| |
Бездонный колодец
Какое-то время я держался. Честно, как и подобает мелкому человеку, повинному в тысячах смертей. Сколько я увидел по телевизору страданий, слез и горя! Передо мной предстала страшная картина разрушения, люди потеряли родных, близких... Я через это прошел. Но когда на экране появилась мать моего лучшего друга Вити, я не выдержал и разрыдался...
Впрочем, не стоит гнать лошадей. Впереди много времени, есть о чем рассказать.
Началась эта грустная и, несомненно, поучительная история еще в школе. Но тогда она, к счастью, не приняла таких удручающих форм. Все было банально - Витька влюбился в девочку Иру из параллельного класса.
Прежде чем приступать к дальнейшему повествованию и чтобы дать вам время обдумать странность и непостижимость человеческих чувств, надо, пожалуй, рассказать о том, что Витька был мастак писать стихи. Полюбил он это нелегкое дело с младших классов, когда на уроке пения задумался над словами какой-то глупой песни. Она ему, конечно, не понравилась, но вместо того, чтобы, как все, выражать недовольство вялым открыванием рта, он стал сочинять альтернативную версию. После урока друг показал мне, что получилось.
Прочитав, я расхохотался, а он обиделся. И даже какое-то время не показывал мне свои новые творения. Я не торопил его, только наблюдал за растущей вдаль и вширь манией величия. Видеть, как у него закатываются глаза при упоминании о "Стихах" уже было достаточно, чтобы получить удовольствие. К тому же я никогда не любил поэзию, поэтому и не напрашивался в слушатели.
С тех пор написание стихов отбирало у моего друга порядочное количество времени. Он стал реже играть в футбол и больше не ходил курить в лес. Все сидел дома, читал и творил.
Как бы то ни было, он по-прежнему оставался моим другом. Я редко отказывал ему в общении, потому что не очень любил оставаться один.
Итак, полюбил Витька девочку Лену. Там, выше, я ошибся, ее звали не Ира, а Лена. Славная была девочка. Когда я закончу с этим рассказом, надо будет обязательно о ней справиться. Что я знаю сейчас, и чего еще не знаете вы - Лена давно уже не девочка. Лет, наверное, девять. Да, с тех пор, как она выпустилась из школы, прошло девять лет, не меньше. Знаете же, как быстро они теряют прелесть девственности, сделавшись студентками...
Влюбился, значит, мой друг, и принялся сочинять стихи с удвоенной скоростью. Конечно, о ней. Лена, Лена, и только Лена. Она таилась за стенами, под кроватью, в соседней комнате, под кустиками, в акростихах и еще в тысяче других мест! Я бы столько и не придумал. Но это же Витя с его патологической фантазией!
К счастью, у моего друга периоды бурного творчества всегда сопровождались легким аутизмом, поэтому в такие дни он меня со своими стихами не трогал. Иногда, правда, Витьку прорывало, и он начинал со слезами на глазах изъясняться мне в любви к Ленке, но это, к счастью, случалось нечасто и с моей стороны обходилось малой кровью.
Итак, любовь, или, точнее, влюбленность моего друга вылилась в тонны исписанных листов. Иногда Витька давал мне их целыми тетрадками, просил спрятать и никому не показывать. Таким образом он успешно превратил меня в своего архивариуса.
Увлеченность Витьки Ленкой совпала с моей увлеченностью изобретательством. Поскольку мой больной романтик стал постоянно уходить в творческую кому, вызвать из которой его не представлялось возможным, участились и мои эксперименты.
Как вы уже поняли, наша эмоциональная связь была довольно сильной. Я даже стал приходить к нему домой, когда он сочинял стихи, и часами рассматривал его пустое лицо и неподвижные глаза. Именно тогда у меня зародилась мысль сотворить нечто, действующее по тем же принципам, что и Витькин болезненный мозг.
С тех пор, как мною завладела эта идея, я навещал друга всякий раз, когда имел свободную минутку. Меня уже не занимали футбол, городки и другие подростковые игры. Я томился предчувствием открытия. Одного этого ощущения оказалось достаточно, чтобы на долгие часы усадить меня около неподвижного Вити.
Сейчас из моих медитаций я помню один только коан: как объяснить бездонность его аутизма? Сколько эмоций могло вместиться в его маленьком сердце?..
Через месяц мысленных боев у стула онемевшего друга я сделал потрясающее открытие! Возможно, позже я опишу принцип его действия, пока не вижу в этом большой необходимости. Ведь через несколько лет он все равно устареет... Хотя, учитывая случившийся катаклизм, нельзя утверждать это наверняка.
Но все же - я расскажу об этом в другое время. Сейчас хочу лишь отметить, что тогда, благодаря Витьке, я изобрел "бездонный колодец"!
Вы не подумайте, что речь идет о глубоком колодце, у которого, казалось бы, нету дна. Все гораздо сложнее и интереснее. Когда я сконструировал свое изобретение, то получил небольшой предмет, напоминающий бочонок или малюсенький колодец, который, и здесь я уже не использую кавычек, являлся в прямом смысле бездонным.
Вы скажете: что за чушь он несет? Классические и известные издревле законы гласят, что ни одна реально существующая вещь не обладает свойством бездонности. И тут я громогласно заявлю: вы ошибаетесь!
Я действительно создал то, что шуточно назвал "бездонный колодец". Поначалу я экспериментировал с разными предметами - клал их в бочонок и вынимал оттуда целыми и невредимыми. Начиналось все с обычных вещей, коих в доме валялось огромное количество. Но вскоре моя мать забеспокоилась о судьбе пропавших книг, косметички, дезодоранта, ваз и прочих мелочей. Я вытащил всю эту дрянь из бочонка и решил складывать туда Витькины сочинения. Вот так Витька натолкнул меня на изобретение бездонного вместилища для плодов своего бурного аутизма.
Вскоре, правда, игрушка мне надоела, и я совершенно ее забросил. Поставил "колодец" под кровать и вытаскивал его только для того, чтобы положить туда очередную тетрадь.
Влюбленность Витьки тянулась год и еще три месяца. Заложил фундамент для ее конца выпускной бал девятого класса, после которого Ленка ушла из школы в училище, оставив друга у разбитого корыта. Бал состоялся в конце мая, и все лето Витька горевал. Я до сих пор удивляюсь тому, сколько сил потратил он на стихи, о которых Ленка даже не узнала. Почему ему не пришло в голову просто подойти к ней и во всем признаться? Впрочем, я не раз говорил ему об этом. Безуспешно.
Итак, полтора года или чуть меньше Витька писал стихи в стол. А точнее, мне в "бездонный колодец". Те летние месяцы, когда его раненое сердце еще трепыхалось в напрасной надежде о возвращении Ленки в школу, поток стихов ринулся в "колодец" настоящей рекой. Тонны и тонны макулатуры падали в мой бочонок, и я даже перестал засовывать его под кровать. Знал, что опять буду вытаскивать в худшем случае утром следующего дня. После ночи страданий, Витька протягивал мне очередную тетрадь - выжатую тряпку своих эмоций.
В десятом и одиннадцатом классах Витя тоже влюблялся, не так сильно, но постоянно. И всегда - без взаимности. Было в нем нечто такое, что не нравилось девочкам. И это "нечто" он выбрасывал пачками бумаги в мусорную корзину "бездонного колодца".
После школы мы с Витькой общались редко. Я поступил на физический, он подался гробить свой талант на факультете филологии. Так бы, может, и совсем мы перестали видеться, только однажды он сам меня нашел.
Это было начало конца.
Случилась наша встреча около памятника какому-то известному и совсем не худому литератору. Глаза Витьки выражали очередную сумасшедшую страсть.
Игнорируя поток формальных и до мерзости банальных вопросов, которые слетели с моих уст от неожиданности, Витька обратился ко мне с такой просьбой, что я чуть было не сел на месте от... нет, не удивления. Простоты и великолепия его идеи. Как только он выразил ее словами, я тут же согласился ему помочь. Перед глазами зарябило от перспектив. Вспомнилась международная научная конференция в Праге, куда я ездил два года назад представлять тот самый "бездонный колодец". Мое изобретение потрясло умы передовых ученых мира, и они, испытывая чудо-бочонок, сыпали туда пачки никому не нужных документов, которые валялись под рукой.
Стоит ли говорить, что идея, навеянная Витькой, не могла оставить меня равнодушным? Перспектива явить публике чудо торсионной плазмонейрологии (а именно эти технологии лучше всего подходили в Витькином случае) нарисовалась передо мной так явственно, что задрожали руки.
Я потащил друга домой. Сделав себе чаю (мысль предложить его Витьке затерялась в бурном потоке охвативших меня идей), я заставил бывшего одноклассника не менее сотни раз повторить свое желание. Каждое повторение вызывало у меня тысячи новых мыслей, и вскоре в голове появилась приблизительная схема.
Желая сделать небольшой перерыв, чтобы дать мозгу лучше переварить информацию, я попросил Витю рассказать мне о девушке, которая вызвала у него столько эмоций.
Каково же было мое удивление, когда речь вновь зашла о Ленке! Мой драгоценный товарищ встретил ее несколько дней назад в парке, но она беднягу даже не узнала. Из его бездонного колодца разом вырвались наружу все прежние чувства, и вскоре Витя уткнулся мне в плечо весь зареванный.
Кое-как заставив его вернуться к реальности (сейчас это оказалось значительно сложнее, чем в школьные годы), я сказал другу прийти через три дня. Выдержав поток словоизлияний и просьб управиться с делом как можно скорее, я выпроводил его за дверь. А сам лег на диван и забылся сном.
Через три дня прибор был готов. Я не спал и почти не ел, увлеченный изготовлением того, о чем молил меня друг. Как ни укрывался я от навязчивого любопытства в лаборатории института, он смог найти меня и там. Каждый день Витя звонил по телефону, чтобы разузнать, как продвигаются дела.
А дела продвигались отлично. За все время разработки случилась только одна проблема, но я быстро ее решил. И помог мне бездонный колодец. Но об этом - позже.
Итак, через три дня я, весь ссохшийся и еле держащийся на ногах, ждал у входа в лабораторию бедного Витю. Пока он добирался (адрес я намеренно дал только в последний момент, чтоб не отвлекал скандированием под окнами), я любовался последними лучами заходящего солнца.
Охранник был, пожалуй, последним человеком, который видел Витю живым. Кроме меня, разумеется, но это не в счет; к тому времени я не спал уже более трех суток, и смотрел на мир через очень толстую призму.
Проведя добровольного подопытного к еще теплому прибору, я проверил датчики и побарабанил пальцем по пластиковой трубе насоса, соединяющей мое изобретение с "бездонным колодцем".
По размерам агрегат получился довольно большим, пришлось собрать его в герметичном ангаре, где испытывались изобретения для космической индустрии. От прибора в стену уходила вторая труба. Окинув взглядом всю конструкцию, я с удовольствием указал Вите на еще одно мини-изобретение - источник оптимального питания. Он подключался к человеку через систему проводов и трубочек, чтобы во время эксперимента поставлять в организм необходимое количество веществ и витаминов.
Я зарядил в прибор столько биомассы, что хватило бы на несколько недель. Прошу отметить - это не была щедрость, ведь я собирался испытывать Витьку не более суток. Все намного проще. Источник оптимального питания сохранял вещества в системе малогабаритных "бездонных колодцев", и я по неряшливости, вызванной усталостью, пропустил момент, когда следовало отключить подачу биомассы.
Дабы отвлечь вас от нудных описаний, расскажу о реакции Витьки, когда он увидел все это великолепие. Его глаза... нет, мне не с чем их сравнить. Рот открылся огромной расселиной в скале, ноздри - маленькие дырки, в которых Алисы-козявки болтались в вечном полете.
Приводить здесь возгласы друга, пожалуй, не имеет особого смысла, но все они выражали одно: бурную радость.
Сонное сознание послало мне сигнал тревоги. Похоже, Витька собирался выплеснуть на меня всю свою любовь к Ленке. Я не стал дожидаться. Уложив друга в мягкое кресло, отдаленно напоминающее гинекологическое, подключил к подопытному систему трубочек источника оптимального питания и закрыл лицо кислородной маской. Затем одел Вите на голову нейро-шлем и нажал пару кнопок на мини-клавиатуре прибора. Через секунду в кровь Вити, первого в мире кибер-поэта, попали транквилизаторы, заставившие его мозг работать в квази-альфа ритме.
Дело было сделано. Витя получил свое чудо. Как только он отключился, я направился в соседнюю комнату, туда, куда выводил второй трубопровод моего прибора. Тогда я этого еще не знал, но сей отросток моей машины представлял из себя раковую опухоль, которую стоило сразу же вырезать. Но мог ли я предположить?..
Когда я пришел в комнату, на столе под трубопроводом красовался новенький, светящийся лист бумаги. Для его изготовления использовалась целлюлоза, полученная из макулатуры, что хранилась в самом первом "бездонном колодце" (он тоже был подсоединен к моему прибору). Той макулатуры, которая некогда была тетрадками со стихами Вити.
На листе красовалась новая лирика кибер-поэта, коим сделал я друга. Соединение машины с человеком, имеющее целью в кратчайшие сроки выжать из моего бедного романтика все его чувства, переживания и эмоции, наконец свершилось, и единственным недостатком (кроме габаритов) моего изобретения был способ сохранения информации. Самый примитивный. Старомодный. Неперспективный. Витька попросил, чтобы его бессмертные сочинения были сразу напечатаны на бумаге.
Глянув на лист, я увидел там начало стиха:
Лена, Лена, Лена!
Я люблю тебя, Лена...
Дочитывать не захотелось. К тому же - сильно клонило в сон. Вернувшись в комнату, к Вите, и по привычке герметично закрыв дверь в отсек лаборатории, я проверил показания приборов и завалился в кресло. Через секунду я спал...
Сколько это длилось - неизвестно. Но проснулся я слишком поздно, когда уже ничего нельзя было исправить. Первым делом я автоматически проверил датчики. Все было в норме. Как мне показалось. Затем, чтобы окончательно прогнать сон, я включил портативный телевизор и увидел какой-то город с высоты полета птицы. Снимали с вертолета, и я даже не сразу разобрал, в чем дело. Перекрикивающие друг друга комментаторы не дали исчерпывающей информации. Я мог понять одно: на город обрушилась катастрофа. Почувствовав, что мой сонный мозг перегружен, я переключил на другой канал. И оказался лицом к лицу с диктором первого национального. Он спокойным интеллигентным голосом сообщал о невероятной трагедии, разыгравшейся... в нашем городе! Он говорил о каких-то реках вражеских листовок, наполнивших улицы. Из слов комментатора следовало, что город постигло нечто похожее на страшное наводнение, только вместо воды была бумага. Более того, на этой бумаге были написаны какие-то идиотские стихи. Не иначе, заключал диктор, это происки врагов, призванные зомбировать уцелевших через эффект двадцать пятой буквы...
Я выключил телевизор и некоторое время стоял, закрыв глаза. Потом осознал... и ринулся к герметично закрытой двери из толстого стекла! Мне открылась страшная картина. Точнее, я почти ничего не увидел, потому что соседняя комната была полностью набита бумагой. Тонны белых листков, испечатанных мелким шрифтом, заполнили соседний отсек лаборатории, и, если верить телевидению, весь город.
На плечи навалилось что-то очень тяжелое. Будто вся бумага с улиц вдруг оказалась здесь. Я почувствовал невероятное уныние. Один в этом бумажном саркофаге...
Не один! Я ринулся к своему худо-изобретению, чтобы тут же его остановить. По пути включил телевизор. Там как раз был прямой эфир. Брали интервью у выживших и спасенных жителей города. Когда я собрался отключать провода от тела Вити, до ушей долетел знакомый голос. Это была его мать. Она плакала и говорила, что хочет отыскать среди развалин и бумаги хотя бы тело сына.
В этот момент я зарыдал и отключил друга от машины. Уложив его на кресле, принялся нащупывать пульс и понял, что его нет! Ринулся к приборам. Те показывали, что вверенный им организм был мертв уже несколько часов.
Что ж это я со сна так ошибся?..
Не видать мне мировой конференции...
Вот такие дурацкие мысли полезли в голову. Отчего умер Витька? Наверно, сердце не выдержало излишних переживаний. Учитывая, сколько стихов он насочинял... Целый город пал жертвой его любви. И где-то там, покрытая тоннами бумажных чувств, лежит и мертвая Лена.
Я оглядел комнату, куда заточила меня судьба, и подумал: сколько еще времени предстоит здесь пробыть? Мысль принесла с собой отчаяние. Как жаль, что в моем отсеке лаборатории нет компьютера общего назначения. Только специализированные. Только для управления этими мертвыми машинами...
Осознавая, что рядом - лишь труп, я разлегся в кресле, где неизвестно сколько сидел Витька. На глаза попалась трубочка от источника оптимального питания. И я подумал о том, что рано или поздно, чтобы не умереть с голоду, вынужден буду подключиться к агрегату. Пищи в источнике хватало на несколько недель, воздуха - тоже, оставалось надеяться, что за это время меня найдут и спасут...
Оглядев в последний раз лабораторию и выключив телевизор, я вернулся в кресло. Подключить провода и трубочки к самому себе не составило труда. Запустить с пульта программу регуляции обмена веществ в организме - тоже. Через секунду я погрузился в расслабленное состояние, в котором пребываю и сейчас.
Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я подключился к прибору. Не знаю, как обстоят дела в городе. Мне неизвестна судьба Лены, и понятия не имею, как скоро меня найдут. Единственное, что знаю точно - надо сдерживаться и не давать этой чертовой машине завладеть мною. Она вытягивает воспоминания, приносящие боль, и печатает их на бумаге. Пока еще я могу контролировать этот процесс, но только пока!
О чем я сожалею больше всего - так это о своем первом изобретении. Я и сам не до конца понимаю, как мне удалось создать "бездонный колодец", но лучше бы он все-таки имел дно...
Теперь, когда вы знаете эту историю, хотите я расскажу вам, как в детстве подглядывал за переодевающейся сестрой?
10/05/2003
Александр Остапенко
|
|