Сегодня утром я обнаружил, что у меня на голове за ночь выросла пробка, обыкновенная такая - африканская, величиною с затычку для горлышка бутылки. Я хохотал всё утро. Я трогал её: осторожно мял пальцами и слегка её щелбанил, - она отвечала мне глухо. Потом она мне надоела. Я подумал: "Её надо как-то убрать". Я дёргал, дёргал, дёргал её, ... но она, негодная, не далась. Тогда я решил отрезать её. Я спустился в подпол, чтобы достать... что же я хотел достать?.. вот незадача - я забыл что. Ну, да это и не важно, потому что когда я спустился в подпол (а это есть мой домашний погреб), на самой нижней ступеньке лесенки я нечаянно раздавил ногой жабу и увидел, что на полке возле ледяной стены, согнувшись в три погибели, сидит чёрт и кушает грибы - мои солёные груздочки. Весь хвост его был измазан плесенью: видать, он снимал им плёнку с кадушки с моими соленьями. Чёрт погрозил мне кривым волосатым пальцем (приставил его к рыжей морде) и, прожёвывая мои грибочки, усмехнулся и многозначительно сказал: "Тсс!.." Я испугался и убежал.
Я убежал наверх, но... "это чёрт знает что такое!" - возмутился я про себя.
Когда я оказался в сенках, то наткнулся на старый дедовский сундук: зацепился штаниной за вечно торчавшую на нём железную обшивку. Само собой, штаны тут же порвались, - как будто злая-презлая бульдожка рванула их на себя. Я вынужден был остановиться чтобы наказать бульдожку и расправить штаны, но только я потянулся это сделать, как... как почувствовал чей-то острый взгляд за спиной. Мой внутренний голос тут же сообщил мне: "Не оглядывайся!" Но я не послушал его и обернулся... На меня смотрел бабкин зеркальный комод... впрочем, нет, это было трюмо, хотя... право, чёрт его знает, как правильно надо его называть - он с зеркалом. Кривой палец, прикрывающий не менее кривой рот, и над ними пятак с двумя глубокими, раздувающимися и вновь сдувающимися, дырами - вот что я увидел в трюмо. Эта рожа опять сказала мне: "Тсс!.." Я удивился. Да, это действительно чёрт знает что такое. С чего бы это мне?..
Я трижды жёстко щёлкнул пробку, - в результате понял, что она не моя. Я выключил бабкин комод, накинув на него полотенце. За спиной сундук закряхтел своей старостью. Видимо ему не понравилось, что я спрятал зеркало. Мне необходимо теперь попить пива, - подумал я и, не откладывая, решил осуществить сиё мероприятие, сбегав в пивную.
Бидончик под пиво я нашёл на обычном своём месте - под скамьёю в кладовке. Необычным было только то, что в нём сидел мой старый друг и допивал остатки вчерашнего пива. Это было весьма неожиданно для меня: я и не знал, что он любит пиво. Пива и пены для него здесь было ой как много - целое озеро!.. потому что он был паук. Я осторожно извлёк его из бидона и отправил восвояси, наказав ему, чтобы он, бездельник, лучше бы продолжал ловить в свои сети тараканов и клопов, которые мешают мне жить.
Во дворе было солнечно и тепло. Великое множество дивных шумов наполняли мир. Какофония звуков, да что там... - симфония! звуков. Со всех сторон стрекотали кузнечики, порхали бабочки и мотыльки, где-то сбоку фонил шмель, а вокруг моей пробки, словно вертолёт, кружил и просил посадку большой прозрачный стрекозёл... ну, это была стрекоза.
А что делали соловьи! - о, это была действительно настоящая симфония,
симфония мира, полного звуков.
По улице навстречу мне летела соседка. Это была неопределённого возраста девица с красным лицом. Это моя старая знакомая. Я вижу её каждый день на дню по пятнадцать раз, но ещё не разу не слышал её голоса. (Есть ли он у неё?..) Кажется, за всю жизнь она не произнесла ни слова. Она - молчунья. (Но может быть и умеет говорить.) Я не покажу ей пробку... нет, не покажу, ибо она не поймёт, - рассудил я довольно логично; и тогда соседка, как ракета, пролетела мимо, оставив за собою шлейф пота. От дуновения ветра, принесённого удаляющейся ракетой, пробка закачалась у меня на голове и сказала вслух: "Ах!" Я не ответил, и мы пошли дальше. По дороге я вдруг подумал, что мы идём с ней, как идут по миру неразлучные Акилла и Прискилла*: куда я - туда и она, и наоборот. Это бред. Я решил, что больше не буду думать о пробке и ...
Что же такое произошло после этого "и"?.. - этого мне не вспомнить никогда. Память бывает пуста́. Это печально. Но пиво-то я всё-таки купил. Смешно сказать, но именно пробка, эта чёртова пробка, о которой я хотел так скоро забыть, именно она и помогла мне купить пиво. Но это не объяснить. Нет, конечно, я понимать понимаю, но объяснить... объяснить не смогу. Кажется, она того и хотела, чтобы я, неразумный, пошёл бы под её мудрым руководством туда, куда она скажет, сделал бы то, что ей надо и не думал бы о том, что делаю, и уж конечно не понимал бы того, что всё-таки происходит. Понятно: мне и не понять. Как будто это она захотела пить пиво, а не я... И каково же было моё недоумение, - вы только послушайте!.. - каково же было моё недоумение, а вместе с тем и изумление, что когда я вновь приобрёл себя...
Когда я вновь приобрёл себя, то обнаружил себя сидящим за одним столом... с кем бы вы думали?.. Я сидел за одним столом в такой странной компании, что и в жизнь не скажешь, что бывает где-то что-то более странное. У меня дома, в сенках, где извечно старые добрые вещи: дедкин сундук и бабкин трюмо... за огромным круглым столом
* - Акилла и Прискилла - иудеи, сподвижники апостола Павла, показавшие великое рвение в апостольских трудах и образец супружеской жизни.
собрались и пили пиво: чёрт, я и пробка. (С головы, что ли слетела?..) Где-то рядом, по стене, возле моего левого уха (тогда я ещё слышал), по выцветшим во времени обоям ползал и сооружал свои конструкции четвёртый житель этой земли - мой лучший друг, который в последнее время полюбил, вдруг, пиво. Кстати, ему я рад был больше всех. Но он оказался самым незаметным участником сей компании, потому что мои застольные собеседники не ставили его в счёт. Но сами-то они, каковы! - этот чёрт малявка-козявка... - кто он такой?!.. а пробка?.. - что это такое?.. чёрте что! Мой друг паук более реальный и достойный друг; иногда мне кажется, что он реальнее, чем я сам.
Неожиданно, в молчании, как будто сама собой, раскрылась дверь. На пороге сеней обнаружилась соседка. Она просто посмотрела и тут же молча, удалилась, плотно прикрыв за собою дверь. На двери висело арифметическое 33, - оно было чем-то нацарапано, но оно - именно висело.
То ли я привидение, то ли я призрак ночной, то ли я глупая странная мысль, или какой-нибудь чудный-пречудный кошмар, или немыслимый сон... но я дал позволить им согласиться пить со мной пиво. Брр!.. - сам не понял, что такое я сейчас сказал. Чертовщина какая-то!.. Чёрт сидел прямо на столе, нахал, закинув ногу нá-ногу и свесив ужасно длинный хвост до пола. Он изредка, но сильно стучал хвостом по полу и ножке стола, отчего весь стол содрогался от боли, вместе с ним содрогался и я - я всякий раз нервно вздрагивал: как бы этот волосатый паразит не опрокинул бидончик с пивом. А пробка тем временем выражала наивысший восторг, произнося вслух: "Ах, как хорошо вы это делаете!.." (Действительно, с головы слетела.) Я был недоволен её словами, но, тем не менее, не мешал ей пить пиво - ведь не жалко пока.
На столе лежала жёлтая как сыр цифра 9. Будучи слегка голодным, посмотрев на неё с минуту, я соблазнился ею; и даже после того, как услышал запрещающее "Тсс!", я вот-вот схватил бы её, но... чёрт опередил меня: он, даже не прожёвывая, моментально проглотил её.
Потом посмотрел я на чёрта одним глазком, остро так посмотрел..., посмотрел и он на меня одним глазком... - и всё понятно стало нам обоим. Всё, всё! И не надо никаких слов. Но, тем не менее (о, безумное противоречие!) мы заговорили.
- Кто ты такой? - спросил я его. - Зачем ты? Кто тебя звал?.. Незваный гость хуже татарина, - знаешь ли ты это?
- Незваный гость - от Бога, - заявил он.
- Да ведь тебя нет! Дурак... Ты не существуешь. Ты галлюцинация. Ты сидишь в моей голове. Ты попросту - видение.
- Я - видение?.. О!.. Это мне нравится, - скачал чёрт. Он широко, и как будто, дружелюбно улыбнулся. (Но ведь он притворяется! Гад!.. Он, наверное, думает, что я могу поверить в то, что черти умеют и могут улыбаться.) - Мне нравится, что ты галлюцинируешь, - продолжал он. - Это прекрасно! Я люблю людей, которым мерещится. Чем больше человеку мерещится, тем больше я его люблю, тем больше он ценим мною, как источник моего... вдохновения. Такого человека посещаю. А тот, кому не мерещится, совсем не интересен для меня, - к такому не приду. Ведь галлюцинации, скажу я тебе, это своего рода особая природа в человеке, неподвластная никакому разумению... хоть и скрытая, но правдивая природа, которую... вполне понимаю, в отличие от вас, людей, вполне понимаю, так как стою на более высоком уровне сознания, чем вы.
- Чёрт! Не может быть!.. "Источник вдохновения... правдивая природа..." - это что ж такое? Как ты можешь рассуждать? Ведь ты - пыль, ты - дым... ты - моя болезнь... мой сон... виденье, и даже меньше: ты только символ. Ты - неправда!
- Нет, я - правда. Я твоя галлюцинация, которая есть точно такая же правда, как и ты сам. Я - правда, правда! Это доказано столетиями. Ещё с самих египетских времён существует особое историческое знанье обо мне, согласно которому я есть великий и грозный дух, по нечистой чистоте своей превосходящий всё и вся земное. Одно только жалко, что вы, людишки, по неразумению своему, надели на меня плоть и наставили рога, хвост и копыта, чего у меня отродясь-то никогда и не было. Разве можно на великий дух наставить рога?.. Великий грозный дух есть истиннейшая правда, правдивее любого видения и галлюцинации. Есть даже теория одна, что галлюцинация это не я для человека, а человек есть моя галлюцинация, понял? Не ты видишь меня, а я тебя, вот как! Настоящее материальное существо это я, а не ты.*
- Ты думаешь, что я в тебя, проклятый, поверю? Нет, нет и нет! Дурак! Повторяю: тебя нет, и не может быть, ты - галлюцинация. Можно конечно предположить, что ты-де есть... ну, где-нибудь там, в пустыне или ещё где, в отдалении, но не здесь, допустим... Или что есть какое-то, как ты говоришь, историческое учение что ли, или знание о тебе... "с египетских времён"... знание о дьявольщине, да?.. Но не обольщайся, на самом деле тебя не должно быть, и тебя нет.
Чёрт ещё сильнее застучал своим хвостом и сказал мне:
- Что такое, милостивый государь, - вы на самом деле не верите в меня?.. Не верите в Дьявола?.. Неверие в меня есть советская мысль, есть праздная мысль. И притом смешно в меня не верить! Когда говорит со мной и воочию видит меня..., видит и не верит, - это нехорошо. Я же для вас необходим, и потому - должен быть, - здесь логика! Ведь каждый русский пьяница, не советский, я подчёркиваю: русский пьяница имеет своего чёрта.
(Ох!.. А кого же тогда имеет советский пьяница? Вместо чёрта-то, а?..
* - здесь "переигрывается" известная формула в постижении иконописи: не человек смотрит на икону, а икона смотрит на человека.
Также можно вспомнить известное изречение Ницше о том, что когда ты долго вглядываешься в бездну, то бездна начинает вглядываться в тебя.
Вот вопрос. Ведь кого-то же должен иметь, - непременно! Ведь не может же быть, чтобы кумунисты не имели никаких видений.)
- Может ты и необходим, и должен быть. Но я-то знаю, что тебя нет, и не может быть, - ответил я самоуверенному привидению.
- А пробка? - спросил вдруг чёрт.
Пробка?.. пробка... Ах да, пробка!.. Что такое эта пробка?! - подумал я. - Какой-то некий неестественный член, который прилип ко мне, как прилипает к человеку дрянь, какая-нибудь дурная и тяжёлая всегда сплошь вредная мысль.
Между прочим, за пивом пробка частично восстановила мне память. Она сообщила мне, что в пивном заведении (именно так и сказала: в заведении) я ударил одного господина бидончиком по голове за то, что он к ней приставал (что уж он хотел от неё - она не сказала). Этот господин обиделся и ушёл. Но откуда-то из-за угла вышли два мулицанера и вывели меня вон. Сопротивляясь, я сорвал с головы одного из них фуражку и бросил в кусты. Они пытались меня во что-то посадить и куда-то увезти. Во что и куда - пробка не знала этого. Ну, это и понятно, - откуда же ей знать, ведь она - пробка. Но она меня спасла. Она за меня выпросила у них прощение, и когда они уже хотели было уйти, она (какова нахалка!) сказала им: "Великодушно извините. У меня к вам нижайшая просьба. А не могли бы вы моего мужа доставить домой? - он такой тяжёлый..." И они - о, достойные! - с любезностью выполнили сею "нижайшую просьбу". Мало того, они в целости-сохранности доставили домой бидончик с пивом. Она выразила им почтенную благодарность, пригласив их в дом. И одного из них... того, который потерял фуражку, она лично отблагодарила, уединившись с ним в комнате, пока в сенках другой мулицанер приводил меня в порядок. Я, конечно, спросил её, как именно она отблагодарила мулицанера без фуражки, но она стала темнить. Вернее, сначала заговорила, но потом вдруг остановилась, помолчала и сказала, что всё, мол, хватит, я не буду тебе рассказывать как наградила мулицанера без фуражки, я передумала, вот. Я ей не верю. Это шантаж. Просто она хочет доказать что я её муж, а она моя жена. Шантажистка... Я ей вовсе не муж! Это ж понятно: ведь она - затычка.
Неприятность ситуации заключалась ещё в том, что пробка довлела надо мной, она чувствовала себя хозяйкой, а я был не свободен пред ней.
Но назло ей... назло ей я совершил, кажется, безрассудный поступок, но кажется, я и не хотел его совершить, просто сам провокатор подтолкнул меня. Это он сделал - провокатор, - моими руками. Сейчас объясню... На груди у чёрта была титька - розовато-белая такая, молочная длинная титька. (И откуда она у него? Оказывается, не только хвост, рога и копыта, но ещё и титька...) Я дёрнул за неё. Он даже не успел сказать мне: "Тсс!.." Я показал ему взглядом, что извини, мол, друг, я не хотел, я сам не знаю, зачем я это сделал. "Это разврат!" - сказал чёрт. И он был прав. Ну а пробка возмутилась, дура. У меня от неё заболела голова. Я сказал: "Ну, ты, пробка! Уж не приревновала ли ты меня... к чёрту?.." И после того как она промолчала, я добавил: "Что молчишь? Может быть, мне надо отдаться тебе? Ты скажи, я подумаю". Не слышит. И понятно, она же глухая - она пробка.
Бабкин комод обнаружил себя для мира: самовольно сбросил полотенце и заулыбался вновь открывшимся зеркалом. Сундук от восторга закряхтел своей старостью. У меня ещё сильнее заболела голова. Куда же мне от неё деться? Неужто она жена моя, а я муж и раб? - Ведь я не чувствую себя свободным.
Но нет же! Нет! Не может быть! Не может быть - ибо она есть пробка, обыкновенная глухая пробка, которую выращивают на каком-нибудь пробковом дереве в каком-нибудь... Египте. Да она сама есть дерево. Она сама, скажу я вам, есть реактивный параноик, коли возомнила себя моей женой. Уж не мания ли у неё величия?
Когда пива осталось мало (а она всё пила и пила), я сказал ей: "Перестань так быстро пить! Не части - другим не хватит". Она, конечно, не прислушалась, не обратила внимания на мои слова. Нет, такая не может быть моей женой. Я подумал: не выбросить ли её? Выйти во двор и закинуть на дерево, - раз она дерево, то пусть и сидит себе на дереве, на родном своём дереве. А то - ишь ты! - пива захотела, дармоедка. Да пиво-то надо заработать, вот! И не сидя на голове. А от неё какая польза? Как же мне её убрать?..
Старый сундук вновь подал свой голос и тем самым дал мне мысль: ха, а может быть мне надо только разбежаться и, как говорил однажды Антоша Чехонте, что есть силы хватить лбом об угол сундука? Ведь для чего-то же он здесь стоит. Уж не для этого ли?.. - Тогда она непременно отлетит.
А чёрт, попив пива, сказал: "У меня что-то ноги вспотели. Пойду проверю и отдохну", и тут же спрыгнул под стол. Да-а-а!.. - это явно необычный чёрт. Я вспомнил, что под столом стоит глубокая сулея с мутной брагой. Но моментально про это забыл, потому что вернулась молчунья, - она принесла печёную рыбу и ректификат. "Это очень кстати!" - шепнула мне жена, тьфу! - пробка. Рыба и стклянка с ректификатом тут же спрыгнули с рук молчуньи на стол. От рыбы сразу ничего не осталось, - я так и не понял, кто её съел. Сама же молчунья в тихой скромности присела в сторонке - на дедовский сундук. Он заурчал от удовольствия. А потом, вдруг, заплакал. Это - эмоции, подумал я, - старческие эмоции, переживания... воспоминания, заложенные в него временем, заставили произвести сей плач. В этом древнем сундуке покоились старые-престарые потрёпанные самые первые выпуски советских журналов "Огонёк" и "Смена", и прочая кумунистическая макулатура, - всё сплошь хламные вещи. Как любил я в детстве рыться в дедкином сундуке! Откроешь его... и сразу - история: с внутренней стороны крышки добрейшими глазами смотрит на мир вождь народа - большой, цветной, красивый, мудрый. С ним рядом - лучший друг всех железнодорожников и колхозников страны; он тоже - в цвете. А вокруг - всё сплошь чёрно-белые родственники деда, то есть - сам народ. А я роюсь, роюсь, роюсь в нём... ну да ладно - это тоже эмоции.
Я сказал незваной пришедшей, что это мои друзья, знакомься. Тогда она с большим почтением пересела к нам за стол и принялась разглядывать моих друзей. Где-то рядом затрещал сверчок. Это тоже мой почти-что друг. Почему почти? - а потому что я его никогда не видел, а только слышал, - он всё прячется, прячется, но меня-то он - знает, знает, знает... Может быть, он тоже хочет пива? У меня, скажу я вам, есть ещё один "друг в четыре ноги". Это совсем особый друг, но о нём я не говорю никогда, тем более что его нет дома, - он любит гулять.
Ба! - осенило меня. - Как же так? Я представляю её своим друзьям, но ведь за столом - только пробка! Вот не увидел, вот не сообразил... Я нырнул под стол чтобы извлечь оттуда чёрта, и предъявить его соседке. Вместо чёрта я обнаружил под столом француза. Этот француз был в совершенно непристойном виде. У него был нос как лопата. Эта самая важная и единственная деталь его лица, впрочем, нельзя сказать "лица", более того, нельзя даже сказать "физиономии", ибо это было чёрте-что и чёрт знает, что такое! - ни рыло, ни харя, ни морда, ни что. Кажется, он пил под столом брагу. На его голове, которая сама по себе всё-таки имелась, был надет футляр, тот самый бумажный футляр, который однажды в суматохе надел себе на голову знаменитый городничий Антон Антонович Сквозник-Дмухановский, "очень неглупый по-своему человек". На этом футляре-коробке сверху был приделан металлический флюгер в виде флажка, который крутился вовсю и издавал неприятное детское жужжание, как будто был он заводной. Кажется, он спокойно мог оторваться от этого бумажного "гоголя", подняться ввысь да улететь. Из-под самой коробки у этого проклятого француза торчала конская грива и ниспадала на его почему-то обнажённые остроконечные плечи. "Это глюцинация!" - мелькнула у меня в голове бабкиного комода фраза. Ух! - что такое сказал? - сам не понял и никому, тем более, не понять. Мне стало противно. Я сказал: "Ах ты, хранцуз! Ах ты, хранмцузишка проклятый! Да я тебя..." А он стал огрызаться и нападать на меня наполеоном. Ой, разбойник!.. Ой, флибустьер!.. Он думает, что ему всё позволено, вольтер`янец... Но нет! Французских лазутчиков мы убиваем, убиваем и убиваем... даже если он, вдруг, окажется офицер. Я схватил этого пирата за ногу... - в руке оказалась сломанная подкова. Я отбросил её в сторону. Вместо человеческой стопы у этого бандита я обнаружил копыто, и окровавленная мосолыжка свидетельствовала о том, что его место было явно на живодёрне. Мне стало чуть жалко пирата. Но как русский патриот - я не потерплю никакой интервенции под моим столом, и как русский офицер - я беспощадно объявил ему: "Ни с места! - Хэнде хох!.. Ты арестован. Приговорён. Паф-паф!!..", и он тут же - прекратил своё существование. Остался лишь "гоголь", разумеется, без флюгера. К немалому удовлетворению я заметил моего друга, спустившегося со стены. Пятнадцать пруссаков были прикованы нога к ноге одной цепью, - вдоль плинтуса он уводил их в рабство, потом живьём он их съест. Отечественная война! И это победа!..
Перед моим носом что-то дважды пронеслось - влево-вправо, туда-сюда - как какая-то чёрная длинная верёвка, волосатая, похожая на... а, так это он и есть! И в подтверждение моей догадки появилось одно его копытце, и что-то сильное-сильное потянуло меня за рукав.
Я вылез из-под стола и уставился на соседку, - это она схватила и тянула меня за рукав. Она обомлела, но испуганно таращилась от стола. Её напугал мой чёрт, появившийся в моё отсутствие, пока я под столом ловил француза. Она прижалась ко мне всем телом, но, как и всегда, продолжала молчать.
- Где ты был? - спросила пробка. Я показал ей палец. Будто не знает, дура. - Что ты там делал?
- Француза ловил. Я приговорил его к ста девяноста шести годам лишения свободы и отправил в исправительную колонию на ферму, к знакомому фермеру, в штат Вы-не-Тсс-ссыте*. И наверно знаю, что он уже в кандалах мотыгой прореживает кукурузу и хлопок. Ему нелегко. Из наполеона он превратился в натурального каторжника. Несчастный бонапартишка. Ему не повезло.
- Лучше было бы отправить его на Колыму, - сказал чёрт. - Там значительно тяжелей, а значит - лучше. Для наказания лучше. Понимать надо!
(Ба! - да ведь он прав, этот чёрт, как же я не сообразил? - ведь нет ничего страшнее и хуже ГУЛАГа, ну разве что... только сам Страшный Суд.)
Молчунья молчала и не отводила взгляда от чёрта. Явно, что она видела его впервые.
- Что? - сказал я соседке. - Чертей боишься?.. Нéча их бояться. С этим родом надо поступать так, как мой напарник в лаборатории расправляется. Он тоже видит чертей. Явился ему однажды чёрт, скривил рожу, сидит напротив за столом, и как начальник, ухмыляется. А то позу начинает строить: аж заулыбался. А улыбка до самых до ушей... нет, даже дальше: она кончается у него за ушами - там, где рога. Улыбка до рогов. Сволочь! Сам видел. Напарник бросил всё, подбежал, схватил его за горло и без разговоров в две секунды сунул негодяя прямёхонько в сосуд Дьюара... - термос такой пузатый, с азотом жидким, температура минус триста! - как на луне. За хвост держит и болтает его будто поварёшкой в супе, а потом и достаёт. Чёрт замёрз, скукожился, окаменел окаянный, звенит как хрусталь. Напарник шварк его об стену! - чёрт на кусочки... прямо на глазах на кусочки, словно стекляшка, рассыпался, - и не соберёшь. Только хвост один в руках остался, - брыкается. В угол, говорю, поставлю, сказал напарник, и
* - Очевидно, имеется в виду американский штат Миссисипи.
швырнул его за трубу. Там - вентиляция, там до сих пор и сидит: прячется... Вон конец торчит, смотри! - всякий раз кричит напарник, завидя хвост. Я б схватил его, и тоже - под азот, да тронуть брезгаю....
Обыкновенный житейский эпизод... Вот так надо с этой породой античеловеческой! Гадина! - бросил я в сторону чёрта и показал кулак.
- Тсс!.. - сказала пробка. - Не шуми.
И эта - туда же, сволочь. Щелбанóм её! - получи!.. Ну-ка?.. Смотрите, примолкла жена-пробка. Так-то.
Соседка сразу успокоилась. А чёрт...
... Чёрт как будто бы был тут, и как будто бы не тут. Можно даже сказать, что это был как бы и не он, но... всё-ж-таки это был именно он. Теперь он был лыс и жирным пальцем разминал на своей переносице бородавку. Он слегка покраснел и походил на Зюганова. Его трудно было понять. Ба! - да это и есть сам Зюганов*, собственной персоной! Вот те-нá! Что за наваждение?!.. Это вообще чёрт знает что такое! Это ни в какие ворота не лезет, ни в какие штаны, ни в какую поэзию. Да это просто какой-то... криминал происходит. Политика началась!.. Ведь это абсурд. Я вспомнил, что по ночам меня мучают суккубы - демоны женского пола. Есть у меня таких демонов штуки четыре, есть, да... или чуть больше?.. - не важно. У каждого есть! (Одни просто не знают, другие - боятся сознаться.) Так вот, придёт один ночью - и спать не даёт. А то два, или сразу четыре приходят, тогда - берегись!.. А один суккуб... ну просто сущий дьявол в юбке... невероятно страстный, до того замучает, ну всё равно что ГУЛАГ... Как будто - политработник, комиссар, - настоящая комсá. А то приснятся, вдруг, партейцы... советы ... собрания... сектанты... - сущий кумунизм! Тогда вообще - держись! Как плохо!.. А тут сидит Зюганов в виде чёрта... или чёрт в виде Зюганова?.. - Разницы никакой! Он, наверное, суккуб?.. Но, нет. Нет, нет, ведь он не в юбке, он - в штанах. Значит, он - инкуб**, демон мужеского рода. Но всё равно, нехорошо.
Чтобы ещё более придать уверенности спокойствию соседки, я сказал:
- Это род лукавый, с ним нельзя церемониться. Он тебя хватает хитростью, обманом, а ты бери его - правдой. Правдой - и прямо пó-лбу, и ещё пинками! - только так. И чем смелее, тем увереннее и наглее. Вот, послушай-ка ещё... Послушай, как наказал чёрта один святой человек, я читал... монах по имени Антон Новгородский. Монахи-то лучше всех знают, что такое "чёрт". Ну вот, у него в келье однажды появился козёл такой в виде чёрта, вернее, чёрт в виде козла... ну, - разницы никакой, это всё равно. Так вот, этот нахал потребовал с Антона, за некоторые ранее оказанные услуги, вознаграждение, награду. Не будем уточнять, что за услуги - не в этом дело. Речь о другом. Святой сказал: "Клянусь честью, наградить тебя было бы грешно. У тебя такие прекрасные
* - В данном тексте фамилия Зюганов взята, что говорится, "с потолка", и к известному политику отношения не имеет.
** - Инкуб - гном, домовой (трад.)
глаза..." Кстати, соседка, а ты когда-нибудь смотрела в козлиные глаза? В глаза обычного козла?.. Ведь у него совершенно безумные глаза. С такими глазами козла явно можно считать неземным существом. Да... "такие прекрасные глаза, чего же тебе ещё нужно? Но свободу, которую я тебе обещал, можешь всё же принять от меня с благодарностью!" Только и всего-то сказал святой человек, не более, и вот... козёл надулся и ...лопнул. Лопнул, как дождевой гриб, завоняв серой... Вот что значит святость, вера. А Вакула-то кузнец своего чёрта, кажись, целёхоньким оставил, нет?..
Зюганов-чёрт сказал:
- Милостивый государь! Вы человек пакостный. Причём, даже не пакостный, а мелкопакостный. Стыдно быть таким. Уж лучше пакостить по-крупному. Взял бы, да и убил какую-нибудь живую мыслящую тварь - и всё! В крайнем случае, ограбил бы банк. А то несёшь какую-то чепуху про святость. В вашем распоряжении час!.. - и он бросил час нá-пол.
Не пугает ли он меня? Что ему надо?
Он добавил:
-Я познакомлю тебя с костлявой.
- Кто такая? - спросил я его.
- Ещё её называют косая. Должен знать.
- Это почему же?
- Да так. Просто ты, может быть, бесполезный человек на свете, и никому не нужен. Какой толк может быть от тебя? В чём твоя польза?
- О, да! - никому не нужен. Как правильно ты это сказал! Это походит на правду. И я тебе, козёл, скажу ещё больше: я сам ни в чём так не уверен, как в том, что не нужен. Толку во мне - никакого!..
- Самокритикой увлекаешься? - засмеялся чёрт.
- Толку - никакого, да. Но хочешь, я скажу тебе истину? Превыше всего на свете - частная жизнь. Это: дома сидеть, спать, в потолок смотреть, в носу ковырять и ничего не делать, а только - думать. А думать, знаешь, о чём?.. Ни о чём. Вот. Частная жизнь. Обломов я.
- Это ты у меня украл! Вот здорово! - вскричал чёрт. Он захлопал в ладоши и принялся бегать вокруг стола.
Когда аплодисменты прекратились, он вернулся на место и продолжил:
- Я придумал, а ты украл. Это плагиат. Не может быть, чтобы сам придумал. Сознайся! Только вслух.
Да что такое он несёт? Свинья!
- Боишься сознаться, боишься... Даже в этом - пользы от тебя нет.
- Но заметь, и вреда нет! - вставил я.
- Нет, человеку с такими мыслями нельзя оставаться в живых. Вот костлявая...
Опять эта костлявая. Он пугает, пугает меня. Но тут я вскипятился.
- Так ты, лукавый, думаешь, что это ты хозяин положения?.. Дурак! Ты мой собственный бес. Ты моя галлюцинация сидишь в моей голове, сидишь за моим столом. Приживальщик ты. Да ты без меня немыслим! Знаешь ли ты, лукавый, откуда берутся черти? Из мыслей, из одних только мыслей человеческих появляются черти. Ты немыслим без меня.
- Так же, как и ты без меня. Но, впрочем, я более реален, чем ты. Помнишь теорию-то, по которой ты есть моя галлюцинация, а не я твоя?..
- Не понимаю я твоей теории.
- О, она как раз для тебя. Давай-ка я поподробнее... Эта теория исходит из другой, более начальной и всеобъемлющей теории. Слушай. Вначале Бог создал небо и землю, земля же была безвидна и пуста... ну, это мы опустим, потом - в самом конце Своего творения, в шестой день - сотворил человека. Прошли тысячелетия. И современный человек, дитя творения, решил, что он дитя природы, и возомнил себе, что это он создал Бога, изобрёл, так сказать, такую вот идею, спасительную для себя. Дисциплинирующую - для мирового порядка. Кстати, заметим, что порядка-то как раз никакого и нет. Наоборот, только хаос. А человек думает, что живёт в существующем материальном мире, пожинает плоды своих трудов и тешит себя религиозными и антирелигиозными иллюзиями. Есть Бог или нет? - здесь речь не об этом. В моей теории не ставится такой вопрос. В моей теории главный вопрос - вопрос о самóм материальном мире. О материальном мире, да... И вот мира-то, согласно моей теории, согласно моей большой теории: материального мира вовсе нет никакого! Ты понимаешь, что я говорю? Нет ничего! Всё это только сон. Есть только Бог и Его сон. Большой сон, который никогда не начинался, и никогда не закончится. Этот великий сон был всегда, и будет всегда. Больше ничего нет. Ни неба, ни земли, ни космоса - нет ничего в помине! И никогда не будет. На самом деле вся эта видимая материя и человечья жизнь копошится лишь в Божьем уме. Но это ох как много! Это Его воображение, великая дума. Воображение или сон - разницы никакой. Даже если бы это была Его невольная галлюцинация, тоже - разницы никакой. По-человечески говоря, закрыл Он глаза и представил Себе, что вот, мол, земля есть и вот человечишка по ней побежал, голый, босой побежал, глупый, споткнулся, упал, весь в пыли, поднялся и опять побежал, глупый, а потом остановился, подумал чуток и возомнил себя невесть чем. А мира-то и нет никакого. Нет ничего! Вся вселенная - продукт Божьего ума. (Нет, он вовсе не Зюганов, - подумал я про него.) Весь мир находится в Боге, но этот мир не есть настоящий мир, а выдуманный, иллюзия. Бог "спит" и видит сон. И хоть сон этот вечен, но собственно сюжет-то сна может измениться. То есть, Он как бы "проснётся" - тогда ничего не останется. Материальности никакой не останется. Только одни настоящие ангелы белые и чёрные будут крылышками порхать вокруг Него. Но дума-то Его вечная, разумеется, будет пребывать всегда. Так вот и выходит, что если человека нет никакого, в частности, если тебя нет, как же ты тогда можешь видеть меня, реально существующего чёрного ангела? Это я вижу тебя. Вижу тебя в моей галлюцинации, в моём сне. Я чёрный ангел, я сильный мощный дух. Запомни: ты моя галлюцинация, а не наоборот. Такая вот теория.
- Но ведь теория - это только теория. Где ж доказательства?.. И потом, что такое? - чёрт говорит о Боге!.. Да веришь ли ты в Бога?
- На данный момент доказательств нет. Но они прибудут через сколько-то лет. Обязательно прибудут. Костлявая доставит доказательства моей теории. А что насчёт веры... скажу тебе по секрету, драгоценный мой друг: верю, верю... и все бесы верят в Бога... верят и трепещут. Тут уж ничего не попишешь - Бог есть Бог. Он един для всех: для неба и земли, для белых ангелов и чёрных, для праведников и неправедных. Но это, ты ведь понимаешь, чисто по-человечески выражаясь, а по настоящему-то будет: Он един для мира духов и для мира Своего воображения или сна.
- Ну, наговорил, наговорил... Знаешь, что я тебе скажу? Мерзавец ты, однако. Вот. Приживальщик! - вспомнил я, как он хозяйничает в моём доме. - Грибочки кушал, брагу... пиво пил. Жилец ты мой... квартирант. Но ты всегда для меня посторонний. Приживальщик!
- Само собой, кто ж я у тебя, как не приживальщик? Что ж ты думал? - "Я сатана, и ничто человеческое мне не чуждо".
- Ха! А вот тут-то ты и разоблачился в своём противоречии. Сам себя разоблачил. То, видите ли, по-настоящему нет для тебя мира и человека, а то - есть. Да я и мой мир - вот настоящий материализм! А вот ты кто такой?.. Нет, верно, пинками надо его за такие слова, - продолжил я, обращаясь к соседке. - Как он надоел! Лучше совсем не говорил бы с ним.
- Я повторяю: в вашем распоряжении час, - закончил чёрт свою угрозу.
Мой час ещё не пришёл, - пусть не обольщается.
Я поднял с пола час времени, брошенный чёртом на пол, и положил... нет, посадил его в карман. Это должно быть сверхурочные. Я придумал позвонить знакомому ефрейтору. Он числится в должности кочегара и работает в метро. Это очень лютый человек. Его не тó-что чёрт, а сам министр госбезопасности боится. Он в чём-то композитор. У него есть любимая им самим написанная песенка, которая называется "Убей мёртвого!" Он всегда поёт её, когда прочищает шахту метро. Ещё он водолаз. Теперь моему чёрту даже Египет не поможет, не тó-что кумунизм. Я взял телефонный справочник, открыл на нужной странице, смотрю... а там только слово одно замельтешило перед глазами, запрыгало как живое. Я поймал его и увидел, что слово это "чёрт", да ещё рядышком цифирьки какие-то - не разобрать, видимо номер его телефона. Неужто у чёрта есть телефон?.. Я попытался как следует рассмотреть этот номер, но напрасно - всё рассыпалось на глазах, цифирьки попáдали на пол, - и не соберёшь. Чёрте что!
Пробка напомнила мне о своём существовании: у меня на голове она на пару с чёртом сплясала кадриль. Это немыслимо, что происходит! Но, впрочем, пусть себе веселятся, лишь бы не залезли вовнутрь. А ведь я давно подозревал, что они в связи. Моя пробка служит бесу, - вот те-нá!
Молчунья сделала ход. Я давно подозревал, что должно быть большая сила скрыта в человеке, который умеет молчать. Она взяла стклянку с ректификатом и выплеснула всё содержимое на чёрта, пока он плясал.
- От-пля́-сал-си́!.. - едва слышно произнесла молчунья и посмотрела на меня. Вот это да! - впервые услышал я голос молчуньи. Вот так молчунья!
Чёрт начал стыдить её:
- Пакостная ты баба, пакостная. Да-да. Что может быть полезного от бабы, кроме самой мелкой пакости?.. Бедного приживальщика так обижать, так оскорблять, что... ... ... ну, и тд. и тп. - он целый час продолжал поносить её, не скупясь ни в каких обвинениях. И в конце этого часа он вывел, опять же в её адрес... нет, теперь уже в мой адрес, именно в мой, в большей степени в мой адрес он в конце вывел: "Эх, человек, человек! Глупое никудышное создание, бесполезное создание. Не надо было тебя создавать. Из всех тварей земных ты на последнем месте, ибо далее всех ты стоишь от цели твоего предназначения".
Я спросил его:
- Что за цель такая?
- Как?!.. Ты даже цели своей не знаешь? - уж очень возмутился чёрт.
- А что такое?.. Нет, серьёзно. Продолжение рода что ли?.. Поддержание генофонда? Это - что ли?
- Раз ты создан по образу и подобию, то главная твоя цель - быть подобным Творцу. А всё остальное: род, генофонд - это второстепенное, побочное, само собой разумеющееся. Главное быть Ему подобным. Вот. А ты... Да, на последнем месте среди всех тварей, ибо даже цели своей не знаешь. Ты всегда в противоречии сам с собою, с другими - тем более. Жалко мне тебя.
Я понимал, что он во многом прав. Но, не взирая на это, я понял, что если теперь же его не уничтожу, то всю оставшуюся жизнь буду на него смотреть и с ним общаться, да потом, глядишь, и полюблю его за это (ведь человек всегда в чём-то мазохист). И когда я понял, что вот мой час пришёл, я взял столовый нож и закричал на чёрта: "Ах-ты, философишка проклятый!.."
- Тсс! - услышал я со всех сторон.
- Мне хочется решительно покончить с этой катавасией, - сказал я и, прижимая большим пальцем пробку, отрезал её от головы и бросил на пол. Как безумная она побежала кругами по полу, словно обезглавленная курица, в конвульсиях несущаяся по скотному двору. Чёрт, конечно, исчез, и никакой Египет ему не поможет, да-да. На последнем издыхании пробка... впрочем, нет, не на издыхании, у неё ещё был достаток сил - она достала свой мегафон и на весь белый свет заорала в него: "Карау-ул!.. Убили!.. Отомщу-у!.." Я тут же оглох. Мегафон продолжал издавать свои вопли, но я их уже не слышал. Я стал глух как пробка. Молчунья сразу ушла, и я подумал, что это издевательство надо мной не прекратится никогда-никогда. Но молчунья быстро вернулась. Она принесла деревянную колотушку, поймала бегающую с мегафоном пробку и стала долбить её. Вы представляете себе?!.. - колотушкой!.. долбить мою пробку, которая лишилась моей головы!.. Да-да, - долбить, долбить и долбить, вбивая её в старый пол. И никакой Египет ей не поможет...
Вот так и сидим мы вдвоём за большим круглым столом у меня в сенках: глухой я и молчунья. И неизвестно, сколько просидим: ночь ли?.. следующий день ли?.. или всю оставшуюся жизнь?.. Она молчит, а я глух как пробка. Два инвалида... Молчание и тишина... Что лучше?.. Что хуже?.. Говорят, ничто так не содействует стяжанию внутреннего мира, как молчание и тишина. Я чувствую, как на меня находит покой. А за окном на улице стоит мулицанер в фуражке - он охраняет спокойствие района. Молчание и тишина... С молчуньей мне должно быть спокойно и хорошо.... Да, думаю я, кажется, я уже дошёл до бесконечности собственного безумия. Но скажу я вам: зато теперь я без пробки. Прошла болезнь. И не приведи Господи, чтобы она вдруг вернулась.
середина 90-х
Что это - бред?.. Это попытка художественного описания галлюцинации (или сна?), которой на самом деле не было. Это просто фантазия, возникшая из ниоткуда, из ничего.