"Масть твоя - это как печать. Не отмоешься вовек. Скажем, нельзя босиком по хате ходить, по голому полу. Почему? Из соображений гигиены. А если кому на эту гигиену плевать? Вот тебе масть - "пешеход"! Не моешься, зубы не чистишь, да не потому, что зубной щетки или пасты нет, просто не приучен, воняет от тебя, от твоей одежды - лови масть "чёрта". Стираешь за кем-то одежду или белье - "прачка". Трешь спину за сигаретку - "массажист". И так далее. Раньше, помню, на малолетке тот, кто тридцать мастей схватывал, автоматически переводился в "опущенные". Переборы, конечно, были. Например, нельзя было собственный член трогать руками, даже в душе или туалете. Пошел на парашу - цепляй член крючком и справляй нужду. Теперь этого нет. И масти многие забылись. Но зэк жил, живет и будет жить по своим законам, по понятиям..."
МАЛОЛЕТКА
Основано на реальных событиях.
По воспоминаниям арестантов,
дожидавшихся суда в следственном
изоляторе Љ1 г. Екатеринбурга
Глава 1
В тускло освещенной прокуренной камере, куда конвоир втолкнул Алексея, воняло, словно в привокзальном сортире. Запахи немытых тел, грязного белья, дешевых папирос и испражнений дополняли и усиливали друг друга, создавая обычную для тюрьмы атмосферу. Затянутое густой сеткой маленькое окошечко под самым потолком не пропускало внутрь помещения ни свежего воздуха, ни солнечного света. Одинокая голая лампочка устало боролась с темнотой, освещая непритязательную обстановку камеры: двухярусные нары вдоль стены, на которых развалились арестанты, да обитый железными уголками деревянный стол. За столом сидел здоровый парень, обнаженный торс которого был густо усеян татуировками. При виде новенького он бросил на стол карты, встал и пошел к Алексею, поигрывая накачанными мышцам:
- Прикинь, братва, какого фраерка к нам подкинули, - здоровяк недобро усмехнулся. - От него еще волей пахнет.
Алексей все еще стоял у двери. От страха у него ослабли ноги, и чтобы не упасть, он крепко ухватился за железные прутья решетки. С нар "фраерка" буравили несколько пар насмешливых глаз. Во взглядах - ни капли сочувствия, лишь желание развлечься.
Верзила, рисуясь перед публикой, вплотную подошел вплотную к Алексею:
- Ты знаешь, урод, куда попал?
Алексей молчал.
- Ты, чувак, в пидорню попал. Здесь пидоры сидят. А раз ты здесь, значит, за тобой что-то есть.
Алексей невольно дернулся назад, уперся спиной в дверь. Сердце словно провалилось куда-то, кровь забила в висках так громко, что заглушила последние слова верзилы.
- Ты что, догоняешь? Раздевайся, говорю. Нет, пацаны, он не врубается совсем. Надо ему помочь.
С ближних нар на зов сорвались две человеческие фигуры. Под одобрительные смешки уставших от безделья арестантов они выволокли Алексея на середину камеры, сорвали с него рубаху, стали стягивать брюки. Сопротивляясь, Алексей впился зубами в руку одного из насильников. Тот завопил от боли и ударом в живот уложил жертву на пол. Минуты две Алексея избивали ногами. Затем верзила подал знак своим "шестеркам", и те отошли в сторону.
- Ну что, сучонок, - здоровяк довольно усмехнулся, - получил свое? По-хорошему не захотел, так мы с тобой можем и по-плохому.
Сквозь кровавую пелену в глазах Алексей с ужасом наблюдал, как стоящий над ним человек расстегивает ширинку на своих штанах.
- Отходи, братва, я этого урода сейчас со своим "шлангом" знакомить буду. Пусть немного охладится.
Алексей понял, что это конец. В лицо ему ударила теплая струя мочи. Алексей зажмурился... и проснулся.
Его любимец, коричневый доберман-трехлетка, уже стащил с кровати одеяло, а теперь теплым, шершавым языком облизывал хозяину ухо.
- Спасибо, Бой, - Алексей потрепал пса по загривку. Если бы не ты, дружище... Он вспомнил ночной кошмар и облегченно вздохнул. Начитался перед сном рассказов о "братве", и вот - результат.
Хотелось еще немного понежиться в постели, но Алексей знал: Бой не даст, не позволит хозяину расслабиться, начнет жалобно поскуливать, звать на прогулку. Поэтому он не стал испытывать терпение своего четырехлапого друга, быстро поднялся, заправил кровать и отправился умываться. Горячей воды опять не было, но к этому Алексей давно привык, сполоснул лицо холодной. Чистить зубы не стал - решил, что лучше это будет сделать после завтрака.
На кухонном столе Алексей обнаружил записку от мамы. Все как всегда: работы много, домой придет поздно, обед на плите, ужин в холодильнике.
Алексей тяжело вздохнул. Со дня трагической гибели отца прошло чуть более двух лет. Мама, чудом выжившая в той страшной автомобильной аварии, осталась единственной кормилицей в семье. После выхода из больницы она устроилась на вторую работу. Теперь после окончания занятий в школе, где мама преподавала русский язык и литературу, ей приходилось еще несколько часов стоять за прилавком в книжном магазине. Подобное совмещение позволяло кормить и одевать двух своих сыновей: старшего Алексея и младшего Павла. Разница в возрасте между ними составляла всего полтора года. Сейчас Алексею было почти восемнадцать, он недавно окончил школу и планировал куда-нибудь устроиться на работу, чтобы помогать матери. А вот Паша...
Алексей еще раз тяжело вздохнул. Павел уже полгода находился в тюрьме. В пятнадцать лет брат "подсел на иглу", но ни денег, ни вещей из дома не брал. Средства для приобретения наркоты он добывал, грабя пьяных прохожих на улицах. Дождавшись, когда жертва окажется в безлюдном месте, подростки набрасывались на мужчину, сбивали его с ног, забирали деньги и ценные вещи, а после бежали в разные стороны. Спустя 10-20 минут награбленное уже сбывалось по дешевке скупщикам, а на вырученные деньги приобретался белый порошок.
Ни мать, ни Алексей даже не догадывались, что Павел был наркоманом. Его поздние приходы домой, перепады настроения, отсутствие аппетита - все это объяснялось близкими как особенности переходного возраста. А потому таким неожиданным и непонятным стало известие о том, что Пашу арестовали.
Обычно мужчины, которые подвергались нападению, активного сопротивления малолетним грабителям не оказывали, потому как находились в сильном подпитии. Но однажды Пашкиной компании не повезло. Очередная жертва оказалась полицейским в штатском. Мужчина выхватил табельный Макаров, выстрелил в воздух и под дулом пистолета отвел незадачливых грабителей в ближайшее отделение. Перепуганные мальчишки даже и не подумали о возможном бегстве. Теперь все четверо находились в следственном изоляторе. Фотографии малолеток были показаны по телевизору, пошли отклики, число доказанных эпизодов составило почти два десятка. В общем, даже с учетом смягчающих обстоятельств, срок Пашке светил немалый...
От тяжелых воспоминаний Алексея отвлекло тихое поскуливание добермана. Бой сидел возле дверей, сжав зубами поводок, и преданно глядел на хозяина.
- Хорошо. Пойдем, прогуляемся, - сказал Алексей.
Он облачился в спортивный костюм и старые стоптанные кроссовки. Перед выходом на секунду задержался у трюмо, бросив взгляд в зеркало. Высокий, широкоплечий, симпатичный. Улыбнувшись своему отражению, Алексей отправился на традиционный утреннюю пробежку.
Он и предположить не мог, что домой вернется ой как нескоро...
Глава 2
Для своих сорока лет Светлана Андреевна Виноградова выглядела молодо. Невысокая, хрупкая, она походила скорее на девушку-студентку, чем на мать двоих совсем уже взрослых сыновей. И лишь присмотревшись повнимательнее, можно было заметить мелкие морщинки вокруг глаз. Только они, да еще несколько седых волос у виска молчаливо свидетельствовали о перенесенных этой женщиной страданиях.
А как все счастливо начиналось! Выпускница педагогического университета, она приехала в этот небольшой городок по распределению и тут встретила Его. Володя оказался ее соседом по общежитию, куда поселил молодую учительницу. Днем они работали: она в школе, он на стройке, а вечером гуляли по расположенному рядом с общежитием парку. Незаметно дружба переросла в любовь. Накануне ноябрьских праздников сыграли свадьбу. А через девять месяцев на свет появился первенец - Алексей. Забеременев повторно, Светлана обрадовалась: уж очень ей хотелось родить дочку. Оказалось, еще один пацан. Больше Виноградовы решили судьбу не искушать. Так и жили вчетвером.
Ребята порастали, радовали родителей, иногда огорчали. Володя устроился в строительную фирму, благодаря организаторским способностям сделал успешную карьеру, прилично зарабатывал. Соседи поглядывали на них с завистью. Еще бы: и машину приобрели, и на море каждое лето всей семьей ездят, и дача своя за городом. Вот и дозавидовались, сглазили.
Однажды, оставив детей дома одних (мол, вы уже взрослые, а мама с папой тоже должны иногда отдыхать), Светлана с Владимиром поехали на природу. Володя, обычно спокойный, немногословный, был в этот раз неудержим: шутил, балагурил, осыпал жену комплиментами, рассказывал анекдоты и всякие разные истории. Когда навстречу их "Жигулям" из-за поворота внезапно вылетел грузовик, муж успел лишь крутануть руль вправо, подставив под удар свою сторону машины. Владимир погиб мгновенно, Светлана чудом осталась в живых. Когда ее окровавленную удалось вытащить из кучи металлолома, некогда бывшего автомобилем, мало кто верил в счастливый исход дела. Но медицина творит чудеса. Переломы срослись, спустя несколько месяцев Светлана уже могла ходить. Пока она была в больнице, в доме хозяйничал Алексей. Он практически ежедневно навещал мать, стирал и готовил для нее. Павел заходил реже, примерно раз в неделю. Видимо, тогда он и пристрастился к наркотикам, будучи предоставленный самому себе.
Страховка за машину оказалась копеечной. Чтобы оплатить лечение, ей пришлось продать дачу. Сбережений у Виноградовых не было, в их семье не привыкли копить и откладывать деньги "на черный день". А потому Светлана сразу после выхода из больницы стала подыскивать возможность дополнительного заработка. Когда появился вариант с книжным магазином, долго не раздумывала - надо ведь ставить на ноги сыновей.
Верно в народе говорят - беда одна не ходит. Не успела еще Светлана прийти в себя после гибели мужа, как произошла новая трагедия - арестовали младшего сына. Когда участковый милиционер сообщил ей эту страшную новость, Светлана едва не потеряла сознание. Последовавшие за этим события напоминали какой-то кошмарный сон: допросы в милиции, признания сына в совершенных преступлениях, обыск в присутствии понятых (ими были те самые соседи, еще недавно завидовавшие ее счастью), поиск денег для оплаты услуг известного в городе адвоката. Заливаясь слезами, собирала она первую передачу в тюрьму: теплые вещи, фрукты, сладости. Как же он там один, ее кровинушка, ее Павлушенька...
Вот уже скоро полгода, как Павел находится в следственном изоляторе. Следствие по делу подходит к завершающей стадии. Скоро состоится суд. Адвокат говорит, что на условное наказание надеяться не стоит. Скорее всего, срок будет реальный - два или три года. А там, глядишь, и какая-нибудь амнистия выйдет...
- Светлана Андреевна, вас директор вызывает.
Тонкий голосок девочки-пятиклассницы вырвал учительницу из плена тягостных воспоминаний. Оставив на столе стопку тетрадей с еще непроверенными сочинениями, она закрыла кабинет на ключ и отправилась "на ковер" к начальнику. Не то, чтобы она боялась - претензий по работе к ней никогда не было, - просто не любила лишний раз общаться с Эммой Константиновной. До ареста Павла директор практически не обращала на Светлану никакого внимания, а после того, как все узнали о случившемся, стала потихоньку "доставать" учительницу, рассчитывая на то, что она не выдержит и уволится. Видимо, учительница, имеющая сына-преступника, в представлении Эммы Константиновны считалась профнепригодной. Однако работала Светлана хорошо, повода для увольнения не давала, уходить же из школы из-за директрисы-самодурки ей и в голову не приходило. Хватало, как говорится, и других проблем.
Перед дверью с табличкой "Директор" Светлана замерла на секунду, постучала и, не дожидаясь разрешения, вошла в кабинет. Эмма Константиновна была не одна, на одном из стульев сидел грустный человек лет пятидесяти.
- Светлана Андреевна? Здравствуйте. Я из милиции. Гончаров. Следователь Гончаров.
Еще не зная, что произошло, Светлана поняла, ощутила материнским сердцем - случилась беда со старшим сыном, с Алексеем.
Следователь поддержал ее за локоть, подвел к стулу, помог сесть.
- Лешенька, сынок, что с ним? - спросила она внезапно охрипшим голосом.
Гончаров положил ей на плечо тяжелую ладонь, помедлил секунду, подбирая слова:
- Вы сильная женщина, Светлана Андреевна. Держитесь. Ваш сын убил человека...
Глава 3
В отличие от младшего брата Алексей никогда не имел конфликтов с правоохранительными органами. Его представления о преступном мире складывались из прочитанных книг типа "Братва", "Воры в законе", "Собор без крестов", да еще из на шумевших в свое время фильмов "По прозвищу Зверь", "Беспредел", "Криминальная Россия".
Как и все порядочные, законопослушные граждане Алексей считал, что там, в тюрьмах и зонах, сидят нелюди - злые и беспощадные. А потому, сидя на жесткой скамейке в камере предварительного заключения, он никак не мог понять, что же все-таки произошло. Почему он, обаятельный парень, заботливый сын, стал убийцей, которого держат под замком в этой вонючей бетонной коробке?
Серые шершавые стены, привычные к человеческому горю, подавляли своим равнодушием. Казалось, время остановилось, повисло в тусклом свете электрической лампы. Было странно сознавать, что на воле жизнь не прекратилась, что там по-прежнему шумят деревья, светит солнце, гуляют по улице люди, ездят машины. Вместе со свободой Алексей потерял все - надежду, любовь, мечту. Теперь он отверженный, преступник, убийца...
Этим утром он совершал обычную разминку в парке. Бой сайгаком скакал между деревьями, безуспешно гоняясь за воробьями. Алексей уже заканчивал серию упражнений, когда неподалеку раздался истошный вой добермана. Послышалась чья-то грозная матерная ругань.
- Бой, фу, назад, ко мне! - Путая команды, Алексей бросился выручать своего любимца. Из ближайших кустов навстречу ему вывалились двое: мужчина и женщина, типичные бомжи, грязные, в рваной одежде, с опухшими от пьянки лицами. Видимо, Бой случайно наткнулся на них и отчего-то невзлюбил. Обычно в эти утренние часы в парке бы малолюдно, и Алексей не стал надевать на собаку намордник. Теперь он очень жалел об этом. Бой успел тяпнуть женщину за руку. Бомжиха размахивала окровавленной кистью, злобно материлась и предлагала своему кавалеру "разобраться с этой сукой".
Алексей растерялся. Он знал, что Бой никогда не укусит человека просто так, без причины. Однако времени разбираться не было. Мужчина схватил толстую суковатую палку и обрушил ее на спину добермана. Раздался жалобный визг раненого животного. В голове у Алексея словно что-то взорвалось. Не помня себя от ярости, он схватил лежавший под ногами камень и швырнул его в бомжа. Брошенный изо всех сил метательный снаряд угодил мужчине прямо в затылок. Бомж упал лицом вниз рядом с издыхающим псом. Казалось, внезапно наступившая тишина длилась вечность, затем раздался нечеловеческий крик женщины. Ноги у Алексея вдруг ослабли, он опустился на колени. Потом его вырвало.
На допросе в милиции бомжиха клялась и божилась, что "этот бандит" специально натравил на них своего бешеного пса, а когда Николай, ее сожитель, выступил на защиту испуганной женщины, произошло хладнокровное убийство. Следователь, мужчина в годах, брезгливо отворачивал лицо от источающей смрад бомжихи, но, тем не менее, выслушал ее внимательно. Затем дал подписать протокол и отпустил, убедительно попросив женщину никуда не пропадать. Алексея следователь допрашивать не стал. Во-первых, парень был явно не в себе, во-вторых, ему еще не исполнилось восемнадцати лет. Это означало обязательное присутствие на допросе адвоката и кого-нибудь из родителей. Так Алексей оказался в КПЗ...
Усатый сержант защелкнул на запястьях Алексея наручники, проводил вниз, сдал с рук на руки молодому лейтенанту. Тот приказал вынуть из карманов все вещи, вытащить шнурки из кроссовок. Плохо соображая, Алексей сделал все, что от него требовалось, ответил на стандартный набор вопросов - "Фамилия? Имя? Отчество? Где проживаешь? Где учишься?".
- Куда его? - наконец, спросил у лейтенанта сержант-конвоир.
- Давай в третью.
Пока решалась его дальнейшая судьба, Алексей равнодушно осматривал служебное помещение. Ничего особенного: стол, два стула, скамья для задержанных, шкаф с ящиками для изъятия вещей, телефон.
"Как странно, - вдруг подумал Алексей, - такая обычная вещь, как телефонный аппарат, стала чем-то недостижимым. Я уже не могу, как нормальный человек, просто снять трубку, набрать номер, услышать знакомый голос. Я уже не могу распоряжаться собой, делать то, что хочу. Но что произошло? Разве я стал другим, нежели был вчера? Конечно. Ведь сегодня я убил человека. Но я не хотел этого, все произошло случайно. И, тем не менее, я арестован. Значит, виновен. Меня будут судить. Бедная мама..."
- Встать! Руки за спиной! Вперед! - Голос сержанта вывел Алексея из ступора. Выходя из кабинета, он заметил на двери приклеенный скотчем лист бумаги: "Входи тихо, говори четко, проси мало, уходи быстро!" Мир, где он оказался, жил по своим законам.
Камера, в которую сержант привел Алексея, была пустой. Парень облегченно вздохнул, как только обнаружил это. Перспектива оказаться среди преступников его мало устраивала. Конечно, он понимал, что убийство человека - это не кража ведра картошки, но в глубине души надеялся, что следователь во всем разберется, поймет, что Алексей не хотел никого лишать жизни, что он не готов провести в тюрьме все свои молодые годы. Сидя на жесткой узкой скамье, он ждал, что придет мама, объяснит, какой он хороший сын, и заберет его домой. Пусть все будет, как прежде...
Время замерло. Биологические часы внутри Алексея подсказывали, что он просидел в этом каменном мешке не более двух-трех часов, а ему казалось - уже целую вечность. Откуда-то издалека доносились чьи-то голоса, клацанье замков, попискивание раций. Жизнь шла своим чередом, а он, Алексей Виноградов, убийца, все сидел на жесткой неудобной скамье и размышлял о своей не сложившейся судьбе...
Его думы прервал противный скрежет дверного замка. В камеру ворвался поток хоть и теплого, но свежего воздуха. На пороге стоял сержант: не тот, усатый, что привел Алексея сюда, а другой, помоложе, лет двадцати пяти, на нем и форма милицейская сидела как-то молодцевато. Покручивая в левой руке резиновую дубинку, конвоир отрывисто бросил: "Выходи".
Алексей вышел в коридор и, подгоняемый тычками в спину, побрел впереди сержанта, однако, не туда, где была дежурная часть, а в противоположную сторону. Там, судя по специфической вони, располагался туалет. В помещении вошли вдвоем. Милиционер прикрыл за собой дверь, посмотрел на арестованного, хитро прищурился. "Либо будет бить, либо заставит мыть туалет", - подумал Алексей. Он еще не решил, что предпочтительней, как вдруг сержант сказал:
- Иди, отлей. Давит, небось.
Алексей понял, что действительно "давит". Справлять нужду в присутствии постороннего человека было неловко, однако выбирать не приходилось. Через минуту, сполоснув руки под тонкой струйкой воды, бегущей из проржавленного крана, Алексей был готов к возвращению в камеру.
- Погоди, - остановил его милиционер. Есть хочешь?
Алексей вдруг вспомнил, что в последний раз ел почти сутки назад. Странно, но чувства голода он почему-то не испытывал. Только сухость во рту. Пить теплую, дурно пахнущую воду из-под крана Алексей побрезговал. Поэтому сказал:
- Нет. Мне бы воды. Холодной, - и запнулся.
Сержант воспринял просьбу арестанта без удивления.
- Ладно, - сказал он, методично постукивая дубинкой по облупленной стене туалета, - договорились, воду получишь. У тебя ведь деньги есть. Может, еще что купить?
Алексей вспомнил, как вместе с "неположенными вещами" у него забрали 500 рублей, что выдала мама на продукты еще вчера вечером. Понял, что сержант не играет в благотворительность, хочет лишь немного заработать. Сам Алексей не курил, но из книг и писем брата знал, как ценится хороший табак у заключенных. Поэтому попросил две пачки сигарет. Милиционер молча кивнул и проводил арестованного обратно в камеру.
Спустя час или полтора, когда Алексей уже было разуверился в своей договоренности с сержантом, дверь, наконец, громыхнула замком и приоткрылась.
- Держи, - парень сунул ему в руки запотевший полиэтиленовый пакет с какой-то темной жидкостью. - Будешь уходить, вместе с вещами получишь две пачки "Петра". Денег у тебя не было, понял?
Алексей согласно кивнул головой. Дверь с грохотом захлопнулась. Осторожно, чтобы не расплескать ни капли, он присел на скамейку, пригубил из пакета. Ударили в нос пузырьки, знакомый вкус освежил горло. "Кока-кола", - понял Алексей. Утолив жажду, он аккуратно перевязал пакет ниткой и прислонил к стене.
"Молодец, сержант, не обманул", - пронеслось в голове. Впрочем, насчет людской доброты Алексей не обнадеживался. Общая стоимость напитка и сигарет, купленных милиционером, едва ли превышала 150 рублей. Мент "заработал" 350. Но теперь Алексею было плевать на деньги. Они для мальчишки потеряли всякое значение.
К исходу дня его, наконец, вызвали на допрос к следователю. В присутствии молодого парня, назвавшегося адвокатом, и пожилой женщины, в которой Алексей с ужасом узнал свою мать, он подробно ответил на все вопросы, словно в этой самой откровенности скрывался ключ к его освобождению. Но надеждам не суждено было сбыться. С трудом вникая в сухую процессуальную речь следователя, Алексей осознал, что домой он сегодня не пойдет. Как, впрочем, и завтра. И послезавтра. И вообще неизвестно, когда он снова окажется в родной двухкомнатной квартире.
"Избрать в отношении обвиняемого, Виноградова Алексея Владимировича, меру пресечения в виде заключения под стражу..." - слова следователя молоточками стучали в висках, и Алексей, ничего не соображая, словно робот простился с матерью, протянул руки для наручников, зашагал вниз по лестнице, в вонючую камеру, где просидел, не шевелясь пару часов. Здесь, в одиночестве стесняться некого, и Алексей беззвучно ревел, оплакивая свою неудавшуюся жизнь, страдания матери, гибель любимой собаки, смерть несчастного бомжа. Наконец он успокоился, обтер краем футболки лицо, допил остатки колы, уже теплой и безвкусной. И неожиданно для самого себя уснул.
Глава 4
Всякий зэка, ныне отбывающий или бывший, до мельчайших подробностей помнит день своего ареста. Куда ходил, с кем говорил, во что был одет, что ел и пил, наконец, какая в этот день была погода, что за фильм показывали в соседнем кинотеатре, почем продавали пиво за углом - обо всем этом осужденный готов до бесконечности беседовать с корешами. Светлана Андреевна Виноградова также до мелочей помнила те дни, когда арестовали ее сыновей - сначала Павла, затем - Алексея. Вот только излить душу, выговориться было некому.
После ареста старшего сына отношение к Светлане со стороны коллег-учителей значительно изменилось. Даже те немногие, что после трагедии с Пашей старались ее как-то поддержать, помочь хоть не делом, так словом, сейчас отошли в сторону, прикрылись от горя матери натянутыми словами сочувствия. Когда Светлана Андреевна заходила в учительскую, все разговоры разом обрывались, у педагогов, только что развлекавших друг друга светской болтовней, тут же находилось множество неотложных дел, и спустя пару минут в комнате становилось пусто. Со временем и сама Светлана начала сторониться коллег - в учительскую заходила по мере надобности, разговоры старалась не заводить. При встрече преподаватели виновато опускали глаза, а за спиной "непутевой мамаши" вели нескончаемые беседы о нравственности и воспитании. Один лишь Семен Исакович Кромм, умный и интеллигентный мужчина лет сорока, обучающий школьников ОБЖ, повел себя в сложившейся ситуации достойно.
Через несколько дней после ареста Алексея майор в отставке пришел в один из пустых классов, где Светлана проверяла домашние задания учеников, и, помявшись пару секунд, изложил свои мысли по-военному прямо и четко.
- Значит так, Светлана Андреевна. Горю твоему не поможешь. Но и раскисать, я так думаю, не надо. Что пацаны твои, кто по недосмотру, кто по случайности, в тюрьме оказались, конечно, плохо. Но то, что живы, и есть шансы на скорое возвращение домой - это, конечно, облегчает ситуацию. Поверьте, Светлана Андреевна, "там", - Семен Исакович махнул куда-то за спину широкой, словно саперная лопата, ладонью, - там тоже люди сидят. Разные, но люди. И если сыновья твои будут вести себя по-мужски, все будет хорошо.
- Спасибо, - искренне сквозь набегавшие слезы прошептала Светлана. А когда майор, неловко повернувшись, вышел из кабинета своей знаменитой медвежьей походкой, она не выдержала и разрыдалась. "Вести себя по-мужски..." - вспомнила Светлана прозвучавшие только что слова. Но как? Ведь ее сыновья еще мальчишки...
А еще через пару дней произошел еще один, на этот раз неприятный разговор. Инициатором его выступила директор школы Эмма Константиновна Никонорова - дама, как уже отмечалось выше, чопорная и высокомерная, занявшая свое нынешнее место еще в советские времена. В 57 лет она выглядела значительно моложе, внимательно следила за своей внешностью, ходила всегда с прямой спиной и высокоподнятой головой. Волосы, выкрашенные в рыжий цвет, Эмма Константиновна традиционно укладывала в сужающийся к вершине кокон, за что получила от своих подчиненных прозвище "Осиное гнездо". А некоторые из педагогов, кого директриса совсем уж достала своими придирками, "ласково" величали начальницу "Эммочкой-людоедочкой" по аналогии с известным персонажем книги Ильфа и Петрова "12 стульев".
Директор вызвала Светлану Андреевну после завершения занятий. На этот раз в кабинете, кроме них двоих, больше никого не было. Эмма Константиновна предложила ей присесть, потом, без подготовки, приступила к главному:
- Светлана Андреевна, вы, безусловно, знаете, как я к вам отношусь. Вы прекрасный человек, опытный педагог, вас любят дети, но... Знаете, меня очень беспокоит ваше поведение в последнее время...
- Простите, Эмма Константиновна, а в чем, собственно говоря, проблема?
- Поймите меня, пожалуйста, правильно. У нас, Светлана Андреевна, образцовая школа, мы пользуемся уважением в гороно, имеем репутацию в определенных кругах. Ну, вы меня понимаете... А вы, простите, совсем перестали следить за собой. Приходите на работу черт знает в каком виде, с коллегами не разговариваете, работаете без вдохновения, снижаете показатели...
Светлана, уже не слушая директора, поднялась и подошла к зеркалу. Ничто так не задевает женщину, как замечание по поводу ее внешности, особенно если оно сделано другой женщиной. В иное время Светлана была бы как минимум огорчена словами Эммы Константиновны, но не сейчас. Она равнодушно осмотрела свое отражение. После ареста старшего сына прошло чуть больше недели. Она же, казалось, постарела на десяток лет. Кожа лица приобрела неестественный серый оттенок, из-за бессонных ночей глаза воспалились, под ними легли черные круги. Блузка выглядела несвежей и мятой. Светлана попыталась вспомнить, когда она в последний раз стирала и гладила белье, но не смогла.
- Спасибо, Эмма Константиновна, - повернулась она к директорскому столу. - Я приведу себя в порядок.
"Эммочка-людоедочка" ожидала чего угодно - истерики, криков, слез, хлопанья дверями, но не этих простых, спокойных речей. Опомнившись, она сказала:
- Учтите, Светлана Андреевна, мне уже намекнули оттуда, - и она демонстративно ткнула палец в потолок, - что мать двоих детей-преступников вряд ли может быть хорошим учителем. Вы здесь работаете исключительно из моего к вам хорошего отношения. Идите и подумайте об этом.
Светлана вышла из кабинета директора и сразу забыла о только что состоявшемся разговоре. По сравнению с бедами сыновей ее собственные проблемы казались мелочными и надуманными. Остаток дня прошел в привычных хлопотах - отработать в книжном магазине, позвонить адвокату, собрать передачу старшенькому, написать письмо Пашеньке... И лишь поздним вечером, точнее, уже ночью, ложась спать, она вспомнила свой разговор с "Осиным гнездом", поняла - эта дама не успокоится, пока ее не уволит. "Это мы еще поглядим, кто кого...", - устало вздохнула Светлана и провалилась в тревожный материнский сон.
Глава 5
Второй и третий день своего заключения Алексей провел в изоляторе временного содержания (сокращенно - ИВС). Сюда со всех райотделов милиции привозят обвиняемых, в отношении которых избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Следующая остановка - СИЗО, следственный изолятор. Об этом Алексея с видом знатока проинформировал лопоухий пацан лет шестнадцати, оказавший рядом во время поездки на автозаке. Пока спецмашина кружила по городу, собирая арестантов, они успели познакомиться и даже разговорились.
- Тебя за что взяли? - поинтересовался Михась (так представился новый знакомый).
Алексей в нескольких словах обрисовал суть дела.
- Да, - вздохнул пацан, - бывает. У меня кореш был, так с ним такая же фигня приключилась. Отчим по жизни козел был, мать евоную избивал. Ну, Серега, это кореша так зовут, однажды у подъезда отчима подкараулил, когда тот пьяный домой шел, и доской его. Хотел проучить, а вышло насмерть. Теперь вот сидит.
- Сколько дали? - спросил Алексей, потихоньку осваивая специфическую речь заключенных. Услышав ответ, похолодел.
- Девять лет. Да ты не менжуйся, у него это вторая ходка была. Прокурор говорит, мол, умышленно Серега на "мокруху" пошел. Ну, судья и повелся у него на поводу. А с тебя что взять? Первоход, не привлекался, убил случайно, да и мать осталась одна. Если повезет, года на четыре упрячут.
Разговор дальше не клеился. Михась переключил внимание на соседа с другой стороны, все спрашивал о чем-то, искал общих знакомых. Алексей молчал и думал о своем.
Спецмашина еще минут десять покружила по засыпающим улицам. Наконец, приехали.
Мальчишек "принимали" по-взрослому. Конвоиры выстроились в два ряда, образовав узкий коридор. "Быстрее! Руки за спиной! Шевелись, падла! Не разговаривать, ... твою мать!" Кто-то из арестантов замешкался, тут же получив чувствительный тычок резиновой дубинкой по ребрам, охнул от боли. Яростно, не умолкая ни на секунду, лаяла сторожевая овчарка. "Гонят, как скот на бойню", - мелькнула мысль в голове Алексея. Он видел в одном из фильмов про зэков такую картину. Но одно дело - жевать чипсы и смотреть кино по телевизору, совсем другое - быстрым шагом, не поднимая головы, передвигаться между двумя рядами злых, раздраженных конвоиров.
Вновь прибывших разместили в небольшой комнате с привинченными к стенам лавками. Алексей старался держаться спокойно, осмотрелся. Парни вели себя по-разному. Одни старались не привлекать к себе внимания, молчали, ни с кем не общались. Сразу было видно - первоходы. Другие, наоборот, демонстрировали свою бывалость, громко разговаривали, травили анекдоты, подначивали оробевших.
Зашел кто-то из охраны, приказал раздеться до трусов, собрать вещи и ждать вызова. Алексей не жаждал оказаться быстрее в камере, поэтому пошел на "шмон", то есть обыск, в числе последних. В помещении, похожем на дежурную часть милиции, ему пришлось впервые пройти унизительную процедуру личного осмотра. Сержант равнодушно командовал: "Сними трусы! Подними яйца! Повернись! Наклонись! Раздвинь ягодицы! Одевайся!". На мнение арестанта менту было совершенно наплевать. Такая уж у него работа - рассматривать чьи-то задницы.
Пока Алексей с покрасневшим от стыда лицом отвечал на вопросы усатого майора о том, кто он и откуда, сержант ловко "прошмонал" одежду арестанта, распотрошил пачки с сигаретами. Не найдя ничего запретного, бросил вещи на пол: "Забирай, в камере оденешься".
Покрывшись гусиной кожей (то ли от холода, то ли от нервов), Алексей под конвоем поднялся на второй этаж изолятора. "Направо. Прямо. Стоять. Лицом к стене", - механическим голосом командовал сержант. Алексей украдкой огляделся. Широкий, метра в четыре, коридор. Яркий свет ламп. Безнадежно унылые серые стены. Зеленые прямоугольники дверей. За каждым из них - свой мир. Сержант поковырялся ключами в замке. Громыхнул засов. Массивная дверь бесшумно открылась: "Заходи".
Алексей заставил себя сделать несколько шагов, нырнул, словно в прорубь, в холодящий душу дверной проем, замер у порога. Как здороваться при входе в "хату" он не знал, а у Михася спросить постеснялся. Поэтому брякнул первое, что пришло в голову: "Привет, пацаны!" И не торопясь, стараясь выглядеть спокойным, начал одеваться.
- Здорово, коль не шутишь, - улыбнулся навстречу Алексею невысокий темноволосый парень. Кроме него, в камере находились еще двое. Один, в адидасовском спортивном костюме и фирменных кроссовках, спал, отвернувшись к стене. Другой, пацаненок лет шестнадцати, щуплый, лопоухий, в рваной рубашке и грязных штанах, приютился почему-то под нарами, хотя спальных мест в камере было четыре - два нижних и два верхних яруса. Воздух в помещении был спертый, прокуренный, но туалетом, несмотря на наличие дырки в полу, не воняло. Пока Алексей одевался, он обратил внимание на то, что в камере было достаточно чисто. Обувь арестантов стояла у дверей. Поэтому свои кроссовки Алексей поставил здесь же, нерешительно прошел вперед, ожидая, что будет дальше.
Тем временем поприветствовавший его темноволосый парнишка встал с нар и, подойдя к Алексею, протянул руку.
- Лесник, ты что, не признал меня?
Лешка вздрогнул. Так его уже давно никто не называл. Пару лет назад он гостил в деревеньке Мостовке, что под Екатеринбургом. Однажды пошел в лес с местными пацанами, отстал и заблудился. К жилью смог выбраться лишь через день, голодный и искусанный комарами. За это приключение местные остряки и прозвали его Лесником. Сейчас перед Алексеем стоял один из бывших деревенских приятелей - Сашка Чумаков по прозвищу Чумак.
- Привет, Санек, - улыбнулся в ответ Алексей. - Ты как здесь?
- Как все. На такси привезли, с телохранителями.
- А если серьезно?
- Да что там рассказывать. - Санек присел на нары, шлепнул ладонью по деревянной скамье. - Падай рядом, слушай. Ты помнишь Аленку Истомину?
Алексей присел около Сашки, согласно кивнул. Чумак, однако, не торопился продолжать. Взял сигарету, покрутил в пальцах, прикурил, глубоко затянулся.
- Полюбил я ее, втюхался по самые уши. Мы же с Аленкой учились вместе, с первого класса на соседних партах сидели. Короче, стал с ней ходить. А прошлым летом к нам в деревню приехал один... Весь из себя, при деньгах, родаки ему бабок давали без меры. Стал он к моей Аленке клеиться. У меня-то было серьезно, а он - так, побаловаться. Ну, я день терпел, два, а потом не сдержался, отделал чувака. Сотрясение мозга, пара сломанных ребер, челюсть набок. Батяня у него крутой оказался. Из новорусских. Приехал со своими быками разбираться. Я прятался полгода в соседней деревне у родственников, а когда все успокоилось, решил вернуться. К тому времени моя Аленка за того парня, что я избил, замуж вышла. А меня, как только объявился, участковый повязал. За нанесение тяжких телесных...
Сашка замолчал, аккуратно затушил окурок сигареты, вздохнул. Алексей тоже молчал, не зная, что говорить в таком случае. Потом, чтобы разорвать тишину, спросил, кивнув на приткнувшегося под нарами пацаненка.
- А он чего там? Места не хватило?
- Его туда Димон загнал, - махнул рукой Чумак в сторону все еще спавшего обладателя фирменных кроссовок. - Говорит, что пидорам только там и место. А этого пацана он еще по воле знает, утверждает, что грешок за ним есть: мол, хороший "насос".
- Кто? - не понял Алексей.
- "Насос". Ну, тот, что в рот берет у другого мужика. А если кто любит бабе между ног лизать - тот "дельфин". Тоже стремная фигня. Если за кем-то слушок такой пойдет - считай, что опетушат. Я тебя по воле знаю, ты вроде пацан нормальный, но если что, лучше признавайся сразу, не гасись. Все равно выяснится, хуже будет.
Алексей нервно передернул плечами.
- Да, ну и порядочки у вас...
- Уже не у вас, а у нас, - усмехнулся Чумак. - Привыкай, теперь тебе многое предстоит узнать.
- А этот почему в кроссовках спит? - Алексей кивнул в сторону Димона.
- Крутой потому что. Второход, считай, что ему все можно. Меня не трогает, знает, что могу сдачи дать. А этого, что под нарами, совсем достал. Шпыняет, почем зря, заставляет по двадцать раз на дню толкан драить. Так и живет. Скучно здесь, надоело уже. Может, завтра-послезавтра этап будет в тюрьму. Там веселее, сам скоро увидишь.
Лешку не прельщала перспектива оказаться поскорее в тюремной камере со множеством народа, но он почему-то согласно кивнул. Не хотелось показывать свой страх перед будущим.
В этот момент проснулся Димон. Мельком бросил взгляд на новенького, прошел к огороженному бетонной стеной отхожему месту, включил воду (как потом объяснили Алексею, делать это необходимо по двум причинам: и воняет меньше, и психологически легче справить нужду при посторонних), сходил по-маленькому, сполоснул руки, вернулся обратно на нары. Закурил не торопясь. Димон вообще все в жизни делал спокойно, обстоятельно. Считая себя потомственным вором (дед сгинул в сталинских лагерях, отец отбывал свой срок где-то под Вологдой), он предпочитал уличному "гоп-стопу" заранее спланированное ограбление какого-нибудь небольшого магазинчика. С удивительной для его семнадцати с небольшим лет расчетливостью Димон продумывал всю операцию, включая пути отхода, поэтому попался в руки правосудия всего лишь второй раз. Да и то особых улик против него у следователя не было. Поэтому он был спокоен и ленив, как толстый домашний котяра.
- За что взяли? - спросил он у Алексея, раскурив сигарету.
- Бомжа убил, - удивляясь своему спокойствию, ответил Лешка. И добавил для полной картины: - Случайно.
- Бывает, чего там. - Все еще сонные глаза Димона выражали полное безразличие к проблемам собеседника. - Как зовут?
- Алексей.
- Погоняло есть?
- Что?
- Ну, прозвище.
- Есть. Лесник.
- Ну ладно, Лесник, давай что-нибудь похаваем. Чумак, глянь, что у нас там есть.
Санек достал с верхних нар сумку, вытащил оттуда хлеб, сало, палку колбасы. Порезал аккуратно на развернутой газете.
Алексей вдруг почувствовал сильный голод. "Еще бы, почти два дня без пищи", - мелькнуло в голове. Поднес было бутерброд ко рту, но замер, поймав голодный взгляд из-под нар. Пацаненок с жадностью смотрел на еду. А глаза... Эти глаза напомнили Алексею его любимца Боя, погибшего под ударом бомжа. Доберман часто сидел на кухне возле стола, выпрашивая лакомый кусочек. Но ведь это не собака, а человек... Лешка непроизвольно протянул кусок хлеба с колбасой.
- Ты чего? - взвился Чумак. - Нельзя, он же на положении.
- Хочешь быть добреньким? - Лениво, но со скрытой угрозой в голосе произнес Димон. - Смотри, Лесник, можешь сам под шконарем оказаться. Этому "насосу" твой хлеб - что корове соломина. Вот подожди, сейчас баланду принесут, сам увидишь. А пока сиди, жуй и не выделывайся.
Алексей старался не смотреть под нары, съел пару бутербродов. Отчего-то было стыдно: то ли за проявленную жалость к отверженному, то ли за то, что не смог возразить второходу. Нет, он не испугался, просто в какой-то момент понял - здесь свои правила, если не знаешь их, лучше не играть.
Что-то скрежетнуло о двери с другой стороны, хлопнула кормушка. Раздался глухой мужской голос.
- Хавку брать будете?
Чумак метнулся к дверям, принял булку хлеба, четвертую часть отломил выползшему из-под нар пацану. Тот подошел к кормушке, протянул навстречу половнику полиэтиленовый пакет.
Санек толкнул Алексея в бок: - Смотри, сейчас посмеемся. Анаконда вату не катает.
- Кто? - не понял Лешка.
- Анаконда. Это у него погоняло такое. А почему, сейчас узнаешь. - Чумак уселся на нарах поудобнее, словно приготовился смотреть интересный фильм. А картина на удивление оказалась впечатляющей.
С пакетом, наполненным перловой кашей чуть ли не до самого верха (четыре порции, это не шутка), Анаконда присел у параши и стал жадно есть. Вместо ложки он использовал корку хлеба. Каша стекала по подбородку, пачкала одежду, и без того грязную, но Анаконде на это было наплевать. Его челюсти двигались без остановки, тело подрагивало от наслаждения. Свою порцию и порции трех сокамерников пацан съел за считанные минуты. Алексею стало не по себе от увиденного, он даже отвернулся, чтобы не быть свидетелем превращения человека в жующее тупое животное.
Когда Анаконда доел, Димон заставил его снять рубашку и встать боком. Набитый кашей живот выпирал, как у беременной женщины на девятом месяце.
- Он себе желудок растянул еще по первому сроку, - пояснил Димон. - В семье восемь детей, жрать нечего было, он на помойках кормился. Попался на карманной краже, оказался на "малолетке". От еды совсем крыша поехала. Стал жрать - не остановишь. И вот результат. За лишнюю пайку готов сделать что угодно, хоть в рот взять, хоть задницу подставить. Мразь, короче...
Димон сплюнул на пол, заставил Анаконду вымыть пол в камере, потом отправил чистить толкан.
Алексей залез на верхний ярус, попытался уснуть, но сон не шел. В голову лезли разные мысли - о маме, брате, Анаконде. Впечатлений, что и говорить, было достаточно. Да, к нему вроде относились нормально. Но на душе все-таки было неспокойно: кто знает, что будет дальше. Так, проворочавшись на жестких досках больше часа, Алексей, наконец, уснул.
Следующие два дня оказались до одурения скучными. Арестанты валялись на нарах (один - под нарами), травили анекдоты, вспоминали разные забавные истории из жизни. Первоходы внимательно слушали рассказы бывалого Димона о зоне и ее законах. Однако разговоров хватало лишь на несколько часов, все остальное время подростки маялись от безделья. Читать в камере было нечего, настольных игр тоже не было. Единственным развлечением для Алексея за эти два дня стала "игра на пианино", как назвал Димон процедуру снятия отпечатков пальцев.
От безделья все устали неимоверно. А потому, когда стало известно об этапе в СИЗО, арестанты (включая Алексея) вздохнули с облегчением.
Глава 6
- Простите, вы не могли бы показать мне вот этот том Чейза...
Приятный мужской голос вырвал Светлану Андреевну из плена тяжелых воспоминаний. Обычно в книжном магазине, где она подрабатывала после занятий в школе, было немноголюдно: народ, пользовавшийся некогда славой самого читающего народа в мире, отдавал все большее предпочтение видео. Немногочисленные посетители бродили между полок с книгами, листали страницы, выбирали, но покупали единицы, да и то в основном не для себя, а для детей или в подарок знакомым. Поэтому особой нагрузки Светлана не испытывала. Ранее она "убивала время" за прочтением очередного шедевра ее любимого Шелдона. Но с недавних пор, когда посадили Алексея, читать расхотелось. Светлана просто сидела, положив ладони на колени, словно девочка-первоклассница, смотрела куда-то вдаль и молчала. Коллеги ее не тревожили, понимали, что ничем помочь не смогут, наоборот, словами утешения причинят матери еще большую боль.
Светлана как раз вспоминала события уходящего дня: "В школе спокойно, даже очень спокойно, Эмма Константиновна подозрительно любезна, не иначе готовит какую-то гадость, ну и черт с ней. Получила письмо от младшенького, Паши. Пишет, что все у него хорошо, просит выслать деньги - 300 рублей. Где же их взять, до зарплаты еще неделя осталась. Интересно, зачем ему в тюрьме деньги? Пишет, что в магазине отоваривается. Да я же ему и так все высылаю. Ну, да ладно, просит, значит, надо послать. Может, у Любы перехвачу.
От Алексея пока вестей нет. Что с ним там? Встретилась с адвокатом, хороший парень, но молодой больно. А вдруг поможет? Заплатила ему на той неделе полторы тысячи, договор подписали на пять, надо где-то деньги искать. Да и Бог с ними, был бы толк. Может, работу поменять? Пойду в киоск, там в два раза больше, чем здесь, получать буду..."
Светлана горько усмехнулась, представив себя, человека с высшим образованием, профессионального педагога, сидящей в тесной будке с окошечком: "Эй, народ, налетай, кому "Сникерсы", кому "Баунти", разбирай, подешевело!" Да, жизнь...
- Извините, что отвлекаю...
- Да, да, конечно, какой вам том Чейза? - она поднялась навстречу покупателю, непроизвольно, по-женски окинула его взглядом. Рост чуть выше среднего, в костюме, лицо открытое, приятное, волосы светлые, уложены аккуратно, глаза серо-голубые, смотрит оценивающе, на губах - еле заметная улыбка. Не красавец, но симпатичный. На вид - лет сорок пять.
- Вот этот, пожалуйста, - мужчина протянул правую руку.
"Без кольца", - машинально отметила Светлана. Обернулась в указанном направлении, нашла нужную книгу, подала покупателю. Тот, даже не посмотрев на обложку, сунул томик с детективами знаменитого англичанина под мышку, достал кошелек, расплатился. Однако уходить не торопился, стоял и молча, с улыбкой смотрел на Светлану.
- Что-нибудь еще? - сухо спросила она.
Незнакомец хотел было что-то сказать, но неожиданно смутился и, пробормотав извинения, ушел.
- Ну, ты, Света, даешь... - подошла к ней Люба Волкова, чей отдел с книгами для детей располагался рядом. - Чего ты мужика-то испугала? Он сюда уже третий день ходит, все косится на тебя, наконец, решился подойти, а ты...