Панов Марк Викторович : другие произведения.

Проклятие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   I
  
   Кровавое зарево освещало кромку распластавшихся по небу свинцовых облаков. Закат не сулил ничего хорошего. Природа чувствовала приближение грозы и то поднималась в возбуждении вихрями опавших листьев, то вдруг затихала, как будто прислушивалась к удаленным раскатам грома.
   В старой роще, в паре лье от дороги на Париж стояла старинная усадьба. Когда-то, в старые добрые времена Короля - Солнце, это был вполне приличный замок с солидным двухэтажным строением посередине. Данное строение нельзя было назвать дворцом, но и понятие дом для него выглядело бы слишком скромным. По сему назовем его несколько неопределенно - усадьбой. Усадьба представляла собой сложное смешение стилей, где остроконечная черепичная крыша и каменные арки окон второго этажа с крестовыми каменными же рамами, мирно соседствовали с лепниной колон времен Людовика пятнадцатого и строгими прямоугольными окнами на первом этаже. Вокруг замка был некогда вырыт ров, с арочным каменным мостом, ныне превратившийся в заросшую канаву. Прошедшие эпохи и потрясения не пощадили замок. Стены местами обвалились и заросли травой и плющом, от чего, впрочем, стали только более живописными и загадочными. За рвом располагался старый парк, ныне уже не ухоженный и заросший, но сохранявший еще следы былой строгой планировки. Парк этот занимал всю территорию вокруг замка и простирался до самой дороги на Париж, где вплотную подходил к стенам небольшого постоялого двора, известного всем окрестным праздным гулякам не плохой кухней.
   Замок этот принадлежал старинному дворянскому роду Ловуазье. Некогда давний предок нынешнего владельца замка был пожалован этой землей самим королем за участие в крестовом походе, завершившимся, однако, полным поражением Христова Воинства. Но как бы то ни было, первый шевалье Ловуазье не плохо распорядился пожалованной землей, построив на ней замок и посадив виноградники. В дальнейшем замок, и земля передавались из рук в руки его потомкам, и постепенно приходили в упадок. Свою роль сыграли так же республиканские времена и войны, прокатившиеся по этим местам. Нынешний владелец замка, далекий потомок этого старинного рода, был стариком лет шестидесяти семи. Из всей роскоши у него осталась лишь эта усадьба, парк, да пара виноградников с винодельней. На виноградниках работали местные крестьяне из находящейся за дорогой деревушки. Старик довольно щедро расплачивался с наемными работниками, чем заслужил уважение и почет в округе. Отчасти поэтому его владения так и не были разграблены во время многочисленных мятежей и восстаний смутного времени.
   В ночь нашего повествования старый дворянин лежал с открытыми глазами на шелковых подушках, разбросанных по черной от времени дубовой резной кровати. Над его головой нависал тяжелый старинный балдахин, некогда голубого, а ныне бирюзового цвета. Взгляд старика был устремлен в центр балдахина, где мерцал под светом свечей вышитый шелком герб их старинного рода. Тяжелы были мысли старого шевалье. Вчера, гуляя в парке, он вдруг почувствовал, что задыхается. Старый верный слуга вовремя заметил, что хозяину плохо, и, позвав крестьян, доставил его в дом. С этой минуты Ловуазье уже не вставал. Прибывший два часа назад доктор констатировал сердечный приступ и холодно добавил, что, учитывая возраст шевалье, тот вряд ли его переживет. Пора было подумать о душе. Но хозяин не торопился вызывать священника. Все мысли его были устремлены к сыну - молодому Александру, проходившему обучение в Париже.
   Александр был единственным наследником рода Ловуазье и не сбывшейся надеждой своего отца. Поздний ребенок, он рос избалованным и ленивым. Вместо того, что бы учиться и вникать в правила ведения хозяйства, будущий владелец проводил дни в праздных играх, и ни какие увещевания отца не оказывали на него действия. Сын только отмахивался и на все просьбы отвечал - потом! В глубине души старый шевалье корил себя за то, что не мог быть строгим по отношению к сыну, но теперь уже поздно было, что либо менять.
   Сразу после ухода доктора хозяин позвал своего верного слугу и попросил его записать под диктовку письмо сыну. В этом письме шевалье просил сына немедленно прибыть в поместье, так как дни его сочтены, и необходимо проститься и передать последнюю волю. Когда слуга уже стал было запечатывать конверт, старик остановил его жестом руки и, задумавшись на минуту, добавил - Вложи-ка туда пару десятков франков, а то у него, при его распутной жизни, конечно же, нет денег на дорогу.
   Спустя полчаса посыльный с письмом пришпорил коня и отъехал от дверей усадьбы.
   -Только бы он успел, только бы успел - шептал старик, глядя на мерцающий герб. Сердце болело, но не эта боль мучила его, он не верил сыну, он боялся доверить ему поместье. Ходили упорные слухи о том, что Александр азартный игрок в кости и не на учебу тратит прилежно отсылаемые ему средства, а все просаживает в игорных домах.
   -Александр, Александр, он же все проиграет, все! - думал с болью отец. Его тяжелые мысли прервала резкая вспышка молнии за окном. От неожиданности старик вздрогнул. Он прижал руку к груди. Резкая боль не давала вздохнуть. Оглушительный раскат грома дребезгом отразился в оконных стеклах. Резкий порыв ветра распахнул окно и наполнил упругим воздухом тяжелую занавесь, заставив ее вздуться как парус. Упругие струи дождя дробью забили по подоконнику. Надвигалась буря.
  
   II
  
   Как обычно с наступлением ночи жизнь старого Парижа, которого еще не успела коснуться рука великих строительных перемен префекта Османа, не стихала. Анархический дух, доживающей последние дни Второй республики, вносил некую беззаботность в атмосферу окраин. Неспешно гуляющих с кавалерами дам, зычных лоточников и спешащих по своим делам простолюдинов сменяли пьяные гуляки, темные личности, скрывающие лица под полами широких шляп, и дешевые проститутки бальзаковского возраста, лениво ковыряющие мостовую каблучком в скучном ожидании случайного "клиента".
   Из небольшого кабачка, на окраине города, на всю улицу разливалось безудержное веселье. Случайные прохожие опасливо шарахались от этого, имеющего дурную славу, заведения. И лишь солдат из находящейся неподалеку казармы тянуло сюда, как магнитом. За огромным столом посередине заведения уже во всю шла гульба, и какой то гренадер хрипло орал походную песню времен Бонапарта. Кто-то ему не стройно подпевал, кто-то уже лежал на столе, хлюпая носом в луже пахнущего уксусом дешевого вина. И никто не обращал внимания на маленькую группу людей, сидящих за небольшим столом за колонной. Они сосредоточенно играли. Глиняный стакан с костями переходил из рук в руки, и чем ближе был конец игры, тем все более нарастало напряжение. Молодой человек лет двадцати двух от роду, нетерпеливо ждал своей очереди. Это был с виду очень изящный юноша, одетый в простой черный, слегка помятый, студенческий сюртук и белую с легкой желтизной сорочку. Черты лица его были аристократически тонкими и правильными. Глубоко посаженые голубые глаза смотрели холодно и надменно. Греческий с легкой горбинкой нос и маленькая родинка над верхней, покрытой юношеским пушком губой, придавали ему некий шарм, обычно привлекающий истосковавшихся по любви солидных дам. Средней длины волосы его были черны как смоль и аккуратно уложены. Кожа его была бледной, почти молочно-белой. Он нервно стучал побелевшими костяшками пальцев по столешнице и пристально вглядывался в глаза то одному, то другому игроку. На его холеном чистом лице рдел румянец возбуждения. Наконец стакан дошел до него. Молодой человек накрыл его рукой, прошептал молитву, затем резко перевернул и начал трясти. Через секунду он убрал ладонь и выкинул кости на стол. Зубы его сжались от досады, а губы побледнели. Щеки же напротив, зардели еще ярче.
   -Черт!- он резко вскочил с места, стукнув в сердцах стаканом по столу что было силы, и отошел от играющих, повернувшись к ним спиной. Какое то время молодой человек зло наблюдал за разгоряченными гренадерами, опершись на колонну рукой. Губы и руки его мелко подрагивали. Он пытался подавить в себе раздражение, но ему это не слишком удавалось. Наконец он повернулся к игрокам и выдавил сквозь зубы:
   - Господа, я знаю, что должен вам уже приличную сумму, но клянусь, не сегодня-завтра отец пришлет мне очередное содержание, и я с вами сполна расплачусь!
   Один из игроков, коренастый смуглый черноволосый офицер лет пятидесяти пяти, оторвал взгляд от стола, повернул голову в сторону молодого человека и с сарказмом произнес:
   - Как обычно, Александр, как обычно. Ваш папа бесконечный источник наших удовольствий! - остальные игроки громко рассмеялись.
   - Даю вам пять дней сроку, что бы к следующей субботе двести франков лежали на этом столе, иначе, ну вы понимаете! - добавил офицер и ехидно оскалился.
   Последняя фраза не сулила ничего хорошего. Офицер был корсиканцем и всю свою военную карьеру сделал в юности за короткий период второго пришествия Бонапарта. Уйдя в последствии в вынужденную отставку, он какое то время промышлял разбоем, но в конце концов стал профессиональным игроком. Слухи о его крутом нраве не раз доходили до Александра. Этот человек не церемонился с должниками, а просто забирал у них все более-менее ценное, самих же должников, как правило, позже находили в Сене с перерезанным горлом.
   - Я человек слова, господа! Доброй ночи! - процедил сквозь зубы Александр, накинул на плечи плащ и быстрым шагом вышел из таверны под издевательский смех игроков. Он направился на квартиру, снятую для него отцом несколько лет назад. Квартира находилась неподалеку, и это было, кстати, так как промозглый ветер и мерзкий холодный дождь заставили Александра плотно закутаться в плащ и ускорить шаг. Он скакал по камням через льющиеся по мостовой зловонные потоки и мысленно вспоминал всю игру - она не задалась с самого начала, и нужно было во время остановиться.
   -Черт, он же шулер, как я сразу этого не понял - скрипел от досады зубами Александр.
   Спустя двадцать минут он уже поднимался по скрипучей деревянной лестнице к своей маленькой комнатке в одном из обычных ветхих трехэтажных деревянных домов старого Парижа. День не задался и все, чего хотелось Александру, это упасть в теплую кровать и уснуть.
   -Все будет нормально - уговаривал он себя - завтра или послезавтра прибудут деньги и жизнь снова наладиться. Он даже улыбнулся, вспомнив Марию, дочку хозяина дома, где он снимал комнату. Девчонка была к нему явно не равнодушна и частенько заглядывала в его скромные апартаменты. Каждый раз она приносила с собой что-нибудь вкусненькое с хозяйской кухни.
   -Не плохо было бы с ней как-нибудь поразвлечься - подумал Александр, преодолевая последнюю ступеньку перед своей дверью. Он повернул ключ в замочной скважине и распахнул скрипучую дверь. В узком тусклом свете коридорного светильника на полу за дверью желтел какой то конверт. Первый проблеск надежды тут же растаял - отец вряд ли бы стал отправлять деньги посыльным, обычно это делал его слуга. Тот же обязательно бы дождался Александра, хотя бы за тем, чтоб обменяться формальными новостями и осведомиться о здоровье. Молодой шевалье поднял конверт с пола и попытался рассмотреть, но при таком тусклом свете вряд ли что можно было прочитать. Александр снял в коридоре со стены светильник, вынул из него стекло и зажег от его пламени лампу на прикроватном столике. Затем он вернул светильник на место, закрыл за собой дверь, вскрыл конверт и потряс его над столиком. Из конверта на столик выпал сложенный вдвое листок и двадцать франков. Деньги Александр тут же машинально положил в карман сюртука, после чего развернул листок и прочел письмо старого отца. Он перечитал его дважды. Досада отразилась на его лице. Он не слишком любил старика и всегда испытывал раздражение только от одной мысли, что придется, когда ни будь вернуться в поместье. Там его тяготило все - скука и неспешность провинциальной жизни, отсутствие острых развлечений и веселой кампании, нравоучения отца.
   -Опять ехать! - подумал Александр с неприязнью - опять выслушивать его нудные проповеди, с другой стороны придется, ведь он пишет, что умирает! А может быть это уловка? Может он просто хочет вынудить меня приехать? Старый хитрец! Все, завтра решу, а сейчас спать!
   С этими словами молодой шевалье плюхнулся, как есть, не раздеваясь, на кровать, широко раскинул руки и закрыл глаза.
  
   III
  
   На утро Александр проснулся поздно. После вчерашнего настроение было дурное и меньше всего хотелось думать о поездке к отцу. Провалявшись до двух часов пополудни, молодой шевалье, в конце концов, вынужден был встать, так как все настойчивее давал о себе знать голод. Он вышел из комнаты и спустился на кухню. Запах запеченной свиной ноги будоражил воображение и вызывал неудержимое желание. На кухне, как нельзя, кстати, хозяйничала Мария. Александр игриво подмигнул девушке и томно проговорил в полголоса, чтоб, не дай бог, не услышал хозяин - О Мария, вы сегодня просто сияете, не побалуете ли вы, чем ни будь вкусным, вашего скромного слугу?
   Мария зарделась в улыбке и потупила глаза. Но в этот момент на кухню вошла жена хозяина - женщина лет сорока, рано постаревшая и от этого обладавшая весьма сварливым и злобным характером.
   -Молодой господин желает откушать? - громким и визгливым голосом спросила она - У нас есть прекрасное жаркое из кабана всего за пять су!
   Хозяйка вытирала руки передником и пристально холодно смотрела на Александра.
   -Да, конечно - ответил Александр и сел за стол.
   Голод не давал покоя, а бесплатный обед явно не намечался. Через несколько минут Мария выставила перед ним большое блюдо с сочной, еще парящей розовой свининой, графин с вином и тарелку с парой кусков серого хлеба. После этого девушка встала в сторонке и пристально наблюдала за матерью, пока та не удалилась с кухни. Неожиданно Мария подскочила к молодому шевалье, плюхнулась на скамейку напротив него и заговорила возбужденным шепотом - Мама с папой сегодня поедут на рынок и к тетке по дороге, приедут только завтра, я могу к вам придти вечером, если вы меня конечно любите!
   От неожиданности Александр поперхнулся и закашлялся. Он явно не ожидал столь поспешного развития событий. Румянец залил его щеки. Девушка поняла его замешательство по-своему, и добавила игриво - ну тогда после десяти вечера!
   Она вскочила на ноги, подбежала к дверям кухни, картинно развернулась на каблучках и добавила с улыбкой - Ждите, я приду! - после чего, наконец, ушла, напевая что то под нос.
   Опешивший Александр сидел с куском мяса во рту. Глаза его были бессмысленно выпучены. Наконец он справился с оцепенением и наскоро закончил трапезу. Настроение его начало улучшаться. В голову то и дело лезли различные фантазии, связанные с предстоящей ночью. И чем более эти фантазии овладевали его сознанием, тем все более он сгорал от нетерпения. Он забыл обо всем на свете и долго ходил по шумным улицам только с одной целью - поскорее убить время. В какой то лавке он наткнулся на довольно привлекательный шелковый платочек за пару франков, и ему пришло в голову, что это был бы не плохой подарок Марии. Платок перекочевал в карман шевалье, как раз когда на башне пробило семь по полудни. Александр поспешил к дому. Укладывая платок в карман, он наткнулся на сложенное письмо. Волна досады на секунду захлестнула его сознание, но он ее тут же отогнал, решив, что к отцу он успеет и завтра. Впереди предстояла безумная ночь, которую он сейчас не променял бы ни на что на свете. К дому он подошел уже в половине одиннадцатого, так как задержался возле таверны, где встретил старого приятеля. Они не виделись с тех пор, как Александр забросил учебу, и потому разговорились допоздна. Он тихо вошел в дом и почти на цыпочках поднялся по лестнице. Сердце его замирало в предчувствии предстоящей ночи. Дверь в его комнату была не заперта. Это могло означать только одно. Он быстро распахнул дверь и глянул на кровать. Из-под покрывала выглядывала чудное улыбающееся лицо, окаймленное прядями вьющихся волос.
   -А я вас уже почти час жду, думала, вы никогда не придете! - прошептала Мария нежно и томно. Он закрыл за собой дверь и, стягивая на ходу сюртук, буквально бросился к кровати.
  
   IV
  
   Серое утро холодным призрачным светом наполняло комнату через небольшое грязное окно. Александр лежал, раскинувшись на кровати и блаженно улыбаясь наблюдал, как Мария пытается застегнуть корсет. Наконец он сел на постели потянулся к ней и с легкостью бывалого человека быстро застегнул все крючки. Мария нагнулась и нежно поцеловала его в лоб, нос и губы, затем, увернувшись из его объятий, рассмеялась, схватила со стула платье и выбежала из комнаты. Александр продолжал с блаженной улыбкой сидеть на кровати, глядя ей вслед. В голове его была полная пустота. Он вновь откинулся на подушку, прогнулся и сладко потянулся.
   -Боже, как же хорошо!- произнес он вслух.
   И вдруг, как заноза, мысль пронзила его мозг - Надо ехать к отцу! Черт! Ну за что мне это!
   Александр перевернулся в кровати, уткнулся лицом в подушку и прижал руками ее края к ушам, как будто не хотел слышать и видеть кого-то. Он встал только к обеду уже далеко не в том хорошем расположении духа. Неприятная повинность висела над ним, как дамоклов меч. Оттягивать отъезд далее было бессмысленно. Выходя из-за стола он бросил грустный взгляд в сторону хлопочущей у плиты Марии. Та за все утро не сказала ему больше ни слова, лишь с улыбкой иногда бросая ему короткие взгляды. Родители ее уже вернулись и были явно не в духе. Александр накинул плащ, надел шляпу, и вышел на улицу. Моросил мелкий промозглый дождь.
   -Чертова погода - проворчал сквозь зубы шевалье - Кто в такую погоду куда то едет? Только полный идиот!
   Настроение испортилось окончательно. Он шел по лужам и ругался, как дешевая шлюха, на поднимающие волны брызг экипажи. Ноги запинались об каждый выступ мостовой, будто сами не хотели идти.
   -Как приговоренный на эшафот! - думал про себя Александр.
   Спустя несколько минут он достиг цели - почтовой конюшни, где ему предстояло нанять лошадь для поездки. Он пользовался этой услугой раньше и знал, что очень часто лошадей свободных не бывает в наличии. Он даже в тайне надеялся, что на этот раз будет так же. Но, увы - конюшня, видимо в связи с плохой погодой, была полной. Скрипя сердцем Александр выбрал черного, как смоль, жеребца, руководствуясь более экономическими соображениями, чем пристрастиями. Семь франков были солидной суммой, и расставаться с ними было жаль. Но другого способа быстро добраться до поместья Александр не видел.
   Он оформил все бумаги найма и вышел из конторы. Снаряженный жеребец уже ждал его снаружи. Александр неуклюже забрался в седло, пока служащий почты удерживал жеребца за поводья.
   - Да, давненько я не выезжал вот так, верхом - пробурчал шевалье, как буд-то извиняясь за свою неуклюжесть.
   Лицо служащего оставалось безразличным, и как только шевалье забрался на коня, тот отдал поводья и удалился в контору.
   - Ну что, поехали, чернуха - осторожно сказал Александр и слегка ударил коня в бока пятками сапог. Обученный жеребец переступил на месте и не хотя, не спешной рысцой, поскакал прочь к выезду из города. Постепенно мощеные улицы сменились более грубой брусчаткой. Дома вдоль дороги становились все реже, народу на обочинах все меньше. Наконец Александр выехал в предместье, он ускорил шаг коня и перешел в галоп.
   - Так я часа за два доскачу - подумал Александр. Даже хорошо, что стояла мерзкая погода - можно было ехать быстрее обычного, не боясь наезда на случайных прохожих. Копыта лошади ритмично разрезали многочисленные пузырящиеся лужи, поднимая тучи брызг. Прохладный, наполненный каплями ветер, бил в лицо молодого шевалье, и от этого настроение его постепенно улучшалось. Его заполнил неудержимый восторг сумасшедшей скачки. Шляпа на его голове набухла и казалась сделанной из свинца, но это ни сколько не мешало ему наслаждаться поездкой. Он и не заметил, как проскакал добрых два десятка миль. Лишь до боли знакомый вид придорожного постоялого двора, стоящего на обочине дороги, заставил его придержать коня. Трактир этого двора был для Александра единственной радостью в последние годы пребывания его в поместье. Здесь он проводил все дни на пролет, прячась от отца и его навязчивого слуги и слушая развязанные истории подвыпивших постояльцев. В те времена ему казалось, что стоит только сесть на коня и ускакать подальше от этого опостылевшего замка, как весь мир откроется перед ним во всем великолепии, интригах и блеске, так красочно описываемых заплетающимися от вина языками. Но все это было в прошлом. Александр подавил в себе желание спешиться и зайти в трактир. Нужно было спешить, и он направил коня на широкую грунтовую дорожку, ведущую от постоялого двора к замку. Над дорожкой низко нависли тяжелые сучковатые ветви столетних буков и дубов, обрамляющих аллею. Пришлось перейти на мелкую рысь и постоянно уворачиваться от очередной ветви, пытающейся сорвать с него шляпу, или порвать плащ. Лишь около моста деревья расступились, пропуская Александра вперед. До усадьбы оставалось не больше сотни шагов. Александр спешился и повел коня под уздцы. Он как мог, оттягивал момент неприятной встречи. Подойдя к дому, шевалье привязал коня к остаткам старой железной причудливой ограды, отделяющей некогда усадьбу от остального внутреннего двора замка, и направился к парадной двери. Слева от двери висел небольшой старый бронзовый колокол, позеленевший от времени. Под ним на пеньковой веревке болтался изящный железный молоток. Александр поднял молоток и три раза сильно ударил в колокол. Глухой звук гулко повис во влажном воздухе, отдаваясь зловещими вибрациями в стеклах соседних окон. Два раза пришлось звонить Александру, прежде чем раздался звук отпираемого засова, и дверь с густым низким скрипом отворилась. На пороге стоял старый слуга с лампой в руке. Лицо его было бледным и заплаканным. Он безучастно посмотрел на Александра и ни слова не говоря, отошел в сторону, пропуская шевалье в дом.
  
   V
  
   Стук каблуков Александра гулко разносился под сводами старого дома. Слуга, напротив шел впереди, с высоко поднятым фонарем, почти не слышной, шаркающей походкой. От нависшей в темных углах огромного дома давящей тишины Александру стало не по себе, и он попробовал разрядить обстановку:
   - Ну что, Анри, как наши виноградники, все так же начинают бродить еще на корню?
   Попытка пошутить растворилась во мраке не вызвав никакой реакции у слуги. Тот продолжал молча шагать впереди, освещая дорогу к спальне хозяина. С больших картин на стенах коридоров на Александра взирали его именитые предки. И, казалось, что они провожают его взглядом наполненным скрытой угрозы. Наконец они достигли дверей отцовских покоев. Слуга молча отворил дверь и отошел в сторону, пропуская Александра вперед. Шевалье зашел в комнату, освещенную парой десятков свечей, стоящих прямо на полу. Дверь за ним медленно прикрылась. Александр огляделся. Комната была все та же, что он оставил несколько лет назад. Ничего почти не изменилось. За исключением, пожалуй, белых простыней, зачем-то сбросанных в кучу в углу комнаты, да горящих свечей, расставленных по всей комнате.
   На большой кровати посередине комнаты лежал его отец. Достаточно было одного взгляда на его лицо, что бы понять, что тот мертв, и, по-видимому, уже несколько часов.
   Александр встал как вкопанный, не решаясь приблизиться. Минут пять он стоял, переминаясь с ноги на ногу и судорожно комкал в руках дорожную шляпу. Из нее на каменный пол тонкой струйкой стекала вода.
   Наконец Александр решился и сделал несколько шагов по направлению к кровати. Случайно он задел ногой свечу и опрокинул ее на пол. Но пламя тут же погасло под каплями воды со шляпы. Бледное лицо отца даже под желтым светом свечей казалось, отливало синевой. Блики отсветов прыгали по лицу покойного, и создавалось впечатление, что он гримасничает. Александру стало жутко. Он медленно встал на колени и прислонился губами к свисающей руке покойного. Но тут же отдернул губы, неприятно поразившись ледяному холоду руки.
   - Прости отец, я не успел, но я очень торопился - медленно проговорил он в полголоса.
   В его голосе не было ни горя, ни сожаления. Лишь, какое то напряжение и детское непонимание происходящего. Он пытался осознать, что же происходит, что же дальше - но не мог. Александр по-прежнему стоял на коленях и бессмысленно вглядывался в лицо отца, как будто ждал ответа на свои вопросы. Он не знал, сколько времени так простоял. Из оцепенения его вывел скрип двери и шаркающие шаги за спиной. Александр обернулся. Рядом с ним стоял слуга и протягивал ему запечатанный конверт.
   - Последнее письмо вашего отца, господин - прошептал Анри с каменным выражением лица.
   Шевалье встал с колен и забрал конверт у слуги. Он отошел с ним в угол, где свет свечей был более ярким, и резким движением вскрыл конверт. Слуга продолжал стоять, словно окаменевший, не отводя взгляда от мертвого хозяина. Александр достал из конверта сложенный вдвое лист, развернул его, приблизил к свету и прочел.
  
   VI
  
   "Сын мой! Я чувствую приближение смерти и понимаю, что мы вряд ли уже увидимся. Мне горько сознавать, что между нами за эти годы образовалась пропасть не понимания. Теперь поздно что-либо решать. Отныне все в твоей власти, как единственного наследника нашего именитого рода. И мне остается лишь уповать на твое благоразумие. Я понимаю, что ты не готов взять в свои руки управление виноградниками и винодельней. У тебя нет для этого ни знаний, ни опыта, ни желания. Но мне нестерпимо горько осознавать, что все нажитое трудом многих поколений твоих предков пойдет прахом. По этому я тебя прошу, нет, умоляю, взяться, наконец, за ум и перестать заниматься распутством и бессмысленной тратой денег. Если не желаешь, не занимайся виноградниками сам, найди хорошего управляющего, только не продавай их, оставь их своим потомкам.
   Поклянись здесь же, перед моим холодным телом, что не при каких обстоятельствах ты не продашь виноградники, и уж тем более, фамильные земли с замком. Клянись самой страшной клятвой передо мной и богом. И если ты нарушишь эту клятву, я прокляну тебя на веки! Да будет так. Прощай сын мой любимый, Александр и пусть господь хранит тебя".
  
   VII
  
   - И это все? - Александр два раза перечитал листок - А где деньги? Куда старик их дел? Здесь ни слова о деньгах! Когда будут зачитывать завещание?
   Его оцепенение прошло, и он уже даже не смотрел в сторону тела отца, как будто его и не было. Слуга с укоризной посмотрел на Александра - Ваш отец потребовал, что бы я взял с вас клятву любым способом!
   В руке слуги блеснула каминная кочерга. Александр попятился.
   - Да ты что Анри, спятил?!
   - Вы должны поклясться! - настаивал с безумным взглядом старик, надвигаясь на шевалье.
   - Да хорошо, хорошо, сумасшедший старик, я клянусь всеми святыми, жизнью клянусь, что не нарушу волю отца, ну что доволен? Показывай, где деньги спрятаны!
   Слуга опустил кочергу, закачался, затем упал на колени и зашептал - Господи, да что же это я делаю, прости господи, прости хозяин, простите меня грешного!
   - Да ты и в правду спятил, старик - прошептал Александр - тут от одиночества, да с таким соседством не мудрено спятить!
   Он подошел к стоящему на коленях слуге и поднял с пола его лампу.
   - Ладно, ты тут постой, а я пойду, поищу деньги. Извини старик, но они мне сейчас важнее.
   Александр развернулся и вышел из спальни. Старый слуга как будто даже не заметил его ухода. Он продолжал стоять на коленях и молиться.
   Остаток дня и ночь Александр потратил на методичный обыск дома комната за комнатой. Ближе к утру, он услышал отдаленный стук двери и многочисленные шаги, то пришли местные жители за телом хозяина дома. Похороны были назначены местным священником на утро. Александр спустился вниз и застал уже уходящую с грубо сколоченным гробом процессию. Он вынужден был отправиться за ними. Его не мучили ни скорбь, ни даже сожаление. Александр шел за процессией с напряженным лицом, мысленно еще раз осматривая все комнаты замка, пытаясь понять, не пропустил ли он чего.
   Утро было такое же тусклое и моросящие, как и в предыдущие дни. Люди то и дело поскальзывались в грязи, и гроб с телом покойного мотало из стороны в сторону.
   - Да - подумал Александр - здесь даже похоронить толком не могут, какая тоска!
   Процессия прошла через всю аллею, пересекла дорогу на Париж и направилась по едва заметной тропинке через поле к церковному кладбищу, где располагался новый фамильный склеп Лавуазье. Новый, потому что был и старый, замурованный, где-то в стенах замка во времена смуты, что бы оголтелая толпа не смогла надругаться над покойными. Где находился этот склеп, Александр не знал, так как никогда не спрашивал отца об этом.
   Кладбище находилось за старым не высоким аляповатым костелом, стоящим на вершине небольшого холма. Костел строился на деньги Ловуазье почти сто лет, а затем неоднократно перестраивался из-за ошибок архитектора. По этому в настоящее время это сооружение представляло собой какое-то дикое смешение стилей. Службу в нем обычно вел священник из находящегося в нескольких милях отсюда мужского монастыря.
   Кладбище выглядело и того хуже. Несколько десятков захоронений, расположенных хаотично, не были даже ограждены и просто растворялись в поле. Лишь каменные кресты над несколькими могилами местных чиновников и зажиточного люда позволяли как то заметить это место из далека, да еще не высокое мраморное сооружение в античном стиле, явно скопированное архитектором с одного из Афинских храмов, возвышалось возле костела. Это и был фамильный склеп Ловуазье.
   Процессия обогнула по тропинке костел, зашла на кладбище и приблизилась к фамильному склепу. Александр безучастно открыл низкую скрипучую каменную дверь и крестьяне, пригибаясь, внесли гроб в тесное помещение склепа. Вслед за ними зашел священник. Саркофаг себе отец заготовил уже давно, и по этому проблем с похоронами не было. Гроб быстро уложили в саркофаг. Священник обернулся к Александру и жестом предложил последний раз проститься с покойным, но тот так же жестом отказался поморщившись. Пятеро сильных крестьян, ухнув, схватили мраморную крышку саркофага и резким движением уложили ее на место под заунывную молитву священника. На этом церемония была исчерпана. Александр вынужден был отдать два франка священнику и один крестьянам на пропой, после чего все удалились. Шевалье вышел последним, закрывая за собой дверь гробницы. Он обернулся и столкнулся лицом к лицу с обезумевшим слугой. Тот упал на колени и схватил Александра за ноги.
   - Ради всех святых, выполните свою клятву, господин, умоляю, выполните!
   - Боже, да как ты мне надоел! - закричал от неожиданности Александр, оглядываясь по сторонам в надежде на помощь. Но на кладбище уже никого кроме них не было.
   - Уйди, старик, уйди с глаз моих долой, пока я не совершил ничего страшного, уйди и на глаза не показывайся!
   Александр оттолкнул рыдающего старика ногой и быстрым шагом направился к замку. Ему не терпелось продолжить поиски спрятанных где-то в доме денег. Но последняя сцена оставила в душе тяжелый осадок. И больше всего в эту минуту ему хотелось поскорее покинуть это мрачное место, чтоб никогда сюда не возвращаться.
   Старый замок встретил Александра мрачным холодным взглядом пустых окон и странным облаком над крышей усадьбы, по виду похожим на большой могильный крест.
   - Прямо как огромный мрачный склеп - поежился Александр, на секунду замедлив шаг от столь зловещего и странного зрелища.
   Конь у ограды оторвался от остатков некогда густой травы и не добрым взглядом глянул в сторону шевалье. Он фыркнул и взбрыкнул на месте.
   - Но, тихо, тихо, подожди еще немного, скоро вернешься в свою конюшню - прошептал Александр, успокаивающе похлопав коня по шее - проклятое место, даже животное это чувствует!
   Он поднялся на крыльцо и зашел в дом. Внутри ему ударил в нос неприятный запах сырости и затхлости.
   - Странно, вчера я не замечал этого тяжелого духа, словно в этом доме уже давно ни кто не живет. Пора заканчивать с этим делом.
   Александр вновь пошел по комнатам, заглядывая подряд во все шкафы, выдвигая ящики и открывая шкатулки. Ему удалось найти несколько не дорогих безделушек и украшений, множество писем и деловых бумаг, но денег не было. Добыча шевалье не была роскошной. Пожалуй, самой ценной находкой, был массивный фамильный золотой перстень, с украшенным мелкими брильянтами фамильным гербом. Кроме того, была найдена шкатулка из красного дерева, с не дорогими украшениями его матери и изящная сабля с золотой рукоятью, инкрустированная полудрагоценными камнями - пожалованная некогда его предку Великим Императором.
   - Ну что ж, и это не плохо, перстень можно заложить франков за двести-триста, шкатулка потянет на пятьдесят, а за саблю, пожалуй, можно взять все пятьсот!
   Александр остался доволен своей находкой. Хотя в душе он испытывал досаду. Он не верил, что у отца не было денег. Скорее всего, где-то в доме был тайник, который ему не удалось найти. Можно конечно расспросить слугу, тот уж наверняка должен знать, но, во-первых, в таком состоянии от него вряд ли чего можно было добиться, а во-вторых, где его теперь искать? Александр в душе пожалел, что прогнал старика. Оставалась одна надежда - на завещание, которое хранилось в адвокатской конторе в пригороде Парижа, как раз по пути. Близился день расплаты, и шевалье не хотел впустую терять время, по этому он собрал все найденное, завернул в простыню и крепко связал обнаруженным в одном из шкафов шелковым шнуром. Выходя из дома, Александр снял с крюка на стене ключи на массивном кольце, запер входную дверь и погрузил сверток на коня, наскоро привязав к седлу. Конь уже застоялся и был явно доволен, когда шевалье отвязал его от ограды и запрыгнул в седло. Обратно они скакали быстрее ветра. Мелкий дождь, казалось, ни как не беспокоил Александра. Он был рад, что покидает это ненавистное место.
  
   VIII
  
   Адвокатская контора "Густав и сыновья", организованная еще в начале века выходцами из Голландии, не была процветающей, но и не прозябала. Нынешний владелец прекрасно адаптировался к условиям местной жизни и говорил уже почти без акцента. Это был пожилой человек с землистым хищным морщинистым лицом, огромной шапкой седых волос и такими же бакенбардами. Одет он был в зеленый суконный сюртук с слегка потертыми на локтях рукавами и чистую голубую сорочку, воротник которой бал подвязан шелковым зеленым платком. Весь надменный вид этого человека подчеркивал его солидность и обстоятельность, внушая уважение клиентам.
   - Слушаю вас сударь! Чем могу служить? - Густав сидел за огромным дубовым письменным столом в своем кабинете. Напротив него в большом кожаном кресле нога на ногу развалился Александр.
   - Дело в том, что я единственный наследник рода Ловуазье, и мой папа на днях скончался - начал Александр - Так, как мне известно, что свое завещание он доверил именно вашей конторе, то я прибыл ознакомиться с его содержанием.
   Александр старался держаться надменным, и подчеркнуто холодным, что бы сидящий перед ним адвокатишка не слишком зарывался. Старик пожевал губами, на минуту задумавшись, и глядя куда то мимо шевалье, затем резко встал и вышел, не говоря ни слова, в другую комнату. Судя по массивной двери с множеством замков, эта комната была чем-то вроде сейфа или хранилища важных документов. Он рылся там довольно долго, прежде чем не вышел, на конец, с небольшим пожелтевшим конвертом. Адвокат тщательно закрыл за собой дверь и только после этого повернулся к Александру со словами:
   - А чем вы можете доказать, молодой человек, свою принадлежность к столь именитому роду?
   Александр ждал этого вопроса, потому немедленно вытащил из-за пазухи нотариально подтвержденную метрику и выписку из церковной книги регистрации новорожденных, найденные им среди бумаг в бюро отца. Для пущей убедительности он подал бумаги левой рукой, на указательном пальце которой сейчас сверкал фамильный перстень.
   - Этого достаточно?
   - Вполне, но кто может засвидетельствовать, что это именно ваши бумаги? В прочем это все равно, так как, на сколько мне известно, у шевалье других наследников нет, следовательно, никто другой претендовать на наследство все равно не сможет - произнес адвокат, покосившись взглядом на перстень. Он протянул конверт Александру и торжественно произнес - по закону вы обязаны вскрыть пакет при мне и зачитать в моем присутствии, после чего мы с вами составим и подпишем соответствующую бумагу.
   - Охотно! - ответил Александр, и, бесцеремонно, резким движением разорвал конверт. Он вынул небольшой лист бумаги и жадно впился в него глазами.
   - В слух, молодой человек, в слух!
  
   IX
  
  
   Я, Виктор Ловуазье, шевалье, в присутствии нотариуса Альберта Гиема из Лотарье, сим завещанием удостоверяю, что после моей смерти все права на мой дом, мои земли и все мое имущество переходят сыну - Александру Ловуазье. Эти же обязываю сына моего Александра, немедля после вступления его во владение имуществом, передать в дар любимому слуге моему Анри мою наградную саблю, подаренную мне самим императором Бонапартом, и сто франков наличными деньгами. Работникам с виноградников и винодельни - весь запас вина урожая прошлого года - пусть выпьют за мою память. Священнику деревенского прихода - пятьдесят франков наличными деньгами, и обязать его тщательно следить за фамильным склепом. Проследить за исполнением данного завещания призываю Господа нашего и адвоката Густава Линнеля из Парижа. Да будет так. Составлено и записано со слов шевалье Ловуазье в семь часов по полудни 21 ноября 1846 года. Подписались Виктор Ловуазье и нотариус Гием.
  
   X
  
   Александр задумался на минуту, потом повернулся к адвокату и спросил:
   - Скажите, сударь, чем мне грозит не выполнение некоторых пунктов этого завещания?
   - По закону от солидного штрафа до лишения наследства в пользу государства. Если же вы не выплатите оговоренные в завещании суммы - то долговая яма.
   - Замечательно! И что же мне теперь делать?! Отец не оставил мне наличных денег!
   - Сожалею! Но все что я вам могу посоветовать, это продать что-то из вашего имущества и выплатить эти суммы в надлежащий срок, то есть в течении месяца после оглашения завещания.
   - А возможно получить отсрочку? Хотя бы на полгода, пока не пройдет ярмарка в Бурже и мои люди не продадут часть вина?
   - Увы, молодой человек, но отсрочка не возможна - закон есть закон. В конце - концов это не такая уж значительная сумма - всего 150 франков - займите у кого-нибудь под проценты.
   - Да, всего, 150 - с отчаяньем подумал Александр - добавим к ним еще двести долгу и того - 350! Где я возьму такие деньги? Даже перстень и мамина рухлядь могут не покрыть этой суммы. А саблю... Ее теперь не продашь! Этот пройдоха с меня точно глаз не спустит - он зло глянул на адвоката.
   - Завещание пока останется у меня - нарочито четко и твердо произнес Густав, заметив этот взгляд - до полного выполнения всех условий.
   Он протянул руку и почти выдернул листок из рук Александра, после чего положил его в конверт и спрятал в стол.
   - А теперь нам необходимо оформить документ, подтверждающий ваше ознакомление с содержанием завещания. В прочем он у меня уже был заготовлен. Стандартная форма. Вам осталось лишь поставить свое имя и расписаться.
   Адвокат протянул Александру лист и перо. Тот стоял абсолютно потерянный. Его мысли были лишь о деньгах. По сему он машинально взял лист и перо, какое то время соображал, что же от него требуется, затем быстро расписался, бросил все на стол и вышел, не прощаясь, из конторы.
   - Молодой человек, разве вам не нужна копия завещания, крикнул ему уже в след опомнившийся адвокат, но шевалье ни как не отреагировал на это обращение.
  
   XI
  
   Вернувшись в Париж, Александр первым делом вернул коня в почтовую конюшню, так как срок аренды истекал, а платить неустойку было не чем. Затем он направился в известный ему ломбард неподалеку, куда ему уже приходилось сдавать кое-какие фамильные вещи в периоды, когда он совсем был на мели. Ломбард этот не был процветающим и большие суммы здесь не суживали. Но получить три - четыре сотни франков можно было вполне, при наличии действительно ценных вещей. Хозяин ломбарда слыл очень скупым человеком и давал за сданные вещи не более половины их действительной стоимости. Но Александр сейчас и этому был рад. Ему нужны были срочно хотя бы 200 франков - срок выплаты истекал. Завещание же могло подождать, за месяц он, как ни будь, набрал бы нужную сумму. Александр деланно вальяжной походкой подошел к окошку хозяина ломбарда - сухонькому старику лет пятидесяти- шестидесяти - и высыпал на стойку перед ним мамины украшения, на секунду замялся, затем стащил с пальца фамильный перстень и бросил его в ту же кучу. Хозяин ломбарда лениво наблюдал за всем этим действом, пока не увидел перстень. В этот момент в его глазах мелькнул не поддельный интерес. Он осторожно поднял перстень двумя пальцами и стал его внимательно изучать через увеличительное стекло в бронзовой оправе. Молчание затянулось. Александр не хотел начинать говорить первым, что бы не выдать своего напряжения.
   Наконец скупщик оторвал глаза от стекла и произнес:
   - Сто двадцать за перстень... ну и тридцать за все остальное!
   - Да вы что! - возмутился Александр - этот перстень стоит не менее пяти сотен! Двести, не меньше!
   Хозяин ломбарда насмешливо посмотрел на шевалье, хмыкнул и выдавил нехотя:
   - Хорошо, сто восемьдесят за все, только из моего к вам расположения, как к постоянному клиенту!
   - Но мне нужно двести франков и не су меньше! Иначе я пойду искать другого скупщика! - с уже не скрываемым раздражением воскликнул Александр.
   Хозяин ломбарда с досадой потер рукой висок, глядя на перстень. Было видно, что ему не хотелось терять столь хороший товар - реальная цена перстня, если камни были настоящими, могла составит более тысячи!
   - Хорошо! - наконец выдавил он из себя - я дам вам двести франков, но срок выкупа не месяц, а неделя!
   - Черт с вами, давайте деньги и забирайте! - Александру уже было все равно, лишь бы получить, наконец, нужную сумму.
   Скупщик неспешно составил расписку и передал ее Александру, после чего так же не спеша достал из стоящего рядом бюро стопку купюр и отсчитал нужную сумму. Как только деньги легли на стойку, Александр схватил их и, не пересчитывая, сунул в карман. После чего он, не прощаясь, вышел, зло хлопнув дверью. Хозяин ломбарда с усмешкой посмотрел ему в след, поднес перстень к глазам и аккуратно протер его куском тонкой замши, лежавшей на стойке. Блеск не обманывал - камни были настоящие.
   - Интересно, где этот щенок достает такие вещи? - пробурчал он себе под нос, после чего встал и убрал перстень в железный сейф за своей спиной. Там он хранил особенно ценные приобретения. Закрыв надежно сейф, скупщик вернулся к стойке, выдвинул ящик и смахнул в него остальные украшения.
   - Потом рассортирую - пробурчал он себе под нос и повернулся к очередному переминающемуся с ноги на ногу посетителю - ну что у тебя?
  
   XII
  
   Александр сидел за игровым столом в солдатском кабачке и ждал. Корсиканец должен был появиться с минуты на минуту. Бурная ночная жизнь в кабаке еще не началась и лишь несколько рабочих вяло жевали свой ужин. Александр мысленно восстанавливал в голове события последних дней. Чувство досады вновь охватывало его.
   - Эх, если бы я выехал на день раньше и успел к живому отцу, то он наверняка сказал бы мне, где деньги! И не надо было бы продавать фамильный перстень! - Александр уже не сомневался, что не успеет его выкупить, да и не будет пытаться это сделать - не до того.
   За размышлениями шевалье не услышал, как сзади к нему подошли двое. Один был в старой офицерской форме и не вяжущейся с ней широкополой шляпе, на половину скрывавшей лицо. Второй был маленьким сгорбленным сморщенным человеком, что-то скрывающим под полой своего длиннополого плаща. Офицер положил руку на плече шевалье, от чего тот вздрогнул и резко вскочил с места.
   - Сидите, сидите сударь! - корсиканец обошел стол и сел напротив Александра с холодной улыбкой на лице - итак! Вы принесли деньги?
   Александр молча засунул руку в карман и, вынув купюры, бросил их на стол перед корсиканцем.
   - Здесь все, как договаривались!
   - Отлично! - сказал офицер, пересчитывая купюры - но есть одно но. Вы мне вернули сам долг, но ведь ожидание его возвращения то же чего-то стоит? Не так ли? Всего десять процентов, сударь, всего десять!
   Корсиканец с усмешкой глядел в лицо совершенно растерявшегося шевалье. Маленький человек в длинном плаще угрожающе зашел Александру за спину.
   - Но у меня сейчас нет с собой денег! - воскликнул Александр и снова вскочил. Однако маленький человек, с неизвестно откуда взявшейся силой, схватил его сзади под локти и вынудил вновь сесть.
   - Помягче, Проныра, помягче с ним, мы ведь не хотим попортить шкурку последнего представителя столь древнего рода - ехидно процедил сквозь зубы корсиканец - слушай меня внимательно, Александр, я тут прослышал, что ты вдруг совершенно не заслуженно разбогател? Что ж ты скрыл эту приятную новость от своих старых добрых друзей? Не хорошо! И велико ли наследство? Чего молчишь? Язык проглотил? Так Проныра сейчас поможет тебе его найти, он мастер в таких делах! Я правильно говорю?
   Маленький ехидно оскалился и энергично замотал головой в знак согласия. Александр молчал. Он вдруг четко осознал, с кем связался и понял, что в покое его просто так не оставят. Он огляделся по сторонам, но помощи было ждать не откуда - кабак был почти пуст, а те, кто в нем сидели - в основном рабочие с ткацкой фабрики - вряд ли проявили бы желание вступиться за холеного дворянина.
   - Чего вы от меня хотите - процедил, наконец, он сквозь зубы.
   - Да сущий пустяк! Чисто символические десять процентов... от твоего наследства! - корсиканец изобразил миролюбие на лице - и мы оставим тебя в покое навсегда! Слово офицера!
   При этих словах он и его помощник громко и ехидно рассмеялись.
   - Будем считать это твоей благотворительной помощью менее удачливым согражданам - добавил корсиканец - ну как, по рукам? Ну, признайся, что это очень по-божески! Всего десять процентов, я себя просто агнецом чувствую!
   Они снова рассмеялись, еще громче, чем прежде.
   - Но это значит, что мне придется продать поместье! У меня нет в наличии больше денег! - глядя в стол и до боли сжав кулаки, процедил сквозь зубы Александр.
   - Зачем же все поместье? Достаточно же только часть, совсем не много, только самое не нужное - оба вновь противно рассмеялись - зато наградой тебе будет долгая и беспечная жизнь! По-моему это стоит того, как ты думаешь?
   Корсиканец нагнулся к Александру и с ухмылкой заглянул ему в лицо. На шевалье пахнуло сильным перегаром и тяжелым запахом дешевого табака. Александр машинально отдернулся и тут же наткнулся спиной, на что-то острое и холодное.
   - Не дергайся! - прозвучал над ухом противный сиплый голос.
   В этот момент Александр по настоящему струсил. Он был уже готов согласиться на все, лишь бы прекратилось это издевательство.
   - И что я должен делать? - спросил он дрожащим голосом.
   - Ну, устрой аукцион, продай что-нибудь самое не нужное из своих владений, ну вот что тебе нужно меньше всего?
   И тут вдруг перед глазами Александра встала картина из позапрошлого дня - старая усадьба и крест над ней - дом, в который он бы никогда не захотел вернуться.
   - Дом - выпалил он - старый отцовский дом, он мне не нужен!
   Последняя фраза была адресована уже не корсиканцу и его спутнику, Александр просто озвучил идею, только что пришедшую ему в голову, которую он нашел превосходной.
   - В конце - концов - думал он - что я теряю? Виноградники остаются за мной - а это верный доход! Найму на полученные от продажи дома деньги управляющего, а сам буду жить в Париже. За одно и со всеми долгами расплачусь! А поднимусь, глядишь, если конечно понадобиться, и выкуплю дом назад. Он уже был убежден в том, что нашел решение всех проблем. По этому уже спокойно поднял глаза на корсиканца и спросил:
   - Знаешь кого-нибудь, кто организовывает аукционы по продаже недвижимости?
   - Нет проблем! Всегда рад помочь другу! - воскликнул корсиканец и подмигнул спутнику - беру всю организацию на себя!
  
   XIII
  
   Александр лежал на спине в своей комнате и смотрел в едва видный в отсвете луны потолок. Часы на башне уже давно пробили полночь, но напряжение не давало уснуть. Неожиданно, он заметил краем глаза какое то движение со стороны двери. Александр мелено повернул голову, и глаза его расширились от ужаса и напряжения. Прямо от двери к нему плыла по воздуху белесая полупрозрачная человеческая фигура в саване. Александр медленно привстал на кровати, не отрывая взгляда от фигуры. Не доходя пары шагов до него, фигура остановилась и затрепетала в порыве ночного воздуха из полуоткрытого окна. Александр напряженно вглядывался в черты лица призрака.
   - Отец? - ощущение ужаса и холода пронзило тело Александра.
   - Слушай меня внимательно, сын мой - слова как бы сами собой возникали в голове шевалье - ты нарушил свою клятву, ты хочешь отдать чужим людям самое ценное, что есть у нашего рода - наш замок! Немедленно воспрепятствуй этому, иначе весь твой род проклянет тебя и не найдешь ты покоя никогда на этой земле!
   - Но ты сам вынудил меня, отец, ты не оставил мне не сантима, чем мне платить по долгам и завещанию, где деньги? - воскликнул громко Александр, но тут же осекся - на дворе была ночь и окружающие могли проснуться.
   Призрак минуту колыхался перед ним, а затем тот же голос в голове произнес - Над камином в моем кабинете за каменным блоком тайник, там все деньги - забирай их, но сохрани замок - ради всех своих предков! С этими словами призрак медленно развернулся и поплыл обратно к двери. Александр так же медленно опустился на подушку, не сводя глаз с удаляющегося призрака, пока тот не растворился в дверном проеме. Глухой удар колокола на башне заставил его вздрогнуть и... проснуться. Было уже позднее утро.
   - Так это был всего лишь сон? - прошептал Александр и стер со лба испарину - боже, как здесь жарко!
   Он вскочил с кровати и распахнул по шире окно. В комнату ворвался теплый свежий ветер вместе с шумом давно проснувшейся улицы. Впервые за последние дни сияло солнце и на небе плыли лишь редкие кучевые облака. От открывшегося вида с души Александра ушли последние отголоски страшного сна.
   - Все будет хорошо! Это только сон! - сказал он громко, но его ни кто не мог услышать за шумом торговой улицы.
   Александр перегнулся через подоконник и глянул вниз. У крыльца с метлой суетилась Мария, выметая из ямы в мостовой в сточную канавку скопившиеся нечистоты.
   - Доброе утро! - крикнул ей Александр и помахал рукой. Мария с удивлением огляделась по сторонам, и не найдя Александра, глянула вверх. Увидев его, свисающего из окна, она весело запрыгала на месте и помахала рукой в ответ.
   - Какое утро, день уже давно, засоня вы! - Мария показала язык и вновь начала выметать воду из ямы.
   Александр, будучи в великолепном расположении духа, целых полчаса посвятил утреннему туалету, после чего, наконец, оделся и вышел на улицу. В след ему прозвучал окрик хозяина дома, что не плохо бы заплатить за жилье, но шевалье уже был далеко. Аукцион должен был начаться в пять часов вечера в замке и Александр хотел отправиться туда заранее и проверить наличие тайника. Для себя он решил - если найдет деньги, то просто отменит аукцион и расплатиться наличными со всеми кредиторами - денег должно было хватить по его предварительным подсчетам. Если же денег нет, то сон - ложь, и тогда тем более не о чем беспокоиться. Необходимо только было занять у кого-нибудь 11-12 франков на аренду лошади. С этим, он думал, ему поможет корсиканец, в конце концов, это и в его интересах. Александр направился прямо в солдатский кабак, в надежде повстречать там корсиканца.
  
   XIV
  
   В кабаке в это время было полное затишье. Сонный хозяин лениво протирал стойку засаленной тряпкой. Его супруга так же не спешно обслуживала двух гренадеров, зашедших, по-видимому, после ночного дежурства. Вот, собственно, и вся публика, что находилась в заведении.
   Александр огляделся, затем подошел к хозяину, нагнулся к его уху и шепотом спросил про корсиканца. Хозяин настороженно глянул на шевалье, после чего неохотно ответил, что тот еще не приходил, но обычно в это время заходит перекусить, по этому, если молодой господин желает, то может его подождать. Подождать, означало, что-либо заказать. У Александра не было денег. Признаться же в этом трактирщику было ниже его достоинства. По этому он просто вышел на улицу и стал ждать у дверей. На башне пробило два часа по полудни, а корсиканца все не было. Александр не на шутку разволновался. Даже если все сложиться удачно, он уже все равно не успеет попасть в усадьбу до начала аукциона. Шевалье уже было собрался уходить, как вдруг его окликнул знакомый голос.
   - Господин, уж не чаял вас найти! - к нему приближался маленький коренастый вчерашний знакомец - я уже и на квартире вашей был!
   В голосе Проныры сквозили добродушные нотки. Он уже не казался столь зловещим как вчера.
   - Мой хозяин велел передать вам, что он оставил вам лошадь, так что если вы желаете присутствовать на аукционе, то можете воспользоваться его услугой.
   Александр, наконец, увидел лицо этого человека. Он оказался не таким уж страшным, как представлялось. Лет тридцати на вид, Проныра имел вполне приятные черты лица, которые портила только синева, выдающая сильно пьющего человека. Лицо было даже чисто выбрито, что было совсем уже странно.
   - Где эта лошадь - без церемоний нетерпеливо спросил Александр.
   - Да я ее отвел к вашей квартире, она там привязана на заднем дворе! Черный жеребец - помесь араба с колхидцем. Да там он один, так что не ошибетесь. За ним любезно согласилась приглядывать дочь хозяина, когда я сказал, что жеребец для вас!
   Проныра ехидно ухмыльнулся и развязано подмигнул Александру. Но Александр на столько был занят своими мыслями, что даже не заметил ехидства собеседника.
   - Передайте хозяину мою благодарность! - коротко бросил он Проныре и почти бегом отправился на квартиру.
   - Да, я думаю, вы увидите его раньше! - крикнул вслед быстро удаляющемуся Александру Проныра, но шевалье его уже не слышал.
   Он быстро добрался до квартиры, но не стал заходить в дом, а постучал в ворота рядом. В щель между плохо подогнанными досками он увидел Марию, которая спешила к воротам. Она глянула в щель, отодвинула засов и приоткрыла одну из створок. Александр проскользнул в открывшуюся щель, оглядываясь, как вор.
   - Что с вами? Вы такой взъерошенный! Вам тут какой то забулдыга коня привел - начала, было, скороговоркой возбужденно шептать Мария, но Александр таинственно закрыл ей рот рукой.
   - Слушайте меня внимательно! - Александр оглянулся, не слышит ли их кто-нибудь - я вынужден сейчас уехать не надолго. Я знаю, что должен вашему папеньке за кров и пищу, и обязательно верну ему все по возвращению. Вы только пока ему не говорите о моем отъезде. А я, в свою очередь, обещаю вам, что скоро буду очень богатым, и тогда заберу вас из этого дома навсегда!
   Александр даже сам не понял, зачем он дал последние обещание, это был просто порыв души при виде миленького румяного личика юной красавицы. Мария опешила и так и осталась стоять у ворот, пока Александр поправлял снаряжение коня и забирался на него. Лишь когда шевалье ударил коня в бока каблуками, Мария опомнилась и еле успела распахнуть ворота. Еще долго она стояла у ворот и глядела ему вслед. Растерянность на ее лице сменилась мечтательной улыбкой, а в маленькой голове проносились картины будущей роскошной и беззаботной жизни.
  
   XV
  
   Конь под шевалье оказался старой клячей и ни как не хотел переходить в галоп.
   - Эдак я три часа добираться буду - подумал с раздражением Александр.
   Он покинул предместья Парижа и выехал на абсолютно безлюдную дорогу. Над ним было сочное голубое небо и светило яркое солнце, клонящееся уже к закату, но впереди он увидел надвигающиеся темные тяжелые тучи.
   - Похоже, снова зарядят дожди! - Александр крякнул от досады - что за погода этой осенью!
   Он все бил и бил коня пятками сапог по крупу, но конь по-прежнему еле тащился. Шевалье уже начал подозревать, что корсиканец нарочно дал ему такую клячу, что бы избавиться от его присутствия на аукционе, но, поразмыслив немного, решил, что это обычная жадность корсиканца и не более того.
   Грозовой фронт стремительно приближался и занял уже пол неба как раз в той стороне, где находился замок. Издалека тучи казались кипящими, так как они постоянно хаотично двигались с необычайной скоростью и все время видоизменялись.
   - Странная какая то гроза, как будто внутри ее прячется вихрь.
   Эта мысль заставила Александра поежиться, как от холода. Он пожалел, что не надел в этот раз свою шляпу, понадеявшись на хорошую погоду.
   - Если сейчас начнется ливень, то струи потекут прямо за шиворот! Проклятая кляча, да скачи ты быстрее!
   Александр в отчаянии начал хлестать коня по шее свободным концом поводьев. Но конь только мотал головой и ржал.
   Наконец они достигли постоялого двора и свернули на аллею. Было уже около шести часов вечера, и аукцион был явно в самом разгаре. Тучи заволокли все небо над головой Александра, и все покрыла такая тьма, как будто наступила ночь. Очередной резкий порыв ветра принес, наконец, заряд осеннего ливня. Одновременно с ним целым снопом вокруг засверкали молнии. Разряды грома напугали лошадь, она прижала уши и еще более замедлила шаг. Сквозь ветви деревьев уже проглядывали очертания темных стен замка и светлячками прыгали, причудливо преломляясь в ветвях, далекие огоньки окон второго этажа усадьбы.
   Александр всей душой хотел быстрее оказаться там, в этом некогда ненавистном ему доме. Но вдруг очередная серия вспышек молний прошла прямо над крышей усадьбы. Шевалье наблюдал, как во сне, медленно разгорающееся зарево пожара. Люди в доме, увлеченные торгами, еще не почувствовали беду. До слуха Александра доносились лишь ржание и храпение взволнованных лошадей во дворе замка. Но едкий тяжелый дым, горящей под крышей соломы и старых высохших стропил, уже расползался по дому и валил из слуховых окон. Вот вспыхнули занавеси в одном из крайних окон. И тут пожар перестал таиться. В мгновение ока пламя распространилось по всему дому. Огромная фронтальная каменная балка с треском и искрами рухнула вниз и придавила парадную дверь. До слуха Александра долетели истошные крики попавших в западню участников аукциона. Люди метались в непроглядном дыму в поисках выхода. Кто-то пытался выпрыгнуть из окна, но цеплялся в полете о торчащую под окном лепнину, переворачивался и падал головой на брусчатку двора. Кому-то повезло больше, тем, кто смог спуститься на первый этаж и сейчас выскакивал из окон. Истошные крики и паника были повсюду. Те, кому удалось спастись из пламени, хватали первых попавшихся лошадей и пытались на них забраться, но испуганные животные скидывали седоков и топтали их ногами. На мосту образовалась пробка из столкнувшихся колясок и лягающихся в испуге лошадей.
   Александр, оцепеневший от этого зрелища, даже не заметил, что его конь остановился. Мимо него скакали обезумевшие лошади, таща за собой на поводьях сброшенных всадников, бежали обожженные люди, стояли крики и стоны, а он, как Наполеон на Ватерлоо, угрюмо и бессмысленно взирал на это крушение всех его надежд.
   Неожиданно со стороны усадьбы раздался страшный треск и грохот. Александр увидел, как остроконечная пылающая крыша сначала просела, а затем рухнула внутрь, снеся по пути прогоревшие полы второго этажа, похоронив под собой всех, кто там еще оставался, и последние надежды Александра. Струи дождя проникли, наконец, внутрь здания, и пламя начало постепенно убывать. Часа через полтора лишь многочисленные излучающие жар угли, да редкие языки пламени, напоминали о разразившейся катастрофе.
   Александр спешился. На негнущихся ногах он прошел через мост, ведя за собой коня. В воздухе стоял мерзкий запах гари и жженой шерсти. Шевалье пытался не смотреть под ноги, но те, как нарочно, все время запинались обо что-то мягкое. Что это было, догадаться было не сложно, и Александру стало дурно. Он отпустил поводья и перегнулся через низкие перила моста. Его вырвало. В это время резкая вспышка молнии осветила ров под ним, и он увидел прямо перед собой раздавленное копытом безжизненное лицо женщины. Александр отскочил от края моста, схватился за голову руками и издал дикий, не человеческий вопль. Он упал на колени, поднял глаза к беснующимся облакам и застонал.
   - За что, господи, за что!
  
   XVI
  
   Губы коня, коснувшиеся его шеи, заставили Александра очнуться. Он машинально взял коня за повод, встал с колен и двинулся к руинам усадьбы. Ливень не прекращался. Одежда на нем уже давно промокла, и холодный ветер заставлял его мелко дрожать, но он как будто не замечал этого. Он подвел коня к остаткам ограды и привязал его за повод. Александр не спешил. Спешить было некуда. Полное опустошение было в его душе. Он думал только об одном - есть ли тайник? Александр ухватился за подоконник крайнего окна и подтянулся. Рамы в окне уже не было, по этому он без труда перевалился через подоконник внутрь.
   Перед ним предстало жуткое зрелище. Так, наверное, должен был выглядеть ад. Жар еще не утих и согревал щеки и голые ладони Александра. Одежда на нем начала парить. Вокруг были разбросаны завалы из обломков лепнины, обгорелых балок, гнутых, почерневших канделябров и каких то металлических вещей, которые были так изуродованы пламенем, что опознать их уже было трудно.
   Александр посмотрел в верх, туда, где был, когда то, кабинет отца. Камин с частью каменного пола все еще находился на месте, нависая над огромным провалом. Шевалье оценил возможность добраться до камина. Если забраться по точащей из земли обгорелой балке, с нее перепрыгнуть на каменный подоконник окна второго этажа, а с него на остаток пола у камина, то вполне возможно достигнуть цели. В его душе уже не оставалось ничего доброго. Он был убежден, что бог восстал против него, а раз так, то и он может более не заботиться о соблюдении божьих заповедей.
   - Я найду деньги! Найду любой ценой! И ни кто и не что меня не остановят!
   Александр обхватил балку руками и пополз вверх. Перебраться на подоконник оказалось не так просто, как казалось снизу. Расстояние, казавшееся снизу маленьким, на самом деле было шире человеческого шага. Если бы он мог встать на ноги и прыгнуть, то без труда достиг бы цели. Но он не мог даже привстать на балке - она была сырая и скользкая - шевалье непременно бы свалился вниз - а это верная смерть при такой высоте. С минуту Александр размышлял, крепко обхватив конец балки руками и ногами. Балка шаталась и могла в любой момент обвалиться. И тут ему пришло в голову воспользоваться не устойчивым положением балки.
   - А что если чем-нибудь зацепиться за подоконник и попытаться подтянуть балку к нему?
   Через секунду Александр уже разматывал свой прочный шелковый пояс и крепко привязывал к его концу связку с ключами. Другой конец он так же крепко привязал к запястью правой руки.
   - Ну, попробуем!
   Он резко размахнулся, чуть не потеряв равновесие, и метнул ключи в проем каменной рамы. Ключи вылетели в окно, но когда шевалье потянул пояс на себя, выпали из окна назад. Не видя других возможностей, Александр все продолжал и продолжал попытки, пока вдруг большое кольцо ключей не застряло в щели между краем окна и каменной рамой. Александр, что было сил, потянул на себя - ключи не поддавались, зато балка, с зловещим треском двинулась, и начала падать в сторону окна. Еще секунда, и шевалье схватился вытянутой рукой за перекладину каменной рамы. Балка уперлась в стену под окном и остановилась. Александр подтянулся и перебрался на подоконник. Полированный мрамор был скользким от дождя, и Шевалье испугался, как бы не поскользнуться, когда он будет перепрыгивать на фрагмент пола у камина. Перспектива упасть вниз его не радовала. По этому он долго шаркал каблуками по мрамору подоконника, приноравливаясь к сцеплению подошв с камнем. Наконец он решился и прыгнул. Ему удалось попасть на средину обломка пола и по инерции добежать до камина. Цель была достигнута. Александр прислонился спиной к камину, тяжело дыша, и глянул вниз. Темнота внизу создавала иллюзию бездонной пропасти, из которой, казалось, тянут к нему свои щупальца какие то мерзкие адские твари. Александр отогнал видения и развернулся. Он начал простукивать ключом все камни над камином. Неожиданно один из камней под ударом треснул и выпал. Открылась темная ниша. Дрожащая рука Александра медленно ощупывала нишу, как вдруг пальцы коснулись холодного металла. Александр погрузил в нишу обе руки и вытащил из нее увесистую металлическую коробку. Он прижал коробку к груди и поднял лицо под струи дождя.
   - Так значит это правда. Все, правда! Это был не сон! Что же я наделал! Отец! Прости, я не хотел, что бы все так вышло!
   Капли дождя на его лице смешались со слезами, стекающими из его глаз. А губы все шептали слова покаяния.
   Вдруг вспышка близкой молнии и оглушительный раскат последующего грома заставили его придти в себя. Александр поставил коробку на камин и осторожно снял с нее крышку. В очередном отблеске молнии блеснули сотни золотых монет и несколько пачек купюр.
   - Да тут на многие тысячи франков! Я богат! Спасибо отец!
   Александр чуть не запрыгал на месте от радости, как ребенок, но во время опомнился. Он с опаской глянул вниз, затем на коробку и, не долго думая, начал перегружать ее содержимое в карманы сюртука и штанов. Что не вошло, он завернул в пояс и обвязал вокруг талии. После этого он попрыгал на месте. Монеты в карманах звенели так, что казалось, его услышат в деревне.
   - Тяжеловато прыгать с такой поклажей, да делать нечего, попробую попасть прямо на балку.
   Александр согнулся и приготовился к прыжку. У него был только один шанс. Он отступил к камину, затем сделал два быстрых шага и прыгнул, выставив вперед руки. Остаток каменного пола за его спиной хрустнул и повалился вниз. Он ударился грудью о балку и обхватил ее руками, но не удержался и покатился вниз, ударившись спиной о куски каменного пола первого этажа. Грудина болела.
   - Не хватало еще только ребро сломать - подумал Александр, и застонал, скрючившись от неожиданной резкой боли на полу. Он попытался восстановить дыхание. Через несколько минут ему это удалось, и он с трудом поднялся на ноги. Тяжелый груз тянул его к земле. Боль немного утихла. Покачиваясь, Александр огляделся и направился к ближайшему окну. С трудом он перелез через подоконник и спрыгнул со звоном в траву. Он оказался на заросшем заднем дворе усадьбы.
   - Черт! Не туда вылез, придется обходить, темно, хоть глаз выколи!
   Александр, придерживаясь руками за камни стены, двинулся в обход усадьбы. Молнии становились все более редкими и отдаленными, но ливень не прекращался, как будто наступил всемирный потоп. Ноги шевалье постоянно съезжали в сторону от наклонных фундаментных плит, и он, то и дело, падал на бок. Каждое падение сопровождалось новым приступом сильной боли в груди, заставлявшей Александра стонать. Наконец он добрался до угла и обогнул его. Он уже было направился дальше вдоль стены, как вдруг руки его коснулись холодного металла. Это была двойная стальная дверь, закрытая на засов. Груды штукатурки под ней говорили о том, что она была замурована, когда-то, но пламя и ветер с дождем этой ночью сделали свое дело - штукатурка потрескалась и обвалилась. В детстве своем Александр не одну сотню раз гулял вокруг усадьбы, но дверь была так хорошо замаскирована, что ему даже в голову не приходило, что под имитацией камня может, что-то скрываться. Что это было? Вход в заброшенный погреб? Или тот самый фамильный древний склеп?
   И тут вдруг голову Александра буквально пронзила мысль, точнее очень старое детское воспоминание, всплывшее неизвестно из каких потаенных уголков памяти. Он вдруг вспомнил себя, раскачивающегося на качелях в парке, и давно умершую мать, которая сидела рядом, в тени старого бука, и рассказывала ему старинную родовую легенду. Лица ее он вспомнить уже не мог, как будто туман закрывал его, но голос, мягкий и добрый, вспомнил отчетливо.
   - Давным-давно - говорила на распев мама - основатель нашего рода, великий и справедливый рыцарь святого креста, привез из похода в землю обетованную множество различных сокровищ и диковинок, часть которых потратил на устройство этого поместья, но другую часть приказал спрятать в надежном месте замка. После чего лично отрезал языки всем своим слугам, дабы не могли они разболтать страшную тайну фамильных сокровищ. Многие поколения рода Ловуазье в трудные для них дни искали эти сокровища, но так ни чего и не нашли. Только ходят упорные слухи, что спрятаны они в саркофаге великого рыцаря, и не возможно их достать, не потревожив его покой. Кто же решится на это - на того падет не минуемое проклятие старого рыцаря, и не видеть ему в жизни ни счастья не удачи до самой смерти.
   - Уж не вход ли это в ту самую гробницу? - подумал Александр, и алчность овладела им - мне сегодня определенно улыбается удача!
   Он поднял с земли увесистый камень и попытался выбить им засов. После трех ударов засов тронулся с места и четвертым был, наконец, выбит из петель. Александр схватился обеими руками за петли и потянул створки двери на себя. Со страшным скрежетом двери медленно распахнулись. Перед ним открылась черная непроглядная пустота, из которой пахнуло сыростью и плесенью.
   - Нужно найти факел или не погасшую головешку - убежденно произнес Александр и направился на двор перед усадьбой в поисках чего-нибудь подходящего. Ему повезло. Он быстро нашел заправленный маслом фонарь на одной из брошенных повозок и зажег его от найденной тлеющей головешки. Фонарь медленно разгорелся, и шевалье вернулся с ним к найденной двери. Он выставил фонарь перед собой на вытянутой руке и увидел отражение его света в дождевой воде, стекающей по уходящим куда-то вниз каменным ступеням. Александр осторожно перешагнул металлический порог двери и вошел внутрь.
  
   XVII
  
   Лестница, по которой он сейчас спускался, казалась бесконечной, Тусклый свет фонаря мог высветить лишь несколько ступеней впереди, все что дальше, тонуло во мраке. Он шел, осторожно ступая по скользким ступеням, вокруг его ног маленькими водопадами с тихим журчанием стекала вода, эхом отражаясь в узком и длинном тоннеле. И этот многократно отраженный от стен звук сливался в единый гул, как будто где-то внизу пели невпопад заунывную песню тысячи маленьких гномов. От этого звука Александру становилось не много не по себе. Ему казалось, что снизу, из темноты, за ним кто-то наблюдает. Холодным и не мигающим взглядом. Пытаясь отогнать эти глупые страхи, Александр махнул рукой, но не удержал равновесие и упал лицом вперед, покатившись по ступеням. От дикой боли он потерял сознание.
   Очнулся он от холода, пронизывающего всего тело. Это была ледяная дождевая вода, заполнившая горизонтальный коридор, в начале которого, головой на последней ступени, сейчас лежал Александр. Во рту стоял вкус крови. Ныли выбитые зубы. Губы опухли. Боль в груди началась с новой силой. Он пошарил вокруг и достал из воды фонарь. Тот, конечно же, погас, залитый водой. И только тут Александр понял, что видит. В коридоре, непонятно откуда, лился очень слабый зеленовато-голубой свет. Присмотревшись, шевалье понял, что это светиться странный налет на стенах, с виду напоминавший лишайник или плесень.
   - Какой то неизвестный вид плесени - подумал Александр. Он попробовал встать - да, так и убиться не долго, нужно быть осторожнее.
   С трудом ему удалось подняться. Он прислонился к стене и отдышался.
   - Нужно идти! - Александр оторвался от стены и, раскачиваясь из стороны в сторону, не твердым шагом, по колено в воде, направился к противоположной части коридора. Многократно отраженное эхо его шагов приобрело металлический призвук, так что в одно мгновение Александру показалось, что за ним след в след крадется кто-то в рыцарских железных сапогах.
   - Бред какой-то - подумал Александр и ускорил шаг.
   Коридор оказался длиннее, чем показалось вначале. Когда шевалье достиг его конца, он уже окончательно продрог и стучал зубами, постанывая при этом от боли. В конце коридора оказался тупик с массивной дубовой дверью в торце. Дверь была в половину человеческого роста и в полуметре от пола и больше напоминала люк.
   - Больше напоминает вход в мышиную нору - усмехнулся Александр - если это действительно вход в склеп, то очень интересно, как же сюда затаскивали гробницы и покойников?
   Александр попробовал открыть дверь, потянув ее за ржавое кольцо на себя. С некоторым усилием, но это ему удалось. Дверь тяжело открылась и повисла на покосившихся петлях. Не смотря на прошедшие годы состояние двери, было вполне приличным, гнили заметно не было. Она оказалась довольно толстой - около пяти дюймов толщиной.
   - Ого! - подумал Александр - да тут осаду можно выдержать, прямо форт, какой то! Он нагнулся и пролез внутрь.
   Перед ним было помещение шагов тридцать длиной и восемнадцать - двадцать шириной с высоким потолком. После тесного коридора потолок показался Александру даже излишне высоким. Все помещение было заставлено расположенными в шахматном порядке саркофагами. На их крышках были вырезаны фигуры лежащих воинов в рыцарских доспехах и надписи, свидетельствующие о том, кто покоится под каждой плитой. Но не это поразило Александра, а то, что на стенах в петлях висели факелы и они были зажжены! Правда, свет от них изливался какой-то не естественный, зеленовато-синий, как будто в пламя добавили медный купорос.
   - Похоже, здесь кто-то недавно побывал - удивленно прошептал Александр - возможно, здесь есть еще один вход? Может, кто ни будь из слуг, тот же сумасшедший Анри, знает об этом месте?
   Он не мог найти другого объяснения происходящему. На всякий случай он позвал слугу по имени, но в ответ прозвучало лишь гулкое эхо.
   - Никого! Ладно, не будем терять времени, нужно найти гробницу древнего предка.
   Александр приблизился к ближайшей гробнице и попытался сдуть пыль с полу стертой надписи. На глаза попали даты - 1672 - 1729.
   - Не то! - задумчиво в слух произнес Александр - идем дальше.
   Так он, переходя от гробницы к гробнице, обошел уже треть помещения, как вдруг обратил внимание на саркофаг, отличающийся от всех остальных ступенчатым подиумом, на который он был установлен. Тем самым он казался более солидным и величественным. Александр, дрожа уже больше от волнения, чем холода, подошел к саркофагу и взошел на ступени. Он осторожно смахнул пыль с надписи на крышке и сдул ее остатки. Надпись, в отличии от предыдущих, была не на французском , а на латыни. Александр не знал латыни, так как прогуливал эти скучные занятия, да это было и не к чему, он и так понял - вот он, саркофаг основателя рода! Сердце Александра готово было вырваться из груди от волнения. Если верить легенде многие его предки искали сокровища великого Ловуазье, но именно ему, похоже, улыбнулась удача! Нужно было только снять крышку и заглянуть внутрь. Александр был теперь абсолютно убежден в этом. Он достал из маленького кармана в жилетке перочинный нож и попробовал протиснуть его лезвие в щель между основанием саркофага и крышкой. Лезвие вошло с трудом, похоже было, что щель была когда-то замазана глиной. Этот факт еще более убедил Александра в правильности своих выводов, и он неистово стал выскребать глину из щели по всему периметру саркофага.
   Наконец он закончил это дело и попытался сдвинуть крышку в сторону. Она не поддавалась. Сильная боль в груди не позволяла сильно напрячься. Александр уже хотел, было, сдаться и придти сюда позже, но неожиданно одним удачным движением ему удалось заставить крышку качнуться. В следующее мгновение крышка чуть-чуть поддалась и отъехала в сторону на четыре пальца, образовав узкую щель со стенкой саркофага. Радости Александра не было предела. Он тут же попытался просунуть внутрь руку и поискать внутри что-нибудь ценное. Рука с трудом, но пролезла по локоть. Александр раскрыл кисть и попробовал дотянуться пальцами, до чего ни будь. Поначалу пальцы лишь хватали пустоту. Александр с трудом просунул руку глубже. Шершавый край крышки сдирал кожу с его локтя, но он как будто этого не замечал. Тот самый азарт, что всегда принуждал его проигрывать в чистую в кости, сейчас вновь наполнил его, захватив и ум и душу. Глаза его блестели, на лбу выступили капельки пота, губы дрожали от напряжения.
   - Ну, давай же, давай, где ты там прячешься, мое сокровище - шептал он, тяжело дыша.
   Наконец ему удалось до чего-то дотянуться. На ощупь это была рукоять меча, и судя по многочисленным твердым выступам - осыпанная драгоценными камнями.
   - Вот оно, есть! - воскликнул в возбуждении Александр. Он схватил рукоять пальцами и попытался вытащить руку. Меч оказался тяжелым и просто выскользнул из дрожащих от напряжения пальцев. Лишь с третьей попытки Александру удалось надежно ухватить рукоять.
   - Наконец то! А ну, покажись на свет! - Александр потащил меч к щели между крышкой и стенкой саркофага. И когда, казалось, уже должна была появиться в проеме щели рукоять, неожиданно резкая боль пронзила его руку. Как будто несколько острых ножей одновременно вонзились в нее. От неожиданности Александр вскрикнул, отпустил рукоять и резко выдернул руку из саркофага. На запястье он увидел пять глубоких кровоточащих ран. Пять следов от длинных когтей, вцепившихся в него. Ужас охватил его. Мертвец ожил?! Но этого не могло быть. Он лихорадочно пытался найти объяснение происшедшему, но ничего вразумительного в голову не приходило. Александр медленно сошел с постамента, не отводя расширенных от ужаса глаз от сдвинутой крышки. От его резкого движения из саркофага вырвалось облако белой пыли, и сейчас она висела в воздухе, не давая разглядеть того, что же происходило с саркофагом. Шевалье все пятился, пока не уперся спиной в стену гробницы. Он медленно сполз по стене и сел. Кровь из ран еще струилась, и ему сделалось дурно от ее вида. Весь недавний азарт улетучился без следа.
   - Может это какой-нибудь хитрый капкан - с надеждой подумал Александр - ведь не мог пращур оставить свои сокровища вообще без защиты! Он, было, уже уверил себя в этой мысли, но, вспомнив эту хватку вновь, сразу потерял уверенность - это было не похоже на механизм - когти резко схватили, а затем медленно начали вонзаться. Капкан так не работает. Словно кто-то специально хотел доставить как можно больше мучений. Да и отпустили когти сразу, как только он попытался выдернуть руку.
  
   XVIII
  
   Александр сидел ошалевший и потерявший ориентацию. Он то и дело начинал безумным взглядом водить по помещению, словно что-то искал. Но взгляд, в конце концов, постоянно останавливался на приоткрытом саркофаге. Пыль давно улеглась, но никакого движения больше не наблюдалось.
   - Что бы это ни было, оно мне больше не угрожает - подумал взявший себя в руки шевалье - хватит приключений! Нужно выбираться от сюда!
   Он пошарил здоровой рукой по карманам.
   - Денег у меня достаточно! Расплачусь по долгам и ... - вдруг Александр понял одну вещь и даже рассмеялся громко, во весь голос - Какие долги?! Ведь корсиканец определенно сгорел в доме! Я никому ничего не должен! Ну не считая мелочи хозяину квартиры, конечно.
   Он медленно, продолжая смеяться, поднялся на ноги, оторвал рукав своей сорочки и, как смог, перемотал раненую руку. Затем он, в развалку, двинулся к выходу со словами - довольно мне этой чертовщины! Дверь оказалась закрытой. Александр несколько раз толкнул ее, но дверь не поддавалась.
   - Похоже, чертовщина продолжается - со злостью подумал шевалье и в слух громко закричал - Эй, кто там? Анри, это ты? Кончай шутить! Открой дверь немедленно! Слышишь?!
   Ответом стал резкий, возникший ниоткуда порыв ветра. Он пронесся по помещению, поднимая пыль, и задувая факелы на стенах. Всего несколько секунд, и помещение склепа погрузилось в темноту. Александр резко обернулся и встал, как вкопанный. От всех стен исходило слабое, еле заметное, зеленоватое сияние, похожее на то, что было в коридоре. Но не это поразило Александра. Он вдруг явственно увидел, как стена напротив растворяется в воздухе, открывая вид на бесконечно длинный тоннель. И где-то вдалеке, в тоннеле, он увидел движущееся к нему белесое бесформенное облако. Облако пульсировало и излучало холодный свет. От него исходило дыхание угрозы и ужаса. Александр вдруг всеми клетками тела ощутил пронизывающий холод. Он медленно прополз вдоль стены до угла склепа и сел, сжавшись, как маленький ребенок перед неизбежным суровым наказанием. Широко раскрытые глаза его, не мигая, с ужасом смотрели в одну точку - на приближающееся облако. За массивами саркофагов он не видел всей картины, но и то, что ему открывалось в промежутке между каменными могильниками - приводило его в содрогание.
   Чем ближе облако становилось, тем отчетливее было видно, что состояло оно не из тумана, а из десятков плывущих в белых саванах тел. Призрачно-прозрачных и светящихся. Александру казалось, что он уже может различить черты лиц этих призраков. Одно из них показалось знакомым.
   - Отец! - прошептал бессознательно Александр.
   Он сидел , словно окаменевший, боясь даже пошевелиться.
   - Я не виноват, Отец, это обстоятельства - шептал он трясущимися губами - я не хотел этого!
   Призраки вплыли в склеп и, не спеша, разлетелись по помещению, образовав вокруг Александра полукруг. И тут в голове шевалье вдруг зазвучал голос. Это был не знакомый грубый голос старого воина.
   - Ты нарушил клятву и стал клятвопреступником! И не будет тебе пощады! Отныне и навсегда ты проклят страшным проклятием и изгнан из своего рода! Я, основатель рода Ловуазье - Жак Бесстрашный - говорю тебе, недостойный потомок, что отныне тебе не будет места ни на этом свете, ни на том! И не будешь ты знать покоя до тех пор, пока самое дорогое для тебя существо не отдаст тебе свою кровь и жизнь за твое освобождение. И эта последняя кара станет для тебя самой страшной! Да будет так.
   - Да будет так - прозвучал в голове Александра не стройный хор голосов.
   С этими словами призрак рыцаря медленно развернулся и направился обратно в тоннель. Остальные призраки последовали за ним, больше не произнеся ни слова.
   Александр все продолжал так же сидеть в оцепенении и глядеть, не мигая, как улетает в даль облако и постепенно исчезает тоннель. Лишь спустя полчаса, он пришел в себя, медленно поднялся и побрел на ватных ногах к двери. На сей раз, дверь поддалась без усилий, и шевалье выбрался в коридор. Он шел машинально, ничего не соображая. Его вел только один инстинкт - поскорее выбраться наружу, к солнцу, подальше от всего этого ужаса. Он запинался о какие-то выступы под водой в коридоре, падал, с трудом поднимался и снова шел. На лестнице он поскользнулся и скатился по ступенькам вниз. К выходу Александр добрался уже на четвереньках. У него не осталось сил ни на что. Перевалившись через порог, шевалье плюхнулся на спину, широко раскинув руки. На улице, по-прежнему, была глубокая ночь, как будто время остановилось. На его лицо и тело сверху лились беспрерывные потоки холодной воды. Они как иглы пронзали его тело, словно он был голый. Но у него не было сил подняться. Он потерял счет времени и не знал, сколько уже лежит. Ливень начал стихать и перешел в мелко моросящий дождик. Александр, наконец, нашел в себе силы, с трудом сел, покачиваясь, и тяжело поднялся на ноги. Он направился вдоль стены в направлении парадного входа, перебирая по стене в темноте ладонями.
  
   XIX
  
   Выйдя на площадь перед входом, он огляделся, как будто в этой непроглядной тьме можно было, что-то увидеть. В тишине, где-то впереди, раздалось резкое фырканье коня. Александр пошел на звук, но споткнулся и упал. Руки его коснулись чьего-то обугленного лица. Он отдернул руки и резко вскочил. Конь вдруг неистово заржал где-то рядом. Александр вздрогнул и решительно двинулся в сторону звука. Но с конем творилось что-то не ладное. При приближении шевалье тот начал биться так, словно почуял волков. Конь вставал на дыбы, ржал и рвал поводья. Один раз он лягнул Александра в живот. Шевалье упал и согнулся от боли. Его стон заглушило очередное громкое ржание и фырканье беснующегося коня.
   -Что с тобой?! Дьявол! Стоять! - смог выдавить из себя, наконец, Александр. Но конь его будто не слышал. Он продолжал рваться и рваться, пока добротный повод не выдержал и лопнул. Конь вновь встал на дыбы, ударив копытами землю в полуметре от головы Александра, затем сорвался с места, упал в ров, дико ржа с трудом выбрался из него и умчался прочь.
   - Спятил! - горько подумал Александр - не мудрено после такой ночи. Я и сам не верю, что в здравом уме. Может мне вообще все это кажется? Может это бред?
   Он медленно поднялся и осторожно, обходя на ощупь трупы, направился через мост, в сторону постоялого двора. Поле моста идти было легче. Дорога уже не была завалена обломками и трупами. Где-то вдалеке еще слышно было ржание коня, но искать его в такой темноте не было смысла. Александр шел по дорожке, едва угадывая силуэты стоящих по бокам вековых деревьев. Дождь уже совсем прекратился, и через пять минут в просвете между разбегающимися тучами показалась полная луна. Александр оглянулся назад. В свете луны уже далекая усадьба представляла собой жуткое зрелище. Торчащие на месте крыши покосившиеся трубы и обломки балок издалека напоминали ребра лежащего на спине скелета. Александр отвернулся и решил больше не оглядываться. Все в прошлом, у него есть деньги, и он может начать жизнь с начала. Все остальное уже не имело для него значения.
   Дорожка была прямая, как стрела. Причудливая игра света, висящей впереди прямо над дорожкой луны, рассыпаясь искрами в перепутанных ветках деревьев, завораживала и успокаивала. Александр расслабился и шел уже машинально. В голове звенела пустота. Казалось, что все замерло, и он просто перебирает ногами на месте. В карманах позвякивали монеты и приятной тяжестью наваливались на бедра. Ветер стих и лишь шлепанье его не ровных шагов нарушало первозданную тишину спящего парка. Александр даже улыбнулся, ему пришло в голову, что он победил. У него есть все, что нужно, главный кредитор, скорее всего, мертв и впереди его ждет безоблачная жизнь. Не могло быть иначе! Он столько пережил за последнюю неделю, что бог обязательно должен был вознаградить его за страдания. Неожиданно он вспомнил слова призрака.
   - И в чем же твое проклятие? Как видишь, я жив, мои карманы полны золота, а в Париже меня ждет прекрасная девушка! - сказал шевалье в пустоту с ухмылкой.
   Когда Александр дошел до дверей придорожной харчевни, на горизонте уже занимался рассвет. Из лощины справа за дорогой надвигался слоистый утренний туман. Шевалье толкнул дверь ногой и, словно пьяный, ввалился внутрь.
  
   XX
  
   Харчевня в это время была почти пустой. Лишь пара сонных гуляк, которые лениво обсуждали события минувшего вечера, когда мимо таверны пронеслись повозки, всадники и какие то обезумевшие люди. Они заскакивали в таверну и кричали, с безумным видом, о каком то пожаре в замке. Хозяин харчевни прекрасно знал, что в замке уже никто не живет, по этому благоразумно решил дождаться утра, а уж потом пойти посмотреть, что же там все-таки случилось. В любом случае, по его мнению, потеря была не велика, так как молодой владелец явно не собирался возвращаться в замок. Это вообще был довольно трусоватый, тучный и лысый человек лет пятидесяти. Впрочем, никто во всей округе не мог сказать про него ничего плохого, так как хозяин славился своей добротой и общительностью.
   Остальные, сидевшие в харчевне гуляки, по началу вроде бы собрались направиться к замку и посмотреть, что случилось, но, выйдя под холодный ливень, быстро потеряли интерес и вернулись назад.
   В этот ранний час хозяин харчевни лениво и сонно сидел за стойкой, протирал кружки и с раздражением смотрел на последних посетителей. Девизом харчевни было - " До последнего посетителя ", и приходилось придерживаться этих не писаных правил. Когда заскрипела входная дверь, хозяин не довольно посмотрел в ее сторону.
   - Кого еще несет?! Не спиться же! - хозяин от досады со всей силы стукнул кружкой по стойке и начал сердито тереть стойку тряпкой.
   Незнакомец подошел к стойке и просипел простуженным голосом - вина, хозяин! Кувшин! И поесть что-нибудь.
   Хозяин оторвал взгляд от стойки. Ему очень хотелось сказать нежеланному посетителю какую-нибудь резкость. Он поднял глаза и посмотрел с вызовом на посетителя. В следующую минуту глаза его наполнились ужасом. Выпучив глаза и хватая ртом воздух, хозяин попятился назад, потом вдруг завизжал, как поросенок под ножом мясника, и бросился к двери. Он пулей вылетел на улицу с криком - Демон!
   Удивленный Александр повернулся и посмотрел ему в след. Затем глянул на оставшихся посетителей и пожал плечами. Те мигом проснулись от странного поведения хозяина и то же смотрели на дверь. Затем посмотрели на Александра. В следующую минуту они уже неслись к двери с криками - Дьявол! Чур, меня!
   Еще через секунду харчевня была пуста. Один Александр стоял в полном недоумении у стойки. Но усталость и голод были на столько сильны, что он не долго задумывался над происходящим, а просто зашел за стойку и сам взял бутылку вина, открыл ее лежащим на стойке ножом, сделал несколько жадных глотков. Затем он прошел на кухню и достал из стоящего на очаге котла кусок мяса. В висящем рядом с очагом буфете Александр нашел краюху хлеба и головку лука. Для импровизированного ужина это было достаточно. Он отнес все найденное за чистый стол в углу харчевни и жадно приступил к трапезе. Тепло побежало по его сосудам, хмель вскружил голову. Александра, после пережитого, просто развезло. Он решил расплатиться и пойти в гостиницу постоялого двора - снять комнату и завалиться спать. Шевалье бросил на стойку несколько мелких монет и уже хотел уходить, как вдруг обратил внимание на большое, начищенное до зеркального блеска, бронзовое блюдо, стоящее на стойке. Он случайно, краем глаза, заметил свое отражение в блюде и вздрогнул. Он схватил блюдо обеими руками и, резко развернувшись к свету, поднес его к лицу. Ужас охватил его. Из блюда на него смотрело безобразное высохшее лицо мумии. Кожа отслаивалась хлопьями. Глаза так глубоко ввалились в глазницы черепа, что напоминали темные колодцы. Нос был впавшим, словно у сифилитика в последней стадии. Это было не его лицо! Александр бросил блюдо и посмотрел на руки. Только сейчас он заметил под грязью, что пальцы стали слишком худыми и костлявыми, а под обвисшей кожей перекатывались какие то ошметки.
   Александр дико закричал от ужаса и заметался по помещению, не отрываясь взглядом от рук. Он подбежал к тазу с водой и попытался отмыть рук. Но чистыми, руки оказались еще страшнее. Обтянутые сухой зеленой кожей кости с пузырями гноя, обволакивающими суставы.
   В этот момент до слуха Александра долетели многочисленные крики людей и голос трактирщика, совсем рядом, за дверью.
   -Он здесь! Демон здесь! В таверне! Убейте его, Убейте!
   Шевалье понял - нужно было немедленно бежать. К счастью он знал этот трактир хорошо, так как в детстве частенько играл здесь с детьми трактирщика. За кухней была кладовка, а из нее люк, выходящий на задний двор к конюшне. Через него затаскивали продукты для кухни. В детстве Александр не однократно лазил через этот люк во время игр. Люк был в три локтя шириной и около двух высотой - шевалье наверняка и сейчас бы без труда в него пролез.
   Александр подбежал к кладовке, отодвинул засов и отпер дверь. На него пахнуло мучной пылью и затхлым запахом прогорклого сала. Кладовка была почти пустой, если не считать нескольких мешков с крупами, да пары окороков, висящих на крючьях под потолком. Шевалье подошел к люку. На петлях висел солидный замок. В это время из зала таверны донеслись топот ног и крики трактирщика.
   - Он здесь, я точно знаю, он не мог уйти! Ищите! Убейте его!
   Александр почувствовал себя затравленным зверем. Он в отчаянии схватился за замок обеими руками и, что есть силы, дернул его на себя. Замок вместе с петлями со страшным треском и щепками отскочил от двери люка. Некоторое время Александр, пораженный вдруг открывшейся в нем силе, безумно смотрел на искореженные металлические части в своих руках, но приближающийся топот и крик - он здесь! - привели его в себя. Шевалье бросил остатки замка с петлями на пол, резко раскрыл дверь люка и прыгнул в него, как уже не однократно делал это в детстве. Он во время успел, так как в этот момент дверь кладовки распахнулась, и на пороге появился коренастый крестьянин, вооруженный вилами.
   - Дьявол, он сбежал! Через люк! Он в конюшне!
   Толпа бросилась, кто к люку, кто к двери.
  
   XXI
  
   Александр оказался на заднем дворе возле конюшни. Он уже ничего не боялся. Не по причине открывшейся вдруг в нем не дюжей силе, а потому, что здесь он знал все лазейки и тропинки, и без труда мог покинуть этот негостеприимный двор. Шевалье заскочил в конюшню, поднялся по лестнице на сеновал, по нему прополз к задней стене конюшни, выходившей прямо на парк, и выпрыгнул из большого окна без рамы на траву, за стеной постоялого двора. Из-за тяжести денег в карманах и на поясе, приземление было жестким. Александр не устоял на ногах и упал в заросли колючего кустарника. Резкая боль в груди вновь дала о себе знать и вырвала из его уст сдавленный стон.
   - Нельзя валяться, нужно бежать! - сквозь зубы приказал себе.
   С трудом поднявшись на ноги, и широко раскачиваясь, Александр побежал зигзагами в сторону усадьбы. Он не мог бежать быстро. В глазах то и дело темнело, и он вынужден был останавливаться, прислоняться спиной к какому-нибудь дереву и перевести дыхание. Спустя несколько минут, он услышал далеко за своей спиной звуки погони. Это был топот десятков ног вперемешку с неразборчивыми выкриками.
   - Дьявол! Если я не пойду быстрее, они меня скоро нагонят! - Александр прервал отдых и быстрым шагом направился вглубь парка. Он сошел с дорожки и двигался сейчас в сторону от замка. Ему совсем не хотелось возвращаться к руинам и наследию прошедшей ночи. Преследователи, похоже, не заметили этого и продолжали бежать по дорожке. Они уже обогнали Александра и приближались к замку.
   И вдруг все затихло. Шевалье как раз взошел на холм в полу-миле от замка и, обернувшись, увидел сквозь редкие ветви одиноких деревьев крестьян, онемевших от ужаса, стоявших возле моста и вглядывающихся в месиво тел перед ними. Вдруг до слуха Александра донесся крик ужаса, и он увидел, как вся толпа бросилась бежать в безумном страхе, назад к постоялому двору.
   - Стадо! Дикое не управляемое стадо! - с презрением подумал шевалье.
   Он присел на старое поваленное дерево на склоне и молча смотрел в сторону замка. Дикая усталость навалилась на него. Он на столько устал, что уже не в состоянии был, что-либо решать. Когда солнце перевалило зенит, он лег в тени поваленного дерева и тут же уснул.
  
   XXII
  
   Солнце уже клонилось к закату, когда Александр проснулся, вздрогнув. Он привстал, пытаясь понять - где он и что с ним. Воспоминания кошмарного сна, в котором ему опять являлся отец все с теми же словами о проклятье, смешались в голове с событиями прошлого дня, и Александр не мог отделить реальность от вымысла. Вдруг в памяти резко всплыло его отражение в блюде. Александр вздрогнул и поднял перед глазами руки. Нет, кошмар не проходил. Это были все те же руки мумии. Шевалье пытался разрыдаться, но слез не было. Только спазмы в груди, да дикий, душераздирающий крик, вырвавшийся из его горла. Он вспомнил все, и от этого ему стало так не выносимо больно и тоскливо, что, казалось, сердце сейчас разорвется на мелкие клочья.
   - Вот и все! Конец всему! Что меня ждет - смерть? Это было бы благо. Нужно просто свести счеты с жизнью. Впрочем, с какой жизнью? Жив ли я вообще? Если верить призраку, то нет - застрял между жизнью и смертью навечно! Правда, он говорил, что то про кровь и жизнь самого дорогого существа. Что он имел в виду? Может ли у мумии быть дорогое существо? - Александр горько усмехнулся - разве что могильный червь!
   Александр поднялся на ноги и медленно побрел, куда глаза глядят, подальше от этого места. Он больше не хотел видеть родовое имение. Парк постепенно сменился густым лиственным лесом. Александр все шел и шел, не разбирая дороги. Уже за полночь он понял, что дальше двигаться бессмысленно. Шевалье давно уже потерял ориентацию, и понятия не имел, где находиться. Его не оставляло желание свести счеты с жизнью. Напротив, оно становилось все сильнее. И когда Александр подошел к краю какого-то оврага и заметил на краю обрыва высокий дуб, то ему в голову пришла мысль, что это очень удобное место для суицида. Все, что требовалось, это сделать из пояса импровизированную веревку с петлей, привязать ее к ветви, свисающей над обрывом, накинуть петлю на шею и прыгнуть в низ. Александр начал было разворачивать пояс, но из него вдруг посыпались деньги, и алчность вновь овладела шевалье.
   - Все, ради чего я так страдал, должно остаться кому-то другому? Тому, кто найдет мои останки? Ну, уж нет! - с этими словами Александр вновь затянул пояс потуже и осторожно начал спускаться по склону оврага. Спустившись вниз, Александр погрузился в непроглядную тьму. Он понял, что идти дальше нет смысла, по этому решил здесь же и заночевать. Он выбрал место по суше, собрал на ощупь немного сухой травы и соорудил из нее подобие подушки. В конце концов, он лег на спину, как любил, широко раскинув руки, и закрыл глаза. Запах сухой травы успокаивал, а звезды высоко над головой настраивали на неспешные раздумья. Перед глазами Александра промелькнули, как в калейдоскопе, обрывки воспоминаний. Вот милое улыбающееся личико Марии. Она что-то шепчет ему томно, кажется - люблю! Вот это лицо вдруг исчезает, а на его месте возникают руки адвоката, цепко держащие листок завещания. Этот образ так же незаметно переходит в ехидную ухмылку корсиканца. Тот цедит сквозь зубы - десять процентов! Всего десять! Лицо вдруг становиться белесым и отдаляется, растворяясь в надвигающемся полупрозрачном облаке тел. В голове звучит суровый голос - Проклятие! Этот голос переходит на змеиное шипение - Проклятие! Проклятие! И вдруг кто-то цепко хватает Александра за руку. От неожиданности он проснулся.
   XXIII
  
   Было раннее утро. Солнце еще только поднялось над горизонтом и его первые лучи лишь осветили верхушки склонов оврага и деревья. Внизу, на дне оврага, стоял полумрак. Легкий туман пронизывал тело сыростью. Впрочем, Александр не ощущал холода. Он лежал на краю не широкой заросшей тропинки, в его замотанную руку зубами уцепился барсук. Зверь фырчал и пытался отодрать зубами от руки тряпку.
   - Пошел отсюда! - резко закричал Александр, выдернул руку из зубов барсука и сел. От неожиданности барсук отпрыгнул назад, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, развернулся и бросился наутек.
   - Я не труп! Слышишь, не труп! - орал ему вслед шевалье срывающимся голосом.
   Он вскочил и затопал ногами. Его трясло от непонятного страха. Александр с трудом взял себя в руки.
   - Даже звери считают меня мертвяком - прошептал он с досадой.
   Оглядевшись по сторонам, шевалье решил выбираться из этого сырого оврага, осталось выбрать направление, в котором двигаться дальше. Тропинка шла вдоль оврага под уклоном, и Александр решил, что легче идти вниз, чем вверх. По этому он направился в сторону уклона. На это решение так же повлияло то, что овраг этот показался Александру знакомым. Когда-то, давным-давно, к отцу приезжал погостить его старый боевой товарищ, бывший в то время какой-то шишкой. И тогда отец взял впервые Александра с собой на охоту. Они довольно долго скакали и пробирались через лесные завалы, прежде чем не приехали в охотничий домик, расположенный в самой глуши леса. Некогда этот домик построил их далекий прадед для охотничьих забав - в то время в их имении проездом бывал сам Людовик пятнадцатый. Королевской особе сон в палатке среди леса был противопоказан. Вот и был поставлен в самой глуши этот довольно роскошный дом. Конечно, за столетие, домик без надлежащего ухода уже потерял свой блеск, но все еще оставался достаточно крепким строением. В детстве он показался Александру вообще чудом, непонятно откуда возникшими в самой темной чаще леса на не большой солнечной полянке. В домике было все, что нужно для жизни: пара добротных кроватей, белье в не плохом состоянии, погреб, в котором еще, возможно, остались несколько бутылок вина. Была и необходимая мебель, свечи, факелы, порох, свинец и посуда. Была даже кухня с очагом.
   Как казалось Александру, в то время они пересекали именно этот овраг по пути к охотничьему домику. И, кажется, в том самом направлении. Хотя шевалье и не был до конца уверен в этом.
   Овраг был длинным и сильно петлял.
   - Прямо каньон целый - подумал Александр с усмешкой, глядя на высокие склоны оврага. Теперь он уже точно вспомнил. Да это был тот самый овраг. Других, таких больших, в округе просто не было. Он шел все увереннее, ускоряя шаг. Ему казалось, что вот, за этим поворотом, склоны оврага должны расступиться, и откроется узкая, заросшая молодняком, просека, ведущая прямо к домику. Но за поворотом по-прежнему продолжался овраг. Александр уже начал злиться и корить себя, что пошел не в том направлении, как вдруг склоны по сторонам начали снижаться и раздвигаться. Через несколько десятков шагов, перед ним предстала опушка старого заросшего леса. Вековые деревья, казалось, держали небо на своих могучих ветвях.
   Александр сосредоточился и начал искать глазами просеку. Она и раньше то, в пору его детства, была сильно заросшей молодыми дубками. Сейчас же, спустя восемь лет, ее найти было еще сложнее. Наконец, Александру показалось, что он увидел прогалину между вековыми деревьями. Он подошел ближе. В этом месте деревья были моложе и росли плотнее.
   - Здесь! - уверенно произнес Александр и решительно углубился в лес. Он помнил, что просека абсолютно прямая, так что заблудиться было невозможно. С полчаса еще он продирался сквозь заросли молодой поросли, пока, неожиданно для самого себя, не вышел на просторную поляну. Среди редких молодых дубков, поблескивающих на солнце лениво раскачиваемыми ветром листочками, стоял большой дом на сваях. Вид у дома был не презентабельный. Стены покосились, и на крыше росла трава, но, тем не менее, это был еще вполне крепкий домишка. Александр, как завороженный стоял и разглядывал этот старый дом. Здесь все осталось так, как было тогда, восемь лет назад, когда он покидал его после удачной охоты. И ни одна живая душа не заходила с тех пор в его стены. Гарантом этого был один из ключей на массивном кольце, висящем сейчас у него на поясе. Это был ключ от единственной двери охотничьего домика.
   - Ну вот, здесь я и буду жить! - произнес в полголоса Александр и направился к дому.
   Он с непонятной робостью поднялся по заросшим, высушенным солнцем и ветром, ступеням и осторожно начал подбирать ключ. Лишь седьмой ключ со связки подошел. Замок открылся с большим усилием, то ли потому, что он за эти годы успел заржаветь и забиться грязью, то ли покосившаяся дверь зажала его язык. Скорее же все вместе.
   - Нужно будет его смазать, а дверь поправить - подумал Александр, так медленно и тихо открывая дверь, как будто боялся, кого-то разбудить. Он робко заглянул внутрь и лишь после этого зашел.
  
   XXIV
  
   Внутри дома чувствовалось полное запустение. Пыль на полу и мебели, паутина в углах и затхлый запах, ударивший Александру в нос. Первым делом шевалье открыл все окна и впустил свежий воздух. После чего он нашел в углу старый веник и, с каким то восторженным азартом, принялся выметать всю пыль и паутину. Александр помнил, что не далеко от дома есть чистый родник. Шевалье взял старое деревянное ведро и отправился на поиски родника.
   Он вышел из дома и, не спеша, двинулся в предполагаемом направлении, то и дело, останавливаясь и прислушиваясь. Стояла прекрасная солнечная погода. В ветвях разбросанных по поляне одиноких молодых дубков пели птицы. Прохладный ветерок обдувал лицо. И Александром незаметно овладело беззаботное, даже веселое, настроение. Кошмарная ночь осталась в пропасти темного прошлого и сейчас казалась чем-то не реальным, как детский страшный сон. Отойдя шагов сорок от дома, он, наконец, услышал тонкое журчание, еле заметное среди гомона птиц.
   - Нам туда! - сказал он сам себе, и направился в сторону звука.
   Уже через минуту он сидел на обкатанном водой камне, на краю широкого ручья, и осторожно зачерпывал ведром воду, пытаясь не поднять взвесь со дна. Неожиданно, когда отблеск света упал на его лицо, он увидел свое отражение. Александр вздрогнул. Он уже успел забыть этот страшный облик.
   Обратно шевалье уже возвращался молча. Он поставил ведро на пол в зале, схватил тряпку, лежащую в углу и тщательно ее сполоснул в ведре. Работа, это сейчас единственное, что могло отвлечь его от тяжелых мыслей. С рвением одержимого Александр бросился наводить порядок, словно от этого зависела его жизнь. Постепенно дом начал обретать жилой облик. Чистые мокрые стены сверкали на солнце, влажные полы отражали элементы интерьера. Начищенные до блеска канделябры выглядели, как новые. Шевалье нашел в стопке белья в шкафу совершенно чистые простыни и вывесил их за окно, чтобы выветрился запах затхлости. Он сам удивился тому, что так не плохо справляется по хозяйству, хотя занимался этим первый раз в жизни. Ему пришлось еще семь раз сходить к ручью за водой, что бы наполнить бочку на кухне и кувшин для умывания, при этом он старался не смотреть на воду. Из-за этого при последнем посещении ручья, Александр неожиданно потерял равновесие и упал в ледяную воду, подняв тучу брызг. Его поразило то, что он почувствовал холод воды как-то отстранено, созерцательно. Не было ни дрожи, не "мурашек". Он с легкостью переносил холод, словно это происходило не с ним.
   - Может я и правда мертв? - подумал с горечью Александр.
   Наконец он закончил все дела и оглядел свое новое жилье. Результат его удовлетворил.
   Солнце уже клонилось к закату, но есть, почему-то, не хотелось. По этому Александр разделся и наскоро ополоснулся из кувшина, после чего надел свежее, найденное здесь же, белье - пусть и затхлое на запах, но вполне прочное и чистое. Ему не терпелось поскорее забраться в мягкую пуховую постель. Как давно уже он не баловал себя этим! Он забрался под одеяло и испытал наивысшее блаженство, когда обхватил обеими руками пуховую подушку.

- Боже, правы древние греки, мы начинаем ценить маленькие удовольствия, только когда их теряем! - подумал шевалье, уже засыпая. В эту ночь его не мучили кошмары. Ему снилась Мария. Она улыбалась ему и протягивала руки. У нее за спиной сияло огромное солнце, от чего черты лица ее были неясными. Она шептала что-то ласковое, но он не мог разобрать ее слов. Александр тянулся к ней, но она не только не становилась ближе, а напротив, медленно отдалялась, словно уплывая в солнечное небо. Он чувствовал легкую светлую грусть расставания, и кричал ей вслед ее имя.

   - Мария! - Александр проснулся от собственного крика. Он потянулся и еще около получаса нежился в постели, вспоминая уходящий из памяти сон. На лице его застыла блаженная улыбка.
  
   XXV
  
   Первый день на новом месте Александр решил посвятить поискам пропитания. Есть не хотелось, но он не знал - долго ли протянет без еды. Первой мыслью его было пойти на охоту. Александр еще вчера нашел в шкафу пару охотничьих мушкетов и бочонок с порохом. Так же он нашел мешок нарубленного кубиками свинца. Но не было пуль, а отливать их Александр не умел. Посему он просто взял пару старых охотничьих сумок и пошел собирать подножный корм - грибы и ягоды. И того и другого было очень мало - стояла ранняя осень, и пик урожая прошел. Кроме того, шевалье не очень разбирался в грибах, и не мог отличить съедобные грибы от ядовитых. Он брал лишь те, в которых был абсолютно уверен. С ягодами было еще хуже. Ему удалось найти несколько кустов, осыпанных не известными ему плодами, но он не решился их собрать. Лишь под конец прогулки ему удалось набрести на три диких яблони. Плоды их были кислыми и твердыми, но вполне съедобными. Александр набил ими полностью одну из сумок и всю обратную дорогу грыз кислые вяжущие плоды с большим удовольствием.
   Остаток дня Александр решился посвятить попыткам отлить пули. Он нашел составную стальную форму для отливки и железный сосуд с носиком, очевидно предназначенный для подготовки расплава. Александр растопил очаг старыми дровами, лежавшими тут же, за металлической решеткой, и поставил сверху, на чугунную полку, сосуд для свинца. После этого он достал из мешка несколько кусков свинца и бросил их в сосуд. Александр ждал почти три часа, но свинец никак не хотел плавиться. Наконец он не выдержал, захватил сосуд большими каминными клещами и переставил непосредственно на горящие поленья. Минут через десять он заметил, как бруски свинца начали растекаться по дну сосуда.
   - Ну наконец то! - удовлетворенно вздохнул Александр, и пошел готовить форму.
   Через десять минут он уже пытался неуклюже залить свинец из носика сосуда в форму, держа его клещами. Форма стояла на столе. И одним неосторожным движением Александр перевернул ее. Свинец частично вылился на стол.
   - Проклятье! - Александр отскочил от стола и бросил сосуд на чугунную полку очага. Он проклинал себя за неуклюжесть. Лужица свинца на столе начала быстро мутнеть и подергиваться морщинистой сине - фиолетовой пленкой. Александр дождался, пока свинец схватился, затем отковырнул лепешку от столешницы ножом и бросил ее клещами в сосуд. Форма была рассчитана на шесть пуль, и Александр не терял надежды, что хоть пара пуль отлилась полностью. Он сгорал от нетерпения, по этому решил ускорить процесс. Схватив клещами форму, шевалье опустил ее в ведро с родниковой водой. Вода вокруг формы зашипела. Александр дождался, пока шипение прекратиться, для уверенности выдержал форму под водой еще около минуты, после чего достал ее и бросил на стол. От удара форма раскрылась, и из нее покатились по столу свинцовые шарики с конусными наплывами, оставшимися от литков. Шевалье поставил клещи к очагу и осторожно собрал горячие еще пули. Он чувствовал их тепло рукой, но не ощущал ожогов. Лишь две из шести пуль оказались деформированными - те, что он заливал последними. Форма оставшихся четырех была почти идеальной. Александр удовлетворенно улыбнулся. Он быстро срезал ножом наплывы с годных пуль и бросил их вместе с дефектными пулями обратно в сосуд для свинца. Три пули он аккуратно сложил в замшевый охотничий мешочек для зарядов, а оставшуюся четвертую положил на стол. Несколько секунд он любовался результатами своей работы, после чего принес из шкафа один из мушкетов. На вид этот мушкет был вполне добротным. Похоже, что из него вообще не стреляли. Александр перевернул ружье и заглянул в ствол. Он не раз видел, как это делал отец. И хотя он не знал, зачем это было нужно, но решил повторить весь ритуал зарядки мушкета как можно точнее. Ствол изнутри блестел, по-видимому, чем-то смазанный. Александр намотал кусок тонкой замши на шомпол и медленно, совершая при этом вращательные движения, начал запихивать шомпол внутрь ствола. Минут пять он возил шомполом от среза ствола к его концу и обратно. Наконец, посчитав чистку законченной, шевалье выдернул шомпол и положил мушкет. Следующим этапом, насколько он помнил, была засыпка порохового заряда. Александр достал из шкафа небольшую жестяную пороховую меру - напоминавшую обычный стакан. Он вынул пробку из стоящего там же бочонка и осторожно наклонил его над мерой. Тонкой черной струйкой порох посыпался в меру. Наполнив ее до нацарапанной изнутри риски, Александр вернул бочонок в исходное положение и заткнул пробкой. Все это он проделывал с необычайной осторожностью, так как испытывал перед порохом необъяснимый животный страх. Еще в детстве он как-то услышал страшную историю от одного вояки-инвалида в трактире. Тот рассказал, что ногу он потерял при взрыве пороховой бочки во время первой революции. Ужасающие подробности той истории настолько поразили впечатлительного мальчика, что страх перед этим черным дьяволом, как называл порох вояка, навсегда поселился в его душе.
   Александр перевернул мушкет вверх стволом и осторожно, тонкой струйкой, засыпал в него почти весь порох из мерки. Затем он взял пулю двумя пальцами, и так же осторожно опустил ее в ствол. Пуля медленно начала съезжать вниз. Александр достал шомпол и плавным сильным движением утрамбовал пулю. Оставалось насыпать остатки пороха на полку. Но эту операцию шевалье решил оставить на завтра. Солнце уже скрылось из виду и лишь подсвечивало последними закатными лучами кромки облаков. Александр не знал, сколько времени он проведет в этом домике, по этому твердо решил экономить свечи. Ложиться спать с солнцем и с ним вставать. Ему, любителю ночной жизни, это было не привычно, но другого выхода не было. Он разделся, наскоро сполоснулся уже не столь холодной водой из ведра, и забрался под одеяло. Последние отсветы заката создавали на потолке комнаты причудливую игру теней. Тоска навалилась на Александра. Он вновь вспомнил события последней недели, и ему нестерпимо стало жалко самого себя. Лежа на подушке вверх лицом, он рыдал без слез, пока не забылся в ночном кошмаре. Всю ночь он метался по кровати. Ему снился призрак отца, который протянул к нему руки, схватил за шею и душил, приговаривая с ненавистью - Будь ты проклят! Александр пытался вырваться и кричал, что он не виноват, что так получилось, но голос не слушался его. Он только беззвучно шевелил губами и хрипел.
  
   XXVI
  
   Утро застало Александра в раскиданной постели. Одеяло лежало на полу, подушка застряла между кроватью и стеной. Простыня сбилась у его разбросанных в разные стороны ног. У него сильно разболелась голова. И именно эта боль заставила Александра проснуться. Он долго не хотел вставать. Не было сил даже поднять подушку и одеяло. Он лежал и тупо смотрел в потолок, изредка издавая стон, при новом неожиданном приступе.
   Солнце уже поднялось высоко. Близился полдень. Неожиданно Александр почувствовал давно забытое чувство голода. У него перед глазами всплыли образы больших кусков окровавленного сырого мяса. Именно сырого. Александр сам не мог понять, почему ему вдруг так сильно захотелось отведать свежего мяса с кровью. Желание было столь сильным, что шевалье, превозмогая головную боль, поднялся и начал собираться на охоту. Он торопливо оделся и обвешался сумками с пулями, порохом и меркой. Затем то нацепил на пояс охотничий рожок, валявшийся в шкафу. Натянул высокие добротные сапоги, найденные там же. Сапоги оказались чуть великоваты, но это ничуть не смутило шевалье. Последними предметами его экипировки стали большой охотничий нож, кожаный мешок для дичи и замшевая охотничья шляпа с пером. Перо было уже настолько потрепанным, что не возможно было определить, какой птице оно когда-то принадлежало. Александр оглядел себя. И попрыгал на месте, как это делал отец. Ничего не звенело. Можно было, наконец, выходить. Шевалье закинул мушкет за плечо и вышел на улицу, просто прикрыв за собой дверь.
   По началу он пошел в сторону оврага по просеке, но затем, услышав какой то шум в стороне, свернул налево, в заросшую чащу. Он с трудом пробирался через старые поваленные деревья, стараясь не шуметь. Мушкет он скинул с плеча и нес теперь в руках. Буквально, через несколько десятков шагов, шевалье вышел на небольшую прогалину с высокой травой. В траве раздавалось громкое фырканье и похрюкивание.
   - Кабаны! - подумал Александр и им овладел охотничий азарт. Он осторожно, чтобы не шуметь, снял сумку с порохом с плеча и насыпал немного ее содержимого на полку ружья. После этого он так же осторожно вернул сумку на место, поднял мушкет и замер в выжидающей позе. Кабанов было не меньше трех. Они медленно пробирались сквозь высокую траву, разрывая землю носом. Периодическое чавканье говорило о том, что пища для них здесь была. Александр оценил направление их движения и решил встретить кабанчиков у края прогалины. Он осторожно перешел в предполагаемое место засады и присел за поваленным деревом, оперев мушкет на его ствол. Ждать пришлось не долго. Неожиданно трава прямо перед ним расступилась, и на опушку выбежал молодой кабанчик. Он словно дразнил Александра своей беззаботностью. Шевалье осторожно взвел боек с кремнием и прицелился. Кабанчик повернулся к нему боком и поднял вверх голову. Его ноздри зашевелились. Он что-то учуял. Что-то, доселе не знакомое. Он не понимал - опасность это или нет. На всякий случай кабанчик хрюкнул. В ответ ему прозвучало озабоченное хрюканье занятых трапезой сородичей. И в этот момент сухой щелчок, и последовавшее за ним шипение заставило кабанчика сорваться с места. Но было уже поздно. Прогремевший вслед выстрел оглушил лес. Все живое сорвалось со своих мест кто куда. Птицы поднялись из ветвей вековых дубов и испуганно загалдели. Кабаны бросили трапезу и со всех ног покинули опасное место. И лишь один кабанчик остался биться в агонии на смятой и слипшейся от крови траве.
   Александр подпрыгнул от восторга. Первый выстрел и сразу удача! Он закинул ружье на плечо и со всех ног бросился к кабану. Когда он уже склонялся над бьющейся еще добычей, терпкий запах крови вдруг ударил ему в ноздри. И какое то помрачение сознания вдруг навалилось на шевалье. Александр упал на колени и буквально зубами впился в раненый бок еще живого кабана. Он глотал пульсирующие струйки крови, бившие из большой раны, и кусал в исступлении грязную волосатую шкуру.
   Наконец кабанчик затих. Кровь перестала бить из раны и лишь стекала медленно густой жижей по жестким волосам. Александр поднял глаза к небу. На лице его отобразилось блаженство. Он был сыт. Нечеловеческий вопль блаженства огласил окрестности. Постепенно лицо его начало приобретать осмысленное выражение. Он поднялся на ноги и посмотрел на тушу животного. Рот его был в жестких волосах. Александр начал брезгливо отплевываться и тереть губы руками. Он содрогнулся от воспоминания только что прошедшей трапезы.
   - Что со мной, господи?! Я человек, или дикий зверь?! - Александра трясло. Он вдруг понял, что не может управлять собой. Вид и запах крови сводили его с ума.
   - Так вот что ты отвел мне в пищу, проклятый предок! - произнес Александр, сквозь зубы. Он чувствовал, что уже потерял интерес к добыче. Однако все же взвалил тушу на плечо и побрел с ней в сторону просеки. Не хотелось возвращаться с пустыми руками.
   Выбравшись на просеку, он, прежде всего, скинул тушу и принялся ее разделывать. Александр видел раньше, как это делали другие охотники, но никогда не делал сам. Нож никак не хотел резать толстую шкуру, и Александр выбился из сил, прежде чем сумел содрать ее и отделить ноги и заднюю часть от остального туловища. При виде внутренностей его вырвало кровью. Александра мутило, он готов был упасть в обморок. Под конец он разделывал уже на ощупь, закрыв глаза и отвернувшись от тела. Когда, наконец, куски мяса перекочевали в кожаный мешок для дичи, солнце клонилось к закату. Шевалье брезгливо вытер руки и нож о траву, встал, и закинул мешок на плечо. Ноги дрожали от напряжения. Он глубоко вздохнул и направился к дому. Александр думал, что не скоро теперь захочет повторить это приключение. Уж лучше умереть с голода, чем пережить такое. Он морщился от одного воспоминания о сочащемся под ножом свежем мясе. Поднявшись в дом. Он закинул в кладовку мешок с мясом, скинул с себя всю амуницию и одежду и бросился к ручью. Александр с разбегу влетел в ледяную воду и упал на живот. Ручей был мелкий, и вода едва скрывала его. Ледяные иглы холода пронзили его тело. Но эти ощущения были для Александра верхом блаженства. Ему казалось, что он очищается от всей грязи и крови минувшего дня.
   Неожиданно заныло сломанное ребро, и Александр был вынужден выбраться из воды. Он вышел на залитый луной берег и широко расставил руки и ноги. Ласковый ветер обдувал его иссохшее тело, капли воды стекали с его кожи тонкими извилистыми ручейками, тускло, мерцая в лучах ночного светила.
   - Наверное, я сейчас похож на огородное пугало - подумал Александр и беззаботно рассмеялся. Он чувствовал прилив сил и возбуждение. Ему совсем не хотелось спать. В одно мгновение Александр даже решил, что опять стал тем молодым человеком с красивой светлой кожей. Он коснулся рукой плеча. Острый сустав, обтянутый морщинистыми складками отогнал иллюзии. Нет, он по-прежнему был страшным и не живым.
   Неспешные облака скрыли луну, и стало совсем темно. Александр нехотя направился назад, в дом. Он осторожно поднялся по лестнице и на ощупь добрался до кровати. В эту ночь он еще долго ворочался с бока на бок, пока, наконец, не уснул чутким сном под самое утро.
  
   XXVII
  
   Последующие дни не баловали Александра разнообразием. Лишь смена погоды как-то отличала один день от другого. Александр установил для себя единообразный распорядок своей размеренной жизни, и тщательно соблюдал его. С утра он носил воду, затем занимался уборкой, стиркой, или сбором дров. После этого он, наконец, умывался и приводил себя в порядок. Оставшийся день шевалье тратил на установку и проверку самодельных силков - хитро замаскированных петель, сплетенных из собственных волос. Иногда в эти петли попадали птицы или мелкая живность. Но чаще, силки были пусты. Впрочем, Александра это не слишком угнетало, так как чувство голода больше пока не возникало.
   Другой забавой для него было изучение окружающей местности. Тем более, что это дело можно было совмещать с установкой ловушек. Александр бродил до вечера, а затем, придя домой, до последних лучей заката рисовал на огромном куске пергамента карту. Этот пергамент он как-то нашел свернутым в рулон в кладовке под кучей тряпья. Раньше на нем был изображен родовой герб Ловуазье. Но со временем краска осыпалась, а остатки ее Александр благополучно соскреб ножом. Теперь он тщательно наносил углем на это полотно все примечательное, что попадалось на пути. Каждому новому месту шевалье давал свое название. Здесь уже были холм Марии, утес Отчаянья и поляна Грез. Дальше своего старого леса Александр не заходил. Он сам наложил это табу и тщательно соблюдал его. Ему было хорошо и спокойно в этом месте, и больше всего на свете он боялся потерять это спокойствие.
   Так беззаботно прошло около месяца. Но однажды утром Александр вновь проснулся от того противного чувства голода. Он прекрасно понимал, что это означало. Пришло время крови. Он долго оттягивал этот момент, но конец был неизбежен. Скрипя сердцем, Александр снарядил мушкет, собрался и отправился на поиски добычи. Ему определенно везло. Он вновь наткнулся на кабанов практически в том же месте. На этот раз трава в этом месте была утоптана на столько, что группа молодых кабанчиков ходила, словно на ладони. Александр без труда подкрался к ним на расстояние сорока-пятидесяти шагов, прицелился и выстрелил. Пуля попала крайнему кабанчику в голову. Тот завизжал и начал крутиться на месте. Остальные бросились наутек. Шевалье подбежал к раненому кабану, прыгнул на него, завалив на бок, и вонзил ему в шею охотничий нож по самую рукоять. Он вновь сам поразился неизвестно откуда взявшейся силе. Дальнейшее не стоит описывать. Все повторилось, как и в первый раз. Вид и запах крови вновь свел Александра с ума.
   Когда все было кончено, он очнулся в луже перемешенной с грязью крови. Рядом валялось обескровленное тело кабана. Разделка туши, на сей раз, прошла быстро. Александр достаточно умело содрал шкуру, отделил ноги и заднюю часть. Его лишь слегка замутило при виде внутренностей, но он сумел сдержаться. Голова его была лишена каких либо мыслей. Все делалось машинально. Сложив мясо в мешок , Александр затянул его шнуром и взвалил на спину.
   - На три дня пища есть - сказал он вслух - но силки нужно будет проверить, а то дичь стухнет.
   У него уже вошло в привычку разговаривать с самим собой, так как других собеседников все равно не было. Александр, как и в прошлый раз, забросил мешок с мясом в кладовку, но не побежал на ручей. Погода стояла уже прохладная и явно не пригодная для купания. По этому шевалье ограничился ополаскиванием водой из кувшина. Он уже смирился с неизбежностью подобных кровавых оргий и воспринимал происходящее на много спокойнее, чем в первый раз.
   - Теперь целый месяц могу жить спокойно - оправдывался он перед собственной совестью.
  
   XXVIII
  
   Долгие дни тянулись за днями, и монотонная жизнь шевалье все больше начинала походить на один бесконечный сон. Он уже с трудом вспоминал лицо Марии. Все что с ним случилось вплоть до той кошмарной ночи, казалось чем-то не реально далеким, как будто это случилось не с ним, а с героем дурного романа. Александр по-прежнему почти никогда не покидал пределов своего леса, и лишь изредка отваживался по ночам доходить до пруда, находящегося за оврагом. Исключительно для того, что бы разнообразить свое меню рыбой. Он давно потерял счет дням и не мог даже приблизительно сказать, который нынче год. За все это время он ни разу не встретил живого человека. Это, пожалуй, единственное, что его угнетало - отсутствие живого общения. Но выйти к людям? Нет, это было выше его сил. Он прекрасно знал, чем это должно закончиться. Он помнил ту сцену в харчевне. Несколько раз, как ему казалось, он слышал голоса. По-видимому, это были крестьяне, заготавливающие дрова. Его в эти минуты охватывал страх. Но всякий раз люди проходили мимо, как будто кто-то специально скрывал это место от людских глаз.
   Так прошло много лет. Одежда Александра поизносилась и превратилась в лохмотья, седые волосы его отрасли ниже плеч. Но, во всем остальном, он совершенно не изменился.
   Однажды, ранней весной, Александр обнаружил, что пороха осталось всего на пять-шесть выстрелов. Момент, который он так долго оттягивал, пришел. Необходимо было идти к людям. Нужны были порох и соль, была нужда и в обновлении гардероба.
   Александр уже давно задумывался, как ему выполнить эту опасную миссию. За это время в голове его зародилось множество вариантов достижения цели. Самым лучшим он признал имитацию разбойничьего нападения на дороге. Он подкараулит местного лавочника из деревни, когда тот будет возвращаться из города с товаром, и заберет у него все что нужно, щедро расплатившись золотом. В результате оба должны были остаться довольны. И лавочник вряд ли станет поднимать шум. Александр помнил его, как добродушного и покладистого человека. К стати, и замотанное шарфом лицо Александра не вызовет кривотолков, ведь разбойники частенько скрывают свои лица под маской. Плюсом этого варианта было и то, что лавочник возвращался с закупок чаще всего уже затемно. Оставалось лишь угадать этот день.
   Три дня Александр откладывал столь далекое путешествие. Страх перед встречей с людьми возникал у него в душе при одной только мысли о необходимости такой встречи. Наконец, Александр понял, что откладывать дальше не имеет смысла. Неизбежное должно было случиться. Скрипя сердцем, он собрался, надел на себя все самое добротное, взял с собой замшевые перчатки и легкий суконный шарф. На плечо он закинул не заряженный мушкет, а за пояс заткнул нож. Последнее было сделано лишь для того, что бы придать себе разбойничий вид.
   Перед закатом Александр по привычке попрыгал на месте, впервые за столько лет закрыл дом на ключ, и тронулся в путь.
  
   XXIX
  
   Он уже с закрытыми глазами мог ориентироваться на территории до оврага, которую считал своей. Александр знал здесь каждое деревце, каждый куст. Пока он шел по просеке до оврага, его не покидало веселое настроение. Шевалье даже запел какую-то старую песню, большей части слов которой, он уже не помнил. Впрочем, это не слишком его смущало. Слова просто заменялись либо на ла-ла-ла, либо на художественное мычание.
   Наконец перед ним предстали отвесные песчаные склоны оврага, и хорошее настроение начало быстро улетучиваться. Несколько минут Александр выбирал наиболее безопасное место для подъема, пока не наткнулся на цепь кустов, поднимающихся по склону почти до самого верха. Прямо над ними, очень кстати, свисала толстая ветка вяза. Александр мысленно проследил весь путь и понял, что лучшего места ему не найти.
   Большого труда ему стоило преодолеть эти несколько десятков метров. Он цеплялся за кусты и полз вверх на четвереньках. Склон под ногами осыпался и тащил его назад, вниз. Если б не кусты, ему вряд ли бы удалось удержаться. Как бы то ни было, а до вершины он добрался. Последний метр он преодолел, цепляясь за толстую ветку, нависающую над краем. Выбравшись наверх, Александр упал на траву. Он совершенно выбился из сил. Сердце колотилось в груди, как бешенное. Прямо над ним сквозь голые ветви вязов розовели закатные облака, не спешно плывущие к югу. Неожиданно Александр поймал себя на мысли, что засыпает.
   -Черт! Не спать! Нужно идти - он заставил себя подняться и продолжить путь.
   Ноги заплетались и не слушались. Его трясло от животного страха. Он шел, петляя около трех часов. Солнце уже село, и мир вокруг погрузился в бесцветность. Еще немного и все покроет тьма. Неожиданно для себя, Александр вышел на вершину того самого холма, с которого некогда наблюдал последний раз руины замка. В темноте сейчас не возможно было что-либо разглядеть. Но шевалье все равно остановился и несколько минут вглядывался в темноту. Тоска навалилась на него. Если бы он мог, то непременно бы заплакал. Но это было невозможно. Наконец Александр взял себя в руки и решительно двинулся с холма в сторону дороги на Париж.
   Лес незаметно перешел в редкий парк. Не прошло и получаса, как Александр увидел между деревьями огоньки окон и услышал не громкий равнодушный лай собаки.
   Ноги его сами понесли в сторону от этого места. Он помнил, что за милю от постоялого двора дорога делала петлю вокруг поросшего молодым густым лесом холма. Это было идеальное место для засады. Шевалье без труда нашел это место, забрался в кусты не далеко от дороги, нарезал веток и соорудил подобие шалаша. Укрытие было сделано с таким расчетом, что бы его нельзя было заметить с дороги. В своем укрытии он и прилег уснуть. Сегодня лавочника уже ждать было бесполезно. Если он и был, то давно проехал. Александр не рассчитал силы и время, необходимые для перехода и пришел на место уже за полночь.
   Утром он проснулся поздно, и весь день пролежал в укрытии. Его страшила одна только мысль, что кто-то, праздно шатающийся по лесу, мог случайно наткнуться на его укрытие. К счастью сезон грибов и ягод еще не наступил, и людей в лесу не было. Дорога так же, большую часть дня была безлюдна.
   - Странно - думал Александр - Франция как будто вымерла! А я помню в этих местах очень даже оживленное движение. Ну, да тем лучше. Меньше вероятность, что кто-то сможет помешать моим планам.
   Наступил вечер, и вместе с ним дорога совсем обезлюдила. Александр впервые вылез из своего укрытия, что бы размяться. Он пробежался пару кругов вокруг куста и проделал несколько гимнастических упражнений - скорее просто, чтобы убить время, чем по необходимости. В этот вечер лавочник так и не появился.
   Не появился он и в следующий. Александр уже начал терять терпение. Он перестал прятаться днем, а спокойно разгуливал по окрестностям. Однажды он даже приблизился к постоялому двору на столько, что его учуяла и завыла собака.
   И вот наступил третий вечер. Солнце еще не успело сесть за горизонт, как до слуха Александра донеслись топот лошади и скрип тяжело груженой повозки. Шевалье аж затрясся от возбуждения и напряжения. Он быстро замотал шарфом лицо, оставив лишь щели для глаз, натянул перчатки и взял в руки мушкет. Повозка уже показалась из-за поворота и почти поравнялась с местом засады.
   Александр выскочил из своего укрытия и, направив ствол мушкета на сидевших в повозке, как можно более страшным голосом закричал - Стой! Или стрелять буду!
   Он увидел повозку, груженную товаром, поверх которого сидели уже взрослый внук лавочника и его молодая жена с ребенком на руках.
   - Одежду, обувь, порох, соль! Быстро! - орал Александр, делая вид, что взводит курок. Женщина не шелохнулась. Она сидела бледнее извести. Внук лавочника поднял руки и медленно сполз с повозки. Он, не отводя взгляд от ствола, скинул с телеги какие то коробки, сапоги, туфли и мешок с тряпьем. Затем так же осторожно забрался обратно на повозку. Александр подошел поближе и стволом мушкета попытался вытащить что-нибудь из мешка. Это было его ошибкой. Внук лавочника выхватил, из под накинутого на телегу пледа, старую солдатскую короткую саблю и замахнулся ею на шевалье.
   Александр заметил краем глаза это движение и вовремя увернулся. Но острый конец клинка зацепил шарф на его голове и сорвал его. В тот же момент лошадь встала на дыбы и попятилась назад, навалившись крупом на телегу. От неожиданного удара женщина с ребенком свалились с телеги вперед, прямо под копыта лошади. Раздался дикий не человеческий крик. Лошадь взбрыкнула и рванулась вперед, волоча телегу за собой. Внук лавочника упал на коробки с товаром и лихорадочно пытался поймать повод.
   Александр ошалело смотрел в след несущейся в сторону постоялого двора телеге. Все произошло так быстро, что он не успел даже ничего сообразить. Наконец он пришел в себя и огляделся. Вокруг никого не было. Александр медленно, как будто в оцепенении, поднял все вещи, лежащие на дороге и сложил их в мешок с бельем. Затем он подошел к женщине, распластанной посереди дороги в луже крови. На ее красивой белокурой голове в области правого виска виднелась обширная рана, из которой на дорогу обильно сочилась кровь. С первого взгляда было видно, что женщина мертва. Александр упал перед ней на колени. Он вдруг осознал, что произошло. Его трясло в беззвучных рыданиях.
   - Почему, господи! За что?! Ты же знаешь, я не хотел этого! Сколько еще нужно жертв тебе! Да будь ты проклят! Отец, в чем провинились перед тобой эти люди?!
   Он бился головой о пыльную дорогу и стонал.
   Неожиданный еле слышный звук донесся до его ушей. Александр замолчал и прислушался. Тихий детский плач исходил из свертка в руках мертвой женщины. Александр нагнулся и поднял ребенка на руки. Он покачал его машинально на руках, и плач прекратился. Александр осторожно развернул пеленку, и ему открылось чистое сопящее лицо мальчика пяти-шести месяцев от роду. Страшный вид шевалье нисколько не напугал ребенка. Он тянул к Александру ручки и тихо агукал. Шевалье смотрел как завороженный на это личико. Впервые его кто-то не боялся. Он вдруг почувствовал какое-то тепло в душе по отношению к этому ребенку. Однажды взяв его в руки, Александр понял, что уже больше не расстанется с ним.
   - Я выращу тебя, как собственного сына! - произнес он восторженно.
   Александр медленно встал с колен, не отводя взгляда от ребенка. Он бы так наверное долго стоял, но из-за поворота до его ушей долетели звуки многочисленных голосов. Сюда шла толпа крестьян, и нужно было уносить ноги.
   Александр закинул на плечо одной рукой мешок с поклажей и мушкет, продолжая другой удерживать ребенка, и быстрым шагом направился в сторону парка. Ноша была очень тяжелой, но шевалье не замечал ее тяжести. Сердце восторженно билось, и состояние непонятного счастья охватило его душу. Во время всего пути в голове его строились многочисленные планы относительно будущего его названного сына. С именем проблем то же не было. Александр уже окрестил младенца Виктором в честь отца.
   - Виктор, значит победитель! Ты достигнешь всего, чего не достиг я, а уж я тебе в этом помогу!
  
   XXX
  
   С появлением в охотничьем домике младенца хлопот у Александра прибавилось.
   Прежде всего, ребенка нужно было кормить, а пища, к которой привык шевалье, здесь была явно не уместна. Необходимо было молоко. В простыню с ребенком была завернута полупустая бутылка с кожаной соской на конце. Но этого молока хватило бы только на день. А единственный путь его добыть, это укрась в деревне корову, или хотя бы козу. Последнее было проще, так как козы, в отличие от коров, гуляли по околице без присмотра. Неувязка была только одна - козы гуляли днем, а шевалье мог подойти к деревне только в темноте. Пришлось рисковать.
   Александр уложил младенца на собственную кровать, скормив ему остатки молока. Мальчик оказался на редкость спокойным и быстро уснул. Шевалье еще несколько минут любовался спящим ребенком, потом быстро собрался и вышел. Он быстрой и уверенной походкой направился в сторону деревни. Страха не было. Теперь ему было о ком заботиться, и это прибавляло силы и мужества. Он подошел к селу после полуночи. Собаки в ближайших дворах подняли лай, тут же подхваченный их сородичами из удаленных дворов. Александр предусмотрительно отошел на пару сотен шагов от деревни и залег на опушке небольшой рощи. Он ждал. Ночь была на столько тихой, что при желании можно было услышать храп из ближайшей избы. Александр задремал. Его разбудил лязг многочисленных жестяных колокольчиков. Это тучное стадо коров вышло из села в направлении кладбища. За стадом следили пастух пара мальчишек. Александр спрятался за густой куст и затаился. Солнце уже сильно припекало. Шевалье разморило и он, было, вновь задремал, как вдруг близкое блеяние привело его в чувство. Он резко встал на четвереньки и осторожно приподнял голову над кустом. Всего в сотне шагов от него, вдоль опушки, не спеша, вышагивала беленькая с черным боком козочка. Она обдирала молодые листья с свежей поросли кустарника и периодически блеяла. В ответ доносилось грубое блеяние откуда-то из ближайшего двора.
   - Вот она, удача! Спасибо тебе, господи! - прошептал Александр.
   Он медленно поднялся с четверенек, достал из кармана моток прочной толстой веревки и сделал петлю-удавку на конце. После этого он взял петлю в руки и осторожно, стараясь не шуметь, двинулся на встречу козе. Когда от него до козы оставалось всего пара десятков шагов, она вдруг прекратила жевать и повернулась в его сторону. Александр понял, что животное сейчас может убежать. Он заскочил за ближайшее дерево и прислонился к нему спиной, стараясь сдержать дыхание. Через минуту он услышал рядом с собой мелкие шаги, и слева от него выглянула голова любопытного животного.
   - Вот так вот! Сама пришла! - улыбнулся Александр, но тут же опомнился и быстрым движением накинул лассо на рога козочке. Животное дернулось и начало мотать головой, громко блея. Но Александр уже навалился на него и быстро спутал ноги попарно концом той же веревки. После этого он взвалил перепуганное животное на спину и бросился бежать к охотничьему домику. Похоже, ни кто в деревне не услышал звуков этой борьбы, так что похищение прошло незамеченным.
   С этого дня в хозяйстве Александра появилась скотина, что добавило ему хлопот по уходу за ней. Он стал намного реже ходить в лес и прекратил свои географические исследования. В прочем его это не тяготило.
   Ребенок рос здоровым и добродушным. Шевалье не мог на него нарадоваться. Он особенно ответственно подходил к обучению своего названного сына и целые дни на пролет проводил с ним. Александр оберегал ребенка как мог. Он сам перекраивал и шил малышу одежду из собственных вещей, играл с ним, брал его с собой в лес, когда отправлялся проверять силки. Лишь раз в месяц Александр брал ружье и уходил, на несколько часов, один. Когда он возвращался после своей кровавой охоты, вид у него был виноватый. Он чувствовал себя прокаженным, вынужденным скрывать эту страшную тайну от самого близкого человека. И это угнетало его совесть.
  
   XXXI
  
   Прошло пять лет. Коза умерла, но малыш уже свободно ел ту пищу, что готовил для себя шевалье. Александр решил, что пора начинать серьезное обучение ребенка и сам изготовил первую азбуку при помощи нескольких листков пожелтевшей бумаги, вороньего пера, чернил из ягодного сока и иголки с нитками. Виктор оказался очень смышленым и быстро освоил всю азбуку, чем вызвал нескрываемую гордость Александра. Тот учил Виктора всему что только знал. Как он проклинал себя сейчас за то, что забросил в молодости учебу. Если грамотности он обучить сына еще мог, то точные науки и философия были явно не его уделом. Александр начал задумываться о продолжении обучения Виктора среди людей. И лишь одно его сдерживало. Виктор никогда не видел людей и считал, что Александр человек и все люди выглядят так. Собственное розовое тело он объяснял тем, что еще был ребенком. Выйдя же в люди, Виктор не минуемо узнал бы правду. И тогда, как знать, не отвернется ли он от Александра? Или того хуже - наведет на его скромное жилье других людей.
   Однажды утром Виктор играл на поляне перед домом. Александр чинил свои сапоги на крыльце. Светило яркое летнее солнце и настроение у шевалье было таким же солнечным. С появлением Виктора в его доме судьба вообще перестала казаться ему столь уж безрадостной, как по началу. Уклад его новой жизни постепенно вошел в привычку и перестал тяготить. Он уже давно не был тем ленивым холеным бездельником, как в бытность пребывания в Париже.
   Вдруг Виктор подбежал к Александру и спросил - Пап, а где есть такие же люди?
   От неожиданности Александр выронил шило, нагнулся и принялся его искать под ступенькой крыльца. Он тянул время, лихорадочно пытаясь сформулировать ответ. Шевалье прекрасно знал, что такой вопрос прозвучит рано или поздно, и мысленно давно готовил ответ. Но сейчас в голове его все смешалось, и он никак не мог вспомнить заготовленную фразу.
   - Есть, сынок, но далеко. Когда-нибудь ты с ними встретишься - выдавил наконец из себя Александр.
   - А можно мы сегодня к ним пойдем? - не унимался малыш, весело прыгая на месте.
   - Нет - твердо и поспешно ответил шевалье, и добавил - ни кто нас там не ждет.
   - А когда мы пойдем?
   - Вот подрастешь, и сам пойдешь к людям, будешь учиться.
   - А расскажи мне о тех людях, папа!
   Александр задумчиво посмотрел на шестилетнего мальчика.
   - Не рановато ли его во все посвящать? - подумал он - разве что как сказку изложить. Может и в серьез то не воспримет.
   - Ладно, Виктор, слушай.
   Александр рассказал названному сыну о том, что мир не ограничивается их поляной и лесом, а велик и бескраен. И живет в этом мире огромное множество людей. Некоторые живут вместе в больших годах, где много- много домов, а некоторые по отдельности, как они с Виктором.
   Мальчик слушал, затаив дыхание.
   Александр рассказал про Париж, представив его, как место скопления зла. Затем он немного коснулся истории. Поведал про королей и революции. Малыш за все время рассказа ни разу не перебил Александра, что раньше случалось крайне редко.
   Наконец, Александр решил, что на сегодня достаточно. Он натянул выправленные сапоги и встал, давая понять, что рассказ закончен. И тут вдруг малыш, глядя прямо ему в глаза, спросил - а какие они, другие люди? Такие как ты, или такие как я?
   Александр закашлялся. Он с минуту смотрел на ребенка. Во взгляде шестилетнего мальчика промелькнуло что-то совсем не детское.
   - Такие как ты - наконец произнес сухо шевалье - таких как я больше нет.
   Мальчик задумался и больше не досаждал Александру вопросами. Но с этого дня он стал более серьезным и, временами, даже грустным.
   Внешне их жизнь никак не изменилась, но шевалье чувствовал, что ребенку тесно в их доме. Мальчик мечтал увидеть других людей. Ему было скучно с Александром. Он стал чаще один уходить в лес и к пруду под предлогом проверить силки или рыболовные снасти. Но возвращался чаще всего без добычи. Было ясно, что он просто гуляет, в надежде встретить тех других. Александр молчал. Ему нечего было сказать ребенку. Он понимал, что запрет только усугубит ситуацию. Покой и безмятежность ушли из их дома. Наконец, Александр не выдержал, и когда мальчику исполнилось девять лет, шевалье решил отправить его учиться в школу. Школа эта находилась в нескольких милях от костела, в старом мужском монастыре, и была единственной в округе. Александр тщательно собрал ребенка, одел его во все самое лучшее, написал письмо от имени некоего Анри Годе, якобы свободного торговца, и подкрепил его щедрым подношением в две сотни франков золотом. После этого он проинструктировал сына, как ему себя вести.
   - Твое полное имя - Виктор Годе - запомни! Ни кому не рассказывай о том, где ты жил, и особенно обо мне! Иначе случиться беда. Если будут расспрашивать, говори, что отец твой далеко, постоянно в разъездах и дома не бывает. Сейчас я тебя отведу к монахам в монастырь, но с тобой не зайду. Просто отдай письмо настоятелю и деньги. И, прошу, хоть иногда навещай меня, я буду скучать! Дорогу ты, думаю, запомнишь. Только не приводи с собой никого! И будь осторожен, что б никто тебя не выследил. Лучше ночью, когда все спят.
   С этими словами Александр открыл дверь в ночь и они вышли.
  
   XXXII
  
   Монастырь был не велик, и больше напоминал небольшую средневековую крепость. Высокие стены, большие, крытые черепицей, круглые башни, массивные ворота - все говорило о том, что его обитатели не всегда жили спокойно. И сейчас постоянно открытые днем ворота на ночь запирались, дабы, как говаривал отец настоятель, не искушать. Монастырская школа находилась в правом крыле большого двухэтажного строения во дворе монастыря. Школа была популярна у местного населения. Желающих направить в нее детей было на много больше возможных мест. По сему монахи ввели плату за учебу, чтобы ограничить естественным образом количество учащихся. Школа была неплохим подспорьем бюджету монастыря и монахи со всей ответственностью подходили к процессу обучения. Успешное окончание этой школы в большинстве своем гарантировало поступление в Сорбону. Некогда и сам Александр два года прозанимался здесь, пока не сбежал.
   Шевалье с сыном подошли к монастырю уже за полночь. Александр еще раз повторил Виктору все наставления, и потребовал их повторить. Виктор повиновался. Он был очень напуган. Впервые вокруг не было привычной обстановки - леса, поляны, старого дома. Не смотря на темноту, он был поражен тем, что мог разглядеть по пути. Это и деревня, которую он принял за Париж. Это и костел возле кладбища, показавшийся Виктору огромным, черным и зловещим. Это и огромное пшеничное поле, вызвавшее в нем сильное желание просто побежать вперед, куда глаза глядят. Если б его рука не была зажата в руке отца, он бы, наверное, так и сделал. Монастырь же произвел на него впечатление строгой торжественности. Виктор инстинктивно выпрямил спину и расправил плечи, пытаясь соответствовать этому духу.
   Александр повесил на его плечо небольшую походную сумку с вещами и деньгами. Легким толчком в спину он направил сына к воротам и сказал в пол-голоса - Иди, стучи!
   Виктор повиновался. На негнущихся от страха ногах он двинулся к воротам. По середине дороги он оглянулся. Но Александра в темноте уже видно не было. Виктор глубоко вздохнул и подошел к большому железному кольцу, висящему на ржавой петле на воротах. С трудом подняв кольцо, он отпустил его. Кольцо с грохотом ударилось о металлическую пластину, прибитую к воротам. Виктор вновь повторил эти действия и прислушался. До его слуха донеслись приглушенные шаги. Затем открылось окно на уровне макушки Виктора, и недовольный голос сонно протянул - Кто-о-о?
   - Я Виктор Годе, учиться пришел - срывающимся голосом отчеканил Виктор.
   - Малец, ты знаешь который час? Днем приходи! Не буду я ради тебя настоятеля будить.
   - Я не могу днем, мне сейчас нужно!
   - Да что ж ты настырный то такой? Так учиться хочешь? - голос монаха звучал уже с усмешкой.
   - Хочу, очень хочу! У меня папа богатый, он заплатит!
   За воротами послышалось не внятное бурчание, после чего заскрипел засов, и ворота приоткрылись.
   - Ну, заходи отрок, жаждущий знаний!
   Перед ним стоял полный низкорослый монах. Лица его под капюшоном рясы видно в темноте не было, но Виктор не сомневался, что тот улыбается. Виктор зашел во двор. В тусклом свете фонаря монаха монастырский двор казался чем-то не реальным, сказочным. Виктор, открыв рот, разглядывал высвечиваемое из темноты готическое окружение. Монах, тем временем, аккуратно и тихо прикрыл ворота и задвинул засов. Только после этого он поднял с брусчатки фонарь и обратился к Виктору.
   - Ну что ж, настоятеля я будить не буду по столь пустяковому поводу, обождешь до утра, а пока пойдем, постелю тебе в свободной келье. У нас как раз помощник писаря на днях скончался, так постель его свободна.
   С этими словами монах пошел вперед, а Виктор послушно двинулся вслед. Через час он уже лежал на жестком соломенном матрасе в узкой келье с высоким сводчатым потолком и не мигая смотрел вверх. Он не мог уснуть. В голове его вставал образ отца. Он действительно был не похож на Виктора и того монаха, который его встретил. Он был не человек. Эта мысль не оставляла мальчика. Его дыхание перехватывало от какой-то страшной тайны, которую он не знал. Почему папа не такой как все?
   Лишь под утро глаза Виктора закрылись, и он задремал.
  
   XXXIII
  
   Александр не помнил, как дошел до дома. Тоска разрывала его сердце. Он понял, что вновь остался один. Дойдя до кровати, он упал лицом в подушку и беззвучно зарыдал. Он был уверен, что увидев других людей, Виктор уже никогда не захочет вернуться в их хижину и увидеть вновь своего страшного отца. Это было неизбежно. Александр давно готовил себя к этому моменту. Но от этого легче ему не было. Невозможно подготовиться к тоске и одиночеству.
   Всю ночь шевалье провел не сомкнув глаз. Пустота заполнила его дом. Ни чем невосполнимая пустота. Ему вновь нужно было привыкать к одиночеству. Умом он это понимал. Но душа болела и страдала.
   Утро застало его лежащего с открытыми глазами и бессмысленно глядящего в потолок. Он встал с первыми лучами солнца. Машинально прибрался и пошел проверить силки. Одежда во влажном от росы лесу быстро намокла, но Александр, казалось, не замечал этого. Он обошел все укромные места, пытаясь отвлечься. Но ему это ни как не удавалось. Каждый куст, каждая кочка здесь напоминали о Викторе. Сколько сотен раз они бродили вот так вдвоем по этим едва заметным тропам и полянкам. Сколько радости доставляли им эти прогулки. Память упорно не хотела отпускать, и то и дело в голове всплывали забавные и грустные эпизоды из их совместных прогулок. Под конец Александр не выдержал и вернулся в дом. Он не знал, чем еще можно отвлечься. Пойти на рыбалку? Но один взгляд на снасти вновь вернул его к памятным моментам. Он вспомнил, как Виктор однажды, лет в восемь, попробовал закинуть удочку, но только зацепил себя за штаны крючком. Крючок расцарапал ногу до крови, но Виктор не плакал, а только сжал зубы и молча стоял, пока Александр пытался отцепить крючок.
   Нет, рыбалка бы его тоже не успокоила. Александр разделал небольшого кролика, попавшего в силки, и нацепил его на вертел, натерев солью. Затем больше часа он сидел возле очага и вращал вертел, бессмысленно глядя на огонь. Наскоро перекусив, шевалье глянул в окно. Солнце садилось, и небо стало похожим на бездонный синий колодец, уходящий вверх. Александр уже твердо решил отправиться к монастырю, спрятаться где-нибудь поблизости и понаблюдать пару дней. Вдруг ему удастся увидеть Виктора?
  
   XXXIV
   Виктор проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. Было раннее утро, и низкое солнце освещало сквозь узкое окно его кельи лишь часть противоположной стены от потолка до дверного проема. Над Виктором склонился юный послушник лет шестнадцати от роду в монашеской рясе. На голове у него был, погружавший в темноту лицо, капюшон.
   - Вставай - сказал он не громко, увидев, что Виктор открыл глаза - тебя ждет отец- настоятель. Иди за мной.
   С этими словами послушник развернулся и вышел из кельи. Виктор послушно встал, взял свой мешок и пошел следом. Глаза его слипались после бессонной ночи, и он то и дело спотыкался и терял равновесие. Они долго шли по узкому каменному коридору с сводчатым потолком. Из-за закрытых массивных дверей по бокам коридора, то и дело, слышались какие то распевные монологи, на не знакомом Виктору языке. Латынь, догадался он, папа о ней рассказывал. Наконец они дошли до железной винтовой лестницы и спустились по ней прямо в большую залу. Зала была очень необычна. Она вся от паркетного пола и до резного потолка была отделана деревом, приглушавшим любые звуки. Вдоль всех ее стен стояли огромные многоярусные дубовые стеллажи, на которых аккуратно были составлены тысячи книг. В центре этой залы стояли несколько старинных массивных столов со скамьями. За парой из них сидели юноши разных возрастов и что-то читали. Остальные столы были свободны. В стороне, возле самой стены, стоял еще один стол поменьше. За ним сидел мужчина пожилого возраста с седой бородой и читал большую толстую книгу. Послушник направился прямо к нему. Он наклонился над ухом старика и что-то прошептал, затем поклонился и, пятясь задом, отошел. Виктор подошел к столу и встал напротив старика. Старик молча перелистнул страницу и поднял сухой напряженный взгляд на Виктора.
   - Итак, кто ты отрок и за чем пожаловал один, без родителей?
   - Я Виктор Годе, сын торговца - начал бубнить заученный текст Виктор.
   - А где твои родители? - перебил его старик.
   - Мамы у меня нет, а отец в отъезде. Он меня к вам послал. Велел передать это письмо и деньги.- Виктор порылся в сумке и достал свернутый лист и мешочек с золотом. Поклонившись, как учил его отец, он положил все это перед настоятелем на стол.
   Старик поднял мешочек и взвесил его на ладони. Затем он расшнуровал его и заглянул внутрь.
   - О, да твой отец - богатый человек, наверное очень уважаемый, только почему я раньше о нем ничего не слышал?
   С этими словами настоятель развернул лист и углубился в чтение.
   - Что ж, польщен, ваш отец пишет, что вы из Парижа, но он наслышан о нашей школе и возжелал направить вас именно сюда. Как вы добрались?
   Виктор растерялся, но быстро взял себя в руки. На этот счет отец тоже оставил инструкции.
   - На его повозке, заехали по пути, отец отправился за товаром.
   - Что ж, ладно, Виктор, я вижу, что вы не искренны. Но, по-видимому, на это есть причины. Какие, меня не интересует. Ваш отец щедро платит за ваше обучение, и этого достаточно. Однако должен вас предупредить, что у нас в монастыре строгие правила, и любое их нарушение строго карается. Вплоть до изгнания из школы. Соблюдайте эти правила, прилежно учитесь, и вы выйдете отсюда через восемь лет ученым человеком.
   - Антуан, познакомьте Виктора с монастырем и внутренним распорядком, можете идти.
   Послушник поклонился, взял Виктора за локоть и потянул обратно к лестнице.
   Антуан оказался довольно словоохотливым черноволосым смуглым малым с грубыми, угловатыми чертами лица и горбатым носом, выдававшим в нем южное происхождение. Он подробно показал Виктору большую часть помещений монастыря, сопровождая свою экскурсию красочными рассказами о происходивших здесь некогда исторических событиях. Монастырь имел многовековую историю и часто оказывался в самой гуще событий и дворцовых интриг. В одном из классов они битых полчаса простояли возле гобелена с изображением Лотарингской девы, которая, якобы, встречалась здесь с королем. Виктор не знал, кто это, потому уже откровенно зевал. Кроме того, желудок сводило от голода. В конце концов, недовольное утробное урчание долетело и до слуха Антуана. Тот замолчал, посмотрел на Виктора, и вдруг громко рассмеялся.
   - Заболтал я тебя, а уж и обед наверное стынет!
   Они спустились в столовую, где за длинными грубыми дубовыми столами на скамьях восседали ученики и монахи. Те уже заканчивали трапезу. Сняв со стеллажа у стены две чистых глиняных миски и пару оловянных ложек, Антуан протянул один комплект Виктору и кивком головы показал на раздающего - грузного угрюмого монаха, стоящего с половником рядом с большим котлом на тележке. Получив по доброй порции каши и солидному куску хлеба, оба уселись на свободные места за одним из столов. Виктор первый раз в жизни ел кашу. Но блюдо было на редкость вкусное. Монахи не экономили на продуктах. Они прекрасно знали, на сколько нуждается молодой подрастающий организм в хорошем питании. Какой то сухопарый монах поставил перед Антуаном и Виктором кружки с горячим, сильно разбавленным водой вином, и тут же пошел дальше, собирать по столам оставленную посуду. Столовая быстро пустела. Ученики расходились по классам, монахи - по своим делам.
   - Ешь быстрее! Скоро занятия начнутся - торопил Антуан - главное правило школы - никогда никуда не опаздывать. Можно раньше придти, но опоздать - ни-ни!
   - А какие еще есть правила? - спросил Виктор.
   - Все простые! Учителей уважать, при встрече кланяться. Перед старшими монахами так же. Без спросу никуда не заходить и не выходить. Молиться не реже трех раз в день. Нельзя драться и ругаться. Нужно быть старательным и прилежным. Ну и строго соблюдать распорядок. Вот и все. Ладно, пошли, мне тебя еще представить надо!
  
  
   XXXV
  
   Классы в монастыре представляли из себя длинные и узкие холодные каменные комнаты, в которых стояли в один ряд шесть столов со скамейками. За каждым таким столом помещалось до пяти учеников. Антуан и Виктор успели как раз во время. Класс уже рассаживался, а монах-преподаватель стоял лицом к узкому, в готическом стиле, окну и выжидал.
   - Святой отец, я новенького привел - громко произнес Антуан прямо с порога. Учитель обернулся и посмотрел на входящего Виктора.
   - Как твое имя, ученик?
   - Виктор Годе, святой отец!
   - Называй меня - господин учитель.
   - Да, господин учитель!
   - Сколько тебе лет?
   - Девять, господин учитель.
   - Хорошо, учился ли ты где-нибудь до этого дня?
   - Да, господин учитель, меня отец учил французскому, арифметике и правописанию.
   - Прекрасно, останешься после урока, посмотрим, что ты умеешь. А сейчас садись вон там, на третий ряд, там есть свободные места.
   Учитель показал рукой на свободное место.
   Виктор прошел и осторожно сел. Он чувствовал себя не уютно при таком количестве сверстников. Сзади его кто-то шлепнул по затылку тетрадью. Виктор хотел повернуться, но в этот момент прозвучал громкий и строгий голос учителя.
   - И так, перейдем к глаголам! Четвертая парта! Еще одно движение и я отправлю вас на экзекуцию!
   Урок был по французской грамматике, и для Виктора ничего нового в теме урока не было. По этому он быстро потерял интерес к происходящему и все оставшееся время смотрел в окно, на сидящих на каменном выступе подоконника голубей.
   Неожиданно в коридоре за дверью зазвенел колокольчик.
   - Урок окончен, Виктор Годе остается, остальные могут идти - все тем же строгим голосом громко сказал учитель.
   Для детей эта фраза прозвучала, как команда "марш". Все тут соскочили с мест и, на ходу укладывая тетради в сумки, бросились к выходу. У двери образовалась давка.
   - Сейчас весь класс отправиться в подвал! - выкрикнул учитель с металлом в голосе.
   Этот окрик произвел эффект холодного душа. Все тут же затихли, и через минуту в классе остались только учитель и Виктор. Тот сидел, вжав голову в плечи. Он испытывал безотчетный страх перед монахом. Монах приблизился к Виктору и встал напротив.
   - Я заметил, что вы не писали урок. Вам известно то, о чем мы говорили?
   - Да... И у меня нет тетради и пера... - Виктор еще больше сжался.
   - Это как раз не проблема. Спуститесь в библиотеку и попросите архивариуса, он вам все выдаст. А на счет урока... Расскажите-ка мне все что вы знаете о глаголах.
   Виктор срывающимся тихим голосом начал рассказывать все что помнил, потупив глаза в стол. Учитель ни разу его не перебил и не поправил. В конце концов, мальчик выложил все что знал и замолчал. В воздухе повисла напряженная тишина. Учитель встал, отошел к окну и долго задумчиво в него смотрел. Наконец он повернулся, глянул на Виктора, и неожиданно мягким голосом произнес.
   - Вы показали глубокие познания в данном вопросе. Единственное, чего вам не хватает, так это храбрости. Но это как раз не проблема. Судя по всему, у вас пытливый ум, и вы очень далеко пойдете. По-этому, я решил проводить с вами дополнительные занятия. Кроме того, я попрошу других преподавателей обратить на вас особое внимание. Учитесь прилежно и старательно, и, поверьте мне, вас ждет большое будущее. Сейчас идите, получите тетради и перья, а в шесть по полудни прошу зайти сюда на первое дополнительное занятие.
   Виктор с удивлением оторвал взгляд от столешницы и посмотрел на учителя. Такого поворота он ожидал меньше всего. Учитель уже вновь повернулся к окну и молча созерцал что-то на улице. Виктор медленно поднялся, поднял сумку и тихо подошел к двери. На пороге он обернулся.
   - До свидания, господин учитель.
   - Увидимся - ответил тот не оборачиваясь - в шесть, не забудьте.
   Виктор тихо прикрыл за собой дверь.
  
   XXXVI
  
   В коридоре Виктора встретил Антуан.
   - Ну, как первый урок, что-то ты задержался, небось замучил он тебя?
   - Да нет, он мне сказал, что будет заниматься со мной дополнительно уже сегодня вечером.
   - Ого! Да ты не успел прибыть, а уже в любимчики попал? Поверь, к отцу Францу в любимчики попасть ой как сложно! Чем это ты ему так понравился?
   -Да не знаю я! Я только рассказал ему про глаголы и все. А где все? Сейчас во дворе играют, скоро новый урок. Во двор идти уже поздно, так что иди вон в тот класс, вторая дверь на право.
   - Мне нужно в библиотеку за тетрадями и перьями.
   - А, ну это ты как раз успеешь! Пошли, провожу.
   Они вновь спустились в библиотеку. На сей раз в ней ни кого не было. Только возле одного из стеллажей суетился среднего возраста невысокий лысый человек в обычном мирском зеленом сюртуке. Он переставлял книги местами и тихо при этом ругался.
   - Опять все перепутали, паршивцы! Гнать нужно таких помощников!
   - Это он - сказал тихо Антуан и подтолкнул Виктора - иди!
   Виктор тихо подошел к человеку в сюртуке и произнес:
   - Добрый день, господин архивариус, мне сказали, что я могу получить у вас тетради и перья.
   Человек в сюртуке резко обернулся и схватился за сердце.
   - Ой, мамочка моя, вы всегда так подкрадываетесь, молодой человек? Новенький что ли? Напугали! В это время библиотека не работает! Перерыв у меня. И уж кому, как не тебе, Антуан, это знать! Помощничек! Опять все перепутал.
   Последние слова были адресованы уже подошедшему, вслед за Виктором,
   Антуану.
   - Ладно, так уж и быть! Не гонять же вас еще раз. Идите за мной, все выдам.
   Они проследовали в маленькую комнату, вход в которую был скрыт за одним из стеллажей. Архивариус открыл большой железный шкаф и достал из него несколько тетрадей и связку перьев.
   - Вот, забирайте! И обращайтесь с этим добром аккуратно, до следующего года больше ничего не дам. Да распишитесь еще вот здесь, в получении!
   Архивариус протянул Виктору потрепанный журнал и перо.
   -Вот тут.- Он ткнул пальцем в клетку разлинованного журнала. Виктор обмакнул перо в чернильницу и тщательно вывел свое имя.
   - Какой у вас каллиграфический почерк - причмокнул языком архивариус - не желаете у меня поработать?
   - Он не может, - быстро ответил за Виктора Антуан - у него дополнительные занятия.
   - Жаль, господа ученики, жаль!
   Антуан повернулся к Виктору - бежим, а то сейчас на урок опоздаешь! Виктор обернулся, поклонился и произнес - до свидания, господин архивариус!
   Антуан засмеялся - ты чего кланяешься, он же не святой отец!
   Они уже взбегали по лестнице, когда их догнал громкий голос архивариуса.
   - До свидания, воспитанный молодой человек! И всего вам наилучшего!
   Ребята со смехом проскакали по лестнице и почти бегом направились к классу.
   Виктор уже не испытывал ни малейшего страха. Ему здесь нравилось, и, главное, он почувствовал, что очень хочет учиться. Виктор уже не вспоминал отца и их хижину. Все это осталось где-то за воротами монастыря. А здесь у него новая интересная жизнь, первый друг, и новые интересные знания. Здесь были люди. Такие же, как он сам. Приятные и интересные.
  
   XXXVII
  
   Солнце клонилось к закату. На холме, неподалеку от монастыря, стояла небольшая рощица, образованная густой молодой порослью дубков. Именно в ней и обосновался Александр, соорудив некое подобие шалаша. Днем он прятался в своем укрытии, а после заката выходил на опушку и, напрягая зрение, наблюдал за окнами зданий, стоящих за стенами. Где-то, в одном из них, сейчас был его сын. Однажды Александру даже показалось, что он увидел знакомое лицо, мелькнувшее в одном из окон, но, на самом деле, с такого расстояния вряд ли что можно было разглядеть. Прошло уже три дня, как Александр перебрался из охотничьего домика в этот шалаш. По ночам он приближался к стенам монастыря и, как завороженный, часами смотрел на них. В это время необъяснимая тоска накатывала на его сердце. Голод пока его не доставал, но месяц был на исходе. Он понимал, что не сегодня, так завтра придется возвращаться в свой лес за очередной кровавой трапезой. Но уходить так не хотелось. Ему казалось не мыслимым удалиться даже на день от своего сына. Он чувствовал ревность по отношению ко всем обитателям монастыря, будто это они отобрали у него сына.
   Неожиданно до слуха Александра долетели детские голоса. У него все задрожало внутри. Он быстро выбрался из своего укрытия и пошел сквозь заросли на звуки голосов. Подойдя к опушке, он залег в кустах и начал лихорадочно крутить головой, пытаясь разглядеть источник голосов. Неожиданно из-за склона ближайшего холма показались два десятка детей в сопровождении сухопарого монаха. Он что-то рассказывал детям, широкими жестами сопровождая свой рассказ. Дети увлеченно слушали его рассказ. И вдруг, словно молния поразила Александра, рядом с монахом шел Виктор. Мальчик заглядывал в рот монаху и не отводил от него взгляд. До слуха Александра долетели слова - крестьяне не очень уважают эти культуры, предпочитая злаки и виноград, хотя несомненная польза и неприхотливость бобовых давно известна.
   Увлеченный этой сценой Александр потерял осторожность и высунулся из куста, чтоб по лучше разглядеть Виктора. В ту же секунду его заметил один из мальчиков. На фоне закатного солнца Александр видимо выглядел особенно страшно, потому что мальчик вдруг завопил истошным голосом - Господин учитель, дьявол! Дьявол!
   Мальчик топал на месте и показывал пальцем вытянутой правой руки на Александра. Все повернулись в его сторону. Александр опомнился и упал обратно в кусты, но было уже поздно. Он слышал топот приближающихся ног и крики - Он здесь! Здесь! Их пытался перекричать монах - Не ходите туда! Стойте! Я сам посмотрю, что там! Слышите?!
   Александр вскочил на четвереньки и по-обезьяньи припустил в рощу. Он с треском и пыхтением пробирался сквозь молодую поросль, на чем свет стоит проклиная собственную неосторожность. Крики разносились вокруг него. Похоже, дети огибали рощицу с обеих сторон. На него объявили охоту. Бежать было некуда. Была лишь одна надежда - пересидеть до темноты, а потом, под прикрытием ночи, уйти в охотничий домик. До темноты было еще более часа.
   Неожиданно где-то рядом он услышал до боли родной голос - Отец!
   В десятке шагов от него стоял Виктор.
   - Отец, зачем ты пришел? Прячься! Я попробую увести их в сторону!
   - Я хотел увидеть тебя.
   - Отец, спрячься, а потом уходи. Я приду к тебе сам. Здесь на рождество все по домам разъезжаются. Я приду. Только не приходи сюда больше. Слышишь?! С этими словами Виктор развернулся и побежал прочь. А через минуту Александр услышал его голос далеко сзади - Я видел его, он туда побежал, туда! Крики детей стали удаляться.
   Александр добрался до шалаша, забрался в него и замер. Так он просидел без движения несколько часов. Он понимал, что сын только что его спас. Но он спас и себя, ведь если бы люди только узнали - кто его отец - еще не известно, как бы с ним поступили.
   - Какой же он у меня уже взрослый и самостоятельный - с умилением подумал Александр.
   Лишь после полуночи он вылез из своего укрытия и почти бегом припустил к охотничьему домику. Он всю дорогу проклинал себя и клялся ни при каких обстоятельствах не больше выходить к людям. До рождества оставалось еще три долгих месяца. Почти вечность. Но Александр понял, что совершил непростительную глупость, и уж лучше дожидаться сына в своей берлоге, чем подставлять и его и себя.
  
   XXXVIII
  
   Прошла осень, наступила зима, но Виктор, казалось, не замечал течения времени. Он на столько увлекся учебой, что подчас жертвовал ради нее прогулками и играми с друзьями. У преподавателей он был самым любимым учеником. Они с удовольствием наблюдали, как Виктор впитывал знания, словно губка воду. Среди монахов даже состоялся спор о том, к какой дисциплине Виктор более расположен. Но спор закончился ни чем. Все только и говорили, что из их монастыря скоро выйдет великий ученый.
   Но однажды пасмурным зимним утром, по пути на молебен, Виктор проходил возле открытой двери в какую-то мастерскую, и вдруг остановился пораженный. За открытой дверью высокий сухопарый монах рисовал на большом, натянутом на раму холсте, женщину с младенцем. Женщина имела скорбный взгляд и была одета в странные одежды, покрывающие ее с головой. Младенец, напротив, был обнажен и игрив. Виктора на столько поразило это полотно, что он чуть не опоздал на молитву. Даже во время утренней исповеди у него перед глазами продолжала стоять эта картина. Позже, он нарочно несколько раз проходил возле этой двери, но она была закрыта. Виктору очень хотелось постучать и зайти в эту мастерскую. Но существовало не гласное правило. Монахи очень не любили, когда им мешали заниматься важными делами праздные любопытные, по этому ученикам было запрещено без нужды досаждать им. А достойный предлог для такого посещения в голову Виктору ни как не приходил.
   Все решилось само собой. Однажды, в конце ноября, в класс зашел тот самый худощавый монах и объявил, что по распоряжению настоятеля, с этого дня, к обязательным урокам добавляется искусство рисования. Виктор не поверил своим ушам. Проведение услышало его. С огромным нетерпением он дожидался назначенного часа. Его фантазия рисовала невероятные картины с фантастическими животными и диковинными растениями, и он жаждал все это перенести на холст. Наконец, после обеда, их провели в знакомую ему уже мастерскую. Виктор с трепетом входил в помещение. Он ожидал увидеть там что-то необычное. Но ничего особенного в мастерской не было. Если не считать двух десятков мольбертов, с приколотыми к ним листами, и кучки грифелей на столе. Их встретил тот самый молодой монах. Он стоял посередине комнаты, сложив руки перед собой, и явно волновался.
   - Заходите, друзья мои, подходите к мольбертам, не толпитесь, всем хватит места - произнес он мягким, слегка дрожащим голосом.
   Монах выглядел очень необычно. У него были длинные черные волосы, усы и маленькая бородка, что свойственно скорее светскому человеку, чем монаху. На вид ему было лет тридцать. Тонкие черты лица придавали ему некоторую женственность, что не ускользнуло от внимания учеников. Монах немедленно получил прозвище - барышня.
   - Итак, с сегодняшнего дня в нашей школе вводиться курс рисования. Здесь вы будете учиться отображать на бумаге и холсте те образы, что встречаются вам в жизни и овладевают вашим сознанием - монах уже успокоился и говорил плавным размеренным голосом.
   Виктор сразу расположился к этому человеку. Он внимал каждому слову преподавателя. Первый урок пролетел почти незаметно. Они рисовали натюрморт, состоящий из яблока, бокала и стоящей в нем искусственной розы. Самой сложной в изображении была именно роза. Виктор старался, как мог. От напряжения он то и дело грыз грифель.
   Неожиданно прямо над его ухом прозвучал мягкий голос учителя.
   - Она живая!
   Виктор вздрогнул и обернулся. Рядом с ним стоял преподаватель и с интересом рассматривал рисунок.
   - Кто? - не понял Виктор.
   - Роза, это не та роза, что в бокале, она у вас живая! Какие мягкие линии. Вы перенесли на бумагу больше, чем видите, вы перенесли то, что чувствуете. У вас талант, молодой человек, и талант особенный. Не желаете попробовать себя на поприще живописи?
   Виктор обомлел. Нет, похвалы он слышал много раз от других учителей, и успел уже к ним привыкнуть. Но это был другой случай. Он не ожидал такого предложения от человека, которого уже боготворил.
   - Да, хочу! - поспешно ответил Виктор и покраснел.
   - В таком случае останьтесь после урока, ведь он у вас последний, как я понимаю? Мы с вами попытаемся оценить степень вашего таланта - монах улыбнулся и перешел к следующему мольберту.
   С этого дня живопись стала для Виктора основным увлечением, отодвинувшим все остальные науки на второй план. На его учебе это не сказалось. Благодаря природной усидчивости Виктор, по-прежнему, прилежно выполнял все задания. Но преподаватели заметили отсутствие прошлого энтузиазма в его глазах. Все его мысли и устремления теперь были направлены в ту заветную комнату. Во время занятий по рисованию Виктор теперь получал индивидуальные задания, сложность которых нарастала. В середине декабря как-то Барышня встретил Виктора в коридоре во время перерыва, и пригласил зайти в мастерскую для разговора. Когда Виктор зашел, монах стоял лицом к окну и думал о чем-то серьезном. Молчание затянулось. Наконец он обернулся, глянул на Виктора и произнес тихим голосом, как будто их могли подслушать:
   - То, что я вам сейчас скажу, должно остаться между нами. Обещайте мне это.
   - Конечно, я обещаю - недоуменно прошептал Виктор.
   - В таком случае, я вам кое-что объясню. Вы можете стать великим мастером, но, к сожалению, у вас отсутствуют знания анатомии и строения человеческого тела. Вы не можете рисовать достоверно человека. Нет, конечно, вы можете стать маринистом, или рисовать пейзажи. Но за это плохо платят. Самое прибыльное и востребованное в работе живописцев, это портреты и библейские сюжеты. А здесь без знания человеческого тела ни как. В школах живописцев для этого используют живую натуру. Но мы с вами находимся в монастыре и живем по его законам. А эти законы запрещают рисовать обнаженное тело. Я не могу пригласить сюда натурщика. За это и меня и вас непременно исключат. По этому я делаю вам предложение отправиться на рождество со мной в Париж, в школу живописи. Вы бы смогли с огромной пользой для себя провести эти несколько дней. Естественно, что для всех в монастыре, вы отправляетесь домой. Ни кто не должен знать об истинной цели вашей поездки. Итак, вы согласны?
   Виктор стоял в растерянности. Он всей душой рвался в Париж, но его удерживало слово, данное отцу, провести с ним рождественские праздники.
   - Я очень хочу отправиться с вами, но я обещал отцу повидаться с ним - наконец произнес Виктор смущенно.
   - Я не вижу здесь никакой проблемы, ведь вы говорили, что ваш отец в Париже, значит, вы вполне можете совместить проживание с отцом и занятия в школе.
   Виктор густо покраснел. Он переминался с ноги на ногу и мял полы сюртука, глядя в пол. Наконец он решился и поднял глаза на удивленного учителя.
   - Это не так, мой отец сейчас живет неподалеку отсюда. И он ждет меня. Я обещал.
   Учитель задумался.
   - Я давно заметил, что вы, что-то скрываете. По-видимому, это очень важная тайна и я не буду вас о ней расспрашивать. Вот мое последнее вам предложение. У вас есть два дня на свидание с отцом. Я буду ждать вас на постоялом дворе, что расположен на развилке. Если вы не появитесь по истечении этого срока, я отправлюсь в Париж один. Все в ваших руках. Да, и вот еще...
   Учитель подошел к большому шкафу, отпер его и достал небольшую картину - написанный маслом натюрморт.
   - Это, пожалуй, одна из лучших ваших работ. Подарите ее отцу, думаю, он все поймет и отпустит вас.
  
   XXXIX
  
   Близился праздник святого Рождества, и Александр все больше волновался. С момента своей последней встречи с Виктором он начал вести своеобразный календарь из зарубок на молодом дубе, растущем рядом с домом. По его подсчетам до праздника оставалось два дня. Давно уже Александр не радовался приближению этого торжества. Он ждал самого дорогого для себя подарка - Виктора. Несколько дней вместе, как в старые добрые времена. От одной мысли об этом у него перехватывало дыхание, и сердце начинало биться, как сумасшедшее. Александр решил сделать для сына настоящий праздник. Он вырезал из стоящего на поляне пенька рождественскую звезду. Такими же бумажными звездами и самодельными гирляндами украсил свой дом и небольшую ель в роще - единственное, не понятно, откуда взявшееся хвойное чудо в окрестностях его жилища. Ему даже удалось подбить дикого гуся, пролетавшего над прудом и засолить его, чтоб мясо не протухло до рождества. За два дня он вымочил тушку в проточной воде родника и сейчас фаршировал ее дикими яблоками. Тонкий запах яблок щекотал нос. Александр широко улыбался, мечтательно глядя в окно.
   Неожиданный скрип двери заставил его вздрогнуть. На пороге стоял Виктор. В руках у него был большой сверток, на плече дорожная сумка. Виктор грустно улыбался.
   - Здравствуй отец! Со Святым Рождеством тебя!
   - Здравствуй, сынок! Проходи скорее! Дай я тебя обниму!
   Александр почувствовал, как в его объятьях напряглись мышцы сына. Волна отчуждения прошла через него. Это были уже не те объятия, что раньше. По мере того, как сын становился своим в мире людей, он удалялся от Александра. Александр грустно посмотрел в глаза Виктора. Виктор виновато улыбался. Что бы замять не ловкость Александр сделал шаг назад и суетливо заговорил:
   - Да что я тебя в дверях то томлю, раздевайся, заходи домой. Скоро будет гусь готов, как положено в праздник! Посмотри, как я дом украсил.
   - Да, замечательно, отец, посмотри, какой я тебе подарок принес!
   Виктор быстро скинул сюртук и развернул сверток.
   - Что это, натюрморт? Какая красота! Это чья работа?
   - Твоего сына.
   Александр с изумлением посмотрел на сына.
   - Это ты нарисовал? Но это же работа настоящего мастера!
   - Об этом я и хотел с тобой поговорить, отец - Виктор с грустью смотрел на Александра. Ему было тяжело начинать эту тему, но он решил, что нужно быть честным с самого начала - мне пророчат большое будущее, как художнику и я хочу рисовать.
   - Да разве же я против! Конечно, сынок, рисуй, у тебя настоящий талант!
   Александр с восхищением рассматривал картину.
   - Дело в том, отец, что в монастыре не все можно, и мой учитель предложил мне поучиться во время рождества в Париже.
   Александра словно молния поразила. Он медленно перевел взгляд с картины на Виктора.
   - Так ты не будешь это рождество со мной? - голос шевалье дрожал.
   - Да нет же! Просто мне нужно будет завтра уехать!
   - Завтра? - В голосе Александра слышались слезы - ну что ж, сынок, надо, так надо.
   Александр смотрел на Виктора с грустью, и, казалось, не мог на него насмотреться.
   Вдруг он опомнился.
   - Господи, про гуся то я забыл. Располагайся пока, обживай вновь родной дом, а я закончу с кухонными делами! - Александр натянуто улыбнулся и отвернулся к столу. Он машинально уложил гуся на противень и поставил его в очаг.
   - Теперь остается только ждать. Часа полтора. Давай, сынок, пока сядем к очагу, как когда-то, и ты мне расскажешь все, что случилось с тобой за эти месяцы.
   Александр взял из-за стола два плетеных ивовых кресла и подвинул их поближе к пылающему очагу.
   Виктор сам был не против поболтать с отцом, он чувствовал, что соскучился. Кроме того, у него за эти месяцы появились вопросы к отцу, ответы на которые он хотел бы получить. По этому он охотно плюхнулся в кресло рядом с Александром и, удобно расположившись, устремил свой взгляд на огонь.
   - Ну, рассказывай, я сгораю от нетерпения - торопил его Александр.
   Виктор зевнул и задумался. Он не знал, с чего начать. Не знал, как описать все свои новые чувства и впечатления, что он получил в монастыре. Наконец, он решил начать с начала. Рассказ его был медленным и долгим. Виктор боялся упустить даже малейшую деталь, по этому очень часто сбивался и возвращался назад. Александр ни разу его не перебил. Он вообще не проронил не слова. По его лицу невозможно было понять, что он чувствовал. Он лишь иногда вставал и ворочал на блюде гуся. Под отблесками пламени его лицо уже не выглядело таким страшным, скорее - одухотворенным.
   Когда Виктор закончил, гусь уже был готов и шипел неистово жиром, брызгая во все стороны.
   - Это замечательно - без энтузиазма произнес, наконец, Александр - новые друзья, уникальные способности, талант. Я очень горжусь за тебя, сынок. В конце концов, это было неизбежно, ты из мира людей и принадлежишь этому миру.
   - Отец, ты ничего не хочешь мне рассказать? Почему ты не такой, как все? Что с тобой случилось? Ведь когда-то ты был человеком, правда?
   Александр поднялся, взял старое полотенце, накрутил его на ладони и вытащил противень с гусем из очага. Он быстро перенес его на стол и, только после этого, посмотрел на Виктора. Их взгляды встретились.
   - Это очень плохая история, сынок, мне трудно об этом говорить. Но, рано или поздно, ты бы все равно все узнал. А до той поры мучил бы меня расспросами. Ладно, попробую тебе все рассказать так, как было, хотя знаю, после этого ты меня проклянешь. Садись по удобнее. История будет долгой.
   Александр устало сел в свое кресло, обратил взгляд на огонь и, глубоко вздохнув, начал рассказ. Он говорил глухим, тихим голосом. Казалось, что он вдруг резко постарел лет на тридцать, осунулся и сгорбился. Заинтригованный Виктор внимал каждому его слову.
  
   XXXX
  
   Гусь на столе уже остыл, а Александр с Виктором все сидели у очага и смотрели на угасающий огонь. Рассказ закончился уже давно, но Виктор все молчал и не шевелился. Он как завороженный разглядывал последние языки умирающего пламени. Ему казалось, что это не пламя уходит, а то хорошее и доброе, что было между ним и названным отцом.
   Первым не выдержал Александр.
   - Что ж, теперь ты волен уйти навсегда из этого дома, я не буду тебя удерживать - сказал он с горечью.
   Александр встал, подбросил в очаг пару поленьев, и подошел к столу.
   - Гусь остыл! Да, грустное у нас рождество. Сейчас пойдешь, или завтра?
   Виктор оторвал взгляд от огня и посмотрел на Александра. По щекам его текли слезы.
   - Маму правда убила лошадь?
   - Да, это правда, клянусь! Видит бог, я не хотел этого!
   - А где мой настоящий отец?
   - Все там же, наверное, работает в своей лавке. Куда он денется.
   - Ты, наверное, не виноват. На тебе и, правда, проклятие. Ты сделал для меня все что мог, и я не в праве тебя осуждать. Ты мне все равно, как отец. Не он, а ты меня вырастил.
   Александр с умилением смотрел на этого мальчика, рассуждающего, как умудренный опытом взрослый человек. С трудом верилось, что эти мысли принадлежат ему.
   - Спасибо, сынок, я могу тебя так называть?
   Виктор встал, подошел к Александру и обнял его. Александр крепко прижал его к себе. Если б он мог, то расплакался бы в эту минуту. Но он только мелко дрожал.
   - Давай, сынок, ужинать, пока гусь совсем не заледенел - Александр натянуто улыбнулся.
   Виктор отстранился, взял стул и молча сел за стол. Александр разрезал гуся на несколько частей. В нос ударил запах прогорклого холодного гусиного жира и печеных яблок. Шевалье разложил куски на тарелки и сел за стол. Ели они молча, без аппетита. Гусь был жестким и не вкусным. Наскоро закончив с трапезой, Александр залил очаг, собрал посуду в корыто и пошел стелить постель. Виктор еще долго сидел за столом и смотрел в черный непроглядный проем окна. Он наблюдал за отражением Александра в стекле и пытался понять, что же он чувствует по отношению к этому глубоко несчастному человеку. Жалость и злость, привязанность и отчуждение, все смешалось в его душе. Одно он желал точно - увидеть своего настоящего отца. Он решил обязательно сделать это до отъезда в Париж. Пусть придется уйти на несколько часов раньше, но он уже все равно не ощущал того тепла в этом доме, что раньше. Ему было все равно, уйдет он сейчас, или завтра.
   - Ты спать идешь, Виктор? Гаси свечи, нужно выспаться с дороги.
   - Иду - Виктор нехотя поднялся и задул стоящие на столе огарки. Он скинул на спинку стула сюртук, стащил сапоги и плюхнулся в кровать. Еще долго он не мог уснуть. На потолке мерцали, отраженные от поверхности воды в кадушке, лунные искры, и Виктор бездумно разглядывал их безумный танец. Наконец луна скрылась за тучей, и стало совсем темно. Глаза Виктора закрылись, и он забылся беспокойным сном.
   Александр делал вид, что спит, отвернувшись к стене, но на самом деле он так и не сомкнул глаз. Ему казалось, что стоит ему уснуть, и Виктор уйдет, тихо, не прощаясь, и навсегда. Александр напряженно прислушивался к сопению сына. Лишь когда стало ясно, что Виктор спит, Александр позволил себе пошевелиться. Он ворочался всю ночь, но так и не смог уснуть.
  
   XXXXI
  
   Едва небо порозовело, Александр был уже на ногах. Он помыл посуду после вчерашней трапезы, убрал со стола, сходил по дрова и за водой. Дом постепенно наполнялся теплом и жизнью. Александр заварил в котле чай из душистых трав и приятный аромат поплыл по дому. Виктор проснулся. На очаге шипел разогреваемый вчерашний гусь, Александр мыл пол. Виктор не выспался, и встал угрюмый, но после холодного умывания посвежел, и настроение постепенно улучшилось. Они за все утро обмолвились едва ли парой слов. Александр прятал от сына глаза. Виктор заметил это, подойдя, взял Александра за руку.
   - Все хорошо, отец. Я тебя люблю и никогда не брошу. Я хочу взглянуть на своего другого отца. Но только взглянуть, я даже не буду с ним разговаривать. Можно? И я обещаю, что в следующие каникулы проведу с тобой все время.
   -Хорошо, сынок, позавтракаем, и иди. Тебе нужно учиться. Это сейчас главное. Тебя ждет Париж. Вот возьми денег на дорогу, - Александр передал сыну мешочек с золотом - здесь хватит на роскошную жизнь. Ни в чем себе не отказывай.
   Виктор взял мешочек и улыбнулся.
   - Отец, сейчас такими деньгами уже никто не пользуется, они бумажные. Я обменяю, спасибо.
   - Ты не прав, сын, золото всегда будет единственными настоящими деньгами. Впрочем, делай что хочешь, это твои деньги.
   Они наскоро позавтракали разогретым гусем. Сегодня он показался Виктору намного вкуснее, чем вчера. Он съел с удовольствием свой кусок и взял добавки. Время близилось к полудню. Если он хотел везде успеть, нужно было идти. Виктор вытер гусиный жир с рук и начал собираться. Александр с грустью молча смотрел на сборы, не вставая из-за стола. Виктор плотно застегнул сюртук, на улице было прохладно, и взвалил на плечи мешок с чистым бельем, куском гуся и деньгами.
   - Ну, я пошел?
   Александр, наконец, поднялся. Он подошел к сыну и крепко его обнял, затем отстранил и внимательно оглядел с головы до ног.
   - Какой ты стал взрослый! Иди, с богом! Учись, и не забывай обо мне.
   - Не забуду, отец, увидимся летом! До свидания.
   - Я буду ждать!
   Виктор уже был в дверях, когда Александр перекрестил его вслед.
   - Пусть тебя бережет господь. За нас двоих.
   Он подбежал к окну и долго смотрел вслед давно скрывшемуся из вида Виктору. Тоска и одиночество вновь навалились на его душу. Он потерял всякий интерес к жизни. Оставалось только одно - вновь ждать.
  
   XXXXII
  
   Солнце уже поднялось высоко, когда деревенский лавочник, потягиваясь и чертыхаясь, открывал свою лавку. На улице стояли местные крестьяне и терпеливо ожидали. С тех пор, как погибла его жена, и пропал сын, лавочник был не в себе, и люди давно привыкли к его выходкам. Он мог на несколько дней уйти в запой, уехать за товаром и вернуться только через неделю. А мог и не закрывать лавку сутками. Иногда в него вселялся бес, и, тогда, он бегал по деревне и орал что-то не членораздельное, или катался по полу в своей лавке. Он уже замучил всех посетителей харчевни своими байками про дьявола. Люди поговаривали, что это он сам сошел с ума и убил жену с сыном. Ему было чуть больше тридцати лет, но выглядел он, как дряхлый старик. Осунувшееся морщинистое, с синеватым отливом, лицо, бегающие блестящие глаза, и вечно дрожащие узловатые руки. Таков был его обычный облик.
   Лавочник с трудом попал ключом в прорезь замка и медленно отпер его. Замок упал на крыльцо. Лавочник, кряхтя, нагнулся и поднял замок. Он оглянулся и посмотрел зло на крестьян. Те стояли абсолютно безучастные к происходящему. Не разгибая спины, будто в поклоне, лавочник развел руки в сторону и ехидно прокричал:
   - Заходите, гости дорогие! Заждались!
   Затем он издал подобие петушиного крика и захлопал руками по бокам.
   Крестьяне оставались безразличнми, как будто ничего не происходило. За последние годы они на столько привыкли к его выходкам, что уже не обращали на них внимания.
   Когда, наконец, представление закончилось, лавочник, кряхтя, выпрямился и зашел в лавку. Люди тут же потянулись за ним. Какое то время он громко ругался и гремел посудой в подсобном помещении, затем вышел к прилавку, облаченный в старый замызганный фартук.
   - Ну, давайте быстрее, кому что?
   В этот момент дверь в лавку открылась, и зашел прилично одетый мальчик лет десяти. Он отошел в угол и сделал вид, что разглядывает висящие на стене седла и хомуты. Острый взгляд лавочника сразу приметил его.
   - А ты чего там крутишься, чистюля? Из монастыря, небось, сбежал? Сладенького захотелось? Иди отсюда! Ничего здесь стащить не удастся!
   Покупатели развернулись в сторону мальчика, а лавочник уже схватил палку и выскочил из-за стойки. Он подбежал с ехидной ухмылкой к Виктору и замахнулся на него.
   - Глухой? Сейчас быстро вылечу!
   На Виктора пахнуло сильным перегаром, и он непроизвольно сморщился.
   - Не нравиться? Да мы не как барышни парижские благоухаем - оскалился лавочник. Крестьяне, бывшие в лавке, нестройно рассмеялись.
   - Беги отсюда, и чтоб я тебя больше не видел, а то так отхожу, родная мать не узнает!
   Мерзкая синяя физиономия нависла над Виктором. И тут он не выдержал. Слезы брызнули из его глаз.
   - У меня нет матери! - закричал истерично Виктор и выскочил из лавки. Лавочник ошалело смотрел ему вслед. Что-то шевельнулось в его проспиртованной душе, но он даже не понял, что. Почесав палкой спину, он пожал плечами и вернулся за стойку.
  
   XXXXIII
  
   Виктор бежал, не останавливаясь, до самого постоялого двора. Слезы на его лице высушил ветер, но он продолжал всхлипывать, тихо рыдая.
   - Лучше бы мне его было не видеть, вообще! Прости, отец, ты у меня один и настоящий, а этот, этот не отец. Низкий, грязный, вонючий человечишка!
   Виктор буквально влетел в трактир и тут же увидел сидящего за столом учителя. Тот был в полнее цивильном черном сюртуке и рубашке с кружевным воротником. В этом виде он абсолютно не походил на монаха, скорее на какого-нибудь парижского чиновника средней руки. Виктор прижался к стене возле двери, отдышался, и только после этого подошел к педагогу.
   - Я готов ехать, учитель.
   - Что ж, тогда я сейчас поднимусь в комнату, соберу вещи и пойдем в конюшню, там один приятель держит повозку с лошадьми, он как раз собрался съездить на пару дней в Париж. Думаю, что компания ему не помешает. Не хочешь пока отобедать? Такой возможности более не будет.
   - Да, пожалуй - согласился Виктор и сел за стол. Золотой, брошенный им трактирщику, тот долго кусал и рассматривал с недоверием, затем принес свежий хлеб, молоко и приличный кусок свинины с кашей. Виктор только сейчас понял, до чего голоден. Он просто накинулся на еду. Его трапезу прервал учитель.
   - Все, заканчивай, мы отправляемся, идем на конюшню.
   Виктор забрал остатки хлеба, с грустью посмотрел на свинину, но положить ее было некуда. Он вздохнул, закинул сумку на плечо и побрел вслед за учителем. Повозка оказалась легкой и хрупкой на вид. Она была запряжена единственной вороной лошадью. Лошадь очень отличалась от тех, что Виктор видел в монастыре и деревне. Ее великолепная поджарая фигура говорила о благородных кровях, впрочем, Виктор не особенно в этом разбирался.
   В повозке сидел молодой человек лет тридцати от роду, прилично одетый, в котором Виктор сразу признал учителя естествознания.
   - Ну вот, наконец-то, все в сборе, отправляемся - нетерпеливо сказал он - нам нужно засветло добраться.
   Едва Виктор разместился в повозке, как она тронулась.
   Всю дорогу учителя о чем-то увлеченно спорили. Виктор не прислушивался. Он все равно мало, что понимал из их научной беседы. Все мысли его были далеко - с отцом. Не с полупьяным лавочником, а с тем, которого он теперь считал настоящим. Виктор вдруг отчетливо понял, что любит этого человека. Он уже простил ему и смерть матери, и свое жалкое существование в течение 9 лет. Этот человек отдал Виктору всего себя. Он сполна заплатил за все зло, что сделал. И теперь у Виктора по отношению к нему были только самые теплые чувства.
   Повозка въехала в предместья Парижа уже под вечер. Виктора от его тяжелых мыслей отвлек странный шум, донесшийся до его ушей.
   Мимо них, едва не задев лошадь, прогремела по мостовой с дымом и рокотом повозка без лошади.
   - Что это? - восторженно воскликнул очнувшийся Виктор.
   - Автомобиль! Эти изобретения дьявольского ума какого-то немца скоро заполонят весь мир - с улыбкой ответил ему возница.
   Виктор тут же забыл и про отца и про свои недавние переживания. Всю оставшуюся дорогу он расспрашивал об устройстве и принципе действия этого странного механизма. Учителя едва успевали отвечать на его многочисленные вопросы.
   Наконец, повозка остановилась возле многоэтажного каменного дома новой постройки.
   - Нам сюда! - произнес торжественно учитель рисования - вылезайте, молодой человек. У меня здесь небольшая квартира имеется, в ней и расположитесь на эту пару дней. Сегодня отдыхать и отсыпаться, а завтра отправитесь в художественную школу.
   Они поднялись на третий этаж, и зашли в небольшую квартиру, состоящую из двух комнат, кухни и столовой.
   - Я вам постелю в столовой. Ложитесь и отдыхайте. А завтра, с утра, маленькая экскурсия по городу и в школу.
   Учитель постелил Виктору на небольшом диване в тесной столовой. Впрочем, после монашеской кельи, эта комната казалась Виктору очень просторной. Диван был мягкий и буквально убаюкивал Виктора, уставшего после переживаний прошедшего дня. Он уснул с улыбкой на лице.
  
   XXXXIV
  
   Следующие два дня пролетели для Виктора, как сон. Он ни минуты не скучал и не оставался один. С утра они с учителем гуляли по городу и любовались его достопримечательностями, а после обеда, и до самого ужина, Виктор занимался в мастерской художественной школы. По началу вид обнаженного тела натурщика его шокировал, он был смущен, и ни как не мог дрожащей рукой передать точно все линии и пропорции. Но ему удалось быстро справиться со смущением и отвлечься от содержания, как советовал учитель, дабы сосредоточиться на форме. К концу второго дня он удостоился похвалы самого мэтра, преподавателя этой школы. Тот похлопал Виктора по плечу, цыкая языком, и сказал, что Виктору светит большое будущее на художественном поприще. В таком возрасте и уже столь хорошее владение рукой. Виктор уже привык к похвалам, но эта была ему особенно лестна. Он не сдержался от самодовольной улыбки.
   По вечерам они с учителем ходили в оперу и на поразительную, для Виктора, новинку - синематограф. Вид движущихся на полотне фигур завораживал. Виктор мечтал, что вот бы так же заставить жить рисунок - это было бы здорово!
   Все закончилось около полудня третьего дня. Пришло время прощаться с Парижем. Около их дома остановилась знакомая повозка и учитель естествознания, не слезая с козел, громко прокричал их имена. Как было не охота возвращаться! Виктор подумал, что сейчас очень хорошо понимает отца, не желавшего возвращаться в поместье. Жизнь в городе показалась мальчику похожей на веселую, беззаботную сказку.
   - Я вижу, ты погрустнел - заметил учитель рисования - не стоит, все когда-нибудь кончается! Но ты не переживай, в следующее рождество мы сюда обязательно приедем вновь!
   Учитель улыбнулся и потрепал Виктора по плечу. Они залезли в повозку, и возничий тут же стегнул хлыстом лошадь.
   - Если хотим засветло добраться, нужно поспешить - весело прокричал он.
   Всю обратную дорогу Виктор вспоминал те яркие моменты их короткого пребывания в городе и улыбался. Он не заметил, как они доехали.
   Повозка подъехала к воротам монастыря на закате. Больше половины учеников уже прибыли, и по коридорам главного здания разносились веселые крики и топот возбужденных детей. Виктор вошел в двери и буквально столкнулся с Антуаном. Тот бежал ему на встречу.
   - Я вас в окно увидел! Ну, рассказывай, как отдохнул? - Антуан обнял Виктора и снял с его плеча сумку. Виктор посмотрел на учителя рисования, зашедшего вслед. Тот улыбнулся и кивнул головой.
   - Ему можно сказать. Он ведь твой друг.
   Пол ночи Виктор просидел с Антуаном в своей келье на кровати и восторженно рассказывал про все чудеса Парижа. Антуан в городе никогда не был и слушал раскрыв рот.
   - Как я тебе завидую! - наконец сказал он - А я с отцом да матерью все эти дни просидел. Тоска! Все разговоры только про скотину, да про урожай.
   Им не было скучно. Они сидели, обхватив руками коленки, и смотрели на луну сквозь узкое окно. Каждый думал о своем. Наконец, Антуан поднялся, пожелал спокойной ночи и ушел в свою келью. Виктор посидел еще минуту, затем свернулся калачиком на нераскрытой постели и уснул. Ему снился Париж - Нотр-дам де пари, Триумфальная арка, фонтаны, уродливая конструкция Эйфеля, и беззаботные улыбающиеся лица парижан.
  
   XXXXV
  
   Александру в эту ночь снился совсем не радужный сон. Приближался день кровавой трапезы. Чаще всего, накануне такого дня, ему снился отец, произносящий слова проклятия. Эта ночь не была исключением. Александр проснулся среди ночи от ужаса и вскочил с кровати. Он, как сумасшедший, быстро шагал по комнате взад - вперед, словно маятник. До него вдруг ясно дошел смысл слов проклятия - "И не будешь ты знать покоя до тех пор, пока самое дорогое для тебя существо не отдаст тебе свою кровь и жизнь за твое освобождение". Самое дорогое существо, ну, конечно же! Как он не понял этого раньше! Виктор, его смерть и кровь должны были стать ценой за снятие проклятия. От одной только мысли об этом Александра затрясло, как от дикого холода.
   - Нет! Уж лучше я сгнию заживо, но не допущу смерти единственного сына! Нужно с ним расстаться - раз и навсегда! Нужно избегать встречи с ним и как-то оповестить его, что бы он более не приходил!
   Страшное открытие на столько поразило Александра, что он более уже не мог уснуть. Что бы как-то себя отвлечь, он решил пойти еще затемно на охоту. Тем более что это все равно было неизбежно сегодня. Он наскоро собрался, зарядил мушкет, оделся потеплее и вышел. На востоке занималась заря, но небо над головой было еще черным и звездным. Ориентируясь по памяти, Александр побрел сквозь лес в сторону той заветной поляны. Его уже давно перестало удивлять, почему уже столько лет на ней все время появляется, как по заказу, какая-нибудь живность. То забредет олень, то кабан, то волк - Александр не брезговал ни чем. Он дошел до поляны и залег у давно знакомого поваленного дерева, заросшего молодой порослью. Вокруг стояла такая тишина, что Александр слышал собственное сопение. Вдруг со стороны просеки послышался шум. Шевалье взвел ружье и приготовился. Темный силуэт пробирался сквозь чащу на поляну. Это было что-то большое и шумно дышащее.
   - Наверное, лось или медведь, впрочем, откуда здесь медведи? - подумал Александр.
   В следующее мгновение он прицелился и нажал на курок. Сухой щелчок, шипение, и оглушительный грохот вслед за ними. В ушах звенело. Александр увидел, как силуэт закачался и повалился наземь.
   - Ну, вот и все! Как обычно хватило получаса - шевалье поднялся, закинул мушкет за плечо и направился к жертве.
   Солнце уже показалось над горизонтом, но здесь, в чаще, тьма еще не собиралась сдавать своих позиций. Александр наугад подошел к месту падения добычи и, нагнувшись, начал шарить рукой по земле. Рука нащупала мягкую вьющуюся длинную шерсть.
   - Овца что ли? - удивился Александр, что-то больно ухоженная шкура. Он провел рукой дальше и вдруг резко ее отдернул. Его пальцы коснулись губ и человеческого носа. Шевалье в ужасе отпрянул. Это был мужчина в овечьем жилете. Он был мертв. Желанный запах крови ударил Александру в нос. Минуту он боролся с искушением, затем воровато оглянулся и присосался губами к ране. Им вновь овладело то кровавое безумие. Он высасывал парную кровь мелкими глотками и испытывал при этом такое наслаждение, которого не было раньше. Лишь, насытившись, он отпрянул и отвернулся. Сознание вернулось к нему и, вместе с ним, пришли стыд и отвращение.
   -Что я наделал?! Кто это вообще, как он оказался здесь? Нужно его хотя бы похоронить по-человечески. А может здесь есть еще люди? Они не могли не услышать выстрел! Нет, вроде все тихо. Он был один. Один - Александр будто гипнотизировал самого себя.
   Он встал и, шатаясь, побрел в сторону дома. Солнце уже поднималось над лесом. В доме Александр скинул ружье и сумку на пол, взял из кладовки лопату и тут же пошел назад. Ему хотелось как можно быстрее покончить со всем этим и забыть. Когда он вернулся на поляну, было уже светло. Тело лежало с широко раскинутыми руками и выпученными глазами. Лицо его показалось Александру знакомым. Он долго вглядывался, пытаясь вспомнить, пока, вдруг, не припомнил в деталях свое нападение на лавочника. Да, это был тот самый человек, только страшно состарившийся и осунувшийся. Как он здесь оказался, одному богу было известно.
   - Ну, вот и свиделись - прошептал скорбно Александр - одни несчастья тебе от меня!
   Он несколько минут стоял над телом, опершись на лопату, и читал шепотом молитву. Затем плюнул на руки и принялся рыть могилу.
   - Я тебя похороню, как положено, со всеми почестями! Священника нет, уж извини, гроба то же. Но могилку тебе сделаю, на загляденье!
   Александр старался рыть как можно глубже, что бы дикие звери не унюхали и не выкопали тело. Весь день ушел на эту работу. Когда могила достигла полутора метров глубины, Александр уже совершенно выбился из сил. Он с трудом выбрался из ямы и сел на ее край передохнуть. От тела несло винным перегаром.
   - Да, видать при жизни ты праведником не был. Не я ли причина твоих бед? Да уж наверняка!
   С этими словами Александр с трудом поднялся, схватил уже холодное тело за ноги, подтащил к яме и спихнул вниз. Тело глухо шмякнулось в неестественной позе.
   - Черт, нужно было тебе руки на груди связать, но нет, в яму я уже не полезу! Да, тебе уже и все равно! Земля и так примет.
   Шевалье схватил лопату и начал засыпать тело. Когда он заканчивал, солнце уже клонилось к закату.
   - Извините, месье, крест поставлю завтра! Сегодня я уже без сил.
   Александр наскоро подровнял холмик, с трудом закинул лопату на плечо и отправился неровной усталой походкой домой. Войдя в дом, он, как был, не раздеваясь, упал на кровать, уткнулся носом в подушку и тут же заснул. Ему снилось море крови, в котором всплывали человеческие останки, а он плыл, размашисто гребя руками, и с наслаждением глотал эту кровь. Странно было то, что сон не был кошмаром, напротив, Александр испытывал необычайный подъем настроения и внутреннего воодушевления, как будто исполнял какое-то священное предназначение. В нем что-то сломалось в этот день. Отныне его неодолимо будет тянуть к человеческой крови. Он это понимал, и всячески отгонял от себя эту мысль. Но подавляемые желания рвались наружу. И отражением этой внутренней борьбы был сон.
  
   XXXXVI
  
   Заканчивался учебный год. Близилось время летнего отдыха. Виктор, по-прежнему, блистал в учебе и преуспевал в живописи. Восхищение преподавателей сменилось ровным отношением. Все уже воспринимали этот факт, как должное, и не выделяли Виктора среди остальных учеников. Его, в прочем, это ни сколько не смущало. Напротив, он был достаточно скромным ребенком и не любил излишнего внимания к своей личности. Виктор чувствовал, что очень соскучился по отцу. Он не мог дождаться уже того дня, когда, наконец, вернется в тот уютный домик в лесу. Живописные работы Виктора начали приносить ему кое-какие деньги. Чиновники в округе прослышали про талантливого живописца и буквально завалили его заказами на модные в их не притязательной среде портреты "в стиле". Виктор решил, что эти деньги он отнесет отцу, как благодарность за все, что тот для него сделал.
   Наконец, долгожданный день настал. Виктор успешно сдал все годовые экзамены и, как только прошла официальная церемония окончания учебного года, бросился к себе, собирать вещи. По дороге его встретил Барышня. Он попросил Виктора забрать у него несколько загрунтованных холстов, краски, кисти и палитру, что б не прерывать занятия живописью во время отдыха.
   - Рисуйте как можно больше, рисуйте все что видите - только так можно стать действительно великим художником.
   Этими словами напутствовал учитель в дорогу Виктора. Виктор почтительно поклонился, забрал сверток и рулон с холстами, и побежал в свою келью. Сборы не заняли много времени. В самом лучшем расположении духа Виктор взвалил на плечи тяжелый дорожный мешок и собрался уходить. В дверях стоял Антуан. В последнее время они часто сорились и уже неделю не разговаривали. Было видно, что Антуан завидовал ему. Об этом Виктор однажды и сказал вслух. Антуан очень обиделся. Сейчас он стоял в дверях насупившийся и исподлобья смотрел на Виктора. Виктор подумал, что не стоит вот так холодно расставаться. Он подошел к Антуану, и взял его за руку.
   - Прости, если я тебя обидел, я не со зла. Все равно мы останемся друзьями. А сейчас, извини, мне нужно идти.
   Антуан с недоверием смотрел на Виктора, но все же обнял его.
   - Ладно, чего уж, мы же друзья, давай, иди, хорошо тебе отдохнуть. А я сейчас опять к родителям, целых два месяца коров пасти. Я утоплюсь!
   Виктор улыбнулся.
   - Ничего, всего два месяца. Они быстро пролетят! Не скучай. Всего тебе наилучшего. С этими словами он вышел из кельи и, почти бегом, отправился к выходу. Мыслями он уже был с отцом, дома.
  
   XXXXVII
  
   Виктор преодолел просеку и вышел на поляну. Солнце уже клонилось к закату. Но было еще очень жарко. Пыль смешалась с потом и прилипла к лицу и рукам Виктора. Неожиданно в голову ему пришла шальная мысль - искупаться в ручье. Он знал, что вода почти ледяная, но это его не остановило.
   Мальчик подбежал к ручью, быстро скинул с себя всю одежду и плюхнулся в мелкий поток на живот. Его окатило обжигающим холодом. Кожа стала "гусиной". Он понял, что долго не выдержит. Казалось, что сердце сейчас остановиться. Виктор быстро сполоснул лицо и выскочил на берег. Он скакал по траве и бил себя руками по бокам. Им овладело сумасшедшее веселье. Так он давно не радовался. Что это было, то ли действие холода, то ли близость дома, но он хохотал, скакал и кувыркался, пока не согрелся.
   Виктор уже начал одеваться, когда почувствовал на себе взгляд. Он резко обернулся. В нескольких шагах от него стоял отец. Мальчика поразило то, как Александр на него смотрел. Это был остекленелый взгляд усталого и, одновременно, безумного человека. В нем не было ни радости, ни добра. Было только какое то не доброе напряжение. Лицо и руки его были вымазаны в чем-то красно-коричневом.
   - Отец? Я пришел! У нас каникулы. Что-то случилось?
   Александр вдруг, будто опомнившись, ожил и грустно улыбнулся.
   - Здравствуй, сынок. Нет, ничего не случилось, я рад тебя видеть. Пойдем, я как раз приготовил ужин.
   Он подошел к воде и тщательно умылся, после чего повернулся и направился к дому.
   Холод первой встречи оставил Виктора в недоумении. Они даже не обнялись. Может, отец обиделся на него за что-то? Но за что? Они же не виделись с рождества. Мальчик быстро собрался и побежал вслед за отцом. Дом встретил его непривычным запустением. В углах была паутина, на мебели толстый слой пыли. Раньше Александр не допускал такого.
   - Ты когда последний раз убирался, отец?
   Александр стоял к нему спиной и раскладывал по тарелкам тушеного кролика. Он даже не обернулся.
   - Приболел я, сынок, немного, вот и не прибрался.
   Это была явная ложь, но мальчик готов был поверить во все, что ему говорил отец. Он подошел к Александру сзади и обнял за пояс.
   - Отец, я соскучился!
   Шевалье вздрогнул и опустил голову.
   - Давай ужинать, все уже остыло!
   Они молча сели за стол и приступили к трапезе. У обоих не было аппетита. Александр жевал механически, не отводя взгляда от окна. Виктор смотрел на него. Как же отец изменился за эти месяцы. Как будто постарел на сто лет. Нет, внешне он был такой же, как всегда, но не было уже той пружины в теле. Перед Виктором сидел сгорбившийся старик с остекленевшим взглядом. Что могло так состарить и измучить его?
   - А у меня все хорошо - нарушил тишину Виктор с деланным весельем - я стал зарабатывать, вот, привез тебе немного денег.
   Он достал из кармана и небрежно бросил на стол сложенную вдвое пачку ассигнаций.
   Александр оторвал взгляд от окна и посмотрел на Виктора.
   - Не нужно, оставь их себе. Мне деньги не нужны, а тебе они всегда пригодятся.
   Он смотрел на сына с грустью и тоской.
   - Отец, я вижу, что что-то случилось, расскажи!
   - Да, придется, может быть завтра. А сейчас, давай спать. Я очень устал, да и тебе с дороги нужно отдохнуть.
   Виктор не возражал. Он понял, что вряд ли чего добьется от отца сегодня. Тот был явно не расположен к общению.
  
   XXXXVIII
  
   Пробуждение было тяжелым. Голова Виктора болела. Он минут двадцать наблюдал через приоткрытые глаза за отцом. Тот, по-видимому, уже давно поднялся, если ложился вообще. Александр, не спеша, механически, прибирался в доме. Солнце поднялось уже высоко. Нужно было вставать, и Виктор сделал вид, что только что проснулся. Он потянулся на кровати и вскочил на ноги. Резкое движение отдалось новым импульсом боли в голове, и он поморщился.
   - Доброе утро, отец!
   - Доброе утро! - Александр улыбнулся так беззаботно, как когда-то, когда они были счастливы - Встал, засоня? Уж полдень скоро.
   - Голова болит - пожаловался Виктор.
   - Ничего, у меня чаек есть целебный, от всяких хворей помогает, и тебе поможет. Умывайся и за стол!
   На столе уже парили разогретые остатки вчерашней трапезы.
   Они ели молча. Александр, то и дело, добродушно улыбаясь, поглядывал в сторону Виктора, и тот не решался спросить его о странном вчерашнем поведении. В конце концов, мальчик решил, что все это ему вчера померещилось, отец был просто уставший. А не прибирался он потому, что действительно себя плохо чувствовал. Эти объяснения Виктора вполне устроили, и он решил не поднимать щекотливую тему.
   Александр то же, не в этот день, не в последующие, ни чем не напомнил Виктору о первой странной встрече. Жизнь текла так, как много лет назад, и ни что, казалось не может ее омрачить.
   Виктор целые дни проводил за этюдами. Он рисовал все, что видел - их домик, рощу, просеку. С каждым днем он удалялся все дальше от дома, а приходил все позже. Дни стояли солнечные и жаркие. Безмятежная вялость, казалось, просто царила во всем. Александр все эти дни вел себя, как примерный отец. Каждое утро он начинал с уборки и приготовления пищи. Затем шел на проверку ловушек и рыбалку. Вечером они каждый день садились вблизи очага и долго беседовали о настоящем и будущем Виктора, о Париже и необыкновенных изменениях в мире.
   Но к концу месяца своего пребывания у отца, Виктор заметил, что настроение того начало вновь портиться. На лицо отца как будто вдруг набегала тень. Он становился мрачным, подходил к окну и смотрел куда то часами, в сторону рощи. Виктор не мог понять, что происходит. Однажды ночью он проснулся от звука хлопнувшей двери. Виктор встал и подбежал к окну, но в темноте нельзя было ничего разглядеть. Виктор быстро накинул на себя одежду, обулся и выбежал на улицу. Он долго прислушивался, но кроме ленивого шелеста листвы, ничего слышно не было. Виктор уже собирался зайти в дом, как неожиданно, совсем близко, прогремел выстрел. Виктор вздрогнул от неожиданности. Мелькнула мысль, что что-то случилось с отцом. Мальчик сорвался с места и, не разбирая дороги, бросился в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. Несколько раз он падал, спотыкаясь о пеньки и ветки. В одном месте ему пришлось продираться сквозь густые колючие кустарники, порвавшие ему рукав рубашки. Неожиданно лес расступился, и Виктор выбежал на освещенную луной поляну.
   Перед ним предстало жуткое зрелище. Поляна оказалась кладбищем. Пять разбросанных хаотично могил с большими деревянными крестами в лунном свете выглядели зловеще. В углу поляны Виктор заметил сгорбленный силуэт сидящего человека. Трясясь от страха, мальчик начал медленно приближаться к нему. Он старался ступать не слышно. До него уже долетали странные звуки, похожие на чавканье и фырканье. Эти звуки не могли принадлежать человеку. Неожиданно, когда между ними оставалось не более двух десятков шагов, человек разогнулся и глянул в сторону Виктора. Тому стало не по себе. От страха и ужаса он на секунду оцепенел. Это был Александр. Но в нем не было ничего человеческого. Глаза его горели адским огнем в глубине глазных впадин. Зубы торчали вперед, а с губ жирной струйкой стекала кровь. Перед ним, на земле лежало тело человека. Виктор не мог его хорошо разглядеть в тусклом лунном свете, но, судя по одежде, это был какой-то заезжий охотник или рыбак.
   Виктор попятился назад, и тихо начал шептать молитву. Александр медленно поднялся на ноги и протянул в сторону Виктора руки, как будто звал его. В этот момент мальчик очнулся от оцепенения, дико закричал и бросился бежать назад к дому. От ужаса он сбился с пути и выбежал на просеку. Сзади были слышны тяжелые шаги, шумное дыхание и хруст ломаемых веток. Виктор обернулся, как загнанный зверь, и повернул вдоль просеки прочь от дома и этого проклятого места. Он не заметил, как забежал в овраг. С отчаянным упорством Виктор прыгнул на склон и начал карабкаться вверх. Он уже ничего не слышал, кроме собственного загнанного дыхания. Множество раз песок под ним осыпался, стаскивая его легкое тело вниз, но он продолжал карабкаться с неистовством человека, хватающегося за последнюю надежду. Наконец, ему удалось ухватиться за корень, точащий на вершине склона оврага. Подтянувшись из последних сил, Виктор выбрался на траву и упал без чувств.
   Он очнулся от пронизывающего холода. Рубашка и штаны намокли от утренней росы. Вокруг стоял молочный туман. Ничего не было видно в двух шагах. Виктор тяжело поднялся и, раскачиваясь, медленно побрел. Он не знал, куда идет, лишь бы не возвращаться назад. Через полчаса он поднялся на высокий холм. Вся низина перед ним была покрыта туманом. Лишь вдалеке он увидел чернеющие из тумана печные трубы. Виктор сорвался с места и бросился бежать в ту сторону. Единственное, чего сейчас он хотел, это выйти к людям.
   Туман все не расходился. Низкие тучи скрывали солнце. Было сумрачно и сыро. Виктор добежал до какого-то заросшего травой каменного моста. Он осторожно преодолел его. Впереди оказался крытый камнем двор, а за ним, сквозь туман, виднелся силуэт большого здания. Виктор уже не мог бежать. Он устал на столько, что еле передвигал ноги.
   - Эй! Здесь есть кто-нибудь? Помогите! Люди! - кричал он со слезами на глазах.
   В ответ звучало только эхо. Не было слышно даже пения птиц. По мере того, как Виктор приближался к зданию, оно все больше нависало над ним, выступая из тумана, пока отчетливо не проявились пустые глазницы окон и обгоревшие стены. На окнах и стенах росла трава и молодая поросль хилых деревьев. Было видно, что уже давно никто не беспокоил эти руины. Виктор упал на колени и сел прямо на брусчатку двора. Силы покинули его. Он как завороженный смотрел на останки этого огромного дома.
   - Это же она! Усадьба Ловуазье. Так вот, куда я попал. Это здесь погибли десятки людей. Мир неприкаянных душ.
   Виктор слышал об этом нехорошем месте еще от Антуана. В монастыре это была одна из любимых учениками страшных историй, рассказываемых, обычно, на ночь. С той страшной ночи люди обходили это место стороной. Говорили, что даже звери сюда не захаживают, и птицы не залетают. Виктор раньше видел эти руины только издалека. У него не возникало желания посетить сие мрачное место, где, как говаривали, по ночам завывают не успокоившиеся души погибших здесь людей. Теперь Виктор знал эту историю с другой стороны. И от этого становилось еще более жутко.
   Неожиданно, краем глаза, Виктор заметил какое-то движение. Он резко повернул голову и успел заметить скрывшийся за углом белый лоскуток - край рубашки, платья или накидки.
   - Эй, кто здесь?! - Виктор с трудом поднялся и, качаясь, пошел к углу здания. Уже подходя к нему, он услышал металлический лязг и скрип. Мальчик заглянул за угол. В десятке метров от него в стене находились металлические двери. И сейчас они были открыты. Одна из половин дверей раскачивалась со скрипом.
   - Кто здесь? - повторил свой вопрос уже тихо Виктор. В ответ раздался только скрип. Виктор подошел к проржавевшей двери и осторожно заглянул внутрь. Там была непроглядная тьма. Он вошел, встал на верхнюю ступень уходящей вниз лестницы и нагнулся вперед, в попытке хоть что-то разглядеть. Ему показалось, что далеко внизу он увидел мелькнувший белый силуэт. Неожиданно нога Виктора поскользнулась на покрытой слизью водорослей ступени. Он потерял равновесие и полетел вниз вперед головой. От сильного удара о ступени мальчик потерял сознание.
  
   XXXXIX
  
   Он очнулся на полу арочного коридора в какой-то зловонной луже. От стен и потолка коридора лился ровный зеленоватый свет. Виктор встал и брезгливо отряхнулся. Он хотел уже идти назад по лестнице, как вдруг услышал явственно голоса, доносящиеся с дальней стороны коридора. Виктор прислушался, но из-за гулкого эха разобрать слов было невозможно. Мальчик осторожно, стараясь не шуметь, двинулся в направлении голосов. В конце коридора оказалась старая дубовая дверь. И сейчас она была приоткрыта. Виктор осторожно заглянул внутрь. Он увидел большое помещение, заставленное каменными саркофагами. Но не это привлекло его внимание. Перед ним предстало видение. Иначе это нельзя было назвать. У стены помещения сидел полупрозрачный молодой человек в старинном сюртуке и с ужасом глядел на таких же полупрозрачных людей, висящих перед ним прямо в воздухе. Черты лица молодого человека показались Виктору знакомыми.
   - Отец? - прошептал Виктор с ужасом - это как синематограф? Я вижу то, что было давным-давно. Но как? Кто это показывает? И где экран?
   В это время четкий загробный голос произнес - ... говорю тебе, недостойный потомок, что отныне тебе не будет места ни на этом свете, ни на том! И не будешь ты знать покоя до тех пор, пока самое дорогое для тебя существо не отдаст тебе свою кровь и жизнь за твое освобождение. И эта последняя кара станет для тебя самой страшной! Да будет так.
   Множество голосов повторило последнюю фразу. Виктор отпрянул от двери. Он попятился назад, затем развернулся и бросился прочь. Откуда только взялись силы. Он словно взлетел по каменной лестнице и выскочил на улицу. Только тут он остановился, прижался спиной к стене и отдышался. Ноги дрожали и подгибались. Он сел. Туман уже разошелся, и солнце выглянуло из-за туч. Неожиданно дверь рядом с ним со страшным скрипом захлопнулась, будто от порыва ветра, и щеколда упала на крюк. От неожиданности Виктор вскочил и едва удержался на ногах. Он, перебирая руками по стене, вышел на двор и, в развалку, побрел через мост по едва заметной заросшей дорожке. Через полчаса Виктор вышел к постоялому двору.
  
   XXXXX
  
   В полдень к монастырю подъехала крестьянская повозка. На ней сидел Виктор. На плечи ему было накинуто потертое пальто, но его все равно трясло, не смотря на жару.
   Крестьянин, кряхтя, слез с повозки и подошел к вышедшему ему на встречу монаху.
   - Вот, забирайте, ваш, говорит!
   - Виктор? - монах был очень удивлен - что случилось?
   Это был учитель естествознания. Он обнял Виктора за плечи и повел в покои монастыря.
   Крестьянин посмотрел им вслед, потом смачно плюнул на землю, утерся рукавом, запрыгнул в повозку и стеганул лошадь.
   - Но! Поехали! Подальше от этой чертовщины.
   Учитель отвел Виктора в келью и, первым делом, переодел его в сухую чистую одежду. Виктора бил озноб.
   - Да у тебя жар, милый друг! А ну-ка быстро в постель! Я сейчас монастырского лекаря позову.
   С этими словами учитель вышел. Виктор лежал под одеялом и дрожал. Пришедший лекарь констатировал лихорадку и бред. После чего прописал жаропонижающую микстуру и полный покой. Виктор бредил вслух. Он метался по кровати и кричал про замок, призраков и страшное проклятие. Трое суток просидели у его постели учителя и Антуан, который вернулся в монастырь, как только до него дошел слух о случившемся. На третьи сутки Виктору полегчало. Молодой организм начал одолевать недуг. Виктор был еще очень слаб, но сознание к нему вернулось. В этот день у его постели дежурил Антуан. Он сидел и тихо читал Рыцарский роман, тайком привезенный в монастырь одним из учеников.
   - Где я?
   Неожиданный вопрос заставил Антуана вздрогнуть. Он глянул на Виктора и улыбнулся.
   - Очнулся! Отлично! Тут все только про тебя и спрашивают - как там Виктор?
   - Я в монастыре?
   - А где же еще! Ты что, ничего не помнишь?
   Виктора словно вспышкой молнии поразило. Он вдруг вспомнил все события того злосчастного дня и вздрогнул, невольно скривившись, как от боли.
   - Что, где-то болит? - Антуан заботливо поправил одеяло.
   - Нет, все хорошо, я поправлюсь, вот увидишь.
   - А я знаю. Конечно, поправишься! Мы с тобой еще побегаем! Есть хочешь? Я тут в столовой украл, прости господи!
   Антуан достал из-под полы кусок хлеба и четверть сыра.
   - А вот молока нет, придется в сухомятку, извини уж.
   - Да ничего, спасибо, друг, я и в правду голоден.
   В этот момент в келью заглянул Барышня.
   - Подкрепляешься? Хорошо. Значит дело на поправку!
   Он посмотрел на сконфуженного Антуана и потрепал его по голове.
   - Не бойся, никому не скажу, это не грех! Ты же для друга больного старался.
   Учитель сел на край постели и взял Виктора за руку.
   - Может, все-таки расскажешь, что произошло? Когда тебя привезли, вид у тебя был, как будто волки терзали. Это отец тебя избил?
   - Нет - поспешно ответил Виктор и задумался. Он вспоминал все, что было, и не мог отделить воспоминания от последующего бреда. Что было наяву, а что только в его воспаленном сознании? Виктор не знал. Ему казалось, что все, что с ним произошло - бред. Но тогда как он оказался в монастыре?
   - Я не помню - наконец соврал он.
   - Ну, как знаешь. Не хочешь, не рассказывай. Поведаешь, когда сам сочтешь нужным - учитель поднялся и направился к двери.
   - Выздоравливай! - добавил он с улыбкой уже в дверях и вышел.
   Виктор отвернулся к стене. На глазах его были слезы. Он не хотел, что бы друг видел его слабость.
   - Вижу, ты спать собрался, ну не буду мешать, отсыпайся! - Антуан встал и вышел вслед за учителем.
   Виктор лежал и ковырял пальцем стену. Он думал об отце. Мальчик понял, что прикоснулся к страшной тайне, но разгадать ее он боялся. Какая-то угроза веяла от всего, что было с этим связано. Ему хотелось, чтоб отец вновь стал тем прежним, добрым и веселым. Но в глубине души он понимал, что к старому возврата нет. Что-то произошло. Что-то страшное. Виктор встал и подошел к стоящему в углу мольберту. На подрамник был натянут чистый загрунтованый холст. Виктор смахнул с него рукой пыль, взял уголь из пенала и начал рисовать. Его рука двигалась легко и быстро, будто сама наносила на холст штрихи, повинуясь какой то неведомой силе. Вскоре уже начали вырисовываться черты человеческого лица. Это был его отец. Но не тот, которого Виктор оставил возле охотничьего домика, а молодой и красивый. Тот, которого Виктор видел в склепе.
   Закончив эскиз, Виктор, как одержимый, схватил палитру и начал выдавливать из туб и размешивать шпателем краски. Он торопился запечатлеть тот красивый образ. Ему казалось, что еще минута, и он растает в памяти.
   К вечеру того же дня работа была закончена. С холста на Виктора глядел молодой утонченный человек с красивым лицом и широко раскрытыми испуганными глазами. Виктор сел на постель, не отводя глаз от портрета, подпер голову руками и молча смотрел в эти, почти детские, глаза, пока совсем не стемнело. Он осознал, что нет для него дороже и ближе человека, чем отец. Сейчас он любил его еще больше, чем прежде. От жалости разрывалось сердце. С отцом случилось страшное, и Виктор страстно желал ему помочь. Только чем? Как он, маленький мальчик, мог помочь взрослому человеку с печатью страшного проклятия? Этого Виктор не знал. Одно он знал точно. Пока ему не откроется эта тайна, не сможет он вновь появиться в охотничьем домике. Не будет у него сил видеть то, что осталось от этого красивого человека. Для Виктора теперь отец навсегда будет молодым и красивым. При свете луны портрет превратился в черный прямоугольник. Но даже в эти минуты Виктору казалось, что он чувствует на себе зовущий и молящий взгляд с картины. Мальчик лег в постель. От запаха краски мутило. Глаза слипались. Еще минута, и он забылся тяжелым сном без сновидений.
  
   XXXXXI
  
   Ранним весенним солнечным утром 1915 года двери монастыря открылись, и из них вышли два стройных молодых человека лет двадцати и двадцати шести от роду. Вслед им вышел среднего возраста монах с копной седых волос и тонкими, почти женскими, чертами лица. Он пожал молодым людям руки.
   - Война, это страшная дама, она всегда приходит, когда ее не ждут. Берегите себя там. Под пули не лезьте. Виктор, помни, твое предназначение - живопись, а не бойня! Ты должен нести людям прекрасное, а не смерть. И ты, Антуан, то же помни. Из тебя вышел бы прекрасный духовник. Умеешь ты проникать людям в души. Я буду молиться за вас!
   - Спасибо, учитель! - с улыбкой произнес Виктор - я обязательно выживу. Мне есть ради чего жить!
   - Я то же пока не горю желанием скакать на сковороде в аду! - добавил со смехом Антуан.
   Они взвалили на плечи дорожные сумки и отправились в деревню. Там собиралось пополнение для отправки на близкий фронт. Монах еще долго стоял на дороге и смотрел им вслед. На глазах его выступили слезы, но он их не стеснялся. За годы учебы эти два молодых человека стали ему, как родные сыновья. Он чувствовал, что больше никогда их не увидит. Скорбь поглотила его сердце, и безуспешно он пытался ее отогнать.
   Более десяти лет провел Виктор в монастыре и впервые, за последние восемь, покинул его стены. Монастырь стал ему и домом и убежищем от преследовавших его все эти годы ночных кошмаров. Он перерыл все архивы монастыря, изучая историю рода Ловуазье. Он просил учителей привозить ему из Парижа старые газеты пятидесятых годов. Те выполняли его просьбы, хотя это было и очень не просто выполнить. Никто в монастыре, кроме Антуана, не знал, зачем ему это нужно. Лишь Антуану Виктор показал однажды портрет отца, который тщательно прятал на дне сундука с вещами. Вышло это случайно. Антуан имел манеру входить без стука. Так он однажды и вошел, когда Виктор имел неосторожность рассматривать портрет. Пришлось тогда Виктору открыться. Да и тяжело ему было все эти годы хранить все в себе.
   -Неужели он еще жив?- спросил тогда с удивлением и недоверием Антуан - ему же уже лет восемьдесят!
   - Он не стареет! Вообще. Он все время такой же, каким стал в ту ночь. Это проклятье так на него действует. Я думаю, он и сейчас не изменился. Все также живет в том доме в лесу и, наверное, ждет меня.
   - А ты не хочешь его навестить?
   - Очень хочу! Но что я ему скажу? Ведь я тогда убежал, словно трус. Нет, я не приду, пока не узнаю, как можно снять это проклятие.
   - Но ведь можно спросить у него! Думаю, он то уж точно знает!
   - Знает, но не скажет. Хотел бы, давно уже сказал. Но он предпочел хранить от меня это в тайне. Наверное, это как-то связано со мной и он не хочет мне навредить. Но вот только как?
   С того дня эта страшная тайна объединила двух друзей еще сильнее. Они уже не расставались друг с другом с утра и до позднего вечера. Они пересматривали все газеты, пока в одной, пожелтевшей от времени и почти не читаемой, на последней странице не обнаружили заметку о страшном происшествии в замке. Заметка, написанная каким то заезжим репортером по свежим следам, изобиловала подробностями, от которых стыла кровь в жилах. Но самое интересное, что нашел в ней Виктор, была фраза, что полиция считает Александра погибшем вместе со всеми в доме. В результате его имущество пошло с молотка во исполнение требований завещания отца и уплату налогов. Про появление Александра в трактире было написано, что сие была массовая галлюцинация, вызванная страшными событиями.
   - Значит, отца признали умершим! Вот почему его не искали - прошептал Виктор.
   Все подтверждало давний рассказ отца. Виктор завел тайный дневник, который прятал от всех под матрац. В нем он записывал все, что мог вспомнить о последнем дне свидания с отцом и последующей ночи. Отрывочные воспоминания появлялись в голове не связанно, как бы сами собой. Стройную картину можно было получить, только успев отразить их на бумаге. Виктор надеялся в последствии отделить с его помощью истину от бредовых галлюцинаций и найти, наконец, ответ на главный вопрос.
   Сейчас этот дневник, как и картина, лежали в его дорожной сумке.
   Вчера вечером в ворота монастыря постучал жандарм. Он передал настоятелю приказ о призыве совершеннолетних учеников. Виктор и Антуан были первыми, кто собрался и отправился на сборный пункт.
   В деревне стояла суматоха. Женщины вопили и хватались за руки своих сыновей и мужей. Те с бравадой выдергивали руки и смачно ругались, призывая женщин вернуться домой. На призывном пункте уже формировалась колонна. С повозки скидывали новое обмундирование, которое тут же растаскивалось вновь прибывшими. Над толпой веял восторженный патриотический дух. Только молодой лейтенант, производивший построение, не разделял этого восторга. Вид у него был потрепанный. Он недавно прибыл с линии фронта и не особенно жаждал скорого туда возвращения.
   - А где ружья дают? Мы что, страшными глазами воевать будем? - весело закричал уже надевший форму Антуан.
   Лейтенант угрюмо посмотрел на него и процедил сквозь зубы - на фронте получишь, там его много осталось от ваших предшественников.
   В этот момент на дороге, в клубах пыли, появились пять легковых автомобилей Парижского такси. Они подъехали к сборному пункту и остановились. Лейтенант громко прокричал команду построения. Новобранцы спотыкаясь, и толкая друг - друга, сбились в кучу. Офицер глубоко вздохнул.
   - Пушечное мясо! - процедил он сквозь зубы и добавил неожиданно громким голосом - по машинам!
   Вчерашние крестьяне и ученики набились в автомобили, как селедки в банке. Машины, рыча и нещадно коптя, с трудом тронулись с места. Колонна развернулась и неспешно покатила в сторону Парижа под плачь и крики бегущих вслед женщин. Виктор и Антуан впервые ехали в автомобиле. Переполненную машину нещадно трясло. Слабенький двигатель Рено с трудом справлялся с нагрузкой и рычал из последних сил. Но новобранцы весело кричали и гикали вслед пролетающим мимо пешеходам и тихоходным повозкам. Ветер с пылью задувал лицо. Было трудно дышать. Но это ничуть не портило веселья. Для молодых людей это был аттракцион. Будоражащее кровь развлечение.
  
   XXXXXII
  
   Линия фронта встретила их нестройной канонадой оппозиционной войны. Их выгрузили в паре километров от передовой, но и сюда залетали шальные пули. С непривычки новички пригибались при каждом свисте. Сидящие неподалеку на мешках бывалые вояки в грязных шинелях давились при этом со смеху.
   - Эй, цыплята, если свистит, то можно не пригибаться. Смерть, она старуха немая!
   Новобранцы не огрызались. Они понимали, что мало чего смыслят пока в войне.
   Виктор и Антуан держались вместе и в стороне от крестьян. Это заметил лейтенант. Он подошел с дымящейся сигаретой во рту и, повернувшись к ним боком, спросил как бы ни к кому не обращаясь - Эй, новобранцы, а вы случайно не полюбовники?
   Виктор поперхнулся, а Антуан от возмущения побагровел.
   - Мы друзья с детства! Вместе выросли и учились! - почти прокричал он.
   - А, ну-ну. А то таких мы гоним поганой метлой. Или первыми бросаем на заграждения. Чтоб не поганили нам глаза. Ладно, я буду за вами приглядывать.
   Он отошел. Виктор с Антуаном переглянулись.
   - У этих военных, по-моему, с головой не все в порядке - зло сказал Антуан.
   - Ага, одичали совсем.
   Их обсуждение прервала команда на построение. Через час, с только что полученными винтовками на перевес, пригнувшись, они пробирались к передовой. Свист над головой стал более частым. Разгибаться желания не возникало.
   Погода испортилась. Начал моросить промозглый дождик. Шинель быстро намокла и висела свинцовым неуклюжим балахоном, сковывая все движения. К траншее они подползали уже на четвереньках и сползли в нее на животе. Здесь было не лучше. На дне стояли лужи вонючей грязной воды. Вдоль траншей дул неприятный холодный ветер. Старые солдаты, как будто не замечая всех этих неудобств, дремали, сидя на дне. Из деревянного блиндажа неподалеку вылез грязный офицер. Он с трудом достал из кармана часы на цепочке и открыл их.
   - Сейчас начнут! - процедил он со злостью.
   - Что начнут? - спросил один из новобранцев.
   - Увидишь! - офицер вновь залез в блиндаж.
   Еще несколько секунд лишь ветер завывал, цепляясь за стойки перекрытий, как вдруг, начался настоящий ад. С противным воем над головой понеслись снаряды. Десятки взрывов со всех сторон подняли тонны земли в воздух, и, казалось, вся она посыпалась на головы бедных оглохших новобранцев. Старожилы, и бровью не повели, только подняли воротники и закрыли ими уши. Это светопреставление продолжалось несколько минут и закончилось так же неожиданно, как началось. Из блиндажа выскочил офицер.
   - В ружье! Сейчас пойдут! Все на бруствер!
   Люди, как будто только и ждали этой команды. Все вскочили на ноги, подняли винтовки и приготовились к отражению атаки. Ждать пришлось не долго. Через пару минут Виктор увидел через прорезь прицела бегущих на него людей в серых шинелях. Слева застрочил пулемет.
   - Огонь! - прозвучала команда.
   Слева и справа послышалась беспорядочная стрельба. Виктор то же прицелился и выстрелил. Тот, в кого он стрелял, продолжал бежать. Виктором овладел азарт охотника. Он воспринимал все происходящее, как какую-то игру, словно в далеком детстве. Не верилось в реальность происходящего. Он передернул затвор и прицелился вновь. Человек был уже близко. Можно было даже различить черты его лица. Вторая пуля ушла в цель. Виктор увидел, как человек вдруг вскинул руки и повалился на землю.
   - Есть, попал! - удовлетворенно воскликнул в азарте Виктор.
   - Примкнуть штыки! - раздалось над самым ухом.
   Виктор трясущимися от напряжения руками с трудом насадил штык.
   - В контратаку, вперед! Бегом, ленивые скоты! - Надрывался в паре метров от него офицер.
   Виктор увидел, как солдаты со всех сторон от него полезли из траншеи, и то же полез вверх. Вылезая, он увидел удаляющегося Антуана, тот опередил Виктора на несколько секунд.
   Виктор вскочил и, буквально в семи метрах от себя увидел фигуру в серой форме, бегущую к нему с винтовкой на перевес. Рот вражеского солдата был перекошен, а глаза выпучены. Казалось, он что-то беззвучно орал. От неожиданности Виктор направил на него ствол винтовки и выстрелил. Пуля вошла прямо в рот. Колени солдата согнулись и он, по инерции, завалился вниз лицом в грязную жижу. На его затылке зияла огромная мясистая воронка из которой двумя струйками била кровь. Виктор встал, как вкопанный. Он не видел и не слышал ничего вокруг. Лишь этот развороченный затылок. Неожиданный удар прикладом по ребрам привел его в чувства. Рядом стоял старый солдат и орал ему в ухо.
   - Чего встал?! Вперед! Гони их!- солдат сорвался с места и побежал вперед.
   Виктор, запинаясь, побежал в том же направлении. Он плохо соображал, что же происходит. Вокруг валялись десятки тел. Некоторые уже вздулись и воняли, их, похоже, не убирали уже неделю. Виктор безумно оглядывался по сторонам. Винтовка в его руках болталась из стороны в сторону.
   - Эй, ты! - услышал он окрик и повернулся на голос. Это был санитар с красным крестом на рукаве.
   - Иди сюда! Новичок? Заметно! Там от тебя все равно толку мало будет. Давай помогай. Этот вроде жив еще. Хватай за ноги, и потащили.
   Виктор закинул винтовку за плечо и торопливо схватил раненого за ноги. Только теперь он поднял глаза и посмотрел ему в лицо. Это был Антуан. Вместо одного глаза у него было кровавое месиво. Он стонал и шептал что-то ели слышно.
   - Штык! Прямо в глаз! - весело сказал санитар - чего только видеть не приходилось, но такое, впервые.
   Виктора мутило. Он еле сдерживался. Один раз он споткнулся и выронил ноги Антуана.
   - Ну ты чего там, ослеп, что ли? - зло окрикнул санитар - тащи давай, не далеко осталось. Они соскочили в траншею и потащили Антуана к блиндажу полевого лазарета. Блиндаж был завален стонущими и кричащими людьми. На пороге их встретил усталый хирург в окровавленном переднике.
   - Ну и куда вы его тащите? Не видите что ли? Не жилец он! Еще несколько минут, и все.
   Санитар устало опустил Антуана прямо в грязную жижу.
   - Черт, не назад же его тащить! Давай хоть здесь оставим. Потом похоронная команда подберет.
   Виктор с трудом проглотил комок в горле. Все происходящее ему казалось каким-то безумием. Он встал на колени и склонился над Антуаном. Тот судорожно хватал губами воздух и что-то шептал.
   - Антуан! Друг! Ты меня слышишь? Прости! Я отстал! Я не успел! Прости! - из глаз Виктора текли слезы - Господи! Да что же это такое! Так не должно быть!
   Неожиданно тело Антуана задергалось, и он судорожно запрокинул голову. С губ его вырвались слова - Виктор, это ты!
   - Что, я? - не понял Виктор.
   - Это ты спасешь своего отца! Твоя смерть! - лицо Антуана исказила кривая улыбка смешанная с болью. Он привстал на руках, но в следующее мгновение рухнул обратно в грязь. Рот его открылся, словно он хотел еще что-то сказать. Губы дрожали в агонии. Через несколько секунд все было кончено.
   Виктор, совершенно потерянный, брел по траншее, волоча за собой по грязи винтовку. Отныне он остался один на один со своей бедой. Судьба отнимала у него по частям все, что было ему дорого. Как будто это не на отца, а на него было наложено проклятие.
   - Очнись, солдат! - перед ним стоял тот самый лейтенант, что забирал их в деревне, - на войне без потерь не бывает! Жалко конечно, в первом же бою убили, но не он первый, не он последний! Может, ты будешь следующим. Так что наслаждайся жизнью, пока она есть, а мертвых оставь мертвым.
   Лейтенант поднял винтовку Виктора и повесил ее ему на плечо.
   - Оружие держи в чистоте! Ты мужчина, или тряпка?!
   Офицер похлопал Виктора по плечу и отправился по траншее дальше. Виктор стоял и глядел ему вслед. Только сейчас он понял, что на войне иначе нельзя. Здесь убивают повсюду. На всех скорби не хватит. Но душа все равно болела.
   - Эх, Антуан, как же так. Я буду молиться за тебя... Но что ты там сказал? Моя смерть спасет отца? Ну конечно! Это же так просто! Я - ключ к его спасению. Моя кровь вернет его к жизни!
   Его размышления прервал крик грязного офицера.
   - Нас атакуют! Все живые на бруствер!
  
   XXXXXIII
  
   Поздней весной 1918 года в Париж вошел пехотный полк, прибывший на расформирование. Солдат разместили в старых казармах на окраине, забрали оружие и боеприпасы. Все ждали официального приказа о роспуске личного состава. Большую часть этого полка составляли молодые крестьяне, совсем недавно призванные на фронт. Некоторые из них так и не приняли участие в сражениях. Лишь несколько десятков старых солдат, составлявших костяк полка, прошли всю войну и выжили. Среди этих бывалых вояк был и Виктор. Он огрубел за три года. Научился ругаться и играть в карты. Научился пить плохое вино и курить дешевый табак. Он уже ни чем не выделялся среди другого солдатского сброда. И мало кто за этой внешностью сурового, не бритого вояки, смог бы разглядеть все ту же трепетную душу мальчика. Три года, на клочках бумаги он рисовал, прячась от всех. С рисунков на него смотрели Антуан с застывшим лицом, широко раскрытые глаза молодого лейтенанта, погибшего от разрыва снаряда, горы трупов и стоящая над ними ненасытная смерть в образе хищной старухи. Это были ранние рисунки. Позже появились радуга, солнечное утро и полевые цветы. Виктор научился вести двойную жизнь. Одна для сослуживцев, а вторая для него самого, где душа очищалась от всей грязи. В этой жизни он был все тем же жаждущим знаний и работы юным художником. Однополчане не интересовались этой его второй жизнью. В бесконечных ужасах передовой ни кто не мог оставаться нормальным человеком. У каждого происходил какой-нибудь сдвиг в психике. Люди это прекрасно понимали и терпимо относились к подобным отклонениям. Виктора просто считали тихим сумасшедшим.
   Недалеко от казармы находился небольшой ресторан. Дом, в котором он расположен, был одним из немногих старых домов, оставшихся после великой перестройки Парижа в этом районе. Злые языки поговаривали, что стоило это хозяину не малых денег. Тем не менее здесь сохранялся дух дней Второй республики. Это привлекало сюда вольнодумных студентов, живописцев и начинающих писателей.
   Виктор любил в эти дни бесцельно гулять по улицам города. После грохота и криков передовой, Париж казался ему тихой сонной гаванью. Однажды вечером, будучи в прекрасном расположении духа, он уже направлялся в казарму, как вдруг его привлекли крики разгоряченных сослуживцев, доносившиеся из ресторана. Виктора взяло любопытство, и он зашел внутрь. В ресторане происходила драка. Трое его молодых однополчан били какого-то студента. Еще несколько студентов уже лежали на полу в скрюченных позах. Виктор не мог не вмешаться. Он подбежал и оттащил одного из нападавших за воротник.
   - Прекратить! Вон отсюда! Пьяные свиньи! Вы позорите честь мундира. Вы не солдаты! Пороха не нюхали, а гонору без меры. Бегом в казарму и доложить о происшедшем вашим командирам, я проверю!
   Новобранцы опомнились. Виктора в части знали все. Он был один из самых старых вояк, получивший за свои безумные подвиги несколько наград и звание капрала. Перечить ему было опасно. Солдаты попятились, похватали со столов фуражки и выбежали вон. Виктор нагнулся и подал руку студенту. Тот с благодарностью ее принял.
   - Простите, месье, этих неотесанных идиотов. Они не нюхали пороху, вот и не знают, куда выплеснуть свою дурь.
   - Ничего, ничего! - с бледной улыбкой на лице ответил студент - Присоединяйтесь к нашей компании, если конечно не торопитесь.
   Виктор оглядел помещение и не увидел более не одного целого, или не перевернутого, стола.
   - Да, похоже, у меня нет выбора - улыбнулся он.
   Виктор сел за один из столов, где было свободное место. Студенты оказались очень общительным народом, и обстановка быстро разрядилась. Все вспоминали о происшедшем уже не иначе, как со смехом. Взгляд Виктора бесцельно блуждал по стенам ресторана, где висели в рамках портреты некогда знаменитых людей, бывавших в этом заведении. Неожиданно его внимание привлек портрет офицера в Наполеоновском мундире, темноволосого корсиканца, висевший прямо напротив него. Он встал и подошел к портрету.
   - Это знаменитый разбойник первой половины прошлого века, получивший, в конце концов, по заслугам. Говорят, что он пропал однажды так же, как и его жертвы.
   Виктор оглянулся. За спиной у него стоял тот самый студент.
   - А вы это откуда знаете?
   - Мой дед работал на этого страшного человека, но после его таинственной гибели резко изменил свою жизнь, стал набожным человеком и женился на моей бабушке - дочери владельца одного дома неподалеку.
   - Ваш дед? Позвольте, но как его звали? Не Пронырой случайно?
   - Да, это было его прозвище в те годы, а вам, откуда это известно?
   Вместо ответа Виктор задал очередной вопрос.
   - А не рассказывал вам дед, что-либо про детали смерти этого человека? В частности, об участии в ней некого Александра Ловуазье?
   - Еще бы! Ведь моя бабушка до самой смерти вспоминала этого человека. Они любили друг друга, кажется. Но этот Ловуазье пропал в ту же ночь, что и корсиканец. Пропал, оставив ее в положении! От нее все отказались, и только мой праведный дед согласился взять ее в жены. А потом родился мой отец, и дед признал его своим.
   - Да, мир тесен! - улыбнулся Виктор - выходит, мы почти родственники. Я сын Александра, правда, приемный - Виктор.
   - Антуан - представился студент - так он жив?
   При этом имени Виктор вздрогнул. Он вдруг почувствовал, что все происходящее с ним не случайно. И эта встреча была кем то спланирована и совпадение имен - не случайность.
   - Честно говоря, не знаю, я сам его не видел лет шестнадцать.
   - Но он был жив, и столько лет не давал о себе знать? - с возмущением воскликнул юноша.
   - Поверь, у него были на это очень веские причины. Он не мог ни показаться здесь, ни дать весточку. Он вообще не мог заявить о себе, как о живом. Глубоко несчастный и одинокий человек.
   - Здесь какая-то тайна?
   - Да, и поверь, очень страшная, так что тебе лучше не знать.
   - Но, прошло столько лет, как может быть, что он еще жив?
   - Это часть той тайны, не отделимая. Поверь, жив, и нас переживет, меня уж точно. Если, конечно, это можно назвать жизнью.
   - Летаргия?
   - Не гадай, поверь, лучше тебе не знать, это проклятие, которое может и тебя коснуться. Считай лучше, что его нет.
   - Могу я хоть представить вас отцу?
   - Пожалуй, но без подробностей - Виктору становилось уже интересно, куда заведет его судьба, на сей раз, и он решил ей подчиниться.
   Они собрались и вышли на улицу. Только сейчас Виктор понял, что повторяет тот путь, по которому когда-то ходил отец. Ведь они шли в тот самый дом, где он жил.
   Увы, того дома уже не было, на его месте стояло красивое четырехэтажное каменное здание. В нем так же были съемные квартиры, но планировка была уже совсем другая. Входная дверь вела в большой холл, где сидел за столом человек в одежде швейцара. Студент подвел к нему Виктора и представил.
   - Отец, это Виктор, сын Вашего отца - Александра. Приемный.
   Швейцар поднял на Виктора усталые удивленные глаза. Рот его открылся.
   - Сын? Мой брат? Откуда?!
   - Я приемный сын, не родной. Но мы с вашим отцом давно уже не виделись, так что я про него сейчас ничего не знаю - предупредил не желательные расспросы Виктор.
   - Но этого не может быть! Александр погиб в поместье при пожаре!
   - Не совсем, он еще долго прожил - Виктора распирала досада. Он понял, что от расспросов не уйти.
   Виктор с мольбой посмотрел на студента. Тот все понял.
   - Отец, это все правда, но не спрашивай не о чем, пожалуйста, это тайна. Поверь, что это так. И все.
   - Мне, пожалуй, пора. Извините, я солдат и не могу опаздывать в часть, прощайте! - Виктор более не мог здесь оставаться. Он выбежал на улицу, как от пожара, оставив в полном недоумении студента с отцом. Им предстояло объяснение, в котором он не хотел участвовать.
   Когда Виктор вернулся в казармы, то застал сослуживцев в состоянии радостного воодушевления. Час назад наконец-то зачитали приказ о расформировании полка. Война заканчивалась, и нужды в таком количестве пехоты уже не было. Можно было отправляться домой. Но Виктор не знал, куда ему идти. Его никто не ждал. В монастыре уже, по-видимому, давно забыли о его существовании. Да и возвращаться туда, где все напоминало об их с Антуаном дружбе, не хотелось. Идти к отцу? Но Виктор считал, что своими последними страданиями он заслужил немного мирной и счастливой жизни. Месяцем раньше, месяцем позже - какая разница. Ведь конец один - смерть. Денег, полученных при увольнении, должно было хватить на первое время. Можно было снять квартиру в не дорогом районе Парижа и зарабатывать на жизнь живописью. Это было, вероятно, лучшим вариантом. Все же, Виктор решил не принимать скоропалительных решений. Эту ночь он мог провести в казарме, а с утра заняться жилищным вопросом. Так он и поступил. Виктор лег и уснул крепко и спокойно. Впервые за последние годы.
  
   XXXXXIV
  
  
   Рано утром Виктор проснулся в прекрасном расположении духа. Начиналась новая жизнь. Без стрельбы и постоянной угрозы смерти, спокойная и размеренная. Он всю войну мечтал о такой жизни, и вот, она наступила. Виктор накинул шинель, собрал все свои не хитрые пожитки и вышел из ворот казармы. На минуту он остановился на улице. Он не мог выбрать, в какую сторону ему идти. Где искать себе жилье.
   Неожиданно его кто-то окликнул по имени. Виктор вздрогнул и обернулся. В нескольких шагах от него стоял студент Антуан. Он подошел к Виктору, улыбаясь, и протянул ему руку.
   - Вам не куда идти? Я угадал? Мы с отцом так и подумали. Он послал меня передать вам, что вы можете поселиться в одной из наших квартир. Как с родственника, отец будет брать с вас на тридцать процентов меньше, чем с остальных жильцов. Соглашайтесь, Виктор, это очень выгодное предложение! Вы не где не сможете снять жилье по такой низкой цене.
   Виктор задумался. Да, пожалуй, Антуан был прав. И жить с родственниками, хоть и условными, приятней, чем совсем одному.
   - Что ж, выбор не велик. Предложение действительно выгодное. Идемте, Антуан, я согласен.
   - Нам туда, дядя - последнее слово Антуан произнес со смехом, выделяя каждый звук - отец уже ждет.
   К удивлению Виктора, хозяин дома не стал мучить его расспросами, он обнял Виктора с улыбкой и сам проводил в отведенную квартиру.
   Квартирка была небольшая. Она состояла из двух комнат - спальни и столовой. Кроме того, были еще маленькая кухня с газовой плитой и санузел с рыжей от ржавчины ванной.
   - Да, как изменился мир! - пробормотал Виктор - еще несколько лет назад о таких удобствах я и мечтать не мог.
   - Это еще что - гордо заметил хозяин - у нас и телефон имеется в холле на первом этаже! Ну, располагайтесь, об остальном договоримся позже.
   Он направился к двери, но на пороге обернулся.
   - Да, и еще, моя жена приглашает вас сегодня на обед. Обедаем мы в два. Так что, милости прошу!
   Хозяин еще раз улыбнулся и вышел, закрыв за собой дверь.
   Цивилизованная жизнь началась. Первым делом Виктор посетил салон одежды и заказал себе пару костюмов и дюжину рубашек. Затем нашел обувщика. Деньги в кармане таяли с невероятной скоростью, но это были неизбежные расходы. Не разгуливать же по Парижу в шинели и солдатских ботинках. Виктору хотелось поскорее приступить к работе, руки соскучились по кистям. Он закупил все, что было необходимо - мольберт, краски, кисти, холст, грунт, палитру и шпатель. По пути Виктор зашел в редакции нескольких ежедневных изданий и оставил объявление - "хороший портретист выполнит ваш портрет на заказ за умеренную плату". Нужно было с чего-то начинать.
   К обеду он, в результате, опоздал. Но предусмотрительная хозяйка оставила ему тарелку супа и солидный кусок индюшки, которые стояли на столе в столовой его квартиры. Обед ему принес Антуан. Когда Виктор вошел, тот стоял в его спальне и разглядывал портрет Александра, висящий над кроватью.
   - Извини, что зашел без спросу, я обед принес, ты опоздал. А это кто здесь изображен? Так на отца в молодости похож!
   Виктор поморщился, ему совсем не нравилось, что кто-то заходит к нему без его ведома. Тем не менее, он не выдал своего раздражения.
   - Это Александр. Твой дед. В молодости.
   - Красивый! Не удивительно, что бабушка была от него без ума.
   - Извини, Антуан, но я бы не хотел, что б кто-то впредь бывал здесь в мое отсутствие.
   - Да, конечно, я понимаю. Извини.
   Антуан развернулся и пошел к выходу.
   - Ты меня не правильно понял - окликнул его Виктор - пожалуйста, ты можешь остаться, у меня от тебя нет секретов, кроме, пожалуй, того единственного. Это последствия фронта. Не выношу, когда кто-то лезет в мою личную жизнь.
   Антуан обернулся.
   - Я все понимаю. Тебе нужно прийти в себя и привыкнуть к новой жизни. Если понадоблюсь, то найдешь меня в том ресторане.
   Он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
   Виктор быстро поел и приступил к подготовке мастерской. Он отодвинул стол к окну, разложил мольберт, придвинул к нему тумбочку, и высыпал на нее краски. Сверху легла палитра, а на пол, рядом с ногой мольберта, был поставлен стакан с кистями.
   Когда все было закончено, Виктор занялся подготовкой холста. Он натянул его на подрамник, закрепил, развел грунт и приступил к грунтовке. Через час все был закончено. Холст отправился под окно сушиться. Теперь оставалось только ждать клиентов. Виктор пересчитал оставшиеся монеты и решил, что имеет возможность сегодня посидеть в ресторане за бутылкой хорошего вина. Он оделся и вышел, закрыв дверь на ключ.
  
   XXXXXV
  
   Обратно Виктор с Антуаном вернулись уже к полудню следующего дня. Всю ночь они провели в ресторане в веселой компании студентов и девушек вольного поведения, а под утро пошли гулять по Парижу. Студенты с девушками постепенно разбрелись кто куда. Виктор даже не заметил, как они с Антуаном остались одни. Девушки шарахались от его военной формы, да и его не очень к ним тянуло. Ему не нравились женщины подобного сорта. По этому Виктор был даже рад, когда их все покинули. Голова раскалывалась после веселой ночи. Хотелось поскорее дойти до кровати и упасть лицом в подушку. Виктор поднялся к своей двери и тронул машинально ручку. Дверь открылась. Виктор с раздражением зашел. Он уже хотел устроить скандал. Кто-то опять проник в его квартиру в отсутствии хозяина. Виктор буквально влетел в столовую и замер с открытым ртом. В кресле возле стола сидела очаровательная молодая дама в черном платье и такой же шляпкой. Прямая гордая осанка говорила о ее высоком происхождении.
   - Мадмуазель? - произнес Виктор в смущении.
   - Добрый день! Извините, что я вошла к вам без спросу, но ваш швейцар любезно разрешил мне вас здесь подождать.
   - Вы по поводу портрета? Не думал, что объявление напечатают так быстро.
   - Да, мой знакомый редактор газеты посоветовал мне к вам обратиться. Дело в том, что у меня несколько щепетильный заказ. Мне необходим мой потрет. Но о его существовании никто не должен знать. Это дело чести. Я выхожу замуж за очень состоятельного и влиятельного человека. Это брак по расчету. Но у меня есть душевный друг. Меня с ним связывает даже больше чем дружба. В связи с браком я, как честная девушка, вынуждена с ним расстаться. Но он этот разрыв может не пережить. И что бы хоть как-то сгладить его, я хочу подарить ему свой портрет на память. Думаю, вы понимаете, что портрет должен быть точной копией оригинала. Я в долгу не останусь, уж поверьте. Кроме того, я обещаю рекомендовать вас всем своим знакомым.
   - Мне не нужно ничего рассказывать и объяснять. Я готов приступить в любой момент, мадмуазель. Качество работы я могу гарантировать. Какой размер портрета вы желаете?
   - Не слишком большой, но и не маленький. Вот как тот холст у вас под окном.
   - Лучшего и нельзя придумать. Тогда мы можем приступить немедленно.
   - Да, пожалуй, не будем терять времени.
   Виктор установил подрамник на мольберт, пересадил девушку ближе к свету и некоторое время вглядывался в ее черты. Затем он схватил угольную палочку и быстрыми движениями начал наносить штрихи будущего эскиза. Через час эскиз был готов. Девушка встала и подошла к мольберту. Она с интересом вглядывалась в портрет несколько минут.
   - А вы, правда, мастер. Ничего подобного я раньше не видела. Какая точность линий! Думаю, что я не ошиблась, обратившись именно к вам. Я приду завтра в это же время.
   - Хорошо. Портрет, я думаю, будет готов. Но ему нужно будет некоторое время для того, чтобы просохнуть. Завтра вы его не сможете забрать.
   - Это ничего. Заберу его не я, а мой друг, позже. Я лишь хочу увидеть результат, но и расплатиться, естественно. Всего вам хорошего!
   С этими словами она быстро развернулась и вышла из комнаты, не дожидаясь ответа.
   Весь остаток дня и вечер Виктор трудился над портретом. Ему удалось все. С полотна на него смотрела милая девушка с пушком на полупрозрачной бледной коже щек, солнечными бликами в глазах и на кружевах черной шляпки. Образ был прекрасен. Довольный собой, Виктор поставил портрет в спальне, упал на кровать и продолжал любоваться им, пока не уснул, так и не погасив светильник.
   Утром он проснулся рано в прекрасном настроении. В утреннем свете портрет смотрелся еще лучше, чем вчера. Он был просто обязан поразить эту прекрасную девушку. Виктор убеждал себя, что это коммерция и только, но в душе понимал, что здесь что-то совсем другое. Он не находил себе места в ожидании ее появления. Антуан постучал в дверь и пригласил его на завтрак. Виктор спустился в хозяйскую столовую, не потому что был голоден, а исключительно, что бы убить время. В течение всего завтрака он молчал. Наконец часы на башне пробили полдень. Виктор вскочил, наскоро поблагодарил за трапезу хозяина и хозяйку и, буквально, побежал к себе наверх.
   Через несколько минут, за дверью послышались легкие шаги, и раздался негромкий стук в дверь. Виктор подскочил к двери, как мальчишка, но опомнился, поправил свой старый мундир, уложил волосы рукой и, только после этого, открыл дверь. Он отошел в сторону и пропустил девушку вперед. Та поздоровалась, не глядя на Виктора, и сразу же прошла в столовую, ставшую мастерской.
   - Секунду - спохватился Виктор, забежал в спальню и подхватил мольберт. Он проклинал себя за то, что заранее не поставил его на выгодное, с точки зрения освещения, место.
   - Вот он! - Виктор отошел в сторону, давая возможность девушке насладиться своей работой, и замер в ожидании. Украдкой он глянул девушке в лицо и обомлел. Она, казалось, оцепенела. На лице ее выразились одновременно восхищение и недоверие. Она будто сомневалась в том, что такое вообще возможно. Рот ее приоткрылся, она быстро и коротко дышала. Пауза затянулась. Первым не выдержал Виктор.
   - Вам не нравиться?
   Девушка будто очнулась от оцепенения. Она перевела все тот же восхищенный взгляд на Виктора.
   - Это не просто талантливо, это гениально! Этот портрет стоит на много дороже, чем я в состоянии за него заплатить. Я не могу у вас его выкупить! Я просила копию меня, а вы сделали шедевр.
   - Вы мне льстите, мадмуазель, я всего лишь недостойный художник. Но, честно говоря, я очень старался - Виктор расплылся в улыбке - знаете что, я отдам его даром вашему другу.
   - Нет, я не могу принять от вас столь дорогой подарок! Вот, здесь пятьсот франков - они ваши! Ваша работа стоит намного дороже, и, я обещаю, что вы только что обрели для себя верного покровителя. Я сделаю все, что бы вы стали знамениты. И еще. Я вас приглашаю на мою свадьбу. Мы представим вас моему мужу. Он, думаю, обязательно пожелает сделать вам заказ. Вашу работу увидят многие влиятельные люди. Лучшего протеже и выдумать нельзя.
   Девушка вынула из сумочки и положила на стол пачку ассигнаций. После этого она направилась к двери. Вдруг опомнилась и повернулась к Виктору.
   - Виктория - протянула она руку в черной перчатке.
   - Виктор - улыбнулся Виктор, наклонился и поцеловал ей руку.
   Оба засмеялись над созвучностью имен.
   - Успехов вам, Виктор - улыбнулась девушка - мой друг зайдет за портретом послезавтра. Надеюсь, он уже просохнет. До встречи на свадьбе!
   Виктор поклонился и закрыл за девушкой дверь. Он подпрыгнул и весело прокукарекал. Детское озорство так и перло из него. Он никак не мог рассчитывать, что дела пойдут настолько успешно. Он схватил деньги, сбежал вниз и расплатился с хозяином на полгода вперед. После этого он подхватил Антуана, и они отправились в ресторан праздновать удачное начало дела. Все складывалось как нельзя лучше. Начиналась новая, счастливая жизнь.
  
   XXXXXVI
  
   Солнце клонилось к закату. Виктор - седой сорока шестилетний мужчина - вглядывался уставшими глазами в темные облака с кровавыми разливами. Он стоял перед огромным полукруглым окном на втором этаже своего особняка на окраине Парижа. Сегодня он закончил свой последний заказ. Это было огромное эпическое полотно, которое вскоре будет украшать одну из стен президентского дворца. Работа уже не доставляла Виктору радости. Он был знаменит в высших кругах общества, как элитный живописец. Его работа стоила безумные деньги. Но богатство больше не прельщало его. Месяц назад скончалась Виктория. Последние пятнадцать лет она была его верной супругой. Они сыграли свадьбу через пять месяцев после смерти ее первого мужа. Долгие годы Виктор питал к этой женщине самые теплые чувства. И теперь все осталось в прошлом. Перед его глазами медленно проходили события прошлого.
   Неожиданно он почувствовал на спине взгляд и резко обернулся. На стене напротив висел в старой позолоченной раме портрет Александра. У Виктора защемило сердце.
   - Отец! - горько произнес он - сколько раз за эти годы я хотел навестить тебя! Тайна твоя давно раскрыта. Моя смерть и кровь станут твоим спасением. Но Виктория удерживала меня все это время от последнего шага. Ради нее я продолжал жить. И что теперь? Все кончено!
   Виктор опустил голову и на минуту задумался. Картины счастливой жизни проплывали перед его взглядом. Веселая, заразительно смеющаяся Виктория на качелях в парке. Она взлетала высоко-высоко. А он тогда не смеялся, боялся, что она сорвется. Наивный! А вот она, обнаженная, позирует ему, вся залитая солнечным светом. Он тогда экспериментировал со светом и тенью. Экспериментировал - слово то, какое! Женщина, созданная для любви, была у него подопытным кроликом! Кощунство! Его щеки залила краска стыда. И вдруг всплыл образ отца. Добрые, грустные глаза, печальная улыбка. Как давно это было! Ведь он все еще ждал спасения. Вечная пытка одиночеством.
   Виктор вдруг понял, что момент настал. Его больше ничего не удерживало в этом мире. Пришла пора выполнить свою детскую клятву.
   - Я готов, отец. Я отправлюсь на твои поиски, и если ты еще жив, найду и спасу тебя. Это будет моя благодарность тебе за все, что ты мне дал, за то счастье, что я познал с любимым человеком! Жди отец, не долго осталось ждать, скоро мы увидимся!
   Виктор достал из старинного комода старую потертую дорожную сумку, снял со стены портрет отца и положил на дно сумки.
   - Пусть это будет последним моим подарком.
   Он переоделся в простой дорожный костюм, высокие ботинки, надел клетчатую кепку. В последний раз он оглядел свой дом. Здесь его уже ничего не держало. Можно было уходить со спокойной душой.
   Виктор вышел во двор. На улице шел ливень. Солнце уже село и стояла кромешная тьма. Он бросил сумку на заднее сидение роскошного "Ситроена", сел за руль и завел мотор. Машина медленно тронулась с места. Неожиданно вспыхнул мощный разряд молнии и прокатился настолько сильный раскат грома, словно выстрелило одновременно несколько больших орудий. Виктор оглянулся. Молния ударила прямо в конек его дома. Вслед за этим он увидел вспышку под крышей - там находился электрический распределитель. За вспышкой показалось пламя. Виктор остановил машину и, как завороженный, наблюдал, как пламя, не спеша, охватывает дом. Он успел уже отъехать на приличное расстояние и теперь с возвышенности наблюдал, как горело все то, что еще месяц назад составляло его гордость и состояние. Дом, полный картин. Его творчество за двадцать с лишним лет. Все это сейчас поглощал огонь. На улицу выбежали люди. Они бросились тушить пожар, который мог перекинуться на их дома. Но не они, не ливень, казалось, не доставляли пламени никакого беспокойства. Оно все более охватывало здание.
   -Де жа вю! - подумал Виктор - все повторяется вновь. Не удивлюсь, если завтра в газетах появиться сообщение о моей гибели в пламени пожара. Наверняка ни кто не видел, как я уехал.
   Ему вдруг стало смешно. Он поднял вверх, на встречу струям, лицо и прошептал - кто же ты такой, кто определяет за нас, что с нами будет дальше? Кто ты, решивший, что с меня достаточно счастья и лишивший меня его в одно мгновение? Ты все спланировал заранее? Мы всего лишь пешки. Деревянные безмозглые фигурки, подчиняющиеся твоей воле. Как все банально. Что ж, спасибо и за то, что ты мне дал. Я не в обиде. Конец трагедии близок, наслаждайся.
   Виктор вскочил в автомобиль и на полной скорости полетел по улицам Парижа на встречу судьбе. Город спал. Зарево пожара осталось далеко позади и, лишь, подсвечивало слегка низко плывущие облака. Автомобиль выскочил на шоссейную дорогу. Предместья остались позади. Давно, очень давно не бывал Виктор в этих местах. Все изменилось. Там, где раньше шумел лес, сейчас располагались фермы и коттеджи. Появились новые поселки. Автомобиль все летел вперед, рассекая колесами лужи, подобно крейсеру. Виктор боялся одного - проехать мимо нужного поворота. Он зря опасался. Еще издалека, в свете фар, он увидел постоялый двор. При ближайшем рассмотрении это оказался придорожный отель, лишь в общих очертаниях сохранивший вид того, старого двора. Но Виктор сразу догадался - это он!
   Автомобиль свернул на едва заметную, заросшую травой аллею и покатил между рядами дубов и вязов. На одном из ухабов Виктор не справился с управлением и автомобиль на всем ходу влетел в старое дерево. Виктор со всего размаха ударился головой о рулевое колесо и потерял сознание.
   Очнулся он уже под утро. В лесу стоял туман создававший ощущение некой торжественности момента. Виктор застонал и с трудом вывалился из кабины. Голова раскалывалась. На лбу и щеках запеклась кровь. Виктор огляделся. Он заметил сквозь туман силуэт старого поместья.
   - Значит мне туда - произнес он со злою решимостью в голосе, вытащил с заднего сидения сумку и направился в сторону от поместья. Он шел, тяжело дыша, то и дело останавливаясь. Годы без физических нагрузок давали о себе знать. Часа через два, он наткнулся на заросший овраг и съехал по его склону вниз.
   - Ну, теперь уже близко.
   Виктор ускорил шаг по едва заметной тропинке. Идти стало легко. Тропинка шла под гору. Он не задумываясь отыскал практически заросшую просеку и через четверть часа, грязный и мокрый, вышел, наконец, на поляну.
   Старый дом предстал перед Виктором в совсем запущенном виде. Гнилые ступени лестницы, покосившаяся крыша, грязные стекла окон, зеленый мох на стыках бревен. Казалось, что здесь уже много лет никто не живет. Но Виктор чувствовал нутром, что отец все еще здесь. Что-то зловещее было в этом доме. Холодом и неизбежностью вело от его стен.
   Виктор осторожно поднялся по его ступеням и толкнул дверь. Она была не заперта и открылась со страшным скрипом. Виктор вошел. В доме почти не было света из-за грязи на окнах. По этому глаза его не сразу привыкли к полумраку. Он стоял посередине комнаты и оглядывался по сторонам.
   - Отец? - спросил он, и тут вдруг заметил направленный на него ствол мушкета.
   Александр лежал на кровати в каких-то грязных лохмотьях и с ружьем в руках. Взгляд его был безумен.
   - Виктор? Это ты? Сынок? - шевалье попытался приподняться на руках. Но вдруг закричал диким голосом - Прочь! Беги отсюда! Уходи! Я не хочу! Я не буду! Он упал на кровать и начал извиваться как уж. Зрелище было столь неприглядное, что Виктор не выдержал и отвернулся.
   - Отец, я пришел отдать тебе свой долг и вернуть тебя к жизни. Я знаю, что для этого потребуется моя жизнь, но я готов.
   - Нет, уходи! Я не хочу! Мои руки по локоть в крови! Что бы на них была еще твоя кровь?! Никогда!
   - Это не твое решение, отец, а мое. И я его не изменю. Бери мою жизнь. Всю, без остатка.
   Виктор решительно подошел к столу и схватил большой охотничий нож, лежавший среди груды грязной посуды.
   Александр замолчал. Его всего трясло. Он вновь приподнялся на руках и метал удивленный взгляд, то в глаза Виктора, то на нож. Рот его был открыт, нижняя челюсть дрожала.
   Виктор подошел к кровати. Он в последний раз взглянул на отца.
   - Все будет хорошо, отец, все будет хорошо - с этими словами Виктор вскинул нож и, что было силы, полосонул себя по горлу ниже кадыка. Кровь пошла волнами. Виктор инстинктивно выронил нож и схватился за горло. Глаза его выпучились. Он еще несколько секунд смотрел на Александра, захлебываясь, затем ноги его подкосились, и тело рухнуло на пол перед кроватью. Кровавая пена пошла из его рта. Ноги еще минуту дергались в агонии.
   Александр обезумел. Ноздри его судорожно хватали воздух. Он потянулся на руках к Виктору. Запах свежей крови окончательно лишил его всего человеческого. Александр по собачьи вытянул нос и резво соскочил с кровати. Он упал на четвереньки и принялся слизывать кровь с грязного пола, затем приспал зубами к шее сына. Безумная оргия продолжалась всего несколько минут.
   Вдруг сознание шевалье прояснилось, и он отпрянул в ужасе. Вкус крови на губах вызвал у него рвоту. Александр выскочил в дверь и бросился к ручью. У него было одно желание - смыть с себя всю эту кровь и грязь. Шевалье с разбегу упал лицом в холодную воду. Он полоскал рот, пил, но вкус крови никак не уходил. Вконец обессилев Александр с трудом приподнялся на руках и тут, при ярком полуденном свете, увидел свое отражение. Из воды на него смотрел красивый молодой человек с чистым бледным лицом.
   Александр вскочил на ноги и посмотрел на свои руки. Это были нормальные человеческие, бледные после холодной воды, руки. Он опять стал тем прежним Александром. Словно и не было этих десятков лет. Проклятие ушло.
   Александр упал на колени, на берегу ручья, и поднял лицо к небу.
   - Неужели все? Неужели я свободен? Спасибо господи! - слезы текли по его лицу.
   Он с трудом поднялся на ноги и побрел к дому. Он не испытывал радости и восторга, только сильную усталость. Он просто хотел упасть и уснуть. Уснуть, что бы проснуться уже другим человеком.
   Александр с трудом поднялся по ступеням и зашел в дом. В полумраке он споткнулся об обескровленное тело Виктора. Словно молния поразила шевалье.
   - Да что же это я. Ведь это мой сын отдал свою жизнь за меня, не достойного! Это я причина его смерти! Я его убил!
   Александр упал на колени перед телом и зарыдал. Он обнял Виктора, поднял и прижал его к груди. Он качал его, будто пытаясь убаюкать. Горе затмило его разум.
   - Сынок, как же так? Как ты мог подумать, что я смогу без тебя жить? Зачем мне теперь эта жизнь? Зачем?
  
   XXXXXVII
  
   Раннее утро застало Александра на превращенной в кладбище поляне. Десятки крестов возвышалось над ней. Некоторые из них уже поросли мхом, другие были совсем свежие. Но один был особенный. Он возвышался выше остальных. Александр делал его с упорством всю ночь. Сейчас шевалье лежал на свежем холмике песчаной земли. Он уже не в силах был рыдать. Слез не осталось. Он просто бездумно смотрел в основание креста.
   Неожиданно с ближайшего дуба слетела на перекладину креста большая птица. Александр поднял голову и посмотрел на нее.
   - Виктор? Это ты?
   Птица посмотрела косо на Александра, проворковала что-то невнятное, взмахнула крыльями и улетела.
   - Лети, сынок, лети! Скоро и я за тобой!
   Александр медленно поднялся и пошел в ту сторону, куда полетела птица. Он шел не разбирая дороги. Руки его безвольно болтались. Он не уворачивался от веток, бьющих по лицу. Весь исцарапанный и грязный он, наконец, вышел на шоссейную дорогу. Александр упал на колени и прижался щекой к асфальту. Несколько десятков лет он не выходил к людям и теперь был поражен произошедшими изменениями.
   - Дорога из мягкого камня, теплая от солнца - прошептал он - ровная, как лист. Чудеса. Как давно я здесь не был!
   В этот момент он почувствовал щекой вибрацию и до его слуха долетел нарастающий металлический лязг, грохот и рычание. Александр оторвался от асфальта и поднял голову. Прямо на него по дороге двигались колонной огромные металлические чудовища с короткими стальными "носами". Александр, как завороженный, смотрел на этот приближающийся ужас. Он даже не пошевелился. Ближайшее к нему чудовище остановилось на несколько секунд, затем взревело и двинулось прямо на Александра.
   Александр закрыл глаза и прошептал молитву.
   - Вот он, конец, прощайте мучения, Виктор, я иду!
   В следующее мгновение многотонная металлическая махина накрыла его, ревя и лязгая гусеницами.
   Водитель оглянулся на командира. Лейтенант только пожал плечами.
   - Ни гранат, ни динамита у него не было. Эти лягушатники думают таким образом задержать наше продвижение? В таком случае они полные идиоты - лейтенант ухмыльнулся.
   Колонна танков Третьего рейха неуклонно двигалась на Париж. Шел 1940 год.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"