24 года. Мне хорошо, хоть и колотит лёгкий озноб. Это, скорее всего, на нервной почве. Вряд ли я простыл.
14 лет. Я чувствую, что очень похож на осла. Ромка уже на кровати с Катей, Жирный тоже делает определенные успехи в этом плане. Перед началом этого вечера мне вроде как определили Аньку из параллельного класса, но она решила не пить. Да и все мои старания ни к чему не приводят. А через полчаса она вообще, похоже, уйдёт домой. Меня опять продинамили. Хотя это лучше, чем то, что было на прошлой недели, когда я уснул в сортире. Клянусь, моё сегодняшнее выступление гораздо удачнее.
11 лет. Вокруг Антона собралось человек семь. Я уже начинаю отходить от шока, руки уже не трясутся, зубы не стучат, дышится спокойнее. Да, конечно, Тоша просто поскользнулся и рухнул, как куль с дерьмом, но рожу ему разбил вроде бы я. Ну или по крайней месте дополнил эту красоту. Старшие вроде говорят, что я здорово выступил. Хорошо.
18 лет. Моя девушка заявляет мне, что она уже не моя девушка. "Хорошо - отвечаю,- какая мне разница, чью девушку я трахаю?!".
17 лет. Сквозь кусты влетает Савва с выражением ужаса и паники. По его зову стаканы бросаем я, Алекс и Главбух. Элвис уже не может подняться с пенька, столько он принял. Из нас троих бойцы тоже знатные, но мы во весь опор несёмся на полянку возле озера, где три здоровых шайбы выбивают дух из Жданова и Микки. В следующее мгновение здоровая ручища приходит аккурат промеж глаз Алексу и тот отлетает в дерево за своей спиной. Я устремляюсь на самого здорового противника, по дороге уже начиная соображать, что шансов у меня не густо. Прежде чем я успел впасть в панику по этому поводу, мне прилетает кулаком, будто камнем, в челюсть, но я остаюсь стоять на ногах. Глаза напротив меня, глубоко посаженные в огромную репу, не испорченную интеллектом, выражают непонимание потому как, видимо, на ногах после его ударов стоят редко. Мои глаза всё ещё тоже пытаются выражать что-то кроме страха. Видимо, у них это хреново получается. Второй удар принимает на себя мой подбородок, третий удар идёт в грудь. После я уже сам решаю упасть. И меня оставляют в покое. Это хорошо.
16 лет. Я просыпаюсь от того, что в соседней комнате падает ваза. Поднимаюсь и по стене доползаю до двери, цепляюсь за косяк и вываливаю себя в тёмный коридор. В комнате целое обилие звуков, но димедрол все их смешивает в один непонятный. Я ориентируюсь по полоске света, выбивающейся из-под двери. Что это за дверь и в чьей квартире она находится, я даже не пытаюсь понять. Я дотягиваюсь до ручки и, падая, отталкиваю дверь от себя. Над моей головой волнообразными движениями раскачивается пара сисек и волосатые яйца. Присматриваюсь в течении вечности, чтоб понять что сиськи эти я уже видел. Даша. С яйцами проблем было больше, в них я не разбирался принципиально. Кто-то трахал сестру моего лучшего друга. Это ли не повод вмешаться?! Собрав воедино всю оставшуюся способность ясно мыслить, я выкрикиваю:
-Дружище, я следующий на неё!
Потом я благополучно отрубаюсь на полу. Хорошо...
12 лет. Директор школы с пеной у рта говорит мне, что я не прав. Я и без него это прекрасно знаю. Но вот только он не знает меня. Да, это я выкинул ботинки Андреева с третьего этажа. Да, это из-за меня "лучший ученик класса и без пяти минут золотой медалист" в слезах выбежал на мороз в одних носках. Да, я сожалею, что так получилось. Как это почему я так сделал?! Он же не дал мне списать на контрольной по ОБЖ. Хорошо, я понял, что так нельзя. Хорошо, я извинюсь. Хорошо, я покажу маме дневник. Дверь директорского кабинета захлопнулась и я оказался в длинном школьном коридоре. Чтоб ещё такого сделать с этим проклятым заучкой?
19 лет. Моя девушка красит волосы в чёрный цвет. Ночью я брею её налысо, накачав снотворным, чтоб не дёргалась. Сколько раз повторять, что я не люблю брюнеток?! Наутро она со скандалом и истерикой говорит, что у нас всё кончено. "Хорошо,- отвечаю- по крайней мере у меня не будет лысой девушки!".
23 года. У меня через пять минут день рождения. Я выкидываю в открытое море фотографии, которые взял сюда с собой. Мои родители, все мои бывшие и настоящие девушки, мои коты, друзья, начальник, наконец, я сам- все они уплывают по одному из моей жизни по волнам средиземноморья. Я спускаюсь в каюту с верхней палубы и беру всё, что больше не считаю нужными, стихи, которые ещё остались со школы и университета, блокноты с рабочими материалами, документы на машину, которая стоит в гараже на самой нижней палубе. Всё это тоже по очереди отправляется в воду. Так хорошо мне ещё никогда не было. Ровно в ту секунду, когда мне исполнился 24-ый год, в темноту моря вылетели два мои паспорта. Больше я не значусь в списках. Хорошо.
17 лет. Преподаватель очередного "главного предмета в истории мироздания" отказывается ставить мне зачёт за матерную ругань в аудитории. Хорошо, что в соседнем магазине бутылки бормотухи никогда не заканчиваются. Придя домой, я переклеиваю на купленную бутылку наклейку с дорогущего хереса моего отца и на следующий день имею этот зачёт безо всяких проблем.
20 лет. Майские праздники выгнали из города всех желающих. Солнце пекло, пыльный город был практически невыносим. Я спустился поссать к Неве и натолкнулся на плавучую пристань, которую до этого почему-то не заметил. Выпустив в речку струю, я забрался на прогретую древесину, снял ботинки с носками и, развалившись на спине, закурил. Да, это действительно было неплохо...
12 лет. По-моему, всё вообще шикарно получилось. В три прибора с пацанами мы тогда немного пошутили над этим задротом Андреевым. Да, в натуре говорю мы просто обалденные парни. Такого ещё никто не творил. Взять и обделать ему всё содержимое портфеля в три стручка. Этот петух даже не понял, что произошло. Пришел к классной и сказал, что ему воды налили. Ну нас подорвали, кроме нас все же были на физкультуре, в раздевалке же никого больше не было. Мы, конечно в несознанку, типа, никто ничего не знает. Написали объяснительную, что никто воды не лил и ничего не видел. И вроде как даже не наврали. Очень удачный прикол.
15 лет. Наутро соседи по комнате жалуются, что я был не очень-то тих, хоть и обещал. Говорят, что перебудил полкорпуса пока закрывал дверь, что такого громкого мата они давно не слышали, что я по их меркам совсем уже обнаглел. Но я слишком уж плохо себя после вчерашнего чувствую, чтоб подавать малейшие признаки реакции на их претензии. Да, я вроде припоминаю, что чуть не сломал дверь, пытаясь её открыть. Потом, если мне не изменяет память, я споткнулся о порог и растянулся в коридоре, громогласно матерясь. Потом, по-моему, кто-то дотащил меня до кровати. По крайней мере, я сам до неё не мог бы дойти. Говорят, что ещё выключатель сломал, но это уж точно враньё. Не знаю я, почему он не работает, сами сломали. Голова болит, руки немеют и пить хочется с каждой секундой всё сильнее, но я, видимо, ещё жив, потому что мне кто-то зудит в ухо. Рассказываю этим неудачникам, что было вечером, как начали пить в баре неподалеку, как познакомились с какими-то шалавами с соседнего лагеря, как песок забивается во все щели, если заниматься на нём сексом, как всё равно это круто, потому что потом лезешь в море, чтоб помыться. Как потом мы упились, я тоже рассказывал. В общем, как сумел я провёл курс молодого бойца. А вот откуда взялся дорожный знак в нашей комнате я не знаю.
17 лет. Я мокрый по самые яйца, пьяный в никуда и накуренный в ни во что. Вылез из фонтана возле Адмиралтейства и сушусь на солнышке. Ещё утром мне надо было домучить одного-единственного препода, чтоб официально началось лето. И я это сделал. Моя блистательная тройка, моя последняя тройка за первый курс, и вот я уже купаюсь в фонтане, пьяный, заваренный, довольный. Я могу считать, что ещё год ничего никому не должен, и это очень хорошо.
14 лет. Понятное дело, что о сексе никто по сути и не думал. По крайней мере, из нашей компании. Каждый перед каждым старался покрасоваться, выпендриться, все сочиняли одинаковые истории в стиле "я её, она мне". Но дальше слов никто же не шёл. Каждую пятницу мы собирались у Катьки отметить конец учебной недели. Из нас каждый знал, что дальше мечты и онанизма дело не пойдёт, но каждый старался подобраться к девчонкам поближе, помять намечающиеся выпуклости. И всем уже от этого было более чем хорошо.
15 лет. Понятное дело, что все думали только о сексе. О нем были все наши разговоры, ему посвящались сны. Все наши знали, как это бывает, но каждый искал максимума. Качественного и количественного. Каждый что-то пытался причесать девочкам, кому-то даже удавалось, но искали-то все одного и того же. Принципов не было, обещания ничего не значили, готовы были на предательство, ложь, обиды. Всё умирало ради поиска оргазма. Потому что все из нас знали, что другого уже мало, что ничего серьёзного никто не хочет. А секс-это хорошо.
20 лет. Моя девушка выбирает в магазине шампунь для блондинок. А я в соседнем магазине выбираю себе ботинки. Семейная идиллия близка как никогда. Это практически здорово.
23 года. Мой начальник смотрит на меня, как на дурака. Я абсолютно серьёзно объясняю ему, что не желаю больше здесь работать. Да и где-то ещё тоже. Он говорит, что как раз собирается поднять мне зарплату, что я нравлюсь ему как репортёр, что у меня большие и хорошие перспективы. Я слушаю его с тупой улыбкой на лице, не значащей ничего, кроме пренебрежения. Он всего через полчаса подписывает моё заявление, и я становлюсь свободным человеком. Мне хорошо.
16 лет. Она то ли с австрийской, то ли со швейцарской паспортиной, но буржуйское происхождение не мешает ей жадно сосать мой прибор, отплёвываясь от собственных светлых волос. Я слушаю её подругу, которая учит меня материться на тайском языке. И ловлю себя на мысли, что сам матерюсь на русском, как сапожник. Кроме меня и европейской фифы, что склонилась предо мной на колени, взаимопонимания нет ни у кого. В руке медленно тлеет косяк отвратительной турецкой шмали. Я широко улыбаюсь. Исключительно потому, что мне хорошо.
21 год. Весь пятимиллионный город сошёл с ума, нет ни одного спокойного человека, ни одной тихой машины. Все орут, улыбаются, гудят. Они это сделали! Мы это сделали! Я вываливаюсь из бара на Пяти Углах, в дверях бросаюсь в объятья здоровенного негра, падаю, встаю, набираю какие-то номера. И всё это не переставая орать. Ни на секунду. Толпа выносит меня на Невский. Весь город уже пьяный, а ночь только начинается. Основной цвет на улицах - синий: флаги, шарфы, майки. Даже рожи прохожих и те синие. Ментовской эскорт вместо привычной мигалки гудит то же, что и все-"ту-ту-тутуту-туту-туту-ту-ту". Боже, до чего ж хорошо!
24 года. Солнце ещё не взошло. Ещё немного холодно. Время замедляет ход. На пирсе меня ждут Хорхе, Мигель и некто Рамирез. Они дадут мне всё необходимое: взрывчатку, билет на поезд, последние инструкции. Они отвезут меня на вокзал. Всё будет хорошо.
18 лет. Моя девушка что-то пытается мне предъявить, выставляет претензии уже минут пять. Она стоит, опираясь спиной о стену, и наглым образом говорит мне как мне жить и что мне делать. И всё это в моей же квартире. Долго так продлиться не могло по определению. Размахиваюсь, что есть дури в голове и наношу разящий правый боковой. Кулак просвистел мимо её лица и в паре сантиметров от её уха прилетел в стену. От испуга она, уже тихая и ничего не имеющая против, молча сползает по стене вниз. Вот теперь всё будет у нас хорошо.
23 года. Я даю координаты и время своего прибытия в Барселону троим ребятам из "Фронта Сопротивления" и пакую чемоданы. Паром из Валенсии выходит через полтора часа. Некто Рамирез отвозит меня в порт, договаривается о встречи в пункте назначения, желает удачи и заранее поздравляет с днём рождения. "Фронт", по его словам, всё уже подготовил и переправил в Каталонию. Моя задача проста и понятна, мне доверено самое важное. Вроде как подарок на праздник. Некто Рамирез обещает, что всё будет хорошо.
5 лет. Я прихожу в детский сад после летних каникул. Утро, папа приводит меня в здание на Измайловском, и я сгораю от нетерпения, ведь это мой первый день в старшей группе, ведь я теперь буду играть с самыми классными мальчиками и обижать самых классных девочек. Старше меня теперь нет никого во всём садике. На пороге игровой комнаты, в которую меня привёл папа, улыбка резко пропадает, я смотрю на воспитательницу, на отца и на детей с немым вопросом "почему?". Почему в этой комнате те же дети, что были со мной до этого? Почему они всё такие же? Где же те классные мальчики для игр и девочки, чтоб их обижать? Я же в старшей группе вы все перепутали! Это же дети из моей средней группы. Я же уже повзрослел, меня с ними нельзя оставлять, они не классные. Папа говорит, что они, мол, тоже повзрослели и тоже теперь в старшей группе. Не в кайф вышло. В прочем, если Костик принесёт новые машинки, то вроде бы всё более-менее хорошо.
15 лет. Я выдёргиваю ремень из штанов и на полном ходу вписываю в репу болгарину. Их пятеро - нас восемь. Они начинают в панике удирать. Тихий остаётся заботиться о Терминаторе, которого эти свиньи обрабатывали ботинками минут десять. Мы бежим за ними по тёмному парку и, несмотря на численное превосходство, всё равно не в выигрыше, потому что совершенно не ориентируемся в этом саду. Темень такая, что я не вижу даже спину Вано, который несётся впереди меня, размахивая здоровой цепью. На наше счастье унтерменши орут как резанные и дают нам ориентир. Сегодня эти уроды получат за всех наших: за Марата, которого пришлось отправить в Россию до окончания его путёвки, за Тихого, которого кинули на часы и перстень, за мои отбитые рёбра, за Терминатора, который оказался не в то время и не в том месте. Сегодня мы оставим их без зубов, без денег, без всего ценного, а главное, без желания отлавливать наших по одному среди ночи в этом саду. Это ли не замечательно?
23 года. Я говорю своей девушке, что единственная свобода, возможная в отношениях мужчины и женщины, претендующих на серьёзность и осмысленность - это отсутствие всяких отношений. А затянувшись, добавляю, что она абсолютно свободна. Равно как и я. У меня в кармане билет до Мадрида в один конец. И от предстоящего в скором будущем путешествия у меня поднимается настроение. А у неё, у девушки моей, и без меня всё будет хорошо.
17 лет. Я вспотел, принял слегка гееватый вид и если б не "алиби", которое отплясывает рядом со мной, то вопрос о моей ориентации оставался бы открытым. Алиби зовут Света, и с ней на этом подиуме я вытворяю такое, что не снилось и эро-балету. От жары, которая захватила это заведение, я снял майку и, зажав в зубах цепочку с крестом, сверкаю вспотевшим телом в свете прожекторов. Света вьётся то возле лица, то возле живота, то кусает за пряжку ремня. Я получаю в глаза заряд зелёного прожектора, раскачивая телом под очередной тошнотворный хит таким образом, что создаётся впечатление, будто предлагаю всему клубу прильнуть губами к моей ширинке. И в отдельные секунды мне казалось, что они все согласны. Да, во мне столько экстази, что я хочу всех присутствующих сразу и немедленно. Да, мне хорошо. В конце концов, здесь все такие.
22 года. Руки вспотели, сердце до сих пор не пришло в нормальное состояние. Откуриваюсь, не отходя от крыльца издательства. Мне всё-таки дали эту работу. Без опыта, без специального образования и без связей в нужных кругах. Такое возможно только в сказках, но я, видимо, герой одной из них. Да, это не самое великое достижение, да, я всегда буду думать о куче возможностей в сфере моего образования, да, я занял едва ли не самый скромный пост в конторе, но я в штате сотрудников одного из крупнейших издательств города, я буду писать собственные репортажи, в которых не надо будет думать о политике, моде и автомобилях. Это будет пыльная работёнка, которая мне понравится. Пройти семь кругов ада в виде собеседований в отделе кадров, в кабинете у помощника редактора и, наконец, у главного редактора было необходимо хотя бы для того, чтобы было хорошо. Хорошо от того, что всё закончилось. Улыбайся, будь правдив, даже если брешешь как пёс, будь уверенным, даже если понятия не имеешь, о чём говоришь. Именно этой логике учат в университетах, именно её прививают на сессии. Характер, волю и изворотливость. И те же точно ощущения в финале - ты понимаешь, что ты сделал это, ты выиграл, ты оставил конкурентов позади, теперь ты проходишь в следующий круг. Вся жизнь-футбол. И если ты не стал вторым, а действительно преуспел - то это здорово. Будь счастлив от побед, делай выводы из поражений, работай на тренировках, найди себе хорошего тренера и достойных спонсоров, если повезёт. И всё будет хорошо.
9 лет. Мои друзья вдвоем держат его за руки посреди двора. Я зол, как все черти ада. Я знаю, что это обалденное выражение - я подслушал его вчера в боевике, а там выражаются только обалденныыми словами, я знаю. Серый и Тёмик держат его посреди двора, и я разбегаюсь. Прямой ногой куда-то в район грудной клетки. В кино мне показывали, что все правильные парни в кожаных куртках, умело справляющиеся с мотоциклами и женщинами, бьют либо так, либо ногой в голову. Ян падает, согнувшись чуть не пополам, ревёт, как девчонка, и долго не может подняться на ноги. Просто не надо было нарываться на крутых парней, вот и всё. Сам виноват. В кино, кстати, обалденные парни, замочив плохого, обычно обнимают шикарную тётьку и уходят. Вот было бы хорошо вырасти и стать таким же крутым парнем. Да, было б здорово.
24 года. Я высадился на вылизанном перроне конечной станции в пригороде Барселоны. Прошедшую ночь я слушал инструкции едва ли не первых лиц "Фронта", их тезисы и идеи, вялую поддержку друзей, какие-то воспоминания из их операций. Полночи мне говорили, что моя миссия абсолютно особенная, что провалить её нельзя никак. Не волнуйтесь, друзья, всё будет более чем хорошо. Сейчас почти 6 утра, вторник, на перроне нет практически ни души, но по планам "высшего командования" к концу поездки народу в поезде будет немало. А значит, всё будет хорошо.
17 лет. Моя религия учит меня, что любить ближнего - это хорошо, что принять Господа - это хорошо, что помогать другим, молиться за других, прощать других, верить им - всё это хорошо. Моя религия уверяет, что самопожертвование, строгость к себе, почитание церкви, людей, зверей и кого ещё угодно - что всё это хорошо. Моя религия советует мне поститься, не прелюбодействовать, не гневаться, не поддаваться праздности - потому что это всё хорошо. Моя жизнь учит, что прощать нельзя никого, а меньше всего - себя, моя жизнь видела много примеров того, как прощение воспринимается, будто команда сесть тебе на шею. Моя жизнь говорит, что нужно держать ухо востро, кулаки наготове, быть всегда в тонусе, смотреть в оба. Стремиться, занимать, торопиться, обгонять, преодолевать, спихивать, сталкивать. Либо мы этих пидоров, либо они нас, как любит повторять один мой знакомый. Мой мир говорит, что жестокость - это нормально, что доброта-это слабость, что стоять на месте - это быть мишенью. "Тот, кто верит, что любовь правит планету, не видел, как дети играют с боевым пистолетом". Религия говорит "Не убий". Мир говорит "Смотри по ситуации". Жизнь говорит "Отъебитесь от меня".
24 года. Людей вокруг всё больше, кто-то улыбается, кто-то спит, кто-то щурится на восходящее, нагревающееся, просыпающееся солнце. Кто-то на работу, кто-то на учёбу. Я вот по делу, например. Вам всем хорошо, да? Если только вас это волнует, ребята, я ненавижу всех вас. Хотя я знаю, что дела вам немного, но это и хорошо.
Никто из "Фронта" не удосужился устроить мне мало-мальски нормальный день рождения, кто-то даже не знал о нём. Кто знал - те сухо пожали мне руку и поздравили, еле выплёвывая слова. А ведь я просто делаю сам себе подарок на день рождения, а не выполняю работу "Фронта Сопротивления". Подарок, о котором я мечтал чуть не всю жизнь. Один мой знакомый получил однажды отличный подарок. А я себе всё подарю сам.
16 лет. Моя девушка говорит мне, что я идиот. Я говорю, что в этом тоже есть свои плюсы. По крайней мере, это предопределило то, что мы с ней вместе так долго.
24 года. Европа озверела вконец со своими запретами на курение. Битых два часа в ответственейший день своей жизни я не могу покурить. Это же бесчеловечно, неужели они не понимают. Я встаю со своего места и выхожу в тамбур. Курить нельзя и там, но мне уже плевать на это. У меня 10 минут, потом мой "поезд" придёт. Вспышка, огонёк, дым. Хорошо хоть никакие лоббисты не додумались протолкнуть непременность наличия дымовых сигнализаций в каждом кармане! Первая затяжка за пару часов. Только чтоб не выпрыгнуло сердце. Вторая затяжка - только чтоб не забыть про первую. За три вдоха я уничтожил почти половину сигареты. Пульс начинает входить в норму. Всё уже хорошо. Лучше, чем минуту назад.
21 год. Деревцо реально спасает. Ситуация неописуемого блаженства как на ладони. Я лежу на лавке, подложив под голову рюкзак с совершенно ненужным мне дерьмом, закинув ноги на небольшой металлический помостик возле лавки. Надо мной, пробиваясь сквозь ветки большого дерева, уже успевшие покрыться густой листвой, светит уже тёплое, но ещё редкое майское солнце. И деревцо реально спасает ситуацию. Лёгкий ветерок не приносит ничего, кроме усиления кайфовых ощущений. Я всегда обожал курить лёжа. Мне зашибись. И я готов бы пролежать вот так всю жизнь, выбрасывая из головы одну проблему за другой, уничтожая одно парилово за другим, разгоняя тоску за тоской. Как бы мне хотелось зафиксировать эту ситуацию насовсем, навсегда, безоговорочно. Всю: от спасительного деревца до количества сигарет в пачке. Мне зашибись.
24 года. Мой поезд придёт через пять минут. По моим расчетам. Моим и "Фронта". Я прикидываю последние секунды "на вес". Я знаю, оно того стоило, я на правильном пути. Всё будет хорошо.
18 лет. Я практически обездвижен музыкой. Симфонический оркестр выводит мрачные пассажи Вагнера. У меня в голове, глубоко за шторами закрытых век, Зигфрид сын Зигмунда погибает от предательских рук Хагена. Я будто умираю вместе с ним, это словно мне в спину всадили копьё. Туда, где у меня нет драконьей кожи. Я вжимаюсь в кресло, цепляюсь за подлокотники, рождаюсь и умираю, снова и снова. Это лучшее, что происходило с моим мозгом.
24 года. Самое приятное в том, что этот чёртов "Фронт" реально думал полным составом, что нашёл идеального исполнителя для своих гениальных революционных замыслов. Да мне дважды срать на все их планы! И ещё насрать сверху насранного. Просто иногда нужно брать дело в свои руки. Когда два с половиной десятка лет всё не так, как тебе обещали, то нужно самому что-то менять. И иногда для этого можно использовать таких вот убеждённых идиотов, как "Фронт Сопротивления". Пускай эти европейские зажравшиеся морды бьются со своими невидимыми врагами, пускай ломают копья о ветряные мельницы. А у меня совсем иные мотивы - мне просто скучно. У моего врага есть самое, что ни на есть определённое название - обыденность. И тут попадаются идиоты, предлагающие мне оплатить билеты в тёплые края, предоставить взрывчатку, научить ею пользоваться, оплатить все мои расходы. Красота, день рождения, который не забудется. Кстати, у того самого моего знакомого, который однажды получил знатный подарок, день рождения одиннадцатого сентября. А мне всё нужно делать самому. По сути своей, это просто обалденный способ покончить с собой. Я толкаю дверь тамбура, шоу началось.
10 лет. Я просто показывал фокус. Ну, даже не фокус, а чудесное умение своего тела. Тот парень меня не толкал, его даже рядом не было. Он стоял ниже на пол-этажа - оттуда видно лучше. А я перекинулся через перила, повис вниз головой и отпустил руки. Это такое упражнение, вроде бы для пресса, когда работают только мышцы живота и чувство баланса. Не знаю уж что именно, но что-то из этого меня подвело. Как летел не помню, как ударился головой о бетонную ступеньку тоже. Что потом происходило - не знаю, на каком-то из этапов этого представления сознание я потерял. Но оно и без моего вмешательства практически сорвало овации. По меньшей мере, заставило о себе говорить. Мне рассказывали, что, когда упал, я приподнялся на локтях и грязно выматерился, после чего снова отключился. Ещё говорили, что я безостановочно блевал, когда начал понемногу приходить в себя. Не знаю, всё может быть. Смутно помню маму, ещё в школе, в медкабинете. А теперь вот я лежу на койке в реанимации. Провода, вот первое, что меня в себе удивило. От головы, от сердца, от большого пальца левой руки-провода. И ещё капельница из правой руки. Лежу звездой, как на эскизе у Леонардо, не могу пошевелиться, не могу ничего вспомнить, не могу ничего поделать. Но я всё ещё дышу. Это хорошо.
24 года. Граждане пассажиры, моё представление не займёт много времени, но капитально испортит вам день. Это как минимум. Сейчас вам всем хорошо. И даже если у кого-то геморрой, сифилис или маленький заработок, то по факту ему тоже хорошо, потому что вы все живы, трудоспособны по большей части и можете наслаждаться этим чудесным испанским солнечным утром. Моё представление будет иметь название "Поздняк метаться!", в главной роли я, прошу любить и жаловать. Авторство сценария и режиссура принадлежат каким-то умам из "Фронта Сопротивления", которые уверены, что я играю их пьесу, а не свою. Мы же не будем отходить от программки и все будем думать наоборот. Музыка у каждого своя - у кого что в наушниках. Антракта не будет, представление идёт один акт. Попрошу вас отключить ваши мобильные телефоны, пейджеры и карманные компьютеры. Здесь, вы можете видеть, полкилограмма тратила, и собственно, как следует из названия нашей постановки, поздняк, граждане, метаться. Мамаш, не надо лезть под пластмассовое кресло, оно вас не спасёт. Сеньор, дёргать стоп-кран тоже бесполезно, ребята из "Фронта" руками купленного кондуктора их уже обесточили. Юноша, советую перестать на меня орать, я всё равно ничего на Вашем языке не понимаю. Сейчас, значится, все успокоятся и смогут разглядеть таймер на моём поясе. Как вы можете наблюдать, сейчас на нём циферка 10. Нажимаем вот эту вот волшебную кнопочку и циферка сама начнёт уменьшать своё значение. Магия, граждане, настоящее волшебство. Итак, я нажимаю эту кнопочку и кидаю вам это нехитрое устройство. Можете заняться тем же, чем и на Новый Год - громко все вместе отсчитывать секунды. Куранты в вашем случае бабахнут так, что услышит и увидит весь мир. Дядя, Ваше стремление разжать гидравлические двери совершенно бесполезно, можете мне поверить. Не толпитесь в тамбуре, уважаемая публика, умрёте ещё до кульминации сюжета. Пять! Печаль артиста в том, что ему за это выступление уже не заплатят. Четыре! Печаль публики в том, что за билет на это отвратительное представление денег тоже не возвращают. Три! Печаль режиссёра в том, что актёр так и не проникся основной идеей постановки. Два! Печаль всех вместе в том, что шансов спастись нет ни у кого! Один! С днём рождения меня.
21 год. Моя девушка говорит мне, что у неё есть другой. Что ж, по крайней мере, он трахает тебя на восьмое марта вторым, а это уже хорошо.
24 года. Меня отбрасывает назад, бьёт об стену головой и швыряет на груду осколков стекла. Прямо на меня падает ещё полтора человека: тот деятельный мужик, мерявшийся силами с гидравликой и остатки того, что когда-то было симпатичной девушкой. Я помню её, она сидела у окна напротив меня. Нога у меня висит на одном лоскуте кожи, рука насквозь проткнута здоровенным куском стекла, из затылка сочится кровь. Бабуля, что залезла под кресло, так и спеклась с ним в один комок тягучей массы кроваво-коричневых тонов. Её полопавшиеся от взрыва глаза уже закипели и испарились. Вокруг меня в бешеном танце пляшут и падают целые люди, неполные вариации на их тему и отдельные запчасти от них. Этот хоровод засасывает всё новых участников. Поезд с визгом, лязгом и целой гаммой других немузыкальных звуков заваливается на бок. Люди и их отделённые части скатываются в одну часть поезда, перемешиваются и взаимодополняют друг друга. Я качусь вслед за этой процессией, теперь на мне уже три с четвертью человека, я не очень разбираюсь, живые они или нет. Да и разницы по сути никакой. Я не могу пошевелиться, не могу ничего вспомнить, не могу ничего поделать. Но я всё ещё дышу. Это хорошо...