Большинству преподавателей нравятся чёткие, без тени сомнений ответы на экзаменах. Таким был Зрайченко читавший нам большой курс физики. Иногда попадались преподаватели которым надо было убедиться, что студент владеет знаниями настолько, что может размышлять.
Лекции по математике на первом курсе нам читала Кришмановская. Она же принимала и экзамен за первый семестр. Экзаменовала группу очень долго. Когда я подсел к ней отвечать шёл уже шестой час экзамена. Конечно, Кришмановская к этому времени устала. Для начала она задала мне вопрос: что такое производная? Я задумался (у меня такая манера). Она вспылила: ах! Ты ещё думаешь над таким простым вопросом! Два тебе по математике!
Почти круглая отличница Лида Герасимова тот экзамен тоже завалила. Съела слишком много успокаивающих таблеток (триоксазина) и на экзамене успокоилась настолько, что ничего не соображала. Пересдавали и она и я слепому преподавателю. Меня он принял прямо на кафедре. Первый вопрос был неожиданным - из школьной программы. Мы с ним обсудили этот вопрос. Потом обсуждали производные из курса Кришмановской. Он задавал много наводящих вопросов - экзамен прошёл в форме обсуждения. Ему было важно убедиться, что студент способен размышлять. Расстались мы с ним в атмосфере взаимного уважения. Он поставил мне четвёрку по математике.
Два отклика в "Одноклассниках":
Геннадий Скворченко из Котельников:
А я на редаковском кладбище искал могилу коллеги по работе и случайно наткнулся на могилку слепого преподавателя математики. Что искал - не нашёл и все свои чувства умершим оставил его неухоженной могилке с фото в тёмных очках... По учёбе я с ним не сталкивался (в 1971-1972 годах лектор Калинина, практику вела Бердова), но, конечно,встречал в коридорах института не однократно. Пусть всем умершим земля будет пухом...
Татьяна Ченская (Бударова) из Хабаровска:
Это Владимир Зеликович Печерский, он вёл у нас практические занятия, помню задачи с интегралами - несколько замен, подстановок, уже на доске места нет, начало стирается и решается дальше, а он всё это держал в уме... И человек был хороший, с юмором и, действительно, требовал чтобы думали. Я никак не могла постичь формулу Тэйлора, на экзамене она мне, конечно, и попалась. Я её списала, а когда села ему отвечать, он, видно, это понял по моему сбивчивому ответу, отодвинул мои листки и с его помощью я сама эту гадскую формулу вывела и получила четвёрку.
Новелла 19
Евгения Владиславовича Слизня я уважаю за демократичность. Он был начисто лишён высокомерия, вёл беседы со мной на равных. По моему таким и должен быть настоящий профессор.
Помню, однажды я его сильно удивил. Оказались мы с ним за одним столиком в институтском буфете в обед. Я полагал, что существуют блюда в кулинарии которые едят ещё до первого - до супа. Поэтому начал с того, что съел творог (было такое блюдо в буфете). Слизень считал порядок по которому начинать надо с первого блюда - то есть с супа абсолютно незыблемым и нерушимым (как его любимая теорема Монжа). И с негодованием говорит мне: много лет я на свете живу, но чтобы до первого - человек сожрал сладкое десертное блюдо вижу впервые... А творог действительно был посыпан сахаром. Поэтому у меня не нашлось слов чтобы оправдать своё поведение. И остались мы - каждый при своём мнении.
Новелла 11
По разговорчивости Бударова была, вероятно, второй в группе (после Галки Камневой). Виктор Иванович Дубинский, не любивший разговоров на своих лекциях, сварливым тоном делал ей замечание. При этом - раздражаясь- начинал называть её Будуаровой. Бударовой искажение не нравилось и она - дама с характером- тоже сварливым тоном его поправляла. Откуда Виктор Иванович брал вторую букву У для её фамилии он, вероятно, и сам не смог бы объяснить, хотя преподавателем был вдумчивым и имел ученую степень.
новелла 15
После интересных лекций по философии, которые читал Страшников, другой преподаватель стал читать что-то типа политэкономии. Такая мура! И читал он так скучно, что посещал я эти лекции редко, конспект не вёл. В день экзамена настроение было, соответственно, скверное. Но сдавать экзамен надо - к 12 часам поехал в институт. Жил на левом берегу - сошел с трамвая у дома быта. Навстречу попались Камнева с Герасимовой - жившие в Старокузнецке. Молча с испугом глядят на меня. Пришёл в институт - оказывается экзамен давно кончился, все уже разошлись и преподавателя тоже уже нет. Вот влип! Потом, в другой день пришлось сдавать этот экзамен с вечерниками.
Когда я пришёл - вечерники с экзаменационными билетами уже сидели в аудитории - человек 25... Меня к ним преподаватель не посадил. Дал билет и усадил рядом за свой стол. В билете только один вопрос - о социальной революции. Не просто о революции и не о социалистической - о социальной. И слова вроде бы знакомые - часто по радио звучат - но совершенно ничего не могу сообразить что это. Преподаватель видит, что я не тороплюсь отвечать - немного посидел, встал и ушёл из аудитории по своим делам.
Сижу я за преподавательским столом, гляжу на незнакомую публику за партами... Вечерние студенты заметно старше дневных. У них там, в рядах оживление - по случаю отсутствия преподавателя...
Говорю им: ребята - что такое социальная революция?
Бесполезно.
На этом экзамене вообще ничего не смог сказать. Преподаватель - человек умный - поставил три и закрыл эту тему.
Новелла 12
На последнем курсе, в старом корпусе, на окраине города идёт экзамен. По какому предмету точно не помню. Что то связанное с электротермическим производством. Может курс Якушевича, может Радугина или Васильева. Экзаменатор куда то удалился. На его место явился Андреев и взялся принимать экзамен. Мне это не понравилось. Я ему заявил, что он нам лекции не читал, и сдавать экзамен ему я не буду. А Куриленко, наоборот, решила, что это обстоятельство для неё благоприятно и с явной надеждой на лице села сдавать ему экзамен. Ожидая своего экзаменатора я наблюдал со стороны за ней и Андреевым. Недостаток знаний Куриленко старательно компенсировала мимикой, жестами и выразительной дикцией, играя роль деловой дамы. И,кажется она была права. Кажется она убедила Андреева и получила хорошую оценку.
В отклике на этот мемуар Куриленко сообщила: этот экзамен помнит, подготовилась к нему хорошо и получила пятёрку.
Новелла 10
В лесу под Бийском проходили двухмесячные сборы после окончания института. Жили в палатках примерно 500 человек. Утром просыпаешься - впереди целый день дурацкой военки - тихое проклятье. Слава Карандюк в душе поэт - новый день начинает с горького возгласа: опять все сапоги перепутали. Деревянный настил большой палатки на 10-15 человек в сорока сантиметрах над землёй на нём мы спим. Когда все улягутся на земле образуется куча сапог. Из лагеря на полигон,как правило, возили нас на бронированном корыте с трескучим мотором и без рессор (амортизаторов). А тот день пришлось идти пешком. Это километра три до полигона и ещё километра два до ангара. Пришли. Часть взвода лазит в ангаре по танку - часть сидит на лавочке около него. Острогорский от нечего делать рассматривает свои покрытые дорожной пылью сапоги и замечает, что правый сапог меньше левого. Ну правый сапог - это его сапог. А чей же на левой ноге? Больший размер носит только Саша Шарига. Ага - значит Шарига протопал пять километров до ангара в чужом сапоге меньшего размера.
Конец дня. Роту (100 человек) куда то ведут. Кто то в строю нарушая молчание расслабленным и дурашливым тоном громко произносит: ещё один день прошёл! Рота идя в ногу мрачным хором ему отвечает: ну и Х..Й с ним!
НОВЕЛЛА 9
Прошло полвека и ни кто из тех бывших когда то студентов, (с кем общался) не помнит Страшникова. А он ведь читал нам великолепный курс лекций по философии. По моему это был самый интересный и живой курс лекций. Эти лекции в нашей группе нравились еще Авзаловой. У неё глаза горели от интереса к теме. Лекции по философии всегда были первой, утренней парой. Многие студенты её прогуливали - это было заметно - большая поточная аудитория заполнялась лишь наполовину. У большой аудитории большие окна и в ней прохладно. У Страшникова под пиджаком свитер. На экзамене я получил пятёрку - единственную в группе.
Новелла 8
В конце учебного года, весной учеба окончательно надоела. В пятницу - а может в субботу - вместо института уехал за город. На четвёртом трамвае проехал до кольца, прошел полями к сосновому бору. Спускаться вниз к ручью не стал - расположился на высоком косогоре. Красивая панорама: на противоположном склоне зеленеет бор, справа в овраге из которого бежит ручей белеет не растаявший снег. Вокруг ни души, поют жаворонки, солнечно, весенние запахи земли и леса... Отдыхаю душой от института. Через полчаса - час ко мне на косогор являются двое. И кто эти двое? Куратор группы Якушевич и замдекана Воробьёв! Ничего я им на это не сказал. И они мне ничего не сказали. У Воробьёва был фотоаппарат он щёлкнул два раза пейзаж который я созерцал, потом эта пара возвратилась от куда пришла.
Прикинь: какова вероятность встречи за городом, на пересеченной местности сбежавшего с лекций студента с зам. декана и куратором группы? И принесло их ко мне на косогор не из Точилино - откуда я пришел - а с противоположной стороны. Мало ли в Новокузнецке людей? Но из четырехсот тысяч явились эти двое. И оставили в душе чувство досады и удивления.
НОВЕЛЛА 7
Четвёртый этаж главного корпуса. Заканчивается пара - поэтому в коридоре пусто и тихо. У окна, напротив центральной лестницы, ожидают звонка трое.
Сергей сидит на подоконнике, рядом стоим я и Жуков. Ждём звонка. После него большая поточная аудитория освободится для нашего потока. Сергей неожиданно теряет сознание и начинает валиться с подоконника. Жуков растерянно произносит: Серёжа - что с тобой? Я ворачиваю Сергея в исходное сидячее положение говорю Жукову: держи. Сам побежал на второй этаж - там медпункт. Почему то был уверен, что врачиха бросится спасать человеческую жизнь. Но она не бросилась. Довольно равнодушно произнесла: ну так тащите его ко мне. Обратно возвращался торопливым шагом, соображая как же его тащить. Но тащить не пришлось. Сергей пришёл в себя и подался домой. Больше в институте я его не видел. Недели через две-три, в той же поточной аудитории, рядом сидящий Николев предложил проведать Сергея. И мы в тот же день вдвоём, после занятий, оказались на Запсибе. Нашли психушку - она размещалась в бараке. В полутёмный коридор вышел Сергей. Он заметно пополнел, был тронут нашим приездом. Было это весной, мы вышли на улицу. Сергей рассказывал нам как его лечили инсулиновым шоком. В вену вводили большую дозу глюкозы - от этого человек сутки спит без сознания - пока организм не переработает избыток глюкозы. Врачи посоветовали бросить институт и Сергей его бросил.
Новелла 6
В те времена почему то запрещалось на экзаменах пользоваться справочниками. В основном, это и вело к употреблению студентами шпаргалок. Ведь шпаргалка, как правило, и есть микросправочник? Ну а справочники для того и существуют - чтобы ими пользоваться.
Ширяев - преподаватель сопромата - перед сессией известил группу, что он не против досрочной сдачи экзамена. Я чувствовал себя довольно уверенно в этом предмете и решил его сдать побыстрее. Зашпаргалил формулы и графики нагрузок на разные балки. Досрочников пришло человек семь. Сам Ширяев появился со стопкой 48 листовых тетрадей в руках. Раздал экзаменационные билеты, взял свою стопку тетрадей и вышел из аудитории. Я сидел на первой парте, спокойно списал с шпаргалки всё, что требовалось, подготовил ответ. Ну а как дела у соседа сзади? Обернулся и вижу кошмарное зрелище: Ширяев сидит на задней парте и проверяет тетрадки. То, что в аудитории есть вторая дверь я знал, но она обычно заперта? Как бесшумно войти в неё? Это невозможно. Кроме того Ширяев мог ведь пройти к задней парте по проходу между рядами? Досрочной сдачи не получилось. Я до сих пор подозреваю, что Ширяев бесшумно оказался там не случайно. Был он в те времена весёлым, умным и, быть может от этого, слегка ехидным человеком. Лекции читал великолепно. Излагал абсолютно ясно, лаконично, изящно. Его курс лекций был лучшим из тех, что я слушал в институте.
НОВЕЛЛА 5
На первом курсе из принципа не пользовался шпаргалками . Но потом знаний стали выдавать так много, что в голове всё не укладывалось и принципы пришлось оставить. Вот, например, курс органической химии. Нина Германовна Матигорова лекции читала хорошо. Но закономерности превращений органических молекул очень разнообразные и зыбкие, трудно понять как пройдёт реакция и что получится - шарада а не молекула. По сути весь курс лекций был большим справочником. Не знаю - что бы я говорил на экзамене если бы не мой микросправочник - шпаргалка и Ольга Левченко -сдав экзаме и выходя из аудитории она шепотом посоветовала мне сесть на её место. Экзамен проходил в лаборатории столы заставлены приборами. Удалось списать необходимый для ответа набор реакций.
На лабораторной практике по органической химии вскрыл ампулу с бромом, как полагается, вылил его в делительную воронку (примерно с полстакана). Из стеклянного краника воронки - с виду нормального, но абсолютно неисправного, бром во все стороны полился на стол. Я оцепенел от неожиданности - стою, смотрю как клубы оранжевого дыма (пара) не спеша поднимаются вверх. Зловещее зрелище. Бром не хлор - положение спасла Белкина действуя мокрой тряпкой. Белкина Римма Марковна - одна из трёх аспиранток Юрия Ивановича Сухарева, работавших в то время на кафедре химии.
НОВЕЛЛА 4
К Галине Бударовой:
Вспомнил забавный сюжет. Экзамен на первом курсе по начертательной геометрии. Принимает Евгений Владиславович Слизень. Юре Ларченкову досталась коварная задача о пересечении в пространстве двух прямых. Коварство состояло в том, что очевидный путь решения приводил к ошибке. Юра подвоха не заметил. А Слизень - наоборот - только взглянул на решение и сразу заявил, что оно не верное. Поспешное заявление Слизня Юру не убедило. Он возразил: ну почему же! И начал излагать свой метод. Мол,так-то и так, а тут, мол так и вот так. Мол всё верно. Слизня и в спокойной обстановке слегка потряхивало - а тут он совсем весь затрясся. На всю жизнь мне запомнилась эта картинка: Юра с вежливой улыбочкой на лице излагает своё решение, а Евгений Владиславович сидит и молча трясётся, и не может подобрать слов для разговора с Юрой.
Галина добавила:
Я надолго запомнила случай всё с тем же Юрой Ларченковым. Когда Клара Роевна (наша преподаватель английского) поправляла его произношение, он всегда говорил: "Я произношу с американским акцентом".
НОВЕЛЛА3
В СМИ - Сибирский металлургический институт - я заскочил спасаясь от преследования военкомата. Уже тогда я понимал, что армия это дурдом. Металлургический факультет выбрал чтобы не сдавать экзамен по математике устно. Из специальностей этого факультета (о которых имел представление) мне ничего не нравилось. Что такое технология электротермических производств не имел понятия. Поэтому и выбрал. Начались занятия. Неожиданно обнаружил, что и другие в группе знают о специальности не больше меня. Этот вопрос захватил почти всех в группе. Стали спрашивать друг друга, выяснять с весёлым удивлением: куда это мы попали? Обращались к дочке ректора, но Ольга ясности не внесла. Её ответы сопровождались неопределёнными жестами. Спросили жизнерадостную и общительную Раису Васильевну Славкину (она читала нам курс общей химии). Но и она не прояснила обстановки. Ничего не выяснив все успокоились и принялись за учебу. И лишь студентка Куколь исчезла. Перевелась странным образом в медицинский институт
НОВЕЛЛА 2
Из воспоминаний о студенчестве, пожалуй, самое тёплое. Маленькая аудитория, практические занятия по математике на первом курсе. Ведёт занятия молодая дама играя роль строгой учительницы. От этого в аудитории присутствует атмосфера школьного класса. Из-за дефекта речи буква Ш и вся фамилия Вишняковой выговаривается у неё как то по особенному. Похоже, что из-за трудности с произношением фамилия Натальи всё время вертится на языке преподавателя.
Решать задачки у доски - удовольствие ниже среднего. Категоричный и школьный лозунг преподавателя: Вишнякова к доске! звучит забавно и часто. Наталья вылезает из-за парты медленно, с кривой улыбочкой на лице, понимая что ей приходится чаще других торчать у доски. А у меня вся эта картинка вызывала удивление. Почему воспоминание о тех занятиях осталось тёплым? Вероятно математика придавала той даме шарм, может аудитория где проходили занятия была уютной и тёплой. Трудно сказать... Надо быть Есениным чтобы сейчас разобраться в тех впечатлениях.
НОВЕЛЛА 1
Преподаватель который читал нам курс об электродвигателях, как потом оказалось, не был очень уж злым. Но своими грозными заявлениями о том, что принимать экзамен будет очень строго запугал группу до того, что Лариса разместила свои шпаргалки где-то под юбкой. То ли она их просто написала на ногах, то ли прикрепила слишком жестко, но каждый раз, чтобы списать формулу или схему ей приходилось туда обращаться.
Этот способ нельзя признать практичным. Применения его в дальнейшем я ни разу не наблюдал.
Новелла 14
На четвёртом или пятом курсе, в старом корпусе читал нам лекции по гражданской обороне отставной военный. Худой, не большого роста, измождённый казарменно- гарнизонной жизнью, но с прямой, как и положено военному спиной. Схемы, формулы, основные выводы он извлекал из конспекта: старой 48 листовой тетрадки в синей обложке. Однажды, чувствуя прилив бодрости, демонстративно положил тетрадку на стол и написал на доске необходимую по ходу лекции формулу упустив поставить в ней знак равенства. Без него формула приняла нелепый вид - потеряла смысл.
Смотрит преподаватель на эту формулу и чувствует: что то не то. Проверил буквы - все на месте. Пытаясь понять в чём дело отступил от доски и осмотрел формулу издали. Загадку почему у формулы такой нелепый вид решить не смог, и говорит сам себе: что то я подзашёл (было у студентов такое выражение). Пошёл к столу, заглянул в тетрадку, воскликнул: а! Вот!Вернулся к доске и вписал в формулу знак равенства. С тёплым юмором вспоминается сценка - как преподаватель потерял смысл формулы - потерял и не сразу нашёл.
Новелла 20
Писать конспект лекции иногда бывало легко. Помню, например, какую то общественную дисциплину (типа научный коммунизм) преподаватель читал не спеша, внятным голосом. Когда доходил до вывода предупреждал (налегая на букву о): вы это отметте! И диктовал вывод чуть ли не по слогам. А бывало и трудно. И причины были разные. Помню забавный случай. Вишнякова на лекции по электродвигателям зашла в тупик. Не зная что записать в конспект озабоченным тоном говорит преподавателю: не поняла - мол, повторите. А тот ей отвечает: глухому обедню два раза не служат.
Первый курс лекций Юрия Ивановича Сухарева (кажется ОХТ - курс общей химической технологии) мне не нравился. Конспекта почти не вёл, и часто прогуливал. На экзамен по ОХТ не пошёл потому, что ни черта не знал. И когда группа сдала этот экзамен взял конспект у Алёхиной. Она жила, можно сказать, на углу проспектов Октябрьский и Дружбы, там где трамвай поворачивает в сторону моста в Старокузнецк, кажется, на первом этаже.
Конспект у неё был необычный. Всё записано крупным почерком, без зачёркиваний и исправлений. Выводы подчёркнуты цветным карандашом, формулы выделены из текста на отдельную строку.
Не знаю - то ли она обладала выдающейся способностью конспектировать (владела стенографией?) - то ли проявляя феноменальную прилежность, после занятий в институте, дома - переписывала начисто конспекты??
Следующий курс лекций - про моделирование технологических процессов был интересным. В нём Сухарев рассказывал нам о турбулентности и ламинарности, о критериях Прантля, Нуссельта, Рейнольца. И я относился уже уважительно и к самому Юрию Ивановичу и к его лекциям. И лекции и лабораторные работы (если мне память не изменяет) проходили на первом этаже правого крыла главного корпуса. Однажды в лабораторной работе у Юрия Ивановича нам попался сосуд с красивыми снежно-белыми гранулами. Стеклянный цилиндр наполненный маленькими полусферами - как половинки горошин - и величины такой же - только белые. У нас троих - а мы были опять в том же составе: Лазарев, Шепелев и я - возник вопрос - а какие они на вкус? Это была щелочь гидроксид калия. Шепелев после некоторых колебаний попробовал гранулу на язык. Объяснил: вкус такой же как у контактов батарейки от фонарика.
Новелла 18
В.И.Дубинский всегда старался говорить ровным голосом. Но однажды его вывели из равновесия. И этот случай мне памятен.
На лабораторных работах по физической химии студенты разбивались на тройки. В тот семестр со мной были Александр Шепелев и Юрий Лазарев. И в той лабораторной работе мы строили график, данные для которого получали опытным путём на печке. Но печка в тот день что то плохо работала. Пара заканчивалась - а у нас для двух последних точек графика нет ещё данных. Приходить и переделывать в другой раз эту лабораторную работу очень не хотелось. Я собственной рукой нарисовал эти две точки и мы пошли сдавать график Виктору Ивановичу. Он быстро - через пять-шесть секунд созерцания этого графика определил, что так кривая идти не может. И возмутился нарушением законов природы до того, что начал даже кричать на нас глухим голосом, выражаясь в том смысле, что мы трое фальшивомонетчиков. Самый вежливый из нас (Шепелев) начал уж было извиняться, но я придумал оправдание: интерполяция Виктор Иванович - ничего особенного. Скандал на этом и закончился - шла перемена и нам надо было идти на лекцию. - а Виктору Ивановичу думать о следующей паре.
Новелла 17
Помимо той термодинамики, что излагал нам В.И.Дубинский в своём курсе лекций по физической химии, нашей группе ещё преподавали отдельный, небольшой - на один семестр - курс термодинамики. Лекции читала Софья Михайловна Каган - пожилая, седая женщина маленького роста. Ходила медленно, переваливаясь с ноги на ногу. Вероятно, они у неё были больные. Судя по возрасту - детство её протекало в условиях первой мировой войны и гражданской войны и, похоже, оно было наполнено невзгодами и лишениями.
Несмотря на свой маленький рост - не более одного метра пятидесяти сантиметров выступала мощно - как оперная певица... Лекцию читала громким внятным голосом. Все слова в её речи были правильно склонены и сопряжены. Чёткие и законченные фразы лились из неё без запинок и остановок. Может она знала текст наизусть и читала лекцию как поэму? Но мне кажется - она владела ораторским искусством. Только не понятно где она его освоила? Учебников я не встречал и обычные ВУЗы этому не обучают. Может она овладела этим искусством с помощью какого то древнеримского учебника. Софья Михайловна заметно превосходила других преподавателей СМИ в технике - искусстве выступать перед аудиторией.
В СМИ мне запомнились четыре ярких курса лекций: по философии живо и интересно читал Страшников; лекции по сопротивлению материалов великолепно и изящно читал Ширяев; по физической химии запомнились лекции В.И.Дубинского своей какой то фундаментальностью; и по термодинамике ярким и редким ораторским искусством запомнилась С.М.Каган.
НОВЕЛЛА 21
Привезли нас в Бийск на военные сборы утром. Под вечер привезли на место жительства в бору. И началось первое мероприятие - кормёжка. Подали разваренную капусту, было там и немного картошки, сваренной с ней заодно. Служба в армии священный долг и почётная обязанность. Но есть это блюдо я не стал. Сидел и мрачно смотрел на евшего рядом Хромова. Хромову блюдо не нравилось и у него было озабоченное выражение лица.
Последний день сборов запомнился как и первый. За несколько дней до него сдали экзамен. Нас часто стали гонять на хоз. работы, но домой не отпускали. Мишка Плоцкий - наш командир взвода - на вечер того дня зачислил меня в наряд на какое то дежурство. А утром опять роту подняли на какие то хозработы. Чтобы в них не участвовать сложил свою военную амуницию в рюкзак, запихнул его и сапоги под нары. Сам оделся в цивильное и ушёл в Бийск побродить по улицам незнакомого города. За два месяца сборов я пару раз таким способом отдыхал от военки. Походил по городу, купил жареных семечек на предстоящее дежурство и к четырём часам вернулся в лес. Вернулся - а вместо лагеря пустое место - палаток нет, сборы кончились, все уехали в Новокузнецк. В пустом лагере остались только с десяток каптёрщиков сдавать на склады наше обмундирование. Командир роты и Мишка тоже остались - они ещё до института отслужили два года и чувствовали себя в армии как дома. С ними следующим вечером я и уехал домой.
За время сборов побывал на мебельной фабрике где офицеры добывали полированный шпон (вероятно для кафедры), на плантации чёрной смородины, полол всходы тополей выращиваемых для лесополос, городил загон для свиней на краю полигона, вытаскивал из подвала бочки с огурцами (тяжелые и круглые - не за что ухватиться), из другого подвала вытаскивал ящики со снарядами, красил заржавевшие уголки этих ящиков, сторожил с автоматом какие то военные сараи. Но за два месяца ни разу не довелось выстрелить танковым снарядом. Стреляли из авиационной пушки калибра 3 см. вставленной в ствол танковой пушки. И на танке проехал лишь один круг по танкодрому - примерно три километра. Тоже мне практика! Военная кафедра это большое очковтирательство, ну и, конечно, большая пакость: волею полковника Барского Юрку Лазарева лишили на год диплома, а Юрку Ларченкова распределили в сапоги - два года служил в забайкалье.
НОВЕЛЛА 22
Старый корпус СМИ сохранился в моих впечатлениях уютным. Находился он на краю города в окружении многочисленных мелких построек из старого плохого кирпича. В них - в частности - укрывалась и военная кафедра со своими танками. Неприятной неожиданостью явилась она ко мне на третьем курсе со своими занятиями с утра до вечера по пятницам. До этого я о ней ничего не слышал. Один из старых и бесхозных сараев около кафедры ремонтировал подполковник (а может и полковник) Никоноров. Среди тех нескольких студентов - которых пригнал Никоноров обустраевать сарай был и я. Естественно - это происходило в пятницу. Чтобы перешагнуть свежезалитый бетон на полу ухватился за край стены сарая. Кирпич развалился на части - сохраняя равновесие вступил по щиколотку в бетон. Не помню что мы там делали в этом сарае из трухлявого кирпича - работы было меньше чем на час. Под конец Никоноров выстроил нас в линейку и объявил благодарность - отметив при этом что физиономия у меня кислая. На последнем курсе Никоноров исчез. По слухам поругался с полковником - завкафедрой - и уехал чтобы в европейской части страны продолжать свою шубутную деятельность.
Напротив главного входа института столовая - темноватое и обширное помещение с низким потолком. За институтом пряталось строение проблемной лаборатории кафедры физики металлов. Впрочем - в середине 70х ею руководил д.т.н.Челышев с кафедры обработки металлов давленем. А в остальных постройках разбросанных по пустырю заросшим высоким бурьяном имеющих мрачный и убогий вид обитала административно-хозяйсвенная часть института. Руководил ею проректор по АХЧ Ануфриев - ветеран войны ( как и два других проректора- Дадочкин и Шамец). Выйдя на пенсию Ануфриев бросил своё хлопотливое неблагодарное занятие и устроился на военную кафедру лаборантом. Был среди этих строений институтский гараж, мехмастерские с десятком станков, сварщиком и кузнецами. В длинном и приземестом бараке был институтский склад, около него торчала эстакада для ремонта машин. Наблюдал однажды - приехал ректор Толстогузов на своей фешенебельной волге, поставил на эстакаду и ходит вокруг неё озабоченный - искра в землю ушла.
Новелла 23
Лекции по электросетям читал нашей группе Мыльников. Впрочем - это был небольшой поток - кроме нашей - слушали их еще 2 или 3 группы. Аудитория была не самая большая (где парты амфитеатром), но и не маленькая. Студенты Мыльникова недолюбливали - называли электронос - из-за его привычки начинать лекцию с переклички и задавать унылым тоном на этой перекличке вопрос:почему данного студента не было на прошлой лекции.У меня отношение к Мыльникову было уважительное. Курс был сложный - в электросети с переменным током из-за конденсаторов и электромагнитных катушек всё очень усложнялось - может кто помнит косинус фи по этой теме (разность фаз тока и напряжения). Забота преподавателя о посещаемости лекций была понятной. Вообще чувствовалось ( по крайней мере мне -я ценю это качество в людях) - Мыльников имеет сильный интеллект, а немногословность и унылый тон речи - такой уж был у него характер. За пять лет учебы в институте два раза наталкивался на задачки которые очень хотел - но не смог решить.
Такую задачку не смог решить и на экзамене у Мыльникова. На всю жизнь запомнилась его фраза: ну что же ты... Произнёс он унылым тоном протягивая мне зачетку с тройкой за экзамен.
Новелла 24
Наш командир взвода Мишка Плоцкий до института отслужил два года в армии. С высоты своего жизненного опыта наряд в гарнизонную столовую расценивал вроде как подарок. Но когда он перед обедом неожиданно объявил мне о нём я воспринял этот наряд как острую неприятность и минут 15 отказывался и спорил с Мишкой. Тот своего приказного тона не сбавлял и мы с Лёхой Шериным (он тоже попал под раздачу) отправились пешком из своего леса в город Бийск. До него примерно полтора километра. Пришли в часть - те кто сидел в будке контрольно пропускного пункта на нас не обратили внимание - это было неожиданно и запомнилось. Столовая была такой как и полагаеся в воинской части - с большим раздаточным окном обитым жестью. Повар в белой куртке и шлёпанцах - когда ему надо было попасть из зала столовой в свою кухню - или наоборот - из кухни в зал - прыгал в раздаточное окно. Это было неожиданное зрелище и запомнилось. Но поразительным зрелищем был вид столов после того как рота пообедала и её увели. Остатки недоеденного и недопитого были размазаны по столам, посуда перевернута, валяются недоеденые куски хлеба. Неуважение к еде защитников родины удивило, было похоже на натуральное свинство - запомнилось. Наряд суточный. День кончился. Казарма одноэтажная. Народа там мало - верхний ярус коек почти весь свободен. Ни дежурный по казарме ( цыганской внешности коренастый с красной повязкой на рукаве и большим кинжалом на поясе) - ни обитатели казармы ничего у меня не спрашивали. И у меня к этой публике вопросов не было. Удивительно хорошо и спокойно спалось мне в той казарме. Запомнилось. В палатке, в лесу мы спали не раздеваясь, основное одеяло - жесткая суконная шинель - ночью было весьма прохладно - не мерзли, но сон не был полноценным.
Утром выбрался из казармы - сижу на лавочке - в сонной голове всплыла мысль - сегодня четвёртое августа и, значит, военки осталось меньше месяца. Мишка был прав - наряд оказался лёгким. Суточные сторожевые наряды давались мне тяжело. Там 2 часа сторожишь, 2 часа сидишь в караулке, и 2 часа спишь. Но моя голова никак не влазила в устав сторожевой службы и когда наступали мои 2 часа для сна - сна не было. Ни разу не удавалось заснуть или задремать. Сутки проходили в суете этих проклятых 2 часовых периодов и их смен. Возвращался с таких нарядов одуревшим и сонным.
До переноса на бумагу впечатления хранятся в голове разрозненно и вспоминаются не полностью. Собирание, раскладывание их по порядку перенос их на бумагу полезное и увлекательное занятие. Тексты написаны прежде всего для "внутреннего" употребления - для себя - из уважения к этим впечатлениям - какие они ни есть - они дороги мне. Записанные на бумаге они тянут за собой дополнительный шлейф воспоминаний - тех что остались в голове - призрачных трудно описуемых, слабых, но как то связаных с теми, что попали на бумагу. Поэтому чтение своих текстов тоже интересное занятие - к тому же то, что записано не потеряется.
Новелла 25
Про шлейф написано в 24 новелле. Из шлейфа перенёс на бумагу.Первый караульный наряд проходил в гарнизоне. Надо было просто стоять на вышке. Часа через полтора прибежал Сергей Дюжаков, вызвал меня на землю и говорит: не сиди на вышке этого нельзя делать. Я удивился - а зачем там табуретка? О том что караулить сидя нельзя вроде бы было записано в уставе который я читал на кафедре. Но табуретка была заводского изготовления, имела казённый вид на ней был даже написан инвентаный номер. Поразмышляв решил, что местное начальство дополнило всесоюзный устав караульной службы и вышку укомплектовало табуреткой чтобы удобнее было караулить. Местный офицер проходя мимо увидев мою торчащую на вышке голову догадался что я там сижу, но со мной об уставе разговаривать не стал - пришел в караулку и устроил там скандал с угрозами посадить на гауптвахту. Сергей Дюжаков и я на фото сидим рядом с Мишкой.
Караул продолжается. Раннее утро, светло как днём ибо ночи в начале июля короткие. Через двухметровый забор в гарнизон перелезает какой то тип в военной форме и прёт на меня ни капли не смущаясь - не обращая внимания на мой автомат и на меня. Возможно по уставу я должен был на него заорать: стой! Кто идёт? Стой - стрелять буду! Орать на него я не стал -был он заметно старше - может у них тут так заведено... может у них тут такие нравы? К тому же в голове моей возник мутный вопрос: зачем тут эта сторожевая вышка? И зачем тут я?
Полдень, тот же наряд, та же вышка. С неё перемещение военных выглядит как броуновское движение из курса физики. Вот возникла в этом движении аномалия - у железобетонного забора собралось 6-7 солдат. Высоко взлетая над 2 метровым забором к ним полетели небольшие белые хлебо-булочные изделия - по ту сторону забора городской хлебозавод.
Из шлейфа... Помимо молодых срочников и офицеров в те времена попадались в гарнизоне ещё и сверхсрочники. Для них армейская служба была работой. Безсмысленность этой работы придавала им своеобразный облик. Все они имели скудное и скупое мышление, взъерошеный и неухоженный вид. Так выглядел даже заведующий погребом гарнизона имевший возраст за 50 живший недалеко от него в своем доме с женой. Так выглядела и рыжая кошка жившая с котятами под полом караулки на краю города Бийска. Начальником того караула у нас был местный офицер с 4 звёздочками на погонах - капитан. В наряд он прихватил молоток и россыпь патронов. Почти весь день колотил молотком по этим патронам извлекая из них порох (потому что имел звание: мастер спорта по стрельбе). В тот раз назначенных в наряд сначала всех свезли в гарнизон. Набралось много - больше 50 человек. Явился подполковник - низкорослый, худой, испитый, пожилой. Для порядка придрался к одному из нас - мол скатка шинели не так скатана. Потом начал вспоминать о своей большой попойке - обращаясь в основном к групке офицеров-начальников караулов стоявших сбоку от строя. Намекал что выпил на той попойке героическое количество спиртного (по ходу сборов я не раз слышал от местных офицеров баллады на эту тему). Потом нас выстроили в колонну, впереди неё поставили барабанщика и под стук этого большого барабана колонну медленно и торжественно провели вокруг основного здания гарнизона. Света там ни в одном окне не было. Были сумерки и это было то - что надо. Запомнилось. В остальные разы нас просто сажали в грузовик и везли к караулке. А караулили в тот раз мы большой двухэтажный сарай. Впрочем, окон в нём не было - может и этажей там тоже не было. Вид он имел мрачный, пейзаж дополняли кучи пустых ( 200 литровых) бочек из под топлива сваленых вдоль колючей проволоки.