Небольшое пояснение к переводу "Монолога Гамлета":
Третья строчка в оригинале:
The slings and arrows of outrageous fortune
arrows - в единств. числе имеет два значения:
-стрела;
--
английское правительственное клеймо
В контексте данного "Монолога"
совместный переносный смысл двух значений словаarrows
это "Стрелы упрёков и обвинений"
поэтому, получив Королевскую печать Правителя,
вместе с ней получаешь по отношению к себе Клеймо "Виновен".
--------------------------------.
Марк Твен "Принц и нищий":
"Так где же эта Королевская Печать?......
Я не знал, что это Королевская Печать, и колол ею орехи!"
--------------------------------..
P. s.: Королевская печать упоминается и в "Ричарде III": Сцена 4 (Акт II)
--------------------------------------.
Изпереписки:
Из моегописьма от 20.01.09:
(примеч.: в первой части письма содержится ответ на полученный мною упрёк в том, что рифмованный перевод данного "Монолога Гамлета" придаёт ему карнавальный колорит и этим снижает трагедийный пафос этого ключевого для Шекспира текста)
...Позвольте мне высказать и свою точку зрения...
...рифмой "баловался" прежде всего сам Шекспир - вспомним ещё и ещё раз его "Сонеты" и сколько там рифмы с игровым карнавальным колоритом на фоне трагедийного пафоса не менее ключевого для Шекспира текста.
Относительно присутствия рифмы непосредственно в пьесах Шекспира и попытки сохранения этого стиля в моих переводах - здесь я прежде всего руководствовался авторитетнейшим мнением ведущего специалиста-шекспироведа А. Смирнова о том, что "рифма почти исчезает только в последних пьесах Шекспира - "Буря", "Зимняя сказка". Эту цитату я воспроизвожу из капитальнейшей литературоведческой статьи А. Смирнова (см.: У. Шекспир "Полное собрание сочинений...",т. 1, стр. 65, Гос. изд. "Искусство", Москва, 1957) и обратим внимание, что неслучайно на первом же листе этого последнего и самого капитального издания на русском языке "Полного собрания сочинений" Шекспира фамилия Смирнов стоит (вопреки алфавиту, но здесь вполне мотивировано) впереди фамилии другого известнейшего шекспироведа Аникста и преимущественно именно с "Вступительными статьями", "Комментариями" и "Послесловиями" А. Смирнова опубликовано это классическое издание.
Конечно же, я сделал свой перевод этого "Монолога" именно после ознакомления с другими переводами и, сказать честно, подчастую многие из других переводов у меня создают впечатление "горячечного бреда Гамлета" - я же в своём стихотворном переводе постарался передать состояние глубокого философского раздумья на пороге драматических событий в жизни главного героя этой знаменитейшей Шекспировской трагедии.
И при сравнении моего перевода с оригиналом, это следует сделать и с ранее сделанными другими переводами - думаю, что в этом случае к другим переводам могут быть ещё большие претензии, чем к моему (всё познаётся в сравнении).
Дополнительно коснусь наличия, в моём переводе "Монолога Гамлета" карнавального колорита.
Я считаю, что, если это и наличествует, то только в самом конце монолога, когда появляется Офелия, и вот здесь вопрос: "Почему в конце этого самого "Монолога Гамлета" появляется именно Офелия"?
Позволю себе высказать своё мнение по этому поводу:
Офелия - "воздушно-призрачное" (потом таки становящееся очередным "шекспировским призраком"), милое дитя, она ещё моложе, чем Джульетта (вспомним, как она безропотно подчиняется своему отцу, хитрому интригану, Полонию), недаром Гамлет своеобразно характеризует Офелию древнегреческим символом "Нимфа". Как, бывает, любят девочку-подростка, уже видя в ней будущую прелестную женщину, так Гамлет любит этот ещё нераспустившийся цветок. Но она по-детски наивна, поэтому, как и в других трагических моментах, и здесь у Шекспира проскальзывают "подтрунивающие нотки" над этой её прелестной невинностью - невинностью именно девочки-подростка (гениальное и характерное именно для Шекспира одновременное присутствие трагизма и комизма в его пьесах я также отмечаю в моей опубликованной статье с новой расшифровкой самой знаменитейшей фразы в пьесе "Ричард III").
Кстати, "комизм и грубоватость Шекспира" уже пытались подправлять во времена пуританства (об этом А. Смирнов также пишет в вышеупомянутой статье). В наше время я вижу это "пуританство", когда (пишу по памяти) в переводе М. Лозинского на реплику Офелии: "Вы колки, мой Принц! Вы колки!", Гамлет отвечает: "Вам пришлось бы постонать, прежде чем притупится моё остриё!", а в переводе Б. Пастернака этот эпизод полностью отсутствует, происходит эдакое "местное обрезание Шекспира" - возможно здесь партийная цензура вмешалась во времена её гонений на Пастернака (вспомним, как Бориса Леонидовича заставили отказаться от Нобелевской премии) - однако, "вельможная вкусовщина и пуританство" налицо.
Я считаю, что никто из нас, ни самый титулованный, ни самый неизвестный, не смогут "схватить Бога за бороду" - ШЕКСПИРОВСКИЙ ГЕНИЙ непостижим и недостижим.
Но есть и ещё один повод для обсуждения - это вопрос почему в "Борисе Годунове" Пушкин написал "...и мальчики кровавые в глазах!...", а не "...и мальчик окровавленный в глазах!...", хотя зарезан был именно один мальчик - царевич Димитрий?
Можно и в этот раз посчитать, что это у меня увлечение рифмой, но я считаю, что здесь у Пушкина именно очередной отзвук из Шекспира, навеянный сценой подлого убийства маленьких Принцев из пьесы "Ричард III", и этих Принцев, всё-таки, по Шекспиру (взглянем в оригинал) именно зарезали (получивший блестящее образование в Лицее у потрясающего лингвиста Куницына, Пушкин в "Борисе Годунове" неоднократно оглядывается на эту драматическую шекспировскую сцену: Зарезал), итак, Принцев именно зарезали (а не задушили и по ходу пьесы об этом неоднократно говорится), а потом бездыханных запеленали в саван, отсюда и ошибочная трактовка, что их задушили (надеюсь, что на моё мнение будет ссылка, если эта тема в дальнейшем будет обсуждаться).
На следующий день 21.01.09я получил следующую ссылку:
Бирих, А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской фразеоло-гии. Историко-этимологический справочник. -- СПб: Фолио-Пресс, 2001. -- ISBN 5-7627-0161-1: И ма?льчики крова?вые в глаза?х -- крылатая фраза из трагедии А.С. Пушкина "Борис Годунов". Используется как указание на чью-либо не-чистую совесть; также для описания сильного эмоционального потрясе-ния. Нередко носит иронический оттенок. В буквальном значении: у ко-го-либо рябит в глазах. В первой сцене "Царские палаты" Борис Годунов произносит мо-нолог ("Достиг я высшей власти"), завершающийся словами: "Как молотком стучит в ушах упрёк, И всё тошнит, и голова кружится, И мальчики кровавые в глазах... И рад бежать, да некуда... ужасно! Да, жалок тот, в ком совесть нечиста" Яркий образ "кровавых мальчиков" в пушкинском тексте не сле-дует трактовать как конкретный призрак (или призраки) царевича Димитрия, преследующий царя-убийцу. Пушкин здесь использовал один из вариантов псковского диалектного выражения "мальчики в глазах" -- то есть "рябит в глазах". В других диалектах есть сходные фразеологизмы с тем же значением: "угла?нчики в глазах бегают", "мушки (мухи) в глазах". "Мальчики" в данном диалектном выражении не случайны: во многих индоевропейских языках (как древних, так и современных) ребёнок и зрачок обозначается одним и тем же словом. В пушкинской строке прилагательное "кровавый" не значит "ок-ровавленный", а означает "багровый, цвета крови, красный"; "мальчики кровавые в глазах", вместе с тошнотой и головокружением указывают на болезненное физическое состояние царя Бориса -- ему дурно и что-то мерещится. Однако эпитет "кровавые" символизирует также и боль-ную совесть Бориса Годунова, на которой, по сюжету трагедии, лежит кровавое преступление. А.С. Пушкин обогатил традиционный диалектный оборот речи, прибавив ему второй смысловой пласт: помимо описания ряби в глазах, "мальчики кровавые" недвусмысленно намекают на убитого царевича. Последняя строка процитированного отрывка также стала извест-ным фразеологизмом, хотя по частоте употребления заметно уступает "кровавым мальчикам".
Из моего ответного письма в тот же день 21.01.09:
...Да, один из этих учёных мужей написал этот текст, основным лейтмотивом которого является эдакое свеженькое от 2001-го года "утверждение" (цитирую): "Яркий образ "кровавых мальчиков" в пушкинском тексте не следует трактовать как конкретный призрак (или призраки) царевича Димитрия, преследующий царя-убийцу" (замечу от себя, что ведь этот учёный муж то же самое напишет и о "Призраках" в "Ричарде III", преследующих царя-убийцу). Думаю, что на непредвзятом и независимом "Учёном Совете" пушкинистов за это утверждение, прямо противоречащее буквально каждой строчке Пушкина, автора, написавшего "такое", раскритиковали бы "в пух и прах". И по ходу замечу, что эту крылатую фразу, как указание на нечистую совесть и в ироническом смысле, стали постоянно использовать в русском языке не "до", а именно "после" опубликования этой трагедии... Этот мальчик был от природы не "багровый", и не "красный", а именно в контексте событий пьесы "окровавленный - зарезанный" и я снова утверждаю, что "мальчики кровавые" Пушкиным, знатоком Шекспира (можно припомнить массу параллелей в их произведениях, напр., Леди Анна и Дона Анна и т.д.), написаны именно, как отзвук на сцену из Шекспира с "убиенными-зарезанными Принцами". Ну добавил автор вышеприведенной цитаты далее "наукообразия" о "традиционном диалектном обороте речи" и что, от этого его утверждения стали более убедительными? Думаю, что все вот эти различные точки зрения вполне могли бы стать предметом для совместной дискуссии шекспироведов и пушкинистов (там и другие шекспировско-пушкинские параллели можно вспомнить (например, из того же "Ричарда III" и "Каменного гостя" и т. д.), а не обсуждать совсем "другую оперу": "диалектные обороты речи").
...Возвращаясь к облику Ричарда, я всё время помнил, как, начиная уже со второго издания, его тексты постоянно "правили", в том числе и с оглядкой на во многом обоснованное недоброжелательство Томаса Мора, сказавшееся, по моему мнению, и на отображении им облика Ричарда (однако, вспомним, сколько в Истории коварных царей-злодеев, убивавших не только соперников на трон, но и родственников, и собственных детей - а у нас Иван Грозный, Пётр...).
Поэтому, я, конечно же, снабдил свой перевод "Примечаниями", дополнительно к которым по желанию можно написать ещё много расшифровок староанглийского, написанного без соблюдения современных правил и многократно за 400 лет правленого-переправленого текста этой пьесы. Думаю, что уже сама по себе новая трактовка этой пьесы в переводе на русский язык имеет право на существование...
...своё мнение об облике Ричарда я высказываю только в "Примечаниях" (и это всего лишь "личная кочка зрения переводчика").
В тексте, кроме того, что Ричард высокого роста (это замечу, по тем "низкорослым временам" - уже было замечено, что громадных по размерам подлинных рыцарских доспехов того времени в современных музеях нет), итак, ничего особенно нового, касающегося облика Ричарда, в тексте моего перевода нет, если не считать, что убраны явные увечья, отмечавшиеся в других трактовках и переводах - горб, хромота (и что там ещё?).
я обращаю внимание на ошибочность существующего многовекового мнения о Ричарде, как о хромоногом уроде с иссушённой рукой, едва ли не "карлике" - в соответствии с моим анализом и расшифровкой оригинала 400-летней давности (аналог - расшифровка старославянской письменности), на самом деле по Шекспиру это исключительно физически развитый, громадный и свирепый "боров".
Думаю, что и непосредственно сами англичане будут весьма приятно удивлены реабилитацией в русском переводе их знаменитейшего Короля как от трусости (что я уже сделал в моей статье "Шекспир: Вопросу 400 лет"), так и от многовекового заблуждения в том, что во времена правления Йорков во главе их великого Королевства стоял карлик-урод.