Тем более, что решительно все было настроены против этих встреч - родители не позволяли мне поздно вечером торчать у окна, строго приказывали задернуть шторы и лечь в постель - дескать, я болен, у меня жар, и нечего сидеть на сквозняке. Это правда, на самом деле от слабости меня пошатывало, но я все равно лез к холодному стеклу - уж я-то знал, что тебя бы такие пустяки никогда не остановили, что ты все равно к вечеру придешь под мое окно.
Собственно, если бы не этот самый сквозняк, я бы с тобой точно не познакомился. Мама прочно законопатила к осени щели в рамах, и мне постоянно казалось, что я задыхаюсь - куда там летнему зною, вся комната плавилась и стекала по моему телу прозрачными каплями пота. Вода в стакане кончилась, а на ночь мне, конечно, много не давали, что б нечасто просился на горшок. Я нашел в себе силы подняться с постели и дойти до окна. Несмотря на запрет, начал дергать ручку рамы - только бы распахнуть форточку - и вдруг увидел тебя. Ты мне помахал, и я безрадостно махнул в ответ - проходи, вроде как показал - я ведь тогда думал, что ты к маме с папой пришел. А ты остался стоять под моим окном, и нетерпеливо на меня посматривал.
Я покрутил пальцем у головы - это означает, что у человека с головой не в порядке, при мне иногда так показывали. Еще бы - ты стоял под окном, а на улице была страшная буря - дождь со снегом, и жуткий ветер - который мама не пускала в мою комнату. А ты там стоял, и смотрел на меня, и тебе было, конечно, очень холодно. Мне даже самому холодно стало.
Я у тебя спросил - почему не проходишь в дом, а ты мне что-то ответил, но из-за двойных стекол было не слышно. Тогда я тебе улыбнулся - мама говорит, что от улыбки всем светлей. А ты уже и так давно улыбался, будто я тебе конфету предложил.
Из дому меня, конечно, никто бы не выпустил, так что я забрался с ногами на подоконник, и стал ждать, когда же ты уйдешь. Это потому что нормальные люди под чужими окнами стоять не будут - то есть, мне так потом папа сказал, но это я и сам понимал, потому что не дурак. А ты сел на скамейку и снова стал на меня смотреть. Так мы долго переглядывались, пока я не услышал под дверью мамины шаги, испугался, и побежал в кровать - откуда только силы взялись, я ведь раньше еле ходил. Мама, как всегда, остановилась в коридоре, и стала слушать, что я делаю, а я забрался под одеяло, и сделал вид, что сплю. Потом она дверь открыла, отругала меня за то, что я свет оставил, люстру выключила и спать пошла. Я в окно еще раз выглянул, но тебя уже не было, так что я очень расстроился, и долго плакал под одеялом, пока не уснул.
На следующий вечер я тебя даже не ждал, но в окно все-таки выглянул - и увидел, что ты меня уже ждешь. Мы друг другу помахали, и я уже не думал, что ты придурок, потому что очень тебе обрадовался.
Так с тех пор и было - вечером ты приходишь, и под окном стоишь, мы с тобой друг другу улыбаемся и перемигиваемся. А уходишь к утру. Или если я свет погашу - это значит, что мама снова за мной следит, и вот-вот меня поймает. Прекрасная у меня осень получилась, вот только я днем засыпал постоянно, и врачи начали поговаривать, что вместо прогресса у меня регресс - когда я повторил тебе эти слова, ты стал хихикать, да и мне было смешно - честное слово, эти врачи не могли понять, что я ночами с тобой разговариваю. Правда, я тебя не слышал, но все понимал, потому что ты смешно кривляешься, так что слова не нужны.
А вчера меня поймала мама - и сказала, что хватит мне строить рожи своему отражению, и если уж мне так невмоготу, то вот мне зеркальце. И - представляешь - дала мне такую сверкающую штуковину, в которую если посмотреть, то тебя видно. А потом она сказала, что это я и есть, и нечего глупости сочинять.
... а я с тобой всю ночь болтал. И теперь тебе не приходилось мокнуть под дождем.