Семь минут восемнадцать секунд - вот, сколько мне осталось жить. Плюс-минус пара секунд, если ненадолго задержу воздух в легких. Самые последние крупицы - вдохнуть и выдохнуть в последний раз.

Почему так случилось?

Кто-то шарахнул электромагнитной пушкой по карьеру, в котором я работал. А работал я в дюнах, на юге Луны. Отрубилось все - даже резервный генератор. В скафандре кислорода еще на шесть минут и пятьдесят четыре секунды.

Чего я достиг в свои тридцать четыре? Скопил на небольшой домик в Аризоне. Наверное, если меня найдут, то семье выплатят  компенсацию - ее должно хватить и на колледж, и на несколько лет безбедной жизни. Кроме того, Хэйли рассчитается с долгами за машину. Пока что в своей смерти я вижу только плюсы.

Минусы? Когда я улетал на Луну, моему сыну было четыре. Сейчас, когда прошло уже шесть лет, я бы хотел поиграть с ним в бейсбол. Или баскетбол. Я даже не знаю, нравится ли ему спорт.

Ха, это даже смешно! Несмотря на то, что мне осталось каких-то жалких шесть минут и пять - нет, четыре секунды - я все еще способен рассмеяться. Человек начал осваивать Луну - а наладить прямой эфир с Землей до сих пор не смог. Наверное, невероятно дорогое удовольствие, чтобы позволять всяким рабочим тратить деньги налогоплательщиков.

Пожалуй, деньги - единственная причина, по которой я пылил по дюнам последние шесть лет. Кто-то должен водить харвестер - а посадить за руль человека, доставив его с Земли, и платить ему каждый месяц дешевле, чем собрать робота. К тому же, может случиться что угодно - харвестер может сломаться посреди Луны, и чинить его будет некому.

Только вот я сижу, прислонившись к сломанному харвестеру, и не в силах ничего сделать. Черт, да я даже связаться ни с кем не могу!

Электромагнитная атака для страховой - не выбивающийся из ряда вон случай. Знаете, почему никто так и не сделал хотя бы один чертов маячок, способный не ломаться после выстрела ЭМИ? Умникам из Редмонда проще заплатить по страховке, чем тратить деньги на такие маячки! Их не будет волновать то, что я умру через четыре минуты и сорок одну секунду. Через неделю меня отправят в крематорий, упакуют в блестящую капсулу и отправят вместе с другими капсулами на Землю. Хэйли, наверное, будет рыдать пару дней. Расскажет Стивену, что я отправился в бесконечное путешествие от звезды к звезде. Или скажет, что я умер героем. Может быть, обо мне напишут небольшую заметку в местной газете.

Если бы меня сбила машина - там, на Земле, - я принес бы меньше пользы, чем сейчас.

Четыре минуты и четырнадцать секунд. Кстати, на Земле все-таки продолжается война. Чертовы русские решили, что Луна должна стать красной. Знаете, у них есть специальная профессия - снайпер ЭМИ.

В ушах раздался громкий писк. Это значит, что у меня осталось четыре минуты. Я уже слышал этот писк раньше. Однажды мой харвестер сломался прямо под конец рабочего дня. Я почти разрядил скафандр - собирался остановиться на ночлег и сбросить с себя осточертевший скафандр. В каждом харвестере есть комната для отдыха - два на два метра, с кроватью, откидывающейся от стены под прямым углом. А еще там есть малюсенький стол и стул, прикрученный к полу. Чтобы можно было нормально поесть в перерывах. И шкаф с провизией - он поделен на четыре больших отсека, каждый отсек - на семь маленьких, а маленькие в свою очередь - на три совсем уж крохотных. Каждый отсек запечатан, и срывать пленку раньше наступившей даты нельзя. На это деньги в Редмонде нашлись, конечно.

Писк начал чертовски надоедать. Мне осталось три минуты и сколько-то там секунд. Сейчас уже неважно.

Я просто лег на лунную пыль и начал ловить глазами Космос. Интересно, о чем думали те, кто оказывался на моем месте? Я слышал несколько раз о том, что русские сбили еще один харвестер, и даже один раз застал отправку капсул на Землю. Работник почты просто кидал блестящие капсулы в ящик, не особо-то и отдавая дани уважения тем, кто погиб на работе. Он не мог не заметить то, что я за ним наблюдаю - и пробурчал "Мне платят за то, что я кидаю их в мешок и отправляю на взлетную площадку". Тогда я подумал, что это и есть его работа. Что, скорее всего, он улетит на Землю через полгода, купит себе спортивную машину на вырученные деньги, может быть, даже, не разобьет ее в первый же день. А такие, как я - контрактники - работают десять лет, до самой последней минуты. Нет ни выходных, ни праздников. Ты отдыхаешь ровно столько, чтобы на следующий день отработал полную смену.

Две минуты. Скафандр настойчиво предлагает мне подключиться к резервному прибору поддержания жизни.

Был ли я счастлив? Тогда, на Земле? Прожил ли я свою жизнь зря? А что, если тот парень все еще работает на почте, и именно он будет бросать капсулу с тем, что осталось от меня, в старый мешок? Может быть, даже уронит, если вспомнит мое лицо. Это еще одна идея редмондцев - на каждой капсуле было коротенькое досье и фотография. Интересно, какую фотографию они возьмут для меня? Может быть, жизнерадостного двадцативосьмилетнего парня, которым я был во время отбора на контракт? Или у них есть фотография человека, шесть лет прожившего в харвестере?

Одна минута. Я уже не слышу писка скафандра. Интересно, существует ли Бог? Я никогда не был христианским фанатиком, но и не атеистом. Я старался обходить вопрос существования Бога, отвечая на прямые вопросы уклончиво. Даже себе. А теперь, когда мне осталось жить сорок четыре секунды, я наконец-то задумался об этом. Не будет ли это самоубийством? Куда я в конце концов попаду - в рай или ад? А что, если нет ни того, ни другого - и я просто исчезну? Чернота и отсутствие времени - это ли я буду ощущать? Разве глубокий космос - не такая же чернота? Разве что звезды, разбросанные вокруг да около. Как огромные газовые ангелы. Или души людей. Я тогда стану желтым карликом.

Я встал, смотря в лицо Солнцу.

Пять секунд. Последние глотки кислорода.

Хэйли, Стивен - простите меня, простите за все.

Господи, спаси мою душу. Я пошел.

***

Химки. Аэропорт Шереметьево. За два месяца до этого.

Самолет из Аризоны только что приземлился на мерзлую московскую землю. Большинство пассажиров искали глазами таблички со своими именами. Некоторые боязливо оборачивались, проходя мимо вооруженных охранников - уже четыре года оружие использовалось только в крайних мерах.

Блондинка в цветастом шарфе, задев обнимающуюся парочку, подошла к высокому москвичу в черной кожаной дубленке. Он легким кивком головы дал понять, что здесь - не лучшее время для разговора. Необычная парочка не вызывала никаких подозрений.

Они отправились в какую-то кафешку, сели за дальний столик - кафе пустовало и потому, что еда здесь не отличалась вкусовыми качествами, и потому, что на улице стояла беспроглядная зимняя ночь.

Девушка без лишних слов достала туго набитый конверт из сумочки и передала ее москвичу. Он со знанием дела открыл конверт, пересчитал банкноты и вопрошающе посмотрел на блондинку.

- Остальная половина - потом. - Казалось, ее голос был готов сорваться в любую минуту, но лицо ее не выражало никаих эмоций. Судя по всему, она была под действием легких наркотиков.

- Вы же понимаете, что мы можем просто не попасть по птичке?

- В таком случае вы не выполните работу, о которой я вас прошу.

Москвич глубоко вдохнул, шумно выдохнул и спрятал деньги в карман.

- Если не секрет, кто он вам? - Блондинка подняла брови. - Ну, птичка. В кого мы стреляем?

Она молча проглотила комок, который никогда не получится проглотить до конца, и ушла на посадку.