Зверобой - 1
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Обнова 12.12.2011
|
Моей ненаглядной супруге.
Без тебя бы не осилил...
1-я седмица месяца Вьюжа 500 года.
Зима в этом году выдалась на редкость суровой. Всю последнюю седмицу лютовала вьюга, и только сегодня распогодилось. Матушка растворяла забухшие ставни и открывала окна. Ненадолго. Только чтобы проветрить прокисший дом. Она всегда так делала. Любила матушка чистоту и порядок. Мне даже дозволили выскочить во двор порезвиться на снегу, поиграть в снежки и слепить снежного великана. Только вот великан не хотел лепиться, потому, как снег был сухим, словно песок, прогретый на солнце. Да и скоро надоело самому играть во дворе. Наш старый пёс Жикан моей ребячьей радости не разделял. Он вообще против всякого проветривания и открытия ставней. Пёс удобно расположился у горячей печи и спокойно дремал, грея старые кости.
Эх! А когда-то, еще года два назад горный варун - именно такой породы наш Жикан, с радостью принял бы приглашение покататься в снегу. Отец говорит, что, скорее всего это последняя зима старого Жикана. А я не верю! Просто он устал. Сильно устал. Ну, да, ладно, если Жикан не хочет - я тогда сам поиграю.
Пытаясь скатать большой снежный ком, я в овечьем полушубке и меховой шапке быстро упрел. От постоянной возни со снегом рукавицы промокли, и руки мгновенно замерзли. Теперь кожа будет чесаться и пощипывать, когда доберусь до печи. Но это будет потом, а сейчас я занят очень серьезным делом - я строю крепость.
Эх! Брата бы или лучше двоих. Ну, на худой конец сестренку! Вон у всех в нашей деревне семьи большие. У моих дружков Канда и Броса, в семье по шесть, по семь детей. Им там весело. Нужно отпроситься у матушки и сбегать к Канду, поиграть. Небось, они уже крепость давно слепили. Канд, как-то проговорился, когда его отодрал старший брат, что завидует мне. Я, мол, один у родителей. Делаю, что хочу. Хожу куда хочу. Всегда много еды. И все мне. Подарки те же...
Отец Канда, Некан, работает в кузне подмастерьем. Местный кузнец его дядька по матери, принял родича в дело. Глядишь, может, и получилось бы, что из Некана. Только отец, матушке по секрету сказывал, ну, когда я якобы спал, что отец Канда не особо охоч к работе. Он больше в корчме горазд посидеть. Вот и жила семья Канда, трое братьев, и четыре сестренки, не особо. Я друга всегда подкармливал. А остальные...Старшие его на поле работают. Злые постоянно, особенно Хват. Зверь, а не человек. Крепкий, как камень и жилистый, как корень дуба.
Помню, год назад, тринадцатилетний Хват сцепился со старшими парнями. Шестнадцатилетними Кволе и Шорпом. Не спустил обиды - налетел, как ястреб. Насилу разняли. Хват весь в крови, будто пёс рвался на зверей диких. Большой, как медведь, Кволе пообещал Хвату, что прибьет потом. А Хват так усмехнулся в ответ, что у меня мурашки по спине побежали. Так страшен он был.
Дрались они потом еще не раз. Только вышло все, так, как хотел Хват. Теперь он верховодит, а Кволе и Шорп во всем подчиняются...
Нет, не хочет снег лепиться. Может завтра солнышко сильнее пригреет и снег не будет таким сухим, как сегодня. Решено. Иду к Канду, там, небось, строительство уже вовсю развернулось.
- Матушка! - крикнул я, отряхивая сухие снежинки со штанов. - Я к Канду сбегаю! Ладно!?
- Хорошо, сынок..., - донесся из дома приглушенный голос матери. - Только как стемнеет - домой...
- Ладно! - крикнул я, уже выбегая за ворота.
К слову сказать, наш дом один из самых больших в деревне. Думаю, размерами уступает только домам старосты и кузнеца. Хотя нет... У кузнеца все же поменьше будет.
Еще бы! Ведь у отца мельница на реке, к нему с зерном из всех окрестных деревень люд съезжается. Говорят, мол, Норам - мельник знает свое дело. Только у него мука получалась мелкая и без песка. Да еще и не одной крупицы не пропадало, каждое зернышко в ход шло. За этим отец следил строго. Сам помню, как он заставлял собирать все, что высыплется из мешков. Так что заслужил батюшка похвалы, которой люди одаривали. А я очень гордился родителями.
Я, конечно, понимал Канда, когда тот плакался о жизни несчастной. Постоянный голод. Тяжелая работа на поле. Каждый день упившийся брагой отец, которого старшие братья волокут из корчмы домой. Сварливая мать, раздающая оплеухи детям направо и налево - моя жизнь была другой... Но я все-таки чуточку завидовал - им было весело с братьями и сестрами.
Думая о друге я бегу по хрустящему снегу, стараясь поскорее достигнуть двора Канда. Чем быстрее добегу, тем больше будет времени на игру.
Рядом с домом старосты, поджидал неприятный сюрприз. Решив срезать путь, рванул мимо колодца в центре деревни, абсолютно забыв о том, что там от часто разливаемой воды образовалось обледенение, таявшее только к началу весны. Правая нога предательски скользит влево и я, набрав приличную скорость, кубарем качусь по снегу, так коварно присыпавшему лед вокруг колодца. Больно ударив левое колено, сжался в комок, держась обеими руками за поврежденное место и прикусив нижнюю губу. Из глаз самовольно брызнули непрошенные слезы. Не люблю, когда кто-то видит, как я плачу.
Лежа в снегу и тихо поскуливая, растираю ушиб. Еще ни разу не было так больно, как сейчас. Конечно, неоднократно были и порезы, и падения, но что б вот так... У-у-у!... Как больно!...
Боль постепенно утихала, а на смену приходило чувство слабости в коленке. Именно в этот момент и услышал немного приглушенные, но хорошо слышимые женские голоса. Поднял голову, но рядом никого не вижу. Более того на улице пусто, только вдалеке у забора дома старосты собралось несколько женщин внимательно наблюдающих за моими мучениями. Ну не мог же я, в самом деле, услышать, о чем они говорили? До них добрых шагов тридцать не меньше... Но голоса снова повторились... Странно. Кажется, слова стали разборчивей... Я прислушался и...
- ...смотри, лежит - не встает. Видать, хорошо приложился... - произнес голос Милины, жены старосты.
- Может, случилось что? - взволнованный голос Валисы, старшей дочери кузнеца.
- Да, что ему станется, отродью речному... - голос Плошки, тетки Канда, приходившейся сестрой Некану. Наверное, большей сплетницы в деревне не было. Сколько раз колотил ее муж за длинный язык и черный рот. Дважды чуть было до смертоубийства не дошло. Во время оттягивали мужики разгневанного Мала. А Плошке хоть бы что... Отлежится седмицу и снова за свое... А как мужа схоронила, так и вовсе разошлась... Ну это так отец матери рассказывал, когда я, естественно, уже спал...
Стоп!
О ком это они? Я снова завертел головой, в поисках кого-нибудь... Никого... Брр... Может не только колено ушиб, но и голову тоже... Руки потянулись к затылку... Да, нет... Вроде бы, не болит... У-у-у... Только колено...
- Помолчала бы ты, Плошка! - снова заговорил голос старостихи, попытавшийся оборвать неугомонную сплетницу. Правда, как-то вяло это она делала.
Видимо слабый напор старостихи и молчание остальных сплетница восприняла, как одобрение и тут из нее полилось:
- А что? Да все в округе знают, что мельник кормит водяника новорожденными! Жена не успеет разрешиться, как он тут же несет младенца в дар речному хозяину. Потому мельница никогда не ломается, да люди со всей округи едут с зерном. Тьфу... падший его забери!
- Да, что ты несешь, старая, - снова вялая попытка старостихи.
- А, то! - распалялась Плошка. - Разве не помните, как уехали они в город, а потом через седмицу вернулись уже с этим...
Я четко увидел, как сплетница дернула головой, указывая на меня. Сердце сжалось от обиды. Сколько матушка слез пролила, видя, как уносит отец ее мертворожденных детей. Не могла она разрешиться живым, что-то было не так у нее внутри. Так и сказал лекарь, привезенный отцом однажды из города. Еще троих привозил, но все, как один твердили, что не выйдет ничего. Нужно обращаться к магу-целителю, только он мог помочь, но и стоили услуги огромных денег... Слезы потекли теплыми струйками... Враки все это! Я сам помогал отцу хоронить последнего мертвого младенца. На маленьком кладбище в березовой роще, рядом с мельницей. Если бы не матушкин недуг было бы у меня сейчас семеро братьев... Да, что же это она говорит? Будто я не родной ... Не верю!
- А еще говорят, что мельник дареное золото водяником держит в схроне в подполе! - продолжала Плошка.
Вот тварь! А про схрон откуда знает? Отец уже несколько лет собирает деньги на мага-целителя. Еще много осталось... Вот тварь!... Ну, погоди...
Я приподнялся, опираясь о стенку колодца. Боль в коленке сменилась болью в сердце за родителей. Сбросив варежки и нагнувшись, я зачерпнул горячими руками снег и, сжав от злости зубы, стал медленно сминать его.
Женщины, как по команде замолкли и уставились на меня. Медленно, прихрамывая, я приближался к дому старосты - к притихшим женщинам. С каждым шагом снежный шарик в теплых ладонях превращался в твердую льдинку.
- Сильно ушибся, Кайнен? - круглое румяное лицо старостихи излучало участие. Ну, это она так думала. А я же видел, как забегали маленькие глазки. Неужто поняла, что слышал я вас? Нет, не может быть. Или все-таки...
Остановился в десяти шагах от женщин. На лицах читались разные эмоции от заинтересованности до откровенной неприязни. Вряд ли я мог услышать их разговор. Видать от боли причудилось. Ничего не ответив на вопрос Милины, развернулся и поковылял прочь, все еще сжимая ледышку в правой руке. Пойду домой - настроения играть уже нет, да и нога отяжелела, и начала ныть. Сделав шагов двадцать, вновь услышал шипящий голос Плошки:
- Выкормыш водяника...
Мой резкий разворот оказался для нее сюрпризом. Потом долго думал, как это получилось и что самое главное - откуда взялась решимость. Но что случилось - то случилось и обратно ничего не воротишь. Да и не охота ... Если бы была возможность все исправить - ничего не менял бы...
Резкий замах и ледяной снежок, словно камень, пущенный умелой рукой пращника, пролетев около двадцати шагов, попал прямо в рот противной бабы. От удара Плошка без единого звука опрокинулась и села на толстый зад прямо в сугроб у забора, мгновенно потеряв сознание.
Издалека хорошо было видно, как нижняя часть ее лица превратилось в кровавое месиво. Как-то легко стало на душе. Будто камень с сердца упал.
-Это тебе за матушку! - крикнул я и развернулся чтобы продолжить путь, но дорогу мне преградил Хват и его дружки. Откуда он тут взялся, подумать не успел, так как резким ударом кулака в челюсть меня опрокинуло на спину. Красная горячая кровь потекла по подбородку. Вот урод!
- Ты чего творишь, придурок? - услышал голос звероподобного Шорпа.
- Может, он башкой своей пустой об колодец приложился? - ехидно осведомился толстый Кволе.
Хват, молча, смотрел как я, тряся головой, опершись руками в снег, пытаюсь прийти в себя. Соленый привкус во рту и боль в коленке отошли на второй план. Сейчас рядом стояли не мои односельчане, а трое врагов. Я стал медленно сгребать снег, перемешанный с кровью. В следующий раз без ножа за ворота ни ногой...
Слепив из своей крови и снега еще один твердый снежок, с трудом поднялся на ноги.
- И что ты удумал сделать? - снова ехидный голос Кволе.
Я, молча, ухмыльнулся и кровожадно посмотрел на толстяка. Но замахнуться снова помешал удар Хвата. Только в этот раз в живот. У-у-у... Матушка... Кажись, к еде седмицу не притронусь... Кишки, словно змеи перемешались в животе, мешая вздохнуть поглубже. Перед глазами встала темная пелена. Выронив свой снаряд из рук, осел на землю.
Хват еще постоял, молча надо мной, а потом направился в сторону бегающих вокруг Плошки женщин. Кволе и Шорп последовали за ним.
Меня больше никто не трогал. Казалось, обо мне все забыли. Знаю - это только начало, ведь еще отродясь не бывало, чтобы мальчишка поднимал руку на взрослого члена общины. Плевать. Пока жив, никто не смеет даже говорить плохо о моей семье. Убью любого. Прислушался к ощущениям. А ведь действительно убью! Даже страшно стало. Так пора вставать, а то вон стемнело уже - матушка будет волноваться.
Встав и кое-как отряхнувшись от налипшего снега, поковылял к дому. Все что нужно сейчас, так это теплое местечко на печи под одеялом. По дороге домой стошнило два раза, но все-таки дошел.
У дома тщательно вытер лицо холодным снегом, снова отряхнулся и тихо толкнул входную дверь. В сенях, снимая верхнюю одежду и разуваясь, прислушивался к голосам внутри. Кажись у нас гости. Может по мою душу? Да, нет - рано еще.
Так гадая, кто же это на ночь глядя заглянул, толкнул дверь. У нас как всегда было очень тепло и уютно. А еще свежо, ведь матушка сегодня весь день проветривала дом. В воздухе летали приятные запахи пирогов и тушеного мяса. Ух! Сейчас бы корову съел и не подавился бы!
В центре за большим столом уставленным едой сидел отец и какой-то мужчина, а матушка суетилась у печи, доставая как раз подоспевшие пироги.
- А, вот и мой сорванец появился, - тепло произнес отец гостю, кивая в мою сторону. - Вон, какой вымахал! А не скажешь, что уже почти двенадцать весен исполнилось!
- Да-а, - протянул гость, уставившись на меня немигающим взглядом черных глаз, - Помощь тебе, Гром, растет славная.
Мужчина, судя по всему, был среднего роста, ниже отца на голову. Это было хорошо заметно, так как сидели они рядом. Седые волосы были коротко острижены, отчего на голове видно множество шрамов разной величины. Хм... Еще и половины правого уха нет. Гладко выбритый подбородок. Он что бреется каждый день? Наши мужики вон все с бородами, еще иногда и хвастаются у кого длиннее. Лицо в шрамах да и руки тоже. Видать и тело такое же. Не уж то настоящего воина к нам занесло. И с отцом они по-товарищески разговаривают. Видно давно знакомы. Только он отца Громом назвал... Непонятно... Я засмотрелся на одежду гостя. И штаны и короткая куртка сшиты из кожи темно-коричневого цвета. Не свиная и не коровья - это даже я вижу. Пояс под стать одежде, да и сапоги тоже. Все прочное и, наверное, дорогое. Ух, ты! Вот это красотища! Когда я рассматривал сапоги, взгляд зацепился за ложе небольшого арбалета. Гость держал его у самых ног. Не думаю, что не доверял нам, мне кажется, просто привык так. Я частенько видел, как лесорубы, например, держат под рукой топоры в лесу, на всякий случай. Дядька Закей даже показывал пару нехитрых приемов обращения с его инструментом, в момент опасности превращающимся в грозное оружие в умелых руках...
- Кай, сынок, подойди поближе да поприветствуй гостя и моего старого друга господина Грайта, - в голосе отца, легкие нотки неудовольствия моим невежеством.
- Прости батюшка, - склонив голову, произнес я, а потом обратился уже к гостю, весело смотрящему на воспитание молодняка, то есть меня: - Доброго вечера, тебе, господин.
- И тебе, Кайнен, того же, - ответил Грайт и одобрительно кивнул отцу, а потом снова обратился ко мне, но уже с вопросом:
- Кай, а что это на лице, да и прихрамываешь странно? А?
Вот гад... Заметил все-таки... А отец и матушка никогда бы не увидели. Мать сразу же перестала греметь посудой у печи и подошла ко мне, чтобы рассмотреть мое лицо. Да и отец заинтересованно уставился, ожидая ответа.
- Так, это, - начал врать, сделав очень честные глаза, - мы штурмом крепость брали. А какой же штурм без потерь?
- Это ты, что ли, потери? - ухмыляясь, спросил Грайт.
Я вспомнил расквашенный рот Плошки и довольно оскалившись, ответил:
- Не-е-е-т, я то, как раз победитель.
- Ну-ну, - прищурив левый глаз, весело произнес гость.
А потом он неожиданно повернулся к окну, (кстати, я краем глаза заметил, что Жикан тоже приподнял голову и навострил уши), и сказал:
- У тебя гости, Гром.
В этот момент в голове пронеслось несколько мыслей. Три из них точно запомнил. Первая - пришли все-таки по мою душу, пора бы уже. Вторая - это, странное чутье нашего гостя. И что самое интересное, отец отнесся абсолютно спокойно к этому. Ну и третья, которая, как ни странно оказалась самой важной, - надеялся, что Грайт задержится на пару деньков - это мне даст время подробней рассмотреть арбалет.
Я обреченно присел на лавку и взял пирожок. Нужно поесть, иначе, так и буду голодным. Пока отец открывал ворота, пока приветствовал всех прибывших, (судя по гомону их, было немало), пока гости снимали верхнюю одежду в сенях, два пирожка я успел-таки съесть.
Дверь открылась, и на пороге появились староста Микен, кузнец Акуд, за ними шли Хват и его дружки, а также старостиха, ну и замыкал шествие отец, хмуро скользнувший по мне взглядом.
Хм, решили всем скопом завалиться. Чтобы сразу закончить с делом. Странно, столько шума из-за меня. Хотя, я ведь не слюду в окошке снежком разбил... Я сделал кое-что...хе-хе... получше... Не понимаю, откуда во мне столько спокойствия? Другой трясся бы от страха перед наказанием, а мне даже интересно.
Старосту и кузнеца, как и полагается, пригласили за стол. Хвата же с дружками и старостиху усадили на лавку у печи. Негоже за столом сидеть вместе с мужами да разговоры серьезные вести. Когда позовут и спросят - тогда и будут отвечать. Я сидел на краешке лавки у дальнего окна и внимательно следил и слушал - о чем будет беседа.
Мужи от предложенной еды не отказались, тем самым показывая, что пришли с миром, но и сильно не налегали, дабы скорее перейти к делу - завтра рано вставать - дел невпроворот.
После недолгой трапезы и обменом ничего не значащими фразами, отец, наконец, спросил:
- Что же, мужи уважаемые, вас привело ко мне в дом? Может беда, какая приключилась?
После этих слов отец снова недовольно взглянул на меня.
Видать они уже что-то сказали ему. Вон как зыркает. Ох! Как знаком этот взгляд...
Слово взял староста Микен:
- Может и беда... Это с какой стороны посмотреть.
Он мельком взглянул на Грайта, сидящего за столом, и уставился на отца.
Видимо поняв значения взгляда старосты, отец сказал:
- Можешь говорить Микен. Это мой друг. Старый сослуживец. Зовут его Грайт.
После слова "сослуживец" все удивленно воззрились на отца. Ну и я конечно в том числе. Отец, оказывается, служил в армии! Ничего себе! И все в тайне держал.
- А я и не знал, что ты был в армии, - произнес Акуд.
- Он не просто был в армии, - подал голос Грайт. - Он был сержантом "желтобрюхих". А если учесть, что из офицеров там еще были один капитан и три сержанта, то слова "был в армии" не совсем подходят...
Над столом повисла тишина. Не могу поверить - отец был одним из "желтобрюхих"! Да не просто так, а еще и сержантом! Это же один из самых известных отрядов Ланхарона - нашего королевства! Дядька Закей нам мальчишкам рассказывал, что отряд этот создал герцог Науваль, герб которого был выгравирован на кирасах этих воинов. Мы еще спрашивали тогда, мол, почему "Желтобрюхие", оказалось на гербе герцога изображена желтобрюхая куница. Этот отряд, по рассказам Закея, участвовал во многих битвах и очень прославился. И вот я узнаю, что отец один из них! Ну, все. Теперь отец от меня не отвяжется. Его голос внезапно опустил меня с небес на землю:
- Ну, что было - то прошло и травой поросло. Вы лучше к делу переходите. Что случилось у вас?
Даже я понимал мальчишеским умишком, что староста оказался в затруднительном положении. Одно дело, когда ты идешь на разговор к мельнику, живущему в твоей деревне, но совсем другое - к сержанту "желтобрюхих", хоть и бывшему.
Пока староста пребывал в раздумье, инициативу перехватил кузнец. Ведь Плошка все-таки родня, пусть, думаю и не очень желанная. Но родня. То, что люди пришли вести разговор о случившемся сегодня у дома старосты я уже знал наверняка.
- Требую с тебя виру за пролитую кровь одного из членов моего рода. Твой сын сегодня при нескольких видоках пролил кровь Плошки, вдовы Мала. Так, как сын твой еще не имеет голоса на сборе общины - значит, отвечаешь ты за него. Так как кровь пролита не мужеская, то виру мы определили в размере одного серебряного статира.
Мои глаза полезли на лоб. Да за один серебряк можно купить неплохую лошадь, или десяток овец, или... Они что все с ума сошли, такие деньжищи!
Мельком взглянул на матушку, крепко сжавшую края лавки, даже косточки побелели. Нет, конечно, для нашей семьи отдать серебряк, что камень в воду бросить. Не за деньги переживала, небось, боялась, чтобы отец голову не потерял и стал вышвыривать гостей незваных.
Но отец меня и ее приятно удивил спокойствием:
- Что же, благодарю вас за то, что не созывали всю деревню на судилище, дабы не позорить меня, как родителя, который не умеет воспитывать свое чадо.
Еще раз взглянул на меня тяжелым взглядом, заставив съежиться.
- А теперь, перед тем как уплатить за твою обиду Акуд. Я хотел бы спросить, почему мой сын так поступил. Видоков ваших спрашивать я не буду, так как верю им, а вот чадо свое неразумное хотелось бы послушать. Может у него с головой что приключилось и его к лекарю необходимо завтра с утра везти?
После этих слов Шорп и Кволе ухмыльнулись. Хват же, как ни странно не улыбался. Он во все глаза смотрел на отца. А вот старостиха заметно побледнела. А ведь действительно догадалась, что я все слышал.
-Что же коли хочешь ты, чтобы мы все слышали твой разговор с сыном, быть по сему, - ответил кузнец, подбоченясь.
Вот, ведь хряк лесной! Вон как ведет себя в чужом доме, будто хозяин! Ну, сейчас все скажу!
- Кайнен, подойди и ответь мне. Почему ты так поступил?
Я смело вышел на середину комнаты и посмотрел в глаза отцу.
- Я готов!
Краем глаза заметил, как посмеиваются Шорп и Кволе.
Не обращая внимания на их смешки, начал говорить:
- Когда бежал к Канду мимо колодца, то поскользнулся и упал, больно ударив колено.
Шорп и Кволе казалось, сейчас лопнут со смеху. Рожи покраснели, но они все-таки сдерживались.
- А потом услышал голоса...
Дружки Хвата опустили головы еще чуть-чуть, и заржут.
- Ну-у, - протянул отец. Таким злым я его еще никогда не видел.
- Это были голоса Милины, Валисы и Плошки, которые стояли около забора дома старосты.
- Но ведь, от колодца до дома старосты шагов сорок не меньше, - влез в разговор кузнец. Только я, наверное, в это мгновение заметил гневный взгляд отца в сторону перебившего наш разговор Акуда. Ну не только я, а еще и Грайт. Тот сидел, прислонившись спиной к бревенчатой стене, и откровенно наслаждался зрелищем. Ну, мне так, по крайней мере, показалось.
На вопрос кузнеца я не смог найти ответа. Для меня самого это было загадкой. Если бы Плошка тогда не выплюнула в спину "выкормыша водяника" - ушел бы. Но теперь уверен, что слышал.
- Не знаю. Просто слышал и все.
- Ну и что же ты слышал? - спросил отец.
- Слышал, как Плошка назвала меня выкормышем водяника. Как говорила, что ты кормишь речного хозяина моими не рожденными братьями, которых мы хоронили в рощице за мельницей. И что водяник отплачивает тебе золотом, которое хоронишь в схроне за домом. Это она про те деньги, что собираешь на мага-целителя. Дальше я не смог терпеть и запустил в нее снежком. А если это скажет еще раз - сделаю то же самое снова.
По мере того как говорил. Лица присутствующих менялись на глазах. Старостиха сидела белее снега боясь пошевелиться или вздохнуть. Шорп и Кволе больше не лыбились, а по-мальчишески испуганно смотрели на мужчин за столом. Расхрабрившийся было вначале беседы кузнец, как-то поник. Ну, а староста зло глядел на жену. Взгляд этот не предвещал ничего хорошего старостихе.
- Та-а-к, - от жесткого голоса отца вдруг все вздрогнули. Такого голоса я еще не слышал. Сейчас за столом сидел не Норам-мельник, а Гром - сержант "желтобрюхих". Он враз изменился, превратившись из уважаемого отца семейства в опасного хищника. Так вот чего боялась матушка!
- Узнаю сейчас десятника Грома Кровожадного, - зловеще улыбаясь, произнес Грайт. - Я здесь вижу два варианта. Прирезать их всех по-тихому, а трупы прикопать у на заднем дворе. А в деревне сказать, что никого не видели. Не дошли, мол, до тебя и все тут. Приграничье рядом, все-таки. Может тварь какая-то объявилась да сожрала их ночью.
- А второй вариант? - от жесткого голоса отца, все сидящие снова вздрогнули.
- Второй вариант - ты вызываешь этого козла на поединок, за нанесение оскорбления сержанту "желтобрюхих". - Грайт указал на съежившегося кузнеца. - Крошишь его на мелкие кусочки, а голову отвозишь местному представителю герцога Малиона. В общем, все как в старые добрые времена. Кому поверят тебе или этим..., даже объяснять не буду.
Вдруг Грайт взглянул на меня и спросил:
- Значит, синяк все-таки не в штурме заработал?
Я молчал. Это уже не твое дело, а только мое и Хвата.
- Моих рук дело, - Хват поднялся с лавки и смело смотрел в глаза Грайта.
- Ты? - спросил отец. Все опять вздрогнули. И я в том числе.
- Да, - уже немного тише ответил Хват.
Держится молодцом. Даже я боюсь. А он видишь, встал и не дрожит даже.
- Я вижу в этой дыре, не так уж все запущено, - ухмыльнувшись, ответил Грайт и спросил у замершего Хвата:
- Кровь была?
-Да.
- Что же ты раньше вон ему не сказал, - кивнул на Акуда. - Кровь за кровь. И нет проблемы.
- Говорил, - ответил Хват. - Я специально ударил Кая до крови, чтобы потом не было всего этого... тоже ведь родич Плошке. Имел право ответить обидчику.
- А почему ты так поступил?
- Он друг моего брата.
Грайт одобрительно кивнул Хвату и обернулся к кузнецу. На Акуда жалко было смотреть. Будто постарел на десяток лет.
- Ну что ж на первый раз я вас прощаю, - сказав это, Грайт распахнул куртку и достал какую-то металлическую бляху, висевшую на груди.
- Зверобой... - выдохнул староста.
- Властью данной мне Его Величеством королем Ланхарона Пиретом Третьим спор этот считаю разрешенным. Все. Расходитесь по домам.
Староста и кузнец разом подскочили и стали бить поклоны. Старостиха с места рванула к двери, а Шорп и Кволе, так и остались сидеть, хлопая широко раскрытыми глазами. Хват тоже низко поклонился и вышел из горницы.
Перед тем как дверь за старостой закрылась, Грайт крикнул вдогонку:
- Знайте, сержант "желтобрюхих" не может общаться с нечистью и прочей гадостью - это говорю вам я Грайт Серый зверобой Его Величества.
После этих слов дверь тихо притворилась, а Грайт развернулся и произнес:
- Пусть только попробуют, после этого спектакля, еще что-то болтать своими языками.
И вдруг они с отцом громко расхохотались. Даже матушка весело улыбалась, присев рядом.
Я стоял с глупой улыбкой, переводя взгляд то на одного, то на другого. Отсмеявшись, отец сказал:
- Милушка, пора бы покормить нашего героя...
Я еще долго сидел, пригревшись около печи и слушал необычные рассказы отца и Грайта. Они вспоминали давние походы, страшные битвы, смешные случаи, и поминали погибших друзей...
Уже перед сном лежа на моем законном теплом местечке, вспоминал о случившемся сегодня. Насколько я понял, родителям уже довольно давно были известны сплетни, которыми обменивались между собой наши односельчане. Это понятно... Деревня небольшая - все друг о друге, всё знают. И то, что я сегодня натворил дел, отцу только на руку. Вот только... не давали покоя слова Плошки, о том, что родители якобы принесли меня из города еще совсем маленьким. Выходило будто я не родной им. Так ведь? Завтра обязательно спрошу... И еще нужно будет спросить, как это у меня получилось услышать разговор женщин. Это ведь не нормально... И что самое интересное, отец и мать даже не удивились, да и Грайт тоже... Завтра все расспрошу! Так просто от меня не отвяжутся!
Боль в колене утихла - осталась только неприятная тяжесть. Челюсть немного побаливала, да и живот тоже. Хват, конечно, гад еще тот, но я точно знаю, с такими людьми нужно дружить. Так и Грайт с отцом говорили - им явно понравился его поступок. Да-а-а... Дел завтра много... И отца расспросить... арбалет разглядеть... с Хватом примириться...
Уже засыпал, когда снова услышал разговор, который не должен был слышать. Похоже, это входит в привычку...
- А теперь Гром рассказывай, - голос Грайта. - В письме ты намекнул только... Хочу знать подробности...
Было слышно, как отец поднялся с лавки и тихо подошел к печи, где спали мы с матушкой. Я закрыл глаза и притворился, что сплю. Всегда так делал, когда подслушивал родительские разговоры. О-о-о... Это у меня здорово получалось... И ровное дыхание, и немного приоткрытый рот... Опыта хоть отбавляй... А вот мама действительно спала... Намаялась сегодня...
Я слышал, как отец еще немного постоял, прислушиваясь к нам. А потом, видимо удовлетворившись услышанным вернулся за стол.
- Ты помнишь резню у Крамлина? - начал он.
- Ты что там тоже был? - неприкрытое удивление Грайта.
- Да, нет, слава Высшему, минула меня эта участь. Это было почти тринадцать лет назад, а я, как ты знаешь, на то время уже отошел от дел. Новую мельницу достраивал... И знали меня уже, как Норама-мельника... Мы с Милушкой в тот год недалече от Крамлина были. В Лироне.
- Знаю этот город - бывал там частенько. Западнее Крамлина. А тебя-то чего туда занесло? Это ж почти седмицу пути от вашей Меженки.
- Я там, у кузнецов детали новые для мельничного механизма заказывал. Ты же знаешь, как коротышки делают.
- Небось, содрали с тебя... - я услышал, как Грайт усмехнулся.
- А я не жалею. Зато мельница который год без поломок работает. Да не об этом речь... Как ты помнишь под Крамлин король целых два легиона послал... Седьмой и девятый, если не ошибаюсь...
- Угу... Знатно их Марн Одноглазый потрепал. Если бы не пятерка зверобоев еще неизвестно чем закончилась бы та заварушка.
- Это уж точно, - задумчиво протянул отец.
- Штурм замка мага - это не нищие деревеньки грабить, - поддержал его Грайт.
- А чего король полез на него? - спросил отец.
- Насколько я знаю, Одноглазый стал экспериментировать с ушарат...
- Падший его забери! - воскликнул отец.
- Тише ты... Разбудишь всех... - стал успокаивать его Грайт.
- Вот, тварь, - отец был по-настоящему зол, но уже старался говорить тише.
- Мало ему того, что почти вся земля наводнена всякой мерзостью после Сумеречных войн, так он снова взялся за ушарат... Тварь!
- А какое дело магу до всех остальных? С того момента, как погиб последний из ордена, маги перестали быть людьми.
- Послушай, Грайт, это точно? Ну... Про ушарат?
- Абсолютно. В окрестностях Крамлина много деревушек. Ну ты сам знаешь... Так вот, в одной из них, не помню уже названия, стоял лагерем седьмой легион. Знаешь, кто напал на них ночью? Горбахи...
- Бездна! - не сдержался отец.
Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Я не знал, что такое "горбахи", смутно представлял, что такое легион и уж тем более, меньше всего догадывался, что значит ушарат. Но одно знал точно - все, о чем сейчас говорили отец и Грайт меня очень пугало.
Мужчины немного помолчали.
- Так что там было дальше? В Лироне? - услышал я голос Грайта.
- Ах, да... Так вот... Закончив все дела, мы с Милой решили пообедать в корчме "Хромая коза", а заодно и прикупить продуктов в дорогу. Как раз во время нашей трапезы в корчму вошли несколько легионеров из девятого. Сержантом у них был Лит, давний знакомец. Узнал меня паршивец. Напросился за стол... Но не это важно... Важно другое. Один из его бойцов держал небольшой сверток. Оказалось - это был ребенок... нашли, когда зачищали одну из деревушек разрушенных наемниками Одноглазого. Может это та деревенька, о которой ты сказывал?
- Кто знает? Там их много было до прихода легионов... И что дальше?
- Ну, а дальше все просто... Мила, как увидела малыша, взяла в руки так больше и не отпускала. Пришлось легионеру отсчитать серебрушку. Ты же знаешь, что им положено за каждого ребенка два статира.
- Угу, - ответил Грайт. - Кстати, идею про детские приемники королю один из наших подсказал. Теперь растят из них королевскую гвардию. Даже меня иногда приглашали несколько занятий провести. Много способных там есть ... Жаль только очень мало одаренных...
- Ага... - показалось, что голос отца немного изменился. Со мной он так говорил, когда привозил гостинцы, а я должен был угадывать, что же мне привезли...
- Послушай... - кажется, Грай о чем-то догадался...
- Ну... - голос отца. Точно, как со мной. Обычно потом из кармана леденец доставал...
- Ах ты, старый бродяга! - теперь пришла очередь Грайта восклицать, а отца утихомиривать его.
- А сам-то хорош, - довольный собой ответил отец.
- Как же я сразу не догадался?! Завтра обязательно проверю его. Когда это началось?
- Недавно. Пока только слух прорезался.
- Друг, а ведь это отличные новости. А что говорит Мила?
- Уже смирилась, - вздохнул отец. - Сперва упиралась, но со временем согласилась со мной... Правда плачет иногда по ночам... Но на то она и мать...
- Д-а-а, - понимающе протянул Грайт, а потом добавил: - Ты же понимаешь, что ему там лучше будет...
Они потом еще долго говорили. Не всегда и не все было понятно. Снова вспоминали друзей, войны и смешные истории. Я еще слушал немного, но постепенно убаюканный их голосами стал засыпать. Да-а-а... Завтра меня ждет очень насыщенный день...
1-й день 2-ой седмицы месяца Вьюжа 500 года.
Проснулся поздно утром. Видать, меня решили не будить рано - дали выспаться. Лежа на печи, попытался пошевелить ногой. Острой боли нет. Челюсть не болит. Отлично! Поел бы сейчас... Только сперва во двор сбегать нужно...
Пока слазил с печи, заметил, что на столе ни крошки. Странно... Не похоже на матушку. Да и печь заметно остыла... Очень странно... Вона как слюда замерзла в окне. Мороз, небось, ночью ударил и под утро не отпустил. Печь нельзя оставлять нетопленной. Может, матушка, уйдя с отцом на мельницу, на меня понадеялась? Мол, проснусь и дров подкину? Но тогда почему на столе ничего нет из съестного? Не похоже это на маму...
Ничего. Сейчас во двор сбегаю дров наношу, в печь подброшу - сразу теплее станет. В сенях было ощутимо прохладно, даже можно сказать морозно. Скорее дров натаскать нужно, покуда родители не вернулись. Ух, и влетит же мне за долгое спаньё! Как есть, матушка на меня понадеялась!
Наскоро одевшись, выскочил во двор. Мороз мигом схватил за щеки и нос. Глаза даже заслезились. Оправившись за домом, рванул по хрустящему снегу к поленнице, где под навесом были аккуратно сложены дрова. Там и увидел Жикана...
- Жикан ты чего на снегу разлегся?
Пес даже ухом не повел. Он лежал в шагах десяти от меня на правом боку, и казалось, не дышал даже. Показалось, что мощное серое тело уменьшилось в два раза.
Сердце неприятно заныло... Жиканушка! Как же так? Батюшка говорил, что ты еще многим молодым покажешь... Как же так... На глаза навернулись горячие слезы. Сделав несколько шагов, я вдруг заметил огромное бурое пятно, растекшееся вокруг замершего на снегу пса.
Еще два шага и чувствую неприятный запах потрохов и экскрементов. Подойдя совсем близко, вижу разорванное брюхо Жикана и длинный кровавый след, ведущий к его тайному проходу в заборе, о котором знали только отец, мать и я. Мысли лихорадочно заметались в голове. Видимо пес получил страшную рану где-то там за забором и уже раненый приполз во двор... А я в это время спал!!! Слезы горячим потоком текли по щекам. Дальше додумать не успел - меня вывернуло прямо на снег.
Когда желудок немного успокоился, голова снова заработала.
Скорее нужно рассказать отцу! Быстрее!
Первой мыслью было рвануть за ворота... А вдруг то, что убило Жикана рыскает по деревне? Матушка! Где же вы? Недолго думая, метнулся в сени, где лежал небольшой топорик, подаренный отцом год назад. Хоть какое-то, но все же оружие... Нож тоже нужно взять со стола, так сподручней будет.
В правой руке топорик, а в левой небольшой нож, которым матушка управлялась на кухне и дрожь во всем теле - именно в таком состоянии открывал калитку. В последний момент все же передумал это делать. Лучше посмотрю в щель между бревнами - так будет спокойней.
Брр... Холодина... Зубы точно сломаются, сегодня... Может это от страха они так стучат, а не от холода? Еще этот ветерок... И этот запах гари...
Улица пустынна. Казалось, деревня вымерла - ни души. Хотя в это время всегда кто-то куда-то да идет. Странно, очень странно. Может, тварь, какая в деревню забрела да перепугала всех до смерти? Только откуда ж ей взяться? Тут по рассказам стариков крупнее медведя никогда зверя и не водилось.
Т-а-ак вроде бы успокоился... Надо выходить, иначе сквозь маленькую щель ничего не разглядеть... Батюшка забор на совесть ставил - бревна плотно подгонял...
Противный запах гари щекотал ноздри. Может это у кого-то дом горит или сарай? Вот все деревенские и помогают соседям тушить пожар. Дым поднимался именно с той стороны, где стояла кузня. Надо сбегать посмотреть.
Набравшись смелости, все-таки вышел за пределы двора.
Пусто. Никого. Да куда же все подевались? А вдруг ничего такого не произошло? А я с топором наперевес разгуливаю посередь бела дня. Потом народ будет долго потешаться. Еще стукнутым об колодец обзовут. Только вот Жикан не просто так умер да запах гари усиливается и кажется, что я слышу голоса, причем их много... Точно... Там, где кузня...
Так, нужно успокоиться. Как лучше поступить? Можно пойти по следу, оставленный Жиканом. Только от этой мысли мороз по коже. Еще можно сбегать к кузне и поглядеть, что там все-таки происходит. И наконец, последнее и самое правильное, на мой взгляд - это бежать на мельницу к отцу и матери. А вдруг они помогают тушить пожар? То, что это пожар нет никаких сомнений... Вон, как дым валит... Чернющий...
Решено. Сбегаю к кузне, погляжу, что там, а потом, если родителей нет, прямиком на мельницу.
Пробираясь вдоль заборов и стараясь не выходить на открытые места, медленно, но уверенно приближаюсь к тому месту где стояла кузня Акуда. И чем ближе подхожу, тем меньше хочется продолжать путь. Но все-таки иду, не останавливаясь словно завороженный. Звуки, доносившиеся, не были похожи на голоса людей тушащих пожар. Это... Это крики боли... Их много! Их очень много!
Не помню, куда подевалась неуверенность и страх. Ноги сами понесли вперед. С каждым шагом крики становились отчетливей и ужасней. Много! Слишком много! Высший! Никогда не слышал ничего подобного! А ведь там могут быть родители!
Женские, мужские и что самое страшное и холодящее кровь детские голоса сплелись в один жуткий вой... Этот вой постепенно менял тональность, с каждым разом превращаясь из живого в мертвый... Помню такой вой! Так завывал огонь, когда горела изба Укана Косого, прошлой зимой!
Этот мертвый вой огня поглотил живой человеческий...
Вот, наконец, закончился последний забор, и я выскочил, тяжело дыша на открытое пространство перед кузней... Но горела не она, а большой старый амбар рядом. Жар был настолько сильным, что вмиг почувствовал обжигающую мощь огня на лице. Он завывал и рычал, пытаясь красно-желтыми языками дотянуться до потемневшего неба.
Уставившись на бушующий огонь, не сразу заметил троих человек стоявших чуть поодаль на безопасном расстоянии. В отличие от меня они моего появления не пропустили. Один из троицы, худощавый и лысый, одетый в длинный плащ наподобие такого же, как у Грайта, вытянул в мою сторону правую руку и что-то гортанно выкрикнул.
Мгновение и слышу над головой мощный хлопок, а за ним, второй и третий. Большая тень накрыла меня, а затем чувствую, как что-то или кто-то крепко схватил сзади за полушубок... Новый хлопок помощнее и мое тело взмыло ввысь... К горлу подступил рвотный спазм, казалось, нутро от сильного рывка вывернет на изнанку.
Полет продолжался недолго, то, что схватило меня, так же резко отпустило, и я грохнулся прямо у ног "лысого", мельком все-таки разглядев неизвестного хозяина громадной тени... Высший, спаси меня! Больше всего тварь была похожа на огромную летучую мышь... Так и есть! Это гигантская летучая мышь! Высший, сохрани! Перепончатые крылья, острые зубы и длинные когти на лапах... Как она еще не проткнула меня насквозь когда хватала?! Высший! Их четыре! Нет! Пять! Пять тварей!
- Смотри Крикс! Еще один крысеныш! - голос, словно из бочки. - Я думал, мы их всех поджарили.
Сердце сжалось. Бросил взгляд на ревущий в огне амбар и почувствовал, как к пересохшему горлу подступил комок. Боялся и как ни странно злился одновременно.
- Матушка!!! -рванул вперед, но "Лысый" сбил меня с ног во влажный снег.
- Не так быстро, крысеныш! Сначала ответь на парочку вопросов, а потом сигай себе в костер, разрешаю, - проскрипел Лысый. Это его "Бочкоголосый" назвал Криксом. Все трое засмеялись, шутке худощавого. Громче всех гоготал здоровяк в кожаной куртке. Из-за его массивной спины виднелось широкое лезвие обоюдоострой секиры.
Третий человек... Нет, не человек... Нелюдь... Маленького росточка, еще ниже меня. Никогда не видел локров - коротышек с острова Тупхарт. Мне часто рассказывали о них... Вот теперь увидел. Зеленая рожа, черные без белков глаза, рот как у ящерицы, вот-вот язык змеиный покажет... Брр... Этот только злобно хихикал и противно щерился показывая острые зубы... Меня даже всего передернуло. Как вообще отец мог иметь с ними дело?
- Смотри, Пирш! - прогремел здоровяк, толкнув локра. - Вижу, ты ему понравился! Гы-гы! На что коротышка ничего не ответил, лишь только потер костлявыми, обсыпанными бородавками пальцами.
- О-о-о! Да он еще и при оружии! Глядите-ка, и боевой топор, и острый кинжал - все при нем, - "бочкоголосый" не унимался.
- Роув, - проскрипел Крикс, обращаясь к здоровяку, - что-то твоей хатши долго нет. Не нравится мне все это. Нутром чую - он близко... Лысый по-звериному понюхал воздух и обвел взглядом ближайшие дома, на которые уже перекинулся огонь.
- Да, что станется, птичке моей. Небось, жрет кого-то втихаря... - усмехнулся громила, названый Криксом Роувом.
- Распустил ты их, - продолжая осматриваться, проворчал лысый и вдруг резко посмотрел на меня и рыкнул:
- Где он?
- К-кто? - прошептал я. Говорить было тяжело. Вдруг явственно ощутил дыхание скорой смерти. Умру? Прямо сейчас? Умру... Не может быть... Неужели это все?
Зеленый коротышка схватил меня за волосы, больно оцарапав когтями кожу на голове.
- Ты прекрасно понимаешь, о чем спрашивает мой друг, - прошипел локр.
Чувствую, как по лицу текут крупные капли пота. Стекая по лбу и вискам, заливают глаза, попадают в рот, а затем капают с подбородка на снег. Мельком взглянув на землю, понимаю, что не пот это вовсе, а кровь ...
- Отвечай и можешь отправляться к мамаше, крысеныш, - снова "лысый".
- Твари! - злость постепенно вытесняла страх. Резко дернувшись, попытался достать топор, лежавший в шаге. Не помню, как выронил его. Ножа тоже не было. Видать когда та зверюга схватила, с перепугу и уронил...
- О-о-о! У крысеныша есть зубки! - забавлялся Роув.
Локр не дал даже с места сдвинуться. Откуда столько силы в таком мелком теле? Он больно дернул меня за волосы и без замаха ударил кулаком по лицу. А потом еще раз, и еще, и еще... Не знаю бил ли он еще, помню только, что после четвертого удара я увидел красную пелену, а потом кажется уснул...
- Ты смотри! Крепкий оказался...- удивленный голос здоровяка. - А, Пирш? Не привык ты к таким...
К чему не привык Пирш, я так и не дослушал. Сознание покинуло этот мир. Может это смерть? Я умер? Так быстро? Странно, и даже обидно. Четыре удара мелких кулачков локра и я покойник...
Не знаю, сколько пролежал без сознания. Без сознания? Хм... Значит не умер... Открыв глаза, я увидел лежащего рядом локра или скорее то что от него осталось. Он был похож на большую дымящую черную головешку. Лишь скрученные зеленые пальцы с бородавками выдавали в нем моего недавнего мучителя. Останки Пирша еще дымились, и от них нестерпимо несло паленым мясом и одеждой. Инстинктивно попытался от него отодвинуться. Ох... Как голова кружится...
Приподнявшись на руках, попробовал встать. Ох... Бедный мой желудок... Меня снова стошнило. Уже второй раз за это утро.