Олейник Станислав Александрович : другие произведения.

Правоверный

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Автор:
   Олейник Станислав Александрович.
  
   "ПРАВОВЕРНЫЙ"
  
  
  
   Москва. Сентябрь 1982 года. ПГУ КГБ СССР.
   Генерал Гришин знакомится с документами, которые принес полковник Зверев.
   -Когда выпуск школы прапорщиков? - спросил он не отрываясь от бумаг.
   -Через неделю, - ответил Зверев, - потом поработаем с ним еще пару недель, и вперед...
   -Так, - генерал отложил бумаги, встал из-за стола, прошелся по кабинету, и остановился напротив поднявшегося со стула Зверева, - будем считать что подготовка его закончена полностью. Завтра в 10.00 идем о нем докладывать шефу. Как ты считаешь, мы все предусмотрели, ничего не упустили?
   -Думаю, что все будет нормально.
   -Думаешь, или уверен полковник? Нам с тобой ошибаться нельзя никак! -генерал уставился твердым взглядом на своего подчиненного.
   -Уверен, товарищ генерал, - твердо ответил Зверев,- я не помню, чтобы на нашем направлении были провалы, - добавил он вслед генералу, направляющемуся к столу.
   -Сплюнь, полковник, или постучи три раза по столу, - генерал резко остановился и сам постучал три раза по столешнице орехового стола.
   Он собрал все бумаги, аккуратно положил их в стопку и спрятал в сейф. Сев в кресло, поднял глаза на Зверева. Тот, словно ожидая этого взгляда, сразу же достал из папки довольно солидное дело, и молча протянул генералу.
   Гришин достал из стола нераспечатанную пачку любимых сигарет "Кемел", медленно сорвал с нее скрипучий целлофан, достал сигарету, закурил, раскрыл дело и углубился в чтение.
   Это было дело с материалами проверки молодого сотрудника, о котором только что шла речь.
   Генерал внимательно изучал сводки наружного наблюдения, и другие материалы на сотрудника и его родственников.
   -Родственники не поменяли место жительства? - неожиданно спросил он, остановив взгляд на какой - то странице.
   -Нет, - коротко ответил Зверев, - проживают там же, где и жили.
   -Хорошо, - кивнул генерал и подняв голову внимательно посмотрев на собеседника, добавил, - ты можешь быть свободен. Какие вопросы появятся, я тебя вызову. Иди к себе и готовься к завтрашнему дню. Вопросы, которые задает шеф, всегда неординарны, так что будь готов. Ты инициатор этой операции, тебе и отвечать... Ладно, ладно, - не беспокойся, - посмотрел он на изменившееся лицо Зверева, - я буду рядом, и, если что, поддержу.
  
   Афганистан. Жаркий августовский день 1983 года. Двадцать километров от городка Бильчираг на севере Афганистана. Предгорье.
   Гонконгские часы на руке командира разведвзвода прапорщика Чумакова показывали ровно 8.00. Было душно, и солнце жгло так, будто лучи его кто-то сфокусировал через увеличительное стекло.
   Утро было таким же, как вчера, и позавчера. Таким оно может быть и завтра, и послезавтра. Через пару секунд донесся звук разрыва снаряда. Его сухой раскатистый грохот говорил, что бьют из горной безоткатки. Эта безоткатка, или, как ее еще называют, - "базука", - достала уже всех. Через каждые два часа, и днем и ночью, по ней можно и часы проверять, ведет обстрел позиций роты. И так третий день.
   -Одна она у них, что ли? - донеслось до него со дна окопа.
   -А тебе cколько нужно? - Чумаков обернулся на голос. Но, увидев сидевшего на дне окопа своего заместителя, старшину срочной службы Тишина, возмутился: "Как!? Ты еще здесь? Кто взвод готовит? Через час выступаем!".
   Еще вчера Чумаков получил приказ найти эту чертову базуку и уничтожить вместе с расчетом. Теперь с нетерпением и беспокойством ждал команды командира роты.
   -Иду, иду, товарищ прапорщик, поднялся с корточек Тишин. - Взвод называется, - недовольно бурчал он, втаптывая окурок в пыль на дне окопа, - два неполных отделения, и туда же, взвод...
   Пополнение ждали со дня на день. Дембелей держали до последнего, а потом пришел из батальона приказ, немедленно отправить. Вот так и оказался взвод, да что там взвод, - вся рота, - кастрированными.
   -Товарищ прапорщик! - раздался из блиндажа голос радиста ефрейтора Тягунова. - Вас командир роты к себе!
   -Ну вот, начинается, - вздохнул Чумаков. Он поправил бронежилет, каску и выпрыгнул из окопа. У духов был снайпер, который нет-нет, да и постреливал. Вот и бежал он петляя как заяц, в сторону рыжевшего невдалеке склона, сразу за которым и был ротный блиндаж.
   Проскочив мимо бетонного квадрата вертолетной площадки, скатился в котловину, где его не мог достать уже никакой снайпер, и почти сразу столкнулся со своим ротным старшим лейтенантом Брюховым.
   -По вашему приказанию,.. - с трудом переводя дыхание, коснулся пальцами правой руки своей каски Чумаков.
   -Пришел?
   -Так точно, - кивнул Чумаков, стягивая с головы каску.
   -Ну, тогда докладывай...
   Чумаков довольно подробно обрисовал ущелье, в которое предстояло проникнуть взводу, показал на карте предполагаемое местонахождение расчета базуки, и пути возможного отхода.
   -Все понятно, - остановил его Брюхов, - обстановку знаешь, - и бросив усталый взгляд на часы, подвел черту. - Ладно, иди во взвод и жди команды. Мне еще в батальон доложить нужно.
   -Понял, - выдохнул Чумаков, снова нахлобучивая на голову каску.
   -Тогда давай, топай, - бросил через плечо ротный и скрылся в блиндаже.
   Вернувшись к себе, Чумаков сбросил каску, смахнул с остриженной наголо головы пот, и уселся на один из ящиков, кольцом стоявших под маскировочной сетью. Посмотрел в сторону копошившихся со своим снаряжением бойцов, достал сигарету, закурил. Появившаяся на горизонте дымка, явно была предвестником пыльной бури.
   Курил без удовольствия, изредка затягиваясь сигаретой. Думая о предстоящей операции, он неожиданно обратил внимание на лежащий на одном из ящиков бронежилет.
   -Вот, сукин, сын, - выругался про себя Чумаков. - Еще вчера вечером дал Тишину команду прибрать, а бронежилет, как лежал, так и лежит...
   ...Появился бронежилет на ящике вчера утром. Прямо напротив сердца темнела небольшая дырочка. Снайпер уложил хозяина этой жилетки наповал. Чумакову, да и всем бойцам было известно, что бронежилеты, в которые они облачены, может пробить только одна винтовка, - английский "Бур" образца 1892 года, прицельная дальность которой, два километра. Вот и приходилось всем бегать и петлять по открытой местности, словно зайцам...
   Команда от ротного поступила с получасовой задержкой. На выполнение задания Чумаков решил идти не взводом, а отделением. Согласовывая в телефонном режиме свое решение с ротным, постарался убедить того в нем. И после некоторого раздумья, тот дал свое согласие.
   Поднявшаяся пыльная буря была кстати. Цепочку бойцов во главе с Чумаковым, почти сразу поглотило облако пыли, и через некоторое время они уже пробирались по ущелью.
   Дойдя до каменного уступа на склоне ложбины, Чумаков остановился и подняв левую руку, дал знак своему заместителю. Цепочка замерла. Тишин быстро и бесшумно, как кошка, вскарабкался почти до верха уступа, на миг приподнялся, бросил взгляд вперед и, спустившись чуть ниже, призывно махнул рукой.
   -Глянь, Володя, - едва слышно пробормотал тот наклонившись в Чумакову, - сейчас было не до субординации, - смотри как удачно засели. Будто специально на этой проплешине куст прилепился, чтобы за ним спрятаться. Вот там расчет базуки и сидит.
   Чумаков осторожно выглянул из-за уступа. Впереди, почти на самом верху противоположного склона, четко вырисовывалась человеческая фигура.
   -Снимешь его, как только дам команду брать расчет, - прошептал он Тишину. Бей одиночными, в голову. Так надежней.
   Тишин исчез. Чумакову вдруг неожиданно захотелось курить. Он глянул в сторону куста, за которым находился расчет базуки и почувствовал в себе на этих духов нечеловеческую злобу, за то, что они уже столько дней не дают покоя не только ему, но и всей роте.
   Неожиданно прогремел взрыв гранаты. Как выяснилось позднее, обстановка сложилась так, что первым вынужден был начать Тишин. Причина была самая банальная, - его засекли духи.
   От неожиданности Чумаков дернул автомат, и едва не выпалив в белый свет, торопливо прицелился и выстрелил. Это и послужило сигналом для открытия огня всем бойцам. Он видел, как одна фигура, вскинув руками, грохнулась на землю, нелепо задирая ноги, и почти сразу, многократно усиленные эхом, загрохотали автоматные очереди. Сквозь короткую паузу прорвался дикий надрывный крик, затем опять взрыв, и крик потонул в новых очередях.
   Чумаков вскочил и устремился туда, где только что гремели взрывы. Он бежал по ложбине вместе с двумя бойцами. Выскочив перед грядой валунов, они натолкнулись на застывшие спины старшины Тишина и ефрейтора Тягунова. Те уже не стреляли.
   -Ну как? - с трудом переводя дыхание спросил он, когда Тишин с Тягуновым обернулись.
   -Нормально, - ответил Тишин, и не без самодовольства добавил: - Только перья летели.
   Понятно, - кивнул Чумаков, - значит так и доложим ротному.
   -Тягунчик,- посмотрел он на ефрейтора Тягунова, за спиной которого торчала рация,- готовь связь, но сначала пойдем все проверим.
   Держа автомат наизготовку Чумаков оглядел место только что отгремевшего боя. Рядом с безоткатным орудием и пулеметом лежали разноцветно одетые тела. Чуть в стороне, рядом с осликом, задрав к небу седую бороду, лежало тело старика в белой чалме. Ослик, на котором и доставили сюда базуку и снаряды к ней, невозмутимо стоял и помахивал хвостиком.
   Тягунов, подошел к старику, постоял над ним пару минут, вздохнул, и настороженно выставив автомат, зашагал в сторону скалы.
   Разжалованный сержант Мосиенко, подошел к безоткатке, потрогал ногой одного из убитых моджахедов, присел на корточки и что-то рассматривал. Затем, неразборчиво что-то пробормотал, поднялся и направился к ослику.
   Не успел Чумаков сделать и шага в сторону Тягунова, настраивающего радиостанцию, как вдруг по ушам резко ударил выстрел. Обернувшись увидел, как Мосиенко, уронив автомат, медленно оседая на землю, одной рукой хватался за воздух, а другой за шею. Чумаков бросился к нему. Добивший стрелявшего моджахеда Тишин, подбежал следом.
   -Эх, Ваня, Ваня, - вздохнул Чумаков, осмотрев Мосиенко. - Напоролся все-таки.
   Они уже приближались к выходу из ущелья. Цепочку бойцов замыкал рядовой Мохов. Он вел на поводу трофейного ослика с притороченным к нему раненным Мосиенко. Внезапно обрушившийся откуда-то сверху грохот автоматных и пулеметных очередей, разрывов мин, заставил всех оцепенеть. В вакханалии этого грохота, свиста осколков, и снова поднявшейся пыли, казалось, померкло, стало серым и бесцветным, совсем недавно очистившееся от пыльной бури небо.
   Чтобы отсечь шурави от расщелины, которая была единственным выходом из ущелья, моджахеды, под прикрытием минометного огня, поспешно готовились к броску.
   Измазанные известковой пылью, потные и грязные, бойцы отстреливаясь, перебежками отступали к расщелине.
   Чумаков по рации связался с ротой, доложил обстановку, в которой оказался с бойцами, и попросил помощи. Вертушка не заставила себя долго ждать. Огонь моджахедов сразу ослаб. Там, где они готовились к вылазке, засверкали сполохи разрывов реактивных снарядов
   А рано утром, уже духи начали атаку позиций роты. И, как всегда, досталось взводу Чумакрва. Бой был жестокий. Отодвинув в сторону убитого пулеметчика Кротова, он приник к пулемету. Стреляя в сторону наступающих духов, с тревогой слышал стрельбу в своем секторе всего только двоих бойцов. Он стрелял, швырял гранаты, снова стрелял думая лишь об одном, как не допустить духов к линии окопов. Что будет, если они прорвутся, ему даже не хотелось думать.
   В краткий промежуток между стрельбой и взрывами Чумаков услышал какой-то новый звук. А через мгновение с радостью понял, - вертушка!
   Вертолет сделав круг над позицией роты, сразу пошел на штурм моджахедов. Вскоре все заволокло черно-серыми клубами дыма, пыли. Когда все стихло, Чумаков увидел, как перебежками поспешно отступают духи. Он дает по ним последнюю, длинную очередь, и устало опускается на дно окопа. Увидев приближающегося замполита батальона майора Редькина, нехотя поднимается.
   Майор окинул его оценивающим взглядом, и начальственно спросил:
   -Прапорщик, сколько бойцов у тебя осталось в строю?
   -Наверное все здесь, - пробежав безразличным взглядом по майору, бесстрастно ответил Чумаков.
   -Что значит наверное?! - задохнулся от негодования майор. - Что мне их пальцем пересчитывать?!
   Чумаков безразлично пожал плечами.
   -А чем хочешь, тем и пересчитывай. Хочешь пальцем, а хочешь, еще чем...
   -Как ты разговариваешь со старшим по званию, - с изумлением возмутился майор. - Да я тебя!.. Ну-у-у, прапорщик, я тебе не завидую...
  
   Прошла неделя после этого памятного боя, но обещанных майором неприятностей, он так и не дождался. Зато появились хорошие новости. Чумакову, взвод которого понес наиболее ощутимые потери, было предоставлено право первым отправиться на сборный пункт и лично отобрать там себе бойцов из прибывшего из Союза давно ожидаемого пополнения.
   Вертолет прибыл рано утром., бойцы выгрузили из него почту, и несколько ящиков с продовольствием и боеприпасами. На этом вертолете и предстояло Чумакову убыть за пополнением. И так получилось, что пассажиром на этот раз, он был единственным.
   Он с безразличием смотрел в иллюминатор, иногда бросая взгляд на высотомер над дверью кабины экипажа. Внизу проплывали однообразные ложбины, гребни, и кое - где, покрытые снегом, вершины гор. Такими же огромными снежными скалами громоздились вокруг и облака. Они насквозь были пробиты сине - желтыми лучами яркого солнца. Здесь, в Азии, это были какие-то особые облака. Там, далеко к северу, они были плоскими, а здесь громоздились, словно повторяя, свей невесомостью грозные контуры Гиндукуша.
   И как он ни вглядывался, ему так и не удалось разглядеть какой-нибудь признак человеческого присутствия, - ни жилищ, ни стад, ни посевов.
   Он прикрыл глаза, и незаметно для себя задремал. И вдруг, что-то заставило его насторожиться. Вертолет временами начал странно вздрагивать, а иногда вдруг резко проваливаться вниз. Он давно знал, что существуют воздушные ямы, и поэтому особого беспокойства не испытывал. Однако после очередной встряски, более сильной и продолжительной, по иллюминатору снаружи потекло что-то густое, коричневое. Двигатель застучал по-другому, и вертолет резко пошел к земле.
   Чумаков впился обеими руками в скамью. Машину страшно затрясло, сквозь шум явственно прорывался металлический скрежет. "Хана! - промелькнуло в голове, хотя страха никакого не было. - Сейчас грохнемся, и костей не соберут!".
   Из кабины экипажа вывалился борттехник, и принялся отдраивать дверь.
   -Падаем?! - крикнул ему Чумаков.
   Борттехник не ответил и скрылся в кабине. Машина резко ухнула вниз так, что у него, казалось, оборвались все внутренности.. Он невольно зажмурился. Тряска стала почти невыносимой, потом резкий удар, да такой, что Чумаков едва не прикусил язык. Потом сразу все стихло.
   Открыв глаза, увидел, что вертолетчики один за другим проваливаются в открытую дверь люка. И никакого внимания на него, единственного своего пассажира. Чумаков вскочил на ноги, и перебросив автомат в левую руку, последовал за ними.
   Оказавшись на земле рядом с экипажем, он опасливо покосился на вертолет. Но похоже тот не собирался ни гореть, ни взрываться. Командир достал планшет с картой, и принялся ее рассматривать, второй пилот в это время закуривал, а борттехник осматривал окрестности.. Осмотрелся по сторонам и Чумаков. Они находились на дне котловины, окруженной со всех сторон крутыми скалистыми склонами. Только одна ее сторона вытянулась куда-то вдаль, туда, где зеленели заросли арчи. Заросли арчи были и здесь, рядом с вертолетом.
   -Что будем делать, командир? - Чумаков подошел к уже засовывавшему карту в свой планшет вертолетчику.
   Тот коротко глянул на него, но ничего не ответил. Другой, что дымил сигаретой, небрежно сквозь зубы бросил:
   -Ждать.
   -Чего ждать? - неожиданно для себя, со злостью спросил Чумаков.
   -Прибытия вызванного нами борта.
   -А случилось то, что? - не унимался Чумаков.
   -А то, пехота, - подошел борттехник, - что нас долбанули из ДШК. Пробили маслопровод. Радуйся, что пока живой.
   Чумаков ничего не ответил. Он отошел в сторону, опустился на землю, положил перед собой автомат, и тупо посмотрев в сторону вертолета, закурил.
   -Оружие на землю!
   Эти слова, спокойно и громко прозвучавшие из зарослей арчи на чистом русском языке, заставили всех оцепенеть.
   Чтобы придти в себя, понадобились доли секунды. Вертолетчики переглянулись, и бросились бежать в противоположную сторону. Чумаков вскочил, но тут же, охнув от боли подвернувшейся ступни, упал.
   Он слышал, как ударили несколько автоматных очередей, и видел, как вертолетчики, почти все враз, попадали на землю. Машинально потянулся к автомату.
   -Эй, военный, не дури! Брось оружие! - снова раздалось из зарослей. - Тебе не куда деться!
   -Ну вот, и все, - пронеслось у Чумакова в голове, - все получилось естественно, хотя и не так, как планировалось. Теперь он, даже если и выживет, для всех будет пропавшим без вести. Только какой ценой, - с горечью подумал он, поднимаясь на ноги. Ему показалось, что он снова видит падающие на землю фигуры вертолетчиков.
   На открытом месте, да еще с подвернувшейся ногой, он представлял отличную мишень. То, что у него был автомат и в нагруднике четыре магазина, ничего не давало, - противника он не видел.
   -Не кипишись, военный, не дергайся, и все будет хорошо, - кустарник зашевелился, и оттуда появился бородатый моджахед.
   И вот он, пленник, цепляясь руками за выступы скалы, медленно карабкается на небольшой выступ и, подталкиваемый в спину стволом автомата, с трудом протискивается в расщелину. Хромая и спотыкаясь о камни, преодолевает несколько метров в полутьме, и вдруг оказывается на ярко освещенной августовским жгучим солнцем площадке.
   Его сразу обступили моджахеды, Посыпались угрозы, оскорбления, кто-то даже успел пару раз ударить по спине прикладом автомата.
   Чумаков был готов и к худшему, хотя знал и о Пуштунвале, - неписанном законе о чести и достоинстве афганцев, о котором впервые узнал, будучи студентом исторического факультета Таджикского Государственного университета. Закон предписывает оказание гостеприимства каждому, даже смертельному врагу, если тот пришел без оружия.... Но, как с ним обойдутся на самом деле, знал только один Бог...
   Громкий начальственный оклик заставил всех умолкнуть и отойти в сторону.
   Чумаков увидел перед собой рослого, лет пятидесяти, с властным взглядом сверкающих под насупленными кустистыми бровями глаз, моджахеда. Небольшая, аккуратно подстриженная с проседью борода, завершала его облик.
   Окинув презрительным взглядом Чумакова, он перевел взгляд на взявшего его в плен моджахеда.
   -Зачем он тебе, Назрула?
   -Ты, уважаемый Джаффар, взял когда - нибудь в плен офицера?
   -Но это же не офицер, а прапорщик, - Джаффар снова прошелся презрительным взглядом по Чумакову.
   -А кто, почтенный, приказал расстрелять троих офицеров? Они бы никуда не делись. Молчишь?
   Разговор явно перерастал в спор.
   На лице Джафара появилось недовольство, стоявшие вблизи моджахеды, почтительно молчали.
   -Мне решать, почтенный, что делать с этим пленным, - резко бросил в лицо Джаффару Назрула и посмотрев на Чумакова, обратился к нему уже по-русски:
   -Мы решили с уважаемым Джаффаром, отправить вас, товарищ, товарищ, - он достал из кармана документы Чумакова, - прапорщик Чумаков, на нашу базу, там и решим вашу дальнейшую судьбу.
   И уже через час, на трофейном бэтээре, они были доставлены в высокогорный кишлак. Поместили Чумакова в небольшой хижине, плоская крыша которого примыкала к крутому утесу. А уже вечером, моджахеды решали его судьбу. Некоторые, наиболее радикальные, даже советовали Джаффару отрубить неверному голову. За голову офицера, а Чумакова все же считали офицером, давали большие деньги. Развязка наступила, когда его привели на так называемую сельскую "джиргу", которая проходила на небольшом майданчике, в центре которого горел яркий костер. Назрула, переводил ему решение старейшин, которая решила, сохранить пленнику жизнь, при условии принятия им ислама.
   Выслушав Назрулу, Чумаков на чистейшем "дари-фарси", чем поверг в изумление всех собравшихся, ответил, что он уважает решение старейшин, и сославшись на Пуштунвалу, неписанный закон, который чтят все правоверные, попросил время подумать.
   Раздался оживленный гул голосов, сгрудившихся вокруг него моджахедов. Изумление и, в какой-то степени даже одобрение, вызвало у них знание пленником их языка, и, главное, основополагающих сур Корана.
   Неожиданно появившийся в свете костра Джаффар, властно поднял руку. Все смолкли. Только теперь Чумаков узнал этого моджахеда.. Он неоднократно видел его фотографию в разведотделе полка. Это был полевой командир Джаффар, один их самых опытных, и в то же время, жестоких полевых командиров группировки Раббани.
   -Что ж, - подумал он, бесстрашно смотря в немигающие глаза Джаффара, - теперь моя судьба в твоих руках...
   И, как будто прочитав его мысли, Джаффар спросил:
   -Ты, наверное, слышал обо мне?
   -Да, слышал, - утвердительно кивнул головой Чумаков.
   -Поэтому ты должен говорить мне только правду. Кто ты, где служил, кто твои командиры, откуда знаешь наш язык. И не думай обмануть. Назрула, может все перепроверить, а если будет нужно, наши люди побывают и у тебя на родине. И если ты, хотя бы, чуть-чуть соврешь, то пожалеешь, что живешь на этом свете. Ты будешь молить Аллаха, чтобы он забрал тебя к себе. С твоей спины будут нарезаны ремни, а сам ты будешь брошен на съедение шакалам.
   Пройдя через расступившуюся толпу, Джаффар, Назрула и местный мулла Амир, провели Чумакова отведенную тому хижину, где, при свете керосиновой лампы, и начался его допрос.
   Отступать Чумакову было некуда. Даже если бы захотел, живым ему отсюда уже не выбраться. И он приступил к своему повествованию. Начал с того, где родился, где проживал. Кто его родные и близкие, почему пришлось бросить учебу в университете, как стал военным. Где проходил службу в Афганистане, в какой должности...
   -Ты правоверный? - неожиданно прервал его мулла Амир.
   -Нет, - коротко ответил Чумаков.
   -Ну, эту проблему можно легко устранить, - усмехнулся Назрула, который вел записи допроса. Непроницаемым оставалось только лицо Джаффара.
   -Завтра ты узнаешь наше решение, - сказал он, и вместе с муллой, покинул хижину.
   -Ну, вот полдела и сделано, - подал голос, перейдя снова на русский, Назрула. Сейчас нам принесут ужин, а потом отдыхать.
   -А как же? - кивнул Чумаков на стоявший у стены единственный топчан, на котором лежал обыкновенный армейский матрац и байковое одеяло.
   -А это для тебя. Ты останетесь здесь один.
   -Без охраны?
   -А зачем? Шурави очень далеко. Да и бежать отсюда невозможно. Вокруг горы, а через них без проводника не пройти. Идти в одиночку, - верная гибель.
   -И как долго вы будете держать меня здесь?
   -А это будет зависеть, в большей степени, от тебя...
   -Постучавшись, в хижину вошел моджахед. Он принес еду, разложил ее по мискам, затем разжег обыкновенную "буржуйку", засунул в нее несколько лепешек из лежащей тут же на глиняном полу кучи кизяка, и вышел.
   -Попробуй местную еду, - дружелюбно предложил Назрула.
   Чумаков взял лепешку и принялся медленно жевать.
   -У тебя, наверное, есть ко мне вопросы, - полуутвердительно спросил Назрула, разламывая лепешку и отправляя ее кусочек в рот.
   Чумаков пожал плечами. Конечно же, сейчас больше всего его волновала собственная судьба, но, как ему казалось, спрашивать об этом, значит показать свой страх, и он решил промолчать.
   -Понимаю, - усмехнулся Назрула, - тебя наверняка интересует, откуда я так хорошо знаю русский язык? - усмехнулся он.
   Чумаков снова пожал плечами, хотя именно это и интересовало его в первую очередь.
   -Так, вот, - словно не замечая жеста пленника, продолжил тот. - Все дело в том, земляк, я, как и ты, родился в Душанбе, и закончил тот же университет, в котором обучался и ты. Я филолог по специальности. И то, что ты сегодня нам рассказал, ты рассказал правду. Вряд ли тот, кто не родился и не вырос в Душанбе, мог с такими подробностями рассказать об этом городе. Да и говоришь ты на диалекте столичного жителя. И многих профессоров и преподавателей университета, которых ты назвал, я знал лично. А здесь, в Афганистане, я оказался еще до революции. В этой провинции у меня проживает родной дядя. Учитывая этот факт, мне и предложили выехать сюда, по контракту, преподавателем русского языка. А Джаффар,... Джаффар мой двоюродный брат.
   -Ты мне сразу понравился, - продолжал Назрула, еще тогда, когда я наблюдал за всеми вами из зарослей арчи. Я видел, как презрительно разговаривал с тобой экипаж вертолета. Да оно и понятно, - усмехнулся он, - они летчики, а ты кто? Пехота... Ну ладно, а сейчас отдыхай. Что с тобой будет дальше, узнаешь позднее. Не знаю, какое о тебе мнение у Джаффара, но я о тебе дам знать своему хорошему знакомому в Пакистане... Надеюсь, ты вскоре поймешь, кто прав в этой войне, а кто нет, и примешь правильное решение.
   Этой ночью Чумаков долго не мог заснуть. Лежа на топчане, он невидяще смотрел на трепыхавшийся фитилек керосиновой лампы, чем-то напоминающий собой пойманную бабочку, и невольно вспоминал последние дни перед отправкой в Афганистан...
  
   Ему тогда дали недельный отпуск... И всю эту неделю он провел с любимой девушкой Аленой, именно той, из - за которой, а если быть точнее, из-за драки, которая случилась на дне ее рождения, он и был отчислен из университета. В последний день перед отъездом, он познакомил Алену со своими родителями, младшим братом, а вечером пригласил в ресторан...
   ...Они сидели в полумраке, при свечах...Словно из ручья вода, разливалась по полупустому залу нежная мелодия танго. Посетителей было немного. Он вспомнил как к столику подошел официант. В руках его был огромный букет цветов. С официантом он договорился заранее.
   -Вот, пожалуйста...цветы для вашей дамы, - сказал он, протягивая букет, и красноречиво посмотрел на Чумакова.
   Смущенная Алена подняла тогда на него изумленный взгляд.
   -Спасибо тебе, - прошептала она, когда официант удалился. - Мне никто еще не дарил такие розы,.. понимаешь, никто! Спасибо тебе...
   Она подняла свой бокал, и они чокнулись.
   Провели ночь в однокомнатной холостяцкой квартире его университетского товарища, который ради своего друга, оставил их одних... Он и она, нежность и радость. Бесконечная, захватывающая все существо, радость до самой утренней зари...
   Он и сейчас помнил упругую мягкость ее губ, теплых, влажных, то разомкнутых, шевелящихся в скользком неутомленном соприкосновении, то непроницаемо сжатых, как будто в обморочном забытьи она переставала дышать, чувствовать его...
   ...Усталая и счастливая, она заснула на его груди... В этот же день он убыл в Афганистан...
  
  
   Генерал Гришин в раздражении отбросил в сторону суточную сводку событий по Афганистану. Было похоже, что ситуация выходит из под контроля. Ошибиться нельзя, в сводке речь шла и о "Правоверном".
   Он поднял трубку.
   -Генерал Гришин, - требовательно произнес он. - Срочно ко мне полковника Зверева.
   Почти сразу, в дверь постучали.
   -Да!, - крикнул Гришин.
   -Товарищ, генерал,.. - начал было Зверев.
   -Проходи, проходи, Игорь, - раздражения, которое совсем недавно разрывало его, уже не было.
   -Читал?.. Хотя чего я тебя спрашиваю, - махнул он рукой, -ты же сам мне ее сегодня подсунул... Что сразу не доложил? Ждал моей реакции?
   -Ну, почему же, конечно читал, - кивнул тот, уходя от прямого ответа на последующие, заданные ему генералом, вопросы.
   -Тогда доложи, что думаешь о создавшейся ситуации?
   -Похоже, это наш "Правоверный"
   -Похоже, или уверен?
   -Уверен.
   -Вот то-то, - Гришин бросил на подчиненного суровый взгляд, - и я в этом уверен. А ведь ты совсем недавно докладывал, что операция по внедрению начнется через пару месяцев. Так или нет?
   -Так, Василий Маркович, - нахмурился Зверев. - Но война, есть война, и порой она вносит свои коррективы. Может это и к лучшему. Как бы сказать, все происходит уже не по выработанному сценарию, а по воле случая...
   -Только бы этот случай закончился для "Правоверного" нормально, - перебил его генерал. - Держи все под контролем. А для того, чтобы эти неожиданные для нас "коррективы" помогли "Правоверному" закрепиться в этом регионе, на мой взгляд, пришло время подключать в эту игру и нашего "Аслана".
   -Я уже работаю над этим вопросом, Василий Маркович.
  
   Потянулись томительные дни. Чумакова переодели в национальную одежду, а когда подросла и бородка, он уже ничем не отличался от появляющихся в лагере моджахедов. О том, что он неверный, казалось все забыли, даже мулла. Он свободно ходил по кишлаку, знакомился со стариками, моджахедами, их семьями. Назрула уже длительное время отсутствовал, А встречавшийся иногда Джаффар, казалось, пленного совсем не замечал. Использовали Чумакова в основном в заготовке дров. Много времени с ним проводил мулла, который раскрывал ему сущность ислама, толкование его сур.
   Разговаривая с простыми людьми, уже не по университетским лекциям, а наяву, он вникал в их нехитрый житейский быт, их привычки, нравы, обычаи.
   Дети полюбили мягкого, доброго дядю Азлара (почему его так прозвали дети, он и сам не мог сказать), и часто заходили к нему в хижину. В один из таких дней, там неожиданно появился Назрула. Тепло поздоровавшись с Чумаковым, он окинув его с ног до головы.
   -Тебе осталось только принять ислам, и ты полностью наш, - усмехнулся он. Испуганные дети выскочили за двери.
   -Я недавно был в Пакистане, и рассказал о тебе своему другу. Мы изучали тебя здесь, и даже там, в Союзе... Хотя заочно, но ты понравился моему другу... И дети, я смотрю, полюбили тебя, - кивнул он на двери, через которые только что выскочили мальчишки.
   -Итак, Азлар, - назвал он Чумакова по имени, которое прижилось за ним в кишлаке, - принято решение переправить тебя в Пакистан.
  
   Этот день для участников перехода был особенно тяжелым. Когда миновали перевал, и спустились в долину, наконец, был объявлен долгожданный привал. Усталые животные опустились на землю. Часть лошадей, на которых был тяжелый груз, были развьючены.
   Как только спала жара, путь продолжили.
   На исходе были вторые сутки. По внезапно возникшему среди моджахедов оживлению, Чумаков понял, переходу скоро конец.
   Неизвестно откуда появившиеся облака прикрыли собою яркое солнце. Идти стало немного легче. Но впереди их ждала огромная сухая котловина, где ни травинки, ни кустика, - одна спекшаяся голая глина.
   Когда и она была преодолена, солнце уже садилось за горизонт. Именно туда, в сторону этого горизонта и смотрел внимательным взглядом Джаффар. Все ждали привала. Но, постояв какое-то время без движения, тот, неожиданно взмахнул камчой. И остановившийся было караван, снова продолжил свой путь.
   Впереди, в колыхающейся маревом степи, нарисовались две точки. Джаффар оживился. Точки приближались, росли, и неожиданно одна из них превращается в открытый "джип", другая, - в бронетранспортер...
   Много месяцев спустя, уже будучи в США, в Нью-Йоркском центре "Дома Свободы", в руки Чумакову попал довольно любопытный документ, в котором анализировался разгром правительственными войсками отряда моджахедов полевого командира Джаффара. И важная роль в этом, как подчеркивалось в документе, отводилась агентурной разведке кабульского режима, руководимой советскими военными советниками.
   В документе говорилось, что отряд Джаффара, не мог пройти через перевал. Высланная им разведка натолкнулась на прочный заслон солдат регулярной армейской части и отряда добровольцев защиты революции. Не вступая в бой, Джаффар решил отойти. Голод и холод погнал моджахедов назад, по старым следам, в горный кишлак. Расчет был на пургу и неожиданный удар. Однако его там уже ждали. Моджахедов встретил плотный перекрестный огонь. Освещая место боя осветительными ракетами, правительственные войска с подготовленных позиций, расстреливали моджахедов в упор, пропуская их в кривую улочку, где ярко горел свет только в одной-единственной хижине. Неся большие потери, Джаффар вынужден был снова вернуться в Пакистан. По данным местной резидентуры, в этом столкновении погиб опытный агент ЦРУ, являющийся близким родственником Джаффара. Вот тогда Филипп и узнал о гибели человека, который не только спас ему жизнь, но и не ведая того, с кем имеет дело, помог внедриться в одну из самых мощных разведывательных структур мира, ЦРУ...
  
   ...Если не считать то, что пришлось Чумакову испытать в течение двух месяцев в тюрьме пакистанской контрразведки, проверкой, тогда что же это было? Конечно же, проверкой... К такому выводу пришел он сам. Пленные шурави, которых доставляли из Афганистана в Пакистан, как правило, были солдаты срочной службы. А тут, прапорщик, да еще старший, да еще командир раззведвзвода.... Для пакистанских контрразведчиков, это была, конечно же, большая удача.
   Перекрестные допросы, и душещипательные беседы, которые проводили с ним два американца, представившиеся представителями какой-то там благо, или боготворительной организации, чередовались его избиениями. Били его два здоровенных моджахеда, которые постоянно требовали от него принятия ислама. Вот так и пролетели эти два долгих и тяжелых для Чумакова месяца.
   Его, прекрасно знающего нравы, обычаи, и один из основных языков, на котором говорит почти половина населения Афганистана, не без основания подозревали, что он, если не сотрудник КГБ, или военной разведки, то, по крайней мере, агент одной из этих спецслужб. Поэтому и подвергался такой тщательной и жесткой проверке. Он уже сбился со счета, сколько ему раз приходилось писать письменно, и излагать устно свою автобиографию, повторять, по какой причине отчислили из университета, называть фамилии преподавателей. Объяснять, где находится школа прапорщиков, которую он заканчивал. Кто начальник школы, его фамилия, фамилии других офицеров. В каком районе Душанбе, находится школа, которую он заканчивал.
   Особенно ему запомнился почему-то последний допрос. В камеру зашли трое моджахедов. Они сразу приступили к его "обработке". "Работали" и своими волосатыми руками, и обрезками резинового шланга. В перерывах заходил еще один, который на русском задавал те же самые, что и раньше, вопросы.
   Затем, не дав передохнуть, его выволокли во двор, бросили в кузов "пикапа" и повезли куда-то за город. Там его, еле державшегося на ногах, поставили рядом с такими же избитыми, как он, тремя советскими пленными солдатами.... И только тогда до него дошло, что это "конец".
   Оглушающий грохот автоматов и,... тишина.
   Открыв глаза, Чумаков осмотрелся. Справа и слева лежали окровавленные худенькие тела его соотечественников, - мальчишек восемнадцати и девятнадцати лет. И он заплакал. Он, тридцатидвухлетний мужчина, уже успевший пройти суровую школу жизни, заплакал, как мальчик. И плакал не от жалости к себе, не от жалости к этим лежащим рядом мальчишкам, которые не успели в своей короткой жизни и полюбить-то кого-нибудь, а уже стали без вести пропавшими для своих отцов и матерей. Плакал от злости и безысходности.
   На какое-то время его оставили в покое. В течение трех дней не беспокоили. За это время он успел успокоиться после пережитого, и взять себя в руки. И когда, на четвертый день, его снова куда-то повели, вот тогда дали о себе знать плечи, голени, поясница, по которым еще недавно его били обрезками резинового шланга.
   В комнату, куда его доставили, находились двое. Один в светлом костюме с короткой стрижкой, был явно европейцем, или американцем. Второй, со смуглым лицом и гладко зачесанными черными волосами, был в форме полковника пакистанской армии. В этом Чумаков был уверен. В разведотделе полка ему приходилось просматривать альбом с изображениями военнослужащих пакистанской армии, и пояснениями к их знакам различия.
   Чумаков сидел на старом обшарпанном табурете. Стена, в которую табурет упирался, приятно холодила его разбитый затылок.
   Человек похожий на американца, на чистом русском языке, еще раз попросил рассказать, как оказался в плену у моджахедов, пояснить, почему отверг предложение принять ислам, отказался от предложения представителей "Дома свободы" сотрудничать с ними, и, наконец, объяснить, что он, в конце концов, хочет.
   Он внимательно слушал пленного, который тупо повторял то, о чем уже несколько раз говорил допрашивавшим его лицам, и то, что от сотрудничества с "Домом свободы" отказался, по одной причине, - нежелания связываться с политикой. Он не хочет воевать, он просто хочет жить в свободном мире, свободным человеком, и все...
   "Американец", как окрестил для себя допрашивающего его человека Чумаков, усмехнулся.
   -Перестаньте прикидываться безвинной овечкой, молодой человек. Кажется, так у вас в России говорят, - сказал он, поднимаясь со стула и, подойдя к Чумакову вплотную, добавил:
   -Если бы вас не взяли в плен, вы бы продолжали воевать против афганского народа Посмотрите на свои руки. Они же у вас по локоть в крови. Сколько вы отправили на тот свет моджахедов, стариков, женщин, детей? - спросил он, пристально глядя в глаза Чумакову. - И как это вдруг, вы сразу "прозрели" и стали убежденным пацифистом. Как это у вас русских говорит пословица, где хотят одновременно и рыбку кушать и на что-то при этом сесть? Так вот, Чумаков, решайте, - Слова "американца" зазвенели металлом, - "Золотой серединки" не было и нет. Или вы сотрудничаете с нами, или моджахедами... Да вот еще что, - он достал из внутреннего кармана какой-то пакет и протянул Чумакову, - попрошу ознакомиться. Надеюсь, после того, что там увидите, у вас пропадет желание быть пацифистом...
   -Вот сволочи, - внутренне содрогнулся Чумаков, рассматривая фотографии, - ничего не скажешь, умеют работать...
   Там он был изображен вместе с моджахедами, расстреливающими пленных советских солдат. На другой он держит в руках за волосы отрезанную человеческую голову. Ее русые волосы, круглое лицо, явно указывали, что она принадлежит его соотечественнику. Что, что, но такого садизма со стороны американцев, он уж точно не ожидал.
   -Но это же фальсификация! - потрясенно посмотрел он на американца.
   -Конечно, фальсификация, - снисходительно улыбнулся тот, отбирая у Чумакова фотографии. - Но ей, у вас на родине, поверят. Ее напечатают у нас в специальных брошюрах, где говорится о попавших в плен советских солдатах, которые потом разойдутся по всему миру, не минуя и Советский Союз...
   Чумаков словно в прострации опустился на стул и невидяще уставился в пол.
   -Вот так-то будет лучше, мистер Чумаков, - снова улыбнулся "американец", и уже без всяких предисловий в довольно жесткой форме сказал:
   Через несколько дней, с вами начнут работать наши инструктора. Вы же сами говорили, что являетесь неплохим специалистом по минноподрывному делу. Вот вас и проверят. Если вы подтвердите, как там у вас называется,...да, классность, вас направят в учебно-тренировочный лагерь "Хангу", где вы будете обучать моджахедов. По секрету скажу вам, мистер Чумаков. Сначала вас думали направить в учебно-тренировочный лагерь "Бадабера", но отказались. Там сейчас находятся ваши соотечественники, - пленные советские солдаты. Встреча с ними, вы надеюсь, понимаете причину, была бы для вас далеко не желательной. А дальше? Дальше будет видно. Все будет зависеть от того, как вы себя зарекомендуете.
   По всему было видно, что американец был доволен собой. Еще бы! Он добился своего, - сломал волю русского. Считавшийся неплохим специалистом в разведке, Джек Коллин, так звали американца, сразу рассмотрел в этом пленном незаурядную личность, которая, если ее хорошо отшлифовать, может стать, если не "супер", то близким к этой категории агентом, это уж точно.... Спецназовец, прекрасно подготовленный, он по всем параметрам подходит под шкалу "зеленых беретов". То, что не рассмотрел в нем Джек Коллин, рассмотрели коллеги из "Дома свободы". Они так и сказали о нем: "Этот русский, крепкий парень!"
   Чумаков понравился ему еще и потому, что не испугался жестких испытаний. С ним действительно пришлось поработать. И парни, - специалисты по идеологической и психологической обработке, похоже со своей задачей справились.
   Вот так Чумаков и оказался инструктором в учебно-тренировочном лагере "Хангу" по подготовке прибывающих туда из Афганистана, моджахедов.
   Здесь, в расщелине, среди высоких молчаливых гор, с рассвета, до поздней ночи, шла нелегкая учеба сотен молодых парней, которым предстояло в совершенстве овладеть профессией убийц. Программа была жесткой и разнообразной. Она предусматривала обучение моджахедов владению всеми видами легкого стрелкового оружия. Американские инструктора учили их мастерству подрывного дела и поджогов, убийству в открытом бою, и удару ножом в спину, отравлению водоемов, распространению ложных слухов. Особое внимание было уделено ведению допросов захваченного в плен противника. Роль пленных здесь никому не приходилось играть. Они были настоящими, привезенными из-за перевала, с афганской стороны. Чумаков совсем недавно видел этих военнопленных. - трое советских солдат, и четверо афганских. Как ведутся допросы пленных, ему не нужно было рассказывать. Не так давно эти методы допроса он испытал на себе. Но самым ужасным и бесчеловечным было то, что среди пленных афганских военнослужащих, оказывались не только земляки, но и родственники тех, кто вел их допросы. И те, кто не выдерживал этих пыток, и те, кто отказывался вести эти изуверские допросы, расстреливались на месте.
   Комнатка, которую ему отвели для проживания, была в одной из казарм моджахедов. Правда, вход в нее был отдельным. В свободное от проведения занятий время, он имел право беспрепятственного перемещения по лагерю, но выход за его пределы, ему был закрыт.
   Внешне он ничем не отличался от моджахедов постоянного состава лагеря. Так же, как и все они, одет был в полувоенную форму, - камуфлированная американская куртка, под ней длинная афганская рубаха, безразмерные шаровары, высокие американские ботинки. Одеяние завершала шапочка-нуристанка, чем-то похожая на морскую бескозырку, пошитая из серого шинельного сукна.
   Моджахедов-курсантов он обучал закладке, обнаружению и обезвреживанию противопехотных и противотанковых мин, которые, к его удивлению, все были китайского производства. Языковых проблем не было. Он уже свободно мог говорить на пушту, и пакистанском, урду.
   Три раза в неделю его отвозили в Пешавар. Именно там обосновалась штаб-квартира одного из лидеров афганской оппозиции Раббани, и там же был филиал американской неправительственной организации "Дом свободы", специалисты которого и проводили с Чумаковым занятия по изучению английского языка, который ему давался довольно легко. Небезуспешным, как казалось "преподавателям", шло и его идеологическое перевоспитание.
   И вдруг, сразу все прекратилось. Ему говорят о принятом решении отправить его в Соединенные Штаты. Зачем? Этого ему никто не объяснил.
  
   Начало января. Среда. Девятнадцать тридцать. Исламабад. Международный аэропорт.
   Моросит нудный дождь. Небольшое двухэтажное здание аэропорта полупустое. Страна на военном положении и мало находится желающих туристов посетить ее.
   Вылет самолета Боинг-707 беспересадочного рейса до Нью-Йорка назначен на двадцать сорок и, поэтому, чтобы успеть на посадку, пассажиры толкались около двух столиков таможенного контроля, сотрудники которого, бегло просмотрев багаж, пропускали всех дальше, к пограничникам.
   И вот, накопитель заполнен. Среди пассажиров, ожидавших объявления на посадку, ничем не выделялись двое мужчин, один из которых, с короткой стрижкой седых волос, был заметно старше второго. Оба в серых костюмах, поверх которых наброшены темные плащи, через плечи перекинуты дорожные сумки.
   В паспортах и сопроводительных документах, которые они предъявили пограничному контролю, значилось, что оба они граждане США и находились в Исламабаде, как представители неправительственной организации "Дом свободы". Первый, что постарше, предъявил паспорт на имя Джека Коллина, второй, - на имя Филиппа Джексона.
   В салоне они естественно сидели рядом. Когда самолет летел над Соединенными Штатами, Азаров, он же Филипп Джексон, неожиданно повернулся к Коллину:
   -Мистер Коллин, я давно хотел вас спросить вот о чем...
   -Да, да, Филипп, - Коллин с интересом посмотрел на своего подопечного, - я готов ответить на все твои вопросы. Итак, что тебя интересует?
   -У меня один вопрос, мистер Коллин, - Филипп поднял глаза на загоревшуюся табличку, с просьбой пристегнуть ремни. - У вас всегда такая метода подбора кадров?
   -Не понял, тебя Фил, - оторопело уставился на него Коллин.
   -Ну, видите ли, я понимаю, идеологическая обработка... Да она действительно у вас на высоте. Но не пониманию, что вам дает, так сказать, "физическое" воздействие. Постоянные избиения объекта. Вы же этим наоборот, только вызываете к себе антипатию, страх. Вот например, я. Получилось так, что меня взяли в плен. Меня убедили в ошибочности моих взглядов на эту войну, не избиения ваших дегенератов, а общение с простыми афганцами. Ну... и конечно, - Чумаков решил подыграть Колину, - ваши специалисты из "Дома свободы". Но эти постоянные истязания... И это, сфабрикованное вашими специалистами, мое участие в расстреле своих соотечественников. Этим вы искренности в сотрудничестве вряд ли добьетесь.
   Коллин какое-то время молча смотрел на своего подопечного.
   -Вы меня удивили, мистер Джексон, - неожиданно перешел он на "вы". Если бы я вас не знал, я бы посчитал, что со мной беседует кадровый сотрудник,.. сотрудник,.. ЦРУ.
   -Просто я привык мыслить и анализировать факты, мистер Коллин, - добродушно улыбнулся Чумаков.
   -Я услышал от вас, мистер Джексон, довольно интересную мысль, над которой стоит подумать, - пристально вглядываясь в глаза Чумакова, пробормотал Коллин.
  
   Нью-Йорк, встретил прибывших просыпающимся солнечным утром, туманная дымка которого, прикрывала собою верхушки знаменитых небоскребов, делала их словно подрезанными.
   У выхода из аэровокзала к ним сразу подошел мужчина. Его разовая лысина, обрамленная аккуратно расчесанными волосами, словно светилась в лучах, пробивающегося между небоскребов, солнца. Он с улыбкой, как старому знакомому пожал руку Джеку Коллину, поздоровался с Филиппом Джексоном, которому представился Бобом Хэмфри и, сообщил, что дальше сопровождать его будет он.
   Джек Коллин улыбнулся, молча подал руку сначала Филлипу Джексону, потом его новому сопровождающему и, словно растворился в гудящей человеческой массе привокзальной площади.
   Филиппу Джексону, который до недавнего времени был сначала, старшим прапорщиком Советской Армии Чумаковым Владимиром Ивановичем, чуть позднее, - военнопленным, а еще позднее, - подопечным неправительственной организации США "Дом свободы", с интересом наблюдал через приоткрытую форточку автомобиля знаменитый город, известный ему только по журналам, газетам, кинофильмам. Но что он мог видеть кроме мелькающих реклам, да еще не проснувшихся пешеходов? Практически, ничего. Это потом, много позднее, он все-таки познакомится с этим городом, который всегда считался символом Америки.
   Молчаливо сидевший за рулем простенького "Бьюика" Боб Хэмфри, свернул с широкого проспекта на скоростную трассу и, прибавив скорость.
   День наступил незаметно. Январское солнце, которое, скорее было осенним, чем зимним, постепенно затягивалось облачностью.
   Сидевший на заднем сидении Филипп Джексон, которого до последнего времени Джек Коллин называл просто Фил, незаметно для себя задремал. Очнулся, когда машина свернула на присыпанную гравием проселочную дорогу. Еще полчаса пути по лесной дороге, и вот они на территории, огороженной высоким бетонным забором, с частоколом камер наблюдения.
   Вот так он и оказался в учебном центре ведомства, имеющего всего три буквы, - ЦРУ.
   В трехкомнатном номере гостиницы, куда он был определен, находились еще двое курсантов: один афганец-пуштун, второй югослав, а если быть точнее, хорват. Друг другу их никто не представлял, но и знакомиться, также не запрещалось. Общались между собой на английском языке на самые, безобидные темы: погода, религия, выпивка, женщины, и спорт...
   Всего слушателей, как посчитал Фил в столовой, было тридцать человек.
   Занятия с Филом проводились индивидуально: Английский язык, агентурная разведка, радио и электронная связь и, много других дисциплин, которые, к счастью для него, были ему уже знакомы. Много времени уделялось вниманию физической подготовке...
   Но первое чему его подвергли, это проверка на детекторе лжи. Потом еще, и еще. И так три проверки. Проверки всегда проводилась в одной и той же маленькой комнате с белыми стенами, в центре которой стояло кресло, с мягкими подлокотниками и подголовником, и проводами, напоминающими щупальца огромного паука. Каждый провод, заканчивавшийся электродом, был прикреплен к его голове, груди, запястьям. За креслом испытуемого, около стенда, от которого исходило ровное гудение, в белоснежном халате сидел оператор. И одни и те же вопросы, на которые нужно было ответить просто, - "да", или "нет". Его ли имя Чумаков Владимир Иванович? Родился ли он 5 июля 1951 года в г. Душанбе? Были у него другое имя? Правдиво ли он заполнял специальную анкету? Действительно ли был отчислен с четвертого курса Таджикского Государственного университета за пьяную драку? Будучи членом ВЛКСМ, принимал ли участие в политических мероприятиях? Работал ли в КГБ и ГРУ? Как относится к наркотикам? Не является ли гомосексуалистом? Почему не женат? И т.д. и т.п.
   Подтекстовая беседа всегда проходила более часа. Специалист записывал все даты, имена, затем детализировал каждый вопрос, вставляя в него такие выражения "не иначе как" и "за исключением". После чего Фил снова должен был отвечать, - "да" или "нет". Особенно ему запомнился вопрос на последней проверке. Тогда специалист, работавший с ним, сидел и спокойно шелестел бумагами осциллографов, просматривая их записи. Фил расслабившись, стараясь ни о чем не думать, сидел и дремал в кресле. Неожиданно, словно выстрел, прозвучал еще один вопрос:
   Правдиво ли он ответил на все заданные ему вопросы? Ответив машинально "да", он почти сразу почувствовал, как ослабли на запястьях рук манжеты...
   Последующие занятия проводились в основном в спортзале. В этот день, инструктор капрал Моррисон, - здоровенный негр, обучал его падению со стула. Когда Моррисон ему об этом сказал, Фил невольно улыбнулся. Но когда тот объяснил, что, не дай Бог, если Фила будут при допросе избивать, а он при этом будет сидеть на стуле, вот тогда-то он и вспомнит старину Бена Моррисона...
   ... В центре спортивного зала стояло два стула.
   -Садись, - скомандовал он Филу.
   Сам сел напротив. Затем резко поднялся и ударил Фила в челюсть. Фил взлетел со стула, и оказался лежащим на мате. Удар профессионала был намерено скользящим, и поэтому вреда никакого не принес.
   -Вставай и снова садись, - Моррисон помог Филу подняться.
   -Положи руки на колени, расслабься. Запомни, ты всегда должен находиться в расслабленном состоянии, даже если тебя привяжут к столбу и начнут лупить палками. У расслабленного меньше шансов получить увечье. Нижние зубы ни в коем случае не должны касаться верхних. Вот так,...правильно, отпусти челюсть. Молодец.
   Моррисон встал, подошел к Филу и, коснувшись его шеи, скомандовал:
   -Расслабь шею!
   Он еще раз придирчиво осмотрел Фила со всех сторон, ощупал огромными черными, похожими на саперные лопатки ручищами шею, мышцы спины, рук, ног.
   -Ну, что ж, кажется ты готов. Тогда будем учиться падать. Возьмись руками за сидение, и начинай раскачиваться. Вжимайся в сидение так, как будто ты одно целое со стулом...
   ...Удар на себя приняла спина, плотно прижатая к спинке стула. И никаких ушибов, ссадин...
   На следующий день была тренировка на специальных тренажерах по отработке падения на ходу скоростного поезда, автомобиля, трамвая.
   -Из стремительно несущегося поезда надо прыгать задом и назад, и приземляться на согнутые ноги. В момент касания земли нужно мощно оттолкнуться и какое-то время бежать по ходу поезда. - И запомни, - наставлял Фила Моррисон, - главное, при падении не касаться руками земли. Ноги сами вынесут тебя. Если коснешься руками, сразу падение, и смерть. Понял?
   -Да, сэр! - отчеканил Фил.
   -Ну, раз понял, давай приступим к тренировке. Начнем с самого простого, - трамвая...
   ...На эту тренировку ушла целая неделя. И хотя он был весь в синяках и ссадинах, но похвалу инструктора, все же получил.
  
   Уже около двух месяцев, как Филипп Джексон в Нью-Йорке, в неправительственной организации "Дом свободы". Хотя он и привык ничему не удивляться, но все же город, в котором он оказался и, теперь уже не проездом, постоянно продолжал удивлять его. Конечно же, впечатление на него произвел Манхэттен с его знаменитыми Сохо, Гарлемом, Гринвичем, о которых так много написано в романах и остросюжетных детективах.
   Этот остров жил отличной от мегаполиса жизнью. Здесь царили свои неписанные законы, свои обычаи, свой образ мышления. И здесь же находился знаменитый Брайтон-Бич, - столица советской эмиграции, основанной для себя "отщепенцами", "диссидентами", и прочими, так называемыми элементами, попавшими в Америку в разные времена, и не для того, чтобы в ней раствориться, а для того, чтобы устроиться и жить здесь по своим собственным законам.
   Посещая Брайтон-Бич, Фил любил бывать в еще редких тогда, русских магазинах, торгующих сразу всем, и поэтому напоминавших собою, обыкновенные советские сельпо и райпо. И даже ресторан, который он однажды посетил, напомнил ему второразрядную советскую забегаловку.
   Но это была середина восьмидесятых.... Процветание Брайтон-Бич было еще впереди. И те, кто создаст из него один из респектабельных районов Нью-Йорка, насыщенный туристами, звездами советских театров и эстрады, прекрасными ресторанами и барами, - еще ходили у себя на родине с комсомольскими и партийными билетами в карманах. Они еще вовсю клеймили позором на комсомольских и партийных собраниях все тех же "отщепенцев", "диссидентов" и прочих "дентов".
   Разбирая и просматривая дела эмигрантов, которые изъявили желание возвратиться на родину, в Советский Союз, он видел, что это желание исходит отнюдь не из идеологических соображений, или любви к ней ее заблудшего сына, а по банальной причине трудностей, с которыми пришлось в этом свободном мире столкнуться. И, как ни крути, родина, которую они не так давно кляли и проклинали, оказалась для них лучше.... А, что? Жилье дармовое. Жизненный уровень, хотя и не высок, но жить можно. И не надо бояться, что завтра окажешься у мусорного ящика. Где бы не работал, и сколько не работал, а зарплата все равно идет. И образование, и медицина, - все бесплатное. А тут? А тут нужно вкалывать, и за все платить...
   ... Знать бы этим "возвращенцам", что буквально менее чем через десять лет, их родина исчезнет с политической карты мира, а отдельные, появившиеся в ее недрах суверенные государства, в одночасье провалятся, нет, не в дикий, а в дичайший капитализм, а некоторые и в средневековье. И визитной карточкой этих государств, всех, без исключения, станут нищета, мусорные ящики, и безработица...
  
   Сырое зимнее утро нудным дождем барабанило в оконные стекла рабочего кабинета. Серый туман навис над огромным мегаполисом, окутав его своей промозглой пеленой.
   Фил занимался своей обычной рутинной работой, которая день за днем, длилась уже почти два месяца.
   Сейчас он готовился на доклад к своему шефу Марку Стивенсу.
   Марк Стивенс - руководитель Советского сектора "Дома свободы", сидел в своем уютном кабинете, и просматривал список бывших советских граждан, добивающихся возврата на родину.
   Пригладив рукой, остатки шевелюры, он посмотрел на часы. Через три минуты придет на доклад его новый сотрудник Филипп Джексон,- он же бывший советский спецназовец. Стивенс был знаком с его досье. Придраться было не к чему. Проверка его была жесткой и разнообразной. Поэтому, с точки зрения безопасности с ним все нормально. Кстати, проверку никто пока и не прекращал. Периодически за ним работает "наружка", слуховой контроль и агентура. И, к счастью, все чисто: С женщинами достаточно осторожен. Вне службы знакомых не заводит. Иногда посещает на Брайтон-Бич магазины, один раз побывал в ресторане, но ничего подозрительного. "Подставленный" ему "голубой" потерял два передних зуба. На службе в "Доме", наиболее близко сошелся с одним из сотрудников Яковом Фишманом. Фишман отзывается о своем новом приятеле, только положительно.
   Стивенс подошел к бару, налил полстакана неразбавленного виски и залпом выпил. Бросив в рот дольку лимона, вернулся к столу. Удобно устроившись в кресле, взял со стола пачку "Кемэл", покрутил ее в руках, понюхал и отбросил в сторону. Из-за появившегося недавно кашля, доктор рекомендовал ему ограничить курение.
   Бросив задумчивый взгляд на двери, в которых вот-вот должен появиться его новый сотрудник, он снова вернулся к нему мыслями. Что-то в этом Джексоне, ему, все же, не нравилось. Что? Он и сам не знал. Но интуиция его никогда не обманывала. О своих сомнениях он еще вчера доложил своему шефу, но тот лишь посмеялся над его мнительностью. Вот и все...
   -Какая "подстава"? - смеялся тот. - Парень в плен не сдавался. Его взяли у подбитого муджами вертолета. По-моему, Марк, у тебя мания преследования...
   ...Уже довольное длительное время, в каждом перебежчике из Советского Союза Стивенс видит "подставу" КГБ, а в ней, - "ликвидатора", направленного на уничтожение его, - бывшего старшего уполномоченного Особого отдела КГБ по ГСВГ (Группа Советских Войск в Германии), капитана Мягкова ушедшего на Запад еще в 1973 году.
   ...1973 год. Старший оперуполномоченный военной контрразведки капитан Мягков Николай Васильевич, сопровождает в разведывательной поездке по Западному Берлину группу офицеров ГРУ. Такие поездки всегда были под "оком" КГБ. Но на Запад тогда из числа "грушников" никто не ушел, а ушел он, сотрудник КГБ, их сопровождающий. Ушел, прихватив с собой рабочую тетрадь с законспектированными приказами КГБ, списками бывшей у него тогда на связи агентуры, как из числа советских, так и немецких граждан.
   И хотя прошло уже более десятка лет, он продолжает панически бояться появления из его родной "конторы", ликвидаторов.
   Зная его маниакальную боязнь расплаты за то прошлое предательство, начальство, хотя и через много лет, пошло ему навстречу. Из подразделения ЦРУ, его перевели на более спокойную работу в свой филиал, - "Дом свободы", в сектор, занимающийся эмигрантами из Советского Союза.
   Будучи в оперативном подразделении ЦРУ, ему даже приходилось читать лекции в одном из учебных заведений этой спецслужбы, но, из-за пристрастия к виски, его от этой работы, отстранили.
   Фил постучался в дверь и, получив разрешение, предстал перед шефом. То, что этот высокий, с испитым лицом полный человек, выглядевший старше своих сорока пяти лет, был русским, он не сомневался. В его безупречном английском, хотел он того или нет, все равно проскальзывал едва уловимый вологодский акцент.
   Жестом, указав Филу на стул, он посмотрел на него цепким и острым, словно буравчик взглядом и, попросил коротко доложить о результатах проведенного тем анализа досье ряда эмигрантов.
   Слушая, Стивенс не задал ни одного вопроса. Он похвалил Фила за профессиональную работу и, откинувшись в кресле, коротко сказал:
   -Вот что, Джексон. Принято решение отправить тебя в командировку. Два дня на подготовку,... Как считаешь, хватит? Ну и пару дней на знакомство с Брайтон-Бич. Я слышал, ты давно хотел бы с этим районом познакомиться.... Все. Вопросов нет?
   -Нет, мистер Стивенс.
   -Вот и хорошо. Теперь иди к Говарду, ты знаешь, он в азиатском отделе. У него получишь подробный инструктаж...
   Два дня изучения материалов по региону, куда он должен отправиться, пролетели быстро. Теперь было два дня отдыха.
  
   Сегодня они с Яшей Фишманом договорились посетить один скромный ресторанчик, хозяином которого был потомок российского эмигранта еще времен гражданской войны.
   Фил закурил сигарету, подошел к журнальному столику, и посмотрел на часы. 9.30. Сейчас должен позвонить Яша. Сбросив пепел в пепельницу, подошел к окну. Серое утро. Но, на удивление, ни дождя, ни тумана. Каменный колодец, который вряд ли можно было назвать двором, куда смотрело единственное окно его квартирки, был затянут дымкой, а если проще, - смогом.
   Раздался телефонный звонок. Это был Яша Фишман. Проживал он в соседнем небоскребе у своего родного дяди, эмигрировавшего из СССР еще в шестидесятых годах. Родители Яши выехали в США немного позднее. В середине семидесятых. И проживали в настоящее время в Чикаго.
   -Привет, Фил.
   -Привет, Яша.
   -Ну, ты, как, готов?
   -Как договаривались...
   -Вот что, Фил, - Яков выдержал паузу. - Мой дядя просит оказать в одном деле помощь.
   -В каком деле?
   -Извини, Фил. Не по телефону. Расскажу при встрече. Едем на твоем "бьюике", или на моем "седане"?
   -Давай на твоем "седане", - предложил Фил, - у меня, ты же знаешь, движок что-то барахлит.
   Яков был в дурном настроении. Дядя, - хозяин небольшого магазинчика, попросил его, своего племянника, встретиться с поставщиком продукции, на которую, тот без предупреждения, поднял цену.
   Яков сначала отказывался. Ему надоело вытаскивать дядю из-под "опеки" рэкетиров. Но когда тот напоминает, что ему, как единственному наследнику, завещает все свое "движимое" и "недвижимое", - соглашается.
   Яша часто проклинал свою жизнь, в которой он прожил уже почти сорок лет. Сорок лет, которые он считал прожитыми бездарно, впустую. Часто закрываясь в своей комнате, надирался виски, валился на диван и перебирал в памяти эти пролетевшие года: Школу, пионерские лагеря, линейки, - с их "взвейтесь" "развейтесь". Армейский стройбат, с его опухшими с похмелья офицерами, изрыгающими, - "ты, жидяра!". Затем физмат, а после него Академгородок в Новосибирске...
   ... Отец, мать и братишка-школьник уехали в США по вызову дяди. А ему отказ за отказом. Из-за этого пришлось уволиться из одного НИИ, где он дослужился до кандидата физико-математических наук и работал в должности младшего научного сотрудника.
   А жить-то нужно. Ну, пошло и поехало: грузчик на ликероводочном заводе, ежедневные пьянки. Хорошо остановили друзья, которые познакомили с деловыми людьми. Быстро втянулся в "новую жизнь". Фарцовка, подпольные цеха по производству "ширпотреба", валютные операции.... Яша часто вспоминал брежневские времена, когда "заработал" свой первый миллион. Ну, и что? Да ничего.... Все просто. Или работай на МВД, или иди на нары. Выбрал первое. Продолжая заниматься "своими" делами, добросовестно "стучал" на своих подельников, не забывая при этом, "делиться" со своими благодетелями из "внутренних дел". Когда попал под подозрение подельников, и почувствовал холод неминуемой расплаты, Яша ринулся за помощью в КГБ. Все там рассказав, и сдав своих "благодетелей, он на коленях стал умолять, отпустить его к родителям в США. Тем более, что уже более пяти лет не связан с Академгородком и тем, где работал, злополучным НИИ.
   КГБ дало "добро", но, естественно предложив сотрудничество под псевдонимом "Марек"...
   На предварительной беседе в консульстве США в Москве, конечно же, рассказал все, что знал и не знал о своей работе Академгородке и то, что был завербован КГБ под псевдонимом "Марек". Мостик, по которому перебирался Яша в США, был очень хрупок. И он старался сделать все, чтобы тот не обломился...
   И вот, наконец, все позади.... Оставались считанные дни пребывания его в этой стране, которая, желал он этого, или нет, но все же была его родиной...
   Яша метался. У него были кое-какие драгоценности, и кое-какая валюта. Он лихорадочно искал канал переправки их на Запад. Нашел. Пришлось, правда, потратиться под дикие проценты, но канал сработал без осечки.
   И вот он, наконец, вне досягаемости политической и социальной атмосферы родного государства.
   По прибытию в Штаты, Яша посетил в Чикаго родителей и повзрослевшего брата Илью. Немного отдохнув, отправился к богатенькому дяде в Нью-Йорк. Там он с открытым ртом обозревал великолепие небоскребов, громаду мостов. Конечно же, поддавшись искушению, искупался в океане, и все свободное время болтался по Брайтон-Бич авеню.
   Дядя уже, было, предложил вступить с ним в дело, но, увы, - Яшу разыскали строгие с непроницательными лицами господа, и предъявили подписку о сотрудничестве, которую он написал, когда был в американском консульстве в Москве. И, вот, он уже несколько лет, является сотрудником неправительственной организации "Дом свободы", в секторе по работе с евреями-эмигрантами из СССР.
   Платили Яше хорошо. О том, что он "подрабатывал" на долевом участии в реализации нелегально поступающих из СССР алмазов, внутренняя служба безопасности "Дома", конечно же, знала об этом, но, закрывая глаза, иногда напоминала, чтобы тот не зарывался. Благодаря Яше, ФБР держало этот канал под своим контролем.
   Все шло своим чередом. На Брайтон-Бич он уже пользовался в определенных кругах уважением. У него уже появились влиятельные знакомые, правда, не всегда живущие в ладах с действующим в США, законом. Все было хорошо и по службе. Он даже получил повышение, - стал заместителем руководителя еврейского сектора. Но,...к величайшему сожалению, Яша пристрастился к виски и, - проституткам. Отсюда скандалы с дядей, который пригрозил отписать наследство младшему племяннику Илье. Своих детей у дяди не было. Ну, и самое плохое, - пьяные скандалы с полицией.... А на службе? На службе снова стал рядовым сотрудником.
   По утрам, протрезвев, начинал задумываться, - для чего он приехал, в этот чертов "рай"? Что он приобрел здесь? Кто они, его новые сограждане, как они добывают себе хлеб насущный? И приходил к выводу, что здесь, в Штатах, толпы не желающих работать безмозглых идиотов, мечтают делать деньги не прилагая к чему-либо, каких бы то ни было усилий. Он никак не мог понять эту экономику на дичайших займах, кредитах, долгах, комиссионных. Затем у него начинало в голове все переворачиваться.... Он плевал на все, и снова надирался...
   Так продолжалось, если не каждый день, но через день, это точно. И, конечно же, надирался он в свободное от работы время. Но вот в "Доме" появился новый сотрудник, который Яше сразу понравился. Конечно, он аккуратно "стучал" и на него, как и на других сотрудников. Но если, "стуча" на отдельных из них, он испытывал порой какое-то удовлетворение, или, вернее, и злорадство: кто-то над ним посмеялся, за "глаза" назвал "пархатым", то на новенького информацию давал только положительного характера. И чувствовал при этом удовлетворение человека, делавшего доброе дело.
   От нового сотрудника, представившегося Яше Филиппом Джексоном, шла какая-то суровая доброта, которую излучали его огромные голубые глаза, которые, ну никак, не вязались с его суровым и мужественным лицом солдата. Во всем его облике чувствовалась огромная воля и твердость духа. Именно эти качества, которых, к сожалению, не хватало Якову, и тянули его к этому человеку. Он стал меньше пить, избегать проституток, и вообще, стал серьезнее относиться к своей жизни. Если когда-то и выпивал, то в небольшом тихом ресторанчике и, конечно же, со своим новым другом. А если когда и надирался, то только у себя дома и один.
   Вот и сегодня, хотя и выходной, а он даже и не "нюхал".
   Ключ легко поворачивается в замке зажигания, и, машина почти бесшумно покидает место парковки. Улица была по-зимнему сырой и мрачной. Летевшее от проносившихся встречных автомобилей грязные брызги, в буквальном смысле этого слова, разрисовывали своими потоками кузов "седана". Мелькала русскоязычная реклама ресторанов, кафе, магазинов заправок, - частной собственности ветеранов Брайтон-Бич. Эти ветераны, которые чтобы добиться того, чего достигли, как "карлы" пахали, выцарапывая каждую серо-зеленую бумажку, называемую долларом. Зато новое поколение эмиграции стремится получить все сразу, не прилагая для этого усилий любыми, порой даже не брезгуя убийством, способами. Вот такие мысли и занимали Якова, пока он ехал до места проживания Фила.
   Ресторан с громким названием "Максим", конечно же, совсем не был похож на своего парижского собрата. Если схожесть какая-то и была, то по всей вероятности, только в кухне, да пожалуй, в манере обслуживания.
   Филу здесь очень нравилось. Зал дышал уютом и доброжелательностью. Молодежь сюда заглядывала очень редко. Посетители были в основном люди зрелого, а то и пожилого возраста. Фил был благодарен Якову, что тот открыл для него, хотя и маленькую, но все же частичку его далекой родины.
   Подошли к стойке бара. Бармен в вышитой русской косоворотке, перепоясанной наборным кавказским ремешком, суетился около ярко-рыжего конопатого юнца с перстнями чуть ли не на каждом пальце, и его юной спутницы. Но вот, наконец, он обратил на них внимание, и учтиво склонил разделенную прямым пробором голову.
   Ресторан начинал заполняться. В зале засверкали бликами, имитирующие настоящие свечи, бра.
   Они прошли в зал, погруженный в мягкий, излучаемый лампами с зелеными абажурами, свет. Сели за столик в уютной нише недалеко от пустующей еще эстрады.
   -Ну, что будем делать дружище? - спросил Филипп, оглядывая зал.
   -Как это, что!? - возмутился Яков. - Будем пить и жрать! Не знаю, как ты, но я голоден, как собака!
   -Сдаюсь, сдаюсь, - засмеялся Фил, поднимая обе руки, и повернувшись в зал, подозвал официанта.
   -Заказывай ты, - обратился он к Якову, ты здесь старожил.
   -Ну, что ж, если ты так желаешь, - ухмыльнулся тот, и приступил к процедуре диалога с официантом. Делал он это обстоятельно, со знанием дела. Во всем чувствовалось, что процедура эта доставляет ему очень большое удовольствие.
   Еда, друг мой Филипп, как любовь к женщине, - должна быть продуманной до последней детали, - смеялся он, потирая руки, и кивая в сторону сидящих на высоких стульях перед стойкой бара крутозадых, ярко накрашенных девиц.
   Сначала им подали холодную закуску и водку. Оркестр негромко играл вальс "На сопках Манчжурии". Сначала выпили под холодную закуску, потом за предстоящую командировку Фила. Официант принес жаркое. Выпили под жаркое. По настоянию Фила официант принес рюмки больше похожие на наперстки, поэтому застолье было больше символическим.
   Оркестр затих. На эстраду, с гитарой в руках, поднялся высокий пожилой человек. Благородная седина красивых волос выгодно сглаживала его скуластость. Ровный, с небольшой с горбинкой нос, такой, какие обычно называют "римским", подчеркивали его аристократичность. Далеко не новый смокинг, аккуратно облегал его сухощавую жилистую фигуру.
   Тихий, постепенно нарастающий перебор гитарных струн мягко обволакивает полумрак небольшого зала. И вдруг, что-то далекое, родное врывается в зал. Красивый, чистый густой баритон мягко выводит: "...ямщик, не гони лошадей...".
   Фил почувствовал легкий озноб. Он украдкой посмотрел на Якова и, с удивлением увидел, как по его щеке горошинкой скатывается слезинка. Какое-то мгновение зал замирает, затем взрывается аплодисментами.
   -Давай дружище, - осевший голос Якова вернул Фила из далекого прошлого. - Выпьем за ту, которую оставили...
   И, вот поплыл романс, который так нравился Филу. Запись его он не так давно слышал в одном из кафе-баров. А сейчас, с грустью смотря на исполнителя, он едва слышно тому подпевал:
   "Бокал шампанского,... - все связано с тобою...
   Как много ты былого, запомнил с прошлых лет.
   Лихих гусар-красавцев, гвардейских офицеров,
   Которыми когда-то, гордился высший свет...".
   Тишина в зале не наступала, потому что сразу раздался шквал аплодисментов и крики "браво". Затем небольшая пауза, и снова в свои права вступил оркестр...
   Около ресторана стояло несколько полицейских. Лениво помахивая дубинками, они ожидали своих потенциальных клиентов. О том, чтобы кто-то из друзей сел за руль "седана", не могло быть и речи, хотя, завидев полицейских, Яков мгновенно отрезвел. В последнее время блюстители порядка были для него, как красная тряпка для быка. Яша сразу вспомнил, как около месяца назад в районе Бродвея он влип в неприятность: Приехав по делам на Риверсайд-драйв, рискнул отставить машину в запрещенном месте. Полицейскими даже и пахло. И только вышел из "седана", как из стоявшего напротив магазинчика, к нему, как пауки к своей жертве, бросились двое полицейских.
   Яков успел прыгнуть в машину, запустил движок и, только крутанул руль вправо, чтобы выехать на проезжую часть, как перед ним выросли, с нацеленными на него кольтами, полицейские. Искаженные злобой лица, говорили о решимости их принять к Якову, самые, что ни на есть, радикальные меры. И через несколько секунд он уже стоял, опершись руками на кузов "седана", чувствуя, как его профессионально обыскивают опытные руки полицейского. Тогда по суду он лишился ста долларов, вместо тридцати штрафа, если бы не сделал попытки сбежать.
   "Седан" пришлось оставить на стоянке до утра, подарив служителю ресторана, пять "баксов". По домам доехали на такси.
   На первом этаже дома, где проживал Яков, светилось рекламой и окошками ночное кафе. Яков с трудом, но уговорил Фила, посетить его. Он даже предложил тому заночевать у него.
   -А как же твой дядя? Ты говорил, что его достали рэкетиры?
   -Потом, Фил, все потом... Сначала давай сюда, - Яков подхватил друга под руку и потащил в сторону мигающего рекламой кафе.
   Кафе было полупустым. Заказали по чашечке кофе. Хмурое лицо Якова говорило, что хмель его покидает. Он молчал и, изредка, словно намереваясь, что-то сказать, бросал на Фила свой напряженный взгляд. Наконец с шумом вздохнув, выдержал паузу, и тихо сказал:
   -Фил, дружище, только не перебивай меня, и ни о чем не спрашивай. Иначе я замолчу, и ты не вытянешь из меня, ни сейчас, ни в будущем, ни слова.
   Фил молча кивнул головой.
   Яков одним глотком допил кофе, жестом попросил официанта принести еще два, закурил сигарету, и тяжело вздохнув, наконец, решился:
   -Ты под "колпаком" Фил. И воду вокруг тебя мутит, твой начальник Стивенс. Хотя он такой же Стивенс, как ты, - Джексон. Извини, я не хотел тебя обидеть, - смутился Яков, увидев, как тот резко дернулся на стуле.
   -Так вот. Стивенс почему-то тебе не доверяет. А потому, он настоял перед службой внутренней безопасности, проверить тебя, так сказать, по всем "швам". На тебя "стучу" даже я. Поверь, это я тебе говорю, как другу. И чтобы ты знал, я желаю тебе только добра. Будь осторожен...
   Фил внимательно слушал. И вдруг его поразило лицо Якова. Оно стало, каким-то бледно-серым. Его вытаращенные глаза смотрели куда-то поверх головы Фила. Затем с трудом пробормотав, - извини, я сейчас, - поднялся из-за стола, и быстрым шагом направился в сторону туалета.
   Фил резко повернулся. Но, ни у входа в туалет, ни у входа в служебное помещение, никого не было.
   -Видимо парню плохо стало, - решил он, вспоминая каким бледным было лицо Якова...
   То, что он услышал от друга, новостью для него не было. Любая спецслужба, беря к себе на службу нового человека, обязана, как выразился Яков, проверить его по всем "швам". Но он уже прошел несколько жесточайших проверок.... И почему вдруг Стивенс? Может быть, того насторожила чрезмерная пунктуальность и исполнительность Филиппа, что среди сотрудников "Дома" было большой редкостью?
   -Нет, все это ерунда, - отмахнулся он. Внеслужебных контактов, за исключением одной проститутки-соотечественницы, у него ни с кем не было. Да и то, ее наверняка, давно уже "выкрутили"...
   По-моему все это чушь.... Но если решили еще проверять, пусть проверяют, - он перехватил проходящего мимо официанта, рассчитался и, не раздумывая, направился в сторону туалета. Его беспокоило долгое отсутствие Якова.
   В туалете было пусто. Фил прошелся по нему взглядом. Единственное окошко, под самым потолком, было закрыто. Рядом мерно гудел вытяжной вентилятор. Все четыре кабинки были пусты.
   -Мистика какая-то, - озадачено подумал он. - Не мог же он пойти в женский.
   Вышел из туалета и внимательно посмотрел в сторону служебного входа, из которого, то входили, то выходили официанты. Не раздумывая, Фил устремился туда. В конце коридора, по которому он шел еще был вход-выход. Через полуоткрытую дверь со двора долетали приглушенные крики, и тупые, похожие на удары, звуки. У двери его попытался остановить какой-то крепкий парень. Не раздумывая, Фил поймал его за грудь, приподнял, и резко ударил его дернувшейся головой о стену. Не проверяя результата, отбросил парня в сторону, и выскочил во двор.
   Лунный свет четко высветил три мужских силуэта, заталкивающих в багажник автомобиля, что-то большое и бесформенное.
   -Яша! - крикнул он, бросаясь к машине. Но тупой тяжелый удар, обрушившийся на его голову, опрокинул на землю.
   Сознание возвращалось к нему вместе с пульсирующей болью в затылке. Он лежал на цементном полу, в углу большого, чем-то похожего на склад, помещения. Пошевелиться было сложно, его руки и ноги были связаны. Рот был залеплен скотчем.
   До него долетели непонятные крики:
   -Итальянцы, что-ли, - подумал он, услышав непонятную быструю речь. С трудом, разлепив веки, увидел перед собой расплывчатые пятна человеческих силуэтов, которые постепенно оформились в полнее осязаемые мужские фигуры и лица. Одно принадлежало маленькому щуплому, лет пятидесяти человечку, в сером плаще и надвинутой на глаза шляпе. Что-то, крича на непонятном языке, он бегал вокруг стола и размахивал руками. Второй, лет сорока, высокий, с массивной головой, глубоко посаженными глазами и тяжелой челюстью, почтительно стоял, опустив голову. Третий, примерно такого же возраста, что и второй, но с более мягкими чертами лица и торчащей во рту не зажженной сигаретой, деловито привязывал к спинке стула, что-то похожее на человеческую фигуру.
   Наконец, тот что кричал и размахивал руками, успокоился и сел за стол. Закурив сигарету, он посмотрел на привязанного к стулу человека и, перейдя на великолепный английский, спросил:
   -Где наши камни!? Ты водишь нас за нос уже целую неделю! Спрашиваю последний раз, ты, вонючее дерьмо, где наши камни!?
   -Камни,... какие камни? - мелькнуло в голове Фила. - Так это же алмазы! - наконец-то дошло до него.
   Раздался какой-то булькающий шипящий звук, постепенно переходящий в человеческую речь:
   -Поверьте, я ни в чем не виноват. Я и сам не пойму, почему так долго нет курьера из Германии. Он должен был появиться неделю назад.
   -Так это же Яков! - узнал в этом хрипящем и свистящем голосе Фил своего друга, и почти сразу помещение заполнил полный боли человеческий вопль, который перебил не менее визгливый крик:
   -Ты врешь, дерьмо! Врешь! - и снова мелькание теней и дикие вопли.
   -Закройте ему пасть, чтобы он не орал! - срывая голос, крикнул пожилой невысокого роста мужчина..
   С квадратной челюстью подскочил к Якову, и ловким движением рук, залепил тому скотчем рот.
   -Фил попытался распрямить затекшие ноги, но ничего не получилось. Щемящая боль в боку вызвала у него непроизвольный стон.
   -Ты парень сделал большую ошибку, что связался с этим дерьмом, - услышал он рядом с собой чей-то голос. Повернув голову, увидел человечка, которому он определил роль главного. Тот смотрел на него сверху и явно наслаждался мнимым превосходством гнома, над коварно поверженным великаном.
   -Мне жаль тебя , - явно издевался тот. - Ты оказался ненужным свидетелем...
   Стараясь ни о чем не думать, Фил прикрыл глаза. Из-за усиливающейся боли в бедре, до него не сразу дошла серьезность произнесенных по его адресу слов.
   Телефонный звонок, и почти сразу лавина итальянских слов. Затем короткое молчание и, теперь уже более спокойная речь, явно адресованная Якову:
   -Тебе повезло, дерьмо. У тебя появилось время подумать.
   -А с этим что делать? - спросил здоровяк с лицом дегенерата.
   -Когда вернемся, уберете. И чтобы никаких следов.
   Фил понял, что последняя фраза имела к нему непосредственное отношение.
   Раздался лязг металлических запоров, неясные затихающие голоса, и все стихло.
   Фил снова открыл глаза. Ни стула, ни прикрученного к нему Якова, нигде не было видно. Там, где он стоял, на полу лежала какая-то бесформенная куча.
   -Свалился, - с безразличием подумал Фил о своем друге, и вдруг вспомнив, что слова "когда вернемся, уберете..." относятся именно к нему, стал лихорадочно искать выход из создавшегося положения.
   -Так, сначала нужно заставить работать ноги, - решил он, и начал кататься по грязному цементному полу, с трудом сгибая и разгибая их в коленях. Почувствовав, как они оживают, он медленно стал подтягивать их к подбородку, а свой зад втискивать между связанных за спиной рук. Мокрый от пота, а дышать можно было только через нос, он задыхался. Кажется прошла целая вечность, пока он протиснулся между рук. Как это получилось, он и сам не мог понять. Спустя много лет, будучи в спортивном зале, он попытался снова проделать этот "трюк". Но сколько не бился, ничего у него не получилось. Возможно, и года были уже не те, да и гибкость не та...
   А сейчас, в полном изнеможении, но уже с лежавшими на животе связанными руками он, вытянувшись во весь свой рост, отдыхал. Гулко стучало сердце. Грязный пот заливал горящее от перенапряжения лицо. Немного придя в себя, он поднес связанные руки к лицу и, шевеля кончиками пальцев, с огромным трудом отодрал со рта скотч. Внимательно осмотрел стягивающий руки узел и, не раздумывая, впился в него зубами. И вот, наконец, облегченно вздохнул, - руки были свободны. Зная, что захватившие их люди в любое время могут вернуться, он поспешил освободить от пут и свои ноги. С трудом поднялся, и, шатаясь, словно пьяный, подошел к лежащему на полу Якову. Сняв с него все путы, и осторожно отодрав со рта скотч, он внимательно осмотрел своего друга. Яков был без сознания. Пульс почти не прощупывался. Фил приподнял его и прислонил к прохладной стене.
   Лицо, превращенное в кровавое месиво, неожиданно дернулось. С трудом, открыв глаза, Яков увидел перед собой своего друга.
   -Прости меня дружище, - с трудом прошептал он, - это по моей вине ты влип в большую неприятность...
   -Ничего, ничего. Все нормально, - попытался успокоить его Фил, - мы выкарабкаемся. Посиди спокойно, а разберусь здесь, что к чему. Пока твои знакомые не вернулись, нам нужно быстро исчезнуть.
   -Исчезнешь ты один. Я все.... готов, - подобие улыбки искривило разбитые губы Якова.
   -Как это, готов!?
   -А так, - судорожно вздохнул Яков. - У меня полгода назад был микроинфаркт, а сейчас, по всей вероятности, то же самое, но уже по полной программе... Мне тяжело дышать, Филипп, трудно говорить. А в груди, будто кто-то рассыпал горящие угли. Жалко, что и пожить-то, как следует, не успел. А то, что успел, это так, подобие....Знаешь, Филипп, я почему-то в последнее время стал думать о прожитом... Рождаешься, растешь, к чему-то стремишься. Наживаешь друзей, а больше, - врагов. Для кажущейся выгоды, - ловчишь, кого-то обманываешь, предаешь, бросаешь родину .... И вдруг, - все исчезает. Ответь мне, Филипп, - для чего живет человек? Разве для того, чтобы творить зло, и убивать себе подобных? Да что там говорить.... Прости меня Филипп, - голос Якова перешел на шепот. Слезы скатывались по его разбитому лицу.
   -Яша! Яша! Ты брось шутить!? - тряс за плечи своего друга Фил.
   -Все Филипп.... Я ухожу. Прошу тебя, бросай все и возвращайся на родину.... Прощай, - прохрипел Яков, и, дернувшись, затих. Остановившиеся глаза с немым укором смотрели на Фила. Проведя рукой по лицу друга, Фил закрыл тому глаза, осторожно положил тело на бетонный пол и поднялся на ноги. Скупые мужские слезы душили его...
   -Для чего живем?- мысленно повторил он вопрос Якова, и сам же себе ответил, - этого, кажется, не знает никто...
   Стены и потолок помещения похожего на склад, были сложены из плотно подогнанных друг к другу бетонных плит. Из бетонных плит был и пол.
   -Да, из такого бетонного мешка выбраться невозможно, - подумал он, внимательно осматривая потолок и стены помещения, единственным выходом из которого была металлическая дверь, естественно закрытая снаружи.
   Он медленно обошел помещение, поднял лежащий рядом с дверью металлический прут, подошел к столу, и присев на старый ободранный стул, задумался. Выход был один, - ждать хозяев, а там, как Бог подскажет.
   Раздавшийся лязг металлических запоров, заставил его, уже провалившегося в дрему, очнуться. Не раздумывая, метнулся к двери, разбил прутом свисавшую над дверью электрическую лампочку и замер.
   Металлический скрежет и дверь приоткрылась. В помещение хлынул яркий свет наружного освещения. Настороженная итальянская речь, и снова тишина. Дверь открылась полностью. В проеме показался похититель с квадратной челюстью. В вытянутой руке был пистолет.
   Взмах руки и верзила с раскроенным черепом падает на пол. Фил сразу же прыгает в коридор. Удар ноги, - пожилой, как пушинка влипает в стену и, бессмысленно вытаращив глаза, сползает на пол. Не успел повернуться к третьему, как получил сильнейший удар в челюсть и короткий тычок в солнечное сплетение. Ругань по-итальянски, и грубый носок ботинка пытается перевернуть Фила, оказавшегося лежащим на полу, на спину. Рывок за ногу, и последний из похитителей падает рядом. Собрав все силы, стиснув зубы и превозмогая боль, Фил дотягивается до горла соперника и, что есть силы, стискивает его.
   С трудом поднялся. Саднило разбитое лицо. В желудке была отвратительная ноющая боль. Провел рукой по лицу, рука окрасилась в красный цвет. Удар в лицо разорвал ему уголок рта, и похоже, сломал нос. Через некоторое время, держась рукой за стену, вышел из помещения. Стояла ночь. Мелкий дождь приятно холодил разбитое лицо. Он в изнеможении опустился на колени, и отключился.
   Очнулся, когда начался рассвет. Приподнялся на локте, осмотрелся. Лежал на земле в зарослях кустарника. В дождливой дымке виднелось приземистое, похожее на склад, здание. И вдруг, эту девственную тишину нарушает вой сирен сразу нескольких полицейских машин...
   Его повели в сторону машин. Что-то влажное, - кровь, дождь, слезы, - текло по его щекам, но для него это уже не имело никакого значения.
   -Боже, - донесся до него чей-то возглас,- посмотрите, как его лицо разделали кастетом!
   Каждый его шаг отдавался болью. Оказавшись у полицейской машины, почувствовал озноб.
   Дождь прекратился. Неизвестно откуда появившийся холодный ветер погнал прочь нависшую над мегаполисом густую мрачную облачность. Вот уже промелькнул робкий лучик света. Это было началом нового просыпающегося дня
  
   В кабинете руководителя десятого участка ФБР курирующего Брайтон-Бич Нормана Хиггинса, находился он сам, его помощник, агент Ник Ковалевски, представитель регионального управления ЦРУ Стэнли Буш и детектив местного отделения уголовной полиции, Мел Харрисон. Обсуждали события, которые произошли накануне в заброшенном складском помещении на окраине одного из глухих районов Брайтона.
   Подводя итоги, Хиггинс вежливо дал понять детективу Харрисону, что расследованием всей этой бойни будет заниматься его отдел, потому что разработкой людей принимавших в ней участие, давно занимаются его люди.
   Харрисон, давая понять что ему все равно, безразлично пожал плечами, но тут же заметил, что принимает решение не он, а его начальство. Чтобы его успокоить, Хиггинс сказал, что о принятом решении письменно поставят в известность капитана Брендона, непосредственного руководителя Харрисона. После этого заявления, поняв, что в этом кабинете он уже лишний, Харрисон поднялся с кресла, пожелал успешного расследования, и попрощавшись, вышел.
   -Ну, что, Стэнли, - подождав, когда за Харрисоном закроется дверь, - Хиггинс посмотрел на Буша, - лично мне кажется, проверку этого парня пора заканчивать, как считаешь? Мои парни, как ты видишь, нужны сейчас совсем в другом деле.
   -Но только благодаря тому, что твои парни упустили Джексона и его друга, мы и получили этот результат.
   - Ну, мистер Стэнли, - ироничная улыбка пробежала по губам Буша, - это, как говорится, издержки производства. Мои парни и не думали, что в этом гадюшнике с твоими людьми произойдет такое...
   -Да, действительно, никто не знал, - вздохнул Буш. И насчет проверки, ты наверное действительно прав. Пора заканчивать. Этот парень действительно нужен сейчас там, в Афгане, а не здесь, чтобы перекладывать бумаги в этом гадюшнике, называемом "Домом", да колотить мафиози. Я сегодня же доложу обо всем шефу.
  
   Стояла глубокая ночь. Он лежал в кромешной темноте на больничной койке окружного госпиталя Нью-Йорка и медленно возвращался к тому периоду, когда все и начиналось...
   ...Первый семестр четвертого курса восточного факультета Таджикского государственного университета... Он, Володя Чумаков, возвращается после занятий домой.
   Настроение под стать прекрасной солнечной октябрьской погоде. Он стоял на автобусной обстановке в ожидании "своего" автобуса, идущего в поселок, где он проживает вместе с родителями и младшим братишкой. Задумавшись, даже не заметил, как перед ним появился молодой человек. Представившись сотрудником милиции, он попросил Володю проехать с ним в отделение милиции для выяснения ряда вопросов.
   Растерявшийся от неожиданности Володя, безропотно позволил взять себя под локоть и последовать с мужчиной к стоящей у обочины черной "Волге".
   Однако, оказался он не в отделении милиции, а на втором этаже одной из "хрущебок" на окраине города. Судя по специфическому запаху, однокомнатная квартира, куда его привели, явно была нежилой. Это подчеркивала и обстановка, состоявшая из обыкновенного канцелярского стола с видавшим виды на нем телефоном, четырех стульев, и стареньким кожаным диваном. Уже много позднее, он узнал, что такие квартиры в системе КГБ и МВД называются конспиративными. Как правило, именно там, оперативные сотрудники этих спецслужб осуществляют встречи со своими негласными сотрудниками и проводят другие мероприятия.
   Встретил их высокого роста, моложавый, добродушного вида мужчина. На вид ему было лет пятьдесят, возможно немного больше. Серый неброский костюм делал его похожим на простого обывателя, встретив которого где-то, пройдешь и не обратишь на него никакого внимания.
   Представившись полковником КГБ Зверевым Игорем Михайловичем, и показав при этом удостоверение, он пригласил Володю присесть на один из стоявших около стола стульев. Сам сел напротив и попросил его называть просто Игорем Михайловичем..
   Отечески улыбнувшись, он сообщил, что прибыл из Москвы специально, чтобы познакомиться лично с ним, Владимиром Чумаковым. Заочно он знает Володю уже более двух лет. Почему именно к нему был проявлен столь пристальный интерес КГБ, он, Володя, поймет в ходе беседы.
   Прежде чем приступить к длительному разговору, в чем Володя не сомневался, Игорь Михайлович, кивнув на стоявший на столе телефон, попросил его сообщить родителям, о своей возможной задержке. Причину предложил выдумать самому.
   Потому, как мужчина удовлетворенно улыбнулся, Володя понял, что экспромтом выдуманная им причина задержки, выглядит довольно правдоподобно. Он сообщил маме, что зайдет к товарищу, чтобы оказать тому помощь в написании курсовой. У товарища телефона нет, поэтому он звонит с телефона-автомата.
   Беседа длилась около трех часов. За это время, мужчина, сопроводивший его на квартиру, несколько раз приносил собеседникам кофе.
   Началась беседа с объяснения, почему именно к нему, Владимиру Чумакову, был проявлен профессиональный интерес со стороны КГБ, а если быть точнее, его службы внешней разведки, или просто, - Первого Главного Управления КГБ СССР. А закончилась тем, что Владимир принял предложение продолжить учебу, но не в Таджикском Государственном университете, а в Краснознаменном институте ПГУ КГБ СССР.
   Ну, а дальше, дальше все происходило, как в детективе:
   Спустя три месяца после этой памятной встречи с Игорем Михайловичем, Володя находился с друзьями в кафе. Отмечали день рождения сокурсницы.
   Во время танцев, а тогда это встречалось довольно часто, завязалась драка. Все началось с того, что девушку пригласил на танец посторонний молодой человек. Та, конечно, отказалась. Молодой человек оскорбил девушку, Володя, конечно же, заступился.
   Из всей компании задержанным милицией оказался только он, Володя Чумаков.
   Дальнейшие события развивались по заранее спланированному сценарию, или, как говорят профессионалы, - по заранее выработанной легенде. Конечно же и потасовка была одним из сюжетов этого сценария, но и только. А чтобы все было естественно, Владимира в этот сценарий не посвящали.
   Последствия потасовки, для тех времен, были типичны: Владимира исключают из членов ВЛКСМ, а потом из университета, и сразу же за этим, следует призыв в армию.
   Для родителей и друзей, он проходил службу в одной из воинских частей ВДВ, дислоцируемой в Подмосковье.
   На самом же деле, все эти годы, он был слушателем Восточного факультета Института ПГУ КГБ СССР.
   Два года пролетели незаметно. Владимир даже успел побывать один раз в недельном отпуске на родине.
   И вот, когда приходит время увольнения из армии, родители получают от него письмо, в котором он сообщает о своем решении посвятить себя службе в Вооруженных Силах СССР, а посему поступает на учебу в школу прапорщиков при Рязанском Высшем военном училище ВДВ. Родители, как они не были огорчены, вынуждены были смириться.
   И уже через полгода лейтенант госбезопасности Чумаков Владимир Иванович, получает удостоверение и погоны прапорщика ВДВ. Затем месячный отпуск, который он проводит у родителей, а потом убывает к новому месту службы, в город Ташкент.
   В Ташкенте получает направление в учебное подразделение на должность командира учебного взвода. А через полгода он, вместе с этим взводом, убывает а Афганистан.
   Задание, которое он получил в Центре, сопряжено было с огромным риском. Он должен был "добровольно" сдаться моджахедам в плен. Этот шаг, помимо всего, был связан и с риском для жизни, - десантников и спецназовцев моджахеды не жаловали... Но особенно тяжело было сознавать, что для своих товарищей он может стать, в лучшем случае, пропавшим без вести, в худшем, - предателем. Но, к счастью для него, все произошло по неписанному сценарию, сценарию, в котором главную роль сыграла судьба случая. В части он был признан тогда без вести пропавшим. А позднее, при непосредственном контакте с моджахедами, положительную роль, конечно же возымело знание им языка, нравов и обычаев простого народа и, конечно же основных положений Корана.
   Именно на это и рассчитывал Центр, когда готовил Чумакова, который в последствии проходил по всем внутренним документам, как "Правоверный".
   Учитывая, что разведка и контрразведка той или иной страны в поле зрения которой он обязательно попадет, вне всякого сомнения подвергнет его жесточайшей проверке, и поэтому на то время, которое отдавали этой проверке аналитики, работу с ним Центр законсервировал. На связь ему разрешалось выходить только в крайних случаях, варианты которых также были с ним обсуждены.
  
   Прошел год, как на "Правоверного" вышел Центр и установил с ним устойчивую связь.
   Конечно же, Центр был озабочен, что разведчик, которого готовили для работы в Центральной Азии или на Ближнем Востоке, "застрял" в "Доме Свободы", но делать было нечего, приходилось ждать.
   Филиппа Джексона уже без всякой натяжки можно было считать вполне полноправным сотрудником этого филиала ЦРУ. Хотя он и занимал рядовую должность, со стороны других сотрудников к нему было уважительное отношение. Всем импонировала доступность к нему, готовность всегда оказать помощь, и чаще всего конечно, денежную. Его частые командировки в страны Латинской Америки, реже, Юго-Восточную Азию, из которых он возвращался нередко "ободранным", зависти конечно не вызывали, но уважения, прибавляли. А в целом, работа в "Доме" носила конечно же рутинный характер.
   Вот и этот майский день 1987 года, ничем не отличался от предыдущих.
   В приемном холле "Дома Свободы" шла компоновка ряда экземпляров предстоящей выставки "Подпольные публикации правды об Афганистане". Ответственность за ее подготовку была возложена на сотрудника советского сектора Филиппа Джексона, т.е., на него.
   Практически все уже было готово. Фил обходил стенды и, обнаруживая те или иные недостатки, указывал на них сопровождающим его техническим сотрудникам. Хотя и знал он почти наизусть экспонаты, публикации к ним, но здесь, на выставке, они производили совсем иное впечатление, чем экспонаты там, в папках на столе...
   Там, в центре общей экспозиции сразу бросалась в глаза книжная обложка о жизни в СССР. На фоне огромной очереди у магазина пьяные мужики, изможденные женщины и дети. А рядом, такого же сорта пасквили о Кубе и других социалистических странах. Выставленный тут же буклет откровенно пояснял, что эти "подпольные публикации" предназначены для контрабандной переброски в Советский Союз. Пожалуй, лишь одна брошюра имела иную цель. Она была рассчитана на иностранных и, конечно же в первую очередь, советских журналистов.
   Особенно болезненно кололо Филиппа наименование этой брошюры: "Советские пленники войны в Афганистане". При виде этой брошюры его, побывавшего на афганской земле охватывала горечь. С ее обложки затравленно смотрели истощенные мальчишки. Рядом с ними стояли сытые вооруженные автоматами моджахеды. Автор брошюры комментирует ее довольно коротко:
   "Советские пленники существуют в ужасных условиях, без какой-бы то ни было медицинской помощи. Они страдают от гепатита, малярии и множества других болезней. В лагерях повстанцев под предводительством исламского фундаменталиста Хекматиара советских пленников содержат в круглосуточной тьме внутри подземных нор..."
   ...На этой выставке были и советские журналисты. Но как бы тщательно он позднее не просматривал советскую печать, ни об этой выставке, ни о советских пленных, публикаций не было.
   Советских пленных ему приходилось видеть и здесь, в "Доме". С ними "работали" его коллеги. Как правило они выполняли заказ сотрудников радиостанции "Свобода", и ряда других подобных неправительственных учреждений. Фил был знаком с одним таким сотрудником "Дома" Джеком Боуди, который только за один, 1984 год, по заказу этой радиостанции, аж четыре раза побывал в лагерях моджахедов на территории Афганистана и Пакистана, в которых содержатся советские пленные. Из трехсот пленных советских парней, списки которых тогда представили Боуди и его помощникам, на Запад изъявили согласие выехать только двадцать четыре. Семеро из них, как рассказал позднее сам Боуди, в последний момент передумали, и были моджахедами казнены. Этой казнью, Боуди, который не ожидал подобной реакции со стороны моджахедов, был просто потрясен.
   Позднее Филу попал в руки подробный отчет по этой поездке. Там говорилось, что из оставшихся семнадцати вывезенных в США, Канаду и Англию советских пленных, лишь трое заручились помощью советских посольств и вернулись домой, в СССР. О судьбе оставшихся на Западе ребятах, Филипп узнал из скандальной статьи в газете Вашингтон таймс, которая писала, что оставшиеся четырнадцать человек прибыли на военную базу в Канаде в сильном наркотическом опьянении. Их пришлось приводить в себя специальной команде медиков. Боуди после этой публикации ходил выжатый как лимон. Ему долго приходилось доказывать начальству, что не имеет абсолютно никакого отношения к утечке информации газете.
   Так шли день за днем. Кажется, ничего не предвещало изменений в той рутинной работе, которой он занимался, как вдруг его вызывают к новому начальнику отдела Маркусу Говарду.
   Прошел месяц, как Говард был назначен вместо погибшего в автомобильной катастрофе Стивенса. Автомобиль, которым тот управлял, будучи в сильном опьянении, выехав на встречную полосу, врезался в рефрижератор.
   Подняв взгляд на вошедшего Джексона, Говард отбросив в сторону просматриваемые бумаги, поднялся навстречу.
   В отличие от Стивенса, который всегда относился к Филиппу с подозрительностью, с Говардом отношения его были, скорее дружеские.
   Маркус Говард, бывший "зеленый берет", направленный на кабинетную работу после тяжелого ранения в Никарагуа, зная прошлое Филиппа, проникся к небу с большим уважением. Хороший семьянин, любящий свою жену и маленькую дочку, на все семейные праздники, он всегда приглашал одинокого Джексона.
   -Присаживайся, Фил, - пожимая тому руку, кивнул он на одно из кресел.
   -Опускаясь в кресло, Фил настороженно посмотрел на Говарда.
   -Что-то случилось, Маркус? - не выдержал он, поймав на себе какой-то, как ему показалось, сухой официальный взгляд товарища. - У меня такое предчувствие, что нужно собираться в очередную командировку.... Я прав?
   -Ты не ошибся, старина, - Говард откинулся в кресле, и помолчав мгновение, спросил:
   " Тебе ничего не говорит имя Джек Коллин?"
   -Джек Коллин? - Филипп удивленно поднял брови, - конечно говорит. Это мой, так сказать, "крестный отец", а в чем дело, Маркус?
   -А все дело в том, что этот твой, крестный отец", забирает тебя к себе, в Пакистан. Вот читай, - протянул он Филиппу документ, - это распоряжение Лэнгли.
   -Понятно, - хмыкнул Фил, возвращая распоряжение Маркусу, - надо же, вдруг понадобился...
   -Но это еще не все, Филипп. Сначала ты должен посетить Сирию, а если быть точнее, Дамаск. Вот возьми, протянул он Филу папочку с бумагами.
   -Ознакомься, и ровно через час, - Говард взглянул на часы, - ты должен быть по указанному там адресу, где получишь все дальнейшие распоряжения...
   Был тихий закатный час, один из немногих, выпавших на весь июль пасмурных дней. По пути в аэропорт, Филипп, неожиданно попросил водителя остановить машину на набережной.
   Облокотившись на крашенные серой краской поручни, он с интересом наблюдал, как океан накатывает волны на серый песок широкого пляжа.
   У самой кромки воды важно прохаживались, откормленные, как домашние утки, чайки.
   По эстакаде над Брайтоном, серебристой дугой скользил поезд.
   Фил мысленно прощался с Нью-Йорком, Брайтоном.... Когда он их теперь увидит? И увидит ли вообще? Вот мелькнул последний вагон поезда. Розовое небо превращалось в лиловое. Ночь неумолимо наступала на океан, и нависавший над ним, Нью-Йорк....
  
   ... Ближний Восток. Формальности в аэропорту Дамаска не вызвали никаких затруднений. Спортивного вида молодой человек, с выразительными голубыми глазами, приветливо улыбаясь, предъявил офицеру-пограничнику свой паспорт. Бросив внимательный взгляд на фото, затем, на оригинал, офицер молча передал его в руки таможенника.
   Тщательно проверив багаж, он с интересом покрутил в руках оригинальной конструкции фотоаппарат и, с явным неудовольствием и сожалением, что не к чему придраться, возвращая на место фотоаппарат, бросил на английском дежурную фразу: "Уверен, мистер Джексон, пребывание в Дамаске доставит вам удовольствие".
   -Благодарю вас, - вежливо улыбнулся Джексон, пряча в карман пиджака паспорт и, подхватив со стола дорожную сумку, устремился к выходу.
   Выбрав свободное такси, на чистом арабском, попросил водителя отвести его в отель.
   Спрятав газа от слепящего солнца за солнцезащитными очками, он с интересом наблюдал за мельканием древних и современных зданий, величественных минаретов, воспетого еще в сказках Шахерезады, древнего города.
   С Сирией он был знаком только через аналитическую справку. Там говорилось, что эта страна граничит с Турцией, Ираном, Иорданией, Израилем и Ливаном. На западе омывается Средиземном морем. Основное население арабы. На втором месте стоят курды, на третьем армяне, - потомки древних переселенцев и беженцев из Турции. И совсем незначительную часть составляют ассирийцы, туркмены, турки и черкесы.
   Столица Сирии Дамаск, - важный транзитный центр. Через него проходит основная масса различных грузов из Ливана в Иорданию и Ирак. В двадцати пяти километрах от Дамаска находится крупнейший аэропорт страны, в котором и сошел с трапа самолета Филипп Джексон...
   Мягкий толчок остановившейся машины заставил Фила "вернуться на землю".
   -Приехали, - водитель кивнул на красивое восточного стиля здание, - это отель, о котором вы говорили.
   Филипп молча протянул ему десять долларов. Из полученного инструктажа он знал сколько стоит проезд на такси от аэропорта до отеля.
   Получив у портье ключи от заказанного ему заранее номера, он, отказавшись от услуг коридорного, поднялся на нужный этаж.
   В номере неожиданно столкнулся лицом к лицу с высоким, с тяжелым взглядом, лет пятидесяти, мужчиной.
   Вот именно здесь пригодились его натренированные воля и самообладание. Филипп на мгновение задержался, затем отступил от двери в сторону, спокойно положил дорожную сумку на журнальный столик, и только потом посмотрел на незнакомца.
   -Простите, сэр. Видимо произошла ошибка. Меня не предупредили, что номер уже занят.
   -Все правильно, мистер Джексон. Это ваш номер, - растягивая в улыбке рот, усмехнулся незнакомец.
   Светлый костюм красиво облегал его спортивную фигуру. Тяжелое лицо боксера никак не гармонировало с его мягкой улыбкой.
   -Сантини, - представился мужчина, протягивая руку, - как добрались?
   Крепкая, жесткая, как наждачная бумага рука, произвела на Фила впечатление.
   -Прекрасно, - улыбнулся он отвечая на рукопожатие, без происшествий, и профессиональным взглядом окинул номер.
   Занавеси легкого зеленоватого полотна с воздушным кружевным обрамлением свисали по бокам единственного в номере окна. В углу стояло странное растение с широкими листьями. Мебель массивная, под старину. Встроенный в небольшой буфет советского образца ламповый телевизор "Электрон". Два кресла у журнального столика с телефоном. Небольшой стол покрытый белой скатертью и три, стоящие вокруг него, стула. В центре стола блюдо с фруктами, напитки, баночное пиво, виски и содовая.
   Около входа глухо урчал небольшой, явно советского производства, холодильник. Поймав удивленный взгляд Филиппа, Сантини пояснил: "Все, что видите, входит в стоимость номера. Не удивляйтесь, мистер Джексон, вы на гостеприимном Востоке".
   -Что будете пить? - спросил он, наблюдая за падающим в изнеможении в кресло Филиппом.
   Пиво, - прохрипел тот, чувствуя как пересохли его губы.
   -Подождав, пока Фил утолит жажду, Сантини, поймав его настороженный взгляд, многозначительно прошелся взглядом по номеру:
   -О том, что в Дамаск прибывает корреспондент еженедельника "Все про Восток" Филипп Джексон, - негромко произнес он, - нам из посольства сообщили вчера вечером. Попросили забронировать номер в этом отеле и оказать вам содействие в поиске необходимых материалов. В этом вам поможет наша сотрудница, с которой вы вскоре познакомитесь.
   -Но вы не сообщили, кого вы представляете, - не выдержал Филипп.
   -Разве? - искренне удивился Сантини. Прошу извинить. Я представляю обыкновенное туристическое агентство.
   Фил понимающе кивнул.
   Сантини снова улыбнулся, и закурив сигарету продолжил:
   -Вон там, он кивнул на прикроватную тумбочку, вы найдете туристические проспекты о Дамаске. Я уверен, они вам наверняка пригодятся. Сегодня отдыхайте, а завтра с группой туристов, которые прибыли в Дамаск еще вчера, и проживают в этом же отеле, вы будете любоваться достопримечательностями этой древней столицы, и надеюсь, найдете много интересных материалов для вашего еженедельника.
   Сантини, зная, какая роль отведена молодому человеку в предстоящей операции, еще раз окинул того оценивающим взглядом.
   Хотя мягкий акцент и выдавал в Джексоне славянина, тот скорее был похож на американца скандинавского происхождения. Держится свободно, уверенно. Да и отзывы в резидентуру о нем пришли только положительные.
   -Дай Бог, что все прошло нормально, - вздохнул Сантини, туша сигарету в пепельнице.
   Являясь основным разработчиком операции, он решил лично познакомиться с человеком, которому отведена в ней основная роль, хотя и будет тот в ней использован, в "втемную". Почему "втемную"? А потому, чтобы для сирийской контрразведки и ее советских советников, которые наверняка будут наблюдать за ходом операции, все будет происходить естественно. На это все и было рассчитано. То что они у этих парней под "колпаком", сомневаться было бессмысленно, и наивно...
   Оставшись один, Фил разобрал дорожную сумку, унес в ванную комнату туалетные принадлежности, и только потом нырнул под душ. Анализируя встречу и разговор с Сантини, он вспомнил, как тот в начале беседы выразительно прошелся взглядом по стенам номера. Фил усмехнулся. О чем о, чем, но об этих азбучных истинах, Сантини мог бы его и не предупреждать. В том что номер оборудован подслушивающей аппаратурой, а возможно и техникой позволяющей вести внутреннее наблюдение, он не сомневался. Поэтому такая "опека" со стороны Сантини, его несколько даже обидела.
   Приведя себя в порядок, он опустошил еще одну, взятую из холодильника банку с пивом, окинул себя в зеркале и, вспомнив совет Сантини, приступил к просмотру лежащих на тумбочке туристических проспектов. В Штатах он изучал материалы о Сирии, ее столице, но эти проспекты были намного подробнее тех.
   Отложив проспекты в сторону, он откинулся на кровати, и задумался.
   Ему дали три дня, чтобы найти и зафиксировать на пленку наиболее вероятные места тайниковых закладок. Но это первый этап работы. Второй этап, изъять из тайника контейнер с информацией. Правда, место закладки, подходы к нему, возможные пути отступления, им изучены пока что только на фотоснимках. Вздохнув, принял решение провести разведку местности уже завтра.
   В Сирии, как и многих странах Ближнего Востока и Юго-Западной Азии, был тоталитарный режим. И именно в Сирии, стране явно промосковской, советские советники были практически везде: и в вооруженных силах и, конечно же, в службе безопасности. А потому вряд ли можно было удивляться, что все действия резидентуры ЦРУ в этой стране были, если не скованы, то ощутимо затруднены. Плотное наблюдение за сотрудниками посольства, других американских представительств, не только затрудняло, а порой и полностью исключало проведение и агентурных, и тайниковых операций.
   И чтобы как-то выйти из этого затруднительного положения, под прикрытием различного рода неправительственных организаций, газет, журналов, туристических и иных фирм, а порой и "третьих" стран, работали, как кадровые сотрудники, так и агенты ЦРУ.
   Бросил взгляд на часы. Было около девятнадцати. Решив немного прогуляться, хотя бы для начала в окрестностях отеля. Не раздумывая, поднялся, окинул взглядом номер, и вышел.
   Очутившись под теряющим свою палящую силу вечерним солнцем, почти сразу почувствовал за собой наблюдение. Неожиданностью для него это не было. Он спокойно осмотрелся, и не спеша направился в сторону маленькой, расположенной под легким полотняным навесом, кофейни. Окунувшись в неповторимый аромат кофе, не раздумывая перешагнул порог.
   Еще ранее, изучая страны Ближнего Востока, Фил узнал и о том, что одной из достопримечательностей этой части света, является не что иное, как распространенный там довольно экзотический живительный напиток, название которому простое, - кофе...
   ...Страны Востока можно разделить на кофейные и чайные. Резкой границы между ними провести нельзя. Такие страны, как например, Афганистан, Пакистан, Индия, - решительно предпочитают чай. Тогда, как, например в Сирии, не видят жизни без кофе, - этого бодрящего, горячего, источающие неповторимый аромат, напитка.
   И вот теперь, находясь в этой экзотической стране, сидя под легким навесом небольшой кофейни, он, Филипп Джексон, вдыхал тонкий аромат именно этого напитка.
   Весь в белом официант, не ожидая заказа принес на подносе совсем крошечную кофейную чашечку, поставил ее на столик перед Филом, и молча удалился.
   Три глоточка, и чашечка пуста. Фил удивленно осмотрел ее со всех сторон, пожал плечами и поставил на столик. Официанта, чтобы попросить повторить, как назло нигде не было видно.
   За соседним столиком сидели два араба. За столиком слева сидела молодая симпатичная женщина. По ее одежде, поведению, безошибочно можно было определить, что это представительница одной из стран Запада.
   Посмотрев сначала в сторону арабов, затем на женщину, он с удивлением заметил, что кофе они пьют совсем не так, как пьет, например он. Они словно и не пьют, а просто притворяются: Поднесут чашечку ко рту, прикоснутся губами, и снова ставят на столик.
   Ничего не понимая, он взял свою и с интересом в нее заглянул. Однако кроме темно-коричневого ободка, проглядывающего у самого донышка, ничего не увидел. Прикоснувшись к нему языком, он чуть не задохнулся от обрушившейся на него горечи. Какое-то мгновение, и он почувствовал, что с ним что-то происходит. Ему вдруг стало очень легко, появилась необъяснимая бодрость, свежесть. Теперь ему стало понятно, почему соседи по кофейне подносят ко рту пустые чашечки...
   Молодая женщина с интересом наблюдавшая за Филиппом, поймала его встречный взгляд:
   -Это чеджасский кофе, - улыбнулась она, - если бы выпили целую чашечку этого кофе, вы бы умерли. Потому и пьют его маленькими порциями. Вам повезло. Вы сами того не сознавая, выпили его именно так, не тронув осадок. А потом сами поняли, что секрет его чудодейственного воздействия, не в жидкости, а в осадке.
   -Я раньше вас здесь не видела, продолжала улыбаться она.
   -Позвольте, - проигнорировал Фил ее реплику, и, подхватив свою пустую чашечку, перешел за ее столик.
   -Так кто же вы, таинственный незнакомец? - она заглянула в лицо Фила.
   -Боже мой, - притворно зажмурилась она, рассматривая его лицо, - такие огромные голубые глаза я вижу впервые. - Так кто же вы? - повторила она свой вопрос.
   -Журналист, - коротко ответил он. - готовлю материал о достопримечательностях Дамаска. А вы? - в свою очередь спросил он.
   -Турист, - снова улыбнулась она.
   -Такая красивая женщина, и одна, - покачал Фил головой.
   -С подругой. В Дамаск мы прилетели три дня назад. Однако вчера с ней вышли на связь родственники, и сообщили, что серьезно заболела ее мама. И вот, я одна. - Женщина слегка пожала плечами и бросила на Фила смущенный взгляд.
   -Когда-то я уже работала в Дамаске, в турагентстве, вот и решила показать город подруге. Но, как вы видите, - увы.- Женщина удрученно приподняла и опустила плечи.
   -Может быть я смогу заменить вам подругу? Я не знаю Дамаска, и вы могли бы мне здорово помочь. - Посунулся к столику Фил.
   -Даже не знаю, - смутилась незнакомка, и лукаво улыбнувшись, добавила, - я подумаю над вашим предложением.
   -Фу ты, дьявол, - чертыхнулся про себя Филипп, вспомнив что Сантини уже обещал ему напарницу. Но тут же себя успокоил, - ничего, время покажет...
   -Я надеюсь, у вас есть имя? - снова улыбнулась она, бросая внимательный взгляд на собеседника.
   - Филипп... Филипп Джексон, - слегка растерявшись, как из пушки выпалил Фил, и смущенно протянул через столик руку.
   -Ну, наконец-то, - засмеялась женщина, - а то я уже подумала, что у вас и имени нет, и ответно коснувшись протянутой руки, коротко произнесла, - Джулия, и тихо добавила:
   -Какие у вас голубые глаза, Фил. Вам не говорили об этом женщины?
   -Вы первая, Джулия, - смущенно пробормотал Филипп, не отрывая взгляда от выразительного лица женщины.
   Эту женщину нельзя было назвать красивой. Она была просто привлекательна. Легкий светлый костюм красиво подчеркивал ее стройную изящную фигуру. Тронутое мягким загаром точеное с греческим профилем лицо, гладко зачесанные и стянутые на затылке темно-русые волосы, и блестящие карие глаза, - делали ее похожей на симпатичную, и уверенную, в себе деловую женщину.
   В течение того короткого времени, что он поживал в Штатах, у Филиппа конечно же были женщины. Но все это были "бабочки-однодневки", которые практически сразу забывались. Он никогда не задумывался над серьезностью отношений с той или иной женщиной. Может быть она ему еще не встретилась? Возможно и так. Ему почему-то вспомнился инструктор учебного центра ЦРУ, поляк по национальности. В разговорах о женщинах он всегда ненавязчиво давал понять, что не одобряет мужчин чрезмерно увлекающихся женщинами. Нет, он не был женоненавистником, и тем более, гомосексуалистом. Просто он знал, что работа в разведке и женщины, абсолютно несовместимый тандем. По его мнению, должно быть что-то одно...
   -Эй, мистер Мечтатель, где вы? - легкое прикосновении руки Джулии, заставило его вернуться на "землю".
   Он виновато улыбнулся и посмотрел на часы. Стрелка стояла на 19.00 местного времени. Он вздохнул, нужно было возвращаться в номер и готовиться к завтрашнему дню.
   Словно угадав его настроение, Джулия положила рядом с пустой чашечкой несколько монет, и виновато улыбнувшись, сказала:
   -К сожалению, мне пора. За оплату не беспокойтесь, здесь хватит за все, и даже на чай, -кивнула она на оставленные ею монеты, увидев, что Фил полез в свой карман.
   -Вас проводить? - смущенно улыбнулся тот, касаясь руки Джулии.
   -Нет, нет, - торопливо произнесла та. - Мне нужно срочно решить ряд вопросов, и улыбнувшись, добавила:
   -Не обижайтесь. Я пропадаю не надолго. - И помахав рукой, быстрым шагом устремилась к выходу.
   Какое-то мгновение он смотрел вслед Джулии, и только потом, тяжело вздохнув, направился следом.
   Он медленно шагал вдоль небольшой улочки, идущей вглубь квартала одноэтажных, и реже, двухэтажных домов. По обе стороны улочки гудели торгующие многочисленными товарами, небольшие магазинчики. Тут же, между ними, выдвигаясь столиками на тротуары, под сенью зеленых кипарисов, прятались обязательные для Дамаска кофейни.
   -Почти также, как в Пешаваре, правда вместо кофе, там чай, - улыбнулся про себя Фил, бросая в их стороны взгляды.
   Багровое солнце медленно опускалось к горизонту. Зная не понаслышке, что в странах Востока ночь наступает сразу с закатом солнца, Фил развернулся, и быстрым шагом направился в сторону отеля. За ним, словно тени, скользнули две одетые в темные одежды фигуры.
   Получив из рук приторно улыбающегося портье ключи, он медленно поднялся в номер.
   Не нужно быть сотрудником разведки или контрразведки, чтобы понять, что в его отсутствие кто-то копался в его вещах. Его дорожная сумка подверглась осмотру, и довольно таки грубо. Ему явно давали понять, что он находится под "колпаком".
   -Ну и хрен с ними, каждый занимается своим делом, - хмыкнул он, бросая взгляд на лежащую на кровати, там, где он ее и оставлял, дорожную сумку. Единственно, что было не так, - был приоткрыт клапан бокового кармана, тогда как он его закрывал полностью.
   Приняв душ и сменив одежду, решил спуститься в ресторан чтобы поужинать. В большом зале было много свободных мест. Вкусно пахло острыми соусами, вином, кофе и сигарным дымом.
   Под огромными ветвистыми листьями декоративной пальмы виднелся свободный столик. Не успел опуститься на стул, как сразу появился официант, предложивший широкий выбор напитков и закусок.
   Выпил маленькую рюмку коньяка и сразу приступил к поглощению мясного блюда, чем-то похожего на известный ему люля-кебаб. Настроение поднялось и он уже совсем другими глазами смотрел на посетителей ресторана. Ему импонировала царящая в ресторане располагающая к отдыху атмосфера. С небольшой эстрады лилась мягкая восточная мелодия.
   Примерно через час он подозвал официанта. Расплатившись, он какое-то время продолжал сидеть. Ему не хотелось покидать ресторан с его спокойной умиротворяющей обстановкой, - всем, что иногда так не хватает для обыкновенного отдыха человеку. Однако, дело есть дело. Ему еще раз необходимо было тщательно изучить оставленные для него Сантини, проспекты.
   Покидая ресторан он и не думал "проверяться". Было и так ясно, что за ним продолжают "работать" местные спецслужбы.
   Поднявшись в номер, он взял проспекты и удобно устроившись в кресле, приступил к их изучению.
   -Дамаск, - важный транзитный центр, через который проходит основная масса грузов из Ливана и Иордании, - читал он.
   -В столице находятся правительственные учреждения, редакции ведущих газет и журналов. В ней сконцентрированы научные и учебные заведения. Далее шло подробное их перечисление.
   Ни одного военно-учебного заведения в проспекте он не обнаружил.
   -Понятно, - усмехнулся он, цензура не пропустила.
   Он прекрасно помнил их по учебным пособиям, там, в Штатах, помнил и фотоснимки районов города, где размещены эти учебные заведения, и их самих. В принципе, они его и не интересовали. Появись он там, тогда наружное наблюдение вообще не отстанет от него ни на шаг.
   -Так, - оживился он, - вот здесь пожалуй стоит все просмотреть поподробнее. Перед ним были красочные снимки музеев.
   -Ага, - а вот и национальный, - продолжал читать он. - В нем собраны экспонаты сирийской культуры многих эпох.... Так, а это музей быта и военный музей... Из архитектурных памятников Фила поразила мечеть Омейядов, построенная еще в 705-715 г.г. В ней, как указано в проспекте, одновременно могут молиться шесть тысяч верующих, а по праздникам там собирается около тринадцати тысяч человек. Следующей в проспекте шла вторая по своей значимости, мечеть Сулеймания, или, как еще ее называют, - дервишский монастырь...
   Остановившись именно на музеях и старой части города, где всегда бывает много туристов, Фил поднялся с кресла, и стал проверять готовность к работе своего фотоаппарата..
   Его работу прервал резкий телефонный звонок.
   -Фил, - до него донесся глуховатый мужской голос. - Это я, Сантини.
   -Слушаю, мистер Сантини, - ответил Фил.
   -Я очень сожалею, Фил, но девушка, которая должна была завтра тебя сопровождать, неожиданно заболела, и замены ей у нас к сожалению нет.
   Фил промолчал, обдумывая эту неожиданную новость.
   -Твои предложения, Фил, - донеслось до него.
   -Попробую справиться сам, - коротко ответил тот, и раздражении бросил трубку.
   -Вот сволочь, - выругался он, и как был в спортивном костюме, так бросился в нем на постель. - Все, как в пословице: "...кошка бросила котят..."
   Перебирая в памяти события прошедшего дня, и ища выход из создавшегося положения, незаметно для себя он задремал. Сон приснившийся ему был странен. Перед ним, почему-то, крутились в огромных тюрбанах два араба, которые показывали ему языки. Они то приближались к нему, то удалялись, превращаясь в расплывчатые пятна. И вдруг, из одного из этих пятен появляется Джулия, которая призывно машет ему рукой. Он пытается поймать ее за руку, но вместо нее он снова видит двух арабов, которые крутят перед собой деревянные трещотки, треск которых сверлом ввинчивается в его мозг.
   Очнулся Фил в холодном поту. На столике не переставая трещал телефон.
   -Да! - схватил он трубку.
   -Филипп, ты спишь? - услышал он тихий женский голос.
   -Джулия! Ты!? - обрадовано закричал он вскакивая с кровати.
   -Выходи, я жду в холле, - снова голос Джулии и сразу короткие гудки.
   Одевшись со скоростью, с какой одевался по тревоге в учебном подразделении, Филипп спустился в холл. Отдав ключ портье, осмотрелся. Чуть в стороне от двери, стояла Джулия.
   -Ты мне снилась, - подошел он к ней улыбаясь.
   -Идем! Идем! - она подхватила Филиппа под руку и потащила к выходу.
   -Я должна показать тебе ночной Дамаск, - улыбалась она. - Не видеть ночного Дамаска, значит, ничего не видеть.
   Город, построенный главным образом из белого известняка, при свете луны был сказочен. Луна светила так, что можно было видеть каждую складочку горы, которая словно ожерелье опоясывала город.
   -Ну что скажешь? - посмотрела она на него сверкающим взглядом, - в такую ночь грешно спать...
   И они, казалось, забыв обо всем, взявшись за руки, погрузились в вечернюю улицу с ее пестрой толпой, с горящими взглядами из-под прозрачных вуалей арабских девушек, огнями кофеен, в которых играли в нарды почтенного возраста арабы. Пестрая толчея в лавках, на арабском базаре, в дорогих магазинах еврейских фирм, в маленьких лавчонках, торгующих всем, были бы деньги...
  
   Он проснулся оттого, что кто-то ласково перебирал его волосы. В комнате освещенной первыми лучами выплывающего из-за гор солнца, звучала льющаяся из радиоприемника легкая музыка.
   -Пора вставать, дорогой, прошептала, наклонившись к его лицу Джулия. Хотя она и улыбалась, в ее глазах Фил заметил напряженность, а возможно даже тревогу. Словно поняв, что Филипп что-то прочитал в ее глазах, Джулия вдруг резко отпрянула и поднялась с постели. Поправляя волосы, она стояла так, чтобы он мог любоваться ее прекрасной загорелой спиной.
   Когда Фил вышел из ванной комнаты, Джулия была уже одета.
   -Мы обо всем, дорогой, забыли, - подойдя к нему, улыбнулась она, касаясь рукой его еще влажной волосатой груди.
   Филипп осторожно привлек ее к себе. От нее исходило, что-то особенное и желанное, отчего он снова начал терять голову.
   -Тихо, тихо, - смеясь отстранилась она от него. - У нас еще будет время. А сейчас быстро одевайся. Через сорок минут будет подан туристический автобус. А нам еще нужно успеть позавтракать.
   И уже через десять минут, Фил в легкой рубашке, бейсболке, светлых брюках и с фотоаппаратом на шее, сидел с Джулией в ресторане.
   Громадный туристический автобус ехал по давно отработанному маршруту. Разноцветная толпа туристов бурлила. Фил фотографировал и фотографировал. С Джулией и без нее. Наконец, все музеи остались позади. Вместо них перед изумленным взором туристов, из-за древней крепостной стены, появился старый город, - старый древний Дамаск, с его центральным базаром, с толпами людей нескончаемым потоком идущим по его рядам. Не смотря на традиционно яркий солнечный день, лучи солнца с большим трудом пробивались сквозь частые переплеты стеклянных крыш этого поистине громадного рынка. Пестрота красок выставленных для продажи фруктов и овощей, блеск металлической посуды и сверкание женских украшений, - затмевало все человеческое воображение...
   У могилы легендарного героя Салах-ад-Дина, - победителя крестоносцев, туристы немного задержались, что было на руку Филу, успевшему сделать несколько хороших снимков.
   Неожиданно перед взором туристов возникла знаменитая мечеть Омейядов, где во внутренней часовне, оставшейся в наследство Исламу, хранится голова Иоанна Крестителя. И, почти рядом с часовней, дворец аль-Азема, в котором представлены все виды сирийского декоративного искусства.
   Все возбуждение, в котором он пребывал снимая возникающее перед ним великолепие и величие веков, вмиг улетучилось, как только увидел то, что так тщательно запоминал на фотографии перед самым отлетом в Дамаск., - около портика высилась колонна, между основанием которой, и мраморной ступенью лестницы, была та, небольшая щель, где и должен был находиться "контейнер". Контейнер представлял собой осколок мраморной плиты. Именно там и должна быть заложенная агентом информация...
   Колонна стояла немного в стороне от смотровой площадки, где туристы, к сожалению, почти не задерживались.
   Фил забросил фотоаппарат на шею, схватил Джулию за руку и потащил на площадку, с которой туристы созерцали вид Нового Города. Полюбовавшись его панорамой, в основной массе туристов, они направились вниз по ступеням. Решив изъять контейнер в ближайшее дни, мимо тайника он прошел спокойно, не проявляя, при этом, ни малейшего волнения.
   Наступившее утро ничем не отличалось от предыдущего. Солнце подернутое легкой дымкой перистых облаков, казалось еще не проснулось.
   Молодая элегантная пара выйдя из отеля, остановилась. Почти сразу рядом затормозило такси.
   Дамаск уже вовсю бурлил. Молодые люди в светлых рубашках и легких пиджаках, девушки в затейливых кофточках и темных скромных юбочках, стояли и о чем-то оживленно беседовали прямо у входа в университет.
   -Мечеть Омейядов, эфенди, - уважительно повернул голову в сторону пассажиров таксист. Молодой человек, конечно же это был Филипп Джексон, рассчитался с водителем, подождал когда женщина, а это была Джулия, выйдет из автомобиля.
   Подождав когда такси отъедет, молодая пара взявшись за руки, медленным шагом направились в сторону дворца аль-Азема.
   Филу потребовалось большого труда уговорить Джулию поехать с ним сюда, где он вчера, из-за того, что закончилась пленка, не снял панораму Нового Города. И все потому, что забыл взять запасную кассету.
   Джулия, которая после бурной ночи проведенной с Филом очень хотелось спать, с большой неохотой, но все же согласилась. И снова Фил заметил у нее какой-то странный блеск в глазах.
   Широкая мраморная лестница, которая вела на площадку, если не считать попавшей навстречу влюбленной пары, да художника, наносящего какие-то штрихи на мольберте, была пуста.
   Фил сделал несколько снимков, и вдруг неожиданно чертыхнулся
   -Что-то случилось с протяжкой, - раздражено пробормотал он, - заело. Ты иди, - улыбнулся он Джулии, я сейчас все исправлю и тебя догоню.
   -Хорошо, - недовольно согласилась та, и медленным шагом направилась вниз по лестнице.
   Фил сидел на мраморной ступени около колонны и что-то крутил в фотоаппарате. Ничего не получалось. Он снова чертыхнулся и раздраженно посмотрел по сторонам. Он достал из кармана брюк платок, вытер вспотевший лоб, и снова сунул его в карман. Но платок попал не в карман, а мимо, прямо в щель, которая была между колонной и ступенью.
   С фотоаппаратом ничего не получалось. Он снова потянулся в карман за платком. Платка не было. Наклонившись, он увидел его в щели. С трудом протиснув туда руку, он вместе с платком ухватил небольшой мраморный осколок. И, только успел поднять руку к лицу, как к его затылку прикоснулось что-то холодное, и раздавшийся почти сразу мужской голос на чистом английском языке произнес: "Спокойно, мистер Джексон, не дергайтесь. Вы арестованы".
   Фил медленно, не отпуская руки в которой был зажат платок с осколком мрамора, повернулся. Перед ним, с пистолетом в руке стоял не кто-нибудь, а художник, который совсем недавно что-то рисовал на мольберте. Молодой влюбленный взял из его руки фотоаппарат, а девушка фотографировала процесс задержания.
   Филипп поднялся на ноги, передал "художнику" по его требованию платок с осколком мрамора, и почти сразу на его руках появились наручники.
   Его медленно провели мимо Джулии, которая стояла у основания лестницы с широко раскрытыми глазами.
   Ну, а потом, как во всех книгах и фильмах про шпионов, - полицейский участок, и допрос.
   Фил стоял на своем: он корреспондент еженедельника "Все о Востоке", что доказывают представленные им документы. Он делал свою работу, которая не противоречит законам Сирии. У него, к несчастью, сломался лентопротяжный механизм фотоаппарата. Платок попал в щель случайно. Случайно, вместе с ним он вытащил из щели с платком и осколок мрамора.
   Так продолжалось двое суток. Фил, наблюдая поведение сотрудников сирийской службы безопасности, начал замечать, что в его "деле" происходит что-то непонятное. К нему обращение стало лучше, да и допросы практически прекратились.
   На третьи сутки его вывели из камеры, и ничего не объясняя препроводили в комнату задержанных. Там передали сотруднику консульского отдела посольства США в Сирии., которого сопровождал хорошо знакомый представитель американского туристического агентства в Дамаске, никто иной, как Сантини. Сотруднику консульства сирийцы передали и фотоаппарат Фила и кассету с пленкой.
   Дежурный офицер попросил представителя консульского отдела США расписаться в соответствующем документе и, и обратившись к Филу, объявил, что тот свободен, и попросил извинение за досадное недоразумение.
   Посольство США, куда проследовала машина, располагалось в новом районе Дамаска, который раскинулся в северном направлении сразу от самых стен Старого Города. Улицы, по которым вел машину Сантини, были пустынны. Они ехали как раз в тот период, когда с 14 до 17 часов, деловая активность в городе замирает, и возобновляется лишь с наступлением вечерней прохлады.
   Мягкий толчок, и машина замирает. Фил открыл глаза и посмотрел в форточку. В просвете густой зелени деревьев, увидел высокую белую стену. Точно посередине темнел прямоугольный провал двери. Это был вход в консульский отдел посольства.
   Как только приблизились, дверь бесшумно отворилась. Морской пехотинец, посторонившись, отдал всем честь.
   Небольшой ухоженный дворик и снова дверь, теперь уже в помещение для посетителей. Сопровождавшие провели Фила в комнату, в которую, почти сразу, но только из другой двери, прошел невысокого роста, среднего возраста мужчина. Аккуратно расчесанные редкие светлые волосы, безнадежно пытались прикрыть ярко сверкающую лысину.
   Бросив беглый взгляд на небритого, с отрешенным видом сидевшего за журнальным столиком Филиппа, он широко улыбнулся, и весело поздоровавшись, представился:
   -Второй секретарь посольства Стоун.
   В ответ Фил лишь устало качнул головой.
   Стоун подошел к урчащему в углу холодильнику, достал банку апельсинового сока и поставил ее на столик перед Филом.
   Дождавшись, когда тот утолит жажду, он сел напротив, и предложил подробно изложить все, что с ним происходило за период пребывания в Дамаске, вплоть до его ареста около дворца аль-Азема.
   Рассказ Фила длился около двух часов. Все это время Стоун внимательно слушал, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. О Джулии, и проведенном с ней времени, вопросов не задавал.
   Филу не хотелось думать, что его ждет в связи с провалом операции, но непонятное приподнятое настроение Стоуна, его будто привязанная к губам улыбка, не давали ему покоя.
   Что ж, Фил, - наконец подал голос Стоун, - ты сделал все правильно. Претензий к тебе никаких нет.
   Услышав эти слова, Филипп резко выпрямился на стуле, и ошарашено обвел всех присутствующих ничего не понимающим взглядом. Все смотрели на него и дружелюбно улыбались.
   -Все нормально ,парень, - похлопал его по плечу подошедший Стоун.
   -Мы все время наблюдали за тобой, и пришли к заключению, что никто другой не проделал бы все так, как ты. Благодаря именно тебе, изъятие контейнера из тайника, прошло очень удачно.
   Фил обалдело уставился на Стоуна. Он абсолютно ничего не понимал. Не могло же ему присниться, что злополучный кусок мрамора, офицер службы безопасности Сирии, будучи уверенным что это контейнер, прямо при нем превратил в пыль. Правда, то, что считал контейнером и он, Фил, на деле оказалось самым обыкновенным камнем.
   -Так о каком же тогда удачно извлеченном контейнере идет речь? - мучительно соображал он, удивленно смотря на Стоуна.
   -Ну хорошо, - засмеялся тот, видя в каком дурацком состоянии находится Фил, - я расскажу все по порядку.
   -Тебя использовали, как прикрытие основной операции. Ты был тем самым "негодным объектом", на который были отвлечены основные силы спецслужб Сирии. Ну, а если говорить простым языком, тебя мы просто "подставили". " Засветка" твоя началась сразу, как только ты прибыл в отель. Встретивший тебя в номере Сантини, давно известен сирийской контрразведке, как сотрудник ЦРУ, работающий под прикрытием турагенства. А если сотрудник ЦРУ встречается с прибывшим, да еще и в его номере, и мимикой предупреждает, что тот может быть оборудован "техникой", значит мистер Джексон персона на которую нужно обратить пристальное внимание. А дальше все шло так, как было спланировано. Сирийцы "клюнули" на живца. За тобой было брошено все: и "наружка", и слуховой контроль, и даже видеонаблюдение в твоем номере...
   Увидев, что Фил от последней фразы слегка поежился, Стоун улыбнулся.
   -Переживать не стоит. Ничего не поделаешь, сирийские парни невольно посмотрели то, что им запрещено Кораном, и переглянувшись с Сантини, громко захохотал.
   Успокоившись он поднялся с кресла, подошел к стоящему в углу веерному японскому вентилятору, и включил его. Бесшумно набрав обороты вентилятор моментально сбил у Стоуна тщательно прилизанную прядь, обнажая огромную загорелую лысину.
   -Ну хорошо, - продолжил он, снова выключая вентилятор, - я хотел бы показать нашему молодому коллеге, что мы специально дали понять сирийским спецслужбам, что в Дамаск прибыл агент для проведения целевой акции. Какой? Они и поставили перед собой задачу выяснить это. И было бы наивно, Фил, - улыбнулся он тому, - рассчитывать на естественность твоих действий, знай ты обо всем заранее.
   Фил молча переваривал услышанное.
   -Ну, а теперь, - снова улыбнулся оно, бросая лукавый взгляд на Фила, - пришло время познакомить тебя с основным исполнителем операции...
   Заросший трехдневной щетиной квадратный подбородок Фила опустился. Он непроизвольно поднялся со стула и, не веря своим глазам, изумленно уставился на выходящую из служебного помещения консульского отдела, смущенно улыбающуюся... Джулию...
  
   ...Фил беседовал со своим "крестным" Джеком Коллином. За прошедшие три года, что они не виделись, тот почти не изменился, если конечно не считать пару-тройку появившихся на его лице глубоких морщин. Беседа проходила в одном из служебных кабинетов регионального представительства ЦРУ в Пешаваре.
   Коллин вводил Фила в круг его новых обязанностей, как представителя неправительственной организации "Дом Свободы", обосновавшейся в Пакистане, как только стали появляться в этой стране первые советские военнопленные.
   В беседе принимал участие и формальный руководитель Филиппа, - старший советник представительства, - Стивен Адамс.
   Основная обязанность, которая на него возлагалась, - это работа с поступающими в Пакистан, советскими пленными солдатами.
   Но, опять же это было "прикрытие". Главная же работа, это решение определенных вопросов на территории Афганистана...
   И вот, один из этих вопросов, как довели до него Коллин с Адамсом, и предстояло ему "решить" буквально через три дня...
  
   Они собрались за чаем в отеле "Гринз", что расположен в Пакистанском городе Пешаваре. Они, - это корреспондент газеты "Аризона рипаблик" Чарльз Торнтон, а также Джад Йенсен и Джон Моугэн, - значащиеся по документам медиками (персонажи и фамилии подлинные), и приданный группе в качестве переводчика, представитель "Дома Свободы", - Филипп Джексон.
   Группе предстояло нелегально перейти афганскую границу, отыскать в глухой горной местности опорные пункты моджахедов, и передать тем кое-какое медицинское оборудование. На развернутой на столе топографической карте, рассматривали наиболее вероятные маршруты перехода границы. Конечно же этот просмотр им ничего не давал. Вся надежда была на проводника, которого, как назло, им еще не представили.
   С первого дня нахождения в этой группе, Фил был удивлен, как ему показалось, их чрезмерной осторожностью. "Медики", как он про себя окрестил этих американцев, в присутствии посторонних, в том числе и его, говорили всегда завуалировано, а иногда просто, вместо живого разговора, обменивались записками. Позднее, уже будучи в пути, Фил понял, что этот "режим секретности", был далеко не случаен...
   Особую осторожность, как обратил внимание Фил, проявлял старший группы Джад Йенсен. Отхлебывая маленькими глоточками круто заваренный зеленый чай, он, царапая пятерней начинающий зарастать пегой щетиной подбородок, всегда брюзжал:
   - Мне не нравится, что о нашем присутствии в Пешаваре знают многие. Хотя я и сомневаюсь, что кому-то известно, кто мы такие на самом деле и для чего находимся здесь, ... но все же разговоры о нас, мне не нравятся.
   Несколько раз он спрашивал Фила, как хорошо тот знает языки на которых говорят афганцы. Успокоился лишь тогда, когда проверил того через другого переводчика, в одном из разговоров с ними.
   Большую часть эти два "медика" и "журналист" проводили в беседах с неким Рахматуллой Сафи. Большинство этих бесед проходили без участия Фила. Позднее ему стало известно, что Рахматулла Сафи (персонаж подлинный), бригадный генерал пакистанской армии и является старшим военным советником при организации "Борцы за свободу Афганистана".
   Как рассказал позднее Филу Джад Йенсен, Рахматулла Сафи прошел специальную подготовку в учебном центре США, Форт-Брагге.
   Что, что, а Форт-Брагге Филу был известен, как учебный центр по подготовке кадровых частей особого назначения, иными словами, - диверсантов.
   Казалось бы все было готово, но "поход" в Афганистан неожиданно был отложен до особого распоряжения. А потому, вся группа, ездила по лагерям, где моджахеды проходили военную подготовку. Иногда в поездке по лагерям генерала Сафи подменяли его подчиненные: когда полковник Асадулла, а когда полковник Акахмед, знакомый Филиппа еще по 1983 году. Узнал его Акахмед, или нет, Филу в конечном итоге было безразлично. По крайней мере, Акахмед свое знакомство с ним не афишировал.
   Наконец наступил день, когда Тортона, Йенсена, Моугэна и, конечно Филиппа Джексона, познакомили с полевым командиром моджахедов Сулейманом. группа которого и будет сопровождать их на территорию Афганистана.
   Грубоватый афганец, черная борода и воинственный взгляд которого, произвели на американцев далеко не благоприятное впечатление, когда Фил перевел объяснение Йенсена, что сопровождать придется груз медикаментов, громко захохотал:
   -Какие к шайтану медикаменты! Мне сказали, что будем перевозить оружие! Но на переправку оружия, мне должны представить разрешение пакистанских властей. Спроси этого рыжего, есть у него это разрешение?
   И сразу все стало на свои места. Этот вопрос и был тем самым ответом на поведение американцев в отеле "Гринз".
   Разрешение пакистанские власти на провоз этих "медикаментов", представили американцам уже на следующий день.
   Перед отправкой, вся группа переоделась в афганскую национальную одежду. Однако, "как не ряди козла...", в итоге так и получилось. Афганский маскарад отставили, а снабдили всех троих документами граждан ФРГ. Этим оправдывалась европейская внешность членов группы. Во-вторых, если что случится, инцидент придется расхлебывать не Вашингтону, а Бонну... Так, сказать, союзникам по борьбе...Всем вручили оружие, - автоматы АК-47.
   Режим секретности соблюдался американцами очень строго. Не смотря на то, что сопровождавшие их моджахеды знали истинное предназначение груза, Йенсен с непонятным упорством, продолжал именовать его медицинским.
   Через три дня груз был доставлен в лагерь. Ящики сразу были распакованы. В них оказались снаряды к безоткатным орудиям, и зенитные ракеты "Стингер".
   Буквально через неделю, именно такой ракетой был сбит афганский пассажирский самолет, взлетевший из Кандагарского аэропорта. Погибли пятьдесят два человека, включая женщин и детей.
   Почти год спустя Фил узнает, что эти же самые американцы, сопровождая аналогичный груз, темной октябрьской ночью погибнут вблизи водохранилища Аргандаб. И погибли не в бою с правительственными или советскими войсками, а от рук моджахедов муллы Нагиба, который находился в "натянутых" отношениях со своим коллегой, полевым командиром Нуруллой, в отряд которого и был доставлен тот злополучный груз...
   Но это было еще все впереди...
  
   Зайди, Игорь Михайлович, - услышал Зверев знакомый голос шефа, генерала Гришина, когда поднял трубку зазвонившего телефона внутренней связи.
   Он положил трубку и начал собирать бумаги.
   Обычно в кабинете шефа, когда он приходил на доклад, всегда находился руководитель службы внешней контрразведки ПГУ генерал Калугин. Отсутствие его на этот раз, заставило Зверева вздохнуть с облегчением. Сказать, что он не переваривал этого генерала, конечно же нельзя. Просто он не любил его несправедливые и нудные придирки почти по всем рассматриваемым вопросам.
   Шеф, - руководитель 8 отдела ПГУ, занимавшегося проблемами стран Юго-Западной Азии, генерал-майор Гришин Василий Маркович, ждал доклада "направленца" по Афганистану, а если быть точнее, по последним событиям в этой стране.
   -Ну, что у нас там, Игорь Михайлович? - поднялся он навстречу полковнику Звереву.
   -Кое-что есть, Василий Маркович, - Зверев раскрыл перед собой папку.
   -Так, я слушаю, - слетела с лица шефа приветливая улыбка.
   -Сообщение "Правоверного": "Со ссылкой на сотрудника Пешаварского регионального подразделения ЦРУ Джека Коллина, о котором я докладывал вам в прошлый раз, "Правоверный" сообщает о начавшейся подготовке контактов между представителями руководителя "альянса семи" Бурнухуддина Рабанни, с одной стороны, и министра обороны генерал-полковника ДРА Шах Наваза Танаи, секретаря ЦК НДПА Нияза Мохаммада Моманда, командующего ВВС и ПВО ДРА полковника Абдул Кадыра, - с другой стороны. О характере предстоящих контактов "Правоверный" сообщит позднее".
   -Информация серьезная, Игорь Михайлович, - Гришин поднялся из-за стола и взволнованно прошелся по кабинету. Тебе не кажется, что это может быть дезинформация, специально подброшенная нашему человеку?
   - Вы хотите сказать, что "Правоверному" не доверяют, и специально подсовывают липу? - покраснел Зверев. После таких проверок, которые он прошел,.. извините, но я не считаю, что он "прокололся"...
   -Я тоже так не считаю, Игорь Михайлович, - шеф остановился напротив Зверева,- я просто не исключаю такого варианта.
   -Я понимаю, Василий Маркович, информация эта о высших должностных лицах Афганистана, и не известно как отреагирует на нее наше руководство. Но тогда как быть с информацией, о которой я вам докладывал вчера, и которая поступила из Кабульской резидентуры? В ней говорится, что командующий ВВС и ПВО Абдул Кадыр, о котором сообщает и сейчас "Правоверный", неделю назад был на свадьбе у своего родственника в одном из кишлаков под Кабулом. Там он длительное время о чем-то беседовал с другим своим родственником, который также был на свадьбе. Этот родственник является ближайшим сподвижником Раббани, и на свадьбу прибыл из Пакистана. А ведь эта информация подтверждена и источником ГРУ. И наверняка беседа носила характер, отнюдь не их родственных отношений...
  
   И, тем не менее, информация "Правоверного", хотя и прошло довольно много времени, в будущем, все же нашла свое подтверждение:
   6 марта 1990 года, именно эти высокопоставленные чиновники ДРА, возглавили неудавшийся военный переворот. Именно тогда верные им силы установили контроль над авиабазами Баграм и Шиндант. В Кабуле они захватили здание министерства обороны и главного политического управления. Авиация мятежников бомбила президентский дворец и центр города. Им противостояли не поддержавшие их артиллерийский полк и танкисты, которые весь день 6 марта, вплоть до темноты обстреливали свое бывшее министерство и свой же главпур.
  
   ...-Все! Хватит, хватит, махнул рукой Гришин, - усаживаясь снова в кресло. - Считай, что убедил. Но ты пойми и меня... Вот когда получишь подтверждение...А пока оставь мне бумаги. Я еще раз все просмотрю. И если у тебя все, то свободен...
   -Еще один вопрос, Василий Маркович, и очень важный...
   -Что еще за вопрос?
   -Из Пешавара пришло сообщение, в составе группы, под командованием известного нам полевого командира Сулеймана, кроме семи моджахедов и трех представителей РУМО (разведуправление Министерства Обороны США), следует и наш "Правоверный" Группа сопровождает в Афганистан груз, - снаряды к безоткатным орудиям и зенитные ракеты "Стингер". Груз предназначен полевому командиру Рашиду, группировки Гульбеддина Хекматиара, находящегося в провинции Кандагар. Группа получает груз на юго-западе Пакистана, в небезызвестном нам учебном центре Хангу, где несколько лет назад был наш "Правоверный".
   -А в чем, собственно, вопрос, Игорь Михайлович? - нетерпеливо перебил Зверева шеф.
   -А в том, Василий Маркович, что об этой группе и грузе известно нашим коллегам из ГРУ. У них есть агент в отряде полевого командира Рашида От него наши коллеги и получили эту информацию. Но и это еще не все. Главное в том, что ребята из ГРУ, руками афганского коммандос, намерены перехватить группу и захватить в плен всех американцев, которым считают и переводчика группы Филиппа Джексона, а он, как вы знаете, и есть наш "Правоверный"...
   -Стоп, стоп, - остановил его генерал. Так что же ты раньше молчал? - стараясь скрыть волнение, - поднялся он с кресла. -Ты представляешь, какие могут быть последствия, если что случится с "Правоверным"!? Немедленно иди к себе и проработай план мероприятий. Сделай все. но чтобы американцы и "Правоверный" были в целости и сохранности. Не дай Бог, чтобы их всех грушники взяли в плен, я уже не говорю о том, что могут их перестрелять. Подготовь шифровку нашему Представителю в Кабул.
   -Да, еще вот, что, - генерал сделал паузу. - "Аслам" знает о "Правоверном"?
   -Естественно, Василий Маркович, односторонняя расшифровка. Он уже получил команду "присматривать" за ним.
   -Хорошо, Игорь Михайлович, держи меня в курсе.
  
   Идти было тяжело. Острые каменные осколки, готовые по неосторожности идущих вызвать лавину, сбивали и рвали легкую обувь, в которую были одеты американцы. Перед выходом группы Сулейман, да и Фил, предупреждали их, что кроссовки, в которые те были обуты, долго в горах не выдержат. Но те лишь отмахнулись. Вот сейчас им и приходилось расплачиваться.
   По обе стороны тропы, по которой они шли, из узких трещин хлестали ручьи. Внезапно перед ними возникла река, которая, словно пытаясь вырваться из плена зажавшего ее ущелья, выла, ревела и металась.
   Пот струился по усталым лицам путников. И каскад ледяных брызг, в которые они неожиданно окунулись, казался всем настоящим спасением.
   На небольшой площадке сделали привал. Сопровождавшие груз моджахеды поправили на невозмутимых ишаках поклажу. Все, за исключением проводника, который с беспокойством долгое время ходил по берегу беснующейся реки ища переправу, в изнеможении опустились на щебень.
   -Филипп, - неожиданно, обратился к переводчику Торнтон, - спроси у Сулеймана, кто он, таджик или пуштун, или еще кто-то?
   -Зачем это тебе, Джад? - насторожился Фил. Он не исключал возможности, что Сулейман прекрасно владеет английским языком и, как многие афганцы, знающие его, скрывает этот факт. Зная об этом, он всегда с беспокойством прислушивался к американцам, готовый немедленно прервать в их разговоре, что-либо нелицеприятное по отношению к афганцам.
   -Я хотел спросить Сулеймана, почему больший процент населения Афганистана пуштуны, так враждебно относятся к своим союзникам, пакистанцам.
   Только Фил повернулся к Сулейману, чтобы перевести этот вопрос, как тот, на чистом английском, чем поверг всех иностранцев в изумление, произнес:
   -Не утруждайте себя, мистер Джексон, - я отвечу на вопрос мистера Торнтона, - и, поигрывая камчой с вплетенной в ее конец пулей, подошел к американцам, присел рядом на кучку щебня, и усмехаясь, повторил:
   -Я отвечу на ваш вопрос, мистер Торнтон. Натянутость этих непростых отношений, которые вы назвали враждой, корнями уходит в те времена, когда Пакистан был в составе Индии. В приграничных районах, как Афганистана, так и Пакистана, издревле живут пуштуны, не терпящие над собой ничьей власти, мечтающие о своей автономии, но только не в составе Пакистана. Поэтому они еще в те далекие времена говорили, - уж если кому-то подчиняться, то лучше договориться с королем Афганистана, чем с вице - королем Индии. Когда Индия распалась на Бхарат(Индия) и Пакистан, пуштуны голосовали за Бхарат, потому что только в таком огромном государстве, как Индия, они могли рассчитывать на автономию. Но получилось так, что на выборах выиграли те, кто голосовал за самостоятельность Пакистана, и поэтому пуштуны вынуждены были расстаться со своей мечтой, создать собственную автономию под патронажем Индии. А о создании автономии под патронажем Афганистана, не могло быть и речи. Пакистан на это никогда не согласился бы. Вот и живут пуштуны, вроде бы и вместе, но в то же время, в разных государствах. Я понятно ответил на ваш вопрос, мистер Торнтон? - закончил Сулейман, поднимаясь на ноги.
   -Да, мистер Сулейман, - ответил тот покраснев.
   -Оксфорд? Йель? - прокашлявшись спросил Йенсен.
   -Ни то и ни другое, - снисходительно усмехнулся Сулейман, и добавил:
   -Я самоучка, и если у вас больше нет вопросов, господа, продолжим путь...
   Как только караван оказался по ту сторону бурного потока, перед ним выросли трое моджахедов. Под уздцы они держали три коренастые мохнатые лошадки. Сулейман подошел к ним и о чем-то переговорил. Затем повернулся к моджахедам сопровождавшим караван, и коротко приказал перегрузить поклажу с ишаков на лошадок. Когда все было закончено, проводник привязал ишаков один к другому уздцами к хвостам, подошел к Сулейману, попрощался, и взяв переднего ишака под уздцы, направился в сторону реки, которую совсем недавно перешел с караваном.
  
   Местность, по которой шел караван, была однообразной. Скудная растительность едва-едва прикрывала собой редкие проплешины. Сулейман пояснил, что они вступили в Хадзараджат, - старый, разрушающийся под тяжестью веков горный массив. Кроме того он предупредил, чтобы оружие все держали наготове. Местность, по которой им предстояло идти, издревле славится разбойничьими шайками, нападавшими на всех без разбору. Отлично вооруженные, не признающие ничьей власти, они называли себя независимыми моджахедами. Они нападают и на караваны богатых купцов, и не брезгуют даже бедняками.
   Однако пока было тихо. Остановились перед огромным скальным монолитом, подножие которого было покрыто осыпями мелкого щебня.
   -Неожиданно, словно призрак, перед караваном вырос моджахед. Жесты приветствия, которыми он обменялся с Сулейманом и сопровождавшими груз моджахедами, говорили о давнем их знакомстве. С американцами, к которым относился и Фил, он поздоровался сдержанно, кивком головы.
   После разговора с моджахедом, Сулейман с караваном и сопровождавшим его моджахедами, направился дальше, по тропе, в сторону старой покрытой мхом скалы. Возмутившемуся было Йенсену, который был ответственен за доставку груза, моджахед, представившийся Зарифом, на чистейшем английском успокоил его. Он объяснил, что груз прибыл по назначению, а сейчас он всех представит своему шефу, который им все и объяснит.
   Площадка, на которой они оказались, находилась под самым монолитом. Вокруг громоздились хаотично разбросанные, разрушенные временем замшелые скалы. Далеко, к югу, сквозь сизую дымку, угадывались долины, а к востоку, уходя отвесными обрывами в бездонную пропасть, высилась величественная скала, усеченная вершина которой терялась в безоблачной синеве необъятного неба.
   И тут все удивленно замерли, - еле видимая тропа, которая пересекала площадку, извиваясь словно змея, дальше упиралась прямо в отвесную стену монолита. Это было просто невероятно, тропа уходила в никуда.
   Фил внимательно присмотрелся. Стена, в которую упиралась тропа, была испещрена глубокими трещинами и отслоениями. То тут, то там темнели провалы. Они словно каверны вились по стене, и напоминали собой гусениц пожирающих крону дерева.
   Но и это было еще не все. Настоящие чудеса только начинались. Моджахед, который привел их на площадку, поднимается по тропе к скале и, на глазах изумленных американцев, исчезает. И не просто исчезает, а будто растворяется. Потрясенные увиденным, все замирают на месте...
  
   -Мне может кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? - обвел всех взглядом Йенсен. - Фил, - обратился он к Джексону, - спроси вон того аборигена- кивнул он в сторону моджахеда спокойно курившего в стороне.
   -Бесполезно. Не скажет. Это охранник. Давайте попробуем разобраться сами, - ответил Фил, покосившись на охранника.
   Подойдя ближе к скале все в растерянности остановились. Перед ними была ниша...И все. Но она заканчивалась тупиком. Все переглянулись. В глазах у всех был один вопрос: "Куда исчез моджахед? Не мог же он испариться?" Здесь явно попахивало мистикой. А что случилось потом, их просто шокировало...
   Все было, как в сказке про Али-бабу и сорока разбойниках. Отличие, пожалуй, было в том, что в сказке, чтобы попасть в заветную пещеру, нужно было произнести заклинание, - "Сим-Сим, откройся!". А здесь...Неожиданно появился Сулейман. Сохраняя спокойствие, он прошел в нишу, и камнем выбил по стене какую-то замысловатую дробь. Небольшой участок стены, вдруг бесшумно подался внутрь, и все оказались перед темным провалом. Не дав американцам придти в себя от изумления , Сулейман пригласил их следовать за ним, в этот образовавшийся темный провал.
   Творение природы, которое здесь использовано, пусть даже в корыстных целях, было уникальным. Чего стоили только стены грота, в котором они оказались. Выпирающие скальные породы, из которых и состояли эти стены, напоминали своей мрачностью огромный зал средневекового замка. И только залитый бетоном пол, лампы дневного света, гудящие вытяжные системы, да глухой рокот дизеля, говорили, что на дворе двадцатый век.
   После того, как у всех отобрали оружие, и радиостанции "уоки-токи". один из моджахедов повел их за собой в один из туннелей. Сулейман исчез сразу, как только все оказались в гроте.
   Комната, которую им отвели, напоминала монашескую келью, которыми всегда были богаты скиты первозданных монастырей - пещер. Из мебели в комнате, если эту пещеру можно было назвать комнатой, стоял стол, на нем графин с водой и на небольшом подносе четыре стакана. Около стола четыре табурета. Вдоль стен стояли четыре застеленные солдатские кровати. Около каждой по тростниковой циновке.
   Фил добросовестно перевел своим спутникам пояснение моджахеда, где питьевая вода, туалет. Затем моджахед показав на кнопку срочного вызова и предупредив, что покидать помещение нецелесообразно, удалился.
   Повисло тягостное молчание.
   Также молча разобрали каждый по кровати.
   -Джад, - нарушил молчание Могуэн. Он доставал из своего заплечного солдатского мешка туалетные принадлежности. - Как ты думаешь, нас сегодня покормят? Или рассчитывать на свой "НЗ"?
   -Я знаю столько же сколько и ты, Джон. Спроси лучше Филиппа, кивнул он в сторону Джексона, плескавшегося за перегородкой в районе туалета под умывальником. - Кто-кто, а он знает местные порядки.- Йенсен сидел за столом и внимательно рассматривал развернутую перед собой карту.
   -Я слышал твой вопрос, - из-за перегородки появился посвежевший Фил. - Не беспокойся, афганцы очень гостеприимны, и голодными нас не оставят.
   Не подавал голоса только Торнтон. С закрытыми глазами он лежал на кровати.
   -Что-то не так, Джад? - подошел к столу Фил, и сел напротив.
   -Ни черта не пойму, Фил, - оторвался тот от карты. - Похоже мы шли совсем по другому маршруту. И эта остановка, и этот отель, - поднял он глаза в свод, никто не планировал...
   -И не понятно где наш груз, который мы должны передать Гафуру, - подал наконец свой голос вернувшийся из туалетной комнаты Торнтон
   -Не беспокойся, Чарльз, -посмотрел в его сторону Фил, - уверен, что скоро нам с вами все объяснят, и про груз, и про эту незапланированную остановку.
   -Черт побери, - выругался сворачивая топографическую карту Йенсен, - и связаться Пешаваром нельзя... Радиостанцию отобрали дьяволы...
   Неожиданно появился моджахед, который доставил их сюда. Все встали и выжидающе на него уставились.
   Моджахед улыбнулся, и обращаясь к Филу, попросил перевести, что сейчас принесут ужин.
   И действительно, почти сразу появился еще один моджахед. В руках у него были две объемистые корзины с провизией.
   Ужин превзошел все ожидания. Все было свежее. И горячий плов, и теплые лепешки, зелень, фрукты, традиционные орешки и, конечно же, налитый каждому в индивидуальный заварной чайник, зеленый чай.
   Тяжелый переход и сытный ужин, сделали свое дело. До утра гостей никто не беспокоил.
   Хотя и была тишина, Фил чувствовал, что никто не спал. Все были под впечатлением прошедшего дня.
   -Фил, - нарушил тишину въедливый голос Торнтона, - никто из нас не спит. Мы знаем, тебе многое известно об этой стране, и я думаю, никто из нас не будет против, если нам что-нибудь о ней расскажешь
   -Даже не знаю, Чарльз, что вам и рассказать...
   -Что-нибудь о нравах и обычаях, Фил, - подал голос Йенсен.
   -Давай, парень, - поддержал его Могуэн, а то, черт знает, какие мысли в голову лезут.
   Фил какое-то время помолчал собираясь мыслями, и только потом произнес:
   -Ну ладно, парни, уговорили. Попытаюсь вам кое что рассказать.
   Он встал с постели, подошел к столу, налил из графина стакан воды, и залпом выпил. Вернулся к постели, приподнял подушку, чтобы было легче говорить, забрался под одеяло и тихо начал повествование...
   -Ну, парни, начну с самого начала появления на свет ребенка, я имею ввиду, парня...
   -Давай, давай, Фил!- начинай не тяни, - не выдержал Могуэн.
   -Заткнись, Джон, - оборвал его Йенсен, - и не перебивай. Продолжай, Фил, - кашлянул он и замолчал.
   -Итак, парни, как появляется на свет ребенок, его считают, чуть ли не божеством. Особенно, если рождается мальчик. Тогда это событие считается большим праздником. Рождение же девочки, не празднуется. Затем, ждут когда наступит седьмой день после рождения ребенка. Только тогда ему дают имя. Считается, например, если дать имя раньше этого срока, то злые духи могут нанести ему большой вред. Имена бывают разные, в зависимости, в каком регионе родился ребенок. В основном эти имена исламского, арабского происхождения. И главная задача матери, в том, чтобы уберечь свое чадо от "дурного глаза" или "злого духа". Вот поэтому, например, в богатых семьях пацанов в раннем возрасте содержат грязными и неряшливо одетыми. Считается, что именно в таком виде они меньше всего подвержены воздействию сверхъестественных сил. Нельзя, например, восхищаться ребенком, говорить, как он хорошо выглядит, какой он красивый. Например, всякое восхищение ребенком по вопросу его хорошего здоровья или красоты, считается для него очень опасным. А теперь, парни, подходим к самому главному, - Фил сделал паузу, и продолжил:
   -Над всеми мальчиками, начиная со дня рождения, и примерно до десяти лет, совершается обряд обрезания...
   -Представляю, какую боль должны переносить эти мальчуганы, - сочувственно вздохнул Могуэн.
   -Я же тебе сказал заткнуться, Джон, - рявкнул Йенсен, - или ты хочешь, чтобы тебе здесь сделали обрезание? А то смотри, завтра я могу попросить об этом местного босса, - закончил он под дружный хохот Фила и Торнтона.
   -Продолжай, Фил, - подождав, когда все успокоятся, попросил он, и замолчал.
   -Ну, так вот, - снова приступил к своему рассказу Фил, - обрезание проводят одновременно двум мальчуганам. Именно так требует ислам. Это делается для того, чтобы они не испытывали чувства одиночества в этом мире, и чтобы жизнь у них была
   вдвое длиннее... В целом же у обрезание мотивы иные: Мусульманская религия предписывает каждому мусульманину перед совершением намаза проводить омовение. В его ритуале, например, содержатся такие установки, именно которые требуют предварительного обрезания. В настоящее же время обрезание все чаще объясняют и чисто гигиеническими соображениями... Вот, пожалуй и все по этому вопросу.
   Немного помолчав, он в шутливой форме спросил:
   -Ну что, желание прослушать курс лекций еще есть?
   Однако ответом ему был лишь храп да тяжелое посапывание уставших от тяжелого перехода спутников.
   Рано утром, после легкого завтрака, уже знакомый им моджахед, повел их к главному сахибу.
   Поднявшись по металлической лестнице, все оказались в небольшом, но с довольно высоким потолком, помещении.
   Обстановка деловая, довольно скромная, с претензией на европейскую. Из глубокого провала в боковом своде, неровности которого были тщательно подогнаны под застекленную раму, с трудом прорывались редкие лучи восходящего солнца.
   В кресле, за обыкновенным деревянным, но довольно большим столом, сидел средних лет мужчина с довольно интеллигентным смугловатым лицом. Темно-каштановые гладко зачесанные волосы были стянуты узлом на затылке. Одет он был в простую национальную одежду. Перед ним лежала "уоки-токи", слева переговорное устройство, а чуть в стороне на отдельном столике, мигала красными и зелеными огоньками, мощная радиостанция. Около нее сидел с невозмутимым лицом, никто иной, как их старый знакомый, Сулейман.
   Оценивающе посмотрев на гостей, хозяин кабинета, взглядом отправив сопроводившего их моджахеда, молча указал им на стоявшие вдоль стены табуреты.
   -Мое имя Абдулла, - заговорил он на чистейшем английском. - О вас мне все известно от мистера Сулеймана, кивнул он на знакомого уже им полевого командира. Голос, которым он произнес эту фразу, был мягок, и какой-то успокаивающий.
   -Он мне рассказал, что вы, мистер Йенсен, - посмотрел он на старшего группы американцев, - обеспокоены, что караван пошел не по маршруту, и в итоге, вы все оказались у меня, в закрытом для посторонних глаз, районе. Это была вынужденная мера, господа. Вас, если так можно сказать, спас от большой неприятности наш человек, который служит в контрразведке генерала Олюми. Если вы не знаете, кто этот генерал, я вам поясню, - это командующий Армейским корпусом правительственных войск в провинции Кандагар, на территории которой, мы с вами и находимся. Он же и губернатор этой провинции. Дело в том, господа, что ваш караван ожидала засада правительственных коммандос. Поэтому Пешавар и принял решение изменить ваш маршрут. Но можете не волноваться. Ваш груз дойдет до пункта назначения. Вы же снова, с мистером Сулейманом, вернетесь назад, в Пакистан. Но не пустыми, а с нашим грузом. Но за этот груз, уже будете отвечать не вы, а мистер Сулейман.
   - Надеюсь, я доходчиво все вам объяснил, господа?
   Ответом было гнетущее молчание. Американцы переваривали все ими услышанное.
   -Я понимаю вас, господа, - снова зазвучал его мягкий голос, - вы не успокоитесь, пока не получите распоряжения от своего босса. Пожалуйста,- кивнул он на радиостанцию, - можете выйти с ним на связь. Или можете воспользоваться этим, - он взял уоки-токи, и протянул подошедшему к столу Йенсену.
   Йенсен в основном слушал. В конце разговора он сказал коротко, "слушаюсь, сэр", -вернул радиостанцию хозяину кабинета.
   -Спасибо сэр, - добавил он. - Нам все ясно. Когда отправляться? - спросил он продолжая стоять около стола.
   -Сейчас, мистер Йенсен. Я уже сказал, что с вами пойдет мистер Сулейман, он и введет вас полностью в курс дела.
   Их снова провели в комнату, где они провели ночь. Прихватив свои солдатские мешки, оружие и радиостанции, которые у них забрали вчера, следуя за Сулейманом по извилистым лабиринтам пещеры, они вдруг увидели открытый проем в какое-то помещение, из которого тянул густой запах уксуса. Взгляды Фила, и его коллег выхватили ровные ряды столов с каким-то оборудованием. Где-то там, в глубине, глухо стучал вакуумный насос, мелькали люди в белых халатах. И только теперь они поняли, где оказались. Они находились на уникальном предприятии по переработке опия в героин.
   Площадка, на которой все оказались, с одной стороны упиралась в скальную породу, с другой представляла собой большую нишу, прикрытую сверху огромным выступом скалы. А с третьей, - была бездонная пропасть.
   В нише стояли лошади, десяток моджахедов подносили к ним тюки. Стоял стойкий запах конского навоза.
   Как только они появились на площадке, к Сулейману сразу подошел моджахед.
   -Сахиб, - почтительно произнес он, - проверьте груз и мы сразу приступим к укладке вьюков на животных.
   -Можете подождать там, господа, - Сулейман кивнул на деревянный стол, стоявший чуть в стороне, и с моджахедом направился в сторону животных, где уже лежал груз.
   Американцы расположились вокруг стола на лавках, и молча наблюдали, как идет вьючка животных.
   Фил оставил автомат и мешок на лавке, поднялся, и выйдя из ниши, направился в сторону пропасти. Там он присел на валун, достал пачку Мальборо, закурил.
   Неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд. Он с беспокойством посмотрел по сторонам. Нет, никто его не рассматривал. Но чувство, что кто - то за ним наблюдает, не покидало его. Резко повернувшись в сторону ущелья, неожиданно замер.
   На фоне ярко-синего неба четко вырисовывались контуры редкого животного, - горного барана, архара. Это мохнатое существо с огромными кольчатыми рогами, в упор смотрело на него, Фила. Осторожно, явно не желая спугнуть это чудо природы, Фил, чтобы привлечь внимание спутников, поднял руку, и показал в сторону ущелья, где, по ту его сторону, на выступе скалы, величаво стоял хозяин гор.
   Созерцание живой природы было прервано тучным моджахедом. Он пригласил всех на обед, который был организован за этим же столом.
   После короткой молитвы, за стол, за которым уже сидели американцы, присоединились и моджахеды. Обед был скромен. На грубо сколоченном столе перед каждым лежали по лепешке, стояли чайники с крепко заваренным чаем, эмалированные солдатские кружки, а рядом с ними горки наколотого кускового сахара.
   Навьюченные животные стояли у тростниковых яслей с кормом и лениво обмахивались хвостами. Все они были кауровой масти и выглядели легкими и крепкотелыми. Как и все горские кони, они были с высокой шеей, небольшими ушами, и длинной, нестриженной гривой. Это были подтянутые с нешироким крупом животные, приспособленные для длительных переходов в горах, способные нести на себе тяжелый груз. В глаза бросались их развитые и сильные ноги, которыми они словно пробуя свои копыта, пофыркивая скребли каменистую землю.
   А потом снова в путь, теперь уже в обратный путь. В Пакистан. И грузом каравана, в чем Фил был уверен, теперь был героин. Это была своего рода валюта, которой моджахеды довольно часто рассчитывались за поставляемое им оружие, боеприпасы, медикаменты...
  
   Учебный центр афганских моджахедов Хангу встретил караван знойным удушливым днем. На территории лагеря не было ни души. Оставив Сулеймана и моджахедов с караваном, американцы направились в отведенный им для отдыха барак. Там их ждал сюрприз в лице советника коменданта лагеря Мозера. Он передал распоряжение, которое предписывало Филу Джексону немедленно убыть в Пешавар. Йенсен, Торнтон и Могуэн, вместе с Сулейманом должны передать прибывший с ними груз лицам, которые прибудут за ним завтра, и ждать дальнейших распоряжений...
  
   Кадровый сотрудник 1 отдела(разведка) КГБ Таджикской ССР Асад Махсумов, проходящий в Главке под псевдонимом "Аслан", и по сей день значился для руководства КГБ Таджикистана, бывших коллег и многочисленных родственников, как переведенный еще в середине семидесятых для прохождения дальнейшей службы в Москву. В Москву переехала на постоянное место жительства и его семья.
   Кандидат исторических наук, востоковед. Он попал в поле зрения Главка еще задолго до того, как в Афганистане начались известные всему миру события.
   Используя дальние родственные связи в этой стране, а если быть точнее, на северо-востоке Бадахшана, где преимущественно проживают таджики, он селится у одного из таких родственников, проживающих в небольшом городке Балхе. После свержения принца Дауда, перебирается в Кабул, где открывает свое дело, - магазин по торговле антиквариатом. Связь с Центром поддерживается через связника, никоим образом не связанного с Кабульской резидентурой. Задание было внедриться в радикально настроенную среду представителей делового мира.
   После вторжения советских войск в Афганистан, именно так называла западная пресса оказание Советским Союзом военной помощи Афганистану, "Аслан", уже хорошо знакомый с недоучившимся инженером Ахмад шахом Масудом и его окружением, и известный им, как Сулейман, убывает вместе с ними в провинцию Бадахшан, где начинается формирование вооруженных отрядов оппозиции.
   Там ему поручается через представителей иранской диаспоры в Бадахшане, выйти на тех, кто может помочь оппозиции оружием, продовольствием и медикаментами. И это удалось. Большую роль сыграло и то, что почти десять процентов населения Афганистана исповедующие шиизм, проживают именно в этой провинции, которая всегда находилась под огромным влиянием своего соседа, - шиитского Ирана. Именно Иран и стал основным поставщиком оружия, продовольствия и медикаментов для вооруженной оппозиции Ахмад Шаха.
   Но Ахмад Шах не имел того, что имели его южные союзники - сунниты Хекматиара, получавшие из "первых рук" новейшее оружие, и в первую очередь знаменитые "Стингеры". И Ахмад Шах решает навести мосты и с этими "первыми руками". Он направляет в Пакистан своих доверенных лиц, одним из которых и был Сулейман. Контакты стали развиваться довольно успешно. Американцы, а это и были "первые руки", на время решили "прикрыть" глаза на то, что покровителями Ахмад Шаха, является Иран. Хотя в этом компромиссе было и одно "но". Военная помощь будет поступать не безвозмездно, как например для "Альянса семи", оппозиции юга Афганистана, а за соответствующую плату.
   В своем сообщении в Центр "Аслан" дал полную характеристику всех оппозиционных формирований, центры которых были, как в Пакистане, так и в Иране. И еще тогда, анализируя факторы влияющие на взаимоотношения северной и южной оппозиций, а также внутри, непосредственно "Альянса", "Аслан" отмечал, что они играют роль не объединения, а разъединения, чем и воспользовалось в будущем, движение "Талибан". Это молодежное движение, возникшее в .южных районах Афганистана, населенных в основном пуштунскими племенами, было отвергнуто в период его становления "Альянсом", и тем самым, подписавшим себе на недалекое будущее, приговор...
   Информируя "Центр" непосредственно об Ахмад Шахе, "Аслан" неоднократно отмечал симпатии того к Советскому Союзу и его народу. Лидер северной оппозиции неоднократно сетовал на то, что могучий северный сосед сделал большую ошибку, поставив на слабохарактерного Тараки, затем на полусумасшедшего Амина, а потом на алкоголика Бабрака Кармаля. Он говорил, что Тараки и Амин спровоцировали Брежнева и его окружение, доказывая возможность построения социализма в Афганистане, начисто отвергая исторические особенности этой страны с его патриархальным средневековым укладом, и в первую очередь, святая святых, - ислам.
   "Аслам" докладывал в "Центр" о возможности переговоров с Ахмад Шахом. Но к его сообщениям были глухи. Симпатии Ахмад Шаха к СССР передавались и его окружению. Многие очевидцы помнят, когда в 1989 году советские войска возвращались домой через печально известный Саланг, моджахеды Ахмад Шаха бок о бок с советскими солдатами вытаскивали застревавшие в снегу автомашины, а затем вместе согревались у костров. Сейчас, к сожалению, этому мало кто верит...
  
   Переговоры Ахмад Шаха с американцами по вопросу приобретения оружия и условий оплаты за него, прошли успешно. Было достигнуто обоюдное соглашение, расчет вести "натурой", - наркотиками, полудрагоценным минералом лазуритом, залежи которого в долине реки Кокчи, контролировались его полевыми командирами. Кроме того гуляли слухи, что Ахмад Шах имел достаточно золота и драгоценных камней, что могло также быть использовано в качестве оплаты. Также, северная группировка, за умеренную плату, взяла в аренду у "Альянса", на юге Афганистана, несколько предприятий по переработке опиума в героин. На одном из таких предприятий и пришлось недавно побывать "Асламу", и сопроводить оттуда очередную "проплату", за поставку партии оружия.
   Позднее он узнает, что оружие, отправленное северной оппозиции, до адресата так и не дойдет. Информация отправленная тогда им своему куратору, возымела свое действие.
  
   Подождав, когда американцы приведут себя в порядок, Сулейман направился к ним в барак. Необходимо было решить все "бумажные" вопросы, связанные с доставкой и передачей груза. Груз на данный момент находился на складе, под охраной. Куда он пойдет дальше, ему было безразлично. Он знал, что переводчик вертолетом уже убыл в Пешавар, да в принципе, он и не был нужен. А о том, что судьба вскоре снова сведет их вместе, он даже не предполагал.
  
   Пунктов сбора информации резидентуры ЦРУ на территории Пакистана было несколько. Один из них был в Пешаваре, основном своем филиале. Помимо руководителей этих подразделений разведки, их заместителей по направлениям, двух трех оперативных работников, были и так называемые специальные курьеры, которых, в случае острой необходимости, отправляли в различные регионы Афганистана. Это был многопланово подготовленный оперативный состав, владеющий местными языками, и прошедшие специальную подготовку рейнджеров.
   В Кабуле в последнее время сложилась довольно неблагоприятная обстановка для сотрудников посольской резидентуры ЦРУ. Ее работа в городе, в прямом смысле этого слова, была блокирована ХАДом (службой безопасности Афганистана). Ее наружное наблюдение, демонстративно и открыто ходило за каждым сотрудником посольства оказавшимся в городе, буквально по пятам. Параллельно за ними работало и советское представительство КГБ, в распоряжении которого в Кабуле были практически все необходимые для этого силы и средства.
   Вот и было принято решение отправить в Кабул такого курьера, который мог бы встретиться с "отрезанной" от оперсостава посольства агентурой.
   После долгих размышлений, всех "за" и "против", выбор остановился на Филиппе Джексоне.
   Подготовкой его занимался заместитель руководителя резидентуры Кабульского направления Адамс.
   Филипп долгое время скрупулезно изучал карту Афганистана. Особое внимание было уделено Кабулу. Он тщательно просматривал фотографии обыкновенные и спутниковые, проспекты видов столицы, его нового и старого районов.
   Просматривая карту города, он привязывал к ней увиденное, и особенно то, что ему было необходимо в первую очередь. Будь то жилой дом, учреждение, торговый центр, то, где ему предстояло осуществить тайниковые операции, встречи с агентурой, в том числе из числа старших офицеров ВВС, с которыми посольская резидентура давно уже утратила связь.
   Тщательно изучив план района, где проживал интересующий его агент, Филипп, сделав глоток прохладной баночной колы, попросил Адамса, дать подробные сведения на этого человека.
   -Мне нужно знать максимум данных о нем. Это нужно для обеспечения собственной безопасности, - пояснил он. Вы же не даете мне гарантии, сэр, что этот человек не является двойным агентом.
   -Согласен с вами, мистер Джексон, - улыбнулся Адамс. - Я хотел проверить вас, и специально придержал эту информацию. Ожидал, когда же вы наконец проявите к ней интерес.
   -Ну и как? - усмехнулся Фил, беря протянутую Адамсом тонкую папочку.
   -Доволен вашим профессионализмом, - улыбнулся ответно тот, присаживаясь в кресло напротив.
   В папочке находилась небольшая фотография офицера правительственных войск. На погонах по два закрепленных вдоль позолоченных ромбика, говорили что он в звании подполковника. Петлицы указывали его принадлежность к ВВС.
   Далее значилось, что человек этот по национальности пуштун. Женат. Имеет несовершеннолетнюю дочь. Уже будучи агентом ЦРУ, был направлен на учебу в Советский Союз. Закончил Киевское высшее военное авиационное инженерное училище. Там и был завербован советской военной контрразведкой, о чем сообщил контактному сотруднику ЦРУ посольской резидентуры, сразу по возвращении в Кабул... Далее шла подробная психологическая характеристика агента, подчеркивалась его честность, и краткое содержание информации на работавших с ним сотрудников КГБ в Кабуле.
   Получалось, что человек этот, действительно двойной агент. Но знали ли об этом сотрудники КГБ в Кабуле, этого никто, кроме их и самого агента, не знал.
   Вечером у Адамса состоялся довольно неприятный разговор со своим региональным руководителем Яном Камински. Шеф прибыл в Пешавар только сегодня утром.
   Потомок польских эмигрантов начала двадцатого столетия, он, как и большинство своих соотечественников, патологически ненавидел русских. А когда ему доложили, что для восстановления связи с агентом, и проведения тайниковых операций в Кабул направляется сотрудник русского происхождения, он был просто взбешен. Первое, что он спросил, почему этот вопрос не был с ним согласован.
   Адамс промолчал. Он невозмутимо поднялся с кресла, взял из бара бутылку виски, пару бокалов, содовую, и поставил все на столик, за которым сидел в глубоком кресле Камински.
   И только после того, как они пригубили бокалы, Адамс ответил на его вопрос.
   -Сэр, - спокойно проговорил он, закуривая сигару, - команда в отношении Джексона, поступила из Лэнгли, - поэтому все вопросы пожалуйста адресуйте туда.
   Камински едва не поперхнулся, услышав такой ответ. Ему оставалось только принять все, как есть.
   -Я понимаю вас, сэр, вы не доверяете Джексону, но возможно вы измените о нем свое мнение, если ознакомитесь с его досье.
   Адамс подошел к сейфу, достал оттуда копию досье на Джексона, и протянул Камински.
   -И еще, сэр, - добавил он, наблюдая как тот листает досье, - мы ничем не рискуем. Агент, к которому направляется Джексон, "двойник". И неизвестно, с кем он сотрудничает честно, с нами, или русскими...
  
   Все это время Филипп проживал в местной гостинице. В соседнем номере остановился гражданин Великобритании.
   Генри Смит, так по крайней мере представили Филиппу Джексону этого человека, был независимым журналистом. Фил должен был сопровождать его к Ахмад Шаху в Афганистан и быть при нем переводчиком. И только потом Фила переправят в Кабул. Когда это произойдет, ему сообщат уже там, в лагере Ахмад Шаха.
   Генри Смит сразу понравился Филиппу. Этот человек был из категории тех людей, которые открыты окружающим своей общительностью и открытостью характера. Фил так и мог понять, или это игра профессионала, или это все дано тому от природы.
   Приходя иногда вечерами к Филиппу, Смит, потягивая из стакана неразбавленный виски, много шутил и рассказывал анекдоты. Он не любил вести разговоры о деле, ради которого оказался здесь, в Пакистане, а донимал Фила расспросами об Афганистане, который считал для себя редкой экзотической страной. Так это было, или нет, но Фил охотно выполнял эти просьбы.
   Иногда Смит выходил на балкон, и с неподдельным восторгом восхищался чистыми лунными вечерами, и открывавшимся пейзажем экзотического, как он считал, города.
   Однажды, когда они ехали на открытом джипе в один из тренировочных лагерей моджахедов расположенных под Пешаваром, он, рассматривая попадавшие навстречу немногочисленные семьи афганских беженцев, вдруг воскликнул:
   -Посмотри, Фил, какой красивый афганец! С каким гордым видом шагает этот нищий бедняк! - и помолчав, явно рассчитывая на такую же реакцию, которую так и не дождался, продолжил:
   -Да, Фил, ты был прав, когда вчера рассказывал мне об этой стране. Это очень оригинальный и самобытный народ. Сколько раз его пытались завоевать мои предки, англичане. Как ты рассказывал? Два, или три раза?
   -Три, три раза! - крикнул в ответ Фил, притормаживая джип, чтобы пропустить переходящих дорогу местных низкорослых коровенок.
   -Да! Точно, три! - крикнул в ответ Смит и, что-то просчитывая в уме, замолчал. Потом снова повернул к Филу голову:
   -Мне кажется англичане проиграли все эти войны только потому, что хотели сохранить порядки на Востоке на уровне средневековья...
   Фил, которому уже надоела эта полемика, на реплику Смита ответил молчанием. Впереди шла процессия. Фил остановил машину.
   -Что случилось? Почему встали? - спросил Смит.
   -Похороны, - коротко ответил Филипп, и вышел из машины. Мимо торопливо двигалась похоронная процессия. Одни мужчины, как и положено по мусульманскому закону. Белые чалмы покрывали головы живых, белые саваны спеленали мертвых. Филипп насчитал пять покойников, которых несли на руках, опустив глаза, погруженные в свои думы, уже далеко не молодые люди. В конце процессии шел белобородый старик. Опираясь на посох, он едва успевал за процессией.
   -Кого хороните, уважаемый бабай?
   Старик вздрогнул от неожиданности, услышав родную речь. Остановился, с удивлением посмотрел на Филиппа.
   -Хороните, спрашиваю, кого? - думая что старик не расслышал, еще громче повторил тот свой вопрос.
   -Сыновей своих. Привезли с гор... Бой там был большой. Здесь мой самый младший, Джамиль... Остальные соседи по палаткам. Мы из лагеря афганских беженцев. - Он остановился чтобы передохнуть, сгорбленный летами и болезнями.
   -А сколько у вас детей, уважаемый?
   -Десять дал аллах, и все мальчики. Трое здесь, у моджахедов, остальные там, у Бабрака. Старший то мой, Махаммад, там большой начальник, полковник, - не без гордости, продолжил старик. Помолчал, подумал, и с печалью голосе добавил:
   -Может быть Махаммад убил своего брата Джамиля? Разбрелись все по разные стороны, вот аллах и карает нас за грехи наши... Слыханное ли дело, брат на брата руку поднял...
   Процессия прошла, и старик ушел с ней. А неприятный осадок от этой встречи, еще долго преследовал Филиппа. Он молча вел автомобиль, даже не слыша о чем его спрашивает Смит.
   Наконец он словно очнулся;
   -Ты о чем, Генри?
   -Слава, Богу, расслышал, я тебя спрашиваю, много ли американцев помогает афганским беженцам? Ведь это они сейчас были, я прав?
   -Хватает, - неохотно ответил тот, и притормаживая, добавил, - все, приехали.
   Видимо вспомнив, с какой целью прибыл в Пакистан, Смит промолчал, и только уже в домике, который им отвели, продолжил этот разговор.
   -Я не понимаю, Фил, - заметил он, наливая в стакан виски, - зачем русским нужен Афганистан? У этой страны такие огромные и еще не освоенные пространства... Я много читал про Россию, и неплохо знаю ее историю...
   Фил с интересом посмотрел на своего спутника. То, чем тот с ним сейчас делился, было для него неожиданностью. Американцы, с которыми ему раньше приходилось общаться, о России практически ничего не знали.
   -Я не пойму, - словно рассуждая с самим собой, - продолжал тот свое повествование, - у этой страны огромные пространства неосвоенных и нашпигованных сокровищами земель, а она вдруг влазит в этот Афганистан. Зачем?
   Фил молчал. Но тот, словно не замечая его молчания, продолжал:
   -Я могу понять русских царей, которые по жадности могли мечтать об Индии, ее богатствах, а чтобы достичь ее , нужно было сначала пройти Афганистан. Однако они не сделали ни одной попытки к этому. И Советский Союз, я почему-то в этом уверен, этой жадности обогащения не имеет. Тем более, он со своими-то, без преувеличения, несметными богатствами, лежащими в ее землях, справиться не может.. Да и мирная его политика говорит об обратном.
   Филипп упорно молчал, Он уже начал подумывать, а не провокация ли это проверочная его хозяев?
   Эту мысль Фил отбросил лишь после того, как Смит продолжил полемику на эту тему вечером, в беседе с полевым командиром Гафуром, с которым они должны были идти в Афганистан.
   Гафур, закончивший неполный курс богословского факультета Кабульского университета, был находкой для Смита, который при знакомстве представился тому, также, как и Филиппу, независимым журналистом.
  
   Приводя Смиту трудно оспариваемые доводы, Гафур, не стесняясь, а если сказать точнее, не боясь, что его откровения станут известными пакистанским покровителям, доказывал, что такой страны, как Пакистан, никогда не было.
   -Это наши, древние афганские земли, начиная с Великого Бабура и Ахмад Шаха, - горячился он. - Бабур считал Пенджаб своим наследственным владением, а Ахмад- шах Абдали владел Пенджабом. Кашмиром и Синдом...
   Гафур английским владел слабо, поэтому переводчиком снова пришлось быть Филу. Он переводил добросовестно, ничего не убавляя и не прибавляя.
   Позднее, вспоминая этот разговор с Гафуром, Смит доверительно делился с Филиппом, - как ты уже понял Филипп, я не достаточно хорошо знаю Азию, но должен тебе заметить, что без европейцев и американцев здесь наступит хаос, который будет угрожать всему цивилизованному миру новыми чингизханами и тамерланами..."
   -Но в этом вопросе цивилизованному миру без России не справиться, - неожиданно оборвал его Филипп, - ее территория простирается почти в самое сердце мусульманского мира. Может быть она именно сейчас и начинает решать этот вопрос, чтобы обезопасить мир от новых завоевателей.
   -Может быть, может быть, - неопределенно пожал плечами Смит, и помолчав, так закончил свою мысль:
   -В крайнем случае, я согласился бы на то, чтобы эти азиаты били друг друга, и чтобы в этих драках утратили ту силу, которую потом и могли бы обратить против цивилизации.
   -Ну и что из этого получится?- усмехнулся Фил. - Неужели вы думаете, что люди не могут жить без войн?
   -К сожалению не могут, и вы это тоже прекрасно знаете, - вздохнул Смит. - Сколько существует мир, столько и существуют войны. Вот и мы с вами, зачем находимся здесь, в Пакистане, а через несколько дней будем там, где идет война?
   В ответ Фил лишь неопределенно пожал плечами.
   -Филипп, вы когда нибудь были в Индии?
   -Нет, а что?
   -Да нет, ничего. Просто мне на память пришли погребальные костры, которые я видел в Дели.
   -Что вы там искали? - усмехнулся Филипп.
   -Ничего. Я там тогда оказался случайно. Мне почему-то вдруг вспомнился один индиец, который из груды мокрой грязи и жженных костей вытащил золотой зуб...
   -И к чему вы это мне рассказываете? - с нескрываемым отвращением посмотрел на него Фил, - зубы по ночам болят?
   -Да нет. Иногда мне всю ночь видится этот проклятый индиец и этот золотой зуб, будь он проклят! Вот и сегодня ночью опять приснился.
   Он подошел к столу, и снова налил себе виски.
   -Вы устали, Генри, - Филипп подошел к нему и коснулся рукой плеча. - Ложитесь отдыхать.
  
   Рано утром они уже были на небольшой площадке, где готовились к длительному переходу моджахеды. Вместе с Гафуром их было шестеро. Седьмым, что явилось неожиданностью для Филиппа, был Сулейман. Позднее тот объяснил, что его отозвал из Пакистана Ахмад Шах.
   Одежду, в которую предстояло облачиться, предложили на выбор: или национальная афганская, с теплым чадаром, или полувоенная, - камуфлированная военная куртка, высокие, на рифленой резиновой подошве американские ботинки, и нуристанская серая шапочка. Фил и Смит, не сговариваясь, выбрали второй вариант. И уже через час группа вертолетом была доставлена в северный район Пакистана, в местечко Чиритмир.
   На площадке, где их высадили, стоял открытый джип, от которого навстречу им направились двое пакистанских военнослужащих, с петличками погранвойск.
   Не смотря на высокогорье, было очень жарко и душно. Видневшиеся вдали горы, были в какой-то плавающей дымке. Создавалось впечатление, что они, как-бы, плавились в этом дрожащем мареве.
   К вечеру, когда нужно было выдвигаться к границе, вдруг появились тучи. Сразу похолодало. Холод усиливался, а группа все еще стояла на месте.
   Наконец, словно приведение, из мороси вынырнула закутанная в чадар невысокая человеческая фигура. Это был проводник. И через пару минут, караван двинулся в путь.
   Ближе к вечеру, когда уже сгущались сумерки, и нужно было думать о ночлеге, сосредоточенную тишину неожиданно нарушил вопль осла. Из ущелья ему ответило громкое эхо.
   -Этого еще не хватало...Накличет беду, безмозглый ишак, сын шайтана, лопоухая тварь... А ты чего рот раскрыл, набросился Гафур на погонщика. - Заткни ему глотку, потяни за хвост!
   Филипп не видел, что сделал погонщик с этим бедным ишаком, только тот еще раз икнул, и почти сразу покорно засеменил за своими собратьями.
   Поздно вечером, когда все сидели у тлеющего костра, Смит, обративший внимание на старинную винтовку, которая лежала на коленях проводника, попросил Филиппа спросить, что это за оружие.
   -Это английский "Бур", немного помолчав, - ответил старый афганец. - Он достался мне от отца, отцу от его отца, а тому, от английского солдата, которого он убил.
   Он ловко выхватил уголек из костра, подбросил его на ладони, поднес к трубке-коротышке, и задымил в свое удовольствие.
   -Мы афганцы, любим оружие, - немного помолчав, с гордостью продолжал старик. - Порой и гроша на хлеб нет, а вот для покупки хорошей винтовки деньги всегда найдутся. Продаст хозяин последний халат на базаре, выпросит в долг у соседа, но на саманной стенке его хижины, обязательно будет висеть винтовка... Ухоженная, словно женщина, с прочищенным стволом, со смазанным ружейным маслом затвором, она всегда готова защитить тебя от дурного человека. Владеть оружием сызмальства у нас учат и мальчиков и девочек... Помню, с каким волнением я впервые держал в своих руках эту самую винтовку... Тогда она была для меня очень тяжелая, да и ростом была выше меня, - старик растянул в улыбке свой щербатый рот. - Мне еще и восьми лет не было от роду, но я уже принимал участие в соревновании по стрельбе между подростками. Это был настоящий праздник для всех жителей кишлака. За околицей собралась большая толпа народу, которая бурно реагировала на каждый выстрел детей. Мишенью служили разрисованные углем человечки на большом валуне. В руках белобородого старейшины победителя ожидала щедрая награда, - цветной пакетик с леденцами. И как же я горько тогда плакал, когда промахнулся и желанный пакетик с леденцами достался другому мальчугану.
   -И много оружия в вашем кишлаке? - перевел очередной вопрос Смита старику Филипп
   -Мы не из бедных, в каждой семье по нескольку стволов... винтовки и автоматы...Кочуем. Без оружия нам нельзя...Особенно в такое смутное время, - покачал головой старик.
   Звездная ночь несла в ущелье сырость и холод. Старик поплотнее закидывает полу замусоленного, видавшего виды халата, и боком продвигшается к костру.
   С интересом наблюдая за Смитом, Фил все больше и больше убеждался, что если он и журналист, то журналист прошедший довольно жесткую специальную подготовку. Не смотря на тяжелый переход через перевал, он выглядел, для неподготовленного журналиста, достаточно бодрым.
   Через полчаса путь был продолжен. Шли уже более двух часов. Пот заливал лица путников. Неожиданно повеяло сильным холодом. Причиной был выросший перед ними устремивший ввысь ледник. Снова остановка. Через какое-то время, все услышали какой-то стук. Он повторился два раза.
   Гафур прислушался, поднял с земли булыжник и ровно пять раз ударил по лежавшему перед ним огромному валуну. И почти сразу из-за скалы показалась закутанная в чадар человеческая фигура. В руках его был автомат Калашникова. И только сейчас Фил обратил внимание, что со стороны расщелины, метрах в двадцати от них, смотрел еще один ствол.
   Далее группу сопровождали уже эти, встретившие их моджахеды.
   Пока путников окружали сухие и травянистые каменные увалы, идти было сравнительно легко. Но когда они стали превращаться в густо осыпанных снегами великанов, с торчащими на них словно шапками, ледяными панцирями, путь их превратился в настоящий ад.
   Ревущая в глубоком ущелье река, и редкие рощицы горных сосенок, были словно продолжением этой окружающей их суровой природы.
   Шли молча. И только глухое сопение взбирающихся к перевалу людей, нарушало девственность окружающей их тишины.
   Идти было очень тяжело. Шли помогая друг другу. Заплечные мешки с боеприпасами и провиантом на семь дней пути, казавшиеся вначале пустяком, сейчас, для людей карабкающихся по обледенелым откосам, были неимоверно тяжелы. Идти старались тихо и осторожно. Любое нарушение этих неписанных законов, могло привести за собой сход лавины.
   К полудню следующего дня группа перевалила хребет, а к вечеру была уже у его подножия, рядом с небольшим селением, находящимся уже под контролем моджахедов Ахмад -шаха- Масуда.
   Когда подошли к кишлаку, лучи уже прятающегося солнца, словно нехотя проглядывали из-за гор.
   Все были вымотаны настолько, что Филипп и последовавший его примеру Смит, отказались от ужина, и выпив только по пиале густо заваренного зеленого чая, упали на покрытые кошмами, отведенные им прямо на земляном полу места, и сразу заснули.
   Утром путь был продолжен.
  
   Шиитский Иран, который накануне Апрельской революции в Афганистане сверг проамериканский режим и выбросил из страны всех американцев, к Пакистану, нашедшему в лице изгнанников своих новых покровителей, был настроен довольно враждебно. Такое же отношение Ирана было и по отношению к "Альянсу семи", обосновавшемуся в Пакистане. И причина "неприязни" не в разнице религиозных течений, - Пакистан и афганская оппозиция в лице "альянса" были сунниты, а именно, в их проамериканской политике.
   Обо все этом и размышлял сейчас Филипп Джексон, идя след в след за Сулейманом.
   ...Филипп прекрасно знал, что такое "Ислам". Он знал, что это религия, и религия за многие века ставшая частью бытия миллионов людей в странах Азии и Африки. Для них она образ мышления и действия, надежда на справедливость в этой жизни, и упование на награду в жизни иной.
   В настоящей жизни ислам, - это нефть. С исламом связана и исламская революция в Иране. С ним связана незатухающая и по сей день палестинская проблема, и уже ставшая историей ирано-иракская война, а теперь незатухающая проблема Афганистана.
   Един ли ислам? Да. Един. Но единство его соткано из многих ответвлений, точно также, как и в других религиях. Филиппу пришли на память слова профессора, которые он слышал в студенческие годы. На одной из своих лекций, профессор на вопрос о единстве ислама, ответил словами его основателя: " Иудеи раскололись на семьдесят одну секту, назаретяне(христиане) раскололись на семьдесят две секты. Расколется и моя община на семьдесят три секты".
   Однако, хотя ислам и считается единым, но все же он исходит их двух крупнейший направлений, суннизма и шиизма.
   В отличие от суннитов, шииты являются сторонниками великого имамата - концепции передачи власти в общине в соответствии с текстуальным заветом, потомкам Али ибн Абу Талиба, считая законным преемником пророка только Али. А религиозное течение суннизма, проповедующее возвращение к чистоте раннего ислама времен Мухаммеда, основано в Аравии в середине ХVIII аль Ваххабом, считает преемником пророка, его. В целом, в Афганистане, девяносто процентов населения, - сунниты, и только десять процентов, в основном жители горного Бадахшана, - шииты...
   Размышления о религиозных течениях Афганистана, были прерваны небольшим привалом.
   Закуривая и угощая сигаретой Смита, он молча смотрел на раскинувшееся перед ними предгорье.
   -Так вот ты какой знаменитый Бадахшан, - подумал он, с интересом рассматривая раскинувшуюся перед ним живописную местность.. Там, внизу, под облаками, раскинулся довольно большой кишлак.
   Разместили их вместе, хотя и в маленькой, но довольно уютной и теплой хижине. Смит поинтересовался, когда начнутся переговоры, и будет ли в них участвовать Ахмад Шах. Но неосведомленный в этом вопросе Филипп, только пожал плечами. Ему было известно, что Гафур от имени "альянса" был уполномочен вести переговоры с северной группировкой, по выработке единого плана наступления на режим Наджибуллы. Но когда оно должно произойти, ему было не известно.
   Оба вышли из хижины закутанные в чадары. Было довольно прохладно. Протапливающий их хижину моджахед, который и приносил постояльцам еду, рассказал, что от кишлака, в котором они находятся, всего лишь двадцать километров от главного перевала Гиндукуша, - Саланга.
   О перевале Фил знал только из источников, по которым несколько лет назад изучал Афганистан. Ему было известно, что дорогу через этот перевал пробивали советские специалисты. Строительство шло долго и тщательно. Сколько всего тоннелей пройдено, Фил не знал, но знал, что самый главный из них, прорытый в самой седловине, - два с половиной километра. Ему было хорошо известно, что если бы не эта трасса, в северные провинции Афганистана на машине, вряд ли можно добраться. В лучшем случае, пришлось бы давать многокилометровый крюк...
   Ужинали тушеными кроликами. Приправленные каким-то известным, только местным аборигенам соусом, по вкусу они были бесподобны. Кроликов этих, ухаживающий за ними моджахед, назвал пишухами Как он пояснил, это самые настоящие карликовые родственники известных всем кроликов и зайцев, которых в предгорьях Гиндукуша, довольно много. И добычей они становятся не столько людей, сколько волков, лисиц и ласок.
   Утром следующего дня Филиппа Джексона и Генри Смита пригласил к себе один из приближенных Ахмад Шаха, полевой командир Исмаил.
   В комнате застеленной скромной расцветки ворсистыми коврами, их встретил довольно интеллигентного вида моджахед. Высокий рост и плотное телосложение, аккуратно подстриженная бородка, выдавали в нем нуристанца, - одного из многочисленных потомков воинов Александра Македонского, проходивших когда-то, в те далекие времена, здесь, по территории северного Бадахшана. На вид ему было не более тридцати пяти лет. Одет он был в традиционную национальную одежду. На голове форсисто держалась надетая набекрень, слегка примятая нуристанская шапочка. Точно такая же, в какой был изображен на своих листовках - воззваниях, Ахмад Шах.
   После небольшого замешательства стороны обменялись традиционными афганскими приветствиями. Затем последовало приглашение к завтраку.
   На достархане было традиционное восточное угощение: три фаянсовых чайника, три такие же чашечки и блюдца с мелко наколотым кусковым сахаром и фисташками.
   И первым делом, как это принято на Востоке, Исмаил поинтересовался состоянием здоровья гостей, хорошо ли они отдохнули с дороги. Филипп ответил за всех, что все нормально, и в свою очередь спросил о его здоровье.
   Следуя древним восточным традициям, им, как и всем гостям, первым было предложено вымыть из кувшина руки и вытереть свежим полотенцем, первыми надломить хлеб, и первыми начать есть, только что принесенное блюдо с пловом.
   Когда завтрак был закончен и приступили к чаепитию, Исмаил передал извинение Ахмад Шаха, что тот не может лично принять британского журналиста и посланца американских друзей, в связи с большой занятостью, и поручил это сделать ему, его помощнику по связям с иностранными представителями. Филипп все добросовестно переводил. Из того, как Исмаил прислушивался к переводу, Филипп понял, что тот прекрасно знает английский язык. В этом он и не сомневался. Вряд ли Ахмад Шах поручил бы устанавливать контакты и вести необходимые переговоры с иностранными представителями лицу, не знающему иностранного, в частности, английского языка.
   Передав извинение, Исмаил спросил, какие именно вопросы интересуют гостя. Зная, что Филипп прибыл с журналистом в качестве переводчика, вопрос этот был адресован Генри Смиту.
   Смит со свойственной ему прямотой, но в то же время очень деликатно, попросил:
   -Мистер Исмаил, западная пресса почти ничего не знает о таком уникальном лидере северной оппозиции, как Ахмад Шах. Не могли бы вы рассказать нам о нем то, что посчитаете возможным.
   -Видите ли, мистер Смит, - деликатно ответил Исмаил, - я не получал от Ахмад Шаха полномочий, давать вам о нем какую-либо информацию. Он будет через неделю, и вы будете иметь возможность задать вопрос лично ему.
   -Как ваша оппозиция относится к правительству Бабрака Кармаля? - теперь уже без упоминания личности Ахмад Шаха, задал новый вопрос Смит.
   -Он для нас пустое место, мистер Смит. Мы его считаем марионеткой Советов. Его правительство не имеет будущего и за свои преступления понесет наказание.
   -Скажите, мистер Исмаил, какие у вас контакты с "альянсом семи", который находится в Пакистане? Совпадают ли ваши основные интересы в борьбе с нынешним режимом в Кабуле?
   -Видите ли, мистер Смит, на какие-либо контакты с нынешним режимом Кабула Ахмад Шах Масуд никогда не шел и не пойдет. В отношении же оппозиции, которая находится в Пакистане, у нас независимая политика. Мы никогда не согласовывали и не думаем согласовывать свою политику с руководством ИОА в лице Хекматиара в Пешаваре. Независимая политика проводимая нами всегда базировалась и базируется на экономической основе. В контролируемой нами зоне находятся богатейшие месторождения изумрудов, лазурита, других драгоценных камней и металлов. Все это, в отличие от наших союзников в Пакистане, помогает нам избегать крупных займов, а также военной помощи арабских стран и Китая...
   Вот так неудачно и закончилось интервью независимого британского журналиста Генри Смита с ближайшим сподвижником Ахмад Шаха, Исмаилом.
   Когда уже прощались, Исмаил неожиданно предложил гостям принять участие в боевой операции против "шурави". Когда растерявшийся Смит, начал было отказываться, Исмаил рассмеялся:
   -Нет, нет, мистер Смит, вы поняли меня в буквальном смысле. Я же предлагаю вам присутствовать там, лишь в качестве наблюдателей. Надеюсь, как журналисту, вам это будет интересно. И когда на Западе прочтут вашу публикацию, определенные там круги, наконец-то поймут, что и северная группировка, вопреки их мнению, вносит существенный вклад в борьбу против безбожного режима, а потому, наверняка изменит свое отношение к поставкам нам оружия, боеприпасов и медикаментов.
   Когда уже прощались, Исмаил предупредил, чтобы гости, если конечно не передумают, были готовы рано утром. За ними придут..
   Филипп почему-то был уверен, что планируемая моджахедами операция будет проведена в районе перевала Саланг. И похоже, она спланирована специально для британского журналиста, чтобы тот воочию убедился, как воюют моджахеды северной группировки.
   И он не ошибся в своих предположениях. Именно на перевале Саланг и произойдет страшная трагедия, - когда будет разгромлена колонна с топливом, боеприпасами, медикаментами и продовольствием, которые так ожидали советские и правительственные войска.
   И что обидно, что разведки и КГБ и ГРУ своевременно проинформировали Центр о предстоящем нападении моджахедов на колонну. Но увы, информация почему-то была проигнорирована. Почему? Об этом знают только те, кто принимал по ней определенное решение...
   А что мог сделать он, Филипп? Да ничего. Его связник находился в Пешаваре... И все же информация в Центр ушла. И ушла отсюда, почти из штаб-квартиры Ахмад Шаха. Но об этом Филипп знать не мог.
   После обеда Филипп со Смитом выйдя из хижины, в изумлении остановились. Перед ними была панорама величественных хребтов Гиндукуша.
   -Генри, - после недолгого молчания подал голос Филипп, - ты даже не представляешь, где мы сейчас находимся. Мы находимся в Восточном Гиндукуше. Именно здесь находится самая высокая точка Афганистана, - гора Наушек. Высота ее семь с половиной тысяч метров над уровнем моря. Восточный Гиндукуш соединяется с Западным многочисленными перевалами. Именно через такой перевал мы сюда и попали. Все они находятся на высоте не менее трех тысяч метров. Зимой эти перевалы, естественно, непреодолимы. Вот поэтому афганцы и попросили русских оказать помочь пробить через перевал тоннель и построить автомобильную трассу...
   - А в благодарность, русских сейчас бьют, - усмехнулся Смит прервав Филиппа.
   -Ну это уже другой разговор, Генри, - нахмурился тот, и надолго замолчал.
   Кишлак, который оказал им гостеприимство, жил своей жизнью. На горных проплешинах паслись козы, дымились домашние тендиры, - своеобразные мини пекарни, где готовится для семьи хлеб. То тут, то там, на небольших полях, расположенных у самого подножия гор, копошились дехкане. Так в Средней и Центральной Азии назывались крестьяне.
   Рано утром в их хижине появился рослый моджахед. Он сообщил, что по приказу шейха Исмаила будет сопровождать гостей туда, откуда они могут видеть, как воины Аллаха будут уничтожать неверных.
   Шли несколько часов. Чем выше отряд продвигался в горы, тем тяжелее было идти. Погода была скверная, и все, и моджахеды, и их гости, были закутаны в шерстяные чадары. Привал был объявлен на небольшой площадке среди замшелых валунов. С нее открывалась величественная панорама дымящихся туманом хребтов Гиндукуша. А там, далеко внизу, под редкими облаками, проглядывала живописная долина. К ней, по многочисленным серпантинам, словно вьющаяся змея, спускалась автомобильная трасса. Она то появлялась, то снова пропадала среди сереющих скал, чтобы потом неожиданно появиться на их же трассах. Вот она выныривает из- под нависающей над ней скалы, и сразу пропадает в черном провале тоннеля.
   Сопровождавший моджахед протянул Филиппу бинокль. Подняв его к глазам он четко, словно рядом, видит выползающую из тоннеля грязную ленту крытых брезентом грузовиков, которая, пройдя пару километров, натыкается на остановившуюся впереди колонну "наливашек", именно так, в Афганистане советские солдаты называли бензовозы.
   -Боже, - ужаснулся про себя Фил, передавая бинокль Смиту. Он представлял, что сейчас произойдет...
   Однако, вопреки его ужасающим прогнозам, колонну никто не расстреливал. Быстро сгустились сумерки, и наступила ночь. До самого рассвета стояла тишина, и только изредка, из ущелья, в котором на прилепившихся к скалам серпантине стояли колонны грузовиков, доносилось глухое урчание.
   И вот, рассвет. К дремавшим "американцам", так моджахеды про себя называли Джексона и Смита, подошел их сопровождающий. Показав на часы, он молча махнул рукой в сторону ущелья.
   Резкий сухой грохот безоткатных горных орудий, раздавшийся откуда-то сверху, оглушил их. Там, внизу, где стояли колонны, происходила что-то страшное. Было видно, как задвигались машины, как заметались между ними фигурки людей. Вот в голове колонны вспыхнули объятые пламенем две-три машины, и черные клубы дыма от горевшей соляры, поплыли над колонной. Неожиданно перед самым входом в тоннель вырастает огромный огненный шар, и почти сразу раскатывается страшный грохот..
   -Все, - констатировал про себя Филипп, - ловушка захлопнулась, и сейчас начнется хладнокровное уничтожение колонны.
   -Рядом стоял потрясенный Генри Смит. Он не мог вымолвить и слова, а только продолжал открытыми от ужаса глазами смотреть туда, вниз, где на его глазах гибли люди.
   -Фил, надеясь на появление "вертушек" прикрытия, бросал нетерпеливые взгляды в сторону ущелья. Однако горизонт был чист...
   Уже почти полностью рассвело. Не успел он повернуться к моджахеду, чтобы попросить бинокль, как почти перед рядом со свистом прошелестел НУРС. Сначала один, другой, потом третий... Поздно, но "вертушки" все же прилетели.
   Какое моджахедов настигло возмездие, они узнали только на следующий день.
   Был уничтожен почти весь отряд, который принимал непосредственное участие в разгроме советской колонны.
   Исмаилу, которому, в присутствии гостей доложили о разгроме колонны и потерях моджахедов, философски заметил:
   -На войне, как на войне.
   А вечером, находясь с Филиппом в хижине, и бесцельно рассматривая при свете керосиновой лампы ее потолок, Смит неожиданно, словно рассуждая с самим с собой, произнес:
   -Я родился в то время, когда Советы были нашими, с вами, союзниками в войне против Гитлера, и знаю, что основную тяжесть в ней, вынесли они. И только благодаря Советам эту войну Германия проиграла. В Корее они с вами, американцами, были уже по разные стороны баррикады. И судя по конфиденциальным данным, с которыми мне довелось ознакомиться, русские тогда вам крепко "влупили"...Ничего не попишешь, летчики у них что надо. В этом мы с вами, Фил, сегодня лично убедились. От ракет русских от моджахедов летели только перья... Во Вьетнаме, русские также вас, американцев, пощипали. Но здесь, в Афганистане, я им сочувствую... Они, или разучились воевать, или командование у них ни к черту не годное... Как ты думаешь, Фил? Однако тот, погруженный в собственные мысли, молчал.
   -Молчите? - усмехнулся Смит, - укладываясь в свою постель. - А я никак не могу понять, как такую огромную колонну, можно вести по территории контролируемой моджахедами, одну, без прикрытия? Что это? Русское "авось", или обыкновенное предательство?..
   Филипп продолжал молчать. На этот раз их мысли совпали. Он тоже сейчас думал об этом.
   Сна не было. Набросив чадар на плечи он вышел из хижины. Остановившись недалеко от входа, он полной грудью вбирал в себя чистый горный воздух. Все еще находясь под впечатлением страшной трагедии, он не замечал ни девственности окутавшей его ночи, ни огромных звезд, усыпавших над головой все небо.
   Он не удивился, когда рядом появился Смит. Смит нравился Филиппу, просто, как человек. Возможно он мог стать ему даже другом, кто знает...
   -Не спится? - почувствовал он мягкое прикосновение руки Смита к своему плечу, - мне тоже... Какая ночь! - воскликнул он. - Только на Востоке и можно увидеть такие ночи, такие огромные звезды!
   -Да, ты прав, - неожиданно для себя бодрым голосом ответил Филипп. Хандры, которая начала было окутывать его, как не бывало. Снова появились трезвость мысли, жажда деятельности. И хотя все пережитое за последние сутки осталось где-то там, он знал, что память такая "штука", что и через десять, двадцать лет, нет-нет, да и снова появятся перед глазами картинки прошлого, всплывет и эта, увиденная им трагедия. Он снова увидит шарахающиеся от разрывов снарядов и кричащих что-то в отчаянии фигурки людей. Снова будет слышать автоматные и пулеметные очереди, и выбухи разрывов...
  
   На следующий день Филиппа одного пригласили к уже знакомому ему Исмаилу. Однако сопроводили не в его хижину, а в другую. И встретил его там, не Исмаил, а хорошо ему известный полевой командир Сулейман.
   На столе, к которому тот его пригласил, стояли два традиционных фаянсовых чайника с зеленым чаем, две пиалы и блюдце с наколотым кусковым сахаром, и блюдо с пловом.
   Сулейман сразу перешел к делу:
   -Мистер Джексон, я получил распоряжение сопроводить вас в Кабул. Почему именно я, спросите вы, отвечу: во-первых мне также как и вам, необходимо побывать в Кабуле. Распоряжение пришло из Пешавара. Как мне объяснил, известный вам шейх Исмаил, - ваши руководители попросили дать вам хорошего проводника. До Кабула веду вас я, а там, как мне объяснили, вас встретят. Кто, и с какой целью, известно только вам.
   -Вот в принципе и все, зачем я вас пригласил, мистер Джексон. А теперь давайте приступим к чаепитию, - Сулейман потянулся к чайнику.
   -Разговор вел в основном он. Рассказывал о Кабуле, новом и старом микрорайонах, Майванде, и так подробно, что у Фила даже промелькнула мысль, а не делается ли это специально. Но, посчитав все это бредом, тут же ее отбросил.
   Время за этой непринужденной беседой пролетело незаметно. Когда, наконец, Сулейман взглянув на часы и сказал время, - 16.25, оказалось, что беседуют они уже более двух часов.
   В заключение он похвалил Фила, что тот отпустил бороду, благодаря которой и национальной одежде в которую облачен, его невозможно отличить от обыкновенного афганца. Предупредил, когда выходят, и добавил, что для безопасности, они должны сделать крюк, - сначала посетить Джелалабад, а уже оттуда, в Кабул.
  
   После двухчасового перехода, караван-баши объявил привал. Именно здесь их должен забрать грузовик.
   Филипп опустился на камень, и достав сигареты, закурил. Он задумчиво смотрел на окружавшие его голые камни, скалы, с торчащими вокруг них полуголыми веточками, неизвестного ему кустарника. Он думал, что наконец-то, через столько лет, может встретить в Кабуле своих соотечественников. Сможет услышать их неповторимый матерный говорок, почувствовать терпкий запах солдатского пота. .
   С наслаждением выпуская дым, проверил спрятанные во внутреннем кармане безрукавки документы, удостоверяющие, что он житель Джелалабада Мустафа Гани, следует в Кабул к дяде, проживающему на Майванде. Тут же, в бумагах, был указан и адрес дяди. Адрес был реален, и проживал там реальный человек, торговец средней руки, у которого и будет находиться он, его племянник, на период пребывания в Кабуле.
   От Джелалабада до Кабула добрались без происшествий. "Бурбухайку", в кузове которой они находились с Сулейманом, останавливали только на двух блокпостах. При выезде из Джелалабада, и при въезде в Кабул.
   В Кабуле их высадили на окраине возле автозаправки. До Майванда добирались на такси.
   Майванд на Филиппа, никогда не видевшего такого огромного городского района, полностью превращенного в торговый центр, произвел неизгладимое впечатление. Было уже далеко за полдень, а Майванд продолжал бурлить нескончаемым потоком огромной массы людей, через которую с неимоверным трудом, и пробивалось их такси.
   И вот, наконец, и нужный квартал Шер-Дарваза, который и был центром всего торгового комплекса Майванда. Сулейман попросил водителя остановить такси.
   Филипп осмотрелся. Стоявшие дома примыкали к огромной горе, которая, как он узнает позднее, имела такое же название , как и квартал. По склону горы, дома лепились так, что крыши нижних, служили двориками для верхних.
   Торговый центр Шер-Дарваза был настоящим вместилищем огромного числа лавок, дуканов, пекарен.
   Лавка Мехмеда Али, находилась в центре этого квартала. А потому, как Сулейман ориентировался в лабиринтах магазинчиках и лавок, район этот он знал великолепно.
   За прилавком одного из таких магазинчиков, куда они зашли, стоял среднего возраста, и невысокого роста человек. При виде посетителей, широкая улыбка приветливо осветила его широкое лицо.
   -Вассалам алейкум, - поздоровался Фил, - да позаботится Аллах об удаче в этом доме.
   -Алейкум вассалам, алейкум вассалам, - приветливая улыбка исчезла с лица мужчины. Он внимательно и настороженно посмотрел на вошедших мужчин, которые ничем не отличались от афганцев среднего сословия.
   -Мы принесли привет от вашего старшего брата из Джелалабада, - также внимательно вглядываясь в лицо хозяина магазинчика, произнес обусловленную фразу Филипп.
   -Как там мой брат, смотрят ли еще его глаза на этот презренный мир?
   -К сожалению, он смотрит на мир только одним глазом, - облегченно вздохнув, ответил Филипп, услышав именно тот вопрос, который ожидал.
   -Видимо достопочтимый, забыл, что второй глаз его старший брат потерял еще в далеком детстве, - уже с улыбкой закончил он обусловленную фразу.
   Сомнений не было. Перед ними был именно тот Мехмед Али, которому и приходился племянником Мустафа Гани, он же Филипп Джексон...
   Убедившись, что путешествие закончилась благополучно, Сулейман, сославшись на неотложные дела, попрощался и с хозяином, и доставленным к нему из Джелалабада, "племянником".
  
   Генерал Гришин просматривал материалы по Афганистану. Еще недавно, информацию представленную Кабульской резидентурой он, с разрешения руководителя Главка, лично докладывал Председателю, который, уже на следующий день, представил ее Генеральному. И вот, пожалуйста, реакция...
   В той информации был анализ положения дел в руководящем ядре ЦК НДПА. Там говорилось о серьезных просчетах, допускаемых непосредственно лидером Афганистана Бабраком Кармалем. Были названы и конкретные лица из числа советников по линии ЦК КПСС, в чьи обязанности входило вовремя увидеть в его действиях опасные ошибки. И, вместо того, чтобы указывать на них, они, идя у того на поводу, просто их не "замечали". Отрицательным фактором в работе этих советников, указывалось тогда в информации, было и то, что среди них почти не было лиц с востоковедческой подготовкой. Далее перечислялись конкретные действия Бабрака Кармаля и его окружения, последствия которых были тяжелыми. При этом были приведены конкретные факты извращений в социальной сфере, экономической политике, и святая святых каждого мусульманина - в области религии.
   Судя по тому, какая информация поступила сейчас, меры все же были приняты...
   Реакция, по своей сути, была немедленной. В Кабул срочно убывает министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе и встречается с приглашенным в Советское посольство, руководителем службы безопасности Афганистана Наджибом. И уже через два дня, 4 мая 1986 года в Кабуле, проходит внеочередной ХХVIII пленум ЦК НДПА, который удовлетворяет "просьбу" Бабрака Кармаля об освобождении его от обязанностей Генерального секретаря ЦК НДПА "по состоянию здоровья".
   Далее говорилось, что Пленум единодушно избрал Генеральным секретарем Центрального Комитета Народно-демократической партии Афганистана Наджиба...
   Изучая сложившуюся обстановку в Афганистане, Гришин пришел к единственному выводу, - время, к сожалению, уже упущено. Происходило вообще непонятно что. Приведенные примеры говорили о том, что руководство Афганистана, на словах признавало, а на деле не только не учитывало, но и просто игнорировало традиции древних родоплеменных устоев, и в целом всей мусульманской религии. Выдвигаемые лозунги призывали к радикальным социалистическим преобразованиям, хотя условий к этому абсолютно никаких не было. О каком социализме можно было говорить, если страна находилась в глубоком средневековье.
   В приложении к информации, подготовленном отдельной справкой говорилось, что попытки Наджиба и его советников что-то поправить, результатов не дали.
   Это понимал и генерал Гришин. Разве что-то можно было сделать, если многие государственные структуры имели в своем составе сотрудников, о чем также информировала резидентура, среди которых были явные саботажники и вредители, параллельно работавшие и на власть и на оппозицию. А тех, кто действительно верил в революцию, ее преобразования, идеалом которых были советские среднеазиатские республики, порой охватывала не просто растерянность, а полнейшая апатия и безысходность...
   Генерал прекрасно понимал, какие последствия могут наступить в ближайшее время в Афганистане. К таким выводам пришли и аналитики его, "афганского" отдела, объемная информация которого, также ждала доклада руководству Комитета...
   Вот перед какой дилеммой и оказался сейчас старый разведчик, которому предстояло обо всем этом докладывать своему руководству.
   От неприятных размышлений его отвлек звонок внутренней связи.
   -Гришин, - коротко бросил в трубку генерал, и сразу добавил, - заходи, ты мне тоже нужен.
   Почти сразу в кабинете Гришина появился полковник Зверев.
   -Что-то срочное?
   -Да, Василий Маркович, - кивнул Зверев, усаживаясь в кресло напротив.
   -"Пришло сообщение от "Аслана",- "Правоверный" в Кабуле, - коротко доложил он.
   -Так, так, - оживился генерал, - и как "Аслан" объясняет цель нахождения "Православного" в Кабуле?
   -Никак, Василий Маркович. Мы же с вами решили, допустить только одностороннюю расшифровку. О том, что "Правоверный" наш разведчик, "Аслан" знает еще с первой их совместной ходки в Афганистан. По нашему заданию, он опекает "Православного".
   -Хорошо. Как же нам сейчас выйти на "Православного", если мы исключили их взаимную расшифровку? Передавать его резидентуре нельзя.. Ты же сам недавно докладывал, что ХАД ведет за сотрудниками нашего посольства плотное наблюдение. Нет, рисковать нельзя. Таких как он, на нашем направлении, единицы...
   -Выход один, Василий Маркович. В Кабул нужно отправляться мне. "Православному" категорически запрещено выходить на связь с кем либо из наших зарубежных сотрудников. А выход на него, будет им воспринят, как провокация ЦРУ.
   -И что же предлагаешь? - вздохнул Гришин, устало откинувшись в кресле.
   -Вот подготовленная шифровка "Аслану", - Зверев протянул папочку генералу. Ему дается задание обеспечить мне встречу с "Правоверным".
   - Согласен, оставь. Я ознакомлюсь, и сообщу свое решение.
   -Так, с этим решили, - он отложил папочку в сторону. -Теперь давай рассмотрим не менее важный вопрос. Твои аналитики подготовили информацию, о которой я просил?
   -Да, Василий Маркович, вот она, - Зверев протянул шефу еще одну папочку.
   -Подожди, подожди, - остановил тот полковника, - прочти немного вслух. Я попробую сейчас поставить себя на место шефа, и оценить ее содержание. Как ни как, она будет доложена Генеральному. Преамбулу не нужно, начни, где-нибудь, с середины.
   -Как скажете, Василий Макович, - кивнул Зверев, и раскрыв папочку, зашелестел перелистываемыми страницами.
   ...-1987 год стал самым трагическим для Афганистана, - с легкой хрипотцой, начал читать Зверев. - Простой народ перестает верить народному правительству. Родственные хитросплетения накладывают порой негативный отпечаток, как на государственных чиновников, так и на командный состав вооруженных сил. Все это не может не сказаться на моральном состоянии проправительственной прослойки населения и, естественно играет на руку оппозиции. Против демократической власти восстают все новые и новые районы Афганистана. Не смотря на то, что советское руководство делает все для того, чтобы в сложившихся условиях найти именно политическое, а не военное решение выхода из тупика, противники его нашлись и с советской и афганской стороны. Именно они ратуют за совместные, советско-афганские боевые действия против банд. Однако при этом абсолютно не учитывается тот фактор, что подавляющее большинство этих моджахедов отнюдь не банды, а местное население, которое с оружием в руках отстаивает свои, сугубо родоплеменные интересы. Именно такие местные формирования, не поддерживают ни оппозицию, ни центральное правительство. Они не пускают на свои территории, ни тех, и ни других...
   Увидев, что генерал слушает с закрытыми глазами, Зверев сделал паузу.
   -Что замолчал? -открывая глаза, усмехнулся тот, - думаешь, заснул? Давай продолжай, продолжай...
   Прокашлявшись, Зверев продолжил:
   ...-особенно это наглядно просматривается в южных районах Афганистана, где проживают пуштуны, которые с незапамятных времен привыкли жить самостоятельно, не терпя над собой ничьей власти...
   -Хватит! - резко выпрямился в кресле генерал, - с остальным ознакомлюсь сам.
  
   Мехмед Али вышел из-за прилавка, закрыл изнутри застекленную входную дверь, и, повернув табличку с надписью "Закрыто" наружу, пригласил гостя следовать за ним.
   Пройдя через внутренний дворик, зашли в небольшую пристройку, где в распоряжение Филиппа была предоставлена маленькая комнатка. В ней, кроме заправленной по-солдатски железной кровати, была тумбочка, табурет, и тазик с кувшином для омовения.
   Мехмед Али, пожелав перед ужином отдохнуть, вышел.
   Филипп, положил дорожную сумку на табурет, осмотрелся. Комнатка действительно была небольшой. Маленькое окошко, затянутое противомоскитной сеткой, было прикрыто. Во дворе было невыносимо душно, поэтому открывать его не было никакого смысла.
   Он сполоснул над тазиком руки и лицо, снял с натруженных ног обувь, и с наслаждением растянулся на кровати.
   Деловая часть встречи Мехмеда Али и его "племянника", проходила один на один, за полным угощением достарханом.
   В распоряжение Филиппа был предоставлен автомобиль "Тойота", зарегистрированный в дорожной полиции, как частное "такси", водитель Ахмет, он же телохранитель. Этот, сорокапятилетний человек, прекрасно знающий город, его пригороды, при режиме Дауда, был офицером криминальной полиции, и еще тогда приобрел широкие связи в различных слоях населения.
   Важное внимание Филиппом было уделено изучению города, которого он практически не знал. И большую помощь в этом оказал ему Ахмет.
   Выехали на "экскурсию", если изучение города можно назвать экскурсией, рано утром.
   Город, насыщенный сладким ароматом цветущих акаций, на глазах Филиппа наполнялся восточной оживленностью, суетливостью, автомобильными гудками, воплями ишаков и криками босоногих мальчишек, предлагающих с висящих на животе лотков, сигареты и презервативы.
   Не смотря на то, что идет война, город бурлит и живет, как многие и многие века назад.
   И если Афганистан считают страной контрастов, то его столицу, тем более. Этот древний город наряду с основным населением, - пуштунами, населяют таджики, хазарейцы, персы, чараймаки, киргизы. На улицах города можно встретить и китайцев, и корейцев, и евреев...
   От Майванда до трассы Дар-уль-Амман, ехали спокойно. Дальше началось... Пробка за пробкой. А вскоре автомобильная масса вообще замерла Как пояснил Ахмет, транспортные пробки в Кабуле, особенно здесь, в районе колонны Независимости, обычное явление. Исправить, или что-то улучшить, практически невозможно. Сами власти признают, что более девяноста процентов сидящих за рулем афганцев, не знают элементарных правил дорожного движения, не говоря уже о каких-либо правах на управление автомобилем. Справку, дающую на это право, в дорожной полиции может купить любой, были бы деньги.
   -Вот здесь и находится дорожная полиция, - кивнул на трехэтажное обшарпанное здание Ахмет, как только они проскочили мост через реку Кабул.
   -А вот и Колонна Независимости, - показал он на высокую стелу на склоне горы. - Возведена в начале века по случаю победы Афганистана над английскими завоевателями.
   Ахмет свернул на дорогу бегущую по берегу реки Кабул.
   -Хотя трасса по которой мы ехали и короче,- пояснил Ахмет, - но эта удобней. Здесь нет пробок. И она приведет прямо в интересующий нас район.
   В центре города Ахмет притормозил. Слева от них был комплекс президентского дворца. На северо-запад от дворца, в стороне от реки, раскинулись новые кварталы города. Эту часть Кабула Ахмет назвал Шахре-Нау. Филипп обратил внимание на изобилие благоухающих садов. На широких тенистых улицах стояли современные здания, в них были размещены магазины, банки, конторы иностранных фирм. Филипп с интересом смотрел на промелькнувшие иностранные посольства и представительство ООН, подробное пояснение к которым, также давал ему Ахмет. Особое внимание он уделил посольству США, расположенному не в центре, а в Новом микрорайоне.
   Такой был первый "рабочий" день Филиппа в Кабуле.
   Все последующие были подчинены выполнению поставленных перед ним задач, и в первую очередь, - установка агента, - офицера ВВС.
   Большую помощь в этом оказал ему Мехмед Али. Через своего родственника проходящего службу в хозяйственном подразделении при штабе ВВС, подполковник был установлен.
   Подполковник Курани проходил службу в должности начальника отдела инженерного Управления ВВС, и был в прямом подчинении начальника штаба полковника Амира Хамзы.
   Занимая довольно высокую должность в ВВС, и поддерживая, помимо служебных, и дружеские взаимоотношения с начальником штаба Хамзой, Курани имел широкий доступ к информации, не только о жизнедеятельности ВВС и ПВО, которые находились под объединенным командованием, но и министерства обороны в целом.
   Штаб ВВС и ПВО находился в одном из зданий, расположенных в режимной зоне Кабульского аэропорта. Какая либо возможность проникновения в зону постороннему лицу, полностью исключалась. Высокие из бетонных плит заборы, с пущенной по верху колючей проволокой, с прожекторами и сигнализацией, двойные КПП, - советские и афганские, исключали даже маленькую на это надежду.
   Выйти на подполковника можно было только где - нибудь, в пути его следования, в городе, что было также довольно рискованно, или по его месту жительства.
   Филипп выбрал второй вариант.
   Проследив за стареньким джипом, на котором Курани добирался на службу, а потом домой, труда не составило. Желтого цвета такси, которых в Кабуле было великое множество, вряд ли могло вызвать у кого-либо какое-то подозрение.
   Наблюдение за Курани вели на двух машинах. На второй был Мехмед Али. "Работали" за подполковником в течение трех дней. Проверяли возможное наблюдение за ним со стороны советских или афганских спецслужб. Курани был чист...
   Проживал подполковник на окраине Кабула, в Новом микрорайоне, на втором этаже пятиэтажки. В этом же районе имели квартиры семьи советских, как военных, так и гражданских советников и специалистов. Поэтому охрану подъездов осуществляли солдаты внутренних войск ДРА, или, как их называли сами афганцы, сорбозы "Царандоя".
  
   Стояло ничем не примечательное майское воскресное утро. Легкий ветерок разносил по микрорайону медовый запах цветущих акаций. В раскаленной солнцем пыли, купались вездесущие воробьи.
   К торговому центру на окраине Нового микрорайона, добирались уже по знакомой Филиппу дороге.
   -Что это, Ахмет? - пораженный увиденным, спросил он своего помощника. Перед ними, под самым склоном горы, стояла неимоверной красоты мечеть. Ее внеземной голубизны купола, словно изумруды, сверкали в лучах восходящего солнца.
   Посмотрев в ее сторону, Ахмет нахмурился:
   -Это оскверненная мечеть, - пояснил он, - ее осквернили неверные, поэтому для посещения правоверными, она закрыта. Подробностей он не рассказал. Филипп, видя его испорченное настроение, на этом не настаивал.
   Маркетом, типичный восточный базар, был прозван советскими советниками и специалистами десятилетиями проживавшими в этом районе. Афганцы же его называли "маркет-шурави".
   Торговые ряды заполненные дуканами, в которых можно было купить все, были бы деньги, стояли строгими рядами. К ним примыкали допотопные палатки торгующие зеленью. Зелень, а это всевозможные фрукты и овощи, которые, к удивлению шурави приехавших с далекого севера, круглый год свежие, заполняли прилавки, и расстеленные прямо на земле, куски брезента.
   Купив немного помидор, лука, которые старик-зеленщик взвесил на допотопных весах, где вместо гирь использовал обыкновенные камни-голыши соответствующие их весу, Филипп с Ахметом направились к своей тойете
   Неожиданно Филипп обратил внимание на крытый грузовик, явно принадлежавший 40 Армии. Рядом стояли двое вооруженных автоматами прапорщиков. Они о чем-то оживлено беседовали с дуканщиком. Переговорив, один из них, подошел к грузовику, откинул полог брезента, и что-то крикнул внутрь. Почти сразу оттуда выпрыгнули двое бойцов, открыли задний борт, и начали выгрузку каких-то мешков.
   Увиденному Филипп не удивился. Еще в те, не так уже далекие времена, ему были знакомы, и офицеры, и прапорщики тыловых подразделений 40 Армии, которые без зазрения совести, продавали афганцам все, что было можно, и даже оружие. Ни аресты, ни суды военного трибунала. - ничего не помогало. Подтверждение этому был и этот, увиденный сейчас Филиппом, факт.
   Так встретил Филиппа и Ахмета торговый центр микрорайона, к которому прямо примыкал дом, в котором и проживал подполковник Курани.
   В торговых рядах среди разношерстной людской массы, мелькали одетые в афганскую военную форму без знаков различия чисто выбритые мужчины и, со взбитыми прическами, крикливо одетые женщины. В этих людях, Филипп безошибочно определил своих соотечественников.
  
   К этому вечеру он готовился основательно. Два дня ушло на то, чтобы изучить подходы к дому и подъезду. Вечерами проверяли реакцию охраны на посещение дома посторонними лицами. Все было нормально. Ничто не указывало на возможность возникновения непредвиденных обстоятельств. Немаловажным фактом было и то, что в подъезд, где проживает подполковник, довольно часто приходят люди, одетые, в основном, в европейскую одежду.
   Взвесив все "за" и "против", выходить на контакт с подполковником Филипп решил в европейской одежде, которую ему для этого случая уже подобрал в своем магазине Мехмед Али.
   За джипом следовали, как и в первый раз, на двух машинах. Убедившись, что машина подполковника, проехав мост свернула в сторону торгового центра, Филипп, чтобы они оказались на стоянке парковки первыми, дал команду Ахмету обойти ее.
   Сумерки уже сгустились. Как только высветились фары джипа подполковника, Филипп вышел из машины. Он наблюдал, как подполковник покинул джип, закурил, проверил закрытие всех дверок, и что-то насвистывая, направился к дому. Все подъезды были освещены, не столько тусклыми лампочками дежурного освещения, сколько яркими огнями стоящих напротив дуканов.
   Догнав подполковника, Филипп вежливо извинился и, посетовав на испортившуюся зажигалку, попросил прикурить. Все это было сказано на пушту, родном языке подполковника.
   Курани не проявил никакой нервозности при обращении к нему довольно интеллигентного человека попросившего прикурить. Безукоризненный пушту мужчины, его темно-русая с рыжинкой бородка, и европейский костюм, не вызвали у того никакого беспокойства.
   Затянувшись сигаретой, Филипп поблагодарил подполковника и, как бы между прочим, кивая на светящиеся в темноте дуканы, и снующие толпы людей, спросил, не мешает ли жильцам стоящих рядом домов, такая близость к базару.
   Подполковник неопределенно пожал плечами, и явно не предрасположенный к пустым разговорам с незнакомцем, решительно шагнул в сторону дома.
   Минуточку, господин подполковник, - тихий, но довольно жесткий голос, заставил его остановиться.
   -Вам передает привет ваш старый знакомый Луис, - услышал он слова, заставившие его резко повернуться к незнакомцу.
   Незнакомец приветливо смотрел на него и улыбался. Если бы кто-то сейчас обратил на них внимание, то сразу бы решил, что встретились двое давно не видевших друг друга приятелей.
   -Он просил вам передать вот это, - незнакомец достал из внутреннего кармана пиджака авторучку "Паркер" с выгравированной датой,- "15 декабря 1976 года", - Эта авторучка, - продолжил он тихим голосом, - была подарена вами, господин Курани, Луису, именно в тот день и год, которые обозначены на ее корпусе.
   Филипп ожидал всего, но на его удивление, реакция подполковника была спокойной.
   -Я все понял. Пройдемте ко мне. - Подполковник кивнул Филиппу, и не оглядываясь направился в сторону своего подъезда.
   -Я ждал этой встречи, - Курани внимательно посмотрел в глаза гостю, когда они уже сидели в маленькой комнатке. - Выйти самому на вас, практически невозможно. Это связано с большим риском. Вам должно быть известно, что наша служба безопасности заблокировала ваше посольство, открыто цепляя к каждому покинувшему его сотруднику слежку. Я понял, что встретиться с Луисом довольно проблематично. Я делал соответствующие метки в обусловленных местах, проверял наличие там тайниковых закладок, но все было тщетно. Я понял, - посольство США парализовано.
   -Подождите минутку, - поднялся он из-за стола, - мне нужно сказать пару слов жене.
   -Я сказал ей, - пояснил он, вернувшись, - что вы хороший знакомый моего друга проживающего в Джелалабаде, который через вас передал мне привет.
   Через некоторое время в комнате появилась жена подполковника. Она приветливо кивнула гостю, и приступила к сервировке стола. Через несколько минут стол был готов. На столе стояли фрукты, соленые орешки, и традиционный зеленый чай.
   Когда наступило время прощаться, - приближался комендантский час, Филипп достал из кармана сверток, и протянул его подполковнику.
   -Это просили передать вам, - коротко пояснил он.
   -Но я не заслужил, - вырвалось у того, когда он развернув сверток, увидел пачку долларов.
   -Ничего, все еще впереди, - улыбнулся Филипп.
   -Тогда, большое спасибо. Они мне скоро понадобятся. В ближайшее время я намерен отправить семью в Пакистан, к старшему брату. Здесь становится все хуже и хуже, нахмурился он, и проведя рукой по черным, как смоль волосам, добавил, - живем как на вулкане.
   -Простите, но я даже не знаю, как к вам обращаться, - неожиданноnbsp; заметил подполковник, когда они уже прощались.
   -Филипп улыбнулся. - он умышленно не называл себя, ожидая когда его попросит об этом сам хозяин. И он дождался.
   - Мустафа Гани, - коротко ответил он.
   С Курани было проведено три встречи. Содержание их заполнило две кассеты. Ему было доведено, что встречи с ним будет осуществлять другой человек. Был назван и пароль, по которому этот человек выйдет с ним на связь.
   Информация представленная Курани, была очень объемна и содержательна. Она раскрывала аспекты политической жизни руководителей Афганистана. В ней были показаны уже начавшие появляться серьезные разногласия непосредственно в Политбюро ЦК НДПА. Внутрипартийная борьба шла по возрастающей. Раскол НДПА, который произошел еще в 1975 году, углублялся. Фракция Хальк, которую продолжал возглавлять ушедший в отставку Бабрак Кармаль, все более и более оттесняла от руководящих постов в государстве и армии, сторонников фракции Парчам, к которой принадлежал сменивший его на посту Генерального секретаря, Наджиб.
   Если в Парчам входила интеллигенция, выросшая из зажиточных слоев населения, то Хальк поддерживало среднее звено, основная масса которого была в армии и службе безопасности.
   В информации были показаны действия руководства СССР, которое после революции поддерживало сторонников Парчам, лидерами которой были руководители Афганистана Нур Мухаммед Тараки и Хафизулла Амин, то после кровавых событий, повлекших за собой гибель Тараки, переориентировалось на фракцию Хальк, лидером которой был Бабрак Кармаль.
   Боясь новой революции в Афганистане, руководство Советского Союза, как могло сдерживало административное рвение нового лидера, и заняло в отношении Хальк выжидательную позицию.
   Филипп очень переживал, что не имеет возможности, да и права выхода на Кабульскую резидентуру КГБ, чтобы передать имеющуюся у него информацию. На это был категорический запрет Центра...
  
   Взяли его около полудня, когда они с Ахметом наблюдали казнь вора на маленькой площади. Только вору связали сзади руки, поставили под перекладиной на разбитый ящик, набросили на голову мешок, о потом и петлю, тут Филиппа и взяли. Стоявшие рядом, трое дехкан, неожиданно повернулись к нему. Двое заломили руки за спину, а третий, поднеся пистолет "ТТ" к его лицу, зловеще прошипел по английски:
   Спокойно, американец. Дернешься, пристрелю. Увидеть Филипп успел только испуганные широко раскрытые глаза Ахмета, который задом медленно пятился в гущу толпы.
   -Это не он, - мелькнула у него мысль. Он был почти уверен, что засветился на встречах с Курани. Пройдет совсем немного времени, но догадки его, к счастью, не подтвердятся...
   В камере, куда поместили Филиппа, уже находился один узник. Это был сотрудник военной контрразведки ХАД ДРА, капитан Нажмуддин.
   Какое-то время о Филиппе казалось, забыли. На допросы не вызывали. На прогулки не выводили. При знакомстве с капитаном Нажмуддином, он представился Мустафой Гани, жителем Джелалабада. Документ подтверждающий данный факт, был изъят у него при аресте. От Нажмуддина он и узнал, что находится, в самой страшной тюрьме Кабула, - Пули-Чархи.
   Примерно на третий день после задержания, ему пришлось присутствовать при допросе капитана Нажмуддина. Капитана никуда не выводили, а допрашивали в камере, в которой тот находился вместе с Филиппом. Филипп сразу понял, что это была специальная акция по его устрашению.
   Возникшая было мысль, что Нажмуддин может быть "подсадной уткой", отпала сразу после того, что он увидел.
   Тюремщикам было нелегко справиться с капитаном. Тот вел себя гордо, дерзил, главу государства Наджиба поносил самыми последними словами, и громко кричал, что он был и всегда останется верным партии. Был он физически крепким, дрался профессионально, раскидывал как котят наседавших на него с дубинками тюремщиков. Ухитрялся давать сдачи даже тогда, когда заковали в кандалы его руки и ноги. Пытали его долго и мучительно, пропуская через тело ток высокого напряжения.
   Очнулся он к вечеру следующего дня. Открыл глаза, увидел Филиппа, попытался ему улыбнуться, а вместо улыбки рот скривился набок, задергалась голова, испарина выступила на лбу.
   На следующий день, окончательно пришедший в себя капитан, какое-то время молчал, а потом его словно прорвало. Он снова начал поносить всех и вся. И алкоголика Бабрака Кармаля, и предавшего Амина, нынешнего руководителя Афганистана, Наджиба.
   -Я верил партии, - кричал он, - готов был отдать за не жизнь, а она меня за решетку, как последнего убийцу!
   Какое-то время помолчал, пробежал взглядом по стенам камеры, и горько усмехнулся:
   -Ты видел, Мустафа, что написано на стенах этой камеры? Нет? Так почитай. Может быть поймешь, что мы не первые жертвы неслыханной несправедливости в этих стенах.
   То, что увидел Филипп, потрясло его. Все стены сверху донизу исписаны мелом, фломастером, корявой булавкой и ржавым гвоздем: "Умираю за свободный Афганистан!", "Покарай, аллах палачей, да падут на их головы мои страдания!", "Партия! В наших рядах провокаторы! Прощайте, иду на расстрел!".
   Только заглянул рассвет в камеру, как заскрипела окованная железом дверь. В глаза заключенных, обрывая крепкий под утро их сон, ударил луч яркого солнца.
   Тюремную тишину резанул звонкий, как у молодого петуха, голос:
   -Капитан Файза Нажмуддин!
   -Ну я, капитан Нажмуддин... И не надо кричать, я не глухой... Что тебе надо, лейтенант? Кому я понадобился в такой ранний час?
   -Извините, капитан, но у меня приказ... - и неожиданно сорвавшись на фальцет, прокричал: "Срочно на выход!".
   -На выход? - удивленно спросил капитан, и тут же сбросил с себя одеяло.
   -Скорее, скорее!- торопит лейтенант. Он стоит посреди освещенной лучами солнца камеры, широко расставив ноги. Не первой свежести френч стянут широким офицерским ремнем, расстегнутая кобура пистолета сдвинута на живот.
   У раскрытой двери, с автоматами на изготовку, застыли и ждут команды два дюжих сорбоза.
   Нажмуддин подошел к лейтенанту и пристально посмотрел ему в глаза. Встретившиеся взгляды, смотрели друг на друга долго и пристально...
   Первым не выдержал лейтенант. Это было страшно, но Нажмуддин улыбнулся ему, как старому товарищу. Привычно одернув порванный в нескольких местах мундир, он кивнул на прощание Филиппу, и совсем по будничному, словно его приглашают на прогулку, тихо спросил:
   -Когда?
   -Сейчас! - глухо ответил лейтенант, и отвел взгляд в сторону.
   -Идемте, лейтенант, я полностью в вашем распоряжении, - Нажмуддин снова кивнул Филиппу, и первым шагнул к выходу.
   Филипп остался один.
   Куда увели капитана, на расстрел или еще куда, знает только аллах, - подумал он, и неожиданно поймал себя на том, что начал мыслить, как мусульманин...
  
   ...Прошло несколько дней томительного ожидания, и вот, наконец, вспомнили и о нем.
   Допрашивали его двое. Оба одеты в европейские костюмы. Один пуштун, а другой, -от этой догадки Филиппа даже бросило в жар. - явно был шурави. Сидели каждый за своим столом. Привинченный к бетонному полу табурет, на который усадили Филиппа, находился между ними.
   Первым начал афганец. Никак не называя заключенного, он взял в руки какие-то бумажки, в одной из которых Филипп узнал справку удостоверяющую его личность, посмотрел на него, и тихо спросил:
   -Кто вы, и зачем оказались в Кабуле? Удостоверение личности на Мустафу Гани, хотя и выдано Джелалабадской полицией, липовое. Мы проверили. Мустафу Гани в Джелалабаде никто не знает. Такого человека не существует вообще...
   Вопрос и последующая его речь были произнесены на дари.
   -Да перестань ты, Нур. Какого хрена ты перед ним распыляешься, неужели не ясно, что это американский шпион, - услышанная Филиппом родная русская речь, так потрясла его, что ему с большим трудом удалось сдержать себя от срыва. Искушение подняться с табурета, подойти к этому человеку и сказать, что " я свой", было очень сильным.
   -Ну что, будем говорить, кто ты? И что ты? - неожиданно обратился к нему по английски этот человек. Или ты будешь продолжать выдавать себя за афганца? Или ты хочешь, чтобы я приказал снять с тебя штаны, чтобы показать тебе самому, какой ты мусульманин?
   Только сейчас до Филиппа дошло, что проверка на обрезание, это конец. Но что они знают о нем? Почему не выдают главные козыри. Зная их, ему было бы легче выработать свою линию поведения. А так... О том, что он когда то был пропавшим без вести прапорщиком Азаровым, он даже не думал. Про этого прапорщика давно уже забыли. Даже если бы и помнили, то в настоящем его облике, и родная мать вряд ли сразу могла признать родного сына... Если бы вышли на Ахмета или Мехмеда Али, уже была бы очная ставка... Тогда что? Подполковник Курани?.. Может быть, может быть... И все таки, что-то в этом всем многое неясно...
   - Что молчишь? С тобой разговаривают!- снова обратились к нему по английски.
   -Молчишь, молчишь, - вихрем пронеслось в голове, словно подсказка. И он решился. Решился молчать. Молчать, пока они не раскроют свои козыри.
   Он даже не видел и не слышал, как вышел из-за стола его соотечественник, как подошел к нему, и неожиданным ударом в челюсть, сбил с табурета на бетонный пол. Нагнувшись к его лицу, он дохнул застоявшимся перегаром, выругался таким родным многоэтажным матом, от которого Филиппу стало даже весело, и только потом сказал снова на английском: "Пока отдохни. Мы свяжемся с твоим посольством. Если и они скажут, что не знают тебя, расстреляем.".
   - Я поступил правильно, - медленно думал Филипп, когда снова оказался в камере один. - Другого выхода у меня не было. Теперь я точно знаю, что у них на меня ничего нет. Надо держаться. Он и в мыслях не допускал, что нужно признаться, кто он есть на самом деле.
   Часа через два в камеру в сопровождении охраны пришел сотрудник службы безопасности, - врач, который удостоверился в присутствии понятых, - охранников, что задержанный не мусульманин... Что и было зафиксировано в соответствующем протоколе, от подписи в котором, он категорически отказался.
  
   -Плохие новости, сэр, - Адамс зашел в свой же кабинет, который сейчас временно занимал его региональный шеф Камински.
   -Я слушаю тебя Стивен, - Камински с неприязнью посмотрел на своего подчиненного. Он никак не мог простить, что тот не посоветовавшись, отправил в Кабул русского.
   -Из резидентуры пришла шифровка. Наш человек, сотрудник службы безопасности центрального аппарата ХАДа, сообщил, что при проверке документов задержан подозрительный человек. Документы оказались поддельными. Они уверены, что это американский разведчик, прибывший в Кабул для выполнения специального задания. Его описание совпадает с приметами Джексона. В подтверждение этому, по имеющейся у нас данным, Ахмад Шах получил из Кабула подтверждающую информацию, что Джексон арестован во время облавы...
   -И что вы намерены предпринять, Стивен? - голос и выражение лица Камински, заметно потеплели.
   -Я хотел бы услышать ваше мнение, сэр, - ушел от прямого ответа Адамс.
   -Что говорит наш человек из ХАДа о его поведении, и какое они приняли в отношении Джексона решение?
   -Джексон молчит, и поэтому служба безопасности Кабула, пока не знает, кого они арестовали. По крайней мере их советские советники рекомендовали выйти на наше посольство. И если там признают, что задержанный гражданин США, его предложат обменять на перебежавшего к нам, и находящегося в настоящее время в посольстве, русского сержанта из службы радиоперехвата. Помните, я вам недавно об этом докладывал? На Джексона у них нет ничего, кроме того, что он выдавал себя за другого человека.
   -Помню, Стивен, помню, - пожевал губами Камински, - свое решение я скажу через час. Но и вы, так и не сказали свои предложения. Через час я вас жду... А в общем-то, Стивен, не так все плохо. Джексон в тюрьме под нашим контролем. А это и будет его настоящая проверка. Сломается он, или нет. Передайте в Кабул, чтобы к нему применили жесткие меры воздействия. Вот тогда и узнаем, стал ли он нашим человеком, или нет.
  
   Воспоминания нахлынули внезапно. Он снова увидел себя мальчишкой. Вспомнил, как они с друзьями копались на авиационной свалке вблизи авиагородка, где и проживала его семья. Искали детали самолетов... У них тогда была мечта построить планер.
   Отец, работал в ТЭЧ аэропорта (Технико-эксплуатационная часть по ремонту авиатехники). Ранее он служил тут же, рядом, в полку военно-транспортной авиации. В 1961 году в числе немногих авиационных специалистов, попал под сокращение. Для семьи это было тогда тяжелым ударом. После пережитого шока, стал вопрос: " Как жить дальше?". Оба, отец и мать были из далекого сибирского села. Там проживали и все их родственники. Учились они в одном классе. Вместе и закончили десятилетку. Отец поступил на учебу в военное авиационное училище, мать, - в педагогический техникум. Став лейтенантом, отец приехал в родное село, где вскоре и сыграли свадьбу. А потом молодая семья, с двумя чемоданами, и мешком с офицерским "приданным", появились на окраине Душанбе, в полку военно-транспортной авиации и куда получил назначение отец после окончания военного училища.
   Вот тогда-то перед родителями и стал вопрос: "Что делать дальше?".
   -Ну, допустим, мы вернемся в свою Сибирь, - говорил отец, - а ты подумала, мать, кому-то, мы будем там нужны? Да никому. Да и жить-то там, в лесах, уже не сможем. А у Вовки и Митьки, к этому времени у него появился младший брат, какое там может быть будущее? Да никакого. Хвосты коровам задирать?.. Нет уж останемся здесь. Я уже подыскал себе работу в аэропорту, а у тебя, мать, есть работа, - кроме тебя в этой школе, учить русскому языку детишек, не кому...
   -Как они там, - тяжело вздохнул он растревоженный воспоминаниями, и только прикрыл глаза чтобы немного вздремнуть, как лязгнула и заскрипела металлом открываемая дверь, и уже знакомый петушиный голос лейтенанта-охранника, прокричал: "Американец, на выход!".
   В тюремном дворе, около входа в здание откуда его вывели, стояли два автомобиля. Один специализированный " воронок ", какие используются для перевозки заключенных в СССР, другой обыкновенный уазик. Нанесенные на дверцах афганские государственные гербы, говорили о принадлежности автотранспорта к военному ведомству.
   -Это за мной? - Филипп повернулся к сопровождающему его лейтенанту.
   -Да, американец, за тобой. Сейчас поедешь в Кабул в центральный следственный изолятор. Там тебя будет допрашивать какой-то большой начальник.
   Филиппа втолкнули внутрь "воронка". Захлопнулась дверца, лязгнул металлом замок. Филипп осмотрелся. Хотя автомобиль внешне выглядел специализированным, салон был обыкновенного грузового уазика. Отличие пожалуй было лишь в том, что все окна, за исключением выходящего в кабину, были закрашены шаровой краской, и на них были решетки.
   Взревел двигатель, машина резко рванула с места. Было слышно, как тяжелым скрежетом, проскрипели тяжелые створки металлических ворот, и "воронок" на бешенной скорости полетел по трассе.
   В СИЗО его поместили в одиночной камере. Когда вызовут на допрос, и вызовут ли вообще, ему никто не сказал, да и вряд ли скажет. По крайней мере камера, в которую его поместили, была чуточку светлей, чем в Пули Чархи, да и обращение к нему со стороны охраны, отличалось, если не вежливостью, то предупредительностью, это точно.
   В это утро Филипп лежал на железной койке, перебирал варианты линии своего поведения при встрече, с неведомым ему пока, следователем.
   Размышления прервал лязг замка. Почти сразу, ржаво проскрипела металлическая дверь, и в камеру зашел высокий человек, явно не афганской внешности. Одет был в неброский темно-серый костюм. Редкие, с обильной сединой волосы безнадежно пытались скрыть блеснувшую в лучах солнца лысину.
   Филипп свесил ноги с койки, и с удивлением смотрел на вошедшего.
   -Я с вашего разрешения сяду, - не здороваясь произнес незнакомец на английском языке, и сел на табуретку так, чтобы лицо его оставалось в тени.
   Он вынул из кармана пачку сигарет, и протянул Филиппу. - Прошу.
   -Спасибо. Я давно не курил. И боюсь, что с непривычки, будет плохо, - хрипло ответил Филипп, - хотя курить ему хотелось, и очень.
   Соблазняющий запах табака поплыл по камере.
   Оглядывая камеру, незнакомец неожиданно вздохнул, и сказал:
   -Тюрьма, это все - таки тюрьма... Даже если она афганская.
   Что-то знакомое послышалось в этом голосе. И вдруг Филипп ужаснулся. До него неожиданно дошло, что незнакомец говорит с ним по-русски, - по русски отвечает ему и он, Филипп. А когда незнакомец, ища куда бросить окурок, повернулся к окну, Филипп замер. Он не верил своим глазам, перед ним был он...
   -Это вы? - с трудом прошептал он, и уставился широко открытыми глазами на незнакомца.
   -Ну вот, - улыбнулся незкомец, в котором Филипп, он же Владимир Чумаков, узнал своего "крестного отца" и учителя, Игоря Михайловича Зверева. - А то и я уже стал сомневаться, ты это, или нет... Седина в волосах и бороде, да лицо совсем чужое. Нос-то стал как у римлянина. Если бы не твои глаза, да твой голос, признать в тебе Володьку Чумакова, было бы довольно сложно.
   -Да ты не бойся, - перехватив настороженный взгляд Чумакова в сторону дверей, снова улыбнулся он. - Нас никто не прослушает, даже если в камеру засунули дюжину "жучков". У меня с собой скэллер. - Зверев достал из кармана небольшой, похожий на зажигалку предмет. - Эта штука, забивает все подслушивающие устройства. Ну,- вздохнул он, пряча скэллер в карман, - а теперь, чтобы не терять времени, давай говорить по делу. А обсудить нам с тобой нужно, ох как много.
   -Во первых. - с твоими родителями и братом, все нормально. Все живы здоровы. Во-вторых, поздравляю тебя с присвоением очередного воинского звания. Приказом председателя КГБ, тебе присвоено воинское звание воинское звание "майор"...
   -Как, майор? - растерялся Азаров. - Я же был только лейтенантом.
   Словно в тумане промелькнуло построение выпускников Краснознаменного Института ПГУ, где ему, в числе других, было объявлено о присвоении воинского звания "лейтенант"...
   -Все правильно, Володя, - голос Зверева вернул его в действительность. Тебе действительно присвоено очередное воинское звание "майор". Раньше, о чем тебе сообщить не было возможности, тебе были присвоены воинские звания "старший лейтенант" и "капитан". Ты на войне, Володя. А на войне, исчисление идет "год" за "три".
   -Ну, а теперь давай, рассказывай. - Зверев достал из кармана пиджака миниатюрный диктофон, включил, и передал его Азарову.
   Два дня работы с утра до ночи пролетели быстро. Когда пришло время подвести черту, Зверев, грустно улыбнувшись, неожиданно спросил:
   -Не жалеешь, Володя, что много лет назад принял мое предложение работать в разведке?
   -Нет, Игорь Михайлович, - твердо посмотрев в глаза своему учителю, ответил тот. - Не жалею.
   -А то, что ты каждый день играешь в прятки со смертью, не пугает?
   -Ну что вы, улыбнулся тот в ответ. - Я с ней, Игорь Михайлович, давно на "ты".
   -Ладно, ладно, не обижайся, это я так. А теперь, Володя, - Зверев поднялся с табуретки, и прошелся по камере, - послушай внимательно... В ближайшее время будешь на свободе. Но до этого, придется потерпеть. И, пожалуйста, что будет происходить с тобой, ничему не удивляйся... А так, мы с тобой обо всем договорились, повторяться не будем... Удачи тебе, - Зверев подошел к Азарову, положил руки на его плечи, внимательно посмотрел в глаза, и крепко прижал к своей груди. Затем резко разжал объятья, и не оглядываясь зашагал к двери.
   Лязг металла, скрежет закрываемого замка, и снова Владимир Чумаков, превратился в Филиппа Джексона.
   Вечером в камеру ворвались несколько охранников, и ничего не объясняя, и ни о чем не спрашивая, избили его. Били профессионально. Ни один важный орган не был поврежден. Зато лицо было изуродовано до неузнаваемости.
   Слова Зверева, - тому, что будет происходить с ним в ближайшее время, ничему не удивляться, он попросту забыл, и даже пытался оказать сопротивление. Но получив удар в солнечное сплетение, от таких попыток отказался.
   Утром, он снова был в цитадели Пули Чархи. На этот раз его поместили в "одиночку".
   Два дня не трогали. На третий в камеру пришел знакомый уже по первому допросу чиновник ХАДа. На этот раз он был один.
   Он сочувственно посмотрел на заплывшие глаза Филиппа, ссадину на челюсти, покачал головой, и только потом спросил, будет ли он жаловаться на администрацию СИЗО, которая с ним так жестко обошлась.
   -А кому я должен жаловаться, - усмехнулся Филипп, - вам что ли?
   -Нет, не мне, - покачал головой чиновник. Дело в том, что мы решили обменять вас на сбежавшего в ваше посольство советского военнослужащего, и попросившего там политического убежища. Поэтому я снова повторяю вопрос: - будете ли вы жаловаться представителю вашего посольства, на жестокое к вам обращение?
   -Мысли Филиппа лихорадочно закрутились в голове. Он никак не ожидал такого поворота событий.
   - Вы уже вели с посольством переговоры? - спросил он.
   -Пока нет.
   -Ну тогда нам не о чем говорить, - отрезал Филипп, и испугался, что так ответил. С трудом справившись с замешательством, он словно извиняясь за свою резкость, добавил, - я просто хотел узнать, когда это все произойдет.
   -Завтра рано утром вас снова доставят в СИЗО, там и произойдет ваша встреча с представителем посольства США. Если он подтвердит, что то вы гражданин США, тогда проблем с вашим освобождением возможно не будет. Лицо чиновника оставалось бесстрастным. Он явно не хотел замечать резких высказываний американца.
   -Как понять ваше "возможно?". - Филипп в упор посмотрел на чиновника ХАДа.
   В место ответа, тот лишь неопределенно повел плечами.
  
   Он даже не понял, как его освободили. Услышал только два сильных хлопка. Когда впихивали в тойоту, он лишь тогда увидел горевший БТР сопровождения, и чадящий мотором "воронок", из которого его только что вызволили. Около бэтээра лежали двое сорбозов, которые судя по их попыткам приподняться, были ранены. Вот мелькнуло лицо лейтенанта, который сопровождал Филиппа, и петушиный голос которого запомнился ему навсегда. Лейтенант садился в джип и, как показалось Филиппу, даже улыбнулся ему.
   Позднее, когда он находился в отряде полевого командира Сайяфа, ему стало известно, что своим освобождением он обязан самому Ахмад Шаху, который и дал команду Сайяфу. Большую роль в подготовке и осуществлении этой акции, была отведена старшему надзирателю тюрьмы, уже хорошо знакомому Филиппу, лейтенанту, именно тому, который уводил капитана Нажмуддина на расстрел, и который, не так давно, как вчера, улыбался ему, когда садился в джип...
   "Бурбухайка", с нарисованным на выступе кабины огромным глазом, что делало ее похожей на огромного сказочного циклопа, свернула с трассы на дорогу ведущую в Газни, - город расположенный в центральной части Афганистана.
   Газни стоял на огромном холме, вершина которого венчалась крепостью, обнесенной ветхой от старости глинобитной стеной. По крутому склону, вплоть до самой вершины лепились плоскокрышные дома. Улицы, как и в большинстве афганских городов, узкие, темные, и настолько кривые, что по ним невозможно проехать даже повозке. Но это старый город. Южная же окраина Газни, находящаяся вне огороженного стеной пространства, уже застроена новыми городскими кварталами. Поэтому этот район и назывался Новым городом.
   Рядом с водителем "бурбухайки", смуглолицым мужчиной неопределенного возраста, в кабине находился молодой, лет тридцати пяти афганец. В закрытом тентом кузове, в котором были овощи и фрукты, на войлочной подстилке, прижавшись спиной к кабине, сидел Филипп. Рядом находились двое афганцев. По виду и одежде это были обыкновенные крестьяне.
   В сопроводительных документах, которые имел при себе сидевший рядом с водителем мужчина, значилось, что торговец Абдулла Гелани с товаром и сопровождающими лицами следует в Газни. В документе поименно были указаны все трое находящихся в кузове крестьян, водитель, данные на грузовик, наименование и количество товара. Все бумаги были заверены соответствующими представителями государственных служб и печатями.
   Водитель остановил грузовичок в глухом переулке на окраине старого города. Мужчина, по документам значившийся, как Абдулла Гелани, вышел из кабины и подошел к чернеющему дверному провалу грязно-серого дувала.. Какое-то время выждав, осторожно постучал.
   Почти сразу старчески дребезжащий голос спросил: - Кто нужен?
   -Хабибулла. Передайте ему, что приехал его родственник из Герата.
   Какое-то время было тихо. Затем донеслось клацанье запоров, и скрип открываемой двери, и перед хозяином грузовика и товара, предстал высокий широкоплечий пуштун. Он был в длинной, выступавшей из под жилетки рубахе, широченных белых штанах, и калошах на босу ногу. Конечно, было бы глупо предполагать, что только что услышанный старческий голос принадлежит этому здоровяку.
   Увидев перед собой недовольное выражение лица этого здоровяка, Абдулла Гелани усмехнулся, и со свойственной всем таджикам невозмутимостью, сказал, протягивая тому небольшой пакет:
   -Передай, уважаемый это своему хозяину.
   Почтительно склонив голову, мужчина отступил назад и прикрыл дверь. Снова зацокали запоры, и почти сразу донеслись тихие, удаляющиеся шаги.
   К этому времени, по сигналу Гелани, у входа были уже все. И водитель, и пассажиры.
   Ждали молча. Но вот снова раздалось легкое шуршание шагов, клацанье запоров, и в проеме распахнувшейся двери, в сопровождении уже знакомого здоровяка, перед неожиданными гостями, предстал маленький круглый, как колобок, человек.
   -Салам алейкум, дорогие гости! - прижимая руки к груди и склоняя голову, запел он густым басом, что, ну никак не вязалось с его маленьким ростом. - Простите моего слугу Фаруха, который так непочтительно обошелся с вами.
   -Алейкум вассалам, - за всех поздоровался с хозяином Гелани, - как семья, дети, здоровье, уважаемый Хабибулла? Довольны ли вы подарком, который вам передал ваш старший брат?
   -Слава, аллаху! Слава, аллаху! - замаслился маленькими глазками Хабибулла. - Все хорошо! И подарок старшего брата, да воздай ему всевышний, за его доброту, как раз кстати!
   Он провел гостей через двор, сразу в комнату для гостей. А их хозяина, Гелани, в свою половину. И там, и там, вскоре появилось обильное угощение.
   Давно уже стемнело, а беседа между Хабибуллой и его гостем Гелани, все еще продолжалась. И уже утром, после совершения гостями обязательного для всех правоверных утреннего намаза, их ждал проводник и полностью заправленная "бурбухайка".
   Выехали вовремя и без приключений. Когда прощались, хозяин, обеспечивший их всем необходимым, был сама любезность.
   Проехав по практически пустынной автостраде более ста километров, Азис, так было имя проводника, который находился в кабине вместе с Гелани и водителем, попросил последнего притормозить.
   -Впереди блокпост. Царандой будет проверять документы и груз, - пояснил он.
   Гелани кивнул в знак согласия головой. Он знал порядки на дорогах контролируемых правительственными войсками, и поэтому, в уже приготовленные для проверки документы, вложил купюру достоинством в тысячу афгани.
   Ожидая появление блокпоста, машина медленно ползла по вьющейся между скал дороге. Внизу, в серой промозглой теснине шумел пенистый ручей, который уже через несколько десятков километров превратится в буйную реку с поэтическим, для европейцев названием, Лора, единственной рекой на Кандагарском плато.
   Перед нависавшим над трассой выступом громадной скалы, водитель притормозил. В ее тени виднелась небольшая армейская палатка, обложенная по кругу мешками с землей.
   Из прохода в эту, похожую на миниатюрную крепость сооружения, выставив перед собой автомат, настороженно наблюдал солдат Царандоя. Второй, с сержантскими звездочками на погонах, с черным, задубелым на солнце лицом, в белых крагах , и таких же нарукавниках, подняв полосатый жезл, стоял на обочине.
   Из кабины и кузова остановившегося грузовичка высыпали водитель и пассажиры. Гелани подошел к сержанту и предъявил бумаги. Полистав их, сержант удовлетворенно хмыкнул. Затем, положив что-то в карман шаровар, вернул бумаги назад предъявителю.
   Путь был продолжен. Прохладный горный воздух со свистом ввинчивался в приоткрытую форточку кабины. Покосившись на сидевшего между ним и водителем проводника, Гелани включил торчащий над "бардачком" маленький транзисторный приемник. Мягкая восточная мелодия, почти сразу сняла со всех пассажиров кабины, появившееся еще перед блокпостом напряжение.
   Километров через пятьдесят, когда, судя по находящемуся в зените солнцу, был полдень, проводник, наклонившись в сторону Гелани, прокричал:
   -До перевала нам не проехать! Дорога, на которую придется скоро свернуть, опасна осыпями, обвалами.
   -Хорошо! - крикнул в ответ Гелани, - предупреди, где начнется опасная зона!
   Проехали еще километров двадцать. Проводник посунулся к стеклу и внимательно смотрел по сторонам. Неожиданно он тронул водителя за руку.
   -Все. Приехали. Дальше придется идти пешком. Оружие есть? - повернулся он к Гелани.
   -Да. А в чем дело?
   -А в том, что мы сейчас на территории никому не подчиняющегося полевого командира Магомеда. Он грабит и убивает всех подряд. Не брезгует и священнослужителями...
   -У него, что, нет ничего святого? - спросил Гелани.
   -Выходит, что нет, - коротко ответил проводник. Лицо его было озабочено.
   Проводив взглядом скрывшийся за поворотом грузовик, по команде Гелани, следовавшие вместе с Филиппом в кузове моджахеды, распаковали два мешка, которые были сняты вместе с четырьмя рюкзаками из кузова. Там были автоматы, боеприпасы к ним, и десяток гранат.
   Получил оружие и Филипп. Заросший пегой, с проседью бородой, одетый в несвежую афганскую одежду, он ничем не отличался от своих спутников.
   Когда с оружием было покончено, вся группа, побросав на крепкие плечи рюкзаки с сухим пайком и боеприпасами, молча двинулась за проводником.
   Идти было тяжело. Острые осколки камня, готовые по неосторожности любого вызвать лавину, сбивали и рвали легкую обувь. Из щелей скал, которые тянулись вдоль тропы, хлестали ручьи. Брали они начало откуда-то сверху, где прятались в облаках их покрытые ледниками вершины.
   Река появилась внезапно. Остановившись на краю скалистого обрыва, все молча наблюдали, как она, словно пытаясь вырваться из стиснувшего ее ущелья, громко ревела, выла и металась.
   Пот струился по усталым лицам путников. И каскад ледяных брызг, которым нет-нет, да и окатывала их река, был для них, как никогда кстати.
   Нагнувшись к блестевшему водяными брызгами валуну, проводник достал из под него конец замшелой мелкоячейчатой цепи. Цепь была старой, покрытой кое-где крапинками ржавчины.
   -Это и есть наша переправа, - объяснил он, очищая цепь от налипшего к ней мусора. Посмотрев на удивленные лица обступивших его спутников, хитро улыбнулся, - сейчас поймете...
   И действительно, все оказалось довольно просто: Общими усилиями цепь натянули и закрепили на торчащем под валуном металлическом штыре. С помощью страховочных капроновых веревок, которые прикрепили к ней кольцами, с огромным трудом переправились на противоположный берег. Цепь снова ослабили, закрепили около самой воды, только уже на другом штыре. Тот ее участок, который только что был натянутым, сразу же мощными потоками оказывался прибитым к донным камням.
   Тянувшаяся кверху еле заметная тропа, то крутилась между скал, то вдруг резко уходила вниз. От проводника старались не отставать. Частые повороты и многочисленные ответвления, легко могли сбить с пути отставшего путника.
   До границы с Пакистаном оставалось километров десять. Проводник снова напомнил, что они идут по очень опасному участку, контролируемому бандой Магомеда. Гелани внимательно посмотрел вперед, и дал команду приготовить оружие. И оказалось совсем не зря.
   Как только тропа вывела путников на небольшое плато, они оказались перед слепленной из камня и глины хижины Именно здесь проводник и намеревался устроить привал. Неожиданный окрик "дрыш! (стой)!" и клацанье затворов, застали их врасплох. Перед ними стоял огромного роста пуштун. Лицо повязано клетчатым платком, одни глаза видны. В чалме, длинная рубаха перехвачена ремнем. Черный зрачок его автомата, казалось просвечивал их всех насквозь. Еще двое душманов, вооруженные, один автоматом, другой гранатометом, стояли на выступе нависавшей на тропой скалы. В том что это именно те, о ком предупреждал проводник, сомнений не было
   Гелани пробежал глазами по оцепеневшим от страха лицам своих спутников. Единственный взгляд, который говорил о готовности действовать, был у американца, которого ему и поручили доставить в Пакистан.
   -Кто вы? - спросил их душман.
   -Моджахеды Ахмад Шаха, - сохраняя спокойствие, ответил Гелани. - Идем в Пакистан, а вы кто?
   -Мы воины Аллаха, и подчиняемся только ему, - грубо ответил душман. - А ты, и твои моджахеды, уважаемый, снимите заплечные мешки, и положите их вместе с оружием, каждый, перед собой, иначе это будет последнее, что вы услышали в этой жизни, - закончил он и для убедительности, повел зрачком автомата.
   Филипп замер. Он уже готов был действовать, но не знал, как поведут себя его спутники. На моджахедов, с которыми он познакомился в кузове грузовичка, и проводника, судя по их испуганным лицам, положиться было нельзя. Надежда оставалась только на Гелани.
   И вот, взгляд который он так пытался перехватить, снова пробежав по лицам своих моджахедов, уперся в него. Гелани какое - то мгновение смотрел ему в глаза, потом резко перевел взгляд на моджахедов, стоявших на скале. Филипп все понял. Следуя примеру Гелани, он аккуратно положил автомат перед собой, снял рюкзак и положил рядом. Затем, делая вид, что поправляет шнурок на ботинке, неожиданно хватает автомат, и перекатываясь на спину, расстреливает стоящих на скале моджахедов. Так же поступает Гелани и с тем, с кем только что вел переговоры...
  
   -Не надо! Не имеете права! Я - мулла, иду в Мекку!.. Аллах накажет! Тяжкое наказание вам будет! Я мулла! Душманы вы несчастные! - кричал человек из темного угла хижины, где его обнаружили Гелани с Филиппом, когда осматривали помещение.
   -Мы не душманы, почтенный мулла, а моджахеды. Душманы, которые, по всей вероятности вас обидели, там лежат, - Гелани кивнул в сторону двери.
   -Не правда! Вы не моджахеды, а грабители! Я всю жизнь копил ...для дороги в Мекку... Не имеете права! - явно не слыша слов Гелани, продолжает кричать мулла.
   -Вставайте, почтенный! - не выдержав, крикнул Гелани. - Душманов уже нет!
   Через какое-то время, мулла уже рассказывал о своих злоключениях...
   Да, он и раньше знал, что небезопасно странствовать по Афганистану. Испокон веков на узких тропах и широких дорогах пошаливали разбойники. Они нападали на целые караваны, очищали карманы богатых купцов и чиновников, забирали все, - и кольца, колье и браслеты. Грабили и иностранных туристов. Отбирали кошельки даже у собственных вождей племен. Но чтоб муллу, который совершает паломничество в Мекку, обобрать, да еще чуть жизни не лишить, такого он себе не представлял. Мулла даже расплакался, когда понял, что перед ним его спасители.
   Дальше, вплоть до границы с Пакистаном, мулла следовал со своими спасителями.
   В этот воскресный день Филипп посетил давно облюбованное им небольшое кафе "Кебаб". Это немноголюдное кафе находилось недалеко от отеля, буквально, на соседней улочке. Кафе было на "любителя". И Филипп был одним из тех немногих "любителей", предпочитавших его шикарному ресторану отеля.
   На столике перед ним был традиционный кебаб, обильно приправленный зеленью, и острым восточным соусом. Тут же стояла початая кружка пива. Из музыкального автомата лилась завораживающая восточная мелодия.
   Хозяин "Кебаба" Али Хан, он же и официант, тучный, с лоснящимся от пота лицом средних лет мужчина, являлся одновременно, агентом ЦРУ, и агентом местной пакистанской контрразведки. И о том, что Филипп сотрудник региональной резидентуры ЦРУ, ему было хорошо известно. Поэтому Али Хан и относился к этому клиенту с особой предупредительностью.
   Столик, который облюбовал Филипп, стоял в углу и прятался под декоративной пальмой. Для других посетителей он был всегда занят. За эту услугу Али Хан получал от Филиппа щедрые чаевые.
   Вот потому с молчаливым недоумением и уставился на него Филипп, когда тот размещал напротив его еще чей-то заказ.
   Только красный от смущения Али Хан попытался объяснить происходящее, как перед столиком вырос, никто иной, как старый знакомый Филиппа по "путешествию" в Афганистан, приближенный Ахмад шаха Масуда, полевой командир Сулейман.
   Решительно оттолкнув в сторону Али Хана, он поздоровался с Филиппом, попросил не держать зла на хозяина заведения.
   Подождав, когда Али Хан скроется на кухне, Сулейман, перейдя на английский, спросил:
   -Не ожидали, мистер Джексон, увидеть меня здесь?
   -Не ожидал, - кивнул Филипп. Мне казалось, после того, как мы с вами расстались в Кабуле, вы, сделав свои дела, отправились к Ахмад Шаху. - Он откинулся на стуле, и внимательно наблюдая за старым знакомым, гадал, какой же сюрприз приготовил ему этот человек. То, что тот появился здесь, чтобы встретиться с ним, Филиппом, он не сомневался. Но зачем? С какой целью? Хорошо зная натуру гордых афганцев, он был уверен, что на такую встречу афганец пойдет только тогда, когда его кто-то заставит.
   Ожидая, как события будут развиваться дальше, он молча наблюдал, как Сулейман с аппетитом уничтожает кебаб запивая его пивом, и ждал, когда тот насытившись, наконец, приступит к "деловой" части встречи.
   И он дождался.
   Сулейман отодвинул в сторону пустую тарелку и кружку с недопитым пивом, повел взглядом по почти пустому залу, и посунулся к столу.
   -Ну что ж, мистер, Джексон, перейдем к делу? Вы же все равно не поверите, что такой человек, как я, решил посетить "Кебаб", и случайно увидев здесь вас, подсел, чтобы предаться ностальгии по Афганистану.
   Он повел взглядом по полупустому залу и, неожиданно для Филиппа, на чистейшем русском языке тихо произнес:
   -Вам привет от Игоря Михайловича.
   Филипп сначала даже не понял, что фраза произнесена на русском языке. Но не это его шокировало. Шокировало от кого был передан привет.
   -Не может этого быть! - пронеслось у него в голове. - Это провокация! Он провалился!? Кого представляет Сулейман, - ЦРУ? Пакистанскую контрразведку?
   Хотя внешне Филипп оставался спокойным, он лихорадочно искал выход из создавшегося положения.
   И выход был найден. Найден все тем же Сулейманом.
   Он назвал Филиппу пароль, который знал только он, и полковник внешней разведки КГБ, Зверев Игорь Михайлович. И человеку, который произнесет его, он, Филипп, должен был верить, как ему.
   Продолжая сверлить взглядом Сулеймана, он с трудом переводил дыхание.
   -Кто бы мог подумать? - пробормотал он, промокая платком выступивший на лбу пот.
   -А вы хорошо держались, мистер Джексон, - улыбнулся Сулейман. И Филиппу показалось, что он почувствовал в этой улыбке искреннюю теплоту человека, неожиданно ставшего ему близким.
   - Это вы вытащили меня из Пули Чархи? - решительно отбросив нахлынувшие сантименты в сторону, спросил он закуривая сигарету, - и кивая на лежавшие на столе пачку сигарет и зажигалку, добавил, - курите.
   - Команду на проведение операции по вашему освобождению дал сам Ахмад Шах, - ответил затягиваясь сигаретой Сулейман .-Игорю Михайловичу было известно, что американцы хотят обменять на вас перебежавшего к ним советского сержанта. Но эта процедура засветила бы вас... Газеты, фотографии... А это было совсем ни к чему. Надеюсь, причина вам понятна. Вас бы просто отправили в США. А вы нужны именно здесь, в этом регионе. Вот и была проведена соответствующая операция по вашему освобождению. Ахмад Шаху нужно было выводить из Пули Чархи своего человека. За ним давно работал ХАД, уже готовился его арест. а тут и вы, как раз кстати... На мое предложение освободить вас, используя этого человека, Ахмад Шах дал свое согласие...
   -Этот человек, лейтенант из охраны Пули Чархи? - спросил Филипп вспомнив улыбку этого офицера , когда, сразу после освобождения, они рассаживались по разным машинам.
   -Да, это он, - утвердительно ответил Сулейман, резко переводя разговор на тему поставок моджахедам продовольствия и медикаментов. К их столику подходил Али Хан.
   -Может быть почтенным господам еще что-нибудь нужно? - спросил он, слегка наклонив голову.
   -Чай, - коротко бросил Сулейман, и подождав, когда тот удалится на безопасное расстояние, продолжил:
   -Вы не слишком ему доверяете?- кивнул в сторону удаляющегося Али Хана Филипп.
   -Кто вам сказал, что я доверяю этому ничтожеству? - презрительно усмехнулся Сулейман. Да он у меня в кармане вместе с потрохами. Как вы знаете, в Пакистане довольно жесткое наказание для тех, кто повязан с наркобизнесом. А он именно им и занимается. Пакистанская контрразведка завербовала его как раз на этом бизнесе. Ему прямо сказали: "Или сотрудничаешь с нами, или сгниешь в тюрьме". И ваши ребята, из ЦРУ, тоже на этом его взяли. Али Хану наркотики поступают из Афганистана, с заводика по переработке опиума в героин. Помните, мы с вами там были? И я его взял на этом, и еще кое на чем...
   -Помню, - кивнул Филипп, тогда с нашим караваном была отправлена крупная партия героина...
   -Ну, тот героин был чистейшей переработки, и предназначался вашим коллегам из ЦРУ. А там уже один Аллах знает, куда он пошел.
   -Ну, а на это ничтожество, - Сулейман кивнул головой в сторону бара, - не стоит обращать внимания. Он уверен, что обсуждаем мы с вами, именно тему героина.
   Али Хан принес два фаянсовых чайника с зеленым чаем и две пиалы. Наполнив пиалы чаем, он почтительно склонил голову, и молча удалился.
   -А теперь давайте к делу, - Сулейман сделал глоток, и отставил пиалу слегка в сторону.
   Его примеру последовал и Филипп.
   -Наш источник в Лэнгли сообщает, что Пакистанский филиал ЦРУ под руководством Яна Камински, разрабатывает операцию по срыву готовящегося перемирия между Кабулом и афганской оппозицией. Поэтому Центр ставит вам задачу, выяснить, характер этой операции, силы и средства, которые будут задействованы по ее осуществлению и конкретную дату. - Произнеся эту фразу, Сулейман пристально посмотрел на Филиппа.
   Филипп задумался.
   -Камински мне не доверяет. Как мне сказал однажды Адамс, которому я непосредственно подчинен, у Камински патологическая ненависть ко всему русскому. Его предки еще в те, далекие и смутные времена воевали с Мининым и Пожарским. В 1812 году в составе войск Понятовского, принимали участие в походе Наполеона на Россию. А дед его принимал участие в разгроме Буденного на Польском фронте в1920 году...
   -Я все понял, - перебил его Сулейман. - Вариант с Камински отпадает. Он не доверяет вам. Тогда попробуйте выяснить этот вопрос через Адамса... Вот вам на него компрометирующие материалы, - протянул он Филиппу небольшую капсулу. - Здесь микропленка. Там все, в том числе и связь его с наркомафией... Вообщем, ознакомитесь сами. Используйте в крайнем случае.
   Когда пришло время расставаться, Сулейман заметил:
   -Насколько мне известно, связь с Центром у вас надежная, поэтому вопросы на эту тему отпадают. Но при непредвиденных обстоятельствах, да не приведи Аллах к их возникновению, - по усам Сулеймана пробежала усмешка, - запомните адрес. И он вполголоса довольно четко назвал адрес своего человека в Пешаваре.
   -Вам он будет доверять и верить, как мне, только вы покажете ему вот этот перстень, и передадите привет от Аслама. - Сулейман протянул Филиппу серебрянную печатку. Наденьте, - добавил он, и не снимайте. Адамсу, - если спросит, откуда он у вас, объясните, что купили на рынке. Для этого советую посетить рынок сегодня же, время еще есть, - посмотрел он на свои часы, и купите там какую-нибудь дешевую печатку...
  
   Октябрь, а жара, как в августе. И хотя особняк филиала ЦРУ в Пешаваре и прятался за высоким белоснежным дувалом, а на его территории росли акации и разнообразные фруктовые деревья, прохлады это не приносило. Не приносил прохлады и находившийся недалеко от входа небольшой бассейн с фонтаном. И если бы не медленно шагавший туда-сюда у КПП морской пехотинец, особняк казался бы просто вымершим.
   Филипп заканчивал отчет о недавней поездке в центр подготовки афганских моджахедов в Бадабера, который не так давно снова стал функционировать. Лагерь, в результате восстания находившихся там советских и афганских военнопленных в апреле 1985 года, разрушен был практически, до основания.
   Он вытер пот с лица. Рубашка прилипла к телу. Было такое впечатление, что и трусы были абсолютно мокрыми. Неожиданно раздался зуммер внутренней связи. Это был его непосредственный шеф Адамс. Руководитель филиала Джек Коллин в настоящее время находился в Штатах, и Адамс теперь замещал и его.
   Только вчера уехал к себе в Исламабад и региональный шеф Камински, что принесло наконец, к ним, в Пешаварский филиал, какое ни есть, спокойствие.
   -Зайди, Фил, - только эти два слова и успел расслышать Филипп, как сразу раздались короткие гудки. По тому, как была произнесена эта фраза, можно было предположить, что Адамс безнадежно пьян.
   -Как там шеф? - спросил Филипп столкнувшись в коридоре с секретаршей мисс Джессикой.
   -Как всегда, - махнула та рукой, и явно не предрасположенная к разговору, скрылась в своем кабинете.
   Всю последнюю неделю, как только Камински уехал к себе в Исламабад, Адамс пил беспробудно. Нет, на службу он являлся трезвым, как стеклышко. Проводил с сотрудниками обязательную "пятиминутку", давал указания, а потом для всех был занят.
   Когда Филипп вошел в кабинет, тот сидел за столом, и жуя окурок сигары, внимательно рассматривал стоявшую перед ним на столе початую бутылку виски и пустой стакан. И если бы перед ним стоял не этот натюрморт, а деловые бумаги, то вряд ли можно было подумать, что он пьян, настолько деловым и сосредоточенным было его лицо. Увидев Филиппа, он приветственно поднял руку, и пробежав по нему вполне осмысленным взглядом, с трудом пробормотал:
   -Подожди минутку, Фил, сейчас покончу с этим.
   Довольно твердой рукой он вылил остатки виски в стакан, и выплеснул в рот.
   Филипп пододвинул свободное кресло поближе к столу и, удобно устроившись, закурил. Выпуская через ноздри дым, выжидательно уставился на шефа.
   -Фил, - икнув, начал тот, - ты же знаешь, из всех тех, кто меня здесь окружает, я доверяю и верю только тебе. И не потому, что тебе не доверяет наш шеф Камински, а потому, что ты порядочный парень, ты прошел столько, что этого хватило бы на всех этих вместе взятых подонков, которые окружают нас здесь... Да, Фил... Я не знаю на кого мне можно положиться... Дело в том, что я влип, и влип серьезно...- Как-то сразу, помутневший взгляд Адамса уперся в Филиппа. Какое-то время он молча смотрел, затем, шлепнув здоровенной ручищей по столу, так, что опрокинулась пустая бутылка, и не обращая на это внимания, с трудом ворочая языком, продолжил, - ты мне должен помочь выбраться из этого дерьма.
   Какое-то время Адамс вполне осмысленно смотрел на Фила, снова икнул, и неожиданно уронив голову на стол, захрапел.
   То что Адамс пьян, сомнений не было. И в том, что тот попал кому-то на крючок, тоже вполне объяснимо. О сомнительных операциях Адамса с героином, Филипп узнал ознакомившись с содержанием микропленки переданной ему Сулейманом.
   Филипп осмотрелся. Сейф, стоявший слева от стола, за которым сидел Адамс, был открыт. В дверцах торчали ключи. О том, чтобы ознакомиться с содержанием находящихся там бумаг, нечего было и думать. Над входом, уставившись в сторону сейфа, смотрел глазок камеры наблюдения.
   Филипп поднялся с кресла, спокойно подошел к столу, убрал пустую бутылку и стакан в корзину для бумаг. Затем подошел к сейфу, успев увидеть, что там, кроме какой-то общей тетради, и довольно толстой пачки долларов ничего не было, закрыл дверцу сейфа. Опечатал печатью, и подавляя искушение демонстративно взглянуть в глазок видеокамеры, подошел к Адамсу, и с трудом засунул ключи в карман его рубашки. Взглянул на часы. Половина пятого. В принципе, уже был конец рабочего дня. О том, что бы одному вывести из кабинета огромную тушу Адамса во двор к машине, нечего было и думать. Ему пришлось вызвать двух морских пехотинцев охраны.
   На вилле, где холостяковал Адамс, жена выехала в Штаты два месяца назад, Филипп был дважды и оба раза ему приходилось подвозить его.
   Эта одноэтажный особнячок, с уютным зеленным двориком и обязательным бассейном, был арендован Пешаварским филиалом ЦРУ много лет назад.
   Смотритель виллы, он же охранник, средних лет пакистанец, помогая укладывать в постель Адамса, покачав головой заметил, что недавно на виллу сахиба приезжали два китайца. Он слышал, как они кричали на сахиба, обвиняя того в каком-то обмане. После этого мистера Адамса словно подменили. Он стал много пить, а ложился спать только с оружием. Смотритель выдвинул ящик прикроватной тумбочки, где лежал самый обыкновенный полицейский кольт.
   Внимательно выслушав пакистанца, Филипп сказал, что эту ночь проведет на вилле мистера Адамса. Пакистанец понимающе кивнул головой и, предупредив, что ужин будет, как всегда, в 20.00, скрылся за дверью.
   Оставив Адамса храпящим в его спальне, Филипп прошел в гостиную и осмотрелся. Хотя она была и чистой, но отнюдь не уютной. Он не увидел на столике ни одной газеты, ни одной книги, ни одного журнала. Там только стояла обрамленная в рамочку фотография, где Адамс был изображен с миловидной женщиной и, лет десяти, девочкой. Было ясно, что это его семья. Кроме дивана, двух кресел, столика с фотографией, мебели никакой. Один из углов комнаты занимал большой телевизор. Судя потому, что изображение на экране мерцало, а приглушенный звук сливался с жужжанием торчащего в окне кондиционера, телевизор работал уже не менее суток. Филипп подошел к телевизору и щелкнул выключателем. Затем прошелся взглядом по комнате. Стены были голыми. Ни картин, ни камер наблюдения. Единственным украшением гостиной был пожалуй только бар. Бар был просто великолепен. Орехового дерева, с блестящей лаком стойкой, он был полон разнообразием бутылок.
   Филипп машинально коснулся рукой стойки, и не заметил, как бар медленно ушел в стену. Пораженный увиденным, замер. Пока всматривался в появившийся перед ним темный провал, бар неслышно встал на место. Филипп снова провел рукой по стойке, но бар даже не шелохнулся. И чтобы он не предпринимал, чего бы ни касался руками, бар, как стоял, так и стоял. Опустившись на колени он стал просматривать под стойкой пол. Затем прощупал всю стойку. Бар даже не шелохнулся.
   Филипп вздохнул, налил в стакан немного коньяка, выпил. Затем опустился в кресло, закурил, и стал мысленно повторять, как он подошел к бару, где стоял, как коснулся рукой стойки. Вдруг, хлопнув себя по лбу, он вскочил с кресла и подбежал к бару. Внимательно осмотрел стену рядом со стойкой. Он вспомнил, - именно, где-то здесь его локоть коснулся стены. Изучая ее узкую полоску, неожиданно обнаружил там, едва заметную, похожую на шляпку гвоздя, выпуклость. Вытерев с лица пот, осмотрелся. Он подспудно чувствовал, что сегодня ему повезет. Чтобы предотвратить неожиданное появление в гостиной смотрителя, он подошел к двери и защелкнул замок. Затем прошел в спальную, посмотрел на спящего Адамса, и вернулся к бару.
   Стараясь быть спокойным, осторожно коснулся выпуклости на стене, и облегченно вздохнул, - бар бесшумно подался внутрь. Филипп осторожно шагнул в темный провал и остановился. Только сделал шаг, как на потолке вспыхнула электрическая лампочка. Теперь он уже не спешил. И чтобы не оказаться вдруг в западне, решил все тщательно проверить. Повернувшись, медленно шагнул в сторону выхода. Лампочка потухла. Он снова развернулся и сделал шаг. Лампочка снова вспыхнула.
   -Так, с этим все ясно, - вздохнул он, и повернулся к выходу. Ничего, чтобы говорило о каких-то приспособлениях, Филипп не обнаружил. Бар находился по правую сторону от выхода, и поэтому приспособление могло находиться, где-то за ним. И Филипп решил рискнуть. Он сделал еще несколько шагов внутрь комнаты, и когда повернулся к выходу, в растерянности замер. Перед ним была глухая стена. Он подошел к ней и стал медленно просматривать каждый ее сантиметр. Напряжение и волнение было таким, что он был буквально мокрым от холодного пота. Прощупывая пол у стены, неожиданно обнаружил несоответствие одной из паркетин. Она была меньше других. Поднялся и осторожно поставил на нее ногу и.., с облегчением вздохнул, - глухая стена бесшумно подалась внутрь, и когда высветился выход, остановилась.
   Филипп покинул комнату, подождал, когда бар встанет на место, налил себе немного коньяка, сел в кресло, выпил. С просмотром потайной комнаты решил не спешить. Посмотрел на часы. Казалось прошло совсем немного времени, а на самом деле на вилле Адамса, он находится уже более двух часов. Через двадцать минут слуга должен принести ужин. Филипп подошел к двери и снял защелку.
   Незаметно стемнело. Филипп поднялся с кресла, включил освещение. И почти сразу раздался стук в дверь. Появился смотритель, он принес ужин, - зеленый чай, ячменные лепешки, и орешки. Спросив, не нужно ли чего еще, он попросил Филиппа поставить в известность сахиба, что если понадобится, будет в сторожке. Затем, попрощавшись, вышел.
   Филипп закрыл за смотрителем дверь, и прошел в спальную. Адамс спал. Осторожно тронул его за плечо, но тот даже не шелохнулся. И он решился. Достал из потайного кармана миниатюрный фотоаппарат, привел его в рабочее состояние, и положил в карман рубашки.
  
   Оказавшись в потайной комнате, осмотрелся. Окон не было, и освещалась она, помимо уже знакомой лампочки дежурного освещения, закрепленными над столом, двумя лампами дневного света, а вентилировалась системой кондиционирования. Из мебели был только стол, на котором лежали какие-то бумаги. Стоящий в углу сейф был открыт. Внутри были плотные пачки долларов. Около сейфа, на полу, лежал целлофановый мешок, в котором находились пакеты с белым порошком.
   Филипп посмотрел на часы. В комнате он уже пять минут. Чтобы не терять времени, подошел к столу и стал осторожно просматривать бумаги. Сегодня ему положительно везло. В руках у него была именно та информация, которую от него ждал Центр. И вдруг оцепенел. Перед ним лежали материалы, сравнить которые можно было, разве что, с разорвавшейся бомбой. Оказывается в Кабульской резидентуре КГБ сидит "крот"! Ни хрена себе! - пронеслось у него в голове. Чтобы придти в себя, Филипп крепко закрыл глаза, какое-то мгновение подождал, открыл снова. Не думая, что нужно быстро достать фотоаппарат, и начать съемку всех обнаруженных материалов, он сел за стул и внимательно стал просматривать те, котрые сравнил с бомбой. Зная, что вряд ли в материалах будут какие-то наводящие данные о "кроте", он все же решил их внимательно просмотреть. Естественно, ничего, что хотел увидеть, обнаружить не удалось. Он бросил взгляд на часы. В комнате он уже двадцать пять минут. Подойдя к закрытому проему, прислушался. Нет, там, в холле, было тихо. Филипп вернулся к столу, достал фотоаппарат, и начал съемку...
   ...Адамс появился в гостиной посвежевшим и бодрым. Ничего не говорило о том, что предыдущий день он провел довольно "напряженно". Каких- либо вопросов ни Филиппу, ни смотрителю, который сервировал стол, он не задавал. Завтракали молча. Когда смотритель унес пустую посуду, Адамс пригласил Филиппа в кресло за журнальный столик. Жест, которым он указал Филиппу на кресло, явно был нервозным. Сев напротив, достал сигару, аккуратно подрезал. Дал прикурить сигарету Филиппу, прикурил сам.
   -Я вам вчера говорил, Филипп, что мне понадобится ваша помощь, - с легкой хрипотцой, глухо прозвучал его голос. Внимательно посмотрел на него, Адамс продолжил, - я также говорил вам, что влип, не так ли?
   Пораженный самообладанием Адамса, его умением напрячь память, даже после такого тяжелого опьянения, - Филипп лишь молча кивнул. Правда, мелькнувшая было мысль, что вчерашняя пьянка Адамса, возможно была наигранной, сразу была отброшена. Так притворяться не может никто, даже профессионал.
   -Вы должны помочь мне избавиться от этих людей...
   -Каких, мистер Адамс? - вы мне ничего еще не рассказали.
   -Это китайцы, Фил... Китайцы из Гонконга. Они являются посредниками в поставках континентальным Китаем афганской оппозиции вооружения, боеприпасов, медикаментов. Моджахеды рассчитываются с ними в основном наркотиком, - героином. Но получилось так, что посредниками в этих сделках, являемся мы...
   -Так, значит ты не один, мистер Адамс, - мелькнуло у Филиппа.
   -Но крупная партия наркотиков, недавно поступившая из Афганистана, пропала, - Адамс затянулся сигарой, и выпуская через ноздри дым внимательно следил за реакцией Филиппа.
   -Уж не та ли, что лежит в потайной комнате у сейфа? - снова мелькнуло у Филиппа.
   -Вы, Филипп, в накладе не останетесь, продолжал тот.
   -Еще бы, - усмехнулся Филипп, вспомнив сейф набитый толстыми пачками стодолларовых купюр.
   -У вас есть при себе оружие? - Сквозь облако дыма блеснули глаза Адамса.
   -В машине. А она сейчас в филиале. Вы же знаете, вчера...
   -Знаю, знаю, - остановил его жестом Адамс. - Оружие получите у меня... Гостей нужно ждать в любую минуту...
   Адамс поднялся с кресла и скрылся в спальной комнате.
   -Вот вам оружие, - протянул он уже знакомый Филиппу кольт.
   -Почему вы не поставите обо всем происходящем в известность мистера Камински, сэр? - пряча оружие сзади за пояс, спросил он Адамса.
   -Не все так просто, Филипп, - покачал тот головой. Эти парни все продумали. Они ведут двойную бухгалтерию. У них имеются подлинные счета, на которые они переводили для меня деньги за неучтенный "товар", - ушел в сторону от ответа Адамс.
   -Что они от вас сейчас требуют?
   -Вернуть товар, который, я по их предположению, утаил...
   -Но если это не так...
   -Видите ли, Фил, я уже вам говорил, что не все так просто. В реализации этого товара заинтересован и...мистер Камински, - помолчав мгновение, тихо произнес Адамс.
   Фамилия эта для Филиппа, который естественно не ожидал ее услышать, прозвучала как выстрел
   С трудом справившись с замешательством, он с неимоверной быстротой прокручивал перспективы, которые появятся у него, если он поможет вылезти из этого дерьма Адамсу.
   -Сэр, известно ли мистеру Камински, в каком дерьме вы оказались? Если да, то что он вам сказал?
   -Он все знает. Я вынужден был ему все сообщить. В ответ он посоветовал выпутываться мне самому... Я все продумал, и решил обратиться к вам за помощью.
   -Хорошо, сэр, - Филипп внимательно посмотрел на Адамса, - что требуется от меня?
   -Сейчас, Филипп, минуточку, - Адамс достал из лежавшей перед ним папочки топографическую карту и развернул ее на столике.
   -Меня интересует вот этот район, - обвел он концом потухшей сигары граничащий с Афганистаном участок.
   -Сэр, но здесь же сплошь минные поля. - Филипп поднял удивленный взгляд на Адамса.
   -Именно это меня и интересует. Насколько мне известно, еще в бытность инструктором по подготовке моджахедов, вас привлекали по установке минных полей в этом районе.
   -Да, сэр, но я не пойму...
   -Сейчас все поймете, Филипп, - Взгляд Адамса стал острым, а голос жестким. Вам должны быть известны проходы в этих полях?
   -Да, - кивнул тот.
   -Вот и хорошо, - повеселевшим голосом продолжил Адамс. Мы поедем по этим проходам, и примерно здесь сделаем остановку, - ткнул он снова в карту. - Выйдем из машин, и я им покажу место, где спрятан героин...
   -Но именно здесь заложены противотанковые мины! - воскликнул Филипп, изумленно уставившись на Адамса.
   -Именно этого я и хочу, - жестко усмехнулся тот. - И не мучайтесь угрызениями совести, Филипп. На этих мафиози очень и очень много крови...
  
   Сообщения утренних газет Филиппу были чрезвычайно интересны.. Он сидел в своем рабочем кабинете и внимательно читал статью с сенсационным заголовком: "Предприниматели из Гонконга, без уведомления пограничной службы Пакистана проникли в запрещенный район и подорвались на минном поле. Проводится расследование"...
   Адамса в офисе не было. Он час назад, сославшись на неотложные дела, уехал к себе на виллу.
   Филипп связался с ним по телефону и рассказал о сообщении в газете. Какое-то время Адамс молчал, затем коротко попросил его приехать к нему на виллу. Он так и сказал: "Приезжай ко мне на виллу. Есть серьезный разговор".
   Встретил Филиппа все тот же пакистанский смотритель.
   Голос Адамса был слышен в прихожей. Он говорил напористо. Когда Филипп зашел в комнату, Адамс, немедленно прервал разговор, и спрятал мобильник в карман брюк. Он жестом указал на кресло и подошел к бару. Налил в два бокала виски с содовой, подошел к столику за которым находился Филипп, и поставив бокалы на столик, сел в кресло напротив.
   Только Филипп протянул Адамсу газету о происшествии с предпринимателями из Гонконга, как неожиданно со стороны прихожей послышался какой-то странный звук, и почти сразу последовал оглушительный грохот. Следом за этим раздался душераздирающий крик, а затем звон разбивающегося стекала. Взрывная волна ворвалась из прихожей в гостиную. Шторы подняло взрывной волной, осколки стекла полетели как стрелы, вонзаясь в стену, в мебель, во все, что встречалось на их пути. Спасла Филиппа с Адамсом натренированность. Они оба, не сговариваясь, оказались на полу, закрывая руками головы.
   Сквозь весь этот кошмар, до Филиппа донесся до странности бесплотный голос Адамса:
   -С тобой все в порядке, Фил?
   -Да, - с трудом пробормотал Филипп. Тяжело поднявшись на ноги, ощущая шум в голове и звон в ушах, он через дыры в шторе, увидел, как вокруг пылающей машины Адамса бегают морские пехотинцы. Повернув голову в сторону шефа, увидел, как тот стоит около бара, и внимательно смотря на то, что от него осталось, вызывает по мобильнику скорую и группу экспертов.
   Пошатываясь, Филипп прошел туда, что недавно было прихожей. То, что он увидел, потрясло его: почти всю одежду лежащего перед ним человека, который совсем недавно был смотрителем виллы Адамса, сорвало взрывом. На нем осталась только одна штанина и один ботинок. Левой рукой он сжимал поднос, на котором он нес для них закуску. Волосы, ресницы и брови у него были обгоревшие. В дверь вошли двое морских пехотинцев, врач и санитары. Осмотрев лежащего на полу смотрителя, врач махнул санитарам рукой. Те погрузили его на носилки и вынесли.
   -Сэр, - спросил один из солдат, - с мистером Адамсом все впорядке? Помощь нужна?
   -Все нормально, - Филипп посмотрел на пехотинцев, и махнул рукой. - Помогите экспертам, которые сейчас приедут.
   Когда он вернулся в комнату. Адамс стоял у окна.
   -Там...- начал Филипп.
   -Я знаю, коротко ответил Адамс. - Я видел, как его увозила скорая. У него есть шанс выжить? - он повернулся к Филиппу.
   -Не знаю, - Филипп пожал плечами, и жестом показал шефу на очищенное им от осколков стела кресло.
   -Вы догадываетесь, чья это работа? - Спросил он Адамса, подождав, когда тот опустится в кресло.
   -Да. Моих друзей из Гонконга. - Адамс подошел к креслу и тяжело в него опустился. -Только не понятно, когда они все это проделали? До или после того, что про них написано там, - он показал рукой на валявшуюся на полу принесенную Филиппом газету. Если после, это плохо. Значит кто - то их них остался в живых. Будем ждать заключения экспертов.
   -И без них ясно, что бомба была заложена в вашей машине, которую вы почему-то оставили сегодня напротив входа в виллу...- Филипп протянул пачку сигарет Адамсу, угощая того сигаретой.
   Позднее, Филипп ознакомился с заключением экспертов, где говорилось, что бомба была заложена в "тойоту" Адамса, за два дня до ее приведения в действие. То есть, до того, как исполнители погибли на минном поле...
  
   На следующий день почти сразу после совещания в офисе, когда Филипп выехал по делам за город, в Центр ушло сообщение...
   "Лидеры "альянса семи" в Пакистане м "альянса восьми" в Иране, не намерены поддерживать предложения Кабула о перемирии и национальном примирении. В своих контактных встречах они приняли решение сорвать эти намерения всеми способами, в плоть до нанесения провокационных ударов по территории СССР".
   Ушло сообщение и "кроте" в Кабульской резидентуре...
   Неизвестно, как отнеслись к этой информации в Центре, но свое намерение афганская оппозиция выполнила.
   Вот как прокомментировало тогда развитие этих событий афганское информационное агентство Бахтар:
   "В попытке нанести удар по процессу примирения контрреволюционные банды осуществили два нападения на территорию СССР. Они обстреляли реактивными снарядами поселок Пяндж, расположенный вблизи афгано-советской границы. В результате этой бандитской акции погибло несколько советских граждан. Банда экстремистов из так называемой Исламской партии Афганистана нарушила границу СССР и атаковала советский пограничный пост. Пограничники дали достойный отпор нападавшим, однако при этом погибло два советских воина".
  
   Сообщение же о "кроте", которое пришло в Центр несколько позднее, вызвало в "Ясенево" настоящий переполох. Зверев несколько раз просмотрел справку, убедился в отсутствии опечаток, кинул ее в папочку для докладов, и почти бегом бросился в кабинет генерала.
   -Разрешите, Василий Маркович,- Зверев вошел в кабинет, и в нерешительности остановился. Генерал Гришин поднял глаза и внимательно посмотрел на своего подчиненного.
   -Что там у тебя, Игорь Михайлович. Что-то срочное?
   -Да, - коротко ответил Зверев, и решительно подойдя к столу, открыл папочку, и положил ее на стол перед генералом. - От "Правоверного".
   -Садись, - генерал кивнул на стул и внимательно стал просматривать принесенную информацию.
   Зверев наблюдал, как побурело лицо генерала, как побелело, как пришло в нормальное состояние. И за все время, что тот читал информацию, он ни разу не поднял глаз на Зверева.
   Зверев давно работал с генералом, но увидев, как тот умеет сдерживать свои эмоции, был искренне удивлен.
   Наконец генерал поднял глаза на Зверева. Молча перевел взгляд в сторону окна и какое-то время молчал. Затем снова посмотрел на Зверева, и тихо проговорил:
   -Да-аа, Игорь Михайлович, - протянул он осипшим голосом, - ты-то сам веришь в то, что мне подсунул?
   -От "Правоверного" всегда поступала информация, которая не вызывала никаких сомнений в ее достоверности, - ушел от прямого ответа Зверев.
   -Что это, еще один "Гордиевский"? - генерал в упор смотрел на Зверева, и лицо его снова начало буреть. И какая это информация, если в ней ничего нет о "кроте", Кто он?
   -Ну почему же нет, - попытался ответить Зверев. - В информации говорится, что "крот" завербован за рубежом...
   -И сколько там сотрудников резидентуры, которые были за рубежом? - глухо спросил генерал. И повысив голос, почти сорвался на крик:
   -Да там почти все сотрудники уже были за рубежом! Это же иголка в сене!
   -Не совсем, товарищ генерал. Вы упустили там небольшую пометку, - Зверев, кинул на папочку, - там говорится о бывшем сотруднике военной контрразведки.
   -Генерал пристально посмотрел на Зверева, потом еще раз внимательно пробежался взглядом по информации, и снова уставился на окно.
   -Ладно, Игорь, не обижайся. Я верю "Правоверному". Но и ты пойми меня. На нашем направлении, это впервые... И еще, голос генерала снова стал жестким. Об этой информации пока забудь. Придет время, я тебе скажу, что делать. Этим вопросом я займусь лично. А сейчас иди. Папка останется у меня. И потянувшись к телефону внутренней связи добавил, - Я к шефу.
  
  
  
   Время не могло остановиться. Оно неумолимо катилось и катилось вперед. Вот уже и 1989 год... В связи с предстоящим выводом Советских Войск из Афганистана, рабочая нагрузка заметно усилилась. Но неожиданно для Филиппа и естественно, Центра, пришло распоряжение убыть в Западную Германию...
   Он сидел около иллюминатора и не обращая внимания на появившегося в соседнем кресле пассажира, деловито привязывался ремнями. Когда стюардесса закрыла дверь ведущую во второй салон, только тогда он обратил на него внимание. Ничего особенного. Обыкновенный средних лет коммивояжер, который к тому же дремал.
   Самолет свечой пошел в набор высоты. Филиппу нравилось, как поднимались эти "Боинги". Они шли вверх, словно протыкая небо. Вот включилось световое табло: "Не курить, застегнуть привязные ремни". Филипп откинулся в кресле и прикрыл глаза. Он думал о том, что его ждет. Это вопрос встал перед ним еще в Пакистане...
   Февраль 1989 года. Вывод советских войск из Афганистана. Предательство Советского руководства по отношению к своему сателлиту Наджибулле, который, в отличие от своего предшественника Бабрака Кармаля, убывшего в СССР, был оставлен в Кабуле, в последствии был казнен талибами вместе со своим родным братом.
   Связь с Центром была прервана. Как она будет восстановлена, он не знал. Филипп с ужасом и болью следил, что происходит на его далекой Родине. Кровопролитие в Азербайджане, война в Абхазии, события в Молдавии, Прибалтике. Затем пакистанское телевидение говорит о том, во что он долго не мог поверить... С экрана телевизора трое пьяно улыбающихся людей объявляют, что Союза Советских Социалистических Республик больше не существует. Все, что цементировалось долгими десятилетиями вдруг в одночасье рухнуло. Судьбу миллионов и миллионов своих сограждан, не спрашивая их согласия, решили эти, так называемые лидеры, теперь уже новых государств. Принимая это решение они проигнорировали не только своих граждан, но и лидеров других союзных республик. Как будто это были не люди, а простая биомасса...
   Вот тут он был действительно потрясен и растерян. Потрясен тем, что случилось, а растерян от того, что не знал, что делать дальше...
   Когда самолет уже бежал по посадочной полосе Берлинского аэропорта, сидевший рядом с ним мужчина, засунув правую руку во внутренний карман пиджака, вытащил оттуда небольшой пакет и, чтобы привлечь внимание Филиппа, ткнул его в бок. Затем молча передал пакет. Когда затих свист турбин и пассажирам разрешили покинуть салон, мужчина не обращая на Филиппа ни малейшего внимания, молча поднялся, подхватил дорожную сумку, и направился к выходу.
   Уже находясь в отеле, зайдя в туалет он ознакомился с содержанием пакета. На бумажном квадратике было всего несколько слов, которые содержали просьбу в течение текущей недели позвонить по телефону... Далее шел номер, который, вместе с просьбой о звонке, прямо на глазах Филиппа вдруг исчез с квадратика. Мысленно повторив про себя оставшиеся в памяти цифры, Филипп скомкав пакет вместе с листочком бумаги, бросил в унитаз и спустил воду.
   Новый коллектив в бывшем западном секторе Берлина, встретил Филиппа Джексона доброжелательно. О его прошлом, пожалуй, знал только его новый, он же старый шеф, Камински. Прибывший в Берлин перед самым падением берлинской стены, к появлению Филиппа он отнесся довольно спокойно. Чувствовалось, что оказанная Филиппом в Пакистане помощь Адамсу, что спасло и Каминского от возможных неприятностей, сыграло свою положительную роль. Они долго беседовали о прошлой работе Филиппа, о развале Советского Союза, и его задачах, в связи с новой обстановкой на политической карте мира.
   Ему поручили сектор по проведению первичной работы с так называемыми перебежчиками из Группы Советских Войск в Германии, или, как эта военная группировка называлась сейчас, - Западной Группы войск. Перебежчиков было довольно много. Были и солдаты, были и офицеры. Некоторые даже с семьями.
   Первые же беседы показали, что никакой политики тут и близко не было. Подавляющее большинство перебежчиков были запуганы неизвестностью, что их ждет там, на родине. В глазах многих сквозила безысходность от того, что там они никому не нужны. Это было очень страшно. И что удивительно, такие чувства и испытывал сейчас и он, Чумаков.
   Чем дольше он продолжал работать со своими соотечественниками, тем острее возникало желание увидеть своих близких, а возможно, даже и Алену. И он решился поговорить на эту тему с Камински.
   Разрешение было получено. Филипп внимательно посмотрел на шефа, и неожиданно для себя, спросил: " А вы не боитесь, что я могу не вернуться?".
   -Нет, - усмехнулся тот, - Не боюсь. Вы совершенно забыли о своем прошлом, о брошюрах, где вы хорошо смотритесь с моджахедами расстреливающими своих соотечественников. Вам этого никто не простит, Филипп, даже учитывая тот факт, что Советский Союз уже не существует. Допускаю, что это может произойти, но все равно, рано или поздно, вы вернетесь к нам. Вы проживали раньше в совершенно другом государстве. В новом, вы никому не нужны, да уже и не сможете там жить. Я имею в виду Россию, - немного помолчав, добавил Камински. А про Таджикистан, где проживают ваши близкие, я и говорить не хочу. Вряд ли вас прельстит проживание в стране, которая оказавшись вдруг независимой, сразу провалилась в средневековье... Вы сами прекрасно видите, как бегут из советских войск, здесь, в Германии, ваши солдаты и офицеры...
   По номеру телефона, что ему вручил неизвестный в самолете, Филипп звонил уже три раза, но все было безрезультатно. И вот, в этот, четвертый раз ему повезло. Услышав тяжелое дыхание в трубку, он произнес только одно слово, "Правоверный". В ответ было все то же тяжелое дыхание. Но когда он сказал, что через несколько дней возможно появится в Таджикистане, только тогда трубка глухим мужским голосом произнесла всего три слова: "Вас там найдут". И почти сразу короткие гудки.
   Когда возвращаясь в отель, он проходил мимо газетного лотка, где наряду с газетами и журналами, продавались и книжки, его внимание неожиданно привлекла одна, где на английском была напечатана фамилия "Гордиевский". Филипп купил пару газет и эту книжку.
   Уже лежа в постели он внимательно просмотрел эту книгу. Автором ее был небезызвестный ему Олег Гордиевский. Название книги явно было рассчитано на западного обывателя, и называлась она,- " КГБ: тайные операции по всему миру". О том, кто такой Гордиевский, Филиппу было хорошо известно. Этот тот самый его коллега, который несколько лет назад изменил Родине и перебежал на сторону английской разведки.
   Просматривая книгу, он нашел ее сначала довольно интересной. Интересной только потому, что она объединила в себе все, что было напечатано в сотнях изданий о работе КГБ в иностранных государствах. Но именно поэтому он в итоге и нашел ее далеко не оригинальной. Во многом тут были просто перепечатки официальной печати, а то и просто набор измышлений и заурядной клеветы.
   В целом же, эта книга произвела на него неприятное впечатление. Она вызвала такое чувство, будто собака кусает руку своего собственного хозяина. Его поразила беспринципность автора. Все таки есть же какие-то нравственные жизненные нормы, которые выполняют все. Тебя эта страна породила, вскормила, дала образование, заботилась о тебе, а ты взял, да и предал. Даже если ты потом и "прозрел" - так останься порядочным по отношению хотя бы к своему прошлому...- С такими вот мыслями и заснул майор внешней разведки КГБ, а сейчас спецслужбы еще неизвестно какого государства, Владимир Иванович Азаров. В том, что он никогда не будет вторым Олегом Гордиевским, уж это он знал точно.
   Через неделю Филиппа Джексона пригласили к начальнику сектора Восточного регионального управления ЦРУ в Германии Джозефу Марио. В кабинете, куда провела Филиппа секретарь, за столом красного дерева сидели четверо. Во главе стола находился, конечно же сам Джозеф Марио, которого раньше Филипп никогда не видел. Справа от него находился непосредственный руководитель Филиппа, Ян Камински. Двух других, как и шефа подразделения, он также видел впервые.
   Как только Филипп предстал перед ними, головы всех повернулись в его сторону. Джозеф Марио пристально посмотрел на него и показал рукой на свободное за столом место.
   -Садитесь, мистер Джексон, - сказал он, и поочередно представил тех, кого Филипп видел впервые. Представил их довольно просто, как своих первых заместителей. Одного, который был в золотых очках, и был похожий на банкира, назвал Джеромом Грином. Второй, который производил впечатление сельского учителя, был представлен, как Сидней Фредерикс. Яна Камински представлять необходимости не было. Тот был его непосредственным руководителем.
   -Мы пригласили вас, Джексон, - начал Марио, - потому что нам требуется специалист, который бы мог получить необходимую информацию о политическом и экономическом положении в одной из бывших союзных республик СССР, а теперь являющихся самостоятельным государством, - Таджикистане. Нам пока известно лишь то, что одна из советских дивизий выведенных из Афганистана, продолжает оставаться на территории этой страны, и ведет боевые действия против банд афганских наркодельцов, пытающихся переправить героин из Афганистана, через территорию Таджикистана, в Россию и Западную Европу. Мистер Камински сообщил нам, - Марио кивнул в его сторону, - что у вас там есть родственники, и вы имеете желание их увидеть. Мы посовещались, взвесили все "за" и "против", и решили совместить приятное с полезным. Направляетесь туда в качестве сотрудника консульского отдела, который там только начал формироваться. Как вы понимаете, посольства нашего там пока нет. Поэтому консульский отдел временно будет подчинен нашему посольству в Пакистане. Пакистан вы знаете прекрасно, и знаете там многих наших сотрудников. Мы перебрали многих, которые обладают квалификацией, как ваша, и в результате тщательной проверки, все же выбрали вас. Вам не нужно говорить о том, что делом которым вы будете заниматься, является делом особой важности. Вам понятно?
   Филипп кивнул.
   -Вы помните, мистер Джексон, что два года назад стали полноправным гражданином Соединенных Штатов?
   -Да, сэр.
   -Отлично!
   -Какие будут вопросы к мистеру Джексону? - Марио обвел присутствующих взглядом.
   -Расскажите о себе, - попросил тот, что был в золотых очках, Джером Грин. Как узнал позднее Филипп, это был представитель ФБР.
   -А что именно, сэр? - Филипп перевел на него взгляд.
   -Все знают вашу официальную биографию, - подал голос Камински. - Расскажите, что считаете нужным, ну... хотя бы о своих близких...
   Филипп, предупредив, что с родственниками не имеет связи почти девять лет, коротко рассказал о них.
   -Вы хотели бы встретиться с ними? - спросил человек похожий на сельского учителя.
   -Конечно, Сидней, - опередив Филиппа, ответил Камински, - мы этот вопрос с ним уже обсуждали.
   - Прошу вас, господа, помнить, что нас лимитирует время, - неожиданно подвел черту Марио, взглянув на часы.
   -Уже одно то, что мистер Джексон находится на службе в нашем ведомстве, является свидетельством лояльности к нему этого ведомства, - этими словами он закончил совещание.
  
   Шло время, но разрешения на отъезд все не было. Да это было и понятно. На его родине, в бывшем Советском Союзе, происходило черт знает что. В растерянности были его руководители, и коллеги по Берлинскому филиалу ЦРУ. Все словно, что-то выжидали. Выжидал и он, Филипп Джексон.
   Никто не выходил с ним и на связь. Откуда ему было знать, что там, в Центре, о его сосуществовании знали только несколько человек, это полковник Зверев, генералы Гришин и Калугин. И только им было известно настоящее имя и профиль выполняемых им, "Правоверным", задач. Вскоре из аналитической справки, по уже бывшему СССР, он узнает, что все эти лица из органов КГБ уволены, а непосредственные руководитель спецслужбы Крючков, в результате неудачной попытки августовского переворота, арестован. Из всех перечисленных, лично знаком он был только с одним, - полковником Зверевым Игорем Михайловичем. Оставалось только одно, - ждать.
  
   Приехали за ним рано утром. Предварительно позвонили, и предупредили, что машина придет ровно к 9.00. То, что он, уволенный из органов КГБ почти сразу после провозглашения, непонятно от кого, независимости России, вскоре понадобится новому руководству, полковник запаса Зверев Игорь Михайлович, не сомневался.. Об этом его предупреждал и бывший руководитель, а теперь такой же, как и он, пенсионер, генерал Гришин. Он тогда сказал ему: "Ничего, Игорь, мы еще понадобимся этим молокососам... Еще придут на поклон...". В итоге, все так и произошло...
   Они ехали по давно известной ему дороге около сорока минут. Вот и знакомый указатель " Научно исследовательский институт". Но машина прошла не через КПП, а свернула в лес, в сторону "филиала" этого "института", и остановилась все перед той же, знакомой ему вывеской, - "Военно-спортивный комплекс". Подошел военный патруль. Старший патруля с погонами капитана тщательно проверил документы водителя, сопровождающего, и его, Зверева, и только потом дал команду поднять шлагбаум.
   Его провели в знакомое здание, по знакомому коридору, и остановились перед знакомыми дверями, за которыми некогда находился руководитель внешней контрразведки ПГУ, генерал Калугин.
   Сопровождающий осторожно постучал в дверь.
   -Войдите, - раздавшийся голос Звереву был хорошо знаком.
   Он сразу узнал в сидящем в кресле, некогда всесильного генерала Калугина, своего бывшего коллегу из латиноамериканского сектора подполковника Рогова. Сидевший справа за столом ему был незнаком.
   -Здравствуй дорогой, Игорь Михайлович, - радушно протянул ему руку, поднявшийся из-за стола Рогов. - Я рад тебя видеть. Свободен, - отпустил он сопровождавшего. Когда за тем закрылась дверь, он повернулся к незнакомцу.
   -Позвольте представить Петр Миронович, это и есть полковник Зверев Игорь Михайлович, которого мы с вами ждали.
   Незнакомец поднялся со стула, и протянул руку.
   Все сели за стол.
   Петр Миронович теперь будет вести направление, за которое отвечал ты, поэтому и причина, по которой ты оказался снова здесь, тебе, я надеюсь, понятна.
   -Кофе? - Рогов посмотрел на Зверева.
   -Лучше чай.
   Рогов кивнул, поднял телефон и сказал несколько слов.
   Незнакомец, изредка бросал на Зверева изучающие взгляды.
   -Интересно, откуда он, - думал Зверев, бросая на того ответные взгляды, - или с периферии, из какого-нибудь областного первого отдела, или из резидентуры.
   -Я много слышал о вас, - приветливо улыбнулся Звереву незнакомец.
   -Из моего личного дела?
   -Нет. К вашему личному делу доступ мне закрыт...
   -Даже после того, что мне предложили написать рапорт на увольнение?
   -Ну, вы же знаете, Игорь Михайлович, зачем же вы так. О вас мне рассказал ваш бывший руководитель и товарищ, генерал Гришин.
   -Разве, что так, - сразу успокоился Зверев, - принимая у вошедшего молодого человека, чашечку чая.
   -Понятно, понятно, - пригубив чашечку, постучал он пальцами по столу.- Только я не пойму, чем могу быть вам полезен? Все, что у меня было в сейфе, я передал генералу Гришину.
   -Прости, Вася, - нарочито назвал он Рогова по имени, - вместо генерала Гришина, сейчас ты?
   -Нет, Игорь Михайлович, - усмехнулся тот, - бери выше. Я вместо генерала Калугина...
   -Ну, что ж, - снова усмехнулся тот, - пути господни неисповедимы.... А о звании я тебя не спрашиваю.
   -Так чем, товарищи, простите, - усмехнулся он с сарказмом, - я забыл, что сейчас другое время... Так чем я вам, господа, обязан?
   -Нас интересует, Игорь Михайлович, "Правоверный". Нам о нем абсолютно ничего неизвестно. Архивы, вы знаете, кое-кто успел уничтожить, а может и припрятать. Сейчас мы это проверяем. Вы можете помочь нам? Поймите, Игорь Михайлович, это нужно нашему молодому государству. Вы же видите, что сейчас происходит... Нам известно, что связь с "Правоверным" можете восстановить только вы.
   -Да, - задумчиво вздохнул Зверев, - перед самым моим увольнением, мы нашли его, и даже дали знать, что свяжемся с ним. А сейчас и мне о нем ничего не известно.. Единственно, что я знаю, из Пешавара он убыл в Берлин. А где он сейчас... Мне нужно время, и соответственные полномочия.
   -Хорошо. Игорь Михайлович, - улыбнулся Рогов, - я рад, что вы пошли нам навстречу. А соответствующие полномочия, и документы, вы получите.
  
   Оставив неприметный "Фольксваген", больше известный обывателям, как "жук", около обочины, Филипп зашел в гасштет. Посетителей было мало. Столик в глубине помещения был свободен. Достал сигареты, закурил. Пачку положил рядом с пепельницей. Заказал чашечку кофе. Через пару минут зашел еще один посетитель. Это был мужчина. На вид ему было лет шестьдесят. Худое лицо его было испещрено морщинами. Сделав заказ у стойки бара, он обвел взглядом помещение, выбрал столик за которым сидел Филипп. Поздоровавшись, опустился на стул. Достал из кармана точно такую же пачку сигарет, что лежала на столе, закурил, и положил рядом. Кельнер принес заказ, - сорокаграммовую рюмку с местной водкой "Корн". Выпил рюмку, закурил. Затем притушил недокуренную сигарету в пепельнице, взял со стола пачку, положил ее в карман, поднялся и спокойно направился к выходу. И только когда посетитель поднимался из-за стола, Чумаков узнал этого человека. Он с трудом сдержался чтобы не вскочить и не побежать за ним. Чумаков в волнении пробежал взглядом по столу и обратил внимание на отсутствие своей пачки сигарет. Рядом с местом, где была она, лежала такая же, но явно не его.
  
   -Ну, здравствуй, Володя, здравствуй! - Зверев растроганно прижал к себе крепкую фигуру Чумакова. - Когда я подошел к столику, за которым ты находился, если честно, то я тебя узнал с трудом. Помогли твои глаза...
   -Да ладно, Игорь Михайлович, не узнали, - смахнул с ресницы слезинку Чумаков. - Это я вас не узнал.
   -Что, сдал здорово?
   -Ну, так бы я не сказал, но все же изменились. Извините, что я так откровенно.
   -Да ладно, Володя, что я баба, что-ли, извиняться он начал, - улыбнулся Зверев. - Я все переживал, найдешь ли ты эту конспиративную квартиру, здесь, в этом Потсдаме. Она осталась за нами еще с тех времен. Я просто удивлен, как БНД еще не пронюхало про нее. Ну да ладно, давай присаживайся, - кивнул он на кресло перед столиком. - Кофеек, я приготовил, сейчас принесу.
   Зверев принес две чашечки кофе, поставил на столик, и сел в кресло напротив.
   -Знаю, тебя сейчас интересуют только твои родные и близкие, - посмотрел он внимательно на Чумакова. - Не буду тянуть. Все живы и здоровы. Младший брат твой давно в Москве, учится на последнем курсе МГУ на факультете журналистики. Отец и мать живы здоровы, оба на пенсии. Сейчас готовятся к переезду в Московскую область. В Таджикистане им оставаться сейчас нет смысла. Сам знаешь, сейчас в бывших среднеазиатских республиках растут антирусские настроения.... На Украину, где проживают твои дальние родственники по фамилии Чумаки, нет смысла. Они уже давно забыли про ветвь Чумаков, которые еще при Екатерине выехали на жительство в Сибирь.
   -Понятно, - судорожно вздохнул Чумаков, чувствуя, как предательский комок подкатывает к горлу. - Значит, в Сибирь возвращаться не захотели...
   -Именно туда и хотели, да мы настояли.... Предложили в Москву, но они отказались. Вот и нашли им небольшую усадьбу в Ногинске, рядом с Москвой. Четыре комнаты. Приусадебный участок, небольшой сад...
   -Зачем им столько комнат, - словно про себя пробормотал Чумаков, закуривая сигарету.
   -Как зачем!? - удивленно посмотрел на него Зверев, и хлопнул себя по лбу.
   -Вот, старый пень, совсем забыл, - укоризненно покачал головой Зверев, и полез во внутренний карман пиджака.
   -Что это? - удивленно спросил Чумаков, принимая из его рук небольшой пакет.
   -А ты вскрой, Володя, и ознакомься. А я пока пойду на кухню и приготовлю еще кофе...
   Он вскрыл пакет и осторожно извлек из него находившуюся там фотографию. Он уже догадывался, что там его родители и брат. Внимательно вглядываясь в снимок, он с волнением рассматривал постаревших мать, отца. Но брата там не было. Рядом с родителями стояла незнакомая симпатичная женщина. Между ней и его матерью стоял лет девяти мальчуган... Вглядываясь в женщину, он неожиданно узнал а ней... Алену. В волнении он одним глотком допил кофе, и дрожащей рукой потянулся к новой сигарете, хотя старая еще дымилась в пепельнице. Он перевел взгляд на мальчугана, и неожиданно замер. Он увидел себя. Та же непослушная челка, те же огромные глаза. Хотя фотография была и черно-белой, он был уверен, что глаза у мальчугана голубые.
   -Не может быть!.. - едва слышно шептали его дрожащие губы. - Не может быть... Да это же мой сын! - потрясенно оглянулся он в сторону кухни.
   -В проеме двери стоял и наблюдал за ним улыбающийся Зверев.
   -А кто в этом сомневается? - продолжая улыбаться, тот подошел к столику, и поставил свежие чашечки с кофе.
   -Ну, медведь, раздавишь меня! - шутливо отбивался он, от радостных объятий обалдевшего от неожиданных вестей Чумакова.
   -А фотографию-то верни, Володя, верни. Посмотрел и хватит. - Зверев взял фотографию, щелкнул зажигалкой и поднес к ней трепещущий огонек.
   Чумаков молча наблюдал, как скручивается в пламени, то, что только что было фотографией. Вот от нее остался небольшой уголок, который был зажат в пальцах Зверева. Еще мгновение, и сгорев дотла, также, как и все остальное, он превращается в кучку пепла.
  nbsp; Чумаков молча наблюдал, как скручивается в пламени, то, что только что было фотографией. Вот от нее остался небольшой уголок, который был зажат в пальцах Зверева. Еще мгновение, и сгорев дотла, также, как и все остальное, он превращается в кучку пепла.
; -Да, Володя, это твой сын, - Зверев снова опустился в кресло. - И живет Алена с ним у твоих родителей, вот уже четыре года. Почти сразу, как умерла ее мать. Твоя мать случайно увидела их в городе. Алену она знала и раньше. Помнишь, ты как-то приводил ее к себе домой?
   Чумаков молча кивнул. На ресничке его дрожала слезинка.
   -Увидев рядом с Аленой мальчика, она сразу поняла, что это ее внук... Вот так-то Володя.
   -Как его зовут? - еле слышно прошептал Чумаков.
   -Сынишку-то? - А Володей, как и тебя. Так сказать, Владимир Владимирович Чумаков.
   Когда выпили еще кофе, который раз перекурили, первым нарушил молчание Зверев.
   -Ну, а теперь, Володя, пора нам приступить и к деловой части нашей встречи. Он достал из кармана диктофон, скэллер, и все положил на стол. - Разговор у нас с тобой будет очень долгим...
   Было уже далеко за полночь. Они долго говорили о прошлом, настоящем, будущем.
   -Объясните мне, Игорь Михайлович, - с болью спрашивал Чумаков, что происходит? Как так могло случится, что страны, которая была великой державой, уже нет?
   -Многое случилось, Володя, - с горечью покачал головой Зверев. - Распад начался уже давно, но мы, к сожалению, не придавали этому значения. А когда поняли, было уже поздно. Поздно поняли, что политики нас просто предали.
   -Но почему?.. Почему получилось так, что видя, как предают страну, наше ведомство просто закрыло на это глаза? Почему ничего не предпринимали?
   -Пытались, - грустно вздохнул Зверев, доставая из пачки неизвестно какую по счету сигарету. - Пытались, - повторил он, даже танки направляли на Москву. Но все, Вова, было бесполезно. Та система, в которой мы жили, и погубила страну. Она уничтожила саму себя. Она мешала нормальному существованию стране, которая была уже на грани деградации.
   -Но зачем было ее разваливать?
   -Ты же знаешь, кто ее развалил.
   - Но вы же все молчали!..
   -Володя, как ты не понимаешь, было уже поздно. Народ уже не принимал прежней системы. Вот и разбежались, чтобы через какое-то время всем снова собраться.
   -Вряд ли, Игорь Михайлович, это произойдет быстро, да и мои "хозяева" едва ли согласятся на это, - вздохнул Чумаков, и откинувшись в кресле прикрыл глаза.
   -Какая-то ерунда получается, Игорь Михайлович, - подал он первым голос. Зачем тогда нужен был Афган? Ведь мы там были, как представители великой страны. Мы гордились своей державой. Так что произошло со всеми нами? А как же наша присяга?
   -Такие вопросы задают многие, - вздохнул Зверев. Но многие из нас так и не поняли, что мир очень изменился. Изменилось сознание людей, настрой всей страны. Дошло до того, - с горечью добавил он, - что стали доказывать, что ничего хорошего у нас не было, что вся наша история за последние семьдесят лет, ну, как бы тебе сказать помягче, одно дерьмо, что ли. Что нашими руководителями были маньяки Ленин, Сталин, Троцкий, или слабоумные дегенераты Хрущев, Брежнев, Черненко. Стали много говорить о репрессиях. Говорить, что едва ли не все население страны было стукачами, либо палачами... И пошло и поехало. Теперь уже дошло до того, что ввод войск в Афганистан назвали преступлением. А значит, и мы с тобой, Володя, уже не герои, а преступники. Вот ты говоришь, подняли бы дивизию и направили на Москву. Так любого генерала, кто принял бы такое решение, арестовали бы собственные офицеры... Ты просто многого еще не знаешь... И еще, Володя. Ты знаешь, что недавно заявил глава нынешней Службы внешней разведки Е.Примаков в интервью английской газете "Санди таймс"? - И не дожидаясь ответа, продолжил:
   - Он заявил: " Если западные разведывательные службы прекратят свою деятельность в нашей стране, мы сможем договориться о взаимном прекращении шпионажа - при условии правительственных гарантий".
   -Я читал об этом заявлении, - подал голос Чумаков, - и не понял, что это? Извините, но такой наивности, или просто... Извините, я даже не найду нужных слов,.. от глубоко уважаемого мною Примакова, я совсем не ожидал.
   -Ожидал, не ожидал, Володя, но сокращения в центральном аппарате набирают силу... Вот так-то. Мы, ветераны, просто в шоке от всего, что происходит... Вот ты сейчас в Германии, в объединенной Германии, - Зверев негромко кашлянул. - и тебе, наверняка, из ваших, цэрэушных аналитических справок известно, что уже в середине восемьдесят девятого было ясно, что Советский Союз теряет ГДР. Это прекрасно понимал и Эрих Хонекер. Ты не знаешь, Володя, но тогда Крючков обратился к Горбачеву с предложением о принятии радикальных мер. И хотя все обговаривалось в режиме жесточайшей секретности, утечка информации все же была. А ГДР, тем временем, продолжала рассыпаться. Бегство восточных немцев в ФРГ, уже ничем нельзя было остановить...
   -Да, я знаком с этой информацией, - подал голос Азаров. - Хонекера сместили, а пришедшие на его место Кренц и Модров уже не могли спасти положение. В последнее время даже требовали от Советского руководства вооруженного вмешательства...
   -Да, так оно и было, - снова поддержал разговор Зверев. - Но танки так и остались стоять в ангарах, а Берлинская стена рухнула.
   -Я читал об этом в справке, Игорь Михайлович, - Чумаков поднялся с кресла и прошелся по комнате. Там красной чертой подчеркнуто, что в этом вопросе Советский Союз активно сотрудничал с американцами...
   -А что было делать? - перебил его Зверев, - процесс объединения Германии был уже давно предрешен.
   -Да, я это понимаю. Но как получилось, что человека, который много лет жил в нашей стране, потом длительное время был руководителем ГДР, взяли и предали? Что, Горбачеву никто не мог ничего сказать?
   -Задай, что попроще, Володя. Я этот вопрос неоднократно задавал и себе. И не нашел ответа. Не нашел ответа, почему мы предали и Наджибуллу в Афганистане. Да, Володя, - неожиданно оживился Зверев. - Знаешь, когда выводили наши войска из Афганистана, я был там, за пограничным мостом, на митинговой трибуне. Колонна прошла. На той стороне оставался только один БТР. БТР командующего 40 Армией. Борис Громов, шел тогда большую часть по мосту пешком. Только потом все узнали, что дал он себе такой обет. Но не это главное, Володя. Словами, то что увидел я, увидели все, кто там был, не передать... Это нужно было видеть... Навстречу ему бежал подросток, оставшийся после трагической гибели матери один. Это был сын Громова, - Максим... Все были потрясены... Казалось все. Точка в этой десятилетней, героической и трагической войне, поставлена... Но оказалось, нет. Война продолжается, Володя...
   -Что правда, то правда, - Чумаков, помолчал, вздохнул, и внимательно посмотрев на Зверева, тихо спросил:
   -Игорь Михайлович, помните, в начале 87 - го, я послал вам шифровку о "кроте" в Кабульской резидентуре? Мне хотелось бы знать, подтвердилась та информация, или нет?
   -Надо же, вспомнил..., - усмехнулся Зверев, и, откинувшись в кресле, закурил. - А я, между прочим, уже подумал, что ты забыл про нее.
   -Да нет, не забыл. Я пытался выяснить подробности об этом лице, но к сожалению, так ничего и не получилось.
   -Извини, Володя, я не мог тебя тогда остановить. Это дело тогда передали в управление генерала Калугина... А лицо это, тогда установили..., да установили...,- Зверев сбросил пепел в пепельницу, помолчал, снова откинулся в кресле. - После возвращения в Союз, этот полковник был направлен на Дальний Восток, в Уссурийск. Специально, чтобы осложнить его поиск американцами. Оставить в Москве его было нельзя. Там уже начиналось..., ты сам знаешь, что.
   -Так вот, после того, как пришла от тебя информация, установить, кто из бывших военных контрразведчиков был за бугром, и мог быть там завербован, труда не составило. Таких было двое. Руководитель группы и его заместитель. Первый был во Вьетнаме, потом, в Сирии, Египте, потом в Афганистане... Второй, в Германии. У первого заканчивался срок пребывания, и на его место руководство планировало второго. У первого за плечами стоял мощный родственник. Один из руководителей 4 Управления Минздрава СССР, где тогда лечились все руководители нашего государства. И конечно же, руководство Представительства КГБ в Афганистане, и непосредственно, резидентуры, и подумать не могли, что "кротом" мог оказаться первый. Поэтому все силы бросили на проверку второго. Брошено было все. И наружка, и слуховой, и визуальный контроль...и подставы...благо в Кабуле с этим было без особых проблем. Особенно было нормально с наружкой. В ней тогда работали сотрудники наружного наблюдения КГБ среднеазиатских республик под видом местных граждан. А в итоге, пусто. Видимо почувствовав, как к нему изменилось отношение руководства, или увидев за собой наблюдение, однажды, вечером, в своей квартире, выпив стакан водки, он довольно громко, обращаясь по имени и отчеству к руководителю резидентуры, заявил, что зря его проверяют. Он честен перед Родиной. И если есть к нему вопросы, он готов ответить на любой из них, даже если он будет для него неприятен...
   -Да-а, пропал парень не за понюх табаку, - усмехнулся Чумаков. - Ну и что, после этого?
   -А ничего, у него как раз заканчивался срок пребывания в Афганистане, и он убыл в Союз.
   -Ну а дома, что, проверку продолжили?
   -Да, конечно. Короче, сломали честному парню судьбу...
   -А как вышли на первого,?
   -Когда увидели, что за вторым ничего нет, кроме того, что он вечерами выпивал по бутылке водки, и надо отдать ему должное, - пить он умел. Никогда утром нельзя было видеть, что он с похмелья. Вот тогда-то и взялись за первого. А там.... Жена его почти в открытую контактировала с контрабандистами, занималась валютными операциями. Сам он имел кучу несанкционированных контактов... Проверка по Союзу показала, что в поле зрения ЦРУ он мог попасть только во Вьетнаме. Там он погорел на валютных операциях. Уже готовились материалы на его откомандирования... Но спас влиятельный родственник...
   -А конец был какой?.. Или все бросили на самотек?
   -Конец, говоришь, какой? А утонул на рыбалке при загадочных обстоятельствах. Похоже, хозяева его тогда нашли, и решили от него избавиться. Им стало известно, что он под "колпаком". Тем более, стал спиваться.... Да и жена ушла от него.... Вот такой, мой дорогой Владимир, и конец всей этой истории... А как узнали, что он под "колпаком"? Значит еще сидит один "крот" в нашем ведомстве...
   -Непонятно, - усмехнулся Чумаков, - зачем тогда была продолжена проверка второго?
   -Но ты же знаешь, у нас любят подстраховаться. Вот и в этом случае, работали по старинке...
   Возникло длительное молчание. Нарушил его Зверев. Взглянув на часы, он, внимательно посмотрев на Чумакова, улыбнулся:
   -Заговорился я тут с тобой, и совсем расквасился. Старость, что ли стучится. - Он вздохнул, довольно бодро поднялся с кресла, подошел к Чумакову, обнял его. Затем слегка отстранился.
   -Ну, все, - посмотрел он прямо тому в глаза. - Извини, что не по теме, просто очень нагорело, а тут, ты, близкий человек... Ладно, Володя, - Зверев снова вздохнул, - вопросы, которые касаются лично тебя, мы все обговорили. Теперь ты знаешь, на кого будешь отправлять свои шифровки. Если объявишься в Пакистане, Таджикистане, или в Афганистане, как дать о себе знать, ты знаешь. Если останешься здесь, в Германии, - тебя искать не нужно.... Теперь у тебя начинается работа в относительно мирных условиях.... Ну, как бы тебе сказать, безальтернативная, что ли...
   Когда Чумаков подходил к выходу, он неожиданно обернулся и сказал: " Обнимите за меня моих отца, мать, Алену, и сынишку". Затем резко развернулся и скрылся за дверью...
  
  
  
  
  
  
   26
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"