Аннотация: Антиутопия. Это может быть, если мир окончательно сойдет с ума.
Человек со стертым лицом
(Антиутопия)
В 2040 году Ассамблея Всемирного Совета Присоединившихся Стран приняла резолюцию о всеобщей чипизации и стандартизации населения Земли. Правительства в лице их представителей поддержали идею Ассамблеи. Страны, отказавшиеся участвовать в данной акции, подлежали изоляции на международном уровне.
1
В лаборатории их было двое. Один - лет пятидесяти, высокий, спортивного телосложения. Копной рыжих, непослушных, и оттого стоявших в разные стороны волос он напоминал льва. Второй - чуть моложе, но уже начинающий лысеть. Предательски выпирающий живот говорил о его гедонистических пристрастиях и нежелании напрягать мышцы в спортивном зале.
-Олав, ты читал постановление Ассамблеи? - спросил тот, что внешностью своей напоминал льва.
-Я слышал, Эдвард. Мне этого достаточно.
- Что ты об этом думаешь, Олав?
Олав развернул кресло, взгляд его бледно-голубых, почти бесцветных, похожих на холодную воду фьорда, глаз стал жестким.
-Думаю, что нам не стоит обсуждать решения Всемирного Совета.
- Ты не прав! Это безумие! Иногда мне кажется, что все происходящее в этом мире - сплошной абсурд. И мы вынуждены в нем жить. Нет, выживать!
-Мы не должны рассуждать, Эдвард. Наша задача - беспрекословное подчинение идеям Корпорации. Там, наверху, лучше знают, как следует жить каждому из нас.
Олав отвернулся от своего собеседника и уставился на плазменную панель.
-Следи за изменениями графика, Эдвард, - сказал он отстраненно и стал высчитывать в уме процент соотношения показателей.
Он любил цифры. И мыслил цифрами. Этого было достаточно, чтобы не задумываться над неудобными вопросами, которые постоянно мучили его коллегу Эдварда.
-Олав,- Эдвард отъехал на кресле к окну. - Скажи мне, если они заставят вживить чип, ты подчинишься?
-Конечно.
Олав не понимал, почему Эдварду кажется абсурдной идея вживления чипа.
-Конечно, - снова повторил он, продолжая считать в уме.
- А я не подчинюсь.
Олав оторвал взгляд от панели и с интересом посмотрел на своего коллегу.
-Почему? - спросил он, но одновременно подумал о том, что график у Эдварда наверняка имеет серьезные погрешности. Надо будет пересчитать.
-Они, - Эдвард поднял палец вверх, - и так следят за каждым нашим шагом. Еда напичкана отравой, отупляющей и подавляющей желания. Они решают, сколько нам жить и когда умереть. Даже место погребения выбирают за нас. Мы - люди без памяти. Она стерта. Мы никто! Рабы Корпорации! У нас, как у машины, есть только задачи. Но со мной они серьезно просчитались! Я не разучился мыслить. Не стал холодной и пустой единицей. В отличие от тебя, Олав.
-А причем тут чип?
Олав продолжал отстраненно считать в уме, несмотря на эмоциональную речь Эдварда.
-Неужели ты не понимаешь, что они хотят лишить нас даже имени? Номер такой-то, это все, что останется от нас.
-Я что-то слышал о подобном.
Олав записал показатели графика в электронный журнал.
- Но не помню что. Так о чем ты мне говорил?
-Олав, ты непробиваем, - Эдвард направил кресло от окна к панели. - Это нестерпимо.
-Что нестерпимо?
Олав нажал на кнопку. На панели высветились свежие показатели графика.
-То, что я вынужден работать с тобой в паре.
-Эдвард, мы не должны обсуждать решение Корпорации.
-Олав, что если я сейчас дерну за провода и устрою в лаборатории короткое замыкание? Представляешь, какой может выйти фейерверк? Не хуже, чем на праздник по случаю Дня Благодарения.
-Эдвард, твои глупые шутки сейчас же станут известны руководству Корпорации.
-И хорошо, может, они запихнут меня в такую дыру, где я никогда больше не увижу тебя. И этот ненавистный график, отражающий прибыли тех, кто видит в нас не людей, а цифры.
-Господин Ольсен, - донесся железный голос робота из динамика, - поднимитесь немедленно к руководителю вашего отдела.
-Вот и все, Олав, - усмехнулся Эдвард.- Сюда мне уже не суждено вернуться.
-Прощай, Эдвард, ты сам этого хотел.
Олав склонился к электронному журналу, даже не взглянув на коллегу.
-Жаль, что у меня не хватило смелости дернуть за эти чертовы провода, - сказал Эдвард громко.
И, не дождавшись ответа от Олава, покинул лабораторию.
2
Прошло несколько недель. Олав стал уже забывать об Эдварде, но тут внезапно увидел его в толпе. Издали узнал по высокому росту и рыжей, растрепанной ветром шевелюре. Их взгляды встретились.
-Олав! Как я рад видеть тебя! - Эдвард с нескрываемой радостью стал трясти протянутую руку бывшего коллеги.
Олаву показалось, что Эдвард сильно похудел, осунулся. Возможно, так показалось оттого, что щеки его покрывала недельная щетина.
-Плохо выглядишь, Эдвард. Не узнаю тебя, высоколобый мыслитель.
Олав подумал, что мог бы этого и не говорить. Ему было совершенно безразлично, как выглядит тот, с кем по решению Корпорации он несколько лет отработал в паре.
-Тебе они вживили чип? - горячо дыша в самое ухо Олаву, спросил Эдвард.
-Вживили. А почему это так интересует тебя?
-Понимаешь, Олав, я отказался от чипа. И они заблокировали мой банковский счет. Вот уже несколько дней я ничего не ел. А у меня язва.
-Не понимаю тебя, Эдвард. - Олав отстраненно посмотрел на бывшего коллегу. - Почему бы тебе не поставить чип? Операция проходит быстро и безболезненно.
-Ты не понимаешь, Олав. Я не хочу стать цифрой. Мое имя - Эдвард Ольсен. А они хотят лишить меня имени.
-Но ты не выживешь без чипа. Ведь именно он позволяет стать частью информационной системы и пользоваться благами, которые дает нам Правительство.
Выражение лихорадочно блестевших, словно подсвеченных изнутри, золотистых глаз испугало Олава.
-Я не хочу становиться частью бездушной системы, где про тебя знают даже то, сколько раз ты занимался любовью на этой неделе.
-Глупо, Эдвард. Пусть знают. Разве нам Правительство запрещает заниматься любовью?
Олав равнодушно пожал плечами. Посмотрел на хмурое, тоскливо-серое небо. Сверху упала слезой на лицо первая капля. Кажется, будет дождь. Интересно, сколько весит капля дождя? Умножить на квадратный метр. Итого...
-Наверное, ты прав, старина, черт с ними, с убеждениями. - Эдвард положил руку на плечо Олаву. - Завтра же заявлю о своей готовности поставить этот проклятый чип. А сегодня, Олав, мне неудобно просить тебя об этом, но я вынужден. Купи мне, пожалуйста, еды. Как только они разрешат пользоваться счетом, деньги я тебе отдам, поверь мне.
-Я верю, Эдвард. Но почему бы тебе не попросить об этом Службу Социального Спасения?
Олаву, который привык считать даже самые мелкие монеты в своем кармане, была неприятна просьба Эдварда.
-Ты не поверишь, Олав, но мне стыдно обращаться туда. Стоять в очереди со стариками, бездомными и людьми, лишенными прав за несогласие с политикой Правительства.
-Хорошо, - Олав взял Эдварда под руку, - пойдем. Я куплю тебе еды. Но только на один день. Дальше думай сам. Я не благотворитель.
Отделавшись от назойливых благодарностей Эдварда за покупку готовой еды, Олав направился в лабораторию. Сегодня ночью ему предстояло сверить графики за последний месяц. Работы прибавилось с уходом Эдварда. Куда его перевели, Олав не задумывался. Одно было неприятно. Корпорация приняла решение о сокращении рабочей единицы в лаборатории.
3
Утром домашний компьютер сообщил Олаву, что на его имя пришло письмо.
-Вам сообщение от господина Ольсена, - сказала машина и тут же вывела на экран информацию.
Олав, пока пил кофе, прочел сообщение. В нем Эдвард просил зайти к нему домой. Срочно. Указывал адрес. Судя по ошибкам в словах, Олав понял, что Эдвард сильно волновался, когда диктовал свое сообщение компьютеру.
"Что ему от меня надо?" - с досадой подумал Олав. И тут же подсчитал в уме убытки, которые понесет в случае вынужденного опоздания на работу. Он продиктовал компьютеру сообщение на имя руководителя Корпорации с просьбой посетить бывшего коллегу. Тут же пришел ответ, разрешающий это сделать. Но та работа, которая накопится в лаборатории, должна быть выполнена за счет выделенных для отдыха часов.
Олав быстро нашел дом Эдварда. Серое четырехэтажное здание старой постройки. Узкая лестница, упирающаяся в закрытый чердак. Эдвард жил на последнем этаже. Маленькая квартирка. Темная, неуютная, с такой же старой, как и сам дом, мебелью.
-Ты пришел, Олав? Это хорошо. А то я уже стал думать, что больше не увижу тебя.
Олав поразился перемене в облике бывшего коллеги. Куда делись его рыжие волосы, напоминающие львиную гриву? Голова Эдварда была выбрита наголо.
-Эдвард, что за маскарад? - с удивлением спросил Олав, и тут же в уме подсчитал, во сколько обошлись бывшему коллеге услуги парикмахера. Но откуда деньги?
Эдвард словно прочитал мысли Олава. Провел рукой по голове, лишенной волос.
-Я сам себя обрил наголо. Неудачно. Представь себе, порезался.
Он смущенно улыбнулся.
-Зачем, Эдвард?
Впервые за несколько лет Олав по-настоящему удивился.
-Олав, я не должен был просить тебя придти. Но мне не к кому больше обратиться. Проклятое одиночество. О чем я? Ах да, вот о чем. Должен сказать, что я принял окончательное решение не ставить себе чип.
-Это твое дело. Тебе известны последствия. При чем тут я?
-Погоди, не торопи меня. Когда я сбривал волосы, то думал о тебе. Посмотри внимательно. Лишенный волос, к которым все привыкли и узнавали, что это Эдвард Ольсен, я потерял свою индивидуальность. Стал похож на тысячу лысых. То же и с чипом. Он призван уничтожить мою уникальность. Я буду, и одновременно меня не станет. С тобой давно произошли подобные метаморфозы. Ты живешь со стертым лицом. Ты атом в космосе беспощадной, уничтожающей индивидуальность системы. А с началом стандартизации и имя свое скоро забудешь. Станешь человеком под номером. И не больше. Поверь мне: Корпорация, и Правительство об этом позаботятся.
-Ты оторвал меня от работы, чтобы сказать то, что я услышал?
- Нет. Не только. Я хочу, чтобы ты задумался над моими словами. А еще ты должен мне помочь.
-Я ничего тебе не должен.
Олав закусил губу. Цифры потерь назойливыми мухами кружились в голове.
Эдвард пошел в ванную, включил воду. Олав механически последовал за ним, решая в уме математические задачи. Именно они сейчас пришли на ум, а не вопрос, зачем Эдвард набирает в ванную воду.
-Вот, - Эдвард протянул Олаву опасную бритву.
-Что это? - спросил Олав, разглядывая незнакомый предмет. На нож не похоже, да и ножи - они тупые, а этот сверкает острым лезвием.
-Бритва. Я сохранил ее, несмотря на то, что армия после погромов изъяла из домов все острые предметы. Этой вещице лет сто.
-Эдвард, скажи прямо, чего ты от меня хочешь?
-Я никогда не смог бы сам вскрыть себе вены. Ты мне в этом поможешь. Не бойся. Я сейчас сяду в ванную. А ты просто проведешь лезвием мне по рукам. И все. Это не убийство. Это моя последняя воля. Ведь ты выполнишь ее?
-А что будет с твоими деньгами на банковских счетах?
Олав спросил это с простодушной прямотой, как-то даже буднично, словно речь шла о покупке в кредит домашнего уборщика. Эдвард усмехнулся.
-Не переживай, они завещаны на добрые дела. Корпорация их не получит. Смелее, Олав, ведь рядом нет подглядывающего глаза и подслушивающего уха Правительства.
Эдвард сел в ванную и протянул Олаву обе руки.
-Смелей, Олав, это не убийство. Выполни мою последнюю просьбу.
"Почему я должен бояться? Я выполняю просьбу Эдварда. И все. Если он не хочет дальше жить, причем тут я? Завтра все станет известно Корпорации. Я вынужден доложить, и сделаю это. Скажу, что нашел Эдварда уже мертвым. Это его жизнь, его решение. Ни я, ни кто-либо другой не может иметь вины за решение отдельного человека".
Олав, даже не изменившись в лице, выполнил желание Эдварда. Старался не думать о том, что делает. Мысли - опасная штука. Не опасны только цифры. Их стройный ряд успокаивает. Словно солдаты, они стоят на страже логики. Один, два, три. И так до бесконечности. Все ясно и понятно. Его только поразило, как легко лезвие режет человеческую плоть.
Эдвард не издал ни звука. Только вздохнул облегченно и медленно опустил истекающие кровью руки в воду.
-Спасибо тебе, Олав. Теперь уходи. И я уйду. Свободным человеком. Моя мысль скоро угаснет. Но это будет моя мысль, а не чужая, внедренная в голову теми, кто хочет, чтобы я как бессловесная скотина служил его интересам.
-Тебе не больно? - спросил Олав, заметив, что окрашенная кровью вода в ванной почти поднялась до краев.
"Кровавая вода", - подумал невпопад.
Эдвард еле заметно мотнул головой и закрыл глаза. Олав бросил бритву в воду, предварительно стерев носовым платком свои отпечатки. Затем отключил кран. Ведь если вода польется вниз, сколько убытков нанесет она соседям. Олав прикинул в уме возможную смету предполагаемого ремонта. Выходило дорого. Даже не оглянувшись на умирающего Эдварда, Олав вышел из квартиры и бесшумно закрыл за собой дверь.
4
Впервые он не пошел в лабораторию. Бесцельно бродил по городу. Заходил в магазины, чтобы отвлечь мозг от ненужных, порой даже страшных мыслей, подсчитывал в уме общую стоимость товаров в отделах. Делил, умножал, выделял квадратный корень. Затем долго пил кофе в одном из дешевых кафе на окраине. Вызвал такси. Сказал автодиспетчеру, чтобы машина отвезла его к холму Эксберг. Ехать предстояло долго, через весь город, с запада на восток. В такси Олав впервые за целый день расслабился, даже задремал.
Поднялся он на холм Эксберг уже на закате. Со смотровой площадки открывался прекрасный вид на освещенный разноцветными огнями Осло. Олав бесцельно смотрел вдаль, на темную, оттого казавшуюся бездонной, гладь Осло-фьорда с яхтами эксцентричных богачей. Подсчитывал в уме, сколько может стоить старинная яхта под парусом. А если ее арендовать? Нет, арендные конторы берут дорого. Яхты таким как он не по карману. Иногда на смотровой площадке ему встречались люди. Их было не много в вечерний час, в основном влюбленные пары. Много ли найдется чудаков, любующихся закатом? Олав закатом не любовался. У него была серьезная причина оказаться в этот вечер на холме Эксберг. Сегодня ровно пятнадцать лет, как та, которая боготворила его, была найдена здесь мертвой. Дело в полиции закрыли, объяснив смерть девушки самоубийством на почве острого психоза. Олав вспомнил полные мольбы черные глаза Заиры, ее дрожащий подбородок. Почему он тогда не помог ей? Оттолкнул. Сказал, чтобы сама справлялась с возникшими проблемами. Олав поднял глаза к небу. Кроваво-красный закат потряс его воображение. Он напомнил кровь в ванной Эдварда. "Кровавая вода". Почему небо красное? Он вдруг ощутил себя устрицей, на обнаженное тело которой капнули уксусом.
"Почему небо красное? Так не должно быть! Куда делись цифры? Их нет. Пустота. Закат не измерить в числовом выражении. Небо не измерить. Почему оно красное, словно кровь? Ах да! Я слышал, где-то в Индонезии взорвался вулкан. Сколько же погибло людей? Число, число, я забыл их число. Не важно. Важно, что где-то в Индонезии взорвался вулкан, оттого небо красное. Это не кровь. Это просто закат".
Мысли вихрем закружились, затягивая в образовавшуюся воронку весь мир: залитый искусственными огнями Осло, холодную воду фьорда, яхты богачей. Миру надежности пришел конец. Стройный ряд цифр рассыпался в голове на отдельно взятые единицы. И тут наступила тишина. Словно передышка от кружившегося вихрем кошмара. И в этой тишине остался он один. Наедине с неудобными мыслями о себе, об Эдварде. Олав схватился за голову руками, словно пытался вытряхнуть из нее непривычные мысли. Но это ему не удавалось. Костер заката отразился вселенским пожаром в расширившихся зрачках Олава.
"Я мыслю, я задаю себе неудобные вопросы! А если я мыслю, значит, Эдвард был не прав? Я не единица, не атом, не молекула. Я человек. И я одинок!"
Осознание своего одиночества в бесчувственном мире людей-функционалов ужаснуло Олава. Он снова схватился за голову. И громко закричал.
Через три часа Олав уже был в лаборатории. Мысль работала четко и ясно. Один, два, три... семнадцать, двадцать четыре. Вал цифр нарастал. График светился, менялся. Кривые роста устремлялись вверх. Впереди была бессонная ночь, полная расчетов. Семьдесят два плюс пятьдесят четыре. Процент, ставка... График скользнул вниз на несколько пунктов. Корпорация ставила задачи. Он их решал. Думать о чем-либо другом, кроме графика и цифр, у него не было ни времени, ни желания.