гамма заселена недружелюбными гуманоидами, которые только того и жаждут, чтобы кого-то из нас слопать на завтрак, а кого-то на обед. А если и Ирка полетит с нами им, соответственно, будет чем поживиться и на ужин.

Я замолчал и снова поглядел на Женю. Нет, начало моего рассказа, похоже, пока даже не зацепило его. Жаль, очень жаль. Но ничего, идем дальше -- план-то есть, в конце концов.

-- Но! После посадки на Альфа-Бета-Гамму мы выяснили, что недружелюбные гуманоиды страшно боятся какое-то там неизвестное науке существо. Так же мы выяснили, что существо это самое могущественное во всей вселенной. Но из представителей остался всего-навсего один единственный экземпляр, который -- плюс ко всему -- доживает свои последние часы. Жека, ну как тебе обстановочка?

-- Не плохо. Можно сказать, даже заманчиво. Но причем здесь мимикрия? Что-то ума не приложу.

-- Эх, дурья твоя башка! И он еще хочет стать космическим путешественником, -- я похлопал Женьку несколько раз рукой по плечу и он, вроде бы, немного повеселел. Хотя, может быть, мне это только показалось.

Мы не заметили, как подошла Ира. Она присела рядышком и водрузила ромашковые венки на наши головы.

-- Пыль столбом, а драки нет. Цицероны, о чем спорите? -- поинтересовалась Ира.

-- Ярослав пытается доказать мне полезность мимикрии.

-- Да я ничего никому не пытаюсь это доказать, -- сказал я, оправдываясь. -- Ведь очевидное не требует доказательств.

-- Жень, а ведь Ярославчик, наверное, в чем-то прав?

-- Подожди, -- сказал я, -- не перебивай. Лучше скажи, Жека, каким образом мы сможем противостоять альфа-бета-гаммовым гуманоидам?

-- Не знаю, -- не задумываясь, ответил Женя.

-- Эх ты, п у т е ш е с т в е н н и к! Самый лучший вариант противостояния -- мимикрия. Нам нужно будет всего-то... принять облик самого могущественного существа во всей вселенной. И победа над врагом, считай, уже в кармане.

-- Это хорошо, но я знаю, что полный паралич конечностей до сих пор считается неизлечимой болезнью. Интересно, кем мечтали стать ребята, умирающие сейчас в лазарете?

От его слов меня будто даже передернуло. Жека -- он такой, если что говорит то, как острым ножом масло режет. За это-то я Женьку, наверное, и люблю -- почти, как брата. Ведь все говорят о правде, но мало кто ее искренне говорит. Внезапно в разговор вклинилась Ира. Она, положив третий -- свой -- венок перед собой, спросила:

-- Жень, а Жень, а что такое полный паралич конечностей?

-- Я кое-что об этой болезни знаю, но далеко не все. Я ж в медики не мечу, -- ответил мальчик, скосив взгляд в мою сторону.

-- Ну расскажи...

Женька насупился -- видимо, он не пылал желанием отвечать на этот вопрос. Впрочем, спустя минуты две таки сдался. Но Ире пришлось повторить свою просьбу. Правда, с очень серьезным напором.

-- Плохо, что я совершенно не помню точный медицинский термин этого заболевания. Но симптомы примерно такие... Первое, больной неадекватно реагирует на появление людей. Второе, его позвоночник как бы сжимается, постоянно происходят непроизвольные мочеиспускания. Насколько я понимаю, при полном параличе конечностей как-то задействована нервная система. И лекарства -- даже самые сильные -- совсем не помогают. И в конце концов больной умирает... Вывод напрашивается сам собой: для некоторых людей мимикрия о п а с н а. И я понять не могу, кому только в голову пришла идея проводить в интернате занятия по "ИО"? Ведь на самом деле это какой-то страшный эксперимент над нами. Так получается?!..

Мы замолчали и эта пауза запомнилась мне столь ярко, что даже спустя много лет она продолжала действовать на меня.

-- Ладно, ребята, -- сказала Ира, прекрасно понимая, что только-только начавшаяся рыбалка, уже находится на грани срыва, -- давайте поговорим о чем-нибудь хорошем.

-- О чем? -- раздосадовано спросил я.

Девочка посмотрела на удилища, на спокойную озерную гладь, а потом на нас. Кажется, все вокруг предвещало ненастье -- дождь с грозой, а то и с градом.

-- Ты, Ярославчик, уникум, -- сказала Ирина, игриво глазея на меня. -- Так, может, попробуешь проявить свои неординарные способности прямо сейчас?

-- Скажешь тоже -- у н и к у м, -- невпопад ответил я.

-- Не прибедняйся, старик, -- произнес Жека, явно придя в нормальное свое состояние.

-- Да что вы в самом деле, сговорились что ли? Какой из меня уникум?

-- Нет-нет, и даже не спорь, -- Ира снова посмотрела на удилища. -- Ребята, вам не кажется, что поклевки мы сегодня так и не дождемся? А вот дождь может ливануть в любую минуту.

И действительно, Ира своими устами, как обычно говорила истину. Мы сидим на берегу, говорим о каких-то ужасных вещах, и до сих пор так ни одну рыбеху и не вытянули.

-- Что ты предлагаешь? -- спросил я у Иры.

Девочка ненадолго задумалась. Мы же с Женькой все это время молча глядели на нее, будто сейчас от Иры зависело что-то очень важное.

-- Ярослав, а можешь ли ты воздействовать на рыб? -- со всей серьезностью спросила девочка.

-- Не понял... -- вырвалось у меня.

-- Внуши им, что давно пора насаживаться на крючки. Что слабо?!..

Я заметил, как от удивления вытянулось Женькино лицо. Он, скорее всего -- собственно, как и я -- ждал от Иры чего-нибудь попроще. Но уж совершенно точно не такого предложения. Внушать я умел, но ведь не рыбам же, в конце-то концов.

-- Ирка, -- я резко повернулся и посмотрел на нее, -- ты представляешь себе, что такое внушение?

Ира, покачав головой, улыбнулась. В улыбке этой было что-то сатанинское -- глаза вдруг вспыхнули -- я это заметил! -- но почти сразу и погасли. Это произошло быстрее разряда молнии... я даже немного отстранился от нее. Кстати, Жека тоже.

-- Конечно, представляю. Но я точно знаю, что ты, Ярославчик, уникум. А у настоящий уникумов должно получаться практически все. Вот и ты -- мне так кажется -- если захочешь, то сможешь воздействовать даже на молчаливых рыб.

Кого-то другого я сейчас, скорее всего, -- после такой-то просьбы! -- послал куда подальше. Но только не Иру. Ведь она мне нравилась. И Ира, зная об этом, частенько пользовалась моим расположением к себе.

-- Хорошо, -- вставая, сказал я, -- только вы должны отойти подальше от воды. И вообще молчите!

Ира с Женькой сразу отошли от берега, сели на мягкую траву -- под молоденькие березки -- и стали молча наблюдать за мной. Я, осторожно приблизился к воде и, закрыв глаза, представил, что рыбы не бездушные твари, а существа образом и подобием точно такие же, как я.

Вдруг откуда-то потянуло ветром и почти сразу послышался беспокойный шум в камышах. И в нем -- буквально через минуту, две или три -- проявилось едва уловимое перешептывание -- шурх-шурх-шур, шурх-шурх-шурх. Я не сразу понял кто шепчет и откуда доносятся эти странные звуки. Но вскоре догадался -- шептали рыбы, снующие сейчас у берега. Удивлению не было предела. Я впервые в жизни услышал речь карасей линей и уклеек. Впрочем, я сейчас слышал не только их голоса. Посреди тихого шурх-шурх-шур, шурх-шурх-шурх слышались резкие пощелкивания. По-моему так трещали раки. И чтобы разглядеть их как следует мне пришлось подключить все свое воображение. Оказалось, что они сначала осторожно высовывали из нор свои острые мордочки, после чего резко -- клешни. Они-то и издавали эти странные пощелкивания, пробивающиеся сквозь более частые, но спокойные шурх-шурх-шур, шурх-шурх-шурх. Слышать это было просто сказочно. И почему до сих пор я не догадывался о том, что могу слышать такие голоса рыб.

И тут я вспомнил о договоре с друзьями. Эх-х, а мне сейчас больше всего захотелось не просто услышать голоса рыб, но и понять о чем говорят они. Хотя, я, скорее всего, не понял бы их. Одно дело что-то слышать, другое -- понимать то, что слышишь -- вот в чем дилемма... И я приступил к внушению, мысленно собрав рыб в одну большую шурхающую стаю. Не могу знать, сколь хорошо это у меня получилось, но с уверенностью скажу: первая поклевка случилась буквально через секунду.

-- Ярослав, -- безумно закричал Жека, -- к л ю е т! Скорее хватай удочку.

Открыв глаза, я заметил, как мой поплавок с бешеной скоростью то ныряет в воду, то выпрыгивает из нее. А вокруг расходятся частые круги. Тут уж стало не до внушения... Обхватив обеими руками удилище, я резко выдернул его из воды -- на крючке болтался огромный лупоглазый карась. Ира радостно вскрикнула, подбежала ко мне и крепко обняла.

-- Я знала... Я знала, что все у тебя получится! -- закричала она. -- Ярославчик, я всегда верила в тебя. У н и к у м!

Я впервые в жизни почувствовал, как же хорошо пахло от Иры. Даже, наверное, не пахло, а по настоящему благоухало. И это благоухание почему-то до сих пор было совершенно неведомо мне. Оно будто скрывалось за семью амбарными замками...

И как могло случиться, что это открытие я сделал только сейчас? Увы, но в тот день я не знал ответа на столь каверзный вопрос. Впрочем, мне было совсем не до этого. Я просто вдыхал полной грудью сказочный аромат и мне вдруг тоже захотелось обнять эту красивую девочку. Но холодный и острый, как бритва Женькин взгляд внезапно и безоговорочно искромсал все вокруг.

Он появился рядом с нами буквально из воздуха. Своим появлением Женя втоптал осколки моего желания в жижу, разбрызганную бесформенными кляксами вдоль берега.

Вспоминая говорящих рыб, я неспешно выбрался на берег. От легкого дуновения ветерка кожа моя тот час стала шершавей гусиной. Это случается со мной крайне редко, но сейчас...

Внезапно где-то вскрикнула выпь и в ночи ее голос я почему-то принял за древнее эхо спора о мимикрии. А ведь Жека тогда был совершенно прав. Позже мы узнали, что дети, находящиеся в лазарете, скончались. Нам, конечно, никто ничего объяснять не стал. Ведь воспитанники не должны были знать страшных подробностей. Но теперь-то мне известно, что все они умерли только потому, что не были генетически предрасположены к мимикрии. Не всем доступно то, что доступно уникумам, подумал я, перефразируя слова, сказанные тогда Ирой в адрес умерших.

Ире, мне и некоторым детям мимикрия давалась так же легко, как все остальные предметы. Но были среди нас и такие, кто переносил изменение облика с весьма и весьма печальными последствиями. Женька, например, после уроков "ИО" жутко болел. У него ломило вначале только поясницу, а спустя полтора или два года занятий -- руки и ноги, а потом и весь позвоночник. Главный врач продолжал беспомощно разводить руками и вдалбливать Женьке байки о свирепом и вездесущем остеохондрозе. Но другу моему все-таки везло. За все время обучения ряды воспитанников нашего интерната значительно поредели. Инвалидность получили человек сто или чуть больше. А умерло в общей сложности триста воспитанников Колпинского интерната. Цифра немалая, учитывая, что все пострадавшие -- д е т и!

Яркие окна электрокара вдруг поманили меня. В кабине было тепло, а вот снаружи уже слегка похолодало. Голодные сумерки почти проглотили все вокруг -- пора было возвращаться в машину и ехать дальше. Я еще раз посмотрел на звездное небо и решил больше остановок не делать -- хватит!

Пятый сектор окружал высокий забор, поверх которого тянулась отвратительно-серая колючая проволока. И по всей видимости попасть на территорию этого сектора не представлялось возможным. Я остановил электрокар и направил луч прожектора на покосившиеся железные ворота. Они были очень старыми и их, похоже, уже давно никто даже не пытался открывать. Это я определил по ржавым петлям на воротах.

Ну и как же прикажете мне туда пробираться? Ничего не оставалось делать, как собрать свои скромные пожитки в виде одного единственного и неповторимого чемоданчика и топать в пятый сектор ногами. Осмотревшись, я спустился по светящимся ступенькам на землю. Трава здесь была высокая, на ощупь очень жесткая и колючая. Хоть каких-то деревьев -- как я не старался -- поблизости обнаружить не удалось. Я обернулся и прислушался. Окрестности казались мертвыми и ни один звук не доносился до меня. Почему-то не трещали даже сверчки.

Справа от ворот я заметил дыру в заборе -- вполне достаточную для того, чтобы пролезть в нее. Она была неровная и, вероятнее всего, проломленная чем-то большим и тяжелым. Но ломанули стену уж точно много лет назад, решил я, погладив рукой обросшие мхом косые края. Мох был влажный и от него дурно пахло. Говном что ли? Режимный объект, но дырявый какой-то, подумал я, и вонючий -- все здесь не как у людей.

Присев, я решил через дыру посмотреть, что творится за забором. Но сначала достал из чемоданчика фонарик. Включился он не сразу -- прежде пришлось немного потрясти его. Батарейки отсырели что ли? Хотя, вряд ли -- они абсолютно новые, вставил-то их прямо перед вылетом в Нижний Тагил. Луч ловко скользнул в дыру и почти сразу уперся в стену ангара. Высотой он был приблизительно с пятиэтажный дом -- луч добивал до самого верха. Гофрированные стены -- листы алюминия плотно прилегали друг к другу -- не имели ни единого зазора. Но отсюда до ангара было примерно пять метров с хвостиком -- так что я мог и ошибаться. Гофр местами оброс все тем же дурно пахнущим мхом. Я даже зажал нос, представив на секунду, какая атмосфера царит за этими старыми стенами. Наверняка придется надеть защитную маску и накидку. И "Гримм" придется держать наготове, мало ли...

Впрочем, обойдусь без него, решил я. Территорию охраняют довольно прилично -- вряд ли в ангаре есть кто-то -- или что-то? -- против чего я смог бы применить оружие. Опасаться можно чего угодно, но прежде нужно хорошенько представить себе: чего или кого именно следует опасаться. Так некогда говаривал Куратор Вассаго -- мир его праху! -- и ведь был прав, черт возьми.

Меж стеной -- у которой я затаился -- и ангаром когда-то курсировала одноместная электрическая вагонетка. В круглой кабине -- под прозрачным колпаком -- всегда находился дежурный по пятому сектору -- один из Кураторов. Дежурство -- сутки через трое -- не сложное, но опасное -- так говорили все. Я глянул на колючую траву и заметил протянутый по земле монорельс. Именно по нему когда-то и перемещалась вагонетка с дежурным. Правда, ее сейчас не очень хорошо видно. Времени-то о-го-го сколько прошло -- трава вон как вымахала! Где по пояс, а где и до груди запросто дотянется. Да и темно сейчас, хоть глаз вырви к чертовой бабушке. Иногда из травы внезапно выскакивали и уходили во тьму деревянные столбы. От одного к другому тянулись -- провисшие и местами оборванные - провода.

Интересно, подумал я, немного отстранившись от дыры, почему пятый сектор находится в таком запустении? Все тут давно пришло в непотребный вид... А ведь информационный дубль -- находящийся, скорее всего, именно здесь -- должен храниться на случай исчезновения основной информации. Можно забыть о существовании всех секторов, но о пятом забывать нельзя ни при каких обстоятельствах. О нем нужно помнить до тех пор, пока существует Земля. Ведь интернатовцы -- ее надежда и опора, ее будущее, ее стальной оплот. Можно даже предположить, что положение дел в других интернатах ничуть не лучше. На этой печальной ноте я завершил предварительный осмотр, после чего решительно направился к электрокару. Было уже совсем поздно и жутко хотелось есть. На голодный желудок не то, что делать что-то -- думать нельзя. Многие полагают, что серое вещество существует как бы само по себе... но это далеко не так. На самом деле многофункциональность мозговых клеток напрямую зависит от полноты набитого желудка. Так что минут на десять придется отвлечься. Хочешь ты этого или нет.

Когда я открыл чемоданчик, то сразу полез руками в последний отдел, в котором хранилась провизия -- тюбики с едой. Регулятор температуры, надо сказать, работал отменно. Хотя, и был уже изрядно постаревшим. Даже когда я изнывал от жары, в этом отделе холод все равно сохранялся. Я иногда открывал чемоданчик лишь ради того, чтоб кожей ощутить приятную прохладу, которой в такие минуты так не хватало. И раза три последний отдел меня здорово выручал. Первый раз так случилось, когда я оказался в Сахаре. Второй и третий -- во время очередного визита на Зарю-13.

Раскладывая провизию прямо на сиденье, я вспомнил один забавный стишок, который Жека когда-то посвятил пище. Впрочем, и не только ей...

Под утро в маркизу по кличке "Фемина",

Влюбился один холодильник внушительный,

Маркиза воскликнула: "Дай аспирина!

Я стану забавной, гнедой и живительной!"

От этого даже немного повеселело на душе. И, наверняка, первый бутерброд поэтому и получился вкусным, что даже пальцы хотелось откусить. Я проглотил его, практически не жуя. Потом мне захотелось картофельного пюре с томатным соусом. И я открыл соответствующий тюбик. На упаковке была нарисована глазастая и развеселая картофелина с сомбреро на макушке. Под пюре в горло очень быстро проскочил второй бутерброд, но с сыром. Когда с пюре было покончено, я присосался губами к тюбику с апельсиновым соком. В общем, все это было не просто едой, а самым настоящим кибернасыщением. И я был ему очень доволен.

Достав из кармана бумажку с кодом доступа в пятый сектор, я направился к воротам. Оказавшись рядом с ними, мне пришлось сначала отыскать электронную панельку -- она тоже здорово обросла мхом. Так и хотелось закричать: о-оо, мне этот здешний мох! Но эмоции эмоциями, а работать-то нужно дальше. Потом я нажал на панельке несколько кнопочек. На каждой был начертан замысловатый символ, подсвеченный изнутри. После набора кода я стал ждать момента, когда заскрипят петли и ворота, наконец, откроются. Я ждал минуту-две-три... Я ждал уже пять минут, но ворота так и не открывались. А спустя еще минут пять -- и после дополнительного ввода комбинации цифр -- нужно было уже что-то предпринимать. Но что? И почему только этот баран в чине капитана не предупредил о том, что могут возникнуть такие затруднения?

Не торопясь, я прошел вдоль забора. Остановившись, осторожно огляделся по сторонам -- тишина была мерзкой и острой, как иглы пейота. Такой, что мои многократно пробаяненные нервы едва выдерживали. Впрочем, они не выдерживали лишь тягучего ожидания, а не чего-то там еще... На всякий случай я все же прислушался -- не думает ли кто... Нет, опасения были пустыми -- все вокруг пребывало, как и прежде в гробовой тишине и спокойствии. Пятый сектор полностью отошел ко сну. Это радовало, но не так сильно, как могло бы. Ведь время-то идет, а я еще не смог добрался до дубля. Хоть и старался изо все сил. Трава к этому времени покрылась росой и штаны мои стали отвратительно влажными. Никакие мысли в голову не лезли и я решил вернуться к дыре. Ну что, родная, сейчас-сейчас, подумал я, светя на нее фонариком.

На той стороне сначала появилась моя голова. Волосы в миг сделались пыльными -- торчали, как иголки у ежа и от них воняло так же похабно, как мох который я умудрился проутюжить макушкой. Для того, чтобы лишний раз осмотреться мне пришлось просунуть в дыру фонарь. Желтый луч недолго поскользил справа -- по шероховатой поверхности травянистого ковра, потом -- слева. Несколько раз он резво забирался на деревянный столбы, умело карабкался до середины, а потом резко срывался вниз -- снова на траву. Все было тихо и я решил лезть...

-- А как же главное, тоже мне с ы щ и к? -- спохватился я, оказавшись уже за забором, но без спасительного чемоданчика.

Я пошарил рукой и вскоре нащупал его, лежащим на боку. Чемоданчик сделался влажным и едва не выскользнул из руки, когда я потянул его сквозь дыру. И теперь можно было со спокойной совестью идти дальше.

В ангар я попал не сразу -- вначале, издавая неприятный скрежет, передо мной открылись двери. Ржавые петли рвали тишину так, что у меня даже свело зубы.

По слою пыли на кнопках электронного замка я сразу определил, что ангар никто не посещал приблизительно года два, а то и больше -- плюс-минус пару месяцев. Довольно странное наблюдение, ведь все объекты подобного типа, проверяются. Знаю точно, интервал -- каждые год-полтора. Можно сделать скидку на то, что интернаты с давних пор мало кого интересовали. Их перевели под землю, а то, что осталось на поверхности -- висело мертвым грузом на совести политиков и спецслужб. Деньги из бюджета, как и положено, выделялись. Но большая их часть терялась где-то на поворотах сложного пути финансирования объектов государственной важности. Так что запустение и разруха, с которыми я столкнулся, были-таки очень даже объяснимы.

За массивной железной дверью находился небольшой тамбур с арочным потолком. Я направил фонарь на него, а потом на стену. И сразу же заметил тумблер с изображением черепа и скрещенными под ним костями. Веселый Роджер был довольно мрачноватым и мне вдруг почудилось, что картинка эта нисколько не изменилась с темных пиратских времен. Ручка тумблера -- я подергал ее несколько раз -- опускаться не хотела. Она будто намертво вросла в вертикальные прорези в стене. Мне пришлось поставить чемоданчик на пол и схватиться за нее обеими руками -- только теперь ручка все же поддалась. И в тамбуре стало светло -- почти как днем. В пол -- по периметру помещения -- были вмонтированы крохотные галогенные лампы. Их было очень много и все они горели приятным ровным светом, не издавая при этом никаких лишних звуков. Потолок был сплошь покрыт грязными разводами. На противоположном конце тамбура виднелся прямоугольник другой двери. Вот через нее-то, решил я, и можно пробраться к дублю.

Вторая по счету дверь открылась довольно легко. Но прежде чем попасть в основное помещение, мне пришлось прислониться лицом к сканеру, навсегда оставив в его памяти отпечаток сетчатки глаз. Ангар изнутри казался многим больше, чем снаружи. Такой странный эффект создавали, вероятнее всего, особый антураж хранилища и его необычная подсветка. Здешние стены и потолок были выкрашены в ярко голубой цвет. Освещали их мощные, неизвестно где спрятанные, лампы. Вдоль стен располагались высокие -- почти до самого потолка -- железные стеллажи с множеством полок. Все они были доверху забиты книгами, старыми газетами и журналами давным-давно минувших эпох. До верхних полок добраться не представлялось возможным. Поэтому под потолком и находился подвесной кран с лебедкой. Но вместо троса к лебедке была прицеплена небольшая -- с достаточно широкими ступенями -- лестница. Я сразу представил, как взбираюсь на нее и жму на пульте кнопку "Пуск" -- жужжит мотор и кран начинает медленно перемещаться вместе со мной от одного конца хранилища к другому.

Я прошел немного вперед и взял с полки первую, попавшуюся на глаза книгу. Это был томик одного из любимейших Женькой поэта, агитатора и горлана-главаря Владимира Маяковского. Человека сколько одаренного, столь и харизматичного и с очень печальной судьбой.

На первой странице было написано... Нет, скорее высечено золотыми буквами: "Я -- поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном -- только если это отстоялось словом...". Это было именно высечено! А дальше с не меньшим размахом, с таким же энтузиазмом, но уже привычным и человеческим шрифтом было написано:

Я знаю --

гвоздь у меня в сапоге

кошмарней, чем фантазия у Гете!

Эти строки когда-то читал нам Женька. Читал и постоянно жестикулировал. Он утверждал, что стихи Маяковского невозможно читать и при этом глядеть спокойно в потолок. Я перелистал несколько страничек -- все кругом, казалось, было изрыто бешеным и неудержимым ритмом рубленого стиха. И тут я буквально впился глазами в бьющий по вискам текст.

Замкнуло золото ключом

Глаза.

Кому слепого весть?

Навек

Теперь я

Заключен

В бессмысленную повесть!

Черт, аж вены вздулись. Словно бы с меня и списано, подумал я. Кажется, начинает происходить повсеместная и форменная аватаровщина. Но когда же, когда наступит конец? А, может, о нем просто рано говорить? Или не возможно говорить вообще? Ведь это дело напоминает змею, хватающую саму себя за хвост.

С этими мыслями я захлопнул книгу, решив лирических отступлений больше не делать. Но не успел я отойти от полки с томиком стихов Маяковского на пару шагов, как вдруг вспомнил тот день, когда Женя рассказал нам об интернатовском архиве. Том самом, в котором по его словам хранилось великое множество книг. Я вспомнил, как Жека сказал: "В общем, книг там видимо-невидимо. Не архив, но что-то вроде того. Я видел очень старые книги, видел и те, которые были изданы в 2030 году...".

В тот день мы решили сжечь все Женькины находки. Но тогда мы и представить себе не могли, чем для нас обернется эта затея. Но почему... п о ч е м у я об этом совсем забыл? Почему именно этот эпизод стерся из моей памяти? Все здесь точно такое же, как в Колпинском интернате. Все, включая пятый сектор. Включая, ангар, тамбур и высокие стеллажи с книгами...

Ровно в половине пятого утра в окно тихонько постучала Ира. Я, спешно натянув брюки, осторожно приоткрыл одну створку -- другая осталась закрытой -- и попросил девочку не шуметь, когда она будет пролезать в окно. Ира и сама об этом прекрасно знала так как тайные походы на рыбалку нас всякому научили. Девочка недовольно вздернула носик и протянула мне руку и я помог ей забраться вначале на подоконник, а потом и в комнату. Свет я зажигать не стал, поэтому в нашей крохотной берлоге было еще довольно таки темно. Мало ли кто увидите освещение.

-- Он что, еще дрыхнет?!.. -- спросила Ира.

Я кивнул, разглядев торчащую из-под одеяла Жекину голову. Глаза его были закрыты и он, наверняка уж, смотрел самые сладкие предрассветные сны. В древности говорили, что спящего будить нельзя, так его душа может не успеть вернуться из ночного путешествия в иные миры. Но я уже тогда был материалистом поэтому сразу и толкнул Женьку в бок. Приятель мой, впрочем, никак не среагировал. Я удивленно посмотрел на Иру и она сказала лишь одними губами:

-- Т о р м о ш и!

Я сел на край Женькиной кровати, резко откинул одеяло и, схватив мальчика за плечи, встряхнул его. Это почти сразу подействовало на Жеку -- он осторожно приоткрыл левый глаз и посмотрел на нас.

-- Вставай, уже пол пятого утра, -- прошептала Ира с моей кровати.

-- Зач... е-ем? -- спросил Женька и тут же повернулся на другой бок.

-- Во дает, -- недовольно сказала девочка. -- Нет, ну ты посмотри на него.

Я посмотрел на Иру и попросил ее немного помолчать. Правда, она не поняла, почему должна была это делать -- потому, наверное, и спросила меня с сильным удивлением:

-- Что ты собираешься делать?!..

-- Погоди минуту, -- ответил я вполголоса, -- сейчас сама все увидишь. Только, прошу, не торопи.

Последние слова я произнес, наверное, как-то слишком уж загадочно. Об этом можно было легко догадаться лишь по пронзительному Иркиному взгляду, устремленному на меня.

-- Если ты хочешь, чтобы Женька проснулся прямо сейчас, дай мне минут пять, -- попросил я. -- Надеюсь, этого времени должно хватить.

Девочка молча кивнула, положила руки на колени и стала ждать. Я, лишний раз, удостоверившись в ее спокойствии, зажмурился. И что было сил сосредоточил все свои мысли на спящем Жеке. Я хотел растормошить его прямо во сне. Но получится это у меня или нет было даже трудно представить. Ведь такого я раньше не делал. Впрочем, всегда приходится делать что-либо в первый раз. И этот "первый раз", видимо, уже наступил.

Все вокруг было залито ярким солнечным светом. Пели птицы и я даже почувствовал запах недавно скошенного сена. Женька -- во сне -- шел по какой-то лесной тропе. Часто нагибался и срывал ромашки, напевая при этом довольно странную песенку.

Я зелен был... Я розово страшился,

А вы лепили честную сестру...

Идите к черту! Кто из вас искрился,

В траве, угробив робкую чадру?

Женька вдруг пошел немного быстрее и я сразу понял, что он сильно торопится. Вскоре тропинка вывела его на луг, посреди которого возвышался громадный стог сена. А на вершине кто-то сидел. Женя ускорил шаг и помахал ромашковым букетом сидящему на маковке стога человеку, и он сразу ответил Жеке -- аналогичным жестом. Я присмотрелся... К моему удивлению оказалось, что Женька торопился к девочке. Впрочем, нет! К какой девочке? Это была самая настоящая девушка -- лет весемнадцати-двадцати от роду. Да и приятель мой сейчас был примерно в том же возрасте. Оказавшись рядом со стогом, Жека, взяв ромашковый букет в зубы, стал резво карабкаться наверх. И это у него очень здорово получалось -- обычно тихий Женя сейчас будто по мановению волшебной палочки преобразился. Но во сне, размышлял я, подглядывая за приятелем, даже самые хиленькие люди могут превращаться в редких по силе и выносливости богатырей. Это-то как раз было не столь удивительно, удивительным же оказалось другое... Девушкой, к которой так торопился Жека, была Ира. Это меня так взбесило, что я даже чуть было не прервал свой эксперимент. Но что-то -- вероятно, неподдельный интерес? -- меня все же вовремя остановило. И я был благодарен судьбе, что досмотрел это странный сон практически до самого конца. Ира ласково посмотрела на Жеку и тот, подарив ей ромашковый букет, присел рядом. Они о чем-то говорили, все время смеялись и дарили друг другу влюбленные взгляды. И почему-то рядом с этими голубками не было меня! Было только мое воображение и искреннее желание дать чем-нибудь тяжелым по голове этому хитрому влюбчивому кретину. Но, увы, поблизости не нашлось ничего такого, что могло бы отрезвить воркующего с Ирой юношу. Отрезвить так, чтобы раз и навсегда! И тогда я решил использовать испытанное средство -- хороший пинок ногой под зад. Так и случилось, но на счастье Жека, падая со стога головой вниз, сразу же проснулся.

Он резко поднял голову и посмотрел на меня. Женька был весь покрыт потом и глядел на меня выпученными глазами -- так будто я только что на самом деле едва не прибил его.

-- Как же мы утомились будить тебя, -- спокойно сказал я, искоса поглядывая на Иру. -- Вставай, пора уже.

Жека тщательно вытер пот со лба, а потом потер глаза. Он ведь, наверное, действительно еще так и не понял: это был сон или все случилось наяву.

-- Что? Пора? Куда? -- поинтересовался Жека.

-- Книги твои дурацкие жечь, -- ответила Ира.

-- Ах да, -- сказал Женя, прикрывшись одеялом, -- я совсем забыл...

-- Ну, так поторопись.

-- Дайте же хотя бы одеться и почистить зубы, -- возопил Жека.

-- Иди-иди, только рот не забудь прополоскать как следует, -- кашлянув, заметил я.

Территорию, на которой находился наш домик, мы покинули совершенно незаметно. Благо, опыта в этом деле нам было не занимать.

-- Уже без пятнадцати минут пять, -- сказал я, когда солнце едва высунуло из-за горизонта свою ослепительно яркую макушку.

-- Как пойдем? -- спросила Ира.

-- По дороге "Зет", конечно, -- зевая, ответил Женька.

-- И сколько до этого архива тащиться? -- я сорвал с дерева ветку и переломил ее пополам.

-- Ярослав, помнится, я говорил уже, что это никакой не архив, -- обиженно ответил Жека.

-- Ну и ладно. Пусть будет по-твоему, пусть будет не архив. Так столько до него идти?

Женя немного подумал. И пока он молчал, мы вышли к развилке дорог. Одна терялась где-то в лесу, другая могла довести нас до поляны, на которой проводились занятия по "ИО".

-- Точно не знаю. Но что-то около тридцати пяти-сорока минут, -- неуверенно ответил Жека.

-- Сорока минут?!.. -- завелся я. -- Почему ты раньше-то не предупредил?

-- А что, вы разве о чем-то спрашивали?

Женькино лицо в это мгновение заметно вытянулось и он стал похож на выскочившего только что из норы ошпаренного суслика. Кажется, обиделся, но только я мог знать за что, почему и на кого он мог держать обиду.

Ну и пусть, подумал я. Пусть себе дуется... да хоть вообще раздуется до невиданных размеров и лопнет! Это еще вопрос вопросов: кто должен больше обижаться, этот хитрый мачо или я? Интересно только, давно ему подобные сны снятся или этот был первым? Если случилось такое впервые, то еще простительно можно сказать. А что если он действительно по уши втрескался в Ирку и ложится в кровать только ради того, чтобы дарить ей во сне цветы?

-- А Женечка, Ярославчик, между прочим прав. Мы действительно об этом его не спрашивали, -- сказала Ира, глядя сейчас только на Жеку.

Это обстоятельство меня очень сильно задело -- так, что мне снова захотелось дать Жеке ногой под зад, как это было в прошлом сне. Что я слышу? Она, кажется, назвала его Женечкой, вдруг подумалось мне. Ну уж дудки! Почему она снится только ему? А ведь я хочу, чтобы и мне снилась. И почему она так смотрит только на него? П о ч е м у?!.. Я-то чем хуже? Чем?!..

-- Ну не спрашивал, -- сказал я, глядя на Жеку, -- но предвидеть-то мог?

Ира обворожительно улыбнулась. И эта улыбка, как живительный бальзам вдруг подействовала на меня. Не знаю почему так случилось, но точно подействовала. Я почти сразу как-то поостыл в споре.

-- Предвидеть, Ярославчик, могут только такие уникумы, как ты, -- спокойно сказала Ира.

К о н е ч н о... как предвидеть, так обязательно уникумы, а как принимать цветы, так только от вислоухих ловеласов, подумал с отчаянием я.

-- Я не могу, как ты, -- произнес Женька, -- у меня так не получается.

-- Зато у тебя хорошо получается находить те вещи, которые другим недоступны.

Ира, наконец, перевела свой взгляд на меня, но он был почему-то слишком прохладным.

-- Ты о чем? -- спросил Жека.

-- Да вот хотя бы о книгах, -- ответила Ира. -- Их нашел ты, а не кто-то другой. Так ведь?

-- Да, только книги-то эти з а п р е щ е н н ы е, -- с сарказмом заметил я.

-- Ну и пусть, -- не сдавалась девочка. -- Значит, есть за что запрещать!

-- В них говорится о свободе, -- сказал Жека. -- А

от свободы совсем недалеко до анархии. Так что понятно почему свобода в нашем мире находится под строжайшим запретом.

И тут наш спор вылился в совсем иное русло, дна которого даже при желании невозможно было нащупать.

-- Ты бы лучше научился как следует держать язык за зубами, Жека, -- твердо сказал я.

-- Что я такого сейчас сказал? Здесь же никого кроме нас нет.

От этих слов я даже засмеялся. Нет, он был действительно забавным, раз не понимал прописных истин. Видимо, его доля -- дарить во сне цветы красивым девушкам. Пусть нам было и немного лет, но многие вещи были столь очевидны, что о них невозможно было не догадываться.

-- Знаешь, -- я посмотрел вначале на одну дорогу, потом на другую, -- кому надо, тот услышит. Глаза и уши есть у всего, что нас окружает. У всего, понимаешь?!..

Только теперь Женька, наконец, согласился со мной. Но я предположил, что ему просто надоело спорить, а в душе он, вероятно, был убежден только в своей правоте. Эх, пусть уж тогда дарит во сне красивым девушкам цветы. Он мне друг как-никак...

-- Так по какой дороге пойдем? -- спросил я, отправив все нехорошие мысли а тартарары.

-- Женечка предложил идти по дороге "Зет", -- сказала Ира. -- И еще, мальчики, прошу, не спорьте. Я вас обоих -- и, заметьте! -- одинаково люблю. Вы оба мне нравитесь.

Неужели Ира вспомнила и обо мне? Я собрался было прислушаться к ее мыслям, но почти сразу решил оставить эту неблагородную затею. Э-хх мне этот Женька-ловелас -- друг все-таки, друг как никак.

И мы решили идти проторенной тропой -- дорогой "Зет", как мы ее между собой называли -- через глухой лес. Здесь мало кто из воспитанников бывал, а вот мы -- частенько. Все здесь нам было знакомо. Каждая травинка и каждый кустик, можно сказать каждый изгиб дороги.

Я, пытаясь, оправдаться в Ириных глазах, но, прежде немного подумав, сказал:

-- Одного не понимаю: зачем такие книги хранить в архиве?

-- Я бы тебе, конечно, ответил... если мог. Но, прости, не знаю ответа...

-- Может, для отвода глаз? -- предположила Ира.

В ее словах было что-то такое, что заставило меня немедленно задуматься.

-- Но зачем? -- спросил я, глядя на девочку.

-- Не знаю.

-- В старину охотники рыли глубокие ямы, прикрывали их сверху ветвями и листьями. После чего ждали, пока в ловушку попадет зверь, -- ответил за нее Женька. -- И, знаете, такие ловушки почти всегда и очень хорошо срабатывали.

-- Тогда, главное, чтобы мы в нее не попали, -- заключил я.

Кубинец

Вскоре мы добрались до безумно красивой опушки леса -- по земле стелился туман, шумел ветер и царящая вокруг прохлада только сейчас удосужилась окончательно отогнать от нас захламляющую разум зевоту.

Кто-то предложил накинуть капюшоны -- мало ли что. Ведь нам в любом случае придется пересекать монорельсовую дорогу, а по ней -- мы давно об этом знали -- изредка ездят электрокары. А светиться-то нам ни в коем случае нельзя -- сами спалимся, да и Куратора подведем. Хотя... в столь ранний час вряд ли кому придет в голову разъезжать по лесу. Но, как говорится: не создавай худо, тогда и добро само в руки потечет. Мы, наверняка, -- ежели что -- отделаемся лишь выговором, а вот Вассаго может серьезнее пострадать. Его и уволить могут. А это недопустимо потому, что Геннадий Вассаго считался лучшим Куратором. Да чего уж там... он человек редкого ума и доброты -- таких ценить надо.

-- Который час? -- спросила Ира.

-- Уже половина шестого, -- ответил я.

-- Ничего страшного, -- Жека подошел к дереву и посмотрел куда-то наверх. -- Подъем в семь, так что можно особо и не торопиться.

-- Не согласен, -- я подошел к Женьке и тоже взглянул вверх. -- Давай осмотр достопримечательностей оставим на потом. Мы и так потратили уйму времени. Что уже забыл?

Жека прислонился спиной к шероховатой коре, развел руки в стороны и сказал вполголоса:

-- Да ничего я не забыл. Просто здесь так здорово, что я не могу устоять перед этой красотой.

Внезапно тишину оборвала кукушка. Мы почти одновременно уставились на березку, торчащую из небольшого пригорка. А вот и она, сидит себе на ветке, головой крутит. И даже не предполагает, что на нее сейчас уставились три пары зачарованных глаз.

-- Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? -- спросила Ира.

Мы немного подождали, а потом начали отсчитывать предназначенные Ире годы жизни. Считали мы неторопливо, осторожно загибали пальцы и пристально смотрели друг на друга. Казалось, что сейчас как будто даже время замедлило ход. Все вокруг замерло и, быть может, на время перестало существовать вообще -- по крайней мере для нас.

Птичий голос внезапно оборвался и мы увидели, как кукушка резво перемахнула с ветки на ветку -- чуть-чуть выше той, на которой сидела до сих пор. Но в итоге нам удалось таки насчитать двадцать три года жизни.

-- Ой, -- с досадой произнесла Ира, -- двадцать с хвостиком лет -- это ж так мало.

-- Не переживай, -- сказал Жека, подальше отойдя от дерева, -- на самом деле этой глупой кукушке абсолютно наплевать, столько тебе на роду написано. Она всего лишь п т а х а, а ты -- ч е л о в е к. Вот давай проверим...

Я, взглянув на Женьку, совсем не узнал его -- он вдруг стал серьезнее и даже как будто немного повзрослел. Тогда мне показалось, что раньше я его таким никогда еще не видел.

-- Кукушка-кукушка, -- Жека подошел к березке и птица, заметив его, немного опустила голову, -- а мне сколько осталось?

Над опушкой повисла мрачная тишина. Кукушка молча порхнула на другую ветку, покрутила головой и снова уставилась на Женю. Мы с Ирой переглянулись, но тут же устремили свои взгляды на пригорок.

Тишина внезапно раскололась и Женька начал отсчитывать годы своей жизни. Внешне он был спокоен, но по дрожащим пальцам -- я заворожено глядел на них -- можно было догадаться о чем сейчас думает Жека. Когда же все стихло он уверенно и с усмешкой сказал:

-- Ну, что я вам говорил, с ч е т о в о д ы?!.. Мне этот глупый куренок -- как и тебе, Ира -- насчитала двадцать три годка. Не больше, не меньше! Как вам, а?

-- Не может быть, -- с удивлением произнесла Ира, -- этого просто не может быть.

-- От чего же? -- Женька весь даже засиял. -- Кто мы? Правильно... л ю д и, а это всего лишь кусок мяса, обросший перьями с парой крыльев и плюгавеньким клювиком. Так какой с нее может быть спрос?

-- Женечка, пожалуйста, не говори так. Ты можешь не верить кукушке ровно столько, сколько лично тебе хочется. А вот я ей доверяю, -- щурясь, сказала Ира.

Жека засмеялся. Странным было то, что кукушка, отлично слышавшая этот громкий смех, даже не улетела. Она, как и прежде, сидела на ветке и, похоже, сейчас чистила перья.

-- Обещаю, что соглашусь с тобой, Ира, -- твердо сказал Женька. -- Только пусть и Ярослав спросит у нее тоже самое. Ты не против?

Жека придирчиво взглянул на меня. И вдруг я снова вспомнил сон, в котором он подарил Ире букет ромашек. Как же мне захотелось придушить этого наглого задаваку! Может, все-таки дать ему еще один хороший пинок под зад или по хариусу? Я уже было даже сжал кулаки, но...

-- Ярославчик, давай и ты, -- попросила Ира. -- Ну п о ж а л у й с т а!

Вот ведь... и эту просьбу мне пришлось сразу удовлетворить:

-- Кукушка-кукушка, а мне сколько жить осталось? -- спросил я.

Не могу со всей ответственностью сказать, что мне очень уж хотелось услышать то, что одному богу известно, но я просто не мог отказать девочке, в которой души не чаял.

Мы приготовились -- загибая пальцы -- считать оставшиеся мне годы жизни, но место ответа услышали тихое шипение. Прозорливая птица вдруг резко порхнула в сторону, унося все наши надежды вглубь непроходимой лесной чащи. Мы обеспокоились, ведь этот звук издавал электрокар, который по роковой случайности прямо сейчас приближался к опушке. Нам ничего не оставалось делать, как устремиться туда, где было безопасно.

-- Б ы с т р е е, -- Женька бежал впереди всех, -- там деревья растут погуще. Кажется, самое лучшее место. И еще туман... Нас не должны заметить.

-- Если бы ты вовремя проснулся! Если бы ты не устраивал дурацких остановок! Если бы... -- говорил я, едва успевая переставлять ноги.

-- Что ты заладил: бы-бы-бы, бы-бы-бы? -- прервал меня Жека. -- Да кабы... Тьфу!

-- А вот и заладил. Просто ты всегда слушаешь только себя любимого. И никогда не обращаешь внимания на то, что говорят другие, -- я прыгнул вслед за Жекой в небольшую яму, из которой открывался прекрасный обзор, а нас с опушки совсем не было видно.

Последней подоспела Ира. Капюшон с ее головы давно слетел, она вспотела и была крайне обеспокоена.

-- Мальчики, хватит, -- сказала девочка, едва оказавшись в яме. -- Вы лучше посмотрите, что там происходит.

-- А что там происходит?!.. -- спросили мы в унисон.

-- Просто я хотела сказать, что было бы лучше, если мы сюда вообще не приходили, -- Ира легла на спину и закрыла глаза.

-- Толком сказать можешь? -- поинтересовался я, глядя на нее.

-- Могу. Пока мы бежали электрокар остановился. И из него вышли... -- она вдруг замолчала.

-- Ну же -- говори.

Ира села и вытерла лицо руками. Я, заметив оставшиеся темные разводы у нее под глазами, спросил:

-- Ты чего? Плакала что ли?

-- Уже не помню. Наверное, да, -- вполголоса ответила девочка.

Женька внезапно оживился и почти сразу полез на верх. Земля под его ногами приминалась, и на дно сползали сухие прошлогодние листья и еще какая-то грязь.

-- Пожалуйста, будь осторожнее! Я видела, как из электрокара выходили люди. Их было двое и одного из них я узнала...

Женька, остановившись на пол пути, резко обернулся и посмотрел на Иру точно таким же взглядом, какой сейчас был и у меня.

-- Кто он? -- одними губами спросил я. Страха у меня не было, но сердце в груди почему-то бешено стучалось.

-- Директор интерната. А вот второй мне совсем не знаком.

-- Может, просто не узнала? -- уточнил Жека.

Девочка недолго помолчала, вспоминая, кого она видела. А спустя примерно минуту ответила:

-- Нет, скорее всего, раньше мне не приходилось его видеть.

-- Ладно, я сейчас сам посмотрю. Э-эй ты, башковитый, спускайся скорее сюда. А то снова чего-нибудь эдакое выкинешь. Давай-давай.

Жека обиделся, но на дно ямы все таки сполз -- выбора-то у него просто не было. Он подсел к Ире и осторожно посмотрел на нее. Я, напрочь забыв обо всем, стал быстро карабкаться вверх.

-- Рассмотрел? -- поинтересовалась Ира.

-- Не очень -- из-за тумана отсюда хорошо виден только электрокар. И как только ты смогла разглядеть директора?

-- Не знаю, но это он. Я уверена!

-- Сидите тихо...

Я услышал, как директор интерната -- а это был именно его голос -- очень громко и, кажется, с отчаянием произнес, но как будто в пустоту:

-- Не знаю как вы, но я больше не могу этим заниматься. Понимаете?!..

Ответ не последовал и я -- воспользовавшись случайной паузой -- осторожно вылез из ямы и ловко перекатился под куст, вскоре, разглядев, директора интерната.

Он возник рядом с машиной и будто из воздуха. Но я почему-то списал странное появление на густой туман, стелющийся повсюду. На директоре был длинный черный плащ, который он -- то ли в спешке, то ли по какой-то абсолютно неведомой причине -- накинул прямо на голое тело. Увидеть его в таком наряде было нереально. Не понятно, куда делась офицерская выправка?

-- Прошу вас, -- продолжил директор, глядя в туман, -- переведите меня. Куда угодно, только не заставляйте больше...

Голос директора внезапно оборвался и тут же ему на смену пришел другой -- грубый и слегка суховатый голос. Меня от него даже покоробило.

-- Вы мне это бросьте, полковник!

-- Я бы попросил.

Кто-то очень громко и крайне неприятно засмеялся. А потом я услышал все тот же сухой голос:

-- Полковник, у вас столько регалий, но нет даже намека на зачатки ума. Я вас не впрягал, вы сами согласились работать в проекте. И что я слышу теперь? Вы просите перевести вас?

-- Совершенно верно, -- робко ответил директор. -- Куда угодно. Ну, п о ж а л у й с т а, ради всех святых.

-- Сейчас же замолчите!

Директор как-то сразу сник. И мне вдруг стало его необычайно жалко. Но что я мог сделать? Чем мог помочь ему?

-- Слушайте, когда говорит старший, -- добавил сухой голос.

Я вдруг увидел, как директор присел, опустил голову и, крепко обхватив ее руками, закричал:

-- А вы, гражданин Кубинец, мои регалии, пожалуйста, не трогайте! Все, что я имею, досталось мне потом, кровью и вот этими руками!

Директор вытянул обе руки вперед и я заметил, что они у него дрожат, будто от холода. Хотя солнце уже пригревало очень даже не плохо.

-- Этими руками?!.. Да они годятся только для чистки выгребных ям. Лучше отрубите их сами, полковник. Вам дать топор?

Голос этот я начинал уже ненавидеть. Мне захотелось прямо сейчас выскочить из укрытия, подбежать к машине и посмотреть в глаза негодяю, который морально опускал директора.

-- Переведите меня. У м о л я ю!

-- Полковник, вы прекрасно знаете, что это невозможно. Мы с вами -- звенья одной цепи. И цепь эта ни при каких обстоятельствах не должна рваться.

Директор опустил руки и поднял голову. И тут я заметил, что по его щекам скатываются слезы. Он даже не плакал -- рыдал, кажется... Мне стало так плохо, что я сам едва не разревелся. Черт, как же мне было мерзко все это видеть. Мерзко! Кто? Кто этот чертов Кубинец? Я зажмурился и подключил все свое воображение. И только для того, чтобы прочесть его мысли.

-- Почему вы умоляете о переводе? Чего вам здесь не хватает?

-- Я больше не могу исполнять свои обязанности. А если бы раньше знал, какую ответственность придется взваливать на себя, то отказался от вашего предложения еще в самом начале проекта.

-- Ах, вот оно в чем дело. Вы просто боитесь ответственности.

-- Совершенно верно, гражданин Кубинец -- очень боюсь.

Директор сел на колени, вытер руками лицо и оно сразу стало отвратительно грязным. Сердце мое вдруг сжалось и мне стало больно за директора, за себя и за свою слабость. И от этой жуткой боли мне вдруг захотелось волком взвыть.

-- Почему же вы не можете выполнять обязанности?

-- Я даже не представлял себе, что начну воспринимать воспитанников, как своих собственных детей. Раньше все было просто, но теперь...

-- И что? Что из того?

-- Понимаете, мне очень трудно находиться здесь, когда я точно знаю: что, когда и с кем из детей произойдет. Я не могу больше хранить в тайне данные о том, как и почему они умрут. Ведь дети не лабораторные крысы, они... наше будущее. А вы мне предлагаете душить его и втаптывать в грязь свою совесть.

На опушке вдруг стало тихо, но через несколько секунд тишину нарушила кукушка, так и не успевшая посчитать оставшиеся мне годы жизни. Директор покрутил головой и сказал:

-- Этот эксперимент просто бесчеловечен. Я больше не хочу в нем участвовать.

Наконец-то мне удалось подключиться к мыслям человека, которого директор называл Кубинцем. Но странным казалось то, что все его мысли были вроде как взрослыми, но в то же время они являлись не совсем таковыми. Я вдруг услышал далекое и очень жалостное: "О т п у с т и! О т п у с т и!". И мысли эти Кубинцу не принадлежали. Так думала девочка, которой было, скорее всего, примерно столько же лет, сколько мне, Ире и Женьке.

Я обернулся, вспомнив, о друзьях. Главное, чтобы они сейчас не выдали себя. Нет, все -- слава богу! -- было спокойно. Ира и Жека даже не рискнули высунуть носа из укрытия.

-- Мне не хочется видеть вашу, гражданин Кубинец, подпись в заключениях о смерти воспитанников. Отгадайте, почему?

-- Я не провидец, полковник. Но будь по-вашему: почему?

Директор попытался встать, но от сильного удара в грудь он повалился на землю и захрипел, отплевываясь. Я больше не мог смотреть на это издевательство и мне нестерпимо хотелось кричать. Но больше всего от собственного бессилия. Увы, именно от бессилия, д ь я в о л!

-- Да потому что мне противно все, что с вами связано, Куб-кх... бин... нец.

Последовал второй удар -- по-моему он пришелся директору прямо под дых. Я увидел, как бывший полковник согнулся и перекатился на бок. И его сразу же настиг еще один резкий удар -- в уголках рта мгновенно появилась кровь.

Далекое и очень жалостное: "О т п у с т и! О т п у с т и!" повторилось вновь, а потом: "Оставь его в покое, о с т а в ь!". Кто же это говорит? Кто пытается достучаться до Кубинца, которого я до сих пор так и не смог как следует разглядеть?

-- Мерзкая тварь, -- сказал Кубинец, -- ты совсем забыл о главной цели. Так валяйся теперь и подыхай, как собака.

Отставной полковник попытался встать, но его шею тут же придавил тяжелый армейский башмак. Директор захрипел, обхватив руками ногу Кубинца. Наверное, он бы испустил дух прямо сейчас, но из тумана почти бесшумно появился еще один электрокар. Машина, качнувшись, остановилась и из нее вышли два хорошо вооруженных человека. Они толкали перед собой девочку, которой было примерно столько же лет, сколько и мне. Кубинец поприветствовал людей, приказал им не приближаться и поднял ногу с шеи директора.

-- Стеллу оставьте здесь. Она сейчас понадобится, -- приказал Кубинец, присев перед директором. -- Ну так что будем делать?

Директор поднял голову, сплюнул на землю кровь и ответил:

-- А-аа, твои выродки доставили одну из них. Ну и пусть. Но запомни, однажды эти дети все поймут и тогда тебе придется о ч е н ь плохо. Ты даже не представляешь, как тебе будет плохо.

Кубинец громко и отвратительно засмеялся, похлопав директора ладонью по щекам. Я посмотрел на девочку, пытаясь вспомнить, не приходилось ли мне видеть ее раньше. Увы, нет, она была мне не знакома. Директор вытер кровь рукавом, приподнялся еще немного и сказал:

-- Они умнее тебя, Кубинец. Однажды эти дети проникнут в святая святых, найдут носители информации -- даже свои собственные -- и узнают всю правду. Ведь ты даже на них оставил свою мерзкую подпись. Это же так просто. Правда?

-- Заткнись, выблядок!

-- До остынь немного... Кстати, как ты ее зовешь? Стеллой? И где же она воспитывается? Или это страшная тайна?

-- Не твое дело, -- закричал Кубинец, -- заткнись, мерзкий урод!

-- Смешной ты, -- директор улыбнулся. -- ей богу смешной. Но дальше без меня -- я беру увольнение! Пусть кто-то другой хранит твои тайны в книжных архивах. А я, считай, самоликвидировался -- меня больше нет. Для тебя я перестал даже существовать. Все, я улетел в другую галактику!

Кубинец встал, улыбнулся, позвал к себе девочку и нежно обнял ее за плечи.

-- Полковник, ты просто не понимаешь, кто эти дети на самом деле.

-- Я?!.. Не понимаю?!.. Ошибаешься, известно мне, кто они. Только не могу понять, зачем тебе понадобилось втягивать в это других детей.

-- Все очень просто, -- ответил Кубинец, прижимая Стеллу к себе. -- Близнецы -- зерна будущего, остальные дети -- почва, на которой они сейчас растут и крепнут.

-- Ах вот оно что! По-моему, ты просто сошел с ума, -- несмешливо отозвался директор.

-- Все как раз наоборот -- это ты, полковник, дешевый кретин. Ты, козел, струсил и решил отойти от дел.

-- Любой нормальный человек, окажись на моем месте, поступил бы точно так же. Пойми, нельзя великих отделять от остальных. Иначе от их величественности однажды останется только никому не нужный пшик.

Кубинец отпустил девочку и она, отойдя в сторону, стала молча наблюдать за происходящим. Но молча ли? Об этом я подумал, когда услышал тоже, что и раньше -- далекое и очень жалостное: "О т п у с т и! О т п у с т и!". Мне вдруг показалось, что слова эти -- вернее, мысли -- произносила именно она -- Стелла.

Но не успел я об этом подумать, как услышал другие мысли. "Ярослав, уходи отсюда. Здесь тебе делать нечего. У х о д и! Пожалуйста, уходи и уводи с собой ребят". Это просто какое-то наваждение, подумалось мне. Этого не может быть, потому, что не может быть никогда. Я лежал на земле и не верил в происходящее...

-- Полковник, ты прав только в одном: эти дети -- мальчики и Стелла -- действительно великие, -- сказал Кубинец, глядя на директора с пренебрежением. -- Я благодарен судьбе, что она свела меня с ними. И ради них я готов пойти большие жертвы.

-- Значит, ради эксперимента ты со спокойной совестью уничтожишь такое количество детей?

Директор сел в тот момент, когда в руке Кубинца появилось оружие.

-- Я тебя понимаю, а это, наверное, твой главный аргумент?

-- Полковник, нужно уметь пробовать любые блюда. Иногда даже те, о которых ничего не знаешь, -- грохнул выстрел, директор закрыл глаза и упал на спину.

Я вдруг пришел в себя и огляделся. В ангаре было очень жарко -- мне пришлось снять куртку и убрать ее в чемоданчик. Ощупав воротник, -- он был мокрым от пота -- я расстегнул несколько пуговиц на рубашке, и почти сразу стало легче дышать. Хотя, блаженство это длилось совсем недолго. Ведь в воздухе по прежнему стоял устойчивый запах старых книг. Этот запах был мне знаком -- он нисколько не изменился с тех пор, когда я...

Почему тот день вспомнился мне только теперь, когда я снова оказался среди пыли и книг? Почему я раньше об этом вообще не вспоминал? Ведь это просто невозможно забыть! Хоть убей, не могу понять, почему из памяти исчез именно этот эпизод? Но ведь это было? Совершенно точно было -- я вспомнил почти все подробности. Вспомнил директора, человека по имени Кубинец, странную девочку и... самое странное -- ее мысли. Интересно, где она сейчас, чем занимается? И куда делась эта сволочь Кубинец? Мне до сих пор хотелось оторвать ему башку.

Я резко обернулся и уставился на полку с томиком стихов Владимира Маяковского. Вдруг вспомнилось Ирино предположение: "Быть может, книги -- это только для отвода глаз?". Дьявол, как же она была права! Я подошел к стеллажу и схватил первую, попавшуюся под руку книгу.

-- К черту название, -- прошептал я, быстро перелистав несколько страниц. -- Вот оно то, что мне нужно! Вот оно, я знал!

Внизу страницы стоял уже абсолютно высветившийся оттиск печати "Запрещено!". А на ней было написано -- вроде бы китайской вязью "Кубинец". Я бросил книгу на полку и сразу схватил другую. На одной из страниц стояла точно такая же печать, подписанная все тем же пресловутым Кубинцем.

Во рву лежал рассудок,

Вульгарный и бубновый.

Он был, уж так случилось,

Всем драмам дромедар.

Но вдруг пришла кукушка...

А с нею -- друг пунцовый,

Рассудок сразу тюкнул,

Как жадный кулинар.

Жекины стихи пришлись к теперешней ситуации очень кстати. Ведь какую бы книгу я не открывал, в ней находилась подпись загадочного Кубинца, начертанная поверх уже привычной для глаз и тяжкой для сердца печати "Запрещено!".

Чертовщина какая-то, подумал я, ей богу чертовщина. Так, но ведь с именем -- или прозвищем? -- этого человека я столкнулся всего лишь два раза в жизни. Я впервые его услышал в детстве. Вот и теперь по воле случая вспомнил. Совпадение? Может, и да. Только я мало верю в совпадения. Да что там -- никогда в них не верил. Но тогда почему оно мне никогда больше не встречалось? Только два раза -- тогда и теперь. Ведь по-сути Кубинец в то время вел -- правда, вел ли? -- довольно серьезный проект. Сам Кубинец вряд ли бы его потянул. Для осуществления такого масштабного проекта нужны немыслимые силы и колоссальные средства. Имел ли он их? Трудно сказать. Скорее всего, он был исполнителем. Пусть и не рядовым, но исполнителем. И над Кубинцем, безусловно, кто-то стоял. Кто?

Я закрыл книгу и, чихнув, бросил ее на полку. Подожди, книги книгами, но я до сих пор не добрался до цели. Где-то здесь должен находиться дубль. Я медленно пошел вперед, то, низко пригибая голову, то, вытягивая шею едва ли не до хруста позвонков. Но повсюду были только стеллажи, книги и пыль -- много пыли. И я ею дышал, снова и постепенно погружаясь в былое...

Наконец мы дошли до того места, о котором с таким восторгом рассказывал Женька. Монорельсовая дорога упиралась в высокий забор, а поверх него тянулась колючая проволока. Она ярко блестела на солнце и от этого блеска резало в глазах.

-- Это и оно есть? -- спросил я.

Жека кивнул и попросил нас ни в коем случае не приближаться к забору.

-- Почему?

-- Он окружен силовым полем.

-- Тогда как мы проникнем туда?

Мой вопрос был вполне уместен, ведь за забором -- как оказалось -- хранились не только книги... За ним скрывалась более страшная тайна, о которой мы узнали там -- на опушке леса -- где был убит, а потом самым невероятным образом воскрешен директор интерната.

Мы помнили, как Кубинец, подозвав Стеллу к себе, велел ей положить руки на грудь директору. Девочка присела рядом с ним и, глядя куда-то вверх, сделала то, что приказал Кубинец. Директор сначала лежал неподвижно, но как только руки Стеллы коснулись его груди, он весь задрожал. Девочка закрыла глаза и я тут же услышал ее мольбу: "Ярослав, уходи отсюда. Здесь тебе делать нечего. У х о д и! Пожалуйста, уходи и уводи с собой ребят". Она молила меня об этом, а я прятался под кустом и, открыв рот, следил за воскрешением. Не знаю почему я не послушал Стеллу -- не знаю... Ч е с т н о! Видимо поэтому я помнил до сих пор -- в деталях, как директор сел и, глядя на Кубинца пустыми глазами, спросил:

-- Простите, что мы с вами здесь делаем? И кто это милое создание?

-- Это Стелла, полковник. Она со мной, -- ответил Кубинец.

-- То-то смотрю не интернатовская, -- заметил директор.

-- Верно, она живет в моем доме.

Директор внимательно посмотрел на свои дрожащие -- будто от холода - руки, а затем на абсолютно голые и отвратительно грязные ноги.

-- Что со мной произошло? -- спросил он.

-- Мы с вами были на озере. Но по пути обратно вам вдруг сделалось плохо, -- уверенно ответил Кубинец.

Директор посмотрел на свое скудное одеяние, брезгливо фыркнув.

-- Действительно, я не очень-то хорошо выгляжу. Прошу прощения. И ты, девочка, -- он перевел взгляд на Стеллу, -- тоже прости.

-- Ничего-ничего, бывает -- не стоит извиняться. Давайте будем проще, ведь мы с вами делаем одно дело. Вставайте, уже пора ехать.

Директор попытался встать, но тут же упал в грязь. Он вновь захотел подняться, но вместо этого опять приземлился лицом в мутную жижу.

-- Простите, я такой, право не ловкий, -- отплевываясь, извинился он, -- сегодня меня что-то не слушаются ноги. Да и руки... Они будто не мои. Простите.

Мы вспомнили об этом и замолчали. Но Женька вовремя опомнился:

-- Ребята, вы всю дорогу напоминали мне об упущенном времени. Я сейчас тоже ничего не понимаю, и мой мозг оказывается что-либо анализировать. Но, может, стоит вернуться к делу? А это как-нибудь потом обмозгуем. Вы не против?

-- Конечно, Женечка, -- сказала Ира. -- Скажи, как тебе удалось перебраться через забор?

-- Где-то здесь должен быть канализационный люк, -- Женька подмигнул нам и стал рыскать глазами по округе. -- Кажется, вон там. Кстати, было бы не плохо знать, кто сегодня дежурит здесь.

-- Разве ангар охраняется? -- спросила Ира.

-- Еще как! Но только Кураторами, -- Жека посмотрел на меня, а я на него.

Вот балабол, опять будет -- в который раз! -- просить меня вентилировать чужие мысли. И я, прочитав их, едва не сорвал подходящее к кульминации мероприятие.

-- Признайся, -- я посмотрел другу прямо в глаза и почти до хруста фаланг сжал кулаки, -- ты знал, что этот чертов ангар сегодня охраняет Геннадий Вассаго?

Женя помотал головой и поднял обе руки вверх, будто моля о пощаде.

-- Да ты с ума сошел что ли! Кураторов вон как много! Откуда мне было знать, что Вассаго будет здесь именно сегодня?

-- А вот этого, дружок, я не знаю. Но ты представляешь, что с ним сделают, если нас обнаружат?

Ира, желая погасить спор, обняла нас обоих. И отчаянный прилив ярости вдруг схлынул в море спокойствия. Мы с Жекой сидели в высокой и колючей траве и молча глядели на Иру.

-- Успокойтесь, ребята. Будем надеяться, что все обойдется. Договорились?

Канализационный коллектор мы миновали без происшествий -- можно сказать, что половина дела была сделана. Уже внутри ангара, Женя вдруг спросил:

-- А, может, отложим уничтожение книг до лучших времен? Их очень много и мне действительно не хочется, чтобы пострадал Вассаго.

-- Нет уж, -- я подошел к одному из стеллажей и взял с полки книгу, -- жечь будем сегодня. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Мне лично нет дела до какого-то там Куратора. Думаю, вам тоже...

Я, конечно же, соврал. Куратор Вассаго всегда был у меня в почете. А если честно, любил я его -- так что даже в мыслях не было сделать ему что-то малоприятное.

-- Ой, Ярославчик, -- Ира отозвалась первой, -- сдается мне, врешь ты.

-- Почему?

-- Да потому, что ты сейчас думаешь только о том, что там спрятано, -- упорствовала Ира. -- Ведь архив какой-то не настоящий. Бутафорский что ли... Я лично до сих пор не понимаю, зачем он вообще нужен. Хранить книги в интернате крайне глупо и совершенно бессмысленно. Или я не права?

Женька посмотрел на меня и задал тот же самый вопрос, но ехидным голосом. Будто сговорились, подумал я, но правы же, черти! А архив -- Ира выразилась очень даже правильно -- точно бутафорский.

-- В начале я действительно хотел сжечь книги. Но теперь думаю иначе.

-- Правда?

Я открыл ту книгу, которую взял с полки минуту назад -- перед моими глазами застыла перевернутая по наитию страница с печатью "Запрещено!" и подписью поверх нее -- "Кубинец". Это было лучшим открытием, случившемся за последние часы, и мы сразу ринулись к бесчисленным стеллажам...

Ранее незапланированная встреча

Около получаса мы рыскали по ангару. Но кроме стеллажей с книгами и крана, подвешенного к потолку ничего обнаружить так и не смогли. Взмокшие, напрочь уставшие и морально убитые мы прекратили поиски.

-- Здесь больше нечего делать, -- Жека сел на стопку книг, у одного из стеллажей и устало опустил руки. -- А ведь еще нужно успеть дочапать до интерната. Боюсь, сил не хватит.

Я взглянул на часы. Время неумолимо исчезало -- до подъема оставалось ровно тридцать минут.

-- Ничего, дочапаем как-нибудь. Впервые что ли? Но не хотелось бы уходить отсюда с пустыми руками, -- сказал я, оглядываясь по сторонам. -- Что-то здесь не так -- чувствую.

-- Нет, вы слышали -- он ч у в с т в у е т, -- съехидничал Женька. -- Тогда скажи где... где это "не так"? Где?!..

Я тяжело вздохнул и, уставившись на лесенку, прикрепленную к подвесному крану, ответил:

-- Зря ты так. Вы ведь, наверняка, тоже хорошо помните, что этому уроду сказал директор?

Мои друзья вдруг замолчали. Я, глядя на них, молчал тоже, воспоминая о том, что случилось на опушке. И, конечно же, слова директора: "Мне не хочется видеть вашу, гражданин Кубинец, подпись в заключениях о смерти воспитанников". Внезапно и очень быстро заговорила Ира:

-- Ребята, я помню вот эти его слова: "Однажды они узнают всю правду"... Интересно, о ком он так говорил?

-- Не важно, -- задумчиво произнес Женька.

Его глаза светились и, похоже, он сейчас -- как и мы с Ирой -- пытался анализировать все что только можно.

-- Ты не все помнишь, -- заметил я. -- Директор сказал вот еще что: "Они умнее тебя, Кубинец. Однажды они проникнут в святая святых, найдут носители информации -- даже свои собственные. Ведь ты даже на них оставил свою мерзкую подпись. Это же так просто".

Жека внезапно оживился. Он встал и снял со стопки книг, на которой только что сидел, какой-то тощий томик стихов.

-- Эх, как же я раньше-то не догадался? -- закричал он, размахивая руками.

-- Женечка, потише, пожалуйста, -- попросила Ира. -- Лучше скажи что ты имеешь в виду?

-- А-аа, оказывается не я один тугодум. Смотрите, -- он открыл книгу на странице с печатью "Запрещено!" и ткнул пальцем в подпись Кубинца. -- Ну, теперь-то понимаете?!..

-- Не совсем, -- спокойно ответил я.

-- Бог с вами, даю подсказку. Скажите на милость, что я сейчас держу в руках? -- Женька прищурил глаза. И мне вдруг почудилось, что он таки действительно сумел -- в отличие от нас! -- докопаться до истины.

Мы с Ирой немного подумали, а потом ответили в унисон:

-- К н и г у.

-- Ну и бред, друзья мои, -- Женька сел и положил руки на колени. -- Ведь это не просто книга...

Он замолчал, наверное, желая подогреть нас. И мы ждали, что Жека скажет дальше, даже не пытаясь, что-либо произнести.

-- Посмотрите хорошенько на печать, -- он отдал книгу Ире и мы увидели уже знакомый оттиск.

-- Это же так просто! -- закричал я, стукнув себя кулаком по лбу.

-- Ребята, хватит играть в прятки, -- взмолилась Ира. -- Объясните же вы, наконец, что все это значит.

Я решил уступить инициативу Женьке. Ведь догадка пришла в его голову. И Жека, надо сказать, не упустил шанса. Он подошел к Ире и, положив руку ей на плечо, совершенно спокойно сказал:

-- Ирка, да это же з а п р е щ е н н а я книга. Понимаешь?

Ира осторожно сняла Женькину руку со своего плеча и помотала головой.

-- Не-а, -- произнесла она. -- Здесь хранятся тысячи -- если не сотни тысяч -- книг. И все они, надо сказать, запрещенные к чтению.

И тут я решил внести свой вклад в раскрытие тайны. Кстати, очень даже вовремя решил, так как Женина рука на Ирином плече здорово задела мое самолюбие. А оно хуже атомной войны.

-- Логика подсказывает следующее. Первое, мы имеем книги, находящиеся под запретом. Так?

-- Да, -- с пониманием ответила Ира.

-- Чуть раньше мы предположили, что запрещенные книги -- ширма...

-- Совершенно справедливо предположили, -- уточнил Женька.

-- Еще бы! Ведь такие книги крайне глупо прятать в интернате. А, значит, хранилище таких книг тоже з а п р е ш е н н о е.

-- Ой, ребята, -- сказала Ира, с сожалением глядя на нас, -- я все равно ничего не понимаю. Вы говорите об очевидных вещах, как о чем-то совершенно немыслимом. Ну пришло кому-то в голову хранить книги в интернате. Пришло и пришло. Может, их просто негде складировать. Из этого никакие глубокие выводы по-моему не следуют.

-- Еще как следуют, сестра! -- закричал Женька. -- О-го-го, как следуют!

Я тоже не остался в стороне, повторив слова директора, сказанные на опушке: "Однажды они проникнут в святая святых, найдут носители информации -- даже свои собственные. Ведь ты и них оставил свою мерзкую подпись"...

Девочка задумалась. Нам же оставалось молча глазеть на нее.

-- П о с т о й т е, -- она взяла книгу и внимательно посмотрела на печать, поверх которой стояла подпись Кубинца. -- Кажется, в том бреду, который я от вас только что услышала, есть зерна истины.

-- А мы что тебе говорили! -- Женька встал и посмотрел на нас так, словно он был не мальчиком, а убеленным сединами римским императором. -- Ту самую святая святых, которую помянул директор в разговоре с Кубинцем, мы сможем найти по его подписи.

-- Да, но где искать? -- спросила Ира, глядя в потолок. -- Вот где собака сдохла!

-- Подождите, -- я помчался к крану и, вскочив на подвешенную к нему лесенку, нажал на пульте кнопочку "Пуск". -- Подпись нужно искать на полу...

На ступенях лежала толстая и мягкая на ощупь пыль. Она имела неестественный сероватый оттенок и была -- так мне по крайней мере показалось -- как хорошая сметана.

Лесенка выглядела почти так, как в ангаре пятого сектора моего родного интерната. Я осторожно провел по ступени рукой, внимательно посмотрел на пальцы, улыбнулся и сдул с них пыль. Воздух практически сразу наполнился запахом прошедших времен. Удивительно, но я вдруг почувствовал -- эти прошедшие времена. Почему? Наверное потому, что они были очень близки мне. Ближе, чем работа в СБЦЗ и жизнь, которую я прожил с момента выпуска и до сих пор. Многие штрихи бытия, правда, немного поблекли в памяти. Но я начинал снова вспоминать о них. Главное, что все это происходило не по моей воле. А как-то само собой.

Видимо, краном давно никто не пользовался, решил я, пытаясь отыскать то место, которое мы с Ирой и Жекой обнаружили много лет назад. Интересно, подпись Кубинца будет такой же? В книгах она присутствует, а, значит, на одной из плит, которыми вымощен пол тоже должна быть. Ведь интересы Кубинца -- сейчас это было очевидным для меня -- распространялись на все интернаты. На этот, на мой интернат и на тот, который находится где-то на Аляске. Они были даже построены по одному проекту. И программы обучения воспитанников, полагаю, ничем особенным не отличались.

Я отошел от лесенки, заметив посреди ангара большую мусорную кучу. Конечно, несколько лет назад интернат перевели под землю и сюда никогда больше не заглядывали. Даже с элементарной проверкой пожарной безопасности. Так часто случается -- с уходом людей умирают здания в которых они жили или работали. На душе моей вдруг стало как-то мерзко и очень одиноко, что я оттолкнул лесенку от себя и она, скрипнув в тишине, стала -- подобно маятнику -- медленно раскачиваться вперед-назад. Не нравится мне эта девственная тишина. Тогда было тихо, как теперь. Но значит ли это, что исследование ангара закончится тем же самым?

Поставив чемоданчик на пол, я принялся разгребать мусорную кучу. В нее было свалено разноперстное гнилое тряпье, обрывки газет и журналов присных годов, непонятного происхождения ржавые железные банки, гвозди и куски проводов. Весь этот хлам для историка -- безусловно, находка, а для меня -- сплошная мука. Хорошо, что мучиться долго не пришлось -- появилась заветная плита. Вот она, добрался таки, а ведь несколько дней назад я даже и представить себе не мог, что доберусь.

Какие там дни, подумал я, внимательно разглядывая плиту, даже вчера не знал, что придется вновь спуститься в святая святых пятого сектора. А ведь благодарить стоит Квайда, да Гензека, пославшего меня по его следу. Бывает же! Странная метаморфоза, очень странная.

Я присел на корточки и осторожно погладил плиту руками. Пальцы сами нащупали выщерблены в холодном и шершавом бетоне. Это была китайская вязь подписи Кубинца. Человека, который много лет назад в одночасье перевернул все во мне и заставил воспринимать окружающую действительность в ином спектре. Сейчас Кубинец для меня одновременно и гений и злодей. А точнее -- гениальный злодей...

Собравшись с силами, скомкав остатки духа, и, опустившись на колени, я толкнул плиту в сторону. Пока она скользила по неглубоким пазам, шум в ангаре поднялся такой, что -- казалось мне -- стены едва выдержат. И когда все стихло, прямо передо мной открылся провал. Внизу было очень темно и что находилось внизу я так и не смог разглядеть.

Мне пришлось придвинуть к себе чемоданчик и достать фонарь. Но прежде я почувствовал отвратительный запах, которым тянуло из провала. Я даже на несколько секунд зажал нос. Но -- к моему удивлению -- это не очень-то и помогло. Может, там все давно затоплено, а, быть может, просто эта чертова плесень так воняет?

Желтый луч сразу упал на винтовую лестницу, уходящую глубоко под землю. Она была очень строй: железные ступени сильно проржавели -- виднелись большие дыры и глубокие трещины, а от деревянных перил осталось лишь жалкое подобие скелета. Так что спуск в святая святых так же был далек от прогулки, как далека Земля от планеты, на которой спрятался Квайда. Если бы не крайняя необходимость, то я даже под угрозой смерти не согласился бы спуститься вниз по этой лестнице-чудеснице. Но необходимость-то была к р а й н я я. Ведь только здесь мог сохраниться дубль личного дела Антониуса Квайда, ознакомившись с которым можно было со спокойной совестью отправляться на Аватар. Я сверился с часами и еще раз убедился в том, что действительность с неумолимой силой продолжает пожирать драгоценное время. И секунды, минуты, часы исчезают в ее необъятном чреве навсегда...

По лестнице я спускался крайне осторожно -- ступени то и дело предательски прогибались под ногами и тишину насиловало ужасным скрежетом ржавое железо. Всю дорогу казалось, что кто-то следит за мной. Я даже несколько раз останавливался, прислушиваясь, нет ли кого сзади. Но по-прежнему все было тихо и спокойно -- здесь никого кроме меня не было. Когда же провалилась одна из ступней я вдруг вспомнил, как спускался с Женькой и Ирой. Мне сейчас было довольно трудно понять почему тогда мы решили идти до конца. Ведь я даже теперь вряд ли бы пошел на такой риск. На тот момент все лимиты времени уже давно иссякли и нас в любую минуту могли кинуться искать и обязательно нашли бы. Ведь это было так просто -- найти трех подростков, мечтающих лишь о далеких странствиях. И найти не где-нибудь, а в самом запретном уголке интерната. Но самое главное, мы и знать не могли, что обнаружим здесь...

Я постоял недолго, направив фонарь вниз. Желтое пятнышко замерло на серых плитах и я сразу почувствовал с каким остервенением от них веет холодом. И от этого мне вдруг сразу сделалось как-то не по себе. Надо сказать, таких ощущений я довольно давно не испытывал -- лет уж точно десять как или даже пятнадцать. Спускаясь, мы, конечно, не знали, для чего создавался пятый сектор, но точно чувствовали, что тайна эта будет пострашнее загадочной смерти директора. Это теперь я стал таким черствым и безразличным почти ко всему. Но ведь заглянув несколько раз курносой в морду трудно остаться изнеженным прыщавым мальчишкой со сплошной дурью в башке и пылающим сердцем.

А тогда -- как Ира и Женька -- я был просто любопытным ребенком. И любопытство мое в тот момент было связано только со смертью директора и тайной, над разгадкой который мы бились уж который час. Я совершенно точно знал, что директора застрелил Кубинец. Но за что и почему? Увы, но этого мне не понять до сих пор. Кубинец прострелил ему грудь с небольшого расстояния. И я уверен, что после этого не выживают. А директор... он выжил. Вернее, -- я в который раз вспомнил Стеллу -- его воскресила девочка, умоляющая меня без оглядки бежать... Куда угодно, но бежать. Плохо то, что все эти воспоминания приходят ко мне волнообразно. И мне не ведомо почему так происходит. Ведь раньше-то такое не случалось.

Я перевел луч на ступени -- нужно было идти дальше. Еще какие-нибудь три-четыре минуты и передо мной появится дверь, за которой спрятан дубль. Что же получается? Квайда в детстве стал жертвой довольно странного по сути и содержанию эксперимента. Кто он сейчас -- человек или пришелец не столь важно -- с этим как-нибудь потом разберусь. Здесь важно другое. К дублю имеет отношение некий Кубинец. Он как-то нечаянно вклинился в расследование и, похоже, играет в истории с бегством Квайда не последнюю роль. Но это пока всего лишь догадка. Хотя, и не безосновательная. И еще... знает ли Гензек о существовании Кубинца?

Я остановился у двери, за которой находился дубль. И мне вдруг захотелось выпить чего-нибудь покрепче. Для поднятия тонуса, наверное. Хотя, нет, скорее, для подавления постоянно всплывающих в памяти тяжких воспоминаний. Жалко, что в моем чемоданчике ничего подобного никогда не было. Нужно будет изменить старой традиции и упрятать в нем бутылочку хорошего коньяка. А лучше -- две. Так, на всякий случай. А случай такой -- судя по всему -- может очень скоро подвернуться.

Дверь оказалась открытой, чему я очень даже удивился. Я толкнул ее вперед и осторожно заглянул внутрь. Здесь было очень темно и пахло сыростью. Фонарик зажечь я не сумел, так как прямо перед дверью он вновь занемог. Лампочка поморгала недолго, а потом почила совсем -- плохая примета, да и черт с ней. Разве впервые приходится расталкивать неизвестность локтями и пинать ее голыми коленками под дых?

Пошарив рукой по стене, я нащупал небольшой выключатель. И через секунду в помещении загорелся свет -- не яркий, как в ангаре, но довольно таки сносный. Здесь имелась всего одна довольно большая комната. Справа и слева находились невысокие железные шкафы с множеством ящиков. Я прошел немного вперед и остановился. Оглядевшись, сразу понял, что расставлены они в какой-то последовательности. Вначале я заметил помеченные в углах большой красной буквой "А", потом -- "Б" и далее -- в алфавитном порядке. Здесь все практически тоже самое как и в моем интернате.

Мы, проникнув в святая святых -- видимо, директор говорил именно об этом помещении -- обнаружили комнату, в которой хранилась информация о всех воспитанниках интерната. Но... дьявол, не сразу поняли, где ее нужно искать.

А когда Женька открыл ящик, обозначенный буквой, стоящей на первом месте его фамилии, вопросы сразу и сами собой осыпались словно перхоть. На Женькиной ладони лежала маленькая блестящая пластина, на которой было написано "Тарасенко Евгений Борисович". Жека смотрел на нас и осторожно гладил пластину большим пальцем.

-- Моя, -- одними губами сказал он. -- Какая же она теплая.

Мы с Ирой подбежали к нему и молча уставились на пластину. Прошло примерно минуты две, прежде чем девочка произнесла:

-- Если честно, я думала, что здесь найдем какие-нибудь папки или что-то в этом роде, а тут... Как же мы узнаем, об информации записанной на ней?

Я огляделся и заметил в конце комнаты тумбу с экраном. Забрав у Женьки пластину, я ринулся вперед. Мои друзья недолго постояли, а потом быстро побежали следом за мной.

Экран вспыхнул сразу после того, как я вставил пластину в прорезь на тумбе. И почти сразу на нем появились бегущие снизу вверх совершенно непонятные красные символы. Такие я до сих пор никогда не видел.

-- Что это? -- спросила Ира.

-- Наверное, сейчас узнаем, -- отозвался я, продолжая следить за экраном.

Загадочные символы вдруг исчезли, а на их месте появился следующий текст:

Тарасенко Евгений Борисович, родился 8 августа 2055 года [по новому стилю]. Место рождения Большая Москва. Родильный дом номер пять два слэш пятьдесят три ОККиП-ца [Общегалактического Красного Креста и Полумесяца].

Сведения о родителях:

МАТЬ -- Суруа Никита Валентиновна, микробиолог. Погибла в 2055 году при невыясненных обстоятельствах. Место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #ZZ-1234321.

ОТЕЦ -- Тарасенко Борис Мамлеевич, продуктовед высшей категории. Погиб в 2055 году при невыясненных обстоятельствах. Место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #ZZ-1234322.

После смерти родителей воспитывается в Колпинском интернате. Куратор Геннадий Вассаго [дата смерти: 2080 г., место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #DD-1004377.].

Участник проекта "БЛИЗНЕЦЫ", группа "β". Мимикроид класса "β". Характер спокойный, уравновешенный. Близок с воспитанниками интерната Ярославом Антоновичем Стрейндж [гр. "α"] и Ириной Васильевной Пеккто [гр. "β"].

Дата предполагаемой смерти: 22 июня 2088 года. Место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #АА-1004000.].

Подпись ведущего специалиста проекта "БЛИЗНЕЦЫ": Кубинец [дата].

Но не успел я прочесть последнюю строку, как услышал душераздирающий вопль. Женька упал перед тумбой на колени, согнулся пополам и, обхватив голову руками, дико кричал. В тот момент я не смог даже сдвинуться с места.

Я стоял и молча смотрел на то, как плачет мой самый лучший на свете друг. Мой самый лучший товарищ, мой брат. Я молчал, а он, согнувшись, бил руками по бетону, как слепой голубь сломанными крыльями. Черт, как же я хотел помочь ему. Но у меня просто не было никаких сил.

-- Женечка, милый, перестань, -- воскликнула Ира, бросившись к нему.

Она села рядом с Женькой и нежно обняла его. Мне не было больно за это, потому что все мои чувства сейчас перемешались с его чувствами -- я заплакал вместе с ним.

-- Жека, -- сказал я сквозь слезы, -- мы все когда-нибудь окажемся там, где сейчас находятся твои родители. Мы с Ирой о своих тоже ничего не знаем. Будь мужчиной. Ты меня слышишь?!..

-- Оставьте меня, -- Женька поднял голову и я увидел его безумные глаза.

-- Квайда, Антониус Квайда, -- шептал я, отыскивая глазами шкаф, помеченный буквой "К".

Я остановился в центре комнаты, вспоминая тот злополучный день, когда мы -- кроме Иры -- многое узнали и о себе. Это было очень больно и тогда, и даже теперь -- спустя столько лет. Ведь правда чаще бывает ужаснее самой беспардонной лжи. Мне сейчас довольно трудно ответить на вопрос: что важнее? Но, возможно, лишь потому, что они -- окажись на чашах весов -- скорее всего, сбалансируют их.

Когда Женьку удалось немного успокоить я попросил Иру выйти из комнаты. Нужно было узнать все о воспитанниках интерната. Но я опасался, что Ира найдет табличку со своей фамилией. Что в этом случае могло произойти несложно догадаться.

Ира сильно обиделась и, хлопнув дверью, вышла из комнаты. Мне же предстояло прежде всего узнать кое-что о себе и лишь потом о других детях. И я узнал то, что до сих пор оставалось для меня тайной. Только странно, но что именно удалось узнать, я сейчас не помнил. Похоже, не все воспоминания возвращаются. Их будто кто-то когда-то со всем тщанием стер. Но зачем? Мне это совершенно не понятно, впрочем, как и то, почему некоторые из них все таки возвращаются.

Наконец-то заветный шкаф нашелся. Я, напрочь убитый воспоминаниями, совсем не заметил, что стою как раз напротив него. Я буквально ринулся к тумбе и сразу вставил пластинку Антониуса Квайда в специальную прорезь. На экране появились уже знакомые красные символы, а потом...

Антониус Квайда [данные об отчестве отсутствуют], родился 15 января 2055 года [по новому стилю]. Место рождения Нижний Тагил. Родильный дом номер пять два слэш пятьдесят три ОККиП-ца [Общегалактического Красного Креста и Полумесяца].

Сведения о родителях:

МАТЬ [данные отсутствуют, рожден по проекту "БЛИЗНЕЦЫ"].

ОТЕЦ [данные отсутствуют, рожден по проекту "БЛИЗНЕЦЫ"].

С ранних лет воспитывается в Самаркандском интернате. Куратор Вениамин Андреевич Палый [дата смерти: 2073 г., место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #DD-1004311.].

Участник проекта "БЛИЗНЕЦЫ", группа "α". Мимикроид класса "α". Характер спокойный, уравновешенный. Близок с воспитанниками интерната Семецким Юрием Михайловичем [гр. "β"] и Ольгой Петровной Гринч [гр. "β"].

Дата предполагаемой смерти [окончательно не выяснена]. Место захоронения [не определено].

Подпись ведущего специалиста проекта "БЛИЗНЕЦЫ": Кубинец [дата].

Бог ты мой! Я выдернул пластинку из прорези и экран мгновенно погас.

У Квайда -- согласно полученной информации -- не было родителей, подумал я, продолжая глядеть на шкафы. А родился он в рамках проекта "Близнецы". Мне вдруг вспомнились слова Эдуарда Казаровича Иванцова: "Вас непременно нужно отдать под суд. И засудить тех, кто дал на этот эксперимент добро". Кажется, и директор нашего интерната намекал на тот же самый эксперимент: "Кубинец, однажды они проникнут в святая святых, найдут носители информации -- даже свои собственные -- и узнают всю правду. Ведь ты даже на них оставил свою мерзкую подпись...".

С т о п! Врач Иванцов и директор интерната, скорее всего, говорили с одним и тем же человеком. Больно они уж похожи и по манере речи, и по поведению: старший разведчик и Кубинец, пристреливший директора. Только один разговор произошел в родильном доме, другой -- спустя какое-то время -- в лесу. С момента операции по разделению близнецов и случаем в моем интернате прошло несколько лет. А, значит, Кубинец и старший разведчик -- вернее, тот и другой в одном лице -- все это время курировали проект "Близнецы". Да, конечно, это всего лишь предположение. Но чую всеми фибрами души, что оно очень даже живучее -- предположение это. Впрочем, другого сейчас просто нет. Что же дальше? Дальше-то что?!.. Предположим, операция над мышиным королем -- начало эксперимента, раз уж Антониус Квайда -- один из близнецов. Его учеба в интернате -- продолжение эксперимента, служба в десантной бригаде что-то вроде карьерного роста, а дальше... Потом Квайда совершает якобы абсолютно неординарный проступок -- бежит, бросив все на произвол судьбы. А это -- по словам Гензека -- на него совсем не похоже. Потом Квайда летит на Аватар и эта планета становится его последним пристанищем. Все вроде бы логично, но чего-то явно не хватает. Но чего именно -- вот вопрос вопросов!

Сжав пластину в кулаке, я направился к шкафам. Помнится, тогда мы с Женькой решили проверить информацию, записанную на других носителях. И, узнав о ней...

Если честно, я до сих пор не могу понять, почему тогда не помутнел наш рассудок. Ведь какую бы информацию мы не находили перед нами будто появлялась все новая и новая бездонная пропасть. Оказалось, что все воспитанники нашего интерната должны были умереть -- во время обучения, после выпуска -- через год, два, пять лет. Уйти в мир иной должны были и Ира с Женькой -- 22 июня 2088 года. И тут я вспомнил, как они спрашивали кукушку сколько им жить осталось. Мне никогда не верилось в приметы, но в это предсказание я тогда очень даже уверовал. На пластинах, кроме даты смерти, были обозначены даже их будущие захоронения на Марсианском Общегалактическом Некрополе.

Сейчас мне тоже нужно было кое-что срочно проверить. Я быстро шел вдоль шкафов, извлекая из ящиков пластины, на которых были написаны абсолютно незнакомые мне фамилии. Собралось десятка три пластин, а то и больше... Но сколько точно -- я даже не считал. Время давило с такой силой, что любой -- даже самый тяжелый камень на груди -- казался мне самой обычной песчинкой. Кого-то из воспитанников, пластины которых я сейчас держал в руках, точно знал Квайда. Я остановился и внимательно поглядел, не видно ли где шкафов, в которых хранились данные Семецкого Ю Эм и Ольги Петровны Гринч, с которыми, судя по всему, водил дружбу беглец. И совсем скоро обнаружить именно эти шкафы мне таки удалось.

Сначала нужно было проверить друзей Антониуса Квайда. Я вставил пластину Семецкого в прорезь и, уставившись на экран, стал ждать. Перед тем, как появились непонятные символы я вспомнил то, что чувствовал тогда -- много лет назад. И от напора прошлого мне пришлось на некоторое время даже закрыть лицо руками.

Семецкий Юрий Михайлович, родился 1 апреля 2055 года [по новому стилю]. Место рождения Желтый Пекин. Родильный дом номер ноль семь слэш тридцать один ОККиП-ца [Общегалактического Красного Креста и Полумесяца].

Сведения о родителях:

МАТЬ -- Балабанова Ольга Сергеевна, врач. Погибла в 2055 году при невыясненных обстоятельствах. Место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #ZZ-1234298.

ОТЕЦ - Семецкий Михаил Пантелеймонович, техник-смотритель. Погиб в 2055 году при невыясненных обстоятельствах. Место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #ZZ-1234297.

После смерти родителей воспитывается в Самаркандском интернате. Куратор Вениамин Андреевич Палый [дата смерти: 2073 г., место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #DD-1004311.].

Участник проекта "БЛИЗНЕЦЫ", группа "β". Мимикроид класса "β". Характер спокойный, уравновешенный. Близок с воспитанниками интерната Антониусом Квайда [гр. "α"] и Ольгой Петровной Гринч [гр. "β"].

Дата предполагаемой смерти: 10 июня 2088 года. Место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #АА-1002879.].Подпись ведущего специалиста проекта "БЛИЗНЕЦЫ": Кубинец [дата].

Информация об Ольге Гринч оказалась почти идентичной той, которая была записана на пластинке Юрия Михайловича Семецкого. Разными являлись, пожалуй, только дни их рождения, города, где они родились и номера могил на Марсианском Общегалактическом Некрополе.

Я сразу вспомнил первый разговор с Гензеком в его кабинете. Он тогда сказал -- я помнил почти каждое слово Бэлл Бэлловича: "...этот злополучный Квайда восемь дней назад бежал на Аватар-11". Отсюда сам собой напрашивался вывод: Антониус Квайда решился на побег в день смерти друзей по интернату. А именно 10 июня 2088 года. Это уже не случайность, как мне кажется. А если и случайность, я в нее отказываюсь верить.

После некоторых раздумий, я стал проверять оставшиеся носители. И вдруг обнаружилась еще одна очень странная закономерность -- все до единого воспитанники интерната, информацию которых я смог проверить, скончались. Все они были похоронены на Марсе. Места захоронений обозначались символами: "#", "АА" -- далее шел семизначный номер. Могилы воспитанников находились в закрытой зоне Марсианского Общегалактического Некрополя. А я точно знал, что там обычно хоронят людей и гуманоидов, которые какое-то время проработали в особых службах Цивилизации Землян. В закрытую зону простому смертному не попасть, а если вдруг и удастся пробраться, то только в могилку... Это обстоятельство показалось мне очень странным. И потом, на пластинках тех воспитанников, которые имели родителей, в записях "МАТЬ/ОТЕЦ" тоже имелась некая закавыка. А заключалась она в следующем: никто из родителей не дожил до сегодняшнего дня. И все они -- независимо от возраста пола -- были похоронены в той же закрытой зоне Марсианского Общегалактического Некрополя. Могилы родителей воспитанников помечались символами: "#", "ZZ" -- далее стоял все тот же семизначный ряд цифр. Вдруг в памяти всплыло очередное воспоминание из прошлого.

Куратор Геннадий Вассаго [дата смерти: 2080 г., место захоронения: закрытая зона Марсианского Общегалактического Некрополя, могила #DD-1004377.].

Такая запись совершенно точно была на Женькином носителе. Я сопоставил информацию, запомнившуюся после проверки пластин Квайда, Семецкого, Гринч и других воспитанников Самаркандского интерната. Моего, впрочем, тоже. Оказалось, что все могилы Кураторов помечались точно такими же символами: "#", "DD" и семизначным рядом цифр. Я не желал верить в то, что из громадной кураторской команды, похоже, никто не остался в живых. Но, увы, все было именно так.

Положив пластины под тумбу, я -- в который-то раз -- основательно задумался. Мне было трудно представить, что в эксперимент под кодовым названием "БЛИЗНЕЦЫ" было втянуто такое число людей. И все они... скончались. За исключением Антониуса Квайда, меня, Иры, Женьки и, вероятно, еще нескольких экс воспитанников. Ведь был еще интернат, находящийся на Аляске.

-- Дьявол, ведь на их пластинках была написана дата предполагаемой смерти, -- прошептал я, глянув на часы.

Там -- на верху уже вылуплялось утро двадцатого июня, и если верить имеющейся информации, то мои друзья со дня на день должны умереть. А этого я не мог допустить, поэтому и решил сразу после того, как выберусь отсюда связаться с Ирой и Жекой -- они уже несколько лет живут вместе. Что поделать, на это придется закрыть глаза.

В тоже время я должен успеть привести приговор Антониусу Квайда, судьба которого подкинула мне столько загадок, в исполнение. На завтра назначен день вылета, а я еще так мало знаю. Может, Гензек знает больше чем говорит? Тогда почему он не подкармливает меня дополнительной информацией? Опасается, что моя рука дрогнет и я не отправлю Квайда на тот свет? Гензек отменный психолог, а значит, этого он таки может опасаться. Ведь я теперь действительно считаю, что наказать преступника всегда легче, чем докопаться до причин совершенного им преступления. Странно, но мне кажется, что Квайда начинает как-то влиять на меня. Труднообъяснимо, но я совершенно точно чувствую это. Достав из кармана фотографию Квайда и внимательно приглядевшись к ней, я подумал: "Кто ты и зачем, черт возьми? Скажи, зачем тебе это все? Молчишь... дразнишь!"

Поднимаясь вверх по лестнице, я решил все же связаться с Гензеком и поговорить с ним по душам. Но прежде нужно было срочно предупредить... Нет лучше навестить Иру с Женькой. А, увидевшись, обязательно обо всем рассказать и предупредить о том, что может с ними произойти. Возможно, странные обстоятельства, возникающие вокруг меня, словно грибы после хорошего дождя -- лишь плод больного воображения. А если нет, если все это правда? Что тогда? Посетить могилы друзей детства, потом и в петлю лезть со спокойно совестью? Вот на это я как раз-то не способен.

После некоторых раздумий я решил поговорить с друзьями и Гензеком. И по-возможности перенести дэдлайн исполнения приговора до момента, когда в моих руках окажется все, что интересует меня в деле Антониуса Квайда.

Я снова очутился среди стеллажей с книгами. Здесь, как и прежде было абсолютно тихо и божественно спокойно. Почти как в раю, не хватало разве что яблонь с громадными наливными плодами, которые всегда хочется слопать целиком. Но недремлющая реальность тут же ткнула в бок уродливыми костяшками -- мол, нечего мечтать, пора возвращаться и к более важным делам. Как же она права!..

Мне нужно было выбраться наружу и прямиком направиться к электрокару, ну а потом столкнуться еще раз с этим тупоголовым охранником. Эх, райские яблоки! Видать не время вас жрать. Если господь и теперь будет благосклонен к типичному дураку в мундире, то я не сверну ему шею. Хотя, трудновато представить, как мне этого сейчас хочется. Я остановился, но лишь для того, чтобы снова взглянуть на скопище книг. Ведь не известно, удастся ли еще когда-нибудь побывать здесь.

Странно, но складывалось такое впечатление, что в ангаре стало многим светлее прежнего. Я поднял голову и сразу заметил срывающиеся из-под кровли очень тонкие, но довольно широкие и слишком яркие солнечные лучи. Их было немного, хотя, вполне достаточно для того, чтобы от искусственного освещения отказаться вовсе. Я подошел к одному из лучей, попытался осторожно потрогать его и сразу заметил хоровод пылинок, кружащийся под ногами. Последний раз я разглядывал пылинки, танцующие в солнечном свете довольно давно. И только теперь мне удалось вспомнить, какое это великолепное зрелище -- наблюдать за обычной пылью. Столько лет прошло, и за это время я, кажется, о многом успел забыть. Я даже не могу вспомнить о том, какая информация была записана на моей пластине. А ведь совершенно точно помню, что я держал ее в руках -- почему-то теплую и очень гладкую. Мне сразу захотелось освежить воспоминания, но кроме эпизода о конце давнего путешествия в святая святых ничего в голову, увы, так и не пришло.

Из провала первым вылез я, за мной -- Ира, последним же в ангаре появился Жека. Все мы были в пыли и стали сразу отряхивать одежду. Мы громко разговаривали и только о том, что нам удалось найти внизу. Но вдруг чей-то грубый голос спросил:

-- Ребята, интересно, что вы здесь делаете?

Мы опешили, а Ира даже выронила из рук свой носитель. Послышался звон, а потом вдруг все стихло. Женька, посмотрев на меня, тихим голосом спросил:

-- Извините, мы сюда попали случайно. Но, простите, кто вы?

Из-за стеллажа вышел директор. Вначале мы не поверили в это. Почему его голос так сильно изменился? Я до сих пор не мог забыть о том, что случилось в лесу. Неужели смерть и воскрешение так сильно изменили его? Наверное, Ира с Женькой в эти минуты томились теми же самыми вопросами.

-- Не подходи к ним! -- приказал кто-то. -- Опасно.

А этот голос я узнал сразу. Точно так говорил Кубинец. Директор развел руки в стороны и сказал, извиняясь:

-- Как скажите, так и будет.

Рядом с ним появились вооруженные люди -- их я тоже узнал. Именно те, кто так говорил привели на опушку леса девочку по имени Стелла, которая странным образом и воскресила директора.

-- Схватите их немедленно, -- произнес Кубинец, и я тысячу раз пожалел, что до сих пор так и не увидел его лица. -- Потом дайте поработать Стелле.

Люди ринулись вперед и, заломив нам руки, подвели к стене. Я уперся лицом в бездушное железо и попытался прочесть Женькины и Ирины мысли, но вместо них услышал уже знакомый детский голос: "Что же ты меня не послушал, я ведь предупреждала тебя?!..".

Я вдруг почувствовал сильное жжение в затылке. Жгло так, что мне ужасно захотелось срезать скальп и забыть обо всем. Но вместо этого я слышал мольбу: "Потерпи немного. Я не хочу делать тебе больно. Потерпи. Пожалуйста, п о т е р п и!".

Мне почему-то показалось, что Стелла сейчас что-то с нами делает и против своей воли. Но что именно я знать не мог -- лишь чувствовал. Жжение с затылка плавно переместилось на глаза и я сразу ощутил, как голову пронизывают тысячи раскаленных игл. А Стелла продолжала молить об одном: "Потерпи немного. Я не хочу делать тебе больно. Пожалуйста, потерпи. Еще чуть-чуть". И я терпел, сжав кулаки и кусая губы в кровь. Терпел, как только мог.

Очнулся я на больничной койке. Подняв голову, увидел еще две кровати. На одной сидел Женька, а рядом с ним -- Ира. Они смотрели на меня.

-- Что, уже все позади? -- спросил я вполголоса.

Женя молча кивнул. Ира встала и, подойдя ко мне, поправила одеяло на моей кровати. И в этот момент открылась дверь. На пороге стоял Куратор Геннадий Вассаго -- он принес очаровательные предвестники нового -- оранжевые апельсины.

Прошло совсем немного времени и мы вчетвером, разговаривая так, будто ничего не произошло, с наслаждением лопали их. А когда Куратору уже пора было покидать нашу палату, я тихо извинился:

-- Простите нас.

-- Мы просто не знали, чем эта глупая затея обернется, -- поддержал Жека.

Куратор, улыбнувшись, покачал головой. Потом он положил недоеденный апельсин на тумбочку и сказал:

-- На самом деле это сущая ерунда. Главное, вы живы и продолжите воспитание в этом интернате.

-- Вы случайно ничего не путаете?!.. -- Женька, спросив, даже выпучил глаза.

-- Да, я разговаривал с директором. Он уверил меня, что вас не будут трогать, -- совершенно спокойно ответил Геннадий Вассаго. -- Так что мой вам совет: забудьте обо всем. Как говорили в прошлом: что было -- то было и былью поросло. Такие, други, дела.

-- Но мы слышали, будто вас собираются снимать с должности... -- Ира посмотрела Куратору в глаза отсутствующим взглядом.

Геннадий Вассаго положил руки на колени, посмотрел в открытое окно и, тяжело вздохнув, ответил:

-- Нет, меня вовсе не собираются увольнять. Скорее, просто переведут на другую должность. Разве это страшно?

-- Но как...

-- Ах, други-други. Живите, как раньше жили. И, главное, оставайтесь людьми.

-- Мы и так люди, -- твердо сказал я, -- а вот без вас можем превратиться в кого угодно.

Куратор придвинулся к моей кровати и, положив мне на плечо теплую руку, тихо сказал:

-- Вы не просто люди, вы -- уникальные люди. И ты, Ярослав, и ты -- Женька. Ира, ты тоже человек. Но в будущем может произойти так, что кто-то из вас останется самым обычным человеком. Кто-то, возможно, станет предателем. А кому-то из вас, -- Куратор обвел комнату внимательным взглядом, -- будет суждено перевернуть мир. Так что ни о чем плохом сейчас не думайте. Просто продолжайте жить дальше. Вы меня поняли?

Куратор Вассаго, пожелав мне скорейшего выздоровления, вышел из палаты. И больше мы его никогда не видели.

Выход из ангара был совсем уж близок, когда я вдруг понял, что нахожусь здесь не один. За дальним стеллажом промелькнула чья-то тень. Это произошло так быстро, что мне не удалось толком разглядеть ее. Присев, и, сдерживая дыхание, я открыл чемоданчик и почти заученным движением достал из него "Гримм". Эластичная рукоятка мгновенно приняла форму ладони и я уже был готов дать отпор кому угодно -- хоть черту, а хоть и самому дьяволу. Но голос, который внезапно прервал тишину, очень сильно озадачил меня. Да что там, я был просто шокирован!

Говорил капитан Балто, с которым я познакомился, когда охранник проводил досмотр моих личных вещей у зазебреного шлагбаума.

-- Гражданин Стрейндж, -- прокричал начальник охраны, -- не делайте глупостей.

Что за напасть, подумал я, все как будто повторяется вновь и вновь. Нас тогда поймали и, кажется, теперь назревает что-то очень похожее. Складывается впечатление, что на пятом секторе лежит жутчайшая печать проклятия.

-- Вы меня слышите, гражданин Стрейндж? -- крикнул капитан еще громче.

Может, стоит поднять руки, подойти к нему и поинтересоваться в чем дело? Но капитан говорит так, будто от кого-то получил добро на задержание. Удостоверение? Неужели он решил пробить его самым тщательным образом? Вряд ли, "Ломалка стереотипов" все делает на должном уровне -- это исключено.

-- Гражданин Стрейндж, -- упорствовал начальник охраны, -- если вы будете упираться, мне придется отдать приказ стрелять на поражение.

Ничего себе! Такими приказами даже желторотики не разбрасываются. Я посмотрел направо и заметил двух вооруженных людей. Они, пригнувшись, прятались за стеллажом от которого до меня было метра четыре или даже пять. Он здесь не один, а, значит, все очень серьезно!

Я незаметно снял оружие с предохранителя, и, громко кашлянув, крикнул:

-- Да все нормально, -- слева мелькнули еще тени. -- Но разрешите спросить, капитан, в чем дело?

В ангаре сейчас находится -- как минимум! -- человек пять, решил я. Наверняка, снаружи еще кто-то есть. Надо же было так вляпаться... Я, не вставая, повернулся в ту сторону, откуда доносился голос начальника охраны.

-- Тогда положите оружие на пол, гражданин Стрейндж, и поднимите руки -- чтобы я их хорошо видел, -- отозвался капитан.

А Кубинец, если он послал тебя сюда, сразу и с величайшим удовольствием прикажет прострелить мне башку. И патроны велит не экономить. Я огляделся по сторонам -- нужно было срочно что-то придумать. Бежать, только бежать. Но куда? Эти держат под прицелом правую сторону, а те -- левую. Даже если удастся прорваться, на выходе -- нисколько не сомневаюсь в этом -- меня все равно прижмут.

-- Хорошо, -- крикнул я, оттягивая время, -- но все же, что произошло?

-- Вам потом объяснят, гражданин Стрейндж. А пока избавьтесь от оружия и поднимите руки. У вас есть две минуты -- время уже пошло!

Всего две минуты, я мельком посмотрел на часы. И тут мой взгляд случайно упал на чугунную колодезную крышку. Мне сразу вспомнились Женькины слова, которые он произнес до того, как мы очутились в ангаре: "Где-то здесь должен быть канализационный люк...". А ведь точно, тогда мы попали в святая святых, спустившись в канализационный коллектор! Много лет назад это помогло нам, но спасет ли теперь, когда меня могут убить несколько раз подряд? Нужно помнить, как "Отче наш" -- даже первый выстрел может оказаться последним.

-- Гражданин Стрейндж, прошло тридцать секунд. Осталось полторы минуты, -- послышался голос начальника охраны.

Я прикинул, хватит ли минуты на то, чтобы сбить выстрелом крышку, пробежать метра четыре и нырнуть в люк. Маловероятно, ведь ее нужно сбить с одного выстрела. А она очень сильно вдавлена в плиту, так что шансов почти нет, но все же попробовать стоит -- были ситуации и похуже.

-- Идет последняя минута, -- крикнул капитан и я, не целясь, пальнул в край плиты.

Раздался сильный треск и куски бетона с огромной скоростью разлетелись в разные стороны. Поднявшаяся пыль была столь густа, что в ней не возможно было разглядеть даже собственных рук. И действовать пришлось по наитию. Пригнувшись, я прыгнул вперед и как можно дальше. А, упав, сразу перекатился чуть в сторону, но только для того, чтобы хоть как-то сориентироваться. Но, похоже, это была самая глупая идея, которая пришла мне в голову за последние сутки.

Прогремел еще один выстрел и рядом со мной разлетелась на куски вторая бетонная плита. Я даже не успел опомниться, как раздался третий выстрел. Охранники наверняка убили бы меня, но, видимо, бог сегодня был чуть-чуть влюбчив в мою несговорчивую натуру. Вокруг поднялось такое облако пыли, что я не мог понять, где находится колодец. А ведь он был нужен мне, даже больше чем воздух.

-- Прекратить огонь! -- крикнул капитан. -- Ты и ты, проверьте, жив ли он.

В тишине послышались чьи-то тяжелые шаги. Я представил, как крепкие подошвы армейских ботинок ступают по мелким камешкам и те крошатся, превращаясь в матовую россыпь. К тому времени пыль начала медленно оседать. Я приподнял голову и заметил, что от меня до развороченного колодца метра два -- не больше.

-- Капитан, мы никого не видим, -- сказал чей-то грубый голос. -- Может, подождем, пока осядет пыль? Если он жив, то куда ему деваться?

Я насторожился и стал приглядываться, продолжая держать "Гримм" в одной руке и не выпуская чемоданчика из другой.

-- Отставить! -- рявкнул начальник охраны. -- Кубинец будет здесь с минуты на минуту. Ищите!

Громкие шаги нарушили тишину снова. Кубинец здесь, черт возьми... И если я сдамся этим уродам, то, наконец, смогу увидеть кто он на самом деле. Но чем это обернется? Нет уж, пусть встреча с ним пока останется лишь в мечтах -- нельзя обнажать клыки не ко времени, ведь есть вероятность раньше срока потерять их...

-- Тихо, -- сказал голос, -- посмотри, кажется, он сидит вон там!

Снова стало тихо. Но тишина эта казалась слишком уж зловещей, чтобы я мог полностью отдаться ее власти.

Колодца я достиг молниеносным тигриным прыжком и, очутившись рядом с бесформенным провалом, даже не задумываясь, сиганул вниз.

Некоторое время мне пришлось побыть в кромешной темноте, прислушиваясь к тому, что происходит наверху. Одной рукой я держался за левое плечо. Оно ныло от тупой боли -- падая, видимо, зацепился за что-то острое и совершенно точно разодрал кожу. Рана саднила и рубашка уже промокла от крови. Но пока я не мог позволить себе открыть чемоданчик, в котором обязательно нашлось бы антисептическое средство. Наверху было довольно шумно. Капитан отчитывал охранников и отборная ругань, сыплющаяся из не закрывающегося рта, оседала даже здесь.

-- Да я сгною тебя, -- рычал начальник охраны. -- Ты у меня узнаешь...

Но мне сейчас было не до этого, так как все мысли занимал единственный вопрос: почему не сработала обманка с липовым удостоверением? Или даже не так! Каким образом Кубинец, о котором я столько лет не слышал, узнал о том, что я нахожусь здесь? Кроме того, мне совершенно не понятно с какой стати капитан отдал приказ стрелять на поражение? Я что, преступник? Да и кто наделил его такими изуверскими полномочиями?

Вопросы осаждали мой разум один следом за другим. Но к этому времени я был уже полностью уверен в том, что Квайда не случайно бежал на Аватар. Мне вдруг почему-то показалось, что он не зря скрывался на этой планете -- или что-то скрывал? -- от Кубинца. Похоже, что авария на нижнетагильской трассе и загадочные круги в моем номере тоже связаны с этим треклятым ублюдком, а так же с проектом "БЛИЗНЕЦЫ". Но неужели Гензек?!.. Неужели он ничего об этом не знает?!..

Я задумался и решил, что это исключено -- Гензек занимает довольно высокий пост и должен знать даже о том, о чем никто не догадывается. Разве что случилось что-то необъяснимое и руководитель СБЦЗ стал одновременно слеп, нем и глух. Почему мне Гензек не дает ни одной подсказки?

-- Гражданин капитан, -- донеслось откуда-то сверху, -- там тихо. Наверное, он разбился.

-- Но Кубинец... -- сказал другой голос.

-- Он давно уже здесь. Сейчас же спускайтесь вниз, -- закричал капитан и я сразу решил убираться отсюда подальше, ведь до выхода из коллектора -- если не хромает память -- было не так уж далеко.

Здесь жутко воняло нечистотами, густой жижи было почти по щиколотку, а на редких и относительно сухих островках постоянно шныряли крысы.

Я остановился, осторожно открыл чемоданчик и первым делом достал из него фонарь. И он -- к моему удивлению -- зажегся сразу. Я посветил на рубашку -- темное и липкое пятно расплылось от плеча и почти до самого локтя. В чемоданчике нашелся антисептик и я присыпал им рану. Минуты через две боль начала стихать и теперь можно было идти дальше.

Желтое пятно от фонаря взмыло резко вверх и застыло под аркой, на потолке. Капитан сказал, что Кубинец уже давно здесь. Странно, но почему я до сих пор не видел его? Ждет снаружи? Наверное, да. Что же ему от меня нужно? Каким-то образом хочет отомстить за прошлое или пытается убить за еще не наступившее будущее? Но почему?!.. Очень расчетливый и крайне мстительный субъект. И, кажется, единственный человек, при упоминании одного только имени которого я испытываю трепетный ужас. А, может, мне так только кажется? Ведь люди всегда должны чего-то или кого-то бояться. Если и не бояться, то опасаться уж точно. Но что такое на самом деле страх? Я не раз задавался этим вопросом. И всегда останавливался на том, что страх не моно субстанция -- он стереофоничен. Например, можно просто бояться темноты, а можно опасаться того, кто внезапно выскочит из нее с топором в руке.

Вдруг что-то громко зашуршало и все мои мысли вмиг куда-то исчезли. Я, оставшись один на один с неизвестностью, направил фонарь туда, куда нужно было идти. Что это было? Ты будешь смеяться, подумал я, но ведь это, наверное, и есть страх. Мысли -- известно давно -- часто материализуются. Так что не удивляйся -- чего ты так сильно хотел, то, вероятно, и получил...

Как только желтое пятно от фонаря упало на кирпичную стену, рядом с ней мелькнула чья-то довольно большая тень. Рука с "Гриммом" будто сама собой поднялась и я уже готов был стрелять. Но что-то меня остановило. Крысы? Их здесь действительно очень много, но таких размеров еще ни разу не видел. Главное, не спешить. Заряда достаточно для того, чтобы свалить с ног здоровенного африканского слона.

Я отошел к стене и прислонился к ней спиной -- сразу стало немного холодно. Может просто надышался этого дерьма -- я взглянул на текущую под ногами отвратительную жижу -- вот и мерещится теперь всякая дрянь? Да нет, не очень-то похоже, плечо вон еще как болит. Я пошевелил им в тот момент, когда в воздухе появились странные пульсирующие круги. Они были почти прозрачными и точно такими, какие мне уже пришлось видеть один раз -- в номере Нижнетагильской гостиницы. При этом не было слышно ни звука.

Я молча наблюдал за кругами, но лишь до тех пор, пока они вдруг не замерли, а потом резко сошлись в одной точке. И из нее внезапно выпрыгнула чья-то размытая черная тень. Она, зависнув прямо в воздухе, сразу начала принимать облик большого цербера. Это загадочное действо напоминало то, что происходит с чернильными каплями, по воле случая, оказавшимися в воде. Я пригляделся. Оказалось, что череп собаки был абсолютно голым -- на нем отсутствовал хоть какой-нибудь кожный покров. Глаза цербера вспыхнули так ярко, что я едва не выронил фонарь из рук. Внезапно что-то заскрипело и собака, разметав в разные стороны фонтаны брызг, приземлилась прямо в вонючую жижу.

Коснувшись лапами дна, она застыла на месте и, глядя в мою сторону, отчаянно завыла. Не понятно почему, но я совсем забыл об оружии. А такое со мной вообще никогда еще не происходило. Руки сами собой вдруг опустились, но когда чемоданчик плюхнулся в жижу, я как по мановению волшебной палочки будто сразу воспрял ото сна.

Собака не двигалась и я, едва наклонившись, осторожно поднял чемоданчик. Другая рука все это время была вытянута вперед, а ствол того и ждал, чтобы я позволил ему изрыгнуть хороший заряд в эту мерзкую тварь. Из раскрытой пасти стекала липкая белая слюна. И мне было противно видеть, как она падает в жижу -- ведь я стоял как раз против течения. Исчадье ада внезапно словно ожило -- громко зарычав, и, вздыбив холку, оно прыгнуло прямо на стену. А спустя какие-то секунды цербер стал ползти по ней в мою сторону. Если эта тварь не галлюцинация, подумал я, то она будет многим опаснее Кубинца. И ведь ничего, сволочь, не придумала лучше, чем сожрать не кого-то другого, а именно меня. Я посветил фонариком назад. Можно попытаться вернуться туда, откуда пришел, но охранники...

Собачий рык приближался и вместе с ним рос силуэт цербера. Я, немного отступив, посветил в сторону -- кажется, там была развилка. Ведь я точно видел ее, когда шел. Но была ли? Была-была! Желтый луч сразу ткнулся в облезлые мокрые доски. Это был ящик -- я пригляделся -- и не один, а целая баррикада из ящиков. От времени деревянная стена покосилась и можно было разглядеть, что с другой стороны есть пустое пространство. Помнится, когда мы с Ирой и Женей шли по канализации, то едва не перепутали главный коридор с каким-то еще. Точно, там тоже была развилка. Значит, можно попытаться добраться до ящиков и если только хватит сил, убежать от этой гадины по другому коридору. Желтое пятно скользнуло по доскам справа налево, а потом в обратную сторону. Доски почти сгнили, подумал я, решив, во что бы то ни стало прорываться к выходу по второму коридору.

Когда же от цербера до меня осталось не больше пары метров, я ринулся к баррикаде. Бежать по жиже, доходящей до щиколоток, было очень тяжело. Если бы здесь текла обычная вода, то я, скорее всего, ее даже не заметил. Но та дрянь, которая пропитала всю одежду насквозь по составу напоминала чуть подтаявший студень. И это в моем положении было просто ужасным. Но я все таки бежал, помня лишь об адской твари, чье тяжелое дыхание было очень хорошо слышно под низким потолком. Заметив большую дыру и, вытянув вперед собой руку с фонариком, я пригнулся и проскочил в нее. Позади что-то затрещало -- видимо, случайно зацепил ящики и они наверняка уж повалились. Дышать почему-то вдруг стало труднее. Я едва не оступился и желтое пятнышко от фонаря сразу же заметалось по стенам.

Изредка я оборачивался и всякий раз замечал то уменьшающийся, то увеличивающийся силуэт собаки, преследующей меня буквально по пятам. Цербер иногда останавливался и сразу прыгал с одной стены на другую. А, падая на частых поворотах в жижу, резко выскакивал из нее и, словно паук, мгновенно оказывался прямо на потолке. Я очутился в очень длинном коридоре. Всюду был разлит все тот же отвратительный студень и только по центру пролегала узкая дорожка из колотого кирпича. Я обернулся -- цербер, видимо, отстал. Но кажущееся спокойствие едва не стоило мне жизни.

Ящики с треском разлетелись в разные стороны -- с потолка посыпались штукатурка и пыль. Мне пришлось даже отпрыгнуть к стене и закрыть глаза. Когда же они вновь увидели свет, появившийся не весть откуда цербер, резво прыгнув на дорожку и встав на задние лапы, дико зарычал. Мощная челюсть несколько раз лязгнула, а вспыхнувшие странным светом глаза уставились прямо на меня.

-- Д ь я в о л, -- прошептал я, направив оружие на собаку и взглянув в ту сторону, куда вел коридор.

Цербер отстал вновь, но только после того, как я пальнул из "Гримма". Правда, выстрел вышел не очень-то удачным и даже довольно странным, но какой получился -- такой уж получился. Я целился собаке в лоб... Когда же, указательный палец вдавил курок до максимума, в воздухе появился пульсирующий круг и заряд, срикошетив от него, ушел резко вниз. Все задрожало, послышался жуткий треск. Дорожка мгновенно вздыбилась и эта тварь вместе с острыми осколками кирпича отлетела далеко назад. И я, не раздумывая, ринулся на выход.

Вскоре коридор сильно сузился -- метров до полутора, не больше, а дорожки, по которой я бежал, вдруг не стало -- она будто испарилась совсем. Впереди была только противная густая жижа, от вида которой можно было разве что проблеваться. Обернувшись, я заметил цербера -- он по прежнему прыгал со стены на стену, изредка появлялся на полу и приближался ко мне со стремительной скоростью. И когда собака оказалась совсем рядом, коридор -- милостью божьей -- раздвоился. Мне осталось положиться лишь на расположение матери Фортуны и я выбрал правый коридор. Но мог ли я в ту минуту знать, что ожидает меня дальше?!..

В конце коридора с огромной скоростью вращались стальные лопасти гигантского вентилятора, а за ними брезжил ослепительно-яркий свет. Вот он -- выход, решил я, разглядев край голубого в облаках неба и шевелящуюся на ветру высокую траву. Вот она -- свобода! Но до нее сейчас, пожалуй, будет дальше, чем до Аватара. Когда взгляд мой случайно упал на острые края лопастей, все мое тело вдруг заныло от боли. Я живо и во всех красках представил, как лопасти бьют меня по черепу, рукам и ногам, по спине -- цинично кромсают всего меня на куски, и повсюду видна только кровь-кровь-кровь и ничего кроме нее. Можно, конечно, попытаться выстрелить по лопастям, но скорость, с которой они вращаются, слишком большая. Есть вероятность, склеить ласты благодаря осколкам, когда те полетят во все стороны по совершенно немыслимым траекториям.

Раздался собачий рык и я резко обернулся, выставив перед собой оружие. Цербер, слегка поджав лапы, вытянув шею и сильно обнажив белые клыки, стоял метрах в трех от меня. Я видел его лысую башку, огненно-красные глаза и слюну, стекающую, как сгущенное молоко по абсолютно гладкой челюсти. Цербер вдруг замер -- глаза его закатились и он задрожал так, будто по его телу пропустили электрический ток. Я глядел на это и никак не мог понять, что происходит. Собака перестала дрожать в тот миг, когда над ней возникли все те же странные пульсирующие круги. Я осторожно попятился и вдруг оказался в неглубокой нише, прорубленной прямо в стене. Справа находилась небольшая панель с рубильником. Может, он отключает вентилятор? Я схватился за него рукой и надавил резко верх -- от себя. Но лопасти почему-то стали вращаться еще быстрее. Я сразу же опустил рубильник -- он вдруг с хрустом оторвался и оказался у меня в руке. Пульсирующие круги тем временем сошлись в один круг и он внезапно обратился в окутавший цербера молочно-белый туман. Ярко сверкнула молния и из тумана прямо в жижу упали две совершенно одинаковые собаки.

Этого просто не могло быть! Хотя бы потому, что не могло быть никогда. Я протер глаза, потом пригляделся и протер их снова -- и еще раз. Но нет, передо мной действительно стояли, оголив белые клыки, грозные создания и их холки совершенно неописуемо искрились. По шерсти будто гуляли слабые электрические разряды.

Молния сверкнула вновь, но ярче, чем это случилось ранее. Когда я решил открыть глаза, то понял, что церберов теперь стало ровно в два раза больше. Рука медленно поднялась, а указательный палец согнулся на курке -- нужно было стрелять прямо сейчас, не дожидаясь, пока собак станет еще больше. Внезапно надо мной что-то скрипнуло. Я попытался посветить наверх, но не успел -- церберы пошли на меня довольно плотной стеной. Сперва левого, потом правого -- он чуть ближе, решил я, выбирая цели, остальных позже. И все-таки они отличаются друг от друга -- этот немного выше в холке, а у того лапы толще -- других собак я не успел как следует рассмотреть. Твари остановились и слегка поджали лапы -- я решил, что готовятся к прыжку -- все сразу.

Церберы, дико зарычав, оттолкнулись лапами от пола. В этот самый момент кто-то схватил меня за рубашку и потянул резко вверх...

Флаэрон оторвался от земли -- только теперь я мог немного отдышаться и, постараться понять, что же произошло.

Рядом сидел -- как всегда крайне задумчивый и абсолютно спокойный -- Бэлл Бэллович Яхонтов. Каким образом ему удалось это сделать? Черт возьми, не понимаю... Я осторожно посмотрел в иллюминатор. Под фюзеляжем виднелась пологая крыша ангара, а рядом с ним суетились люди.

Это капитан Балто, определил я, а вот и его тупые деревянные солдаты. Сейчас они были очень крохотными и безобидными -- почти как муравьи. И при желании их можно было запросто придавить ногтем. Но зачем?!.. Ведь месть хороша только та, которая вершится вовремя. Упущенное же время очень часто действует на любую месть, как ластик на слабо выведенный карандашный штрих.

И тогда я воззрился на небо. Безоблачное -- оно сразу успокаивающе подействовало на меня. Мир мгновенно -- так мне по крайней мере сейчас показалось -- окрасился в прежние, ласкающие разум и душу цвета. Будто даже образы церберов напрочь стерлись из памяти. А, может, на самом деле их и не было? Может, они просто померещились мне? Дряни-то всякой вон как надышался, что ее запах даже до сих пор витает повсюду.

-- Держи, -- Бэлл Бэллович протянул мне бутылочку минеральной воды.

Я взял ее, осторожно отвинтил крышку и немного отпил. Вода была ледяная и у меня сразу запершило в горле.

-- Спасибо, -- поблагодарил я, все еще не осмеливаясь посмотреть в глаза моему спасителю.

-- Ярослав, -- он ткнул меня локтем в бок, -- может, я действительно сделал большую глупость, что отозвал тебя из отпуска?

Я молча пожал плечами. Бэлл Бэллович громко покашлял, а потом спросил:

-- Скажи, зачем тебе нужно было лезть в этот чертов ангар?

-- Кажется, вы об этом знали, -- очень тихо ответил я.

-- Да, ты предупреждал меня. Но это совсем не значит, что нужно пренебрегать элементарными мерами безопасности.

-- Извините, я не совсем понимаю, о чем вы...

Ну теперь мне и сам бог велел повернуться к нему лицом. Я слишком сильно уважал Гензека как отличного профессионала и как очень чуткого человека. Так что строить из себя обиженного на всех и вся сейчас было просто глупо.

-- Не понимаешь? Это очень плохо! -- Гензек тяжело вздохнул. -- Сдается мне, ты начинаешь терять квалификацию.

-- Я бы так не сказал.

-- Тогда ответь вот на какой вопрос. Неужели ты не мог предположить, что начальник охраны не позволит себе проверить, кто ты самом деле и с какой целью прибыл?

-- Я знаю, он проверял...

-- Нет, это он при тебе делал вид, что проверял. А потом раззвонил по всем инстанциям о внеочередной инспекции. Скажи спасибо, что один из его запросов попал в мои руки. А то ведь лежал бы сейчас с дырой во лбу... Если бы лежал, конечно...

Балто сукин сын таки отзвонился куда следует, поэтому-то я и не люблю большинство военных -- сволочи ведь. Значит, удостоверение с самого начала его интересовало, как попугая ласты.

Гензек забрал у меня минералку, поглядел в потолок и отпил немного. Потом он посмотрел на меня и с назиданием произнес:

-- Надеюсь, ты не будешь против, если отсидишься до завтра у себя дома?

Ну и что все это значит? Сидеть дома и ждать вылета на Аватар, когда накопилось столько вопросов? Это же глупо и потом, не увязывается с принципами ведения дел.

-- Бэлл Бэллович, а как же кодекс? -- резонно спросил я.

Гензек почесал в затылке и, поморщившись, небрежно ответил:

-- Кажется, это именно тот редкий случай, когда можно пренебречь им. Твоя задача -- найти и уничтожить Антониуса Квайда. Других задач я перед тобой не ставил! Если не прав, пожалуйста, поправь меня.

-- Но ведь...

-- Помолчи чуток. Ты и так много чего о нем узнал. И мне кажется, что имеющейся информации вполне достаточно. Так что отсидись до завтра и лети себе спокойно на Аватар. Я же к тому времени постараюсь все уладить.

-- Получится ли?

Гензек посмотрел на меня, и по его взгляду я сразу понял, что этот вопрос показался ему по меньшей мере странным. Действительно, на свете не существовало ничего такого, что не мог бы уладить, утрясти и спрессовать руководитель Службы Безопасности Цивилизации Землян.

-- Я тебя совсем не понимаю. Что значит получится? -- поинтересовался Бэлл Бэллович, сильно сжав в руке бутылку с минеральной водой -- она слегка захрустела в его ладони.

Тут-то мне и пришлось рассказать Гензеку обо всем, что удалось надыбать в информхранилище Самаркандского интерната -- даже немного больше.

-- Мне нужно знать, известно ли вам что-нибудь о проекте "БЛИЗНЕЦЫ" и о человеке по имени Кубинец? -- спросил я, сразу после того, как поставил в рассказе последнюю точку.

Гензек задумался и, похоже, основательно. Это было видно по его глазам -- они сейчас не горели, как прежде. А их уголки сузились так сильно, что, казалось, Гензека терзают какие-то смутные сомнения. Правда, совсем не понятно, в чем же он сомневался? Мне оставалось теперь только дождаться ответа. И каким бы он ни был, я уже решил не лететь на Аватар до тех пор, пока основательно во всем не разберусь. Конечно, за нарушение приказа руководителя СБЦЗ можно запросто под фанфары со службы вылететь -- а то и на каторгу загреметь под звон кандалов! -- но у меня уже созрел кое-какой план. Для его осуществления мне нужно было сегодня же встретиться с Ирой и Женькой.

-- Да, мне кое-что известно о проекте "БЛИЗНЕЦЫ" и о Кубинце тоже, -- наконец произнес Гензек, и эти его слова подтвердили абсолютно все мои предположения, которые я сделал до этой встречи.

-- Подробнее можно? -- я повернулся к Гензеку и придирчиво взглянул ему прямо в глаза.

Гензек вытянул ноги, неторопливо пожевал губы и, скосив взгляд на иллюминатор, сказал:

-- Конечно, можно. Но нужно ли?

-- Еще как! Просто мне почему-то кажется, что приговор, вынесенный Квайда, слишком... жесткий.

Гензек вдруг сразу изменился. Он резко повернулся ко мне и, значительно повысив голос, воскликнул:

-- Приговор, вынесенный Антониусу Квайда, справедливый. И он -- н а п о м н ю -- не обсуждается!

Нужно было срочно сменить гнев Гензека на его милость ко мне, и я очень тихим голосом произнес:

-- Прекрасно понимаю, но Квайда, скорее, жертва, чем преступник. В его действиях нет ничего такого, за что можно было бы схлопотать смертный приговор.

-- Есть, -- отрезал Бэлл Бэллович, -- просто ты многого не знаешь. Будь на твоем месте кто-то другой, я немедленно снял бы с него все полномочия и без суда и следствия отдал под трибунал. К тебе же я испытываю некоторую симпатию -- ты лучший из лучших, потому сделаю поблажку.

-- Понимаю, но ведь задача любого из нас -- тщательный разбор преступления и лишь потом -- исполнение приговора. Вот на основе той информации, которой обладаю я и сделал такой смелый вывод.

Гензек помолчал немного, а потом сдался, сказав уже спокойным голосом:

-- Хорошо, но я знаю слишком мало...

Любопытная информация о планете Аватар-11

Планета Аватар-11 была открыта 30 августа 2053 года. Это произошло почти по роковому стечению обстоятельств.

Исследовательский корабль, приписанный к Школе Внешней Разведки под названием "Зорро-XXX" вышел в далекий космос. Это была довольно приличная по ходовым характеристикам, но очень слабая с точки зрения защиты тренировочная машина. На борту корабля находилась совсем небольшая команда, состоящая всего из нескольких пилотов, Инструктора ШВР и трех курсантов последнего года обучения. Выполняемая задача не имела никаких излишеств. Корабль должен был выйти за пределы Цивилизации Землян, пролететь вблизи двух-трех неизведанных планет, доложить на базу ШВР о выполнении задачи и вернуться назад. Для курсантов -- во время обучения в Школе Внешней Разведки они имели только позывные! -- это задание было последним перед выпуском. После этого ребята должны были собственными зубами куснуть все тяготы и лишения воинской службы.

Спустя час после старта с базы ШВР на Юпитере Инструктор Джалябов приказал курсантам срочно -- для инструктажа и вечерней поверки -- подняться в рубку. Выпускники вошли в небольшое помещение и молча выстроились в совсем крохотную шеренгу. Инструктор -- полковник -- внимательно посмотрел на будущих офицеров и достал блокнот.

-- Поверку проведем прямо сейчас, а инструктаж после ужина, -- сказал он, делая какие-то пометки на бумаге.

Стоящий в центре шеренги курчавый широкоплечий выпускник посмотрел на сослуживцев, подмигнул каждому по очереди и вдруг громко спросил:

-- Гражданин полковник, -- Джалябов даже головы не поднял, продолжая что-то писать в блокноте, -- разрешите вопрос?

-- Ваш позывной, курсант?

-- Кубинец, гражданин полковник, -- ответил юноша, чеканя произношение каждой буквы.

-- Ну, раз так, то все я с н о, -- произнес Инструктор, сразу вспомнив, что именно этот курсант считался, пожалуй, самым неуправляемым в Школе Внешней Разведки. -- Мне кое-что рассказывали о вас, Кубистос.

-- Никак нет! Кубинец, гражданин полковник, -- поправил Инструктора молодой человек.

Джалябов сразу отвлекся от писанины и взглянул на выпускника так, как смотрит на опостылевшее чадо ссучившаяся мачеха. Его и без того вытянутое лицо вытянулось еще сильнее, а глаза заискрились ярче новогодних бенгальских огней.

-- Здесь -- на корабле -- ко мне следует обращаться только по должности, а не по званию. Это нужно повторять?

-- Никак нет, гражданин полковник! -- хором ответили выпускники.

Лицо Инструктора сразу стало багровым от злости. Он выставил вперед нижнюю челюсть и, как какой-нибудь отпетый тиран-самодержец скрестил на груди руки.

-- Курсант Кубинец, три наряда вне очереди! Все это время будете заниматься вылизыванием гальюна. Доложите ваши позывные, -- полковник посмотрел на других выпускников.

Высокий, но очень худой парень, стоящий по правую руку от Кубинца сразу ответил:

-- Мавританец, гражданин, -- он немного замялся, -- И н с т р у к т о р.

А стоящий слева -- малого роста, но крепкого торса юноша -- после сокурсника произнес:

-- Навахо, гражданин Инструктор!

Полковник сразу заметно повеселел -- багровый оттенок кожи самым фантастическим образом превратился в почти розовый. Глаза его перестали неуправляемо искрить и он мгновенно сменил свой гневный полковничий пыл на штиль привычной человеческой речи.

-- То-то, граждане к у р с а н т ы! Давно бы так. Это вам не гражданка, где каждый патлатый дебил норовит сморозить какую-нибудь хрень. Это армия и вы должны говорить только то, что стоит говорить. А делать, соответственно, все, что в уставе прописано простым, но в тоже время, самым правильным и понятным даже для имбецилов языком. Усекли?

-- Так точно, гражданин Инструктор, -- в унисон ответили выпускники.

-- Курсант Кубинец, так о чем вы хотели меня спросить? -- полковник буквально ввинтил свой взгляд в курчавого юношу.

-- Гражданин Инструктор, это, скорее, не вопрос, а уточнение.

-- В армии безосновательно не тормозят, а то в бампер -- то есть в жопу -- кто-нибудь обязательно впаяется. У т о ч н я й т е...

-- Есть! Вы сказали, что сначала будет поверка, а время инструктажа наступит только после ужина. Но это совсем не по уставу.

У полковника Джалябова от такой несказанной наглости даже опустились руки. Около минуты он ничего не мог сказать, но потом из его уст вырвался импровизированная цитата из устава Службы Внешней Разведки.

-- Устав, курсант Кубинец, -- это всего лишь свод правил. Его должны придерживаться все, но если того требуют обстоятельства, толкование устава может быть изменено. Но только по желанию командира. Теперь понятно?!..

-- Так точно! -- ответили все выпускники.

-- Вам и вам, -- Инструктор хищно зыркнул вначале на курсанта Навахо, а потом на худого, как щепка Мавританца, -- я сейчас вообще не позволял хайло разевать. Вопрос был задан только курсанту Кубинцу. Так вот, сейчас будет вечерняя поверка, потом ужин, а сразу за ним -- инструктаж. Что-то еще хотите спросить, граждане курсанты?

Вопросов не было, да и в проверке уже, собственно, необходимость отпала. Так что Инструктор скоренько дал команду разойтись и приказал быть всем на камбузе ровно через пять минут.

Следующие сутки полета случилось очень напряженным. Ровно в 5:47:34 по Земному времени радары тренировочного судна "Зорро-XXX" засекли неизвестный корабль идущий параллельным курсом. Это произошло в непосредственной близости от гиперскоростной платформы, стартовав с которой можно было очутиться, как в любой обитаемой части галактики, так и далеко за ее пределами. Странно, но команде учебного судна не удалось обнаружить никакого боевого охранения платформы. А такого просто не могло быть, ведь охрана подобных объектов ведется непрерывно. Капитан приказал срочно связаться с юпитерианской базой ШВР, но радиосвязь в этот момент по совершенно необъяснимым причинам отсутствовала.

Странный корабль, сблизившись с "Зорро-ХХХ" до минимального расстояния, внезапно подал сигнал бедствия. Ситуация осложнялась еще и тем, что аварийную машину не удалось классифицировать. Атласы и справочники -- даже новейшие! -- содержали самую скудную информацию по данному типу космических странников. Но было совершенно очевидно, что этот корабль боевой.

Кубинец проснулся от жуткого звона -- трещал механический молоточек, умело спрятанный под железным колпаком каютных склянок. Молодой человек медленно открыл один глаз и сразу увидел моргающую красным лампочку, находящуюся совсем рядом со склянками.

-- Какого черта? -- нервно сказал он, не желая даже под предлогом расстрела высовывать носа из-под нагретого одеяла. -- Даже в космосе нет ни сна, ни покоя. Очумели что ли?

Внезапно ожил динамик громкоговорящей корабельной связи -- говорил полковник Джалябов. Вернее, даже не говорил, а как-то слишком механически выговаривал по слогам:

-- Всем курсантам ШВР приказываю немедленно явиться в рубку. Время на сборы минимальное -- три минуты! А вас, курсант Кубинец, я жду в рубке ровно через две минуты.

Кубинец, вспомнив, что до подъема еще около двух часов, резко откинул одеяло, сел и, выставив вверх средний палец, язвительно пробурчал:

-- Вот уж хрен тебе, пердун старый! Катись ты со своей тревогой колбаской по малой траектории.

Но кто-то постучал в дверь. После чего до Кубинца донеслись возгласы сокурсников:

-- Хорош спать, -- взволнованно кричал Мавританец, -- тут такие дела, а ты все сопишь и попердываешь спокойно!

Навахо старался не отставать от товарища:

-- А-ну отрывай жопу от кровати и скорее вали в рубку.

Кубинец, схватив подушку, запустил ею в дверь, крикнув при этом:

-- Да идите вы в гузно, табуретки ходячие!

Ребята недолго помолчали, а потом кто-то из них снова постучал в дверь. И Кубинцу ничего не оставалось делать, как встать и, пошлепав босыми ногами по холодной железной решетке пола, открыть дверь. Увидев стоящих на пороге сокурсников, он грязно выругался. Мавританец же, выслушав многоэтажье нецензурной брани, отвернулся и как бы нечаянно бросил:

-- Ну, как скажешь, братуха. Только потом не свисти, что мы не предупреждали тебя о корсарах...

Полусонное состояние, в котором до сих пор пребывал самый неуправляемый курсант ШВР, вдруг куда-то и совершенно бесследно исчезло.

-- К о р с а р ы?!.. -- спросил Кубинец. -- С какого, блин, перепугу?

Сокурсники посмотрели вначале друг на друга, а потом на стоящего в одних трусах Кубинца. Они были абсолютно правы: лишь только что-то особенно интересное могло привлечь его внимание.

-- Да хрен их знает, -- тихо сказал Мавританец, -- но то, что это именно они нет никаких сомнений.

-- Я сам слышал -- корсары, -- добавил Навахо, взгляд которого был все еще немного сонным. -- Так что ноги в руки и в рубку. Кстати, мы уже давно должны быть там.

Ребята побежали по коридору, а Кубинец, хлопнув дверью, стал натягивать на себя форму. Время действительно поджимало и его никак нельзя было растрачивать попусту.

Кондиционер пол часа назад самопроизвольно отключился и в рубке сразу стало очень душно. Экран корабельного компьютера в буквальном смысле слова кишел страшными посланиями, которые мелкой крошкой все время сыпались с аварийного судна: "S O S, мы терпим бедствие!", "S O S, мы нуждаемся в вашей помощи. Спасите нас!", "S O S, еще немного и нас невозможно будет спасти! Помогите, пожалуйста, помогите нам!".

Капитан "Зорро-ХХХ" сидел перед экраном и быстро перебирал пальцами кнопки, находящиеся на компьютерной консоли. Полковник ходил перед шеренгой выпускников взад-вперед и, заглядывая каждому курсанту прямо в глаза, назидательного и строго говорил:

-- Итак, это не учение, курсанты! Вы это должны понимать.

-- Так точно, гражданин Инструктор! Понимаем! -- отзывался разноголосый хор выпускников.

-- Вы не раз отрабатывали подобные ситуации на тренажерах и в классах по тактическим занятиям. Замечу: корабль до сих пор так и не удалось классифицировать. Но это еще не вся беда, курсанты. В этом квадрате мы одни -- охрана гиперскоростной платформы не обнаружена. Считайте, обстановка приравнивается к боевой.

-- Гражданин Инструктор, разрешите вопрос? -- спросил Кубинец.

Полковник сильно надул щеки и, выпучив глаза, язвительно сказал:

-- Опять вы?!..

-- Так точно, я!

-- Хорошо, задавайте. Но только по существу. У нас нет времени разводить мандали.

Полковник впервые за время полета поднял белый флаг. И перед кем? Перед прыщавым пацаном, который совсем скоро нацепит на свои плечи лейтенантские погоны и станет командовать легионами.

-- Есть! Это, правда, корсары? -- Кубинец сильно вытянул шею и поглядел на экран корабельного компьютера.

-- Совершенно верно. В этом квадрате уже случались подобные инциденты. И как вы понимаете все они были связаны именно с корсарами. Совсем недавно исчезли два тренировочных катера и один исследовательский корабль. Проанализировав ситуацию с исчезновением охраны, мы пришли к выводу, что имеет место хорошо спланированная диверсия.

-- Ваш командир абсолютно прав, -- добавил капитан, отстранившись от экрана. -- Мы хотели выйти на связь с базой, но... ничего не вышло. На борту этого корабля включены как минимум две мощные глушилки.

Полковник Джалябов покачал головой и, выставив вверх указательный палец, произнес:

-- Хватит демагогии. Капитан, курсантская команда готова. Что у нас с оружием?

-- На борту "Зорро" имеется всего три "Брекера", пара ножей и все...

-- Ну-у, это вообще просто звиздец какой-то, -- Инструктор зыркнул на выпускников и те сразу переглянулись. -- Мавританец.

-- Я, гражданин Инструктор, -- отозвался высокий и очень худой выпускник.

-- Немедленно отправляйтесь в отсек вооружений и боевого имущества.

-- Есть! -- Мавританец, отдав честь полковнику, сразу удалился из рубки.

-- Курсант Кубинец и вы, Навахо, останетесь пока здесь. Навахо старший. Что там, капитан?

-- Сейчас проверим, -- послышалось перестукивание клавиш. -- Судя по маневру, осмелюсь предположить, что корсары готовят свой корабль к швартовке.

Инструктор Джалябов подошел к капитану, взглянул на экран, а потом сказал:

-- Граждане курсанты, будем действовать по обстановке -- р а з о й д и с ь.

Кубинец и Навахо сразу заняли свободные кресла у стены.

-- Что вы собираетесь делать? -- спросил, не отрывая взгляда от экрана, капитан корабля.

-- У нас нет выбора, так что пусть себе спокойно швартуются. Нам же останется выбрать удобный момент, и мы перебьем этих уродов к чертовой матери. Моим головорезам, -- полковник глянул на курсантов, -- только дай волю и оружие помощнее, так они и сатане жопу на тряпки разорвут.

-- Но у нас всего три "Брекера". Ножи не в счет, конечно. Этого оружия слишком мало, -- рассуждал капитан вслух, -- ведь мы не знаем сколько там корсаров. Или вам так не кажется?

-- Когда жизнь висит на волоске, то и простая вилка превращается в оружие возмездия, -- усмехнулся Инструктор.

На экране всплыла ярко-красная надпись "Алерт! Алерт!" и рубка на несколько секунд погрузилась в полную тишину. Все глядели на упреждающую надпись и боялись что-либо сказать.

-- Они выдвинули захваты -- швартуются, -- воскликнул капитан корабля.

-- Немедленно отправьте сообщение о том, что мы готовы помочь им, -- сощурив глаза, сказал полковник.

-- Но гражданин Инструктор... А если там эпидемия?

Надпись внезапно пропала, а ее место тут же заняло изображение, передаваемое телекамерой корсарского судна. Курсанты, капитан "Зорро" и полковник увидели невысокого роста человека, худого до полного безобразия и с банданой, натянутой на лысый череп почти до самых бровей.

-- Сдавайтесь, -- сказал он грубым голосом. -- Боб Веласкес и Крис Такер -- срочно в трюм. Джимм Бэдлоу и Яд Жакоб -- займите оборону у шлюза. И смотрите, чтобы из этой задницы ни один глист не выполз! Папуа Бобс со своим отделением остается здесь.

Курсанты посмотрели друг на друга, а капитан "Зорро", поглядывая на полковника, спросил:

-- Простите, это захват?

Лысого корсара от переизбытка злобы даже передернуло. Его густые брови вдруг шевельнулись и он отвратительно фыркнул.

-- Тупой пассивный педераст, неужели ты решил, что я собираюсь провести с тобой хорошенький уик-энд? -- корсар громко засмеялся -- Кто капитан?

-- Я, -- неожиданно ответил самый неуправляемый курсант ШВР. И полковник тут же посмотрел на него, но лишь искоса.

-- Ептыть, придурок, чего ж ты тогда как муфлон одет?

Кубинец встал и, подойдя вплотную к экрану, нахально улыбнулся.

-- Переодеться не успел -- только что из спортивного зала. Капитан Кубинец, а как ваше имя?

-- Генрих Молитор, -- корсар поджал губы и прищурил глаза, -- капитан "Кровавого Рассвета". Хотите знать причину захвата?

-- А такая разве есть?

-- Да ты какой-то слишком умный дурак, капитан Кубинец, -- насмешливо отозвался корсар.

-- Какой уж есть, -- выпускник ШВР пожал плечами, -- Хочу предупредить вас, чтобы не было иллюзий, на борту "Зорро-ХХХ" нет ничего такого, что могло бы вас заинтересовать. Мы не торговое и не прогулочное судно.

Корсар немедленно покачал головой и положил ноги перед телекамерой так, что все сразу увидели рисунок на подошвах.

-- Мне ли не знать. Бравые сральники из охраны платформы все о вас рассказали. Кстати, в подробностях.

-- Они живы? -- поинтересовался полковник, поглядывая на настоящего капитана "Зорро-ХХХ", который все это время молча сидел в своем кресле.

-- Ни один не уцелел. А ты еще кто такой? -- с пренебрежением спросил корсар.

-- Он? -- Кубинец покрутил головой. -- Старший помощник Джалябов.

Инструктор, хотя и не очень-то довольно, но все же кивнул.

-- Это ты молодец, -- прошептал он, -- только от меня далеко не отходи. И вы, капитан, не выпячивайтесь лишний раз.

Генрих Молитор убрал ноги со стола и, глянув куда-то сторону, сказал:

-- Я знаю, что с вашего корабля ничего -- как с гандона в упаковке -- не возьмешь.

-- Тогда зачем весь этот маскарад? -- спросил Кубинец, искоса поглядывая на Инструктора -- тот одобрительно кивнул. А стало быть, принял все условия игры.

Корсар достал толстую сигару, мастерски отчекрыжил от нее один конец и смачно закурил.

-- Нам не хватит мощностей для одного очень важного дела. И если вы хотите остаться в живых, вам придется сдаться. В противном случае мои люди перебьют всех, кто находится на борту вашего корабля. Суть ясна?

-- Не совсем. Что это за дело такое, ради которого нужно было захватывать нас? -- поинтересовался настоящий капитан "Зорро-ХХХ".

-- Одного не понимаю, почему каждый говноляп, попав в открытый космос, сразу начинает мнить из себя звездного волка?

-- Это наш штурман, -- пояснил Кубинец.

-- Штурман?!.. Ну тогда другое дело, -- экран на несколько секунд заволокло дымом. -- Пригодится! Так на чем остановимся?

Выпускник посмотрел вначале на полковника, потом на настоящего капитана корабля и в самую последнюю очередь на Навахо, который все это время сидел в кресле у стены.

-- Второй вариант не входит в наши планы, -- со вздохом ответил Кубинец.

-- Отлично, -- Генрих Молитор улыбнулся и бросил сигару на пол. -- Но хочу предупредить: на борту "Кровавого Рассвета" находится полторы тонны "TNT-13". Я надеюсь, вам не нужно объяснять, что это такое?

Естественно, подумал Кубинец, сразу вспомнив курс взрывного дела -- "TNT-13" на тот момент считалась самой мощной взрывчаткой, которую применяли исключительно в военных целях.

Внезапно открылась дверь и все -- кто находился в рубке -- обернулись. Но корсар так и не увидел стоящего на пороге с большим оружейным ящиком Мавританца. Дело в том, что вход в рубку находился в так называемой мертвой зоне и камера просто не передавала изображение на экран корсарского судна. Полковник опустил руку и подсказал жестами, чтобы Мавританец сначала где-нибудь спрятал ящик и только потом входил. Курсант, незаметно взглянув на экран, сразу сообразил в чем дело и немедленно скрылся в темноте коридора -- и все сразу повернулись к экрану.

-- Не советую мухлевать! -- рявкнул корсар. -- Мои люди у шлюза и они в любой момент разнесут его к ядреной матери. Потом они схватят вас и перережут глотки. Хотя, может просто выбросят в открытый космос -- я тут плохой советчик.

-- Это был один из членов экипажа, -- успокоил Молитора настоящий капитан корабля.

-- Сейчас же прикажите всей команде собралась в рубке, иначе...

Кубинец, немного пригнувшись и, вытянув вперед руку, совершенно спокойным голосом сказал:

-- Успокойтесь, капитан, вся команда будет здесь через несколько минут.

Вскоре отделения Джимма Бэдлоу и Яда Жакоба с "Кровавого Рассвета" поднялись на борт захваченного корабля. Сопротивления -- как ранее и было обещано -- никто из команды "Зорро-ХХХ" не оказал. Корсары, оказавшись в рубке, внимательно осмотрели ее. А тот, что был ростом повыше, приказал:

-- Вы двое, -- он показал на Кубинца и полковника Джалябова, -- идете со мной. Капитан сказал, чтобы ты, Яд, со своими членовредителями оставался здесь. И моих можешь взять тоже.

Кубинец с полковником совсем скоро убедились в том, что на борту "Кровавого Рассвета" действительно находится большое количество "TNT-13". Взрывчатка -- упакованная в железные ящики и пластиковые бочки -- была почти везде -- в коридорах, переходах и даже на камбузе, который, кстати, очень сильно напоминал лазарет.

Выпускник Школы Внешней Разведки шел следом за Генрихом Молитором, а полковник Джалябов прямо перед рядовым корсаром, в руках которого было скорострельное плазменное ружье.

-- Нам придется стартовать в тандеме с гиперскоростной платформы, -- сказал капитан "Кровавого Рассвета".

-- Но почему? -- поинтересовался Джалябов.

-- Я уже говорил: у нашего корабля просто не хватит мощностей. Мы бы, конечно, захватили судно и помощнее вашего. Но о той планете, на которую собираемся лететь, знаем не только мы. Так что времени очень мало.

-- Если не секрет, -- спросил Кубинец, -- о какой планете вы все время говорите?

Генрих Молитор резко остановился и ему вдруг захотелось блеснуть кое-чем перед Кубинцем и старшим помощником с "Зорро-ХХХ". Такое иногда нужно делать, чтобы пленники четко представляли себе, с кем имеют дело. Корсар надменно улыбнулся и достал из кармана стеклянный шарик. Величиной он был с мяч для игры в пинг-понг, почти прозрачный и с легкими фиолетовыми разводами.

-- Что это? -- в унисон спросили пленники.

-- "Финтифлюшка", но очень странная. Я ее забрал у одного барыги, который вздумал торговаться со мной. Так эта хреновина оказалась у меня, а барыга тот уже давно сгнил в болоте Чесмы.

-- Подобных штуковин очень много, и все они странные, -- Инструктор Джалябов покачал головой и даже поморщился.

-- Да что ты понимаешь?!.. Это древняя навигационная карта. Она когда-то принадлежала Страйкерам. Смотрите, -- Генрих Молитор осторожно погладил шарик и из него выдвинулся маленький серебристый треножник, -- сейчас...

Как только шарик стал красным, из него вырвался яркий голубой луч. Спустя какое-то время он самым невероятным образом превратился в довольно большую полупрозрачную звездную карту.

-- Солнечная система, -- корсар коснулся зеленой точки и та мгновенно увеличилась. -- Можно даже сосчитать точное число астероидов в кольцах Сатурна.

-- А я что говорил -- ерунда какая-то, -- бросил полковник Джалябов.

Генрих Молитор злобно посмотрел на него, а потом надменно сказал:

-- Заткнись и смотри, что будет дальше, -- он провел указательным пальцем по окружности шарика и изображение звездной карты поменялось на совершенно другое. -- Мы находимся здесь -- на карте появилась уменьшенная во много раз копия гиперскоростной платформы -- а сразу после старта окажемся...

Полковник Джалябов -- а уж тем более выпускник ШВР -- об этом участке звездного неба абсолютно точно ничего не знали.

-- Аватар-11, -- корсар прихлопнул загадочный шарик и звездная карта вдруг исчезла. -- Эта планета, возможно, была первой и последней базой Страйкеров в нашей галактике. И я хочу во что бы то ни стало попасть на нее.

-- Не боишься? -- спросил Инструктор, прищурив глаза.

Генрих Молитор задумчиво покачал головой, а потом очень тихо сказал:

-- Это единственно, чего я боюсь. Поэтому вы до сих пор и живы. Аватар совсем не исследован, так что отдать богу души вы еще успеете.

Капитан корсаров, всю дорогу отдавал какие-то приказы и что-то постоянно говорил пленникам, но те его слов даже не слышали. Сейчас все их мысли были заняты планетой, на которой -- по словам Генриха Молитора -- некогда базировались Страйкеры. И ее -- благо, что так сложились обстоятельства -- действительно нужно было посетить. Но полет вместе с головорезами представлялся очень глупой и слишком опасной затеей -- корсары в любом случае никого не оставляют в живых.

Кубинец -- незаметно поглядывая на сутулую спину капитана Молитора -- представлял, как вонзает в нее кинжал, который ему успел передать Мавританец. Раз, и черная, как смоль рукоятка уже торчит между лопатками. Два, и Кубинец наносит мощный удар кулаком в спину. Три -- главарь корсаров неминуемо сгибается и он цинично бьет его коленом прямо под дых. Потом Кубинец обхватывает одной рукой шею капитана Молитора, другой -- хватает за голову -- трещат шейные позвонки...

-- Еще два поворота и будем на месте, -- заметил корсар, зайдя вместе с пленниками в очередной коридор.

Они прошли еще немного и оказались у массивной железной двери, за которой находилась рубка. Внутри было совсем душно и далеко не комфортно.

-- Вентиляция совсем ни к черту, -- капитан "Кровавого Рассвета" громко покашлял.

-- Ничего страшного, -- сказал полковник Джалябов, -- нам приходилось работать и в худших условиях. Уж поверь на слово.

Генрих Молитор кивнул, приказав пленникам занять свободные кресла, и сел в свое. Когда же экран бортового компьютера зажегся, капитан отвернулся и произнес:

-- Стартов... -- остаток фразы острой костью застрял у него в глотке. Это случилось в тот момент, когда капитан почувствовал холодок клинка, давящего на горло.

-- Даже не думай шевелиться, -- одними губами сказал курсант. -- И ты должен понимать почему.

Капитан "Кровавого Рассвета" было потянулся за ружьем, но тут же получил сильный удар в живот. Возникший перед капитаном -- как Джинн из бутылки -- полковник Джалябов разжал кулак.

-- Дебил, тебе же сказали не дергаться, -- бросил он, искоса взглянув на выпускника. -- Кубинец, я был о тебе плохого мнения.

-- А теперь осторожно встань и медленно подними грабли, -- курсант дождался, пока Инструктор заберет ружье и немного отступил назад. -- И так, чтобы нам были очень хорошо видны твои руки.

Полковник, повесив плазменное ружье на плечо, стал обыскивать Генриха Молитора. Оказалось, что оружия при нем не было и Кубинец сказал:

-- Сейчас ты позовешь того, кто стоит за дверью и отдашь приказ явиться всему экипажу на камбуз. И это... давай-ка сюда навигационную карту -- за сохранность ручаемся.

Инструктор рассмеялся, подошел к двери и осторожно заглянул в прозрачное окошечко.

-- Немедленно зови его, -- приказал он капитану и тот без промедления нажал на кнопку вызова охраны, находящуюся прямо под рукой.

В дверь тихонько постучали. Джалябов, подмигнув выпускнику, быстро отошел в сторону и притаился, словно богомол перед атакой.

-- Капитан, -- в рубке появился корсар-охранник, -- я вас слушаю!

Генрих Молитор, ничего не ответив, лишь поднял глаза к потолку и подумал о стоящем за спиной -- с кинжалом в руке -- Кубинце. Острый клинок буквально врезалось в шею -- наверняка, хватило бы легкого движения, чтобы выпускник ШВР одним взмахом руки перерезал ему глотку.

-- Тс-с, -- прошептал полковник, направив ствол плазменного ружья на мошну охраннику, -- и не вздумай орать, а то придется потом соскребать яйца с пола.

Корсар, оглядевшись, кивнул и без лишних вопросов отдал полковнику свое оружие. Потом он осторожно поднял руки и неуверенной походкой поплелся к капитану.

-- М о л и т о р, -- Инструктор направил ружья на корсаров, -- прикажи прямо сейчас своим людям сложить оружие и срочно явиться на камбуз. На это даем от силы минут пять. Чем быстрее это произойдет, тем скорее мы покинем борт этого сраного говнолета.

Капитан неодобрительно фыркнул, прищурил -- как изголодавшийся койот -- глаза и достал из кармана совсем малого размера радиостанцию. Он включил ее и медленно проговорил в микрофон:

-- Всем пройти на камбуз и оставить оружие... -- он вопрошающе посмотрел на полковника.

-- Пусть оставят его у двери камбуза, -- уточнил Джалябов.

-- Оружие оставьте у дверей камбуза и ждите дальнейших распоряжений.

-- Хороший бой, -- полковник только теперь решился отойти от стены, -- теперь вы оба -- к двери, потом... без фокусов -- наружу. Только не торопитесь, иначе вы трупы.

Корсары, переглянувшись, крайне осторожно подошли к двери и, открыв ее, вышли в коридор. Здесь было пусто и, казалось, что корабль со столь грозным названием вдруг вымер. Полковник бросил одно ружье Кубинцу и тот, ловко поймав его на лету, сразу заткнул кинжал за ремень.

-- Я вижу каждое твое движение, -- оружейный ствол тупо ткнулся капитану в затылок. -- Не дай-то боже... Понял?!..

И все направились к шлюзу -- Кубинец шел прямо за Молитором, полковник Джалябов отставал метра на два от идущего следом за курсантом охранника. Коридоры "Кровавого Рассвета" были беспардонно узкими -- приблизительно метра полтора в ширину и два с небольшим метра в высоту. Освещались они слишком бедненько -- слабыми галогенными лампами, спрятанными под толстым полупрозрачным пластиком, которым был застелен весь -- за редким исключением -- пол. К тому же -- как оказалось -- лампы эти находились друг от друга на почтительном расстоянии. И понятно, почему изредка приходилось идти почти на ощупь.

Извилистые кишки коридоров разделялись меж собой переборками -- довольно прочными железными решетками. И можно было предположить, что "Кровавый Рассвет" некогда был тюрьмой, а экипаж -- желая освободиться -- видимо, поднял бунт и перебил всю охрану. Двери кают -- а, вернее, камер -- были обиты трехслойным кевларом с энерго-титановым напылением, а узлы внутренней корабельной связи -- иногда встречающиеся по пути -- прятались под прозрачными круглыми колпаками. Генрих Молитор вдруг резко остановился.

-- Что такое? -- настороженно спросил Кубинец, и его палец тут же лег на курок плазменного ружья.

-- Нужно ввести код. Иначе сработает система безопасности -- тогда никто не покинет корабль, -- капитан показал на панельку, находящуюся в небольшой нише.

-- Ну, так вводи, -- сказал выпускник, в то время, как полковник Джалябов на всякий случай немного отступил назад.

Генрих Молитор кивнул и тут что-то скрипнуло. Инструктора ударили по голове чем-то тяжелым -- он даже не успел как следует среагировать. Перед глазами сразу все поплыло, голова жутко загудела, а ноги сами собой подкосились. И Джалябов понял, что начинает терять сознание. Корсар-охранник что-то громко выкрикнул и набросился на Кубинца, как пантера. Все перемешалось -- невозможно было понять, где находится пол и куда исчез потолок, и почему расстояние между стенами стало резко уменьшаться. Выпускник упал на спину и начал кататься по полу, уворачиваясь от ударов, которые с неистовством наносил охранник Молитора.

-- Быстрее, -- до ушей Кубинца донесся голос капитана корабля, -- вяжите обоих! Только пока не убивайте. Я сам придумаю для них смерть, я хочу, чтобы они мучались...

Полковник Джалябов -- лежа на холодном полу -- собрался с силами и осторожно приподнял голову. И тут же увидел две отвратительные рожи. Одна из них была Инструктору уже знакома -- капитан "Кровавого Рассвета" собственной персоной.

-- Да помогите же Комура. И надавайте, наконец, хорошенько этому у б л ю д к у по яйцам, -- прокричав это, Генрих Молитор отвернулся от Джалябова и тот решил действовать. Сразу и наверняка!

Молитора вдруг почему-то и очень резко отбросило к стене, а два других корсара, столкнувшись лбами, повалились на пол.

-- П и н д о с ы! -- во всю глотку заорал полковник, -- Что, ссыкуны, пропоносились?!..

Капитан Молитор попытался встать, но точный удар ногой в челюсть безапелляционно отправил его в нокаут. Он, хрипя, словно вепрь сполз по стене и закатил глаза. Сразу началась паника -- корсары заметались, как ошалелые тараканы. И совсем скоро в коридоре никого, кроме Кубинца с Инструктором, да трех избитых до обморочного состояния романтиков с большой дороги никого не было видно.

-- Гражданин Инструктор, -- выпускник был в восхищении, -- я поражен. У меня просто нет слов!

Полковник Джалябов, улыбнувшись, и, подняв с пола ружье, спокойно сказал:

-- Для тебя просто полковник. Знаешь, я ненавижу, когда дебилы вроде этих, -- он махнул рукой на корсаров, -- начинают качать права. Они -- говно, а раз говно -- то и в говне должны жить. Пусть теперь подыхают, суки позорные!

Инструктор заложил рядом с ящиками "TNT-13" детонаторы, которых имелось достаточно для того, чтобы разнести это гнездо в дребезги. Только после этого он и Кубинец решительно направились в сторону шлюза.

На борту "Зорро-ХХХ" их -- кроме корабельной команды -- поджидали оставленные Генрихом Молитором два отделения корсаров. Четырнадцать головорезов -- это совсем немного, конечно, но бой обещал быть не слабым. Ситуация осложнялась еще и тем, что ровно через три минуты от "Кровавого Рассвета" должно было остаться одно только название. Поэтому-то -- оказавшись на своем судне -- полковник Джалябов с Кубинцем решили сразу разделиться. Выпускник направился в рубку по главному коридору, Инструктор же решил добираться туда по вентиляционной шахте, находящейся уровнем ниже.

Кубинец -- держа наготове плазменную винтовку -- то и дело поглядывал на часы -- секундная стрелка приближала время взрыва. Сколько шагов было сделано им по пути к рубке выпускник знал точно, так как считал каждый -- двести двадцать три шага и дверь... Двести двадцать четвертый Кубинец сделал уже в рубке. Но -- к его удивлению -- внутри никого не оказалось. Корсары и команда "Зорро-ХХХ" исчезла. Что-то затрещало -- выпускник, сжав винтовку в руках, затаился у капитанского кресла.

Вентиляционная решетка сильно прогнулась и через секунду с грохотом упала на пол. Из отверстия, которое она закрывала, появилась взлохмаченная голова Инструктора -- он внимательно осмотрелся и ловко спрыгнул вниз.

-- Полковник, -- Кубинец встал и, опустив ружье, подошел к Джалябову, -- здесь никого нет.

-- Я и сам вижу, -- он бросил оружие на стол. -- Но, может, они в другом помещении?

-- Сомневаюсь, посмотрите на это, -- выпускник показал на большое темно-красное пятно на полу. -- Кровь, а вон еще. И еще!

Послышался вой сирены, а потом механический голос сказал:

-- Прошу занять свои места, минутный отсчет времени.

-- Вот дьявол, -- полковник сиганул в кресло капитана, -- сейчас начнется. Давай-давай, скорее!

-- Пятьдесят девять секунд до старта, пятьдесят восемь секунд, пятьдесят семь...

Кубинец сел в кресло старшего помощника и взглянул на Джалябова. Тот, уже успев пристегнуться ремнем, собрался было задать корабельному компьютеру какую-то команду, но вдруг вспыхнул экран. На нем появилось лицо капитана "Кровавого Рассвета".

-- П а с к у д ы, -- захрипел он, вытирая с подбородка кровь. -- Но ничего, мы с вами еще встретимся.

Полковник прищурил глаза, немного пригнул голову и с пренебрежением ответил:

-- На том свете, педераст!

Генрих Молитор зашелся от дикого хохота, постучал кулаками по столу и на экране сразу появилась совсем другая картинка. Джалябов с Кубинцем увидели капитана тренировочного судна, старпома, Мавританца и Навахо. Они лежали на полу, связанные по рукам и ногам -- возможно, были еще живы. Картинка потускнела и сменилось вновь -- на прежнюю.

-- Вы думали насадить меня, как сучонка... Но кого, спрашивается, насадили? -- капитан всунул в рот сигару и пустил несколько колец дыма. -- Сами себя и нае...

-- Сорок одна секунда до старта, сорок секунд, тридцать девять... -- время неминуемо и бесповоротно гасло.

-- Через пол минуты они подохнут. И вы -- если, конечно, останетесь в живых -- до самой смерти будете винить себя в их гибели.

Лицо полковника сразу все покрылось багровыми пятнами, а на лбу выступил пот. Он сжал -- до хруста костяшек -- кулаки и зажмурился.

-- Расстыковаться все равно не успеете, -- прошептал Генрих Молитор, и даже не поморщившись, затушил сигару о ладонь.

Полковник медленно открыл глаза и, глянув на выпускника, хотел было что-то сказать, но Кубинец опередил его:

-- Через пятнадцать секунд от их корабля ничего не останется. Слишком поздно. И если мы хотим жить...

Тьму окрасили -- в самые невероятные цвета -- две яркие вспышки. Одна -- подтверждение гибели "Кровавого Рассвета", другая...

Эта история так сильно меня потрясла, что я первым делом немного отпил уже теплой минералки и, повернувшись к Гензеку, спросил:

-- Бэлл Бэллович, извините, но откуда вам известны такие подробности?

Яхонтов привычно -- на этот раз совсем не долго -- пожевал губы и, посмотрев в иллюминатор, очень тихо ответил:

-- В это, конечно, трудно поверить, но я учился на одном курсе с Кубинцем.

Точно-точно, эх дурья моя башка! Я ведь совсем забыл, что Гензек тоже заканчивал Школу Внешней Разведки.

-- Не на одном ли курсе? -- уточнил я дабы отмести все сомнения.

-- Именно, кстати, ШВР мы закончили одновременно -- в один год.

-- З а к о н ч и л и?!.. -- удивился я.

Гензек покивал, скрестил пальцы на руках и очень серьезно посмотрел на меня.

-- Ему удалось вернуться. И не одному, как ты понимаешь.

-- Вместе с полковником?

-- Совершенно верно, -- он расцепил пальцы и опустил затылок на спинку кресла. -- Ровно через три месяца корабль "Зорро-ХХХ" появился в том же районе, где исчез. Охрана гиперскоростной платформы обследовала судно и, обнаружив на борту абсолютно здоровых людей, с первым же транспортом отправила их на Землю.

-- Это напоминает какую-то легенду, -- вздохнув, заметил я.

-- Именно! Она, наверное, до сих пор живет в курсантской среде. Так что правильно говорят, что любая легенда подает признаки жизни до тех пор, пока в нее хотя бы кто-то верит.

Но почему он мне обо всем этом раньше-то не рассказал? Посчитал не нужным? Наверное, все-таки нет -- в нашей работе важными считаются даже самые на первый взгляд несущественные детали. Эта же деталь имеет о ч е н ь большое значение. Тогда почему он молчал?

-- Как на самом деле звали Кубинца? -- спросил я, надеясь услышать самое, пожалуй, интересное.

-- Я уже, кажется, говорил, что мы имели только позывные.

-- Так что, вы не знали друг друга даже по именам?!.. -- сильно удивился я.

-- Представь себе, -- Гензек в одно мгновение уничтожил все мои надежды. -- Будущая служба во Внешней Разведке отдельный разговор. Так что нечему здесь удивляться.

-- А что было после возвращения на Землю?

-- Кубинец отсутствовал в ШВР еще примерно месяц, а потом был выпуск, -- Гензек замолчал, глядя в потолок.

-- Я правильно понимаю, что выпуск был уже в январе 2054 года?

-- Верно мыслишь.

Сейчас должно что-то проклюнуться, подумал я. Но поглядим...

-- Бэлл Бэллович, с Кубинцем что-то прояснилось. Спасибо. Но вы говорили, что обладаете полезной информацией о проекте "БЛИЗНЕЦЫ".

Яхонтов, услышав эти слова, улыбнулся, и я даже не сразу понял почему.

-- Не тешь себя надеждами. Мне известно только то, что проект "БЛИЗНЕЦЫ" стартовал в январе 2055 года. Это, пожалуй, все, Ярослав.

-- То есть, ровно через год после чудесного возвращения вашего сокурсника на Землю, -- заметил я.

-- Да, этот так, -- подтвердил Яхонтов.

-- Но неужели вы больше ничего не знаете?

-- Почему не знаю? -- Гензек пожал плечами и ухмыльнулся. -- Знаю, но совсем мало.

-- Тогда что? Расскажите, -- попросил я.

-- Кубинец попал по распределению в один из отделов Внешней Разведки.

-- Вот даже как?!.. Из пешек и сразу в дамки... Мастеровитый субъект...

-- Ему крупно повезло -- помог полковник Джалябов. Он был очень благодарен Кубинцу за то, что остался в живых -- вот и написал ходатайство директору школы. Тот в свою очередь не мог отказать лучшему Инструктору, орденоносцу и прочее-прочее-прочее. Через год же уже да -- стартовал не безызвестный проект "БЛИЗНЕЦЫ". Но о большем -- уволь! -- и не спрашивай, мне нечего добавить.

-- Понимаю. Тогда было бы полезно пообщаться с полковником Джалябовым.

-- З а ч е м?!.. -- поинтересовался Гензек.

-- Ну как же, Бэлл Бэллович, можно узнать хотя бы о том, что произошло после взрыва "Кровавого Рассвета". Ведь абсолютно не известно где они пропадали все это время. Не на Аватаре ли? А если так, то, возможно, мышиного короля именно они привезли на Землю.

-- Смелое предположение, но абсолютно глупая затея, -- сказал, точно отрезал Яхонтов.

-- Почему? -- не понял я.

-- Потому, что полковник Джалябов давно мертв, -- ответил Бэлл Бэллович. -- Он утонул. Всего несколько дней назад.

-- Случайно?

-- Нет, ему помогли. К ногам был привязан тяжелый груз. Но это еще не все. Криминалисты -- после того, как труп полковника подняли со дна реки -- насчитали на теле сорок пять ранений. Каждое из которых было смертельным. Джалябова будто разорвали на куски, а потом -- чтобы скрыть все улики -- утопили в реке.

-- А нашл...

-- Нет, убийцу не нашли, -- опередив мой вопрос, сказал Гензек. -- И бесполезно было искать. Потому, что Джалябова убил не человек.

Долгий вечер 20 июня 2088 года

-- В таком случае кто?!.. -- крайне удивленно спросил я.

Гензек пожал плечами, неспешно допил минеральную воду и, почесав обратной стороной ладони подбородок, сказал:

-- Криминалисты так и не нашли ответа на этот вопрос. Хотя, бились довольно долго -- почти целый год.

-- Как думаете, смерть связана с проектом "БЛИЗНЕЦЫ"? -- как бы нечаянно вопросил я.

-- Не знаю, -- Бэлл Бэллович положил руки ладонями на обивку кресла и закрыл глаза.

Вероятно, он действительно ничего больше не знает. Иначе бы, наверное, сказал.

-- Но почему вы раньше об этом молчали? -- с осторожностью спросил я.

Гензек медленно открыл один глаз и, едва повернув голову, пристально посмотрел на меня.

-- Мне ли тебе говорить, что все, связанное с Кубинцем и проектом "БЛИЗНЕЦЫ", очень дурно пахнет. Куда не глянь -- всюду смерть и полная разруха! А ты лучший из лучших. И я не могу себе позволить, чтобы когда-нибудь в мое кресло сел кто-то другой. Это неразумно. Согласен?

Но вместо ответа я -- даже сам того не желая -- вспылил:

-- При желании Кубинца можно прибрать к ногтю! Он что, бог что ли, чтобы ему все с рук сходило?

-- Безусловно, при желании прибрать к ногтю -- ты удачно выразился -- можно кого угодно. Но только не этого человека, -- вздохнув, удрученно сказал Гензек. -- У него большие связи. Думаешь, ты первый, кому такая идея пришла в голову? Желающие были и до тебя, но их тела давно сгнили в могилах. Так что сейчас я спокойно доставлю тебя до дома. Отдохнешь немного, примешь ванну, попьешь кофейку -- или чего-нибудь покрепче, сам решай -- и в путь. На Аватар! И, пожалуйста, прошу: забудь о Кубинце. Это может очень плохо кончиться...

Было уже пять часов вечера. До вылета на Аватар-11 оставались ровно сутки, а до даты предполагаемой смерти (22 июня!) Иры и ее супруга Евгения Тарасенко чуть больше того.

Гензек был как всегда прав. Моему телу прежде всего действительно требовался, пусть и не очень большой, но отдых. Я, вспомнив какой-то старинный детский стишок, открыл кран и стал наблюдать за тем, как вода наполняет ванну.

Дядя Степа утром рано
Быстро вскакивал с дивана,
Окна настежь открывал,
Душ холодный принимал.
Чистить зубы дядя Степа
Никогда не забывал.

Холодного душа, пожалуй, не надо, а вот окно, да -- не помешало бы открыть. Вечер сейчас слишком хорош, чтобы закупориваться в квартире и не вдыхать полной грудью его прохладу.

Большая Москва продолжала жить привычной и устаканенной за долгие годы жизнью. Все вокруг тренькало, жужжало, скрипело, сипело, шипело и даже изредка назойливо и торопливо позванивало. Запахи менялись, как перчатки у флерных дам из далекого прошлого. То пахло -- а я это чувствовал всеми фибрами души -- настоящей вечерней свежестью, то разило чем-то очень приторным или даже кислым. И как я раньше-то не замечал, что в этом гигантском бетонополисе по имени Земля чего-то не хватает? Как?!.. И чего именно не хватает, до сих пор было абсолютно неведомо мне. Но зато стало известно теперь.

Мы всегда мечтали о свободе -- я, Женька и Ира. Мы много говорили о ней, думали только о ней и желали, чтобы долгожданный миг освобождения когда-нибудь обязательно пришел. Мы надеялись, что получим полную свободу в тот день, когда покинем интернат и широко шагнем в Большую Жизнь. Но однажды по воле случая нам удалось узнать то, что свобода -- это своеобразная лента Мебиуса. А она -- известно -- не имеет ни начала и уж тем более конца. Тогда же мы и познали, что можем т е п л и т ь в глубинах душ своих только жалкую надежду на освобождение. Лишь теплить ее и никогда не получить такой, какой она представлялась нам все это время. И потом была Большая Жизнь...

Ира с Женькой пошли своей дорогой. А я -- так уж получилось -- вполз в эту жизнь своей тропой и теперь даже не понимаю, зачем. Может, стоило войти, как это сделали друзья? Они через два года сыграли свадьбу, я же выбрал ту тропку, по которой топаю до сих пор. И конца-края ей не видно. Гляжу я, гляжу, а вокруг только треньканье, жужжание, шипение, да какое-то очень странное позванивание. И во всем этом нет и упоминания о свободе. А как бы мне ее сейчас хотелось. Простой человеческой с в о б о д ы! И, пожалуй, ничего кроме нее.

Я вернулся в комнату, сел за стол и достал из кармана блокнот. Нужно было -- пока вода не наполнила ванну -- успеть записать кое-что очень важное... Вылет на Аватар откладывается, начирикал я, отметив эту запись пунктом номер один. Пункт второй, -- как спасти Иру и Женьку не в ущерб поискам Антониуса Квайда? Действительно, как?!.. Хотя, что здесь думать, решение-то уже давно найдено. Пункт третий, -- обязательно поговорить с Ирой и Женей. Я зачеркнул эту запись. Пункт третий, -- рассказать обо всем Ире и Женьке. Фразу "обо всем" мне пришлось несколько раз подчеркнуть. Так вернее, память-то вещь ненадежная! Четвертый пункт, -- предложить... Кому предложить? Предложить, продолжил было я, но вдруг пискнул голограммовизор. И блокнот пришлось немедленно убрать обратно в карман.

На экране появился Гензек. Интересно, с какой стати он решил выйти на связь? Ведь я дома и он уверен, что останусь здесь до завтра. Но уверен ли?!..

-- Ярослав, ты на месте? -- взволнованно спросил Бэлл Бэллович.

Я ответил, что да -- на месте, и что никуда не собираюсь выходить. Обещал ведь!

-- Это хорошо, -- Гензек немного успокоился. -- Вылетишь в строго назначенное время. -- Ты исполнительный человек.

-- А что случилось?

-- Ничего страшного. А звоню я так, для перестраховки. Кстати, через пол часа к тебе придет мой человек -- он из стажеров.

И что, интересно, ему здесь делать? Гензек решил соглядатая что ли ко мне приставить? Вот это номер! Вывод? Возможно, он все таки не доверяет мне. Странно, но других вариантов нет.

-- Пусть побудет у тебя до завтра, -- Бэлл Бэллович сказал это шепотом. -- Он первоклассный агент и отличный боец.

-- Что-то я не понимаю, зачем мне нужен боец?

-- Ты слишком много наделал шума. Я даже хотел послать на Аватар кого-то другого, но с Квайда можешь справиться только ты.

Еще бы, подумал я, с таким существом будет трудно совладать. Эх, знать бы о нем побольше.

-- Опять Кубинец? -- предположил я.

-- Собственной персоной -- будь осторожен. И доверяй только себе. Моего человека зовут Арно, номер индивидуального идентификационного жетона... -- Я снова достал блокнот и все самым тщательным образом записал, а Гензек добавил: -- И давай больше к этому вопросу не возвращаться.

Я разделся и залез в ванну. И сразу мне стало необычайно хорошо, включился аквамассаж -- хорошо стало вдвойне. Вот только соглядатай Гензека, который должен придти уже через двадцать с небольшим минут, не давал мне покоя. Я лежал -- по горло -- в теплой воде, а его мрачный образ уже висел надо мной.

Встречу с Ирой и Женькой абсолютно точно откладывать нельзя. Похоже, только они помогут мне довести дело до конца. Ведь наши судьбы чем-то похожи. Я теперь в этом даже не сомневаюсь. Но этот Арно... Раньше я никогда не думал о том, что слежка -- пусть и во благо, как в моем случае -- может столь серьезно мешать работе и жизни. Черт, а сколько раз я сам выслеживал кого-то! Выслеживал, а потом приводил приговор в исполнение. Сейчас очень трудно в это поверить. Но вот несколько дней назад... Видимо, да -- благодаря Квайда я становлюсь -- или уже стал? -- другим. Это очень странно, но нужно признать, что все именно так и есть на самом деле. Нет-нет, я уже совершенно точно другой, но сотни посланников Гензека продолжают прямо сейчас следить за такими, как я... или тот же Квайда -- тем самым, рассекая мироздание на две части.

Да, мир вокруг нас разделен на две незримые и оттого не менее весомые ипостаси. Это мир зримый, окружающий нас ежедневно -- мир вещей, солнца и горячего утреннего кофе, моря и неба, иономобилей и флаэронов, проливного дождя и толчеи в земных городах. И мир незримый, -- в котором действуют законы и правила, придуманные Гензеком и такими тварями, как Кубинец. Именно их теперь я считаю и богом, и дьяволом, и апостолами в одном лице. И я не способен ответить, кто из них несет миру добро, а кто зло -- Гензек или Кубинец? И как -- КАК?!.. -- мне достичь состояния, когда я смогу вымолвить лишь одно: Господи боже -- я нашел ответ на этот вопрос?

Бросив махровое полотенце в сушилку, абсолютно нагой я вышел из ванны и неторопливо протопал босыми ногами к окну. Большая Москва жила, как тысячи других городов и не знала, что мир вокруг двулик и совершенно необъясним. И мне вдруг вспомнились стихи, написанные когда-то Женькой:

Пыли, пыли, моя Москва!

Бесплатно уязвленная!

Ты интегрально отрешенная,

Ты апатичней, чем строфа!

Не успел я одеться, как в дверь позвонили. Конечно же, это был Арно. И ведь пришел -- как обещал Гензек -- ровно через пол часа -- минута в минуту. Выслуживается, и не удивительно, ведь когда-то я и сам был таким.

-- Пожалуйста, подождите немного, -- крикнул я, натягивая штаны.

-- Не торопитесь, -- сказал слегка хрипловатый голос.

Застегнув последнюю пуговицу на рубашке, я схватил чемоданчик и отнес его в соседнюю комнату -- так будет спокойнее.

Дверь открылась. На пороге стоял молодой человек лет двадцати двух-двадцати трех. Он был не высок, но судя по широким плечам, достаточно силен. Наверное, действительно не плохой боец, решил я, протянув молодому человеку руку.

-- Ярослав. А вы, простите, Арно? -- наши руки сошлись в довольно крепком рукопожатии.

-- Да, я от Бэлл Бэлловича Яхонтова, -- ответил соглядатай Гензека.

-- Очень приятно. Проходите и чувствуйте себя, как дома, -- пригласил я, и Арно сразу прошел в прихожую.

-- Здорово у вас, -- сказал он, заметив на стене несколько старинных японских мечей. -- Увлекаетесь?

Я улыбнулся, ласково погладил самый любимый меч и ответил:

-- Вообще-то увлекаюсь, но в последние годы времени на это, увы, совсем не остается.

-- Работа? -- спросил Арно, продолжая разглядывать оружие.

-- А то! Я даже спать совсем разучился из-за этой работы. Вы на стажируетесь?

Соглядатай кивнул и, глянув на меня, с серьезным видом ответил:

-- Сейчас да, а вот после выпуска стану работать в СБЦЗ.

-- Вот как! -- я прошел в кухню и крикнул: -- Может, чего-нибудь перекусим?

-- Пожалуй, -- ответил Арно. -- Только если вы, конечно, сами решили поесть. А так в общем-то не обязательно.

-- Скажите тоже... Идите скорее сюда.

Пока соглядатай Гензека добирался до кухни, я думал над тем, как можно избавиться от него. Оглушить чем-нибудь тяжелым? Придушить? Тьфу на тебя -- изыди! Чего только я не передумал, и метода избавления от лишней пары глаз совершенно неожиданно родилась.

-- Яхонтов поручил охранять вас, -- Арно прошел в кухню и я сразу предложил ему сесть. -- Но вижу вы и сами...

-- Слушай, давай на ты, а то мне ей богу как-то не ловко. Коллеги, как никак, -- предложил я. -- И потом, ведь мне еще не так много лет. Вон, ни одним седым волосом еще не обзавелся.

Стажер кивнул, согласившись, и занял свободный стул. Он положил руки на колени, а я тем временем уже достал из холодильника яйца и сливочное масло.

-- Яичницей обойдемся, как думаешь? -- спросил я, выгрузив весь этот нехитрый скарб прямо перед стажером на стол.

-- Конечно, -- ответил Арно.

-- Где сейчас учишься? -- поинтересовался я, включив откровенного дурака.

-- В ШВР, -- с достоинством произнес соглядатай.

Гензек, похоже, собирает вокруг себя довольно сильную команду, подумал я. Хотя, сколько помню, так всегда было.

-- Наслышан об этой Школе! Скажи, жива ли еще легенда о Кубинце? -- спросил я и стал ждать, что ответит Арно.

И он очень даже скоро ответил, полностью подтвердив слова Гензека.

-- Фотография этого человека висит на доске почета. А ты что, никогда его не видел?

-- Только слышал. Ты-то его хоть разок видел? -- я посмотрел соглядатаю прямо в глаза.

-- Мне тоже пока еще не посчастливилось увидеть Кубинца. Но, надеюсь, это когда-нибудь обязательно случится. Как думаешь? -- Арно уставился на меня, как проголодавшийся младенец на сытную материнскую грудь.

Эх парень, подумал я, лучше бы оставил эти глупые мечты и занялся чем-нибудь другим -- более полезным и для тебя, и для общества тоже.

-- Главное, верить, -- сказал я, посмотрев на часы. -- Ты его обязательно встретишь -- попомни мои слова. Слушай, мне сейчас нужно минут на десять спрыснуть отсюда. Приготовь яичницу сам.

-- Хорошо, только...

-- Ах, оставь, -- отрезал я. -- Ну что ты в самом деле!

-- Как же приказ Яхонтова? -- не на шутку обеспокоился Арно.

-- Вечно он перестраховывается. Бэлл Бэллович всегда такой подозрительный, потом -- когда послужишь у нас годик-другой -- сам сто раз в этом убедишься. Я ведь не куда-нибудь отлучусь, а в соседнюю комнату -- нужно кое с кем побакланить.

Дверь пришлось на всякий случай запереть изнутри -- на ключ. Больно уж странный этот Арно. Не в смысле чего-то такого, просто он какой-то слишком боязливый. Я открыл чемоданчик и подождал, пока раскроется экран голограммовизора.

С Ирой и Женькой я не разговаривал уже довольно давно. И даже не знаю, смогу ли напроситься на встречу. Ведь они уже столько лет вместе... А я один, и никого рядом нет. Но все могло быть иначе. И винить в этом к сожалению некого. Хотя, почему? А меня? Ведь я сам, а не кто-то другой, выбрал именно ту дорогу, которая и привела меня в настоящее. Своими руками себя и слепил, черт возьми! А вот Женька выбрал Иру -- мне же тогда нужна была только свобода. Но от кого, спрашивается, я хотел освободиться? Скорее, и, увы, только от самого себя. Ведь вырвавшись из непомерно крепких клешней прошлого, я тут же оказался сжатым стальными тисками настоящего.

И вдруг вспомнился мне последний вечер, когда я стоял перед выбором...

Где-то гремела веселая музыка, и под нее, наверное, сейчас танцевали пары. А мы с Ирой стояли под низкими плакучими ивами и глядели на молчаливые звезды. Все для нас уже закончилось, ушло в прошлое с последним звонком. А другой, извещающий о приходе Большой Жизни, пока еще не успел прозвенеть. Но это обязательно произойдет... как только появятся первые лучи солнца.

-- Знаешь, -- одними губами сказал я, -- а мне почему-то совсем не грустно.

-- Почему? -- спросила Ира.

-- Представь, что мы теперь сможем делать. Только подумай над этим. Ведь перед нами открываются все дороги и мы с тобой можем выбрать любую. Понимаешь? Л ю б у ю!

Ира прислонилась спиной к иве и осторожно потянула рукой за веточку, а потом прошептала:

-- Мне кажется, что это самообман. Дорог, конечно, много, но мы с тобой даже не предполагаем, какая из них ведет в рай, а какая в ад. Вспомни хотя бы тот день, когда мы побывали в ангаре.

-- Я помню. Все помню, -- спокойно отозвался я.

-- Так вот, утром того дня мы были детьми, а вечером вдруг сразу повзрослели. И только потому, что узнали: что есть на самом деле истина, а что -- ложь.

Ира замолчала и, похоже, закрыла глаза. Но я этого, впрочем, не видел -- была уже ночь. Чтобы хоть как-то отогнать дурные мысли, я сказал:

-- Но ведь все зависит от нас самих.

-- Это далеко не так, -- отозвалась Ира. -- В этой жизни от нас мало что зависит. Мне иногда кажется, что пластины, подобные тем, которые мы нашли в ангаре, есть у каждого человека. И не важно, воспитывались эти люди в интернате, или живут боже мой как далеко отсюда. А будущее... оно уже предрешено. Нам же остается только спокойно плыть по течению.

-- Нет уж, извини! Я не хочу плыть по течению. Я хочу изменить мир. Даже если это будет стоить мне жизни.

Ира повернулась ко мне и с печальным вздохом сказала:

-- А мне нужно что-то попроще. Не хочу я бороться с ветряными мельницами -- это же бессмысленно. Пусть я буду жить тихо и скромно, но ж и т ь. Прости меня за это.

-- Так, значит, бог с ними со звездами -- пусть летят к черту мечты о далеких путешествиях? -- вскрикнул я, схватив Иру за руку.

-- Ты, Ярослав, уникален, -- она говорила так тихо, будто опасалась чего-то. -- Я же самый обычный человек. А гений и простота часто очень плохо уживаются друг с другом. Тебя ждет великое будущее, меня -- самая обыденная и бесцветная жизнь. Пусть все будет так, как ты задумал. Извини, если, конечно, можешь.

И она заплакала, но в тот же миг из темноты вышел Женька. Он посмотрел на нас, а потом прочел стихи собственного сочинения.

В двенадцать я безропотно взопрел,

Уважив голень бешеной педали...

И понял: как от чести мы устали --

Я в тот же миг конкретно повзрослел!

-- Простите, что потревожил вас. Но эти разговоры, вижу, до добра не доведут. Давайте-ка поговорим о чем-нибудь другом.

Подслушивал, решил я, п а р а з и т какой. Это по меньшей мере не красиво.

-- Ирка, глянь-ка, кто объявился, -- на экране голограммовизора вначале появилось удивленное Жекино лицо, а через несколько секунд -- Ирино.

Они нежно обнялись, как-то по детски засмеялись и в унисон закричали:

-- Сукин ты сын, где же пропадал так долго?

Я сразу немного убавил звук, подмигнул и жестом поприветствовал старых друзей. Интересно, но они совсем не изменились с тех пор, когда я последний раз с ними разговаривал.

-- Да дела и заботы одолели. Запарился совсем. Представляете, я даже не знаю какой сегодня день недели. Сами-то как?

Ира посмотрела на Женю, а он на нее. Я же на мгновение представил, что сижу рядом с Ирой и обнимаю ее за плечи. Мне вдруг захотелось вернуть выпускной вечер и все поменять местами.

-- Да ничего вроде, -- как-то вяло ответил Жека. -- Плывем по течению.

-- Живем и работаем потихоньку, -- добавила Ира. -- В общем, ничего особенного. А ты все мотаешься в космос и открываешь новые планеты?

Точно, я ведь им сам говорил, что работаю в поисковой партии. Летаю туда, летаю сюда -- постоянно налаживаю контакты с представителями иных цивилизаций. И, конечно же, открываю новые планеты. Н-да... если бы все именно так и было...

-- Не совсем, -- я опустил глаза.

-- Что, у н и к у м, поменял профессию? -- с иронией поинтересовался Жека.

Я кивнул и, мельком взглянув на дверь, пригнулся поближе к микрофону.

-- Сейчас ничего объяснять не буду. Мне нужно увидеться с вами.

Они посмотрели друг на друга. А Ира с очень серьезным видом спросила:

-- Когда?

-- Сегодня, -- я посмотрел на настенные часы. -- Примерно в половине восьмого. Вы не против?

Они совсем недолго подумали и согласились. А по другому -- я знал, з н а л! -- просто и быть не могло.

-- Тю-ю, о чем разговор? Адрес-то наш не забыл еще? -- сказал Жека.

-- Конечно, помню Гранд Курск, Мурыновка. Пятая Авеню, двухэтажный дом с голубыми слониками на фасаде. Ничего не перепутал?

-- У н и к у м! Все верно, у тебя феноменальная память.

Мы попрощались и я, наскоро закрыв чемоданчик, сразу отправился в кухню. Арно сидел за столом и молча глядел на уже почти совсем остывшую яичницу. И, наверное, о чем-то сейчас размышлял.

-- Так чего не ешь? -- спросил я, усаживаясь напротив стажера.

-- Не мой дом -- не моя крепость, -- задумчиво ответил соглядатай Гензека.

-- Да-да, вассал моего вассала -- не мой вассал, -- съязвил я. -- Скорее хватай вилку и пусть наши желудки удовлетворятся сполна.

Мы начали пытать несчастные желтые глазки с белками, цинично кромсая их слегка подтупленными ножами и миниатюрными кухонными трезубцами.

-- С тобой все в порядке? -- поинтересовался Арно.

-- А что?

-- Просто ты вернулся какой-то слишком озабоченный -- вот и спросил.

-- Да нет, все в порядке -- дел много накопилось, -- сымпровизировал я.

-- Понимаю. Слышал, ты давно в СБЦЗ работаешь. Наверное, многое повидал?

-- Больше, чем можно представить, -- я, глянув на Арно, решил действовать прямо сейчас.

-- Везет, ты уже положил свой кирпичик в фундамент Мира, -- вздохнув, произнес соглядатай Гензека. -- Да и не один, наверное.

Я положил вилку на стол, скрестил пальцы, и сосредоточился на мыслях стажера. К моему удивлению его оказалось очень просто "пробить".

-- Видишь ли, кирпичик -- при желании, конечно -- может положить любое живое существо. Но нет никакой гарантии, что такой фундамент устоит в случае чего-то непредвиденного. Нужно в начале научиться чувствовать, затем стать человеком и только потом браться за кирпичи. Так что у тебя, друг, все еще впереди.

И тут я начал мысленно сглаживать восприятие Арно реальности. Мне нужно было ввести его в состояние спокойного и глубокого сна. Но крайне осторожно! И чтобы состояние это продлилось по крайней мере до утра. К тому времени я уж точно успел бы сделать все задуманное, а то и больше.

-- Так мы все немножко люди, -- зевая, заметил стажер.

-- Вряд ли все... Быть человеком -- это чувствовать, что ты в ответе за все. Сгорать от стыда за нищету, хоть она и существует не по твоей вине. Гордиться победой, одержанной товарищами. И знать, что, укладывая камень, помогаешь строить мир, -- вдруг выдал я из закромов памяти.

Арно удивленно посмотрел на меня, а потом, не скрывая восхищения, произнес:

-- Хорошо сказано. Сам придумал?

Я улыбнулся и, продолжая мысленно "пробивать" стажера, сказал:

-- Нет, не я. Эти слова сказал один великий борец за справедливость. Правда, он уже давно умер, но его высказывание -- как видишь -- и поныне совсем не утеряло актуальности.

Эта игра разума жутко нравилась мне. Эх-х, молодое поколение... Оно не знает слов, сказанных благороднейше-мудрым Экзюпери! Так чего можно ждать от него в будущем? И, вообще, о каком фундаменте Мира и справедливости может идти речь, когда все вокруг давно напрочь прогнило и ссучилось до обнаженного паскудства? Боже, но почему все это до сих пор проходило мимо меня?

-- Я с н... -- Арно вдруг закрыл глаза и опустил голову на стол.

Все, кажется, спит. Я осторожно отодвинул тарелку подальше от стажера и встал. А контрольно "провентилировав" его мысли сразу отправился за чемоданчиком в соседнюю комнату.

Мне было хорошо известно, что СБЦЗ контролирует все полеты над крупными городами, поэтому до Гранд Курска пришлось добираться на турбо подземке. Благо, станция имени нынешнего Президента находилась в каких-то пяти минутах ходьбы от дома.

День уже близился к концу и вагон был почти пустой. Я занял первое попавшееся на глаза сиденье. Оно практически мгновенно приняло форму моего тела и подкачало приятный на ощупь пластисиликон в подголовник -- теперь можно было хоть немного расслабиться. Отогнать усталость прочь и, быть может, даже слегка вздремнуть.

-- Кажется, у тебя на плече кровь, -- сказал чей-то знакомый голос в тот момент, когда сомкнулись мои глаза.

Я немедленно вернулся в реальность, осторожно повернул голову, и заметил маленькую девочку, сидящую рядом. Это юное создание было очень похоже на девочку из далекого детства.

-- С т е л л а?!.. -- удивился я. -- Что ты здесь делаешь?

Она несколько раз кивнула, повторив прежние слова:

-- Ярослав, кажется, у тебя на плече кровь. Это опасно!

Действительно, у меня на плече расплылось бесформенное кровавое пятно. Я даже потер его рукой, но оно почему-то оказалось абсолютно сухим. А это невозможно -- несколько минут назад куртка была абсолютно чистая.

-- Это кровь, будь уверен, -- Стелла подняла указательный палец вверх. -- Просто еще время не пришло, хотя, ты его уже видишь. Это очень опасно, Ярослав! О п а с н о!

-- Что ты здесь делаешь? -- я дотронулся до ее плеча и понял, что не сплю.

Стелла улыбнулась и, поправив оборки легкого платья, прошептала:

-- Я видела очень много крови. Так что не могу ошибаться. А пришла же к тебе только для того, чтобы предупредить об опасности. Будь осторожен, Ярослав, -- и она зажмурилась.

Послышался приятный женский голос, который сопровождал рекламный ролик, транслируемый на экранах по всему вагону.

-- Вы страдаете от потери памяти? Вас мучает постоянная забывчивость? Вы не знаете, что было вчера? И даже не представляете, как звали ваших -- уже скончавшихся -- родителей? Не отчаивайтесь! Было бы желание, и корпорация "Лонг Мемориз" обязательно поможет вам. Думаете, это не возможно? Нет-нет-нет и еще тысячу раз нет! Девиз корпорации "Лонг Мемориз": "Засыплем провалы вашей памяти щебнем наших воспоминаний!". Хорошенько подумайте над этой рекламой и обязательно посетите наш головной офис в Желтом Пекине.

На экранах появились титры -- всплывающие разноцветные буквы, постепенно складывающиеся в название корпорации.

-- Но какая опасность грозит мне?

Стелла открыла глаза, приложила к губам указательный палец, огляделась по сторонам и, придвинувшись ко мне, прошептала:

-- Он хочет тебя у б и т ь...

Я внимательно посмотрел на девочку, все еще не понимая, как она здесь появилась. Действительно, как?

-- Кто? Кубинец?!..

-- У б и т ь, -- повторила Стелла и, резко схватив ее за руку, я вдруг проснулся.

Боже правый, рядом со мной сидела дряхлая старуха. Ей было, наверное, лет девяносто. А я крепко держал ее за рукав платья и тянул к себе. Старушка повернула голову и со всей силы влепила мне пощечину.

-- Что вы себе позволяете, молодой человек? -- завопила она и тот час на меня уставились десятки озлобленных глаз.

Казалось, пассажиры были готовы в любую минуту разорвать меня голыми руками на части -- типичное поведение честных граждан Земли. Я встал, осторожно разжал пальцы и, извинившись, было направился к двери. Но старушка, вскочив на ноги, довольно резво подбежала к устройству связи "Пассажир-машинист" и немедленно нажала на кнопку "Вызов".

-- Здесь странный молодой человек, -- сказала она. -- Кажется, маньяк!

Что-то пропищало, после чего очень неприятный голос спросил:

-- Вы уверены?

Она перевела на меня холодный и крайне тяжелый взгляд, прищурилась, а потом настороженно сказала:

-- Я что, дура? Вам же говорят: он маньяк. Сделайте хоть что-нибудь!

-- Через минуту будет остановка, -- голос стал еще более неприятен мне. -- Пожалуйста, ведите себя спокойно. Главное, не нервничайте -- скоро все образуется.

Старушка убрала палец с кнопки и посмотрела на меня уже ангельскими глазами. По-моему, она даже попыталась улыбнуться. Люди, присутствующие в вагоне, отвернулись -- я сразу понял, что на следующей остановке меня несомненно арестуют и -- для выяснения личности -- попросят пройти куда следует. Гензек теперь уж точно отстранит меня от дел, а это сейчас не допустимо...

Поезд замедлил ход и совсем скоро остановился. Когда же двери бесшумно разъехались в разные стороны, я резко рванул вперед, расталкивая встречных людей локтями. Бежать пришлось очень быстро -- почти как профессиональному спринтеру. В начале до эскалатора, потом вверх по нему.

У турникета меня поджидали киборги из службы охраны турбометрополитена. Один из них, выставив руку вперед, собирался, видимо, что-то сказать. Но, подпрыгнув, я со страшной силой ударил его ногой в грудь -- чуть выше солнечного сплетения, где находился блок питания. Киборг, потеряв равновесие, быстро замахал руками, рухнул на пол и закатил глаза. Другие достали оружие, но... опоздали -- я уже был далеко за пределами станции. Но куда бежать? Где стоянка ионников?

Оказалось, что иономобили парковались метрах в трехстах от станции. У небольшой, но многолюдной площади -- сразу за памятником нынешнему Президенту. Обогнув монументальную бронзовую копию этого великого для многих землян человека, я запрыгнул в самую невзрачную машину -- такими все еще управляли андроиды -- и крикнул:

-- Давай!

Андроид обернулся и, не понимая сути моих слов, учтиво спросил:

-- Простите, пожалуйста, не могли бы вы сказать тоже самое, но понятными словами?

Тоже мне, к у л ь т у р о л о г хренов, подумал я, глядя на непонятливого андроида. Бывают же буквоеды!

-- Поехали, говорю, -- наскоро пояснил я.

Андроид кивнул, отвернулся и, взявшись руками за штурвал, направил иономобиль подальше от монументальной площади, полоумной старухи, зорких киборгов и честных граждан Земли.

-- Простите, какой хотите маршрут? -- спросил он еще более учтиво.

Нет, андроиды определенно отличаются друг от друга. Одинаковые попадаются крайне редко. Совсем, как люди. А, может, это мы похожи на андроидов?

-- В Гранд Курск, пожалуйста, -- ответил я, все время, поглядывая в окно.

Водитель-андроид вдруг как-то очень странно усмехнулся, и я совсем не понял почему.

-- Я сейчас сказал что-то смешное? -- теперь мой взгляд сверлил затылок этого культуролога.

-- Просто я подумал, что вы один из них, -- андроид усмехнулся вновь, и это мне показалось еще более странным.

-- Из кого "из них"? -- настороженность моя с каждой секундой возрастала.

Он отпустил штурвал и, обернувшись ко мне, загадочно произнес:

-- Просто я подумал, что вы один из курских соловьев.

Ах, вот оно что, догадался я. Нужно как можно скорее успокоить нервы, а то эта недоверчивость ко всему скоро совсем с ума сведет.

-- Нет-нет, я не курянин, -- уже совершенно спокойно пояснил я.

-- Очень жаль, -- искорки в глазах андроида вдруг погасли и в них сразу отразилась совершенно непонятная мне -- человеку! -- печаль.

А вот такого за ними я пока никогда еще не замечал. Увы, мне. Видимо, не такие уж тупые и бездушные эти андроиды, раз могут печалиться -- ведь это даже не всем людям дано.

-- Вы бы не могли отключить маячок?

Спросил я его об это не случайно. Дело в том, что "маячками" называются специальные датчики, которые отправляют всю информацию о машине и пассажирах -- если такие, конечно, есть -- на центральный компьютер дорожной инспекции. Предположим, что камеры, установленные в злополучном вагоне, зафиксировали меня, в таком случае может получиться очень неприятный конфуз.

-- На это нужна особая санкция, -- даже не обернувшись, ответил андроид. -- Хотя бы младшего офицера охраны правопорядка.

И тут я вспомнил о лежащем в кармане липовом удостоверении. Думаю, пойдет -- в самый раз.

-- Считайте, такая санкция уже есть, -- я показал андроиду удостоверение, выданное на имя заместителя руководителя центрального аппарата охраны правопорядка Цивилизации Землян.

-- Что же вы раньше-то ничего не сказал.

Андроид нажал на какую-то кнопку и я сразу успокоился. По крайней мере на время удалось откреститься от неожиданных сюрпризов.

До Гранд Курска мы добрались к восьми часам вечера. Была пятница, над городом сгустились тяжелые тучи и начался дождь. Пока он был еще очень робким. Но, вероятно, и получаса не пройдет, как наверняка уж, превратится в самую настоящую неприступную водяную стену. И здесь сразу станет почти как в тропиках -- в сезон больших дождей. Мне неоднократно приходилось бывать в тропиках именно в то время, когда с полыхающих небес на землю проливаются тонны воды. И я много раз видел, что тварям всяким в такую пору сразу становится страшно -- в первую очередь за свою жизнь. Я и сам боялся. Удивительно, но человек до сих пор так и не научился управлять природой. И не смотря на то, что гордо именует себя полноправным ее властелином, как и тысячи лет назад продолжает трепетать перед неукротимой стихией воды, грома и молний.

Я посмотрел вниз и заметил домики на окраине города. С высоты птичьего полета они казались игрушечными. И их можно было легко сосчитать. Впрочем, сейчас было совсем не до этого. Я перевел взгляд с окраин к центру провинциального городка. Высокие дома, широкие улицы и узкая нить реки -- кажется, Тускаря -- все это говорило о том, что город этот сейчас находился на пике своего развития. Хотя, что там -- все равно глухая и непроходимая провинция. Гранд Курску еще очень далеко до таких мегаполисов, как Большая Москва с ее вечной неразберихой и врожденной глупостью; Фьючерз-Петерсбурга с излишней молчаливостью и необратимой геттофобией; Желтого Пекина с устойчивой обидой на весь остальной мир. В тоже время здесь есть что-то такое, чего в других городах ни за что не сыщешь. Не знаю, но это "что-то такое", может, и есть свобода, которую из нас троих обрели только Ира с Женей.

-- Где прикажете сажать машину? -- спросил человекоподобный культуролог.

Я не сразу услышал вопрос, поэтому андроид и повторил его, но едва повысив голос.

-- Мурыновка, Пятая Авеню, -- ответил я. -- Двухэтажный дом с голубыми слониками на фасаде.

А ведь Антониусу Квайда -- теперь я это знаю точно! -- удалось убежать от этой паскудной молчаливости, геттофобии и вездесущего вранья. Но стал ли Квайда чувствовать себя свободнее? Вот этого я не могу знать, ведь Гензеку -- или кому-то другому? -- пришло в голову приговорить его к смерти. А раз все именно так, то ни о какой свободе даже вспоминать нельзя.

-- Простите, какой дом? -- спросил, обернувшись, водитель-андродид.

-- Двухэтажный дом с голубыми слониками на фасаде, -- пояснил я.

Он отвернулся и вскоре очень тихо сказал:

-- Но здесь на всех фасадах нарисованы голубые слоники. Вы не ошибаетесь?

-- Нет, -- я задумался, а потом предложил: -- Давайте вот что... Облетайте Мурыновку -- если это, конечно, возможно -- на бреющем полете. И, пожалуйста, очень медленно. Тогда я точно скажу, какой дом меня интересует.

-- Как скажите, -- согласившись со мной, водитель-андроид слегка надавил на штурвал -- машина неминуемо и плавно пошла к земле.

Дома в этом районе действительно были похожи друг на друга, как две капли воды. У проектировщика, видимо, сильно хромала фантазия и он, создав на бумаге чертеж одного дома, мастерски скалькировал его и применил ко всем остальным. Мне -- человеку большого, постоянно меняющегося города -- это казалось диким и совершенно не понятным.

Дождь заметно усилился и совсем скоро должен был обрушиться на землю оглушительным ливнем. Небеса вдруг вспыхнули и сразу погасли -- водитель тут же включил дальний свет.

Прошло примерно еще минут пятнадцать, как я увидел стоящих под зонтом людей.

-- Здесь! Посадите машину здесь, -- попросил я, заметив, что кто-то из них, высунувшись из-под зонта, машет рукой.

Флаеэрон приземлился прямо перед домом, на довольно широкую лужайку. Дверца бесшумно скользнула в сторону и я, вскочив с кресла, как полоумный ринулся наружу -- прямо под уже проливной холодный дождь.

-- Р е б я т а! -- вскрикнул я.

Ира вышла из-под зонта в тот момент, когда я радостно закричал:

-- Ах вы, старые черти, не ждали!

Она подскочила ко мне и очень крепко обняла со словами:

-- Сам-то чего так долго пропадал? Где был? Скорее рассказывай.

Ира оказалась так близко, что я вдруг почувствовал очаровательную теплоту ее дыхания. Оно было точно таким, как в тот вечер, когда прозвенел прощальный звонок. И дыхание это -- буквально сразу и стремительно -- едва не сразило меня наповал. Бог мой, как же давно я этого не чувствовал! Как давно не переживал это! Подошел Женька. Он накрыл нас зонтом и, улыбнувшись, произнес:

-- Меж небом и землей есть много, друг Горацио...

-- Что и не снилось нашим мудрецам, -- добавили в унисон мы с Ирой, и все громко засмеялись.

-- Ну что, идем в дом, бродяга? -- потянув меня за рукав, предложил Жека.

Я было уже поддался ему, но, взглянув на поливаемую дождем старенькую машину, вдруг остановился. Под прозрачным колпаком сидел андроид, который почему-то именно сейчас показался мне человечнее многих прямоходящих тварей, живущих на этой земле. Он был очень похож на мышиного короля. Тот тоже -- до поры до времени -- находился под колпаком, а потом его достали и...

-- Пару минут подождите, -- сказал я. -- Хорошо?

-- Ярослав, -- Жека удивленно посмотрел на меня, -- что-то случилось?

-- Сейчас вернусь, -- и я стремглав побежал к сверкающему флаэрону.

Земля уже успела сильно пропитаться водой и липла к подошвам, как хорошо подтаявшее масло. Я дернул за ручку, открыл дверь и, просунув голову внутрь машины, произнес:

-- Тут такой сумасшедший дождь, а вы один. Может, пойдете с нами?

Андроид посмотрел на меня опечаленным взглядом. Нет, он определенно похож на мышиного короля, решил я. Хотя, скорее, все мы немножко мышиные короли. Подолгу сидим под колпаками и ждем, пока кто-то удосужится извлечь нас из капсул и швырнуть в Большую Жизнь.

-- Простите, но статус не позволяет мне заходить в дом, -- заметил водитель.

Я махнул рукой, сказав:

-- Ей богу, да плюньте вы на какой-то дурацкий статус. Уверен, что сейчас до него никому нет дела. На улице дождь и вы обязательно промокните.

-- Все равно не могу, -- он посмотрел на свое отражение в обзорном зеркале и, похоже, опечалился еще больше. -- Не положено. Я всего лишь старый андроид. Вам ли не знать? Лучше скажите, ждать вас или нет?

Я немного подумал. А ведь он действительно прав, но лишь в том, что умеет стоять на своем. Даже когда идет проливной дождь и его просят пройти в дом, где можно немного подсушиться и при желании зарядить аккумуляторы.

-- Подождите, если это не трудно, -- ответил я, опустив глаза.

Андроид только теперь улыбнулся. И, кажется, даже вернулся прежний блеск его глазам.

-- О чем речь! Подожду ровно столько, сколько потребуется. К которому часу возвращаться?

Я, глянув на часы, подумал немного и ответил:

-- Примерно к полуночи.

-- И сразу в Большую Москву?

-- Нет, туда позже. Часам к двум еще кое-куда слетаем, -- сказал я, вспомнив о планах на этот вечер и следующую сразу за ним ночь.

В доме супругов Тарасенко царил необычайный уют и почти стерильная чистота. Все здесь было подобрано со вкусом и тонким пониманием того, каким на самом деле должно быть родное жилище. Уж точно Ира отдала красоте этой свою фантазию и всю душу, решил я, осмотрев гостиную на первом этаже. Она была очень просторной и светлой -- с довольно приличным камином, изящной плетеной мебелью и большим -- почти во всю стену! -- экраном голограммовизора. На подоконниках, стенах и даже под потолком я увидел цветы -- совсем маленькие и раскидистые, до безобразия жухлые, колючие и гладкие, с длинными ветвями и великолепно цветущими бутонами. Не гостиная, а ботанический сад. На второй этаж можно было подняться по лестнице. Она начиналась в прихожей и заканчивалась на площадке с пальмой, растущей из пола. Это было по настоящему удивительное зрелище -- тропическая пальма, выползающая прямо из паркета.

-- Не плохо вы здесь устроились, -- сказал я, глянув с площадки вниз. -- Тихо очень, почти как в раю.

-- Да, но скука здесь смертная, -- сказала Ира. -- Все какое-то слишком маленькое и однотипное. Но мы уже привыкли.

-- Точно, -- заметил я, начав спускаться вниз по ступеням. -- Вон сколько мы кружили над этим районом, пока нашли дом с голубыми слониками на фасаде.

-- Но неужели в Большой Москве нынче все так плохо? -- спросил Жека.

-- Скажу больше: очень хреново в нашей Москве, -- я вдруг остановился и немного подумал. -- Кажущееся благополучие -- это лишь вершина айсберга.

Женька улыбнулся и, звонко щелкнув пальцами, предложил:

-- А пойдемте-ка, друзья, чего-нибудь выпьем, -- он посмотрел на Иру, она одобрительно кивнула. -- Ты, Ярослав, надеюсь не против чашечки хорошего коньячка? Тем более, не дом ведь -- в конце-то концов! -- приехал разглядывать.

Я спустился вниз, похлопал старого приятеля по плечу и, конечно же, согласился. Разговор-то обещал быть крайне серьезным. А я уже убедился, что серьезные вопросы проще решаются именно под коньяк. Лучше именно под хороший коньяк, а плохой годен разве что для потравки вражеской печени.

Мы прошли в гостиную. Женька достал из бара бутылку коньяка, а Ира принесла уже подоспевший заварной кофе в небольшой пузатой зеркальной емкости.

-- Ты как, будешь просто коньяк или с кофе? -- спросил Жека.

-- Все-таки время потребления этого божественного напитка в чистом виде еще не пришло, -- с грустью заметил я. -- А раз так, то давай с кофе.

Ира аккуратно разлила бодрящий напиток по чашкам, а Женька сразу добавил в них немного коньяку -- в свою и чашку, предназначенную для меня.

-- Что так? А как же Ира? -- поинтересовался я, удивленно взглянув на старых друзей.

-- Ей сейчас нельзя, -- заметил Женька, усаживаясь в кресло напротив меня.

-- Не п о н я л?!..

-- Ярослав, -- Ира посмотрела мне в глаза, -- но я на втором месяце. Так что любое спиртное -- табу.

В положении? Этого не может быть хотя бы потому, что мне не хочется в это верить. И тут я почувствовал себя так отвратительно, что не знал, куда спрятать глаза. Щеки мои будто сразу воспылали огнем, пальцы вцепились в подлокотники кресла, а сердце застучало так громко, что, наверное, заглушило все звуки. Как же я сейчас возненавидел себя! Я захотел убежать прочь из этого тихого и спокойного гнездышка, свитого Женькой и девушкой, которую я до сих пор люблю больше жизни. Но зачем бежать? Лучше приставить "Гримм" к виску и нажать на курок -- так будет надежнее. Пусть трусость моя, наконец, утихомирится -- сгинет в самое пекло ада. Черт, как же я сейчас ненавижу себя! В первую очередь за трусость -- за то, что я в тот злополучный выпускной вечер поменял любовь на мнимую свободу. А Женька украл эту мечту и отправился с ней в Большую Жизнь. И... совершенно непостижимым образом сумел завладеть ее сердцем. Этого не должно было случиться. Не должно! Н и к о г д а! Но ведь случилось. Дьявол, случилось же! Трусость, моя трусость -- она всему виной, да желание выпятить грудь и показать всем, что ты самый лучший, самый исключительный. И тебе подвластно все в этом мире. Снова нахлынули грустные воспоминания. И мне -- я едва не сломал подлокотники кресла, в котором сидел! -- едва удалось избавиться от них.

-- Так за встречу! -- сказал Женька, улыбнувшись, тут же продекламировав очередной свой острый, как ятаган стих:

Пить иль не пить? Вот в чем допрос.

Общаться, как хмельной вставной стервятник?

Курить, как безнадежный террорист?

Или крестить беззвучную лоханку?!..

Он протянул руку с чашкой в мою сторону. Я сделал тоже самое. Хотя, конечно же, нехотя. Звякнул фарфор.

-- За встречу!

Мы пригубили чашки с кофе и коньяком. Через несколько секунд сердце мое немного успокоилось и я сказал:

-- Знаете, мне все время казалось, что я все могу. Ну, или почти все, -- я робко заглянул Ире в глаза. -- Но в итоге получил я большую фигу от жизни. Вернее, она очень долго держала незамысловатую комбинацию из трех пальцев в кармане. И дожидалась удобного момента, чтобы показать ее.

-- Думаешь, жизнь это продемонстрировала только тебе? -- спросил вдруг сильно посерьезневший Женька.

-- Подожди, не перебивай, пожалуйста, -- сразу отрезал я. -- И фига эта оказалось страшнее атомной бомбы.

-- Ярослав, -- Ира осторожно подняла кофейник, -- давай-ка налью еще кофе. Ты промок, замерз и сильно устал, вот тебе и кажется, что все так плохо.

-- А я добавлю еще коньячку, -- Женька протянул к моей чашке бутылочку.

-- Может, я действительно вымок до нитки и продрог до самых костей, но я не устал. Вернее, я только теперь понял, что уставать мне еще слишком рано. Вы помните, что должно случиться через два дня?

Ира с Женькой посмотрели друг на друга, а потом подозрительно уставились на меня. Я стиснул кулаки и положил на них голову.

-- Ты говоришь о двадцать втором июня? -- спросил Жека, прищурив один глаз.

Я кивнул и немедленно выпил кофе, подумав, что лучше было бы сейчас прыснуть в горло чистого коньяку. Жаль, что от него отказался.

-- Мы помним об этой дате, -- Ира совершенно спокойно посмотрела на меня. -- Но что-то мало во все это верится.

-- Прошло столько лет, -- добавил Женька, прежде поставив чашку на стол. -- Тогда да, мы с Ирой в это верили. Да что там! Мы боялись этой даты -- она очень долго висела над нами подобно дамоклову мечу. Но теперь вряд ли может произойти что-то страшное. Так что опасения -- мне кажется -- безосновательны.

Я кашлянул и сдержанно кивнул в ответ, а потом сказал:

-- Эх, ребята, это должно случиться. Вы даже не представляете степень опасности, которая грозит вам обо... -- я со страхом и тревогой взглянул Ире в лицо.

-- И поэтому ты решил -- после стольких-то лет! -- увидеться с нами? -- шепотом спросила та, один взгляд которой всегда буквально ворожил меня.

-- Не только, -- я спокойно допил кофе и поставил свою чашку рядом с Женькиной. -- Теперь, пожалуйста, внимательно послушайте меня. Во-первых, я вовсе не работаю в поисковой партии.

Они с большим удивлением посмотрели на меня. И, кажется, даже не поверили словам, которые только что услышали.

-- А в космос, если я и летаю, то уж никак не с целью налаживания контактов с гуманоидными расами.

В это мгновение мне ужасно захотелось напиться. Да так, чтоб до чертиков, в хлам -- до нечеловеческого кретинизма. Напиться! А вернее, даже нажраться. Потом упасть, забыться и больше ничего не помнить. Совсем ничего! Вычеркнуть буквально все из памяти и никогда больше не восстанавливать. Н и к о г д а! Ведь соврать я могу кому угодно: самым препадлючим падлам, приторговывающим "финтифлюшками"; тварям каким, разменивающим чужие жизни на кайфовую дозу; ублюдкам, не ко времени показывающим целкам, что есть Большая и Настоящая Жизнь. Я могу соврать кому угодно... Даже Гензеку, но уж никак не тем, кто слишком дорог сердцу моему.

-- И со времени, как мы покинули интернат, вплоть до сегодняшнего дня мне не пришлось открыть ни одной планеты, -- закончил я и сейчас же от стыда опустил глаза.

Они с интересом посмотрели на меня. Ира глубоко вздохнула и тихонько спросила:

-- Так ты от кого-то скрываешься?

-- Можно и так сказать.

А что, я ведь действительно скрываюсь. Но от кого? Как от кого? От себя самого себя и прячусь, подумал я.

-- Подожди, с этого места подробнее, пожалуйста, -- попросил Женька.

Я посмотрел на свои сжатые кулаки. Будь, что будет, но мне нужно признаться в том, что работа моя -- пусть она и необходима для сохранения покоя землян и союзников -- сволочная уж очень. Раньше у меня не было даже времени, чтобы осознать это. Но теперь... Теперь-то все не так, как вчера.

-- Я работаю в СБЦЗ, -- сказал я, вытирая лоб тыльной стороной ладони. -- Наверняка не нужно объяснять, что это такое.

-- Но кем?!.. -- с большим удивлением спросили друзья.

-- Агентом, -- уже почти что спокойно ответил я. - Выслеживаю всякого сорта уродов, а потом привожу приговор в исполнение. Вот, собственно, и вся моя работа.

Они дружно встали. Ира отошла к окну и, опустив одну полосочку жалюзей, осторожно выглянула наружу. К чему бы это, подумал вдруг я. Женька в свою очередь, подскочив к бару, достал из него еще одну бутылку коньяка, но калибром больше предыдущей. А потом он прочел совершенно загадочный и слишком уж подходящий к ситуации стих:

Не все то яблоко, что свистит!

И государством карнавальным,

Не опечалить вам колорит,

Не ошалев сперва радикально!

Я, будь на их месте, тоже ошалел бы. Так что реакция вполне нормальная.

-- Ну и как тебе работа такая? -- Женька подошел к столику и, сев в кресло, неспешно открыл бутылку.

-- До сих пор все было нормально.

-- Нормально, это как? -- он приставил к виску указательный и средний пальцы, а потом сильно выдохнул, глядя в потолок: -- П у ф ф!

-- Женечка, перестань, -- попросила Ира. -- Было бы все именно так, то Ярослав еще лет сто откладывал встречу с нами.

Жека налил в пустую чашку коньяк, отпил немного и осторожно покосился на меня.

-- У меня тоже не простая работа, -- возразил он. -- Но я ни разу за всю жизнь -- и ты это знаешь лучше меня -- никого чпокнул. А ведь мог, согласись.

Ира оглянулась и, печально посмотрев на Женьку, очень тихо сказала:

-- Давай лучше его послушаем.

-- Ну, давай, -- Жека поставил чешку с коньяком на стол и, положив руки на подлокотники, прочел третье по счету -- за вечер -- стихотворение.

О сколько нам ловушек грозных,

Наделал колоритный страх!

И прелесть, власть поганок рабских,

И сыщик, президентов брат!

Было уже без четверти десять. Вдруг вспомнив о том, что к двум часам ночи нужно было успеть навестить еще кое-кого, я сразу стал рассказывать друзьям все, что знал.

Ночь 21 июня, "Зерот-Зерот-Триплекс"

Ира с Женей выслушали рассказ до конца. Причем, они ни разу не перебили и не спросили меня о чем-либо. Как только я замолчал и глотнул остывший кофе, в комнате сразу наступила тишина.

-- Представляете, все эти воспоминания приходили ко мне небольшими порциями, -- произнес я задумчиво и открыл блокнот. -- Единственное, о чем я никак не могу вспомнить, так это о пластине, на которой была записана информация обо мне.

-- Так это, -- сказал внезапно оживший Женька, -- ее забрал Кубинец.

Я удивленно посмотрел на него, и сразу спросил:

-- Ты уверен? И почему помнишь об этом?

Женька подошел к бару -- заглянул внутрь. Коньяк закончился и он обиженно воззрился на пустые бутылки.

-- Конечно, уверен. Наверное, просто стертые Стеллой воспоминания к тебе возвращаются с очень большой задержкой. А я уже давно обо всем помню. Ира, кстати, тоже. Будто это произошло не много лет назад, а вчера, -- предположил он. -- Так что если хочешь найти пластину, сначала найди этого недоделанного урода.

-- Получается, что вы обо всем знали, но молчали? -- злобно выкрикнул я.

Ира крепко взяла меня за руку и, встав с кресла, очень тихо сказала:

-- Успокойся. Ты ведь сам ни о чем нас не спрашивал. Мы ведь просто думали, что это тебя уже давно перестало интересовать.

-- Вот именно, -- добавил Женька. -- Так что не кипятись.

-- Как видите не перестало...

Трудно понять, что на меня сейчас подействовало, но примерно через минуту я все таки успокоился. Тем более какой прок обвинять старых друзей, когда им грозит опасность?

-- Лучше скажи: что будешь делать дальше? -- спросила Ира.

Я отрешенно взглянул вверх и сейчас же опустил глаза. А ведь на меня совершенно точно подействовал Ирин чарующий голос. Только ей одной всегда удавалось успокаивать нас с Женькой. Даже когда мы готовы были разбить друг другу носы. Боже, как же я люблю ее до сих пор!

-- Пока не знаю, -- с задумчивым видом ответил я. -- Но я буду очень признателен, если ты позволишь Женьке сгонять со мной кое-куда.

-- Куда? На эту твою дурацкую планету? Нет уж! -- запротестовала Ира. -- Женьку, пожалуйста, не впутывай в свои дела. Знаем мы, что на самом деле представляет собой контора, в которой ты имеешь честь работать. А у нас есть принцип: мы никого не трогаем и пусть нас никто не трогает. Понимаешь, что я имею ввиду?

-- Аватар здесь совсем не при чем, -- я поглядел на Иру, на ее живот, и только сейчас понял, что она очень сильно изменилась за эти годы. Я же, как дурак продолжаю думать, что все осталось, как и прежде. -- Туда я полечу завтра, а после завтра наступит двадцать второе июня. Вам нужно, наконец, твердо понять, что задуманное Кубинец всегда воплощается в жизнь.

-- Ира, но, может быть... -- невнятно пробормотал Женька.

-- Даже не хочу слушать и точка! -- она посмотрела на нас обоих.

Я, пытаясь найти нужные слова, зажмурился на секунду.

-- Просто я должен помочь вам. И потом, не могу допустить, чтобы погиб этот человек, -- твердо сказал я.

-- Антониус Квайда? -- уточнил Женька.

-- Да. Ира, не беспокойся, головой ручаюсь за твоего супруга и моего старого друга. С ним ничего не произойдет.

Ровно в полночь на лужайку возле дома сел флаэрон. Иру к тому времени мне удалось уговорить, чтобы она отпустила Женю. Но я обещал, что к пяти вечера будущего дня он обязательно вернется. Уже в дверях Жека спросил шепотом:

-- Куда полетим-то?

-- К одному моему очень колоритному должнику, -- ответил я, прежде удостоверившись, что Ира ничего не слышит. -- Потом ты поможешь мне решить еще один важный вопрос.

-- Какой?

-- Всему свое время, -- и мы вышли под дождь.

В Большой Москве не было даже упоминания о ненастье. Темнота плотным покрывалом окутала все вокруг, и здесь было почему-то теплее, чем в Гранд Курске. Хотя, провинциальный городок находился южнее.

Мы шли по совершенно пустой улице и не громко разговаривали.

-- Знаешь, давно хотел у тебя кое-что спросить...

-- Что? -- поинтересовался я.

-- Ты до сих пор так и не женился? -- он покосился на меня.

Я улыбнулся -- хотя, признаться честно, далось мне это с большим трудом -- и сказал сладким голосом:

-- А зачем?

-- Что-то не пойму тебя, как это зачем?

-- Видишь ли, если бы я был, как и ты -- птицей свободного полета, то, скорее всего, давно уже обзавелся семьей. Но я человек подневольный, к тому же мои руки... -- я выставил их вперед и закатал рукава. -- Тебе не кажется, что они по локоть в крови?

-- По-моему, руки, как руки -- ничего особенного, -- сказал Жека, покачав головой.

-- Тебе только так кажется, а на самом деле... Уже и не помню, сколько зла совершено ими. Может, хоть теперь отмою их? Только мне почему-то в это почти не верится.

-- И что?

-- А то, -- я остановился и грустно взглянул на Женьку. -- Не хочу никого обременять своим существованием. Сегодня я кого-то -- как ты изволил выразиться -- чпокаю, а завтра кто-то меня чпокнет.

Мне было до боли обидно говорить все это, но по другому я сейчас поступить просто не мог. Женя вдруг пристально посмотрел на меня, а потом сказал:

-- Мне кажется ты врешь. Причина-то совсем другая. Или нет?

Я молча опустил глаза и только потому, что он был абсолютно прав. После расставания с Ирой я поклялся перед самим собой, что никого больше не полюблю.

-- Прости... если, конечно можешь, -- грустно сказал Жека и отвернулся. -- Но я тоже не знал, как без нее жить. Понимаешь, я не мог себе отказать завладеть ее сердцем. И так случилось, что Ира ответила взаимностью.

Женя вдруг резко повернулся. Глаза его яростно вспыхнули, и он, схватив меня руками за куртку, начал несильно трясти.

-- Можешь убить меня прямо сейчас. Я ведь понимаю, что отнял у тебя мечту. У тебя всегда было больше шансов, у н и к у м. А кто я? Ответь, кто?!.. Человек-букашка, коих десятки, сотни, тысячи, -- он опустился на колени, заплакал и мне его сразу стало необычайно жалко -- почти как самого себя.

-- Да черт тебя подери! Успокойся, наконец, -- я схватил его за плечи, резко дернул вверх и что было сил встряхнул. -- Будь мужиком, в конце-концов! Дурак, я тебя уже давно простил.

-- Ч т о?!.. -- прошептал он сквозь слезы. -- Снова врешь?

-- Даже не думаю, -- я достал из кармана платок и протянул его Женьке. -- Утри слезы. Сейчас не об этом нужно думать...

Над входом в полуподвальное помещение висел чрезвычайно тусклый фонарь, вокруг которого кружило сонмище мошкары. На стенах, слева и справа от испятнанной ржавчиной стальной двери виднелись граффити -- то ли реклама клуба, то ли крик души его завсегдатаев. Но чаще всего повторялось одно единственно слово -- "Зерот-Зерот-Триплекс". Женька подошел к двери и, повернувшись к мне, спросил:

-- Колоритный должник здесь обитает?

Я молча кивнул и пристально посмотрел на расписанную граффити дверь.

-- Ну так значит, мы на месте! -- со смешком выдавил из себя Женька и три раза стукнул кулаком по ржавому железу.

Прошла минута, но дверь так и не открылась. Жека крепко сжал кулаки и нанес по двери целую серию громких ударов. Т и ш и н а! Он повернулся ко мне и с разочарованием произнес:

-- Кажется, здесь нас никто не ждет. Ты что, с Ван Бозеном не договаривался о встрече?

Я быстро спустился вниз по ступеням и тщательно осмотрел дверь сверху донизу.

-- У меня не было времени, -- на выдохе сказал я.

-- Странно, но мне кажется, что об этом месте не знают даже в службе охраны правопорядка, -- он удивленно посмотрел на меня.

-- Почему не знают? Еще как знают, и не только в службе охраны правопорядка. Например, я знаю. Ну, и еще кое-кто. Всякая шваль собирается только здесь и там, куда бежал Антониус Квайда. Понимаешь? -- я вопросительно взглянул на Женьку.

-- Нет...

-- "Зерот-Зерот-Триплекс" -- единственное такое место на Земле. Другое -- Аватар. Все, других нет.

-- Скажи еще, что здесь героиновый рай, -- Женька широко ухмыльнулся.

-- Может, и так.

-- Но тогда почему вы до сих пор не разогнали этот террариум?

Я приятно улыбнулся и немедленно ответил:

-- Здесь есть стукачи, которые с завидным постоянством снабжают таких, как я службоголиков очень ценной информацией.

Женька прислушался, прислонив голову к холодному металлу двери.

-- По-моему сегодня не приемный день. Как думаешь?

-- Ф и г н я -- пока жива мразь, будут существовать и места ее концентрации.

Женька покачал головой, саркастически усмехнулся и прочел стихи собственного сочинения:

Махаон махаону -- хам.

В этом -- ушлость замшелых квинтетов,

Остальное -- придуманный хлам,

Слепота и конец для атлетов...

-- Вот именно, -- я достал из кармана две небольшие коробочки: одну пластиковую, другую стальную. Из последней торчала пара разноцветных проводков.

-- Что будем делать?

-- Сейчас попробую открыть эту дверь методом Кира Ван Бозена.

-- Помощь нужна?

Я склонил голову на бок, и, сжав зубы, сдавленным голосом произнес:

-- Ты мне поможешь, если сейчас хотя бы немного помолчишь.

Я осторожно открыл одну коробочку -- Женька заметил, что ее крышка представляет собой зеленого цвета дисплей. Затем я аккуратно соединил разноцветные проводки, набрал на крохотной панельке несколько цифр и легонько надавил на кнопку с надписью "SEND". Сразу что-то громко запищало. Не прошло и минуты, как дверь, заскрежетав, отъехала в сторону. Я, немного приподнял голову, сказав:

-- Ловкость рук и никакого мошенничества! А ты говорил не приемный день. Оказывается и мы кое-что можем.

Убрав коробочки в карман, я, подобно бесшумному нетопырю, проскользнул в темный проход. Женька немедленно последовал за мной.

Длинный, скудно освещаемый коридор все время петлял -- он то уходил резко влево, то почти незаметно поворачивал направо. И так несколько раз. Вскоре мы оказались у еще одной двери. Справа от нее из стены выдавалась небольшая панель, на которой моргали три совершенно одинаковые кнопки. Женька резко остановился, спросив:

-- Это еще что?!..

-- Кажется, очередная проверка на вшивость.

Достав из кармана еще одну коробочку, я подмигнул старому другу, сказав:

-- "Финтифлюшка".

-- Ух ты! -- удивился Жека.

-- Видел такие?

Женька помотал головой, а я направил загадочный прибор торцом прямо на панель, словно это был обычный пульт дистанционного управления.

-- Понятно. Тогда смотри, что будет дальше. Кстати, ее мне Кир Ван Бозен презентовал.

-- Теперь, кажется, я понимаю, почему вы этот рассадник до сих пор не разогнали.

-- Д о г а д л и в ы й, -- кнопки несколько раз моргнули и вдруг погасли... -- Отлично, я это предусмотрел!

Я надавил пальцами одновременно на три кнопки и отошел назад. Панель задрожала, в ней, что-то громко щелкнуло, и в стене открылась потайная дверца, из-за которой блеснул свет электронного экрана.

-- Подойдите ближе! -- прозвучало в тишине коридора.

Женька наклонился ко мне и прошептал с удивлением:

-- Что будем делать?

-- Не уверен, но... -- я осторожно отступил назад, к стене.

-- Посмотрите, пожалуйста, на экран -- это нужно для идентификации! -- зловеще сказал голос.

-- Система безопасности сейчас будет распознавать нас по сетчатке глаз, -- после некоторых колебаний я шагнул вперед и, вплотную приблизившись к экрану, вытянул руку с зажатой в ней "финтифлюшкой".

-- Ваша личность идентифицирована! Доступ открыт!

Я тяжко вздохнул и заметил на Женькином лице застывшую улыбку.

-- Вот это да! -- отметил он восторженно.

-- Просто "финтифлюшка" скопировала изображение сетчатки глаз того человека, который последним проходил в эту дверь. А потом она передала его на экран. Вот, собственно, и все! Ловкость и простота неземного прогресса.

-- Все-таки, Ярослав, замечательная у тебя работа. И зря ты жалуешься.

-- Жалуются только дураки, умные же люди просто остаются недовольными такой работой, -- сказал я наставительно.

Внезапно секретная панель спряталась в стене. Послышалось приглушенное жужжание. И дверь с шипением приподнялась вверх.

-- Кажется, теперь все, -- я слегка кивнул, -- а теперь бегом!

Я практически сразу бросился к двери, увлекая за собой Женьку. Вскоре мы прошли сквозь бамбуковую занавеску и очутились в большом зале с низким потолком. Здесь было очень душно. Разношерстная публика клубилась по всему помещению, создавая во всеобщем хаосе движения отдельные потоки, а то и островки относительного спокойствия. Оглушительная музыка, казалось, звучала отовсюду. Разноцветные, постоянно вздрагивающие световые лучи метались сверху вниз и обратно.

-- Ничего себе, веселенькое местечко... -- пытался перекричать грохот музыкальной вакханалии Женька. -- И где же мы найдем твоего должника?

Я наклонился к его уху и прокричал:

-- Не беспокойся, найдем!

-- Что-то я сильно в этом сомневаюсь. Кажется, проще найти звездолет в черной дыре.

-- Давай-ка, лучше попытаемся прорваться вон к той стойке, -- я вытянул руку вперед, показав на причудливое возвышение, за которым хлопотали полуголые барменши.

В действительности же пробираться к бару сквозь безумную толпу разноцветных парней и девиц было весьма и весьма проблематично. Десяти метровое расстояние мы преодолели за время, достаточное, чтобы пробежать целый километр. Казалось, что мы сейчас находимся в центре гигантского муравейника. Локти болели, а музыка буквально выдергивала из ушей барабанные перепонки.

Go in arse, the villain!

Go in arse, the villain!

We are people of epoch,

And we are not arse hole,

Go in arse, the villain!

Go in arse, the villain!

-- Нет, ты только послушай, -- Женькин голос тонул в неистовом треске музыки, -- под какие песни танцуют эти недоразвитые придурки!

-- Ты в своей провинции видать совсем от жизни отстал, -- закричал я в ответ.

Еще дольше нам пришлось добираться до свободного столика, на который были свалены в кучу пустые банки из-под пива и остатки бутербродов. Я -- подойдя к грязному столику -- решительно смахнул рукой на пол весь хлам. Жека сел на стул и заткнул пальцами уши.

-- Что дальше?

-- Что, что... Подождем официанта.

Долго ждать не пришлось. Громила, с небритыми скулами и большими печальными глазами склонился над столом и хмуро улыбнулся.

-- Что-нибудь заказывать будете? -- спросил он, пристально взглянув на Женьку.

-- У вас есть джин?

-- И вопрос можно? -- спросил я официанта.

Громила сразу занервничал, хотя, кажется, старался не подавать вида.

-- Если с тобой, то это будет стоить дешевле, -- радостным голосом произнес он. -- А вот с твоим другом... Но, может, с двумя сразу? Кстати, резинками я не пользуюсь.

От этих слов мне вдруг стало не по себе. Обычно я терпимо отношусь к представителям секс меньшинств, но меня еще никто и никогда не подозревал в однополой любви.

-- Мой друг просто хотел у вас спросить... -- начал было Женька.

Официант положил на стол пластиковый поднос, бросил на него салфетку, и низко склонившись над Жекой, ласково погладил его по макушке.

-- Дружок, ты явно не знаешь, что я здесь самый лучший? Так что не ломайся, -- задрав правую бровь, сообщил официант.

И терпение мое неожиданно лопнуло -- рука официанта была проворно перехвачена. Я резко вскочил со стула, заломил руку громилы за спину и как следует, припечатал его мордой к столу.

-- Что, придурок голубенький, тебя интересуют такие мужики, как мы?!.. -- зловещим шепотом произнес я.

-- Нет-нет, конечно же, нет, -- официант захрипел, как умирающий медведь. -- Извините, я просто ошибся.

-- Тогда ответь мне, где найти Кира Ван Бозена? -- я уперся локтем ему в спину.

Официант громко вскрикнул от боли и замахал свободной рукой.

-- Какой еще Кир Ван Бозен? Не знаю я никого с таким именем, честное слово не знаю!

-- Если ты мне через минуту не скажешь, где найти Кира, то я сначала сломаю тебе руку, а потом дойдет очередь до шеи. Просек, голубчик?

Лицо официанта все сразу покрылось капельками пота, а по щекам его поползли слезы.

-- Отпустите, нужно предупреждать! Этот ваш жуткий захват...

Но я еще сильнее придавил официанта к столу. И тот сразу заверещал, словно обиженный младенец:

-- Отпустите -- скажу.

-- Хорошо, только без глупостей. Договорились? -- я немного ослабил захват.

-- Кир в андеграунде.

-- Это где?

-- Этажом ниже. Вам туда! -- дрожащим тенорком сообщил громила.

Мы -- в сопровождении бармена -- подошли к лифту с красивыми зеркальными дверями.

-- Прошу вас, -- громила отступил назад. -- Проходите, пожалуйста.

Я одобрительно похлопал его по плечу и подмигнул.

-- Спасибо. Очень приятно иметь с вами дело, -- учтиво сказал бармен.

Мы с Женькой зашли в лифт. Я поправил воротник и, удерживая ногой норовящиеся закрыться автоматические двери, обратился к громиле:

-- Ты ведь постоишь здесь некоторое время? Правда?

-- Конечно, я к вашим услугам.

-- Вот видишь, все в порядке, -- я кивнул Женьке.

Он, улыбнувшись, нажал на самую нижнюю кнопку. Двери беззвучно закрылись, и лифт начал медленно сползать вниз.

-- Я, наверное, ошибался насчет твоей работы. Скажи, -- только честно! -- такое с тобой происходит каждый день?

-- Ну уж не каждый, -- проворчал я, вытирая со лба пот. -- Но довольно часто. Знаешь, люди разные встречаются, и умные речи на некоторых индивидуумов совсем не действуют. А вот подкачанные бицепсы для них -- лучшее лекарство.

Женька молча достал из кармана жевательную резинку и протянул ее мне. Я глянул на друга и отрицательно покачал головой.

-- Спасибо, у меня и так крепкие челюсти.

Жека удивленно посмотрел на меня и немедленно убрал упаковку жвачки обратно в карман. Лифт остановился и через секунду двери открылись. Я вышел первым, за мной последовал и Женька. Здесь было очень светло -- коридор хорошо освещали галогенные лампы, встроенные в прозрачный пол.

-- Не плохо Кирюша устроился. Не подвал, а бункер какой-то, -- Жека несколько раз постучал ногой по полу. -- Я думаю...

Но послышались глухие шаги -- из-за угла вышел невысокий человек. Он шел, пошатываясь, почти как пьяный. Свет вдруг немного притух. Я пригляделся, но лица его так и не смог рассмотреть.

-- Решил почтить меня своим вниманием? -- незнакомец остановился и пригладил руками довольно густые бакенбарды. -- Приятно видеть тебя! Очень приятно! Я тут небольшой ремонтик недавно организовал. Как моя обитель теперь?

-- Кир, это ты?

-- Спрашиваешь...

Я заметил, как Женькин лоб пошел морщинами, а глаза удивленно округлились, когда Кир Ван Бозен -- это ведь был именно он -- сделал еще несколько неуверенных шагов.

-- Да-да-да, -- Кир прислонился к стене, не без удовольствия глядя на нас с Жекой. -- Как я понимаю, тебе снова понадобилась моя помощь. Нет, чтобы просто придти и посидеть за рюмкой какого-нибудь чудного напитка... Жаль, очень жаль, что о таких людях, как я цивилизация почему-то вспоминает только в самые трудные минуты.

-- Кир, послушай меня. Цивилизация о таких как ты не забывала, не забывает и не забудет никогда, -- сказал я, уверенно шагнув вперед. -- Поверь, она без таких, как ты просто загнется.

Ван Бозен улыбнулся. Его лицо в этот момент приобрело странные демонические черты. У него по-моему даже выросли рога.

-- Верю, -- уже привычным голосом сказал он. -- Несколько дней назад двое незабывальщиков искали меня.

Я сразу насторожился и подумал: интересно, кто же мог разыскивать Ван Бозена?

-- Знаю, о чем ты думаешь, -- Кир отошел от стены. -- Один был твоего возраста, но мои ребята его сюда не пустили. А вот другого остановить было просто не возможно.

-- Кто они? -- спросил я резко.

-- Гражданин агент, -- Ван Бозен достал из кармана маленький платочек, утерся и приятно улыбнулся мне, -- у меня и так проблем хватает.

-- Тебе ли, Кир, привыкать к ним? Или я перестал что-то понимать в этой жизни?

Мои уставшие глаза встретились с помутневшим взглядом Ван Бозена.

-- Нет, гражданин агент, конечно же, не привыкать. Я проблемным родился, проблемным живу, таким и помру. Но со вторым человеком мне встречаться почему-то не хочется.

-- Если встретился один раз, встретишься и второй. Так всегда бывает.

-- Не всегда. В тот день, когда он со своими головорезами пришел сюда, меня здесь просто не было. Иначе, гражданин агент, ты бы сейчас разговаривал с гранитной плитой на моей могиле.

Я достал из кармана помятую и уже изрядно потертую фотографию Антониуса Квайда и спросил, протянув ее Киру Ван Бозену:

-- Это был он?

Кир подержал ее перед глазами и, кивнув, очень тихо сказал:

-- Кажется, его зовут Квайда. Или я не прав?

Вот это да, подумал я. Теперь можно со сто процентной уверенностью предположить, кто был вторым.

-- Когда сюда приперлись головорезы из Службы Внешней Разведки я был уже далеко. И, как видишь, все еще жив. А вот два моих друга...

-- Кир, я скорблю. Но ты просто обязан помочь мне. Считай, это моя последняя просьба.

-- В смысле?

-- Если ты мне поможешь, обещаю: ноги моей здесь больше не будет.

-- Ты хочешь сказать, что навсегда оставишь меня в покое? -- удивился Ван Бозен.

-- И дорогу сюда забуду. Так кого они искали?

-- Его, -- Кир ткнул указательным пальцем в фотографию Антониуса Квайда. -- Наверное, знатный чел, если с таким рвением его ищут. Кстати, мне сказали, что здесь был некто Кубинец. Он-то и интересовался этим самым Квайда.

-- Кубинцу удалось что-то узнать?

Ван Бозен помотал головой. И я сразу ощутил огромное облегчение. Господи, как же хорошо, что этот мир еще до конца не ссучился, не покрылся коростой предательства и все еще существует хоть какая-то надежда на справедливость, подумал я, глянув Киру прямо в глаза.

-- Н-да, -- задумчиво и громко произнес Жека, и мы с Киром сразу посмотрели на него.

Довольно жить жаргоном

Дамы и пращура!

Повернем вспять колеса

Пыльной феерии:

Мы говорим -- "дилер",

Подразумеваем -- "терния"!

Мы говорим -- "терния" --

Подразумеваем -- "пленник"!

-- А это еще кто тут такой умный? -- спросил Кир, продолжая массированно бомбардировать взглядом Женьку.

-- Совсем забыл представить вас друг другу. Евгений -- мой старый друг. Жека -- это, как ты, наверное, уже догадался, Ван Бозен. Самый надежный...

-- Стукач, -- внезапно оборвал меня Кир.

Мне стало крайне неловко и я сказал в свое оправдание:

-- Да ладно, брось ты. О с в е д о м и т е л ь. Так, наверное, справедливее будет.

Ван Бозен горестно усмехнулся.

-- Один хер -- с т у к а ч. Давай называть все вещи своими именами.

-- Ты поможешь мне? -- жадно спросил я.

-- Помогу ли? Интересный вопрос! -- Ван Бозен медленно отвернулся и задумчиво посмотрел куда-то в сторону.

-- Кир, если нет, мы уйдем прямо сейчас. Я все понимаю -- ты боишься.

Ван Бозен резко повернулся и, на мгновение замерев, громко щелкнул пальцами.

-- Ладно... В сущности, скоро все закончится, да так и не успев начаться...

В коридоре стало совсем тихо. И я вдруг отчетливо услышал, как бьется мое сердце. Мне захотел подойти к Киру и упасть к его ногам. Упасть и молить его о помощи. Молить до тех пор, пока он согласится. Молить-молить-молить...

Женька, заметив это, очень тихо сказал:

-- Может, тогда уже начнем?

Ван Бозен закатал рукава на рубашке и пригладил волосы.

-- Начнем?!.. Мать заждалась. Идемте, а там видно будет. Кстати, гражданин агент, почему тебя интересуют именно эти люди?

-- На Квайда я получил заказ.

-- Прости, какой? -- поинтересовался Кир. -- Это нужно для дела.

-- Антониуса Квайда приговорили к смерти. И я должен убить его. Правда, теперь -- в силу целого ряда причин -- не могу это сделать.

-- И что же он страшного натворил?

-- Не важно. Но Квайда совершенно точно не заслуживает такого наказания.

-- Кто бы в этом сомневался? Наш мир за многие тысячи лет совсем не изменился. В нем всегда наказывали невиновных. Но кто, спрашивается, наказывал? Уроды, ублюдки и сволочи. Так что в некотором роде все мы немножко Квайда. А Кубинец, почему он тебя интересует?

-- Это уже совсем другая история. Мне нужно знать о нем все.

Ван Бозен виновато развел руки.

-- Все -- это слишком много для такого маленького человечка, как я. Ты хоть представляешь, где находится информация о Кубинце?

-- Конечно, в электронном архиве Службы Внешней Разведки, -- я просительно посмотрел в глаза Ван Бозену. -- Ты сможешь ее добыть?

-- Думаю, этот архив будет очень трудно взломать. Хотя, работать -- совершенно точно! -- придется не одному.

-- Хорошо, давай так... У Кубинца есть одна вещь, которая меня очень интересует. Сможешь?

Я попросил господа, чтобы он нашептал в уши Ван Бозену какие-то сакральные слова, и он бы обязательно сподобился помочь мне.

-- Естественно, но если тебя интересует информация только об этой вещи.

-- В общем мне нужно знать, где Кубинец хранит пластину, на которой записана информация обо мне. Помоги, Кир. Пожалуйста, помоги, -- почувствовав резкий толчок в спину, я обернулся.

-- Что случилось?

-- Мать -- это кто? -- спросил Женька шепотом.

Ван Бозен, услышав его слова, глянув на нас исподлобья, недовольно сказал:

-- Я так называю самый любимый компьютер. И еще, если мы работаем вместе, то попрошу впредь не перешептываться...

Коридор закончился маленьким залом, в центре которого находился изящный стеклянный стол. Справа, слева и за столом стояли стулья, сделанные в виде огромных человеческих ладоней. С растопыренными пальцами.

-- Проходите. Присаживайтесь. В начале нужно кое-что сделать, иначе... -- Ван Бозен оценивающе посмотрел на гостей. -- Иначе мы получим программный сбой. Маме это не понравится! Идет?

Я не спеша, обошел стол. Посмотрел на монитор и присел на стул, тут же утонув в неожиданно мягком сидении. Женька уселся напротив монитора. Тем временем Кир включил компьютер. На противоположной стене появилась щель, из которой выполз пластиковый экран. По нему тут же пробежали сверху вниз светящиеся в полутьме ряды непонятных символов.

-- А мощности-то хватит? -- поинтересовался я.

-- Еще бы! -- с усмешкой ответил Кир. -- У матери необычный процессор.

Вот негодяй электронный, подумал я, неужели он вместо банального процессора использует одну из "финтифлюшек"?

-- Думаю, гражданин агент, ты уже обо всем догадался, -- Ван Бозен подмигнул мне.

-- Здравствуй, Кир! -- голос растекался по залу невидимой волной.

-- Мать, привет, -- радостно ответил осведомитель.

-- Эти люди... Ты их знаешь?

Ван Бозен еле заметно кивнул.

-- Один из них, -- тембр голоса немного возрос, --полчаса назад взломал систему безопасности "Зерот-Зерот-Триплекса".

Кир удивленно спросил:

-- Кто взломал?!..

Я посмотрел ему в глаза и пожал плечами. Ван Бозен, немного подумав, произнес:

-- Что я могу сказать, мать? -- он подмигнул мне. -- Молодец, сумел воспользоваться моими "финтифлюшками". У меня нет слов! Его ждет большое будущее. Сам-то как думаешь?

Я, глянув на экран, шумно вздохнул.

-- Не знаю насчет будущего, но... В общем, система безопасности, Кир, была просто плохо защищена. Потребовалось всего несколько минут, чтобы взломать ее. Но без "финтифлюшек", наверное, у меня ничего не получилось бы.

-- Отлично! Мать, можешь доверять ему даже больше, чем мне.

-- А второй? -- машина не унималась. -- Что ты знаешь о нем?!..

Ван Бозен несколько раз провел ладонью по подбородку.

-- Что я о нем знаю? -- он внимательно посмотрел на Женьку. -- Полное им -- Тарасенко Евгений Борисович. Место рождения -- Большая Москва. Возраст -- полных тридцать три года. Воспитывался в Колпинском интернате для особо одаренных детей. Сейчас работает старшим озеленителем в центральном парке Гранд Курска. Супруга -- Ирина Васильевна Тарасенко, в девичестве -- Пеккто. Дружит с Ярославом Стрейнджем, -- Кир с опаской покосился на меня. -- Могу -- если нужно -- назвать визионный код и номера кредитных карт.

Женька проглотил подступивший к горлу комок и, удивленно округлив глаза, посмотрел на всезнающего Ван Бозена.

-- Успокойся, все в порядке, -- прошептал я, -- он просто хорошо делает свою работу. Именно поэтому мне приятно иметь с ним дело. Так что ничему не удивляйся.

Жека прямо таки вскипел от ярости, но всеми силами старался это не показывать.

-- Ясно... -- "мать" на мгновение замолчала. -- Я доверяю им. Кир, жду твоих указаний.

Ван Бозен развернулся на стуле и положил ноги на столешницу.

-- Мне потребуется несколько минут, чтобы сформулировать задание, -- задумчиво сказал он.

Изображение на экране заморгало. В зале стало светлее, чем прежде.

-- Хорошо, мой мальчик, подумай. Я же пока ухожу... Пора потрошить девятую и восьмую зону таирских серверов. Ты не против?

-- Да нет, собственно.

Изображение на экране исчезло. Кир повернулся к гостям.

-- Пить что-нибудь будете?

-- Спасибо! -- почти одновременно ответили мы. -- Давай ближе к делу.

Осведомитель провел рукой по столешнице. И из нее медленно вывернулась маленькая подставка, на которой стояла банка джина "Серебристый Козел & С^о"...

-- Как хотите, не буду настаивать.

Ван Бозен дернул за колечко -- банка с шипением открылась. Он сделал пару глотков и поставил ее на стол.

-- Все же, Кир, почему ты не отказал? -- я машинально взглянул на стукача.

-- Знаешь, Чачу-мексиканец, мне был, почти как брат. Мы росли на одной улице в небольшом городке, потом вместе учились и все такое...

-- Чачу? Прости, Кир, но я, увы, совсем не знаю, кто это.

-- Он был здесь, когда пришли люди Кубинца, -- по щекам Кира вдруг потекли скупые слезы. -- Представляешь, я даже не смог как следует похоронить его. Эти ублюдки разорвали несчастного Чачу на куски. Не люди, а звери какие-то -- сволота недоношенная!

И тут я вспомнил рассказ Гензека о полковнике Джалябове, тело которого тоже было изуродовано до неузнаваемости. Похоже, обе смерти -- дело рук Кубинца или людей, которые заняты вместе с ним в проекте "БЛИЗНЕЦЫ".

-- Так что я и сам с большим удовольствием отвинтил бы башку этой ублюдине. Вот этими руками, -- сказал Ван Бозен и допил банку джина до дна. Он покачал головой, вытер слезы, добавив: -- Сейчас начнем. Для этого нам нужно кое с кем пообщаться.

Женька покосился на моего осведомителя.

-- Тебе придется с кем-то консультироваться? -- спросил он Кира.

Ван Бозен кивнул.

-- Понимаешь, я, конечно же, не последний среди взломщиков, но... У нас не принято прыгать через голову другого. Мы ведь, как правило работаем командой.

Жека понимающе кивнул головой.

-- Теперь все ясно.

Стукач повернулся к экрану, достал из кармана маленький пульт и направил его на появившуюся в небольшой нише в стене коробочку. По экрану сразу пробежали сверху вниз сине-красно-зеленые полосы.

-- Другой режим? -- поинтересовался я.

-- Ошибочка вкралась, -- буркнул Кир. -- Режим самый обычный, процессор в компьютере проапгрежен до максимума. Сам понимаешь, аналогов у "финтифлюшек" нет. Просто я не люблю гонять "маму" попусту. А она сейчас занята очень важным делом.

Экран поменял цвет. Теперь он стал синим. В правом нижнем углу появилась стрелочка. Осведомитель при помощи пульта переместил ее на иконку, напоминающую раскрывшийся цветок лотоса.

-- Что это? -- поинтересовался Женька, не отводя глаз от экрана.

Ван Бозен взял с подставки вторую банку джина и развернулся на стуле.

-- Это новый клиент-невидимка -- "Super Pro Hawk_Blood". Уверен, что вы о существовании таких, -- он доверительно взглянул на меня, -- даже не слышали.

-- Понимаю, -- задумчиво произнес Жека. -- Не буду мешать...

Внезапно в нижней части экрана замигал маленький желтый прямоугольник. Из мощных динамиков послышалось радостное восклицание: "Greetings! Daddy has already come!", что означало: "Привет! Папа уже пришел!".

-- Он здесь...

-- Кто он? -- с интересом спросил я.

-- Хороший знакомый. Он тебе, гражданин агент, известен под кличкой Бешеный.

Я, даже не задумываясь, сказал, что этот человек мне действительно знаком. Хотя, в лицо мне его видеть еще никогда не приходилось. И это было самой настоящей правдой.

Стрелочка вдруг переместилась на появившийся в центре экрана прямоугольник. На белом фоне почти сразу высветилась надпись: "Привет Кирыч! Как твои дела?". Из столешницы выдвинулась прозрачная клавиатура. Ван Бозен принялся быстро перебирать по ней пальцами. Под прямоугольником возник текст: "Отлично Бешеный. У меня к тебе есть пара вопросов... Ты располагаешь временем?".

В ожидании стукач достал сигареты и закурил.

"Говори!" -- ответил Бешеный.

"Принято. Вопрос очень сложный и необычный".

"Не дрейфь. Кодекс чту!".

Мы с Женькой так увлеклись чтением бегущей строки, что постоянно меняющийся текст для нас превратился в самый обычный разговор.

Ван Бозен: "Мне нужно проникнуть в архив Службы Внешней Разведки".

Бешеный: "Губа не дура!".

Ван Бозен: "Хорош ломаться. Поможешь?".

Бешеный: "Помогу. Но не хочешь ли ты сказать, что тебя интересует весь архив?".

Ван Бозен: "Нет, меня интересует...".

Кир вопросительно взглянул на меня. Я же, подумав, сказал:

-- Попробуйте ориентироваться примерно на 2067 год.

-- Не уверен, что в архиве есть такая древняя информация, -- возразил осведомитель.

-- Ты не понял, -- я помотал головой. -- Кубинец забрал у меня информационную пластину именно тогда. Правда, Жека?

Женька кивнул, сказав:

-- Да, нам было лет по двенадцать. Впрочем, может, плюс-минус год.

-- Нет-нет, Кир, ориентируйтесь именно на 2067 год.

Стукач облизнул губы и продолжил виртуальный разговор с Бешеным.

Ван Бозен: "Меня интересует 2067 год. Берем ориентировку на него".

Бешеный: "Принято".

Ван Бозен: "Надеюсь, ты не один?".

Бешеный: "А что уже сами не справимся?".

Ван Бозен: "Нужно сделать обходной маневр. Вдвоем это проблематично. Как думаешь?".

Бешеный: "Хорошая идея. Правильно, иначе нас схавают гораздо быстрее, чем мы окажемся в архив. Кстати, ты не сказал, зачем испытать наши шкуры на прочность? Риск слишком большой. Ты же понимаешь...".

Ван Бозен: "Рядом со мной находится человек, работающий в СБЦЗ. Ему нужна помощь".

Бешеный: "С каких пор ты стал приторговывать своими потрохами?"

-- Послушай, неужели ты не мог обойтись без них? -- спросил шепотом Женька.

-- Вчера еще мог, но сегодня уже нет. Шеф приставил ко мне охрану, -- ответил я, не отводя глаз от экрана.

Ван Бозен: "Бешеный, тебе имя Чачу-мексиканец о чем-нибудь говорит?"

Бешеный: "Еще бы! В былое время мы с Чачу такие выкрутасы проделывать... Теперешним взломщикам такое даже в голову не придет. Но ты, кажется, бредишь при чем здесь Чачу?".

Ван Бозен: "Его больше нет...".

Бешеный: "Как это нет?".

Ван Бозен: "Чачу убили. И человек, который, сейчас стоит рядом со мной намерен с ним расквитаться. Я бы и сам смог, но у него полномочий больше, чем у меня".

Бешеный: "Один момент."

Ван Бозен: "Что-то случилось?"

Бешеный: "Вроде бы ничего, но предчувствия у меня самые не хорошие... Я должен воспользоваться ресурсами твоей мамы. Ты не против?".

Ван Бозен: "Она сейчас в сети, я работаю на дочернем компьютере. Пользуйся!".

Бешеный: "Принято!".

Иконка Бешеного внезапно исчезла с экрана. Я встал.

-- Что он собирается делать?

-- Маму мою потрошить, -- пробормотал Ван Бозен. -- Пусть немного порезвится -- она его все равно не подпустит к себе.

-- Почему ты ему доверяешь?

-- Дело в том, что он считается патриархом нашего общества, -- осведомитель тяжело вздохнул.

Примерно через минуту на экране снова появилась иконка Бешеного.

Ван Бозен: "Воспользовался?"

Бешеный: "Прости, но я не понял, что за процессор у твоей мамы?".

Ван Бозен улыбнулся. "Это не процессор, а "финтифлюшка"".

Бешеный: "Вот дьявол, Кирыч, ты умеешь бить прямо в сердце!".

Ван Бозен: "Я долго не решался ставить ее вместо обычного процессора. Но после смерти Чачу-мексиканца мне уже на все наплевать".

Бешеный: "Принято! Я всегда уважал тебя за находчивость, Кирыч. Покажем этим сукам, что не только они могут, заказав девочек, танцевать их. Банзай!".

Ван Бозен: "Спасибо за откровенность, Бешеный. Банзай! Что с основным вопросом?".

Бешеный: "Кажется, нашел кое-какие бреши в защите архива".

Ван Бозен: "Какие именно?".

Бешеный: "Подожди, влетаю! Хотя, стоп!".

Ван Бозен: "В чем дело?".

Бешеный: "Как зовут человека, которому ты решил помочь?".

Осведомитель посмотрел на меня и, побарабанив пальцами по столу, вернулся к беседе с Бешеным: "Ярослав Стрейндж".

Бешеный: "Ах Стрейндж! Как же, н а с л ы ш а н. Передай ему привет от бригады Липскера".

-- Бывает... Тогда передай Бешеному, что Липскером и его командой я еще не скоро займусь, -- произнес я с усмешкой.

Ван Бозен: "Он попросил передать, что Липскер может еще очень долго отдыхать".

Бешеный: "Принято! Уже готово!".

Ван Бозен: "Отлично!".

Прошло несколько секунд, а новая надпись все еще не появлялась, и осведомитель, вспотев, даже заерзал на стуле.

Бешеный: "Ну вот, кажется, есть чем потресть. Правда, от всех записей за 2067 год осталась только одна. Может, именно она интересует агента Стрейнджа?".

Ван Бозен: "А что с другими записями?".

Бешеный: "Это можешь спросить у Кубинца".

-- У кого?!.. -- крикнул я, задыхаясь от волнения.

Бешеный: "Перегонять информацию не буду -- очень опасно. Нас могут засечь, тогда говна не оберешься".

-- Пусть передает прямым текстом, -- попросил я.

Ван Бозен: "Мы ждем. Цитируй!".

Бешеный: "Информация [инф. пластина] об участнике проекта "БЛИЗНЕЦЫ" [Я. Стрейндже, группа "α", мимикроиде класса "α"] перенесена в запасное хранилище. Искать в закрытой зоне МОН, мог. #αα-000002".

-- Я что-то ничего не понимаю, -- Женька с недоумением воззрился на меня.

-- "МОН" -- это Марсианский Общегалактический Некрополь. Значит, моя пластина сейчас находится именно там.

-- А что такое "мог. #αα-000002"?

-- Номер могилы... -- с опаской взглянув на экран, сказал я. -- Кир, спроси у Бешеного, это все, что ему удалось узнать?

Ван Бозен: "Есть еще что-нибудь?".

Бешеный: "Другие записи стерты".

Ван Бозен: "Когда?".

Бешеный: "Судя по всему -- вчера. Кстати, под оставшейся записью стоит подпись Кубинца. Это он прикончил Чачу-мексиканца?".

Ван Бозен: "Другим до него давно не было никакого дела. Чачу три года назад отказался от прежней жизни".

Бешеный: "Ну и тварь же этот Кубинец. Передай Стрейнджу, чтобы он обязательно посадил этого козла голой жопой на кол".

-- П о с а ж у! И пусть Бешеный даже не сомневается, -- решительно сказал я и сжал кулаки.

Ван Бозен: "Ты один ломаешь?".

Бешеный: "Совсем забыл тебя уведомить, со мной работ... работали еще трое ребят из моей группы".

Ван Бозен: "Ясно".

Бешеный: "Что тебе ясно? Наша защита, кажется, дала серьезный сбой! Сейчас один из ребят сообщил мне, что очень хреново себя чувствует".

-- Что с ним? -- вскрикнул я. -- Пусть обо всем пишет!

Ван Бозен немедленно продублировал мой вопрос и мы стали ждать ответа Бешеного. Вскоре на экране появилась новая надпись:

"У Дзена Киллера -- высокий такой, ты его должен знать -- кружится голова. Он блюет кровью, зрение ни к черту. Да он ни хрена не видит! Подожди, другой на связи...".

Ван Бозен: "Ни в коем случае не отключайся! Не отключайся!".

Бешеный: "Ну, вот что. Дела плохи, второй сообщил, что не смог добраться до кухни... он тоже блевал кровью и видел странные пульсирующие круги в воздухе".

-- Это К у б и н е ц... -- со страхом сказал я. -- Пусть немедленно уходит.

Бешеный: "Кирыч! Мне отчего-то стало очень плохо... Голова... Все вокруг плыве...".

Ван Бозен: "Бешеный, отключайся!".

Но было уже слишком поздно, на экране появилась последняя запись:

"Д ь я в о л, круги. Кирыч, я вижу, как вокруг меня пульсирует воздух. Б е г и т е!".

И экран погас совсем. Я взглянул на Кира. Он сидел, скрючившись в три погибели. Его глаза были влажными, а руки вздрагивали так, будто сквозь них пропускали небольшими порциями электрический ток. Ван Бозен через секунду стал весь синий, почти как мертвец. Я подошел к нему и сказал:

-- Кубинец. Тебе нужно убираться отсюда.

Осведомитель поднял голову и, в ужасе взглянув на меня, произнес:

-- Я никуда не пойду. Пусть только эта тварь появится здесь.

-- Уходи, -- попросил я.

-- Нет!

Ван Бозен встал и, схватив меня за руку, решительно потянул к двери. Женька сразу пошел за нами.

-- Совсем забыл сказать несколько слов об Антониусе Квайда.

Значит, Кир до моего появления успел таки где-то раздобыть информацию, за которую я сейчас был готов отдать пол царства, будь оно в моем распоряжении. Пронырливый, как черт!

-- Тебе еще что-то известно? -- я удивленно вздернул брови.

-- Он служил в первой десантной бригаде? -- Ван Бозен остановился у двери и глубоко вздохнул.

-- Да.

-- У Квайда был друг. Но, кажется, он после какого-то несчастного случая был уволен в запас.

-- Ну, дальше, -- я напряженно поглядел Ван Бозену в глаза. -- Пожалуйста, не молчи!

-- Его зовут Дугласом Смада. Только он выведет тебя на Квайда, -- сказал Кир, высоко подняв брови. -- Обязательно найди его. Больше ничего мне не известно.

-- Спасибо, Кир, -- я крепко пожал ему руку. -- Может, все-таки уйдешь с нами?

-- Не люблю плевать на собственные решения. Я уже сказал, что скоро все закончится, так и не успев начаться. Это печально, но факт. Чачу-мексиканец и Бешенный со своей группой стоят отмщения. Убирайтесь сами и обо мне не беспокойтесь.

Когда мы с Женькой оказались на улице, за дверью "Зерот-Зерот-Триплекса" что-то загрохотало.

Как много в Греции крестов!

Однако, больше, чем скопцов.

Я их заметно всех алкал,

И, затуманившись, восстал!

Марсианский Общегалактический Некрополь

Когда было уже без четверти восемь мы с Женькой остановились у моего дома. Он находился совсем рядом с парком, в котором почему-то росли только березы. Я поднял голову и увидел холодные искры восходящего солнца, слабо пробивающиеся сквозь темно- и светло-зеленые листья.

-- Побудь здесь минут десять, а потом поднимайся на пятый этаж, -- сказал я, взглянув на окна моей квартиры.

-- А что потом?

-- Когда откроется дверь, сделай вид, что только-только увидел меня, -- пояснил я. -- И пусть тебя не смущает то, что мне придется называть тебя другим именем. Это нужно для дела.

-- К чему такая конспирация? -- спросил Жека, окинув меня недоверчивым взглядом.

Я показал на кухонное окно, добавив при этом назидательно:

-- Вот там сейчас спит один тип... И я не хочу, чтобы он -- после того, как проснется -- передал кое-кому, что я некоторое время отсутствовал.

-- Хорошо, понятно. Но я имел в виду совсем другое. Ты до сих пор так и не сказал, в чем будет заключаться моя помощь. Ведь мое присутствие в "Зерот-Зерот-Триплексе" вряд ли можно назвать таковой.

-- Об этом поговорим чуть позже. Договорились?

-- По рукам! -- и мы крепко пожали друг другу руки.

В квартире озарена светом -- исходившим из окна -- была только кухня. В других комнатах все еще продолжала править безумный маскарад тьма, но только потому, что шторы везде были наглухо закрыты. Я осторожно подошел к Арно, внимательно посмотрел на него, а потом легонько подергал рукой за плечо. Странно, но осведомительно Гензека даже не пошевелился. Я еще несколько раз подергал его за плечо -- никакой реакции. Надо же, кажется, "вентиляция мыслей" мне удалась на славу.

-- Эй, вставай, -- прошептал я. -- Уже почти восемь часов утра.

Арно, наконец-то, проснулся. Он поднял голову, медленно открыл глаза, потянул руки и ноги. И мне показалось, что он очень хорошо выспался.

-- Я что, спал? -- сонно спросил он, увидев зажатую в руке вилку.

-- Не спал, а дрых, прямо как настоящий богатырь, -- подыграл я, усмехнувшись. -- Хоть выспался?

Соглядатай, кивнув, очень тихо произнес:

-- Если честно, давно так хорошо поспать не удавалось. Надо же, ведь прямо за столом брякнулся...

Я похлопал его рукой по плечу.

-- Не удивляйся. Знаю я вашу армейскую жизнь: подъем в семь, пол часа на утренний туалет, завтрак, учебные занятия, пол часа на обед и перекур, потом самостоятельные занятия, ужин, подготовка ко сну и рваная дремота.

-- И не говори, -- зевнув, сказал Арно. -- Везет же тебе.

-- Это еще почему? -- удивленно спросил я.

-- Ты свободный человек. Можешь позволить себе жить не по уставу. А если и по нему, то уж никак не двадцать четыре часа в сутки.

-- Да ладно, не напрягайся, -- произнес я и засмеялся. -- Мои сутки гораздо длиннее, чем кажутся. Иногда приходится работать по сорок восемь часов. И все без отдыха! Так что еще не совсем ясно, кому везет больше -- тебе или мне.

В дверь несколько раз позвонили и мы с Арно сразу переглянулись. Соглядатай встал и, одернув рубашку, настороженно спросил:

-- Ты кого-нибудь ждешь?

Я помотал головой и направился в прихожую. Главное, чтобы Жека сейчас не подвел, подумал я, обхватив пальцами рычажок замка. Потом я два раза повернул его и осторожно толкнул дверь от себя.

-- Привет! -- радостно вскрикнув, Жека обнял меня и приподнял.

-- Бродяга, сколько лет, сколько зим! -- воскликнул я, едва обернувшись.

Арно стоял в коридоре и, видимо, все еще не понимал, что происходит.

-- Это мой старый приятель... Михаил. А это друг моего друга -- Арно.

Жека отпустил меня и, подойдя к соглядатаю, приветственно протянул ему руку. После чего я пригласил всех пройти в кухню.

-- Сколь ж мы с тобой не виделись? -- спросил я.

-- Лет пять, наверное, -- ответил Жека, поглядев в окно. -- Хорошо устроился, отсюда открывается замечательный вид.

-- Я так не думаю. Видеть каждый день одни березы, знаешь, как-то надоедает.

-- Это тот человек, с которым ты вчера разговаривал? -- поинтересовался Арно.

-- Да. Как узнал, что он будет проездом, так сразу и решил поймать его за загривок, -- я схватил Женьку за шею и мы громко засмеялись.

Спустя пол часа мы с Жекой прошли в комнату, оставив Арно у плиты со сковородой в руках.

-- Ты был абсолютно прав. Вижу, тебя действительно здорово обложили, -- Жека покосился на запертую изнутри дверь.

-- Не то слово. Сейчас я даже не могу понять, кого мне нужно бояться больше: шефа или Кубинца? Но я не один в этих -- если можно так выразиться -- тисках.

-- Ты, конечно же, имеешь в виду Антониуса Квайда? -- Жека сел на кровать.

Я кивнул и собрался было раскрыть перед ним весь план дальнейших действий, но неожиданно зачирикал зуммер голограммовизора. Женька сразу вскочил с кровати и встал позади экрана -- так, что его совсем не было видно.

-- Ярослав, привет!

Это был Гензек. Находился он в своем кабинете и почему-то выглядел крайне не выспавшимся и очень-очень уставшим.

-- Здравствуйте, Бэлл Бэллович, -- ответил я, даже не пытаясь смотреть в Женькину сторону.

-- Как там поживает мой человечек?

-- Нормально. Он сейчас на кухне, готовит завтрак.

Гензек взял со стола какую-то тощую папку, раскрыл ее и вдруг глаза его забегали, как зверьки.

-- Пусть долго у тебя не засиживается. У него есть еще кое-какие дела.

-- Хорошо, обязательно передам.

Яхонтов в сердцах бросил папку обратно на стол, рявкнув:

-- Глейд, что там у нас с документами?

-- Потребовались кое-какие уточнения и подписи ответственных. Но они уже почти готовы, -- пробормотала мулатка, оправдываясь.

-- Ну что вы, ей богу, -- Гензек встал с кресла и я увидел, как он сжал кулаки. -- Это начнется с минуты на минуту, а вы не можете организовать пару каких-то дурацких бумаженций.

-- Бэлл Бэллович, через час все будет готово. Можете быть уверены! -- успокоила Глейд.

-- Через час? Подумать только! -- Яхонтов сел в кресло и впился глазами в экран. -- Одни не могут во время подготовить документы, другие вообще не хотят работать. Бардак развели! В общем, Глейд, чтобы документы лежали на моем столе ровно через час. Ясно?

-- Будет сделано, -- ответила мулатка, исчезая за дверью.

-- Как спалось?

Прежде чем ответить, я вспомнил прошлую ночь. И мне захотелось рассказать Гензеку все о случившемся, но я промолчал.

-- Нормально.

-- Это хорошо, это очень хорошо, -- он напряженно взглянул на меня, добавив: -- Важное дело мы с тобой затеяли.

-- Но, вы и сами знаете, что для меня все дела важные. То есть абсолютно все.

-- Знаю. Поэтому-то и ценю тебя. Кстати, почему ты не задаешь уже привычных вопросов?

-- А их больше нет, -- уверенно ответил я.

-- Неужели?!..

-- Абсолютно.

-- То есть, ты хочешь сказать, что уже совершенно точно знаешь где искать Квайда? -- недоверчиво поинтересовался Яхонтов.

-- На Аватаре, где же еще, -- я иронически усмехнулся.

-- А если серьезно...

-- Бэлл Бэллович, полагаю, мне известно не больше, чем вам, -- пояснил я, глядя Гензеку прямо в глаза.

-- Тогда скажи, пожалуйста, как ты найдешь его? Аватар-то не маленький.

-- Пока не знаю.

-- Но сроку у тебя ровно восемь суток -- до тридцатого июня. Ты об этом хоть помнишь?

-- Конечно, помню. Пять дней лететь до Аватара. Остается три дня на поиски.

-- Думаешь, семьдесят два часа хватит? -- он холодно взглянул на меня.

-- Не знаю, все может быть, -- пробурчал я.

-- Отставить всякие "может быть" и немедленно! -- Гензек перешел на приказной тон. -- Тридцатого числа Квайда должен быть ликвидирован и точка! Если ты в чем-то сомневаешься, то откажись лучше сейчас. Потому будет поздно. Но по крайней мере у меня образуется какое-то время для того, чтобы найти другого исполнителя.

О-го, а вот это уже очень похоже на прямую угрозу, подумал я, продолжая сверлить Яхонтова глазами. Шантажирует что ли? Но зачем? Интересно, о чем он сейчас думает? О чем мыслит ГЕНеральный ЗЕмли Комиссар? И мне вдруг захотелось провентилировать мысли Гензека, но все-таки я вовремя остановился. Ведь Яхонтов может легко читать чужие мысли не хуже меня и блокировать любое вторжение в свой мозг извне.

-- Другому агенту Квайда никогда не найти, -- сказал я, немного успокоившись. -- И вы об этом знаете, лучше чем кто-то другой.

-- Нет-нет, просто я хотел намекнуть, что в этом случае ликвидация будет первым заданием, которое ты провалил, -- добавил Гензек, взяв со стола карандаш. -- А я не хочу, чтобы злые зыки потом подшучивали над нами обоими.

-- Бэлл Бэллович, постойте!

-- В чем дело? -- удивленно спросил Яхонтов.

-- Вы же совсем недавно сами говорили, что об этом деле никто не должен знать.

-- А я от своих слов и не отказываюсь. Но ты должен понимать, что о заслугах обычно никто не говорит. А вот о провалах вспоминают все и при любом удобном случае. Если ты не устранишь Квайда, то боюсь в скором времени про это будут шептать на каждом этаже Управления. Спрашиваю последний раз: сможешь убрать Квайда?

Что-то не громко хрустнуло. Я взглянул на стол и увидел лежащие на нем половинки карандаша.

-- Справлюсь. Бывало ведь и в сто крат хуже. Так что не извольте беспокоиться, -- учтиво произнес я.

-- Но тогда как ты найдешь его на Аватаре?

Этим вопросом Гензек едва не поставил меня в тупик, но я, почему-то совсем не раздумывая, ответил:

-- Найду. Правда, пока не знаю как, но найду. В последнее время мне кажется, что мы с Антониусом Квайда как-то связаны. Не знаю, может, даже ментально. Просто я чувствую его...

Белл Бэллович покачал головой и, резко смахнув на пол остатки карандаша, сказал:

-- Ну это уже совсем другой разговор. Дополнительные инструкции нужны?

-- В первый раз что ли? -- обиженно произнес я.

Яхонтов впервые за время разговора улыбнулся. Он задумчиво почесал подбородок и вскоре попрощался, пообещав по возвращении на Землю обязательно подумать о моем повышении.

Женька напомнил о себе сразу после того, как погас экран:

Не рассуждай о гласности массивной,

Когда скандально щелкают дрозды,

В норе тебе лесной рыдать не надо,

Подставит вереск вечной простоты!

-- Жека, теперь слушай внимательно, -- настороженно и очень тихо сказал я.

-- Я весь внимание, -- отозвался Женька.

-- Ты доверяешь мне?

-- Когда ты сказал о том, что работаешь в СБЦЗ мне -- если честно -- сначала даже хотелось убить тебя. Но все остальное, услышанное и увиденное еще раз подтвердило, что лучшего друга, наверное, мне в этой жизни никогда не встретить, -- он сел рядом и, посмотрев мне в глаза, добавил: -- Говори, только все, пожалуйста.

Я вздохнул и, доверительно положив руку Женьке на плечо, сказал:

-- Есть только один способ спасти вас с Ирой, а попутно и Квайда. Ты ведь не сомневаешься, что он -- как у нас принято говорить -- попал не случайно? Только прошу: никому об этом не говори, даже Ире. Это слишком опасно!

Жека покачал головой, а я продолжил:

-- Сразу после того, как уйдет Арно нам с тобой нужно будет...

-- Как прошли проводы? -- спросила Ира.

Женька вошел в прихожую и, снимая обувь, ответил вполголоса:

-- Да, все нормально. Но в космопорте я все таки не был.

-- Неужели Ярослав был против? -- она направилась в кухню.

-- Нет, просто нам с тобой нужно успеть вернуться к утру.

-- Откуда?!..

-- С Марса. Ярослав попросил, чтобы мы посетили Общегалактический Некрополь.

Она остановилась у двери и, обернувшись, с большим подозрением посмотрела на Женьку.

-- А как же работа?

-- Ничего страшного, -- он усмехнулся. -- Минут через десять свяжусь с директором. Думаю, он не будет против, если в плотном графике старшего озеленителя образуется оконце. М а л е н ь к о е такое.

-- Не знаю, не знаю, -- отозвалась Ира. -- Тебе виднее.

Он зашел в ванную и, открыв кран с холодной водой, посмотрел на свое отражение в зеркале. Сильно, очень сильно изменился ты за эти годы. Уже совсем не такой, каким был раньше. Женя осторожно погладил себя ладонями по щекам. Не мешало бы избавиться от щетины, подумал он, взяв с полочки бритву и баллончик с пеной для бритья. Здорово изменился. И оброс, как черт за эти дни.

-- Где вы были? -- громко спросила Ира. -- Или это секрет?

-- Да так...

-- Ну все-таки, -- настаивала она, -- расскажи.

-- В одном очень интересном месте, -- ответил Жека, обильно смазывая щеки пеной. -- Но тебе там наверняка не понравилось бы.

Ира заглянула в ванную комнату и, незаметно сняв с сушилки полотенце, хлестанула им мужа по голой спине. Вздрогнув от неожиданности, Женька едва не уронил бритву.

-- Интересно, что это за место такое, о котором ты почему-то не хочешь рассказывать? -- она, будто от обиды на мужа, прищурила глаза и поджала алые губки.

-- Что ты ей богу? Говорю же: тебе там совершенно точно не понравилось бы. Так что можно без лишних подробностей?

-- Ну, как хочешь. Тогда иди и сам себе готовь ужин. Я все сказала!

Женька вдруг схватил Иру за руку, и страстно притянув к себе, поцеловал. И поцелуй этот выдался слишком ласковым и очень нежным. Она уже и не помнила, когда он последний раз целовал ее так. Разве что, может, только на свадьбе.

Но тогда и я была совсем другой, подумала Ира. Да и все было другим: мысли, воздух, вода -- весь мир. Чуть позже влюбленность, -- не любовь, а именно в л ю б л е н н о с т ь -- которую я слишком долго испытывала к Ярославу совсем померкла, а Женька действительно стал самым желанным для меня человеком на свете.

-- Лучше скажи вот что: боишься завтрашнего дня? -- прошептал Женя одними губами, взглянув ей прямо в глаза.

Ира осторожно прижалась спиной к двери, опустила руки -- полотенце тут же упало на пол -- и сразу не смогла ответить на этот вопрос. Странно, но Женькин поцелуй -- хотя и был мимолетным -- запомнился ей.

-- Знаешь, я размышляла над этим все то время, пока тебя не было дома.

-- И что? -- Женька все еще не отпускал Ирину руку.

-- Мне кажется Ярослав просто болен. Не знаю, как это называется... Возможно, мания преследования или что-то в этом духе. При работе, как у него болезнь такую не сложно получить в качестве платы за труд.

-- Почему же? -- спросил Жека в раздумье, которое мгновенно отразилось на его лице.

-- Все мы в детстве пережили шок: я, ты, Ярослав, -- она немного разжала губки, обнажив на мгновение ровные и белые, как высокогорный снег зубы. И Жене сразу захотелось коснуться их кончиком языка, но Ира, продолжив говорить, сразу стряхнула в бездну это желание: -- Со временем все стерлось из памяти. Я уже и забыла об этой дате.

-- Почему? Мы ведь потом не раз говорили на эту тему, -- возразил Женька. -- Ты ведь помнишь, правда?

-- Помню, -- она резко оттолкнула его от себя и отошла в сторону. -- Но на самом деле годы, прожитые в интернате, этот чертов сектор, Кубинец, девочка Стелла, странная смерть и загадочное воскрешение директора -- все это я уже давно вычеркнула из памяти. Не знаю, как ты, но я совершенно точно вычеркнула! И тут появляется Ярослав с глупой просьбой о помощи. Я не хочу ему помогать. У него, похоже, не все дома... Ну, какой, скажи на милость, из меня помощник? Мне еще никогда не приходилось слышать, чтобы беременная баба бросалась кого-то спасать.

Женя осторожно опустил глаза и посмотрел на тонкие, почти медового оттенка Ирины плечи. Они -- в тусклом свете ночника -- были особенно восхитительными. Эти плечи притягивали к себе сильнее любого магнита. Женя не мог оторвать взгляд от гладкой кожи, стройной шеи и божественно упругой груди, на которой выдавались маленькие крепкие соски. Взгляд его опускался все ниже и ниже. И теперь он, жадно вдыхая заколдованный Ириным обаянием воздух, разглядывал -- словно в первый раз -- ее неширокие бедра и округлые колени, едва выступающие из разреза шелкового халата.

-- Что с тобой? -- вдруг спросила она и Жека сразу будто проснулся.

-- Все в порядке, -- ответил он, беспокойно моргнув.

-- Ты какой-то странный вернулся.

-- В смысле? -- удивился Жека.

Ира тяжело вздохнула и пошла в кухню, сказав при этом:

-- Даже не знаю...

Женька немедленно пошел вслед за ней.

-- Нет уж поясни, пожалуйста, -- попросил он, оказавшись в кухне.

-- Просто таким изможденным я тебя давно не видела, -- произнесла Ира укоризненно. -- Где же вы все-таки пропадали? И почему ты так изменился всего за несколько часов?

Женя, сев на стул, поднял ноги и, обхватив колени руками, ответил вполголоса:

-- Ладно, -- и он рассказал Ире о том, что произошло прошлой ночью.

Она, закрыв лицо руками, села напротив. Женьке вдруг показалось, будто Ира сейчас старается придти в себя после страшного обморока. Наверное, все действительно так и было. И он не стал беспокоить Иру покуда ее голос не нарушил уже застоявшуюся тишину:

-- Но ты-то хоть понимаешь, что мне нельзя лететь? -- она коснулась ладонью живота.

-- Завтра уже двадцать второе июня. Ярослав предположил, что Кубинец, преследуя Квайда, со всей своей командой наверное уже отправился на Аватар. А, значит, нам с тобой ничего не грозит. Ты, конечно, останешься дома, мне же придется лететь на Марс. По другому нельзя! Может, Ярослав и не совсем здоров, но я считаю его человеком, которому мы самые близкие люди. Я должен...

-- Понимаю, -- произнесла Ира, тихо закрывая глаза. -- Когда ты должен быть на Марсе?

-- Вылетаю экстренным рейсом в одиннадцать вечера. Ярослав дал мне кое-какие документы, объяснив, что с ними пропустят куда угодно. Обратно вернусь сразу после того, как найду его пластину. То есть, завтра утром. Ты должна верить, что со мной ничего не случится.

Через час Женька был уже в космопорте. Оказавшись в довольно обширном холле, он направился в третий терминал, откуда по нескольку раз в сутки стартовали военные корабли. Терминал этот находится на пятом уровне -- сразу за пятнадцатым по счету залом ожидания. Пропуск у него спросили прямо на входе. И Женя этому совсем не удивился.

-- Служите в СБЦЗ? -- недоверчиво спросил плечистый таможенник, выпрастывая руку из складок серого плаща.

Женька повел себя слегка вызывающе-решительно, ответив:

-- По-моему в пропуске так и написано: СБЦЗ, особый отдел слежки. Разве нет?

На что таможенник, подав знак своему коллеге, произнес:

-- Думаю, вы любите свою работу. Я свою тоже, и давайте не будем препираться.

Другой таможенник, сняв с ремня электрошокер, посмотрел на Женю, спросив:

-- Какие-то проблемы?

-- Постой рядом. Нужно как следует проверить этого гражданина.

Плечистый попросил Тарасенко расстегнуть куртку, и сразу принялся ощупывать Женьку. Руки таможенник сначала погрузили во внутренние карманы, а потом начал жадно лапать его за ноги. Когда шаловливые пальцы добрались уже до колен, Тарасенко с укоризной сказал:

-- Вы бы лучше следили за нелегалами.

Таможенник выпрямился и, в который раз сканируя пропуск, заметил:

-- Ими тоже занимаемся. Будьте уверены!

На этом проверка была закончена. У Жени еще что-то спросили, а потом он пошел дальше. И таможенники проводили его недоверчивыми взглядами до самых дверей.

В третьем терминале было совсем мало людей. Среди присутствующих Женька не заметил ни одного гражданского лица. Военные же были почему-то только из похоронных команд. И все -- стоит заметить -- в абсолютно одинаковых мундирах. Сначала он почувствовал себя даже как-то неловко -- ему показалось, что все смотрят на него, как на белую ворону. Чтобы не привлекать к себе внимание, Женя направился к большому светящемуся табло. Оно висело в центре зала и совершенно не понятно на чем. "Рейс 13/007, Земля-Марс. Отправление 19:00", -- прочел он, высоко подняв голову.

Через пятнадцать минут, подумал Жека, и в этот момент в дверях появились крепкие ребята, вооруженные "Брекерами". Разведчики -- четыре солдата и один офицер. Кажется, лейтенант, решил Женька, но отсюда совсем не видно, сколько звезд на его нашивке. Кого-то ищут? Женя насторожился и, не спеша, обошел табло. Если они действительно пришли по мою душу, то куда бежать в случае чего? Он осмотрелся и заметил еще одну дверь -- над ней висела табличка с упреждающей надписью "Запасный выход!". За третьей же дверью находился шлюз. Офицер остановился и громко сказал:

-- Граждане военные!

Все сразу замолчали и настороженно посмотрели на него, Женька тоже.

-- Сейчас будет повторный досмотр. Если вы хотите успеть на рейс, прошу подходить ко мне по одному, -- пояснил лейтенант.

Военные безропотно выстроились в колонну -- звания никакой роли не играли. Каждому нужно было лететь и, соответственно, каждый хотел пройти досмотр как можно быстрее. Лейтенант подозвал к себе одного разведчика, что-то негромко сказал ему и тот достал сканер. А, значит, их интересуют только документы, решил Тарасенко.

Другие разведчики заняли позиции по периметру терминала -- начался досмотр. Военные подходили к лейтенанту, и он, задавая два-три вопроса, сканировал документы. Нужно сказать, очередь продвигалась довольно быстро. Жека оказался в живой колонне предпоследним. Перед ним стоял тощий и высокий, как жердь ефрейтор, а позади -- толстый майор с тяжелым кейсом.

-- Имя, фамилия? -- спросил лейтенант тощего.

-- Циркало Петр Данилович, -- ответил ефрейтор.

-- Где служите?

-- Похоронная команда девять. Взвод капитана Лейбаха, второе отделение.

-- Цель посещения Некрополя, -- лейтенант крайне подозрительно взглянул тощему в глаза.

-- Плановая уборка могил типа JK, номера: с двадцать первого по сто сорок седьмой.

-- Предъявите пропуск, -- ефрейтор протянул лейтенанту пластиковую карточку и тот, просканировав ее, разрешил ему идти к шлюзу.

Дошла очередь до Жени и он настороженно посмотрел на лейтенанта.

-- Имя, фамилия?

-- Михаил Валентинович Козловский, -- заучено ответил Женя.

-- Где служите? -- лейтенант прикусил губу.

Тарасенко решительно поднял глаза. А для того, чтобы придать себе совсем достойный вид, даже расправил плечи.

-- Служба Безопасности Цивилизации Землян, -- негромко ответил он. -- Особый отдел слежки.

-- Предъявите пропуск.

Лейтенант пытливо посмотрел на Женьку. А когда Тарасенко отдал пропуск, разведчик очень подозрительно вонзил в него узкие глаза. Через минуту пропуск был снова у него в руках. Лейтенант, правда, задал еще один вопрос:

-- Цель посещения Некрополя...

-- Проверка на предмет посещения нелегалами некоторых захоронений, -- без тени смущения ответил Женька.

-- Значит, вы их и там ищите? -- нахмурив брови, спросил разведчик.

-- Нелегалов мы ищем везде, лейтенант.

-- Проходите, -- сказав это, он велел подчиненным пропустить Женю вперед.

Лейтенант приступил к досмотру майора. Тарасенко, стоящему рядом с дверью, за которой находился шлюз, было очень хорошо видно, как разведчик попросил у толстяка пропуск. После чего майор почему-то занервничал.

-- Вы что, плохо слышите? Предъявите пропуск, -- потребовал лейтенант.

Руки толстяка вдруг задрожали и Жене показалось, что он вот-вот уронит тяжелый кейс. А в нем было, как минимум, килограммов пятнадцать веса.

-- Вот, возьмите, -- майор протянул лейтенанту пластиковую карточку.

Заработал сканер. Не прошло и минуты, как разведчик, подойдя к толстяку еще ближе, задал следующий вопрос:

-- Цель посещения Некрополя?

Майор, перемявшись с ноги на ногу, ответил и, кажется, слишком уж натужным голосом:

-- Перепись могил типа JI.

Лейтенант, сдвинув куцые брови к переносице, достал из кармана блокнот и полистал его.

-- Перепись? Повторите, какая именно, -- с особым интересом попросил он.

Майор, кажется, занервничал еще больше -- Женя увидел, как он не спеша, вытер платком пот со лба и быстро-быстро заморгал. А, убирая расписанный желтыми цветами платок обратно в карман, даже два раза уронил его на грязный пол.

-- Ах да, совсем забыл уточнить. Это внеплановая перепись.

-- Но подождите... Пятая по счету?

-- Да, -- уверенно ответил майор. -- А что?

-- А то, что у меня есть сведения абсолютно другого характера, -- лейтенант, захлопнув блокнот, ткнул им толстяка в грудь.

Интересные у них повадки, подумал Женя, глядя на все это. Майор дрожит перед лейтенантом, как болонка, завидев крепкого питбуля. Да, бурить они умеют, причем очень глубоко!

-- Нет, но это действительно внеплановая перепись, -- прошептал толстяк дрожащими губами. -- Ничего не понимаю.

-- А здесь и понимать нечего, -- рявкнул лейтенант, жестом подозвав того из подчиненных, который стоял ближе всех. -- И вот еще что...

Майор сразу вроде бы стал меньше ростом и теперь смотрел на лейтенанта снизу вверх.

-- У вас ведь еще и пропуск просрочен. На целый месяц! Объясните, почему?

Толстяк нерешительно отступил назад и, согнув руки в локтях, начал оправдываться:

-- Извините, извините меня, пожалуйста. Я просто забыл продлить его. Вернее... совсем не было времени -- постоянные разъезды. Понимаете? Ах, ну какой же я забывчивый, ей богу.

Лейтенант кивнул солдату и тот, приблизившись к майору, ткнул ему в живот стволом "Брекера". Толстяк сразу задрожал всем телом и от страха замахал руками.

-- Гражданин лейтенант, давайте уладим этот вопрос. Всегда есть компромисс.

-- Ха-ха, -- разведчик засмеялся диким нервным смехом и его подчиненный нанес сильный удар толстяку прикладом прямо в шею.

Майор уронил кейс и шумно повалился на пол. Люди, ожидающие вылета, отошли немного назад, но Женька остался стоять на прежнем месте. Лейтенант махнул рукой и к нему тот час подскочили еще два разведчика. Они, схватив толстяка за руки, молча поволокли его к двери.

Женька, находясь уже в салоне иономобиля, внимательно посмотрел на корабль, который должен был через какие-то полтора часа доставить его на самое большое кладбище во всей галактике. Дискообразный аппарат был похож на гигантских размеров перевернутое блюдце с полусферической надстройкой в самом центре. В свете мощных прожекторов корабль этот почему-то напомнил Жене легендарного Левиафана, высунувшего голову из морской пучины.

Женька к стыду своему очень плохо разбирался в космической технике, поэтому-то он сразу и открыл буклет, врученный на выходе из терминала улыбчивым и большеглазым андроидом-провожатым. "Очень умная и крайне любопытная книженция", -- сказал андроид, и был прав.

Оказалось, что это был классический многопалубный транспорт класса "Эскалибур-99 Зэт Тритон", разработанный в недрах научно-исследовательского Бюро по аэронавтике и прощупыванию космического пространства имени Сухого и Сикорски, в Микро Хьюстоне. Предназначался корабль для длительных исследовательских полетов в ближнем и дальнем космосе. Рассчитан был на самые различные ситуации, вплоть до теоретически возможного вооруженного конфликта с представителями гуманоидных рас, не входящих в состав Цивилизации Землян. Корпус "Эскалибура-99 Зэт Тритон" -- многопалубный, слои неоднородной тороидальной формы. Имеет несколько двигательных установок. Кормовые находятся на нижней палубе. Главная установка -- плазменная, вспомогательные -- фотонные. Женя еще раз взглянул на корабль -- действительно, восхитительное зрелище! -- и сразу продолжил знакомство с его характеристиками.

П.3. -- Предельная скорость -- данные отсутствуют.
П.4. -- Дальность хода -- не ограничена.
П.5. -- Маневренность в безвоздушном пространстве -- высокая.

П.6. -- Покрытие корпуса -- поликевларовое [для усиления брони рубки и двигателей].

П.7. -- Защита:

1. Эргономные щиты-соты [квазибиоэнергетические], в случае экстренных ситуаций способны смыкаться в защитный купол.
П.8. -- Связь: позволяет воспроизводить различные виды радиоволн.

П.8.1. Имеется узконаправленная и широкополосная тахионные системы связи.
П.9. -- Вооружение:

1. Носовые, кормовые консольные плазменные орудия [5 единиц];

2. Ракетные установки [4 единицы];

3. Антигравитационные лучеметы [4 единицы];

П.10. -- Экипаж:

1. Пять человек;

2. Возможен исследовательский, диверсионный и десант колонистов [до 50 человек];

П.11. "Эскалибур-99 Зэт Тритон" полностью автономен.

П.12. -- Дополнительное оборудование:

1. Штурмовые и разведботы [5 единиц техники];

2. Флаэроны [5 единиц техники];

3. Винтолеты [2 единицы техники];

4. Десантные бронеиономобили [5 единиц техники];

-- Что, нравится? -- спросил чей-то грубый сухой голос.

Женька поднял голову и сразу понял, что вопрос этот задал капитан, сидящий по правую руку.

-- Еще бы, -- ответил он, сложив буклет до размеров сигаретной пачки. -- Но не могу понять, почему эта штуковина так вооружена? Не на войну ведь летим, верно?

-- Этот корабль потом отправят за жмурами как раз в район боевых действий.

-- Простите, а Марсе вы уже были?

Капитан тяжело вздохнул.

-- Каждый месяц мотаюсь туда и -- сами понимаете -- все о делам службы. Гнилое место, скажу вам, -- он поморщился.

-- А я вот там еще никогда не был, -- Женька повернулся к капитану так, чтобы можно было хорошо видеть его лицо.

-- На Марс можно слетать, но лучше всего один раз в жизни.

Жека взглянул на соседа из-под черных бровей вопросительно и с большим любопытством.

-- В смысле, когда помрешь, -- пояснил капитан. -- А так... лучше и не летать.

-- Прочему?

-- Говорю же, гнилое место. Я, когда побывал там впервые, сразу даже и не понял, где нахожусь. То ли в аду, то ли еще где. Но уж точно не поблизости с Землей. На Марсе ведь кроме могил ничего больше нет.

-- А такое, как с тем майором часто происходит?

-- Точно не знаю, но мне пару раз приходилось видеть тоже самое.

-- Да, разведчики борзеют с каждым днем, -- сказал Женька, совсем забыв о безопасности.

-- Вы бы потише говорили, -- предупредил капитан вполголоса. -- Они везде имеют уши и глаза. Впрочем, как и эсбэцэзэшники.

Жека улыбнулся и на всякий случай пояснил:

-- Мне их нечего бояться, -- он показал капитану пропуск, выданный на имя сотрудника Службы Безопасности Цивилизации Землян, напоследок добавив одно из своих стихотворений:

О сколько здесь у нас рабов!

Гораздо больше, чем шкафов.

Я их надежно всех творил,

Среди подушек и чернил!

Капитан испуганно посмотрел на Женьку и прошептал, извиняясь:

-- Простите, не хотел. Знаете, само как-то вырвалось.

-- Да ладно вам. Я не из тех, кто не по делу хватается за голову и ломает копья. Так что можете дышать спокойно.

-- Спасибо, -- искренне поблагодарил капитан. -- А по какой надобности вы-то на Марс летите?

-- Займусь поисками нелегалов, -- не моргнув глазом, соврал Женя.

-- Но им что там понадобилось? Я вот по-моему не одного не встречал.

-- Это вам только так кажется. На самом деле они везде суют свой нос, -- Женя махнул рукой. -- А информация о них, увы, засекречена -- так что извините.

Капитан робко кашлянул и сказал:

-- Раз уж вы летите на Марс впервые, я могу помочь.

А ведь точно, подумал Женька, лучшего гида мне и не найти.

-- От помощи по любому не откажусь, -- радостно сказал он. -- Мне бы сразу по прилету попасть в закрытую зону.

Капитан, подумав с минуту, сказал:

-- Корабль сядет во второй космопорт...

-- Мне, к сожалению, это ни о чем не говорит.

-- Он находится в заливе Прометея. А вам нужно на озеро Солнца.

-- И долго туда добираться?

-- Если рейсовым поездом, то приблизительно минут сорок-сорок пять. Все зависит от погодных условий.

-- Варианты есть? -- с интересом спросил Женька.

Капитан кивнул, а затем добавил:

-- Конечно, курьерский поезд. Он безостановочно курсирует меж основными станциями. Одна из которых как раз закрытая зона. Дорога займет не больше десяти-пятнадцати минут.

-- Сложно попасть на такой поезд?

-- Нет, -- капитан улыбнулся. -- Вернее, конечно же, сложно. Но вам должны быть открыты все пути. Да и я попробую подсобить. Если вы не против.

-- Буду только рад, если поможете.

-- Договорились, -- мы пожали друг другу руки, а потом капитан спросил: -- Вы пишите стихи?

-- Если бы я их писал, то, скорее всего, давно в СБЦЗ не работал, -- снова соврал Женька. -- А что там с обслуживающим персоналом?

-- Только андроиды.

-- Почему?

-- Человек не выдержит на Марсе и полугода, -- и в этот момент иономобиль остановился.

Пора было ступать на борт "Эскалибура". Все встали и молча направились к дверям.

Женя заснул почти сразу после того, как корабль вышел на околоземную орбиту. А глаза он открыл, услышав над ухом уже знакомый сухой голос:

-- В с т а в а й т е...

Жека огляделся и обнаружил, что кроме него и капитана в каюте никого больше нет.

-- Давно прилетели? -- спросил он и потянулся.

-- Прилично, просто вы так сладко спали, что я не решался будить вас, -- капитан тяжело вздохнул. -- Но уже пора покидать корабль. В противном случае мы с вами рискуем опоздать на курьерский поезд. Вы ведь сами говорили, что время сейчас дороже всего.

-- Ах, да, -- спохватился Женька, резко вскочив на ноги. -- Идемте же скорее!

На терминале снова была проверка документов и досмотр личных вещей. Но на удивление все прошло -- в отличие от предыдущей проверки -- очень гладко, без задержек и каких-либо недоразумений. На липовый Женькин пропуск таможенник-андроид особого внимания не обратил, а личных вещей у него не было вообще. У капитана-попутчика, собственно, тоже. Так что, выйдя из терминала, они сразу направились в сторону вокзала.

Капитан уверенно шел чуть впереди, а Женька безропотно следовал за ним, словно никчемный слепец за собакой-поводырем. Марсианский космопорт очень сильно отличался от своего земного собрата. Излишества -- цветы, пальмы в кадках, газетные киоски, залы ожидания и прочая атрибутика земной жизни -- отсутствовала, как класс. Все здесь было выдержано в строгом военном стиле. И Жене почему-то казалось, что где-то недалеко отсюда гремят орудия и гибнут люди. Довольно странные ощущения, но здешнюю атмосферу он чувствовал всеми фибрами души своей именно так.

-- Сильно удивлены? -- немного сбавив шаг, спросил капитан.

-- Да, -- кивнул Женька. -- Странное место -- холодное и безжизненное какое-то.

-- Раньше такие посещать не приходилось?

-- Думаю, нет.

-- Это еще что! Вот когда мы с вами пройдем мимо складов жмуров, тогда удивитесь еще больше. Мне-то не привыкать, а вот те, кто оказывается здесь впервые, сразу бегут в туалет.

-- Зачем? -- удивился Женька.

Капитан доверительно улыбнулся.

-- Пугать унитаз... Чтобы привыкнуть к жмурам, нужно время.

-- Ну, мертвецов мне все-таки приходилось видеть. Не думаю, что я побегу сразу блевать.

-- Приходилось-то, может, и приходилось -- даже не сомневаюсь в этом. Но не в таких количествах.

Они тем временем шли уже по длинному стеклянному коридору, который напоминал лежащую на боку гигантскую медицинскую колбу.

-- Я вот очень люблю красную икру, -- продолжал Женькин попутчик. -- Но ем ее лишь в небольших количествах. А чтобы она стала отвратительна мне, достаточно слопать целое ведро за один присест. Или вы другого мнения?

Женя согласился, хотя, икру с детства терпеть не мог -- ни в маленьких, ни тем паче в больших количествах. Когда коридор закончился и они стали спускаться по лестнице, капитана вдруг кто-то окликнул. Он сразу остановился и, обернувшись, поприветствовал довольно смуглого и худого прапорщика.

-- Давно здесь?

-- Только что прибыл, -- ответил капитан. -- А ты уже возвращаешься?

-- Через час, -- кивнул прапорщик. -- Работы, скажу тебе, по горло!

Он провел большим пальцем по шее и удрученно покачал головой.

-- Жмуры словно сговорились -- их везут целыми пачками уже два дня подряд.

-- Тебе повезло, домой летишь.

-- А что толку? Через сутки обратно, -- прапорщик тяжело вздохнул.

Капитан удивленно спросил:

-- Что такое?

-- Сверху пришел приказ: срочно мобилизовать силы всех похоронных команд.

-- Никуда не годится... -- недовольно сказал капитан. -- Но я почему-то об этом приказе ничего не слышал.

-- Так он всего пол часа назад поступил, -- объяснил прапорщик.

-- И как долго будет действовать этот -- с позволения сказать -- приказ?

Женя, чтобы не мешать разговору сослуживцев, тихонько отошел в сторону.

-- Подробности не известны. Но, кажется, дней девять.

-- Значит, придется торчать здесь до тридцатого числа. Вот дерьмо!

А ведь тридцатого числа действительно должно что-то произойти, вспомнил Женя. Именно тридцатого июня!

Прапорщик кивнул без тени улыбки.

-- Ладно, мне уже пора, -- сказал он. -- Послезавтра увидимся. Куда сейчас?

-- В закрытую зону, -- ответил капитан, потерев пальцем верхнюю губу.

-- Куда?!.. -- с удивлением переспросил прапорщик. -- Это же не наша область.

-- Да я бы туда никогда в жизни не поехал. Вот, -- он показал на стоящего у стены Женю, -- одному хорошему человеку подвязался помочь.

-- П о н я т н о...

Прапорщик жестом поприветствовал Тарасенко и он немедленно ответил тем же.

-- В общем, бывай, -- прощаясь, сказал он. -- Еще увидимся.

Прапорщик неспешно пошел вверх по ступеням, а Женька и капитан -- вниз.

Из окна маломерного вагона Марс выглядел вызывающе-жестоким. Абсолютно безжизненная красно-охряная пустыня, казалось, отталкивала не только Женькин взгляд, но и все его мысли об этой планете. Хотя, Марс и был давно обитаем, но он до сих пор так и не проявил дружелюбия к живым существам, уже который год осваивающим его.

"Быть может, это и есть плата за желание человека подчинить себе все во вселенной? -- подумал Женя. -- Может, только поэтому люди и превратили красную планету в последнее пристанище костям своим? А ведь много лет назад кое-кто совершенно серьезно думал, что на Марсе будут цвести сады...".

Солнце, как и тысячи лет назад, уныло освещало зубастые холмы, маленькие и большие равнины и прозрачные купола, под которыми прятались захоронения человеческих останков. Женька, совсем приблизившись к стеклу, вдруг почувствовал жжение в висках и горле -- его будто поймала в крепкие сети странная и зловредная лихорадка. Даже кончики пальцев начали тихонько подрагивать.

-- Вам нехорошо? -- испуганно спросил капитан.

-- Да, мне кажется, что Марс начинает потихоньку высасывать из меня все мысли и чувства, -- ответил Женя, продолжая глядеть в окно. -- И это жуткое жжение в висках и горле...

-- Это мы называем синдромом мастера Гуддини, -- совершенно спокойно пояснил капитан.

Тарасенко вытер ладонью пот со лба и, наконец, повернулся к своему спутнику. Тот улыбнулся и продолжил:

-- Так звали руководителя партии колонистов, которая первой высадилась на Марс. В те времена люди хотели превратить эту планету в гигантский завод по добыче полезных ископаемых... Но сами видите, чем эта идея обернулась.

-- А у нас всегда так: строили-строили, а до ума не довели, -- поддержал попутчика Женька.

-- Вы совершенно правы, -- капитан показал на купол, вдоль которого проносился поезд.

Строение было очень большим и почти прозрачным. С вершины купола исходили тонкие светящиеся лучи, благодаря которым стеклянное сооружение -- даже при самых неожиданных природных катаклизмах -- сохраняло свою форму.

-- Под каждым находятся тысячи трупов.

-- Вопрос можно? -- спросил Тарасенко.

-- Конечно, -- ответил капитан.

-- Я никогда не понимал, зачем нужно хранить тела. Почему бы их, например, не кремировать?

-- Все очень просто, -- капитан скрестил руки на груди.

-- Вы хотите сказать, что кремация слишком дорогое удовольствие?

-- Отнюдь, -- уверенно возразил капитан.

-- Но тогда почему их не кремируют?

-- Знаете ли вы что-нибудь о тех, кто занимается ловлей душ? -- загадочно спросил капитан.

Женька помотал головой. Ведь он об этом, естественно, ничего даже не слышал.

-- Нет.

-- Вы, наверное, слышали, что у каждого живого существа есть душа. И после смерти ее -- естественно, при желании -- можно поймать. Этим занимаются специалисты, работающие... Кстати, я раньше думал, что в СБЦЗ все должны знать.

-- Как видите нет, -- возразил Женя. -- И кто же занимается ловлей душ?

-- Ребята из структуры "Трайдент".

-- Увы, мне. Ничего об этом не знаю, -- задумчиво произнес Женя.

-- Это мобильная группа проекта "БЛИЗНЕЦЫ".

До боли знакомое слово так взволновало Тарасенко, что он удивленно поднял одну бровь и даже немного привстал.

-- Интересно, что они делают с душами? -- спросил он вполголоса.

-- А ничего, -- ответил капитан умиротворенным голосом.

-- Тогда зачем ловят? -- Женька слегка успокоился и сел в кресло.

-- Не знаю. Но их хранятся вместе с телами.

-- В гробах?

-- Да. Кажется, мы уже подъезжаем, -- произнес капитан, показав на очередной прозрачный купол. -- Сколько здесь пробудете?

-- Даже не знаю, -- разглядывая сооружение, ответил Тарасенко.

-- Сами справитесь?

Женька вспомнил разговор капитана с прапорщиком и понял, что задерживать столь любезного провожатого больше не стоит. Он и так слишком уж много времени потратил. Хорошо не в пустую.

-- Спасибо, -- учтиво сказал он. -- Прямо не знаю, как благодарить вас...

Капитан протянул руку и, мило улыбнувшись, пробурчал:

-- Не стоит. Но не советую задерживаться -- очень гнилое место...

-- Большое спасибо, приму к сведению.

Значит, Кубинец дотянул свои щупальца и до Марса, подумал Женька, оказавшись на безлюдной платформе. Здесь было очень холодно -- вероятно, барахлили кондиционеры -- и неуютно. Он застегнул молнию на куртке и огляделся.

Этот гад подмял под себя даже процесс изъятия душ из мертвецов. Глобально мыслит, сволочь! Интересно, но почему души хранят в гробах? А ведь я об этом раньше даже не слышал. Вот так живешь-живешь и не подозреваешь, что сделают с тобой после смерти. Отвратительно все это пахнет и гнусно выглядит. И думать об этом даже не хочется.

Он прошел по узкой светлой галерее и вскоре очутился перед большой круглой дверью. Это был вход в закрытую зону Общегалактического Некрополя. Вдруг что-то громко щелкнуло и неестественный голос спросил:

-- Кто вы?

-- Михаил Козловский, -- немедленно ответил Женька.

Камера наблюдения, висящая прямо над дверью, зажужжав, немного опустилась. И Тарасенко заметил, как ее объектив сфокусировался на нем. Потом Женю несколько раз сфотографировали, после чего голос спросил:

-- Место службы?

-- СБЦЗ, особый отдел слежки, -- пояснил Женя очень спокойно и уверенно.

-- Цель прибытия?

-- Проверка на предмет посещения нелегалами закрытой зоны МОН, -- вполголоса произнес он.

Снова что-то громко щелкнуло и из стены -- справа от двери -- медленно выдвинулась панель, на которой Женя рассмотрел небольшую прорезь.

-- Пропуск! -- потребовал голос, и Тарасенко повиновался -- он достал из кармана пластиковую карточку и, вставив ее в прорезь на панели, стал ждать.

Внезапно дверь скользнула в сторону и перед Женькой открылся проход в обитое плотной сиреневой тканью крохотное помещение. Голос попросил Тарасенко пройти внутрь, опустить руки, закрыть глаза и на несколько секунд задержать дыхание. Он так и поступил. Но после того, как дверь за Женей бесшумно закрылась, ему в лицо вдруг резко пахнуло сильно прогретым воздухом. И он сразу отступил назад. Тарасенко сжал кулаки так как горячие струи стали обдувать его со всех сторон. Казалось, терпкий жар проникал даже под наглухо застегнутую куртку и под плотные штаны. А потом вдруг все кончилось -- запахло хрустальной свежестью, озоном и крепкой грозой.

-- Процедура очистки завершена! -- сказал бездушный голос и перед Тарасенко открылась дверь в закрытую зону.

Женя, оказавшись за порогом, внимательно огляделся. Ему показалось, что пространство под куполом не имеет границ. Здесь было светло, как днем. В центре находился большой серебристый столб, по которому вверх-вниз перемещались открытые лифты с обслуживающим персоналом.

-- Здравствуйте, -- сказал кто-то и Женя повернулся на голос.

Позади стоял высокий андроид, у которого на груди пестрела эмблема: большой малинового цвета жирный крест с расходящимися в разные стороны золотыми лучами. Андроид представился директором закрытой зоны МОН.

-- Хотите найти следы нелегалов?

Женька кивнул.

-- Извините, но они здесь никогда не бывали. Охрана, в отличие от остальных куполов, более чем приличная. В закрытую зону можно попасть только через эту дверь, -- он показал на дверь, через которую несколько минут назад прошел Тарасенко.

-- Я все понимаю, -- Женя для приличия достал из кармана блокнот. -- Но вы и без меня знаете, что приказы не обсуждаются.

-- Безусловно, -- Андроид покачал головой. -- Михаил Валентинович, просто мне не хочется, чтобы вы впустую тратили время.

-- Не беспокойтесь, cо временем у меня все в полном порядке. Скажите лучше, -- он дерзко посмотрел андроиду в глаза, -- новый приказ на ваших подчиненных тоже распространяется?

-- Приказ о мобилизации похоронных команд?

-- Совершенно верно.

-- В закрытой зоне служат только андроиды. Работа и так ни на минуту не прерывается. Мы ежесуточно следим за температурой, уровнем влаги и за степенью заморозки каждого тела. За душами, кстати, еще присматриваем. Так что нас этот приказ не касается. И потом, на проверку всех захоронений уйдет уйма времени.

-- Я же сказал, что со врем...

Зрачки у андроида сузились, как у кошки и он прервал Женю словами:

-- Может, вас интересуют какие-то определенные могилы? По-моему так рациональнее.

А вот это уже почти в самое яблочко, подумал Тарасенко. Что ж, попробуем плыть по течению. Он с задумчивым видом открыл блокнот и произнес:

-- Да, мне нужно осмотреть могилы Ирины Васильевны Тарасенко, в девичестве -- Пеккто, Тарасенко Евгения Борисовича, Ярослава Стрейнджа и Антониуса Квайда.

Немного подумав, андроид кивнул.

-- Но для этого нужно пройти в мой кабинет. Он совсем рядом -- второй уровень...

Кабинет директора закрытой зоны был довольно просторный и очень светлый. Окна отсутствовали, а на потолке был нарисован какой-то мотив из библии. Из мебели здесь имелся всего один -- но очень большой! -- Т-образный стол и несколько стульев. Напротив директорского кресла прямо в воздухе висел тонкий экран.

-- Проходите, пожалуйста, -- сказал андроид почтительно. -- Будьте, как дома. Излишеств, конечно, нет.

-- Спасибо, -- Женя прошел в помещение и занял стул, находящийся ближе остальных к экрану.

Очень трудно это даже представить себе, подумал Тарасенко, искоса поглядывая на директора. Могила, она и есть могила. И мнение это не изменится даже если кто-то больно отхлещет меня кнутом или до отвала накормит самыми сладкими пряниками.

Директор, заняв свое кресло, склонился и что-то прошептал над столешницей. И она сразу бесшумно разделилась на две совершенно одинаковые части. Из образовавшегося отверстия, тихо пощелкивая, выдвинулась консоль. Директор нажал несколько кнопок, и почти сразу зажегся экран.

-- Какие могилы интересуют вас? -- спросил он, перебирая пальцами кнопки.

-- Назвать фамилии или номера?

-- Как вам будет угодно, -- отрешенно ответил андроид.

Тарасенко еще раз внимательно посмотрел на директора. И ведь ему все равно, чьи он услышит фамилии, что это за люди и какая у них была судьба. Когда они умерли, кто скорбел об их утрате, а кто от счастья танцевал на костях этих людей -- все это его не интересует. Да и никогда не интересовало. Бессердечная, подумал Тарасенко, какая же ты бессердечная железка! Черствая, холодная и души не имеющая. Впрочем, это всего лишь андроид. Что с него взять? Но ведь есть люди, такие же черствые, холодные и бездушные. Которым плевать на все и на всех. А вот это уже страшно...

Предугаданные ложью верстаки,

Есть фанера дробных муз карикатурных.

Победили их благие чужаки,

Расковеркали мечом макулатурным...

-- Михаил Валентинович, -- директор довольно равнодушно взглянул на Женьку.

-- Простите, задумался, -- сказал Тарасенко. -- Меня интересуют: Ирина Васильевна Тарасенко -- в девичестве Пеккто, Тарасенко Евгений Борисович, Ярослав Стрейндж и Антониус Квайда. Это, пожалуй, все.

Андроид повернулся к экрану и, вновь недолго постучав пальцами по кнопкам, произнес:

-- Тарасенко Евгений Борисович. Могила #АА-1004000. Должен быть похоронен завтра, двадцать второго июня. Смотрим дальше...

Женя сверился с записями в блокноте -- все верно, номер совпал.

-- Ирина Васильевна Тарасенко, она же -- Пеккто. Могила #АА-1004001. Должна быть похоронена в тот же день, что и Тарасенко Евгений Борисович.

-- Их захоронения находятся рядом? -- спросил Женька, взглянув на экран.

-- Да. Продолжать?

-- Конечно.

-- Ярослав Стрейндж. Могила #αα-000002. Скончался...

-- Он что, по-вашему уже умер? -- крайне удивленно спросил Женя.

Андроид, повернув голову, попытался улыбнуться. Но это ему почти не удалось и он продолжил, задрав бровь:

-- Если написано "скончался", значит, его уже нет на этом свете.

-- Что-то я сильно сомневаюсь, -- с презрительной усмешкой заметил Женька.

-- Не сомневайтесь, наш информаторий самый точный в Некрополе. А вот дата смерти почему-то не указана, -- сказал директор, уже не обращая на Тарасенко никакого внимания.

-- Но вы же говорите, что ваша информация самая точная. Посмотрите, пожалуйста, внимательнее. Может, все-таки напутали?

-- Я еще никогда не ошибался, -- обиделся директор. -- Написано "скончался", значит, скончался. А вот когда не известно...

-- Разве такое может быть?

Андроид перевел взгляд на Женьку.

-- Может, ведь могила Стрейнджа идет под номером #αα-000002.

-- Что это значит?

-- Могилами "#αα" занимаются только сотрудники структуры "Трайдент". В таком случае обслуживающий персонал закрытой зоны не имеет права хоронить людей или гуманоидов. Нас к таким могилам даже не подпускают.

Тарасенко задумался и вскоре уточнил:

-- Насколько мне известно, представители "Трайдент" занимаются только извлечением душ.

-- Это не все, -- директор опустил руки и повернулся к Женьке. -- Вас, кажется, еще интересовал Антониус Квайда?

Женя кивнул.

-- Вы будете удивлены, но его могила помечена тем же символом "#αα". Но захоронение Квайда имеет порядковый номер на единицу больше.

-- 000003? -- спросил Женя, записав что-то в своем блокноте. -- Он что, по имеющейся у вас информации тоже умер?

-- В информатории написано, -- директор внимательно посмотрел на экран. -- с к о н ч а л с я... Значит, этого человека в живых больше нет. Варианты исключены!

-- А дата смерти, как и в случае со Стрейнджем, не указана?

Андроид кивнул и тут же пробежался пальцами по кнопкам.

-- Что с другими могилами типа "#αα"? -- полюбопытствовал Тарасенко.

Примерно через минуту директор вполголоса сказал:

-- Таких захоронений под этим куполом всего три.

-- Три? -- переспросил Женя, не в состоянии понять, что на самом деле происходит.

-- Есть еще одно захоронение. Оно помечено номером 000001, -- ответил андроид. -- Могил такого типа больше не существует!..

22 июня 2088 года, Гранд Курск

Скоростной лифт опустился на последний уровень. Он был девятым по счету, и до поверхности Марса отсюда было чуть больше пятисот метров. Но большая глубина почему-то абсолютно не ощущалась.

Директор, выйдя из прозрачной кабины, вдруг остановился и, посмотрев на Женю, спросил:

-- Неужели вы действительно думаете, что под этот купол проникали нелегалы?

Тарасенко кивнул.

-- Но зачем?

-- Я буду только счастлив, если их следы не обнаружатся. Но у меня нет полной уверенности в этом, -- ответил Жека, оглядываясь по сторонам.

-- Почему?

Женька посмотрел на свои большие наручные часы -- времени оставалось не так уж много. В связи с объявленной мобилизацией могли возникнуть трудности во время вылета.

-- Вот скажите, для чего извлекают души? -- поинтересовался Женька.

-- Наверное, совсем скоро научатся воскрешать гуманоидов. Тогда души и пригодятся. Ведь в них содержится гораздо больше информации, чем, например, в ДНК.

Он только так думает, подумал Женя. А я сам видел воскрешение.

-- Интересный ход мыслей, -- заметил Женька. -- Именно поэтому души и могут интересовать нелегалов. Вы просто не знаете, что они крадут все, что плохо лежит. А тут такой лакомый кусок -- д у ш а! Ни один уважающий себя нелегал не пройдет мимо.

-- По-моему это глупо, -- андроид посмотрел куда-то вверх, но тут же опустил голову и уставился своими голубыми глазами на Тарасенко.

-- Отнюдь! -- Женька скрестил руки на груди. -- А если душу, например, научатся -- или уже научились -- перепрограммировать.

Директор в ответ что-то пробурчал несвязанно, и Женя продолжил:

-- Вот придет в голову какому-нибудь негодяю перепрограммировать все души и создать идеальную армию, которая по первому призыву будет готова безропотно выполнять любые -- даже самые идиотские -- приказы. Жмуры только пока мирно лежат в своих гробиках, но вдруг...

Директор отвернулся от Женьки, покачал головой и сказал:

-- Я не думал об этом. Но с другой стороны, почему кому-нибудь не перепрограммировать, например, киборгов или нас -- андроидов? И не когда-то а сейчас?

-- Для этого понадобятся огромные предприятия. А Марс один такой неповторимый! Другой мне не известен.

Высказанная только что идея понравилась даже самому Женьке. Хотя, родилась она у него совершенно случайно. А ведь если предположить, что Кубинец хочет добиться именно такого результата... Что тогда? Глобальная катастрофа? Но если и не глобальная, то что-то вроде того. И проект "БЛИЗНЕЦЫ" здесь играет стержневую роль!

-- Я вам еще не сказал, что у меня есть другая информация по поводу захоронений Стрейнджа и Антониуса Квайда?

-- Нет, -- вполголоса ответил андроид.

-- По имеющимся у меня сведениям эти граждане живы и здоровы.

Директор резко повернулся и возразил:

-- Этого не может быть!

-- Может, еще как может, -- Женька сейчас говорил очень спокойно и уверенно. -- Поэтому я бы попросил вас пока что особо не распространяться об этом. Вы ведь не хотите, чтобы вас потом обвинили в сокрытии реальных фактов? А обвинить, скажу вам, очень даже могут.

Директор недолго помолчал. Потом он подошел к Тарасенко, попросил его наклониться, и прошептал над Жениным ухом:

-- Я буду нем, как рыба...

Женька, оставшись наедине с самим собой, шел по длинной галерее. Здесь было гораздо теплее, чем на площадке возле лифта, и он расстегнул куртку. Справа и слева находились абсолютно одинаковые раздвижные алюминиевые двери. Над каждой висела небольшая табличка с инициалами и шестизначным номером захоронения. Остановившись, Тарасенко с удивлением заметил, что слева были похоронены только лица мужского пола, а справа -- женского. И он стал искать номера своей и Ириной могил. Искал минут пятнадцать, а когда нашел, вдруг остановился и вспомнил тот день, когда он, Ира и Ярослав впервые узнали даты своей смерти.

Женя подошел к двери, за которой находилась Ирина могила и осторожно погладил ее дрожащей рукой. Алюминий на ощупь был очень холодный и шершавый. Женьке даже показалось, что кто-то совсем недавно обрабатывал дверь наждачной бумагой. Взглянув на табличку, он сел на пол, подтянул колени к подбородку, крепко обхватил их руками и, зажмурившись, прошептал:

-- Двадцать второго июня не будет. Обещаю тебе, Ирка, не будет!..

Сколько прошло времени, пока Женька приходил в себя, не известно. Может, пол часа, а, быть может, и целый час. Но не важно, главное, теперь он был готов идти до конца.

Дверь открылась и его взору предстала картина, вид которой мог испугать даже самого бесстрашного человека на свете. Ирин гроб стоял в самом центре небольшого низкого помещения. Нижняя его часть была абсолютно черной, а верхняя -- полностью прозрачной. Над гробом нависало довольно странное пирамидальное сооружение, от которого жутко веяло холодом. Гофрированную трубу, соединяющую пирамиду с потолком покрывал тонкий слой инея. Женя, снова застегнул куртку и поежился. Пластиковый пол в комнате был гладким, как лед. Тарасенко, держась руками за стены, осторожно прошел немного вперед, а уперевшись коленками в гроб, остановился и поднялся на цыпочки. Теперь он мог видеть, что находилось под крышкой гроба.

Женька буквально оцепенел от ужаса, когда разглядел под прозрачным пластиком белую простыню, мягкие серебряные подлокотники и небольшую подушку с рюшками по краям. Именно на эту подушку, подумал Тарасенко, по расчетам Кубинца завтра должна лечь Ирина красивая голова. А на другую -- наверняка точно такую же -- моя. Сколько же голов положил на подушки Кубинец?!.. Мерзко!

Он поглядел на Ирин гроб еще немного, повернулся к двери и, томимый самыми хмурыми мыслями, вышел наружу.

Потом Женя осмотрел помещение, над дверью которого висела табличка с надписью: "Тарасенко Евгений Борисович. Могила #АА-1004000". Оказалось, что помещения, в которых стояли гробы -- походили друг на друга, как близнецы-братья. Женино захоронение было совершенно пустое и он отправился искать могилу Ярослава Стрейнджа.

Гроб стоял, как и везде, в самом центре помещения, и в нем действительно лежало чье-то тело. Значит, решил Женька, вместо Стрейнджа кого-то все-таки похоронили. Получается, что директор по своему был прав?

Тарасенко уперся спиной в холодную стену и очень медленно пошел боком, прижимаясь к ней, все время поглядывая на прозрачную крышку. И вдруг под пластиком появилось человеческое лицо. Женька остановился, с трудом вздохнул и прошел еще немного. После чего он вновь остановился, пригляделся и понял, что в гробу Ярослава лежал совершенно незнакомый ему старик. Ему было, наверное, далеко за семьдесят. Хотя, он мог и ошибаться ведь кожа на лице сморщилась, потемнела и местами покрылась инеем. Скулы старика покрывала седая щетина, нос провалился, а глаза его почему-то были приоткрыты. Женька вначале даже испугался, не смотрит ли на него это дряхлое существо. Но совсем скоро страх прошел и он успокоился.

Вот только где Кубинец спрятал пластину? Ведь она должна быть где-то здесь. Должна, подумал Тарасенко, неспешно исследуя гроб. Где-то здесь... Но где же, где, черт возьми? И он решил проверить, нет ли пластины внутри.

Тарасенко увидел металлическую панельку, выступающую из стены, и подошел к ней. На панели было всего две кнопки -- маленькая и большая. Это, конечно, хорошо, но плохо то, что Женя не знал, откроется гроб или нет. Что ж, придется действовать давно испытанным методом тыка, решил он, сначала нажав на большую кнопку. Вдруг пирамида под потолком зашипела и стала медленно опускаться вниз. Тарасенко прижался к стене и почти сразу ощутил ее холод спиной. Гофрированная труба с шипением раздвигалась, а пирамида опускалась все ниже и ниже. И когда до крышки оставалось каких-то сантиметров десять, Тарасенко снова нажал на большую кнопку. Пирамида остановилась и уже через несколько секунд начала медленно подниматься к потолку.

Шумно выдохнув воздух, Тарасенко дрожащей рукой достал из кармана платок и вытер пот с лица. Да, подумал он, хорошо то, что хорошо кончается. И самое главное -- в о в р е м я. Придется повторить эксперимент еще раз. С богом!

Он повернулся к панельке и нажал на другую кнопку. Вдруг что-то громко треснуло и Женька, опустив голову, заметил, что гробовая крышка начинает телескопически складываться и сантиметр за сантиметром уползать в сторону. Через минуту гроб был открыт и Женька, наконец-то приступил к его осмотру. Сначала Тарасенко отодвинул ноги старика и обеими руками пощупал простыню. Но под ней ничего не оказалось. Женька аккуратно положил задеревеневшие ноги на прежнее место и, посмотрев незнакомому человеку в глаза, извинился вполголоса:

-- Прости, старик, но придется побеспокоить тебя еще раз.

Магнетический персик скулит,

Обижая сорняк стожемчужно.

Если пыль развращал эрудит,

Значит это кому-нибудь нужно?!..

Не сразу ему удалось собраться с духом, чтобы перекатить тело старика к краю гроба. Но когда Женька все-таки сделал это, то он смог ощупать белую простыню вплоть до подушки. Странно, но пластину найти ему так и не удалось.

Она должна, она должна быть где-то здесь, подумал Тарасенко рыская глазами по простыне. Бешеный ведь не мог ошибиться? Не мог, я тебя спрашиваю?!.. Он ударил кулаками по простыне и взгляд его нечаянно упал на подушку. Может, она там?

Тарасенко с трудом перевел дыхание, когда увидел лежащую под подушкой скомканную записку. Он поднял ее и с большой осторожностью развернул.

-- Это он оставил записку, -- сказал Женька, заметив размашистую подпись "Твой Антониус".

Но где же пластина? Он шепотом выругался и ощупал простыню еще раз и самым тщательным образом. Пластины не было. Вместо нее Женька нашел записку, оставленную Квайда. Неужели он забрал пластину? Но зачем?!..

-- А вместо нее оставил эту дурацкую бумажку, -- произнес Женька, укладывая труп на прежнее место. -- Неужели Квайда предвидел, что кто-то из нас придет сюда? Но в это трудно поверить. Ну и тяжелый же ты, старик!

Тарасенко повернулся к панельке и нажал на маленькую кнопку. Крышка, подобно змее, выползла из основания гроба и начала медленно раскладываться.

-- Забрал пластину. Положил записку под подушку и улетел на Аватар, -- сказал Женька, закрывая за собой дверь. -- Вот только не понятно, зачем он это сделал?

Почерк Квайда был корявый, но все же читаемый. Тарасенко присел на корточки -- осмотрелся. Здесь он был совершенно один и лучшего места для чтения записки Квайда едва ли можно было найти.

-- Какого черта! -- воскликнул Женька, прочитав первые строки записки.

Привет, Ярослав!

Ты, наверное, сильно удивишься, что я обращаюсь к тебе? Что ж, скорее всего, так и будет. Но, прошу тебя, успокойся. А эмоции свои оставь, пожалуйста, на потом. Договорились?

Записку эту -- как ты, наверное, уже догадался -- оставил я -- Антониус Квайда.

-- Ну кто же кроме тебя мог это сделать? -- сказал вслух Женя, продолжая читать.

Я оставил записку только потому, что меня преследует хорошо знакомый тебе Кубинец. Ярослав, ты, конечно, пока не знаешь зачем он это делает и кто он на самом деле. А вот мне это хорошо известно. Но придет время -- прозреешь и ты, мой дорогой Ярослав.

Я, безусловно, мог бы прямо сейчас раскрыть тебе все карты. Но, боюсь, в этом случае ты пойдешь по ложному пути и обязательно наломаешь дров. Возможно, погибнешь -- Кубинец просто захочет избавиться от тебя. И мне будет жаль, если ты умрешь, как умерли... Оглянись, в живых не осталось почти ни одного человека, с которыми ты воспитывался в интернате. У меня друзей тоже больше нет. Их больше нет, дорогой Ярослав! Но Кубинец сохранил их тела и души.

Искренне надеюсь, что тебе уже известны его планы. Но если ты о них еще не догадываешься... все равно скоро узнаешь...

-- Интересно, что Квайда имеет в виду? -- спросил сам себя Женька. -- Уж не о перепрограммировании ли душ пишет он?

А нарушить все его планы можем только ты, Ярослав, я и Стелла. Но только вместе! Понимаешь, только вместе... Стелла до сих пор помнит тебя. А ты? Помнишь ли ты ее, Ярослав? Кстати, Стелла сейчас -- когда ты читаешь записку -- находится со мной, на Аватаре. Мне пришлось выкрасть ее у Кубинца.

-- Ну теперь хоть что-то начинает проясняться, -- заметил Женька, на секунду прервав чтение.

А за пластину не беспокойся -- она у меня. Но не переживай, что так случилось. Как только мы увидимся, я сразу отдам ее тебе.

И еще! Если у тебя есть разум, если у тебя осталось хоть немного нравственности, элементарной порядочности, здравого мышления, чувства "что такое хорошо, а что такое плохо", фантазия, наконец, не покинула твои чувства -- прошу, откажись от прошлого. Просто перечеркни его и начни писать будущее своей рукой. Прямо сейчас, когда читаешь эту записку. Впрочем, я не могу на этом настаивать. Ведь ты личность -- у тебя есть свои приоритеты -- и только тебе дозволено решать, что делать, а от чего отказываться, о чем мыслить и что говорить. И никаким Кубинцам не дано понять, почему все должно быть именно так, а не иначе.

Теперь-то ты понимаешь, почему я все бросил? Почему наплевал на прошлое, выбрав туманное будущее? Почему туманное? Да потому, что оно сейчас только-только пишется. И я никому не позволю мешать мне. И я благодарю господа, что глаза мои открылись и я увидел мир таким, какой он есть.

Женька сел на пол и устроился поудобнее, прислонившись спиной к стене. Мысли и чувства его незаметно перемешались и ему вдруг показалось, что он сейчас не читает записку, а разговаривает с Атониусом Квайда.

Прошу, не оставайся в этом пафосном, вонючем и дешевом убожестве, разрушающем твое "Я". Пока не поздно беги из мира, придуманного Кубинцем. Без оглядки беги, рисуя прямо на ходу новый, красивый и свободный мир. В котором нет места паскудному ханжеству, гнусному предательству и темной лжи. А Кубинец... Пусть он идет за нами следом. Пусть это дерьмо сожрет само себя, выродится, ссучится и получит по заслугам.

Если ты уже решился на это -- лети на Аватар. А как найти меня, надеюсь, ты уже знаешь. Или совсем скоро узнаешь...

Женька осторожно перевернул записку и вдруг увидел рисунок, знакомый еще с детства -- зубастый дракон с четырьмя парами крыльев, одним очень большим глазом, и без лап.

Покинуть Марс Тарасенко удалось -- как он и предполагал -- не без труда. Ему пришлось приложить все свои актерские способности, чтобы уговорить командира небольшого судна, перевозящего на Землю андроидов истекшего срока годности.

-- Хорошо, я подкину вас до Земли, но с одним условием, -- поглядев на пропуск, сказал стройный, высокий, с отменной выправкой и орлиным взглядом капитан Джут Ли.

-- Считайте, я уже согласился с этим условием, -- Женька спрятал пропуск в карман. -- У меня нет выбора, так что...

Капитан усмехнулся, но Тарасенко почудилось, что в его усмешке нет даже намека на веселье -- китаец говорил более чем серьезно.

-- Я бы хотел, чтобы со времени старта и до самого приземления вы сидели в каюте. И не высовывали нос даже если захотите отлить, -- капитан сказал это и почесал указательным пальцем под левым ухом.

Тарасенко прокашлялся и очень уж неуклюже кивнул. С "отлить" он, кажется, перегнул, подумал Женька. Но и так сойдет. Не торчать же здесь еще несколько дней!

-- Договорились.

-- Раз так, идемте, -- капитан повернулся к двери и поманил Тарасенко за собой.

Уже внутри корабля Женька все-таки попросил:

-- Разрешите перед стартом связаться кое с кем.

Джут Ли резко становился и, поглядев на Женю свысока, сказал вполголоса:

-- Связаться? Думаете, я просто так ставлю условия?

-- Нет, конечно, -- возразил Тарасенко. -- Вы что? Я даже не думал об этом.

Капитан снова усмехнулся. Но в его глазах появился отблеск надежды.

-- Здесь существуют особые правила. Их должны выполнять все. Даже такие люди, как вы.

-- Ну очень нужно...

Джут Ли недолго подумал, а потом, видимо, смягчив таки гнев на милость, сказал:

-- Но только спустя сорок минут после старта. Я распоряжусь, чтобы в вашу каюту принесли голограммовизор. Но учтите, у нас жесткий лимит на переговоры. Так что два-три выхода по визионной линии -- не больше.

Женька кивнул.

-- А мне больше и не нужно. Спасибо!

-- На каждый выход не более пяти минут. Уложитесь? -- строго спросил Джут Ли.

-- Безусловно, и еще раз большое спасибо.

Капитан пошел дальше, пробурчав:

-- Только чего такого не думайте. Просто мы имеем дело с тонкой механикой. Андроиды, хотя и списанные, но все же ценные.

-- Конечно, -- с пониманием поддержал его Тарасенко. -- Их, кажется, переделывают и снова ставят в строй.

-- Я об этом ничего не знаю. Мое дело маленькое -- доставка списанных андроидов на Землю, а остальным пусть занимаются специалисты своего профиля, -- сказал китаец, выставив указательный палец вверх.

-- Верно, -- заметил Тарасенко, уже догадавшись, что Джут Ли просто млеет от всяческих похвал.

-- Старт через пятнадцать минут. Ваша каюта пятая. Это сразу за рубкой, по коридору направо. Вас проводит старпом.

В маленькой каюте, которую занял Тарасенко, было всего три стены. На одной висел портрет нынешнего Президента, на другой -- с плотными эластиковыми ремнями выдвижная койка. Третья играла роль раздвижной двери.

Женя осмотрелся, а потом подошел к одной из стен и потрогал ее. Она оказалась мягкой и гладкой на ощупь. О такую, даже если и ударишься головой, то шишку уж точно не набьешь, подумал Женька. Он обернулся и заметил пустой стенной шкаф, мягкое кресло в углу напротив двери и складной прикроватный столик.

В дверь кто-то еле слышно постучался. Тарасенко быстро снял куртку, небрежно кинул ее на кресло и крикнул:

-- Входите!

Это был старший помощник. В руках он держал голограммовизор.

-- Вот, пожалуйста, -- хрипло сказал старпом. -- Капитан Джут Ли распорядился принести его. Принимайте.

-- Большущее вам спасибо, -- Женька подхватил голограммовизор и помог старшему помощнику донести его до столика. -- Выдержит?

Старпом покосился на Тарасенко, заломив черную как смоль бровь.

-- Стол хоть выдержит? Какая-то очень старая модель. Весит, наверное, килограммов пятнадцать, -- пояснил Женя.

-- Не пятнадцать. Всего девять с половиной. А что модель старая... так оно и есть. Этому голограммовизору уже десять лет. Но другие нам пока не выписывают. Вот и приходится довольствоваться только такими.

-- Ясно, -- произнес Тарасенко, стирая пыль с ладоней.

-- А стол... Конечно, выдержит, -- старший помощник тоскливо вздохнул. -- Куда ж ему деваться? Он переживет всех нас.

Сорок минут после старта корабля Женька провел в кресле. Все это время он размышлял только о записке, найденной в могиле Стрейнджа. Странным было то, что Квайда -- хотя, и желал сказать о многом -- ничего лишнего все таки не сообщил. А ведь донести хотел, и молчание, вероятно, далось ему с очень большим трудом. Писал-то Антониус Квайда от души и от всего сердца. А чувства, выплеснутые на бумагу очень трудно подделать. Да что там, такие послания совершенно точно не могут быть лживыми. Но ежели все-таки и могут, то Женька это сразу почувствовал бы. Например, по стилю и манере письма.

Очевидно и то, что Квайда знал... Хотя, скорее всего, он просто догадывался, что кто-то посетит могилу Стрейнджа.

-- Подожди-подожди, но почему кто-то? -- сказал Женя вслух, расстегивая тугой эластиковый ремень на груди. -- Черт возьми, Антониус!..

Квайда, письменно обращаясь к Стрейнджу, знал, что именно он прилетит на Марс и будет искать пластину в своей могиле. Похоже, Квайда предвидел каждый шаг Ярослава. Но тогда почему в записке есть одни лишь намеки и нет никакой конкретики? Может, он действительно опасается за жизнь Стрейнджа? Но тогда почему? Быть может, Антониус Квайда боится, что Ярослав, узнав правду о Кубинце, немедленно захочет убить его? Впрочем, ненависть ненавистью, но убийство -- это крайняя мера. Так ведь? А если так, то есть основания полагать, что Стрейндж по мнению Квайда пойдет на убийство в любом случае...

По прошествии сорока минут Женька немедленно поднялся с кресла и придвинул его вплотную к столику. А включив голограммовизор, он сразу стал набирать визионный код Стрейнджа.

Связь была крайне неустойчивой и ждать ему пришлось минут пять с небольшим. Когда же на экране, наконец-то, появилось покрытое белесой рябью лицо Ярослава, Женька спросил шепотом:

-- Ты один? Говорить можешь?

-- Могу, -- громко и радостно ответил Ярослав. -- Каюта одноместная, так что...

-- Только давай без имен. И, пожалуйста, потише. Нас могут услышать.

-- Ты чего это?

-- Вспомни о договоренности. Тогда все сразу поймешь.

Лицо Ярослава вдруг стало серьезным и он ответил:

-- Не беспокойся, я помню все.

-- Скажи, ничего странного пока не замечал? -- спросил Тарасенко.

-- Вроде ничего, -- будто вспоминая о чем-то, ответил Ярослав.

-- В любом случае прошу: будь крайне осторожен.

-- Что-то случилось?

И Тарасенко -- время от времени поглядывая на дверь -- рассказал своему другу обо всем, что произошло с ним на Марсе. Потом наступила недолгая пауза, которую первым прервал Ярослав:

-- Значит, наша с тобой затея не имеет никакого смысла?

-- Почему не имеет? Как мы и договаривались, ты должен встретиться со мной на Седне. Потом приступим ко второму пункту плана.

-- То есть, я должен буду покинуть корабль и ждать твоего прибытия на...

-- Ну почему ты не слушаешь меня? -- прошипел сквозь зубы Женя. -- Не нужно имен и названий -- давай говорить абстрактно.

Стрейндж молча кивнул, а Тарасенко продолжил вполголоса:

-- Думаю, все куда серьезнее, чем представлялось раньше. Главное, без надобности из каюты не выходи и никого ни о чем не спрашивай. Сейчас я тебе покажу его записку. Внимательно прочти, что в ней написано и хорошенько подумай, что будем делать после встречи.

-- Но ты ведь собирался еще кое-кого посетить?

-- Это не тема для разговора. Когда встретимся, тогда и поговорим.

-- А как она?

Ярослав интересуется Ирой, догадался Тарасенко. Здесь такое творится, а он...

-- Чувствует себя хорошо. Когда я буду уже на месте, мы обязательно свяжемся с тобой. А мне уже пора, -- сказал Женя, взглянув на часы. -- Бывай, и будь внимательным ко всему. В особенности -- к мелочам!

В доме четы Тарасенко царили привычная тишина и спокойствие. Женька, сняв куртку и повесив ее на вешалку, тихонько поднялся на второй этаж и осторожно заглянул в спальню.

Здесь было темно и довольно жарко. Ира неподвижно лежала на кровати. На ней не было никакой одежды и она уже, наверное, несколько часов подряд отдавалась великому, могучему и несокрушимому хозяину царства сновидений Морфею. И по ее умиротворенному виду нельзя было догадаться, что видит она сейчас, что чувствует и чем дышит. Что в эти минуты гложет эту прекрасную женщину и от чего веки ее легонько подрагивают сейчас. Сердце у Женьки забилось живым барабанным боем, когда он, приблизившись, посмотрел на Ирин живот. В нем билось сердце маленького человека, который даже не представляет, что ждет его впереди.

Женя зажмурился и почти сразу провалился в едкий зной. Это было очень странное чувство, которое до сих пор было чуждо ему. И он на мгновение потерялся в нем, как теряются в густом тумане изможденные долгой дорогой путники. Странно, но Женьке почему-то совсем не хотелось выбираться из этого зноя. Он хотел остаться в нем, быть может, н а в с е г д а. И будь, что будет! Да, будь, что будет! И пусть это знойное чувство, в котором ничего нет кроме непонятной радости, бесконечного счастья и любви, постоянно кипит и клокочет в висках, отгоняя прочь воспоминания о другой -- злой, невежественной и смертельно-опасной -- плоскости бытия. Плоскости, в которой давно нет места надежности, приличию, здравому рассудку и безопасности.

Женька открыл глаза, низко склонился над Ирой и ему захотелось продлить жгучее наслаждение спокойствием и блаженством, царящими в доме с голубыми слониками на фасаде.

Но райской буре его чувств все-таки суждено было сгинуть без следа, и он осторожно поцеловал Иру в нежные губы. Глаза ее открылись и она очень тихо спросила:

-- Ты уже здесь?

Женька печально вздохнул.

-- Только что пришел, -- сказал он и Ира, приподнявшись на локте внимательно посмотрела на него.

-- Не хочешь поцеловать меня?

Тарасенко пригнулся и вновь поцеловал Иру в губы, и она засмеялась.

-- Нашел что-нибудь интересное? -- она села и поджала колени к животу.

-- Смотри, -- Женька достал записку, осторожно развернул ее и протянул Ире.

-- Что это? -- вопросила она, увидев корявый почерк.

-- Записка.

-- Чья?

-- Ее написал человек, которого ищет Ярослав, -- Тарасенко задрал ногу на ногу.

-- Кубинец?

Женя покачал головой, объяснив, что записку на писал Антониус Квайда.

-- А адресовал он ее... Никогда не догадаешься кому... -- Тарасенко, прищурившись, посмотрел Ире прямо в глаза.

-- Тут написано "Привет, Ярослав!". Получается Стрейнджу?!.. -- она положила руку с запиской себе на колено.

-- Ты читай-читай, -- произнес Женька, вставая с кровати. -- А я пока умоюсь. Кстати, что на ужин?

Они сидели в гостиной, был поздний вечер и в их доме было все тоже самое, что вчера, позавчера или даже год назад. Тишина сгустилась подобно сумеркам за окном и только стрелки настенных часов подтверждали то, что мир этот все еще жив.

-- Я не совсем понимаю, зачем Квайда вообще написал записку?

-- Мне кажется, он точно знал, что Ярослав придет на свою могилу. А пластину Квайда забрал, чтобы Стрейндж в любом случае нашел его. Возможно, между Ярославом и этим человеком есть какая-то -- едва ощутимая -- связь.

Ира молча кивнула.

-- Кстати, нужно связаться с Ярославом. Он ведь давно этого ждет.

-- Нужно. Но, может, рано утром? -- она погладила Женьку по руке. -- Ты устал, и едва сдерживаешься, чтобы не заснуть.

-- Да нет, все в порядке, -- возразил Тарасенко. -- Я еще о-го-го -- бодр и свеж, как огурец!

Ира улыбнулась, добавив:

-- Не строй из себя героя. Ты и так много сделал для Ярослава. Пусть подождет немного. Тем более сегодняшний день -- сам видишь -- уже на исходе, и ничего страшного так и не произошло. И не произойдет -- мне почему-то так кажется. Тебе же не помешает часок-другой вздремнуть. А лучше вообще хорошенько выспаться. И потом, какая может быть связь между Стрейнджем и этим Квайда?

-- Пока не знаю. Думаю, и Ярослав этого тоже не знает. Но -- уверен! -- связь есть.

-- Сделать еще кофе?

Минут через десять Ира принесла кофейник и, осторожно поставив его на стол, спросила:

-- Тебе сахар или сахарин?

Женька зевнул и тихо отозвался:

-- Какая разница...

-- Эх ты, старший о з е л е н и т е л ь! От сахарина зубы не выпадают.

-- Тогда сыпь его, -- сказал он, улыбнувшись. -- Зубы мне еще пригодятся.

Тарасенко открыл рот и в шутку демонстративно постучал зубами.

-- Сахарин не насыпают, -- Ира достала из кармана небольшую баночку, до верху наполненную красно-белыми капсулами.

-- Ух ты, что это такое? -- он даже встал.

-- Сахарин, -- ответила Ира.

-- Я раньше такого что-то не видел! -- воскликнул Женя.

-- Так ведь что для тебя главное? -- она снисходительно взглянула на него. -- Деревья, трава и цветы всякие. Про червяков и букашек по-моему вообще говорить не стоит. Разве нет? Ты со своей работой, наверное, уже совсем забыл, как выглядит обычный сахар. Так какой может быть разговор о его заменителе?

Тарасенко печально вздохнул и взъерошил волосы. Ира же тем временем открыла баночку и, достав из нее три гранулы, положила их в Женькину чашку. И божественный напиток почти мгновенно будто закипел. Со дна стали подниматься сотни крохотных пузырьков и вскоре поверхность кофе была сплошь покрыта густой белесой воздушной пеной.

Вот это реакция, подумал Тарасенко, держа чашку в руке. Чем пахнет-то?

Он поднес чашку к носу и с подозрением принюхался. Странный сладковато-терпкий запах почему-то перебил даже крепкий аромат кофе. Так по крайней мере Женьке сейчас показалось. А ведь он раньше был уверен, что кофе всегда пахнет так сильно, что само забивает любые запахи.

Ира, легонько тронув Женьку за плечо, спросила вполголоса:

-- Что так смотришь?!..

Тарасенко даже вздрогнул и резко поднял голову.

-- Тебе не кажется, что сахарин как-то странно пахнет? -- он протянул чашку Ире.

Она недоуменно посмотрела на мужа, взяла чашку, понюхала, сказав:

-- Какой-то ты, Женька, странный. Это все Ярослав. Неужели думаешь, что я тебе яд положила вместо сахарина?

Действительно, опустив глаза, подумал Тарасенко, глупо все это. И только от усталости, наверняка уж. Может, правда, стоит немного поспать? А то от недосыпа не то, что запахи, все путать начнешь.

-- Давай-ка я сварю еще кофе, -- произнесла Ира, направившись в кухню.

-- Я не против...

Чтобы отпугнуть от себя навязчивую дремоту Женька решил связаться с Ярославом прямо сейчас. Он был уверен, что только разговор способен вырвать его из крепких объятий Морфея.

Тарасенко очень тихо -- чтобы не дай бог услышала Ира! -- вышел из гостиной и, собираясь уже подниматься по лестнице на второй этаж, вдруг услышал тихое постукивание в дверь. Кто бы это мог быть? Он остановился в темной прихожей и, глядя на дверь, прислушался.

Но нет, кажется, померещилось, подумал Женька. В такой час могут наносить визиты либо дураки, либо... Нет-нет, только круглые идиоты могут так поздно напрашиваться в гости. Вот выйду сейчас и как следует, отдеру за уши!

Загадочный стук повторился. Тарасенко прижался спиной к стене и почти машинально коснулся рукой выключателя -- послышался тихий щелчок. И в прихожей сразу стало светло -- почти как днем. Женя с натугой выдохнул воздух через ноздри и поднял голову. Но лампочки под потолком почему-то вдруг часто заморгали. Потом свет немного померк, а через секунду и вовсе погас. Причем, сразу во всем доме!

Женька нащупал длинный классический зонт, стоящий в углу за дверью как раз в тот момент, когда стук повторился вновь. Он бесшумно встал справа от ручки. Собравшись с духом, Тарасенко повернул ее и толкнул дверь от себя. Но оказавшись за порогом, Женька сразу понял, что наружи никого нет.

Странно, подумал он, но стук-то был отчетливый! Я ведь слышал его!

Тарасенко осмотрелся, а вернувшись в прихожую, собрался было закрыть дверь... На мгновение наступила тишина. Женька поднял голову и взглянул на небо. Оно было усыпано ярким просом звезд. И, казалось, даже дышало сейчас. Он вдохнул полной грудью сырой -- с привкусом свежескошенной травы -- воздух, закашлялся и увидел в темноте -- метрах в трех от себя -- странную пульсацию воздуха. Внезапно появились полупрозрачные круги. Женька насторожился как раз в то мгновение, когда из пульсирующих кругов выпрыгнула размытая тень.

-- Женя, что с тобой в конце-концов?

Тарасенко, обернувшись, увидел стоящую за спиной -- с чашкой в руке -- Иру. Лицо у нее было бледным и смотрела она на Женьку широко раскрытыми испуганными глазами.

-- Да что с тобой?!.. -- повторила она громко.

-- Извини, -- Тарасенко выглянул еще раз наружу и закрыл дверь. -- Мне, наверное, действительно нужно поспать часок-другой.

Ира внимательно посмотрела на него. Женька отошел в сторону.

-- Подожди, сейчас включу свет, -- произнес он и протянул руку к выключателю.

Только после того, как в прихожей снова стало светло Тарасенко начал постепенно приходить в себя. Но давалось это ему с большим трудом.

-- Просто показалось, что кто-то стучал, -- проговорил он не громко.

Ира обиженно сжала губы и немедленно направилась в гостиную.

-- Дурак ты Женька. Умру от разрыва сердца, вот уж наплачешься тогда.

Внезапно что-то острое и холодное вонзилась ему в руку. Боль была настолько сильная, что Тарасенко не удержался и закричал. Ира же сразу отпрыгнула к стене... Женька поднял голову и увидел, как размытая тень, зависнув -- в двух метрах от Иры -- в воздухе, самым чудесным образом начала принимать облик большого цербера.

Дьявольское существо, прыгнув со стены на пол, сбило Иру с ног. Женька хотел уже ударить цербера зонтом, но он резко поджал лапы и, лихо вскочив на потолок, начал быстро перебираться к площадке на втором этаже.

-- Эта гадина побежала туда! -- лежащая на полу Ира показывала на лестницу. -- Туда-туда! Женька, она там!

Тарасенко перво-наперво помог Ире встать, а потом он посмотрел на свою руку. На запястье и ладони были видны три совсем крохотные точки, из которых сочилась кровь. Эта тварь, едва не закричал Женька, умудрилась прокусить ладонь -- вот сволочь...

-- Туда-туда! Эта дрянь побежала туда!

Но не успел Тарасенко опустить руку, как вдруг послышался хруст и звон падающего на пол стекла. Женька поднял голову и увидел злобную тварь уже сидящей на потолке -- прямо над пальмой. Он даже не понял, когда цербер успел поменять облик и превратиться в большого таракана. И таракан этот был ростом с человека.

Существо оскалилось и Женька увидел в ее пасти ровные ряды острых зубов. Они ярко блеснули и Тарасенко заорал во всю глотку:

-- Б е г и!

Поджав колени, Женька схватил Иру за руку и потянул за собой в гостиную. А потом он толкнул ее вбок. Через какое-то мгновение длинный язык существа ударился в пол, оставив на нем липкую зеленоватую лужицу.

-- Ирка, -- закричал Тарасенко, -- немедленно ползи к бару. -- Да быстрее же ты!

Супруга Тарасенко, все еще не понимая, что происходит, проползла на четвереньках мимо стола и кресел, и спряталась за баром.

-- Да-да-да, -- причитала она, не обращая внимания на сползающий халат, -- только осторожнее, Женя.

Существо медленно втянуло язык в рот и со щелчком сомкнуло мощные челюсти. Оно облизнулось, разбрызгивая липкие слюни во все стороны и зашипело так громко, что Женька даже заткнул пальцами уши. Ира поступила точно так же.

Свалившись с кресла, Женька больно ударился головой о край стола. Что-то хрустнуло в черепе и он сразу открыл глаза. В гостиной было по прежнему тихо, едва слышно тикали настенные часы, а справа на него падал мягкий ровный свет торшера. Странно, но не было никакого упоминания о случившемся. Хотя оно до сих пор казалось Жене более чем реальным.

Тарасенко лежал на полу, голова гудела и, кажется, у него была разбита бровь. Женька со стоном согнул руку и, сначала ощупал лоб, а потом осторожно потрогал то место, которое ныло от боли. Действительно, из правой Женькиной брови сочилась кровь. Он осторожно встал и, шатаясь, подошел к зеркалу. Рана оказалась неглубокой. Тарасенко открыл бар, нашел зеленку и лейкопластырь.

-- Н е д о с ы п, тудыть его растудыть, -- прошептал он, заклеивая рану тонкой полоской пластыря. -- Но шандарахнулся знатно. Интересно, как еще череп не раскололся?

Когда зеленка с лейкопластырем снова очутились в баре, он сел в кресло, вытянул ноги и заметил на столе кофейник с чашкой.

Тарасенко сильно удивился, когда убедился в том, что кофе уже успел остыть. А, значит, Ира оставила Женьку в гордом одиночестве уже довольно давно. Наверное, он просто задремал и она, не решаясь будить его, поднялась в спальню.

Повернув голову, он взглянул на часы -- о с п о д и!.. Светящиеся стрелки показывали без четверти два ночи. Черт, проспал несколько часов, подумал он, гложимый чувством вины перед Ирой и Ярославом. Ведь ее Женька сейчас вообще не должен оставлять одну. А Стрейндж, наверное уже потерял всякую надежду на связь. Тарасенко встал с кресла и направился к лестнице.

Он вставал на ступени столь осторожно, что ни одна из них -- пока Женька добирался до площадки второго этажа -- предательски так и не скрипнула под его ногами. И хорошо, что ступени не выдали, хорошо, что даже не намекнули Ире: мол, идет к тебе твой благоверный -- подожди немного и ты, наконец, разделишь с ним ложе.

Он вдруг остановился, заметив на темном полу -- рядом с пальмой -- тонкую полосу света, падающего из щели приоткрытой двери. Ира не спала и, кажется, вполголоса разговаривала с кем-то. Женя не поверил в это. Во-первых, в два часа ночи можно говорить с кем-либо лишь по большой необходимости. Во-вторых, необходимости такой Тарасенко просто не видел. Может, с подругой? Хотя, вряд ли. Но тогда с кем? С кем?!..

Женя по лисьему тихо подкрался к двери, затаился в углу и прислушался. И он похолодел, когда вдруг понял, что голос человека, с которым разговаривала Ира, хорошо знаком ему.

-- Приветствую, Ирочка, -- донесся до него сипловатый голос Кубинца.

Женя даже было хотел сразу войти в спальню, но что-то его остановило. Может, страх? Хотя, о страхе сейчас он, впрочем, забыл совсем. Нет-нет, это был точно не страх! Скорее всего Тарасенко не рискнул открыть дверь так как не мог поверить в происходящее прямо у него на глазах...

-- Здравствуйте! -- спокойно ответила Ира.

-- Отлично, ты молодец. Все сделала, как надо.

"Что говорит эта сволочь? -- подумал Женя, вспотев и сжав кулаки. -- Что происходит?".

-- Это не составило большого труда. Кстати, у меня есть еще одна вещица, которая должна заинтересовать вас.

-- Уже интересно, -- Кубинец слабо хихикнул.

-- Но вы, надеюсь, помните о нашей договоренности? -- спросила Ира, немного повысив голос.

-- А как же? Обижаешь. Я всегда выполняю свои обещания. Наше с тобой -- не исключение.

-- Хорошо.

Женя услышал странный шуршащий звук.

-- Ух ты, что это такое? -- громко вопросил Кубинец.

-- Обещайте мне, что выполните то, о чем мы с вами договорились! -- потребовала Ира.

-- Дорогая моя, если ты еще раз напомнишь об этом, я отключу связь и все забуду. Кстати, ты хорошо помнишь, какое сегодня число?

"Интересно, на что этот гад намекает? -- подумал Тарасенко, решив осторожно заглянуть в щель. -- Уже двадцать третье июня. Но все пока еще живы. А ведь как мастеровито угрожает...".

-- Поняла, -- шуршащий звук повторился вновь. -- Эту записку написал Антониус Квайда.

-- О ч е н ь хорошо, -- произнес Кубинец свежим голосом. -- Узнаю его почерк. М о л о д е ц! Ты просто молодец!

Вот дьявол, подумал Женька, нашаривая в заднем кармане штанов записку, найденную на могиле Стрейнджа. Странно, но она исчезла. Тарасенко проверил другие карманы -- ее в них тоже не оказалось. Неужели она стащила? Но зачем? Еще немного и я просто сойду с ума. А, может, я снова сплю? И он ущипнул себя за левую руку. Нет, это абсолютно точно был не сон. И Женька, вытянув шею, продолжил подслушивать разговор.

Минуты через три -- видимо, Кубинец все это время читал записку -- ведущий специалист проекта "БЛИЗНЕЦЫ" задумчиво изрек:

-- Откуда она у тебя?

-- Женя привез.

-- Интересно, а он был?

-- На Марсе, -- ответила Ира.

-- Почему я об этом узнал только сейчас? -- закричал Кубинец, выдержав паузу. -- Почему не доложила?

"Д о л о ж и л а?!.. Подожди-подожди, -- подумал Женька, приближаясь к щели, -- получается, она работает на эту сволочь? Тогда я вообще отказываюсь что-либо понимать".

-- У меня не было времени. А то обязательно обо всем рассказала бы вам, -- ответила Ира в свое оправдание. -- Да и какая теперь разница? Ведь Ярослава, кажется, уже нет...

Что значит "нет"? Женька теперь уж совершенно точно решил войти в спальню. Но пока он это не сделал -- снова заговорил Кубинец:

-- Ты абсолютно права, моя дорогая. Корабль, на котором летел Стрейндж чуть больше двух часов назад взорвался.

-- Он не мучился?

-- Даже не сомневайся, -- Кубинец усмехнулся и Тарасенко вдруг захотел врезать ему по морде, да посильнее.

-- Все произошло очень быстро. Так что никакие муки Ярослав не испытывал.

Женька собрался с духом и осторожно заглянул в комнату. Ира сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки и смотрела на мерцающий экран компактного голограммовизора.

Экран был повернут таким образом, что Тарасенко не мог разглядеть лица Кубинца. И этого обстоятельство, конечно же, сильно огорчило Женю. Ведь он давно знал Кубинца, но ему еще никогда не приходилось видеть его.

-- Так что с вашим обещанием? -- спросила Ира, круто заломив брови.

-- Вы еще поживете...

-- В смысле? -- она взволнованно приблизилась к экрану.

-- Смерти ваши переносятся на неопределенное время. Ж и в и т е!

-- А можно нам с Женей перебраться из этого города в какой-нибудь другой?

-- Пожалуйста. Вы сейчас вольны делать все, что угодно, -- явно наддернутым голосом произнес Кубинец. -- Благодарю за верную службу!

Ира опустила голову, помолчала недолго, а затем что-то сказала невнятно.

-- Не понял, повтори...

-- Мои услуги еще понадобятся? -- Ира взглянула на экран.

-- Возможно, да. Но точно я смогу ответить на этот вопрос только в первых числах следующего месяца. Подождете немного?

Она молча кивнула, а Кубинец добавил:

-- И вот что, от разговоров с мужем о нашем сотрудничестве пока воздержитесь.

-- Почему?

-- Дорогая, ну вы же не хотите, чтобы он вас в чем-то заподозрил...

-- Хорошо, я сделаю все, как вы сказали. Когда выходить на связь?

-- Меня несколько дней на Земле не будет. А там, где я окажусь связь очень паршивая. Подготовьте отчет о поведении Евгения, -- Кубинец несколько секунд помолчал, а потом сказал с уверенностью: -- Свяжитесь со мной второго июля -- в половине четвертого дня. Вопросы есть?

-- Никак нет, -- криво улыбнувшись и, помотав головой, ответила Ира.

-- До связи, -- экран погас и Тарасенко тот час спрятался за дверью.

Наступила тишина. Женя стоял рядом с пальмой и боялся даже пошевелиться. Его терзали хмурые мысли и он не знал -- действительно не знал! -- что теперь делать. Всякое движение для Жени сейчас было невыносимым. И вдруг ему стало необычайно холодно, руки и ноги судорожно задрожали, голова закружилась и он боязливо потянул на себя дверь.

Женька появился на пороге спальни как раз в тот момент, когда Ира прятала голограммовизор под кровать. Она сидела на коленях, что-то невнятно -- совсем не замечая Женю -- бурчала и с натугой заталкивая небольшой черный ящик под довольно широкий деревянный каркас.

Тарасенко как бы в нерешительности замер, подумав: "Зачем, ну зачем ты связалась с этим уродом? Что подтолкнуло тебя к этому? Не понимаю, ей богу не понимаю...".

Ящик наконец-то оказался под кроватью и Ира, с облегчением переведя дух, медленно обернулась. Лицо ее вдруг стало бледным -- в ту же секунду отчаянный женский вопль не оставил и следа от привычной тишины этого дома:

-- Ты же погиб!..

Ира резко вскочила на ноги и, осторожно отступая назад, начала креститься. Когда же ноги коснулись кровати, она -- потеряв равновесие -- упала на нее и сразу начала сползать на пол. Тарасенко согнул руку в локте и, щурясь, внимательно посмотрел сначала на ладонь, а затем на обратную ее сторону.

И вдруг он вспомнил тот день, когда стажер Арно остался у плиты, а они с Женькой прошли в комнату и закрылись на ключ. Тогда я положив руку на Женькино плечо, сказав: "Есть только один способ спасти вас с Ирой, а попутно и Квайда. Ты ведь не сомневаешься, что он -- как у нас принято говорить -- попал не случайно? Только прошу: никому об этом не говори, даже Ире. Это слишком опасно". Помню, Жека покачал головой, а я продолжил: "Сразу после того, как уйдет Арно нам с тобой нужно будет поменять местами". "Ты предлагаешь изменить облик?!.." -- спросил Жека вполголоса. Я кивнул и, глядя ему в глаза ответил: "Да, Жека! Но об этом никто не должен знать. А Ира тем более". Почему я сказал именно так: "Ира тем более"? Ах, да! Мне ведь уже было известно, что она ждет ребенка. Я просто боялся! За нее боялся!

Нервы у меня не выдержали. Я прошел вглубь спальни и с грозным удивлением спросил:

-- Что тебя связывает с Кубинцем? Только не молчи, прошу тебя...

Ира тем временем оказалась в противоположном углу комнаты. Она все еще не верила, что видит меня живым и здоровым.

-- Говори же! -- потребовал я.

Она посмотрела на меня слезящимися глазами и прошептала:

-- Но ты должен был лететь на Аватар...

-- Как видишь нет, -- сказал я. -- Мы поменялись местами -- Жека принял мой облик, а я -- его.

Ира заложила руки за спину.

-- Так что тебя связывает с Кубинцем?

-- Значит, ты все слышал...

Она замялась и отвела глаза.

-- Да, стоял за дверью и слышал весь разговор -- от начала и до самого конца.

-- Я с н о, -- прошептала Ира.

-- Что? Что тебе может быть ясно? -- крикнул я. -- Неужели ты до сих пор не понимаешь, что Женьки больше нет? Это ведь ты убила его.

Ира опустила голову и дотронулась рукой до верхнего ящика комода, стоящего за спиной.

-- Боюсь, ты не поймешь, -- сказала она, всхлипнув.

Я немедленно вскипел.

-- Ты связалась с этой сволочью! -- гаркнул я. -- Женьки больше нет.. его нет!

Ира осторожно приоткрыла ящик и запустила в него руку.

-- А как по-твоему называется существование в постоянном страхе за жизнь? И не только за свою, -- она погладила живот одной рукой, другой же нащупала рукоятку дамского "Глока", который всегда хранила в комоде.

-- Он тебя шантажировал? -- поинтересовался я, немного сбавив тон.

-- Однажды мы встретились и он спросил: "Дорогая, у тебя скоро будет ребенок. Ты ведь хочешь, чтобы он жил в те времена, когда ты будешь уже седой и старой? И чтобы муж твой изредка выходит на лужайку и поливал свои причудливые цветочки...".

-- Вот гад! -- резко сказал я.

-- Может, так оно и сеть, -- рукоятка "Глока" уже была у нее в руке. -- Но, как видишь, уже двадцать третье июня и со мной ничего не произошло. Кубинец умеет держать слово.

-- Но Женьку-то не вернуть, -- я подошел к кровати. -- Очнись, наконец -- Жени больше нет. И ты никогда не увидишь даже его тела.

Ира опустила голову и наступила тишина.

Конечно, отчасти я понимаю Иру -- очень трудно отучить человека бояться смерти. И практически не возможно это сделать, когда ему известна точная дата ухода в мир иной.

А она... -- я посмотрел на Иру -- она ведь до сих пор боится этой дьявольской комбинации цифр -- 22/06/2088. И, наверное, только поэтому мне все чаще и чаще кажется, что мир, в котором все мы живем, скурвился так, что нет больше никакой мочи жить в нем. Значит, прав Квайда.

И я вспомнил его записку: "Прошу, не оставайся в этом пафосном, вонючем и дешевом убожестве, разрушающем твое "Я". Пока не поздно беги из мира, придуманного Кубинцем. Без оглядки беги, рисуя прямо на ходу новый, красивый и свободный мир. В котором нет места паскудному ханжеству, гнусному предательству и темной лжи...".

Не знаю, что на меня подействовало, но я сказал:

-- Ира, ты уже совершила одну ошибку. Давай уйдем отсюда.

Она осторожно подняла голову, печально посмотрела мне в глаза и вдруг грянули два выстрела -- один и сразу другой. Меня отбросило назад... я упал на спину...

Встреча с Дугласом Смада

Сразу после выстрелов я увидел появившуюся не известно откуда Стеллу. Она, сидя на корточках прямо у двери, печально поглядела на меня и произнесла очень тихо:

-- У тебя на плече кровь. Это опасно!

Мне пришлось повернуть голову и убедиться в том, что на плече у меня действительно было бесформенное кровавое пятно. Я потрогал его и посмотрел на пальцы -- они были красными.

-- Это кровь, будь уверен, -- Стелла подняла указательный палец вверх. -- А я предупреждала тебя. Помнишь? Это очень опасно, Ярослав!

Я осторожно приоткрыл глаза сразу после того, как ко мне вернулось сознание. В ушах до сих пор стоял отвратительный и громкий хруст выстрелов, а в воздухе мерзко пахло гарью.

Предметы еще не приняли привычные очертания, а Ира уже стояла рядом и целилась мне прямо в голову из своего миниатюрного "Глока".

"Господи, что же она делает? -- подумал я, не рискуя подняться на ноги. -- Образумь ее, боже, шепни ей в уши, что творит она самое настоящее зло!".

Но господь почему-то не слышал -- или не хотел слышать? -- мои слова. Не знаю, но может, сейчас он просто был занят чем-то более важным? Неотложных дел-то у него всегда полным-полно! И мне осталось лишь дождаться удобного момента, чтобы разоружить Иру.

-- Это не я, это ты убил Женьку, -- совершенно спокойно сказала она.

Я сфокусировал все свое внимание на Ирином лице. Оно было бледное, и ни одни его мускул не дрожал. Вскоре я увидел, как аккуратно положив палец на спуск, она спокойно прицелилась мне в ногу. Ира совсем не торопилась, изредка поглядывая мне прямо в глаза. И вдруг грохнул еще один выстрел. Пуля попала прямо в коленную чашечку и я, пытаясь встать, не своим голосом прокричал:

-- Не стреляй!

-- Я не позволю тебе убить нашего ребенка, -- произнесла Ира, целясь в другую ногу.

Кровь забрызгала рубашку и даже попала мне на лицо. И тут я подумал: "Неужели Кубинец сделал с ней то же самое, что с директором интерната? Ведь прежняя Ира не может стрелять в меня! Не может!..".

-- Одумайся, -- прошипел я сквозь зубы. -- Остановись!

-- Я бы на твоем месте сейчас помолилась, -- Ира прищурилась. -- Может, господь бог укажет тебе путь к свободе? Ведь ты так долго ее искал...

В полном отчаянии я незаметно сунул правую руку под себя и нащупал в заднем кармане огрызок карандаша. Благо, он всегда был при мне. Ира присела, и уже готова была спустить курок, когда я резко выдернул из-под себя руку и ударил карандашом ей в глаз. В ту же секунду с отчаянным воплем она, выронив оружие, упала на спину, и сразу грохнуло три выстрела

Первые две пули ушли в потолок, последняя попала в окно -- раздался жуткий звон и тот час на пол посыпалось стекло. Ира бросила оружие и, закрыв руками лицо, медленно поползла к кровати. Я немного привстал на локте и потянулся за "Глоком". Но взять его мне не удалось.

Ира резко обернулась и ударила меня ногой в грудь. Правая сторона ее лица была в крови... Обезумевшая девушка поползла ко мне на четвереньках.

-- С в о л о ч ь, -- прошептала она, необычайно злобно взглянув на меня исподлобья одним глазом.

Ира остановилась и, подняв "Глок", прицелилась мне в голову.

-- У м р и!

Я мгновенно забыл обо всем на свете. Все мое внимание сейчас было приковано к короткому стволу, из которого буквально через секунду должна была вылететь пуля. Трудно сказать, как мне это удалось, но я оттолкнулся от пола и ударил Иру прострелянной ногой прямо в шею -- и она замерла. А взмахнув руками, дернулась всем телом, немного привстала и упала на спину. Удивительно, но все это я видел так, будто время вдруг замедлилось. А, может, оно и вообще перестало существовать для меня...

Падая, Ира ударилась затылком об угол кровати и горячая кровь мгновенно забрызгала ковер. Проклиная все на свете, отплевываясь, я ощупью отыскал "Глок" -- в нем оставался, кажется, еще один патрон -- и утерся рукавом. Мир окончательно умер в моем сознании. Впрочем, умер не только он... Скорее всего, умерло все. Вообще все!

Я осторожно положил оружие на пол и подумал: "Беременных обижать нельзя. Но что делать, если они превращаются в нежить?".

Взглянув на Иру, я вдруг почему-то вспомнил старый Женькин стишок.

Я не терплю живые листопады

И городскую щелочь не терплю,

Не слышу ароматную удачу

И не меняю смерть на коноплю.

Я -- вопль, гонец и зверь своей планеты,

А не какой-то сморщенный берет!

Нет для меня сильней приоритетов,

Чем свергнутый тобою пиетет!

Нога моя жутко болела и я -- оставляя на ковре липкий кровавый след -- подполз к кровати и потянулся за лежащим под ней черным ящиком. Сейчас нужно было попросить помощи. Но у кого?!.. С Гензеком на связь выходить нельзя. А кому теперь можно доверять?

Я почти механически набрал визионный код андроида, с которым познакомился по пути в Гранд Курск. Выход этот сейчас был, пожалуй, единственным для меня.

-- Ой, здравствуйте! -- удивленно сказал андроид, увидев мою перекошенную физиономию на экране. -- Я знал, что мы с вами еще увидимся.

-- Привет.

-- С вами что-то случилось? -- душевно поинтересовался он.

-- Мне нужна помощь.

-- Куда скажите, туда и доставлю, -- андроид улыбнулся.

Я помотал головой, вымолвив:

-- Это потом. А сейчас я бы попросил...

-- О чем? Говорите.

Помолчав недолго, я нерешительно сказал:

-- У вас есть время слетать в Большую Москву?

-- Нужно кого-то забрать и привезти к вам? Называйте адрес -- я весь внимание.

-- Нет, забирать никого не надо. Мне нужно кое-что привезти.

-- Откуда?

-- Из моего дома.

Андроид крайне удивленно посмотрел на меня:

-- Почему бы вам самому не слетать домой. Конечно, я знаю, кем вы работаете, но, все же...

Привстав, я показал андроиду рану на ноге.

-- Ужас какой, -- с отвращением заметил он. -- Может, стоит вызвать...

-- Только не это.

-- П о н и м а ю, работа такая, -- произнес он, загадочно улыбнувшись.

-- Записывайте номер ключа, -- я решительно посмотрел на экран и продиктовал девятизначный номер который нужен был для входа в мою квартиру.

Андроид, не вымолвив ни слова, немедленно записал его.

-- В ящике письменного стола лежит тюбик с МЖВ, -- я попросил привезти именно это лекарство только потому, что лишь оно могло залатать жуткие раны.

МЖВ было изобретено несколько лет назад и медики его называли Мертвой и Живой Водой. Пользоваться МЖВ было дозволено только сотрудникам некоторых военизированных организации.

-- А в аптеке это МЖВ разве не...

-- Нет, его нет в свободной продаже, -- возразил я. -- Возьмите лекарство и летите в Гранд Курск. Адрес вы знаете.

-- Двух этажный дом с голубыми слониками на фасаде? -- уточнил андроид.

-- Оно самое. И помните, никто не должен знать о моей просьбе. Это дело государственной важности! И, пожалуйста, не включайте маячок...

Андроид прилетел в дом четы Тарасенко уже по утро. Он сильно удивился, когда увидел мертвую Иру.

-- Кто ее так?!..

-- Не буду скрывать -- я. Но она прежде ранила меня.

-- Б о ж е, -- андроид поморщился. -- А с виду, вроде, нормальная девушка.

-- Все правильно, -- сказал я, поливая целительным раствором рану. -- Раньше мне эта девушка тоже казалась вполне приличной. Я даже хотел связать с ней свою жизнь. Но сами видите, как оно получилось на самом деле.

Андроид очень внимательно посмотрел на меня и кивнул.

-- Представьте, теперь вот думаю, напала бы она на меня, будь я ее мужем? Впрочем, Ира в этом не виновата.

-- Тогда кто?

Я опустил руки и, печально посмотрев на Иру, ответил:

-- Очень надеюсь, что мне когда-нибудь удастся достать этого человека и придушить его, как самую последнюю скотину.

Рваные раны на моем теле заросли примерно через час. Теперь можно было со спокойной совестью лететь к Дугласу Смада, но сначала я все таки решил убить все нехорошие мысли. А их было слишком много -- все они давили на меня, и терпеть их не было никакой мочи.

-- Нужно слетать во Всемирный Дом Ветеранов Спецслужб, а сейчас... Можно по пути завернуть в какой-нибудь кабачок? -- поинтересовался я.

Андроид хорошенько подумал, а потом сказал:

-- Конечно, но мне показалось, что у вас есть более важные дела.

-- Иногда приходится менять неотложные дела на абсолютно пустые занятия. Правда, я до сих пор никогда так не поступал, но ведь когда-нибудь нужно начать изменять своим привычкам.

-- Знакомо мне одно хорошее место, -- произнес андроид вполголоса.

Действительно, мне нужно хорошенько напиться. И, главное, чтобы вокруг не было ни одной знакомой рожи. Ведь не каждый день гибнут близкие друзья. Может, хоть стакан с горячительным отвлечет от дурных мыслей? А лучше -- два или даже три стакана! И пусть это глупо -- топить боль в сорокаградусном пойле, но другие методы экстренного схождения в нирвану, увы, мне неведомы.

"Ира, бог мой, почему все так случилось? Почему?" -- подумал я. Теперь на воспоминаниях о ней нужно бы поставить большой жирный крест. Нужно забыть, зачеркнуть, похоронить даже случайные воспоминания об Ире... Но нет, согласись, это же не справедливо. Я ведь любил... А, может, до сих пор люблю ее. Так что зло не должно поражать зло! Его должна всегда побеждать лишь с п р а в е д л и в о с т ь. И только так! И точка! Как там древние говорили? DIXI? Значит, я все сказал. Забыться же можно только со стаканом в руке -- посмотрим...

Андроид, повернув за угол, остановил меня и указал на небольшой домик. Над старенькой дверью висела неоновая вывеска: "Веселая индейка". А чуть ниже -- прямо на стене было написано -- красной краской -- от руки: "Путник, если у тебя пересохло в глотке -- то какого черта ты стоишь и пялишься на эту дверь? Вэлкам!".

-- Харизматичное заведение, наверное, -- вполголоса заметил я.

-- Обычный кабачок "двадцать четыре часа". Здесь подают виски-горлодеры, холодную водку, не плохое пиво и горячие чипсы с сосисками, -- андроид усмехнулся. -- А еще иногда проходят сеансы стриптиза.

-- И вы... часто сюда заглядываете? -- поинтересовался я.

Андроид, пожав плечами, с ухмылкой ответил:

-- Мне, в общем-то, -- сами понимаете -- это без надобности. Но некоторые пассажиры просят привозить их именно -- и только! -- сюда. Главное, -- считают они -- здесь спокойно.

Я подошел к столику, спрятанному по нишей над которой прямо с потолка свисали громадные крысиные головы. Торпедообразные морды были вытесаны из какого-то серого камня и на первый взгляд казались натуральными.

-- Не плохо, -- я смахнул крошки с деревянной скамьи и уселся на нее.

-- Сколько планируете пробыть здесь?

-- Недолго, -- сказал я, окинув пристальным взглядом кабачок. -- Минут тридцать, наверное.

Мое внимание привлекла довольно любопытная компания -- пять здоровенных парней кучкой сидели за столиком, находящимся в самом темном углу кабачка. Судя по всему это были ребята из Внешней Разведки. Ведь они всем своим видом показывали, что готовы выполнить любой приказ даже сейчас, когда от службы их отделяют хорошая выпивка и довольно приличная закуска. Они, хотя и потягивали пиво из высоких бокалов, разговаривая о чем-то своем, все время следят за другими посетителями кабачка. Которых, впрочем, здесь не так уж и много. И совершенно точно они видят каждое их движение -- это-то и есть настоящий профессионализм.

Заметив у одного из ребят удостоверение, я сразу понял, что не ошибся.

-- Что вы на них так смотрите? -- спросил андроид с подозрением.

-- Да вроде коллег увидел.

-- Знаете их?

-- Нет, но мы решаем одни и те же проблемы.

Послышался очень тихий голосок:

-- Простите, я вам не помешаю?

Мы обернулись.

-- Что будете кушать? -- спросила официантка и я сразу вспомнил зачем решил заглянуть в кабак.

-- А что у вас сегодня подают?

Официантка раскрыла меню и отдала его мне. После недолгой паузы я сказал:

-- Принесите, пожалуйста, мясо. Только настоящее, хорошо? И водку... граммов триста.

-- У нас только синтетическая. К сожалению другой нет.

-- Все равно -- синтетическая, так синтетическая.

-- Ясно, а что принести вашему другу? -- она взглянула на андроида.

-- Ой, знаете, я не голоден. Большое спасибо, -- ответил он.

Как только официантка ушла, андроид очень тихо спросил:

-- Опасная у вас работа?

-- Не то слово! -- я кивнул.

-- А девушка... -- он исподлобья посмотрел на меня.

-- Какая девушка?

-- Это, конечно, не мое дело, извините, но...

-- Ничего-ничего, -- сказал я спокойным голосом.

-- Вы хотели на ней жениться?

-- Мечтал, но так уж случилось, что она связала жизнь с моим лучшим другом.

Странно, но я вдруг почувствовал, что мне нужно обязательно кому-то выговориться. Нет-нет, не окропить слезами чью-то жилетку, а именно выговориться!

-- Даже так?

-- Но друга больше нет. И ее нет, -- я опустил голову на руку и потер лоб.

-- Тяжело, понимаю. Но таково мироустройство -- ежедневно на одной только Земле умирает несколько сотен человек, но и рождается примерно столько же. Вы же, -- он показал на разведчиков, -- охраняете незыблемость этого мироустройства.

Эх, подумал я, знал бы ты, что мы на самом деле охраняем... Людям -- чтобы они попусту не разевали рот -- нужны хлеба и зрелища. Хлебов на Земле всегда было жать не пережать -- теперь понятно, что зрелищ во все времена тоже имелось достаточно. И этих китов мироустройства трогать нельзя ни при каких обстоятельствах. Поэтому-то, наверное, право у нас всегда жило отдельно, а порядок испокон веков существовал вместе с нами сам по себе. Вот и получается, что такие блюстители закона, как я охраняют лишь право приличных людей на молчание. А ты говоришь о незыблемости мироустройства. Какая в жопу незыблемость? И о каком мироустройстве вообще можно вести разговор? Чушь это, и совершенно точно чья-то отменная выдумка.

Вскоре официантка принесла мясо и холодную водку. Я, с наслаждением посмотрев на все это, выпил первые пятьдесят граммов белой и проглотил аппетитный -- даже на вид -- кусочек мяса. И сейчас же мне стало хорошо -- хмурые мысли больше не подавали признаков жизни.

Уже в машине андроид предложил мне маленькие желтые таблетки.

-- Возьмите, -- сказал он.

-- Что это?

-- Неплохое средство от похмелья. Через пять минут вы будете чувствовать себя так, будто хорошо выспались.

-- Откуда они у вас?

-- Один взбалмошный пассажир обронил, -- андроид доверительно улыбнулся. -- Берите-берите, не пожалеете -- даже не сомневайтесь.

Я забрал таблетки и, выдавив из прозрачного колпачка одну, сразу же проглотил.

-- Ну что, в дом ветеранов? -- поинтересовался андроид, что-то отстукивая одной рукой на панели бортового компьютера.

-- Пожалуй...

Всемирный Дом Ветеранов Спецслужб находится на самом маленьком городе-острове Олд-Джапон-Сакура-Сан -- Сикоку.

Субтропики с мягким влажным климатом на любое живое существо действуют просто волшебно. И я не знаю ни одного сыскаря из СБЦЗ, который бы не мечтал закончить хождение по жизненным мукам именно здесь. Мне давно известно, что в состав Дома Ветеранов входят четыре главных корпуса: Токусима-Альфа, Кагава-Бета, Эхимэ-Гамма и Коти-Омега. Кроме того, я абсолютно точно знаю, что сослуживец Антониуса Квайда тянет лямку последних лет своей жизни в корпусе Кагава-Бета. Именно он и есть конечная цель моего путешествия в этот воистину дивный уголок Земли.

Флаэрон приземлился рядом с небольшим зданием, утопающим в зелени японской вишни. Дверь только приоткрылась, а я уже едва не воспарил от чудесного аромата и абсолютно прозрачного воздуха -- это было божественно. И только ради таких незабываемых ощущений здесь нужно было бы побывать хоть раз в жизни.

-- Вас этот корпус интересует? -- спросил андроид, удивленно посмотрев на меня.

Я кивнул и вышел из машины.

-- Когда вернетесь?

-- Часа через два, -- сказал я, обернувшись. -- Подождете?

-- Конечно, мне торопиться некуда.

-- Благодарю.

Дом, через который можно было попасть в Кагава-Бета корпус выглядел крайне уныло -- фасад был выложен давно уже потерявшей прежнюю красоту мозаикой. Я поднял голову и заметил на крыше видеокамеру внешнего наблюдения. Кажется, она была направлена на большую железную дверь...

-- Вам повезло, -- сказала дежурная по корпусу, разглядывая удостоверение, пригодившееся и теперь.

Я посмотрел на нее, спросив:

-- В смысле... повезло?!..

-- Прием посетителей только начался. И вы можете пройти к Дугласу Смада уже сейчас.

-- А если б я пришел на час раньше?

-- Ждали бы, -- искренне ответила дежурная.

-- Неужели здесь все так строго?

-- А как же? Среди ветеранов есть очень известные люди. И многие из них -- не смотря на довольно преклонный возраст -- очень требовательны. Идемте, -- с этими словами она вышла во двор и я увидел узкие асфальтовые дорожки, теряющиеся в зелени вишневого сада.

-- Дуглас Смада живет в триста двадцатом коттедже.

-- Как до него добраться?

-- Можно пешком, но это очень долго. Есть альтернатива, -- она показала на небольшое строение, из крыши которого торчала довольно внушительная вилообразная антенна.

Дугласа Смада я застал на веранде. Он сидел в плетеном кресле-качалке и, кажется, -- под чарующе-легкий шелест ветра и запах роз, цветущих поодаль -- дремал. Я очень тихо подкрался к отставному майору сзади, как вдруг он хитро улыбнулся и прокряхтел:

-- Вы ко мне?

Я кивнул, ответив:

-- Если вы Дуглас Смада, то к вам.

Старик был укутан по самую грудь толстым пледом, но -- судя по жилистым рукам и крепкой борцовской шее -- в Смада до сих пор теплилась былая сила. Сразу видно -- в е т е р а н! Лицо у отставного майора было квадратное, а по отечным глазам не сложно было догадаться, что спит он не больше трех-четырех часов в сутки. А то и меньше. Обычная стариковская хандра.

Он немного привстал, слегка приподнял голову и, не открывая глаз, протянул мне крепкую руку.

-- Дуглас Смада, -- произнес отставной майор. -- А вы, простите, кем будете?

Я почувствовал легкое покалывание в ладони. Кажется, даже немного закружилась голова. Все это на какое-то мгновение показалось очень странным -- мне почудилось, будто Смада воздействует на меня. Но каким образом? Как это вообще возможно? Как?!.. И старик вдруг совсем ошарашил меня, сказав вполголоса:

-- Ярослав, я давно ждал вас...

Но откуда ему известно мое имя? И почему он ждал меня? Квайда? С т о п! Может, он просто предупредил старика о возможном визите? Я мысленно и очень быстро проанализировал все возможные варианты ответов, которые только могли придти в голову. Но, увы, все они подыхали прямо в зародыше.

-- Откуда вам известно мое имя? -- крайне удивленно спросил я, заметив, что старик до их пор так и не удосужился разомкнуть глаза.

-- Лично мне уже нечего бояться, а вот вас подставлять я совсем не хочу. Так что давайте-ка пройдем в дом -- там и поговорим. Так сказать, в спокойной обстановке. Только мне потребуется ваша помощь, Ярослав. Как смотрите на это?

Старик достал из-под кресла трость. Она была очень старая -- возможно, из красного дерева -- с витым древко и бронзовой ручкой, вылитой в форме человеческого черепа. Надо сказать, вещица очень любопытная и достойная только сильного духом человека. А отставной майор, кажется именно таким и был. Впрочем, первое впечатление зачастую бывает обманчивым.

-- Ну же! -- воскликнул Смада, опираясь рукой на трость.

-- Одну минуту, -- взяв отставного майора под руку, и я, наконец, догадался, что он абсолютно слеп.

Мы оказались в доме -- здесь было темно и не уютно. Все окна были наглухо запечатаны и поэтому казалось, что отовсюду разит плесенью. Старик сразу предложил подняться на второй этаж -- мол, там спокойнее и никто ни черта не услышит.

Подъем -- из-за узкой и крутой лестницы -- длился, наверное, минут пять. Кроме того, Смада прихрамывал на одну ногу. В общем, подниматься с ним было крайне тяжело. Честно говоря, я выдохся, в какую-то минуту почувствовав, что мне не хватает воздуха.

-- Но откуда вам известно мое имя? -- не выдержал я.

Старик остановился, резко повернул голову и мне вдруг стало как-то не по себе. В то же мгновение Смада сжал мою руку. Сделал он это так сильно, что едва сломал мне пальцы.

-- Я вас уже предупреждал, -- произнес он, прислушиваясь.

-- Да, но...

-- Вы ведь знаете Антониуса Квайда? -- спросил старик.

-- Лично нет, -- я уставился на отставного майора, замерев, словно по стойке "смирно".

-- Все правильно, он мне сказал примерно тоже самое, -- Смада разжал пальцы и я увидел свою покрасневшую ладонь.

-- А почему вы узнали, что я -- это именно я, а не кто-то другой?

Отставник улыбнулся и, согнув одну руку в локте, показал мне сморщенную ладонь.

-- У незрячих обычно обострены обоняние, осязание и слух. А некоторые, -- он медленно опустил руку, -- обладают так называемым кожным зрением.

Мы пошли дальше и совсем скоро оказались на втором этаже, перед запертой на висячий замок железной дверью. Смада остановился, еще раз -- не известно к чему -- прислушался и, подняв руку, нащупал ключ в нише над дверью.

-- Мои руки -- мои глаза. Понимаете? -- ржавый ключ ловко нырнул в прорезь замка и, поворачиваясь, захрустел.

-- Но ведь этим даром -- насколько мне известно -- обладают немногие.

-- Да, так оно и есть. Но поверьте, я умею видеть руками. Правда, не с рождения.

-- Извините, а...

Мы оказались в совсем маленькой комнате. Окон здесь не было вообще и, чтобы избавиться от духоты, Смада включил вентилятор.

-- Вы знаете, что когда-то я командовал ротой, в которой служил Антониус?

-- Знаю.

-- Сколько же мы с ним знакомы? Уж лет десять, наверное, как. Тогда я еще видел. Эх, было же время!

-- Но Квайда...

-- Он, как и вы -- агент СБЦЗ. В десанте таких немало, но Антониус...

Старик подвинул ко мне плетеное кресло и предложил присесть. Сам же Смада занял половину небольшого кожаного диванчика.

-- Ему всегда все завидовали. Но и боялись его тоже все.

-- А почему? -- поинтересовался я, задрав ногу на ногу.

Отставной майор просунул руку под кожаную подушку и -- словно бы разглядывая -- уставился на меня широко открытыми глазами. Вернее, конечно же, мне это лишь почудилось, но озноб таки очень знатно пробрал всю кожу.

Отставник сложил губы утячьим клювом и, слегка придвинувшись ко мне, вытянул из-под подушки бумажный сверток.

-- Потому, что он необычный человек. Держите, -- сказал Смада, протянув мне сверток. -- Он ваш.

-- Чей?!..

-- Я же говорю -- ваш. Квайда, когда последний раз был здесь, попросил, чтобы я передал его лично вам в руки.

Я забрал сверток и недоверчиво ощупал его. Он был легкий, и в нем абсолютно точно находилось два предмета. Какой-то шар и, кажется, тетрадь. Или что-то в этом духе.

-- Вас тоже боятся, -- Дуглас Смада откинулся на мягкую спинку дивана.

-- Кто?

-- Тот человек, который и его боится. Это слова Антониуса, -- он вдруг замолчал и в комнатушке установилась мертвая тишина.

Интересно, подумал я, мы с Квайда даже думаем абсолютно одинаково. Хотя, друг друга видеть еще не приходилось. И как же он все здорово просчитал. Я бы вот, наверное, так не смог.

-- Что вы на него любуетесь?

-- Простите, не понял.

-- Да распечатывайте же вы его, наконец! Ей богу, как мальчишка.

Я посмотрел на Смада и начал неторопливо разворачивать сверток.

-- Что это? -- спросил я, увидев стеклянный шарик и средней толщины тетрадь.

-- Квайда ничего не сказал, так что не могу знать, -- отставник задумчиво почесал затылок.

-- Может, хоть на ощупь попытаетесь определить? -- спросил я, протянув сверток старику.

-- Не хочу -- это ваше. Антониус мне, как сын. И я обещал, что кроме вас содержимое свертка никто не увидит. Так что извините.

-- Л а д н о.

Шарик был почти прозрачный -- с легкими фиолетовыми разводами, и не больше мяча для игры в пинг-понг. Странно, но кажется, я его уже где-то видел. Или слышал о нем.

-- Квайда случайно не рассказал, как к нему попали эти вещи? -- я осторожно свернул бумагу и посмотрел на старика так, словно впервые видел его.

Отставной майор, солидно устроившись на диване, сказал:

-- Кое-что мне известно. Ярослав, вы что-нибудь слышали о Седне?

-- А как же! Это последняя планета на пути к гиперскоростной платформе, -- ответил я, словно цитируя навигационный учебник, и, конечно же, сразу вспомнив о том, что именно там меня должен был ждать Женька. -- Земля ему пухом...

-- Что? -- удивленно спросил старик, повернув голову.

-- Извините, кажется, в последнее время я что-то часто стал заговариваться. Извините еще раз.

-- Ничего страшного. Скорее всего, это от переутомления, -- успокоил меня Дуглас Смада. -- Содержимое свертка попало к Антониусу после трагического случая на Седне.

Здание космопорта "Седна Интернэшнл", подсвеченное снаружи мощными прожекторами сейчас напоминало готический собор. В этот поздний час окна космопорта не были освещены, за исключением помещения охраны. Окружающие здания тоже были пусты. В общем, центр столицы Седны представлял собой вполне идиллическую картину -- отдыхающий после трудового дня самый обычный деловой квартал. Но спокойствие это было всего лишь и л л ю з и е й...

Тишина, царящая вокруг, была обманчивой. В одном из скудно освещенных переулков показались темные фигуры. Используя выступы стен в качестве укрытий, люди в бронежилетах и шлемах с приборами ночного видения, с "Брекерами" и "Томагаммами" в руках, быстро подобрались к одной из стен космопорта и замерли -- практически растворившись во тьме. С другой стороны появилась еще одна десантная группа. Затем на крыше соседнего строения показались такие же стремительные и бесшумные фигуры. В считанные секунды ими был наведен веревочный мост, ведущий на крышу космопорта.

Из салона флаэрона, стоящего метрах в трехстах от места событий, за всем происходящим наблюдал руководитель операции по спасению заложников Антониус Квайда, специальный агент СБЦЗ. Наблюдал, со страхом поглядывая на окна космопорта. Десантники быстро и бесшумно заняли позиции для штурма. Основная группа была уже на подходе -- ведь сейчас все складывалось из рук вон плохо.

Время стремительно испарялось, не оставляя и слабой надежды на удачу. Через несколько минут должен был начаться штурм здания космопорта, в котором группа террористов удерживала детей. Среди которых находилась внучка старшего инструктора личной охраны Президента. А это самое настоящее ЧП и больше чем пощечина человеку, вот уже который год управляющему Цивилизацией Землян.

Но даже не это было самым чудовищным. Увы, вся проблема крылась в том, что никто -- включая Антониуса Квайда и всех его помощников -- не знал, что за сволочи пошли на столь дерзкий шаг. К тому же, не существовало даже предположений об истинных целях похитителей. Хотя, Квайда, конечно, догадывался -- он предполагал, что похищение внучки инструктора произошло с целью запугивания самого Президента. Ведь такое могло быть? Безусловно!

У двери флаэрона, в котором находился Квайда, внезапно появилась фигура в черном. С легким шорохом низкая дверь впустила человека внутрь и снова захлопнулась.

-- Антониус, ты здесь? -- услышал Квайда голос Дугласа Смада.

-- Где же мне еще быть? А что вы задержались?

-- Слишком много кутерьмы. Меня дважды вызывали к полковнику Джалябову. Ты знаешь, что среди заложников находится его внучка?

-- Конечно, знаю, -- ответил Квайда.

-- И еще пришлось устанавливать кое-какую дополнительную аппаратуру, а то слухачи наши никак не могли обеспечить прямой доступ к системе охраны космопорта, -- объяснил майор.

-- Если бы это можно было сделать легко, то зачем вообще нужна охрана? -- иронически поинтересовался Антониус.

Дуглас Смада улыбнулся. Правда, Квайда так и не понял, как ему это удалось -- ведь до шуток сейчас было так же далеко, как отсюда до Великой китайской стены.

-- Теперь порядок. Сейчас я тебе все покажу...

Майор повозился, устраиваясь на двойном кресле. В полумраке салона замерцало легкое голубоватое сияние экрана голограммовизора. Квайда заглянул через плечо Смада и увидел быстро меняющие друг друга изображения, подаваемые с камер, расположенных внутри здания космопорта. Затем смена ракурсов прекратилась, и на экране осталась только одна картинка.

В просторном помещении на полу лежали неподвижные фигуры детей. Их было пятеро, и никто из них не подавал признаков жизни. Правда, лежали они на животах в ряд и руки у них были скованы наручниками -- это оставляло слабую надежду на то, что обойдется без человеческих жертв.

-- Где это? -- спросил Квайда.

-- Главный терминал. Кстати, оттуда до входа, довольно далеко, -- ответил майор и переключил изображение на экране.

Теперь Квайда увидел другое помещение -- значительно меньше прежнего. Камера, вероятно, была спрятана в вентиляционной трубе, поэтому изображение было нечетким. Но и того, что было видно на экране, оказалось достаточно. У одного из пяти столов, находившихся в помещении за низкой перегородкой, стояло трое людей в черной одежде и масках.

-- Это они и есть? Какие будут мысли? -- спросил Квайда.

-- Скорее всего, они, -- ответил Смада не поднимая головы.

Четвертый террорист сидел перед экраном голограммовизора и что-то быстро набирал на клавиатуре. Никакого нетерпения или нервозности преступники не проявляли. Они вели себя совершенно спокойно, жесты их были плавными, никто не торопился и не озирался по сторонам. Если бы не маски на их лицах, то можно было подумать, что несколько служащих космопорта ждут, пока их коллега что-то покажет им на экране.

После продолжительной паузы, Квайда, наконец, произнес:

-- Нет, только посмотрите, какие наглецы! Что они там делают, гражданин майор?

-- По-моему, с кем-то консультируются, -- ответил Смада и снова переключил изображение.

Следующая камера показала длинный коридор, по которому темные фигуры вели перед собой маленькую девочку. Изображение держалось буквально несколько секунд. Затем на экране мелькнула чья-то рука, и картинка мгновенно пропала. Майор шепотом выругался и дотронулся до клавиатуры.

-- Антониус, -- он прокашлялся. -- Как думаешь, зачем они консультируются?

-- Ума не приложу. Их ведь обложили со всех сторон. И я не могу поверить, что им об этом ничего не известно...

-- Ладно, мне уже пора, а ты, ежели что, предупреди меня.

-- Обижаете...

Изображение на экране исчезло. Майор Смада осмотрелся и, схватив оружие, выскочил из флаэрона. Квайда последовал за ним.

Через несколько секунд он уже сидел на корточках у стены окруженного десантниками здания, неподалеку от главного входа в космопорт.

-- Быстро, быстро, -- прошептал Квайда. -- Пятисекундная готовность.

Он сделал глубокий вдох, мысленно перекрестился и взмахом руки дал команду к началу штурма. С двух сторон здания по земле ручейком заструился молочно-белый дым. Висевший в отдалении боевой флаэрон приблизился к зданию космопорта и начал снижаться. Стоящий справа от Квайда десантник кинул ко входу в здание небольшой стальной цилиндр.

Упав на ступени -- всего в нескольких сантиметрах от пуленепробиваемого стекла -- цилиндр вдруг завертелся волчком. Это продолжалось несколько секунд, потом он вдруг остановился и из него выдвинулось несколько тончайших усиков. Десантники сразу пригнулись. Тишину оборвал сильный хлопок, из дыма послышался звон падающего на бетонные ступени стекла.

Понимая, что дверей больше нет, Антониус прищурил глаза и ринулся вперед. Холл он пробежал довольно быстро и без каких-либо недоразумений. Затем -- Квайда знал это из плана здания -- следовал первый поворот узкого коридора...

Антониус приготовился и, показав одному из десантников пальцами букву "V", проскользнул за угол. Удушливый запах серы проникал даже сквозь мембраны кислородной маски. Пять, десять, двадцать шагов и вот уже он -- долгожданный холл. Виртуозно лавируя между перевернутых вверх ножками столов и стульев, Квайда быстро проскочил помещение и очутился на лестничной площадке. Здесь он поднял голову и посмотрел вверх. Со ступеней свисала окровавленная по локоть женская рука.

"Да, -- я проглотил комок в горле, -- значит, эти гады не шутят..."

Однако терять время было нельзя и Квайда стремительно помчался по ступеням на второй этаж, там находилось помещение, которое несколько минут назад показал ему Дуглас Смада. Антониусу нужно было любой ценой освободить внучку полковника Джалябова, остальными детьми сейчас занимались его подчиненные.

-- Антониус, -- проскрипело в наушниках, -- что там у тебя? У меня не очень. Я не могу понять, что происходит!

-- Поясните, гражданин майор.

-- Я немо...

Где-то совсем недалеко застрекотали басистые "Гриммы" и сейчас же послышалась шумовая поддержка скорострельных "Томагаммам".

И вдруг здание космопорта погрузилось в смердящую ужасом тишину. Квайда резко остановился. В двух шагах от лестничной площадки его взгляд уловил промелькнувшую тень.

"Это еще что за дрянь? -- подумал Антониус, отскочив в сторону"

Прижавшись к стене, он замер и задержал дыхание, боясь обнаружить себя.

-- Смада, Смада! Я вас не слышу. Не молчите, что у вас? -- прошептал он в микрофон. -- Не молчите, Смада!

Но эфир ответил ему лишь отдаленным и почти неуловимым потрескиванием.

-- Что у вас происходит? -- повторил Антониус. -- Ответьте, ответьте же, наконец!

-- Происходит что-то невероятное, -- послышался хриплый голос Дугласа Смада, -- те, кто прикрывал твою группу... их больше нет...

У Квайда сжалось сердце.

-- Они перебили всех... Ц е р б е р ы...

-- Не понял, кто?

-- Ц е р б е...

Квайда собрался с силами и, оттолкнувшись от стены, с разбегу ударил ногой в дверь. В новом помещении -- напротив окна -- возле большого плоского экрана стояли вооруженные террористы. Внучку полковника Джалябова он заметил чуть поодаль, у стены. Ее держал за шею широкоплечий громила.

Бандиты мгновенно повернулись на шум. Антониус попытался остановиться, но закон инерции подвел его. Ноги заскользили по полу... Последнее, что перед падением успел заметить Квайда, -- обезображенный труп десантника.

Он попытался схватиться рукой за стол... безуспешно. В следующее мгновение Антониус рухнул на пол, руками успев слегка смягчить падение. "Гримм", ударившись прикладом о пол, самопроизвольно выстрелил -- пуля ушла в потолок, задев одну из люминесцентных ламп. Понимая, что времени у него совсем не остается, Квайда с трудом перевернулся. Почувствовав при этом невыносимую боль в колене. Но он все же собрал волю в кулак и резко метнулся к оружию. Но, увы, до "Гримма" было слишком уж далеко -- расстояние в полметра казалось непреодолимым.

Никогда не думал, что погибну так глупо, подумал Антониус, понимая, что совладать с террористами ему будет очень сложно.

Рука автоматически потянулась к ножу. Он кинул взгляд в сторону террористов. Они стояли и смотрели на Квайда -- очевидно, ошарашенные до сих пор его внезапным появлением. Воспользовавшись паузой, Антониус метнул титановый нож в одного из бандитов, сгруппировался и приготовился к прыжку. Но Фортуна почему-то сейчас была слепа и глуха -- нож пролетел сквозь шею террориста -- не причинив ему вреда -- и со звоном вонзился в стену. Квайда замер, так и не доведя движение до конца.

-- Д ь я в о л!.. -- прошептал он одними губами. -- Что же здесь происходит?!..

Бандит, которого Квайда не сумел нейтрализовать, что-то громко прокричал. Затем он наклонил голову, ехидно улыбнулся, и двинулся в сторону Антониуса. Остальные террористы уставились на экран. А улыбчивая сволочь сделала еще несколько шагов, остановилась и направила укороченный "Гримм" прямо на Квайда.

"Что делать? -- Антониуса прошиб ледяной пот. -- Да что же, черт возьми, здесь такое творится?"

Он, как разъяренный леопард резко метнулся к стене -- в тот самый момент, когда послышались выстрелы. Упав в липкую лужу, Антониус перекатился в сторону и оказался за перевернутым вверх дном сейфом. Теперь упавший "Гримм" лежал прямо перед ним.

"Кажется, пронесло! -- подумал он. -- Но надолго ли?"

Подхватив оружие, Квайда немного привстал над тушей сейфа и дал длинную очередь по террористам. Буквально в тот же самый момент он ощутил легкую вибрацию воздуха. Бандит, стоящий в нескольких метрах от него, на мгновение исчез. В нос ударил какой-то странный запах. Глаза стали слезиться, сердце заколотилось в бешеном ритме... Казалось, пространство вот-вот разорвется на части.

-- Что это? -- громко вопросил Квайда.

Внезапно в воздухе появился полупрозрачный круг, потом другой, а следом за ним -- еще один. Круги возникали как бы один из другого. Яркая вспышка заставила Антониуса зажмуриться. Когда же он смог открыть глаза, то заметил, что круги уже исчезли, а вместо них появился большой черный цербер. Адская тварь разинула большую пасть и злобно зарычала, роняя на пол отвратительно-липкие густые слюни. Цербер стоял в нескольких шагах от Квайда и не моргая смотрел ему прямо в глаза. Наверное, еще какое-то мгновение, и все будет кончено...

Антониуса спасла атака десантников... Послышался глухой взрыв, и вместе с остатками подвесного потолка вниз полетели дымящиеся щепки деревянных перекрытий. И вдруг ему под ноги упали две дымовые шашки. Воспользовавшись неразберихой, Квайда метнул еще один нож в террориста, удерживающего маленькую девочку. Титановое лезвие вошло в кадык словно в масло и из горла бандита тот час брызнула кровь. Террорист схватился руками за шею и, захрипев, упал на пол. Антониус, пригнувшись, подбежал к внучке полковника и, схватив ее рукой за талию, отскочил в сторону. Через секунду прогремел еще один сильный взрыв, ударная волна отбросила Квайда к стене...

Прошло какое-то время и Антониус, наконец-то, пришел в себя. Но случилось это уже в Центральной Президентской Клинической Больнице номер один им. проф. Багратиона.

-- Если честно, тебе крупно повезло... -- присаживаясь на край кровати, произнес полковник Джалябов. -- Мы тут с внучкой кое-что подсобрали тебе: бананы, апельсины, мандарины. В общем, сам разберешься с этими фруктами.

-- А с другими? -- робко спросил Квайда.

Джалябов посмотрел на него и переспросил:

-- О чем ты?

-- Кто будет разбираться с теми фруктами, которые взяли детей в заложники?

Полковник немного подумал, а потом очень тихо произнес:

-- Ты это -- потише. И не торопись -- чуть позже поговорим, а пока вот...

Он осторожно положил на стеклянный столик пакет, доверху набитый фруктами. Антониус приподнялся на локтях и поправил подушку.

-- Я не очень хорошо помню, что же там, в итоге, произошло. Вроде бы, что-то шарахнуло, меня и вашу девочку отбросило к стене, а потом был какой-то белесый туман. Больше ничего в моей памяти не осталось.

Джалябов подался вперед и, похлопав Квайда легонько по плечу, произнес:

-- Скажи спасибо, что жив остался. А с этими фруктами очень трудно справиться. Вернее, с фруктом. Ты церберов видел?

Полковник, прищурившись, взглянул на дверь.

-- Видел. Но что это за зараза такая? И почему вы сказали: ф р у к т?

-- Да потому, что я догадываюсь, чьих это рук дело.

-- Догадываетесь?!..

Джалябов кивнул вместо ответа.

-- Надеюсь, его уже давно допрашивают те, у кого это хорошо получается?

Полковник помотал головой, сказав вполголоса:

-- Антониус, ты, наверное, сильно удивишься, но допрашивать лучше всех умеет именно фрукт, о котором я только что заикнулся.

-- Извините, ничего не понимаю, -- искренне признался Квайда.

-- А тут и понимать нечего. Этот человек очень хорошо знаком мне. Мы когда-то -- правда, очень давно -- побывали на Аватаре. Слышал что-нибудь об этой планете?

-- Нет, -- ответил Квайда.

-- И правильно, о ней лучше вообще ничего не знать. Хотя... -- полковник задумался.

-- Но если вам известен человек, организовавший захват заложников, то почему он до сих пор не арестован? Ведь не важно, кто он?

Джалябов улыбнулся и щелкнул пальцами.

-- Эх, Антониус, это очень важно! Понимаешь, в нашем мире можно дать в лоб кому угодно, но с тем, у кого есть козыри в рукаве, такие штуки обычно не проходят.

Квайда лег на кровать и закрыл глаза.

-- Ну и кто, простите, имеет козыри? -- спросил он задумчиво.

-- Кубинец.

-- Кто это такой? -- Антониус вдруг резко привстал. -- Это что, прозвище?

-- Да.

-- И как же эту сволочь на самом деле зовут?

-- Ты сам узнаешь об этом. Впрочем, я не уверен, что у тебя есть такое желание.

Тут Квайда, вспомнив о штурме космодрома, воскликнул:

-- Гражданин полковник, может, желанием таким я и не горю, но я помню имя каждого солдата, погибшего на этой чертовой Седне. Так что давайте на чистоту. И не нужно плодить загадки.

Полковник посмотрел Антониусу в глаза, сказав одобрительно:

-- Я был уверен, что ты дашь свое согласие.

-- Были уверены? С т р а н н о...

-- Ничего странного -- я о тебе знаю почти все.

-- Даже мне многое не известно, -- с иронией заметил Антониус.

-- Зря ты так...

-- Хорошо, ну, например.

-- А знаешь ли ты что-нибудь о своем брате или о сестре?

-- Ч т о?!..

Полковник встал, подошел к двери, проверил -- закрыта ли она и вопросил вполголоса:

-- Чего ты так разорался? Ты ведь не дома, и дома не ори...

27 июня 2088 года, Седна

Отставной майор закончил рассказ в тот самый момент, когда до меня, наконец, дошло -- после стольких-то мытарств! -- почему Антониус Квайда, бросив все на свете, умчался на далекий Аватар. И почему он так долго водил меня за нос теперь мне тоже было известно. Черт возьми, чего же я теперь стою? А прозрел бы несколькими днями раньше, так и Женька, быть может, остался жив. Ну, и Ира скорее всего. И простить себе это я теперь, наверное, никогда не смогу.

"Дурак же ты, Ярослав, -- мысленно выругался я. -- Где же твоя хваленая интуиция? Какой же ты на хрен уникум, если под ноги не смотришь? Если не можешь различить в толпе врага? А раз так, прошу тебя при удобном случае попросить у господа лишнюю пару глаз и небольшой довесок серого вещества -- оно ведь только на пользу пойдет. А то так круглым дураком и очевидным слепцом помрешь..."

Но не это было самым страшным. Я ведь до сих пор жил довольно счастливо и относительно спокойно -- если, конечно, хорошо подумать. Что же теперь? Теперь-то ведь мне известно кто я. А знать о себе правду, пожалуй, самое страшное, что есть на свете.

-- Как давно Квайда узнал об этом? -- спросил я, посмотрев на молчаливого майора.

-- Совсем недавно, -- тихо ответил он. -- Полковник встретился с Антониусом, кажется, за несколько дней до своей смерти. Нет, ну они, конечно, и раньше встречались. Да только у него и мысли не было о побеге на Аватар. А вот после этой встречи он так и сказал: "Простите, Смада, но жить здесь нет больше мочи.". Кажется, прошло дня два или три и Антониус пропал. А за сутки до этого попросил передать этот сверток вам, Ярослав.

Тут я вспомнил слова Гензека: "...убийцу не нашли. И бесполезно было искать. Потому, что Джалябова убил не человек". Твою мать, еще бы!

-- Извините, а вы не задумывались над тем, кто мог убить полковника Джалябова?

Отставник пожевал нижнюю губу, вероятно обдумывая ответ, а потом сказал вполголоса:

-- Я уже прожил жизнь, но ведь вы-то еще очень молоды. Не боитесь узнать его имя?

-- Нет, -- резко ответил я.

Дуглас Смада засмеялся.

-- Стены этой комнатухи хотя и обшиты свинцовыми пластинами, -- сказал он, -- но и сквозь свинец иногда кое-что просачивается.

-- Плевать, пусть слушают сколько душе угодно, -- отрезал я.

-- Вы смелый, Ярослав. Антониус точно такой же. Я завидую вам обоим. И даже не потому, что вы братья. А как бы это сказать?

Он замолчал, а я опустил голову и посмотрел на руки. Вчера они были абсолютно точно моим. Но после рассказа отставника руки эти стали вдруг чужими и отвратительными. В какое-то мгновение мне даже захотелось отрезать их. Размышляя, я смотрел на руки, постоянно сжимая и разжимая пальцы.

-- Трудно сказать почему я вам завидую. Но мне бы очень хотелось оказаться на вашем месте. Эх годы... -- старик замолчал.

На прощание Дуглас Смада дал мне координаты капитана, который занимался нелегальным извозом эмигрантов на Аватар.

-- И еще, -- произнес отставной майор, -- передайте Антониусу, что я мысленно с ним. Скажите: старик Смада будет переживать до тех пор, пока вы не дадите о себе знать.

Крепкая ладонь легла мне на плечо, и майор очень тихо добавил:

-- Берегите себя...

Далекая Седна меня совсем не интересовала и, выйдя из здания космопорта, я сразу направился на переговорный пункт -- уж очень хотелось узнать, что сейчас делает Гензек... Погиб-то я и для него в том числе.

Интересно, а ведь уже наверное сейчас в главном холле Управления стоит -- покрытый мягким темно-красным бархатом -- небольшой столик, на нем -- моя фотография в черной рамке, а около нее лежит обязательный для таких случаев скорбный букетик красных гвоздик.

И чтобы не нарушать устоявшееся бытие я -- на всякий случай -- принял облик толстяка Владлена Моррисона. Стоит заметить, что нахождение в его теле было не просто не удобным, а крайне невыносимым. Поэтому-то при ходьбе я часто оступался и едва удерживал равновесие -- особенно когда поднимался на эскалаторе на второй этаж, где стояли кабины удаленной голограмосвязи.

Закрыв за собой дверь, и, посмотрев на себя в зеркало, я сказал вслух с пренебрежением:

-- Ну и рожа у тебя. Тьфу!

Я погладил руками толстые щеки, а затем отвисший двойной подбородок, подумав при этом: "Дорогой, Владлен, еда до хорошего тебя точно не доведет. Срочно садись на диету! А то слишком поздно будет"

Ответа -- после набора визионного кода приемной Гензека -- долго ждать не пришлось. На экране появилась прекрасная мулатка Глейд. Она была как всегда хороша и соблазнительна.

-- Владлен?!.. -- спросила она, удивленно-насмешливо прищурив глаза.

-- Здравствуйте, Глейд, -- я говорил тихо и с расстановкой, пытаясь во всем подражать Моррисону.

-- Чем обязана? -- поинтересовалась она, печатая что-то на клавиатуре.

Я взял сверток под мышку.

-- Не могли бы вы соединить меня с Белл Бэлловичем?

Наступила пауза, и я заметил, как округлились глаза прекрасной Глейд.

"Неужели я спросил что-то не то? -- подумал я, пытаясь понять почему она так сильно удивилась моему вопросу".

-- Владлен, но вы же пять минут назад хотели прорваться к Яхонтову...

Ах вот в чем дело, подумал я. Оплошал, ей богу оплошал. Будем исправляться.

-- Простите, Глейд. Что-то мне сегодня нездоровится. Представляете, я уже и не помню, что заходил к вам.

-- Лечиться нужно, -- пробурчала она. -- Яхонтова нет.

-- Где же он?

Действительно, не понятно, почему Гензека нет на месте? Но, может, он просто вылетел на место гибели корабля, на котором вместо меня летел Женя?

-- К сожалению он забыл поставить меня в известность, -- съязвила Глейд.

-- Ну что вы...

Глейд приблизилась к экрану и громко произнесла:

-- Говорю последний раз! Белл Бэлловича нет. Где он сейчас находится я не знаю. Но Яхонтов вернется второго или третьего июля, -- она сжала очаровательные беленькие зубки и процедила сквозь них: -- Все ясно? И прошу, Владлен, не мучайте меня больше своими вопросами. У меня из без вас дел хватает.

Экран замерцал и погас.

Вскоре я добрался -- как указал Дуглас Смада -- до заброшенных доков. Обнаружить их без подсказок отставного майора вряд ли получилось бы и я поблагодарил судьбу -- а заодно и Антониуса Квайда -- за то, что они свели меня с этим интересным человеком.

Где-то здесь прятали свои корабли пилоты, зарабатывающие на жизнь переброской на Аватар эмигрантов. Естественно, за услуги они брали не деньгами, а, скорее всего, -- предположил я -- "финтифлюшками". Хорошо, что сейчас при мне есть одна такая. Правда, мне что-то не очень хочется расставаться с ней -- как никак подарок Кира Ван Бозена... Но что делать! Если обстоятельства того требуют -- можно по доброй воле и забыв о сердечных муках распрощаться даже с путеводной звездой.

Побродив по переходам и тоннелям я наконец таки оказался на довольно просторной площадке, буквально задыхающейся от обилия абсолютно не похожих друг на друга кораблей. Машин здесь было очень много и мне предстояло найти в этом механическом сонмище одну единственную.

Поиски длились довольно долго. И, наконец -- даже не знаю почему -- мое внимание привлекло судно, на фюзеляже которого было крупными буквами написано: "Igor Platonow Corp.". Машина эта почему-то сразу напомнила мне лежащего на обшарпанной платформе -- с поджатыми лапами и закрытыми глазами -- стареющего варана. А, может, и дракона, который сейчас, кажется, спал мертвецким сном.

Корабль находился на почтительном расстоянии от других -- почти у самой оконечности давно забытых людьми доков. Прямо за корабельной кормой открывалась -- окаймленная по краям слабыми фиолетовыми огнями -- многометровая темная пропасть. И я слышал, что где-то глубоко внизу что-то шумело, фыркало, трещало, а иногда даже зловеще шелестело -- и от этого было немного не по себе.

-- Эй! -- крикнул я, постучав несколько раз кулаком по фюзеляжу. -- Есть кто живой?

Пригнув голову, я осторожно прошел под машиной и, оказавшись у противоположного борта, еще несколько раз постучал по шершавому брюху корабля.

-- Вымерли что ли? Есть кто живой?

Заметив слабые очертание люка, я шагнул к нему и схватился рукой за маленькую ручку.

-- Эй!

Что-то очень тихо захрустело и люк -- немного подавшись вперед -- с шипением переместился в сторону. И в лицо мне сразу пахнуло терпким запахом хвои.

-- Ау! -- но в ответ послышалось лишь гулкое стальное эхо.

Нужно было что-то делать. Немного привстав на цыпочках, я осторожно заглянул внутрь и воскликнул так громко, что едва сам не оглох:

-- Неужели никого нет?

Зацепившись рукой за какой-то толстый крюк, я полез в пасть этому стальному монстру. Но тут же кто-то приставил к моему горлу нож. Лезвие оказалось прямо под кадыком и было опасно даже дышать.

-- Т и х о, -- нож оказался уже прямо под мочкой левого уха, -- не дергайся. Понял?

-- Я и не дергаюсь, -- прошипел я сквозь зубы, прекрасно понимая, что любое неосторожное слово для меня может стать последним. -- Простите, но ничего криминального у меня даже в мыслях нет.

-- Знаю я вас -- п о д о н к о в! -- отозвался кто-то.

Я -- пересилив страх -- попытался приподнять голову, но тут же получил сильный удар в затылок.

-- Еще одна жалкая попытка, и ты скажешь своему уху а р и в и д е р ч и.

По голосу я, наконец, определил -- со мной говорила женщина. Интересно, она всех гостей так недружелюбно встречает?

-- Но...

Вдруг прямо перед моими глазами появился изрядно поношенный армейский ботинок. Толстая подошва в нескольких местах была прожжена, а шнуровка доходила примерно до середины высокого берца.

-- Никаких "но"! Сейчас ты очень осторожно поднимешься и свалишь отсюда на хрен. Вопросы есть?

Я кивнул, приподнимаясь на локтях -- дышать сразу стало немного легче.

-- Тихо, тихо, -- не поднимая глаз, я выбрался из люка и, потрогав шею, обернулся.

Ей... было примерно лет тридцать пять. Хотя, я мог и ошибаться, ведь многие женщины умеют скрывать годы за привлекательной внешностью. Высокая, удивительно красивая -- она стояла рядом с кораблем и глядела в мою сторону, продолжая держать в руке массивный штурмовой нож.

-- Извините, -- произнес я, разглядывая ее соболиные брови и глаза, сверкающие в полутьме, как яблочно-зеленые арабские агафиты.

В такую женщину невозможно было не влюбиться -- кажется, я это уже понял.

-- Что, ты еще здесь, подонок?

-- Просто я искал Марко Поло...

Она улыбнулась.

-- И что ты хочешь от него?

-- Этого капитана мне отрекомендовал один хороший человек.

На ней были одеты узкие кожаные штаны и такой же топик. А ведь она дьявольски хороша собой, подумал я, вдруг поймав на себе пристальный взгляд незнакомки.

-- Даже так?!.. -- с недоверием спросила она.

-- Совершенно верно, -- я говорил, теперь глядя ей прямо в глаза, -- мне нужен корабль. И чем, скорее, тем лучше.

Незнакомка прищурила глаза, прикусив ровными и необычайно белыми зубками кончик ножа.

-- Так кто тебе меня отрекомендовал?

-- Майор Дуглас Смада. Вернее, конечно же, бывший майор.

-- Джил, -- сказала она после недолгой паузы, протянув руку, -- капитан этого корабля.

-- Но...

-- Если хотите -- Марко Поло, -- прервала меня незнакомка.

Вот это да! Почему же Дуглас Смада об этом не предупредил?

-- Очень приятно, -- я пожал руку Джил. -- Ярослав Стрейндж.

-- Зачем вам нужен корабль?

Я помялся, переступил с ноги на ногу, ответив:

-- Может, не здесь поговорим?

Джил с недоверием посмотрела на меня и покачала головой.

-- Платить-то есть чем?

-- Конечно, -- я достал из кармана "Ломалку стереотипов" и протянул ее Джил. -- А почему вас называют Марко Поло?

Она, гладя на "финтифлюшку", почти не задумываясь ответила:

-- Знаете, на своем веку я многое успела повидать. Так что... только в целях безопасности. Но для друзей я просто Джил -- безо всяких формальностей. На Седне по другому нельзя -- ото всюду торчат чьи-то длинные уши.

Джил засунула "Ломалку стереотипов" в карман и, показав на люк, произнесла:

-- Прошу. Интересно, куда же вы все-таки собираетесь лететь?

-- С вашего позволения на Аватар, -- сказал я, находясь уже рядом с кораблем.

-- Ваше место там, -- Джил показала на овальную дверь, находящуюся в дальнем углу рубки. -- И, пожалуйста, руками ничего не трогайте.

-- Х о р о ш о...

Странным было то, что рядом с креслом, которое сейчас заняла эта прекрасная женщина, находилось еще три. А ведь кроме меня и Джил на борту никого не было!

-- Минут через пять стартанем, -- сказала она, нажав какую-то кнопку. -- Будет лучше, если вы уже сейчас займете свое место.

Подчинившись, я вошел в крохотное помещение. Но не успел я как следует осмотреться, как услышал сильный хлопок -- дверь закрылась и снаружи лязгнул тяжелый засов. Это произошло как раз в тот момент, когда в маленьком окошечке появилось лицо Джил.

-- Что, п о д о н о к, попался?!.. -- с ненавистью сказала она. -- Много вас таких здесь шастает. Поискал бы другую дуру.

Я подскочил к окошечку и, прижавшись лбом к холодному стеклу, воскликнул:

-- Зачем вы это сделали? Я ведь от Дугласа Смада.

-- А ты еще прослезись как следует. Говорят, это помогает, -- с саркастической усмешкой на устах произнесла она.

-- Джил!..

-- Что Джил? Я уже тридцать пять лет Джил. И, поверь, за это время еще не нашлось ни одного ублюдка, который мог бы -- хоть теоретически -- обвести меня вокруг пальца.

Она отошла от двери и села в кресло, включив внешнюю радиосвязь.

-- О'Коннор, вызывает борт тридцать один восемнадцать. Как слышишь?

-- Слышу хорошо, -- отозвался кто-то. -- Что соскучилась, пацанка?

Джил достала из кармана мое липовое удостоверение и внимательно на него посмотрела.

-- Да пошел ты. Тут у меня, кажется, очередной перевертыш объявился.

-- Я же говорил, что они липнут к тебе, как мухи на говно.

Черт, но это же пустышка, подумал я, глядя на Джил сквозь толстое стекло.

-- Сам ты говно и дети твои такие же говнюки, -- выругалась Джил. -- Ты лучше займись-ка делом, О'Коннор. А то при встрече придется отрезать твои лысые яйца.

-- Ладно, что ты в самом деле... Говори, кого прихватила?

-- Представляешь, в клетке сейчас сидит целый заместитель руководителя ЦА охраны правопорядка Цивилизации Землян.

-- Вот это улов! Прими мои самые искренние поздравления. Ничего не предпринимай и обязательно дождись меня.

-- Поняла, жду.

На этом связь с О'Коннором прервалась. Джил, обернувшись к двери, победоносно заявила:

-- Все, п о д о н о к, звиздец тебе!..

Я, прикусив губу, зажмурился и сказал:

-- Пожалуйста, выслушайте меня.

-- Может, ты еще попросишь открыть клетку?

-- Нет-нет, -- я говорил, стараясь придавать максимальную убедительность каждому своему слову, -- не открывайте. Можете делать со мной все, что угодно, но... Зачем вам это нужно?

-- Как это зачем? За тебя, подонок, можно получить неплохой выкуп.

-- Перестаньте вы, ей богу. И я вовсе не подонок.

Марко Поло с недоверием посмотрела на меня. Неужели Дуглас Смада что-то напутал? Не нужно было слушать этого старика.

-- Да у тебя на лбу написано, что ты сволочь, урод и подонок, -- она пренебрежительно фыркнула. -- Скоро здесь будет мой старый приятель, он-то и продаст тебя кому следует.

-- Что значит п р о д а с т?!.. -- воскликнул я.

-- А ты думал я шутки шучу? Хотя, конечно, не совсем продаст. -- обменяет тебя на два-три старта с платформы. Нормальный натуральный обмен.

-- Да уж...

Нужно было срочно убедить эту взбалмошную, но безумно привлекательную девушку в обратном. Прежде всего, конечно, в том, что я далеко не сволочь и -- тем паче! -- не подонок. Но как?

-- Может, вам доказать?

Она улыбнулась и как бы невзначай обронила таинственным голосом:

-- Мляхя, что, ну что ты мне собираешься доказывать?

Я закрыл глаза и начал "вентилировать" мысли Джил. Но делать это пришлось с крайней осторожностью -- в руках Марко Поло были все карты. И черт ее знает, что она может выкинуть в следующую секунду. Джил медленно опустила руки, громко вздохнула и закатила зрачки под лоб.

Уже хорошо, подумал я, наблюдая за поведением Марко Поло сквозь толстое стекло. А ведь она поддается, очень хорошо поддается этим несложным манипуляциям с сознанием. Теперь попробую полностью исказить реальность и насытить разум Джил самыми яркими воспоминаниями о встрече с Дугласом Смада. И сделать это нужно так, чтобы даже смутных сомнений не возникло!

Я сконцентрировал все свое внимание на том месте головы Джил, которое знатоки сахаджа йоги называют "агией". Конечно, я был слишком далек от древнего искусства управления душой и телом во всех его ипостасях, но в замысловатой терминологии -- худо-бедно -- разбирался. Мне было известно, что точка агия находится примерно в самой середины лба -- на скрещении зрительных нервов. Но, главное, что она в физическом плане связана с лобными, височными и затылочными долями мозга.

Марко Поло вдруг открыла глаза и, повернув голову в сторону двери, сонно спросила:

-- Что ты там делаешь?

С р а б о т а л о! Но, черт возьми, кажется, ведь это я должен был задать этот вопрос.

Джил встала и без промедлений открыла дверь.

-- Мне нужна ваша помощь! -- попросил я, уже выйдя из клетки.

-- Раз вы от Дугласа Смада, то, конечно, помогу. Я его должница. Вот только О'Коннор здесь будет с минуты на минуту.

-- Ну и что...

-- Коннор не тот человек, который может вот так запросто отпустить нас, -- сказала она, протянув мне липовое удостоверение.

Я посмотрел на пластиковую карточку и -- приложив усилия -- медленно разорвал ее.

-- О'Коннор здесь главный -- не поверит. Он наверняка -- если скажу, что тебя здесь нет -- подумает, что я дрючу его. Но что-нибудь попробуем придумать. Или ты придерживаешься другого мнения?

Марко Поло, включив главный корабельный компьютер, подмигнула мне.

-- И как тебе служба в СБЦЗ? -- подозрительно спросила она. -- Совесть не мучает?

""Провентилировал" называется, -- с досадой подумал я. -- Это, конечно, хорошо, что жив остался -- по крайней мере... пока... Но Джил-то сейчас знает почти все обо мне. А это уже не есть хорошо".

-- Не то слово! Иногда бывает трудно заснуть. Но такое со мной происходит только с недавних пор.

-- А раньше?

-- Раньше все было по-другому, -- ответил я, еще раз вспомнив события последних дней.

-- Пристегни ремень, -- крикнула Марко Поло. -- О'Коннор уже рядом.

Я перекинул через плечо широкую эластиковую полосу, а Джил нажала на красную кнопку. И внезапно все вокруг затряслось и загремело.

-- Вот он, -- Джил ткнула пальцем в красную точку, возникшую вдруг на экране.

-- П р о в о р н ы й, -- заметил я, понимая, что до старта остались считанные секунды.

Корабельные двигатели взревели -- судно с дребезжаньем оторвалось от площадки и зависло в нескольких метрах от нее. После чего -- дав небольшой крен на правый борт -- корабль поднырнул под замысловатую стальную конструкцию и рванулся немного вперед, а затем вверх.

Включилась радиосвязь, и почти сразу захрипели динамики:

-- Пацанка, ты куда-то собралась? Как же обещанный кусок мяса?

-- Не обращай внимания, именно так мы называем таких, как ты, -- прошептала Марко Поло, поглядывая в мою сторону. -- Вернее... ну, ты меня, надеюсь, понял.

Я покачал головой, но таки удержался от каких-либо высказываний.

-- Хрен тебе по всей морде! -- произнесла Джил с удовольствием.

-- Что-то совсем тебя не узнаю, -- сказал О'Коннор и я представил его недовольную физиономию, застывшую у микрофона. -- Это он так действует на твое легкомысленное воображение?

-- По крайней мере не ты, -- она, не скрывая презрения, фыркнула. -- Достал уже со своими нравоучениями.

Джил вывернула штурвал вправо и резко отжала его от себя -- корабль, совершив крутой вираж, мгновенно ушел в вертикальное пике. Красная точка на экране, заметно увеличив скорость, пошла прямо за ним.

-- Мы полетим к платформе прямо сейчас? -- поинтересовался я.

-- Сначала решим небольшую проблемку.

-- Ты о чем? -- спросил я, приподняв брови.

-- Топливо... каюк, -- пояснила девушка, сжав губы в тонкую линию.

Корабль на бешеной скорости планировал вниз и когда до клочьев белесого тумана -- висящих прямо у земли -- оставались какие-то полторы сотни метров, машина ушла резко в сторону. Снаружи послышался жуткий рев и отвратительный скрежет. Я, чтобы не упасть, даже вцепился руками в подлокотники и закричал:

-- Вы хотите угробить корабль?

-- Не волнуйся, все под контролем, -- спокойно ответила она и добавила скорость. -- И почему ты все время выкаешь? Давай на ты, а то я себя неловко чувствую...

-- Пацанка! -- надрывно завыли динамики. -- Перестань играть со мной. Неужели ты не понимаешь, что я тебя все равно достану?

Джил громко засмеялась, заметив при этом, что корабль О'Коннора увеличил скорость.

-- Очень хорошо, -- сказала она, нажимая кнопки на пульте управления.

-- На ты, так на ты, -- произнес я и вдруг заметил на экране еще две красные точки. -- Кажется, он не один.

-- Это только на руку, -- сказала Марко Поло с вызовом.

У оконечности большого тоннеля, внутри которого летел наш корабль, висели списанные патрульные катера. Они находились справа и слева от многометрового отверстия перекрытого энергетической сетью.

Джил, посмотрев на экран, немедленно включила внешние видеокамеры.

-- Какая восхитительная ловушка! -- воскликнула она.

-- Но...

-- Ты мало меня знаешь, -- Марко Поло искоса глянула в мою сторону и засмеялась.

Действительно мало, подумал я с досадой, а жаль. Но, может, узнаю больше? Не сейчас, конечно, -- потом, когда будем далеко отсюда.

На экране появился пульсирующий красный квадратик -- вдруг что-то запищало.

-- Что это? -- спросил я с опаской.

-- Мы сможем лететь еще минут на пять, -- Джил нажала на какую-то кнопку и в следующую секунду послышался громкий хлопок.

Нас вдавило в кресла с такой силой, что нельзя было даже разжать челюсти.

Корабль на крейсерской скорости приближался к оконечности тоннеля. Сероватые сумерки засветились и вдруг рассыпались на тысячи разноцветных огней -- это и была ловушка.

-- Теперь держись, -- закричала Марко Поло, едва повернув голову.

Внезапно наше судно перевернулось и начало вращаться, как веретено. Что-то затрещало, сеть натянулась и спустя мгновение наш корабль разорвал ее. Катера сблизились друг с другом... мы отчетливо услышали гулкий и короткий грохот. В рубке дрогнули стены и Марко Поло раздраженно пробурчала:

-- Не фиг было угрожать.

Я, все еще не веря своим глазам, посмотрел на эту решительную женщину -- как же она была права, сказав: "ты мало меня знаешь". Кажется, Джил нравится мне все больше и больше. Ох, нутром чую, простым знакомством не обойдусь.

-- Это еще не конец, -- сказал я, имея в виду О'Коннора.

-- Не беспокойся, это препятствие он не сможет преодолеть.

Оказавшись над большой черной платформой, Джил снизила скорость до минимума и совсем скоро корабль повис прямо в воздухе. Тяжелая платформа с лязгом отодвинулась в сторону и я увидел зияющий темный провал. Напоминал он открытую пасть гигантского кита -- провалишься -- все, считай, крышка.

-- База контрабандистов. Ты же понимаешь, что нам приходится перебрасывать на Аватар не только эмигрантов.

-- А разве О'Коннору о ней ничего не известно?

-- Это не его район.

Аватар-11

На орбите Аватара мы оказались в 17:25:43 по Земному времени. И Джил сразу озадачила, сообщив, что посадку придется отложить, вероятно, до утра грядущего дня.

-- Почему? -- спросил я вкрадчиво.

Марко Поло, оставив все корабельные дела на совесть главного компьютера, повернулась и ответила:

-- Должен пройти небольшой период адаптации. Аватар не терпит суеты.

-- Ты на самой-то планете уже бывала? Или только на орбите?

Девушка проницательно посмотрела на меня.

-- А как же, но всего лишь три раза. И этого вполне достаточно, чтобы узнать, что такое Аватар на самом деле.

-- И что же он собой представляет? -- спросил я, взглянув на нее.

Джил умело отклонилась от взгляда -- отвернувшись, она тихонько ответила:

-- Трудно сказать... Но здесь есть что-то такое, чего нигде больше нет.

-- Ты имеешь в виду "финтифлюшки", -- заметил я.

-- Они-то тут причем? Этими дарами Страйкеров почти вся галактика завалена. Я о другом...

-- О чем же?

-- Не знаю, -- Джил снова повернулась ко мне. -- Лучше скажи, что это?

Марко Поло показала на сверток, лежащий под моим креслом.

-- Его мне передал наш общий знакомый Дуглас Смада, -- объяснил я.

Минут пять ушло на рассказ о встрече с отставным майором и в три раза больше времени я потратил на то, чтобы Джил узнала почему меня так интересует Аватар. Правда, не знаю, может, это и не стоило делать, но было уже слишком поздно.

-- Вот, собственно, и все, -- закончил я, развернув сверток.

-- Дай посмотреть, -- попросила Марко Поло, вставая.

Она взяла полупрозрачный шарик и с удивлением стала разглядывать его.

-- Так это же "финтифлюшка".

-- Да, но совсем не понятно, какие у нее свойства. Может, ерунда какая-нибудь.

-- Я так не думаю, -- Марко Поло присела на край стола. -- А что это за тетрадь?

-- Дневник полковника, -- я показал на титульный лист, на котором было написано карандашом: "Джалябов".

-- Того самого?

-- Да.

-- Ты его уже успел прочитать?

Я кивнул...

1 сентября 2053 года

Неизведанная планета. Дневник полковника Джалябова. Уроженца Земли, ныне инструктора ШВР.

Я никогда не вел дневников. Не знаю, может это и не правильно... Так что прошу простить меня за возможные ошибки. Конечно, в том случае, если тетрадь эта попадет в чьи-то руки.

Но писать я все равно буду. Хорошо, что есть на чем писать. Ведь мы можем погибнуть. Молюсь, чтобы это не произошло. Милостью господа!

2 сентября 2053 года

Ночь прошла спокойно. Спали в кубрике. Электричество и провиант приходится экономить. Ближе к полуночи температура понижается до минуса шести ниже нуля по Цельсию.

Совсем забыл написать о самом главном. Наш корабль "Зорро-ХХХ" совершил вынужденную посадку на неизведанной планете. Это произошло после нападения корсаров во главе с капитаном Генрихом Молитором. Погибли:

1. весь экипаж корабля "Зорро-ХХХ";

2. курсанты: Мавританец и Навахо;

Господи, упокой их души!

В живых остался курсант Кубинец и я. Уже слишком поздно. Завтра намереваюсь написать еще что-нибудь. Если, конечно, будет время...

3 сентября 2053 года

Весь день занимались сбором провианта. Устали, как собаки. Но еды теперь хватит на месяц-полтора. Значит, какое-то время мы все-таки протянем.

Потом проверяли радиосвязь -- плохо, очень плохо. Кажется, попросить помощи мы не сможем. Впрочем, поживем -- увидим. Ведь господь уже один раз проявил к нам милость, и мы с Кубинцем не погибли.

4 сентября 2053 года

Нашли дополнительные цистерны с питьевой водой. Приободрись немного. Но выходить из корабля пока не решаемся. Датчики не работают и нам не известно, что ждет нас снаружи.

Вечером пили коньяк. Кубинец нашел его в каюте капитана. Господи, передай ему большое спасибо. Если, конечно, сможешь. Под коньяк вспоминали Землю, и снова появилась надежда.

Кубинец предложил дать имя этой планете. Теперь эта чертова дыра называется Аватаром-11. Почему он решил добавить к имени планеты цифру одиннадцать я не знаю. А вот само имя объяснил так: "Аватар -- преображение бога в различные формы земного бытия. И только для его искупления". Ни черта в этом не смыслю. Но раз уж мы первооткрыватели, пусть так и будет.

5 сентября 2053 года

Сегодня отдыхали. Кубинец сейчас спит, а я снова вспоминаю аварийную посадку.

Вылетев из серебристого свечения, мы увидели голубоватый шар. Это и был Аватар-11. Снизить скорость не удалось и через несколько минут голубоватый шар превратил экран в сплошное непроницаемого пятно.

Экран замерцал и картинка исчезла. Корабль вдруг содрогнулся, стены неистово затрещали... Тогда мы уже простились с жизнью, но... Наше судно зависло над поверхностью планеты и потом опустилось на нее. Вообще я в бога никогда не верил, но теперь понял: он всегда был рядом со мной.

И хотя мы сделали все возможное, удар был настолько сильным, что корабль подпрыгнул, несколько раз перевернулся, и ударился еще сильнее. Наступила тишина и погас свет.

6 сентября 2053 года

Обнаружили два скафандра. Проверили их. Оба повреждены. Будем заниматься их ремонтом. Посмотрим, что из этого выйдет.

7 сентября 2053 года

Ничего не получается. А провизия с водой начинают постепенно исчезать. Думаем. Много думаем...

8 сентября 2053 года

Сегодня решили отдохнуть. Но Кубинец вспомнил о навигационной карте, которую мы забрали у капитана Молитора.

Дьявольская штука! Оказывается, она здесь не может отображать звездную карту. Зато мы увидели то место, куда упал "Зорро-ХХХ".

9 сентября 2053 года

Один скафандр починили. Можно попробовать выйти наружу. Но боимся выходить по одному. Занимаемся ремонтом второго скафандра.

10 сентября 2053 года

Местность, которую показывает шар, довольно странная. Такое впечатление, что корабль упал в центр гигантского болота. Я бы очень хотел, чтобы это было не правдой, но...

11 сентября 2053 года

Я всегда считал эту дату знаковой. Вот и сейчас, проверив еще раз показания страйкерской карты, поняли, что действительно находимся в самом центре большого болота.

Занимаемся починкой второго скафандра. Но пока ничего не получается. А провианта с водой становится все меньше и меньше.

12 сентября 2053 года

Решили экономить провизию. Теперь только ужинаем. И еще стараемся использовать меньше кислорода. Боимся, что его хватит суток на семь-восемь. А регенератор работать отказался. Может, стоит отремонтировать его?

13 сентября 2053 года

Обнаружили интересную вещь... На карте болота имеется большой пульсирующий красный ромб. Что это, пока не поняли.

14 сентября 2053 года

Неимоверно хочется жрать! Извините за выражение, но жрать хочется очень сильно. Пойду спать прямо сейчас.

15 сентября 2053 года

Кажется, имя этой планете Кубинец подобрал очень даже правильное. Аватар действительно является местом для искупления. По крайней мере для меня. По-моему я начал воспринимать окружающую действительность как-то по другому. Вот только пока не знаю, хорошо это или плохо.

Кстати, о существовании дневника Кубинец даже не догадывается. И пусть это для него останется тайной. Так будет лучше.

16 сентября 2053 года

Целый день спали. Но на голодный желудок это лучше вообще не делать -- мерещится всякое...

Вот к полудню я увидел в рубке погибшего капитана. Он был, как живой, но только без лица. Сидел в своем кресле и молчаливо глядел на меня.

17 сентября 2053 года

Кажется, есть справедливость на свете! Мы починили второй скафандр. Такую радость я еще никогда не испытывал.

Заметил, что по другому стал говорить. Кубинец об этом сразу сказал.

18 сентября 2053 года

Решили выйти наружу. Но не сегодня, а завтра. Нужно хорошо подготовиться.

А связи с внешним миром по прежнему нет. Я уже сомневаюсь, что когда-нибудь получится выбраться отсюда. Мне много раз приходилось сталкиваться со смертью. Но никогда я не боялся ее так, как боюсь теперь. Возможно, виной всему Аватар. Только не могу понять: он действительно очищает меня или пытается припугнуть перед каким-то испытанием?

19 сентября 2053 года

Проверили показания датчиков. Дело плохо -- кислорода осталось ровно на двадцать четыре часа. Предположения полностью подтвердились. Решили выходить завтра вечером.

20 сентября 2053 года

Весь день просидели в рубке. Говорили о жизни. Я заметил, что Кубинец тоже меняется. Раньше он был взбалмошным, теперь же... расчетливым что ли. Я даже стал бояться, когда он стоит у меня за спиной. Не знаю, но, кажется, он стал опасен.

21 сентября 2053 года

Пишу второпях -- буквально на коленке. Пока нет рядом Кубинца.

В 23:07:45 по Земному времени одели скафандры, открыли люк и увидели залитое лунным светом желтое болото. Странное место и даже мурашки идут по коже. Господи, молю, -- глядя на все это -- пусть не оставит нас провидение своей неизречимой милостью. По-моему выйти на это болото на отважатся даже самые отчаянные смельчаки. И, дьявол, ведь несколько дней назад я бы прошел по нему ничего не страшась. Теперь же все не так, как было раньше.

Кубинец предположил, что шар работает, как сканер. И нужно ориентироваться на пульсирующий красный ромб. Идем прямо на него.

22 сентября 2053 года

Кубинец едва не погиб, когда мы добрались до небольшого острова.

Он поскользнулся и ударился шлемом о большой камень. Стекло треснуло и Кубинец уже попрощался с жизнью... Но к удивлению нашему оказалось, что здешний воздух пригоден для дыхания. Он достаточно влажный, но дышится очень даже не плохо. Решили дальше идти без шлемов. Знали бы раньше!

25 сентября 2053 года

Долго не писал -- просто не было времени. Ромб на карте пульсирует все быстрее и быстрее. Видимо, мы приближаемся к какому-то объекту.

Может, поселок? Но вряд ли. Нужно иметь большую смелость, чтобы жить здесь.

26 сентября 2053 года

Добрались до еще одного острова. Обнаружили невысокое железобетонное сооружение. Такая -- метра в два высотой -- башня.

От усталости буквально валимся с ног. Решили немедленно отдохнуть. И только потом обследовать это странное сооружение. Предположили, что оно не естественного происхождения.

27 сентября 2053 года

Так и есть! Обнаружили люк и абсолютно не понятный рисунок над ним.

Рисунок от времени почти истерся, но описать его все таки попробую. Кажется, на бетоне начертан одноглазый восьмикрылый дракон, у которого нет лап. Странный рисунок. Ни мне, ни Кубинцу раньше такие нигде не встречались.

28 сентября 2053 года

Совсем забыл... Хорошо, что корабль наш упал на небольшой островок. Мы с Кубинцем, заметив сухое дерево, повалили и порубили его на длинные вешки. Ими-то и помечали дорогу через болото к этому острову. Так что путь обратно в любом случае сможем найти.

После полудня, пользуясь одним единственным фонариком, спустились вниз. Лестница почти сгнила и я едва не сломал ногу. Фонарь стал барахлить минут через пятнадцать -- видимо, какие-то помехи. Но так этот или нет, мы не знаем.

Кубинец нашел генератор и запустил его. Стало светло, но не так, как хотелось бы.

Обнаружили на стенах странные письмена. Таких еще не приходилось видеть. Здесь очень сыро.

29 сентября 2053 года

Добрались до двери. Она почему-то была открыта. Зашли в очень просторное помещение. Здесь работает вентиляция. Плесень на стенах отсутствует, воздух свежий и без примесей. Отдыхали полтора часа. И даже вздремнули по очереди.

Из помещения есть несколько выходов -- каждый ведет в маленькую комнату. Осмотр оставили на потом. А вот за одной дверью обнаружили что-то вроде хранилища провианта. Попробовали желе из конусообразных тюбиков -- ничего, понравилось. По вкусу еда напоминает говяжьи консервы. Только они какие-то слизистые и здорово пахнут чесноком. Но откуда они здесь взялись? А ведь припасов-то очень много!

Кубинец предположил, что это чья-то база или лаборатория. Только вот интересно, чья? Воды мало, но даже один глоток вполне утоляет жажду. Одной канистры должно хватать недели на три -- не меньше.

Приступили к осмотру маленьких комнат. Всего их шестнадцать. В каждой -- кроме полупрозрачных капсул -- ничего найти не удалось. Капсулы как бы разделены на две части: верх полупрозрачный (возможно, пластик), низ сделан из какого-то прочного серого металла. Внутри находятся странные создания. Мутанты или гуманоиды? Все они -- кроме одного -- не подают признаков жизни. Некоторые тела успели разложиться. Из чего делаем вывод: помещение это существует уже довольно давно. Предположительно, лет сто, а то и больше.

Результаты осмотра живого гуманоида... Он (или она, а, может, оно?) лежит под прозрачным колпаком на синем бархате. Имеет три пары очень маленьких глаз, столько же рук и ног. Напоминает сиамских близнецов -- три абсолютно одинаковых тела срослись (спинами). От животов исходят пуповины. Напоминают искусственные (?) кожистые трубки. Поднимать колпак пока не решаемся. Не известно, кто находится внутри...

30 сентября 2053 года

Еще одна загадка! В полу комнаты с провиантом случайно обнаружили люк. Он был спрятан под старой ветошью -- вот мы его сразу и не заметили.

Спустившись по довольно сносной лестнице вниз, оказались в еще одной, но более просторной комнате. Она напоминает блок управления. Но чем? В центре комнаты возвышается пульт с экраном и узкой панелью. Вокруг него расставлены внушительные кожаные (?) кресла.

В одном из кресел нашли начисто обглоданный скелет -- на костях не осталось ни единого клочка мяса. Одна рука оторвана и лежит приблизительно в двух метрах от пульта. В другой руке Кубинец обнаружил -- состоящий из трех частей -- позолоченный медальон. Эта вещь абсолютно точно показалась мне очень древней. Ей -- навскидку -- больше тысячи лет. Почему я в этом уверен? Просто мне приходилось несколько раз бывать инструктором при археологических экспедициях.

Результаты детального осмотра скелета: по строению очень сильно напоминает самый обычный человеческий. Строение черепа и костей не вызывает сомнений, что это представитель -- близкой к земной -- гуманоидной расе. Но идентифицировать не получится.

1 октября 2053 года

Сегодня выспаться удалось. Странно, но теперешний сон очень спокойный и крепкий. Это совсем не похоже на правду, но...

В 11:56:03 продолжили исследования -- приступили к осмотру пульта. На получение первых результатов ушло три часа. Проголодались, пообедали слизисто-чесночными консервами, а потом...

Кубинец, надев на шею медальон, нажал кнопку на пульте -- сразу стало душно. Закружилась голова и я проблевался. Курсант тоже. А потом из пола начал выползать тонкими змейками светящийся фиолетовый туман. Мы хотели убежать, но ничего не получилось. Первым сознание потерял Кубинец, я практически сразу после него.

Прошло пол часа или даже целый час. Я встал -- все вокруг стало красным и глазам было больно смотреть...

2 октября 2053 года

Теперь мы знаем все. Нужно возвращаться и нам известно, как. В наших руках такая силища!

Идем через болота -- по вешкам -- к кораблю. Капсулу тащим по очереди.

Остров, до которого мы добрались со всех сторон окружала непролазная топь. Если бы не вешки, оставленные Кубинцем и полковником, мерзкая желтая жижа, наверное, засосала нас раз двадцать или тридцать.

-- Давай руку, -- сказал я, уже ступив на скользкую твердь.

-- Сама справлюсь, -- ответила Джил, вытаскивая ноги, по колено увязшие в грязи.

-- Ради бога, выкинь это из головы! Я не переживу, если это желтое дерьмо сожрет тебя.

И все таки Джил поддалась моим уговорам -- она протянула руку и через несколько секунд мы смотрели на мерзкую пузырящуюся гладь, как на что-то абсолютно нереальное.

-- Неужели прошли?

Я кивнул, тут же заметив в самом центре острова большой камень.

-- Кажется, это он...

Марко Поло, пропустив мои слова мимо ушей, сказала:

-- Давай посмотрим на показания карты, -- она посмотрела на меня и с удивлением добавила: -- Ты что-то сказал?

-- Да тут и без него понятно, что мы идем именно той дорогой, которой когда-то пробирались через топь Кубинец с Джалябовым.

Я показал на камень рукой и стряхнул налипшую на подошвы грязь.

-- Это о него Кубинец ударился шлемом. Идем посмотрим...

Мы подошли к камню. Весил он, наверное, больше тонны. Вершина была острая и покрытая густым фиолетовым мхом. Я осторожно погладил его и, оторвав небольшой кусочек, понюхал.

-- Рябиной пахнет.

Марко Поло сорвала немного мха и тоже принюхалась:

-- Нет, скорее всего, напоминает бруснику. Интересно, который час?

-- А что?

-- На Аватаре короткий суточный цикл. Здесь темнеет уже в семь часов вечера. А рассвет наступает около пяти утра.

Я посмотрел на наручные часы.

-- Не поверишь, но уже без четверти семь.

Джил осмотрелась и вдруг выражение ее лица изменилось.

-- Дальше не пойдем, -- сказала она решительно. -- Заночуем прямо здесь.

-- Почему? До другого-то острова осталось совсем немного.

Марко Поло помолчала минуту, неожиданно улыбнулась и я прочел в ее глазах сильное напряжение мысли. Как же она сейчас была отчаянно хороша собой -- дерзкая, но в то же время крайне осторожная!

-- Здесь я впервые, но уже не раз слышала, что совсем маленькие расстояния на этих болотах очень часто превращаются в сотни километров. Это не просто болота -- это чистилище. Многие так говорят...

-- Что ты еще слышала?

Она тяжело вздохнула.

-- Немного -- местные стараются обходить эти места стороной. Но самое интересное, болота все время меняются.

-- Это как невозможно войти одну и ту же реку дважды? -- спросил я.

-- Примерно так.

-- М н о г о б е щ а ю щ е...

-- Давай-ка лучше -- пока позволяет время -- как следует подготовимся к ночлегу.

Мы прихватили с собой кубики довольно приличной спиртовой смеси и подожгли их как раз в тот момент, когда над болотом сгустились сумерки.

Тьма казалась непроглядной, было душно -- почти как в жаркий летний день. Ничего странного не происходило поэтому мы, сидя у огня, пили из пластиковых стаканчиков теплый суп и глядели на звезды.

-- Интересно, почему ты считаешь себя должницей Дугласа Смада?

Она несколько минуту помолчала -- как мне показалось в глубокой задумчивости -- а затем, вздохнув, сказала:

-- Если бы не он... В общем, Смада уберег мою мать от тюрьмы.

-- А за что ее хотели посадить?

-- При жизни она состояла в рядах сопротивления, -- Марко Поло посмотрела на меня и улыбнулась.

Странное стечение обстоятельств, подумал я, очень странное. Палач и жертва сидят на острове среди болота и разговаривают, как старые друзья. И почему Джил до сих пор не дала мне по голове чем-нибудь тяжелым?

Марко Поло отвела глаза и проговорила нерешительно:

-- Скажи, что ты чувствуешь, когда идешь по следу приговоренного к смерти?

-- Да ничего особенного не чувствую. Глаза и мысли замусоливаются так, что ничего кроме приказов не видишь и ни о чем не думаешь. А живешь по принципу -- приказ, сбор информации, уточнение местонахождения, исполнение приговора.

Джил, не переставая глядеть в темноту, покачала головой.

-- Тебя-то что заставило идти вместе со мной? Я ведь в некотором роде сволочь...

Она повернулась ко мне и прошептала, ставя стаканчик с супом на землю:

-- Нет, ты далеко не сволочь.

-- Разве?

-- Даже не спорь, повидала я настоящих сволочей. Поверь, ты не такой.

-- Ну да, я ведь встал на путь исправления.

Она снова улыбнулась, ласково взглянув на меня.

-- Настоящая сволочь никогда не выберет такой путь, какой избрал ты. Ее-то еще любишь?

-- Кого?

-- Иру...

И мне в который уже раз вспомнился выпускной вечер. "Я самый обычный человек, -- сказала тогда Ира. -- Тебя ждет великое будущее, меня -- самая обыденная и бесцветная жизнь. И пусть все будет так, как ты задумал. Извини, если, конечно, можешь". И кажется, я ее уже простил... за все!

-- Все это осталось в далеком прошлом. А о нем почему-то вспоминать даже не хочется. Особенно, когда всем своим естеством осознаешь, что ты даже и не человек -- а так, жалкая бездушная тварь из другого мира.

-- Ярослав, человек, это не только голова, туловище, руки и ноги. Человек -- это существо, способное мыслить и сопереживать. Л ю б и т ь, в конце-то концов.

Я посмотрел на Марко Поло с огромным удивлением. И почему мы встретились с тобой только сейчас? Почему не год, два, десять лет назад?

Послышался шорох и я сразу схватил "Гримм". Эластичная рукоятка приняла форму ладони и я уже был готов стрелять. Но в кого? Черт возьми, ведь здесь никого и быть не должно -- кроме нас, конечно.

-- Показалось что ли? -- я пожал плечами и, немного привстав, попытался вглядеться в темноту.

-- Кажется, там, -- прошептала Джил, показывая рукой на камень.

Мы тихонько отошли в сторону, и шорох повторился. Я встал и, кинувшись вперед, во весь голос воскликнул:

-- Кто здесь?!..

Недра густого мрака вдруг осязаемо вздрогнули и что-то совершенно ясно взлетело высоко вверх. Над камнем скользнула чья-то зловещая тень... Она двигалось -- я это чувствовал! Описав небольшую дугу, тень замерла и неожиданно провалилась в таинственный сумрак болота.

В течение часа мы расставляли -- в радиусе десяти метров от костра -- ультрафиолетовые датчики движения. И только после этого решили хоть немного поспать.

До острова, о котором писал -- 26 сентября 2053 года -- полковник мы с Джил добрались только на следующий день. Часы отмеряли третий час от полудня, и было так же жарко, как в прошлую ночь. Может, на этот остров мы пришли бы и раньше, но...

Джил была права, когда говорила о том, что совсем маленькие расстояния на здешних болотах очень часто превращаются в сотни километров. Иногда мне действительно казалось -- вот она следующая вешка, сделай лишь шаг -- сразу окажешься рядом с ней. И был шаг, потом другой, третий -- сотни шагов. А до вешки было все также далеко, как час, два или три назад.

-- А вон и башня, -- сказал я, указав рукой на невысокое железобетонное сооружение, снизу доверху поросшее странным фиолетовым мхом.

Осмотревшись, нет ли кого на острове, мы быстро направились к странному сооружению.

-- Ты мне еще не показывал фотографию брата, -- произнесла Джил, немного обогнав меня.

Я достал из кармана фотографию Антониуса и отдал ее Марко Поло. Она остановилась, сразу заметив:

-- Вы очень похожи.

-- Да ну!

-- У вас одинаковый взгляд, -- сказала она, подняв глаза.

-- По-моему нет никакого сходства.

Марко Поло отдала мне фотографию Квайда. Я подошел к башне и поднял голову, прислушиваясь.

-- Тишина-то какая...

-- Е р у н д а, -- произнесла Джил, с опаской прищурив глаза. -- Посмотри на это!..

Она показала указательным пальцем себе под ноги и я увидел отчетливые следы на земле.

-- Наверное, твои?

Марко Поло, покачав головой, присела и потрогала следы руками.

-- Нет, у моих ботинок подошва другая. Причем, смотри, -- она жестом попросила меня присесть. -- Их оставили три пары ног. Согласен?

-- Вроде, да.

-- Обувь армейского образца, -- она немного помолчала, а затем уверенно добавила: -- Здесь были разведчики.

-- И служат они, конечно же, в таком-то взводе, такой-то роты, такого-то полка... -- ехидно заметил я.

-- Перестань! -- обиделась Марко Поло.

-- Извини.

-- Думаю, эти люди попали на остров так же, как и мы. Они сюда добирались по сошкам, немного постояли у башни и... снова ушли в болото.

-- Да?

Джил кивнула, показав на неровную цепочку следов, тянущуюся к противоположному берегу.

-- Видишь, эти отчетливые -- принадлежат, возможно, достаточно крепким людям. Их двое. Эти же -- слегка неуклюжие. Смотри, как пятка проваливалась. Их оставил несомненно пожилой человек.

-- Даже так?

-- Но я ведь не всю жизнь помогаю эмигрантам.

-- П о н я л, -- я украдкой и с восхищением посмотрел на Джил.

-- Идем, -- Марко Поло встала и позвала меня к другому берегу.

Когда до болота осталось метра три, две пары следов вдруг исчезли.

-- Они были здесь минут пятнадцать-двадцать назад. Сейчас довольно жарко, дождя ночью не было, -- Джил присела, отломила от выступающего края следа маленький кусочек земли и раскрошила его. -- Подсохла всего-то процентов на семьдесят.

-- Подожди! -- воскликнул я, заметив очень свежие и совершенно четкие отпечатки собачьих лап.

-- Церберы?!.. -- дрожащим голосом спросила Марко Поло.

Я кивнул.

-- По-моему, они продолжают человеческие следы...

Довольно просторное подземелье встретило нас тусклым светом и отвратительной сыростью. Все здесь было точно таким, как описывал в своем дневнике полковник Джалябов. Сначала мы решили осмотреть иероглифы на стенах.

-- Интересно, что они хотели донести до нас, -- произнесла Джил, медленно двигаясь вдоль стены. -- Может, что-то очень важное?

-- Должен тебя огорчить, расшифровать алфавит Страйкеров пока никому не удалось.

-- Разве их язык вас тоже интересует? -- спросила она.

-- В СБЦЗ существует целый отдел переводчиков -- сорок душ, -- ответил я, поглаживая рукой вырезанные на стене замысловатые буквы.

Вдруг послышались чьи-то торопливые шаги и кто-то произнес:

-- Нет, я пойду один!

Джил, не шевелясь, посмотрела на меня.

-- Погоди, но это же твой... -- прошептала она.

-- Что ты сказала?

-- Это твой голос, -- повторила Марко Поло, продолжая удивленно смотреть на меня.

-- Я дам знак! -- произнес кто-то, и шаги стали неминуемо приближаться.

Мы переглянулись и опрометью кинулись к двери. За ней -- судя по дневникам полковника Джалябова -- находилось помещение с полупрозрачными капсулами. Оказавшись в хорошо освещенном коридоре, мы открыли первую попавшуюся на глаза дверь.

Шаги приближались. Я попросил Джил спрятаться за капсулой. Сам же подошел двери, встал к ней боком и осторожно заглянул в маленькое мутное окошечко.

-- Д ь я в о л... -- одними губами сказал я, когда увидел самого себя, идущего по коридору. -- Да это же Кубинец!

-- Точно? -- тихо спросила Марко Поло.

-- А кому еще нужно принимать мой облик? Я убью этого гада.

Марко Поло подскочила ко мне и крепко схватила за руку.

-- Нельзя рисковать -- если это Кубинец, то он здесь не один. И не забывай о церберах -- мы видели их следы.

-- П л е в а т ь! -- освободив руку, я скинул ранец и достал из него "Гримм". -- Скотина должна умереть. Останься здесь, пожалуйста.

Дверь распахнулась и я, держа оружие прямо перед собой, выскочил в коридор. Человек, которого мы приняли за Кубинца, вдруг остановился и, не оборачиваясь, очень тихо спросил:

-- Ярослав?!..

Этот голос... Кажется, Джил ошиблась, приняв его за мой. Тогда кто же ты, черт возьми?

Незнакомец недолго помолчал, обернулся и у меня вдруг замерло сердце. Так случается всякий раз, когда стоишь на краю пропасти и смотришь вниз или, например, падаешь во сне. Это был тот человек, которого я так долго искал.

-- Антониус?!.. -- проговорил я спертым голосом.

Квайда несколько секунд молчал, а потом его губы шевельнулись, и он крикнул:

-- Я знал, что ты найдешь меня, брат!

Мы побежали навстречу друг другу. Я притянул его к себе, чертовски уставшего -- такого, каким я себе его представлял -- обнял от избытка чувств и отпустил со словами:

-- У меня нет слов, Антониус! Но где Стелла?

-- Там, -- он показал на одну из дверей большим пальцем через плечо.

-- Надеюсь, с ней все в порядке?

Квайда, улыбаясь, кивнул.

-- Ты здесь один? -- совершенно неожиданно спросил он.

Я, было хотел признаться, что в комнате прячется Джил, но что-то меня остановило.

-- Да. Проводи меня к Стелле, -- попросил я. -- Ну же, Антониус!

-- Идем...

Мы прошли в комнату с низким потолком и я увидел -- буквально заваленные железными банками, тюбиками и всевозможными коробками -- большие железные шкафы. Видимо, это и есть склад провианта, о котором писал в своем дневнике полковник Джалябов, решил я.

В полу -- между шкафами -- находился внушительный люк. Рядом с ним была свалена в разноцветную бесформенную кучу ветошь. Квайда подошел к люку, схватился обеими руками за широкую ручку и потянул ее на себя. Скрипнули ржавые петли и тут же в полу появилась очень глубокая, но хорошо освещенная дыра.

-- Идем? -- Антониус подмигнул, после чего устремился вниз по лестнице.

Я прищурился, глядя ему вслед.

-- Она там?

-- Да-да, -- голос Квайда тонул прямо под моими ногами.

Комната, находящаяся ниже помещения с провиантом, была просторная. Источников довольно яркого света -- при беглом осмотре -- обнаружить не удалось. В центре возвышался пульт с узкой панелью, а над ним прямо в воздухе висел большой черный экран. Вокруг пульта стояли кресла. Кожа на них блестела так, будто кто-то совсем недавно обильно смазал ее жиром. Квайда остановился возле одного из кресел и развернул его.

-- С т е л л а, -- произнес я.

Она сидела с закрытыми глазами, положив руки на подлокотники и запрокинув голову. Странным казалось то, что ей по-прежнему было лет одиннадцать-двенадцать. Боже, как она похудела... -- щеки ввалились, маленький носик закостенел, а от больших черных кругов под глазами мне вдруг стало совсем не по себе.

-- Только не дотрагивайся до нее, -- попросил Квайда. -- Пусть немного поспит.

-- Что с ней? -- я недоверчиво посмотрел на брата, а он на меня.

Антониус, опустив голову, удрученно произнес:

-- Она смертельно больна. Покой и тишина -- лучшее лекарство.

-- Но...

-- Знаю, о чем ты хочешь спросить, -- Квайда развернул кресло спинкой ко мне. -- Жить ей осталось всего несколько дней.

-- Не может этого быть!

-- Может, -- Антониус сел в кресло. -- Поэтому-то я и хотел, чтобы ты нашел нас.

-- Но здесь должен быть еще и Кубинец.

Квайда улыбнулся.

-- Не нужно бояться этого урода. Скоро мы свернем ему башку.

Я подошел к пульту и осторожно потрогал его. Бесцветные кнопки были холодными и на них лежала толстым слоем пыль.

-- Почему ты просто не встретился со мной, а придумал такую замысловатую комбинацию?

-- Видишь ли...

В этот момент позади послышался громкий уже знакомый голос:

-- Потому, что он не тот, за кого себя выдает.

Мы с Квайда одновременно обернулись и увидели стоящего у двери еще одного Антониуса -- он был точной копией брата, которого я увидел здесь первым. Невероятно, но факт!

-- Ты даже не представляешь, кто он на самом деле, -- добавил второй Квайда, направив короткоствольный "Глок" в нашу сторону.

-- И часа не прошло, как ты решил почтить нас своим присутствием? -- первый Квайда встал, не спеша подошел к креслу, на котором сидела Стелла и развернул его к двери. -- Иди же сюда, а то мы -- если честно -- уже заждались.

Не понимая что происходит, я тихонько отошел в сторону и заметил, как первый Квайда положил руки на плечи Стелле -- совсем близко к шее. Второй Антониус -- не опуская оружия -- прошел в помещение и остановился метрах в трех от пульта.

Первый Квайда посмотрел на меня, прошептав:

-- Это Кубинец. Ты знаешь -- он мастер маскировки.

Вспомнив о "Гримме", я поднял руку и направил оружие на второго Квайда.

-- Ты ведь хотел убить его?

-- Да.

-- Так убей, -- произнес первый Антониус высоким пронзительным голосом.

Он взял спящую Стеллу за шею и с презрением посмотрел на второго Квайда.

-- Чего стоишь? С т р е л я й!

Нажать на курок не составило бы большого труда, но я никак не мог понять, кто из них настоящий Антониус Квайда. Стреляй, стреляй, стреляй -- слышалось ото всюду -- с т р е л я й! Еще немного и от этой уродливо-дьявольской какофонии закружится голова. Потом улетит нахрен в дальний угол и взорвется там к еханой матери.

-- Каравай, каравай -- кого хочешь убивай... -- насмешливо произнес первый Квайда.

-- Не доверяй ему, -- сказал второй Антониус. -- Он Кубинец.

Я молчал и, все еще не решаясь нажать на курок, с сильно бьющимся сердцем переводил взгляд с одного знакомого лица на другое. Но ведь чем-то они должны отличаться.

-- С т р е л я й! -- после недолгой паузы воскликнул первый Квайда.

-- Знаешь кто его интересует больше всего? -- второй Антониус прошел немного вперед.

-- Нет, -- ответил я вполголоса.

-- Стелла -- без нее бы он давно уже сдох.

-- Шутник ты, братец, -- произнес первый Квайда, поджав губы. -- Неубедительно.

Он сурово посмотрел на свою копию, покачал головой, добавив:

-- Заткнулся бы.

-- Много лет назад Кубинец подхватил смертельную болезнь и Стелла все это время продлевала ему жизнь. Кто он без нее? Так, жалкий старик. Но это еще не все...

-- Да хлопни же ты его в, конце-то концов.

Я перевел взгляд на первого Антониуса.

-- А почему он в меня не стреляет?

В это мгновение мне показалось, что пальцы первого Квайда стали немного сжимать шею сестры.

-- Ему нужна Стелла.

Я снова посмотрел на второго Квайда. Кажется, он уже сильно нервничал.

-- Ближе к вечеру Кубинец осуществит свой давний план.

Второй Квайда неторопливо шел к пульту, сердито смотрел своей копии в глаза и шевелил запекшимися губами:

-- Об этом я узнал от полковника Джалябова, -- он вдруг замолчал, а первый Антониус удивленно произнес:

-- Очень интересно -- продолжай.

-- Кубинец хочет с нашей помощью воскресить мертвых.

-- Что за бред? -- первый Квайда слегка дернул Стеллу за шею и девочка немного приоткрыла глаза. -- Да пристрели ты его.

-- Перед смертью Джалябов успел рассказать о нас практически все, и о "ПРОЕКТЕ БЛИЗНЕЦЫ" тоже.

Сомнения раздражали меня. Не думаю, чтобы второй Квайда сейчас говорил неправду -- искренность-то я чувствую за версту. Но и первый -- по всем признакам -- не был человеком, которого я давно мечтал задушить собственными руками.

-- Кубинец подмял под себя кое-кого из СБЦЗ, Внешнюю Разведку в полном составе и даже старейшин континентов. Не тронул этот гад пока только Президента. Но уже завтра и он превратится в марионетку.

-- С т р е л я й!

Я посмотрел на первого Квайда -- он стоял в каких-то двух метрах от меня и сжимал пальцы на шее моей сестры.

-- Смелее, нужно уметь пробовать любые блюда, -- проговорил он. -- Иногда даже те, о которых ничего не знаешь.

Где-то я это уже слышал. С л ы ш а л?!.. И тут вспомнился мне тот злополучный день, когда мы с друзьями увидели смерть и загадочное воскрешение директора интерната.

"Полковник, ты прав в одном: эти дети действительно великие, -- сказал Кубинец, глядя на директора с пренебрежением. -- Я благодарен судьбе, что она свела меня с ними. И ради них я готов принести большие жертвы". "Значит, ради этого ты убьешь всех? -- директор сел, когда в руке Кубинца появилось оружие. -- Я тебя понимаю, а это, наверное, твой главный аргумент?". Перед тем, как грохнул выстрел и директор, падая, закрыл глаза Кубинец сказал: "Полковник, нужно уметь пробовать любые блюда. Иногда даже те, о которых ничего не знаешь"

Я поднял руку, направив "Гримм" на первого Квайда буквально за секунду до того, как в помещение вошли вооруженные люди в черных, как смоль комбинезонах -- с ними была Джил. Они толкали Марко Поло в спину холодными и пока еще не успевшими заговорить "Брекерами". На скулах девушки были следы крови. Джил, пытаясь устоять на ногах и абсолютно ничего не соображая, стиснув зубы, бормотала.

Вдруг кто-то со страшной силой ударил меня по голове -- кажется, даже череп затрещал. И прежде чем я потерял сознание, грохнул выстрел.

Я едва пришел в себя и тут же услышал чей-то громкий голос:

-- С ними-то что делать?

-- Пока ничего, -- прямо надо мной раздраженно блеснули большие темные, глубоко запавшие глаза.

-- Но он истекает кровью.

-- Да и хрен с ним... пусть подыхает, -- в тишине послышались быстрые шаги.

В ушах гудело, череп раскалывался на части, но я таки сумел немного приподняться и увидел Гензека. Он стоял спиной ко мне и, кажется, колдовал над пультом.

-- Свяжите их!

Послышалась какая-то возня. Бэлл Бэллович повернулся и, прищурив глаза, посмотрел на меня.

-- Тебе уже хорошо? А то, понимаешь, сопли развел -- стрелять он видите ли не хочет.

Гензек подошел ко мне и нагнулся -- по-моему, на его лице морщин стало еще больше.

-- Что вы здесь делаете? -- спросил я, пытаясь встать.

-- Ты еще не понял? -- прохрипел кто-то.

Повернув голову, я увидел Квайда и Джил. Они сидели на полу у стены со связанными руками. Вся одежда Антониуса была испачкана кровью, а Марко Поло, кажется, находилась без сознания.

-- Захлопни пасть! -- Бэлл Бэллович подошел к Антониусу и ударил его ногой в живот.

Квайда согнулся пополам, захрипел, сплевывая кровь и медленно поднял голову.

-- Ты ведь боишься меня, правда? -- Квайда говорил спокойно-небрежным тоном, а сам переводил свои глаза с Гензека на меня. -- Ну, Кубинец, чего молчишь, словно обосрался, сука?

-- Не может быть... -- произнес я, сжимая кулаки.

-- Должен признать, этот крысеныш прав, -- произнес Бэлл Бэллович, пощипывая редкую бороденку.

-- Но как?

-- Ты о чем?

-- Как такое могло случиться?

-- Да очень просто, но от подробностей -- с твоего позволения -- я воздержусь. У меня нет времени.

Гензек подозвал к себе солдата, что-то прошептал ему на ухо и тот немедленно удалился. Бэлл Бэллович же подошел ко мне и, присев на корточки, произнес вполголоса:

-- Свою работу ты выполнил хорошо и в благодарность я могу сохранить тебе жизнь.

-- Р а б о т у?!..

-- Конечно, ты шел за Квайда почти след в след. Ну, а я, соответственно, за тобой.

Тонкие поджатые губы Гензека дрогнули. Он встал, покачал головой и, забрав у второго солдата "Брекер", посмотрел на меня.

-- Уже завтра все будут у моих ног. Мне нужен смышленый помощник... соглашайся.

-- Иди на хер!

-- Ты хорошо подумал? -- сипло спросил Бэлл Бэллович, передернув затвор.

-- Сам-то как думаешь?

Я изо всех сил плюнул, но плевок до Гензека не долетел.

-- Дурак ты, Ярослав.

-- Наверное, но не паскуда.

Бэлл Бэллович улыбнулся абсолютно спокойной, удовлетворенной улыбкой, которая появлялась у него на лице всякий раз, когда он близился к разрешению какой-нибудь сложной проблемы.

-- Как хочешь, -- Гензек отошел на несколько шагов от Джил, повернулся и, направив на нее "Брекер", нажал на курок.

Марко Поло дернулась, уронила голову на грудь и мягко повалилась ничком. В ту же секунду перед Гензеком появилась Стелла...

Джил лежит на земле и едва дышит, а, значит надежда еще есть. Я вытер окровавленные руки и с опаской посмотрел на болото.

Заморосил мелкий дождь -- сквозь пелену ничего не видно, кроме, пожалуй, стелющихся вокруг острова уныния, тоски и бессилия. Может, это и есть цена всей моей жизни?

Павел Гросс, Екатерина Счастливцева

Санкт-Петербург

07.09.05, 05:01:04