Когда-то мы все были лебедями, плыли через голубой бескрайний небосвод, расправив огромные белые крылья, паря в прозрачных струях, благоухающего ароматами полевых цветов, поднявшихся по волнах восходящих токов, воздуха. Когда-то каждое перо еле заметно колыхалось в стремительных и обширных потоках течений эфирных океанов, не имеющих берегов. Этот полет не имел ни времени, ни пространства, он длился вне и внутри нас, как нечто вечное, непоколебимое, неприкосновенное. Наши мысли были так же близки полету, как и наши крылья, легкие и безмятежные, они пребывали в равновесии с бытием, внешний мир и мир внутренний не имели раздела они длились единым целым, не продолжая один другой, а вливаясь внутрь и выливаясь вне, смешиваясь и выражая вместе одно направление, одно единое стремление, которое являлось сущностью и основой нашего бытия. Мы летели в каком-то существующем для нас мире, рожденном с нами и ставшим бесконечном вместе с нашим полетом. Этот мир и был и не был, вернее сказать, даже не был, но в нем были мы. Он был, пока были мы, он был для нас, он выражал нас, он взывал к нам, и мы давали ему смысл существовать ради нашего полета, так же, как и он давал нам смысл жить, так как мы жили летя. Все, что нам было нужно, мы несли в собственных мыслях, продолжая их до кончика каждого пера, до каждой частички несущих нас струек. Нам не нужны были моря, леса, равнины, горы и горные гряды, чтобы приземляться на них, касаться их - они нужны были нам, чтобы любоваться - созерцать красоту гармонии и совершенства и радоваться этой красоте. Нам было приятно вдыхать влагу утреннего тумана, свежесть весенней травы, окропленной каплями росы и переливающейся ее влагой в каждом луче рассветного солнца; нам было приятно слушать, как шумит море, медленно повторяя звук набегающей и отходящей волны, но повторение это было каждый раз обновленное, лишь слегка отличное от предыдущего, но уже несущее в себе нечто новое, и этого немногого хватало, чтобы слушать эту мерную мелодию вечно не уставая, приобретая упоение, даруемое напевом прибоя; нам было приятно замечать, как в сумерках пробегают по пустыням ночные зверьки, оставляя извилистые узоры тропинок на ребристой глади песчаных заносов, как протяжно воет сова в лесных зарослях, дополняя атмосферу дремучего леса до его потаенной и неповторимой густоты единого образа - все, на что падал взор, что тревожило слух и возбуждало в нас ощущения, было схоже и, одновременно, в чем-то расходилось, и, тем не менее, носило свой удивительный ни с чем более не сравнимый характер. Нам нравилось понимать и проникать в это единство сходства и различия: грома и предшествующей ему тишины, прямо противоположенной надвигающейся буре, но как нельзя точно передающей ее последующую атмосферу, маленькой незаметной волны, пришедшей после нескольких великанов, стремительно отбегающей назад, как бы извиняясь за свою невеликую силу, но предвещающей приход самой большой и мощной среди всех из них, сходящей на узенький месяц луны, говорящей о том, что завтра следует ожидать новолуние, сильного весеннего заморозка предутренней порою, сообщающего, что днем звонко раздастся хрустальными звуками веселая капель оттепели, заставив голосить о своем существовании даже самые дальний и глухие уголки природы... Мы так же не были похожи на этот мир, но он, несмотря на это отличие, выражал ту красоту, которая, захваченная нашим созерцанием, так же вливалась красотою и в наш полет, покуда мы ведали и понимали ее. Мы летели, ощущая с каждым небольшим движением, каждым, даже самым маленьким, колебанием то, что все мы являемся частями единого целого - то, что существует, не существует без нас, и мы не существуем без него. Мы летим, чтобы существовал наш маленький и бесконечный мир - мир полета, он существует, чтобы мы могли лететь. Когда мы начинаем наш полет, нам кажется, что мы летим уже вечность, и, когда мы пролетели уже целую вечность, нам кажется, что мы только начали этот путь, сделали только первый замах на его стезю, и он неизведан и полон открытий, как и вечность назад. Если мы не будем верить, что мы белые лебеди, для которых существует мир полета, мир полета перестанет существовать, потому что он создан, чтобы мы могли летать, ведь он создается для нас, он создается нами... Когда-то мы все были лебедями, которые создавали воздушные миры, строили летучие города с облачными дворцам и замками из дымок, арками из легких туманностей, раскинувшихся ажурными порталами среди шатровых навесов и колоннад из лазури, мы скользили очами по прозрачным стенам, вырисовывая каждый переливающийся хрусталик, составляющий ее, путались в переплетениях раскидистых садов вычерчивая резной контур каждого листика, каждую спираль стеблей и усов, лепесток бутонов и распустившихся цветов. Когда-то мы все парили, поддаваясь окружному великолепию и излучая его, как самые яркие звезды ясной ночной поры, расправив огромные белые крылья, через голубой бескрайний небосвод.