В давние времена, а может, и не столь давние, лет триста назад это случилось, правил в Московском государстве царь Петр. Будучи совсем юным царевичем, дал он себе слово, что вернет Москве утраченные некогда земли древней Ингерманландии.
К слову, землями этими, подаренными некогда русским князем Ярославом своей заморской жене, принцессе шведской по имени Ингигерда, потому и названными так мудрено - Ингерманландия, к моменту правления Петра владели шведы. Все балтийское побережье они считали по праву своим и всячески сдерживали свободную торговлю Москвы с европейскими странами.
С таким положением дел не мог мириться царь Петр и начал войну против Шведского королевства. Выйдя с воинством своим к устью реки Невы, откуда открывался путь в Балтийское море, Петр повелел основать город, который назвал именем небесного покровителя своего - градом Святого Петра. Поскольку Петр был поклонником всего заморского, город назвали на немецкий манер Санкт-Петербургом.
Петр был не только грозным правителем, но еще и поклонником научных и инженерных знаний, новых, доселе невиданных на Руси ремесел. А еще любил он всяческие диковины. И пришла однажды ему в голову идея, что неплохо было бы свозить в новую столицу чучела чудищ заморских для научных и медицинских исследований. И иные вещицы на потеху публике, способные вызвать если не восторг, так удивление. Для демонстрации диковин и уродцев даже специальное здание отвели, которое стали называть Кунсткамерой.
Потянулись в Петербург обозы с ящиками, в которых находились такие диковинные творения природы, от вида которых православному человеку хотелось перекреститься. Но Петр был неумолим. Коллекция Кунсткамеры пополнялась. И вот однажды кем-то были доставлены в Петербург два ящика. Сколько ни искали хозяина таинственных ящиков - его и след простыл. Открыли ящики и... замерли от удивления.
Вскоре по всему городу слух пополз: привезли в столицу два яйца размером в сотню куриных каждое. Что за диковинная птица их снесла, не могли ответить даже светлые головы заморских мужей, всю жизнь занимающихся науками. Еще говорили, что в яйцах тех притаилась смерть, что это месть финских шаманов, действующих по прямому указу шведского короля. Находились и те, кто крестились и божились, доказывая собеседникам, что живет в здешних болотных топях загадочный зверь, огромный крокодил, и в яйцах тех его будущее потомство. Поместили диковины в Кунсткамеру. Верили, что рано ли, поздно ли отыщется разгадка их происхождения.
Шли годы... Не стало царя Петра. Менялись на русском престоле цари и царицы. Пропал интерес публики к заморским диковинам. О яйцах тех как-то забыли. И куда они подевались - никого не интересовало. А между тем они оказались в подвале дома немецкого аптекаря по имени Вильгельм. Аптекарь тот был не простым продавцом лекарств и снадобий. В свободное от трудов время он посвящал алхимии.
На занятия немца черной магией власти смотрели скептически. Пользу местному населению аптекарь приносил несомненную, чародейство же многие из властей предержащих считали обычным шарлатанством и пресекали ненужные слухи в народе на корню.
Напрасно власти так думали. Изыскания Вильгельма привели к тому, что открыт им был порошок, способный делать вещи незримыми. Очень сложная была рецептура того порошка. Всего одну унцию (в зависимости от страны -25-30 г ) сумел получить Вильгельм. Секрет же формулы держал в строгом секрете даже от своих сыновей. Больше всего боялся, что если узнают о порошке посторонние люди - жди беды! Мало ли на свете лиходеев, желающих получить в нечестные руки чудодейственный порошок?
Долго думал Вильгельм, что ему делать с огромными яйцами. Дом-то свой он приобрел у соотечественника, который ничего не сказал новому владельцу о диковинах, хранившихся у него в подвале. Вильгельм как всякий ученый человек решил, что яйца хранились в ненадлежащих условиях, и если их положить в тепло, возможно, кто-нибудь да и вылупится из них. Любопытно было немцу, что за птица или зверь отложили столь огромные яйца?
Он перенес ящики в свою лабораторию, где всегда было тепло, обложил яйца сеном. И стал ждать. Ждал месяц, ждал два. Хоть бы какие-то признаки жизни подавали яйца! "Наверное, придется их разбить и посмотреть, что внутри", - подумал аптекарь. Но подумать - не значит решиться. Не поднималась рука у Вильгельма разбить странные яйца. Уже и сыновья стали советовать: мол, чего тянуть? Охота же посмотреть!
И вот однажды сидел Вильгельм в подвале, записывал формулу придуманного им аптекарского снадобья и вдруг услышал тихие удары. Пошел посмотреть, кто это стучит? На мышь вроде не похоже. И видит немец, что одно яйцо начало трескаться. Замер удивленный Вильгельм на месте. Смотрит, что дальше будет. Трещина на яйце увеличилась, и вскоре из нее показалась голова с клювом.
- Майн гот!- воскликнул Вильгельм. - Ожил один яйцо!
Скорлупа треснула еще больше, и вскоре взору удивленного немца предстало существо доселе им невиданное. Голова существа с массивным клювом напоминала орлиную. Но вот туловище... Туловищем существо было похоже на льва с крыльями.
Когда же удивление его прошло, бросился он из подвала наверх - в библиотеку, где среди толстых фолиантов пытался найти нужную книгу. Наконец нашел и дрожащими руками стал лихорадочно листать страницы. Сомнений у немца не осталось. Существо, появившееся на свет из яйца, было грифоном.
На крик Вильгельма сбежались домочадцы.
- Дас ист грифон! - вопил немец, размахивая книгой. - Дас ист грифон! Это есть факт!
Когда переполох в доме утих, Вильгельм велел сыновьям наловить воробьев. Чем кормить неведомое существо - он не знал. Полуптенец-полузверь на редкость оказался послушным и с удовольствием поедал мелких птиц. Иногда пищал, иногда рычал, но в целом являл собой образец весьма добродушного создания. А через неделю треснуло и второе яйцо...
Вильгельм строго-настрого запретил домочадцам рассказывать кому-либо о грифонах. Отнимут диковину, как пить дать - отнимут! Выставят на потеху публике. А этого Вильгельм больше всего боялся. Так и скрывал грифонов в тесноте подвала, пока они не выросли.
Решил немец, что питомцам его, как ни крути, тесно в подвале сидеть, свежий воздух нужен. И стал по ночам выпускать их полетать над городом.
Летали грифоны, как большие птицы, иногда заглядывали в окна спящих квартир. Те же из горожан, кто видели их, заподозрили неладное. Посыпались в полицию жалобы. Пригрозили горожане Вильгельму, что если и дальше будет пугать жителей окрестных домов своими странными птицами, напоминающими зверей, примут к нему меры. Власти вмиг отнимут и дом, и лабораторию, чтобы впредь было неповадно заниматься алхимией и выращивать в колбах неведомых зверей.
Что было делать несчастному немцу? Долго ломал он голову над тем, куда девать грифонов. И пришла на ум спасительная мысль: потратить на них свой чудо-порошок, что делает любое существо невидимым.
И стали грифоны недоступны взору человека. Правда любители ночных гуляний - петербургские коты видели грифонов и фырчали настороженно всякий раз, когда накрывало их тенью могучих крыльев полуптиц-полузверей.
Вильгельм выпустил на волю своих любимцев. А сам от перенесенных душевных мук заболел и вскоре умер, передав перед смертью дело производства лекарств своим сыновьям.
Одного не знал немец Вильгельм, что яйца, однажды доставленные в Петербург неизвестным лицом, являлись даром таинственных финских шаманов. Таким образом они отблагодарили царя Петра за то, что избавил их земли от шведской двухвековой зависимости, от притеснения лютеранами древних верований. И лежало на них заклятие: быть рожденным из сих яиц существам верными защитниками древних балтийских земель. И пока тень их крыльев осеняет Ингерманландскую землю, ни одному врагу не одолеть силу заклятия шаманов древней Ингрии.