Даниил Сергеевич Роговцев, благородный дворянин и председатель суда, обладал мудростью и авторитетом, сравнимым с библейским Соломоном. В светском обществе он считался безупречным образцом галантности и добродетели. Единственный изъян, присущий амбициозным и деятельным мужчинам, не обошёл его. Он был чрезвычайно ревнив.
В каждом браке, давая клятву верности очередной избраннице в церкви, он с неподдельной искренностью молил Господа: "Боже, раздели со мной муки, воззри, как она дьявольски хороша".
За свою богатую событиями жизнь господин Роговцев успел сочетаться браком трижды, каждый раз выбирая лучших красавиц своего времени. Вот и четвертая супруга, Анна Леопольдовна, дочь состоятельного помещика, была воплощением редкого сочетания красоты и ума. Её появление в свете всегда вызывало восторженные взгляды мужчин, повергая душу Даниила Сергеевича в смятение и нервозность.
Но сегодня ничто не могло омрачить настроение председателя суда. Горячее летнее утро на Садовой улице заливало пространство ярким светом, наполняя помещение теплом и свежестью через распахнутые настежь окна. В небольшой комнате, заставленной массивной дубовой мебелью, Даниил Сергеевич расхаживал из угла в угол, словно тигр в клетке. Он зачитывал подготовленную речь и энергично жестикулировал. Мужчина спешил на судебное заседание, где должен был слушаться очередной процесс о растрате.
- Наталья! - отчаянно выкрикнул он. - Где мой костюм?!
Наталья, тридцати двух лет, дородная и крепкая женщина из крестьян, которая с детства служила в доме Роговцевых, раскраснелась, как медный самовар, старательно разглаживая брюки.
"Несу, несу, - мелькнуло в её мыслях. - Экий нетерпеливый. Совсем замучили его эти бесконечные судебные заседания".
Бумаги, словно опавшая листва, хаотично устилали пол комнаты. Солнечные лучи, отражаясь в белом, заливали помещение ярким светом.
Облачившись в безупречно отглаженный костюм, точно в доспехи, он выглядел безупречно. Рядом стояла очаровательная супруга, искренне любуясь мужем.
Даниил Сергеевич, преисполненный уверенности, нежно поцеловал жену, перекрестился на икону в углу комнаты и бодро спустился вниз по крутой лестнице. Широко улыбаясь и не оглядываясь, он стремительно пересек коридор и уселся в запряженную коляску.
- Да-а, - протянул судья, глубоко вдохнув воздух. Радость переполняла его сердце. Однако для полноты торжества ему не хватало праздничного бравурного марша в исполнении сводного полкового оркестра под управлением капельмейстера.
- Жаль, - задумчиво произнес благословенный муж.
Туман тщеславия кружил его голову. Судья уезжал, предвкушая триумф, даже не подозревая, что папка с заготовленной речью осталась на комоде в прихожей. Воображаемая музыка оркестра мешала ему сосредоточиться.
Погруженный в свои фантазии, Даниил Сергеевич покачивался в медленно ехавшей коляске. Ему представилось,что он восседает в кресле председателя, возвышаясь над пестрой и гомонящей толпой, рассматривая подсудимого. Подсудимый казался ему жалким и ничтожным, словно букашка под острым взглядом сквозь линзы очков. Кража трехсот рублей из кассы торгового общества являлось преступлением, не достойным малейшего снисхождения. В своём воображении судья артистично обличал, грозил и наставлял провинившегося, создавая целую драматическую картину правосудия. По мере приближения к зданию суда его презрение к Порфирию Глазкову только нарастало. В мечтах он лично надевал кандалы подсудимому, видя в этом высшую справедливость и единственный путь к раскаянию преступника. Слеза умиления скользнула по его щеке.
По пути в суд произошли два незначительных происшествия. Сначала из подворотни выскочила маленькая злобная собачонка и попыталась укусить лошадь. Та лишь фыркнула и постаралась прижать назойливую "блоху" копытом. Затем неизвестно откуда взявшаяся чёрная кошка дважды перебежала дорогу.
Кучер останавливал повозку, яростно ругаясь:
- Куда же ты лезешь, чёрная стервь!.. - и пытался изменить маршрут. Однако Даниил Сергеевич, не верил в приметы и требовал не менять направления. Лишь у здания суда он обнаружил пропажу документов и был вынужден вернуться.
Вот он - родной дом!
Времени до заседания было предостаточно, и мужчина неторопливо, с легкой улыбкой поднимался по потертому деревянному крыльцу. Подойдя к комоду в коридоре, он внезапно замер: самодовольное выражение судьи мгновенно сменилось настороженным, звериным оскалом.
На комоде поверх папки с документами лежали мужские кожаные перчатки. Даниил Сергеевич протянул руку и прикоснулся к ним. "Еще теплые", - промелькнула мысль. В следующий миг он уже перепрыгивал через ступеньки, устремляясь к спальне жены.
Дверь была заперта. Прижавшись ухом к двери, он различил еле слышный скрип половиц, шорох одежды и прерывистое, взволнованное дыхание. Воздух был насыщен посторонним, резким парфюмным ароматом.
' Серж дорогой... аккуратно... Серж нас могут услышать..' - услышал Даниил Сергеевич.
"У нее есть любовник! - мысль обожгла сознание, как удар молнии.- Я это знал!'
Грудь тут же сдавило тугим обручем сомнений. Предательство, которого он так опасался, свершилось - и притом стремительно.
Слова жены о верности теперь казались издевкой. "Как же так?" - метались обрывки мыслей.
Часы в коридоре отбили двенадцать. Каждый глухой удар отзывался болью в душе потрясенного мужчины. Он сбежал по лестнице, машинально схватив папку, словно последнюю надежду на спасение. Бежал от себя, от невыносимой реальности, от всех - навстречу неизвестности.
- Встать, суд идёт, - прозвучал громовой голос пристава.
Из-за дубовой перегородки на судью смотрел высокий кучерявый молодой человек лет двадцати пяти. Его миловидное лицо выражало бесстыдство и даже развязность.
"А ведь такой женщинам может понравится, - со злостью подумал мужчина. - Ну уж держись ловелас, спуску я тебе не дам!'
Председателю суда надо было срочно успокоиться, но усы подсудимого и его самодовольная улыбка сводили обманутого мужа с ума.
'Сейчас в моём доме возможно такой... Да нет... непременно такой... Обесчестил меня в моём же доме. О, я знал что женщинам нельзя верить. Это последнее дело. Но...'
Это "но" перетекала из одной мысли в другую, и фантазии уязвлённого человека были насквозь какие-то пошлые и грязные. Хотелось завыть...
Обычная жизнь человека превращалась в обычный ад.
Даниил Сергеевич чувствовал невообразимую тяжесть в голове. Он представлял себя праведником, попавшим в сети лжи и обмана.
'Как давно? Кто этот прохвост? Паучье семя! - мучился судья. - Да впрочем, какая разница'.
'Пожалуй-то разница и есть!.. - добавил он к своим мыслям. - В моём же доме!!'
Злоба на себя и на весь мир не проходила.
'Задушить вот этими руками! - думал обманутый муж, разглядывая и сжимая ладони. - Нет, этого мало! Сначала обличить, опозорить, как они меня!! Имя честного порядочного человека!!!'
Душа требовала искупления
Судебная тяжба тянулась невыносимо долго. Время по капле истощало силы обманутого мужа, истончая грань за которой начинается настоящее безумие. Заседание суда, его речь и сама жизнь казались ему калейдоскопом бессмысленным нелепых действий. Председатель суда растерянно смотрел в пространство перед собой, где протекала обычная рутина.
Адвокат с показной убедительностью навязывал суду придуманную версию событий, мастерски обходя острые углы. Присяжные безмятежно дремали, прикрывая зевки ладонью. Секретарь монотонно скрипел пером и даже беспечная муха равнодушно ползала по столу, не пытаясь взлететь. Когда же обвинитель нудным голосом начал зачитывать заключение, раскачиваясь в такт собственным интонациям, Даниил Сергеевич едва сдерживался. У него возникло острое желание схватить топор и размозжить голову обвинителю. Желание было настолько сильным, что судья избегал встречаться с ним взглядом.
Краем глаза он заметил молоденькую особу в первом ряду - кокетливо болтающую ножками и кидающую многозначительные взгляды подсудимому. "Какая мерзость! - подумал мужчина, видя в её облике воплощение женского предательства. - Взять бы тебя и выпороть! Непременно выпороть!! Вертихвостка!.. Обман, кругом обман!!..'
Даниил Сергеевич не помнил, как закончился суд. Выйдя на улицу, он долго и рассеянно бродил по городу, шарахаясь от людей и повозок, и только под вечер ноги привели его к собственному дому. В окнах горел яркий свет, а на занавесках отражались тени, в которых отчетливо вырисовывался мужской силуэт, державший женский за руку.
"Уже и не прячутся" - это была не мысль, а приговор.
Даниил Сергеевич, опустив плечи, медленно и обречённо поднимался по ступенькам к входной двери.
- Ой, барин! - заметив его, Наталья взвизгнула и убежала на второй этаж.
'Ах, вот оно как меня теперь встречают', - процедил сквозь зубы судья, в душе которого окончательно иссякла вера в человечество. 'Предатели', - с горечью подумал он.
В прихожей на вешалке он увидел длинное мужское пальто и серую фетровую шляпу. Чужой, но уже знакомый с утра ядовитый мужской парфюм отравлял воздух. Спокойно, без эмоций судья поднялся в свой кабинет, снял старинное ружье с турецкого ковра и решительно направился к комнате жены. Остановившись перед входом, он аккуратно постучал в дверь.
Дверь открыла Наталья. Увидев ружье, она громко вскрикнула и прикрыла рот ладонями.
- По-здра-вля... - голос жены оборвался на полуслове. Улыбающаяся Анна Леопольдовна держала за руку своего родного брата Сергея, который приехал из Тамбова на выставку.
Сюрприз удался!
Даниил Сергеевич совсем забыл, что сегодня его день рождения. На столе стоял шикарный торт с горящими свечами, а рядом лежали новенькие лайковые перчатки, украшенные красной лентой. В дверях с безумными глазами стоял "обманутый муж", направляя ружье в пустоту.