Трудно передать все те чувства, которые испытывает человек, впервые направляясь в стационар противотуберкулезного диспансера в качестве пациента. Страх, растерянность. Чувство стыда и обиды. Все это перемешалось в невероятно пеструю гамму, по мере того, как я приближался к мрачным стенам тубдиспансера. Одни чувства сменялись другими. Страх и растерянность сильнее всего одолевали дома, во время сборов. Уютная родная кухня. Утренний кофе. Знакомый пейзаж за окном с зелеными шторами. Покинуть все это и шагнуть в неизвестность - казалось невыносимым. Но шаг был сделан.
А на дворе было прекрасное майское утро. Город наш был особенно прекрасен весной. Зеленые скверы и аллеи купались в солнечных лучах. Разноцветными красками пестрели цветы на ухоженных клумбах. Воздух был наполнен утренней прохладой и пением птиц.
Не для меня придет весна,
Не для меня Дон разольется...
- вдруг прозвучали в мыслях строки из старинного романса. Сердце жалобно заныло. Чувства страха и растерянности вдруг уступили место чувству обиды. Нелепой, детской обиды на несправедливость мира. "Почему это произошло именно со мной?". Вокруг меня была обычная жизнь. Люди проходили мимо, куда-то спешили, каждый по своим делам. Но я уже как будто не чувствовал себя участником "этой" жизни, а только зрителем. Словно на самом деле весна пришла для всех, но не для меня.
С этими мыслями я сел в автобус, который повез меня навстречу совсем другой жизни, о которой я еще не имел никакого представления. На одной из остановок в автобус зашла девушка с ребенком. Я вздрогнул от неожиданного осознания: я - больной открытой формой туберкулеза! "Бациллярный"! Быть может, я опасен для этой девушки, для ее ребенка, для всех этих людей! Я не знал, в какой мере. Я вообще только вчера узнал о своем новом "статусе".
Тем временем, автобус быстро довез меня до остановки "Шахта Гвардейская", недалеко от которой находился тубдиспансер. Я вышел на свежий воздух с некоторым облегчением и немного постоял на перекрестке. На этом перекрестке стоял стилизованный под старину фонарный столб со стрелочными указателями. На одном из них была надпись "ул. Калужская". Мне туда!
Дорога от перекрестка вела мимо шахтоуправления, через частный сектор с довольно представительными высокими домами, и упиралась прямо в ворота тубдиспансера. Точнее, не в ворота. Никаких ворот там просто не было. Две ветхие колонны и будка сторожа, давно заброшенная и поросшая мхом, лишь обозначали место, где когда-то были ворота. От внешнего мира тубдиспансер отделял лишь ржавый кованый забор, густо заросший диким виноградом.
Возле въезда на территорию тубдиспансера было много людей в масках. Одни - сметали с обочин мусор, другие - белили поребрик, третьи - прореживали траву у обочин. Командовала всеми резвая розовощекая санитарка в цветастом халате.
Я наблюдал эту картину не первый раз. Но сегодня я напряженно вглядывался в эти лица в масках, пытаясь наперед угадать, с кем же мне придется жить бок о бок. Кто же они, эти люди в масках? Я смотрел на них, словно на пришельцев с другой планеты. Лица их казались однообразными: худые впалые щеки, острые скулы, неестественный болезненный загар, недоверчивый, даже презрительный какой-то взгляд. Так смотрят на чужаков.
Вдруг все мои чувства снова сменились. Мне было страшно, но чем ближе я подходил к тубдиспансеру, страх отступал перед интересом и любопытством. Это казалось странным и невероятным. Но, наверное, то же самое чувствовали первооткрыватели Арктики, или альпинисты, покоряющие новые вершины, отправляясь в опасный и неизвестный путь. Ими движет интерес. Точно такой же интерес исследователя, который заставляет людей заглянуть в неизвестность, сделать шаг за грань привычного. Это отождествление себя с исследователем, путешественником, здорово помогло мне сохранить самообладание в этот мой первый день пребывания здесь.
А по ту сторону забора располагалось невзрачное трехэтажное здание, постройки конца 50-х, с характерными для этого периода архитектурными элементами - колоннами, ризалитами, покатой шиферной крышей. На облицованном пожелтевшей плиткой фасаде одиноко синела небольшая табличка, повествующая о том, что здесь находится учреждение с названием "КПТД No2" ДОС". От этого здания за версту веяло тоской и безнадегой. Казенный дом!
Свой новый статус бациллярного больного я ощутил, едва переступил порог поликлиники. По привычке я прямиком направился к окошку регистратуры. Армянка Аня вытаращила на меня свои большие глаза.
- А ты что тут стоишь! Бегом к врачу!!! У тебя открытая форма! - Закричала она без особых церемоний, хоть я и добросовестно одел маску. Раньше она общалась на "Вы", по имени и отчеству.
"М-да... Многообещающее начало" - Подумал я с досадой.
Проходя по коридору поликлиники, я обратил внимание на большую стеклянную дверь. За нею был уже стационар. По лестничной клетке вверх и вниз ходили все те же люди в масках. Эта дверь была словно вратами в параллельный мир, таким сильным казался контраст между людьми по эту сторону - здоровыми, хорошо одетыми, свободными, и людьми по ту сторону - истощенными, больными, одетым в неказистые спортивные костюмы и домашние халаты. И даже краски по ту сторону стеклянной двери были иные. В поликлинике был вполне ухоженный интерьер государственного учреждения. Видно, что недавно здесь делали ремонт. Было светло от ламп дневного света.
По ту сторону двери была наводящая тоску картина в серо-голубых потускневших тонах. Больные, спускаясь по лестнице, выходили во двор через темный и неестественно низкий предбанник, который сразу же вызывал ассоциации с собачьей конурой.
"Оставь надежду, всяк сюда входящий!"
- Ну, что же, Виталий Владимирович. Придется Вам у нас полежать. Лежат у нас долго, Вы это должны знать. - Обыденно и бесстрастно встретила меня в кабинете Виктория Валерьевна. - Сейчас мы передадим Вашу историю на приемный покой. Вы пока отправляетесь во второе легочное отделение. Там лежат такие же пациенты, как и Вы. А Ваш посев мокроты, которую Вы сдавали несколько недель назад, мы направляем на исследование лекарственной чувствительности. Будем смотреть, чем Ваши палочки лучше убить. Вам все понятно?
- Да, вроде бы все. - Растерянно ответил я.
- Кто из близких проживает вместе с Вами?
- Мама. - Немного подумав, ответил я. Называть смертельно больного деда и старенькую бабулю я не решился.
- Фамилия, имя, отчество мамы?
- Осетинская Татьяна Петровна.
- Контактный телефон есть?
- Да. - Я назвал телефон мамы.
- Мы вынуждены предупредить ее, что у Вас открытая форма туберкулеза и вызвать на обследование.
- Не стоит. Я сам ей все передам.
- Тогда ей нужно завтра же передать нам архив флюшек за три года.
- Я скажу.
- И еще. К Вам домой мы вынуждены направить нашего сотрудника для проведения дезинфекции. Я бы Вам рекомендовала сказать маме, пусть сама сделает влажную уборку с дезактином. Этим и ограничимся. А наша коллега просто зайдет к Вам на неделе, посмотреть.
- Хорошо, Виктория Валерьевна, так и сделаем. - Выдохнув, ответил я.
- Тогда идите к приемному покою. Вас вызовут.
На приемном покое две медсестры, открыв мою историю болезни, сразу же вооружились респираторами.
- Берите градусник, садитесь на кушетку. - Указала одна из сестер. После этого они продолжили болтать друг с другом о насущных проблемах, словно меня и не было здесь.
- О! Так ты провизор? - Оживилась сестра, молодая девушка лет двадцати пяти, листая историю. - Где учился.
- В Запорожье. - Ответил я, радуясь первому непринужденному разговору в этих стенах.
- И как там, в Запорожье? А то я тоже поступать хочу на следующий год.
- Да ничего. Преподаватели хорошие. Мне все нравилось.
- А сессию самому сдать можно? А то мне рассказывают девчонки, что только за деньги, без вариантов.
- Врут. Сдавал все время без проблем. Специально никто не "валил" ни разу.
- А за контракт сколько платил?
- 5300.
- В семестр?
- В год!
- Ух! Повезло тебе! Сейчас уже почти десять!
- Ничего себе! Да уж, не поучишься особо сейчас.
- Ну, показывай, что там у тебя? - Кивнула девушка на градусник.
- Тридцать семь ровно. Нервы.
- Угу. Ну, становись на весы.
Я послушно подошел к весам. Сестра проворно передвигала гирьки на коромысле весов, пока оно не застыло в шатком равновесии.
- 53! - Громко проговорила она своей старшей коллеге. - Чего-то ты совсем легкий. Есть хорошо нужно.
- А я никогда много и не весил. Конституция такая. Астеническая. - Улыбаясь под маской, ответил я.
- Ну, что? Пойдем со мной! - Задорно подхватив папку с историей болезни, скомандовала медсестра.
В сопровождении сестры с приемного покоя я послушно шел по коридору. Мое сердце тревожно забилось, когда мы подходили к той самой стеклянной двери. Неужели и я сюда? Но мы проследовали дальше, в самый конец коридора. Сестра открыла дверь с грозной надписью: "Посторонним вход запрещен!". Мы оказались в каком-то внутреннем переходе между зданиями, а потом - в совершенно другом корпусе. Стали подниматься по лестнице. На площадке второго этажа была решетка, закрытая на навесной замок. На решетке - табличка: "Внимание! Инфекционное отделение! Вход без респиратора - запрещен!". Я автоматически посмотрел на сестру, которая шла с беспечно болтающимся на шее респиратором.
- Почему не оденешь? - Спросил я. - Не боишься?
- Кого? Тебя что ли? Не прикалывайся! - Засмеялась она.
Мы проследовали выше. На третьем этаже тоже была решетка, но открытая нараспашку. За решеткой находился довольно просторный и уютный холл с диванчиком для ожидающих. На диване сидели больные в масках, и их родственники, приехавшие навестить. Прямо из холла мы прошли в манипуляционный кабинет.
- Ира! Принимайте человека! - Входя, объявила сопровождающая меня сестра. - Ну, выздоравливай! И не болей больше. - Попрощалась уже со мной.
- Спасибо, так и сделаю! - С улыбкой ответил я. От души уже почти совсем отлегло.
Пока манипуляционная сестра Ира - довольно интересная женщина, лет 35 - изучала мою историю, я осмотрелся вокруг. Кабинет был просторный, с огромными открытыми окнами, через которые лился весенний солнечный свет, и было слышно щебетание птиц. Посреди кабинета стояли три кушетки. На одной из них, под капельницей лежала женщина лет сорока. Выглядела она очень болезненной. Совсем худенькая, она была вся желтого цвета. Глаза ее тоскливо смотрели вокруг.
- Виталий Владимирович! - По-деловому вдруг начала разговор Ира, покачиваясь на вращающемся стуле и подперев голову ладошкой. - Здесь написано, что Вы отказались от тестирования на ВИЧ. Что Вы по этому поводу думаете?
- Все верно. Мне на дневном стационаре сказали, что это по желанию.
- Заставить мы Вас не можем, но это - в Ваших интересах. Мы всех больных тестируем.
- Если для Вас это так важно, - я не возражаю. Делайте.
- А для Вас?
- Я не считаю себя в зоне риска по данному заболеванию.
Пациентка, лежащая на кушетке, тяжело вздохнула и жалобно посмотрела на меня.
- Так что мы будем делать с Вами?
- Делайте все, что хотите! Мне все равно.
- Точно? Вы не будете возражать?
- Абсолютно.
Ира, почти не глядя, ловко попала в вену и стала медленно набирать кровь в шприц.
- Все! Согните руку и держите.
Отойдя к маленькому столику, она нанесла каплю крови из шприца в пластмассовый картридж.
- Сейчас нужно подождать несколько минут.
Неприятный холодок беспокойства снова поселился внутри. Минуты тянулись долго.
- Ну, вот и все! Поздравляю, Ваш тест - отрицательный! - Торжественно объявила Ира. - Берите вещи и пойдемте со мной.
Мы вышли из манипуляционного кабинета и повернули направо, через стеклянную дверь с табличкой: "Отделение легочного туберкулеза No2". За дверью был длинный коридор, который почему-то показался мне слишком узким. По обе стороны были двери палат, а в самом конце коридора - сестринский пост. Мы проследовали к нему.
- Вот, Катюша, принимай молодого человека! - Передала меня Ира совсем еще молоденькой медсестричке. Ей было лет 19, не больше. Я был удивлен, увидев среди сотрудников тубдиспансера столько молодежи. Что привело их в столь суровое место?
- Здравствуйте! Садитесь. - Вежливо поздоровалась Катя и предложила мне стул.
- Доброе утро, коллега... Не знаю, правда, насколько оно может быть добрым в этих стенах. - С горькой иронией ответил я.
- Вы медик? - Удивилась сестра.
- Да. Провизор... Вот такие дела. - Кивнул я на свою историю болезни.
- Ну, не огорчайтесь. К нам очень много сейчас хороших людей попадает. - Добродушно улыбнулась Катя. - Ничего, полежите у нас, пролечитесь, отдохнете.
- М-да. Побуду в гостях.
- Вот Вам пока листочек. - Сестра пододвинула ко мне чистый лис бумаги и ручку. - Пишите: "Заведующей 2 л. о..."
Под диктовку Кати я написал заявление, в котором просил заведующую отделением указывать в моем больничном листе не диагноз, а шифр.
- Вот, возьмите "плевашку". - Девушка поставила на стол небольшую широкогорлую склянку коричневого стекла с металлической крышкой. - Если Вам захочется кашлять, - мокроту собирайте только сюда. Санитарка будет каждое утро Вам их менять.
- Боюсь, это не пригодится. Кашля у меня нет совсем. Я и анализ то с горем пополам сдал.
- Ничего, во время лечения может появиться мокрота. Это нормально. - Терпеливо объясняла Катя. - Маски Вы тоже можете поменять здесь. Старые маски никуда не выбрасываете, а бросаете вон в тот бачок.
Я присмотрелся. В углу стояла большая пластмассовая емкость с надписью: "Использованные маски".
- Ну, теперь ожидайте. Доктор скоро к Вам подойдет. - Сказав это, медсестра взяла в руки большой лоток с гранеными рюмками. Я успел заметить, что в каждую рюмку был вложен ярлычок с фамилией больного, а на дне лежала дневная доза таблеток. Забрав лоток, Катя ушла.
Оставшись на некоторое время наедине, я осмотрелся вокруг и прислушался. Я пытался представить, что же происходит там, за дверями палат. В коридоре была полная тишина. Было слышно, как за стенкой рокочет холодильник. Тубдиспансер все больше удивлял меня контрастами. Я ожидал услышать мелодичную перекличку кашляющих больных, а тут - тишина и спокойствие.
Время тянулось медленно, а ко мне никто не подходил. Казалось, что все уже и забыли о том, что я здесь сижу. От скуки я стал разглядывать плакаты, развешенные на светло-зеленых стенах, повествующие о борьбе с туберкулезом и о здоровом образе жизни, о пользе масочного режима и о правильном питании. Время словно застыло на месте.
Наконец, Катя вернулась в сопровождении врача.
- Это Павел Васильевич, Ваш доктор. - Отрекомендовала его медсестра Катя.
- Очень приятно! - Улыбнувшись под маской, кивнул я - Виталий... Владимирович.
- Взаимно! - Ответил доктор и протянул мне руку. Мы обменялись рукопожатиями. - Ну, что же, пройдемте в смотровую.
Мы прошли в начало коридора, где располагалась смотровая. Как я потом понял, - она была переоборудована из палаты. Внутри стоял стол со стулом для врача и кушетка для пациента - уже привычно - на максимальном расстоянии от стола. Я расположился на кушетке, а Павел Васильевич стал внимательно смотреть папку с моей историей болезни. Он был совсем еще молодым врачом, вероятно, моим ровесником или на пару лет старше. Как и многие молодые врачи, он был внимателен и сосредоточен.
- Так, давайте посмотрим... - Произнес Павел Васильевич, листая папку. - Жалобы сейчас какие-то у Вас есть?
- Нет, никаких. - Ответил я.
- Угу... Вы у нас уже приняли у нас 8 доз... Таблетки как переносите?
- Да хорошо пока.
- Очень хорошо! Я смотрю, процесс у Вас без распада, небольшой...
- Изначально был с распадом, 0,8 см. Но меня на этапе диагностики пролечили фторхинолонами, вот и зарубцевалась деструкция. - Объяснил я. Павел Васильевич поднял на меня глаза с удивлением.
- Вы наш коллега?
- Да, я провизор. - С улыбкой ответил я.
- Ну, что же, такие люди нам нужны! - Шутливо сказал доктор. - А вот с хинолонами - это они погорячились, конечно.
- Я говорил в терапии об этом. Никто меня не послушал. - Пожал я плечами.
- Вот так всегда... Мы тоже уже устали воевать с терапевтами по этому поводу. Вы же знаете, фторхинолоны - резервные препараты от туберкулеза. Это наша палочка-выручалочка, если основные препараты пациенту перестают помогать!
- Согласен. - Вздохнул я.
- Ну, я смотрю, бактериовыделение у Вас только по посеву... Можно Вас, конечно, и на второй этаж определить... Да мест там сейчас нет. - Досадно проговорил Павел Васильевич, обращаясь в пустоту. - Ладно. Полежите пока на четвертом этаже, а потом мы что-нибудь придумаем. Соседи в палате у Вас будут спокойные. Так что - не переживайте.
- Ну, хорошо! Как скажете! - Хлопнув себя по коленям, бодро сказал я.
- Пойдемте! Определим Вас в палату. - Встав из-за стола, сказал Павел Васильевич, и мы направились назад к сестринскому посту.
- Катюша, переведите мне из 402-й этого... Ну, как его? Неадекватного, в общем... На третий этаж, в 312-ю. А молодого человека - на его место, в 402-ю.
- Поняла, сейчас! - Ответила медсестра и поспешно побежала по лестнице на 4-й этаж.
Через минуту она спустилась обратно и побежала в какую-то комнату. Из комнаты она вышла уже в сопровождении двух крепких санитарок. Видимо, с первого раза уговорить пациента ей не удалось. Эта "делегация" снова направилась на 4-й этаж, а спустя минут десять с лестничного пролета донесся шум и матерная брань.
Спустя мгновение, на лестничной площадке показался и сам пациент. Это был очень истощенный, бледный молодой еще мужчина. Взгляд у него был абсолютно отсутствующий, "стеклянный". Две крепких санитарки держали его под руки, а медсестра несла его сумку с вещами.
- Ужас! До чего же ты себя довел! - Покачав головой, обратился к больному Павел Васильевич. - Что ж за гадость ты употребляешь?
Пациент никак не отреагировал на врача, словно его и не было.
- Эх... - Махнул рукой доктор. Давайте, ведите его в палату.
- А весело тут у вас! - Немного оцепенев от увиденного зрелища, обратился я к Павлу Васильевичу.
- Бывает... - Понимающе улыбнулся доктор. - Не обращай внимания. Люди к нам разные поступают, сам понимаешь. А лечить то всех нужно.
Павел Васильевич ушел, а я, не дождавшись приглашения, взял сумку и стал подниматься на 4-й этаж. Поднявшись, я ненадолго остановился у небольшого узкого окна в коридоре. Из него открывался прекрасный вид на утопающий в зелени город, над которым величественно возвышался копер шахты "Гвардейской". Из окна приятно дунул на меня весенний ветерок, наполненный свежестью и щебетанием птиц. Время словно замедлило свой ход. Не торопясь я осмотрелся в коридоре, в котором стояла все та же умиротворенная тишина. Вот и дверь с номером "402". Вот я и дома!