Аннотация: 1-е место на конкурсе "Презумпция виновности-2019" (Пв-17)
"В течение двадцать седьмого апреля на фронтах существенных изменений не произошло. Наш корабль у берегов Крыма потопил немецкий транспорт водоизмещением в две тысячи тонн. Двадцать шестого апреля частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено не менее двадцати немецких автомашин с войсками и грузами, взорвано два склада боеприпасов, разбито несколько железнодорожных эшелонов противника"...
Вечерняя сводка Совинформбюро закончилась, однако обитатели детского дома, дважды в день собиравшиеся возле радиоприемника в "красном уголке", расходиться не спешили.
- Слышали? У берегов Крыма фашистский транспорт потопили... Нина Сергеевна, скоро кончится война? Скоро мы вернемся домой? - спросил Саня, высокий для своих тринадцати лет паренек со шрамом на щеке.
- Мой папа пишет, что скоро! - опередил пионервожатую Алеша, светловолосый голубоглазый двенадцатилетний мальчик, солист детдомовского хора. - Наши разобьют фрицев, и мы снова заживем, как до войны.
Алеша, как многие дети в детдоме, не был круглым сиротой, - его мама погибла, когда разбомбили эшелон, которым они с Алешей ехали в эвакуацию, а отец воевал.
- А я не помню, как жила до войны, - тихо сказала пятилетняя Лидочка.
- Тебе всего три года было, ты и не можешь помнить, - ее старшая сестра Лиля взяла Лидочку за руку. - Ты и сейчас еще кроха!
- Нет, сейчас я уже большая! - запротестовала Лидочка. Все заулыбались.
- Ребята, готовимся к отбою и не забываем о завтрашней репетиции хора! - объявила вожатая Нина Сергеевна, заправив за ухо непослушную белокурую прядь. - Нелли Львовна, завтра будем разучивать новую песню, приготовьте, пожалуйста, ноты.
- Как скажете, Ниночка, - кивнула, поправив манжет строгой белой блузки, учительница музыки, а также географии и немецкого. Нелли Львовна аккомпанировала хору на аккордеоне.
О репетиции Нина могла бы и не напоминать. На организованный ею в детском доме хор с удовольствием ходили все воспитанники, включая тех, у кого не было ни слуха, ни голоса. Кто не пел, тот участвовал в подборе репертуара, рисовал афиши, переписывал ноты, расставлял в "красном уголке" стулья, словом, старался быть полезным. Для мальчишек и девчонок не было, пожалуй, большего наказания, чем услышать от вожатой: "Сегодня на хор не приходи!" К счастью, Нина крайней мерой не злоупотребляла. Лишиться репетиции можно было разве что за особо тяжкие провинности, например, за воровство, которое в детдоме, что греха таить, иногда случалось. Правда, у воришки было немного шансов избежать разоблачения, - Нина изучала обстоятельства дела, опрашивала потенциальных свидетелей и подозреваемых и почти всегда каким-то непостижимым образом вычисляла злоумышленника. В ответ на вопросы, как ей это удается, вожатая лишь загадочно улыбалась и говорила, что видит всех людей насквозь. Ребятня, конечно, не верила, но на всякий случай опасалась, - а вдруг и в самом деле видит?..
После отбоя Нина, как обычно, обошла комнаты, проверяя, все ли дети в кроватях, заперты ли окна и двери. Эвакуированный летом 1941 года из Харькова в большое село под Чимкентом детский дом въехал в построенный незадолго до начала войны клуб, - места хватало и для спален, и для классов, и для подсобных помещений. Этим вечером Нине еще нужно было устроить на ночлег проверяющую из районо - средних лет женщину в мешковатом костюме и очках в толстой роговой оправе. "Галина Петровна", - поджав тонкие губы, представилась инспекторша и сунула Нине ладонь дощечкой. Директор детдома Мария Семеновна, Нинина мама, накануне уехала в соседний район, - там пообещали помочь детдому мукой и растительным маслом. Вернуться планировала через день утром. Так уж повелось, что в отсутствие директора ее заменяла восемнадцатилетняя дочь, самая молодая в небольшом, сугубо женском, педколлективе. К Нине с уважением относились не только коллеги и воспитанники, в том числе и те, кто был младше вожатой всего на несколько лет, но и местные жители. За хозяйственность и рассудительность казахи, которые, хоть и не сразу, но смирились с беспокойным детдомовским соседством, прозвали девушку Кыз-директором - "девочкой-директором". Марию Семеновну они на свой лад именовали Мариам Семеновной.
Нина взяла у кастелянши Клары Генриховны чистое постельное белье, постелила районной инспекторше на обтянутом дерматином диване в "красном уголке", пожелала ей спокойной ночи и удалилась в их с мамой комнатку. Свернувшись клубочком под одеялом, она задумалась о том же, о чем думала перед сном вот уже двадцать два месяца. Когда придет письмо от папы? Когда вернется он сам? Отец Нины ушел на фронт добровольцем в июле сорок первого. Как они будут жить после войны? Разумеется, счастливо - так же, как жили до... Вспоминать о прежней, довоенной жизни было и сладко, и больно. Когда началась война, Нине было шестнадцать, она закончила девятый класс. Воскресенья, 22 июня 1941 года, ждала с нетерпением, - на этот день они с мамой и папой купили билеты в театр...
Нина провалилась в сон, и ей снились залитые солнцем улицы родного Харькова. Проснулась она от того, что кто-то тормошил ее за плечо.
- Нина Сергеевна, это я, Лиля! Пожалуйста, проснитесь! Вы велели вас будить... Оно снова бродит! Маленькие плачут!
В последние дни в детском доме происходило что-то странное: все больше не только детей, но и взрослых начали по ночам видеть... привидение. По свидетельствам очевидцев, что-то белое, махая "крыльями", бродило по коридорам, иногда даже заглядывало в детские спальни, а потом быстро "улетало". Дети пугались, взрослым тоже было не по себе, во всяком случае, вдогонку за привидением никто не бросался. Ну, а чего еще ждать от женщин, даже отнюдь не слабых? Мужчин в детдоме не было, истопник Кузьма, обитавший зимой в доме, летом - в подсобке во дворе, не в счет.
Ни в каких призраков отъявленная материалистка Нина, ясное дело, не верила, - по ее мнению, это была чья-то злая шутка. Вопрос в том, чья и с какой целью?..
Нина набросила кофту, схватила фонарь и выскочила из комнаты. Ей показалось, что в конце коридора мелькнуло что-то белое, она метнулась туда, но, пока добежала, привидение - если это было оно - исчезло. Вожатая заглянула за угол и в пару классов, подергала дверные ручки, - безрезультатно. Призрак будто сквозь землю провалился, - или куда там они деваются?
Из "красного уголка" выглянула заспанная инспекторша Галина Петровна.
- Что у вас тут творится? - недовольным тоном осведомилась она. - Топот, вопли... Не детское учреждение, а безобразие какое-то!
- Вот и я очень хотела бы знать, что у нас здесь творится, - себе под нос пробурчала Нина, кутаясь в кофту. - Отдыхайте, Галина Петровна, утро вечера мудренее, - посоветовала она и поспешила к спальне малышей, откуда раздавался дружный рев.
Утром неожиданно, не по плану, вернулась из соседнего района Мария Семеновна.
- Обо всем договорилась - и сразу домой, - директор улыбнулась, от уголков живых карих глаз побежали морщинки. - В степи сейчас так красиво, не то что зимой! Тюльпаны цветут... А ты чего такая бледненькая? Не выспалась? Неужели снова призрак являлся?
Нине подумалось, что полгода назад и морщин, и седины в темных гладких, стянутых в тяжелый узел маминых волосах было куда меньше. Светленькая кудрявая сероглазая Ниночка пошла не в маму, в отца.
- Найду, кто детей пугает, - руки оторву. И ноги, - пообещала миролюбивая пионервожатая. Развивать тему не стала - увидела в окно, что Василий Матвеич принес почту. В детдоме почтальона всегда ждали с нетерпением, дети его тут же окружили и затеребили.
- Матвеич, мне есть письмо? А мне принес? А мне? - загалдела детвора. Подоспели и взрослые, тоже глядя на Василия Матвеича с надеждой.
Матвеич, добродушно улыбаясь, доставал из увесистой сумки письма и раздавал нетерпеливым адресатам. Первое письмо досталось Сане, изуродованное шрамом лицо мальчишки засветилось счастьем. Он тут же развернул сложенный треугольником листок и забегал глазами по строчкам. Лиля, выхватив заветный треугольничек, схватила в охапку Лидочку и убежала. Нина знала, что Лиля каждое письмо от мамы, военврача, читает Лидочке вслух по многу раз, а потом еще пересказывает по памяти... Последним получил весточку от отца Алеша.
- Нинок, вам сегодня нет письма, - виновато развел руками Василий Матвеич. - Оно будет, обязательно будет, не сомневайтесь!
Почтальон Матвеич приходил к ним каждый день, порой - по нескольку раз в день, и давно стал в детдоме своим. В молодости он трудился слесарем на железной дороге, попал под паровоз и с тех пор сильно хромал. Из-за этого его не взяли на фронт. Зато руки и душа у Матвеича были, что называется, "золотые". Несмотря на увечье, он таскал набитую почтой сумку, охотно помогал соседкам, чьи мужья и сыновья воевали, делать тяжелую работу по хозяйству и с готовностью подставлял обитательницам детского дома мужское плечо, в котором они, по его мнению, очень нуждались.
- Ну, Нинок, что призрак ваш, авось, больше не появлялся? - с удовольствием затягиваясь самокруткой, поинтересовался почтальон. Они присели на лавочку во дворе, - ночи стояли еще прохладные, зато днем солнце припекало почти по-летнему.
- Появлялся, - с досадой ответила вожатая, - я за ним погналась, но он бегает быстрее...
- Да, дела... - протянул Матвеич. - Ты, дочка, гляди, поаккуратнее с призраками-то! Не ровен час...
- Пусть они со мной поаккуратнее! - состроила гримаску Нина. - Василий Матвеич, а что в селе о нашем привидении говорят?
- Говорят, что в новом клубе призраку взяться вроде бы и неоткуда...
- Вы, если на эту тему что-то интересное услышите, сразу мне рассказывайте, ладно? А я пока своих порасспрошу, - Нина в задумчивости накручивала на палец светлый завиток за ухом.
- На эту тему всенепременно расскажу, - заверил девушку почтальон. - А что, Мария Семеновна не вернулась еще?
Ответить Нина не успела - вынуждена была вмешаться в ссору истопника Кузьмы с мальчишками. Точнее, мальчишки дразнили Кузьму - разбрасывали по двору щепочки, которые он, нарубив дров, сложил в ровную кучку. Кузьма сначала пытался урезонить обидчиков, а потом, чуть не плача, стал кидаться в них щепками. Но задиры, скача по двору и показывая истопнику языки, не унимались.
- Как вам не стыдно! - вожатая схватила двоих безобразников за руки, едва не столкнув лбами. - Кузьма добросовестно делает свою работу, рубит дрова, топит печки, чтобы нам зимой было тепло, чтоб мы могли поесть горячего! А вы что творите?! Вы знаете, как называются те, кто издевается над людьми?
- Фашисты, - покраснев и отведя глаза, выговорил один из мальчишек.
- А если знаете, так чего ж вы?.. Идите и хорошенько подумайте над своим поведением! И чтоб я вас на репетиции сегодня не видела.
При необходимости Нина ввязалась бы и в серьезную драку. В первые месяцы жизни детдома в эвакуации ей не раз приходилось - правда, не одной, а с помощью Марии Семеновны и других воспитательниц - выпроваживать со двора и местных подростков, настойчиво желавших поближе познакомиться с детдомовскими девочками, и прочих нежелательных посетителей.
- Кузя, не сердись на них, они глупые еще, - повернулась она к истопнику.
Тот, поколебавшись, кивнул. В свои тридцать два года Кузьма, с виду взрослый сильный мужик, разумом недалеко ушел от десятилетнего ребенка. Но это не мешало ему исправно делать свою работу. Кузя подкупал трудолюбием и безграничной преданностью Марии Семеновне, которую безмерно почитал и при каждом удобном и неудобном случае пытался это выразить. Кузьма, как и кастелянша Клара Генриховна, был из местных, Мария Семеновна взяла обоих на работу уже здесь, в эвакуации. Клара Генриховна, помимо прочего, помогала на кухне, Кузьма числился также сторожем.
За обычными заботами Нина не заметила, как прошел день. Инспекторша Галина Петровна особо не докучала - посидела на репетиции хора, заглянула в спальни, порыскала по кухне и столовой. И чего там, спрашивается, было рыскать? Детей изо всех сил старались кормить досыта, правдами и неправдами добывая, кроме положенных продуктов, молоко, крупы, а если повезет, то и баранину... Остаток дня инспекторша провела, сидя над документами за старинным монументальным, невесть откуда взявшимся в отведенной под кабинет директора комнате, письменным столом. Порывалась было уехать на ночь глядя, но решила еще раз переночевать и отбыть с утра пораньше.
Уснула Нина сразу, как только коснулась щекой подушки, даже не успела помечтать о счастливой послевоенной жизни. Разбудил ее посреди ночи сдавленный женский крик.
- Мама, ты здесь? - Нина села на постели и потянулась за кофтой. - Ты тоже слышала? Пойду посмотрю, что там такое.
- Нет! - мама всунула ноги в калоши и накинула на плечи платок. - Пойдем вместе.
Держась поближе друг к другу, они вышли в коридор.
- Кажется, кричали там, - дрогнувшим голосом сказала Нина, указывая подбородком в сторону "красного уголка".
По дороге им встретилась Нелли Львовна, тоже разбуженная, по ее словам, криком. В отличие от Нины и Марии Семеновны, учительница успела почти полностью одеться. Дальше продвигались гуськом, освещая путь фонарем и озираясь по сторонам. В коридоре, который вел к "красному уголку", никого не обнаружилось. Повернули за угол. Идущая впереди Мария Семеновна резко остановилась и приложила палец к губам.
- Там кто-то есть! - она показала на приоткрытую дверь своего кабинета.
Жавшиеся друг к другу женщины опасливо приблизились к двери, которая у них на глазах, скрипнув, медленно закрылась. И начала вновь открываться... Из кабинета повеяло холодом.
- Это сквозняк! - выдохнула Нина. - Кто-то, либо ты, мама, либо инспекторша из районо, забыл закрыть в кабинете окно.
- Я не забыла, - возразила Мария Семеновна. - Я окно не открывала.
Она толкнула дверь, осторожно переступила порог, нащупала на стене выключатель и щелкнула ним, зажглось электричество. Створки окна действительно оказались приоткрыты, на подоконнике лежала мятая стопка каких-то бумаг. Верхний листок сдуло с подоконника, он спланировал и с шелестом опустился прямо возле лежащего на полу тела.
Тела инспекторши Галины Петровны.
Нина зажала руками рот, чтобы не закричать, Мария Семеновна побледнела до синевы, Нелли Львовна охнула и схватилась за сердце. То, что инспекторша мертва, не вызывало сомнений, - безжизненные глаза смотрели в потолок. Рядом, в луже крови, лежали целехонькие очки в роговой оправе.
Отделение милиции располагалось на соседней улице. Учительница убежала. Позвонить по телефону никому не пришло в голову, - чтобы до него дотянуться, нужно было переступить через труп.
Нина обвела взглядом кабинет. В глаза ей бросились выдвинутые ящики письменного стола, в том числе самый нижний, служивший маме сейфом. Ключ от него Мария Семеновна всегда носила с собой. Выброшенное из ящиков содержимое громоздилось на полу, деревянная подставка для ног отодвинута к окну.
Нина, старательно отворачиваясь от трупа Галины Петровны, коснулась настольной лампы, - та оказалась еще теплой, затем присела, чтобы осмотреть замок "сейфа". Явных следов взлома не обнаружилось, только несколько небольших царапин вокруг уключины. Рядом валялась изогнутая проволочка.
- Мам, можешь внимательно проверить, не пропало ли что-нибудь из этого ящика? Деньги, важные документы...
- Деньги лежали в другой тумбе, документы на месте, - Мария Семеновна, тоже стараясь не смотреть в сторону мертвого тела, рылась в ящике, затем начала шарить по полу. - Алешина брошка пропала! Осталась только пустая коробочка...
Нина ахнула.
Брошка была единственной памятью Алеши о погибшей маме и, кроме того, не просто украшением, а, можно сказать, семейной реликвией. Алешиной маме эта вещица досталась от матери, дочери земского учителя, которая получила брошку в качестве свадебного подарка от будущего мужа, впоследствии погибшего на фронтах Первой мировой войны. Где и за какие деньги скромный штаб-ротмистр приобрел для своей невесты золотую с бриллиантами брошь, устная семейная летопись умалчивала. Без малого четыре десятилетия в семье бережно хранили брошку, хотя искушение ее продать или обменять возникало не раз, особенно в голодные послереволюционные годы.
Историю брошки Марии Семеновне и Нине рассказал Алеша, когда попросил директора взять ее на хранение. Не держать же сокровище в тумбочке или под матрацем! Кроме них, в детдоме о брошке, если верить Алеше, никто не знал. На неискушенный Нинин взгляд, брошь являлась настоящим произведением искусства. Неизвестный ювелир создал ее в виде большого - с трудом помещалась на детской ладони - цветка с причудливо изогнутыми лепестками, на которых сверкали и переливались всеми цветами радуги бриллиантовые росинки... Мария Семеновна положила брошку в круглую жестяную коробочку из-под монпансье и засунула на самое дно "сейфа". Иногда Алеша на короткое время забирал коробочку, чтобы подержать в руках память о маме, потом снова возвращал на место.
- Брошка украдена, Галина Петровна мертва... Убита?! - ужаснулась Нина. - Какое отношение эта женщина имела к Алешиной брошке? Что она делала в твоем кабинете ночью? Не понимаю...
- Я вообще ничего не понимаю, - Мария Семеновна обессилено опустилась на стул.
Милиция в лице незнакомых Нине худощавого лейтенанта, скорее всего, списанного по ранению фронтовика, и молоденькой девушки в новенькой форме установила, что инспектор районо умерла, ударившись виском об угол массивного письменного стола. Другими словами, ее кто-то сильно толкнул. Сообщение о пропаже брошки милиционеры запротоколировали, но, как показалось вожатой, большого значения ему не придали.
- Эх, девушка, у вас тут человека убили, а вы о какой-то безделице печетесь, - с укоризной сказал фронтовик.
Когда тело Галины Петровны забрали, он взглянул на Марию Семеновну.
- Собирайтесь, гражданка, пойдете с нами.
- За что?! Мама ни в чем не виновата! - вскрикнула Нина.
- Не волнуйтесь, не виновата - отпустим. А уж если виновата... И мотив у вас, гражданочка, имеется, - товарищ ведь из района с проверкой приехала, правильно я понимаю? Накопала, может, чего, нарушения обнаружила, вам не понравилось, вот вы ее и... Знаете, как это называется? Умышленное убийство, во как! Ну, может, не умышленное, может, по неосторожности... Словом, разберемся.
Доводы Нины о том, что Мария Семеновна не могла никого умышленно или по неосторожности убить, потому что всю ночь была рядом с ней, следователи во внимание не приняли, - дочь матери, мол, и не такое алиби сочинит...
- Ниночка, присмотри за детьми... - уходя, попросила мама. Вид у нее был совсем потерянный.
- А много их у вас еще? - спросила девушка.
- Сорок шесть...
Когда маму увели, уже совсем рассвело. Нине стоило больших усилий взять себя в руки и заняться повседневными делами. Известие об убийстве проверяющей и аресте директора облетело детдом, в причастность Марии Семеновны к смерти инспекторши, разумеется, никто не верил. Все переживали, многие девочки, в том числе Лиля, ходили заплаканные, младшие, чувствуя настроение старших, капризничали и плохо ели, хотя обычно уплетали завтрак с большим аппетитом. На Кузьму страшно было смотреть, - он сидел на крыльце, держась обеими руками за голову, раскачивался из стороны в сторону и тянул одну заунывную ноту.
- М-м-м-м-мм...
- Кузя, пожалуйста, перестань! - попросила Нина. - И так тошно!
Кузьма на секунду умолк, но тут же стал снова раскачиваться и мычать.
- Успокойся, мама скоро вернется, все будет хорошо, я уверена! - Нина погладила его по плечу.
На самом деле уверенности в том, что все будет хорошо, у нее не было никакой. Она раз за разом прокручивала в голове события минувшей ночи. Галина Петровна умерла, ударившись виском об угол стола в мамином кабинете. Как она там оказалась? Отнюдь не по дороге в "удобства", они вообще во дворе. От кабинета "красный уголок", где ночевала инспекторша, довольно далеко. А крик, который слышала Нина, донесся как раз от "красного уголка". Допустим, инспекторше среди ночи захотелось в туалет, она вышла в коридор, там ее что-то испугало, она, вскрикнув, бросилась бежать куда глаза глядят, забежала в директорский кабинет... Стоп, как это - забежала в кабинет, он, что ли, был открыт? Мама не только окно, но и дверь забыла закрыть? По словам мамы, она окно не открывала, да и не свойственна ей такая забывчивость. Ладно, об этом подумаем позже, пока зайдем с другой стороны. Что такого страшного увидела инспекторша в коридоре, что заставило ее бежать без оглядки? Или кого? Ответ напрашивался сам собой, - привидение. Точнее, того "шутника", который уже неделю держит в страхе весь детдом. Получается, "призрак" погнался за Галиной Петровной, загнал ее в директорский кабинет, там толкнул, она упала, он, не будь дураком, взломал ящик стола и украл брошь. Ничего себе "шутки"! Нина представила, как сообщает следователям, что к смерти проверяющей и краже брошки причастно привидение. Нетрудно угадать, как они отреагируют... А если Галина Петровна оказалась в мамином кабинете как раз потому, что хотела украсть брошь? Украла, оступилась, ударилась об стол. Не сходится: тогда она не кричала бы в коридоре, и украшение осталось бы у нее. А если злодей охотился именно за Галиной Петровной? Тогда при чем тут брошка? А если...
От мучительных размышлений Нину оторвала кастелянша, которая пришла "уведомить о хищении" еще одной простыни. Клара Генриховна не скрывала, что она "из бывших", в свое время окончила Одесский институт благородных девиц, и манера изъясняться у нее была соответствующая. Нина хорошо помнила день, когда Клара Генриховна пришла к Марии Семеновне с просьбой взять ее "на любую, пусть даже самую грязную и неблагодарную работу".
- Я чувствую, что вы порядочный и интеллигентный человек, поэтому не хочу, чтобы из-за меня у вас были проблемы. Я - дважды сосланная, - с горьким смешком заявила она директору детдома,- вначале как жена белогвардейца, а позже еще и как немка. Живу здесь с 1938-го, работала уборщицей, посудомойкой... Если, будучи извещенной об этом, вы все же сочтете возможным поручить мне какое-нибудь дело, я буду вам в высшей степени признательна.
- Думаю, вы добросовестным усердным трудом уже искупили... свою вину, - помешкав, ответила Мария Семеновна. - Воспитательницей или учительницей я вас взять не могу, но нам нужна кастелянша. Согласны?
"Мама, мамочка! Как же хочется тебя обнять, увидеть твои глаза, услышать твой голос! - подумала Нина. - Держись, мамочка!"
- Так что, Ниночка, отыщете простынь? - тем временем вопрошала Клара Генриховна. - Полагаю, для вас это пара пустяков. Вон как вы третьего дня молниеносно раскрыли дело о краже из кухни миски драников!
- Это просто, - объяснила Нина. - Люба Гуркина за ужином всегда просит добавки, а позавчера не только не просила, но еще и свою порцию доела с трудом. Отсюда вывод: драники стащила и съела Люба. Она созналась и раскаялась... надеюсь. С простыней сложнее. Когда и откуда, вы говорите, ее украли?
- Вчера, прямо с веревки во дворе, где мы развесили белье для просушки. Я держала процесс под контролем, только на минуточку отвернулась, - и такой конфуз! Я с себя ответственности не снимаю, вы вправе удержать стоимость этой простыни, как и первой, из моего жалованья...
Нина глянула на кастеляншу с живым интересом, который Клара Генриховна, судя по ее лицу, истолковала превратно. Но следующий вопрос вожатой касался не вычетов из зарплаты.
- А когда, напомните, пропала первая?
- Неделю назад - при схожих обстоятельствах.
- Спасибо, Клара Генриховна, вы очень помогли! Не сомневайтесь, я сделаю все от меня зависящее, чтобы разыскать это чертово при... эту чертову простыню! - горячо заверила Нина кастеляншу.
Та, слегка недоумевая, ретировалась.
Пропажа первой простыни по времени совпадала с появлением в доме привидения. Белое с "крыльями" - человек в наброшенной простыне, ну, конечно же! Если вожатая и раньше была уверена, что призрак на самом деле никакой не призрак, а вполне реальное существо из плоти и крови, то теперь она почти не сомневалась, что ночные "забавы" - дело рук кого-то из своих.
Следовало проверить кое-какие предположения. Нина тщательно осмотрела замок на опечатанной двери директорского кабинета и обнаружила там такие же царапины, как и на "сейфе". Затем вышла из дома, обошла его и остановилась под тем самым окном. Тут ее постигло разочарование, - на плотно утоптанной земле под окном вряд ли могли сохраниться какие-то следы. Тем не менее, стало ясно, каким путем злоумышленник попал в кабинет и выбрался из него. Не исключено, что его спугнули их с мамой и Нелли Львовной голоса. Очевидно, опасаясь столкнуться в коридоре с женщинами, он открыл окно и вылез наружу. На всякий случай Нина проверила и входные двери, однако признаков взлома не нашла.
Похоже, главной целью преступника была все же брошка, а инспекторша - случайная жертва. Стройная в целом версия, плохо, что погоня "призрака" за Галиной Петровной в нее совершенно не вписывается. Взломал дверь, а перед тем, как совершить кражу, решил еще немного погулять по коридорам? Или гнался за инспекторшей до директорского кабинета, а потом попросил ее секундочку подождать, пока он взломает дверь? Странное поведение даже для настоящего привидения...
Нина почувствовала, что запутывается. Может, Кузя видел или слышал ночью что-нибудь подозрительное, сторож он или не сторож?
Кузьма, сидя на крыльце и всхлипывая, пытался развязать крепко связанные шнурками друг с другом старые, давно не чищенные ботинки. Шнурки были мокрыми, и узел никак не поддавался. В ответ на ее вопрос Кузя затряс головой.
- Ничего не видел! Устал, голова болела...
День шел своим чередом. Матвеич принес почту. Нина загадала: если пришло, наконец, письмо от папы, - скоро все разрешится и наладится. Но письмо не пришло. Почтальон уже знал о ночных происшествиях в детдоме.
- Не унывай, дочка! - сказал он, с кряхтением ставя сумку на скамейку. - Авось, все обойдется.
- Матвеич, вы всех в округе знаете, и наших, и местных. Как думаете, кто мог в мамин кабинет залезть?
О брошке Нина Матвеичу ничего не сказала, - это ведь была не ее тайна.
- Думаю, местная шпана. Припомни, как они вас встретили летом-то сорок первого? В штыки! Вот и пакостят до сих пор.
- А если не шпана, то кто?
- Ну, коли начистоту... Ты людям вашим всем доверяешь, все обо всех знаешь? Ни от кого не ждешь подвоха? Чужая душа - потемки, а чужая судьба - потемки еще большие...
В обед приехала женщина из местных, которая, по договоренности с Марией Семеновной, привозила в детдом молоко. Пока старшие мальчики сгружали с телеги бидон, женщина сунула Нине в руки узелок.
- Здесь немножко курта, нашего сыра... Бери, это бесплатно! Я невестке сказала - надо Кыз-директор угостить, девочка без матери осталась! Мариам Семеновна - хорошая, добрая, мы ее уважаем! - она быстрым взглядом окинула двор.
- Спасибо, тетя Карагоз! Только я не осталась, я верю, что маму отпустят.
- Я вот что тебе скажу: присмотрись к людям вокруг себя. Кто-то из них - не тот, кем хочет казаться.
- Кто?! Тетя Карагоз, вы что-то знаете? Объясните!
- Что знала, то сказала, дальше сама думай, - усаживаясь на телегу, ответила Карагоз. - Ешь курт, вкусный!
Да что ж такое?! "Присмотрись к людям, чужая душа - потемки"... Сговорились они, что ли?! И ведь прямо ничего не говорят, все обиняками. Скрывают что-то - или сами толком не знают? Эх, а она еще хвасталась, что видит людей насквозь!
Легко было пообещать разыскать похищенную простыню, а вот как это сделать... Кстати, а почему она должна верить кастелянше? Может, та сама украла обе постельные принадлежности и пытается свалить на кого-то вину? А что, если "привидение" - Клара Генриховна? И таким образом мстит обидевшей ее советской власти? Нина представила, как чопорная немка, обрядившись в простынь, машет "крыльями" и, несмотря на драматизм ситуации, прыснула в кулачок. Но тогда выходит, что это кастелянша взломала мамин кабинет, толкнула инспекторшу, украла брошь и вылезла в окно... Чушь! "Если вы все же сочтете возможным поручить мне какое-нибудь дело, я буду вам в высшей степени признательна", - вспомнила девушка слова Клары Генриховны и устыдилась своих подозрений на ее счет. Нет, не может эта женщина быть настолько подлой! Или может? В конце концов, если совсем никому не доверять, как жить?
Ясно одно - надо искать улики и доказательства. Но прежде нужно, наконец, поговорить с Алешей.
Алеша плохую новость о пропаже брошки воспринял стоически.
- А папа как раз в последнем письме просил беречь память о маме... Я ему писал, что брошка в надежном месте, и спрашивал, хватит ли, если ее продать, денег, чтобы купить танк? Как вы думаете, хватит? Я знаю, что сейчас многие продают самое ценное и собирают деньги на военную технику. Все для фронта, все для победы! Мне кажется, мама одобрила бы...
- А что ответил папа?
- Что нужно хорошо подумать, чтоб потом не жалеть. Но я не пожалею... Вы же найдете брошку, правда, Нина Сергеевна? И Мария Семеновна вернется. Правда?
Приятно, конечно, что и коллеги, и воспитанники так высоко оценивают ее способности. Даже, похоже, переоценивают...
- Алеша, ты точно никому, кроме нас с Марией Семеновной, не рассказывал о брошке? - ухитрившись не дать еще одно опрометчивое обещание, поинтересовалась Нина.
Мальчик покраснел, и вожатая поняла, что попала в точку.
- Только Лиле... под большим секретом. Лиля никому не говорила, она, хоть и девчонка, не болтушка!
- А давай-ка спросим у нее самой.
Лиля поклялась, что о брошке молчала, как рыба.
- Она такая красивая! - мечтательно протянула девочка. - Алеша давал ее поиграть Лидочке, Лидочка так радовалась!
Нина посмотрела на Алешу, тот сделался краснее вареного рака. Лиля поняла, что выдала товарища с головой, и сделала круглые глаза, прикрыв рот ладошкой.
- Уверен, что брошка была в коробочке, когда ты в последний раз возвращал ее Марии Семеновне на хранение? - сделав ударение на слове "была", спросила вожатая.
- Конечно, Нина Сергеевна! - воскликнул Алеша.
- Допустим. Тогда припомните, пожалуйста, оба, - возможно, вы говорили о брошке друг с другом или с Лидочкой, и кто-то мог вас услышать?
Алеша с Лилей переглянулись.
- Ну, разве что на репетиции, - неуверенно произнес мальчик, - сразу после того, как я давал брошку Лидочке. Нелли Львовна поблизости перебирала ноты, но она на нас не обращала никакого внимания...
У Нины взмокли ладони. Нелли Львовна?! Когда ночью они с мамой наткнулись на учительницу музыки в коридоре, та сказала, что ее тоже разбудил крик. Но при этом была почти полностью одета, словно спать еще и не ложилась. В кабинете Нелли Львовна очень натурально хваталась за сердце, потом с готовностью убежала вызывать милицию. Постойте, но, если это Нелли Львовна проникла в директорский кабинет, похитила брошку, оттолкнула инспекторшу и выскочила в окно, как же она так быстро оказалась снова в коридоре? А что, если открытое окно - обман, так называемый ложный след, а на самом деле злоумышленник - или злоумышленница - никуда из дома и не выскакивал? Вместо этого тихонько выскользнул из кабинета, отбежал подальше и, как ни в чем не бывало, присоединился к их с мамой процессии?
Разговор с Нелли Львовной Нина начала издалека, с обсуждения вопроса о переносе выступления хора перед сельчанами - в связи со сложившимися обстоятельствами. Учительница в свою очередь посочувствовала Нине и выразила уверенность в полной невиновности Марии Семеновны и скором ее возвращении.
- И Алешу жалко, правда? - будто между прочим обронила вожатая. - Единственная память о маме пропала...
- Брошь пропала?! - изумилась Нелли Львовна.
- А вам откуда известно о брошке? - быстро спросила Нина.
Учительница растерялась.
- Признаюсь вам, Ниночка. Алешину маму я знала еще до войны, мы дружили, она сама рассказывала мне о семейной реликвии. Потом наши пути разошлись. Алешу я последний раз видела совсем маленьким, он меня, безусловно, не помнит, но, когда мальчик попал к нам в детдом, я его сразу узнала, - вылитая мама. Недавно я случайно услышала разговор Алеши с Лилей и обрадовалась, что брошь цела. А сообщение о ее пропаже меня очень огорчило.
- Почему же вы раньше никогда не говорили, что были знакомы с Алешиной семьей?
- Да как-то к слову не приходилось, - пожала плечами Нелли Львовна, - тем более мальчик все равно меня не помнит.
- А вчера вечером, до того, как мы... вы ничего необычного не видели?
- Дайте подумать. Спать не хотелось, я долго не ложилась, читала, пока не задремала. Потом услышала крик и выбежала в коридор. Дальше вы знаете. Погодите-ка! Сегодня утром мне показалось, что в чуланчике, где хранится огородный инвентарь, лопаты и грабли стоят не так, как мы с детьми их поставили. Такое впечатление, что их подвинули, чтобы освободить место, понимаете? Пойдемте, покажу!
Вожатая осмотрела чуланчик, однако ничего, что навело бы ее на какую-нибудь дельную мысль, не обнаружила.
Близилась ночь. Сидеть сложа руки Нине было невмоготу, хотелось действовать. Но вначале не мешает, конечно, поразмыслить. Итак, что она знает о "призраке"? Физически крепкий. Умудрился дважды незаметно стянуть с веревки развешенное для просушки белье, значит, его присутствие во дворе не вызывает ни у кого никаких подозрений. Имеет постоянный доступ в дом. Маловато знаний, чтобы устроить на него засаду. А если все же попробовать? С другой стороны, после случившегося в мамином кабинете "привидение" может затаиться и не показываться. По крайней мере, она бы на его месте затаилась. Но она не на его месте и не знает, почему ему вздумалось пугать обитателей детдома. Кому-то мстит, на кого-то обижен? Действует обдуманно или, напротив, безрассудно? Внезапно девушке пришла в голову мысль, но она ее отогнала. Не может этого быть! Или может? Если ее догадка верна, вероятность того, что "призрак" этой ночью появится, велика...
Заговорщики собрались после ужина в "красном уголке".
- Хотите помочь мне поймать привидение? - шепотом спросила Нина.
- Конечно! - за всю троицу ответил, потирая шрам, Саня.
- План такой. Вы втроем сидите в засаде в пустой комнате напротив спальни малышей, дверь оставляете приоткрытой. Я - за углом. Как только увидите призрак, выскакиваете, ваша задача - его напугать. Испугавшись, он побежит в мою сторону, и тут уж я с ним разберусь. Принимается? Имейте в виду, сидеть, возможно, придется не одну ночь.
- А пугать как - кричать по-индейски? - Алеша наглядно изобразил, как перекрикиваются герои его любимых книжек.
- А оно точно нас испугается? - спросила Лиля, теребя зажим пионерского галстука.
- Пусть попробует не испугаться, - ободряюще улыбнулась вожатая.
Полночи Нина не смыкала глаз. Когда ее уже чуть было не сморил сон, послышался шум, и из-за угла выскочил человек, пытающийся на бегу освободиться от облепившей его белой ткани. Нина бросилась наперерез бегущему, он отпрянул, дернувшись пару раз, вжался в стену и съехал по ней. Девушка резким движением сорвала с "призрака" простыню. В затылок ей дышали подоспевшие помощники.
Перед ними, скорчившись и закрыв лицо руками, сидел Кузьма. Еще одна простыня была повязана на нем на манер длинной юбки.
- Так это все ты?! - Нина до последнего надеялась, что ее догадка неверна. - Ты пугал детей, ты забрался в мамин кабинет... А я еще тебя защищала! Мы с мамой тебе доверяли! Вот почему ты так сильно за нее переживал - чувствовал свою вину!
- Я пугал, да, - залепетал Кузьма, - мальчишки меня обижали! Обзывали, порядок нарушали, шнурки связали! Я только пугал, никому не делал вреда! В кабинете - не я! Но я видел его!
- Кого?
- Не знаю! Я напугал ту чужую тетку, она закричала, смешно! Потом побежала, я за ней... В кабинете свет, она туда... Там кто-то был! Я не видел кто, стало страшно, я убежал!
- Почему сразу об этом не рассказал?! Из-за тебя маму милиция забрала!
- Я хотел! Я Марии Семеновне не хотел вреда! Но боялся сказать, что это я детей пугал! Сказать - страшно, не сказать - за Марию Семеновну страшно! А-а-аа!..
Плечи Кузьмы затряслись, из его глаз потекли крупные слезы, которые он стал размазывать по лицу, жалобно глядя на вожатую и ребят.
- Что будем с ним делать, Нина Сергеевна? - спросил Саня, разглядывая изготовленное Кузьмой "призрачное" "одеяние". - Кругом виноват, еще и простыню испортил, дырки для глаз прорезал. Вредитель!
- Пока отпустим, - на Нину навалилась непреодолимая усталость, - а сами пойдем спать. Утро вечера мудренее...
Нина поверила Кузьме. Досадно осознавать, что она не дораскрыла это странное преступление, зато теперь понятно, почему разваливалась ее предыдущая версия. Галину Петровну напугал "призрак", но толкнул другой человек, который находился в мамином кабинете в тот момент, когда инспекторша, спасаясь от "привидения", туда заскочила. Ему не нужны были лишние свидетели. Если б Галина Петровна так удачно для него не упала, он, возможно, убил бы ее каким-нибудь другим способом. Судя по вывернутым ящикам, этот человек не знал точно, в каком из них хранится украшение, но догадывался, где директор детдома может держать ценные вещи. Стоп, а почему она решила, что он залез в кабинет именно за брошкой? А за чем еще? Он ведь больше ничего не взял, даже деньги, лежавшие в другой тумбе стола, искать не стал. Или просто не успел? А если за брошью, то как он о ней узнал?..
Нина думала об этом и не заметила, как уснула.
Саня, Алеша и Лиля проснулись героями, - все уже знали о их роли в событиях минувшей ночи. Как и о том, что милиция продолжает расследовать дело о смерти проверяющей из районо, а всем обитателям детдома надо надеяться на лучшее...
Нине не терпелось посрамить Матвеича, который, помнится, не верил в успех мероприятия по поимке "привидения".
- Гляди-ка, поймала-таки призрака! Молодчина! - похвалил ее Василий Матвеич, умостившись на нагретой солнцем лавочке. Он уже раздал и забрал почту и пользовался возможностью перевести дух.
- Одна я бы его не поймала, - уточнила Нина, - спасибо ребятам - Сане, Лиле и Алеше.
- Бойцы! - согласился почтальон. - И Санек, и девчушка... А Алешка-то каков? А поет как? Голосина! И характер! Белое Перо, надо же, - он ухмыльнулся в усы.
Они еще немного побеседовали, потом Матвеич потрепал ее по плечу, взвалил на плечо свою сумку и похромал к калитке.
Что ее царапнуло в их разговоре, Нина поняла не сразу. А когда поняла, отловила Алешу и задала ему вопрос.
- Что такое Белое Перо?
- Это мое секретное прозвище, - смутился мальчик. - А откуда вы... Его придумали мы с папой, давно, еще до войны, когда играли в индейцев, о нем даже мама не знала!
- Давно придумали, значит... А в письмах папа тебя так называл?
Алеша кивнул.
В мозаику лег недостающий кусочек. Правда, картинка получилась неприглядная.
Человек, который украл брошку, знал в детдоме все ходы-выходы, его присутствие стало привычным и поэтому практически незаметным. Он бывал в директорском кабинете и предполагал, что драгоценность нужно искать в запертых ящиках стола. Взломать замки для умельца, в прошлом слесаря, не составило особого труда. Входную дверь взламывать не пришлось - достаточно было незадолго до отбоя спрятаться в чуланчике с ведрами и лопатами и выйти, когда в доме все уснут.
Мешкать с кражей не стоило, ведь Алеша намеревался продать брошку, чтобы купить танк. Тут как раз подвернулся удобный момент, - директор, которая иногда засиживалась за работой едва ли не до рассвета, уехала. О том, что Мария Семеновна раньше времени вернулась, он не знал.
Однако продуманный, казалось, план дважды оказался на грани срыва. Вначале его осуществлению едва не помешала проверяющая из районо. Испугавшись "призрака", она забежала в кабинет - возможно, ее привлек пробивающийся из-под двери свет настольной лампы, которую включил вор - и стала случайной свидетельницей преступления. Увы, вместо спасения бедная женщина нашла там свою смерть... Затем в коридоре послышались голоса, и преступник бежал из кабинета через окно. Впрочем, бегать он как раз и не мог - из-за хромоты, поэтому, вылезая в окно, воспользовался подставкой для ног, обычно стоявшей под столом. И, как говорится, растворился в ночи...
Ну, и последнее, - как он узнал о брошке? Из переписки Алеши с его отцом. Фронтовые "треугольнички" не заклеивались, - все знали, что их читают цензоры. Сложно сказать, как получилось, что одно из писем Алешиного папы развернул и прочел почтальон. Понять, о чем речь, было нетрудно, вот он, очевидно, и решил, что ему в руки идет легкая добыча, и такой шанс грех упустить.
Быть может, Нина обо всем этом не догадалась бы, если б Матвеич ненароком не упомянул детское прозвище Алеши. Он же не знал, что оно секретное...
"Чужая душа - потемки, а чужая судьба - потемки еще большие", - вспомнила девушка по дороге в милицию. Она не была уверена, что там ей поверят, - но, по крайней мере, выслушать обязаны...
Милиционеры нашли брошку на дне почтальонской сумки, - Василий Матвеич, видимо, не успел придумать, куда ее перепрятать. На коробочке из-под монпансье обнаружили смазанный отпечаток его пальца.
Через два дня вернулась Мария Семеновна. Радости детей и взрослых не было предела.
Прошла неделя. В обед Нина вместе со всеми выбежала навстречу новой почтальонше, Галии. Раздав все письма, почтальонша замешкалась.
- Нам по-прежнему ничего нет? - спросила Нина.
- Есть... - Галия переступила с ноги на ногу. Потом, отведя глаза, протянула Нине аккуратный серый конверт с маркой. "Похоронку"...
Через пять месяцев советские войска освободили Харьков, и вскоре после этого детский дом со всеми его обитателями вернулся из эвакуации домой. Нина уже почти не ждала писем с фронта и удивилась, когда получила подписанный незнакомой мужской рукой треугольничек. Она развернула его и начала читать.
"Здравствуйте, глубокоуважаемая Нина Сергеевна! Пишет Вам Александр Кузнецов, отец Вашего воспитанника Алеши Кузнецова. Хочу от всей души поблагодарить Вас за заботу об Алеше и обо всех тех детях, которым Вы в наше нелегкое военное время заменили мать. Алеша пишет мне о Вас много хорошего. Судя по тому, как уважают и любят Вас дети, Вы - человек мудрый, с большим жизненным и педагогическим опытом. Надеюсь когда-нибудь, после войны, увидеться с Вами и поцеловать Ваши натруженные руки..."