Пожелтевшее радио шурша от старости возвестило утро гимном Советского Союза. Законсервированная временем двухкомнатная квартира, впрочем, не ожила даже когда Василий встал с кровати и, кряхтя, отправился в ванную.
На кухне его уже ждал завтрак. Как всегда - рисовая каша, вареное яйцо, кусок черного хлеба и крепкий чай с сахаром. Все - холодное.
Утолив несуществующий голод, Василий оделся потеплее - на улице как всегда осень - недолго повозился с заедающим дверным замком и, вздыхая, покинул жилье.
На улице пасмурно. Ощущение, что скоро пойдет холодный, моросящий дождь, возможно со снегом. Но дождя нет. И не будет. Бесцветные здания хмуро вглядываются друг в друга, игнорируя присутствие человека, кажущегося здесь лишним и до смешного нелепым.
Пространство между домами, именуемое улицей, впивается в старое пальто и вязаный кем-то забытым шарф, пытаясь вытащить одушевленное туловище Василия из неодушевленной плоти одежды. Наверное, чтобы избавиться от него как от инородного тела.
Но Василий крепок. Он знает, что этот мир ему подчиняется и никуда от него не денется. Более того, без Василия он просто перестанет существовать.
Со стороны могло бы показаться, что Василий движется бесцельно. Но посмотреть со стороны было некому. А если бы и было, то в эту догадку не вписывался взгляд, с которым пожилой человек оглядывал окружающие его дома, дороги, вечнозеленые светофоры и прочие атрибуты реальности. Еще один факт: Василий двигался по строго определенному маршруту.
Если бы кто-то, кого не может быть, присмотрелся повнимательнее, ему на секунду могло бы показаться, что Василий оглядывает свои владения для того, чтобы они не исчезли из его памяти, а значит - из реальности. Кому захочется гулять по городу, в котором не осталось ничего, кроме серой пустоты? Хотя в крайнем случае, можно было бы представить туман, как случилось с целым переулком, в который он забывал заглянуть. Теперь он скрыт под плотной ватой из болтающихся в воздухе капель. Вход туда воспрещен.
За прогулкой наступил полдень. По крайней мере, серое небо чуть посветлело, и дверь подъезда одного из домов, висящая на ржавом шарнире стала очень четкой: со всеми трещинами, вмятинами, почти стертыми временем надписями и птичьим пометом.
Время обедать. Василий зашагал чуть быстрее и спустя время оказался около одноэтажного здания с облупившейся табличкой, свидетельствующей, что здесь располагается кафе.
Внутри было пусто. Ни людей, ни запахов, ни звуков. Будь по-другому, Василий бы сильно удивился.
Он сел за столик у окна, за которым нарисован маленький двор с полуразваленной поленницей дров и собачьей будкой. К будке гвоздем прибита цепь, второй конец которой уходит куда-то за пределы реальности. Посреди двора валяется старый топор, измазанный в чем-то черном и липком.
На столике у окна уже накрыт обед. Как всегда: буро-красный суп с огромной мясной костью, салат из капусты, смешанной с тонко порезанной колбасой и луком, булочка и компот. Все - холодное.
Когда тарелки опустели, Василий оглядел их таким взглядом, словно они ему что-то напомнили. Что-то грустное, но из-за большого количества времени, утекшего с тех пор, кажущееся теплым и родным.
Выйдя на улицу, он продолжил движение по маршруту, внимательно вглядываясь в черные дыры окон, абстракции, созданные отвалившейся от стен штукатуркой, напоминающие карту рек из школьного атласа трещины на асфальте.
Когда он увидел дом, внутри которого точкой отсчета располагалась его квартира, небо начало темнеть. Буквально за несколько минут оно почти почернело, и если бы не фонарь возле дома - единственный работающий во всей реальности, Василия засосала бы темнота.
Перед тем, как зайти в подъезд, он оглянулся. В угрожающей темноте прятались два огонька. Прятались умело: так, чтобы он мог их увидеть, но не понял источника их происхождения. Глядя на них, Василий нахмурился, поежился, плюнул на землю и почти забежал в подъезд.
Квартира ждала его все той же мертвой тишиной и пугающим умиротворением. На столе - ужин. Как всегда: картофельное пюре с двумя сосисками, два соленых огурца, кусок черного хлеба и чай с молоком. Все - холодное.
Он лег в кровать не раздеваясь. Уставился в потолок. И неожиданно подскочил от раздавшегося нахального и требовательного стука. Василий сидел неподвижно с распахнутыми глазами, пялясь на стену, за которой располагалась входная дверь. Стук повторился.
Василий слез с кровати, мягко, почти не слышно дошел до двери и уставился в глазок. Темнота.
Снова стук. На этот раз Василий понял, что стучат не в дверь. Он вернулся на кровать, закутался в колючее одеяло и, стараясь не обращать внимания на участившиеся настырные звуки закрыл глаза.
______________________________
Ровно в шесть утра радио захрипело привычной какофонией оркестра и хора, сливающейся в мелодичное шуршание и скрип. Василий плохо спал, и потому встал необычно раздраженный. Съев холодный завтрак он нервно вытолкнул дверь в пространство подъезда и приступил к своим обязанностям.
Сегодня день был чуть холоднее, дома смотрели уже не беспристрастно, но как-то вызывающе. Улица, казалось, сопротивлялась ему, отчего идти стало труднее.
Стук не прекращался.
Обедая в кафе, Василий заметил, что топор во дворе за окном лежал не в том положении, что обычно. Отчего обед был съеден торопливо. И никаких воспоминаний.
Он старался шагать быстрее, несмотря на сопротивление улицы, но вечер его опередил. Василий почти бежал к пространству, очерченному фонарем, чувствуя, как темнота хватает его сзади за пальто.
Перед тем как зайти в подъезд, он нехотя оглянулся. Огоньков во тьме было шесть. Василий повернулся к ним с воинственным видом, громко крикнул что-то нечленораздельное и гордо зашел внутрь, демонстративно хлопнув дверью.
Стук стал громче.
На следующий день, когда Василий проходил мимо одного из домов, у переполненной мусорки он заметил нечто необычное. Подошел ближе, пригляделся. А когда понял, что видит, попятился, развернулся и почти побежал подальше от этого места. Из мусорки торчала детская рука.
Ему пришлось отказаться от осмотра части реальности, потому что он чувствовал: вечер снова придет раньше, чем обычно. Но даже сэкономив время, он едва успел к спасительному фонарю.
Василий не хотел оглядываться у подъезда, но он должен был. В темноте прятались больше десяти огоньков. Он не стал считать, сколько точно, и как можно скорее скрылся за дверью.
Утро. Радио. Завтрак. Пальто.
Снова то место. Снова мусорка. Василий постоял в нерешительности и подошел ближе. Из мусорки все также торчала детская рука. Вглядываясь в нее, словно в мутную воду, из которой вот-вот выскочит чудовище, он медленно потянулся к ней. Как только его пальцы соприкоснулись с мертвой плотью, мусорка опрокинулась, и ему под ноги упало изуродованное тело ребенка. Его глаза были мутно-белого цвета, поперек живота проходил огромный шов. Суставы рук и ног были вывернуты, уголки рта - разрезаны.
Василий молча смотрел на мертвого ребенка с легким недоверием: как смотрят на человека, который говорит, что видел чудо. Спустя секунды недоверие сменилось любопытством. Василий присел на корточки, внимательно оглядел труп, едва заметно усмехнулся и спокойно (а кто-то мог бы подумать, что даже весело) зашагал прочь.
Вечер в этот раз пришел вовремя. Василий спокойно дошел до подъезда, дождался, пока вокруг фонаря наступит тьма, и стал разглядывать огоньки, выглядывающие из нее. Огоньков было двадцать два.
Василий улыбнулся, помахал им рукой, медленно развернулся и, как обычно вздыхая и кряхтя, зашел внутрь.
____________________________________
Пытаясь выйти из подъезда в очередное осеннее утро, Василий обнаружил, что дверь открывается с трудом. Он с силой толкнул ее, и препятствие, перекрывающее ему путь в реальность, отступило.
Выбравшись, Василий увидел еще одно изуродованное тело. На этот раз - девочка. Повреждения те же: шов поперек живота, вывернутые суставы, разрезанный рот. И белые глаза.
Он не стал на этот раз надолго задерживаться и, бросив беглый и совершенно равнодушный взгляд, отправился в путь. Теперь он не пропускал ни одного уголка, тщательно всматриваясь в каждую трещину, в каждую стену, в каждое окно. Василий знал: вечер наступит тогда, когда он ему позволит. А пока все под контролем, беспокоиться не о чем.
Единственное, что смущало - мертвые дети. Трупы появлялись все чаще: то в мусорке, то у подъезда, то прямо посреди дороги. Все одинаково изуродованные. Сначала Василий не обращал внимания, но когда мертвое тело свалилось перед ним с козырька кафе, он тихонько выругался, плюнул на дорогу и раздраженно засеменил по привычному маршруту. Настроение было испорчено.
С каждым днем трупов было все больше. Вскоре он привык к ним, как привык к постоянному стуку. Но в один из вечеров, когда он уже начал движение в сторону дома, стук внезапно исчез. Василий остановился и медленно оглянулся. Мертвая девочка - младше той, что он нашел у подъезда - стояла позади него и смотрела сквозь его голову белками глаз.
Он попятился. И тут же почувствовал, как чернеет небо. Девочка шагала за ним, оставаясь на том же расстоянии, не приближаясь, но и не удаляясь. Ее глаза начали светиться ровно также, как светятся каждый вечер огоньки из темноты.
Василий побежал. Не столько из страха перед девочкой с белыми глазами и швом на животе, сколько из ужаса перед темнотой. На бегу оглянулся. Девочка с вывернутыми суставами неуклюже бежала за ним, чудом удерживая равновесие.
Но теперь она была не одна. Уже трое детей догоняли его, а краем глаза Василий разглядел, как из подъезда выползает четвертый.
Больше он не оглядывался. Свет фонаря был уже близко, но тьма наступала быстрее. Вот он уже не видит ничего под ногами, его движения замедляются, а маленькие ручки утаскивают его куда-то в пустоту. Василий завопил от ужаса и в тот же момент свалился на асфальт, освещаемый фонарем.
Он подполз к двери подъезда. Оглянулся в темноту. На этот раз ему не нужно было считать огоньки. Он знал - их тридцать шесть. А значит - все в сборе.
_______________________________
Проснулся он за секунду до гимна. Проснулся от стука.
Выходить не хотелось. Но это было необходимо. Открыв дверь подъезда, он увидел толпу детей, стоящих в линию. Всего - восемнадцать. Втянув воздух носом, он решительно зашагал вперед. Когда дошел до детей, оттолкнул двоих - мальчика лет семи и девочку лет пяти. Они послушно расступились, давая ему пройти.
Осматривая реальность, он слышал за спиной шлепки тридцати шести ног. Но не оглядывался. Когда он обедал, они все столпились в кафе, наблюдая за ним невидящими глазами. Василий не поддавался. Он больше не допустит, чтобы вечер предательски подкрался раньше времени.
Теперь они были его свитой. Казалось, они ждали чего-то. Возможно - когда Василий ошибется. Но он поклялся себе, что больше не допустит малодушия и слабости. Он здесь хозяин. Не они.
Радио заиграло гимн, и Василий открыл глаза. На этот раз что-то было не так. Он повернул голову, и увидел то, что заставило его закричать. Не от страха, но от ярости.
Рядом с ним лежал мертвый мальчик. Он не отрывал взгляда от хозяина квартиры, поворачивая голову при каждом его перемещении. Это было уже слишком.
Василий схватил его за волосы и вытащил из подъезда. Кинул к ногам других детей, ожидающих его на улице.
- Знайте ваше место! - проревел он. И вернулся, чтобы съесть рисовую кашу, вареное яйцо, кусок черного хлеба и крепкий чай с сахаром. Все - холодное.
Но в квартире его ждал неприятный сюрприз. На этот раз внутри оказались шестеро трупов. В этот момент Василий понял, что совсем скоро все они переедут сюда. Затем подумал, что это уж слишком. Потом осознал, что сделать ничего нельзя, и лучший выход - смириться, перестать замечать мертвецов рядом с собой. Пока они не исчезнут.
Василий вздохнул, сел за стол и откусил кусок хлеба. В этот момент раздался стук такой невероятной силы, что он свалился со стула и закашлялся. Он поднялся на ноги, в ярости глядя в мертвые лица.
- Ваших рук дело? Отвечайте!
Дети не отвечали. Стук раздался снова. Василия отбросило к стене. И тут он понял, что стук раздается с одной определенной стороны.
Спустя минуту он уже бежал по улице в сторону источника звука. Дети неслись за ним. Через какое-то время он оказался на краю реальности. Перед ним была арка, затянутая туманом. Стук шел оттуда.
- Хватит! - завопил Василий и звук исчез. В тот же миг туман рассеялся, и стал виден черный силуэт на фоне странного свечения. Василий попятился.
- Нет уж, - прошипел он еле слышно. И тут же завопил: - Нет уж! Тебе меня не достать! Ты...
Василий запнулся и поднял голову. Небо было почти черным.
Его глаза забегали в разные стороны, кулаки сжались, дыхание участилось. Он на другом конце реальности, и до фонаря ему уже не добраться. Он чувствует, как сзади к нему тянутся маленькие ручки. Бежать бесполезно. Оставаться нельзя.
Он резко развернулся, намереваясь дать бой маленьким мертвецам, но вместо этого свалился на землю. Он чувствовал, как его затягивает темнота, но не переставал сопротивляться ни на секунду. Пока сопротивляться стало нечему.
_____________________________________
Они сидели на холме за границей реальности. Дул легкий ветер, трава шептала что-то на своем языке, деревья ей отвечали. Горизонта видно не было, а до неба, казалось, можно дотянуться рукой.
Силуэт покачивался, словно не обращая внимания на сидящего рядом человека. Василий раздраженно откашлялся. Силуэт замер.
- Как ты это сделал?
Василий не понял вопроса и недоуменно уставился она силуэт.
- Ты должен был умереть. Но создал себе реальность. Мне пришлось потрудиться, чтобы вытащить тебя из нее.
Василий наморщил лоб, пытаясь понять, о чем говорит силуэт. И вдруг вспомнил лицо судьи. "Умышленное убийство... двух и более лиц... не достигших... истязание... приговаривается к смертной казни..."
Темный коридор. "Прошение о помиловании отклонено..." Железная дверь, маленькая комната. Легкое жжение в затылке... И в тот же миг - радио, гимн и реальность.
- Ты должен вернуться.
Василий кивнул.
- У тебя осталось одно мгновение жизни. Проживи его. Дай пуле закончить начатое. И возвращайся ко мне.
Василий заплакал.
- А что будет... что будет... после?
- После? Для начала - рисовая каша, вареное яйцо, кусок черного хлеба и крепкий чай с сахаром. Все - холодное...