Аннотация: Рассказ играл на весеннем Азимуте, вошел в финальную десятку.
Халь Евгения, Халь Илья
Не спалось. Мысли злыми пчелами роились в голове, жалили образами из прошлого.
"Бессонница, Гомер, тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины", - всплыло в памяти.
Он встал и отправился на кухню. Поставив чайник на плиту, подошел к окну. Предрассветная улица крепко спала, укрывшись одеялом первого снега с цветными заплатками автомобилей на стоянках. Внезапно бледное женское лицо отразилось в стекле. Обернулся - кухня пуста. Он отошел от окна, ожидая нападения. Пятый этаж ее не остановит. Что может остановить женщину, которая пережила своих детей?
Узкие ладони прижались к стеклу снаружи, ненавистью полыхнули черные глаза.
- Будь проклят, Ясон! - крикнула женщина, и ударила по стеклу. Оно разлетелось осколками, голодный ноябрьский ветер ворвался в теплый дом.
- Прости меня, Медея! - прошептал Ясон, и опустился на пол, прижавшись спиной к стене.
- Будь проклят... - подхватил ветер.
***
К полудню распогодилось. Анемичное питерское солнце робко коснулось крепкого плеча хмурой тучи, и та, ворча, уступила дорогу бледным лучам. Золотистые блики радостно заиграли на стеклах элитного жилого комплекса на берегу Финского залива.
Из темной воды залива вышел мужчина в черной одежде: спортивная короткая куртка, широкие брюки военного образца и шапочка-чеченка. Несмотря на то, что он вышел из воды, одежда, бледное лицо и бесцветные волосы оставались совершенно сухими. Мужчина открыл вычурную входную дверь, и оказался в зимнем саду.
Карликовые апельсиновые деревья, пальмы в кадках возле лифта, хищные извивы лиан на стенах - все это тропическое великолепие почти скрывало стол охранника. Охранник скучал. Работенка была не пыльной, получше других: сиди себе да кроссворды разгадывай. Богатые "буратинки" оказались на редкость необщительны, посетителей было немного, публика приличная. В основном, скучающие дамочки фотомодельного типа в сопровождении подозрительно красивых водителей да важные господа апоплексического телосложения, окруженные мордоворотами-охранниками. Поэтому при виде высокого мужчины в черной одежде интуиция охранника дала сбой. Он лениво поднялся со стула, машинально отметив про себя, что лицо незнакомца напоминает кого-то из жильцов, но в черно-белом варианте, как негатив, потому что незнакомец был альбиносом. Красные глаза, не мигая уставились на охранника. Из-под шапочки- чеченки выбились бесцветные волосы. Охранник, не приближаясь к незнакомцу, сказал:
- Добрый день. Вы в какую квартиру? Я должен сначала по телефону позвонить, предупредить жильцов, что к ним гости пожаловали. Это порядок та... - договорить он не успел.
Вошедший быстрым, почти незаметным движением выхватил из кармана маленькое - величиной с пол-ладони - вогнутое зеркало, и направил его на охранника - тот замер неподвижно. Альбинос подошел к нему, снял с пояса кольцо с запасными ключами, на каждом из которых был выгравирован номер квартиры, не торопясь нашел нужный, аккуратно повесил кольцо обратно на пояс, и направился к лифту. Перед тем, как дверь лифта закрылась, он снова направил на охранника зеркало, и мужчина ожил. Он потер глаза, недоуменно огляделся по сторонам, пытаясь вспомнить, зачем встал из-за стола. Так и не припомнив, медленно, словно во сне, вернулся к кроссворду...
...Марина Изотова собиралась пробежаться по бутикам вместе с подругами, а потом заскочить в салон красоты. Она крутилась перед зеркалом, то собирая на затылке каштановые пряди, то снова распуская их по плечам. Вечером намечалась грандиозная вечеринка, на которой собирался весь питерский бомонд. Ожидались также московские гости: бизнесмены, политики и профессиональные тусовщики. Мероприятие было не только увлекательным, но полезным: влиятельные люди - это прежде всего богатые пациенты для мужа Марины - Никиты.
Никита был молодым и способным хирургом, но знакомиться с нужными людьми не умел. На светских мероприятиях он находил тихий уголок и забивался в него с бокалом в одной руке и сигаретой в другой. Изотов любил наблюдать за весельем со стороны, слушать чужие разговоры - сам он в основном молчал, был спокоен и слегка отстранен.
К тусовкам он так и не привык. Среди светской мишуры в нем вдруг просыпались комплексы мальчика из провинциального городка. Никита всего добился своим трудом: закончил школу с золотой медалью, с грошами в кармане приехал в Питер, поступил в мединститут, который закончил с отличием. Будучи студентом, жил впроголодь, перебиваясь мизерными подработками, и поэтому привык ценить свое время. Время нищего плотно набито хлопотами и тяжелой работой. Люди тусовки - эти сибариты, которые просыпались в полдень, и искали, чем бы заполнить тоскливые часы безделья, казались ему небожителями. И стоя посреди ночного клуба, в костюме модного бренда, купленного заботливой женой, с бокалом настоящего - не паленого - мартини в руках, Никита внутренне съеживался, словно он украл эту чужую жизнь. Ему казалось, что кто-нибудь из небожителей, проходя мимо, презрительно сморщит нос:
- От вас, любезный, курицей несет. Извольте выйти вон!
Оживлялся Никита только на работе, полностью преображаясь: шутил с медсестрами, подтрунивал над анестезиологом, непременно спрашивая, сколько пациент заплатил за то, чтобы заснуть, и сколько ему предстоит заплатить, чтобы проснуться. С больными был внимателен, а главное, очень их жалел.
Марина золотой рыбкой скользила по тусовкам. Дочка крупного советского номенклатурщика, вовремя примкнувшего к новой власти и бывшей примы-балерины Кировского театра, к тридцати годам она успела повидать полмира, и в шутку называла себя специалистом по пиару Никиты, заводя нужные знакомства. А для этого нужно было выглядеть на все сто. Жизненный опыт научил ее, что мужчины охотнее слушают женщину, если им есть на что посмотреть.
Первые пять минут разговора, все эти словесные реверансы: "Как ваши дела?", "Как погода?" - заинтересованный мужской взгляд незаметно скользит по вечернему платью сначала вниз, потом поднимается к лицу, и вот тут-то можно переходить к делу:
- Кстати, познакомьтесь с моим мужем Никитой. Он очень перспективный хирург, вот-вот откроет частную клинику только для солидных людей, ну, вы меня понимаете, - будущий потенциальный спонсор клиники Никиты важно кивал, даже если совсем не понимал, о чем речь, раздумывая, как бы затащить Машу на ужин, потому что с завтраком она у мужчин никак не ассоциировалась.
В прихожей послышался щелчок отпираемого замка.
"Наверное, Никита снова что-то забыл, в последнее время он стал очень рассеян", - подумала Марина и пошла в прихожую.
-Я заразила тебя рассеянностью? - спросила она и осеклась, замерев на месте от ужаса. Перед ней стоял незнакомый мужчина. Он, не мигая, смотрел на Машу. Глаза поблескивали красным, как на засвеченных фотографиях. Незнакомец протянул к ней руку - в ладони сверкнуло золотом маленькое зеркало.
"Я где-то видела это лицо... - подумала она на грани обморока, - Никита! Боже мой, он похож на Никиту, только бесцветного, словно негатив". Мужчина шагнул к ней, и Марина потеряла сознание.
***
"Подземная стоянка - идеальное убежище для виноватых мужей", - усмехнулся Никита Изотов, закуривая сигарету. Он припарковался десять минут назад, но подниматься домой не спешил, готовясь к семейному скандалу. Разгневанная Марина, при полном параде, в вечернем платье и с красивой прической, наверняка, мечется сейчас по гостиной, репетируя обвинительную речь. Так же, как Никита сейчас репетирует оправдательную. Тяжелый день, внеплановые операции - из-за всего этого он совершенно забыл о вечеринке, хотя жена предупредила его еще позавчера.
- Ну, пора, - пробормотал он, выбрасывая сигарету, - раньше сядем - раньше выйдем, - Никита запер машину, поднялся в подъезд, поздоровался с охранником:
- Вечер добрый! К нам сегодня кто-то приходил?
- Нет, Никита Александрович, никого не было.
Изотов почуял неладное, когда несколько раз позвонил в дверь, и не услышал дробного перестука каблучков.
"Неужели она уехала одна? Не может быть!", - подумал он, отпирая дверь ключом. В прихожей валялась на полу вечерняя сумочка, из которой высыпалась косметика: пудреница, помада. Беда! Никита кожей почувствовал беду. Ни одна женщина, а особенно такая, как Марина, не позволит, чтобы косметика валялась на полу. И что особенно поразило Никиту - это давящая, тревожная тишина в доме. Жена не выносила тишины, поэтому в квартире всегда играла музыка или бормотал телевизор.
- Марина! - он метнулся в гостиную - никого.
Никита бросился в спальню. Жену он нашел в углу, между стеной и тумбочкой. Она сжалась в комок, сидя на полу и прижимая к груди альбом с фотографиями. Рядом лежали пустые рамки от снимков, которые прежде стояли в гостиной и в кабинете Никиты. Глаза у Марины были испуганные, затравленные, как у больного зверька. Одна нога обута, вторая - босая, платье измято, руки, судорожно сжимающие альбом, дрожали.
- Что с тобой, милая? - Никита опустился на пол, осторожно погладил ее по щеке.
- Он стер тебя со всех фотографий, - горячо зашептала она, хватая мужа за руку, - он пришел и забрал тебя. Я думала, что если тебя нет здесь, - она открыла альбом и показала ему свадебную фотографию, - то тебя вообще нет, нигде нет, понимаешь?
- Ну, что ты, родная, я же здесь с тобой, - Никита осторожно приподнял ее и посадил на кровать.
"Черт подери, она опять сорвалась!"
Марина сидела на кокаине, когда познакомилась с Никитой. Папины деньги позволяли употреблять, и при этом выглядеть достойно, не скатываясь на дно. Отец несколько раз отправлял ее в дорогие клиники, но первый же визит в ночной клуб, в компании закадычных друзей из таких же богатых семей, заканчивался снюханными в туалете дорожками. Никита, далекий от гламурных забав, терпеливо и осторожно отлучил Марину от кокса и старых друзей, за что тесть был готов носить его на руках. Дорогая квартира и хорошая машина были частью отцовской признательности. Тесть на радостях пытался купить Никите партнерство в частной клинике, но Изотов не согласился. Заработать на собственную клинику - дело чести. От квартиры и машины он тоже с удовольствием отказался бы, но Марина привыкла к роскоши, которую Никита пока обеспечить ей не мог, а с привычками жены приходилось считаться.
- Родная моя, скажи мне честно: что ты приняла и какую дозу?
- Ничего я не принимала! - она залилась слезами, - он вернется и заберет тебя, я чувствую, - Марина забилась в его руках. Никита обнял ее, пытаясь успокоить, фотографии рассыпались по кровати, и Никита вдруг увидел, что она имела ввиду. На всех свадебных фотографиях была одна только Марина, без него.
Изотов схватил снимки и начал их просматривать, один за другим. Марина в фате перед зданием ЗАГСА, Марина во главе свадебного стола, а его, Никиты, нет! Он схватил альбом, судорожно перелистнул страницы, ища детские фотографии, на которых он был с мамой. Пустые фоны, старенькая мебель в их крошечной квартире, аттракционы в парке, куда она его водила, и больше ничего. Ни Никиты, ни матери.
"Чушь! Страшный сон! Так не бывает!"
Марина вдруг затихла, глядя куда-то за спину Никиты. Еще не обернувшись, Изотов почувствовал, что там кто-то есть, а когда обернулся, то увидел высокого мужчину, как две капли воды похожего на него самого. Только одна деталь рознила их: незнакомец был альбиносом. Двойник растянул губы в подобии улыбки и прошептал:
- Когда я вырасту и стану великаном...
- Откуда ты знаешь? - Никита сделал шаг к нему, но незнакомец по-прежнему остался на том же расстоянии, словно Изотов не сдвинулся с места. Эта фраза была их с мамой секретным паролем, волшебными словами, когда было плохо, страшно и тяжело. Никита никогда никому не рассказывал об этом, но бесцветный двойник знал. Откуда? Альбинос протянул руку к Никите ладонью вперед, сверкнуло вогнутое зеркало, и Изотов вдруг физически почувствовал, как память уходит от него. Он мысленно ухватился за воспоминания, за зимние сумерки...
...ранние зимние сумерки сытой кошкой свернулись в прихожей. Десятилетний Никита ждет у входной двери. На лестнице раздаются шаги матери, щелкает замок.
- Никитушка-китушка, - мама устало улыбается, сбрасывая поношенную дешевую шубку - ровесницу сына. Купить новую она себе не позволяет, да и некогда ей за обновками по магазинам бегать. Утром - работа в поликлинике участковым врачом, ночью - дежурства в больнице, чтобы у сына все было не хуже, чем у людей.
- Что сидишь в потемках?
- Тебя жду, - Никита усаживает маму на табуретку и сражается с "молнией" на сапогах. Строптивый замок скрипит и упирается, грозя и вовсе сломаться, но мальчику удается снять с матери обувь, и, взяв в ладони окоченевшую ступню, он принимается с силой растирать ее.
- Ты мой верный рыцарь, - улыбается мама. Других рыцарей в ее жизни не было. От отца Никиты осталась только красивая легенда, которую она сама же и придумала: легенда о летчике - испытателе, героически разбившемся на сверхсекретном полигоне. И еще фраза, которую армяне говорят своим возлюбленным: "Я твою боль возьму" - "Цавт танем".
Никита давно уже догадался, что папа-летчик испытывал скорее женское терпение, чем самолеты, но молчал, оберегая мамины чувства. "Я твою боль возьму".
На маминой коленке виднелась замазанная йодом ссадина.
- Об лед чиркнула, - объяснила она, - можно сказать: прошла на бреющем полете над землей. Вылечишь меня, доктор Китушка?
- Когда я вырасту, и стану великаном, я все разбитые коленки излечу , - продекламировал Никита, оправляясь за пластырем.
"Коленок" он вылечил много, только мамины не успел. Она сгорела от рака за два месяца, когда он заканчивал первый курс медицинского.
- Когда я вырасту и стану великаном, я все разбитые коленки излечу, - шептал Никита, бросая первый ком земли в могилу...
...Ухмылка сползла с лица незнакомца, он издал низкий звук, похожий на скрежет, и сделал шаг к Никите, всего один шаг, но вдруг оказался совсем близко, хотя комната была большой, и нормальному человеку потребовалось бы не менее пяти шагов. Вогнутое зеркало почти коснулось лица Изотова. Никита бросился на незнакомца, повалил его, и вдруг почувствовал, что пол уходит из-под ног. Тело повисло в пустоте, еще миг - и он сорвется! Комната исчезла, его окружал густой туман, вязкая пустота, а незнакомец рвался из рук, сбрасывая Никиту в пропасть. И в этот момент откуда-то появился еще один незнакомец. Он подхватил Изотова и крикнул:
- Отпусти его! Он тебя утащит! Ну же, отпусти, я тебя держу!
Оглушенный и ослепленный зеркалом Никита послушно выпустил альбиноса, и неизвестный спаситель рванул его куда-то вверх. Они летели вечность, а может быть, мгновение - Никита не понял. Когда он пришел в себя, туман по-прежнему окружал его со всех сторон, но внизу плескалась вода. Изотов сидел на длинном деревянном причале, конец которого терялся в пустоте, а перед ним стоял незнакомец.
- Ну, ты и силен, - усмехнулся он, - первый раз вижу человека, который способен поймать хронофага.
- Кого?
- Хронофаг - существо, которое пожирает или ворует - как тебе будет угодно - чужое время.
- А ты кто? - Никита попытался встать на ноги, но почувствовал сильное головокружение и снова сел на доски причала.
- Не спеши, в первый раз всегда так: голова кружится, мутит, но если сходишь раз десять туда и обратно, то потихоньку привыкаешь. Отвечая на второй вопрос: я - Ясон, - он протянул Никите руку.
- Красиво, - Никита пожал руку спасителю, - совсем как тот предводитель аргонавтов.
- Не "как", а тот, - спокойно ответил он, - я тот самый Ясон.
В другой ситуации Никита обязательно уточнил бы, из какой палаты вырвался легендарный аргонавт, и не видел ли он Наполеона в коридоре, но все произошедшее с ним начисто отбило чувство юмора. И это было плохо, очень плохо. Потому что реальность только что показала ему абсурдную изнанку, и теперь оставалось всего два пути: или все отрицать, или ничему не удивляться. Никита выбрал второе.
- Где мы находимся? - Изотов пошарил в кармане, выудил оттуда пачку сигарет и невольно вспомнил любимого Цоя: "Если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день". Привычная вещь - сигарета - даже в абсурдной реальности осталась знакомой и понятной и Никита немного успокоился. Он уселся на теплые доски причала и закурил.
- Это не я тебя, а ты меня притащил в пустоту, в изнанку времени. Время похоже на лабиринт. Хронофаги перемещаются, сдвигая время. Они находят пустоты в его ткани и используют их как переходы. Людям обычно не удается попасть в эти коридоры времени, поэтому схватить хронофага, в принципе, невозможно. А тебе это удалось, значит, ты один из перерожденных. Мой расчет был верен: я нашел хронофага и следил за ним, полагая, что он приведет меня к одному из перерожденных. И он привел.
- Перерожденный? - Никита сделал глубокую затяжку, - что это значит? И откуда берутся хронофаги?
- Они - дети Хаоса. Все живое и неживое тоже - это порождение Хроноса - Времени, и все подчиняется его законам, потому что весь этот мир упорядочен во времени. Время - это лабиринт, где каждый из нас заперт в своем коридоре. Жизнь любого существа ограничена своим сроком, даже жизнь камня. Хаосу - главному врагу времени отдана лишь малая часть: сны, галлюцинации, бред. Хаос - это дыры во времени, пустоты в плотной ткани, которую он медленно разъедает, просачиваясь везде, где Хронос дает слабину. Например, у тебя бывали такие ситуации, когда время утекло непонятно куда? Ну, знаешь, вроде бы занимался мелочами, которые должны были занять от силы час-два, а убил целый день. Потом, спохватившись, вспомнил, что бесцельно слонялся где-то, делал непонятно что...
- Много раз бывало, - перебил его Изотов.
- Вот это и был Хаос, - Ясон принялся расхаживать взад-вперед, сложив руки за спиной. - Из украденных минут твоей жизни рождаются хронофаги, бесплотные существа, цель которых - получить тело, личность, а главное, память, потому что память - это и есть время, личное субъективное время человека.
- Не понял, что это значит?
- Где ты хранишь свою жизнь? Минуты счастья или горя? В памяти! - Ясон сел на корточки перед Никитой, - и пока ты их помнишь, они реально существуют в твоем личном времени. Когда хронофаг ворует твою память, он отнимает также и время, физически отнимает. И каждый раз тело его становится плотнее, кожа приобретает живой оттенок, а волосы темнеют.
Никита вспомнил красные глаза альбиноса, белые волосы, выбившиеся из-под шапочки-чеченки, и сказал:
- Тот, которого я видел, выглядел вполне настоящим, только бесцветным. Он уже человек?
- Почти, еще немного - и он займет твое место.
- Как это? - Никита в волнении вскочил на ноги, - а куда я денусь? Он меня убьет?
- Нет, ты сам умрешь. Отпущенный тебе срок жизни сожмется, схлопнется. За несколько часов ты превратишься в глубокого старика, умрешь от старости и на глазах рассыплешься пеплом, но никто не заметит твоего исчезновения, потому что твое место займет хронофаг. И так будет, пока все дети Хаоса не заменят всех детей Хроноса, ведь Хаос так и не простил Хроносу того, что Время захватило власть над Пустотой. Хаос гораздо старше, он существовал всегда, и вдруг родился Хронос, и подчинил себе всю Вселенную.
- Знаешь, это напоминает мне теорию Большого Взрыва, и главный вопрос: что было до того, как родилось время?
- Правильно, - вдруг улыбнулся Ясон, - все дело в том, что вы придумали новые имена для старых мифов, и назвали это наукой.
- Ладно, мне сейчас не до этого. Ты лучше расскажи, как вернуть назад свое время?
- Вот мы и дошли до главного, - Ясон принялся в волнении расхаживать по причалу, -хронофаги никогда не смогли бы стать людьми, если бы не чудовищная ошибка, которую я совершил, когда мы возвращались домой после похода в Колхиду.
- Ты-то здесь причем? Вы же за руном плыли, по-моему, если я не ошибаюсь. Прости меня, я как-то сказками не особенно... - он смутился и не договорил, потому что Ясон стащил с себя куртку, бросил ее на причал, и, пнув ногой, выругался на незнакомом языке.
- Сказки, говоришь? Ты подумай логически: мы жили в смутное время. Войны, междоусобицы, борьба за власть. В такой ситуации каждый хороший воин на вес золота. И вдруг лучшие воины все бросают, объединяются, и плывут черт знает куда, для того, чтобы привезти обратно баранью шкуру. Это все равно, что сейчас собрались бы все военачальники крупной державы и полетели бы искать приземлившуюся летающую тарелку.
- Да, чушь получается.
- В том-то и дело. Но меня другое удивляет: как легко вы в эту чушь поверили. А я спорил с теми, кто предлагал спрятать правду в мифах, думал, что потомки не поверят. А вы не просто поверили, но даже не задумались, где истина, а где ложь. Хотя... я тоже не думал о последствиях, считал себя умнее всех. Надеялся, глупец, совладать с той мощью, которая была спрятана под дурацкой шкурой.
- А что было спрятано под шкурой?
Ясон не ответил. Он сел на причал и закрыл лицо руками.
"Так больно вспоминать об ошибках, - подумал он, - особенно о тех ошибках, которые нельзя исправить"...
... Быстрой птицей летит "Арго" по капризным волнам. Посейдон не обманул, обещая содействовать в пути. Страх остался позади, и Медея сладко спит, обняв Ясона. Ясон осторожно встает, стараясь не потревожить любимую, и подхватив мешок с Руном, выходит на палубу. Ему не терпится рассмотреть волшебную вещь, завернутую в шкуру. Луна, заскучав, прячется за тучу, уступая тьме. Отлично! Его никто не потревожит. Ясон осторожно разворачивает Руно, и золотое вогнутое зеркало величиной со щит, ослепляет его своим блеском. Ясон немедленно накрывает зеркало плащом.
- Красивая вещь, но в неумелых руках человека абсолютно бесполезная, - раздался глухой голос, и перед Ясоном появилась фигура, закутанная в плащ. Капюшон скрывал лицо незнакомца.
- Не подходи! - Ясон выхватил меч из ножен, - оставайся на месте, и покажи свое лицо, иначе - клянусь богами - я тебя убью!
- Какое из лиц тебе показать? - усмехнулся незнакомец, - это? - он откинул со лба капюшон, - или это? - он сбросил плащ и повернулся в профиль. Луна с любопытством выглянула из-за туч, и Ясон увидел два одинаковых лица. Одно из них смотрело вперед, другое - назад.
- Двуликий Янус? - Ясон опустил меч, но в ножны не спрятал. Хотя вряд ли оружие помогло бы ему в схватке с самым загадочным из богов. Янус был гораздо старше богов-олимпийцев, и взирал на них свысока, а боги, в свою очередь, старались не связываться с тем, кто видит будущее и прошлое одновременно, и знает судьбу всех живущих в этом мире, включая жителей Олимпа.
- Отдай мне Зеркало, Ясон, - сказал первый лик Януса, и превратился в драконью морду.
- Не могу, Янус, - Ясон мысленно взмолился, чтобы кто-то из богов посмотрел с Олимпа вниз, и пришел ему на помощь, - в Зеркале - наше будущее. Боги послали меня добыть его, боги помогли мне, и они же будут распоряжаться им.
- А ты, как всегда, останешься в стороне, - сказал второй лик скрипучим голосом.
- Нет, мы будем владеть им вместе.
Оба лика Януса расхохотались.
- Вместе? Ты глупее, чем я думал. Для богов ты лишь... - драконья морда выплюнула тряпичную куклу, - возьми ее, Ясон, и насади на кончик твоего меча. И так переверни, и этак, и, вдоволь натешившись, брось в море. И когда исчезнет кукла под белым гребнем волн, подумай о том, что ты исчезнешь точно так же под пеной чванливой прихоти богов. Как только ты доставишь Зеркало, тебя отбросят в сторону и забудут обо всех обещаниях. И все останется по-прежнему: вами будут играть, как куклами, причиняя страдания и боль лишь для того, чтобы развлечься. Сегодня вознесут до Олимпа, а завтра швырнут оземь. Тебе ли об этом не знать, Ясон? Как только ты родился, отец объявил тебя мертвым, и спрятал у кентавра Хирона, чтобы спасти тебе жизнь. Но ведь боги могли оставить тебя дома и оберегать, и ты бы вырос дома, а не в лесной пещере, но им было наплевать на беспомощного младенца.
- Ты прав, но зачем мне тогда отдавать тебе Зеркало, если я все равно останусь ни с чем? Какая разница, кто будет играть человеческими судьбами: ты или боги Олимпа?
- Я не играю ничьими судьбами, Ясон. Я служу богам-первопричинам: Хаосу и Хроносу, но мне нужен посредник в мире людей - ты! К тебе станут обращаться боги Олимпа, когда им понадобится Зеркало, и люди навсегда избавятся от власти глупых и чванливых олимпийцев.
- Не верь ему, Ясон, он врет, - раздался нежный голос за спиной аргонавта.
Ясон обернулся и увидел Медею.
- Я чувствую беду, - она взяла аргонавта за руку, заглянула в глаза, - словно черный ворон крыльями захлопал по моему сердцу. Не нарушай слово, данное богам. Мы вернемся, и наш дом наполнится звонкими детскими голосами, а ты будешь править Иолком долго и мудро. Я же стану помогать тебе колдовством и советами. Твой подвиг - и мой тоже. Из-за тебя, любимый, я предала отца, убила брата, перешагнула через всех...
- Ты полюбила воина, Медея, а не обросшего жирком безделья правителя Иолка, домашнюю зверюшку, в которую меня ты хочешь превратить, женщина. Я - солдат, и благоденствие мое - не мягкая постель, но земля, на которой я засыпаю после боя, и лишь усталость служит мне плащом, оберегая от холода получше теплой козьей шерсти. А вместо музыки мой слух услаждают крики воронов, пирующих над телами моих врагов. Я согласен, Янус!...
... Ясон замолчал надолго, а потом тихо сказал:
- Она так и не простила меня и теперь преследует повсюду. Медея всегда идет до конца: и в любви и в гневе.
- У вас были дети... - осторожно сказал Никита, - я помню, что она...
- Она убила не детей, а хронофагов. В Зеркале заключена вся сила Хроноса, оно управляет лабиринтом времени. Из минуты может получиться час, из часа - день, а бесплотная сущность, наполнив Зеркало чужим украденным временем, сама становится человеком. Дети Хаоса вытесняют детей Хроноса. Наши с Медеей сыновья стали первыми, кого заменили хронофаги.
- А боги?
- Боги ушли. Медея была права: Янус обманул меня. На самом деле, он - старейший слуга Хаоса, единственный, кто может разговаривать с ним. После того, как он забрал Зеркало, а я привез домой золотистую баранью шкуру, богов обманом заставили пройти через Зеркало. Потому что все боги, и наши, и чужие мешали Хаосу. Боги стали обычными людьми, но память их передается детям вместе с генами, говоря проще: боги перерождаются в каждом новом поколении, и они могут вернуться. Но если их потомков заменить хронофагами, то есть украсть у них память, то боги никогда не вернутся, - подытожил Ясон, и внимательно посмотрел на Никиту.
- Значит, хронофаги приходят... только к ... перерожденным богам? - Никита говорил медленно, запинаясь, боясь услышать ответ, подтверждающий его догадку.
- Да, и ты - один из них, но кто именно я не знаю. Это мы поймем только тогда, когда ты пройдешь через Зеркало.
Никита закурил, сигарета запрыгала в дрожащих пальцах. " Дрожь в руках... первый раз в жизни... все, теперь мне только и остается, что стать божеством, потому что хирург с дрожащими руками к чертям никуда не годится!"
- Давай-ка выбираться отсюда, - Ясон поднял с причала куртку и вытащил из кармана клубок ниток. - Стань рядом со мной, возьмись за нить, и вспоминай хронофага, который тебя обокрал. Нить приведет нас к тому, о ком ты думаешь.
- А что это за клубок? - Изотов с сомнением посмотрел на Ясона.
- Это нить Ариадны, мне ее Тесей подарил после того, как выбрался из лабиринта Минотавра - ему она теперь без надобности.
Никита вдруг хмыкнул, кашлянул, подавляя смех, но не выдержал и расхохотался. Ясон подозрительно посмотрел на Изотова.
- Не смотри на меня, как на психа, - отдышавшись, сказал Никита, - я просто вспомнил твои слова о том, что мы выдумали новые слова для старых сказок, и назвали это наукой. Нить Ариадны напоминает мне спутниковую систему навигации - GPS.
"Удивительное все же создание человек, - подумал Никита, берясь за нить, - ко всему привыкает. Еще утром я был обычным хирургом, теперь стал перерожденным богом, которому предстоит вернуть свою память, и вот я уже смеюсь над схожестью древней магии и современной науки".
- Погоди, - вдруг крикнул Ясон. Он вытащил из кармана куртки черный камень величиной с голубиное яйцо и бросил его оземь. Камень раскололся на две части, облачко черной пыли взметнулось вверх, соткалось в воздухе полупрозрачной накидкой.
- Это плащ Гекаты, - пояснил Ясон, набрасывая накидку на себя и Никиту, - он позволяет оставаться невидимым. Я его на крайний случай берег. Все, теперь сосредоточься.
Никита вспомнил лицо альбиноса, причал ушел из-под ног, Изотов шагнул в пустоту.
***
Они оказались в небольшом театре. Зрительный зал был уставлен прозрачными столиками. За столиками сидели мужчины и женщины - все они были альбиносами: белые волосы, одинаковые бледные лица, по которым пробегала легкая рябь.
Никита с Ясоном стояли рядом с хронофагом, сидящем в одиночестве. Он поднес к губам прозрачный бокал с ярко-зеленым напитком, и вдруг лицо его исказилось, превратившись в лицо пожилого мужчины. Глаза стали карими, их окружили лучики морщин, на подбородке выросла седая борода.
- Верните мне мою жизнь, - просипел мужчина. Хронофаг провел рукой по лицу, и лицо его снова превратилось в ничего не выражающую маску.
Никита похолодел, у него задрожали колени. На нервную систему он никогда не жаловался, но увиденное выходило за пределы того, что позволено видеть людям. Это было отвратительно и настолько абсурдно, что Изотов закрыл глаза.
- Я понимаю: к этому нужно привыкнуть, - сказал Ясон, - хотя отвращение все равно останется, даже после того, как привыкаешь.
- Где мы? - Изотов все же открыл глаза, - я все что угодно мог предположить, но не театр.
- А мы и не в театре, и я не знаю, как на самом деле выглядит это место. Просто твой мозг не в силах справиться с незнакомыми образами, и трансформирует их в понятную и простую картинку.
Мимо них прошли два существа, похожие на больших котов, поднявшихся на задние лапы. У них были человеческие тела, покрытые рыжеватой шерстью, а длинные хвосты волочились по полу. В лапах коты держали прозрачные, как все предметы в театре, подносы, уставленные напитками.
- А это тоже трансформация неясных образов? - спросил Никита.
- Нет, это самые обычные кошки - так они выглядят в безвременье. Кошки - единственные существа, которые одновременно живут во всех реальностях, только в нашей они выглядят, как зверьки, а в этой, как люди. Кошки прислуживают хронофагам, но иногда помогают нам, правда, только тогда, когда им это выгодно.
Мимо них, едва не задев Ясона, прошел хронофаг с лицом Никиты, и Изотов рванулся в его сторону.
- Рано, - Ясон схватил его за плечи, удерживая на месте, - когда он попытается пройти через Зеркало, ты сбросишь плащ Гекаты, оттолкнешь его и шагнешь в Зеркало. Ничего не бойся, просто сделай шаг, и Оно примет тебя. Но главное - точно рассчитать момент. Единственное наше преимущество во внезапности твоего появления и скорости, иначе нам не справиться.
- Ладно, - Никита перевел дух, подавив желание броситься вслед за альбиносом.
Внезапно затемненная сцена вспыхнула золотом, и на ней появилось вогнутое зеркало. Оно зависло в нескольких сантиметрах от пола, слегка поворачиваясь из стороны в сторону, словно прислушивалось к разговорам. Голоса в зале смолкли, и наступила тишина. Хронофаги повернули головы к сцене, люди-кошки замерли возле столиков.
- Дамы и господа, Хаос и слуга его - Янус приветствуют вас, - на сцене появился двуликий человек в черном смокинге. Первый лик расплылся в улыбке, второй превратился драконью морду и полыхнул огнем. - Сегодня еще один из вас займет свое место в мире людей.
Зал одобрительно загудел. Янус склонился в шутливом поклоне, сняв с головы воображаемую шляпу, и хронофаг с лицом Никиты неторопливо двинулся к сцене.
- За ним! Не отставай! - шепнул Ясон, и они с Никитой заспешили вслед за альбиносом.
Над сценой появились огромные часы, алые стрелки начали вращаться в обратную сторону, вспыхнули и потекли вниз дымящимися струями. Алый ручеек подобрался к ногам Изотова, Никита задержал дыхание. Он стоял вплотную к хронофагу, подняв руки. Время замерло. Словно в замедленной съемке альбинос приподнял ногу, чтобы сделать шаг.
- Давай! - крикнул Ясон, скидывая плащ-невидимку. Никита схватил хронофага за плечи, и с силой толкнул в сторону. Ясон прыгнул на альбиноса, подминая его под себя, а Изотов, зажмурившись, шагнул вперед, в Зеркало...
... Никита очутился посреди городского кладбища. Злой осенний ветер швырял сухие листья на могилы, клонил деревья вниз. В нескольких шагах от Изотова стоял его двойник, одетый в грубый шерстяной плащ и широкополую шляпу. Перед ним на земле сидел пьяный могильщик. Он отхлебнул вина из кувшина и сиплым голосом пропойцы сказал:
- Почем мне знать, господин хороший, для чего вам нужен свеженький покойник? Может, вы служите Сатане, и бедный усопший вам понадобился для мерзостей и богохульства всякого? И если Дьявол ждет вас в аду, то и меня, грешного, вы за собой утащите.
- Да говорю же тебе, бестолочь, - вспылил двойник Никиты, - я - врач, хирург, и тело мне нужно для опытов. Если я увижу, от чего умер этот человек, то смогу спасти других. А тебе я щедро заплачу за беспокойство. Вот, возьми, - он порылся в складках плаща, вытащил золотую монету и бросил ее могильщику. Тот неожиданно ловко для пьяного поймал монету и попробовал на зуб.
- А золотишко-то настоящее, - удовлетворенно хмыкнул он, - не то, что у алхимиков: подсунут медную монету, и говорят, что это золото, - он встал, взял лопату и принялся раскапывать могилу.
Внезапно темноту разорвало пламя факелов, могильщика и хирурга окружили солдаты под предводительством священника.
- Именем Господа и Святой Инквизиции! Прекратите богохульство! - зычным голосов выкрикнул священник.
Продолжения Никита так и не увидел, невидимая сила потащила его вниз...
...Уставшее закатное солнце окрасило поле в багровые тона. Никита стоял на выжженной траве, озираясь по сторонам. Повсюду лежали убитые и раненные эллины, громоздились перевернутые колесницы, жалобно ржали осиротевшие кони. Уцелевшие воины и знахари бродили между телами, отыскивая живых. У ног Никиты застонал раненный, с трудом поднял окровавленную руку и прошептал:
- Помоги!
"Не вытащу! - подумал Изотов, опускаясь на колени, - у него раны, не совместимые с жизнью". Он внимательно осмотрел умирающего солдата, оглянулся в поисках воды, чтобы хотя бы омыть окровавленное лицо. За все годы работы хирургом он так и не привык к этому беспомощному состоянию: когда на руках умирает пациент, а сделать ничего нельзя. Старшие коллеги советовали нарастить панцирь потолще, но у Никиты это никак не получалось. Коньяк и крепкие сигареты немного помогали, и, принимая очередной подарок от благодарных родственников вылеченного пациента, Никита всегда думал, как же это мудро - преподносить хирургам именно коньяк: подарок от выживших, чтобы было чем помянуть ушедших.
- Ничего я не могу, - с горечью прошептал он, - ничего.
- Ты можешь все, - раздался каркающий голос, и откуда-то сверху под ноги Никите упал мешок, а вслед за ним на землю сел белый ворон с черными отметинами. - Ты, хозяин, можешь все, потому что ты - Асклепий, бог врачевания, а я - твой верный слуга - ждал тебя целую вечность, и берег драгоценный мешок со снадобьями.
И вдруг все стало на свои места. Никита все вспомнил, и радостно засмеялся.
"Невероятно, как я мог позабыть, кто я?" - с недоумением подумал он, и...
... очутился в операционной своей больницы. На столе лежал пациент - тот самый эллин, умирающий сейчас где-то на багровом от закатного солнца поле. Рядом суетились медсестры, спешно готовил наркоз анестезиолог Паша - давний друг Никиты.
- Никитка, где тебя носит? - прошептал Паша, - тут у нас такой аврал! Знаешь, боюсь, мы этого парня не вытащим.
- Еще как вытащим! Как новенький будет, - Асклепий ногой задвинул мешок со снадобьями под стол.
Он посмотрел в дальний угол операционной - там, на шкафчике с перевязочными материалами устроился белый ворон с черными отметинами. А рядом на полу, сложив ноги по-турецки, сидел десятилетний Никита Изотов. Он подмигнул Асклепию и сказал:
- Когда я вырасту и стану великаном...
- Я все разбитые коленки излечу, - прошептал Асклепий, беря в руки скальпель.