Аннотация: Вторая часть или глава. Начало продолжения "Океана"
Волна.
1
-Ну как он, доктор?
Миловидная женщина с огромными, чуть раскосыми глазами, тревожно распахнутыми навстречу неизвестному и потому еще большему страху: страху самому сильному - за свое дитя - вопрошающе смотрела на доктора Веймса, ведущего психоневролога Калифорнийской клиники исследований головного мозга.
- Присядьте. Нам следует поговорить, и разговор будет достаточно долгим.
Женщина осторожно, словно боясь расплескать нечто переполнявшее ее душу, присела на самый краешек высокого красного кожаного кресла, отдаленно напоминавшего блестящие красные губы. Это была оригинальная задумка доктора: контрастно-шокирующая обстановка кабинета. Строгие шоколадные лаковые шкафы по стенам, огромный гладкий стол по середине того же цвета, похожий на маленький полигон, деревянные панели, бархатные коричневые портьеры - и ... несколько больших алых кожаных кресел, расставленных в хаотическом порядке. Впечатление было отменным! Посетители терялись, важные господа и дамы утрачивали свой лоск, растерянно оглядываясь по сторонам, пока, наконец, их не приглашали присесть в одно из кресел. Утонув в мягком алом монстре, они вконец терялись, и сбросив ежедневную "взрослую" маску привитых правил поведения и общепринятых норм, снова превращались в "мальчиков" и "девочек", оставшихся один на один со своими проблемами и обратившихся за помощью в их разрешении.
Такова была цель доктора: заставить человека раскрыться, поведать свои проблемы, открыто и искренне рассказать врачу о том, что его волнует.
Но эта женщина, похоже, никак не реагировала на оригинальную обстановку кабинета. Может быть, она ее даже не заметила; ничего не привлекало ее внимания кроме самого доктора, на лицо которого она неотрывно-тревожно смотрела уже секунд тридцать. Ее фигура, словно натянутая струна, как-то нелепо смотрелась на самом краешке массивного кресла.
- Как он, доктор?- снова спросила она. В глазах застыл немой вопрос: "Он жив? Будет жить?"
Джеймс Веймс озадаченно потер руки. С таким сложным случаем он столкнулся в первый раз.
- Понимаете, ваш сын в норме. Никаких отклонений. Ни-ка-ких! Мы получили почти все результаты анализов, остались только кое-какие биохимические исследования, но не думаю, что они дадут что-то новое. Все идеально.
Доктор Веймс встал с крутящегося стула (красные кресла предназначались только для посетителей), походил взад-вперед вдоль своего громадного стола. Потом решительно произнес:
- Вот это-то и настораживает. Все абсолютно идеально. Идеально работает сердце, идеальная энцефелограмма, легкие чистые, даже зубы все крепкие и здоровые!
- Он практически никогда не болел. Если бы не это..., - руки женщины, до этого напряженно лежащие на коленях, схватились за ремешок, как будто это была последняя соломинка.
Доктор перестал ходить:
- Расскажите, как все началось. Как это происходило в первый раз?
Женщина робко взглянула на врача и отвела глаза:
- Ростиславу было три года. Он играл во дворе с собакой. -монотонно начала она Вдруг, я услышала, как наш Игрек (так звали собаку) как-то странно зарычал, сначала громко и отрывисто, как будто вскрикнул, а потом жалобно заскулил. Я выглянула в окно и испугалась...
Перед ее глазами снова возникла незабываемая картина: огромный черный дог Игрек скулит около забора, а ее маленький сын сжался в комочек и катается в пыли. Она мигом вылетела во двор, подбежала к Ростиславу, попыталась успокоить его, но все напрасно. Она даже не смогла разжать его руки, с силой ухватившиеся за колени. Он только мычал, так же жалобно, как скулил рядом Игрек. Это продолжалось еще минуты три, которые показались ей вечностью. Потом руки разжались, и маленькое тельце безвольно вытянулось на земле. Она, рыдая и бормоча имя сына, схватила его на руки и побежала в дом. Когда она положила мальчика на диван в гостиной, он, наконец, открыл глаза, до этого крепко зажмуренные, и произнес, странно растягивая слова:
- Ма-ма, я.. пить хо-чу...
- Сейчас, сейчас, мой маленький.
Она кинулась на кухню, налила минеральной воды. Когда вернулась, Ростислав уже сидел на диване и разговаривал с догом, который приплелся сюда же и теперь внимательно смотрел на мальчика:
- Ну, что ты смотришь? Ты меня сюда притащил?
Мать чуть не выронила стакан:
- Ростислав, ты не помнишь, что только что было ?!
Но ребенок ничего не успел ответить. Он набросился на воду, как будто томимый безумной жаждой.
Никто так ничего тогда и не понял: врачи скорой помощи, прибывшие через десять минут, только недоверчиво пожимали плечами, слушая сбивчивый рассказ матери и наблюдая за крепким улыбающимся малышом, который не помнил совсем (совсем!) той боли, несколько минут назад буквально скрутившей его.
Такое повторялось еще несколько раз, с периодичностью раз в год-два, всегда недалеко от дня рождения. Приступы становились все более длительными. Но никогда он ничего не помнил. Лишь в последнее время после приступов появлялась краснота вокруг глаз, которая проходила дня через два-три.
Дрожащим голосом женщина устало пересказывала все случаи один за другим. Ростиславу пять лет. Это произошло в детском саду. Когда она пришла забирать его, то по испуганным взглядам воспитателей сразу все поняла. Семь лет. Тогда был самый длительный приступ - целых пятнадцать минут. Они с мужем и приехавшие врачи сбились с ног. Забранные через полчаса анализы показали - все в норме. Восемь лет. Они к этому готовились, поместили сына в эту калифорнийскую клинику, одну из лучших в мире, на целый месяц. Его тщательно обследовали, но и тогда обследование ничего не дало. За день до выписки, когда уже, казалось, критические дни миновали, это и произошло... Приступы были ожидаемы и неожиданные в то же время: в какой из дней в течение приблизительно месяца наступит кризис невозможно было предугадать. Девять лет - все повторилось. Самое удивительное, что в течение года не было никаких проблем, приближение же дня рождения ребенка - самого радостного праздника в любой семье - в их семье превратилось в мучительное тревожное ожидание. И хотя мальчик каждый раз ничего не помнил, нервозная обстановка, складывающаяся к его дню рождения, бесконечные медицинские проверки, сделали и для него этот день самым ужасным в году.
Сейчас ему десять. Очередной приступ был неделю назад, через несколько дней - еще один. Это было новым.
"Крайне неприятное новшество". - Доктор Веймс прикрыл глаза, слушая этот, в общем-то уже хорошо знакомый ему женский голос, полный страдания. Он и сам все хорошо помнил, знал все случаи наизусть. С восьми лет он наблюдал этого ребенка, и до сих пор не мог понять, в чем тут дело. Веймс и попросил еще раз пересказать историю болезни в надежде услышать нечто - зацепиться. Два года бесконечных исследований - и все безрезультатно. Справедливости ради, надо сказать, что анализы брались в "спокойный период": приступы всегда были неожиданны и слишком кратки, чтобы успеть обследовать ребенка в это время.
И только в этом году - два подряд, между ними - латентный период, когда мальчик как бы спал, не реагируя на внешние раздражители. Семь дней они все- медперсонал, врачи, родные мальчика - находились в подвешенном состоянии, пытаясь определить, что с ним. Это не было комой - он просто спал, спокойно и размеренно дыша, что показывали и все анализы. Но разбудить его оказалось невозможно. Потом - второй приступ, и сразу все в норме. А вчера... Того, что рассказал ему этот ребенок, Джеймс Веймс не слышал никогда. Даже подобного.
- Простите, вам Ростислав никогда не рассказывал о своих снах? - спросил врач, когда женщина замолчала.
Секундное замешательство.
- Сны...Ах, да, сны.. Нет, ничего, - слишком поспешно ответила женщина и отвела глаза. - А что такое?
Веймс почувствовал, что она что-то не договаривает, и внимательно посмотрел на нее:
- Вам лучше знать.
- Он ничего не рассказывал! - почти закричала женщина.
- Тая, - терпеливо произнес врач, - Вы мне должны сообщить все. Все, что сколько-нибудь касается вашего сына. Если желаете ему помочь, конечно.
Женщина молчала.
Веймс отвернулся к окну.
- Он... ему несколько раз приснилось... море, - медленно начала Тая.
- Море?- Веймс быстро повернулся и посмотрел на нее, - Какое море?
- Я.. не знаю. Море , и все.- Тая поджала губы.- Он плакал иногда после таких снов.
Веймс пристально, буквально буравя своими маленькими глазками поверх очков, которые, как он считал, придавали ему необходимую солидность, смотрел на Таю:
- А мне он сказал вчера, что ему постоянно снится океан. Красный океан, который будто бы покрывает планету и живет какой-то своей жизнью.
- Он... так сказал?- голос Таи звучал подозрительно тонко.
Веймс заглянул ей в глаза, и словно окунулся в целый океан боли, смешанной напополам с ужасом, и не красный вовсе, а черный. Темные глаза Таи еще больше потемнели (хотя, казалось, куда уж больше!) и излучали теперь такой страх, подобно которому Джеймс не наблюдал давно.
- Что с вами, Тая?
- Откуда вы знаете про живой Океан?- тихо спросила женщина.
И тут до него дошло: серия нашумевших несколько лет назад полотен, изображающая удивительный мир чужой планеты- красный океан. Автор - участница одной из космических экспедиций.
- Ваша фамилия ведь- Лин? Вы сами наблюдали этот океан, а потом изобразили его. Вы рассказывали об этом сыну?
- Нет. Никогда. - Взгляд Таи отрешенно скользил по поверхности стола.
- Может, кто-нибудь еще рассказывал? Или он видел ваши картины? - предположил доктор.
- Я же сказала: " Нет!Нет!Нет!" - раздраженно повторила Тая- Не видел и не слышал! Мы предприняли все меры для того, чтобы он этого никогда не увидел и не услышал! - Она решительно посмотрела на доктора. - Он не должен был об этом узнать!.
- Но он узнал, - возразил Джемс.- Более того. Он видит теперь это в снах, необыкновенно ярких и подробных, судя по тому, как он их описывает. Они тревожат его. Вы можете предположить, откуда он узнал об этом океане?
- Нет, - Тая потерянно теребила ремешок сумочки.- Я... не знаю.
- Хм. Сны и приступы. Скорее всего, это связано.
- Не может быть, сны ему снились не в то время, когда были приступы, вообще, он всего раза два об этом говорил, - Тая чуть не плакала.- Мы ничего ему не говорили...
- А может, как раз и стоит ему рассказать? ... Или показать картины?...Да-да, именно так.- Доктор опять вскочил и в волнении забегал по кабинету.- Надо проследить его реакцию во время просмотра.
- Этого не будет никогда!- Резко и безапелляционно произнесла Тая.
- Но почему?!
Веймс чувствовал, что натолкнулся на непреодолимый барьер. Как всегда, он попытался обойти его, вместо того, чтобы разрушить:
- Поймите, Тая, ваш ребенок, вероятно, реагирует на ваше же психическое состояние. Так бывает, об этом написано немало трудов. Вы сами сознательно или бессознательно ( а точнее, и то, и другое) заталкиваете вглубь всякое упоминание об этом космическом чуде по каким-то, вероятно, трагическим причинам. Это ваше дело. Но ваш сын видит сны , и в них - как раз то, о чем вы не хотите думать и вспоминать. Психика ребенка открыта, она не подвергается такому жесткому контролю со стороны сознания, как у взрослого человека. Ребенок ярче и тоньше реагирует на любое изменение психо-физиологического состояния окружающих его людей, особенно близких, особенно матери. Если есть сны, значит, есть причина. И я думаю, дело - в вас. Ребенок отражает в снах ваше состояние. Поэтому я должен подвергнуть обследованию и вас. - Веймс вопросительно посмотрел на сидящую перед ним женщину.
Она напряженно молчала.
- Ну, вот, и ладненько. Начнем прямо сегодня.
- Можно... я пройду к сыну?- Тая умоляюще посмотрела на врача.
- Почему нет? Сейчас вас проводят. А потом, милости прошу обратно сюда, - строго добавил Веймс.
- Хорошо, - подавленно прошептала Тая Лин.
2
Мама! Наконец-то!- я так соскучился по тебе!- Ярко-синие глаза мальчика весело блеснули.
- Как ты себя чувствуешь?- Тая мягко улыбнулась и погладила руку сына.
- Отлично! Не знаю, почему меня здесь еще держат?- Синие глаза недоуменно округлились, но потом, видя, как мать отвела свой взгляд, Ростислав добавил: - Да, я понимаю, эти приступы. Ты знаешь, мне иногда не верится, что они бывают. Я ведь не чувствую их абсолютно!
- Ты их чувствуешь, Ростислав, но не помнишь. Если бы ты видел себя, скрученного болью!- голос Таи задрожал.- Может, это и хорошо, что ты потом все забываешь.
- А может, меня снять на видео, когда будет очередной приступ?- Спросил неожиданно мальчик.
Тая даже вздрогнула, настолько чудовищной и нелепой ей показалась эта мысль: снимать сына, когда он загинается от боли.
- Ты знаешь, мам, тут так много разной аппаратуры! Вот сегодня меня обследовали такой блестящей штукой... - увидев, что мать его не слушает, а о чем-то напряженно думает, Ростислав спросил:
- Что случилось, мама? Тебя что-то тревожит? Если это из-за меня, то, видишь, я здоров. Теперь целый год - никаких проблем!
Тая с жалостью посмотрела сына, но не стала ему говорить, что в этом году приступов было уже два.
- Доктор Веймс упоминал, что ты ему рассказывал о каком-то сне.- медленно начала женщина.
- Да! - Оживился мальчик, - мне приснился такой удивительный сон! Хочешь, расскажу? Как будто, есть такая планета, поверхность которой сплошь покрыта водой, и она не голубая, как у нас, а красная-красная. Такой океан, можно сказать. И будто, этот океан -одно живое существо. Мне даже, кажется, мы с ним играли и разговаривали. Только не помню, о чем. И вообще, я уже забываю подробности этого сна, хотя мне сначала показалось, что это произошло на самом деле, так все ярко было. Что с тобой, мама? - Встревожился Ростислав , увидев, что мать чуть не плачет.
- Ничего, сынок, не обращай внимание. Лучше скажи, тебе ведь и раньше снилось подобное? Я помню, ты мне говорил.
- Да, но как-то смутно все. А этот сон такой яркий! Я, когда проснулся, даже не понял, где нахожусь! ..И знаешь, мне показалось во сне, будто бы я вошел в океан и стал его частичкой, капелькой. И мне так весело было и свободно!
3.
Такого эффекта они не ожидали. По рекомендации доктора Веймса Тая осторожно рассказала сыну о своем далеком путешествии на планету Океана, не очень вдаваясь в подробности. На посыпавшиеся было вопросы мальчика, особенно, почему она об этом раньше не говорила, Тая, плавно уйдя в сторону, ответила лишь, что ей не очень приятны эти воспоминания, так как погибли ее друзья. И поспешила добавить, что консилиум докторов клиники решил показать Ростиславу картины - "портреты" Океана. Когда она сказала, что картины написаны ею самой, мальчик, огорошенный новостью, что он не знает о матери стольких вещей ( она, оказывается, и космонавт, и художник!). поинтересовался:
- Почему ты перестала- летать и рисовать?
- Не смогла больше...Я потом тебе попытаюсь объяснить.- Тая все еще сомневалась в необходимости такого эксперимента.
Но эффект оказался грандиозным : шесть взрослых человек: пять докторов и Тая наблюдали за тем, как десятилетний мальчик, обойдя все полотна, привезенные и собранные в одном из залов медицинского комплекса, расставленные по креслам и стульям, внезапно сел прямо на устланный ковром пол... и начал рассказывать.
Он говорил без умолку часа три: о космических кораблях причудливой формы, о странных существах разных планет, об их реакции на живой океан , об их переживаниях, особенностях психики и строении мозга и чувств. Иногда ему не хватало слов, для обозначений незнакомых вещей, и тогда он издавал странные звуки - хлюпающие, свистящие, шипящие, произнося, вероятно, слова на языках оригинала.
Он рассказывал об экспериментах, которые ставил над ними Океан, пытаясь понять их внутренний мир, об их реакции на эксперименты, о том, как он сам страдал от этой реакции.
И так - три часа.
Все слушали, как завороженные.
Две вещи насторожили доктора Веймса: мальчик, рассказывая как Океан "просматривал" психику пришельцев и затем экспериментировал с ней, вскользь упомянул, что логики у него другая ( или ее вообще нет), поэтому после каждого "просмотра" мысли и чувства складывались непоследовательно, и даже хаотически. Это выглядело, как если, скажем, из письменного стола, где все было сложено аккуратно, выгребли все, а потом побросали обратно как зря, не зная, зачем нужны те или иные предметы. А еще чаще, получался порядок "до наоборот" изначальному: самые глубинные мысли и чувства оказывались "вверху", так как были последними в ряду "просмотра".
Веймс помнил, что говорила Тая (перед экспериментом состоялся разговор и с ней) о реакции землян: "на свет божий" выводились самые глубинные пласты их подсознания, которые вдруг начинали преобладать.
Другой вещью, которую взял на заметку Веймс, что-то быстро черкнув в своей записной книжке, было неотступное ощущение, что мальчик говорит как бы от имени самого Океана: он нигде не употребил слова "океан", вообще, никак не обозначил его, даже местоимениями, только рассказывал о его реакции на пришельцев.
На Таю нахлынули воспоминания. Странно, что на этот раз к ним почти не примешивался тягучий комок боли и горечи. В какой-то момент она даже почувствовала себя совсем легко: когда Ростислав говорил о смене красок в Океане, напоминавшей игру. Внезапно проскользнула мысль: "А что, если...?". Тая, после того, как написала эти картины, немедленно признанные мировой общественностью шедеврами, никогда больше не видела их. Она сознательно избегала музеи и галереи, где они выставлялись . Она не могла это видеть , как не могла об этом говорить. И сейчас она сидела у окна, так, что все полотна были обращены к ней обратной стороной. Она специально на этом настояла. Но, увидев реакцию сына, Тая решилась.
Женщина медленно поднялась с кресла, в котором сидела и , сопровождаемая взглядами притихших докторов, подошла к сыну. Затем резко повернулась к картинам.
Бушующий поток обрывков мыслей , отрывочных воспоминаний закружил ее в вихре. Клокочущая, хаотичная масса каких-то ( и чьих-то) впечатлений подхватила и понесла вперед , покачивая на красных волнах. Она ощутила себя песчинкой, частичкой, капелькой этого Океана. Она чувствовала единство с такими же капельками вокруг. Она - Ничто и Все!
Затем хаос чувств и мыслей постепенно улегся. Так , осенние листья, поднятые ветром, опять ложатся на землю, составляя новый "ковер", причудливый и нелогичный.
"Ты это тоже чувствуешь, мама!"- ликующий голос сына заставил Таю оторваться от картин и посмотреть на мальчика.
"Да, милый, я это чувствую! Как ты говорил - песчинкой, частью Океана..."
"Мне вон та картина нравится больше всех, крайняя, страшная. Произошло тогда что-то плохое?"
Тая не решилась взглянуть на ту картину, на которую указывал Ростислав, испугавшись, что он поймет больше, чем ему нужно"
"Я уже понял, мама"- как- то по взрослому произнес сын, будто подслушав ее мысли. " Мой отец... мой настоящий отец - в Океане. Он не погиб, мама, он растворился в Океане, обогатив его новыми гранями Чувства, как и другие до него. И теперь, он сам - Океан!"
Голос вдруг начал звучать как-то приглушенно, как будто резко уменьшили звук. Тая неотрывно смотрела на губы сына: они не двигались.
"Твои тоже не двигаются, мама,"- тут же откликнулся мальчик.
"Так, значит, мы переговариваемся беззвучно, мысленно?"
"Ура! Мы- телепаты!"- обрадовался Ростислав. Его "голос" опять стал громким.
Тая не разделяла его ликования. Будто ища поддержки, она взглянула на доктора Веймса:
"Она все-таки решилась взглянуть на свои картины. Молодец! Но, мне кажется, сейчас что-то происходит между сыном и матерью"- хрипло прошептал голос Джеймса Веймса. Его губы при этом оставались сдвинутыми.
Тая переводила взгляд с одного присутствующего на другого:
"Что она так пристально смотрит?"
"Зачем оглядывает всех?"
" Чего уставилась? "Крыша" поехала?"
"Мальчик совсем не похож на нее..."
" А она - ничего..." - со всех сторон послышались голоса. Тая быстро повернулась к сыну.
" Мы теперь всегда всех будем слышать?" - тихо спросил Ростислав.
" Я... не знаю". Она лихорадочно соображала, что делать.
- Доктор Веймс, - наконец, охрипшим внезапно голосом обратилась она к ведущему психоневрологу.
- Нам срочно надо с вами переговорить.- Она решительно взяла сына за руку и заставила встать.