Слов нет, дорогой мой Петр Данилович, как умело развеяли Вы скуку мою рассказом Вашим. Как же Вы догадались, что с детства люблю я мистические истории и таинственные загадки? Повесть Зосимы о Белой Барыне сразу напомнила мне множество передающихся из уст в уста народных легенд о силах жутких, потусторонних, кои слышала я в изобилии в детские годы. Как же забавно было ребятишками нагонять друг на друга страху рассказами о русалках и леших. Позже задумалась я о том, как многие сказания имеют под собой случаи действительные, сделавшие трагическими судьбы участников их. Возможно поэтому, в назидание будущим поколениям, и хранит народная молва зловещие сказки?
Да и разве же только в глухих деревнях да селах рассказывают их? А сколько суеверий бытует в столице нашей! Нет-нет, да и задумаешься о кознях болотных духов, погребенных под гранитами набережных, или о костях несчастных, что удобряют нынче землю столичную. Да что далеко ходить? Слышали Вы верно о загадочной смерти графа М., последовавшей не так уж давно за чередой необъяснимых событий? Презанятная история, скажу я Вам. Весь сезон потом и разговоров-то во всех салонах было только о ней. Гадали, что же на самом деле произошло, что привело нестарого еще и богатого человека к такой трагической кончине. Но, что я говорю? Вы ведь, кажется, не часто наезжаете в столицу? Так я расскажу Вам сию историю, поверьте, она того стоит.
Итак, граф М. был человеком весьма уважаемым и состоятельным, нрава благородного, но несколько романтического, оттого, верно, и женился поздно, все искал в женщине идеала. После того, выбора его никто не понимал и не одобрял. Молодая графиня слыла девушкой, по меньшей мере, странной, и поговаривали даже, что бедняжка не в своем уме. Даже родители невесты не скрывали, что рады были сбыть с рук такое хлопотное хозяйство. Будучи знатной фамилии, водила она весьма компрометирующие знакомства. Посещала новомодные кружки, где зачитывались книжками о мистицизме и магии, занималась спиритизмом и увлекалась восточными учениями. Вы знаете, любезный Петр Данилович, что корреспондентка Ваша тоже не чужда подобным увлечениям, многое новое и неизведанное интересно мне чрезвычайно, но часто, удовлетворив первый интерес свой, я начинаю замечать в подобных таинствах привкус шарлатанства и теряю к ним всякую симпатию. Для меня это не более, чем игра. Графиня же М. искренне верила во всякую мистическую жизнь, но и в этом была бы лишь половина беды. Не будучи женщиной достаточно умной, чтобы скрывать свои порочные наклонности, она частенько поражала публику нелепыми выходками и приключениями. Не пробыв и года замужем, графиня без памяти влюбилась в одного поэта и не стеснялась демонстрировать страсть свою прилюдно, оскорбляя доброе имя мужа. Вы знаете мое отношение к подобным вещам. Пожалуй, его и можно назвать лицемерным, но мне кажется, это простительное лицемерие, ибо спокойствие близких и надежная репутация -- богатства не менее ценные, чем золото.
Граф долго терпел ужасающие выходки своей жены, видно было, чего ему стоило терять друзей и уважение общества. Но вот однажды, уж не помню после какого случая, когда ему пришлось уводить свою молодую супругу с какого-то приема, куда явилась она в совершенно неподобающем виде, граф посадил жену под домашний арест и пригласил к ней самых видных докторов столицы. Те единодушно сошлись во мнении, что молодая графиня больна разумом, что хоть немного обелило репутацию графа. Он решил увезти супругу в свое дальнее имение, надеясь, что деревенская жизнь, природа и целебный воздух успокоят ум ее. Слышала я потом от горничной своей, что в ночь, когда чета М. спешно перебиралась в имение, двое дюжих лакеев не могли усадить графиню в карету, она сопротивлялась им словно дикая кошка.
Более полугода не было ничего слышно о графе и его умалишенной жене, свет уже начал забывать их историю, появились новые герои для сплетен, как вдруг проходит слух, что граф М. вызвал к себе в усадьбу, заплатив огромную сумму, врача из-за границы, знатока душевных болезней. Обратной дорогой возвращался светила этот через столицу и был зван на один прием, где я присутствовала с супругом. Так что лично из уст доктора услышала я, что молодая графиня тяжело больна.
Спустя три месяца вернулся граф в Петербург один и в глубоком трауре. Графиня скончалась в имении от воспаления мозга и там же была похоронена. Несмотря на то, что жена ни в грош не ставила чувств графа, он любил сумасшедшую без меры. Говорили, что в последних припадках несчастная так металась, что удержать ее в постели не было никакой возможности. Она часто вскакивала, никого не узнавала, даже себя в зеркалах. Одно из них она разбила и осколками изуродовала себе руки и лицо, так что хоронили ее в закрытом гробу, а местному священнику пришлось немало заплатить, чтобы он решился отпевать ее. Памятуя же о суевериях народных, молва сразу напророчила дому графскому семь лет несчастий за разбитое зеркало.
Больше года носил граф траур по умершей, не являлся на балах, почти никого не принимал. Ходил подобен тени своей, со взором, устремленным внутрь. Опасались и за жизнь и за рассудок его. Но все имеет свой срок, прошла и та печаль, а поскольку граф по-прежнему оставался завидным женихом, то свет быстро простил ему неудачу первой женитьбы, и многие знатные семьи спешили представить ему дочерей своих. Среди прочих девушек на выданье была и Нина Палевская, милый ребенок с ангельской внешностью и кротким нравом.
Надо ли говорить, что личность графа приковывала к себе внимание тенью прошлых несчастий, и тем усерднее старались юные девушки не робкого десятка привлечь его внимание. Нину же это совсем не занимало, казалось, она жалеет графа, как вдовца, за что он и полюбил это юное, невинное создание. Свадьбу сыграли по осени, и молодые уехали в Италию на медовый месяц. По возвращении графа было не узнать, он будто помолодел душой и телом лет на двадцать. В жене своей души не чаял, и она почитала и любила его пуще всего на свете. Венцом счастья их был будущий младенец, которого носила под сердцем Нина. Чтобы суета столичной жизни не повредила будущей матери, граф решился отвезти супругу в имение свое, пригласив туда же семейного врача и опытную акушерку. В счастливом ослеплении забыл он о былых горестях, что видели стены фамильного особняка и о тех несчастьях, что постигли там его первую жену.
В то время водила я близкое знакомство я с сестрой Нины, Варварой, которая была замужем за кузеном супруга моего, и многое в этой истории узнавала через нее. Сестры были очень дружны, и Нина писала Вареньке часто. Однажды Варвара пришла ко мне чрезвычайно взволнованная, сначала она пыталась скрыть свое беспокойство, но потом не выдержала и, едва не плача, рассказала мне, что последнее время очень беспокоится за Нину. Сестра писала ей из мужнина имения очень странные письма. Сначала Варя сочла, что вся сестрина тревога лишь результат приближающихся первых родов, но вскоре и сама не на шутку встревожилась.
Нина писала, что с некоторых пор в ближних окрестностях имения стали замечать монахиню в черном одеянии, которая кружила вкруг усадьбы, не решаясь войти. Само по себе явление этой невесты Господней не было диковиной, ибо в тех местах с давних пор стоял богатый и известный женский монастырь. Сначала все решили, что монахиня просто собирает пожертвования, как это часто бывало. Но вот она стала расспрашивать слуг о молодой барыне, где та, да куда ходит на прогулки. Нина прознала о любопытствующей от своей горничной, но поначалу совсем не встревожилась, а даже сочла это добрым знаком в предвестие скорого рождения малютки. Стала она почему-то уверенной, что родится у нее девочка, и даже пожелала узнать, какое имя носит в постриге монахиня. Горничная доложила ей, что называется та Федосией. Но вот что впервые встревожило молодую графиню. Когда рассказал она о появлениях монахини мужу, тот изменился в лице и приказал егерю собрать крестьян для охраны усадьбы. Пуще всего наказывал не подпускать и близко бродяг и монашествующих, особенно женского полу.
Подивилась Нина такому решению супруга, но отнесла все за счет большой любви его и заботы, будто боялся он, как бы случайно кто не напугал ее. И тут приключилось еще одно странное событие. Старая бабка, что жила в усадьбе еще со времен родителей графа и нянчила его ребенком, вдруг, встретившись с той монахиней, признала в ней умершую сумасшедшую графиню и так кричала, что опасались, как бы она не преставилась со страху. Нина была сильно напугана этим происшествием, граф же разозлился на горе-охранников и самым строгим образом запретил молодой жене выходить за ограду усадьбы. Бабкиным же россказням велел не верить, ибо все знали, что старуха уже много лет, как почти ослепла. Теперь Нина сидела в доме, боясь выйти даже во двор, и плакала в письмах Варваре, что хотела бы вернуться в Петербург, да боится близких родов, как бы не случились они в дороге. Граф неотлучно был с женою и успокаивал Нину как мог.
Когда Варя рассказала мне о странных событиях и попросила совета моего, я ничего не могла ей ответить. История и вправду казалась загадочной. Отчего граф так боялся пришлой монахини, от каких бед берег жену свою? И неужели была монашка призраком сумасшедшей графини? Сказать по чести, последнему я не верила, мало ли что могло показаться сослепу старой няньке, да и при всем моем мистическом настрое не жаловала я пришельцев из иного мира, и попросту не признавала их существование. Была я права и неправа тогда в своих мыслях? Дальнейшие события сложились так трагически, что после корила я себя, что не задумалась дольше о том, что рассказывала мне Варвара.
Нине уже подходил срок разрешиться от бремени, она мало покидала комнату свою и рано отходила ко сну. Однажды граф, сидя в своем кабинете, услышал слабый вскрик из спальни. Подумав, что у жены начались роды, он кликнул акушерку, разбудил доктора, и они направились к графине. Войдя в спальню, страшную картину застали они. Нина лежала на полу без сознания, в луже крови, усыпанная осколками старого венецианского зеркала, что стояло раньше на туалетном столике. Доктор бросился к графине, долго они с акушеркой хлопотали вокруг нее, но, придя в сознание, Нина лишь прошептала несколько раз имя первой жены графа и тут же скончалась, умер и плод в ее чреве.
Убитая горем, Варенька после похорон все твердила мне, что доктор сказал, будто умерла сестра ее от падения и сильного кровотечения. Возможно, потянулась за чем-то на туалетном столике, задела зеркало, оступилась, да и упала. Но Варя не верила в это. Все время повторяла она, что призрак сумасшедшей графини сгубил ее любимую сестру. Мне даже пришлось напомнить ей о ее семье и детях, ради которых должна она держать себя в руках и не допускать суеверных мыслей и глубокого уныния, какой бы горькой не была утрата.
Граф, овдовев вторично, превратился разом в древнего старика. Жил в имении, говорили, что с трудом передвигался, почти не ел. Одно только твердил, будто только он виноват в смерти Нины и нет ему прощения на этой земле. Несколько раз призывал он к себе местного батюшку, чтобы исповедаться, да так и не сказал ничего, а после и вовсе свершил страшный грех, застрелившись из охотничьего ружья.
Свет был взбудоражен этим событием по очень многим причинам, и одна из них была в огромном состоянии, оставшемся после графа, исчислявшемся в ценных бумагах, деньгах, домах в столице и Москве, и нескольких имениях и других землях. Каково же было общее удивление, когда все эти богатства отошли не куда-нибудь, а тому самому монастырю, что стоял неподалеку от злосчастного графского имения. Кстати, игуменьей его стала мать Феодосия, та что бродила по графским угодьям, когда жива еще была Нина.
Загадочная же подоплека всех этих трагических событий вскрылась для меня, как это всегда бывает, случайно. Помните, друг мой, писала я Вам о заграничном медицинском светиле, коего вызывал к сумасшедшей жене своей граф М. Так вот, доктор тот и вправду стал по прошествии нескольких лет весьма знаменит, и даже написал книгу о лечении душевных болезней. Книга эта попалась мне не так давно и я, по любопытству своему, прочла там про один случай. Конечно же, не называя имен, описывал эскулап историю одной своей пациентки, страдавшей многими маниями, в том числе и неутолимым чувственным желанием, страстью к обнажению и расположенностью к мистическому взгляду на мир. Душевная болезнь женщины была неизлечима, но физически бедняжка была абсолютно здорова и могла прожить бы еще многие годы в помраченном рассудке. Врач посоветовал тогда мужу ее поместить супругу в лечебницу, но тот отказался от услуг лекарей.
И в этот момент ясная картина всего свершившегося ужаса встала передо мной. Послушайте, друг мой, и скажите, могла ли я быть права в своих рассуждениях? Итак, после страшного приговора врача, уж не знаю, какими правдами и неправдами спроваживает граф супругу свою в монастырь. Вероятнее всего, что дал он за ней богатое приданое, так что сестры приняли новую послушницу с радостью. Да и обещано было, что в будущем все состояние графа перейдет под монастырское управление. За такие посулы графиню и усмирить могли, и уж точно из монастыря бы не выпустили. А граф тем временем объявляет свою супругу умершей и хоронит закрытый гроб. Не знаю уж, что там за история вышла с разбитым зеркалом, но после того, как подумались мне о графе все эти ужасы, я решила, что мог он и нарочно изрезать лицо жены своей, чтобы нельзя ее было узнать более. Конечно, злодеяния такие легли камнем на душу свершившего их, так что не мог он более года прийти в себя. И не думал, наверное, что сможет еще полюбить. Представляю, каково было его смятение, когда встретил он Нину. Думаю, ее он любил искренне, но как ни крути, знал несчастный, что пред светом и церковью был он двоеженцем и непонятно, как сложилась бы их с Ниной судьба, если бы не трагическая развязка.
Разве мог он жить после того, как вернулось к нему свершенное зло сторицей. Сумасшедшая жена погубила и Нину и ребенка, испугавшись, видимо, за наследство, что уже не принадлежало бы монастырской управе, а, значит, и ее судьба была бы неясной. Что оставалось ему, как не покинуть добровольно мир сей, обрекая себя на вечные муки за свершенное злодейство, убийство младенца нерожденного и юной матери его?
Уж не знаю, все ли это домыслы мои, коими развлекаюсь я от скуки, или вправду все было именно так. Не скажу, что хотела бы узнать все наверняка, ибо очень уж трагична история эта и слишком уж темные стороны натуры человеческой может явить.
Вот такие страсти приключаются и в столицах, друг мой. Хотя, что это меня потянуло на рассуждения столь мрачные? Разве что погоды нынче очень уж переменчивы, и сильные ветры несут с собой привкус дальних земель и неясные голоса неведомых птиц. Я всегда грущу, когда ветрено, мне кажется, что слышу я зов несбывшегося, темного, тайного и бывает мне от этого и жутко и сладко, как от историй о кровавых убийствах и мистических тайнах.