Эти два факта - ее любимая игрушка, ее конфетка на палочке, ее значок на портфеле. Она ни за что с ними не расстанется.
Просыпаясь, она четко и ясно произносит обе фразы; засыпая, неразборчиво шепчет.
Все терпят.
- Мама, у меня ведь от волнения дрожат руки?
- Да, дорогая.
- Я ведь всё равно не смогла бы надеть линзы?
- Да, дорогая.
Она тянется туда, где должна быть чашка. Ее там не оказывается, и она виновато улыбается.
А он готов убить ее за эту виноватую улыбку. Больше, чем виноватую улыбку, он ненавидит только разговоры о линзах.
- Милый, я сильно переживала? Я дрожала?
- Да.
- Я бы смогла надеть линзы?
- Нет, что ты.
- Даже если бы очень постаралась?
- Нет, не смогла бы.
Она откидывается на спинку кресла, а он молится всем богам, чтобы никто не зашел и не увидел гримасу на его лице.
Факты - это ее любимые игрушки, диалоги - ее наркотик. Каждое повторение затверженных фраз подпитывает ее на несколько часов. Ответь он по-другому, она бы умерла. Не ответь он вообще - она бы сошла с ума в этой долбаной темноте.
Она называет это долбаной темнотой.
Она ненавидит долбаную темноту.
Он ненавидит ее.
За то, что ее эти диалоги успокаивают. А его?
Ха! Она заботится только о своем спокойствии...
Она, черт возьми, имеет на это право.
Но каждый раз, когда она говорит "я ведь переживала", он готов убить ее.
Начало?
В то утро она сказала "оденься теплее" на один раз больше, чем он привык. Всё бы обошлось, если бы яичница не была пережаренной. Да, всё бы определенно обошлось - но подгорелые яйца нельзя сочетать с ненавистной фразой.
Он поднялся на ноги - она замерла.
Он орал - она смотрела на него своими огромными глазами и по-кроличьи дожевывала кашу.
Он швырнул тарелку в стену - она зарыдала: так внезапно, будто только и ждала момента.
Он, всё еще кипя, ушел с кухни - она побежала за ним, непрерывно извиняясь. Она извинялась всегда и за всё, и это его раздражало.
Он заперся в своей комнате, а она, прорыдав полчаса у двери, вспомнила про работу.
Женщина после слез идет в люди. Сюжет для шекспировской драмы.
Всё еще всхлипывая, она умылась, чуть припудрила опухшее личико и отступила назад, всматриваясь в отражение. Воспаленные глаза были отвратительны.
Большинство женщин попытались бы размазать по красным векам светлые тени. Но у нее был старый проверенный способ - еще с тех времен, когда она ссорилась с родителями, а потом выходила из своей комнаты на семейный обед. Она должна была давиться слезами и супом, но "не портить настроение своим недовольным лицом".
И она надевала очки.
Линзы остались плавать в ячейках футляра.
Ее маршрутка попала в аварию.
Всё бы определенно обошлось. Да, всё бы обошлось.
Она даже не упала - просто с силой ткнулась лицом в спинку сиденья спереди.
Когда она только начинала носить очки, мать всегда предупреждала ее - "Снимай их на физкультуре, а то разобьешь и выколешь глаза осколками".
Что значит "выколешь"? Они сами... нет, они даже не выкалывают. Они впиваются.
Сначала все поражались ее спокойствию.
Но месяц спустя она влюбилась в факты и подсела на диалоги.
"Всё не могло быть иначе, да? Я бы всё равно не надела линзы?"
Он ненавидит ее.
Он ненавидит ее за то, что каждое слово вечного диалога словно взбивает его тягучую вину - а она еще и кладет на эту пену вишенку-украшение.
Своим довольным лицом - после того, как получит нужный ответ.
Он ненавидит ее за то, что она совсем не щадит его чувства.
А ОНА ДОЛЖНА ПОНИМАТЬ, КАК ЕМУ ТЯЖЕЛО!
Еще и ее мать - сухая шаркающая тень, глядит исподлобья и что-то там про себя думает...
А она не понимает. Она с улыбкой говорит "я ведь та-а-ак переживала..."
Ну почему она думает только о себе?
Он ненавидит ее.
И каждый раз хочет нарушить привычную последовательность и сказать ей что-нибудь другое.
Например: "Ну уж нет, раз тебе на меня плевать - я не буду тебя успокаивать.
ТЫ САМА ВИНОВАТА, СЛЕПОШАРАЯ ДУРА, ТЫ НАДЕЛА ОЧКИ, ЧТОБЫ СКРЫТЬ СВОЮ ОПУХШУЮ МОРДУ, И ТЫ МОГЛА ЗАПРОСТО НАДЕТЬ ЛИНЗЫ, ЗА-ПРОС-ТО!"
И он тут не при чем.
Надела бы линзы - и все было бы хорошо! Но нет! Вечно делает всякую дрянь, а потом виновато улыбается и ждет, что ее успокоят.
Он ненавидит ее.
Ее мать теперь верит в Бога - как это всегда бывает. Она каждый день просит у него сил для своей дочери.
И нет ничего глупее. Ей надо просить о другом.
О том, чтобы дочь не начинала вечный диалог, когда гуляет с ним поздним зимним вечером.
Может быть, сто раз всё обойдется.
Может быть, на сто первый он вдруг выкрикнет что-то непонятно-больное и бросится бежать.
Снег забьет глаза, а свищущий в ушах ветер заглушит ее проклятый голос.
Он пробежит несколько кварталов и почувствует, что сердце колотится у него в голове - а может, это и не сердце вовсе, а две фразы:
Когда она волнуется, у нее дрожат руки.
Когда дрожат руки, очень сложно надевать линзы.
Да, это они.
Он остановится отдышаться и вдруг со всей ясностью поймет, что произошло.
Тук-тук.
А произошло то, что вокруг одна долбаная темнота.
Тук-тук.
Она сама виновата.
Его охватит такой ужас, что он не сразу сможет сдвинуться с места.
Читайте другую молитву.
Поверни назад, пока еще есть время.
Поверни, поверни, прекрати, заставь себя, поверни, поверни, поверни, поверни, поверни...