Час солнечного затмения ни в коем случае пропустить нельзя. Уходя в школу, дочка поставила мне будильник и взяла с меня клятвенное обещание, что в 10.20 я выйду на улицу, вооруженная полоской засвеченной рентгеновской пленки. Такая ажитация проистекала из того, что, по ее сведениям, следующее солнечное затмение ожидается в наших широтах только в 2089 году, и она боится, что я могу до него не дожить (а я боюсь дожить, но ей про это рано). И - природа, как ты постоянна! - тут же вспомнилось, как тридцать лет назад я сама уходила с мамой из дому на торжества по поводу празднования шестидесятилетия нашего маленького городка и беспрестанно тормошила бабушку:
- Ты не забудешь в девять часов посмотреть салют? Точно? Обещай, что подойдешь к окну!
Салют в те годы был в нашем городке явлением невероятным и экзотическим, по крайней мере, я собиралась смотреть его впервые. Бабушка, страдавшая полиартритом и с трудом передвигавшаяся только в пределах квартиры, кивала, улыбалась и гладила меня по волосам...
Что сказать - салют произвел на меня сильное впечатление. Наверное - даже наверняка - это был самый красивый салют в моей жизни. Восторг и праздник. И счастье, что они были разделены с одним из двух главных людей моей детской жизни - с мамой... И вприпрыжку, перескакивая через ступеньку, я взлетела на наш третий этаж и запрыгала вокруг бабушки:
- Ты видела, видела? А в конце, помнишь, как бабахнуло в конце - ух! И запах, представляешь, был запах дыма, мы почувствовали!.. Тебе хорошо было видно, да? Он был так высоко!
Но на все мои восторги бабушка только виновато улыбалась и совсем ничего не отвечала. В ее глазах светилось сожаление по поводу невозможности разделить со мной это переживание, как мы делили всё, что у нас было.
- Ты не... не смотрела? - горечь этого открытия заполонила меня мгновенно и без остатка; совершенно так же, как до этого - радость.
Мир поблек. Я судорожно пыталась придумать повод, когда бабушка сможет в следующий раз посмотреть салют, но он, повод, не находился. От слова никак. Если бы я тогда могла представить, сколько всего еще я увижу без бабушки и даже не смогу ей об этом рассказать - наверное, я бы так не ревела в тот вечер... Я бы изобразила ей весь концерт, салют и всех друзей, бывших с нами в тот вечер, три раза без остановки, и она бы хохотала, а не извинялась. Но за то, чтобы я это поняла, ей пришлось заплатить своей неслучившейся радостью. За мое запоздалое просветление.