В катафалке было душно и темно. Передо мной стоял длинный гроб, и в нем кто-то лежал. Покойника, как мне показалось, я не знал. Да и нужно ли мне это было? Я уже перестал в этот день чему-либо удивляться. Ну, не знаю я покойника, и что из этого? Знаю ли я вообще, как попал в этот автобус смерти? Мне оставалось только ждать момента, когда мы приедем к месту назначения. Однако вскоре я понял, что мы с моим новым знакомым стоим и пока никуда не собираемся. Тогда я подумал, что мне должно стать жутко страшно или что-то в этом роде... Я зажмурил глаза и приготовился к наплыву всем известного чувства неизвестности. Но нет... К сожалению, я оставался совершенно спокойным, даже невозмутимым. "Ну, уж это некуда не годится", - подумал я, однако мои размышления тотчас были прерваны громкими возгласами печальной толпы, которая со скорбью на лицах ворвалась в наш катафалк. Среди них я признал некоторые знакомые физиономии, которые, несмотря на кромешную темноту, умудрились меня вычленить. Все они тотчас направились ко мне и стали с тоской делиться траурными поцелуями и омывать искренними слезами мое плечо. Мне стало чуть неприятно, но я, к моему удивлению, с готовностью стал повторять все эти незамысловатые порывы души. Вскоре все заняли свои места, и автобус тронулся. На гроб старались не смотреть. Мне это показалось странным, ибо обычно в последние часы пребывания человека на земле его близкие и родные стремятся быть ближе к нему. Даже я, человек совершенно посторонний, вглядывался в лицо умершего и старался познать тайну его жизни, понять, чем мог жить такой человек, о чем мечтал всю свою жизнь, о чем думал в последние дни. Но все это, как мне показалось, мало волновало окружающих. Наверное, они и так все это хорошо знали - они ведь были его близкими. А мы все ехали и ехали. Потихоньку гнетущая тишина стала рассеиваться, и то из одного, то из другого угла стал раздаваться шепот. Я еще не мог различить, о чем говорят в этих углах, но иногда мне казалось, что слышу слово "покойный".
Прошел где-то час. Меня стало томить чувство ожидания конца всей этой затянувшейся церемонии. Я довольно хорошо знал город и ломал голову над тем, какое же кладбище выбрали для этого достойнейшего человека. Все окна были занавешены красными шторами, и мысль их отодвинуть и посмотреть в окно казалась мне дерзкой и неприличной. Шепот о покойнике потихоньку распространялся по всему автобусу, и вскоре все присутствующие начали разговаривать в полный голос... об обыденных вещах. За последующие часы я узнавал все больше разных подробностей об окружающих меня людях. Иногда мне казалось, что я присутствую совсем и не на похоронах, а на обычной светской вечеринке, где люди изредка вспоминают о своем общем покойном знакомом. Со мной, казалось, пытались не разговаривать, и только когда мой взгляд встречался со взглядом какой-нибудь красотки в трауре, она вздыхала, склоняла свою головку и роняла: "Ох, неисповедимы пути Господни". На этом мое общение со всеми заканчивалось. Мне это уже начинало надоедать. Время шло, а кладбища все не было. Под убаюкивающее качание автобуса и под звуки траурной беседы я стал засыпать...
Когда я проснулся, то обнаружил, что многие мои попутчики спят, а оставшиеся бодрствующее продолжают разговаривать, правда, полушепотом. Я посмотрел на часы и вздрогнул: с момента нашего отправления прошло уже пять часов. В первую секунду мне стало не по себе, но, немного подумав, я решил, что, скорее всего, мы направляемся в город, где жил или родился покойник. Это трезвая мысль меня немного успокоила, и я уже открыл рот, чтобы спросить у моего не спящего соседа, сколько еще ехать до кладбища, однако что-то меня остановило. Вначале я и не понял, что было это "что-то"...
Даже сейчас, когда прошло более 20 лет, при воспоминании о том, что тогда произошло, у меня по спине пробегают мурашки. Дело в том, что для того чтобы спросить, сколько нам еще ехать, у человека, сидящего рядом со мной, мне нужно было чуть к нему развернуться таким образом, что я оказывался непосредственно перед покойником. И вот, когда я уже собирался задать свой вопрос, я увидел, как мужчина, лежащий в гробу, открывает глаза, поднимает руку, смотрит на часы, раздраженно вздыхает...и переворачивается на бок. На мгновение я потерял дар речи, а потом вместо вопроса у меня вырвался пронзительный крик. Все окружающее проснулись и спокойно поинтересовались у меня о причине моего шумного поведения. Ответ застрял у меня в горле, и я смог только указать на покойника. Все направили свои взгляды на гроб, но ничего нового там для себя не обнаружив, с требовательным любопытством посмотрели на моего соседа. Сосед ухмыльнулся и равнодушно описал им леденящую душу картину проявлений жизни в гробе. Сидящая толпа хихикнула, с каким-то удивлением и даже недовольством посмотрела на меня, пожала плечами и возобновила свой разговор, прервавшийся перед сном. Все это показалось мне не только странным, но даже рассердило меня. Я, оправившись от ужаса, заговорил: "Скажите, вы понимаете, что человек, лежащий там...", - я не мог более произносить слова "покойник" и "гроб", - "этот человек жив!" Мой сосед с ухмылкой сказал мне: "Да, я это не только понимаю, но и знаю". "Так куда мы тогда едем?" - с нарастающим раздражением спросил я. "На кладбище, мой дорогой, на кладбище. Мне даже странно, что вы еще этого не поняли". "Но помилуйте, как же вы его будете хоронить, если он жив?" "Мы его будем хоронить, когда он умрет. Разве это не понятно?" "Тогда ответьте мне, что будет, если он не умрет к тому времени, как мы приедем на кладбище?" Мой сосед, которому уже явно надоели мои расспросы, зло произнес: "Поймите, такого быть не может. Мы приедем на кладбище, когда он умрет. Или если вам будет угодно, он умрет, когда мы приедем туда". Такого ответа я не ожидал и перед тем, как продолжить наш неприятный разговор, я призадумался. Но ход моих мыслей остановился вместе с притормаживающим автобусом. Я даже вздрогнул от неожиданности. Мысль о том, что мы можем остановиться, никак не приходила в голову. А ведь это самое разумное и полезное, что могло произойти в ходе нашей поездки. Я уже готов был плюнуть на все условности и вырваться от всех этих людей с живым покойником, как вдруг кто-то вошел к нам в катафалк.
Это были три хорошенькие девушки, держащие подносы с едой. Да-да! С едой! На подносах было много вкусных и аппетитных бутербродов, стаканы с соком и фрукты. Все это моментально разбиралось сидящими у гроба. На каждого человека полагалось два бутерброда, один стакан сока и один фрукт, в основном, персики и бананы. После того, как подносы были опустошены, все три официантки вышли и в автобус поднялась четвертая с небольшим подносиком в форме венка. Она скромно подошла к гробу, постояла немного и поставила этот венок с закуской у покойника. Потом, немного постояв, она выбежала. Не успев ничего сообразить, я про себя отметил, что автобус тронулся. Мне стало жарко. Вокруг все жевали и продолжали весело болтать. После трапезы все замолчали и уставились на человека в гробе. Тот привстал и взял с подноса небольшой персик. Последнее что я слышал, был тихий стук об пол косточки персика. Я потерял сознание.
Очнулся я у себя дома на мягкой теплой постели. Я долго вспоминал все то, что произошло со мной накануне. По мне стекал пот, и я пытался вспомнить лица, присутствующих в катафалке, но не мог. Потихоньку я стал приходить к мысли, что все это мне приснилось, что это был просто ночной кошмар. Я встал и начал одеваться, дивясь, что мне, человеку серьезному, человеку со здравым рассудком, может присниться такая чушь.
На кухне меня встретила мама и спросила, как я себя чувствую. Мне показался странным ее вопрос, ибо человек я крепкий и редко болеющий. Да и вчера на недуги я никакие не жаловался. Мама подала мне кофе: "Да, совсем забыла", - сказала она и пошла в коридор, откуда вернулась с бумажным пакетом, - "Ты наверное ничего не помнишь, ибо вчера твой друг принес тебя без сознания... Перед уходом он просил передать тебе вот это". Я открыл пакет и обнаружил там два бутерброда и персик...