Она стояла на остановке, под полуразвалившимся козырьком, пропуская один автобус за другим. Было сыро, холодно и мерзко. Осень началась именно сегодня, совершенно нежданно и внезапно после затяжного и теплого бабьего лета. Ей казалось, что она стоит тут уже вечность, но ехать никуда не хотелось, в горле застрял противный комок. Дождь лил как из ведра, и иногда через дырку в крыше холодные капли попадали ей на лицо, отчего со стороны казалось, что она горько плачет. Она их не замечала, она вообще ничего вокруг не замечала с тех пор, как час назад получила это письмо.
Письмо пришло по электронке, оно было от Пашки. Пашка впервые появился в ее жизни этой весной. Он постучался в аську и спросил, была ли она на каком-то джазовом концерте. Она посмотрела в инфу, и решила, что мальчик ошибся адресом. Ей было 38, а ему 19, столько же, сколько ее старшей дочери. Она не ответила, он настойчиво постучался еще раз и снова задал тот же вопрос. Тогда она сказала, что не любит джаз. Он спросил, какая музыка ей нравится, и завязался длинный разговор. Ей вдруг стало интересно, мальчик явно разбирался в музыке, и вкусы их во многом совпадали. Она спросила, почему он написал именно ей, и он честно ответил, что сделал рассылку по аське всем, у кого в инфе написано, что они как-то связаны с музыкой. Потом он предложил встретиться и она, неожиданно для себя самой согласилась.
В их первую встречу тоже лил дождь, но это был другой дождь: весенний, звонкий, радостный. Пашка оказался симпатичным кудрявым мальчишкой с удивительно сияющими глазами. Он принес ей послушать диск со своей любимой музыкой. Они долго гуляли под дождем и весело болтали. Общение как-то сразу пошло очень легко, несмотря на большую разницу в возрасте.
Пашка был интересным собеседником, он очень много читал, причем не художественную литературу, а книги по магии и методикам самосовершенствования. Сначала она решила, что он нахватался верхушек и пытается произвести на нее впечатление. Она даже провела ему небольшой экзамен по книгам Карлоса Кастанеды. Оказалось, он действительно понимает, о чем говорит. Самое удивительное, что по развитию мальчик тянул не на 19, а лет на сорок. Она попыталась познакомить его со своей дочерью, но он тут же замкнулся и быстро ушел. Со сверстниками ему было намного тяжелее общаться, они его просто не воспринимали всерьез.
Только она понимала его с полуслова, не смеялась, и пыталась разобраться во всех сложностях его метаний. Какое то странное чувство рождалось в его душе. Это нельзя было назвать любовью, но его к ней тянуло. Они встречались все чаще, он записывал ей музыку, рассказывал о книгах, которые читал. Каждый вечер он отправлял ей по СМС какое-нибудь красивое послание и желал приятных снов. Ночью ей снился Пашка с горящими от счастья глазами, она улыбалась ему в ответ. Она все чаще думала о нем, и сама пугалась этих мыслей, но они были так приятны, что она не могла их прогнать, да не очень то и хотела.
Его все время тянуло в дорогу, он сам не мог объяснить, куда и зачем, но в пыльном и душном городе ему было очень тяжело. Он все чаще уходил в лес с фотоаппаратом и потом присылал ей по электронке шуточные отчеты о своих походах с фотографиями. Она поражалась, насколько необычно этот ребенок видит окружающий мир, как тонко он чувствует красоту обыкновенных камней, веток, листьев, у него в душе играла своя необыкновенная музыка. Даже серые каменные стены домов он пытался раскрасить яркими красками, одну из таких его картин она повесила на стену, и когда было грустно, смотрела на нее и вспоминала Пашку. Она радовалась каждому его появлению и очень ждала их.
С ним всегда происходили невероятные события. Однажды он нашел в лифте летучую мышь, которая оказалась там каким-то непостижимым способом. Полдня он занимался спасением бедной мыши, отвез ее в лес, нашел подходящую пещеру и выпустил, а потом взахлеб рассказывал ей по телефону, как это все происходило, и она вместе с ним радовалась за судьбу несчастной мыши.
Потом он купил маленький африканский барабанчик и барабанил на нем день и ночь, доводя до бешенства соседей, пытаясь найти какой-то свой, особенный ритм.
А однажды он рассказал ей, что очень хочет прочитать книги Гурджиева, но нигде не может их найти. Она попыталась помочь и поискала по своим каналам, но тоже не нашла. Потом начался теплый солнечный сентябрь, и Пашке нужно было начинать учебу. Он загрустил, в универе ему не нравилось. Она, как старший товарищ, пыталась вразумить его и долго говорила скучные вещи, что учиться ему надо обязательно, иначе он не найдет свой путь в жизни.
Пашка не спорил, но глаза его все грустнели, и ей было безумно его жалко. Она искала для него интересную музыку, но ему ничего не хотелось слушать. Оживился он только тогда, когда нашел таки книгу Г.И. Гурджиева "Рассказы Вельзевула своему внуку". Он начал читать ее так увлеченно, что надолго пропал из инета. Она пыталась ему звонить, но телефон всегда был отключен. Когда ей стало совсем плохо, она написала ему по электронке, что очень скучает.
Он ответил через неделю, они снова встретились, но Пашка стал совсем другим. Тревожный взгляд выдавал, что в нем происходило что-то очень важное. Он рассказывал ей про книгу и говорил, что она обязательно должна ее прочитать. Она смотрела ему в глаза и понимала, что он уходит куда-то и от нее и от этого мира.
И вот сегодня она зашла в почту и увидела это письмо. Неясная тревога долго не давала ей открыть письмо, а когда она все-таки решилась его прочитать, на глаза навернулись слезы, и в горле застрял этот противный комок, который она так и не смогла проглотить. Она закрыла почту, выключила комп и вышла на улицу. Дойдя до остановки, она остановилась, идти было некуда, ехать тоже. И вот теперь она стояла здесь, и строки Пашкиного письма бились тяжелыми молотками в ее голове:
Zdравствуй, Elena!
Как твоё душевное состояние?
Прости, что длительное время не давал тебе ни малейшей вести о себе...
Ещё с середины сентября я потерялся в огромном потоке информации, идущем извне. А если быть точнее, мой мозг не мог обработать её из-за столь быстро идущего темпа...
Но теперь уже конец октября, и несмотря на то, что я, более или менее, смог разобраться с накопившейся информацией и как-то её распределить в своей голове, лишний мусор удалить, всё же я нахожусь в какой-то неопределённости или, так скажем, в состоянии некоего замешательства относительно всего сущего, начиная с мельчайших деталей на планете Земля и заканчивая Великой Вселенной. И самое тяжелоё для меня - это ряд вопросов, не покидающих мою голову. Например, один из них звучит так: в чём моё собственное предназначение?
Вчера я дочитал первую книгу Г.И. Гурджиева "Рассказы Вельзевула своему внуку" и у меня возникло такое чувство, что я ничего не понял. И в то же самое время, я понимаю, что на протяжении чтения книги, я мог строить для себя определённые выводы...
В общем, со мной явно что-то происходит, и я должен сказать тебе обо всём этом. Я даже подумываю над тем, что пора покидать стены университета...
Всю свою жизнь я жил не так, как подобает человеку. Я жил автоматически, как механизм часов, только с большими функциями. И до сих пор я продолжаю жить так. Точно также живёт большинство людей, не видя истины. В этом меня убедил текст...
Пора, одновременно, вести наблюдения за своими мыслями, восприятием и действиями, чтобы добиться собственного "Я"...
Теперь я исчезну...
Всех благ!
Pavel
Павел, Павел, Павел...
В первый раз он назвал себя так серьезно, по-взрослому.
Тревога переполняла ее. Что с ним случилось? Может быть, она не сделала чего-то очень важного, не смогла помочь?
В сумке зажужжал телефон, говорить ни с кем не хотелось, но кто-то настойчиво пытался дозвониться. Она открыла сумку, на дисплее светилось - Пашка!
- Паша, ты куда пропал? Что произошло?
- Ты получила мое письмо?
- Да, куда ты хочешь исчезнуть?
- Понимаешь, вчера был очень тяжелый день, в моей голове все перевернулось, и я написал его, а потом всю ночь не мог спать, думал, и понял, что на самом деле ты права, нельзя поддаваться первым порывам. Я решил, что буду учиться.
Подошел автобус, она запрыгнула в него, села у окна, и счастливо улыбаясь, поехала домой. На сердце стало намного легче, даже дождь уже не был таким холодным и противным. Наконец-то Пашка пришел в себя, теперь она уже не боялась за него, он стал взрослым.