"На моих руках торжественно умер еще один мой день..."
А.Суетин
Ночь и крыша. Сижу, свесив ноги. Подо мной - три этажа спящих окон, девять метров сна; надо мной миллиарды световых лет неба, мрака, ветра и звезд... Туда, вверх, когда-нибудь полетят межзвездные корабли за тайнами миллионов галактик, а вниз. Девять метров вниз...
Там внизу горят фонари, шуруют трамваи. Ходят прохожие...
- Который час?
- Уже довольно поздно...
Довольно поздно. Из облака выскальзывает луна, блестящее лезвие хирурга, только что отрезавшего аппендикс дня. Дня нет! День был боле, оперирован и превращен в ночь, абсолютно здоровую, целую, чистую, темную. Медицина луны творит чудеса...
Скальпель луны, разрезая податливые ткани облаков, прошел дальше по небу и скрылся за девятиэтажкой. Жаль! Следом, как медсестры зашивают раны, тучи заполняют прореху неба, останавливают звездное кровотечение, затягивают небесную рану.
Внизу катил трамвай, позвякивая на стыках. Он развозил по домам припозднившихся пассажиров. Уже поздно... А на соседней крыше, блестящей от лунного света, случайно пролитого через порез на небе, ночные кошки играли на струнах проводов ночной блюз. Блюз звезд и звездного ветра. Блюз тишины и рокота волн. Просто блюз... Он летел над сонным городом, накрывая его как огромную невесту невидимой фатой звуков, мелодий и нот... Старый композитор-фонарщик раскидал ноты фонарей по нотному стану города. Невидимая музыка проникла в каждый дом сквозь грязный бетон стен, шершавые обои, пыльные ковры,- прямо в сердца спящих людей и унесла их в мечту. Блюз-сон, блюз-мечта.
Оркестр бродячих котов, дирижер Луна, единственный слушатель - я. Театр одного зрителя.
Крыши и трубы. Сижу, болтая ногами. Внизу - ноты города, струны проводов, выше - дирижер. А на соседней крыше кошки играют ночной блюз. Ночь-блюз...