|
"Дорогая Эжени!
Как ты поживаешь?
У меня все хорошо, жизнь как обычно, работа, семья.
Погода у нас не очень. Постоянно идет дождь, то мелкий, то сильный. Но пока не холодно, все еще ходят по-летнему.
А у вас, наверно, тепло?
Я читала, что у вас в это время все еще лето. Вот, наверно, здорово.
Старший сын начал ходить на занятия по борьбе..."
Маня отвлеклась, чтобы посмотреть в английском словаре "борьба", потом, вздохнув, продолжила.
"...по борьбе. Приходится ездить в соседний городок на автобусе, но это совсем недалеко, всего полчаса. Ему очень нравится, а тренер говорит, что он молодец. Я так рада, ты себе не представляешь. Ведь современные мальчишки только и делают, что сидят, уткнувшись в свои телефоны. И мне очень не хотелось, чтобы Алешка рос таким. Хотя он и обижался, что я не разрешаю весь день играть в игры на телефоне, но я ему объясняла, почему так нельзя. Кажется, он понимает.
А Боря вчера заговорил! Ой, так смешно получилось! Он и раньше говорил, только по одному слову, а вчера вдруг как скажет. Я стояла у кроватки, задумалась, и слышу: "Что стоишь, бейи Бою". А это Боря заметил, что я без дела - и на руки просится. Я так смеялась, до слез, и он со мной. Рассказала мужу, он ужасно обрадовался, говорит, что весь в него.
На самом деле, они и правда, очень похожи, я тебе рассказывала, как они оба любят животных, и кошек, и собак. Наша Мурка только к мужу на руки и идет, хотя это я ее кормлю, вредину.
...
Я прикладываю фотографию, это астры, зацвели первый раз у меня. Правда, красивые? Я ужасно рада, что получилось, я ведь в цветах ничего не понимаю, а они такие нежные, каждому нужен свой уход, подкормки, свет или тень... хотя дело того стоило. Они яркие-яркие, просто глаза радуются, когда я утром в окно выглядываю. Я так довольна, что мы переехали из города.
Ты в прошлом письме писала, что тебя беспокоит внучка. Не переживай. Ей всего шестнадцать, в этом возрасте чего только мы не делали. А у тебя она всего-то лишь выкрасила волосы. Жаль, ты не прислала фотографию, было бы интересно посмотреть, как это - черно-белые пряди. В школе, где я работаю, девочки сильно красятся и тоже иногда обесцвечивают волосы, но тут все попроще. В городе это обычно как-то... более экстремально.
Буду ждать твоего письма.
Искренне твоя,
Мария"
Маня еще раз перечитала письмо и достала другой лист из стола, чтобы переписать начисто.
Строки ложились ровной бисерной нитью в начале и упрямо сползали книзу в конце листа. Маня взяла открытку, старательно нацарапала на обороте солнышко и раскрасила его. Надписала крупным почерком: "От Алеши. Всем привет". Вложила фотографию с цветами - два дня выискивала ракурс, выгадывая время, чтобы соседки дома не было. Та крайне нервно относилась к тому, что у нее под окнами лазили с фотоаппаратами.
Липкой ленты вот не оказалось - закончилась. Раньше Маня всегда на конверт наклеивала липкую ленту, чтобы случайно клапан не открылся.
Ну, что поделать.
Маня подумала, что, уж тут, на деревенской почте, где писем мало, с ними обращаются более бережно, и нет никакой опасности, что письмо случайно повредят или расклеят.
Маня выключила радио, которое у нее всегда играло тихую музыку - иначе уж очень тошно бывало в звенящей тишине дома, - мимоходом потрепала полосатую кошку, сидевшую на окне, и пошла на почту.
Зря она, конечно, понадеялась. Здесь, в небольшом селе, где все друг друга знали, конверты как раз надо было заклеивать, и не одним, а несколькими слоями липкой ленты, да по кругу.
Тамара Ивановна, главный почтальон, под настроение сортировала письма вручную, не забывая на свет проглядывать самые интересные. Нет, вовсе без злого умысла, просто из любви к новостям. За все время ее службы ни одно письмо, ни открытка, ни вложенные между несколькими листами бумаги купюры (вот люди, сколько раз им говорить, что деньги так не пересылают) не пропали.
Но и секретиков-тайн Тамара Ивановна знала немало.
Вот сейчас, раскладывая конверты - за этот день всего десяток, - она охнула, с любопытством крутя небольшой плотный, почти картонный конверт с затейливой маркой. Таких на местной почте не было, небось, в городе покупали.
- Ну и ничего себе! - воскликнула она вслух. - Ты поди ж!
- Что, Тамара Ивановна? - вежливо спросила Нина, второй сотрудник сельской почты.
Нине шел шестой десяток, и всю свою жизнь она носила газеты, телеграммы - когда их еще присылали часто, - и письма. В перерывах она сидела за стеклянным окошечком и читала книги. Больше всего Нина любила заграничные детективы, и порой они с библиотекаршей Светланой Игоревной любили поспорить, какие лучше - французские или английские.
- Да не фига они тут зажрались, Нинк, - с безграничным удивлением сказала Тамара Ивановна. - Представляешь, аж во Францию письмо. Во, глянь! Тут снизу по-русски "Франция", а повыше все по-французски. Ну обалдеть!
Шофер Коля, которые привез газеты из райцентра и теперь торчал у них на почте в расчете на чай с пирогом, заинтересованно заржал, поддерживая начальницу.
Еще тут сидел племянник Тамары Ивановны, Валя, правда, только номинально: на час выпросил компьютер и теперь сосредоточенно долбил по клавиатуре двумя пальцами доклад для школы. У Вали были пьющие родители и большие амбиции поступить в городе в институт, поэтому он на глупости не отвлекался. В одиннадцатом классе не до того.
Остальные живо обсудили и конверт, и отсутствие обратного адреса - это кто ж у нас по-французски шпарит? Да еще и во Францию пишет?
На самом деле, Маня писала по-английски, как и ее собеседница, а обратный адрес указывала внутри письма, на последней странице - так делала Эжени, и ей понравилось.
Ну, по-европейски.
Под грустные вздохи Нины письмо было вскрыто, но Тамару Ивановну ждало разочарование - ни словечка понять она не смогла.
- Не французский это, - разочаровалась она. - Что ж я, французского не узнаю? Я, небось, его сколько лет в школе учила-учила... подшутил кто, наверно.
Она подумала, а потом решительно сунула под нос племяннику бумагу:
- Ну-к, Валька, сможешь прочесть? Чего за язык такой?
Племянник вздрогнул от неожиданности, потом, одним глазом глядя на экран компьютера, где наконец загрузился справочник, который он искал, а другим - в исписанную бисерным почерком бумагу, рассеянно сказал:
- Так английский.
- Ну, читай, читай, - поторопила его тетка.
Валька, не особо вдумываясь, механически начал переводить, а Тамара Ивановна - и помимо воли втянувшаяся в это дело Нина, - удивленно переглядывались и пытались угадать, про кого речь. Валя перевел про одного сына, про второго, на астрах осекся и внимательно посмотрел на то, что по-прежнему держала в руках его тетка.
- Так это что, письмо чье-то? - удивился он. - Это кто тебе пишет, теть Тома? Погоди, а чего тебя "Эжени" называют?
- Эжени, ишь ты, - восхитилась Нина: в извечном споре любителей детективов она придерживалась французской стороны.
- Астры, астры...- тем временем задумчиво повторяла Тамара Ивановна. - Сын Алеша, в школу ходит, ездит на автобусе, а Боря только заговорил...
- Значит, около годика, - предположила Нина. - Хотя мальчики, конечно, позже начинают разговаривать. Но точно не меньше годика.
- Да нет у нас таких, - перебрав в уме всех знакомых, недоуменно подытожила Тамара Ивановна. - Вальк, а там еще чего есть? А подпись, подпись-то, что там?
- Я чужие письма читать не буду, - насупился принципиальный Валька и вернулся к докладу, раздраженно стуча по клавишам.
- Ой, ты посмотри, - с презрением протянула тетка и сама изучила бумагу. Ее познаний хватило на то, чтобы в конце прочитать имя - Мария.
- Мария, Мария, - задумалась Нина. - А уж не Самойлова ли? Из города приехала учителка, которая?..
- Так она в разводе, - удивилась Тамара Ивановна. - В разводе, и нету у нее детей никаких... да еще Катерина мне говорила, что у нее что-то там по женской части... а вот сейчас позвоню и спрошу.
Катерина у них фельдшером работала, болтливая донельзя баба. Свои-то лишнего при ней не говорили, знали, что, как сорока, разнесет. А вот городская учительница, наивная, пошла на учет становиться, и все про себя рассказала.
По большому секрету Катерина охотно поделилась короткой этой историей с Тамарой Ивановной.
Положив трубку, начальница покивала, обдумывая. Вздохнула.
- Вот оно как бывает. Ну, чего теперь...
- А что?.. - невольно спросила Нина, и тут же смутилась. - Ну это ее дело-то, чего нам лезть.
- Да чего там лезть, - махнула рукой Тамара Ивановна. - Тоже мне, секреты. Я уж думала, и вправду эдакое что. Катерина говорит, что было у Самойловой два выкидыша подряд, а потом она от мужа ушла, говорит, устала от этой жизни и уехала, чтоб сменить все. У городских-то вона как тонко, "смени-ить", "уста-ала"... как в кино, блин.
Тамара Ивановна вдруг рассердилась, вспомнив письмо, и красивую марку, и конверт из хорошей бумаги.
- А сама, поди ж, наврала с три короба этой своей Эжени. Еще небось там про хоромы приплела... и адрес обратный не указала, чтоб непонятно было, что из села пишет.
Нина, ахнув, прижала руки к губам:
- Да что вы понимаете-то, - вырвалось у нее. - Так она ж от горя-то навыдумывала, а вы прямо сразу обвинять.
- А ты чего ее защищаешь? - сразу взвилась начальница.
Но Нина только отмахнулась, поспешно доставая платок из кармана: ее живое воображение нарисовало до того душераздирающую картину, что пожилая женщина не смогла удержать слез.
Коля неловко похлопал ее по плечу - видимо, успокаивая, - потом засобирался и уехал, так и не дождавшись ни чая, ни пирогов, хотя их внушительная горка все еще соблазнительно возвышалась под льняной салфеткой на тумбочке.
Валька тоже быстренько свернул свою деятельность, скопировал все на флешку и сбежал.
Назревающей ссоры не случилось: Нина так искренне ревела, что Тамара Ивановна и не решилась ругаться с ней, усадила за чай, потом достала водочки - валерьянки на почте не водилось.
Вскоре почти все сельские - из тех, что интересовались подобными вещами, - знали о придури новой учительницы, которая мало того что переписывается с кем-то заграницей, так еще и врет с три короба.
Маня так и не поняла, в чем дело: отношение соседей неуловимо изменилось. Если раньше к ней относились чуть снисходительно, но покровительственно, как к городской и неприспособленной интеллигентке, то теперь по-разному: кто с открытой насмешкой, кто с приторно-сладкими интонациями "как дела, как дома?". Маня беспомощно улыбалась в ответ на это, не в силах сообразить, что виной всему - всего лишь письмо, которое распечатала пару дней назад начальница почты.
И она еще не знала, что последние два письма - одно из города, отправленное до переезда, и второе, то самое, злополучное, так и не дошли до адресата, совершенно случайно пропали на одной из сортировочных станций.
Кроме этого, в жизни Мани стали происходить и всякие другие странности - то появлялся поутру на крыльце завернутый в полотенца каравай, то крынка молока, то дрова кто-то порубил, пока она на продленке дежурила. Автора этих "чудес" Маня вычислила - и поймала, - почти сразу, но что делать с ним не знала: долговязый темноволосый Валька просто хмурился, глядя поверх ее головы и говорил:
- Так надо. Лучше скажите, чем еще помочь, я приду.
Вот еще Мане не хватало, чтоб бабы судачили, будто старшеклассник за учителкой бегать начал - она так ему и сказала. Валька насупился еще больше и пробурчал:
- Да мне не до этого. Тоже выдумали. Ладно, как знаете.
И продолжил все то же самое, только прятался в два раза строже, а как темнеть начало рано, так еще ее из школы до дому провожал - вышагивал метров на десять сзади, да по другой стороне дороги, не придерешься.
Маня смирилась, а Валька попросту так заглаживал свою, пусть и нечаянную, вину за письмо.
В конце сентября на почте раздался длинный-длинный звонок телефона.
- Межгород, что ль? - удивилась Тамара Ивановна, подняла трубку, а потом так выкатила глаза, что Нина испугалась, что начальнице плохо.
- Эм-м... пуркуа па? - неуверенно проблеяла Тамара Ивановна. - Же сви ле эколье советик... у э ла гар...
Потом, прикрыв трубку пухлой ладонью, заорала дурным голосом:
- Валька-а! Валька! Иди сюда!
Валька, который опять сидел за компьютером у нее за спиной, подпрыгнул, едва не свалившись со стула.
- Да чего такое? - в ответ вскрикнул он. - С ума что ли сошли? Я занят вообще.
Тетка сунула ему трубку в ухо, едва не уронив сам телефон - аппарат был старый, с пружинным проводком.
Валька немного послушал: там, где-то невообразимо далеко, перебиваясь с английских на французские слова, что-то лепетал высокий девичий голосок.
Валька уловил во всем этом словесном мусоре "Эжени", "ду ю ноу Мари Самойлова", "силь ву пле", "хелп ми плиз ту файнд", сразу все понял, и ладони у него резко вспотели. Он вытащил трубку из рук тети и попытался вклиниться в надрывно журчащий поток речи.
Тетка с уважением слушала связные фразы на английском, которые выдавал племянник. Тому удалось успокоить звонившую, потом он уверил ее, что с Мари все в порядке, она сейчас работает, а письма отправляла, да, но наверно, это русская почта... да точно вам говорю, это русская почта, пропали письма... конечно, передам, сейчас запишу... да, все у нее хорошо. Скучает, ждет вашего письма. Вы уж пишите, ладно?
***
Эжени повесила трубку, скованно улыбаясь. Очень тяжело было говорить по-английски, оказывается, с преподавательницей куда проще, и этот лающий русский акцент неизвестного молодого человека едва можно было разобрать.
Но зато все в порядке. Эжени почему-то испугалась, когда письма перестали приходить, перерыла кучу российских сайтов, продираясь сквозь машинный перевод гугла и пытаясь найти хотя бы телефонную книгу этой растреклятой деревни. А вдруг с Марией что-то случилось? Если деревня, то ведь и леса рядом... медведи бродят, и волки (у них даже в столице в парках дикие звери живут). Или вот в новостях рассказывали, как целая банда воров грабила дома, где-то на окраинах этой самой области, где поселилась Мария с семьей.
Бабушке Эжени было все равно, она отмахивалась: ничего, мол, все они там из железа сделаны, эти русские, хоть медведя, хоть бандита заломают сами. Сколько бы внучка ни просила, бабушка так и не вспомнила, куда она подевала записную книжку, а в той были и адреса, и телефоны родственников Марии - на всякий случай, обменивались еще в начале переписки.
Да бабушке давно уже было все равно - она и письма-то эти забросила, написала от силы два штуки, самых первых. Сидела целыми днями перед телевизором, иногда с телефоном - болтала с подругами, хотя о чем там можно разговаривать часами напролет, Эжени совсем не понимала.
Девушка покупала на свои карманные деньги цветную бумагу и конверты, экономя на обедах; потом на занятиях тайком рисовала на полях узоры черной или зеленой ручкой. На дорогие конверты и дизайнерскую бумагу денег, конечно, не хватало, но Эжени хотелось, чтобы в далекой заснеженной и полной медведями России Мари удивлялась и рассматривала тонкие линии лиственных или геометрических орнаментов, которые Эжени частью выдумывала сама, а частью подсматривала, листая толстые глянцевые каталоги в книжном магазине.
Выдумывала их так же, как и описываемую в письмах жизнь. В ней бабушка Эжени была молодящейся бодрой женщиной, которая посещала сразу два клуба: вышивания и спортивной ходьбы. Она встречалась по выходным с подругами и сидела в кафе, с розеткой мороженого и чашечкой кофе, а иногда брала внучку на прогулки или возила в Париж, чтобы побывать на какой-нибудь выставку. Например, последний раз они ездили в Музей кукол у метро Рамбуто и долго рассматривали фарфоровых надменных красавиц с томными глазами в роскошных платьях из слежавшихся кружев цвета слоновой кости. И еще маленькие-маленькие изящные стульчики, шкафчики, посуду...
Эжени видела фотографии музея в интернете. У нее была специальная папка, под паролем - чтоб ни отец, ни брат не посмеялись, - куда она сохраняла копии страниц тех мест, куда "ходила" бабушка. Девочка пообещала себе, что как только накопит достаточно денег, то везде побывает на самом деле.
В письмах она не забывала пожаловаться на молодежь, политиков и погоду. Иногда, если не хватало идей, она терпеливо сидела подле бабушки и записывала особо удачные обороты из ее телефонных разговоров. Немного писала и о себе, будто бы о самой любимой внучке, будущее которой безмерно волновало бабушку - ведь нынешняя молодежь готова весь день смотреть или в компьютеры, или на экраны своих телефонов. Что из них вырастет? Просто ужас какой-то.
Правда, на самом деле, Эжени совсем не боялась будущего - напротив, она хотела вырасти как можно быстрее и стать самостоятельной. И купить, например, целый набор из штампованной лилиями бумаги, набор дорогих немецких ручек-кисточек и пойти учиться... ну, хотя бы на бухгалтера.
И может быть, когда-нибудь съездить в гости к Мари и своими глазами посмотреть на медведей.
|