Аннотация: - Сирена, пляшущая для смертного? Удивление в глазах дьявола сменилось задумчивостью. Он кивнул. Затем был танец... Правленая версия - РБЖ-Азимут (19 номер)
Карибы - славное место: здесь солнце сливается со своей дорожкой на закате, упираясь прямиком в Южный Крест, за свинью можно купить бунгало, а бронзовые женщины с ракушками в ушах, страстно любят за горстку меди. Здесь внезапные ураганы топят флотилии, обнажают остовы фрегатов, набитых золотом и костями, а холодное призрачное пламя ночами, обнимая такелаж, добавляет седины, видавшим виды морским волкам. Звон монет и сабель, ругань на двадцати языках, скелеты на песчаных отмелях, знойные красавицы, монахи, головорезы всех мастей, торговцы с подлинными картами испанских кладов - только выкапывай, и еще шулеры и шлюхи, беглые рабы и лорды, пираты и приватиры, мундиры красные и синие, пряности и сахарный тростник, виселицы и хохот морского дьявола, и много-много дешевой выпивки.
Случилось Это душной тропической ночью. Наша "Тень" - двухмачтовая шхуна на службе Его Величества, выполняя фрахт, бросила якорь в порту Сент-Джонс. Пополнить запасы пресной воды, передать почту, да скинуть десяток рабов торгашам. Команда сошла на берег, я не был исключением: после двух месяцев пути приятно почувствовать твердую землю.
- Три дня, - сказал капитан.
В первый же вечер, намешав местного пива "вададли" с ямайским ромом: маловато, чтобы совсем уж не держаться на ногах, но и недостаточно много, чтобы бесчувственным телом упасть под лавку на радость пронырам-вербовщикам, мы уж было приготовились разогнать застоявшуюся кровь веселым мордобоем.
Но к столику вдруг подсела старая маори, из тех, что избегают священников, протыкают щеки и уши кривыми птичьими костями, а тело покрывают помимо тонкой пальмовой повязки, ритуальными узорами татуировок.
Гадалка забытого культа, что жила под сенью пика Богги в Шеккерлейских горах. Обычно подобных мест избегают: жрецы тихо режут свиней на каменных алтарях, да сжигают петухов в жертву черным богам.
Древняя мудрость предрекла всем неотвратимую беду, а мне лично - череду горьких испытаний на пути к счастью, и что сегодня я это самое счастье и встречу.
Нагадала, да и вышла.
- Жди неприятностей, - буркнул боцман то ли всем нам, то ли ей.
А музыканты уже завели развеселую джигу, поднимая накал общей радости, размалеванные шлюхи мило улыбались похлопываниям по тугим задницам, и, подхватывая сальные шутки, бойко разносили выпивку. Ром в глотке мужчины всегда придавал женщинам красоту: чем больше - тем лучше.
А затем пришла Она.
Медноволосая, крутобедрая, изящная, бойко лавируя между пьяной матросней, она грациозно вскочила на стол в центре, стукнула сапожками, кивнула музыкантам.
И с улыбкой на тонких губах, словно отстраненно от всего - будто и не было вокруг шума, чада и грязи зашлась в зажигательном танце.
Отточенные движения сменяли одно другое: листок на ветру, поток воды в звонком весеннем ручье, испуганная лань у потока...
Кажется, она танцевала для кого-то.
Я еще не был пьян, и возникшая ревность дала мне увидеть в углу фигуру с лицом прикрытым шляпой.
Невероятно, но тот, для кого предназначался танец, не желал обращать на нее внимание.
Джига подходила к концу, и грациозность лани в смертельном бою, сменилась усталой покорностью мудрой наложницы.
И клянусь, каждый мужчина: от красного мундира до отъявленного головореза, жаждал повторения этого зрелища. И каждый мечтал, чтобы танец предназначался ему одному.
Каждый.
Кроме незнакомца.
Кажется, он зевнул.
И богиня на миг оступилась.
Скрипач выдал фальшивую ноту, лютня на миг замолкла, дернулись тени от светильников.
Девушка спрыгнула на пол. Вздохнула. В наступившей на миг тишине застучали красные сапожки.
Скрипнула дверь, богиня исчезла. Взревела толпа. Многие бросились к выходу, я не был исключением.
Судьба, я понял это сразу и не желал ее упустить.
Тщетно.
Потом друзья втащили меня назад. Ром делал свою работу, помогая отвлечься.
Утром была тоска, тощий кошель и запекшийся кровью нос.
Обойдя город, я так и не нашел медноволосую богиню.
Зато нашли меня.
В переулке бедного квартала, дорогу загородила старая знакомая.
- Что, потерял красотку, моряк? Может я тебе подойду? - спросила старая жрица-маори.
Провал беззубого рта изогнулся в мерзкой ухмылке.
Отшатнувшись, я попытался пройти, но она, загородив путь, изрекла.
Голосом низким, чужим, не принадлежащим женщине, и очень-очень недобрым: - Ты ищешь сирену, моряк, она дитя морской пены и заката. Сирены кружат голову сынам Адама, убаюкивают безумцев сладкими песнями и чаруют танцем, но сердце их принадлежит лишь одному хозяину. Морскому дьяволу. Ему они и танцуют, тщетно надеясь на взаимность. Впрочем, я помогу. Свяжу вас нитью судьбы.
- Тебе какой с этого прок?
- У бессмертных свои игры, малыш.
И налетевший на миг бриз, исказил фигуру старой жрицы. Я увидел где-то в тени нечто огромное, величественное и очень-очень древнее.
- Собери дюжину дюжин слез сирены, моряк. И отдай их ей. Тогда она станет твоей.
Она растворилась в тени. А я, гадая, палящее ли солнце тому виной, или последствия выпивки, вернулся в порт.
Слезы сирены, дюжина дюжин, та еще загадка. Но простое иной раз постигается долгими годами мытарств.
Нет, манускрипты и местные знатоки не смогли мне помочь.
Судьба милостиво одарила еще одной встречей, и все расставила по местам.
Вечером, когда внезапный тропический ливень разогнал всех по домам, в таверну снова впорхнула она. С колотящимся сердцем, я вошел за ней.
На сей раз не было танцев.
Она подбежала к незнакомцу и что-то ему прошептала. Тот ухмыльнулся, и я увидел его лицо.
Презрительный взгляд обозначающий лишь одно - отказ.
Девушка вздохнула.
Блеснули слезы.
Морской дьявол улыбнулся. Посмотрел на меня. Кивнул, словно старому знакомцу.
Грянула развеселая джига.
Продираясь сквозь толпу, я рванул прямо к столику. Но пустившаяся в пляс толпа остановила меня, не дав догнать незнакомку.
А незнакомец все сидел, явно ожидая меня. Я затрясся. Ведь я единственный знал, кем был господин в широкой шляпе с тонкими усиками.
Тонкие пальцы с дивными перстнями выбивали дробь по дубовому столу.
- Любовь сирены опасна, малыш. Забудь. Лучше выпей за мое здоровье. И удача не покинет тебя никогда, - улыбнулся дьявол.
- Кошелек пуст, - выдавил я.
Он кинул монетки.
Серебро скатилось на пол, жалобно звякнув.
Холеный палец показал вниз.
Мол, давай. Наклонись. И поклонись. Мне.
И тут я увидел две жемчужины.
Слезы сирены.
Подхватив серебро и две перламутровых капельки, я поднялся.
- Этого вполне хватит заплатить за выпивку, моряк. Удачи. - И он, встав, растворился в толпе.
"Никогда не кланяйся дьяволу, чтобы не сулил" - говаривал мне отец.
Монетки, запрыгав по волнам, исчезли в прибое.
Обойдусь без выпивки. Я знал, что мне следует делать. Не знал одного, как дюжина дюжин слез сделают сирену моей.
Затем были обиды старых товарищей: с чего это вдруг морскому волку уйти с честной королевской службы и податься в приватиры.
Им было не понять, что служба связывала меня, лишая свободы.
Было множество портов и людей. Драки в тавернах и звон сабель на липких от крови палубах.
Бухта в Навассе подарила мне еще одну встречу и вторую пару слез моей возлюбленной. Я всегда приходил в последний момент. Но она упархивала и растворялась.
Успех дается упорным, как капля точит камень. Я сделал ставку и не собирался сдаваться.
Первую дюжину собрал за год.
Антигуа, Тринидад, Санта Доминго. Меня называли безумцем. Но очень немногие говорили это вслух и решались выходить в честный поединок против моего катзбальгера.
Я не пил за удачу по совету морского дьявола, но похоже, она плотно взяла меня под крыло.
Эспаньола, за единственный безумный месяц, одарила меня второй дюжиной слез и лишила ноги в жуткой сече у Порт-о-Пренс. Провалявшись полгода в лазарете я проклинал судьбу, что играет краплеными картами.
В бухте Маракайбо, уже оправившийся от ран, я вновь столкнулся с черной гадалкой.
- Заплати сирене, - сказала она, появившись из ниоткуда.
- Заплати и узнаешь, почему надо набрать дюжину дюжин.
Мешочек в протезе ноги хранил сокровенную тайну.
И придя за пресной водой в Сан Сальвадор, я встретил сирену в лавке менялы.
Кажется, она узнала меня: еще бы, странный чудак повязанный нитью судьбы с ней.
Молча, взяв ее руку, я вложил туда две жемчужины.
Трясясь словно мальчишка, битый морской волк не знал что сказать.
Она приложила палец к губам.
Закрыла рот поцелуем.
Гадалка была права: я понял, что за водопады страстей обитают в прекрасном создании из древних легенд.
Утром богиня исчезла.
Мартиника, Ямайка, Тобаго.
Два утопленных судна, три новых команды.
Ужас в глазах старых приятелей: поговаривали, кого-то из прежней жизни я пустил прогуляться по рее.
Гваделупа и капитанский патент принесли еще одну дюжину, а Кюрасао и Гвиана, добавив серебра вискам, подарив повязку на левый глаз, намекнули: уже скоро.
Запираясь в каюте вечерами, я пересчитывал перламутровое богатство, предвкушая очередную встречу.
Нет, я более не использовал "плату на раз" по совету гадалки.
Зачем?
И наконец, этот день настал.
Сент-Джонс.
Там же, где и началась вся эта история.
В той же таверне, изрядно побитой временем, за тем же столиком я увидел знакомого господина.
На сей раз я подошел к нему без страха и сел напротив, заказав ром.
Пристально глядя, чувствовал как закипает во мне спокойная холодная злость. Та, после которой палубы в крови, а собственная команда пугливо отворачивает взгляды. Во что я превратился и кто этому виной?
Любовь или слепая страсть?
Все самое важное решалось здесь и сейчас.
Боги играют в свои игры. А мы можем лишь подчиняться, и лететь как мотыльки, сгорая в бессмертном пламени.
- Удача не покинула тебя, малыш? - Лениво поинтересовался Он.
И появилась сирена.
Порхнула мимо толпы, подошла к столику.
Трудно играть на одном поле с дьяволом.
Дюжина дюжин отборных перламутровых жемчужин. Водопад страсти, то, отчего так долго избавлялась моя возлюбленная.
Дюжина дюжин отборных жемчужин зазывно блеснули из развязанного мешочка. В этой забегаловке убивали и за меньшие суммы.
- Малыш, ты носишь при себе слишком много, - серьезно сказал дьявол.
Передо мной мелькнули лица всех, кто был со мной за эти годы.
- Да, ты был знатным камнем, брошенным в омут. Волны бились, будь здоров. Тяжесть не давит?
Сирена молчала.
Я смотрел и любовался водопадом ее медных волос и точеной фигуркой.
- А ведь ты весь мой. От темени до подошвы. Живым тебе не уйти.
- Ты собрал все это ради меня? - шепнула сирена удивленно.
Морской дьявол улыбнулся. А я почувствовал за спиной движение: толпа тоже была не на моей стороне.
- Отдашь их Мне, ей, или им? - указал дьявол на мешочек с дюжиной дюжин.
- Я станцую ради тебя и для тебя! - выкрикнула вдруг сирена, глядя на меня.
- Сирена, пляшущая для смертного?
Удивление в глазах дьявола сменилось задумчивостью.
Он кивнул.
Затем был танец...
***
Потом говаривали: остепенившийся одноногий моряк с прелестной хозяйкой открыли трактир в Санта Доминго.
Иные не соглашались: в той самой таверне, на заплеванном полу, под мерзкий и вкрадчивый шепоток дьявола и звуки сальтареллы, истаяла, превратились в пену прекрасная сирена на руках седого приватира, зарезанного позже в драке.
А еще я слышал, что в то время, когда муссоны чуть затихая, приносят помимо обильных дождей и гроз еще и запах пряностей, на берегу Навассы можно увидеть силуэт старого моряка. Он движется вслед танцующей для него девушке. Их легкие следы на мокром песке не жалует прибой, и парочка уходит прямо в открытое море.