- Тимур Александрович, вас просил зайти к себе Сам,- стрельнув глазками, проговорила на распев новая лаборантка Ниночка.- Срочно!
Странно, он до сих пор не привык, что его величают по имени-отчеству. Может, дело в их, как он считал, не сочетаемости? А впрочем, с каким русским отчеством сможет сочетаться тюркское имя 'Тимур' - мамина причуда, дань откуда-то выплывшим во время ее беременности тюркским корням? Он вообще, предпочитал, чтобы его называли 'Тим': коротко и ясно. Ну, какой он 'Тимур' - голубоглазый, рослый... Цвет волос, правда, почти как у мамы - иссиня-черный. В общем, всего 'намешала' природа!
Но серьезная экспериментальная лаборатория в известной научной организации - Международном Центре биохимических исследований Человека - требовала соответствующего поведения и отношения. И должность под стать: заведующий этой самой лабораторией. Доктор наук. ( 'Наше юное светило!'- как любил говаривать Сам.)
Впрочем, далеко уже и не 'юное' - 27 лет, как-никак, 'не мальчик уж'! Но среди здешних важно-именитых профессоров - 'алхимиков' ( опять же выраженьице из лексикона Самого) он, со своей докторской, блестяще защищенной два года назад, казался чуть ли не 'тинейджером'.
- Хорошо, Ниночка.
- Вам помочь с экспонатами? - щебетнула снова Ниночка, в который раз незатейливо пытаясь его расположить к себе: все-таки такой молодой - и уже профессор! И - душка, - забежав на минутку в соседнюю лабораторию, рассказывала она подружке Оксане.- 'Жаль, зануда немного: дальше своих пробирок не видит'- добавляла в ответ на расспросы той, как идут дела по 'охмурению' 'профессора'.
Вот это как раз было привычно: для девчонок его облик больше вязался с эдаким сердцеедом-балагуром, чем с ученым-'ботаником', корпящим практически все время над разработкой научных гипотез или проведением исследований. Ему и при защите это здорово мешало: оказалось, 'ученые мужи' в наличии штампов ничуть не уступали знакомым девчонкам.
Тим улыбнулся про себя, вспомнив момент защиты: слегка высокомерная недоверчивость членов высокого Ученого совета в начале, а потом, по мере того, как он уверенно начал излагать свою теорию - нарастающий гул и восхищенно-изумленные взгляды профессуры.
Тогда его диссертация на тему исследований возможностей человеческого глаза произвела фурор настолько, что ему вместо предполагаемой кандидатской дали докторскую степень. А через несколько дней лично позвонил глава Центра, член бесчисленного количества академий, лауреат множества премий и наград в области науки и новейших биохимических достижений, Булдашев Игорь Игоревич, между коллегами и подчиненными - 'Гор Горич', или 'Горич' ( от слова 'Гора') , или просто Сам. Предложил работать у него, на что Тим с радостью согласился. Так Тим стал главой маленького ( всего два человека в подчинении!), но очень перспективного отдела.
- Спасибо, Ниночка, не надо. Я потом вернусь и разложу все, - не хотелось доверять легкомысленной лаборантке такое важное дело (и нудное для нее!), как систематизация полученных результатов.
Тим на минуту снова задумался, 'переваривая' результаты последних исследований. Конечно, и шеф вызывал его по тому же поводу: не терпелось услышать выводы.
Выводы были странные, и Тим еще не знал, как их оценить.
Несколько месяцев назад одна знакомая Булдашева , детский врач-офтальмолог, поделилась ему наболевшим: работы 'завал' , очереди в ее кабинет огромные: со всех детских садов города массово отправляют детей на обследование .
- А что такое ? - заинтересовался 'Гор Горич'.
- Да в том-то и дело, что непонятно: дети здоровы - настолько, насколько обычно. Более того, процентов 70, я бы сказала, среди присланных на обследование детей - с очень хорошим зрением, практически идеальным. С ума, там они, в детских садах посходили, что ли? - возмущалась женщина.
Булдашев, как гончая, почуявшая добычу, мгновенно 'взял след':
- Так что-то у них все же не в порядке, вероятно? - перебил свою знакомую.
Та бросила на него обиженный взгляд:
- Может, и не в порядке, да только это не по моей части,- ответила немного резко. Потом смягчилась:
- Я слышала, их вначале к психологам посылали: они там что-то не могли собрать, какую-то мозаику... Ты же знаешь, в этом образовании вечно какие-нибудь 'инновационные педагогические приемы' изобретают, а потом дети с родителями расхлебывают!
- А что психологи? - думая о чем-то своем, снова перебил ее Булдашев.
- А что психологи? Психологи тоже заявили, что все вполне адекватные детки. Тогда и направили их к нам. Но только ни я, ни мои коллеги, насколько я знаю, ничего такого не обнаружили.
- И что, много детей? - снова спросил 'Горич'.
- Да я за тридцать лет работы такого столпотворения не видела около моего кабинета! Талончики бесплатные на месяц вперед распланированы, и то, по 'блату' великому! ...Думаешь, что-то серьезное?- заглянула она в глаза старому другу, прерывая его молчание.
- Как-то странно... А все, что странное - серьезно, - задумчиво ответил Булдашев.
- Вот что, направляй детей к нам. Мы там создали специальную лабораторию по проблеме глаза. Ею один молодой гений управляет, - усмехнулся, вспомнив, как начинал покусывать губы Тим, когда его называли 'молодым гением':
- Я сотрудников обяжу и примерное расписание составлю. А то твои подопечные мне там весь Центр разнесут, если им волю дать, - улыбнулся Булдашев знакомой.
Так четыре месяца назад секция, находящаяся под руководством Тима, превратилась в настоящий 'детский сад'.
Детей, действительно, было много, и почти каждый день начинался теперь с веселого детского гомона, а также всего того, что его сопровождало: прыганья, беганья, стучания и хлопания дверями, увещеваний матушек-бабушек, пытающихся образумить маленьких непосед и настроить их на 'официально-трепетное' отношение к одному из самых известных на планете научных Центров. Но малышам все было нипочем! Серьезные проблемы серьезных взрослых их пока не касались, и они, утомленные долгим ожиданием, от души веселились, с неподражаемой выдумкой находя забавы в длинных скучных кабинетах Центра.
Тима это забавляло, как и непрерывная восторженная любознательность малышей ('А это для чего?'), его же помощница, почтенная Инесса Федоровна, никогда не имевшая собственных, только поджимала губы, придирчиво следя, как бы кто что не разбил и не 'утащил' ('с них станется!'). Ниночка же, похоже, тоже получавшая удовольствие от присутствия детей, так скрасивших 'серые будни' научного центра, то и дело всплескивала руками и прыскала в кулак под недовольным взглядом Инессы Федоровны.
Только по четвергам, когда Сам собирал всех на традиционное совещание ('Боярскую думу', где в роли 'бояр' выступали профессора и завлабораториями), детей в Центре не было. И сразу становилось как-то однообразно-скучно, хотя, конечно, работать толком, оценивая наблюдения, при непрерывном потоке идущих на прием детей было очень сложно. Но так уже к ним тут привыкли, тем более, что некоторых приходилось вызывать несколько раз!
Ниночка в такие дни тускнела и все норовила 'помочь разложить экспонаты' 'Тимуралександровичу', не обращая внимание на его вежливые отказы. А Инесса Федоровна наоборот, до того ходившая сама не своя и пачками заглатывавшая таблетки, воспрянув духом, включалась интенсивно в работу.
Впрочем, специалистом она была отменным.
Это она, заставляя Ниночку дотошно записывать все результаты наблюдений, педантично просматривавшая их раз за разом (чем просто изводила бедную лаборантку), обратила внимании на один интересный факт.
В сущности, все остальные исследования ( а каких только технологий и методов не применял Тим в попытке выявить хоть что-то!) результата не дали. Точнее, результат был один: около 70 процентов детей (точнее, 76) обладали крайне острым зрением, не имели никаких нарушений и 'глазных болезней'.
И вот, несколько дней назад, Инесса обратила внимание на еще одну особенность: размер некоторых фоторецепторов в хрусталике глаза именно этих 76 % детей несколько отличался от стандартного. Всего чуть-чуть, несколько микрон. Но это были рецепторы, отвечающие за цветовосприятие.