Среди ночи раздался звонок. Мобильный долго наигрывал композицию: "Memory", нарастая громкостью звучания по восходящей. А ей никак было не проснуться. Не выдернуть себя из тумана тревожного, смутного сна. Да и не сон это вовсе был, а, скорее, паутина вязкого забытья. Не открывая глаз, она протянула руку в сторону. Осторожно зашарила ею рядом с собой, стараясь не разбудить спящего сына. Татьяна слышала его глубокое дыхание и вздохи во сне. Пальцы наконец-то нащупали вибрирующее тельце мобильного телефона и поднесли трубку к уху.
- Да, слушаю, - её голос прозвучал хрипловатым со сна.
- Татьяна Игоревна? - спросила трубка на том конце соединения мужским баритоном.
- Да, - повторила она во второй раз. Глаза распахнулись в темноту комнаты.
- Алексей Владимирович Иванов приходится Вам родственником? - официально спросил баритон.
- Это мой муж, - пробормотала Татьяна.
В её, не до конца проснувшееся сознание, постучался молоточек тревоги.
- Что-то с Лёшей случилось? - прошептала она.
Ответа на свой вопрос Татьяна так и не получила.
- Вам необходимо будет подъехать в центральную районную больницу города Приозерска. Ваш муж находится там.
У неё перехватило дыхание. Глаза распахнулись ещё шире.
- Подождите, - сказала она уже в тишину трубки. Баритон резко отключился.
Татьяна поднялась с постели, держа трубку в руке. Подошла тихонько к окну, не включая света.
- Что это было? - подумала она. Сердце категорически отказывалось принимать известие, что с Лёшей случилось что-то серьёзное. Взгляд скользнул в угол, выхватил из темноты комнаты светящиеся цифры электронных часов, стоящих на полке секретера. Четыре часа ночи. Она открыла половинку окна, выглянула во двор. На Татьяну спустилась темнота ночи. С её дрожащим, влажным от дождя, воздухом. Набрала номер мужа, но тот не отвечал. Лишь голос робота равнодушно сообщил ей, что вызываемый абонент выключил телефон или находится вне зоны действия сети.
Память услужливо подсказала ей рассказы друзей и знакомых об участившихся в последнее время, подобных звонках на мобильные телефоны, с единственной целью - выманить деньги. Вымогательства всегда обставлялись совершенно по-разному. То мошенники сообщали растерянному, перепуганному человеку, что с его близким или родственником случилось какое-то горе. Попал в аварию, больницу. Человека сбил на переходе. В такие шоковые минуты, когда тебя внезапно оглушают страшной новостью, разве вообще можно трезво, не впадая при этом в панику, что-то соображать?
Совсем недавно так случилось с её свёкром. Мужу позвонили на мобильный так же, под утро. Сообщили, что свёкра насмерть сбила машина. Лёша тогда тянул время, боялся позвонить домой. Сообщить ужасное известие своей матери. А чуть позже оказалось, что всё в порядке. Свёкор сам перезвонил несколькими часами позже и очень удивился, узнав, что его записали в покойники. Похоже, что преследуемые жаждой быстрого обогащения, мошенники полностью переступали через понятия морали и нравственности. Вели себя предельно цинично и безжалостно. Это воспоминание принесло с собой некоторое облегчение. Татьяна немного успокоилась и снова прилегла на постель, к спящему сыну. Димка спал беспокойно, бормотал что-то неразборчиво во сне. Закрыв глаза, она постаралась провалиться в сон, прочь от тревожных мыслей. Безуспешно. Тщетные попытки. Надо дождаться утра, а потом, глядишь, ей позвонит Лёша и выясниться, что всё в порядке. Куда она помчится сейчас в ночи, по мокрому асфальту?
Мысленно Татьяна отсчитала время назад. В день, предшествующий этой ночи.
Тот выдался солнечным, ясным. Подарок уходящего сентября.
У Татьяны был первый выходной. А впереди - ещё два. Суббота и воскресенье. С самого утра она возилась по дому, убиралась. Лёша догуливал неделю своего коротенького отпуска, выпавшего так неожиданно. Всё лето полиграфическая фирма, где он работал, была до упора загружена большим количеством заказов и его, неделей раньше окончания отпуска, выдернули на работу. В помощь. Он был хорошим специалистом и на работе его ценили. В таком, обрушившимся на фирму, рабочем аврале без Лёши было, как без рук. Фирма-то небольшая, сотрудников - наперечёт. Теперь вот вернули ему эту неделю, чтобы отпуск до конца догулял. Муж радовался, как ребёнок. Погода удалась. Вторая половина сентября выдалась ясной и погожей. Денёк к деньку. В лес - по грибы, по ягоды. Дача, озеро, лодка резиновая, удочка в руках. Рай, да и только.
В пятницу, ранним утром, Лёша вместе с дядей Татьяны уехал в лес, за грибами. Она сама не поехала. Слишком много дел навалилось на неё по дому, да и желания побродить с корзиной по осеннему лесу не возникло. За ним заехал дядя Миша на машине, и они уехали вдвоём. Муж вернулся домой из леса во второй половине дня. Был слегка уставшим и счастливым. В лесу грибов оказалось много. Привёз два полных ведра. Напали с дядькой на грибное место. Потом Татьяна и Лёша сидели за кухонным столом и чистили грибы. Болтали. А вот о чём именно они болтали? Она пыталась напрячь память, но та не давала ей вразумительного ответа. Болтали обо всём понемногу. Темы менялись, плавно перетекали от одного предмета разговора к другому. Но к концу их беседы всё же остался элемент какой-то недосказанности.
Она сидела напротив Лёши, отложив в сторону ножик и подперев ладонью щёку, всё вглядывалась в его, такое родное, до боли любимое, лицо. Жадно впитывала, вбирала в себя каждую его чёрточку. Лёша улыбался в ответ, через стол, после опускал глаза и продолжал очищать шляпки грибов от плёночек, хвоинок, прилипших маленьких листиков. Потом чистил грибные ножки и складывал грибы в таз, стоящий на столе, перед ним.
Закончив работу, он засобирался снова на дачу. И опять в компании дяди Миши. Впереди оставалось два свободных дня. Неделя недогулянного отпуска плавно подходила к концу, в понедельник уже на работу. А на даче мужа ждала новая резиновая лодка. На ней только пару-тройку раз всего и плавали.
Внутри себя Татьяна не хотела, чтобы он уезжал на дачу сегодня. Один, без неё. Так, не явный внутренний протест, а скорее смутное необъяснимое нежелание.
- Лёша, давай завтра вместе на дачу поедем. Не зачем сейчас ехать, куда торопиться? - попросила его она. - Уже вечер. Останься дома, пожалуйста.
Уже потом, спустя дни, недели, месяцы и даже годы она раз за разом в своих мыслях возвращалась в тот самый день, вечер, в их прощальный разговор. В ту роковую минуту, которая потом решила всё. Ехать - не ехать.. Наверное, прояви она тогда больше твёрдости и категоричности в своей просьбе, Татьяна смогла бы уговорить его остаться дома. Обычно, в таких ситуациях так и происходило. Она говорила:
- Нет, не хочу. Я - против, - и Лёша, немного поспорив с нею, больше для вида, мужик всё таки, прислушивался к её просьбе. Но на этот раз всё случилось совсем по-другому.
Её привычная решимость во чтобы то не стало добиться желаемого, неожиданно изменила Татьяне. В первый и единственный раз в жизни. Всегда такой мягкий и уступчивый Алексей вдруг засопротивлялся её просьбе. Он поедет сегодня и точка. Татьяна стояла в прихожей, напротив входных дверей и с грустью смотрела на Лёшины сборы в дорогу.
- А может, всё же завтра поедешь? - ещё раз спросила она.
Муж внимательно посмотрел на неё, еле слышно вздохнул:
- Нет, Таня, - немного извиняющимся голосом, но, тем не менее, решительно произнёс он. - Я сегодня поеду. Так будет лучше, я уже всё решил. Приедем вечером с дядей Мишей на дачу и завтра с самого раннего утра махнём на лодке.
- Ну, если ты так решил... - Татьяна только вздохнула и помолчала немного, - Тогда поезжай сегодня.
- Прости, - виновато улыбнулся Алексей, - Только не обижайся на меня, пожалуйста. Так действительно будет лучше. В понедельник мне на работу выходить надо. Всего-то осталось догулять два полных дня, да вот этот вечер. А ты приедешь ко мне с сыном завтра. Да и мы уже к тому времени вернёмся с озера.
Татьяна ничего не ответила.
"Наверное, он прав, - подумала она. - Всего-то один вечер без Лёши, а завтра мы с Димкой к нему приедем".
Внезапно затренькал дверной звонок. Приехал дядя Миша. Муж открыл ему входную дверь и сам заторопился на выход. Татьяна перехватила его за локоть, у самого выхода.
- Лёшенька... - прошептала она севшим голосом, а в горле точно ком застрял. Он остановился и внимательно посмотрел на неё.
- Танюш, ну чего ты? Всё же хорошо, успокойся. Не дёргайся. Я обязательно позвоню тебе сегодня, позже. Димку поцелуй за меня, когда он с прогулки вернётся. Передай, что папа его очень любит.
Она посмотрела ему в глаза долгим, растерянным взглядом, провалилась им в Лёше, растворилась в нём. Да что же с ней происходит? Татьяна не узнавала саму себя. Ей так не хотелось его отпускать.
- Лёш, а может?.. - её вопрос повис в воздухе.
- Таня, - твёрдо сказал он, - Хватит, Танюшка. Я поехал. Неудобно, дядя Миша уже спустился и ждёт внизу. Всё хорошо будет, милая. До завтра.
Он быстрым движением привлёк её к себе, крепко обнял. Поцеловал осторожно в висок, ободряюще улыбнулся. Потом разжал объятия, развернулся, и, взяв рюкзак, вышел из квартиры.
Алексей никогда не любил долгих прощаний.
- Долгие проводы - лишние слёзы, - обычно всегда в таких случаях приговаривал он.
Татьяна, замерев, смотрела ему вслед, не отрываясь.
Вот он вызвал лифт, сел в его подошедшую кабину. Двери лифта сомкнулись, увозя мужа вниз.
Она закрыла дверь, после прошла в комнату, к окну. Отдёрнула в сторону занавеску. Стояла и смотрела, как он садится в машину. Дядя сидел за рулём. Это была их давняя, семейная традиция. Её и Лёши. Он всегда махал ей рукой на прощание. Перед тем, как сесть в машину. Знал, что она всякий раз стоит у окна и провожает его взглядом. Такая вот у неё привычка.
А на этот раз он забыл это сделать. Не поднял голову к окну. Не помахал ей на прощание, в первый раз в их семейной жизни. Татьяна почувствовала себя очень подавленной. Лёша уезжал отдыхать, радоваться за мужа надо. Только радости вот не было вовсе.
Между тем дверцы машины захлопнулись, и она тронулась с места, увозя его, прочь со двора.
Остаток вечера пролетел незаметно. Вскоре после Лёшиного отъезда, с прогулки вернулся сын. Переделав все домашние дела, Татьяна решила отдохнуть. Посидела немного в гостиной, вместе с мамой. По телевизору шёл эстрадный концерт. Уютно устроившись на диване с ногами, она бездумно смотрела перед собою, в мерцающий экран. Там мелькали часто сменяющиеся кадры. Феерический калейдоскоп, состоящий из ярких красок, костюмов, лиц исполнителей. Мысли витали где-то далеко, она не особо вникала в слова песен и манеру их исполнения. Маме выступление нравилось. Димка играл в своей комнате, концерт ему был совсем не интересен.
Лёша позвонил Татьяне, как и обещал. Увидев, как на экране мобильника высветилось его
имя, Татьяна чуть улыбнулась. Невольно взглянула на часы, висящие на стене. Отметила про себя время: половина восьмого вечера. Он поговорил с ней совсем немного. Посетовал, что они застряли в пробке, машины двигаются совсем медленно. А потом, уже прощаясь, немного помолчав, ласково сказал:
- Я очень люблю тебя, моя милая. Тебя и Димку... Поцелуй его за меня.
Татьяна услышала лёгкую улыбку в его голосе.
- Лёшенька... - прошептала она в ответ, но он уже повесил трубку, не услышав её шёпота.
Димка попросился спать в тот вечер довольно рано. И девяти ещё не было. Она и сама хотела лечь следом за ним. Ведь назавтра Татьяна планировала встать пораньше, чтобы доехать с сыном до дачи без пробок. Уложила его спать, тот отключился мгновенно. Сама же прошла потом на кухню, попить с мамой чаю перед сном. Сидя за кухонным столом, они немного заболтались, и вдруг неожиданно за стеной раздался Димкин плач. Внутри у неё всё похолодело, замерло. Подскочив, как ошпаренная с табуретки и отбросив её резко в сторону, она бросилась в комнату. Мать - за ней.
Сын лежал посреди постели, плотно сомкнув глаза, и плакал отчаянно, навзрыд.
- Димочка... - взволновано позвала Татьяна сына, - Дима, что тебе приснилось?
Она осторожно дотронулась до него. Сын дёрнул плечом, и, не отзываясь на её голос, не реагируя на вопрос, резко присел на постели. Свесил вниз босую ногу. Затем - другую. Встал, продолжая горько плакать. Тоненько, по-щенячьи поскуливая.
- Господи, свят, свят... - стоящая рядом мама испуганно перекрестилась.
Татьяна, впав в какой-то немой ступор, смотрела на сына молча. А он чуть приоткрыл глаза и весь в слезах кинулся прочь из комнаты, влетел в ванную, закрылся в ней. И снова его жалобный плач раздался из-за закрытой двери.
Татьяна последовала следом за Димкой, стала стучаться в дверь.
- Дима, сынок, что случилось? Открой!
Не сразу, после череды её уговоров и увещеваний, сын чуть приоткрыл ей дверь. Татьяна дёрнула за ручку и влетела в ванную. Димка сидел на самом краешке ванны, сняв с себя всю одежду. Абсолютно голый и рыдал, зажмурившись.
- Господи.. - мать ошеломлённо смотрела на происходящее с её внуком, продолжая при этом креститься.
- Хватит уже, мама! - повысила голос Татьяна, - Просто сон ему страшный приснился, только и всего. Не надо всё так драматизировать! Включи, наконец, свой здравый смысл.
Она старалась разговаривать с матерью нарочито бодрым голосом, отгоняя от себя всё нарастающую тревогу. Такого с её сыном не происходило ещё никогда.
Еле сдерживая волнение, холодными щупальцами скользнувшее ей под кожу, Татьяна с силой затрясла сына за плечи.
- Дима, сыночек, что с тобой?
Димка распахнул глаза. Все ресницы слиплись от слёз. Осмотрелся кругом непонимающим, отстранённым взглядом пришельца. Подсыхающие, белёсые дорожки слёз на щеках, взъерошенные волосы. Испуганные глаза.
- Мам? - пробормотал сипло он.
- Что тебе приснилось, сынок? Что тебя так сильно напугало? - ласково обратилась к нему Татьяна.
А у самой голос так и дрожал от волнения. Димка отмалчивался, тяжело вздыхая и всхлипывая. Вдвоём с матерью им удалось одеть сына в пижаму, отвести его в комнату и уложить назад, в постель. А он и не сопротивлялся. Покорно лёг, всё ещё продолжая всхлипывать.
Татьяна присела рядышком, в изголовье. Какое-то время сидела и гладила по голове сына. Он заснул быстро, за считанные минуты.
Мать молча ушла к себе в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Татьяна сидела на кровати беззвучно, не шевелясь. Лишь её взгляд скользил по комнате. Потом, внезапно, она посмотрела в окно и замерла. По ту сторону окна, за стеклом, на подоконнике, примостился белый голубь.
Её заколотило. Она подскочила с постели к окну. Нервы не выдерживали. Слишком много странного и непонятного произошло за этот вечер. Между тем, голубь с силой взмахнул крыльями и сорвавшись с подоконника, взмыл вверх. Улетая прочь от окна и перепуганной Татьяны.
Измотанная до предела выдавшимся беспокойным вечером, она потом долго мерила комнату шагами. Ходила от стены к стене. Вышла на балкон, покурила. Волевым усилием взяла себя в руки, приказала успокоиться. Не верит она в мистику и прочую чертовщину. Ерунда всё это, предназначенная для слабонервных и экзальтированных людей. Сама Татьяна была не такая. Всегда твёрдо стояла на земле обеими ногами. И верила только в "голые" факты. И Лёша был ей под стать. Два сапога - пара.
Очень захотелось ему позвонить, чтобы поделиться произошедшим. Он бы смог её успокоить. Высмеять по-доброму её тревоги и страхи. Чтобы полегчало и отпустило.
Она ещё немного поколебалась: звонить - не звонить. Вверх взяло второе. Зачем дёргать мужа по пустякам? Женские страхи, подумаешь! Лёша тоже больше ей не перезванивал.
"Спит сейчас, наверное", - с нежностью подумала Татьяна.
Время перевалило за полночь, когда она, наконец-то, легла в постель. Переживания сильно вымотали её. Уставший организм потребовал компенсации, взяв её сном. Татьяна провалилась в колодец забытья, лишь только голова коснулась подушки. А потом последовал тот ночной звонок, и после было ещё несколько часов полусна-полубодрствования. И непонятно, чего было больше.
Проснулась рано, ещё и семи не было. Присела на постели, в полумраке комнаты и всё вспомнила...
Сердце заскреблось шуршащей мышью, в нём залегла тревога. Воспоминания последних событий выстроились цепочкой: отъезд Лёши, плач сына, улетающая прочь птица. На этом поток мыслей остановился, упёршись в невидимую преграду.
Стоп, остановка. Этот внезапный ночной звонок... Баритон, сказавший ей что-то про мужа и велевший приехать в больницу Приозерска. Надо собираться и срочно выезжать. Мышь, скребущая сердце острыми коготочками, противно пискнула и убежала прочь.
А если всё то, что сообщил ей баритон не выдумано? Вдруг это - действительно правда? И Лёша попал в аварию. А она взяла и легла спать, без зазрения совести. Вдруг он сейчас лежит там, в больнице и нуждается в ней. В её присутствии, помощи. Ждёт, а она - дома, встала с тёплой постели.
- Сволочь ты, Таня, - сказала она горько, сама себе. - Эгоистка чугунная.
Время шло, требуя решительных действий. Она прошла в ванную, свет зажигать не стала. Зачем он ей? Умылась, наспех причесала волосы. Вернулась в комнату, быстро оделась, собрала сумку. Все сборы заняли минут пять. Набрала с мобильного номер Лёши. Тот, по-прежнему, не отвечал. После позвонила брату, тоже Диме. Кратко объяснила ему суть произошедшего. Затем приступила к просьбе, которая больше смахивала на приказ. Он должен отвезти её в больницу Приозерска как можно быстрее. Ведь в таком нервно-разболтанном состоянии она не сможет вести машину сама.
Брат, молча всё выслушал, не задавая лишних вопросов. Просто вобрал всю информацию в себя, произнеся в конце разговора:
- Не накручивай себя раньше времени. Держись, ведь точно ещё ничего не известно. Собирайся и спускайся во двор. Буду у твоего парадного через полчаса, - он повесил трубку.
Брат всегда тонко чувствовал её душевное состояние, понимая с полуслова. Умел моментально мобилизоваться в любой жизненной ситуации, не произнося при этом лишних, ненужных слов. Был сдержан на эмоции, молча выслушивал и после приступал к конкретным, чётким действиям.
Татьяна посидела немного рядом со спящим сыном. Затем поднялась с кровати, взяла сумку и вышла из комнаты. Мать к тому времени уже встала, гремела посудой на кухне и молчала, не решаясь завести разговор первой. Увидев, стоящую в дверях и собирающуюся уходить, дочь она нахмурилась. Хотела задать вопрос, но Татьяна её опередила. Не дав матери вымолвить ни единого словечка, быстро скороговоркой выпалила, что планы внезапно изменились. Она едет сейчас не на дачу, а в Приозерск. Так надо. Сына с собой не берёт. Пускай он остаётся дома, под присмотром матери. А она, Татьяна обязательно позвонит, как сможет. Тревожиться не надо, всё, ей надо бежать.
- Таня, с тобой всё в порядке? Что-то ещё случилось? - Мать вышла из кухни, подошла к Татьяне. Встала с ней рядом, лицом к лицу и испуганно посмотрела на дочь.
- Что ты пытаешься от меня скрыть? - У матери задрожал подбородок.
"Сейчас последуют слёзы, - поняла Татьяна. - Этого я точно не выдержу и всё ей расскажу. Нельзя. Быстро на выход".
Прощаясь, молча обняла мать:
- Мам, всё нормально. Перестань волноваться, только твоих слёз мне сейчас не хватало, - жёстко сказала она, как отрезала. - Я позвоню, обещаю.
После вышла из квартиры и, не дожидаясь лифта, пока его, медленно ползущую сволочь, дождёшься, с ума сойдёшь, спустилась вниз по лестнице. Вышла на крыльцо, и поморщилась от осенней хмари. Мелкий холодный дождь. Сырой воздух. Нехорошая погода для поездки, ехать надо будет предельно осторожно.
"Может и фары включить придётся, когда за город выедем", - подумала Татьяна. Она стояла под козырьком парадного, укрываясь от дождя. Брата можно и здесь подождать. Стояла и курила, бездумно уставившись взглядом себе под ноги. Время от времени стряхивала пепел с тлеющей сигареты. Больше стряхивала, чем курила. Вскоре рядом с её парой ног, появилась ещё одна, мужских, одетых в чёрные кожаные полуботинки. Подняв глаза, Татьяна увидела стоящего рядом с нею брата. Тот подошёл совсем неслышно.
- Готова? - спросил он сочувственно - Тогда поехали, я и Олю с собой захватил. Она в машине сидит.
Оля - это сестра. И Диме, и Тане. Ему она родной приходится, а ей - двоюродной. Да какая, чёрт возьми, разница в этой степени родства крови?
Для неё они оба - роднее не бывает. У родителей Татьяна была единственным ребёнком, и Лёша у своих - тоже. Дима приобнял её за плечи и потянул за собой.
- Не стой столбом, поехали, - Сказал он. - Отомри. Дождь усиливается, а дорога дальняя.
Она послушалась, последовала за братом, боковым зрением отметив лёгкое движение занавески на кухне. Значит, мать всё это время стояла у окна и выглядывала во двор, стараясь оставаться при этом незамеченной. Вот конспираторша хренова, всё же заметно. Татьяна подошла к распахнутой задней дверце машины. Из салона выглянуло озабоченное лицо сестры.
- Как ты? - взволнованно затараторила Оля, - Тебе ещё раз перезванивали по поводу Лёши? Где именно его положили? Этаж, палата?
- Оля, помедленней, - осадил её Дима. - Столько вопросов сразу.
- Сам дурак, - в ответ огрызнулась сестра. - Я ведь тоже, наверное, переживаю! Сам этого разве не понимаешь?!
- Тихо оба! Вы то чего друг на друга заершились? - упрекнула их Татьяна.
- Нет, Оля, - обратилась она к сестре, - Больше не перезванивали. Всё, что мне сообщили про Лёшу, я уже рассказала. Ничего нового я не знаю, до Лёши никак не дозвониться.
- Надо ехать в Приозерск, а на месте мы разберёмся, - Подытожил Дима. - Ну что, сёстры, - поехали. Таня, давай, залезай в машину. Чего время тянем?
Татьяна села впереди. Поставила сумку в ногах, пристегнулась ремнём безопасности, и вжалась в спинку сиденья. В мыслях она была уже там, в больнице, около мужа.
- Господи, как он там? Насколько всё серьёзно?
- Спокойно, Таня, - Дима сел рядом, за руль. - Не кипешись. Перестань себя накручивать раньше времени.
Оля осторожно положила руку на её плечо:
- Танюш, Дима дело говорит. Мы с тобой.
Татьяна чуть улыбнулась, на большее её не хватило.
"Какие они у меня хорошие", - подумала она.
- Всё, выезжаем, - Димины руки сжали руль. - Только бы дождь ещё больше не разошёлся. Видимость та ещё!
А дождь тем временем усиливался. Дима включил дворники, и они замельтешили: влево-вправо, срезая стремительно падающие на лобовое стекло крупные капли. Машина обогнула двор, выехала на проспект Энгельса. Оттуда, через два поворота, на Выборгское шоссе и вскоре покинув черту города, взяла маршрут на Приозерск.
"Какой серый промозглый день, - тоскливо подумала Татьяна. - Небо плачет, а у меня вот даже слёз нет. Бессмыслица какая-то".
Слёз не было, вопреки желанию заплакать. Сухие глаза. Она взглянула на тикающие на запястье часики. Неужели всего лишь чуть больше часа прошло с момента её пробуждения? Время - понятие субъективное. Брат с сестрою негромко переговаривались, а она внутренне отключившись от их диалога, смотрела перед собой, на летящую ей навстречу дорогу. Ни слёз, ни мыслей. Ни-че-го, кроме одной единственной, засевшей тупой занозой в мозгу:
"Насколько тяжело Лёшино состояние?"
Плохого думать не хотелось, мысли ведь материальны, а информации пока немного. Глазами Татьяна выхватывала сегменты дорожного паззла, мелькающие по обочинам трассы. Деревянные дома проскакивали вперемешку с каменными особняками и добротными кирпичными коттеджами. Золото листвы на деревьях, редкие прохожие. Мокрый, потемневший асфальт. Хмурое, неприветливое утро, насквозь прошитое косыми каплями дождя. Ох, уж этот дождь... Совсем он не в масть, да и видимость паршивая. Особо быстро и не разгонишься, опасно.
А тревога всё возрастала, надвигалась на неё бесформенной, не имеющих чётких очертаний, массой.
Беспощадная память вновь распахнула перед Татьяной чёрный ящик Пандоры и воспоминания, на этот раз уже последних месяцев, вырвавшись из чердака подсознания, роем облепили её. Ей припомнились Лёшины предчувствия. Собственно говоря, это даже и предчувствиями-то было трудно назвать. Нечто непонятное, странное, в последнее время творившееся с ним. Он и в Бога-то не верил. Что ему - судьба, Фатум? Муж и слов то этих в жизни не произносил. Высмеивал, как суеверные пережитки. Такая вот утешительная обманка для тонких, сверхчувствительных натур.
Хотя сам именно таким и был - ранимым, чувствительным, с тонкой душевной организацией. Но фаталистом не был. Своей ранимости муж стыдился, тщательно пытаясь её скрыть, спрятать глубоко внутри себя. Прикрываясь при этом прочным забралом язвительности, насмешливости, даже местами надменности. Но Татьяна-то хорошо знала, каким был он на самом деле. Без забрала, щита и прочей защитной шелухи. И воспоминания, которые она тщательно отгоняла от себя, подавляла, стараясь не задумываться, что происходило с Лёшей в те моменты, когда он вдруг начинал говорить странные, более того - страшные вещи. Теперь эти воспоминания выстроились в очередь, напоминая о себе одно за другим. Вот они пару месяцев назад отдыхают в Крондштате, гуляют в центре города. Август месяц, стоит жаркая солнечная погода. Выходной день. Они с Лёшей вдвоём, не спеша, идут по тенистой алее, пролегающей вдоль ограды городского кладбища. Идут и о чём-то разговаривают, проходят мимо открытых ворот. И тут, неожиданно, Лёша начинает тянуть её за собой, на территорию кладбища.
- Пойдём туда, пройдёмся, - сказал он ей тогда. - Там так хорошо, спокойно...
Татьяна внимательно посмотрела на него:
- Лёш, ты чего? - недоумённо спросила она. - С тобой всё в порядке?
Но уступила, пошла за ним следом. Они прошлись по центральной аллее кладбища. Лёша шёл впереди, молча смотрел по сторонам и о чём-то сосредоточенно думал. Что происходило в те минуты в его душе, Татьяна так и не узнала, ни тогда, ни после. Его поведение показалось ей странным. Внезапно муж остановился у чьей-то могилы, замер, и некоторое время стоял безмолвно. Смотрел на мраморное надгробие, читал имена и фамилии. Даты рождения и смерти. Потом перевёл свой взгляд на Татьяну. А у самого было такое безмятежное, отрешённое выражение лица.
- Знаешь, - прервал он затянувшуюся тишину, - Если со мной вдруг что-нибудь случится, я бы очень хотел быть похороненным здесь. На этом кладбище. Мне всегда здесь нравилось, спокойно здесь очень.
- Лёшка, что ты такое говоришь? Ты в своём уме? Что за чушь ты несёшь? - Татьяна подошла к нему вплотную и резко встряхнула мужа за плечи, - Что с тобою может случиться?
Встряска подействовала моментально. Лёша вздрогнул, переключился, выражение его лица стало осмысленным, серьёзным.
- Милая, не обращай внимания на мои слова, - немного извиняющимся голосом сказал он и неловко улыбнулся. - Нашло вдруг что-то странное. Я и сам не знаю. Полный абсурд.
С этими словами к ней вернулся её привычный, знакомый Лёша. Они не сговариваясь, взялись за руки и покинули кладбище. Вернулись домой. Прогулка оказалась скомканной, незавершённой какой-то.
Позже они старались не вспоминать об этом эпизоде. Мало ли нашло на человека. С кем не бывает. Много работы, а отдыха мало. Нервы просто не выдерживают и вот результат. Переутомился Лёша. Главное, не вспоминать. Не было ничего этого. Всё нормально, всё хорошо.
Воспоминание под номером один досадливо ретировалось, окрысившись на прощание недоброй гримаской, следом за ним подоспело следующее воспоминание.
- А это тоже забыла? - злорадно шепнуло оно Татьяне в ухо. - Забыла - напомню. Ничего не забывается бесследно, девочка моя. Это лишь иллюзия.
Вспомнился диалог между ней и Лёшей, произошедший около месяца назад.
Они находились в своей комнате, смотрели телевизор. Лёша сидел на диване, а Татьяна уютно свернулась клубочком рядом с ним, положив голову ему на колени. Сын был на даче, вместе с её родителями. Внезапно Татьяна почувствовала на себе пристальный взгляд мужа, подняла голову и посмотрела на него в ответ.
- Лёш, ты чего?
Он продолжал молча вглядываться в черты её лица.
- Лёшенька, - она мягко прикоснулась ладонью к его небритой щеке, провела по ней подушечками пальцев, почувствовав колючесть чуть отросшей щетины. А всего то сутки не брился.
Он тихо вздохнул, немного поддержал паузу и потом продолжил:
- Если со мною что-нибудь вдруг случиться...
Татьяна впилась в него яростным взглядом.
"Опять эта тема начинается, - нервно подумала она. - Похоже, Лёша становиться настоящим ипохондриком. Снова его бредни выслушивать придётся".
- Что за пессимистические мысли, Лёш? - спросила она, уже вслух. Но казалось, что он слышит только себя.
- Если меня вдруг не станет, - упрямо повторил муж, - Мало ли что со мною может случиться... Пройдёт время, найдёшь себе достойного мужчину. Захочешь выйти за него замуж, поменять фамилию. Выходи и меняй. Вот только фамилию сына не трогай, пожалуйста, пускай он так мою и носит.
- О, Боже, Лёшенька! Ну что же ты такое говоришь?! - Татьяна расплакалась. Она плакала так отчаянно, что Лёша бросился её утешать. Приговаривая растерянно, что он дурак, кретин безмозглый. Сам не знает, что на него вдруг нашло. Так вздор, не стоит обращать внимание. Просто он её очень любит. Любит так сильно, так отчаянно, что воздуха порой в груди не хватает от этого чувства. Она - его единственная. А слова? Это нервы просто сдают, устаёт. И потом человек всегда, всегда боится потерять то, что любит. Чем дорожит. И он тоже не исключение. Так уж устроена человеческая природа. Слушая его, она перестала плакать и лишь продолжала горько всхлипывать, уткнувшись лицом ему в колени. Лёша гладил ей по волосам и продолжал успокаивать, извинялся за свои жестокие, необдуманные слова.
А после у них была ночь любви и взаимной нежности, наполненная близостью разгорячённых тел. Казалось, что вместе с телами переплелись и их души. Они остались в квартире одни, и Татьяна могла не сдерживать себя ни вздохом, ни стоном. Не тревожась, услышат ли её чувствительные уши-локаторы сына. Только Лёша и она, и больше никого рядом нет. Эту феерическую, неповторимую ночь Татьяна потом вспоминала долго. Они тогда просто растворились друг в друге, стали единым целым.
Воспоминание под номером два осклабилось кривой усмешкой и собралось уходить, взмахнув когтистой лапкой на прощание.
- Вспомнила всё до конца? - вкрадчиво произнесло оно ей перед тем, как удалиться. - Помни, не забывай. Тебе это ещё пригодиться.
Татьяна судорожно вздохнула, пошевелилась в кресле. Да как же такое можно забыть?
Сестра услышала её вздох и шорох движения.
- Таня, - позвала она. - Столько времени едем, а ты всё молчишь. Хоть словечко бы вымолвила! О чём ты думаешь?
Татьяна ничего не ответила, ей не хотелось разговаривать. О чём можно вообще говорить в эти минуты? О Лёше? Так ведь ничего ещё толком не известно. Насколько тяжело его состояние, им сообщат в больнице. А все другие порожние разговоры будут сейчас только лишними. Ну, сколько же ещё им осталось ехать? Когда же они, наконец, доедут до Приозерска? Чёртов дождь...
- Оля, - одёрнул Дима сестру, - Не трогай Таню, отстань от неё. Не спрашивай. Хочется поговорить - я к твоим услугам. Или тебе меня мало? Не наговорилась ещё по дороге?
Оля скорчила досадливую гримаску, и тоже надолго замолчала.
Они проехали Отрадное в полной тишине, каждый думал о своём. Вскоре машина въехала в Приозерск. Миновала Собор Рождества Пресвятой Богородицы, пересекла Красноармейскую, улицу Ленина и остановилась у здания центральной больницы. Конечной точки их пути. Дождь лил как из ведра. Дима припарковался почти у самого крыльца.
"И наплевать, что не положено! - зло подумал он, - Правила создаются, чтобы их нарушать. Зато не вымокнем до нитки".
Он слегка подтолкнул Татьяну в бок:
- Тань, очнись. Приехали... За всю дорогу и слова не проронила, как в рот воды набрала. Ты как, нормально?
Она в ответ чуть улыбнулась. В улыбке сквозила горечь и печаль. Экскурсия по недавнему прошлому подошла к концу. Вот оно, настоящее. Они добрались. Скоро она увидит Лёшу, прикоснётся к нему. Будет рядом с ним. И даже если он сильно разбился, ничего, она его выходит... Врачи помогут. Главное, что живой остался. Родненький. Вместе они всё смогут преодолеть.
- Да, Дима, - ответила она. - Я в порядке. Пойдёмте быстрее к Лёше. Узнаем, как он, в какой палате лежит.
Пройдя в холл больницы они разделились. Таня с Олей присели в кресла у окна, а Дима отправился узнавать в справочной состояние больного и номер палаты. Вернулся довольно скоро с недоумённым, растерянным видом.
- Проклятая богадельня, - зло произнёс он и в эту минуту был так не похож на себя обычного. Всегда спокойного и невозмутимого. - Ничего толком сказать не могли. Кретины. Эта курица там, в справочном, посмотрела на меня таким странным взглядом. И лишь выдавила из себя пару слов. Даже номер палаты не сообщила. Сказала только, чтобы мы поднялись на третий этаж, и подошли к посту. Видимо, такие здесь порядки, чёрт их всех возьми.
В Татьяне нарастала паника. Ну что же это такое? Сговорились они, что ли все? Сначала этот баритон, который разбудил её сегодня ночью, поселив в сердце страх. Ничего конкретного не сообщил. Приезжайте, всё узнаете на месте, ни словом больше. Приехали. Теперь и здесь темнят, чего-то не договаривают. Не к добру это. Ох, не к добру. Значит, всё слишком серьёзно. Сильно разбился Лёша...
Сердце снова заныло, заскулило жалобно. Она шла по коридору, поднималась по ступенькам, почти не чувствуя ног. Как ватными стали. Дима шёл впереди, Оля - последней. Второй этаж, третий. Пост находился в самом начале длинного коридора, почти напротив лестницы. За стойкой сидела молоденькая медсестра, которая, почему-то, уставилась на них испуганными глазами.
- Вы родственники Иванова Алексея Владимировича? - срывающимся от волнения голосом спросила она.
Видимо ей позвонили снизу, со справочной. Что за тайны Мадридского двора? Татьяна почувствовала в себе стремительно нарастающую агрессию на всех них. На этого проклятого баритона со своей страшной новостью. На курицу в справочной. На эту молодую дуру за стойкой с испуганными плошками глаз. Мнётся, жмётся, как будто писать хочет. А сама и двух слов связать не может.
- Да, это мы, - тихим, звенящим от ярости голосом, произнесла Татьяна. - Я - его жена. Вы дадите мне, наконец, вразумительный ответ, в каком состоянии находится мой муж? И в какой палате он лежит? Пока я не разнесла по кирпичику вашу чёртову больницу, - её голос сорвался на крик, и последние слова она уже выкрикивала, швыряла их в побледневшее, вытянувшееся лицо медсестры.
- А он не в палате... - с жалким, вымученным видом пролепетала медсестра.
- А где же он? - рявкнула Татьяна.
- Он в коридоре лежит. Вам налево. Простите... - Она отвернулась, не в силах сдержать слёз. Совсем молоденькая была. Ещё девочка. Татьяна точно оглохла. Она резко повернула голову налево и на расстоянии пары десятков метров от себя увидела лежащие на полу носилки, накрытые белой простынёй. Под нею кто-то лежал... Больше в коридоре никого не было. Только они втроём, медсестра и тело на носилках, под простынёй. Она шла к носилкам, проваливаясь при каждом шаге в вязкое болото. По щиколотки, колени, пояс, грудь, шею. Под ногами не было пола. Не было его. Только болотная жижа, топь... Как долго она шла к этим носилкам? Несколько секунд или целую вечность?
Она подошла к ним с рвущимся на части сердцем, потому что уже поняла, кто лежит на них, прикрытый белым саваном простыни. Увидела, выглядывающие из-под её края, Лёшины кроссовки. Присела на корточки рядом и приподняла край простыни. И тут же умерла внутри себя, застыла, оледенела.
Муж лежал на носилках вытянувшись, с закрытыми глазами. Очень спокойный, расслабленный. С лёгкой улыбкой на лице. Казалось, что он просто спит. И лишь на виске виднелась небольшая ранка, окружённая корочкой запёкшейся крови. Разве перед смертью люди могут улыбаться? Ей на секунду показалось, что всё это нелепая игра. Глупый розыгрыш. Что Лёша просто притворяется, а сам подглядывает за ней сквозь ресницы прикрытых глаз с чуть заметной улыбкой.
- Разыграл мол. Обманули дурака на четыре кулака.
Сейчас откроет глаза и поднимется с носилок. Скажет:
- Всё поехали домой.
Сознание отказывалось принимать правду. Но Лёша не вставал и не шевелился. Его руки лежали вдоль тела. Татьяна прикоснулась к одной из них - холодная, как лёд. Всё... Это не розыгрыш. Лёши больше нет. Он умер. Он чувствовал свою приближающуюся смерть. И та пришла за ним.
Она сидела на полу, рядом с носилками, и держа его холодную руку в своей, вглядывалась в его лицо. Запоминала прощальную лёгкую улыбку. Значит, не мучился, ушёл сразу. Может даже и не понял, что с ним произошло. Покинул её, обратившись в вечный свет. Татьяна закрыла лицо руками и завыла. Она не рыдала, не плакала и не всхлипывала. Она выла так, как воет смертельно раненое животное. Её тоскливый вой эхом отражался от стен, и от этого казалось, что он идёт отовсюду сразу, превращаясь в нескончаемую песню горя.
Эпилог:
Лёшу похоронили рядом с посёлком Песочный. Не в Кронштадте, как он того хотел. Татьяна пыталась настоять на своём, но вмешались Лёшины родители. В Песочный им было ездить ближе. После его похорон они стали вести себя так, как будто у них никогда не было сына. Видимо так им было легче пережить горе. Не было человека и всё... Кого тогда оплакивать?
Лёша приходил к Татьяне во сне каждую ночь. Был таким счастливым и радостным. Рассказывал ей что-то, показывал место, где живёт. Говорил, что начал строить дом для них. Видимо там ему было хорошо.
После каждого такого сна Татьяна просыпалась в слезах и не могла уснуть до самого утра. В её душе бушевала обида. Копилась горечь. Как он смеет быть таким счастливым? Как будто радуется, что ушёл от неё. Оставил их с Димкой одних. Разве не видит, что для неё в миг рухнуло всё? Она страдает, а ему там хорошо и спокойно. В какой-то момент Татьяна поняла, что ещё немного и она сойдёт с ума. Внутренне обратилась к Лёше:
- Уйди. Не надо мне сниться. Я так больше не могу. Не выдержу.
Сны прекратились...
Выяснилось, что за рулём машины сидел дядя Миша, а Лёша находился рядом, на переднем сиденье. В крови у дяди нашли небольшую дозу алкоголя. Машина ехала по ровной лесной дороге и вдруг резко вильнула в сторону. Пересекла обочину дороги и въехала в лес, врезавшись в две огромных, рядом растущих сосны. Не хватило каких-то полметра вправо или же влево, и она смогла бы миновать эти деревья, и уехала бы дальше в глубь леса, в бурелом. Да, конечно, они бы искалечились, но остались живы.
Всего каких-то полметра... Не получилось. Судьба заранее спланировала всё, вплоть до мельчайших деталей. До миллиметров. Машина врезалась в узкое пространство между деревьями, сквозь которое было невозможно проехать. От удара дядька вылетел в окно, был не пристёгнут. А Лёша пристёгивался всегда, он так и остался сидеть в машине. Экспертиза показала, что муж умер на месте аварии. Очевидно, спал и не понял, что произошло. Иначе не улыбался бы... Разве человек может улыбаться, когда смерть летит ему в лицо?
Что заставило машину резко свернуть с ровной, заасфальтированной дороги? Там и поворотов то не было. И машин всегда ездило мало. Кто выскочил на дорогу перед самой машиной? От столкновения с кем уходил дядя Миша? Кого он пытался спасти? Ответа не было.
Лёша погиб, а дядя после аварии впал в частичную амнезию. Он не помнил, что с ними произошло, и рассказать ничего не мог. Вспоминал, как заезжал за Лёшей к нему домой, а дальше шёл полный провал в памяти. Но зная дядьку, Татьяна подозревала, что тот симулирует амнезию, чтобы уйти от ответа и смягчить наказание. На суде ему дали два года условно и присудили выплачивать денежную компенсацию вдове погибшего. Татьяна не получила ни копейки. Дядька стал избегать её, скрывался. Говорил, что у него совсем нет денег. Что он больной и нищий. Авария полностью лишила его здоровья и возможности работать. Так откуда ему брать деньги, чтобы выплачивать компенсацию?
Невольный убийца её мужа. Она даже не услышала от дяди короткого:
- Прости меня.
Каждый месяц Татьяна приезжает к Лёше на кладбище и привозит с собой Димку. Сын растёт и всё больше становится похожим на отца. И часто говорит ей:
- Привет. Я люблю тебя.
Это было любимым выражением Лёши. Димка помнит, как любили друг друга его родители. А ещё каждый раз, приходя с ней на кладбище, сын близко подходит к надгробной плите, кладёт на неё ладонь и рассказывает, как у него дела, что нового произошло.
Татьяна, глядя на сына улыбается и у неё по щекам бегут слёзы. С серой могильной плиты улыбается молодой обаятельный мужчина. Ему всегда будет тридцать лет. Спасибо мастеру, которому удалось передать выражение любимых глаз и светлую улыбку мужа. Внизу плиты выбита надпись: " Не погиб ты и не умер. Ты ушёл и где-то рядом ".
Она так часто и думает, что Лёша не умер. Просто ушёл первым, строить для них дом и дожидаться того времени, когда она придёт к нему и останется с ним рядом. На целую вечность.
На небесах совсем другое исчисление времени. Там оно летит гораздо быстрее. И когда-нибудь они встретятся. Лёша всегда умел ждать. Он обязательно её дождётся. А по-другому просто и быть не может...
љ Copyright: Мария Орфанудаки, 2012
Свидетельство о публикации Љ212111702181