В начале девяностых годов у нас в управлении дивизии появился копировальный аппарат. Узнал я об этом случайно.
Был день получки и я, получив деньги, пошел в кабинет подполковника Онкина поговорить с ним о жизни. У него в кабинете стоял большой металлический ящик, которого раньше не было.
- Это что? - полюбопытствовал я.
- Ксерокс! Копии с документов делать.
- С чего угодно можно копии делать?
- Да!
- Цветные?
- Только черно-белые.
У меня в голове уже созрела мысль, как можно использовать этот ящик во благо и я, достав из кошелька пятитысячную купюру, сказал:
- Давай Витек, откопируй мне с десяток!
- Ты потом в магазин с ними не пойдешь? А то меня посадят как подельника в изготовлении фальшивых бабок!
- Не дрейфь! Все нормально будет!
Виктор сделал мне десяток копий с одной стороны купюры, и я побежал в свой кабинет.
Пятитысячная купюра тогда только пошла в обращение и составляла почти треть получки старшего офицера.
Я пришел в свой кабинет и положил листы с копиями на стол. Мой помощник, Андрюха Горемыкин, полюбопытствовал:
- Зачем они Вам?
- Есть одна мысль!
Я аккуратно вырезал копии и, положив для образца настоящую купюру, стал тщательно раскрашивать их остро отточенными цветными карандашами. До конца рабочего дня я раскрасил три штуки. Получилось совсем неплохо. На чистой стороне самодельной деньги я карандашом написал "Фиг тебе!".
- Если внимательно не приглядываться, то почти как настоящие! - похвалил мою работу помощник.
- Завтра Андрюха будем обогащать народ! - сказал я.
На следующий день, Горемыкин отнес одну, сложенную вчетверо деньгу на улицу и положил на снег по дороге к штабу. Наш кабинет располагался на третьем этаже. Из окна хорошо было видно место, где лежит самодельная купюра. Глядя жадными глазами на дорогу, мы стали ждать дальнейшего развития событий. Минут через пять, на дороге появились три офицера с нашего командного пункта. Дружной компанией они шли в здание штаба за получкой.
Деньгу идущие увидели одновременно. Они остановились как вкопанные. Тот, что шел посередине, обладал лучшей реакцией, чем его товарищи. Он резко растопырил руки в стороны, и товарищи отлетели метра на полтора назад, а шустрик тигром бросился к разрисованной бумаге.
- Вот видишь Андрюха, большие деньги сразу ставят конец верной дружбе! - прокомментировал я произошедшее.
Рассмотрев внимательней найденное, офицер разорвал бумагу на мелкие части и пустил по ветру. До штаба он шел уже один. Друзей у него больше не было.
- Разорвал, гад! - огорченно сказал Андрюха.
Я тоже прикинул, что если так будет с каждой очередной деньгой, то я замучаюсь их разрисовывать. И мне пришла в голову хорошая мысль.
- Сейчас я тебе дам еще одну, а ты положишь ее на лед и сверху зальешь холодной водой! - сказал я.
Так и сделали. Только в этот раз мы сложили ее вдвое. Льда на дроге не было и купюру пришлось разместить ближе к зданию штаба. Где был покрытый тонким слоем льда асфальт. Залитую водой бумагу Андрюха прикрыл картонкой, чтобы ее не нашли раньше времени, пока вода не превратилась в лед.
Через час помощник снял картонку и для естественности присыпал часть деньги снегом. В течение получаса мимо прошло человек пять. Купюру никто не замечал. Я решил сходить в магазин, а, за одно расчистить снег с купюры.
Проходя мимо деньги, я внимательно на нее посмотрел. Ее почти не было видно. Сходив в магазин и купив там курева, я на обратном пути, мимоходом расчистил ее ногой и вошел в здание штаба.
- Курить купил? - спросил меня при входе дежурный по управлению Боря Сердюков.
- Ну!
- Пойду тоже куплю, а то кончились!
Я бегом поднялся по лестнице, чтобы не пропустить момент, когда Боря будет проходить мимо купюры.
Зря я торопился. Сердюков вышел из штаба минуты через две. Он неторопливо прошел мимо деньги, причем, проходя, посмотрел на нее. Сделав по инерции пару шагов, Боря замер, всем корпусом развернулся в обратную сторону и подошел к богатству. Стремительно упав на колени, он стал скрести лед голыми руками. Залитая сантиметровым слоем льда купюра не поддавалась. Тогда Боря вынул из кобуры шомпол и стал царапать лед им. Старался очень сильно. От усердия у него задрался китель. Стали видны голубые, с начесом, офицерские кальсоны, выбившаяся из-под них нижняя рубаха и голое тело. В метре от него проходили служащие в части женщины. Прошел мимо заместитель командира дивизии, с интересом посмотрев, чем занимается дежуривший по управлению подполковник. Боре все было по барабану. Кроме пятитысячной купюры он уже ничего не видел. Потом до него, наверное, дошло, что шомполом можно порвать сокровище и он, присыпав купюру снегом, побежал в дежурку.
- Так старался и вдруг ушел! - удивленно сказал мой помощник.
Я проанализировал ситуацию и ответил:
- Он не ушел. Он, или выйдет сейчас со снятым с пожарного щита топором и вырубит ее прямо с куском асфальта, или, минуты через три, с полной кипятка кофеваркой.
Боря вышел с кофеваркой. Он ходил кругами и никак не мог отыскать то место, где лежит сокровище. Видимо слишком старательно присыпал снегом. После долгих, тщательных поисков нашел и, опять упав на колени, стал лить кипяток на закрывающий купюру лед. От кипятка бумага, на которой была сделана копия, размокла и превратилась в бесформенное месиво. Счастье Бори растаяло прямо на глазах. Причем, до него дошло, что закатавшие под лед деньгу, наверняка смотрят жадными глазами на происходящее и ржут как кони. Он поднял голову и горестно стал смотреть на окна штаба. Мы с Андрюхой, всхлипывая от безудержного смеха, махали ему руками.
- Может мы зря так? - спросил меня помощник.
- Тут ты, Андрюха, не прав! - ответил я. - Счастье Боря испытывал минут десять, пока ковырял лед, кипятил воду, вторично искал деньгу и лил кипяток. Адреналин накрыл его организм волной до самых ушей. А разочарование длилось всего несколько секунд!