"... этой весной увольняются в запас. А для молодых воинов-моряков,
прибывших им на смену, они просят исполнить любимую песню и "Полевая почта
юности" с удовольствием выполняет эту просьбу..."
Лук сидел на топчане и рассеянно почесывал спину, утомленную складками
от небрежно постеленной шинели. Чтобы вырубить этот гундосник, надо еще
встать и сделать как минимум пять шагов... "А если очень повезет, Тебя
дорога приведет - На Тихоокеанский флот!...
Лук грозно стукнул кулаком по тумбочке и довольный захохотал, теряя
тапочки с босых ног: до него вдруг дошел садистский юмор дальневосточных
дембелей.
- Ты чо, Лук, обкурился? - В раздевалку сунулся чумазый солдатик,
похожий на морскую свинку в очках.
- Нет. Тихо, не мешай слушать... - Степа, "черпак" и младший кочегар,
перехватил крюк-кочергу "на караул" и тоже стал было вслушиваться с
серьезным видом, но не понял ничего.
- А по-моему обкурился, - продолжил он тему, но не сразу, а чуть
погодя, когда песня закончилась, а небритые щеки Лука утратили сияние.
- Нет, Степа. Природа и Партия выковали меня назло наркотикам, я даже
от портишка и водки пьянею. А от "дури" меня корежит совсем уж невыносимо и
весь мой кайф от нее - блевать на трезвую голову. Это у нас Купец с Князем
два сапога-кретина, только бы им смеяться. Ты же видел.
- Действительно. Так вон ее сколько, Купцу и Женьке Румянцеву до
дембеля хватит.
- Не хватит. Я весь мешок только что, где-то часа полтора назад, пока
ты обедал, по трубе архангелам отправил. С безбожной целью: смешать там, на
месте, религиозный дурман с рукотворным и вышибить таким образом клин
клином..
- Это... как это?
- Сжег. Откровение мне было, Степа: или я его спалю, или он нас перед
дембелем.
- Он - это "план"?
- Мешок. Или она, анаша гашишевна.
- а как же Купец с Женькой? - Степа, без пяти минут дед, так и не
выучился "стариковской" наглости и спеси. Маленький, толстый, рассеянный
уклонист-расстрига, он мучительно завидовал тем, кто научился, а сам - не
умел. И никто его не боялся, и никто не спешил выполнять его приказы, даже
Князь, который периодом младше, а уже демонстрирует не по годам... Но
все-таки Князь еще салабон и его попранные интересы никого не колыхали, даже
Степу. Другое дело - Купец и Румянец, кочегар из Вайялово и бывший кочегар,
предшественник Лука, пойманный в самоволке и низвергнутый из кочегарского
Эдема. Поэтому ожидаемый гнев двух дембелей представлялся ему нешуточной
грозой. Лук, правда, тоже дембель, но все-таки...
- Женька осел, - ответил Лук на не высказанную Степой мысль, - но
земляк, и я с ним добром поговорю. А вот Купец позавидует мертвым. Он ведь,
паскуда, у себя хранить побоялся, мне в шкафчик подсунул.
- Так это же его шкафчик?
- Его - в Вайялово, а здесь все мое, пока я здесь. Ты понял?
- Да понял, понял я, чего ты сразу заводишься...
- Сгною. Купца, в смысле. Завтра он как раз мыться придет. Он у меня
помоется.
- Да, хорошо бы. Но это уже без меня, Князь посмотрит, а моя смена
кончается.
Лук хорошо продумал предстоящую месть и предвкушал ее...
Нет, но все-таки что-то неладное творится с человечеством, нехорошее...
Лук вспомнил, как осенью он, с помощью армейской пилотки и баночки
технического эфира на себе продемонстрировал дружкам, что такое эфирный
рауш-наркоз, или, в просторечье - "мультики". И как потом по всему батальону
стоял густой эфирный запах. Кто-то раз попробовал, а кто-то - пять, а были
прозелиты, которые истребляли по десятку баночек за день, из расчета: одна
баночка - один сеанс... И это сумасшествие продолжалось до тех пор, пока в
первом батальоне полностью не были истреблены все немалые запасы эфира...
Лук попользовался несколько раз и напрочь завязал, категорически, но не
раньше, чем попал в такой жуткий "мультик", что... А если бы он не напугался
чуть ли не до грыжи, что тогда? Или бухло взять. Старлей Смирнов, по кличке
Бухарь, терпит от начальства унижения и нахлобучки, перед замполитом
трясется, как заячий хвост, жена ушла... А пьет и завязать не может.
- Степа, а ты почему не куришь?... Да нет, простой табак, сигареты,
папиросы?
- Не хочу. Мне по зрению нельзя.
- А если бы зрение позволяло?
- Не знаю, может, и курил бы. А что?
- Да так. Думаю: почему, интересно, я курю?
- Ну и почему?
- Нипочему. Потому что я раб дурной привычки. Р-раб.
- Понятно. Ну так брось. - Лук поразмыслил.
- Точно. Все, я как Пашка Корчагин, с этой минуты - не курю. - Лук как
следует затянулся - "бычок" уже обжигал ногти - и сунул окурок в банку.
- Ступай, Степа, да по пути в казарму расскажи птицам небесным, рыбам
морским, зверям лесным и прочим подземным прапорщикам, что отныне Лук не
желает носить кандалы винопития и табакокурения... "Он выбрал свободу". Да,
да, да, за компанию прощайте и вы, алкогольные градусы, ныне, присно и во
веки веков...
- Аминь. Я пошел, да?
- Проваливай, не мешай нравственному перерождению бойца... тьфу ты, уже
гражданина! Приказ-то был!
Лук, пользуясь своим положением главы всея кочегарки, дневал здесь и
ночевал, игнорируя уставные интересы боевого подразделения, к которому он
был формально приписан. Младшие же кочегары не жили здесь, а несли службу,
после смены вынужденные возвращаться в дурацкие казармы, к постылым дедам,
сержантам, кускам и прочему сволочному начальству. А Лук для них был... Что
Лук - ну бормочет всякую чушь, но никогда не обижает, не прессует младшие
периоды... Нормальный дед, теперь дембель, с таким жить можно... А после
него - самим дедовать, так оно еще лучше будет.
Здорово, теперь он не курит! Вот так вот взял - и все. Лук порадовался
своей силе воли. Надо еще с бухаловом прекратить, не дожидаясь, пока
придется завязывать. Зеленый змий - это такое чмо, с ним - самому себе
верить нельзя! Вон Бухарь, или дядя Коля, или те уроды, что по утрам у
ларьков собираются. Они ведь смолоду не планировали такими стать. И себя
видят совсем иначе, а не уродами. Да, но дембель придет... Он вернется и
что? Что он скажет ребятам, которые его ждут? Не пью, мол? Глупость какая.
Нет, так дело не пойдет, надо будет нажраться в дым, в первый же день, а то
- что это за дембель? А почему - надо? Кому надо? - Лук разволновался,
взвешивая все за и против, потрещал сухой сигаретой, разминая... Ах ты,
черт! Он же не курит. Бегом, чтобы не успеть передумать, Лук бежит к котлу,
бросает туда дряблую, тощую, но сухую сигарету, вслед за ней мятую красную
пачку, в которой еще целых пять штук великолепных никотиновых палочек без
фильтра марки "Прима". Нет, все-таки он крут, не хуже Павки... Может быть,
дождаться Князя и в казарму забежать?... Телик глянуть, в курилке потреп...
Ой, нет. Надо "сменку" постирать, вот что...
- Шура, привет!
- А-а, Витя... Садись, я сейчас, выжму только... Ну что там, в штабе
ничего насчет красна солнышка не слышно? - Замкомвзвода Кесель,
сержант-самоучка, хохол и закадычный дружок Лука, имеет хорошие связи в
штабе полка: его земляк там писарем дуркует, поэтому Кесель больше других в
курсе, как там дела с канцелярским дембелем...
- Ничего не слышно, Шура, может, в понедельник новое появится... Шура,
я хочу перед тобой извиниться.
- Хочешь? А кто я такой, чтобы тебе в этом мешать?. Чего там?
- Письмо тебе пришло, в обед, я взял передать и забыл! Веник позвал
меня с собой в город, пятое-десятое... Это от твоей девушки...
- Где???
- Вот...
Лук старается держаться бесстрастно, как Чингачгук, но рот у него до
ушей и в первую читку, и во вторую...
- Покурим?
- Тоже мне - Максим Горький! Надо говорить: пАкурим! Вообще-то я
завязал.
- Давно?
- Второй час держусь...
Кесель давно ушел возглавлять личный состав, Князь заступил на смену и
уже набирается сил, спит меж двумя шинелями, чтобы в три часа ночи
проснуться и продолжить доглядывать за своим и Луковым котлами... А Лук
пододвинул табурет поближе к котлу и вглядывается туда невидящими глазами -
мысли его далеко. Письмо он сжег за ненадобностью, потому что выучил его
едва ли не наизусть, а теперь он думает... И вновь окурок прижег
зазевавшийся палец и теперь сгорает сам в каменноугольном аду... А в пальцах
уже новая сигарета... А курить он обязательно бросит, нет проблем, он
сильный... Успеется еще...