Изображение занимающейся авантюрной политической деятельностью компании, свиты, слагающейся вокруг главного героя романа Волконского "Мне жаль тебя, герцог!", - приобретает, таким образом, черты не столько команды Остапа Бендера в будущем романе "Золотой теленок", сколько - компании Воланда из романа Булгакова. Именно этим обуславливается странный, озадачивающий поначалу читателя характер изображения одного из ее совещательных заседаний, собраний.

Поводом для него становится приглашение хозяином дома, в котором живет Жемчугов, своих соратников на кофе: только недавно появившийся в России экзотический восточный напиток. Экстраординарность собрания герой решает отметить необычностью оформления помещения, в котором будет происходить это мероприятие, полностью преображающего его вид:

"К приему Груньки и Селины де Пюжи Василий Гаврилович Гремин готовился, тешась этим как ребенок, и превзошел сам себя. Он придумал их угостить в этот день кофе, но в соответствующей этому напитку обстановке. Для этого он выворотил весь запас отцовских халатов, ковров и шалей, завесил и устлал ими комнату и сделал из нее подобие того логовища, в котором они дурачили Станислава. Но обстановка вышла роскошная. Кофе он решил подать в китайских чашках, а так как ни он сам, ни кто-либо из его домашних не умели заваривать этот напиток, то он отправился к Гидлю, чтобы привезти оттуда человека, умевшего делать это.

Надо отдать справедливость, хлопоты Гремина увенчались полным успехом. Комната вышла очень красивой, а кофе - вкусным.

Что же касается беседы, то она была так весела и оживленна, и звонкие голоса Груньки и Селины так звенели, что было завидно самим олимпийским богам".

Таким образом, помещение приобретает вид того же самого восточного шатра, в обстановке которого, еще в первой части романа происходила мистификация агента Станислава. И тут мы приходим в недоумение.

Зачем это нужно было персонажу - нам только что объяснили. Но зачем построение такой композициолнной параллели - нужно автору? Поначалу, поскольку мы исходим из сюжетного материала самого этого романа, ответа на это читательское недоумение - как будто бы не существует.

Но затем, когда мы, проанализировав скопившиеся у нас данные, приходим к пониманию того, как, на каких основаниях сцена мистификации - служит предвосхищением художественного построения... другого романа - романа Булгакова, нам становится понятным, что эта композиционная параллель - присоединяет и новую сцену заседания героев-авантюристов к тому же самому "прото-булгаковскому" плану романа Волконского; помещает изображение их компании - в освещение изображение компании Воланда, в первую очередь - той сцены после бала, в которой происходит "извлечение" Мастера.

*      *      *

Гидль, к которому хозяин дома обращается за помощью в процедуре приготовления кофе, - это хозяин того самого трактира, также описанного в первой части романа, особенностью которого являются - "нарочно для сего приспособленные тайники", из которых можно слышать происходящее во всех его (кроме одной, "зеленой") комнатах и которые являются, иными словами, - аналогом "пятого измерения", откуда в Москву 20-х годов являются фантастические герои Булгакова.

Упоминание этой кофейни - служит как бы камертоном к истолкованию смысла странного оформления эпизода.

Само сближение этих эпизодов в импровизированном восточном шатре - происходящее благодаря сходству, единству их интерьеров; помещение их, разделенных длинным рядом других событий, в некую ближайшую, непосредственную последовательность идущих друг за другом - делает их адекватным отображением последовательности булгаковских эпизодов: "бала у сатаны" и последующего интимного собрания, заседания кружка участников компании Воланда.

А решается на собраниях этого кружка в романе 1913 года - то же, о чем думает Остерман в свои последние минуты перед арестом: ближайшее будущее руской истории. Ведь в изображении Волконского именно вымышленные герои его романов на "бироновскую" тему были закулисными организаторами тех исторических событий, которые мы считаем произошедшими "сами по себе".

И это касается только романа 1895 года ("Брат герцога") и дилогии 1912-1913 годов ("Тайна герцога" и "Мне жаль тебя, герцог!") - связанных сходством заглавий. Так, например, в романе "Кольцо императрицы", действие которого происходит в ту же эпоху, но взятую, в ее исторической составляющей, с точки зрения истории восшествия на престол Елизаветы Петровны, - вымышленные герои лишь пользуются, в своих интересах, своей причастностью к совершающимся вокруг них историческим событиям.

В романе "Слуга императора Павла" (напоминающем в этом отношении "Двадцать лет спустя" А.Дюма, где мушкетеры пытаются спасти от казни английского короля) персонажи тоже предпринимают попытку... воздействовать на ход истории: предотвратить заговор с целью убийства императора Павла I. Но... как мы знаем, в отличие от успешных действий персонажей Волконского в "бироновскую" эпоху, им это не удалось.

В романе 1913 года именно этот кружок молодых, мало кому известных и не оставивших никаких следов после себя на скрижалях истории авантюристов - и является закулисной движущей силой, тайной пружиной серии переворотов (падение Бирона, Миниха, Анны Леопольдовны) - приведших в итоге к воцарению на русском престоле такой фигуры, как императрица Елизавета Петровна.

Мы с таким фантастическим допущением встретились еще в романе 1895 года "Брат герцога". Столь же, и даже еще более безвестный, опустившийся на дно общества герой устраивает союз принцессы Анны Леопольдовны и фельдмаршала Миниха, приведший к свержению регента Российской империи Бирона (именно для этого было использовано то письмо, написанное симпатическими чернилами, которое мы сопоставляли, в качестве отдаленного и неузнаваемого предшественника, с "волшебными червонцами" в романе Булгакова).

В последнем же романе Волконского из этой исторической эпохи за основу взяты те же самые исторические события, но их направляют... уже совсем другие персонажи: вот этот самый агент Жемчугов со своими сообщниками! И участие этих безвестных героев в событиях государственного масштаба организовано здесь уже принципиально по-иному.

В раннем романе герой лишь придает исходный импульс ходу событий; сами же события совершаются в силу своей собственной логики, все свои поступки исторические лица совершают сами. В последнем же романе - компания авантюристов под руководством Жемчугова - выступает... истинным КУКЛОВОДОМ каждого, без исключения, в цепочке исторических событий и участвующих в них исторических лиц!

*      *      *

Еще в самом начале повествования, когда Жемчугов со своим другом собираются свергать режим герцога Бирона, он выражает свое мнение, что незначительный человек способен изменить ход исторических событий:

" - ...Может быть, нам и суждено с тобой свалить герцога...

- Нам с тобой?

- Ты слыхал сказку про великана? - пояснил Митька. - Прошел он громадные горы, добрался до самой вершины самой высокой горы; но тут попался ему под ноги маленький камушек: подвернулась нога у великана на том маленьком камушке, и полетел он со своей высоты. Говорили потом, что великан сам упал, а камушка никто не заметил, и о нем не говорили уже.

- И ты думаешь, это будет возможно?

- А вот увидим".

Аналогичное убеждение в своем всемогуществе герой высказывал еще в первой части дилогии 1912-1913 года, романе "Тайна герцога":

" - ...Ты знаешь, ведь я люблю всегда все делать сам и по возможности не вмешивать других людей; мое выслеживание делается так, что сам человек, сам того не зная, рассказывает мне все. Зачем эти сложные приемы хождения по следам, подглядыванья и высматриванья, когда стоит лишь, если знаешь обстановку и человека, понаблюсти за его словами, и тогда все станет ясно?"

По мере дальнейшего знакомства со следующим романом, становится ясно, на чем основывается эта уверенность героя в том, что он может управлять ходом истории. Он - словно бы заранее знает все те исторические события, которые должны совершиться; и желает достигнуть - именно тех результатов, которые и были действительно достигнуты в ходе ближайшей истории.

Таким образом, ему только и остается - совершать именно те действия, которые могли бы спровоцировать, подтолкнуть ход этих исторических событий!

Конечно же, это автор романа - ЗНАЕТ все те исторические события, которые он описывает таким образом, что его герой - оказывается единственным их виновником, инициатором. Но ВЫГЛЯДИТ это так, создается такая иллюзия, что герой - действительно ЗНАЕТ все те события, которые должны произойти: обладает поистине сверхъестественным знанием о них, и ему только остается поступать так, чтобы ДАТЬ им произойти.

По поводу замыслов героя и его компаньонов то и дело говорится: "гениально". Словно бы они действительно в своей практической деятельности руководствуются неким высшим существом - "гением", обладающим сверхъестественным знанием о будущих событиях.

*      *      *

Эта особенность построения сюжета романа, системы поступков его героя - сразу бросается в глаза и поначалу кажется... крупным недостатком этого произведения; несколько смешной его особенностью, балансирующей на грани пародии (романист М.Н.Волконский - был также автором знаменитых театральных пародий, таких как "Вампука" и "Гастроль Рычалова").

Но осознание истинно ХУДОЖЕСТВЕННОГО СМЫСЛА этой особенности построения повествования - приходит постепенно. И совершается это - именно в связи с осознанием широты, масштабности и серьезности системы предвосхищающих реминисценций романа Булгакова в нем.

Как я уже успел заметить, к реконструкции этой системы, к пониманию системности этого реминисцентного плана - я пришел лишь на самых поздних этапах исследования. Поначалу же я - обнаруживал, не веря собственным глазам, те единичные, точечные реминисценции, о которых я упоминал и которые начали встречаться мне, становиться видимыми - лишь по ходу чтения второй части романа.

Осознание же булгаковской подоплеки сцен из первой части с восточными декорациями и "пятым измерением" - пришло ко мне лишь в результате достаточно трудоемкой аналитической работы.

А вот что было окончательной каплей, заставившей меня поверить в то, что будущий роман Булгакова - действительно присутствует в романе Волконского 1913 года; катализатором этой необходимой аналитической работы, приведшей к реконструкции всей системы булгаковских реминисценций, - была еще одна предвосхищающая реминисценция из последних глав второй части и причем - из совершенно другого литературного произведения: из романа Л.Лагина "Старик Хоттабыч" (1-я редакция - 1938 г., 2-я, переработанная - 1955 г.).

*      *      *

Описывается известный исторический факт: прибытие посольства персидского шаха, имевшего совершенно фантастическую, авантюристическую цель: сосватать их повелителю... цесаревну Елизавету Петровну (тем самым ее противники хотели убрать ее с русской политической арены):

"Слоны, прибывшие с посольством персидского шаха, были с торжеством проведены по улицам Петербурга. Их было четырнадцать, и все они следовали один за другим вперемежку с конными всадниками, гарцевавшими на арабских лошадях. По пути следования этой процессии, тем более странной, что слоны, животные чисто южные, шли по снегу, были выставлены войска и, конечно, толпилась масса народу.

Особенно многолюдно было на Дворцовой площади.

Сюда, чтобы поглазеть на слонов, явился и Митька Жемчугов. Он прислушивался к говору в толпе, изредка кидая то или иное слово, и остановился пораженный, увидев неподалеку от себя человека, который был очень похож на Станислава Венюжинского, но был одет в персидский костюм, с мерлушковой плоскодонной шапкой на голове..."

И мы, окинув взглядом эту картину: шум удивленной толпы, экзотика восточных животных, их контраст улицам русского города - вспоминаем сцену... из романа Лагина, особенно впечатляюще запомнившуюся по своей киноэкранизации: караван восточных животных с подарками, который джинн Хоттабыч перенес на улицы современной, 1930-х годов, летней Москвы в дар своему "повелителю" Вольке-ибн-Алеше!

*      *      *

И вот, присутствие, обнаружение, опознание в тексте романа 1913 года - ЭТОЙ реминисценции нас уже... не удивило. Потому что - мы уже словно бы... ожидали ее; потому что именно она - замкнула для нас, закрепила уже неколебимо круг осознанных и полуосознанных нами БУЛГАКОВСКИХ реминисценций в этом романе.

Утверждая это, мы имеем в виду сравнительно недавно сделанное наблюдение исследовательницы (М.О.Чудаковой), обнаружившей некоторые сходства, параллели между романами Лагина и... Булгакова. И в частности, параллель между двумя сценами: выступлением "черного мага" Воланда в театре Варьете и - выступлением джинна Хоттабыча в московском цирке.

Реминисценция одного будущего романа, детского, в романе Волконского - дополняет одну из заключительных реминисценций романа Булгакова в нем, о которой мы уже говорили и о которой еще пойдет речь в дальнейшем.

А чтобы читатель не сомневался, что этот отпечаток уличной сцены из детской книжки имеет самое существенное отношение к плану булгаковских предвосхищающих реминисценций в романе - в дальнейшем тексте той же сцены имеется... цитата, или - черновик, набросок знаменитой, каждому известной цитаты из романа Булгакова.

Мы уже наблюдали подобное явление, когда рассматривали отражение булгаковских мотивов в романе А.П.Павлова: в том случае предвосхищение булгаковского текста относилось к одному из участников компании Воланда - Коровьеву. Теперь, в романе Волконского это происходит с фрагментом текста, относящимся к другому из этой группы персонажей.

На фоне шествия слонов происходит, как видим, встреча героя с его старым знакомым - бывшим бироновским агентом Станиславом Венюжинским, той самой жертвой его беспощадной мистификации, которая описывалась в первой части. И нам уже доводилось упоминать о том, что, вследствие этой мистификации, он считает главного героя не только человеком, обладающим сверхъестественными способностями, но и чуть ли - не сверхъестественным существом.

"Хорошо, если вы - только колдун, а то, может, и похуже!" - говорит он ему при их предыдущей встрече.

*      *      *

Иными словами - считает его существом, сродни тем фантастическим существам, которые в романе Булгакова составляют компанию Воланда. И которые поэтому - встречают со стороны окружающих реакцию, ярко проявившуюся уже при первом столкновении с ними Бездомного и Берлиоза.

Даже когда они беседуют с дружественно настроенным по отношению к ним, но обыкновенным земным человеком - с его стороны неизбежно возникает, проявляется сомнение в реальности их существования. Именно эту реакцию компания Воланада вызывает у Мастера сразу после его появления среди них, хотя она вызвана его болезненным состоянием и распространяется даже на Маргариту:

"Мастер отстранил ее от себя и глухо сказал:

- Не плачь, Марго, не терзай меня. Я тяжко болен. - Он ухватился за подоконник рукою, как бы собираясь вскочить на него и бежать, оскалил зубы, всматриваясь в сидящих, и закричал: - Мне страшно, Марго! У меня опять начались ГАЛЛЮЦИНАЦИИ!"

Но та же тема - вновь поднимается и в начавшемся разговоре после того, как совместными усилиями Мастер был успокоен:

"... - Вы знаете, с кем вы сейчас говорите, - спросил у пришедшего Воланд, - у кого вы находитесь?

- Знаю, - ответил мастер, - моим соседом в сумасшедшем доме был этот мальчик, Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас.

- Как же, как же, - отозвался Воланд, - я имел удовольствие встретиться с этим молодым человеком на Патриарших прудах. Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету! Но вы-то верите, что это действительно я?

- Приходится верить, - сказал пришелец, - но, конечно, гораздо спокойнее было бы считать вас плодом ГАЛЛЮЦИНАЦИИ. Извините меня, - спохватившись, прибавил мастер.

- Ну, что же, если спокойнее, то и считайте, - вежливо ответил Воланд.

- Нет, нет, - испуганно говорила Маргарита и трясла мастера за плечо, - опомнись! Перед тобою действительно он!

Кот ввязался и тут:

- А я действительно похож на ГАЛЛЮЦИНАЦИЮ. Обратите внимание на мой профиль в лунном свете, - кот полез в лунный столб и хотел что-то еще говорить, но его попросили замолчать, и он ответив: - Хорошо, хорошо, готов молчать. Я буду молчаливой ГАЛЛЮЦИНАЦИЕЙ, - замолчал".

Вот эта знаменитая, всем известная реплика из романа Булгакова - и имеет свой как бы черновой вариант в тексте романа Волконского.

*      *      *

Происходит это во время последовавшего за их встречей допроса главным героем Станислава Венюжинского, состоящего теперь при персидском посольстве, о его секретном поручении:

"... - Говори правду, а то я зову слуг, чтобы вязать тебя, - пригрозил ему Митька.

- Я шел с поручением от пана переводчика.

- К кому?

- К Андрею Ивановичу Остерману.

- Ого! И что же, у тебя письмо к нему?

- Да, секретное. Пан переводчик велел мне снести письмо именно сегодня, пока персы заняты со слонами и не могут выследить меня... чтобы я не попался им.

- А ты попался мне. Хорошо!

- Я всегда попадаюсь вам в трудные минуты. Вы - злой дух моей жизни. Я с вами сейчас разговариваю и думаю: "А что если вас нет на самом деле, а это - только злое ВИДЕНИЕ?"

- Я-то, брат, не ВИДЕНИЕ, а вот ты, кажется, морочишь меня, и никакого письма у тебя нет..."

Психическое явление называется в двух случаях разными словами, но обратим внимание на одну стилистическую подробность, которая свидетельствует о прямой преемственности текста: в обоих случаях эти названия - получают... эпитет. Персонаж Волконского говорит о "злом духе" своей жизни, и соответственно - называет его "ЗЛЫМ видением".

В данной реплике эта добавка бросается в глаза, но ведь то же самое - происходит и у Булгакова в реплике Бегемота, где эта добавка незаметна на общем ее шутовском фоне: кот обещает быть - "МОЛЧАЛИВОЙ галлюцинацией.

*      *      *

Сама ситуация, в которой повторяется это рассуждение о степени реальности собеседника, - аналогична ситуации в булгаковском романе! С одной стороны, эту "цитату" обрамляют - прямо противоположные друг другу глаголы речи: от персонажа в романе Булгакова требуют ЗАМОЛЧАТЬ; в романе Волконского - требуют ГОВОРИТЬ.

И в то же время: Воланд - тоже ведет... ДОПРОС перенесенного к нему из клиники для душевнобольных персонажа; первые фразы их разговора звучат именно как допрос по всей форме:

" - ...Кто вы такой?

- Я теперь никто, - ответил мастер и улыбка искривила его рот.

- Откуда вы сейчас?

- Из дома скорби. Я - душевнобольной, - ответил пришелец...

- Вы знаете, с кем вы сейчас говорите, - спросил у пришедшего Воланд, - у кого вы находитесь?..."

Он расспрашивает его, чтобы узнать о том, в каком он находится состоянии, о его взглядах; хотя, конечно, - и на совершенно иных условиях, с иными целями и с иным к нему отношением, чем агент Тайной канцелярии Жемчугов - бывшего агента его врага, Бирона.

*      *      *

Не менее интересно обратить внимание на то, ГДЕ у повествователя 1913 года происходит этот допрос. У Булгакова действие происходит во время устроенного после бала ужина; поэтому, в частности, при появлении Мастера фигурирует соответствующая деталь:

"...Маргарита упрашивала мастера дрожащим голосом:

- Выпей, выпей. Ты боишься? Нет, нет, верь мне, что тебе помогут.

Больной взял стакан и выпил то, что было в нем, но рука его дрогнула, и опустевший стакан разбился у его ног...

- Еще! - приказал Воланд.

После того, как мастер осушил второй стакан, его глаза стали живыми и осмысленными".

Жемчугов сталкивается с Венюжинским на Дворцовой площади, но для обстоятельного разговора он приводит его в другое место, а именно - в находящуюся неподалеку, у набережной Мойки, кофейню.

И это - именно та кофейня, которая уже известна нам по начальным главам романа и особенностью которой является наличие потайных комнат для подслушивания разговоров посетителей - одно из тех изобразительных средств, с помощью которых в романе Волконского создавался аналог пространства "пятого измерения" в романе Булгакова:

"...Жемчугов велел ему идти вперед, а сам пошел сзади, крепко держа его за локоть и направляя его путь. Таким образом он привел его в зеленую комнату кофейни Гидля через задний ход.

- Где мы? - спросил Станислав.

- В кофейне Гидля. Не страшно! - успокоил его Митька и велел слуге подать кофе.

Лакей исполнил приказание и удалился..."

Что было в стаканчике, поданном Мастеру, - мы не знаем, но здесь, как мы видим, в разговоре тоже фигурирует - напиток, кофе.

*      *      *

В булгаковском эпизоде поданный Мастеру стаканчик - не просто дань вежливости со стороны хозяина; он имеет для него - целебное действие, помогая ему справиться с одолевающей его болезнью:

"...Маргарита вцепилась в больничный халат, прижалась к нему и сама начала бормотать в тоске и слезах:

- Боже, почему же тебе не помогает лекарство?

- Ничего, ничего, ничего, - шептал Коровьев, извиваясь возле мастера, - ничего, ничего... Еще стаканчик, и я с вами за компанию.

И стаканчик подмигнул, блеснул в лунном свете, и помог этот стаканчик. Мастера усадили на место, и лицо больного приняло спокойное выражение".

И даже это обстоятельство - отражено в повествовании 1913 года, только оно здесь имеет - прямо противоположное значение. Персонаж опасается, что в поданном ему напитке - будет содержаться не целебное для него, а какое-нибудь отравляющее средство:

"... - Ну теперь мы с глазу на глаз,  обратился Митька к Венюжинскому.

- Только я пить ничего не буду, - поспешно сказал тот. - Боюсь!

- Позвольте, пан Венюжинский, - возразил Жемчугов, - во-первых, это вы меня спаивали, и даже два раза, сонным зельем, а во-вторых, сейчас мне незачем употреблять с вами хитрости..."

В булгаковском эпизоде, кстати, тоже упоминается кофе, и тоже - невыпитый. После одной из выходок Бегемота:

"... - Пошел вон, - сказал ему Воланд.

- Я еще кофе не пил, - ответил кот, - как же это я уйду?..."

И даже "зелье", которого опасается персонаж романа 1913 года, - в романе Булгакова... тоже присутствует!

Болезненное состояние Мастера будет выражаться восклицанием: "О боги, боги..." При описании писательского ресторана в первых главах романа то же восклицание: "О боги, боги мои..." - звучит из уст самого повествователя. Но здесь оно сопровождается дополнением - которое уже прямо соответствует опасениям персонажа романа 1913 года: "...яду мне, яду!"

Первая часть этого восклицания - теперь была вложена в уста персонажа, наверное, именно для того, чтобы - благодаря второй ее, непроизнесенной части - напомнить о соответствующем мотиве в сцене предшественника.

*      *      *

И даже на такое обстоятельство можно обратить внимание: в результате этого допроса - в руки Жемчугова попадает то самое секретное ПИСЬМО от переводчика персидского посольства Остерману, которое несет ему Венюжинский; в результате расспросов Воландом Мастера к нему, как все мы знаем, попадает... РУКОПИСЬ его романа.

Более того, предметом обсуждения собеседниками у Волконского становятся особенности оформления этого письма. Отличие литературного произведения от письма в том, что оно - не имеет конкретного адресата, адресовано всем, кто захочет его прочитать. И этот же вид... имеет секретное письмо в романе Волконского:

" - ...Вот это письмо. - И Станислав вынул сложенный и тщательно запечатанный лист бумаги, но без всякой на нем надписи.

- Так тут не написано кому, - сказал Митька.

- Если я передаю секрет в руки, - объяснил Венюжинский, - то адреса не нужно.

- Ну-ка, передай мне! - И Митька взял из рук Станислава письмо.

Тот рванулся к нему.

- Одно движение или слово, - строго сказал ему Митька, - и я зову слуг!

Венюжинский съежился и затих.

- Так как это письмо никому не адресовано, - продолжал Митька, - то я считаю себя вправе распечатать его и прочесть. Ни слова, пан Венюжинский!.."

А теперь сравним болезненную реакцию обладателя этого письма, попавшего в руки его противника, - с реакцией Мастера на появление уничтоженной рукописи его романа:

"...Воланд взял в руки поданный ему экземпляр, повернул его, отложил в сторону и молча, без улыбки, уставился на мастера. Но тот неизвестно отчего впал в тоску и беспокойство, поднялся со стула, заломил руки и, обращаясь к далекой луне, вздрагивая, начал бормотать:

- И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги, боги..."

В общем, не приходится сомневаться в том, что эта сцена в романе 1913 года - является отпечатком, проекцией сцены из будущего романа Булгакова.

*      *      *

После этого открытия присутствия сказки Лагина в одном из заключительных эпизодов романа 1913 года - у меня и произошел пересмотр всего накопленного к тому времени в моем читательском опыте восприятия этого романа материала присутствующего в нем булгаковского реминисцентного плана. После этого пришлось взглянуть совершенно иными глазами и на ту удивительную гармонию, в качестве причины и следствия, между поступками героя и историческими событиями, которые должны произойти.

Эта "гармония" предстает в совершенно ином виде, когда оказывается ясным, что она является - частью изобразительной системы булгаковского романа, которая - проецируется на это повествование.

Деятельность героя и его команды оказывается в изображении Волконского - как бы "изнанкой", закулисной стороной русской истории - стороной, которой мы не видим, когда созерцаем составляющие ее, русскую историю, события. А здесь, в романе, нам как бы одновременно показывается - и "лицевая" сторона истории, и ее (совершенно фантастическая, конечно) "изнанка". Обе они - оказываются как бы на одной стороне, на видимой плоскости литературно-художественного изображения.

Точно так же, одним словом, как будет происходить с плоскостью московского быта 1920-х годов и "измерением Воланда" в романе Булгакова.

И лишь после того, как у меня сформировался этот, репрезентативный для художественной структуры повествования, образ героя романа - как человека "с другой стороны" общеизвестных исторических событий; "кукловода", управляющего этими историческими персонажами; механика, двигающего эти исторические "декорации", - мне наконец удалось установить источник еще одной предвосхищающей реминисценции в романе, который... я до тех пор никак не мог вспомнить.

Я ранее сказал, что реминисценция из романа "Золотой теленок" (присоединение к компании О.Бендера Паниковского) - была второй, после реминисценции из телефильма "Место встречи изменить нельзя" (переселение Жеглова в квартиру Шарапова), которую мне удалось распознать в первой части романа. И это - действительно так.

Но между ними - располагается фрагмент, текст которого - намертво застрял в моей памяти и навязчиво напоминал о себе как о содержащем... еще какую-то, крайне важную для понимания художественного замысла всего романа в целом, реминисценцию из очень хорошо всем знакомого произведения. Но вот только из какого именно - я почти до самого конца книги не мог вспомнить!