Аннотация: Статира и Парисатида - Александр соединил их браком с собой, двух последних персидских цариц, но какой ценой далось их счастье. Фантазия чистой воды на исторической основе о том, кто были эти женщины в судьбе Александра.
Полная луна величественно сияла в черном небе над великим городом Вавилоном. Холодная и прекрасная, вечная и равнодушная ко всем человеческим страстям. Недосягаемая и близкая, дарящая и карающая, подобно длани великой царицы, у ног которой распластались в безмолвной мольбе подданные - молящие о жизни и смерти, о счастье и несчастье для себя и своих ближних, любящие и ненавидящие друг друга, восхищающиеся собой и другими и презирающие самих себя... Молящие глаза глядели вверх, а луна надменно взирала на них с высоты черных небес, любуясь лишь своим собственным отражением в их зрачках, блестящих от восторга и слез и расширенных от ужаса осознания собственной обреченности.
Только одно из людских зеркал вдруг скрыл толстый занавес, и высокая девушка в длинном голубом хитоне безвольно скользнула рукой вниз по ткани, будто гладила складки гиматия. Тяжелый вздох колыхнул ее полупрозрачное покрывало, скрывавшее лицо, и рука, унизанная толстыми кольцами, метнулась вверх, чтобы сорвать шелк с головы. Волосы черноокой красавицы были перехвачены золотой диадемой и двумя темными крылами прикрывали спину и плечи, оставляя открытой точеную грудь, легко вздымающуюся под тонким шелком хитона.
- Все равно ты никогда не будешь похожа на эллинку, глупая... - донесся до нее глухой женский голос. - Хотя сейчас ты походишь на гетеру, вымолившую у нашего мужа сожжение великого города... А ты... Ты даже по-гречески до сих пор плохо говоришь и не сумеешь назвать даже имена царей, пришедших под Трою... Неужели ты все еще надеешься, что кто-то из них возьмет тебя, дочь Артаксеркса?
Девушка отбросила в сторону сжимаемое в руке головное покрывало, и то мягким облаком опустилось у ее ног на ковер. Еще через мгновение она медленно обернулась к говорящей, и по лицу ее скользнула улыбка.
- А ты разве не надеешься на то же, дочь Дария?
Лежащая на шелковых покрывалах молодая женщина ничего не ответила, лишь с тихим стоном перекатилась на другой бок и вновь уткнулась лицом в скомканное одеяло, сквозь которое она до того и говорила.
- Неужели ты скучаешь по нему, Статира? - девушка в голубом хитоне тихо приблизилась к широкому ложу и медленно опустилась на него, скользнув рукой по телу лежащей дочери некогда великого царя, но толстая ткань,полностью скрывавшая изгибы ее тела, сокрыла от юной персийки и тепло ее бледной кожи. - Скучаешь по тому, кто сгубил твоего отца, кто отверг тебя и обрек вместе с сестрами на годы одиночества... Льешь слезы о том, кто даже не сумел заставить своих сородичей пасть перед ним ниц... - ее мелодичный голос, звучавший до этого тихими перекатами фонтанов из царских садов, вдруг обрел силу горного потока. - Ты смеешь лить слезы о том, кто предпочел наследнице великой Персии руку никчемной бактрийки!
Статира приподняла голову и взглянула на девушку заплаканными глазами, кожа под которыми в тусклом свете масляной лампы приняла кровавый оттенок. Тонкие руки дочери персидского царя коснулись волос дочери другого, еще более могущественного властителя Персии, побежденного великим Александром. Тонкие бледные пальцы старшей дочери Дария еще с большей силой сжали покрывала, и тишину комнаты наполнил ее приглушенный рык.
- Не убивайся ты так, - скривила губы дочь Артаксеркса. - Он не возьмет сына на руки... К чему теперь твоя ревность?
Но ответом был лишь треск рвущейся ткани, и спустя мгновение дочь Дария приподнялась на руках и невидящим взглядом уставилась в лицо сидящей рядом девушки.
- Полная луна, ведь так? - ее голос дрожал, а губы нервно дергались, и вторая девушка тут же обхватила ее спину руками и притянула к себе, чтобы осыпать волосы поцелуями. - Парисатида, молю тебя сходи проведай царицу...
Статира отстранилась от голубого шелка, прикрывавшего грудь девушки, и вцепилась руками в обнаженные плечи, словно причиняемая ее пальцами боль могла заставить ту выполнить ее просьбу. Но Парисатида лишь улыбалась, будто Статира не протыкала ей кожу острыми ногтями, а ласкала легкими прикосновениями.
- Роксана больше не царица, - сказала спокойно Парисатида, хотя блеск черных глаз выдавал ее волнение. - И мы тоже не царицы... Александра больше нет, теперь мы никто... Они даже не пожелали взять нас наложницами. Снова полная луна, а никто из них даже не зашел в наши покои, чтобы...
- И не зайдут, как бы не был тонок шелк твоего хитона, - перебила ее Статира, с такой силой оттолкнув от себя, что Парисатида упала на ковры, устилавшие глиняный пол вокруг ложа. - Искандер не зашел даже к моей матери, когда отец бросил нас в его лапах, чтобы сообщить нам о своей милости.
Статира свесилась с кровати и уставилась воспаленными глазами на распростертую на коврах девушку, которая даже не пыталась подняться, а наоборот зазывно протянула к ней руки и поманила к себе пальцами, унизанными кольцами.
- А ты жалеешь? - усмехнулась Парисатида, схватив Статиру за запястья, когда та ответила на призыв и еще больше свесилась с ложа. - Ты желала бы, чтобы он взял тебя еще девочкой, а не ждал твоего двадцатиоднолетия? Быть может, тогда ты была бы более страстна в постели, и он хоть иногда находил бы для тебя время? Ведь до похода к Гангу он довольствовался одной Роксаной.
Она звонко рассмеялась и приподнялась на локтях, чтобы коснуться губами белых пальцев дочери Дария.
- Неужели ты никогда не желала его? - Статира попыталась освободить свои руки, но пальцы дочери Артаксеркса были сцеплены мертвой хваткой. - Неужели ты не молила Анахиту, чтобы он хотя бы позвал тебя пройти мимо своего ложа среди девиц гарема?
Парисатида продолжала улыбаться, но пальцы ее уже не сжимали запястье, а скользили вверх по рукам Статиры, проникая под широкие рукава ее одеяния. Лицо девушки становилось все ближе и ближе, полностью закрывая от дочери Дария желто-синий огонь, вырывающийся из начищенной медной лампы, стоящей на низком витиеватом столике подле зеркала с длинной ручкой в виде прекрасной обнаженной девушки.
- Я молилась Астарте, чтобы он не призвал тебя... И чтобы не пришел ко мне...
Парисатида сомкнула свои пальцы чуть выше локтя Статиры и рванула девушку на себя. С тихим урчанием та повалилась на пол прямо рядом с укутанной в голубой шелк девушкой, которая тут же приподнялась с ковра, чтобы опустить свою унизанную кольцами и золотыми браслетами руку по другую сторону девушки в белом персидском одеянии. Она нависла над ней, словно кошка над мышкой, и глаза ее сузились, а потом вдруг распахнулись и опасно блеснули.
- Как ты можешь тосковать по тому, кто брал тебя на ложе всего пять раз? Тогда как я была подле тебя с нашей брачной ночи...
Парисатида наклонилась к лицу Статиры, и ее черные волосы мягко легли на белоснежные одеяния. Царицы молча смотрели друг на друга, и бледные лица обеих вдруг вспыхнули румянцем от близости огня и друг друга. Груди их стали вздыматься все выше и выше, и не то что тонкий шелк, но уже и грубый лен не мог скрыть охватившего обеих желания. Статира прикрыла глаза и глубоко вздохнула, словно жасминовый аромат, источаемый волосами дочери Артаксеркса, был для нее глотком свежего воздуха.
- Позволь мне осушить твои слезы, - едва слышно прошептала Парисатида и коснулась губами воспаленной кожи, прикрытой густыми темными ресницами.
Молодая женщина выгнулась ей на встречу, и груди их встретились одновременно с губами. Поцелуй юной персийки был горяч и влажен, словно губы пытались выплакать отверженные глазами слезы. Статире даже показалось, что она глотнула морской воды, хотя, казалось, ей было уже не вспомнить спокойные времена при живом отце, когда она в последний раз видела море.
- Неужели его губы были слаще моих? - прошептала Парисатида, опускаясь по шее дочери Дария к груди, чтобы сквозь лен захватить в плен огромную бусину ее соска.
- К чему твоя ревность к мертвому? - прошептала Статира, запуская свои длинные пальцы в волосы девушки, чтобы освободить их от диадемы, бесполезной вещи в темноте опочивальни забытой всеми царицы. - Как же я люблю твои волосы, которые ты больше не мучаешь косичками...
Ткань на груди Статиры стала мокрой и порозовела от просвечивающей сквозь нее кожи, когда Парисатида скользнула ниже по ее телу, чтобы отыскать спрятанные в одеянии ноги, и вот ее пальцы коснулись голых ступней, а губы принялись целовать каждый пальчик. Статира приподнялась на локтях, чтобы вновь ухватиться за волосы Парисатиды и притянуть девушку к себе, чтобы поцеловать, но персийка, превозмогая боль, продолжала ласкать ноги дочери Дария.
- Он хоть раз поцеловал тебе ноги? - прошептала девушка, скользнув руками под белые одежды, чтобы почувствовать охваченное желанием тело. - Был ли он настолько нежен с тобой, чтобы носить по нему траур? Позволь мне освободить твое тело от этой грубой ткани и вновь укутать его красным и синим шелком с золотой каймой? Ты прекрасна, моя царица, и твоя красота должна сиять, словно огонь, отраженный от меди.
Статира отпустила волосы Парисатиды и потянулась, чтобы обнять девушку, только та тут же резво вскочила на ноги и отступила на шаг, не сводя глаз с сидящей на коврах обнаженной царицы. Статира едва заметно облизала губы, и тогда Парисатида резко потянула за свой пояс, чтобы в такт мягкому покачиванию бедер стянуть с себя шелк и упасть на колени перед Статирой. Теперь обе царицы были наги, лишь на талии дочери Артаксеркса сверкала в свете пламени золотая цепь.
- Ты обезумела, моя девочка, - прошептала Статира, откидывая назад свои спутанные темные густые волосы. - Негоже дочери персидского царя уподобляться греческим блудницам. Сними пояс...
Статира подняла руку, подзывая к себе девушку, но та лишь мотнула головой и сладострастно провела рукой от груди к пупку, на котором блестела пряжка цепочки, затем резко упала на колени и подползла к Статире.
- Ты помнишь танец, который мы исполнили в нашу брачную ночь? - губы Парисатиды почти касались губ Статиры, обжигая их каждым звуком. - На нас не было ничего, кроме венков и покрывал , а я мечтала, чтобы он снял с нас и их, чтобы я могла коснуться твоего тела, но ты лишь больше закутывалась в свое покрывало, словно в моих руках были факелы, которые обжигали тебя.
- Я не хочу это вспоминать, - сказала Статира и резко поднялась с пола, а затем принялась озираться в поисках своего белого одеяния. - За что ты возненавидела Искандера? Он не сделал тебе ничего плохого. Или... Тебе просто так же больно, как и мне. Только ты пытаешься обмануть себя, вспоминая...
- О, да... - расхохоталась Парисатида, и лицо ее вдруг стало злым, обезобразив прекрасные тонкие черты. - Он был пьян, жутко пьян, он ведь даже не сумел самостоятельно развязать мой пояс. Ты помогала ему, помнишь?
Дочь Дария вспыхнула и метнулась к ложу, чтобы укрыться яркими одеялами, а дочь Артаксеркса медленно поднялась с ковра и направилась следом.
- Я молила великую богиню продлить твои прикосновения, но ты так спешила улечься с этим пьяным варваром на ложе, что стремилась завершить танец... - Парисатида опустила на край ложа коленку и, поймав взгляд Статиры, который та безуспешно прятала за неровными темными волнами нечесаных волос, продолжила. - Ты спрашиваешь, любила ли я его? О да, всем сердцем, потому что, допив очередную чашу вина, он попросил тебя поцеловать меня. Ты ведь никогда бы не решилась подойти ко мне, но противиться воли своего царя и мужа великая персидская царевна не смела. О, я помню, как ты, зардевшись, едва коснулась моих губ...
- Прекрати! - Статира с силой толкнула девушку в грудь, но в ответ почувствовала ее тонкие пальцы на своих плечах.
- Что? Воспоминания слишком свежи? Сколько раз он брал тебя на ложе за этот год? Не отводи глаз... Пять раз, всего пять раз...
- А тебя? - тут же выкрикнула дочь Дария, ударив головой девушку прямо к грудь, но та лишь вскрикнула, но не выпустила из рук одеяла, которое пыталась стащить с нее.
- Ни разу, - рассмеялась Парисатида, и когда Статира недоуменно посмотрела на нее, расхохоталась пуще прежнего, откинув голову назад с такой силой, что на тонкой шее ее четко прорисовались все жилы. - Ты бы видела свое лицо, когда кровавое пятно растеклось под тобой, ты боялась вздохнуть, чтобы не задохнуться от запаха пота и вина... Это ведь было сильнее боли, да?
Лицо Статиры пылало, и щеки сравнялись по красноте с глазами.
- Бесстыжая, - процедила она сквозь зубы. - Я не смотрела на тебя...
- А я не сводила с тебя глаз, чтобы навсегда запомнить, как это противно. Он животное...
- Ты не смеешь!
Парисатида аж отпрыгнула от ложа, с такой силой опустилась на ее щеку ладонь дочери Дария.
- Ты не смеешь, потому что он не взял тебя силой, хотя и мог, а освятил ваш союз перед богами.
- Не мог! - вскричала персийка. - Он наконец понял, как оплошал, провозгласив безвестную княжну царицей Персии. Его же люди не признавали ее, что говорить о нашем дворе, который жаждал вашей свадьбы долгие годы. А я... Мне просто повезло оказаться подле тебя, тогда ему и шепнули, кто я, и как две наследницы великих родов поднимут его никчемный род.
Девушка продолжала держать ладонь на своей щеке, прикрывая второй рукой грудь. Ноги ее были плотно сжаты, а голова опущена так, что длинные волосы почти скрывали все ее тело до колен. Статира, закутанная в яркие шелковые покрывала, спустила ноги на ковер и терла руку, которую подняла на девушку, не смея поднять на нее глаза, виновато пряча их взгляд на своих коленях.
- Отчего он и мертвый стоит между нами? - прорезал тишину вопрос персийки.
Глаза цариц встретились, и Статира, увидев на щеке Парисатиды яркий след от своих пальцев, закусила губу с такой силой, что на ней проступила капелька крови. Дочь Артаксеркса тут же метнулась к ложу и, упав перед дочерью Дария на колени, схватила ее руки в свои. Статира попыталась высвободиться, но Парисатида тотчас укрыла ее спрятанные в шелк колени, своими черными волосами и принялась покрывать ее руки поцелуями от кончиков пальцев до локтей.
- Девочка моя, - шептала пересохшими губами Статира, гладя ее по волосам, когда язык той чертил круги на ее локтях. - Откуда в тебе столько покорности и нежности? Почему ко мне, ведь Роксана моложе и красивее меня, и она вот-вот, быть может, даже сегодня, ведь полная луна, родит наследника Искандера.
Лишь имя уже месяц как мертвого мужа достигло скрытых волосами ушей Парисатиды, девушка тотчас отстранилась от дочери Дария и опалила ее черным огнем своих глаз.
- Я люблю тебя, моя царица, - сказала черноокая красавица. - Люблю безумно с того первого дня, как еще девочкой гостила при дворе нашего великого царя. Когда твоя мать ласкала меня своей рукой по волосам и говорила, что мой муж станет наисчастливейшим мужчиной, я мечтала, чтобы меня взял пусть и наложницей твой отец, чтобы я могла быть рядом с тобой, а ты, ты даже не смотрела на меня, потому что я была такой невзрачной маленькой девочкой, а ты уже была невеста. Если бы Александр пришел к вам, то он принял бы предложение Дария, потому что кроме земель ему предлагали тебя.
- Он бы выбрал мою сестру, - усмехнулась Статира и нежно взяла ее лицо в свои холодные ладони. - Какая ты нежная, кто еще способен подарить такие ласки... На месте Искандера я бы проводила все ночи лишь с тобой...
Она горько усмехнулась, и губы ее оросились слезами, когда она коснулась ими высокого лба третьей жены покорителя Персии.
- Мои руки, мои губы лишь для тебя, моя царица, - горько проговорила Парисатида и сплела свои пальцы с пальцами Статиры. - И только для тебя. Так было и так будет.
- Нет, моя девочка, - шептала дрожащим голосом Статира. - Теперь ты должна ласкать Роксану, ведь лишь она как мать наследника Искандера будет обласкана его друзьями и...
- Никогда, слышишь, никогда руки персидской царицы не коснутся этой выскочки! - вскричала Парисатида, отпрянув от Статиры. - Я лучше...
- Мы не нужны им, - покачала головой Статира. - Ты ведь видишь...
- Да, они делят сестер Александра, - зло усмехнулась дочь Артаксеркса, - ибо македонская кровь для них важнее нас, последних персидских цариц.
Вдруг Статира схватила девушку за руку и вновь с мольбой взглянула ей в лицо:
- Сходи к Роксане, и если час пробил, то твои руки сумеют унять боль, и она не забудет тебя в своей милости. Это меня она ненавидит.
Но Парисатида вырвалась и обхватила себя руками.
- Ты должна была родить сына, который бы соединил Эладу и Персию, но не она. Я готова умереть, но не молить ее о чем-либо, да и... Если и молить о пощаде, то Кассандра или Птолемея, и только прикажи, моя царица, я отправлюсь к ним и стану последней блудницей, но вымолю милость для тебя, о дочь великого Дария, но не заставляй меня касаться этой бактрийки.
Глаза ее горели, а тело дрожало, когда она выпрямилась и замерла перед ложем высокая и стройная, словно жертвенная дева, ожидающая закланья для великой Астарты.
- Как же ты прекрасна, моя девочка, - прошептала Статира, откидываясь на локтях на ложе, чтобы видеть ее лицо. - Мое сердце обливается кровью, как представлю, как кто-нибудь из них бросает тебя на ложе...
Она прикрыла глаза и стиснула губы, будто скрежет доспех уже раздался в тишине спальни второй жены македонского завоевателя. Но то был шелест шелка, когда Парисатида опустилась перед ложем на колени и скинула с ног Статиры тонкие покрывала, чтобы укрыть вороным крылом своих волос. Дочь Дария со стоном откинулась назад и сжала руками разметанные одеяла. Унизанные кольцами пальцы ласкали бедра царицы, пока губы осторожно касались ее лона. Языки пламени, вырывавшиеся из масляной лампы, играли на полированном кругу золотого зеркала, словно вторили стонам дочери Дария, когда та чувствовала желанные прикосновения золотых колец. Теперь это была уже не раненная львица, а разлегшаяся вдоль ложа пантера, подле которой свернулся клубком черный котенок.
- Как же он мог после тебя прикоснуться к Роксане, - прошептала пантера, целуя окольцованную руку котенка. - Лишь ты одна была способна утолить боль Искандера. Лишь тебя он допустил к себе после погребального костра...
Рука с золотыми кольцами вдруг сильно сжала пальцы Статиры, и перед ее все еще затуманенным негой взором возникло бледное лицо дочери Артаксеркса с чудесными глазами, в которых отражалось пламя лампы, хоть свет той и не достигал той части ложа, где лежали прижавшись друг другу нагие наследницы великих персидских царей, их переплетенные волосы скрывали их тела, словно крыло стервятника, предвестившего смерть поработителя их великой державы.
- Ты думаешь я пошла, чтобы утешить его? - она отстранилась от царицы и расхохоталась страшно и надрывно, откинув голову назад, и даже плечи и волосы ее дрожали. - О нет, прекрасная моя царица, я мечтала увидеть его страдания, насладиться тем, как он разбивает свои кулаки в кровь о каменный пол, как лицо его краснеет не от вина, а от слез, словно глаза его превратились в раны на теле твоего отца и моего царя, великого Дария.
Парисатида вновь так дико расхохоталась, что Статира, испугавшись, схватила ее за плечи и притянула к себе, прижавшись губами к ее черной макушке.
- Отец любил Искандера, и он желал вложить Персию в его руки, раз эти руки оказались сильнее. Те, кого он ласкал, возили в него копье, а те, кто бились против него, дали испить воды в последний раз...
- И ты веришь, веришь их сказкам, - шептала ей в плечо Парисатида, при каждом звуке касаясь губами ее плеча.
Губы дочери Артаксеркса скользнули ниже и замерли на соске, но Статира отстранила ее и заглянула в глаза.
- Отчего ты хранишь такую злобу в своем сердце? Ведь ты лила слезы подле его ложа, когда оттуда уводили Роксану, чтобы та стенаниями не вытолкала дитя раньше положенного. Ты была с ним, ты утирала пот с его лица, ты согревала его руки в своих... Ты любила его, ну признайся же мне!
Пальцы Статиры скользнули по лицу девушки, и та перехватила их, чтобы крепче прижать к своей щеке.
- Всю жизнь я любила лишь тебя и свой народ. Он попрал все, и главное тебя - ты ведь до сих пор прикрываешь глаза и мыслишь, что это не я, а мертвый ласкает тебя.
- Глупая, - горько усмехнулась Статира. - Твои ласки не сравнимы с его, ты ведь сама знаешь. И отчего же ты всегда спрашиваешь, что он творил со мной, будто с тобою он мог делать что-то иное?
Девушка выпустила руку царицы и спрятала лицо за волосами. Из-под них голос ее прозвучал глухо.
- Ты можешь возненавидеть меня, но я отомстила за Персию.
- Что?! - руки Статиры впились ей в плечи, оттягивая волосы, но Парисатида не дернулась.
- Александр сам попросил, и он знал, что кроме меня никто не даст ему черемицы.
Статира рассмеялась и убрала руки, чтобы откинуть назад длинные волосы дочери Артаксеркса и поцеловать ее влажный лоб.
- Глупая, - улыбнулась дочь Дария. - Это было лекарство, которое давали ему врачи.
- Нет! - вдруг резко выкрикнула Парисатида. - Я слышала, как он просил врача давать ему больше черемицы, чтобы быстрее оправиться и отправиться в поход, но тот ответил царю, что это убьет его, а не поможет. И когда Александр попросил меня каждый день приносить ему втайне растертые листья, я с радостью согласилась, моля великую богиню свершить возмездие моими руками, вот этими, которые не дали ласки варвару, а принесли ему заслуженную смерть.
Парисатида подняла руки к бледному лицу Статиры и сложила пальцы, будто бы начинала танец. Золото на ее руках алчно блеснуло в темноте и затмило блеск темных глаз.
- Даже если бы это не убило его, а поставило на ноги, - прошептала третья жена Александра, -то он бы оставил Вавилон и тебя мне безраздельно.
Девушка замолчала, и Статира тут же обхватила руками голову и принялась раскачиваться из стороны в сторону.
- Они убьют тебя, коли узнают, - одними губами прошептала Статира, оглянувшись на закрытый темный полог. - Даже евнухи и те шепчутся про убийцу... Как ты могла...
Она стала сжимать ладонями щеки персийки так, что губы девушки сложились подобно бутону, и если бы та и пожелала ответить царица, то не смогла бы. Губы оставались немы, а пальцы с мольбой скользнули по груди дочери Дария, и та разжал пальцы и безвольно уронила руки на колени.
- А как я смела противиться воли своего царя и мужа? - холодным голосом вымолвила персийка.
Но Статира лишь тихо вскрикнула и уткнулась лицом в покрывала, чтобы разрыдаться по новой, но Парисатида на этот раз не протянула руки, чтобы утешить ее.
- Ты все еще желаешь, чтобы я сходила к Роксане, чтобы узнать, дала ли полная луна ей сына?
- Сиди здесь и не попадайся никому на глаза, - прохрипела в покрывала Статира. - Пока при дворе верят в отравление. И пусть пока никого из нас не подозревают, иначе давно бы...
Статира говорила глухо, прикрыв рот ладонью, настолько тихо, что и сидящая подле нее девушка с трудом слышала ее слова, хотя кто бы решился подслушивать двух брошенных вдов, когда есть царица, носящая под сердцем сына Александра...
- Да кто помыслит на меня, на ту, которую этот пьяный варвар не смог даже сделать женой! - прошептала еще тише Парисатида, и вдруг замерла, будто испугавшись собственных слов.
- Что? - Статира ухватила ее за плечи и притянула к себе, чтобы вытянуть на свет ее лицо. - Как такое возможно? Ведь ты уснула тогда в его объятьях.
- Это он уснул в моих, - усмехнулась Парисатида, поводя плечами, чтобы хватка царицы стала нежнее. - Его на тебя с трудом хватило, а потом я протянула ему еще одну чашу, и он предпочел вино моему телу. А на ложе все еще была твоя кровь, чтобы он к утру не усомнился в исходе брачной ночи...
- Ну а потом...- голос дочери Дария замирал от недоверия. - Да, он не приходил в твою опочивальню, но ты... Ты ведь ходила к нему, и он ни разу не возжелал вновь испить твоего нектара?
Лицо Парисатиды стало неподвижным, словно у каменного изваяния.
- Никогда он не взял бы меня на ложе, ибо в ту ночь, когда отпылал погребальный костер мужа твоей сестры, я сказала, что ненавижу его и желаю ему встретиться со своим возлюбленным другом как можно быстрее. Я сказала, что молила великую богиню о возмездие со дня смерти великого Дария...
- Он не убивал моего отца! - вскричала Статира , падая лицом в скомканные одеяла, пропахшие жасмином. - Как, как, скажи, мне любить теперь убийцу моего мужа.
- Я не убивала его, - зашептала Парисатида, склонившись над лежащей ничком царицей. - Я исполняла его просьбу. Я могла бы подать ему яд, и сколько раз я била себя по рукам, но все же я решилась довериться Астарте...
Статира приподнялась на руках и повернула голову в сторону склоненной над ней девушки.
- Ты говоришь о возмездии, но даже нашу богиню зовешь по-гречески, - усмехнулась дочь Дария. - Ты носишь хитон, чтобы попасть в гарем к одному из его друзей...
- О, да, моя царица, - прошептала Парисатида. - Я мечтаю влить хоть в чью-то чашу яд...
- Ты одержима, - Статира с силой тряхнула ее за плечи. - Ты не моя сладкая девочка, чьи руки созданы лишь дарить наслаждение... Оставайся свои крамольные мысли. Великой Персии более нет, а ты жива, молода и прекрасна. Ты рождена быть царицей, и о тебе не забудут... Ступай к Роксане, будь подле нее, когда они придут взглянуть на сына Искандера, и тогда...
- Нет!- вскричала Парисатида, утыкаясь лицом в колени Статиры. - Если и будет у нас новый муж, то лишь общий, я последую за тобой как прислужница, ибо ласкать тебя - моя единственная радость.Ты - моя Персия, и у меня не могут отнять ее два раза.
Она с неистовством принялась целовать колени царицы, а руки ее метнулись вверх, но Статира ловко перехватила их и с силой сжал в запястьях.
- А если все же кто-то из них возжелает взять себе жену Искандера, - говорила Статира словно сама с собой, а ты окропишь ложе кровью... Что они помыслят про своего царя...
Она смотрела в глаза девушки, и та начала неистово хохотать, а потом вдруг замолчала и зло сказала:
- Я ненавижу тебя, Александр, ибо и после твоего ухода она только и думает, что о тебе! Что ты хочешь, о моя царица? Ко мне в опочивальню даже евнухи больше не заходят, а довериться кому-то из людей твоего отца, о нет... Весь дворец будет знать о моем позор и позоре твоего Александра.
Лишь имя мертвого мужа слетело с губ персийки, как она вздрогнула от холодного прикосновения к своему животу. Парисатида опустила глаза и увидела свое тусклое отражение в зеркале.
- Его рукоять достаточно длинная, - сказала тихо Статира, проведя пальцем по золотой обнаженной женской фигуре. - Отец привез мне его из Кемета. Говорят, что это зеркало великий Рамзес подарил своей жене Нефертари .
- Я не смогу, - прошептала Парисатида и отодвинулась от дочери Дария, но та схватила ее за руку и вложила в нее египетское зеркало.
- Сделай это ради меня, - сказала она все так же тихо, но в голосе ее звучал непоколебимая решимость. - Сделай это в знак нашей любви. Окропи мое ложе своей девственной кровью.
Статира крепко сжала пальцы на руках персийки, чтобы та не выронила зеркало, и увидела, как задрожала Парисатида, будто вдруг вышла нагой в холодную ночь. Глаза ее заблестели хрусталиками слезинок, а яркие пышные губы превратились в тонкую полоску, с такой силой закусила их персийка.
- Это совсем не больно, - зашептала Статира, отнимая одну руку от запястья девушки, чтобы вновь откинуть черные шелковые пряди с ее высокого лба, который вдруг прорезали морщинки страха. - Поверь, что рукоять намного тоньше, и тебе надо лишь выпустить кровь, а не ублажить мужа.
Она коснулась ее влажного лба губами и аккуратно вытерла проступившие на ресницах слезы. Другая ее рука решительно опустила зеркало вниз, туда, где были плотно сжаты тонкие ноги наследницы Персии.
- Я не стану смотреть.
Рука Статиры нежно коснулась коленок девушки, тщетно пытаясь проскользнуть между ними. В тяжелом вздохе, который вырвался из груди царицы, заплелась в тонкую косу вся тоска последнего месяца, готовая задушить последнюю радость - любовь юной персийки. Дочь Дария соскользнула с ложа и подошла к окну, чтобы откинуть занавес и жадно взглянуть на полный яркий круг луны, как еще недавно любовались той Парисатида. Губы ее шевелились, словно шептали слова потаенной молитвы. Ночная прохлада опалила разгоряченное лицо дочери Дария. Голову ее будто опустили в чан с горным льдом, и рука, сжимавшая ткань, затряслась, и занавес тут же опустился вниз.Молодая царица резко обернулась и со стоном сделала шаг в сторону ложа, на котором сидела Парисатида, закрыв свое лицо и грудь волосами. Статира видела, как огонь лампы отражается от золотого круга зеркала, на котором лежали тонкие, унизанные кольцами, пальцы.
- Ну, девочка моя, чего же ты медлишь? Не ровен час к нам заглянет кто из прислужниц, хотя и знают они, что нельзя нас тревожить, когда мы вдвоем, но сегодня полная луна, и дворец на удивление тих...
Она присела на ложе и прикрыла своими ладонями разведенные колени персийки. Взгляд ее скользнул вверх по зеркалу и замер на золотой груди обнаженной фигуры рукояти.
- Ну еще чуть-чуть, ибо этого мало, - прошептала она, наклоняясь к склоненной макушке Парисатиды. - Знаешь ли ты, что это великая богиня любви и красоты, прекрасная Хатор, она не причинит тебе большей боли, чем сделал бы наш муж.
Персийка трясла головой, и Статира обхватила ее за щеки и потянула наверх, чтобы почувствовать на губах слезы любимой юной царицы.
- Подумай о том, что этой рукояти касались руки прекрасной Нефертари, великого Рамзеса и моего отца...
- Я думаю лишь о том, что Александра изобразили сыном великого Ра, а я видела его животную природу, и от этого мне страшно, ибо гнев богов падет и на нас, его жен, и на наследника... Гнев будет ужасен. Когда он уже не мог шевелиться, он рассказал, что видит в окне сокола, и просил меня откинуть полог и впустить его. Я дрожала, мне было до безумия страшно, ведь окно не было прикрыто, потому что ему было тяжело дышать, а за окном я увидела лишь мертвого ворона...