В ноябре 1918 года Марина Цветаева поступает на службу в информационный отдел при Наркомнаце (Народный Комиссариат по делам национальностей). "Странная служба! Приходишь, упираешься локтями в стол (кулаками в скулы) и ломаешь себе голову: чем бы таким заняться, чтобы время прошло?".
В обязанности Марины Ивановны ("помощника не то секретаря, не то заведующего") входило составление архива газетных вырезок (отчёты о военнопленных, продвижение Красной Армии и т.д.). "Потопаю в белизне. Под локтем - Мамонтов, на коленях - Деникин, у сердца - Колчак. Здравствуй, моя "белогвардейская сволочь!".
Наркомнац располагался на Поварской, в бывшем доме графа Соллогуба ("Пишу в розовой зале... Мраморные ниши окон, две огромных завешенных люстры...").
По прошествии некоторого времени Комиссариат неожиданно снялся с насиженного места и перекочевал в Иерусалимское подворье. Переезд занял 10 дней, в течение которых работники Наркомнаца развернули ожесточённые бои за "остатки ростовско-соллогубовского добра" (диваны, комоды, люстры и пр.), оседавшие, в конце концов.... в кабинетах начальства. Такая явная несправедливость обижала многих.
Однажды к Марине Ивановне влетела одна из таких обиженных сотрудниц (собездельниц, по меткому выражению поэтессы) - "розовая, здоровая, курчавая (белый негр), легко-мыслящая и легко-любящая":
- Товарищ Эфрон! Если бы вы знали, как у Ц-лера хорошо! Секретер красного дерева, ковёр, бронзовые бра! Точно в старое время! Хотите, посмотрим?
Бежим через этажи. Комната... Отдел такой-то... Кабинет заведующего. Входим.
"Негр" торжествующе:
- Ну!
- Ещё бы подушку под ноги и болонку...
- Будет с него и кота! (В глазах веселящийся бес.) Товарищ Эфрон! Поймаем ему кота! Тут в 18-ой квартире есть. А?
Я, лицемерно:
- Но он здесь всё загадит.
- Вот этого-то я и хочу! Громилы проклятые!
Через три минуты кот выкраден и заперт. "Служба" кончена. Летим, родства не помня, со всех шести этажей.
- Товарищ Эфрон! Малиновая оттоманка-то, а? А графинины ковры-то, а?